Искатель. 2014. Выпуск №6

Часть первая Сопротивление окружающей среды

Он с восхищением смотрел на Луну. Луна была огромная, серебристая и светила, как ему казалось, нереальным, неземным, божественным светом. Луна притягивала его взор своим величием, безразличием к людям, своей недосягаемостью, недоступностью. И от ощущения собственной ничтожности перед Луной, от чувства неполноценности, от краха ему вдруг захотелось завыть на Луну. Завыть волком, завыть вервольфом. Желание было до такой степени сильным, что он действительно чуть было не завыл на Луну. Лишь мысль — а если кто-нибудь из приближённых увидит, как он, вождь нации, воет на небесное тело, — удержала его от этого поступка.

«Надо было в сорок третьем снова идти на переговоры с этой мразью, с этим карточным шулером, с этой грузинской сволочью. Надо было заключить перемирие, выиграть время, а потом нанести ему сокрушительный удар нашим оружием возмездия. Надо было… Но так не хотелось гнуть спину перед этой мразью, перед этим карточным шулером, перед этой грузинской сволочью, перед недочеловеками. Низшая раса!.. А теперь всё кончено. Теперь даже фон Браун с его ракетами мне не поможет. Поздно. Партия проиграна. Осталось только застрелиться».

Холодный ночной воздух пробирал до костей. Он поплотнее надвинул фуражку и втянул голову в воротник кителя.

«А ведь немец мог бы первым в мире ступить на месяц!» Богатое воображение живо нарисовало ему кроваво-красную Луну с белым кругом в центре, внутри которого чернела гигантская свастика. «Вот это был бы шедевр, почище всякой там еврейской мазни. Шедевр поистине вселенских масштабов! Шпееру бы понравилось! Эх, повернуть бы время вспять. Всё бы изменил. Генералов бы, предателей, как вшей, передавил. Эх, мне бы машину времени!»

Луна со свастикой исчезла, а вместо неё на него теперь смотрела Луна в виде черепа — круглое лицо с чёрными провалами глаз, носа, рта. И тут он всё-таки не выдержал. Завыл. Как волк, как собака, как человек, раздавленный солдатским сапогом фатального рока.

С кровати Артём не встал, а свалился. Навернулся так, что почувствовал резкую боль в левой руке. «Не хватало мне только ко всем моим бедам ещё и перелома», — туманно подумал он. И сразу же вспомнил жуткий сон, который ему давеча довелось видеть. Вспомнил мерзкую рожу чёрта, его наглые, чуть подслеповатые глазки, свиное рыло, смрадную вонь, идущую из усмехающейся пасти, доллароцветную шерсть. «Не зря он мне приснился». Правда, никак не мог воскресить в памяти, что тот ему говорил. «А ведь сказал он что-то напоследок, какую-то гадость. Но вот какую, ни хрена не помню». Артём уже сидел на краю кровати, изучал ушибленный локоть и одновременно осматривал полупустую комнату.

Комната действительно была почти пустая. 9-го числа он отнёс на барахолку последние тома книг из роскошной библиотеки отца. 16-го продал за бесценок соседке из второго подъезда картину Сторма Торгерсона «Человек с лампочками». Не какую-то там копию, а настоящий оригинал, за который по нынешним временам, наверняка, можно было получить не одну тысячу в валюте. А 28-го пришлось расстаться с коллекцией винила. Распродажа хищными щупальцами добралась-таки до святая святых.

«Вроде нормально всё с рукою», — безрадостно констатируя факт, Артём теперь искал глазами её — являющуюся вот уже который месяц источником единственной радости, ежедневным смыслом существования, всегда дружелюбную и желанную бутылочку водочки. На горизонте источник радости почему-то не просматривался. «В холодильнике стоит родимая». И даже сглотнул от того, что представил, как ледяная чудесная жидкость морозит его горящую гортань.

Холодильник, однако, был пуст — хоть шаром покати. Не только никакого намёка на «блондинку», но и на закуску. «Продать его тоже, что ли, к чёртовой матери? Зачем мне холодильник, если в нём, кроме инея, нет ничего?» — подумал Артём, пытаясь сообразить, куда он вчера подевал остатки водки. Информация никак не вспоминалась. Перед глазами стояла лишь классическая этикетка «Столичной», больше ничего из памяти извлечь не удалось. «Видимо, всё-таки до донышка я её выжрал, а бутылку в сортир закинул. Надо там посмотреть».

Туалет, совмещённый с ванной комнатой, у постороннего наблюдателя вызвал бы неприятный осадок. Кафельная плитка местами обвалилась, зеркало с повреждённой амальгамой треснуло, раковина висела на соплях, унитаз отдавал тухлятиной, а давно не используемая по назначению ванная была почти доверху завалена пустой стеклотарой. Владелец данного богатства удовлетворённо хмыкнул и под урчание мочи стал строить планы, как всю эту уйму бутылок превратить в товары, пригодные для хранения в холодильнике.

«Колбасы куплю и сыра. Сыра что-то я давненько не едал. А ещё огурчиков солёненьких. Или квашеной капусточки. Ну и на пару пузырьков должно хватить. Эх, сегодня попирую!.. Как же мне всю эту мутотень в пункт приёма посуды доволочь? Где-то у меня тут мешок полиэтиленовый валялся… Куда я его подевал? Чёрт, никак найти не могу!.. Куда он запропастился? Чёрт! Как же теперь тащить-то бутылки без мешка?! Чёрт, чёрт, чёрт!»

И вдруг он с поразительной ясностью вспомнил, что сказал ему тот самый чёрт из ночного сна. И от этой фразы Артём вспотел даже. А сказал ему нечестивый следующее: «Жить тебе, Тёмка, осталось недолго. По земле ходить скоро забудешь. Дрова горят. Вода закипает. Чугунный котёл ждёт не дождётся. Скоро встретимся у меня, в аду! Скоро увидимся в Машине!»

Чарльз, как и вчера, вышел первым. Хоть и были мы с ним в одном звании, но поскольку он являлся всё же командиром корабля и за плечами у него имелся богатый опыт полетов на «Близнецах», то положение, как говорится, обязывало. Субординация, так сказать. К тому же он был на два года старше меня. Я вышел на 10 минут позже. (Вчера — на полчаса позже!)

Как и вчера, мы собирали образцы лунного грунта, для чего исследовали шесть малых кратеров. А затем отправились выполнять основное задание второго дня. На расстоянии примерно ста шестидесяти ярдов от «Интерпида», почти в центре довольно большого цирка, стояла автоматическая межпланетная станция «Сёрвейер 3», находящаяся там с апреля 67-го. Нам нужно было демонтировать некоторые её элементы для изучения в земных лабораториях. Именно поэтому посадочный модуль сел неподалёку от «Сёрвейера».

Автоматическая станция на вид была неказиста. Этакая тренога с мачтой, на конце которой располагались две квадратные солнечные батареи. Но когда мы спустились в кратер и подошли к станции поближе, как я, так и Чарльз (как он мне потом признался), ощутили некое тёплое чувство от этого самого, неказистого на вид треножника, увидав за 240 тысяч миль от матушки-Земли что-то пусть и металлическое, но земное, что-то родное посреди абсолютно чужого, в основном однообразного, пейзажа.

Помимо солнечных батарей, на жёстком каркасе «Сёрвейера» имелась ещё куча всякого оборудования: основной и вспомогательный двигатели, различного рода антенны, контейнеры с электронной начинкой, топливный бак, телевизионная камера и прочая мелочевка.

Пришлось повозиться, пока мы с Чарльзом снимали одну из панелей батарей, контейнер с электроникой и телеглаз. Особенно намучились с антенной посадочного радиолокатора, находящейся рядом с соплами двигателя мягкой посадки, отчего возможно и деформировались болты крепления антенны. Не хотела антенна домой. Тем не менее, с заданием мы справились, а спустя 7 часов стартовали.

И только после стыковки с «Янки Клиппером» и фотографирования Луны с селеноцентрической орбиты — на прощание! — в компании с соскучившимся по нам Ричардом я неожиданно понял, что ведь на «Сёрвейерах» всегда было два контейнера с электронным оборудованием. А вот на «Обозревателе 3» — почему-то один. Но я об этом им не сказал. Ни Ричарду, пилоту основного блока корабля «Аполлон 12», ранее летавшему с Чарльзом на «Близнеце». Ни Чарльзу, нашему командиру, который был и постарше меня, и поопытнее.

Внешностью и ростом Толик одновременно был похож на известного рок-певца Ронни Джэймса Дио и на композитора детских песен Шаинского. Но сам Толик больше любил, когда его сравнивали с Дио, поскольку музыка Дио была ему гораздо ближе, чем какие-то там попсовые мелодии для дошколят. Толик Гусев по кличке Рок-н-ролл был меломаном, и не просто меломаном, а аудиофилом. Аппаратура, стоящая у него дома, стоила огромных денег, была, что называется, фирменная и на этой фирменной аппаратуре слушал Толик преимущественно виниловые пластинки. Которые тоже были фирменные и стоили немало.

— Ты зачем, придурок, продал Торгерсона какой-то шлюхе? — возмущался Рок-н-ролл и даже поплёвывал на Артёма брызгами слюны при этом. — Не мог мне его предложить? Я бы тебе хорошую цену дал, а не копейки копеечные. Ушёл за такой мизер! Мозги у тебя вообще есть или пропил все?.. Как она тебя охмурила? Чем взяла? На вид-то — сука из сук! Арт, ну что ты в самом деле! Зла на тебя не хватает… Ну, подумай, на кой ляд ей «Человек с лампочками»? Что она в этом понимает? Наверняка, толконула его уже…

Артём молчал, виновато пожимал плечами и криво улыбался. Объяснять ему ничего не хотелось. Да и трудно было словами объяснить. Соседка из второго подъезда — это просто его женщина, и всё тут. Пусть она страшненькая, пусть далека от совершенства, а он что — Ален Делон? Он же неудачник и алкоголик. С ней ему хорошо бывает. Этого достаточно. И рассказывать Толику подробности, как ему бывает с ней хорошо и от чего — всё равно, что трусы свои обосранные на всеобщее обозрение выставлять. Любовь — дело интимное. Индивидуальное. Даже Толику, близкому другу, о ней говорить не следует.

— Что это там по ящику показывают? — чтобы сменить тему, Артём перевёл стрелки на другие рельсы. Телевизор у Рок-н-ролла показывал что-то странное. Звука, правда, не было.

— Медведев в Кремле Deep Purple принимает. Вчера с телека записал. Как Гавел для «Пинк Флойда», так и Медведь для «тёмно-лиловых» устроил рокерам великосветский приём.

— Шутишь!

— Ты что, разве не знаешь? Ах да, у тебя же «Соника» больше нет… Смотри сам. Дима даже «дип-пёрпловцам» свой старый бобинный магнитофон продемонстрировал, на котором он их музыку раньше крутил. Вот сейчас они закончат икрой водку закусывать, и он им его покажет… Надо только звук врубить…

«Всегда обожал этих мерзавцев, полюбил, начиная с альбома «In Rock»: «Король скорости», «Дитя во времени». Почему я, советский мальчик, запал на западную музыку? Потому что у нас никто так играть не умел. Да и сейчас не умеет. В России нет ни одной группы, которая хотя бы отдалённо напоминала Led Zeppelin, Queen, Pink Floyd. А тем более Deep Purple. На их концертах постоянно аншлаги. Вон Иэн Пэйс даже футболку надел с надписью «I love Russia»… Что движет человеком? Желание. Нет желаний, нет человека… Даже представить себе не мог, что вот так, по-семейному, буду с ними за одним столом сидеть. Чаи гонять. Может быть, я и президентом стал ради такой вот возможности… Исполнилось желание юности…» — подумал Дмитрий Медведев и нажал клавишу на магнитофоне.

А Толик в это время нажал кнопку на пульте телевизора, и из «Панасоника» полились заводные хард-роковые рифы.

Хрустальная люстра просто убила меня наповал. Практически вся целенькая, ничуть не заросшая водорослями и прочими разными ракушками, висит себя такая и посверкивает отражёнными иглами лучиков. Я даже дышать перестал, когда она из мрака возникла. И речь отнялась. Минуты на две. Не меньше.

Ну и молодец «Джэйк»! Так бы и поцеловал его. Прямо в стеклянный глаз. Пролез туда, куда батискафы русских никогда бы не добрались. Не зря мы его и «Элвуда», дублёра, смастерили. Не зря кучу долларов на них истратили. Отработали ребята затраты. В полной мере. Теперь все эти кадры мы выгодно продадим.

Хорошую прибыль получим. А если ещё удастся кое-что из найденных предметов на борт «Академика» поднять, так вообще миллионерами станем. Это точно.

Билли сидел слева от меня, за соседним монитором, наблюдал за находками нашего робота. Он также, как и я, оторваться не мог от экрана. Я лишь мельком на него взглянул и понял, что мой приятель сейчас смотрит самый интересный фильм в своей жизни. Вся продукция Голливуда сейчас для него превратилась во второразрядную подделку. В мусор, который не имеет никакой ценности. Потому что фальшив, как вставная челюсть. А то, чем в настоящий момент занимался Билли, практически сросшись с «Джэйком» при помощи джойстика, это вот и было настоящее кино.

Русские тоже парни, что надо. Если бы они не нашли корабль, фиг бы я сегодня люстрой любовался. Судно у них хорошее, головы умные, руки золотые. А капитан так вообще умница. Язык знает, в искусстве разбирается и дисциплину железную на «Академике» держит. Я оторвался от экрана, посмотрел на «мастера». Он в это время у цветного эхолота стоял. О чём-то с Мишкой-«чифом» беседовал.

И тут до этого тихо сидящий Билли мне прямо в ухо как заорёт: «Джэйми! Посмотри, что я нашёл! Это же уму непостижимо! Это же чёрт знает что такое!» — и локтем как больно двинет в мой левый бок.

День не заладился с самого начала. Может быть, потому, что был понедельник. («Не люблю понедельники», — сказал однажды Боб Гелдоф и именно так назвал свою самую знаменитую песню.) А возможно, из-за того, что наступило тринадцатое число. Как бы там ни было, но в понедельник тринадцатого он ощутил на собственной шкуре очень сильное СОС. Аббревиатура СОС расшифровывалась, как «сопротивление окружающей среды». Так Артём в шутку называл те мелкие и крупные неприятности, которые ежедневно обрушивались на него, как только он просыпался и начинал что-то делать. Бывали дни, когда сопротивление окружающей среды почти не ощущалось. А случалось и по-другому (особенно в последнее время) — СОС, как назойливая муха, весь день преследовало его. Нынче же оно ну просто озверело.

Утром, как только он поднялся с кровати, Артём обнаружил, что куда-то пропали тапочки. Тапочки хоть и были давно некрасивы и, хуже того, в районе больших пальцев протёрты до дыр, однако ходить в них по полу было гораздо теплее. Тапки он отыскал почему-то не под кроватью, не под креслом, а на крючках вешалки, по соседству с джинсовыми штанами и рубашкой.

Потом в кране не оказалось горячей воды. И умываться пришлось холодной, почти ледяной. Он посмотрел на своё отражение в зеркале, спросил: «Почему ты сегодня грустный?» И равнодушно ответил: «Потому что трезвый». Фарфоровая мыльница, выскользнув из рук, разбилась практически вдребезги. Он собрал осколки, зная, что это ещё не конец. Несчастья только начинались.

Электроплитка, представлявшая собой кустарного производства кирпично-жестяное чудище, обмененное у одного барыги на рок-энциклопедию, сразу же вышла из строя, издав характерный хлопок короткого замыкания, лишь только он воткнул вилку в розетку. С заляпанной пятнами от еды плиткой он провозился не менее получаса, пока нашёл и устранил дефект в проводе. Вскипятил чай, позавтракал вчерашними бутербродами.

Теперь ему надо было побриться и устроить себе банный день. Потому что сегодня он собирался пойти к Рок-н-роллу, а Толик очень не любил, когда Артём плохо выглядел, и уж тем более, когда от него дурно пахло. Бритьём и мытьём Артём собирался задобрить Толика, чтобы тот был сегодня лояльно настроен к другу и купил у Артёма компакт-диски. Артём представил недовольно скривившуюся физиономию Рок-н-ролла, когда он выложит перед ним стопку Си-Ди-шек. Рок-н-ролл считал, что качество музыки на компакт-дисках гораздо хуже, чем на виниловых пластинках, поэтому он предпочитал слушать аналоговый звук, а не цифру. Однако винил уже был Рок-н-роллу продан, оставались только компакты. Артём поставил на плитку кастрюлю с водой, с опаской воткнул штепсель и пошёл отбирать диски.

Раньше Артём любил своё имя главным образом потому, что оно содержало в себе слово «арт», которое ему весьма импонировало. Музыка именно в стиле арт-рок больше всего раньше нравилась Артёму. Он вынул из картонной обувной коробки три десятка компашек, разложил их на диване. Здесь были и Манфред Мэнн, и «Супертрэмп», и «Джетро Талл», и «Йес», и «Барклай Джэймс Харвест», и «Кэмел», и… самая-самая группа — «Пинк Флойд». Он подержал в руках «Тёмную сторону Луны», «Завтрак в Америке», «Раджаз». Раньше для него это было настоящим сокровищем. Но не теперь. Он дошёл до той стадии, когда эти альбомы не вызывали в нём больше никакого волнения, никаких светлых чувств. Теперь ему было всё равно, есть у него эти диски или их не будет. И даже на то, сколько за них заплатит Толик, ему по большому счёту было в общем-то тоже наплевать.

Со стороны кухни потянуло какой-то ядовитой гарью. Артём принюхался, подумав: «Парад планет сегодня, что ли?» И в этот момент его буквально оглушила трель дверного звонка. Он даже дёрнулся от неожиданности. Потому что давно забыл, как звучит его дверной звонок. К нему ведь никто не приходил вот уже лет сто. А может, и все двести.

Артём нехотя приблизился к двери, посмотрел в глазок. Ничего не увидел. Видимо, тот, кто стоял с обратной стороны, закрыл глазок ладонью или заклеил жвачкой. Он не ждал ничего хорошего, но всё же тихо спросил: «Кто?» Из-за двери ответили: «Конь в пальто».

Миссис Полли Самсунг не спалось. Не потому, что за окном впервые за несколько лет падал снег, который она очень любила. А потому, что спать сегодня было невозможно. Из-за Джилмора. Из-за его ужасного храпа. Её муж сегодня снова перебрал виски и снова выдавал такие рулады, что находиться с ним рядом было для неё просто невыносимо.

Она закрыла на защёлку дверь спальни и прошла в крохотную гостиную. Там, закутавшись в старенький плед, она уселась в своё любимое кресло-качалку, придвинутое почти к самому подоконнику и стала наблюдать, как крупные, похожие на лебяжий пух, хлопья снега, бесшумно опускаются с небес на тихую улочку. Со второго этажа ей хорошо были видны и дорога, и два фонаря, и телефонная будка, покрытые белым нежным одеялом. И она с умилением вспомнила первое в своей жизни Рождество, когда, будучи маленькой девочкой, она вместе с другими детьми водила вокруг ёлки хороводы. Вспомнила, какое это было счастье. Вспомнила конфеты и конфетти. Раньше она всегда радовалась Рождеству и Новому году.

Полли печально подумала о том, как беспощадно время. Как оно бессердечно. Как оно жестоко обошлось с ней. Больше нет той весёлой, жизнерадостной хохотушки в летнем платьице в синий горошек. Нет популярной красавицы журналистки, которую одаривали комплиментами известные писатели. Нет светской дамы, подруги знаменитого богача-гитариста, которой завидовали окружающие.

А есть прокисшая лондонская богадельня. Есть высохшая больная старуха. Есть муж, проигравший в казино и прокутивший в дорогих ресторанах гигантское состояние. Есть дети, которым больше не нужны их родители. И есть единственная радость в жизни — окно, выходящее на Лэндсиар-роуд. И в этом окне сегодня показывают её любимый снег.

Снег падал и падал. И вчера ещё грязная улочка становилась девственно чистой. Полли подумала, что такой день, наверное, хорош для похорон. В такой день, наверное, хорошо лежать в могиле, зная, что снег укроет тебя своим тёплым белоснежным покрывалом. А ещё лучше лежать вместе с Джилмором, потому что с ним не так одиноко. И пусть он лысый и толстый, пусть у него большой живот и слуховой аппарат. Пусть ему уже девяносто один, а ей всего лишь семьдесят четыре. Пусть он слабый человек. Но всё же, несмотря ни на что, она до сих пор испытывает к нему нежные чувства. И ей будет чертовски тоскливо в земле без него.

Ей приснились её и Джилмора похороны. Она была вся в белом. А он, естественно, в чёрном. Их дети и внуки плакали. Оркестр играл музыку мужа. Шёл снег. Торжественная и величественная картина.

А под утро, когда её разбудила сильная боль в коленях, и она, встав с кресла-качалки, собралась принять обезболивающую пилюлю, Полли машинально посмотрела в окно. И чуть было не свалилась в обморок от увиденного. Стоявшая бог знает сколько лет на тихой Лэндсиар-роуд телефонная будка вдруг куда-то за ночь исчезла, а вместо неё остался лишь тёмный след, черный квадрат Малевича посреди белого поля.

Сашка Немец, как оказалось, не попал ни в какую тюрьму, а просто довольно длительное время пребывал в «загранкомандировке». Сашка Немец был «чёрным археологом», хотя в трудовой книжке у него было написано «музыкант». Что же касается фамилии, то я не помнил, какая у него была фамилия. Все и всегда звали его Немцем. Потому что любил Сашка немецкую атрибутику времён Второй мировой войны, собирал книги по истории Третьего рейха, коллекционировал фашистские песни и фильмы.

Нет, Сашка Немец не состоял ни в каких скинхедских организациях, в последнее время особо модных в России. Ни в каких группировках не числился. А объяснял своё хобби чистым любопытством и желанием детально изучить прошлое, приводя в качестве примеров или образцов для подражания таких общеизвестных во всём мире личностей, как Дэвид Боуи и Лемми Килмистер. И тот, и другой, по словам Сашки, обладали солидными архивами антикварных вещей, относящихся к Германии периода 1933–1945 годов, и почему-то никто их за это не осуждал, несмотря на то, что их родина воевала с Гитлером.

А ещё Сашка Немец любил юмор. Его «фирменным блюдом» были крылатые выражения и поговорки, переделанные им на шутливым манер. Ну, например, фраза «Голь на выдумки хитра» в Сашкиной интерпретации звучала так: «Голая на выдумки хитра». Он и меня заразил этим своим хохмачеством. Правда, я сумел всего лишь переиначить некоторые названия знаменитых альбомов группы Pink Floyd: «Тёмная сторона жены», «Вам бы здесь поблевать», «Блюдце, полное секреции»[1].

Я был безмерно рад его появлению. К тому же Сашка пришёл не с пустыми руками. Трёхлитровая бутыль свежайшего бочкового пива и увесистый шмат вяленого балыка служили тому доказательством. Мы пили пиво, слушали Classic Rock FM и разговаривали.

Надо сказать, что, войдя в моё опустошённое жилище, Сашка Немец не изрёк ни одного слова удивления, не издал ни единого возгласа разочарования и уж тем более не стал с ходу банально наезжать на меня. И за это я ему был очень благодарен. Сашка вёл себя, как настоящий дипломат, делая вид, что он не видит у меня никаких изменений, и обстановка в моей квартире осталась той же, какой она и была, когда он тут находился в последний раз. Я, разумеется, заметил, что лицо его сделалось чуточку унылым, но Сашка Немец сразу же пустился рассказывать о своих весёлых приключениях, и тень печали быстро слетела с его загорелой физиономии.

В Крыму, под Керчью, они откопали большое количество хорошо сохранившегося оружия как немецкого, так и нашего, плюс нашли семь железных крестов, столько же эсэсовских финок и даже золотой перстень, принадлежавший якобы какому-то фашистскому бонзе. Будучи рок-музыкантами, Сашкина банда с наглым видом расхаживала по городу, спрятав и металлоискатели, и найденное в кофры из-под гитар, пока не реализовала основную часть раритетов одному местному знатоку-перекупщику.

По ходу авантюры подпольным старателям пришлось столкнуться как с нарядами полиции, так и с эфэсбэшниками, но всегда они выходили сухими из воды, поскольку мэр города выдал им бумажку с печатью, удостоверяющую, что они являются главной группой, приглашённой им на День города. Что полностью соответствовало действительности. Потому что Сашкина банда ночью занималась незаконными раскопками, а днём вполне легально исполняла популярную среди молодёжи музыку. Весь прошедший год они подобным образом «гастролировали» по полуострову.

Излагая свою историю, Сашка вставлял в повествование следующие выражения: «Обделались лёгким испугом», «Лучше синица в руках, чем утка под кроватью», «Сколько тебе дать денег, чтобы ты, наконец, сдох?», «Береги челюсть смолоду».

На бейджике было написано: «Michael Douglas. Security». Но в действительности охранника звали по-другому. Секьюрити, конечно же, не был в прошлом известным голливудским артистом. А был он мексиканцем и просто сменил свои имя и фамилию, когда получал американское гражданство. Он стал Майклом Дугласом, чтобы, как ему казалось, лучше вписаться в свою новую жизнь, ну а фильмы с участием именно этого актёра были его любимыми фильмами, и поэтому ничего более подходящего ему в голову не пришло.

Хотя новоиспечённый Майкл Дуглас и был мексиканцем, но мексиканцев он не любил. А тем паче индейцев. Он сразу заприметил рослого аборигена США, когда тот появился в выставочном комплексе почти перед самым закрытием. Несмотря на то, что индеец был одет в обычный джинсовый костюм, носил стандартную бейсболку, а за плечами у него болтался традиционный рюкзачок, то есть он практически ничем не отличался от многих других посетителей музея астронавтики, смуглое лицо и две длинные, туго заплетённые косички выдавали в нём потомка персонажей книг Фенимора Купера.

Охраннику индеец сразу не понравился. Своим рюкзачком. «А что если там бомба? — подумал он, не обращая никакого внимания на тот факт, что посетитель успешно преодолел рамку металлодетектора с сенсорами. — Знаю я этих краснокожих проходимцев. Они и через сигнализацию бомбу пронесут. Вся эта инженерия лишь для янки преграда. Надо бы ему в сумку заглянуть».

Индеец не смотрел в сторону Майкла Дугласа. Он с интересом разглядывал экспонаты, читал информацию о них на стендах и вроде как не собирался ничего тут взрывать. Особенно его заинтересовал корабль «Меркурий», на котором Джон Гленн впервые совершил свой суборбитальный полёт. Краснокожий с косичками даже голову засунул внутрь капсулы. Потом он походил вокруг лунной четырёхколёсной тележки и что-то там произнёс на своём индейском языке. Охранник не понял что, но пока терпел. А вот когда он остановился напротив «Аполлона», состыкованного с русским «Союзом», и вроде бы собрался подняться по трапу, ведущему вглубь этих огромных цилиндров и сфер, здесь лже-Дуглас не выдержал.

Немцы и австрийцы уже убрались, на прощание ещё раз прощёлкав артефакты своими фотоаппаратами. Поэтому с индейцем охранник остался один на один. Поправив фуражку и правой рукой на всякий случай ухватившись за рукоятку «кольта», торчащую из поясной кобуры, он приблизился к сыну прерий и, как можно вежливей, произнёс:

— Добрый вечер, мистер. Не могли бы вы показать мне содержимое вашего рюкзака?

Коренной житель Северной Америки вздрогнул от неожиданности, увидав перед собой охранника. Видимо, ранее он принял его за некий космический экспонат. Краснокожий с косичками чуть-чуть подумал и на плохом английском ответил:

— Ругсаг? Ругсаг фустой.

Индеец широко улыбнулся, выставив на обозрение два ряда жёлтых от табака зубов, снял котомку с плеч, расстегнул замки и… совершенно неожиданно вытащил на свет божий какой-то алюминиевый ящик. Дальше всё произошло очень быстро. Держа ящик на ладони, он подсунул его прямо под нос Майклу Дугласу и сказал:

— Пошалуста.

Глаза у секьюрити вылезли из орбит.

— Так это же… — растерялся он, но не договорил. Потому что краем уха услышал плевок, взор его помутился, а сознание резко отключилось. Последнее, что он успел подумать, было: «Fuck!»

— Сердечный приступ, — на абсолютно нормальном английском сказал экскурсант, вытащил из шеи мешком лежащего Майкла Дугласа маленький дротик, затем прошёл в другой конец зала к табличке с надписью «Элементы, снятые с АМС «Сёрвейер 3», заменил имеющийся контейнер с электронным оборудованием на фальшивый, принесённый им в рюкзачке, и, насвистывая какую-то весёлую песенку, не спеша побрёл к дверному проёму, в котором просматривалась первая ступень гигантской ракеты «Сатурн 5», стоящей снаружи, у входа.

— Не болтай ерундой, — сказал Сашка. — Гитлер не был гомосексуалистом. Это ты REN TV насмотрелся, когда у тебя телевизор был. Ты ещё скажи, что он высасывал кровь из младенцев. Чушь полная. Ничего общего с реальностью не имеющая.

А вот тебе, Арт, исторический факт — американский журнал Time в 1938-м назвал Гитлера человеком года. Тебе это известно? Весь мир тогда восхищался им: и США, и Англия, и СССР. Потом возненавидели, когда их любимец повёл себя неадекватно, и то, что они ему пели дифирамбы, об этом все быстренько позабыли.

Сашка был одет в новенькую бундесверовскую форму, привезённую им из своих крымских вояжей. Из-под пятнистой кепки с чёрно-красно-жёлтым флажком торчал его белобрысый чубчик, а на меня смотрели небесно-голубые Сашкины глаза. Ни дать, ни взять — «истинный ариец, характер нордический, стойкий».

— Ты прямо адвокат Гитлера, — сказал я, вытирая рот куском газеты. Балык был до того жирный, что жир стекал на подбородок. — Разве он не считается самым чудовищным злодеем на земле?

— Ямщик, не гони лошадям. Это евреи его так назвали. Если бы Гитлер евреев не тронул, он бы сегодня был окутан такой же славой, что и Наполеон. Евреи просто умеют за себя постоять. В отличие от русских. Сталин русских солдат не жалел, они для него пушечным мясом были. А русские до сих пор Сталина почитают. Он в России национальный герой. И в адвокаты Гитлера меня не записывай. Я вообще терпеть не могу кровавых диктаторов. Но я за объективность и историческую справедливость. Если быть до конца честными, то всем нам давно надо признать, что Великая отечественная война Советским Союзом была фактически проиграна. Так называемая победа в ней была сомнительного свойства, не оправдывающая принесённых ради неё жертв. Это была пиррова победа.

— Вот только как это ветеранам объяснить? — сказал я.

— Тут я с тобой согласен. Они не поймут… Ветераны и все те, кто погиб, сражаясь за родину, — на самом деле истинные герои, достойные всяческого уважения. Никто не собирается преуменьшать их подвиг. А вот советские стратеги во главе со Сталиным — мясники и душегубы, бездари, понапрасну угробившие миллионы солдатских жизней, — сказал Сашка, а, помолчав, добавил: —…или ещё один убойный факт: отгадай, чей автограф в Интернете самый дорогой — пять тысяч долларов стоит?

— Неужто Гитлера?

— Я тоже удивился, когда узнал. Напрашивается вывод. Оказывается, как ты говоришь, самый чудовищный злодей в мире пользуется самой большой популярностью среди пользователей Сети.

— И всё-таки ты — адвокат Гитлера, — я снова атаковал Сашку, хотя пил его пиво.

— При чём здесь… Ладно, давай тогда о тебе поговорим, — Немец, видимо, решил сделать ответный выстрел. — А зомби-то здесь тихие. Да? Ха-ха-ха!.. Тёмка, ты не обижайся, пожалуйста, но я совершенно тебя не узнаю. Что с тобой случилось-приключилось? Почему человек, занимавший вполне нормальное положение в обществе, вдруг превратился в аутсайдера? Почему ты не работаешь, Арт? Тебя выгнали?

— Нет. Я сам ушёл. Просто работа, какая бы она ни была, даже любимая, — это рабство. Она для роботов, а я — человек. Однажды утром я проснулся и подумал, а почему, собственно говоря, я должен сегодня идти на работу? Потому что мне нужно зарабатывать деньги, чтобы покупать на них еду, одежду, оплачивать квартиру и прочее? И это всё? Я нахожусь в Машине только ради этого? Трачу свою уникальную жизнь на такую чепуху? Неужели я не могу себе позволить не работать? Хотя бы год? Неужели я не могу сделать себе подарок? Раз в жизни? Пожить так, как мне хочется, а не так, как им надо?

— Ну и проблемку ты себе придумал, — сказал Сашка. — Все же в этой системе, и ни у кого подобных вопросов не возникает… Ах да, ты же не все… И ты ушёл с работы, а потом резко кончились деньги. Правильно?

— Деньги кончились, моё место занял другой, я выпал из обоймы.

Исправно работающий всё это время радиоприёмник вдруг щёлкнул и вырубился, погрузившись в гробовую тишину.

— Целый день сегодня какая-то чертовщина, — прокомментировал я. — Сначала плитка сгорела, теперь вот приёмник отказал.

— А ты ведь был ещё и президентом фэн-клуба Pink Floyd.

— Был, — я вылил остатки пива в свою и Сашкину кружки. — Понимаешь, Pink Floyd — это пустышка. Соска такая детская. Обманка. Думаешь, что напился молока, а во рту только вкус резины.

— Не верю ушам своим. Помнится, раньше ты говорил совершенно обратное. Если я адвокат Гитлера, то ты тогда убийца «Пинк Флойда»… Подожди, но ведь у них же классная музыка, Арт…

Приёмник, щёлкнув, снова ожил и, как это ни странно, проиграл песню группы Pink Floyd под названием Money («Деньги»).

Натюрморт был такой: две пустые кружки, на промасленной газете — обглоданные кости и шкурки от рыбы, а рядом в виде веера — десять банкнот достоинством сто долларов каждая. Натюрморт мне нравился. Из овалов купюр на меня глядели десять близнецов — десять Франклинов, здорово похожих на покойного соседа дядю Колю. Сашка дал мне деньги, чтобы я, как он выразился, «выкупил у этого вампира Рок-н-ролла хоть какие-то свои вещи», а сам, прихватив бутыль, ушёл за пивом. Как я ни пытался в знак благодарности подарить ему компакт-диски, Немец брать их наотрез отказался. Сказал, что я их ещё сам буду слушать. Надо признаться, не ожидал я такого от «адвоката Гитлера». Хоть и тринадцатое число было на календаре и к тому же понедельник, а день явно удавался. Несмотря на то, что утром навалилась всякая всячина.

В дверь позвонили. «Что-то он быстро вернулся», — подумал я, всунул баксы в карман джинсов и с радостью побежал открывать.

На пороге стоял человек в синей униформе с какой-то бумажкой в руке.

— Артём Иванович Комаров? — спросил он.

— Да, — ответил я.

— Лисконоженко восемнадцать, квартира пятьдесят девять?

— Да, — ничего не понимая, подтвердил я.

— Вам посылка, заносите, ребята.

Он посторонился, давая дорогу трём крепкого телосложения парням, одетым точно в такие же, как у него, комбинезоны. Парни подняли огромный ящик, стоящий на лестничной площадке, и стали втаскивать его ко мне в квартиру. Ящик был действительно огромный, он еле прошёл в дверной проём.

— Но я ведь ничего не заказывал, — отчаянно пытаясь сообразить, что бы всё это значило, сказал я. — И ничего платить не буду.

— Всё уже оплачено. Вот здесь распишитесь, пожалуйста.

Парни поставили ящик в прихожей, установив его вертикально. Я расписался на бумажке, спросил:

— Кто отправитель — здесь ничего не указано? И вообще, что вы мне принесли?

— Это сюрприз, есть у нас такая услуга, — сказал главный. — Мы — служба доставки. Нам дали задание доставить, мы доставили. К доставке претензии есть? Нету. Всего хорошего.

Уходя, четверо незнакомцев повернулись ко мне спинами. У каждого между лопаток было написано оранжевыми буквами «DHL».

«Что это может быть? — подумал я, оставшись один, в явном смятении прохаживаясь вокруг ящика. Ящик был из фанеры и не имел ни единой надписи. Только на одной стороне внизу чёрной краской от руки были намалёваны какие-то мелкие циферки. — Может, это холодильник? Может, Толика совесть замучила, и он решил вернуть мне мой рефрижератор? Да нет, мой LG хоть и был большой, но этот просто гигант. Может из-за упаковки? Обалдеть!»

Я направился в гостиную и выглянул в окно. Четверо парней в синих спецовках, вышедших из подъезда, уже садились в автофургон.

Часть вторая Машина

Все ликвидаторы имели личные номера, и только у него, помимо цифрового кода, было ещё и прозвище — Хет-трик. Как-то раз ему удалось за одни сутки ликвидировать три объекта. Он был один такой уникальный в Управлении.

На этот раз задание было пустяковое. Один старый хрыч (из бывших) впал в маразм и стал слишком много болтать. Наболтал известному таблоиду то, чего не должен был, и теперь надо было ему заткнуть рот. Намертво.

Объект был нетрудный. Поэтому Хет-трик не стал лезть на крышу, или на балкон, или подниматься чёрным ходом, а пошёл напрямую, через парадное крыльцо, прихватив с собой лишь пару микрофонов и пистолет-шприц.

Консьержка оказалась первой категории внушаемости. Фактически можно было сделать так, чтобы она сама всю его работу выполнила. Но он не захотел возиться, а только запрограммировал её на неузнавание.

Дверь искомой квартиры была стандартная: два английских замка, обычный глазок. Таких дверей у него были тысячи. Микрофоны вообще не понадобились. И так было ясно — работает телевизор, старый хрыч наверняка сейчас смотрит футбол. Именно в это время должны были играть наши со швейцарцами.

На самом деле ситуация складывалась несколько другая. Источник звука находился на кухне. И оттуда слышался не футбольный матч, а эстрадный концерт. Он тихонечко заглянул в дверной проём. Видимо, это была домработница, о которой говорил Контролёр. Она мыла посуду и что-то мурлыкала себе под нос в такт с транслируемой музыкой. Он видел её со спины. Несмотря на свои 64, энергичная особа, длинные рыжие волосы, большая задница. Он не стал её трогать. Она ему пока не мешала.

Хрыча он нашёл в зале. В зеркале отражалась его сгорбленная фигура, сидящая в кресле. Старик выглядел, как мумия: жёлтая восковая кожа, глаза закрыты — не лицо, а маска. Старик дремал, чуть-чуть посвистывая носом. Хет-трик вытащил пистолет-шприц и… потерял сознание.

— Ты видишь то же, что и я? — спросил Немец. — Или мне чудится?

Мы только что разломали упаковку. Вокруг нас валялись фанерные щиты. Гвозди угрожающе торчали, того и гляди — наступишь. Немец бросил на пол молоток и ломик.

— Красивая, зараза. Неужели она прямиком из Англии прибыла?

— А то. Вон у окна фотка висит. Из журнала вырезал. Там Сева Новгородцев рядом с такой же стоит.

Изучив фотографию, Сашка произнёс:

— Точно, как две капли воды. А Сева постарел, сморщился весь, да и седой стал, как лунь. Что это он так вырядился: цилиндр, смокинг?

— Его же Орденом Британской империи наградили. Из рук самой королевы получил.

— Ну да, висит какая-то бляха. Железный крест, правда, покрасивей будет… Погоди-ка, так, может быть, это Сева тебе её подогнал?

Я посмотрел на Сашку, словно на сумасшедшего.

— Ты что! Сева скорее удавится, чем что-то пришлёт. Придумаешь тоже! Я книгу ему свою про Pink Floyd выслал, шесть лет ответ жду.

— «Кирпич к кирпичу»?

— Угу.

— Нуда, это сколько же надо было фунтов потратить, чтобы такой сюрприз тебе организовать? На пересылку несколько тысяч ушло, а уж сколько на сам подарок, я и представить боюсь. Может, у тебя ещё какой знакомый в Лондоне живёт?

— Есть один. Роджером Вотерсом кличут.

Немец расхохотался.

— Чтобы он раскошелился, глубоко сомневаюсь. Флойды, насколько я знаю, до сих пор делят, никак не поделят, кто из них что сочинил.

— Чем богаче человек, тем жаднее.

— Ладно, — сказал Сашка, — сейчас выясним имя твоего почитателя.

Он достал мобильный телефон, начал нажимать на кнопки. Я обратил внимание, что от удивления Сашка прекратил вставлять в свою речь шутки-прибаутки. Да и я тоже был в шоке от происходящего. Голова у меня шла кругом.

— Алло, — сказал Немец. — Справочная? Мне бы номерок местного отделения DHL. Да, DHL. Ага, ага, ещё раз. Ага. Понял. Спасибо, девушка, — он снова набрал комбинацию. — Алло. DHL? Это вам из ФСБ звонят, полковник Михеев. Да. Вопрос национальной безопасности. Час назад вами была доставлена посылка Комарову Артёму Ивановичу, проживающему по адресу: Лисконоженко, 18, квартира 59. В посылке оказалось мощное взрывное устройство, которое мы сейчас обезвреживаем. Да. Нам нужно имя отправителя, его координаты. Да. Комаров Артём Иванович, Лисконоженко, 18, квартира 59. Да, я жду… Да. Как вы говорите? Ещё раз. Понял. Спасибо… Мы тут закончим с разминированием и к вам подъедем. Письменные показания взять.

Я резко повернулся к Сашке, спросил:

— Кто?

На его физиономии читалась полная растерянность. Он смотрел на меня так, словно ему только что сказали, что отправитель он — Сашка Немец (или Александр Михеев, если Михеев его настоящая фамилия).

— Ну, кто? Говори.

Сашка молчал. А потом он перевёл взгляд с меня на что-то, что происходило за моей спиной. Его лицо при этом ещё больше вытянулось, а рот приоткрылся. У меня сердце упало, когда он воскликнул:

— Мать честная! Да что же это в самом-то деле?!

Когда Хет-трик пришёл в себя и разлепил веки, то увидел сразу двух Аналитиков. Сначала он подумал, что у него двоится в глазах, но потом обратил внимание, что один Аналитик отличается от другого. Тот, что сидел в левом кресле, спал и похрапывал. А тот, что в правом, просто сидел и смотрел на него, на Хет-трика. На коленях у того, что смотрел, лежали большой рыжий парик и чёрная папка. Лица близнецов тоже несколько отличались. У того, что сидел слева, цвет кожи был, как у покойника.

Не спавший Аналитик заговорил первым. Он сказал, что ждал его, Хет-трика, ещё вчера; что интервью таблоиду он дал специально, чтобы Управление встревожилось и прислало ликвидатора; что всё получилось так, как он, Аналитик, и спланировал; что ликвидатор, то есть Хет-трик, попался на удочку; что хотя ему, Аналитику, и 97 с лишним, но голова у него очень хорошо работает, а будет она работать намного лучше, если он, Хет-трик, выполнит его, Аналитика, задание.

Хет-трик ещё плоховато соображал, но понял, что старик действительно ловко переиграл его, что этот хитрый лис вколол ему медицину, и что, скорее всего, заснял его откровения на цифру, а рассказать ему, Хет-трику, есть о чём, и что, если Контролёр обо всём этом узнает, то ему, Хет-трику, конец.

Словно прочитав его мысли, Аналитик сказал, что положение у него, Хет-трика, на самом деле аховое, но отчаиваться не надо, а надо послушаться его, Аналитика, и сделать так, как он посоветует.

Хет-трик обнаружил также, что сидит он в кресле-каталке и что руки и ноги у него закованы, но не в наручники, а в какие-то чудные, никогда ранее им не виданные мини-кандалы с цифровым замком, от которых вряд ли можно было быстро избавиться. Кроме того, выяснилось, что Аналитик тоже владеет гипнозом и уровень у него очень даже приличный.

Аналитик сказал, что похороны его, Аналитика, состоятся завтра; что вот эта сидящая рядом с ним высокотехнологичная кукла будет лежать в гробу; что она по внешнему виду практически не отличается от оригинала и что всё им уже организовано. Он сказал также, что завтра Хет-трик возьмёт положенный ему после ликвидации отпуск и доставит из-за границы то, что он, Аналитик, ему укажет.

Потом Аналитик вынул из чёрной папки бумаги и кое-какие из них зачитал. Там были копии секретных документов NASA. Там были отчёты о глубоководных экспедициях. Там были также аналитические выкладки самого Аналитика. И по мере того, как Аналитик читал эти выкладки и подробно комментировал их, засевшая в голове у Хет-трика мысль о том, чтобы ухитриться вырваться из оков и всё-таки убить старого хрыча, постепенно улетучилась, а её место заняла другая — а почему бы ему, Хет-трику, и не поучаствовать в этом деле.

Тем более что Хет-трику было хорошо известно, что старый хрыч в своё время разработал прекрасную схему, как выкрасть у американцев технологию изготовления атомной бомбы, и Лаврентию Павловичу, по сути, только и оставалось, что выйти на Розенбергов. Ходили слухи, что и к шаттлу Аналитик имел самое прямое отношение. Поэтому на первый взгляд кажущийся бред, слетающий с его уст, вполне мог оказаться совсем и не бредом. Тщательно взвесив все «за» и «против», Хет-трик дал согласие.

Телефонная будка своей иллюминацией слегка походила на светофор. Короны в самом верху светились желтым цветом; ниже надписи TELEPHONE — кроваво-красным, а над дверной ручкой английское слово PULL горело зелёным.

— Аккумулятор в ней где-то спрятан, — сказал Сашка. — То ли под полом, то ли в крыше. И датчик, видимо, стоит. Среагировал на расконсервацию, — он поглядел на меня. — Да не ломай ты себе голову. Кто-то хреново пошутил. Какая-то сволочь прикрылась именем твоего отца. Кто-то из знакомых, которому известна история вашей семьи… Папа у тебя ведь, кажется, военным был. А он точно умер двенадцать лет тому назад?

— Точнее не бывает.

— И тело его ты видел?

— Конечно.

— При каких обстоятельствах он погиб?

Мне не хотелось ни вспоминать, ни отвечать, но я и вспомнил, и ответил:

— При испытаниях вакуумной бомбы под Семипалатинском. Он был аэрофотографом, а самолёт зацепило. Ну и…

— Ладно. Ясно, — Немец понял, что из меня он вряд ли что ещё вытянет, и снова обратил свой взор на объект исследований. Он подошёл к телефонной будке, открыл стеклянную дверь, вошел внутрь. Я нервно прохаживался снаружи, наблюдая за Сашкой. Пенопластовая крошка похрустывала под ногами.

Как только он вошёл, к красному, жёлтому и зелёному добавился ещё и синий свет, включившийся внутри будки. Свет был такой яркий, что Сашка мгновенно стал похож на инопланетянина из фильма «Аватар». Но он не испугался, а улыбнулся из-за стекла и скорчил страшную рожу. Сашкина жизнерадостность мне импонировала.

Сняв телефонную трубку, он приложил её к уху, послушал, и я опять увидел удивлённое выражение на его ставшей теперь синей физиономии.

— Представляешь, аппарат работает, — сообщил Немец. — И что поразительно — разговаривает, подлец, на русском языке.

— Чего говорит? — спросил я.

— Говорит, введите десятизначный код, а то никакого соединения не будет.

Теперь удивился я:

— На фига мне такой телефон, если с него позвонить нельзя. Где я, чёрт побери, возьму этот код?

— А те, из DHL, тебе его не сказали?

— Нет, я только на бумажке расписался.

— Не горюй, узнаем. — Сашка продолжил свои изучения. Он наугад набрал десять цифр. Потом другие десять цифр. Потом он ощупал аппарат со всех сторон и радостно воскликнул: — Арт, тут же нет никаких щелей: ни для монет, ни для пластиковой карточки!

— И что это значит? — спросил я. — Мобилка?

— Что это значит? По-моему, это вообще не телефонная будка.

«Блюда» в меню располагались по мере увеличения цены.

Первыми в списке значились: «Apollo» и «Spoetnik». Стоили они одинаково — по 5,00.

Мысли его ворочались вяло, но всё ещё ворочались, и он подумал: «Американская и советская космические программы повлияли и на наркош. «Аполлон» со «спутником» увековечены в названиях химической дури. Теперь без всяких ракет можно в космос летать».

Следующими шли «Joints» по цене 10,00 за один.

«Косяки с марихуаной. Пробовал-пробовал я эти сигаретки. Неплохая вещь, но слабовато. Не пойдёт. Надо что-то убийственное. Гробовое. Чтобы уже не вернуться».

Потом потянулись «восточные сладости»: «Магос», «Afganistan», «Libanon». В ценовом диапазоне от 11,00 до 18,00. Он равнодушно прокомментировал:

«Марокко, Афганистан, Ливан. Раскалённый ветер пустыни. Песок на зубах. Караваны верблюдов… Нет. Пас. Что там дальше? «Crack». О, да. Знаменитый «крэк». «Бог хочет «крэка»…[2]» Откуда это?… Разбодяженный героин. Этот посильнее будет. Но не то. Отрава должна быть фатальной».

Затем он прочёл:

««Cokepasta». Понятно. А это разбодяженный кокаин».

В скобочках стояло (for love).

«Для любви… Перемолола она меня. Своими шестерёнками. Раздробила кости. Порубила мясо. Никаких чувств не осталось. Лишь ошмётки мозга… Самая дорогая проститутка Голландии ничего сделать не смогла. Какая к дьяволу любовь? Всё, приехали, вылезай, паря».

За 40,00 можно было приобрести «Speed» («Скорость»). В скобках было написано: (Madonna!). Он холодно заметил:

«Мадонна с младенцем. Матерь божья… Или поп-певичка. Скорей всего, поп-певичка. Скоростной оргазм. Точно».

Наконец появились тяжеловесы. Цена резко возросла. Первым шёл «Boris». За 135,00.

«Опять русское слово. Что-то им русские слова понравились. Как будто мы такие уж наркоманы… Хотя…»

Вторым значился 90-процентный кокс из Америки. А завершал список 90-процентный героин из Турции. Кокс стоил 200,00, героин — 275,00. В самом низу было приписано: «Includid Tax!!!». То есть: «С учётом налогов!!!». В этом месте его сознание несколько оживилось:

«Турки побили америкосов… Хотя на самом деле, наверное, героин из Афгана, а кокс из Колумбии. Подобно тому, как «настоящий английский чай» всегда был индийским… Не исключено даже, что оба наркотика из Колумбии… Как раз то, что надо. Гульдены есть. Возьму побольше. На все деньги. И… Только одна мысль гложет меня. Не даёт покоя. Как червяк, грызёт. Ну, сам-то ты не выдержал, не справился, надорвался, а ему зачем её оставляешь? Это же армагеддон, конец света… Они же ничего не понимают. Они думают — счастье, рай. Стремятся, жаждут, тратят свои жалкие душонки. Аналитик и тот с ума съехал… Почему я её не взорвал? Да потому что сам такой же. Ничем не лучше. Потому что однажды заключил сделку с сатаной… Это меню, его ведь продолжить можно. Женщины. Деньги. Власть… Но в конце всё равно будет стоять она — Машина. Ниже её просто ничего уже поставить невозможно…»

Роджер с восхищением смотрел на Луну. Луна была огромная, тёмно-жёлтая и светила, как ему казалось, манящим, гипнотическим светом. «Почему её сравнивают с головкой сыра? Совершенно она на сыр не похожа. По мне, она скорее напоминает круглый самородок. Золотой шар. А цвет золота всегда меня прельщал. Может быть, поэтому Луна присутствует в моём творчестве? Да, наверное. Только вот хрен они клали на моё творчество. Из Безумца культ сделали[3], а меня забыли. Они вообще не знают, кто я такой. Ничтожные людишки. Червяки. Плюнуть бы им всем в рожи. «Тёмную сторону Луны» боготворили, вечеринки в честь её устраивали. «Стену» обожали, сума по ней сходили. A «Amused То Death» проигнорировали. Такую пластинку не заметили! Шедевр! Если бы на её обложке было написано Pink Floyd, то тоже вознесли бы до небес. Развлечённые до смерти. Комфортабельно онемелые.

А они вознесли до небес «The Division Bell». Первое место и в Англии, и в Штатах. Ни «Луна», ни «Стена» таких высот не достигали. Поразительно! Эти бездари обманули всё человечество! Эти подонки: Пижон, говнюк сраный, вечно строящий из себя гения, Автогонщик, ради денег предавший меня, своего самого близкого друга, и Джазист-Анашист, постоянно недовольный моими идеями, но так ни разу не родивший ни одной своей. «Роджер, ты сочиняешь не ту музыку, надо больше оркестровок, больше джаза». Идиот обдолбанный! Я его выгнал, но он опять со своим хорькообразным рылом влез в группу. А жена Пижона стихи им сочинила! Совсем свихнулись, влагалища. Мать их!

Эх, мне бы машину времени. Мне бы вернуться из девяностых в восьмидесятые. Всё бы изменил. Они бы у меня поплясали. Как шёлковые бы ходили. А не нравится, повыгонял бы к хренам собачьим».

Богатое воображение живо нарисовало ему картинку, как Пижон и Автомеханик ползают перед ним на коленях, умоляя, чтобы он оставил их в «Пинк Флойде». Как он со всего размаху бьёт кулаком по хитрожопой носопатке Автогонщика. А Пижон в это время в испуге закрывает ладонями своё кукольное модельное личико. Роджер улыбнулся и увидел на золотом фоне Луны гигантскую чёрную надпись: ROGER WATERS.

«Вот это был бы промоушн! Куда там надувной свинье! Это было бы бессмертие. Выходишь вечером на балкон, а в небе висит Луна с моим именем. Круто! Круче не бывает!»

Но тут воображаемая надпись исчезла, и он в который раз снова подумал о том, какую колоссальную кучу долларов его бывшие коллеги заработали без него. И тогда в бессильной злобе на них он завыл на Луну. Как Симус, как Мадемуазель Нобс[4], как человек, раздавленный сапогом фатального рок-н-ролла.

У Фёдора Конюхова была странная привычка справлять малую нужду, стоя на корме яхты, на которой он путешествовал. Сам себе он объяснял это философски — мол, я возвращаю назад воду, испарившуюся когда-то с поверхности океана, то есть закольцовываю кругооборот Н₂0 в природе. Кроме того, была и другая логическая причина. Своими действиями он значительно снижал наполняемость фановой цистерны судна.

Фёдор знал множество историй, рассказанных бывалыми моряками, о том, что такие вот привычки заканчивались порой трагически. Люди, идущие не в гальюн, а писающие с палубы того или иного плавсредства, иногда бесследно исчезали, а спустя время их трупы вылавливали в море. Обстоятельства гибели никому точно не были известны, поскольку, как правило, свидетели отсутствовали, но предположительно «писающие мальчики» поскальзывались, бились затылком о металл, теряли сознание и падали за борт. Однако на этот случай у Фёдора имелся так называемый «пояс монтажника». Если бы не странная привычка, то Фёдор не стал бы свидетелем ещё более странного явления природы.

В тот вечер он, как обычно, отправился на корму «Мурены», пристегнулся карабином к лееру, расстегнул ширинку и… на расстоянии полутора кабельтовых от яхты увидел столб зелёного света, который неожиданно возник строго по линии движения судна. Свет шёл из-под воды, уходил в густо усыпанное звёздами небо и там рассеивался. Конюхов так удивился, что даже забыл о цели своего прихода. С расстёгнутыми штанами он минут пять наблюдал за необычным океанским феноменом.

Яхта со скоростью 7 узлов удалялась от таинственного луча, и Фёдор уже стал подумывать о том, что может быть развернуть её и исследовать явление. Он с удовольствием освободил свой мочевой пузырь, одновременно размышляя, как ему половчее подобраться к зелёному столбу. Не успел он как следует заправить рубашку в джинсы, как новое обстоятельство заставило его опять удивиться. Из зелёного луча… вылетел оранжевый шар. Два вопроса сразу же задал себе Фёдор: откуда это он взялся и почему шар не зелёный, а оранжевый?

Но помыслить над вопросами основательно ему не довелось, потому что шар стал стремительно догонять «Мурену». Через десять секунд он был на полпути к яхте, а через двадцать висел точнёхонько над головой Конюхова. Большой, цвета апельсина шар, словно прожектор, обрушил на Фёдора всю мощь своего свечения. Фёдор так перепугался, что забыл, что он пристёгнут к лееру цепью. Он попытался убежать в каюту, но какая-то неведомая сила его не пускала. Он боялся смотреть вверх, а смотрел на всё ещё хорошо видимый зелёный луч, торчащий вдали из воды, и молился. Он три раза прочёл «Отче наш», а потом, словно кто-то там, наверху, нажал на выключатель — и зелёный луч, и оранжевый шар бесследно исчезли, будто их и не было никогда.

Ночью он почти не спал. Впадал в полудремоту. Снился ему странный сон. Вроде как он ныряет в том месте, где видел луч. Ничего не находит. А выныривает и, оказывается, что одна рука у него зелёная, а другая оранжевая.

Рассвет застал его у штурвала. Он думал о том, что хотя он и знаменитый путешественник, но никто ведь не поверит его рассказу; что нужно всё время ходить с фотоаппаратом; что одиночная кругосветка не предполагает очевидцев и что если бы он не помолился, то неизвестно, чем бы всё это дело с шаровой молнией закончилось. А когда солнце по-настоящему пригрело и он снял штормовку, он вдруг вспомнил, что вчера он, чисто автоматически, засёк координаты луча по GPS-навигатору. Он спустился в каюту, нашёл записи и в справочнике Ллойда выяснил поистине поразительную вещь. Оказалось, что вчера его яхта «Мурена» прошла над местом гибели одного очень легендарного корабля. И назывался тот корабль «Титаником».

Клацнула клавиша. Появился человек, стоящий спиной к зрителю. Одетый непонятно во что, но во всё чёрное. Его плечи, спина, руки, ноги были увешаны большими лампочками. Лампочками накаливания. Матовыми. Она прикинула на глаз, сколько их тут, подумала: «Примерно пятьдесят… Да, есть что-то от Дали. Смотришь и смотреть хочется. Завораживает. Сюр».

Щёлкнуло колесико. На зажигалке была картинка «летающей тарелки» с буквами ELO посередине. Затянулась ментоловой сигареткой. «Он думает, он самый умный. Объяснял, что эти лампочки обозначают. Что Торгерсон имел в виду. А я с серьёзным видом его выслушивала. Хи-хи. Нёс какую-то хрень. На самом деле идея довольно примитивная. Хотя… Питер Габриель смотрелся довольно здорово. Особенно в темноте. Видимо, тоже в поклонниках Сторма ходит. Иначе, зачем бы ему из себя делать реального «Человека с лампочками» на сцене. Немного смешно, правда, выглядел кабель-хвост позади чудо-куртки. Хи-хи».

Бахнула пробка. Зашипело шампанское. Полилось в фужер. ««Сегодня праздник у девчат…» Ушла реликвия-меморабилия. За 8 тысяч у.ё. ушла. С аукциона Е-бай. Хи-хи. Это надо отметить. Теперь я импланты вставлю. И в груди, и в ягодицы. Они там, в Альбионе, спермой изойдут, когда Лизу-Королеву увидят… Мозгов навалом, а вот красоты… Сошлись мы с ним на почве обоюдной симпатии к английскому языку и западной рок-музыке. Продал мне «Человека» за 30 долларов, а на все деньги цветов купил. Влюбился, дурачок. «Рыжий, рыжий, конопатый…»

Клик, клик, клик-клик. «Вот кто обаяшка, вот мой настоящий герой. Кучерявенький, с бородкой. Великий и неповторимый Джефф Линн! А какой талантливый! Все песни для Electric Light Orchestra сочинил! Где самая вкусненькая — «Ticket То The Moon»?» Клик, клик, клик-клик. В наушниках зазвучала её любимая песня. Она стала подпевать: «I’ve got a ticket to the moon, I’ll be leaving here any day soon («У меня есть билет на Луну, скоро я уеду отсюда, в любой день»)… Got a ticket to the moon, I’ll be rising high above the earth so soon («Есть билет на Луну, очень скоро я вознесусь высоко над Землёй»)… Ticket to the moon, fly, fly through a troubled sky up to a new world shining bright («Билет на Луну, полечу, полечу сквозь тревожное небо в новый ярко сияющий мир»)… Ну просто прелесть! А от «Пинк Флойда» у меня голова болит».

Клац, клац, клац-клац. Вернулась к «Человеку с лампочками». До дна осушила бокал, закусила шоколадкой. Клац, клац, клац-клац. Ожил цифровой лазерный принтер. Вставила лист бумаги. «Как бы у него «Два лица в одном» выманить? Мне ведь ещё фэйс надо подправить. «Ты не накрашенная страшная и накрашенная…» Хи-хи. А эту копию я в рамочку вставлю, на стеночку повешу. Пусть думает, что оригинал».

Конечно, изображая человека с лампочками, знаменитый художник-оформитель подразумевал световые шоу, которыми так славилась группа «Пинк Флойд». Но лично для меня этот персонаж имел более глубокий смысл, о котором сам Торгерсон, как оказалось, и не догадывался. Я полагал, что у каждого человека есть, фигурально выражаясь, такие вот лампочки. Правда, не у каждого они зажигаются. Есть люди, прожившие всю свою жизнь с лампочками, так и не загоревшимися. Есть люди, у которых они светятся лишь вполнакала. Таких, у которых лампочки ярко горят, единицы. Причём, есть те, у которых лампочки горят белым светом, а есть те, чьи светятся чёрным. К числу последних я теперь относил и одного из моих близких друзей.

Я ушёл от Рок-н-ролла в расстроенных чувствах, не выкупив у него ни одной своей вещи. Приобретённое за бесценок Рок-н-ролл собирался продать мне почти по магазинной цене. Честно признаться, не ожидал я от него такого подвоха. Он просто убил меня наповал. В моём сознании словно что-то перевернулось. Рок-н-ролл в одночасье вдруг превратился в маленького злобного карлика, стал похож на мерзкого упыря, и иметь с ним какие-либо отношения дальше мне больше уже не хотелось. Вот такой подарочек я получил на свой день рождения.

Никто, однако, не спешил меня с ним поздравлять. Может быть, потому, что мой мобильный телефон остался не выкупленным у Рок-н-ролла. Пойти и приобрести новый? Очень смешно. Жалко, что Сашка Немец снова уехал в очередную свою «археологическую экспедицию», а то бы мы с ним сегодня погудели. Это, наверное, мой единственный настоящий друг. Вместо мобильного телефона куплю лучше бутылку хорошего вина. И пойду праздновать к Лизавете. Она, к сожалению, так и не поняла моих объяснений по поводу лампочек, хотя сделала вид, что вроде как поняла. Но, а куда мне ещё идти? Не праздновать же свой день рождения в компании лишь с телефонной будкой? Что мне с этой будкой делать, ума не приложу. Стоит вместо мебели. Абсолютно бесполезный агрегат. Код так и остался неизвестен. Сашка всё же набрался наглости и посетил местное отделение DHL. Однако толку от этого визита не было никакого… Ёлки-палки! Вот это да! Я совсем забыл! Какие-то цифры были на ящике написаны! Точно! Я же их видел, когда будку привезли! Где эта фанера? Если я её не выкинул, то на балконе, наверное, лежит. Кажется, не выкинул.

Артём сидел за столиком и пил вино в полном одиночестве. Целый час он провозился, пытаясь добраться до фанерного щита с цифрами. Поскольку балкон был завален основательно. Всяким никому не нужным барахлом, чьё место на свалке — только вот руки у Артёма не доходили отправить его туда. К сожалению, все его труды оказались напрасными. Цифры, обнаруженные на бывшей упаковке, не подошли. Цифр было не десять, а девять. Скорей всего, просто номер посылки. Ничего более. Тем не менее, он набрал цифры на телефоне. Впрочем, совершенно напрасно.

Чтобы было не так грустно, включил радиоприёмник, настроенный на Classic Rock FM. Передавали концерт по заявкам. Кто-то кого-то с чем-то поздравлял. От этого ему стало только хуже. «Напьюсь хорошенько и всё же пойду к ней. Такая тоска, что умом можно двинуться. День рождения называется. Как там в песне? «День рождения — грустный праздник…»

И тут его ухо уловило нечто необычное. Ведущий зачитывал следующее поздравление, и это поздравление касалось конкретно его, Артёма. Некий поклонник «Пинк Флойда» с совсем не русским именем Боб Клоуз поздравлял его с днём рождения, желал всяческих благ, просил исполнить для Артёма Комарова песню «Welcome То The Machine» и, самое главное, настоятельно рекомендовал ему позвонить по номеру 095-525-66-76. Номер телефона диктор повторил дважды.

Под пение Вотерсом слов «Welcome my son, welcome to the Machine…» Артём вошёл в телефонную будку и набрал указанную комбинацию. В серебристой трубке раздался длинный гудок, а потом мужской голос вместо привычной фразы «неправильно набранный десятизначный номер, попробуйте ещё раз», давно осточертевшей Артёму, сказал совершенно другую:

«Добро пожаловать, сынок. Добро пожаловать в Машину!»

Часть третья Опции

— Ловко ты с пожаром придумал, Ваня. Не ошибся я в тебе, — похвалил его Аналитик. Говоря это, он на Хет-трика не глядел, а всё своё внимание сосредоточил на телефонной будке. И к тому же руки потирал, словно собирался что-то вкусненькое скушать.

— Откуда сведения? — загоняя тельфер в дальний конец ангара, Хет-трик мысленно увидел, как огонь пожирает трёхэтажное здание.

— Интернет, Ваня, да и в «Евроньюс» кое-что сообщили, — Аналитик, одетый в белый халат, доставал из карманов резиновые перчатки. Ни дать, ни взять — хирург готовится к операции. Только вот шапочки недоставало и марлевой маски. — Денег-то тебе хватило?

Пожар действительно был замечательной идеей. Музейные работники сами вынесли будку наружу. Осталось её лишь в атмосфере всеобщей паники и дыма незаметно подменить на похожую. Что им блистательно и было проделано.

— Хватило, Олег Петрович. Около десятки ещё на карточке лежит, — Хет-трик остановил тельфер, бросил пульт управления, тот закачался на толстом электрошнуре, словно маятник.

— Оставь себе, заслужил… А сколько тебе, Ваня, надо денег, так сказать, для полного счастья? — Аналитик вооружился стетоскопом и линзой с нехитрым приспособлением, надеваемым на голову.

Хет-трик молча подошёл к Аналитику, сбоку посмотрел на его пергаментную, почти столетнюю физиономию, усыпанную старческими пигментными пятнами, подумал: «Полоснуть бы бритвой по твоей цыплячьей шее, да нужен ты мне пока», а вслух ответил:

— Ну, не знаю. Миллионов сто, наверное. Не рублей, конечно.

Аналитик обернулся, уставился Хет-трику прямо в глаза; усмехнувшись, сказал:

— Если дело получится, обещаю. Будет у тебя сто миллионов долларов.

— Одного не пойму, Олег Петрович, — Хет-трик присел на металлический табурет с круглым вращающимся сиденьем, регулирующимся по высоте. — Вот вы говорите, что мы продадим это, э… устройство американцам. Но ведь это же их устройство. Не наше. Не российское. Не советское. Иначе как оно очутилось на Луне?

Аналитик вошёл в телефонную будку, но дверь не закрыл и оттуда стал объяснять ситуацию, одновременно внимательно осматривая корпус телефонного аппарата.

— Правильный вопрос задаёшь, Ваня. Предполагаю, что это, как ты говоришь, устройство имеет отношение к Вернеру фон Брауну, который, как выясняется, был большим поклонником великого американского изобретателя по имени Никола Тесла. Слышал про такого? Нет? По моим данным, они несколько раз встречались в 42-м году, за год до смерти этого выдающегося электротехника. Никола Тесла был не только талантливым учёным, но ещё и большим чудаком. Отсюда, видимо, и вся эта эксцентричность: Луна, «Титаник».

— Подождите, но если это какое-то сверхмощное оружие, тогда почему Браун не применил его во время Второй мировой войны, чтобы Германия победила?

— Это мы и попробуем выяснить, мой друг. А ты уверен, что это именно оружие? Может быть, это что-то совершенно иное… Посиди, Ваня, покури пока. Мне надо найти, как тут коробка открывается.

Аналитик вставил в уши стетоскоп, надвинул на глаз линзу и стал исследовать телефонный аппарат. Хет-трик забросил ногу на ногу, закурил сигарету. «Старому хрычу помирать пора, а он надеется, что деньги его от смерти спасут. Конечно, с большими деньгами он возможно и продлит себе жизнь. Но на много ли? Хотя, с другой стороны, безусловно, в его возрасте каждый день на вес золота, — он огляделся по сторонам. — Зачем ему такой огромный ангар? Совершенно пустой. Неужели нельзя было найти что-нибудь типа гаража?»

Усилия Аналитика увенчались успехом, коробка телефонного аппарата, слегка скрипнув, раскрылась. Он ещё немного покопался в её внутренностях, потом вышел из будки и восторженно сообщил:

— Я так и знал. Пустая в середине. Никакой начинки.

Затем Аналитик подошёл к пузатому алюминиевому кейсу, лежащему прямо на бетонных плитах ангара, присел на корточки, откинул крышку, осторожно вытащил электронный блок.

— Тот самый, с «Сёрвейера»? — спросил Хет-трик, про себя отметив, что у старика мелко трясутся руки.

— Прошлый раз, Ваня, ты принёс поистине уникальную вещь. Всё в ней вроде бы, как обычно: диоды, конденсаторы, сопротивления, транзисторы, но есть несколько странных электронных деталей, которые идентифицировать не удалось. Если бы американцы должным образом исследовали содержимое контейнера, то они бы поняли, что он таит в себе некую загадку. Но они проигнорировали рапорт Алана Бина… На это было, видимо, и рассчитано. Не добавился ведь ещё один контейнер, третий, а, наоборот, один исчез. А на тот, что вернулся, никто пристального внимания не обратил. Изучили, как радиация на него повлияла, лунная пыль и всё… И теперь нам осталось, Ваня, вставить этот вот электронный блок в корпус телефона — он, кстати, как раз подходит, и разъёмы соответствующие там для него имеются, — и тогда мы увидим, что получится в результате…

Какое-то смутное, едва уловимое беспокойство разбудило Вольфа посреди тёплой московской летней ночи. Он открыл глаза. Спальню снизу до верху заливал серебряно-голубой лунный свет. Повинуясь неведомой силе, Вольф поднялся с постели. Луна притягивала, манила, обещала ответы на все вопросы. И только что-то тёмное, с обратной её стороны, мешало их получить. Он подошёл к настежь распахнутому окну. Маленькая полная Луна глядела на него своим единственным гипнотическим глазом. Появилось острое желание влезть на подоконник. «Нужно сделать лишь пару шагов. Ответы так близко», — услышал он голос в своей голове. «Не влезай, — предостерегал кто-то другой. — Ты никуда не улетишь. А просто разобьёшься». Несмотря на полусонное состояние, невероятным усилием воли Вольфу удалось удержать своё тело на месте. Он смог отвернуться от опасного окна. Присел на край подоконника, вытащил из лежащей на нём пачки папиросу, закурил. Жадно затянулся.

«Мама говорила, что в самом раннем детстве я страдал лунатизмом. Вылечила корытом с холодной водой, поставленным у моей кровати. Нога попадала в воду, и я просыпался… Видимо, всё повторяется снова. Опять нужно ставить корито… Что же меня в последнее время так мучает, какая неудовлетворённость грызёт?» Магические чары Луны развеивались, сонливость уходила, он пытался разобраться в своих переживаниях. В сознании всплыла реплика булгаковского председателя Акустической комиссии: «…всё-таки желательно, гражданин артист, чтобы вы незамедлительно разоблачили бы перед зрителями механику ваших фокусов… Разоблачение совершенно необходимо… Без этого ваши блестящие номера оставят тягостное впечатление».

«Вот оно что. Который уж год не могу забыть заключение, полученное из Института философии Академии наук СССР, в котором говорится, что в моих опытах нет ничего сверхъестественного, и что все их можно объяснить материалистической наукой… Ну, ладно, телепатию и гипноз, допустим, можно. А вот какой наукой объяснить мои предвиденья? Откуда мне стало известно, чем закончится Карибский кризис, и что первыми на Луну ступят американцы?.. Сталин даже правительственную телеграмму прислал в мае 45-го с благодарностью за точно названный мною день окончания войны… Меня изучать надо, а они не замечают…»

Вольф представил висящую в пространстве бесконечно длинную ленту киноплёнки, где каждый кадр — это день из жизни человечества. «Я каким-то образом умею перемещаться по этой ленте и рассматривать кадры, находящиеся далеко впереди или далеко позади от того места в истории, где в данный конкретный момент я пребываю. Может быть, всё на свете уже давно предрешено?»

Он мысленно попытался отправиться туда, откуда, как ему показалось, надвигалось что-то тёмное и зловещее. Переместился лет на тридцать-сорок вперёд. Но там некое неведомое невидимое существо, типа домового, своими волосатыми лапами сдавило, смяло, скрутило его до боли в сердце и в висках. И он вынужден был отступить от этого ада. И не заглядывать туда больше никогда. До самой своей смерти.

Со стороны орбитальная станция Skylab с пристыкованным к ней «Аполлоном» была похожа на вертолёт. Иллюзию пропеллера создавал комплект астрономических приборов со своими четырьмя длиннющими панелями солнечных батарей, образующими крест. «Ну, вылитый несущий винт геликоптера», — подумал Алан. Он висел в безвоздушном пространстве, ничем не соединённый со станцией. Это вот Оуэн Гарриот был связан с ней фалом, а Бин — абсолютно ничем. Миссия второй экспедиции подходила к концу, и сегодня экипаж занимался последним из запланированных экспериментов — испытывал ранцевую установку для перемещения в открытом космосе.

На спине у командира корабля располагался алюминиевый ранец со стальным шарообразным баллоном сжатого азота. К его ботинкам были прикреплены микродвигатели. А на подлокотниках находились ручки управления. Оуэн, выбравшись наружу из бокового люка шлюзовой камеры, одной рукой держался за поручень, а другой снимал Бина портативной кинокамерой. Джек Лусма, второй пилот, в это время был в помещении орбитальной станции. За испытаниями он мог наблюдать разве что через иллюминатор.

Самостоятельно летая в космосе, Бин наслаждался своими новыми возможностями. При помощи ранцевой установки он мог удаляться от станции на любые расстояния, он мог за считанные минуты долететь до какой угодно её части, он мог совершать такие повороты и перевороты, которые без этого замечательного приспособления астронавту были недоступны, а самое главное — ранец давал возможность ощутить непередаваемую радость свободного полёта, от которого просто дух захватывало.

— Как картинка? — спросил Алан. — Всё заснял?

— О’кей, босс. Лучше не бывает. Теперь вы — герой Голливуда. Правда, буквы «S» на груди не хватает. А так — высший класс. Ха-ха-ха!.. Ой!

Сквозь стекло полностью прозрачного шлема Бин увидел, как Гарриот от смеха сорвался с поручня и, растерявшись, закрутился на одном месте, словно юла. Фал намотался на ногу, но кинокамеру, надо отдать ему должное, он не выронил.

«Ох, уж мне эти доктора наук», — подумал Алан, а вслух сказал:

— Хватит веселиться. Приказываю размотаться, закрепиться на поручнях, вернуться в шлюзовую камеру и ждать моего возвращения. А я пока сделаю полный облёт станции. Плюс осмотрю «Аполлон» перед отправкой домой. Конец связи.

Он добрался до кормы «Скайлэба», и там, у самой дальней его точки — радиатора, завис, когда заметил белую яркую звезду, быстро увеличивающуюся в размерах. Звезда летела на фоне Малой Медведицы. В космосе много чего летало, изготовленного руками человека, поэтому поначалу звезда Бина не удивила. А вот когда она изменила цвет на красный и вытянулась в сигару, тут он очень заинтересовался: что бы это могло было быть? В «летающие блюдца» с инопланетянами Алан не верил, хотя слышал, что вроде бы даже сам Нэйл Армстронг о них рассказывал.

Но как можно было доверять его рассказу, если Нэйл одно время лечился у психиатра?

Поэтому если бы кто-то ещё из товарищей-астронавтов рассказал Алану о том, что он сам через минуту увидел своими собственными глазами, он отнёсся бы к этой истории с большим скепсисом. Красная сигара увеличилась в размерах настолько, что стали видны белые иллюминаторы. А потом… Потом некий объект с огромной скоростью пронёсся мимо Бина, постепенно погаснув, уйдя в плотные слои атмосферы. Алан смог довольно хорошо его рассмотреть.

Двадцать минут спустя Бин вернулся на борт «Скайлэба», но о том, что он увидел, никому не сказал. Потому что ни Оуэн, ни Джек объекта не наблюдали и приняли бы его, Алана, за сумасшедшего. Объектом, летевшим со скоростью не менее 300 миль в час, была… светящаяся изнутри белым светом красная телефонная будка.

«Какая ещё Машина? Что за фигня?» — подумал Артём.

Между тем трубка продолжала говорить. Теперь уже приятным женским голосом:

«Вы обратились в Центр Обслуживания Абонентов. Центр Обслуживания Абонентов исполняет следующие категории желаний. Деньги, золото, драгоценности — нажмите 1. Власть и титулы — нажмите 2. Слава, популярность — нажмите 3. Сексуальные забавы — нажмите 4. Азартные игры и игрушки — нажмите 5. Приключения и путешествия — нажмите 6. Наркотики — нажмите 7. Экзотические напитки — нажмите 8. Деликатесы — нажмите 9. Для связи с оператором — нажмите 0».

Голос, как в мобильном телефоне, был синтезированным, искусственным, механическим. Закончив перечисление, трубка добавила:

«Важное сообщение. В этом месяце самым популярным желанием является тур в Гонолулу на четыре недели. Выберите опцию «Приключения и путешествия». Посетите земной рай». А затем начала повторять всё сначала: «Вы обратились в Центр Обслуживания Абонентов…» и так далее.

Артём прослушал информацию ещё раз, потом ещё раз.

«Ничего не пойму, — подумал он. — Чьи это шутки? Кто-то меня явно разыгрывает. Но кто? Что за чертовщина? — он повесил трубку и вышел из телефонной будки. В голове была путаница, сумятица. Сел за столик, налил полный стакан вина, отхлебнул сразу же половину. Радиоприёмник играл лед-зеппелиновскую «Лестницу в небо». — Есть только один способ разоблачить того, кто водит меня за нос». Артём дослушал песню до конца, осушил стакан и решительно вошёл в будку. Десятизначная цифровая комбинация навечно засела в его голове. Выслушав начальные стандартные фразы, он надавил на единицу. Женщина в трубке сказала:

«Категория: Деньги, золото, драгоценности. Рубли — нажмите 1. Доллары США — нажмите 2. Евро — нажмите 3. Золото — нажмите 4. Серебро — нажмите 5. Платина — нажмите 6. Алмазы — нажмите 7. Драгоценные камни — нажмите 8. Украшения — нажмите 9. Изысканные сувениры — нажмите О».

Артём нажал на двойку. Голос продолжил:

«Категория: Доллары США. Монеты — нажмите 1. Банкноты — нажмите 2». Артём опять надавил на клавишу с цифрой «2». Услышал:

«Сообщите общую сумму денег, которую вы желаете получить. Укажите, в каких купюрах и где она должна оказаться. Во избежание недоразумений сформулируйте своё желание чётко и внятно. Я вас слушаю. Желайте, пожалуйста».

Артём чётко и внятно сформулировал:

— Хочу десять тысяч американских долларов купюрами по сто долларов. Пусть деньги появятся в кармане моей рубашки.

И, как только он произнёс это, он тут же почувствовал, как тугая пачка оттянула его нагрудный карман.

Прилетев из Стокгольма, он сразу же позвонил Аналитику.

Аналитик снова не ответил. Подсознательно сработал сигнал тревоги. Хет-трик живо представил свою голову в перекрестии оптического прицела. «Опять он меня наколол. Напрямую связался с американцами. И кого-то ещё взял в помощники. Теперь я ему больше не нужен… В последний раз всё называл меня Ваня, Ванечка, Ванюша. Старый педик!» Мобильный телефон с единственным занесённым в его память номером Хет-трик выбросил в урну. Из «Домодедова», взяв такси, прибыл не в Управление, а в «Альфа-банк». Там из индивидуальной ячейки взял пистолет Макарова. Ехать домой к Аналитику не имело смысла, поэтому он спустился в метро и отправился на Каширку, предварительно помотавшись по кольцевой линии, чтобы замести следы. На всякий случай.

Трясясь в вагоне, мысленно прокрутил подробности последней акции. Объект, сдав лондонскую агентуру, спрятался в Кардиффе. В усиленно охраняемой психиатрической лечебнице.

Англичане сделали ему пластику, поселили в люкс-палате и через неделю собирались перевезти в Ирландию. С новыми документами. А оттуда, скорее всего, в Канаду. Можно было устроить пожар, как в музее электротехники и средств связи, но он устроил потоп. При помощи лопнувших водопроводных труб и гипноза почти без проблем добрался до объекта, повесив предателя родины на проводе от торшера. Особенно запомнился момент, как объект обмочился. От страха.

Дверь ангара была заперта. Ключи, как это ни странно, подошли. Замки были не электронные, а простые, поэтому здесь подвоха он не ожидал. А вот саму дверь открывал с большой осторожностью — с обратной стороны могла стоять растяжка. Но нет, никаких неприятных неожиданностей Аналитик для него не приготовил. Удивило лишь то, что ещё недавно будучи пустым, ангар сейчас был чем-то забит под завязку. Какой-то бумагой.

Как только Хет-трик вошёл внутрь, он тут же понял, что это за «макулатура» такая, правда, отказывался верить собственным глазам. Всё пространство по ширине ангара занимала пирамидальная стена, состоящая из денежных пачек. Пачки были упакованы в блоки прозрачным целлофаном. Из этих самых блоков её и сложили. Стена своим верхом упиралась почти в самую крышу. Чтобы убедиться, что его не обманывает зрение, Хет-трик надорвал целлофан на одном из блоков. Вытащил пачку, снял банковскую бандероль. Никаких сомнений не осталось. Доллары.

«Уму непостижимо! Я такого количества в жизни никогда не видел! Тут же, как минимум, годовой бюджет страны! — восторженно подумал он. — Где ж Аналитик столько бабла-то раздобыл? А что если пачками завален весь ангар? Какой толщины стена?» Чтобы узнать это, нужно было на неё взобраться. Четыре попытки не увенчались успехом — целлофан не давал залезть, руки и ноги скользили, но с пятого раза ему удалось втащить своё тело на верхотуру.

Стена оказалась толщиной где-то метров 6. Когда он по ней полз, от такой груды денег у него начали закипать мозги. Но когда денежная стена кончилась и он увидел, что идёт за ней, из его ушей, образно говоря, пошёл пар. Предохранительный клапан сработал. Дальше, вровень со стеной из денег, шла стена из золота. Штабеля из слитков тянулись тоже метров на 6–7, не меньше. «Да это же Форт Нокс! Тут же целая куча золота! Я на неё весь мир куплю! Ну, Аналитик! Где ж он отхватил всё это богатство?

И где он сам? Затаился, сука!» Хет-трик извлёк из-за спины заткнутый за ремень «Макаров», пополз дальше. Аналитик мог появиться в любую минуту. Откуда угодно.

Бутылка подверглась самому тщательному изучению на предмет подделки. Однако никаких отличий от другой, стоящей рядом, им обнаружено не было. Даже после осмотра через лупу. Бутылка была точно такая же. Слегка зеленоватое стекло, идентичная этикетка с названием и цветной картинкой дома на фоне восходящего солнца, обычная пробка. Тогда он произвёл дегустацию. Сначала из-за предвзятого отношения ему показалось, что вино несколько горчит по сравнению с уже выпитым. Однако затем, маленькими глотками выхлебав почти целый стакан, он пришёл к иному заключению: «Отличный «Дом восходящего солнца». Ничем не хуже гастрономного. Может, ещё бутылочку заказать?.. А что если?.. Там у них, кажется, опция «Сексуальные развлечения» имеется. Мне бы сейчас сексуальные развлечения очень не помешали».

Он вошёл в будку и уже было протянул руку к трубке, когда совершенно неожиданно телефон вдруг взял да зазвонил. «Это ещё что?» — даже сквозь винный туман на лице Артёма проступило удивление. Звонок на слух был стандартный, типичный для стационарных аппаратов. Он с опаской снял трубку, осторожно приложил к уху.

— Алло.

— Артём? — спросил кто-то на том конце линии.

— Да.

— Привет, дружище. Еле к тебе дозвонился. Всё время занято и занято, — в голосе говорившего слышался лёгкий акцент. — Видимо, тебя завалили звонками. Я тоже присоединяюсь к поздравлениям. Желаю, чтобы твоя любовь к «Пинк Флойду» не угасла никогда. Секса, наркотиков и рок-н-ролла тебе. Плюс творческих успехов.

Артём вспомнил, что у него сегодня праздник, и понял, кто это.

— Спасибо, Юрим. Ты на какой номер телефонируешь?

— Как «на какой»? На мобильник тебе звоню, а что?

— Да так, просто спросил. Не бери в голову.

Юрим жил в Вильнюсе. И был ярым фанатиком «Флойда». Артём относился к нему с некоторой долей неприязни. Потому что Юрим порой доставал его своими странными мыслями. Не любил Артём фанатиков.

— А известно ли многоуважаемому гуру-имениннику, что именно в этот день в 1994 году группа «Пинк Флойд» выступила в Чехословакии, и на том давнишнем концерте ваш покорный слуга побывал? Помню, приехали мы в Прагу за час до представления. Но мне всё же удалось пробиться к самой сцене. Ну, а во время шоу я несколько раз умирал и воскресал — так было круто!

— Да уж.

— Слышь, а ты знаешь, что клавишное вступление Райта в песне «What Do You Want From Me?» звучало на том концерте почти как лаундж семидесятых?

— Как что?

— Как лаундж семидесятых годов… Оно и на «Пульсе» есть.

— А… — сказал Артём, про себя раздражённо подумав: «Опять двадцать пять. Что ты от меня хочешь? What do you want from me?»

— Да, и ещё. Хотел тебя спросить. В песне «Dogs» на 11-й минуте 32-й секунде вроде как шёпот какой-то идёт. Не знаешь, что это такое? На официальном релизе.

Именно за такие вот вопросы Артём дал Юриму кличку «Гибель подводной лодки».

— На какой минуте?

— На 11-й минуте 32-й секунде. Шёпот какой-то сатанинский… Ой! Совсем забыл тебе сказать. Хорошо, что вспомнил. Ты обращал внимание на даты дней рождения флойдов? Роджер Вотерс родился 6 сентября — вчера, значит, отметил. Сид Барретт — 6 января. А у Дэвида Гилмора день рождения 6 марта.

— И что?

— А то. Три основных фигуры «Пинк Флойда» — три шестёрки. Число зверя. «Кто имеет ум, тот сочти число зверя, ибо это число человеческое; число его шестьсот шестьдесят шесть».

Юрим процитировал Библию.

— То есть…

— Конечно! Чтобы стать знаменитыми, они продали души дьяволу!

«Это уже ни в какие ворота, — у Артёма лопнуло терпение. — Больше не хочу слушать бред. Устал от идиота… По-моему, у Вотерса день рождения не шестого, а девятого… Обкурился он, что ли?.. Может, и мне наркотиков заказать? Никогда не пробовал… А то грустно как-то снова стало».

— Артём, ты где? Куда пропал? Алло, Артём!

Артём повесил трубку.

Игрушки, игрушки, игрушки и ещё раз игрушки. Плюшевые мишки, зайцы, заводные автомобильчики, барабаны, волчки, кегли, пистолеты, автоматы, мячи, дудочки, кубики, сабли, пожарные машины, солдатики, пирамидки, свистки, танки, роботы, коробки с настольными играми: лото, пазлы, шашки, конструкторы, сборные модели самолётов, кораблей и прочее, прочее, прочее. Всё было свалено в кучу — не пройдёшь. Он встал на колени, поднялся во весь рост. За огромным морем игрушек увидел кусочек красной крыши телефонной будки. Будка стояла почти в самом углу ангара.

Прямо над головой — рукой подать — висел тельфер. Хет-трик засунул «Макарова» за пояс, снял джинсовую куртку, подпрыгнул, уцепился за балку, долез до тельфера, подтянул к себе пульт управления, одной рукой повис на крюке, другой нажал на кнопку. Доехал до конца ангара, опустился на бетон. Здесь было почти пусто. Можно было ходить.

В будке на полу сидел человек в костюме клоуна. То ли мёртвый, то ли живой — непонятно. Хет-трик распахнул дверь. Несмотря на рыжий курчавый парик, красный шарик носа на резинке и разноцветный балахон, не узнать Аналитика было нельзя. Он так сладко чему-то улыбался во сне, что Хет-трик наконец-то перестал его бояться. Рядом с Аналитиком лежал пластмассовый буратино.

— Так вот где ты спрятался, Петрович! — громко сказал Хет-трик. — Давай просыпайся! Я вернулся! Подъём! Будем деньги делить!

Аналитик открыл глаза, обрадовался.

— Ой, Ванюшка. А я тебя заждался совсем. Выбраться не могу. Сижу тут, как хрен знает кто. Ты батарейки принёс?

Из носа Аналитика тянулись две зелёные дорожки соплей, но он их почему-то вытирать не спешил.

— Какие батарейки? — не понял Хет-трик.

— Как «какие», Ваня, — «Крона». Железная дорога без них никак не работает. А Машина батареек не даёт… Так ты что, не принёс батареек, значит?

«Да он же с ума съехал, — догадался Хет-трик. — Я и сам-то еле держусь… А я всё думаю, откуда игрушки».

— Подожди-ка, Олег Петрович. Ты мне лучше скажи, где ты доллары и золото взял.

— Машина дала, Ванечка, Машина. Телефонная будка. Надо только код набрать и пожелать. Будка всё тебе даст.

— Будка? Это же вроде психотронное оружие.

— Какое оружие, Ваня? Телефонная связь с Богом. Прямая линия. Это — Машина Теслы. Его изобретение. А моя голова — Машина Тьюринга. Я один догадался, задачку решил. И код я, Ванюша, отгадал. Долго не мог. Но отгадал всё-таки. Очень простой оказался… Как же я теперь без батареек? А, Ваня?

«Что он несёт! Точно свихнулся. Пора с ним заканчивать».

— Где твоя мобила, Петрович? Почему не отвечал?

— Мобилы нету. Слиток свалился и вдрызг. Пять килограммов-то весу, — Аналитик засмеялся, показав жестами, как упал слиток и что стало с мобильным телефоном. Потом подошёл к игрушечной железной дороге, опустился на четвереньки. Рукой повёл по рельсам паровозик с вагончиками. — Придётся так ехать. Ту-ту! Ту-ту!

«Дорога-то гэдээровская. У сына в детстве такая же была, — подумал Хет-трик. — Кажется, я дверь ангара забыл запереть. Ладно, ничего».

Он вытащил пистолет. Из кармана штанов достал глушитель, прикрутил. Аналитик был полностью увлечён железной дорогой.

— Слышь, Аналитик. А код-то какой?

— Что? Код? А… Год рождения, год смерти. Год рождения, год смерти. Год рождения, год смерти. Пых-пых, пых-пых! Пых-пых, пых-пых! Ту-ту! Ту-ту! Ту-ту! Поберегись!

Хет-трик сделал два выстрела. Один — в сердце Аналитику. Второй — ему в голову. Контрольный.

На бельевых верёвках колышимое тёплым ветерком болталось женское нижнее бельё: панталоны, лифчики, комбинашки. Какой-то молодой парень, сняв с верёвки лифчик, пытался примерить его на себя.

— Простите, вы не подскажете… — начал я фразу, но так и не закончил её, потому что парень бросился бежать — только пятки засверкали.

У ворот, сколоченных из неструганных и неокрашенных досок, я увидел волынщика. Однако трогать его не стал. Пусть играет свою шотландскую тягомотину. Только подумал: «А что у шотландца под юбкой?»

Сразу за воротами стоял большой трёхколёсный велосипед. На руле вместо звонка, свесив ножки, сидел гном Гримбл-Громбл. Сидел ко мне спиной.

— Вы не знаете, где оно? — обратился я к нему.

Гном обернулся, посмотрел на меня своими глазками-бусин-ками, поморщился и сказал:

— Ничего себе… Нет, не знаю. Но поискать можно. Садись, поехали.

Я поставил «дипломат» в багажник, поплотнее нахлобучил чёрный котелок, подтянул белые нитяные перчатки, взобрался на сиденье, и мы покатили.

Дорога была пыльная, но без ухабов, велосипед почти не трясло. Нормальная была дорога.

— Брысь, Сэм! — крикнул гном чёрному коту, попытавшемуся её нам перебежать. — Брысь, Люцифер! А то удачи не будет.

— Как надоели, — в ответ недовольно мурлыкнул кот. — Пойду напьюсь валерьянки.

— Кто это у вас женское бельё ворует? — спросил я гнома.

— Арнольд Лэйн, кто ж ещё? Он как с Джулией поцапается, так всегда отомстить ей норовит.

Вокруг шелестела изумрудно-малахитовая трава.

— Красиво, — восхитился я.

Гном понял, о чём речь, сказал с пафосом:

— Луга Грантчестера!

Видимо, ему тоже очень нравилась здешняя природа.

На лугу паслась пёстрая корова. Мы подъехали к ней.

— Настрой приборы на центр Солнца, — промычала она и, немного пожевав жвачку, добавила: — Забирай стетоскоп и проваливай.

«Грубиянка», — подумал я, а вслух сказал:

— Не в духе она, что ли?

— Не обращай внимание. Конопли Лулубель наелась, вот и приняла тебя за ветеринара.

Я надавил на педали. «У кого же ещё узнать?»

Впереди, у обочины дороги, расстелив на траве юнион-джек и скрестив по-индийски ноги, сидел полуобнажённый человек. Человек загорал и курил сигару. Рядом на спиртовке жарилась яичница с беконом.

— Кто это? — спросил я у Гримбла-Громбла.

— Алан. Он в это время обычно завтракает.

От сковородки шёл аппетитный запах, смешанный с ароматом сигары. Мы подъехали к Алану.

— Добрый день, — сказал я. — Можно к вам присоединиться? У меня в портфеле есть яблоки и апельсины.

— Могу предложить только сигару. Хочешь? — ответил Алан.

«Жадина, — подумал я. — Знает ведь, что не курю». Вслух же спросил:

— Не видели, где оно?

Алан посмотрел на меня, скривился, ответил:

— Поосторожней с топором, Юджин.

— О чём это он? — спросил я, когда мы немного откатились.

— Да бродит тут один военный по маковому полю. С коробкой киноплёнки под мышкой и с кухонным ножом в спине.

Велосипед запылил по грунтовке. На пути нам попалась отара овец, которую к неподалёку видневшемуся озеру гнали собаки. После овец к водопою проследовало и стадо свиней.

Старое жирное солнце было уже в самом зените. Припекало.

— Жарко, — сказал я.

— Лето шестьдесят восьмого, — равнодушно прокомментировал Гримбл-Громбл.

Похоже, он тоже страдал от высокой температуры.

— Может быть, и нам съездить к озеру? Водички попьём.

— Я не против, — согласился гном.

Если бы не заикание, то Ричард, скорее всего, стал бы, как его отец, адвокатом, и, может быть, даже достиг дедушкиных высот. (А дед его, достопочтенный сэр Джордж Брэнсон, был, между прочим, судьёй Высшего суда и членом тайного совета.) Юрист-заика — что может быть более нелепым? Дефект речи мешал молодому Ричарду и в учёбе. (К сожалению, никакие логопеды помочь ему не сумели.) Однако именно это обстоятельство явилось побудительным мотивом, чтобы Ричард Брэнсон смог заявить о себе во всеуслышанье.

С ранней юности у Ричарда проявилась тяга к предпринимательству. Известно, что он занимался выращиванием рождественских елей и разведением волнистых попугайчиков. И хотя эти затеи потерпели неудачу, Ричард не отчаивался. В шестнадцать лет он организовал свой первый успешный бизнес — журнал Student, а в семнадцать даже руководил студенческим благотворительным фондом. Но основной стартовый капитал младший из Брэнсонов сколотил, занимаясь звукозаписывающим бизнесом.

Сначала он торговал уценёнными грампластинками, развозя их на личном автомобиле по торговым точкам Лондона, потом придумал рассылать диски по почте, затем открыл свой собственный магазин и, наконец, построил независимую студию звукозаписи под названием Virgin Records, то есть «Записи девственника». Друзьям и знакомым необычное название Ричард объяснял юмористически. Мол, в этом бизнесе он абсолютный новичок. На самом же деле из-за заикания у него были большие проблемы в общении с девушками, и в свои 22 года он всё ещё оставался мальчиком.

Первым релизом Virgin Records был альбом Майкла Олдфилда «Tubular Beils», который в 1973 году стал в Великобритании бестселлером. (Кстати сказать, Олдфилду до этого отказали все официальные лондонские рекорд-лэйблы.) Помимо Майкла Олдфилда, компания Брэнсона подписала контракты с панк-группой Sex Pistols, с new-wave-командой Culture Club, с сольным музыкантом Питером Габриелем. И не прогадала. Благодаря ей эти исполнители прославили и себя, и Virgin Records на весь мир.

Кроме тяги к предпринимательству, Ричард Брэнсон обладал и большой любовью к спорту. Ещё в школе он показывал отличные спортивные результаты (особенно в плавании), а разбогатев, решил взяться за мировые рекорды. В 1986 году Брэнсон со второй попытки на собственном судне «Virgin Atlantic Challenger II» побил мировой рекорд скорости пересечения Атлантического океана. Год спустя он снова пересёк Атлантику, но теперь уже на воздушном шаре. Это был первый в мире воздушный шар на горячем газе, перелетевший через Атлантический океан. В январе 1991-го Ричард установил новый мировой рекорд, преодолев на аэростате Тихий океан (пролетев от берегов Японии до арктической части Канады).

После успехов в пластиночном бизнесе Брэнсон в 1984 году создал авиакомпанию Virgin Airways. В 1997 году он уже участвовал в железнодорожном проекте, а в 1999-м — в телефонном. Империя Virgin захватывала всё новые и новые пространства. Появились фирмы: Virgin Cola, Virgin Vodka, Virgin Comics, Virgin Animation. Брэнсон занялся футболом и автогонками.

С целью коммерческой доставки пассажиров на суборбитальные высоты при помощи «челноков» Ричард Брэнсон в 2004 году организовал компанию космического туризма Virgin Galactic. С 2006 года он начал спонсировать учёных, занимающихся поиском экологически чистого топлива, исследующих стволовые клетки, изобретающих технологии, идущие на пользу человечеству.

Ричард Брэнсон добился того, чего он так сильно желал, будучи подростком. Среди ведущих предпринимателей планеты Брэнсон получил прозвище «лидер трансформаций» за смелость в своих бизнес-начинаниях. Он вошёл в десятку самых богатых людей Великобритании. Королева присвоила ему титул Рыцаря. Его имя стало известно каждому англичанину.

Только вот почти никому не было известно, что в 2000 году после неудавшейся сделки с покупкой «Национальной лотереи» Ричард Брэнсон заболел раком почек, прошёл курс химиотерапии, который ему совершенно не помог, уединился на одном из Вирджинских (Девственных) островов и там ожидал свою скорую смерть. Но случилось чудо. Приглашённый его русским другом шаман вуду вылечил Ричарда от рака. Мало того, с тех пор у Брэнсона полностью исчезло заикание.

Часть четвертая Алло!

Итак, что мы имеем? Есть телефонная будка. Английская. Прислана из Лондона. Есть отправитель, назвавшийся именем моего отца. Есть также кто-то, кто позвонил на радио и сделал заказ на поздравление. Некий Боб Клоуз. Понятно, что псевдоним. Понятно, что и Боб Клоуз, и отправитель — одно и то же лицо… Сто процентов, что это не Юрим. У него с деньгами негусто, работает в Вильнюсе дорожным строителем… Тот, кто отсылал будку, богат. Очень богат. Может быть, даже миллионер. Кому из миллионеров мира сего я писал письма? С кем контактировал? Ага… Флойдов исключаем сразу. Жадные до невозможности. Кроме не лучшего качества фотографий с автографами, я от них больше ничего не получил. У Ника Мэйсона, барабанщика, попросил для Клуба экземпляр его книги «Inside Out» — отказал.

Значит так. Королева Великобритании Елизавета Вторая. Потом премьер-министр Тони Блэр. Дальше. Президент EMI Стивен Ралбовски. Директор издательства Omnibus Press Крис Чарльзворт. Кинорежиссёр Алан Паркер. Музыкант, актёр, продюсер Боб Гелдоф. Художник-карикатурист Джерри Скарф. Дизайнер Сторм Торгерсон. Сценические декораторы: Марк Фишер и Джонатан Парк… Вот. Кого ещё я забыл? Из богатых, кажется, все.

Королева и премьер — маловероятно. Из оставшихся миллионеров теоретически будку мог выслать любой. Чисто теоретически… А имя моего отца? За деньги всё что угодно можно узнать. Хорошо. Но зачем тогда кто-то из них подогнал мне будку? И не просто будку, а телефонную будку, исполняющую желания?

Доллары оказались настоящими. Как и вино. Каннабис вроде тоже. Женщина была самая что ни на есть реальная. Приехала из противоположного конца города. Волосы, лицо, фигура, интеллект, пристрастия — всё полностью соответствовало моему заказу. Единственно, она вела себя так, словно частично потеряла память. Ей казалось, что мы с ней давно знакомы, но она не могла вспомнить, где и когда мы повстречались. Ладно.

Никогда не верил ни в какие потусторонние силы. А тут самое время начать. Потому что в голове не вмещается, каким образом будка так ловко исполняет желания… Возможно — фокусы, иллюзионизм, престидижитация. Что там ещё у нас? Нанотехнологии, голография, компьютерные трюки. Скорее всего. Участвую в розыгрыше, снимают скрытой камерой. Потом покажут на всю страну. Или на весь мир. Все перечисленные особы, так или иначе связаны с шоу. С реалити-шоу в том числе. Кто же из них кукловод?..

И как мне вести себя в этом случае? Расслабься, Артём, и получай удовольствия. Что у них ещё имеется в том списке? «Путешествия и приключения»? А что, возьму-ка я Жанну, и махнём мы с ней в Гонолулу, на самый популярный курорт текущего месяца, в рай земной. Жанна — не Лиза. Красивей в сто крат. Жанна и Лиза — это небо и земля.

Изначально я не хотел вмешиваться в процесс. Думал, просто со стороны понаблюдаю. Переживу такие ощущения, которых никогда в моей жизни не было. Но вмешаться всё-таки пришлось. Сатаму, или правильнее будет сказать — Сатану, ликвидировал в бостонском аэропорту. А иначе как бы я попал на самолёт? Плюнул в него дротиком, когда он мочился в писсуар. А потом расстегнул ему штаны и на унитаз усадил, пусть посидит, пока его обнаружат.

Захват они начали точно по графику — в 8:14. Подкараулили, когда стюардесса пилотам кофе понесла. Сразу же её отпихнули, и двое в кабину ворвались. А третий, тот, что с бородкой, стюардессу за волосы схватил, сказал: «Всем молчать, никому не двигаться, — а потом добавил: — Аллах велик».

С лётчиками они быстро управились. И, как вышли из кабины, их лидер, Мохаммед Атта, резко поднялся с кресла и к штурвалу пошёл. А эти трое саудовцев в салоне остались, порядки наводить. Стюардесса пыталась вырваться, так тот, что с бородкой, ей в живот кулаком двинул. Тогда один из пассажиров вступиться за неё решил. Скромного вида такой, щупленький.

Убили они этого щупленького. Горло ему перерезали. Я не уловил, чем ему по шее полоснули, но, видимо, лезвием от бритвы. Его во рту спокойно пронести можно. И тут, как народ кровь увидел, все в движение пришли, а то сидели, словно мумии, — немая сцена в театре. Мужчины ругаться стали, дети плакать, а женщины выть. А одна, в зелёной кофте, так завизжала, что у меня даже уши заложило. Ну, думаю, началась потеха.

А потом из динамиков по внутренней связи объявление прозвучало. Мол, сидите тихо, и всё в порядке будет, возвращаемся в аэропорт. И через минуту снова: «Никому не двигаться. Если вы попытаетесь двигаться, вы подвергнете опасности и себя, и самолет». Ну, толпа немного приутихла. Кто молится, кто беззвучно слезу пускает. В 8:26, чувствую, самолёт разворот делает. То есть действительно на Нью-Йорк пошли.

Да, переживания незабываемые. Трудно все словами выразить. Но одно самое острое — ощущение абсолютной непредсказуемости нашей жизни. Знаешь, что все эти девяносто человек через двадцать минут отправятся к праотцам. Со всеми их планами, желаниями, надеждами. (Хотя они ещё об этом не догадываются.) И от этого как-то грустно становится.

Не хотел я вмешиваться в процесс. Но пришлось. Как только камикадзе из кабины снова трепаться начал насчёт того, чтобы никто сопротивление не оказывал, и самолёт стал снижаться, ко мне тот, что с бородкой, подошёл. Смотрит на меня, значит, и спрашивает, а где Сатама, он должен на моём месте сидеть. А я ему в ответ говорю, что сидит твой Сатама сейчас в Бостоне на унитазе. Очень напрягся бедняга Сатама, когда какал, вот тромб у него и оторвался.

А эта гнида нож костяной вынул и собрался в меня его воткнуть. Я подумал, не один я такими ножами пользуюсь. И ещё подумал, что сейчас кино-то закончится, а мне его досмотреть, ох, как охота.

Двоих я этим ножичком и порешил. А третьего, того что с бородкой, леской собственной удавил. Народ как это увидел, обрадовался, начал мне аплодировать. Словно я Брюс Уиллис какой-то.

В кабине кровь пилотов аж под ногами хлюпала. А эта сволочь египетская самолёт уже на небоскрёб нацелил. Ну, я ему по-быстрому голову свернул и сам за штурвал уселся. Минуты три-четыре у меня оставалось. Я штурвал влево, вправо — ничего. На себя потянул — никакой реакции. Самолёт меня не слушается. В полный отказ ушёл.

Последнее, что помню, — увидел расширенные от ужаса глаза какого-то парня, смотрящего сквозь окно небоскрёба на гигантскую тушу «Боинга-767», который вот-вот врежется в северную башню Всемирного Торгового Центра. Услышал, как заверещала та женщина в зелёной кофточке. И как я от страха крикнул: «Банзай!!!»

На указателе было написано: SAN TROPEZ.

Потянулись сельские деревянные домики. На фоне одного из них я увидел молодую супружескую парочку — танцующих испанцев. На самом деле они не танцевали, а только делали вид, что танцуют. Поскольку танцевать им не позволяли туго натянутые верёвки, во все стороны идущие от их гибких тел. Концы верёвок были привязаны к колышкам, вбитым в землю. Как у туристической палатки.

— Что-то типа ныряльщика, — сказал я.

— Да. Там, на озере, был их сынок, — подтвердил Гримбл-Громбл.

У ныряльщика из воды торчали ноги, а круги от него не шли. Видимо, он давно нырнул, да забыл вынырнуть.

Впереди, оставляя за собой облако пыли, кто-то ехал нам навстречу. Громко тарахтел мотор.

— Только ведь искупались, — недовольно пробурчал гном.

Буквально через минуту мимо нас пронёсся мотоциклист. На него я внимание не обратил, а вот от его спутницы трудно было оторвать взгляд. На заднем сиденье мотоцикла сидела совершенно голая, очень сексуальная рыжеволосая красотка в красных лакированных туфельках и с красным же ранцем на спине.

«Порнозвезда», — подумал я.

Облако пыли накрыло нас, и мы закашляли. А когда прокашлялись, я спросил у гнома:

— Кто этот мотоциклист?

— Кто, не знаю, но то, что он уже нашёл то, что искал, это бесспорно.

— Бесспорно, что он с порно, — пошутил я.

Гном захихикал.

Дальше дорога шла вверх. Въехав на пригорок, я увидел справа, за полем, синюю полоску моря.

— Сворачивай к морю, — сказал гном. — На берегу не так душно будет.

С моря потянуло свежестью. Я поднажал. Велосипед подкатил к развилке. На квадратном дорожном знаке была нарисована вилка. Отсюда стали видны бухта и песчаный пляж.

— Как называется бухта? — спросил я у Гримбла-Громбла.

— Кратковременная потеря рассудка, — был его ответ.

Над бухтой кружил дельтаплан. На самом же пляже стояло несколько сотен кроватей, вереницей в пять рядов, растянувшихся вдоль побережья. Кровати были металлические, аккуратно застланные одеялами. Между кроватями ходила медсестра с пухлой стопкой постельного белья.

Съезжая с кручи в бухту, я заметил и темноволосого парня, сидящего на одной из кроватей и читающего какую-то большую книгу. Когда мы к нему приблизились, он закрыл книгу, отложив её в сторону. На обложке я прочёл: «Inside Out» («Шиворот-навыворот»).

— Как книга? — спросил я у него.

— Такую чушь пишет! — махнул рукой парень.

На нём была чёрная футболка с жёлтыми буквами LSyD.

— Не подскажете, где оно? — снова спросил я.

Парень поглядел на меня, нахмурился и сказал:

— Это тебе в «Баттерси» надо. Там чего только нет.

Зал взорвался овациями. Зрители хлопали, стоя. В знак уважения к человеку, который только что завершил своё потрясающее шоу. Расшитая блёстками рубашка, строгие тёмные брюки, театральные жесты признательности, обворожительная улыбка. Маг, волшебник и чародей, великий и непревзойдённый Давид Копперфилд. Собственной персоной.

Артём выключил запись, подумал: «Да, его фокусы впечатляют. Особенно поражают полёты. Задаёшься вопросом — как он это всё делает? Не зная секрета, складывается впечатление, что Копперфилд — современный старик Хоттабыч или джинн из лампы Аладдина. На самом деле — хорошо подготовленные сложные технические трюки. Ничего более. Это понятно. А вот что такое моя телефонная будка? Полный туман».

Артём посмотрел на приклеенную скотчем к обоям фотографию, вырезанную из British Style. Опершись о красную телефонную будку, ему улыбался Сева Новгородцев. Седые длинные волосы, на голове чёрный цилиндр, руки нагло всунуты в карманы потёртых синих джинсов, расстёгнутый чёрный пиджак, на лацкане — аляповатый белый крест, маленьким колечком соединённый с красной пятиугольной планкой. Общий посыл — «посмотрите на меня, какой я крутой, получил орден из рук коронованной особы, да я теперь небожитель, не меньше». Журнал вынес фото на обложку, внизу приписав: «Сева Новгородцев: Sax, Sex & Sixty Six».

«В этом наряде он больше похож на Безумного Шляпника из «Алисы в Стране Чудес», чем на диск-жокея, — усмехнулся Артём. — …Раньше я действительно боготворил Севу. Ловил каждое его слово, смеялся над его антисоветскими шутками. По пятницам в полночь настраивал старенький VEF на Русскую службу Би-Би-Си, чтобы услышать «Рок-посевы». Потом записывал передачи на магнитофон и распечатывал текст на пишущей машинке. Как только «железный занавес» рухнул, отправил Севе письмо. Он на самом деле реально помог мне в плане организации Клуба — сделал несколько передач по моим письмам. Но потом настал момент, когда я понял, что Сева, грубо говоря, никто, лишь ловкий мошенник. Он плохо знает историю Pink Floyd. Совершенно не вник в смысл альбома «Amused То Death». Да и вообще, как оказалось, Новгородцев не очень-то любит рок-музыку. Он ведь джазист, саксофонист. А рок-музыка для него — это просто работа, а не настоящая привязанность. Так уж сложилась жизнь, что ему пришлось делать программы о роке. За двадцать лет не взять ни одного интервью ни у одного знаменитого рок-музыканта! Я бы на его месте уже пил чай с Полом Маккартни, а с Ричи Блэкмором в футбол играл… Да, на вид точно такая же будка, как у меня. Только вот моя явно от Копперфилда».

Артём перевёл взгляд с фотографии Севы на картину Сторма Торгерсона в рамочке по соседству. На картине были изображены два идола, «два истукана с острова Пасхи», как сказал Сашка Немец, смотрящие друг на друга глаза в глаза. И он сразу же вспомнил свой наркотический трип.

— Жили-были два брата-близнеца, — рассказывал гном. — Одного звали Виш Ю, а другого — Вё Хиа…

— Китайцы? — поинтересовался я.

— Местные. Сан-тропезцы… Один работал музыкантом, второй — бизнесменом. И оба однажды сгорели…

— На работе?

— Нет. На улице. Просто поздоровались, друг другу руки пожали и натурально загорелись. Рыжим пламенем. Сперва Вё Хиа полыхнул, потом — Виш Ю.

— Прогорели, наверное.

— То, что от них осталось, тут вот и похоронили. А сверху пирамиды поставили. Типа памятников. Всем Сен-Тропезом деньги собирали.

Пирамиды были высокие, сложенные из белых пластиковых кирпичей, одна на другую похожие, как близнецы. На той, что слева, было написано: WISH YOU, а ниже можно было прочесть эпитафию — Remember A Day (Вспомни День). На той, что справа, стояло имя: WERE HERE, а эпитафия была такая — Let There Be More Light (Пусть Там Будет Больше Света).

Я шёл пешком, потому что велосипед увязал в песке, не ехал, и его пришлось бросить на границе пустыни. «Дипломат» с наклейками-этикетками «Obscured By Clouds», «Dark Side Of The Moon» и «Wish You Were Неге» остался в багажнике. Гримбл-Громбл сидел у меня на плече.

— Вон она! — крикнул гном пискляво.

На горизонте подсвеченное красными лучами заходящего солнца показалось мрачное строение электростанции. Благодаря четырём столбообразным трубам создавалась иллюзия севшего на мель корабля.

— «Баттерси» раньше была центром современности. А теперь там упадок и запустение. Теперь она тоже что-то вроде памятника. Прошлой жизни.

И действительно, когда я к ней подошёл, то увидел разбитые окна, осыпавшуюся штукатурку, отвалившуюся плитку, прогнившие доски, ржавую колючую проволоку. На одной из потемневших от времени стен кто-то гвоздём нацарапал: THE FINAL CUT. Кривыми буквами.

Как сказал парень с пляжа, здесь много чего было — целый склад старого барахла. Внутри электростанции в полном беспорядке валялись телевизоры, каски, часы, инвалидные кресла, подушки, колокола, шприцы, молотки, парики, пулемёты, рюмки, радиоприёмники, призмы, вуали, указки, манекены, кассовые аппараты, занавески, мегафоны, аквариумы, кресла, парашюты и прочая всякая дребедень.

— Нет тут ничего моего, — печально сказал я после долгого безрезультатного осмотра.

— Вон оно, — гном указал своей маленькой ручкой на тёмный угол помещения.

И тут я тоже его увидел.

— Это разве моё? — растерянно спросил я.

— Ну не моё же, — ответил Гримбл-Громбл. — Моё у меня.

— Там ведь два лица.

— Даже три — два лица в профиль, плюс ещё одно, из них состоящее. Три лица в одном.

— Но я же не такой…

— Да, ладно. Бери, не капризничай. Других всё равно нет.

До «часа икс» было ещё восемь минут, и он решил опять покурить. Из внутреннего кармана кожаной куртки вытащил початую пачку Marlboro и зажигалку Zippo, а также пустой коробок из-под спичек, служивший пепельницей. «Винчестер» был полностью настроен на стрельбу, осталось только дождаться картежа. Уселся на ящик с учебниками, так, чтобы одним глазом посматривать через раскрытое окно на улицу. На улице людей было немного, но люди были. Ждали проезда высокопоставленной персоны. Какой-то человек, стоящий на газоне, почему-то раскрыл чёрный зонтик. Хотя дождя и близко не было.

«Ну, если ничего нельзя изменить, — подумал Хет-трик, — то почему нельзя поучаствовать? Интересно ведь. Гораздо круче, чем компьютерная 3D-игра, — он вспомнил 11 сентября, вспомнил катастрофически приближающийся небоскрёб. — …Да, тогда я реально испугался. Когда не сумел увести самолёт в сторону. Просто жутко испугался! Такой адреналин! — он чиркнул зажигалкой, приятно затрещал кончик горящей сигареты. — …Итак, Харви на шестом, я на пятом. Он сделает три выстрела, но все три раза промахнётся. А кто-то, пока я ещё не знаю кто, скорей всего, из-за изгороди вон на том холме дважды точно попадёт в президента. Ну, что ж. А я добавлю свои пять копеек в этот праздник прицельной стрельбы. В этот шутер».

Таймер на ручном хронометре Casio сыграл короткую звонкую мелодию. Всё. 12:28. Двухминутная готовность. Хет-трик сделал последнюю затяжку, раздавил окурок, оставил его в спичечном коробке. Выглянул из окна — кортеж уже сворачивал с Хьюстон-стрит на Элм-стрит. Сквозь линзы оптического прицела увидел открытый лимузин с Кеннеди, его аккуратно подстриженный затылок. Совместил перекрестие с мушкой.

Сверху трижды сухо грохнул карабин Ли Харви Освальда. Как и предсказывал Хет-трик, ни одна пуля не попала в цель. Он прекрасно видел, что Джон Кеннеди цел и невредим. Лимузин президента удалялся. Но больше ничего не происходило. «Почему тот, второй, не стреляет?» — стремительно пронеслась мысль. А лимузин с каждой секундой всё удалялся. Дальше тянуть было нельзя. Хет-трик дважды нажал на курок. Первая пуля должна была попасть в сердце, но угодила в правую половину спины. А вот вторая попала, куда надо. Брызнули мозги. Кусок черепа отлетел к Жаклин. Та в шоке попыталась приложить его назад, к голове мужа. Но муж был уже не жилец.

Хет-трик отбросил «винчестер», встал во весь рост. Больше никаких выстрелов не услышал. Ни со стороны холма, ни отсюда, из склада школьных учебников, ни откуда-то ещё. «Что же это получается? Выходит, это я убил Джона Кеннеди?.. Ах ты, сволочь грёбаная! Снова меня обманула, железка безмозглая! Чёртова Машина!»

Кортеж продолжал удаляться. К тяжело раненному президенту бежали телохранители. А человек с зонтиком, стоявший на газоне, как в воду канул.

В чате шла оживлённая дискуссия на тему предстоящего приезда в Москву Роджера Вотерса. Вотерс в конце апреля собирался посетить столицу России со своим шоу «Стена». Особенно горячо обсуждали будущий концерт Юрим и некто под ником ummagumma, уже посмотревшие бутлегерское видео, снятое в Чикаго. Юрим, как всегда, нёс полную ахинею, а вот аммагаммовец довольно толково анализировал плюсы и минусы концертной деятельности Роджера. Оба друг друга не слышали, не понимали, каждый отстаивал личную точку зрения, не считаясь с мнением оппонента.

Артём ради любопытства тоже посмотрел пиратскую запись представления, однако в спор вступать не захотел. А вместо этого сунул свой нос в Википедию и прочёл там статью об Анджелине Джоли. «Ну и чем ты думаешь заинтересовать эту Лару Крофт? — спросил он самого себя после того, как внимательно ознакомился с информацией. — Деньгами? Да она же входит в тройку самых высокооплачиваемых актрис в мире. Завалю её подарками. И всё? Ладно, а Брэда Питта куда денешь? Его имя даже вытатуировано у неё на теле. Ведь ты же не хочешь, чтобы она, как Жанна, память потеряла? Нет, не хочу. А что делать с шестью чужими детьми? Тебе же нужны только свои собственные».

Жанна и Гонолулу наскучили Артёму уже через неделю. И вроде бы Жанна отвечала всем его требованиям, и вроде бы Гонолулу был раем на земле, но что-то всё же было не так, что-то не устраивало Артёма. Слишком всё было сладко, слишком приторно, ну просто сахарная вата какая-то. Он раньше времени вернулся из поездки. Один, злой и разочарованный.

«Нет никакого смысла снова подключать телефонную будку. Заказывать секс с порнозвездой Дайаной Дорз, например, или с «матушкой Терезой» — Анджелиной Джоли. Искусственная ситуация ни к чему хорошему не приведёт. Даёт мне будка деньги, и хватит. И на том спасибо. А я уж сам как-нибудь буду устраивать свои отношения с женщинами».

Он снова зашёл на сайт «Пинк Флойда», покопался в архиве. И к своему величайшему изумлению в ворохе устаревших и пропущенных им за полтора года новостей, наткнулся на заметку под названием «Я купил себе мою же работу», где прочёл следующее:

«Вчера на интернет-аукционе Е-bay за 8000 долларов США была продана картина известного художника-оформителя Сторма Торгерсона «Человек с лампочками». Как выяснилось сегодня, анонимным покупателем стал сам автор этого произведения, популярного в узких элитных кругах. В интервью нашему изданию Сторм Торгерсон сказал, что идею картины «Человек с лампочками» он позаимствовал у Сальвадора Дали и пояснил, что у него дома имелась всего лишь копия этой работы, а оригинал несколько лет тому назад им был подарен большому поклоннику его творчества, президенту русского фэн-клуба Pink Floyd Артемию Комарову. Мистер Торгерсон также добавил, что, по-видимому, мировой финансовый кризис добрался и до российских ценителей сюрреализма, если они уже доходят до того, что продают с аукциона безвозмездные подарки авторов…»

Светящуюся точку на горизонте Фёдор Конюхов заметил после того, как проверил снасти. Удочки ничем его не обрадовали. Спев «крокодил не ловится, не растёт кокос», Фёдор уселся на носу яхты и стал смотреть вдаль, мечтая о гречневой каше и чёрном хлебе. И вот именно в этот момент он увидел яркий блик по левому борту, на самой кромке слияния Тихого океана с небом, — какую-то вспышку отражённого света. Само судно ещё не показалось, а что-то, видимо, с мачты пускало яркие колкие лучики. Волны медленно перекатывались с запада на восток, и поэтому Фёдор поставил дополнительный парус и изменил курс.

Сначала, наблюдая в бинокль, он отказывался верить собственным глазам, потому что то, что постепенно вырисовывалось в его поле зрения, по очертаниям больше походило на «летающую тарелку», чем на обычное торговое судно. Но потом, когда яхта достаточно близко подошла к странному объекту, то понял, что это всё-таки наше земное плавсредство, правда, очень необычное. Вся покатая палуба корабля и даже крыша грибовидной рубки были покрыты слюдяными квадратами, пускающими солнечные зайчики, — панелями солнечных батарей. А когда он сумел разобрать название судна — «Virgin Solar Ship», всё сразу встало на свои места…

— Как наши координаты? — спросил Серджио и, не дождавшись ответа, с ходу рассказал очередной свой анекдот: — Подводная лодка сбилась с курса. Видят: идёт пассажирский пароход. Капитан приказал дать залп торпедами. Пароход подорвался, начал тонуть, срочно радировать SOS и свои координаты. «Смотри, — говорит капитан подводной лодки штурману, — последний раз в этом рейсе я так делаю!»

Ричард Брэнсон расхохотался. Серджио, фотокорреспондент из National Geographic, был взят им в кругосветку не только из-за профессиональных качеств, но и из-за чувства юмора. Серджио Ричарду нравился. «Швейцарцы в следующем году закончат делать второй вариант «солнечного» самолёта, — подумал он, — возьму его в полёт. Только пусть получше подучится лётному мастерству». Брэнсон стоял на мостике за штурвалом «Virgin Solar Ship»: седой, загорелый, из одежды только шорты.

— А вот ещё на морскую тему, — черноволосый итальянец в цветастой просторной рубашке только что наелся спагетти и настроение у него было преотличное. — Два англичанина на берегу Ла-Манша ловят рыбу. Один вытащил красивую русалку, подержал её и бросил обратно в воду. Через час другой англичанин спрашивает: «Сэр, но почему?» А тот ему отвечает: «Сэр, но как?»

Отсмеявшись, Брэнсон вспомнил о Габриеле. «Что-то Питер давненько не звонил. Как он там без меня справляется с экологическими проблемами?.. Что там у австралийцев с альтернативными видами топлива? Что с проектом «Virgin Health Bank»?… Как закончу кругосветку на «солнечном» корабле, надо будет с Жаком Фреско встретиться. Очень интересный человек. Просто удивительный. Таких, как он, в мире единицы».

Серджио расчехлил Nikon, через открытый иллюминатор поснимал океан, сказал:

— Справа по курсу яхта.

— Вижу. Это Фёдор Конюхов. Русский путешественник. Сходи на камбуз, отбери для него продуктов. Да не жадничай. Спагетти не надо, не русская это еда. А я сейчас с ним по радио свяжусь.

— Si, signore capitano.

Затрещал зуммер спутниковой связи. «Может, Габриель?» — подумал Брэнсон. Взяв телефонную трубку, он сказал:

— Алло!

«В том, давнишнем сне, рожа не чёрта была, а пришельца. Я вспомнил. Серо-зеленая кожа. «Слепые», без зрачков, миндалевидные глаза. Мерзкий беззубо-безгубый рот. Отвратительно сплюснутый нос. Ужасный запах. Неужели мной занялись инопланетяне? Да нет, быть не может. Никаких чужих нет. Сказки для младшего школьного возраста. Но ведь телефонная будка, исполняющая желания, это не миф. Вот она стоит передо мной и светится, как уличная неоновая реклама. И всё, что я благодаря ей получил, реальность. Если это розыгрыш из серии «улыбнитесь, вас снимала скрытая камера!», то где же тогда те, кто пудрил мне мозги? Уже месяц прошёл».

Он посмотрел на десять пунктов, аккуратным почерком написанных им на листе бумаги. Зачеркнул «Деньги, золото, драгоценности». Подумал. Почесал затылок. Зачеркнул «Сексуальные забавы». Потом вычеркнул из списка пункты с пятого по девятый. В живых остались: третий — «Власть и титулы», четвёртый — «Слава, популярность» и десятый — «Оператор».

««Власть и титулы». Может быть мне президентом стать? Президентом чего? России или Америки?.. Буду ходить словно надутый индюк и всех учить, как надо правильно жить. Буду улыбаться с экранов телевизоров и с обложек журналов. Буду посылать людей на войну или в горячие точки. Буду дружить с сильными мира сего, а они мне будут указывать, что делать в их интересах. Буду летать по всему земному шару, практически один в огромном реактивном лайнере, есть деликатесы, пить изысканные напитки. Буду публично молиться богу, делая вид, что я в него верю. Так всё-таки президентом чего? России или Америки? Разницы не вижу никакой. Интересно, как это можно осуществить технически — чтобы я практически мгновенно стал президентом? Лишить памяти сразу семь миллиардов человек? Или сколько там нас сейчас?..

«Слава, популярность». В принципе то же самое. Только власти поменьше. Артисты, хоккеисты, композиторы, кинорежиссёры, художники, футболисты, боксёры, топ-модели, писатели. Чемпионы, гении, таланты… Игоря бы оживить. Он мечтал стать известным писателем-фантастом. Да вот не выдержал равнодушия издателей. На шею себе пеньковый галстук надел. Эх, Игорь, Игорь! А может, и мне ещё одну книгу написать? Об обратной стороне «Пинк Флойда». Покажу фэнам, что на самом деле из себя представляет четвёрка их любимцев. Нет, напрасная трата времени. В ответ заклюют, закидают тухлыми помидорами, плюнут в лицо. Не сметь обижать неприкасаемых! А то весь бизнес к чёрту рухнет. Икона упадёт. И во что тогда верить?..

Пункт «ноль». «Оператор». Стоп! А ведь это, наверное, самое интересное из оставшегося. Тайная комната. Чулан с пауками. Надо бы туда заглянуть. Почему я раньше не обращал внимания на эту опцию? Был занят более вкусными. Как мне казалось».

Он вошёл в телефонную будку, набрал все цифры, которые требовалось набрать, сказал:

— Алло.

— Алло, — ответил оператор.

Часть пятая Оператор

«Дети, которые приходят в ваши дома с ножами в руках, это ваши дети. Не я научил их этому. Вы научили. Большинство тех, кто пришли ко мне на старое ранчо, тех, кого я называю «семьёй», — это отвергнутые вами… Я сделал для них всё, что мог, я поднял их с мусорной свалки, я дал им новые имена и сказал им: «В любви нет ничего плохого»… Я представляю собой лишь то, что живёт внутри всех и каждого из вас… Я никогда не ходил в школу, так и не научился толком читать и писать, я сидел в тюрьмах, поэтому остался неразвитым, остался ребёнком, в то время как ваш мир взрослел. И вот я вгляделся в то, что вы создали, и не смог этого понять… И если бы я мог, я бы выдернул сейчас этот вот микрофон и вышиб бы им ваши мозги. Потому что именно этого вы заслуживаете, именно этого… Разве является секретом тот факт, что музыка призывает молодых подниматься на борьбу с истеблишментом? Музыка говорит с вами каждый день, но вы глухи, немы и слепы, вы не способны воспринимать её. И ещё многое… Вот дети и бегут от вас на улицы — ив конце концов всё равно натыкаются на вас!

Я хочу, чтобы вы знали — в моём распоряжении весь мир. Если вдруг я выйду на свободу, я устрою такое, что убийство Шэрон Тэйт покажется вам детской игрушкой…»

Хет-трик прочёл текст, отложил в сторону распечатку, снял очки, сделал приличный глоток из пузатой бутылки дорогущего французского коньяка, закурил сигару, подумал: «В чём-то он прав. Если бы Гитлера в своё время приняли в Венскую академию живописи, то, скорей всего, и Второй мировой войны не было бы. Общество пожинает плоды своего равнодушия к отдельно взятому индивидууму. То же самое и в случае с Чарльзом Мэнсоном. Если бы социум позаботился о нём ещё в детстве, уделил ему должное внимание, то отказ продюсера The Beach Boys записать альбом с его музыкой не разозлил бы Мэнсона настолько, что он пошёл на такое зверское убийство. Его так называемая «семья» даже не посчиталась с тем обстоятельством, что люди, которых они зарезали как свиней, не имели к этому долбаному продюсеру никакого отношения — просто дом был именно тот, где он жил, и всё. А убивали они их, распевая песни The Beatles».

Хет-трик отхлебнул из горлышка. Коньяк заполнял каждую клеточку, растекался по телу, внося в него покой и умиротворение. Всунул в рот сигару, втянул в лёгкие сладкий, расслабляющий дым. Нервы чуть-чуть успокоились. Но страшная картинка всё так же стояла перед глазами.

«Зачем мне надо было туда ходить? Шестнадцать колотых ран в беременной женщине. Беременной на девятом месяце. Жуткое кровавое месиво. А какая Шэрон была красивая! Может быть, у меня тоже, как у этого грёбаного маньяка Мэнсона, устраивающего вместо мирных демонстраций ужасные казни ни в чём неповинных граждан, нелады с психикой? Пощекотал себе нервишки, называется! Что теперь? Осталось только в фашистских концлагерях побывать и на средневековых пытках поприсутствовать. «Молот ведьм» на практике изучить».

Вакханалия достигала своего апогея. Семьдесят восемь обнажённых девушек (брюнеток, шатенок, блондинок), упившихся вином и шампанским и нанюхавшихся наркотика, уже потихоньку стали разбиваться на пары и прямо на траве заниматься лесбийской любовью. Отдельные, особо уторчавшиеся, занимались любовью втроём, вчетвером, а то и вшестером. Только ноги в белых гольфах и чёрных лёгких кроссовках выглядывали из груд шевелящихся тел. А на газоне то тут, то там валялись брошенные белые велосипедные шапочки.

Фредди, сперва появившийся в образе королевы Англии, а потом избавившийся от жаркой горностаевой мантии и парика и превратившийся в японскую гейшу, теперь скинул с плеч и расшитое цаплями кимоно, оставшись лишь в стрингах. Правда, золотая корона опять красовалась на его буйной персидско-индийской головушке. Кокетливо улыбаясь, он заигрывал с огромным нигерийским негром, одним из тех, кто, изображая рабов, три часа тому назад вынесли его на носилках к восторженно кричащей толпе. Ещё один негр, комплекцией поскромнее, чем его сотоварищи-носилыцики, постоянно торчал у Меркьюри за спиной, обмахивая его страусовым опахалом.

Помимо семидесяти восьми велогонщиц (видимо, их количество соответствовало году на календаре), присутствовало девятнадцать трансвеститов, тринадцать карликов, столько же монашек и семь факиров. Плюс я, изображавший из себя официанта. И не только изображавший, но и реально подносивший присутствующим хрустальные бокалы, до краёв наполненные шампуниевоподобными жидкостями.

Китайские фарфоровые тарелки с едой на столиках в пёстрых шатрах были опустошены, вино и шампанское выпиты, исполинский торт (в виде пениса-велосипеда) со взбитыми сливками, шоколадом и марципанами съеден, белый порошок с серебряных подносов вынюхан. Все фокусы факирами были продемонстрированы, все фейерверки запущены. Единственно, музыка никак не могла умолкнуть, снова и снова через колонки проигрывалась одна и та же песня — «Bicycle Race».

Пора было уходить. Обстановка складывалась взрывоопасная. Тем более что карлики, так же, как и я, выступавшие в роли официантов и угощавшие гостей чистым колумбийским кокаином, и сами основательно расширили себе сознание и как-то странно на меня поглядывали своими осоловевшими глазками — того и гляди навалятся гурьбой, не отобьёшься. Некоторые из них уже начали снимать с себя камзолы, сплошь усыпанные перламутровыми пуговицами, и разминаться. Я представил, как они набрасываются на меня и острыми чёрными коготками до крови расцарапывают мою белоснежную рубашку. По-моему, они заподозрили во мне переодетого журналиста.

Свою спутницу я нашёл в самом углу лужайки. Под кокосовой пальмой. В объятиях трансвестита. Он погрузился лицом в большущие сиськи Анфисы и что-то там бормотал ей насчёт миллиона долларов. Анфиса уже в Москве, до «тайм-транспортировки», была на взводе, а тут она окончательно слетела с катушек, решила похулиганить: на велосипеде врезалась в шатёр, толкнула в торт карлика, факиру подожгла тюрбан.

— Валим отсюда, Анфиска, — приказал я ей, — давай руку.

— Ну, кисюня, — заканючила она, — останемся ещё хоть на немножко, здесь так клёво, лучше, чем в Москве.

— Анфиска, что я сказал?

Я оторвал её от еле живого трансвестита и потащил к воротам. У ворот валялась целая гора велосипедов. Семьдесят восемь штук, надо полагать. Я вынул из заднего кармана брюк мобилку и обернулся. Фредди и огромный негр занимались любовью. Карлики спаривались с монашками. Факиры — с велосипедистками. Трансвеститы в основном бродили, наблюдая. Закольцованная песня «Bicycle Race» продолжала орать из динамиков.

Пьяная Анфиска в ухо мне подпевала: «I want to ride my bicycle, I want to ride my bike, I want to ride my bicycle, I want to riding, where I like» («Я хочу ездить на моём велосипеде, я хочу ездить на моём велике, я хочу ездить там, где я хочу»).

Над виллой привязанный к земле канатами и снизу подсвеченный прожектором парил полосатый, как зебра, воздушный шар с красно-розовой надписью на боку — «JAZZ».

На Вирджинских островах вовсю шла вечеринка Фредди Меркьюри в честь выхода нового альбома Queen.

— Оператор?

— Да, Артём. Я вас слушаю.

— Откуда вам известно моё имя?

— Как же мне его не знать? Я координирую этот проект.

— Какой ещё проект?

— Проект «Телефонная будка».

— Так, значит, я участвую в проекте?

— Конечно.

— А меня кто-нибудь спросил, хочу ли я в нём участвовать?

— Если бы спросили, не исключено, что вы бы отказались, а ваша кандидатура нам очень подходила. Вас выбрал компьютер.

— Чем я ему так понравился?

— Живёте уединённо, не имеете родственников, по возрасту подходите. И так далее. Для чистоты эксперимента это как раз то, что нужно.

— В чём смысл эксперимента?

— Не могу сказать. Потому что, какой же это тогда эксперимент? Ведь он ещё не закончен. Проект «Телефонная будка» продолжается.

— Ладно. А кто проводит эксперимент? Похоже, применяются какие-то новейшие технологии.

— Вы угадали. Это совместный проект Силиконовой долины и Манчестерского технологического института.

— То есть все появления из ниоткуда заказанных мной вещей это их ноу-хау?

— Абсолютно верно. Телефонная будка является приёмником-передатчиком.

— Мгновенная переброска на расстояние материальных объектов, я так понимаю?

— Вы правильно понимаете.

— Хорошо. И что же, только я один участвую в эксперименте?

— Эксперимент проходит по всему миру. В России, кроме вашей, установлено ещё двенадцать таких телефонных будок. В различных городах.

— Значит, моя будка — тринадцатая?

— Ну, если вы суеверный человек, можете считать её первой или седьмой. В зависимости от вашего счастливого числа.

— Угу. О’кей, оператор. Кстати, как мне к вам обращаться? Имя у вас имеется?

— Лучше всего, если вы будете называть меня просто оператором.

— Ну, что ж. Тогда такой вопрос: по окончании проекта вы вернёте себе назад полученные мною деньги?

— Всё, что вы попросили и ещё попросите, останется у вас.

— То есть пока не закончился эксперимент, можно грести деньги лопатой?

— По секрету скажу вам, те двенадцать россиян, что с вами участвуют в проекте, только тем и занимаются, что требуют у будки деньги. Дальше первой опции они не продвинулись. Вы единственный, кто позвонил оператору.

— А долго ещё продлится эксперимент?

— Этого я тоже вам сказать не могу.

— Ладно. Хорошо. Есть ли какие-нибудь дополнительные опции у будки кроме указанных?

— Чего бы вам хотелось?

— Могу ли я, например, наказать тех людей, которые так или иначе обидели меня?

— В принципе это можно устроить. Будка позволяет исполнить многие ваши сокровенные желания. Даже побывать в прошлом и встретиться с интересующим вас человеком.

— Правда? Ого! Машина времени! Можно перемещаться и в прошлое, и в будущее. Вот здорово!

— Только в прошлое. Будущее ведь ещё не наступило. Для путешествий в прошлое есть одно обязательное условие.

— Какое?

— Там нельзя ничего менять.

— Понятно… А такой вот вопрос…

— Давайте.

— Летела стая, совсем небольшая, сколько было птиц и каких?

— Не понял вас. Какая стая?

— Совсем небольшая. Сколько было птиц и каких?

— Не понял.

— А я вообще с живым человеком разговариваю или с компьютером?

Лунный пейзаж был как настоящий. На стенах павильона висели огромные цветные фотографии лунной поверхности, сделанные 40 лет назад, во время экспедиций «Аполлонов». Все фотографии отражали особенности лунного рельефа, и только одна была исключением — классическая фотография Эдвина Олдрина, в белоснежном скафандре стоящего на поверхности Луны и глядящего в объектив фотоаппарата. Естественно, лица Эдвина видно не было, а в чёрном стекле светофильтра его шлема отражалась фигура Нэйла Армстронга и часть угловатой конструкции посадочного модуля.

— «Спайдер Машина» — абсолютно автономная, — рассказывал Фриц. — Даёшь ей конкретное задание, а как его выполнить, она сама решает. Наша «Паучиха» обладает разумом.

— Так уж и разумом, — усомнился Ричард.

— Можно проверить, — Фриц обещающе улыбался.

— Ну что ж… — Ричард на минуту задумался, — сделаем так.

Он вытащил мобильный телефон из внутреннего кармана тонкой шелковистой курточки с яркой круглой эмблемой и с надписью «Virgin Lunar» на груди и сказал:

— Задача следующая. Spider Machina должна найти эту вот штучку. Положи-ка её вон в ту яму, а сверху камнем накрой.

— Понятно, — сказал Фриц, всё ещё довольно ухмыляясь.

— Это первая часть задания, — добавил Ричард.

— А какая вторая?

— Потом скажу.

— Gut.

Главный инженер Бременского института искусственного интеллекта взял телефон, отнёс его в указанный Брэнсоном маленький кратер, надвинул на лунку один из валунов, в беспорядке разбросанных по лунному ландшафту, затем подошёл к компьютеру и что-то там над ним поколдовал.

Spider Machina действительно была похожа на паука. Никаких колёс, вместо них — восемь суставчатых насекомоподобных ног. Как только сигнал был получен, она довольно резво добралась до искомой точки, благополучно обойдя опасные провалы, встретившиеся ей на пути. Потом рукой-манипулятором освободила вход в воронку и вытащила оттуда телефон. Фриц при этом стоял рядом с Ричардом, не вмешиваясь в процесс, и продолжал улыбался.

— Замечательно, — сказал Брэнсон, — а теперь пусть «Паучиха» позвонит с моего телефона на твой.

Фриц улыбаться перестал. Он озадаченно поводил указательным пальцем по переносице, снова сходил к компьютеру и снова над ним поколдовал.

Spider Machina ничего не делала минут пять. Обдумывала ситуацию. Пальцы на руке-манипуляторе были слишком толстые, чтобы нажать на маленькие кнопки мобильного телефона. И когда уже Брэнсон готов был колкой шуткой поддеть Фрица, «Паучиха» вдруг совершенно неожиданно двумя пальцами, как плоскогубцами, перекусила кончик одной из антенн, торчащих из её кубической головы, а потом подняла из пыли тонкую проволочку и именно ею начала отыскивать в меню номер телефона своего хозяина.

«Чем ты лучше чудовища Мэнсона? Да ничем, ты такой же убийца, как и он. — Но я же никогда не убивал женщин. Ну и что? Ты даже хуже его. — Почему это? — Потому что ты убивал по приказу. Тебе приказывали, ты убивал. Тебе приказывала партия, тебе приказывала власть. А ему никто не приказывал. Он был сам по себе. Ты ведь играл в чужие игры, обслуживал систему. — Я такая же жертва, как и Чарльз Мэнсон. Я продукт извращённого общества. Общества, имеющего двойную мораль. Общества, которое, с одной стороны, восхваляет убийство, а с другой, осуждает. Чингисхан, Наполеон, Мао Цзедун, Сталин — все они убийцы, а общество возвело их в ранг выдающихся исторических личностей. Только Гитлер со своими газовыми камерами и крематориями выпадает из этого списка. Не было бы «фабрик смерти», наверняка, памятники бы в его честь понаставили. Люди всегда занимались убийством: убивали себе подобных, убивали животных. Они едят мясо меньших братьев своих, покупая его в магазине, и при этом чувствуют себя непричастными к убийству, поскольку сами убийством не занимаются. По этому поводу хорошо сказал Оззи Осборн: «Я бы хотел открыть ресторан. И каждый раз, когда клиент заказывал бы бифштекс, я бы приводил живую корову и резал её у него на глазах». Люди убивают каждый день. И каждый день рекламируют убийство. Разве Роман Полански, снимающий фильмы о насилиии и жестокости, косвенно не содействовал банде Мэнсона, зверски убившей его жену?.. Чёрт!»

Он неловко взялся за бутылку, и та, выскользнув из руки, упала набок, расплескав остатки коньяка на стол. С полированного дерева коньяк струйками потёк на персидский ковёр. «Хрен с ним, — подумал Хет-трик, — сейчас ещё закажу. Будка даст мне, что пожелаю». Он оглядел преобразившийся ангар. Здесь было всё для комфортного проживания холостого мужчины: диван-кровать, два стула, стол, электрообогреватель, кухонная плита, холодильник, санузел, душевая кабина, ковёр, кондиционер, торшер, телевизор, компьютер. Пачки денег и золотые слитки ему пришлось вернуть через функцию «Оператор». Чтобы не мешали. А вот целый магазин игрушек, тоже оставшийся после Аналитика, Хет-трик развёз по детским домам. Он туманно посмотрел на телефонную будку, из открытой двери которой выглядывали скомканные, брошенные им впопыхах вещи образца 1969 года. Вернувшись из Лос-Анджелеса, он сразу же отправился в душ, словно хотел отмыться от той грязи, в которую давеча довелось окунуться.

«А ведь Аналитика никто не приказывал тебе убивать. Тут ты с Мэнсоном одинаков. Зачем ты его убил? Из-за выгоды, из-за корысти? Аналитик сошёл с ума, он мне был бы только обузой. Он уже самому себе был не нужен… И всё равно не я монстр и не Мэнсон. Чудовище, порождающее чудовищ, — это само общество. Тварь-матка из фильма Джэймса Камерона «Чужие».

Лизавета всегда хотела стать королевой. Правда, с фамилией ей не повезло. В девичестве она носила фамилию, которая не только не была благозвучной, но и оскорбляла её обладателя. Фамилия у Лизаветы была Педерашко. В детстве это обстоятельство не имело особого значения, а когда девочка подросла и стала девушкой, тут-то и возникли проблемы. Одноклассники дразнила её до слёз. Поэтому при первой же возможности Лизавета выскочила замуж. Мужа она не любила, а выбрала его себе главным образом из-за очень подходящей фамилии — Царский.

Став Елизаветой Царской, выпускница института иностранных языков прекрасно понимала, что даже с такой роскошной фамилией ей до настоящей королевы Англии, до королевы Елизаветы, ещё, ой, как далеко, и поэтому она решила сделать следующий шаг к своей заветной цели — развестись и выйти замуж за иностранца. С первой половиной задачи она справилась великолепно, отобрав при разводе у бывшего мужа однокомнатную малогабаритную квартиру. А вот выйти замуж за иностранца оказалось не таким-то уж и простым делом. Поскольку, во-первых, Лизавета была некрасива, и богатые иностранцы не обращали на неё никакого внимания, а, во-вторых, те иностранцы, которые всё же обращали на неё внимание, были, как правило, альфонсами.

Во время знакомства с Артёмом Лизавета работала в школе скромной учительницей английского языка, ненавидящей весь мир: своих родителей — за то, что те имели такую дурацкую фамилию, и за то, что она родилась некрасивой, правительство — за то, что оно платило ей нищенскую зарплату, мужчин — за то, что те её не любили, и королеву Англии — за то, что та была королевой Англии, хотя на вид почти ничем не отличалась от престарелой матери Лизаветы.

После успешной продажи «Человека с лампочками» ещё одна невероятная удача улыбнулась мисс Царской. Ей наконец-то посчастливилось познакомиться в Сети с симпатичным богатым англичанином, с которым у неё завязалась длительная любовная переписка. Лизавете нравилось всё: внешность англичанина (он даже был чуть-чуть похож на Джеффа Линна), его хобби, его двухэтажный дом, его автомобиль, его туристический бизнес, а самое главное то, что он приходился дальним родственником некоей Кэролайн Фрэйд, ставшей относительно недавно женой Чарльза Спенсера, который в свою очередь являлся — о, боже! — братом покойной принцессы Дианы.

Такой уникальный шанс выпал в жизни Лизаветы впервые. И она готова была на всё, лишь бы приблизиться к особам королевской крови, то есть к своей мечте. Единственное препятствие заключалось в том, что наученная горьким опытом общения с мужчинами она решила перестраховаться и выслала своему любимому не настоящую свою фотографию, а обработанную на компьютере подделку. Англичанин, конечно же, влюбился в присланное ему фото. Но на самом деле для того, чтобы соответствовать представленному на нём изображению, Лизавете необходимо было снова посетить пластического хирурга, ранее уже придавшему её формам некоторую соблазнительную округлость, а денег у неё на эту операцию пока ещё не было. И она их собиралась взять ни у кого иного, как у Артёма.

— «Каждый раз, когда мы сворачиваем доллар в трубочку, мы душим президента».

— Нормально.

— А вот ещё: «Деньги можно швырять на ветер, пока ветер дует в твою сторону».

— Неплохо.

— «Зачем мне изучать эту грёбаную математику, если у меня достаточно денег, чтобы купить себе грёбаный калькулятор?»

— Оригинально.

— Но это так, для затравки. Сейчас поинтереснее прочитаю. «Библия — важнейшее литературное произведение, но когда люди умирают за слова, написанные на бумаге, — это странно и опасно!»

— Угу. Это уже посерьёзнее будет.

— А как тебе такое высказывание: «Война христианства с дьяволом всегда была борьбой с самыми естественными человеческими инстинктами — потребностью в сексе, насилии и самодовольстве — и отрицанием принадлежности человека к миру животных. Идея рая — это просто христианский способ устроить на земле ад».

— Церковники на него не обиделись?

— Папа Римский предал анафеме.

— Прекрасно. Нынешний Папа предаёт анафеме рок-музыканта, а во время Второй мировой тогдашний Папа с Гитлером дружил.

— Нет, тогдашний Папа с Гитлером не дружил, хотя к фашистам относился лояльно. Приятелем Гитлера был муфтий Иерусалима. Но не всё так однозначно. С одной стороны, тысячи католических священников в концлагерях сидели, а с другой стороны, высокопоставленные чиновники Ватикана помогали скрываться от правосудия нацистским преступникам, в том числе Адольфу Эйхману и доктору Йозефу Менгеле.

— А ты в курсе, что на оккупированных советских территориях при поддержке немецкого командования открылись десятки тысяч церквей?

— В курсе… Я тут недавно выяснил, за что именно католическая церковь судила Галилео Галилея. Оказывается, его утверждение, что Солнце неподвижно стоит в центре мира, а Земля движется вокруг Солнца, прямо противоречило Святому Писанию, где говорится совершенно обратное.

— То есть Библия не в курсе, что Земля вертится.

— Выводы относительно компетентности «единственного истинного учения» напрашиваются соответствующие. Но мы отвлеклись. Напоследок ещё одна цитата Мэнсона: «Почти все, кого я встречал в своей жизни, не понимали, что сатанизм состоит не в ритуальных жертвоприношениях, раскапывании могил и поклонении дьяволу. Дьявол не существует. Сатанизм — это поклонение самому себе, потому что только ты ответственен за свои собственные добро и зло».

— Верно подмечено… Вообще, Саша, ты меня удивил. Я полагал, что, кроме истории Третьего рейха, ты больше ничем не интересуешься.

— А меня удивил Мэрилин Мэнсон. Ведь музыку его я терпеть не могу. А ещё удивил ты. Не думал я, что так быстро восстановишь своё материальное положение, найдёшь высокооплачиваемую работу, долг мне вернёшь. Ты свои вещи у Рок-н-ролла выкупил?

— Не успел. Умер Рок-н-ролл…

— Да ты что!

— От разрыва сердца. Пришёл он как-то раз домой, а всё его годами нажитое имущество исчезло. Расстроился он и умер.

— Нашли воров?

— Странное дело. Ни взлома, ни отпечатков пальцев. Ничего обнаружено не было.

— Ситуация… Белые тапки — эмблема печали. Слышь, Арт, а что с телефонной будкой? Чем история-то закончилась?

— Ничем. Я будку вместо шкафа использую.

— Прикольно. Ну, ладно, спасибо, что позвонил, поздравил с юбилеем. Юбилей — репетиция похорон.

— Ха-ха-ха! Как появишься в городе, заходи. По стаканчику опрокинем… Эй, погоди, не отключайся. Забыл тебя спросить: если бы у тебя была машина времени, и ты бы встретился с Гитлером, какой вопрос ты бы ему задал?

— Какой вопрос? Почему он в сорок третьем не заключил мир со Сталиным? А зачем тебе?

— Просто хотел узнать.

К трём часам ночи они закончили съёмки Крабовидной туманности и пошли отдыхать, поскольку в журнале наблюдений время с трёх до пяти значилось, как резервное, и никаких дополнительных программ на этот период там запланировано не было. Оба они, обсуждая новые возможности телескопа в связи с установкой на нём мультиобъектного спектрометра ближнего инфракрасного диапазона во время недавнего техобслуживания «Хаббла» экспедицией «Discovery», удалились в соседнюю аудиторию, а я остался в аппаратной, потому что был так потрясён панорамой глубокого космоса, что спать мне пока не хотелось.

Я приготовил кофе, устроился во вращающемся кресле за рабочим столом и посмотрел на экран монитора. Там вместо далёкой Крабовидной туманности теперь был сектор неба, видимый астронавтами с борта «челнока». Ничего интересного. Я представил, как это будет потрясающе, когда я когда-нибудь в будущем в качестве шефа проекта по поиску внеземной жизни вот так же, как сейчас, буду сидеть за компьютером и одним нажатием кнопки управлять многотонным космическим глазом, висящим в верхних слоях земной атмосферы. Я представил, как отсюда, из университета Хопкинса, нацеливаю «Хаббл» на какой-то находящийся на расстоянии десятков световых лет участок вселенной и — о, чудо! — вижу инопланетный корабль на фоне россыпи разноцветных звёзд.

За стеной давно уже стихли разговоры моих руководителей, а я всё ещё не спал, воображая, каким бы мог быть на вид звездолёт пришельцев. Скорей всего, размышлял я, это будет никакое не «летающее блюдце» и совсем не такой корабль, который мне довелось видеть в фантастическом фильме Ридли Скотта, а, наверное, нечто совершенно другое. Но то, что я непременно пойму, несмотря на его внеземную конфигурацию, что это именно чужой корабль, в этом я был абсолютно уверен.

Я сидел в кресле за рабочим столом, пил кофе, мечтал о том, как прославлюсь и как мне дадут Нобелевскую премию. И совершенно случайно обратил внимание на какое-то движение, происходившее на мониторе компьютера. Приглядевшись, я понял, что в поле зрения телескопа попал некий объект, летящий над Землёй. Мало того, навстречу ему двигался ещё один, аналогичный. Мне было прекрасно известно, что огромное количество спутников запускается в космос, поэтому я не удивился увиденному. Подумал только, сейчас вот они разлетятся, и я пойду спать. Но произошла странная штука — спутники не разлетелись, а столкнулись. Точнее даже не столкнулись, а… состыковались. Две светящиеся точки образовали одну, которая, что любопытно, не продолжила свой полёт, а повисла на одном месте.

Я знал, на какие кнопки нужно нажать, чтобы получше рассмотреть странное явление. Приблизив точку и наведя на резкость, я не поверил собственным глазам. Это действительно были два спутника. Один большой, продолговатый, с разными всякими полусферами и усечёнными конусами, а другой — маленький, почти идеально круглый, шарообразный. И что-то там между ними происходило, какой-то процесс. Что это за процесс я очень скоро понял. Потому что буквально через несколько минут от большого спутника не осталось и следа. Его поглотил маленький, скушал, так сказать, по кусочку. И, что самое удивительное, маленький спутник при этом сам не увеличился в размерах. Съев своего собрата, маленький спутник, как ни в чём не бывало, снова продолжил движение, исчезнув из поля зрения телескопа.

Что это было? Чему свидетелем я стал? Получалось, что по орбите Земли ходит спутник, который зачем-то съедает другие спутники. Но с какой целью? Загадка. Тем не менее, я не стал будить моих учителей, я не стал звонить в Центр космических полётов Гаддарда. Потому что подумал, а вдруг то, что я увидел, каким-то образом связано с секретными военными проектами NASA, и если это так, а, скорее всего, так оно и есть, то у меня, обычного студента-практиканта, которому благодаря хорошим оценкам посчастливилось поучаствовать в одном из научных экспериментов университета, могут быть большие неприятности, если я буду задавать лишние вопросы. И тогда мне не видать моей будущей Нобелевской премии, как не видать Крабовидную туманность невооружённым глазом.

— А ты здорово похорошела, — сказал Артём, — буквально расцвела. За время моего отсутствия стала ещё более желанной. Честно признаюсь, не ожидал.

Розовое облегающее платье очень шло Лизавете и сидело на ней, как на манекенщице. Заметно увеличившиеся груди и ягодицы выглядели довольно сексуально.

— Это я в фитнес-зале занимаюсь и на особой диете сижу, — объяснила она.

Макияж хоть и придавал Лизаветиному лицу некоторую привлекательность, но до названия «симпатичное» оно явно не дотягивало.

— Я смотрю, ты и картину Торгерсона на самое видное место повесила. А какая роскошная у неё рамка! Удивила, ну просто удивила.

Лизавета повращала туда-сюда головой, потрясла мелкими кудряшками. Обольстительно улыбнувшись, сказала:

— Золотую рамку, между прочим, мне на заказ делали. Я цвет золота обожаю. Кстати, Артюша. Если бы рядом с «Человеком» поместить «Два лица», ещё лучше бы смотрелось. Я бы для «Двух лиц» серебряную рамочку купила.

Артём через соломинку отпил «Кровавой Мэри», подумал: «А сколько лиц у тебя?», но от него Лизавета услышала совершенно другое:

— Если Солнышко будет тёплым и ласковым, то я ему и вторую картину подарю.

Лизавета подтянула чулок-паутинку, промокнула платочком губы, закурила длинную сигарету. По комнате начал расползаться ментоловый аромат.

— Если бы ты почаще ко мне заходил, то и тепла от Солнышка было бы больше.

«Обиженную из себя строит, сейчас я погляжу, что у тебя внутри на самом деле».

Артём приложил к уху мобильный телефон, сказал:

— Алло, оператор. Моя девушка любит цвет золота. Пусть у неё на пальце появится золотое кольцо.

У Лизаветы сигарета вывалилась изо рта, когда её взор кольнул блеск бриллианта.

— Что? Откуда? Как ты это сделал?

И так слегка выпученные глаза Лизаветы стали вываливаться из орбит.

— Волшебный телефон, Лизонька. Исполняет любые желания, — гордо заявил Артём, вальяжно развалившись на диване.

— Разыгрываешь. Фокусы. Такого не бывает.

Лизавета глупо улыбалась, совершенно обалдев от внезапно появившегося на мизинце кольца.

— Ещё как бывает. Секретные военные разработки англичан. Тайное оружие Джеймса Бонда. Нашёл у отца в сейфе. Сейф у него за книжными полками стоял, представляешь?.. Сама попробуй. Пожелай чего-нибудь.

Артём отдал телефон Лизавете. Мобильник был красного цвета. На лицевой стороне вверху красовалось изображение золотой короны, ниже шла чёрная надпись «Telephone».

— Куда нажимать?

— Тачфон, Лизонька. Кнопок нет. Я уже всё включил. Говори, что тебе надо. Оно и появится.

Сначала Лизавета попросила к кольцу бриллиантовые серёжки, потом к бриллиантовым серёжкам ожерелье. Потом, когда перед зеркалом закончились охи и ахи, вошла во вкус и заказала настоящую царскую корону, обсыпанную драгоценными камнями, а потом… Потом она как-то виновато посмотрела на Артёма и тихонечко сказала:

— Хочу, чтобы Артём Комаров исчез из моей жизни. Пусть он убирается от меня к чёртовой матери, к чертям собачьим, этот рыжий идиот.

И дико, по-сатанински расхохоталась.

Но ничего не произошло. Артём никуда не убрался. Ни к чёртовой матери, ни к чертям собачьим. Как сидел он на диване, так и продолжал сидеть. В его руке тоже появился красный мобильный телефон, и он сказал в него всего лишь четыре слова:

— Оператор, опция номер одиннадцать.

Первым взорвался Лизаветин язык. Вытянулся намного длиннее её длинного носа и хлопнул, словно новогодняя петарда. Затем взорвались сиськи. Быстро увеличились до чудовищных размеров и разлетелись на мелкие кусочки, обдав Артёма волной кровавых ошмётков. Затем взорвалась задница. Обе ягодицы лопнули, как два исполинских нарыва, забрызгав поддельными внутренностями стену с поддельной картиной. А напоследок взорвались глаза. По максимуму вылезли из глазниц и брызнули слизью-сукровицей. Лизавета, издав прощальный хрип, замертво грохнулась на пол.

Артём, вынув соломинку, отхлебнул большой глоток «Кровавой Мэри», поглядел на бокал, громко сказал:

— Это же не «Кровавая Мэри». Это же «Кровавая Лиза».

И как-то нехорошо рассмеялся.

Часть шестая Вкус крови

Одна из версий была такая — Норму Джин убили братья Роберт и Джон. С помощью спецслужб. Но, если честно, я в неё не верил. Я больше склонялся к версии, что в смерти Нормы виноват её семейный доктор-психотерапевт Ральф Гринсон, который прописал пациентке два несовместимых препарата. Врачебная ошибка. Что-то типа трагической смерти Майкла Джексона. Однако действительность оказалась, как всегда, мерзкой и подлой.

Третьего августа Джон позвонил Роберту и попросил приехать. Я перехватил звонок и отправился вместо него. Встреча состоялась в Овальном кабинете, в наше время прославившемся благодаря нашумевшему случаю с Биллом Клинтоном и Моникой Левински. Подмены Джон, естественно, не заметил. Как он мог её заметить, если даже Норма никаких отличий от Роберта во мне не нашла? А ведь мы с ней провели семь умопомрачительных ночей. Конечно, Норма не Зинаида — она просто большой избалованный ребёнок! — но все эти семь ночей доставили мне поистине грандиозное удовольствие.

Джон начал с того, что кабинет не прослушивается и поэтому мы можем говорить откровенно, но я уже и так по его лицу понял, что разговор будет серьёзный. Я был почему-то уверен, что Джон, узнав о связи Роберта с Нормой, приревновал и поэтому будет настаивать, чтобы я вернул ему его любовницу. На самом деле он ничего такого не сказал, а сказал, что президентом он всего лишь шесть месяцев, и ему непременно хочется пробыть весь срок. Но поскольку Норма Джин в последнее время стала вести себя непредсказуемо (из-за марихуаны), то он очень опасается, что она, может быть, сама того не желая, проболтается об их отношениях прессе, и тогда он вылетит из Белого дома, словно пробка из бутылки шампанского.

И ещё он сказал, что я должен ему помочь как министр юстиции — подключить спецагента и окончательно решить проблему. То есть явно намекнул, что Норму Джин нужно на тот свет спровадить. Я, как это услышал, аж вспотел весь от злости, но виду не подал. А подумал, ну ты и сволочь, аристократ грёбаный, чистюля, национальный герой Америки, хорошо, что я тебя через годик собственноручно грохнул — а я-то, дурак, расстраивался, что из снайперской винтовки тебе полголовы снёс. А когда чуть-чуть поостыл, то ещё подумал, что я сам себя в угол-то загнал. И что эту ситуацию мне придётся разруливать, так же, как обычно я другие деликатные ситуации полжизни своей разруливал, — «по-мокрому».

Потому что Норма Джин должна умереть пятого августа, то есть послезавтра. Но принимать снотворное и антидепрессант она вряд ли будет, даже если врач ей их и прописал. Так как откуда у неё возьмётся дурное настроение, если мы с ней любовь вовсю крутим? Заигрался я, увлёкся, надо было раньше сматываться и на эту встречу не ходить. Они бы её без меня грохнули. Два братца-мясника. А теперь-то Роберт не в курсе, что Джон затеял. Ладно, придётся принять ещё один грех на душу. Да и какая в принципе к чёрту разница, от чьих рук — американского «шакала» или русского — умрёт Норма Джин, известная всему миру, как Мэрилин Монро?

На интернетовском видео Жак показался Ричарду маленьким, щупленьким, несколько уставшим от жизни старичком. В действительности же Фреско в свои только что исполнившиеся 95 представлял собой очень энергичную, спортивного телосложения личность. Даже его помощница Роксана, на вид годившаяся Жаку как минимум в дочери, казалась менее подвижной и менее тренированной. Обстановка, в которой они вели беседу тет-а-тет, полностью повторяла обстановку в фильме «Zeitgeist»: тот же кремового цвета диван с разноцветными подушками, те же желтоватые кресла, та же современная чертёжная доска, те же футуристические картинки на заднем плане.

На картинках были изображены круглые симметричные города, авангардные здания, ракетоподобные магнитопоезда, необычные орбитальные станции. Ричард не мог избавиться от ощущения, что он попал в конструкторское бюро будущего. И не только в конструкторское бюро новой техники, но и в конструкторское бюро нового человека. Промышленный дизайнер и социальный инженер был в стареньком тонком чёрном свитере, в сильно потёртых джинсах, на его ногах были облезлые коричневые туфли, на левой руке — дешёвые часы в корпусе из нержавейки. Но то, о чём говорил этот невзрачный лобастый человечек, было, по мнению Ричарда, дороже золота.

— Давно за вами наблюдаю, — сказал Фреско. — Питаю большую симпатию к вашей деятельности, направленной на внедрение в жизнь передовых прогрессивных технологий. Поскольку именно благодаря технологиям человечество движется вперёд. Технологии решают проблемы, а не политики.

— А я был очень потрясён идеями, изложенными вами в том документарии, — Брэнсон решил ответить комплиментом на комплимент. — Вы просто и доходчиво объяснили, в чём корень зла сегодняшнего мира. Прямо сознание мне перетряхнули.

— Да, деньги это самый главный бог нашего общества. Каждый день миллиарды людей просыпаются с верой в доллар. Каждый день люди идут на работу, мотивированные тем, чтобы получить зарплату. Работа это оплата рабства. Денежная система — высшая форма религии на планете. Все народы поклоняются ей. Своими лекциями я пытаюсь показать людям, что общество, основанное на денежной системе, антигуманно по своей сути. Это пагубный путь. Большинство преступлений на земле совершается из-за денег.

— Выходит, теория заговора всё-таки существует?

— Разумеется. Нынешний порядок вещей выгоден транснациональным корпорациям, стремящимся к глобализации. Монополия на товары и услуги порождает дефицит. Дефицит, напрямую связанный со сверхприбылью, заставляет потребителей платить цену, несоизмеримо большую, чем эти самые товары и услуги реально стоят. Корпорации руководят всей мировой политикой. Главы правительств — как правило, ставленники корпораций. Правительства же продолжают поддерживать тот механизм, который позволяет им оставаться у власти. Путём пропаганды рабам навязываются ложные незыблемые ценности.

— Компания Virgin тоже входит в число заговорщиков? Как вы считаете?

— Самокритично. Мне нравится ваша ирония. Ну, с одной стороны, вы играете по тем же правилам, значит, вы поддерживаете систему. Но, с другой стороны, вы пытаетесь изменить законы — ищите альтернативные виды топлива, новые источники энергии. Если вы к тому же откроете университеты, обучающие молодых людей ресурсо-ориентированной экономике, так вообще вам будет честь и хвала… Я слышал, на своём собственном острове вы периодически устраиваете вечеринки для работников вашей фирмы… По правде сказать, да и вы сами прекрасно об этом знаете, компании Virgin ещё очень далеко до таких чудовищ, как, например, Exxon Mobile или General Motors.

— Как вам кажется, что движет боссами этих корпораций, ведь все мы смертны? Какой смысл в безостановочном делании денег, если ты не вечен?

— Ими движет то же, что и вами. Личное эго и ещё раз личное эго. Отличие в том, что вы задумываетесь над такими вопросами и поэтому начинаете вести себя по-другому, не так как они, а они не задумываются.

— Получается, всё дело в складе ума?

— Именно. Вот для этого-то и нужны независимые учебные заведения, которые целенаправленно и повсеместно прививали бы молодёжи свежие мысли, избавляли от прежних догм. Уверен, наши потомки, изучая историю, будут только диву даваться, какими мы были глупыми, живя в обществе, где правил капитал, и годами ничего в нём не меняя.

— Подождите-ка, но социалистические революции пытались изменить мир в лучшую сторону, и что в результате получилось? Советская Россия снова вернулась к капитализму. Её европейские сателлиты — тоже. Социалистический Китай переродился в рыночную сверхдержаву. И так далее. Остались только Куба и Северная Корея. Но и у них счастье для каждого отдельно взятого человека как-то дурно пахнет. Не хотел бы я жить ни там, ни там. Самый главный вопрос: как изменить старый мир без крови и последующего тоталитаризма? Как на деле построить экономику, основанную на ресурсах, предлагаемую вами? Только через образование?

— «Проект Венера» не призывает к насилию и крови. Изменения в обществе должны происходить естественным образом. Как конкретно можно повлиять на систему? Нужно начать с себя. Нужно отказаться от службы в армии. Не смотреть лживые передачи по телевидению. Не ходить на выборы. Не относить деньги в банки. Можно рассказывать правду во Всемирной паутине — в самом свободном средстве массовой информации. Интернет — всевидящее око, изобличающее негодяев. Что же касается различных общественных строев, то и фашизм, и социализм, и капитализм, и коммунизм были основаны на денежной системе, и поэтому отличий между ними, на мой взгляд, не так уж и много.

— Мне кажется, пройдёт не одна сотня лет, прежде чем ваш «Проект Венера» осуществится. Нынешних людей практически невозможно расшевелить. Пока они не станут умирать в массовых количествах, их мозги не начнут думать.

— Кто знает. Может быть, нужен всего лишь один громкий крик, чтобы лавина сошла.

— А вы романтик. Я больше склоняюсь к мысли, что искусственный разум появится на Земле гораздо раньше идеального человеческого общества. И искусственный интеллект не уживётся с человеком. Мы просто не успеем побыть счастливыми.

— Знаю-знаю, что компания Virgin занимается и компьютерным разумом. Но, не думаю, что он возникнет быстро. Я приветствую машинные технологии. Машины освобождают людей от монотонной работы, от рабства. Мы живём в мире машин, и будем жить в мире машин. Все эти кинокартины о роботах, ненавидящих людей, я расцениваю, как попытку затормозить прогресс. Люди всегда боялись машин, которые из-за своего технического несовершенства причиняли нам увечья или смерть. Отсюда и наш страх перед умными машинами. Не думаю, что искусственный интеллект, когда он появится, будет опасен для человечества.

— То есть «Проект Венера» может всё-таки когда-то осуществиться и стать, так сказать, «Проектом Земля»?

— Самодостаточный мир. Оружие массового размножения. Энергия солнца, ветра, приливов, волн, геотермальная энергия.

Безопасный транспорт. Творческие люди. Экологически чистая планета. Мир под названием «Проект Венера» не идеален, но он лучше, чем существующий. Не так ли?

— Вы правы, — ответил Брэнсон и про себя подумал: «Жалко будет, если он через год-другой умрёт. У меня в жизни никогда не было таких интересных собеседников. Надо, наверное, ему рассказать, пока не поздно. Или ещё немного подождать? Что ж, буду думать».

Бывший штурбанфюрер СС, ныне директор Центра космических полётов NASA, барон Вернер фон Браун стоял на смотровой площадке испытательного полигона на мысе Кеннеди и наблюдал за взлётом ракеты «Сатурн 5», уносящей к Луне трёх американских астронавтов: Нэйла Армстронга, Эдвина Олдрина и Майкла Коллинза. «А ведь первым на Луну мог бы ступить немец, — подумал Вернер. — И вполне возможно, что это был бы Эрих Варзиц. Вместе с Варзицом мы испытывали ракетный двигатель на «хейнкеле сто двенадцатом». Я ещё тогда его спросил: «Эрих, на Луну полетишь?». А он ответил: «Конечно» и добавил: «Если там есть красивые девушки». Варзиц был лучшим лётчиком-испытателем Германии». Ракета уменьшалась в размерах, превратившись в светящуюся точку на небосклоне. Полёт проходил нормально. Фон Браун был уверен, что миссия закончится хорошо. «Я шёл к этому дню всю свою жизнь. Я, потомок королевского рода, стал «отцом» лунной программы, фактически королём космоса». В памяти всплыли картинки из прошлого. Он вспомнил, как мама на конфирмацию подарила ему телескоп. Вспомнил книжку Германа Оберта. Вспомнил Берлинский технологический институт и тамошнее «Общество космических путешествий». Вспомнил Вальтера Дорнбергера, Пенемюнде, «Фау 2». Вспомнил крепкое рукопожатие Джона Кеннеди и его слова: «Вы должны это сделать, мистер Браун. Я в вас верю». «Как жаль, что президент не дожил до сегодняшнего дня». Робкий сигнал клаксона прервал его мысли. Личный водитель напоминал, что пора ехать в Центр управления. Вернер ещё раз посмотрел на ракету и не спеша пошёл к автомобилю. В его голове зазвучала исполняемая им на фортепьяно «Лунная соната» Бетховена.

Ровно через неделю Вернер фон Браун снова стоял на смотровой площадке Восточного испытательного полигона, но теперь он провожал в космос не корабль с астронавтами. С другого стартового комплекса взлетала ракета «Атлас-Центавр», которая должна была вывести на околоземную орбиту секретный искусственный спутник. Запуск спутника осуществляло военное министерство. «Сколько они мне крови попили, пока я убедил их в целесообразности этого проекта! — думал Вернер. — Чугунноголовые солдафоны! Идея заключалась в следующем. За десять лет космической эры США и СССР отправили в околоземное пространство 582 разведывательных аппарата. У 331 из них срок существования варьируется от 10 до 100 ООО лет. То есть выполнивший своё задание спутник будет вращаться вокруг Земли ещё очень долгое время. Я предложил создать аппарат, который очистит космос от мусора, опуская объекты на более низкие орбиты. Это предназначение спутника подойдёт в случае, если русские выставят американцам какие-то претензии по поводу его деятельности. В действительности, и в этом состояла хитрость, которая в конце концов перевесила чашу весов в пользу проекта, спутник-шпион будет иметь возможность уничтожать вражеские аппараты или приводить их в негодность».

Вернер посмотрел на ракету в бинокль. Трясущееся изображение было очень расплывчатым. «Завтра приводнится «Apollo 11», и первая лунная миссия успешно завершится. Но запуск вот этого секретного ИСЗ для меня важнее чем запуск «Эксплорера» в пятьдесят восьмом и даже важнее чем вся лунная программа. Если бы эти тупоголовые генералы узнали, что на самом деле они сегодня отправили в космос, они были бы очень сильно удивлены».

— Пан Станислав?

— С кем имею честь?

— Меня зовут Алексей. Я журналист и хотел бы взять у вас интервью по телефону.

— Вы из России? А почему говорите по-английски?

— Разве известный польский писатель-фантаст знает русский язык?

— Конечно… Вообще-то я неохотно даю интервью, поскольку не люблю отвечать на дурацкие вопросы. Но для вас, так уж и быть, сделаю исключение. Россияне — народ особенный.

— Спасибо. Перехожу на русский. Итак, мой первый вопрос. Как вы себя чувствуете в этом самом «прекрасном» из миров?

— Начало мне нравится. Саркастичное… Самым обидным разочарованием для таких натур, как я, является осознание того, что этот мир по большей части состоит из сумасшедших и идиотов и что его судьбы в значительной степени зависят именно от этих самых недоумков. Разумеется, если бы человечество состояло исключительно из сумасшедших и идиотов, то вообще не стоило бы жить. По счастью, это не так, но эти безумцы ужасно мешают всем другим людям.

— Господин Лем, в ваших книгах вы уделяете много внимания космическим полётам. Как вы думаете, как скоро человечество колонизирует ближайшие к Земле планеты, например, Луну?

— Даже если бы поверхность Луны была устлана толстым слоем бриллиантов в пятьдесят каратов, их добыча была бы совершенно нерентабельной, поскольку транспортные расходы будут больше стоимости драгоценностей. Неизвестно ничего другого, что по своему весу и объёму было бы дороже бриллиантов, а поскольку мы знаем всю таблицу Менделеева, то невозможно что-либо ожидать от геологических исследований на Луне.

— Понятно. А следует ли наше будущее доверять компьютерам?

— Мы превосходим их только интеллектом, потому что они пусты духовно и поэтому глупы, но это изменится, и они обгонят нас очень быстро. Я в этом убеждён. Не знаю, наступит ли это через сорок лет или через девяносто, но знаю, что наступит. Для меня не подлежит сомнению, что долговременная тенденция вытеснения человека машинами из его бесчисленных ниш уже началась и прогрессирует. Неизвестно, что следует делать с этой армией людей, освобождённых от работы. Неправда, что все люди способны к творческой деятельности и что из каждого можно высечь творца. Это действительно фатально.

— Как вы относитесь к «летающим тарелкам» и вообще к контактам с инопланетянами?

— «Летающие тарелки» — выдумки фантазёров. А контакты с инопланетянами представляются мне в высшей степени невероятными. Ну, скажите на милость, чем мы можем заинтересовать братьев по разуму, обладающих технологиями, опережающими наши на много веков вперёд?

— Назовите, пожалуйста, открытие в мире физики, которое вы считаете ключевым в двадцатом веке?

— Оказывается, при соответствующих воздействиях можно получить «всё из всего». Наглядно это можно показать следующим образом: если имеются застывшие при низкой температуре кусочки глины, то после их нагревания и обливания водой получится масса, из которой можно слепить всё, что понравится. Нечто подобное происходит и с изучаемой физиками материей.

— Общий мировой тираж ваших книг 28 миллионов. Это вызывает удивление, так как научная фантастика нынче не в моде. Издатели не любят science fiction, отдавая предпочтение fantasy.

— Согласен с вами. Интеллектуальный элемент в фантастике приводит издателей в ужас. В жуткий ужас! Издатели — это люди, которые совершенно не разбираются в литературе. И, кажется, что это им действительно не нужно. Они живут мифом бестселлера. И, что интересно, даже не могут отличить книгу, которая имеет шанс стать бестселлером, от книги, у которой нет ни малейшего шанса. Это такие торговцы хлопком, которые не отличают хлопок от перьев. Меня это всегда удивляло. Не могу сказать, конечно, что это универсальное правило, но оно верно для многих издателей… Как-то, лёжа с гриппом, я начал читать серийные книги издательств, специализирующихся на фэнтэзи. И, должен вам сказать, что это очень слабый жанр, а, кроме того, я не выношу все эти чары, привидения, всех этих магов, драконов и ведьмаков.

— Пан Станислав, в последнее время в России возродилась вера в Бога. Как вы относитесь к вопросу о том, что наш мир был создан неким Творцом?

— С одной стороны, есть законы природы, «нацеленные» на жизнь, а с другой, — по этим же законам всеобщность возникновения жизни и разума в космосе вовсе не обязательна. Похоже на то, будто Нечто создало вселенную только для того, чтобы в какой-то микроскопической точке могла появиться разумная жизнь. Здесь есть противоречие, потому что ужасная преднамеренность созидания, деструктивный характер всех звёздных трансформаций и те гекатомбы трупов, из которых складывается эволюция, не позволяют согласиться с существованием какой-либо благородной цели.

— То есть вы не верите в высшее божество?

— Я закоренелый агностик. В Бога не верю. Кроме того, поскольку наша жизнь выглядит так неприятно и неинтересно, я не могу также согласиться с тем, что есть и некая тёмная сила, владеющая миром, или создатель со знаком минус, который для забавы создал космос с такими возможностями.

Если же предположить, что Бог всё-таки существует, и если смотреть с Его позиции, то следует сказать, что для Него весьма неудобно было бы отвечать на какие-либо просьбы о чудесах. Потому что, как известно, Господь Бог всесилен и всё знает, и мир создал совершенный, и даже пуговица от кальсон ни у кого не может оторваться без Божьей воли. Без неё ничто не происходит. У Сатаны ведь нет созидательной силы. Не знаю, является ли это религиозной догмой, но это часть учения церкви. Как это совместить с нашими просьбами о заступничестве? Нельзя просить ни о чём: ни о здоровье, ни о благополучии, ни о независимости отечества. Поэтому если бы Господь Бог исправил что-то чудом, это означало бы, что действительность несовершенна. Совершенное состояние — это когда ничего уже исправлять не надо. Моё мнение — нашей жизнью от начала до конца руководит статистика, не зависящая ни от какой религиозной догматики. Но догматики всех вер не хотят об этом слышать.

— Получается, общество самообманывается?

— Самое «лучшее» общество — это тупые, одурманенные идеологией, водкой, наркотиками, телевидением пассивные массы. А теперь к старой наркомании добавилась новая зависимость — интернетная.

— Вы против Интернета?

— Там 90 процентов порнографии.

— Совсем не пользуетесь Сетью?

— У меня для этого есть секретарь.

— А свои книги набираете на компьютере?

— Я консерватор. Тексты печатаю на пишущей машинке.

— Поразительно. Фантаст, не верящий в освоение Луны и в контакты с инопланетянами, не пользующийся Интернетом, не владеющий компьютером. Вы действительно Станислав Лем?

— Нахал! А вы действительно русский? В трубке слышен ещё чей-то голос, говорящий по-английски. Вы из какого издания?.. Алексей, куда же вы пропали? Алло, Алекс!

Он сделал её из папиросной бумаги, основательно набив «резным листом». Самокрутка получилась просто гигантская. Этакий боевой корабль, крейсер, линкор, американский авианосец. Нет, пожалуй, супертанкер. «Йокогама-мару». Или как там он назывался? Супертанкер «Крым». Вот. Он безрадостно усмехнулся. На марихуану его подсадила Мэрилинка. И поэтому все запасы «травы» Хет-трик у неё конфисковал. На хрена ей косяки на том свете? А он ведь ещё пока на этом.

Устроился на кровати, уперев затылок в заднюю мягкую спинку. Мысленно запустил газотурбинную установку. Двигатель нехотя, понемногу стал набирать обороты. Папироса была необъятная. Чтобы её раскочегарить, пришлось повозиться. Он представил, как подключился редуктор. Как закрутились шестерёнки. Как момент вращения передался на гребные валы. Как пар повалил из трубы, и исполинская железяка, вспенивая воду, стронулась с места.

«Всё надоело. Пресытился. Обожрался. Ничего не хочу. Нет никаких желаний. Деньги не радуют. Женщины — тоже. Путешествия во времени наскучили. От выпивки и еды блюю. Осталась только «трава». Но и от «травы» весь высох, осунулся, страшно в зеркало на себя смотреть. Что же теперь? Подохнуть от тоски, как собака? Или самому застрелиться? А может, и не надо стреляться. Может, меня киллеры из Управления прикончат. Что-то их нет. Давно уж пора кому-нибудь появиться. А что если мне у оператора бессмертие попросить? Такое, чтобы даже пуля меня не брала. Может, даст? Тогда я Вечным Жидом стану, бродящим по грешной земле. Этот оператор мне что-то не договаривает. Темнит, гад. Может, он с сатаной как-то связан? Не верю я, что Машину Тесла придумал. Будка, она от лукавого. Нет, бессмертие он мне вряд ли даст. Иначе я тоже дьяволом стану. А оно ему надо — два дьявола на одно вакантное место? Что ж, тогда меня ликвидатор прихлопнет. И пусть. Устал я от жизни. Постой-ка. Как же он меня прихлопнет, если я сейчас сам на себя не похож? Я-то теперь двойник Роберта Кеннеди!»

Голова Мэрилинки торчала из пены. Закрыв глаза от удовольствия, она нежилась в горячей ванне, одновременно попыхивая сладкой сигареткой. Губы были в ярко-красной помаде, причёска — как будто только что сделана в салоне красоты. Залюбовавшись милым личиком, он не хотел прерывать ей кайф, но всё-таки вынужден был сказать:

— Вот я и вернулся, дорогая.

Мэрилинка тут же распахнула свои огромные голубые глазищи, уставилась на него, но вместо радостного возгласа завопила от ужаса:

— А-а-а-а-а-а-а-а-а-а!

Он ничего не понял.

— Это же я, Бобби!

Голова Мэрилинки ушла под воду. Пузыри полопались, полопались да и прекратились. А в центре ванны из-под толстого слоя пены вдруг всплыл беременный живот, весь исколотый рваными кровоточащими ранами. Хет-трика стошнило. Тыльной стороной ладони вытирая рот, он неожиданно увидел, что в руке у него откуда-то взялся большой кухонный нож.

— Нет! — закричал он. — Я этого не делал!

И тут вода из ванной потекла ему на голову…

«Что за жуткое видение. Надо заканчивать с наркотой. А то чокнусь. Как Аналитик». Сквозь водяную завесу он сначала почувствовал, а потом и увидел, что там, в телефонной будке, кто-то есть. Какой-то человек в чёрном. «Не Аналитик ли?» Хет-трик пригляделся. Ему показалось, что в руках у человека в чёрном снайперская винтовка.

— Ли Харви Освальд? — спросил он.

— Ну, ты, Хет-трик, и обкурился, — ответил человек. — А мы тебя обыскались. Пластику сделал. Думал, не отыщем?

Хет-трик догадался, кто это. Но отпираться не стал.

— Как вы меня нашли?

Человек вышел из будки и направил дуло винтовки на Хет-трика.

— Чип в тебе сидит. Думали, ты его вытащил и раздавил. Сигнал то появлялся, то исчезал. Прямо с ног сбились.

Система пожаротушения ангара, разогнав густой марихуановый туман, резко отключила воду. «Грибной дождик» закончился.

— Можно один телефонный звонок?

Хет-трик указал взглядом на красную мобилку, лежащую на столе. Умирать ему почему-то расхотелось. Может, инстинкт самосохранения автоматически сработал. А может быть, он не захотел снова играть по чужим правилам.

— Валяй, только быстро, — сказал ликвидатор, прицеливаясь.

«С ума посходили в Управлении, что ли? — подумал Хет-трик. — Совсем пацанов посылают на верную смерть».

Часть седьмая Вкус крови два

Ева была уже мертва. Она безобразно скорчилась на громоздком диване — расширенные остекленевшие глаза, пена по краям разинутого рта, скрюченные пальцы. Рядом сидел он. С ампулой яда в правой руке. Меня он не сразу увидел. Возможно, потому, что я медленно материализовывался, а скорей всего, из-за того, что мысленно его здесь не было. Он уставился в одну точку — взор неподвижен, словно у сфинкса. Просмотренные мной до «тайм-транспортировки» фотографии и кинохроника не передавали всей той атмосферы реальности, в которую я с головой окунулся. В бункере пахло сыростью, затхлостью. В бункере пахло смертью. Несмотря на радостный фокстрот, слышимый за моей спиной. В столовой рейхсканцелярии напивались и танцевали. Что ж, помирать, так с музыкой!

Хотя Гитлер был гладко выбрит и аккуратно одет, на него было страшно смотреть. Бледное, морщинистое лицо выражало предельную степень разочарования, душевной опустошённости, страха перед порогом небытия. Ни коричневый парадный китель, украшенный железным крестом, золотым партийным значком и красной нарукавной повязкой, ни идеально белая рубашка, ни строгий галстук с расправившим серебряные крылья маленьким орлом не придавали фигуре фюрера никакого величия. На диване сидел сгорбившийся, с мешками под глазами, мелко дрожащий старик авантюрист, проигравший в своей жизни всё, что только можно было проиграть.

Когда Адольф наконец-то меня заметил, он повернул голову и поначалу так же отрешённо, пустым взглядом стал рассматривать явившееся ему привидение. Но по мере того, как он всё больше и больше переключался со своего воображаемого путешествия на зрение, в его бесчувственных глазах начал проявляться, словно изображение на фотобумаге, намёк на любопытство. Оно и понятно. Мне было чем его удивить: синие джинсы, джинсовая куртка, остроносые (немного клоунские) туфли, чёрная бейсболка с изображением призмы, раскладывающей луч света на спектр, чёрный матерчатый саквояж. Уверен, такого странного субъекта Гитлеру видеть не доводилось.

То, что он окончательно вернулся в действительность, я понял, когда услышал, как он рявкнул:

— Ханс!

Смешно даже. Человек собрался на тот свет, а требует охрану.

— Ханс не придёт, — объяснил я по-немецки. — Веселится с фрау Юнге.

— Кто такой? Откуда? — пролаял фюрер, трясущейся рукой поправляя свою знаменитую чёлку, сползшую ему на нос.

— Я из будущего.

Он не поверил и снова позвал Ханса. Ну что мне оставалось делать? Только предстать на минуту в виде эдакого здоровенного мускулистого Арнольда Шварценеггера, рыжеволосого, с голубыми глазами, в кожаных доспехах и с огромным двуручным мечом.

— Зигфрид, — оторопело пробормотал Гитлер.

Пусть будет Зигфрид. Самое главное, чтобы это чудовище начало со мной диалог. Я подцепил ногой стул, придвинул к себе, уселся на него задом наперёд и задал вопрос:

— Ты мне лучше скажи, зачем тебе всё это было нужно?

— Вы о чём?

— Ради чего ты угробил 35 миллионов человек, 35 миллионов живых людей?

Он не ответил. Ему всё ещё требовались доказательства. Поэтому он спросил:

— Кто вы по национальности? Из какого года прибыли?

— Русский. Двадцать первый век.

— Тогда скажите, Третий рейх возродится? Великая Германия восстанет из пепла?

— Да, Германия возродится, но фашизм будет запрещён, а твоё имя станет синонимом слова «дьявол». Сейчас в Германии, кроме немцев, живут и негры, и славяне, и турки, и евреи.

Он аж зубами заскрежетал:

— Чёртовы жидомасоны!

— А многие твои бывшие партайгеноссе после капитуляции перешли на службу США и СССР.

— Предатели! — пролаял фюрер.

Его мертвенно-бледное лицо стало приобретать нежный румянец. С чего бы это?

— Послушайте, э… Зигфрид, значит, изобретена машина времени… Да вас само провидение ко мне послало. Вы могли бы вернуть меня назад, в сорок третий год?

Какой я тебе, на хрен, Зигфрид?.. Вот оно что, понятно. Как он там кричал в фильме «Освобождение»? «Венк! Венк!» Сразу смекнул гад, что к чему. Утопающий, хватающийся за соломинку. Я не ответил, а опять его озадачил:

— Ради чего ты убил 35 миллионов? Неужели мёртвые не снятся тебе по ночам? Зачем ты начал Вторую мировую?

— Не я один её начал. Сталин тоже участвовал. Он тоже хотел отхватить кусок «жизненного пространства». А Америка разве лучше? Присвоила себе часть Мексики и Калифорнию. А британская империя..? Так что не надо тут виновных искать. Моей целью было мировое господство. И не я первый это придумал. Моя вина лишь в том, что я проиграл. Если бы победил, всё было бы по-другому… Ну, так как, поможете? Верните меня в сорок третий, а ещё лучше — в сорок первый год.

— Этого делать нельзя. Тогда будущее станет иным. И вполне может быть, я исчезну.

Он понял, что изменить ничего не удастся. Что никакой соломинки не будет. Что я не на его стороне. Что деваться некуда и нужно принимать яд. Поник, обмяк и грустно изрёк:

— Русские варвары осквернят моё тело?

— Твой обгорелый труп найдут во дворе рейхсканцелярии. Но был ли это именно твой труп, так до конца выяснить и не удастся. Ходили служи, что ты сначала скрывался в испанском монастыре, а потом на подводной лодке уплыл в Южную Америку… Но я в это не верю.

— И напрасно, — его глаза снова оживились. Я понял, что сказал лишнее, подкинул ему спасительную идею. Но было уже поздно отрабатывать назад. — А я действительно возьму да и сбегу в Парагвай. Почему я должен умирать? — он посмотрел на Еву, поморщился. — Не хочу. Я ещё всё исправлю и без вашей машины времени. Мир содрогнётся от немецкого оружия возмездия! Я покажу этим подонкам, какой я мертвец!

Он всё больше и больше входил в раж. Его лицо пошло красными пятнами. Глаза горели от представляемых им ярких картин. Вскочив на ноги, он бросил на пол ампулу с ядом и истерически заорал:

— Ханс! Я передумал!

А потом, обратясь ко мне, гаркнул:

— Я вам не исторический экспонат! Устроили тут экскурсии в прошлое! Убирайтесь в свою проклятую Москву! Donner Wetter!

В этот момент он стал особенно сильно похож на гавкающую собаку…

Я сделал только один выстрел. Больше не понадобилось. Пуля попала Гитлеру в голову. Окровавленный он свалился на диван и затих навеки. Я положил револьвер на колени Еве Браун, застегнул «молнию» на саквояже — пора было делать ноги. Начальник охраны Ханс Раттенхубер уже шёл сюда.

Когда его адвокат спросил, зачем он это сделал, Марк ответил:

— Мне приказал дьявол. Он был в моей голове.

В 1980 году это высказывание имело абстрактный смысл. Но теперь, 19 лет спустя, оно наполнилось конкретным содержанием. Потому что на этот раз в голове Марка действительно был посторонний, и этим посторонним был я.

Он прилетел в Нью-Йорк из Гонолулу. С лёгким ручным багажом. В дорожной сумке лежали четырнадцать магнитофонных кассет с записями «Битлз» и пистолет с запасной обоймой. Ни о каком тайном заговоре спецслужб тут говорить не приходится. К тому времени Джон перестал быть им интересен. Причина была в другом…

Марк был большим поклонником «Битлз» — его квартира напоминала музей истории группы. Особенно он восторгался Джоном. Старался во всём походить на него. Одевался как он. Даже женился на японке, которая была старше Марка. Всё свободное время слушал пластинки «Битлз» и Джона. Очень нравилась песня «Я — морж», часто напевал: «Я — это он, поскольку ты — это он, поскольку ты — это я».

В отеле «Шератон» Марк остановился под именем Джон Леннон. Таксист, подвозивший его к Дакоте, где в дорогостоящих апартаментах проживали Джон и Йоко, сказал, что Марк в качестве чаевых предложил ему кокаин. То есть парень всё время был под кайфом.

Альбом «Двойная фантазия» Марк купил в Нью-Йорке. Именно на нём он попросил расписаться Джона в тот вечер, 8 декабря. Джон расписался. Больше ничего. Не поговорил с Марком по душам. Не похлопал его по плечу. Джон спешил. У него не было времени разговаривать со своими поклонниками, стоящими у крыльца его дома.

— Он расписался на твоей пластинке? — спросил Марк у рядом стоящего фэна, который собрался уходить.

— Нет.

— Почему же ты уходишь? Может быть, Джон подпишет её на обратном пути.

— Я приду завтра.

— Советую тебе остаться. Кто знает, увидишь ли ты его ещё раз, — сказал Марк.

— А куда он денется?

— Мало ли. Может быть сегодня ночью он отправится в волшебное таинственное путешествие…

Почему Марк Чапмен убил Джона Леннона? Мне это было абсолютно понятно. Великий битл изменил своим почитателям, деньги испортили его. Человек, сочинивший такие песни, как «Герой рабочего класса», «Дайте миру шанс», «Власть народу», «Представь», где он обрушивался на общество, которое ненавидел и хотел изменить; человек, который бесстрашно боролся за мир во Вьетнаме, за справедливость и равноправие цветного населения США, за освобождение всех политических заключённых; человек, выступавший против неравенства, призывал теперь мечтать и молиться.

«Я не верю в волшебство / Я не верю в Библию / Я не верю в Таро / Я не верю в Гитлера / Я не верю в Иисуса / Я не верю в Кеннеди / Я не верю в Будду / Я не верю в йогу / Я не верю в королей / Я не верю в Элвиса / Я не верю в Циммермана[5] / Я не верю в «Битлз» / Я верю в себя…»

Это он зачеркнул.

«Представь, что нет рая. / Это несложно, если попытаешься. / Нет ада под нами. / Над нами — только небо. / Представь, что нет стран. / Это не так уж и сложно представить. / Не за что убивать и умирать. / А также нет религии. / Представь, что все люди / Живут в мире. / Представь, что нет собственности. / Я удивлюсь, если ты сможешь себе это представить / Нет жадных и голодных. / Братство людей / Во всём мире. / Ты можешь сказать, что я — мечтатель. / Но я не один такой. / Надеюсь, однажды ты к нам присоединишься, / И мир станет единым».

И на это наплевал. Он погряз в роскоши и вознёс на пьедестал собственное благополучие. По сути, он стал предателем. Ну, как за это не убить? Предательство не прощается. В своё время у меня тоже чесались руки, чтобы его прикончить. Потому что я тоже был фэном «Битлз». И я тоже ненавидел Леннона за измену. Ведь от любви до ненависти, как известно, один шаг. Я тоже, как и Марк, был под кайфом. И наши желания с ним совпадали.

Как профессионал, я бы убил его одним выстрелом, но этот мальчишка выпустил в спину Джона пять пуль. Но зато, когда он пять раз подряд нажимал на спусковой курок, я пять раз подряд испытал истинное наслаждение.

На высоте восемнадцать тысяч четыреста «Энтерпрайз» отделился от самолёта-носителя, немного спланировал и включил ракетные двигатели. Ричард Брэнсон, находящийся на месте второго пилота, посмотрел в иллюминатор. «Белый Рыцарь Два» (как ему показалось), прощаясь, слегка качнул огромными композитными крыльями. Алекс Тай повёл его назад, в космопорт в пустыне Мохаве. «Ну что ж, — подумал Брэнсон. — Теперь, как сказал Гагарин пятьдесят лет тому назад, «Поехали!».

Капсула была рассчитана на шестерых пассажиров и двух пилотов, но сейчас в «челноке» пассажиров не было. Это был тестовый полёт. Регулярные «прыжки в невесомость» Ричард планировал начать в следующем году. На нём была лётная куртка с надписью «Virgin Galactic». На основном пилоте «Энтерпрайза» Брайане Бинни была точно такая же. Русоволосый Брайан поправил на переносице солнцезащитные очки, сказал: «Представление начинается» и потянул штурвал на себя.

К сегодняшнему дню Брэнсон шёл долгие семь лет. Он вспомнил первые варианты самолёта-носителя и «челнока», спроектированные и построенные фирмой Берта Ругана. На них отрабатывались идеи генерального конструктора. Теперь эти идеи воплотились в жизнь. «Мои мечты, — размышлял Брэнсон, — Берт делает реальностью. С помощью моих денег и моих коммерческих планов. Деньги делают деньги. Сначала суборбитальные полёты. Потом — орбитальные. Потом — гостиница на орбите Земли. Потом — гостиница на Луне. А Жак говорит, деньги зло. Всё дело в том, как ими распорядиться…»

Пока «Энтерпрайз» стремительно набирал высоту, достигал отметки в 120 километров, Ричард обдумывал перспективы своих дальнейших отношений с Фреско. Нужно было пойти на более тесный контакт с ним, но что-то удерживало Ричарда от этого шага. В голове прокручивая подробности их встреч, Брэнсон не мог отделаться от ощущения какого-то смутного беспокойства. Какой-то странности. Но в чём состояла эта странность, он никак не улавливал. То ли его смущала подозрительная моложавость 95-летнего старика. То ли озадачивало немецкое название Zeitgeist, используемое для чисто американского социального проекта. То ли ел, как червяк, третий (скрытый) смысл притчи, рассказанной техническим дизайнером.

Дескать, бабушка Жака познакомила его однажды в детстве с игрой «Монополия». И поначалу лихо его обыгрывала. Но затем, разобравшись в принципе игры — накапливай и скупай, — юный Фреско разорил бабушку, порадовался тому, как она отдавала ему последний свой доллар. Однако грэнни будущего известного утописта преподала Жаку ещё один урок. Она сказала, что теперь игра убирается в коробку. Вот такая была история. Какова её мораль? Может, тут стоило подумать о бренности человеческого существования, или о всегда имеющейся возможности изменить правила и начать играть в другую игру, или… А вот что «или» — здесь Брэнсон ещё не додумал.

Его размышления прервала тишина. Сперва Ричарду показалось, что у «челнока» отказали двигатели, но потом он вдруг понял, что корабль в космосе. Да и во всём теле почувствовалась необыкновенная лёгкость, уступив место перегрузкам. Брайан снял очки, вытянул руку и отпустил их. Очки повисли в воздухе! Улыбающийся Бинни, хлопнув Брэнсона по плечу, воскликнул:

— Рик, мы сделали это! Мы, первые независимые астронавты, послали к чёрту NASA и русских! Ура!

— Ура! За это стоит выпить. Доставай.

Из маленьких пластмассовых бутылочек они сделали по нескольку глотков водки.

Ричард отстегнул привязные ремни, воспарил над креслом, слегка оттолкнувшись от подлокотников. Ощущения были просто замечательные, хотя голова чуть-чуть и подкруживалась. Приник к бортовому иллюминатору, ухватившись за технологическую скобу приборной панели. Сквозь разрывы белых ватообразных облаков увидел Северную Америку, напоминающую некое океаническое животное (что-то типа электрического ската или морского кота), показавшее свою тёмную шершавую коричнево-зеленоватую спину из фиолетово-сине-голубых глубин. Минуту-другую Брэнсон наслаждался захватывающим зрелищем, пока его внимание не привлёк объект, с огромной скоростью пронёсшийся совсем рядом с «Энтерпрайзом». Брэнсон сначала увидел, что что-то пролетело, а уж потом понял, что же он увидел. Параллельно с «Энтерпрайзом» промчался точно такой же «челнок», на борту которого, что самое удивительное, было начертано точно такое же название — Enterprise!

У Ричарда от увиденного отнялась речь. Он был так поражён, что у него чуть было сознание не помутилось. Поскольку на свете был только один шаттл с названием «Энтерпрайз»! Он обернулся к Брайану, чтобы спросить того, что это было. Но Брайан удивил его не меньше чем корабль-двойник. Здоровяк Бинни, лётчик-испытатель ВВС Великобритании, на счету которого было более четырёхсот полётов, пребывал в полной отключке, уткнувшись лицом в штурвал. Руки его болтались верёвками, а изо рта вытекала слюна, мгновенно превращавшаяся в водянистые шарики. Последнее, что запомнил Брэнсон перед тем, как тоже потерял сознание, это солнцезащитные очки Ran Ban, всё так же висевшие в воздухе.

Игорь Гончаров с детства любил фантастику. Родители выписывали для него журнал «Юный техник», где печатались короткие фантастические рассказы. Насколько Игорь помнил, это был его первый опыт знакомства с жанром. После «Юного техника» были журналы «Техника — молодёжи», «Вокруг света», «Знание — сила», «Ровесник». Фантастика притягивала Игоря необычностью сюжетов, удивительными приключениями. Фантастика в ту пору (в Советском Союзе) была не в особом почёте у коммунистических идеологов, поскольку учила читателей мыслить более свободно, незаштампованно, и поэтому печатали её мало, а то, что всё-таки публиковали, как правило, появлялось на задворках различных изданий.

Копаясь в воспоминаниях в поисках произведений, оставивших наиболее глубокий след в подростковом сознании, Игорь наткнулся на повесть ««Дрион» покидает Землю», долгое время по кусочкам выходившую в «Пионерской правде», рассказ «Скафандр Агасфера», прочитанный в «Искателе», приложении к журналу «Вокруг света», а также детектив «Синие люди», напечатанный в «Смене». Чуть постарше на него, конечно же, произвели сильное впечатление такие авторы, как Иван Ефремов, Герберт Уэллс, Рэй Брэдбери, Аркадий и Борис Стругацкие, Курт Воннегут, Станислав Лем. Мама, работавшая в библиотеке медучилища, постоянно снабжала сына свежевыпущенной фантастикой.

Параллельно с фантастической литературой Игоря привлекали книжки об освоении космического пространства. Он знал всех космонавтов СССР по именам. Собирал марки на тему «Космос». Очень интересовался также американской космической программой. Вырезал на эту тему заметки из газет. Высадка американцев на Луну, орбитальная станция «Скайлэб», совместный советско-американский полёт «Союз — Аполлон» — вот темы, которые были любопытны Игорю. Фантастика и космос неразрывно переплелись.

Какой-то период Игорь читал всю фантастику подряд, без разбора, не разделяя её на хорошую и плохую. Просто впитывал в себя фантастику, как губка воду. Со временем стал понимать, что, как в любом литературном жанре, есть обычные, серенькие произведения, а есть шедевры. Шедевров было мало. Десяток-два, не более. Несколько у Стругацких, пара-тройка у Лема, Ефремова, Уэллса. То же и в кино фантастике. По-настоящему стоящих фильмов было не так уж много. К ним он относил «Сталкера» и «Солярис» Тарковского, а также первые две серии «Чужих» и «Терминатора». Считал, что продолжения обеих картин нужно было строить на иных сюжетах. В частности, в «Чужих 3» необходимо было отправить звездолёт землян на планету, откуда эти самые чужие прибыли.

Почему Игорь стал писать фантастические произведения? Может быть, потому, что наскучило читать и смотреть чушь. А может быть, потому, что в 11 лет он сочинил фантастическую историю. О чём она была, он практически не помнил. Помнил только, что действие происходило на Луне, и что тонкая школьная тетрадка была исписана от начала до конца. Может быть, тяга к писательству сидела в его подсознании. Кто знает?

Первый роман Игоря назывался «Кукловоды». Идея состояла в том, что вирусы, являющиеся главными организмами на Земле, держат человечество в качестве пищи, регулируя так, как им захочется, популяцию людей, думающих, что они являются главными организмами на Земле. Над романом Игорь работал полтора года.

Два крупнейших издательства России «Кукловодов» отвергли. Издательства помельче — тоже. Причина — Игорь не вписывался в формат. В моде было фэнтэзи, а Игорь писал о каких-то там вирусах. Однофамилец известного писателя почувствовал себя динозавром. Он перечитал популярных современных российских фантастов, издававшихся большими тиражами, и пришёл в ужас от прочитанного. Упыри, вурдалаки, драконы, ведьмы, несметное количество инопланетян населяли все эти книги. «Неужели людям нравится такое низкопробное чтиво?» — задавал он себе вопрос. Игорь очень расстроился. Но решил сделать ещё одну попытку.

Второй его роман носил название «Война номер три». В нём шла речь о войне между цивилизацией разума и цивилизацией веры. Снова это была социальная фантастика, и снова была сатира. Но опять роман был отвергнут, и опять он не вписался в рамки.

И тогда в полночь, в полнолуние (так уж совпало) Игорь пошёл в гараж, привязал к балке верёвку и повесился. Мир не понимал его, а он не понимал мир. Он посчитал, что дальше жить не стоит. Наутро Игоря нашёл сосед по гаражу. Труп был синего цвета, с высунутым языком и с обмоченными штанами. На Игоря Гончарова он был совершенно не похож.

С перехваченных резинками пачек Бог снимал резинки, тщательно пересчитывал банкноты, периодически поплёвывая на пальцы, затем снова перехватывал доллары резинками и аккуратно укладывал пачки на дно большого чемодана, изготовленного из гофрированного алюминия. Пачек было много. И не все их Бог пересчитал. Помешал Артём. Сзади на цыпочках он подкрался к Богу, по-английски сказал ему в самое ухо:

— Деньги — это кайф. Хватай их обеими руками и прячь.

Процитировал песню «Money». Удержаться было невозможно. Бог от неожиданности вздрогнул, повернулся и немного сумасшедшими глазами поглядел на Артёма. Кашлянув, произнёс:

— Ты как сюда…? Фенвик! Секьюрити!

«Везде одно и то же, — подумал Артём. — Гитлер, теперь этот. А почему? Отгородились от людей охраной. Боги хреновы. Хотя на словах — за народ».

На зов Бога никто не шёл. Он стоял и, почти не мигая, смотрел на непрошеного гостя, вдруг возникшего в его затянутой чёрной тканью гримёрке. Долговязый, седой, морщинистый, небритый 67-летний старик, в чёрной футболке без рисунка, в чёрных джинсах, в чёрных сапогах. Во всём виде Бога чувствовалась какая-то небрежность. Что-то от бомжа. На трёхногой вешалке растопырился чёрный кожаный плащ с красной нарукавной повязкой, на которой были изображены два скрещенных молотка. Обстановка помещения навевала сходство с бункером Гитлера.

«Зачем ему секьюрити? По-моему, он и сам ещё в силах за себя постоять. Сейчас как двинет мне кулаком. Вон какие бицепсы… Хотя нет, он вроде как пацифист. Мать его», — подумал Артём, а вслух сказал:

— Да, доллар сожрал тебя, Роджер.

Вотерс не мог понять, что происходит. Ни амбалы-охранники, ни «цепной пёс» Фенвик, его цинично-прагматичный менеджер, не спешили к нему. Видимо, он подумал, что все они уже мертвы, а этот прорвавшийся в грим-уборную рыжий парень, не иначе как террорист, собирающийся его убить. Именно об этом он Артёма и спросил:

— Ты — фанатик? Марк Чапмен? Хочешь меня застрелить, что ли?

— А есть за что? — вопросом на вопрос ответил Артём.

В руках у него никакого оружия не было. И поскольку его вопрос тоже остался без ответа, он продолжил:

— Нет, я не фанатик. Был им когда-то. Но сейчас уже нет. Когда-то я верил в Бога Роджера. Наизусть учил стихи его песен, собирал интервью. Когда-то я даже создал фэн-клуб поклонников группы Pink Floyd. У нас, в России…

— Так ты из России, — в глазах Роджера испуг немного поубавился. Он присел на краешек стола. Похоже, решил выслушать русского поклонника, приехавшего в Хельсинки.

— Я издавал фэнзин, переписывался с любителями «Флойда» по всему миру, коллекционировал пластинки, фотографии, тур-программы, бутлегерские записи. Даже написал собственную книгу о вас. Называлась она «Кирпич к кирпичу». Я прошёл все стадии идолопоклонства. И теперь сделался еретиком. Я больше не верю ни в Pink Floyd, ни в Роджера Вотерса.

— Почему? — бывший Бог почёсывал щетину, бросая всё ещё боязливые взгляды на Артёма.

— Не потому, что вы не любите своих слушателей: Дэвид считает нас быдлом, Нику глубоко плевать на почитателей группы, ну, а ты готов бомбы сбрасывать на аудиторию, лишь бы не видеть ненавистные тебе рожи зрителей, пришедших на концерт, — это всё мелочи, хотя и очень неприятные. А потому, что досконально изучив такое явление, как «Пинк Флойд», я понял, что самое главное для вас — деньги, деньги и ещё раз деньги. А все эти политические заявления, сопереживания с толпой, призывы — только лишь искусственные эмоции и пустые трескучие фразы, ничего более. По сути, эксплуатируя темы борьбы за мир, объединения народов, защиты окружающей среды и прочие, ты пытаешься создать в рок-индустрии образ некоего бунтаря, который стоит гораздо выше тех певцов-музыкантов, что занимаются всего лишь развлечением масс. Ты хочешь доказать, что ты — второй Джон Леннон. Но на самом деле тебе, ох, как далеко до него.

— Мальчишка. Ты ничего не знаешь о Джоне, — Вотерс, осмелев, пошёл в атаку. — Леннон любил деньги, любил роскошь, любил «роллс-ройсы» и фешенебельные дома. Может быть, он и музыкантом стал только ради денег. А то, что мы не жалуем своих поклонников, так тут я с Ленноном абсолютно солидарен. Его тоже обвиняли в отдалении от фэнов, на что он отвечал, что он им не принадлежит и не потерпит себя в качестве джук-бокса — нужно только монету всунуть, чтобы ящик заиграл. Ты никогда не был в нашей шкуре и не знаешь, что такое фэны. В основном, это стадо безмозглых свиней, думающих, что мы им что-то должны. Они накачиваются пивом и наркотой и хотят, чтобы я с ними беседовал об их проблемах. Пошли они на хер! Я не люблю, когда со мной фамильярничают.

— Но для меня ты почему-то сделал исключение.

— Мне всё-таки кажется, ты вооружён. Как ты сюда проник?

— Фенвик пропустил. Я дал ему десять тысяч долларов.

— Ах, вон оно, в чём дело! Продал меня с потрохами, гнус. Если это правда, уволю его к грёбаной матери… Как тебя зовут-то?

— Артём Комаров. Я посылал тебе письма, между прочим.

— Не помню. Ты ведь на «Стене» был?

— Конечно, и здесь, и в Москве.

— Почему же ты ставишь меня ниже Джона? Разве мой концерт не бомба?

— Твой концерт — выкачка денег из, как ты говоришь, безмозглых свиней. Когда ещё был жив Рик, вам предложили 150 миллионов долларов за гастроли «Пинк Флойда» по США. Ты отказался, заявив, что деньги для тебя не основное в жизни. Но теперь ты и без остальных парней придумал, как заработать 150 миллионов, отправившись на гастроли со старым материалом. Ты лицемер, Роджер!

— Видишь ли, альбом «Amused То Death» оказался никому не нужен. А «Стена» прошла на ура. Законы рынка, друг мой.

— Скажи, Родж, сколько тебе нужно денег для полного счастья?

— Мне 67 лет. «Стена» — последние мои гастроли. Мне нужны были эти 150 миллионов.

— А если я тебе дам ещё денег? Я очень богат. Сколько ты хочешь?

— Новый русский? Значит, ты тоже деньги любишь. Хм… Взамен на что?

— Ни на что. Просто дам тебе на старость.

— Мне надо много денег, — усмехнулся Вотерс.

— А если их будет слишком много?

— Слишком много денег не бывает.

— А колечко-то не лезет, — сказал Сашка Немец.

Мы с ним смотрели прямую трансляцию бракосочетания принца Вильяма и Кэйт Миддлтон. На плазменной панели гримаса, отразившаяся в этот момент на показанном крупным планом лице сына Дианы, немного смахивала на мимику лица Андрея Миронова в том эпизоде фильма «Бриллиантовая рука», где брюки не совсем полностью превратились в «элегантные шорты». Оба экранных персонажа попали в неловкую ситуацию и пытались из неё красиво выбраться.

— Наверное, много раз тренировались, вот палец и распух, — предположил я.

— Похоже на то, — согласился Сашка.

На его голове красовалась немецкая каска времён Второй мировой войны, которую он упорно не желал снимать. Каска ему очень понравилась. Он прямо обалдел, когда её увидел. Если бы он знал, что этот сувенир я взял в бункере Гитлера, то, наверное, друга я бы потерял — Сашка, наверняка, умер бы от восторга. На изменение будущего каска не влияла, поэтому мне удержаться было трудно, и я прихватил её для Немца.

С третьей попытки кольцо налезло. Принц Вильям вздохнул с облегчением. Евгений Киселёв, журналист, комментирующий прямую трансляцию, — тоже, затем пустившись в экскурс по истории английской монархии. Евгений сыпал именами, титулами и датами. Я представил, как он там, за кадром, покусывая свой длинный ус, подсматривает в шпаргалку. Евгений Киселёв у меня почему-то ассоциировался с Василием Аксёновым, с одним из моих любимых писателей.

Судя по грустной физиономии папаши врачующегося, Чарлз с удовольствием бы сменил заунывные церковные песнопения Букингемского дворца на опереточные декорации Ковент Гардена. Он и сам в своём попугайском мундире, увешанном чудовищно огромными орденами и медалями, был ужасно похож на одного из героев оперетты. Впрочем, как и большинство приглашённых.

Сашке, видимо, тоже было дико всё это видеть, поэтому он сказал:

— Словно перенеслись на машине времени на сто лет назад.

«Да. Тут и машины времени никакой не надо», — подумал я.

Между тем Киселёв рассказал о том, что в 1997 году после трагической гибели принцессы Дианы в автомобильной катастрофе в Париже трон под Елизаветой Второй сильно зашатался, а с ним и вся британская монархия оказалась под вопросом. Поскольку в народе распространилась молва, что в смерти всенародной любимицы виноват королевский двор. Однако, так как прямых доказательств никем предъявлено не было, слухи остались слухами. А через семь лет Чарлз, бывший главный подозреваемый, как ни в чём не бывало женился на своей любовнице Камилле Паркер-Боулз. Овцеподобная толпа, со временем успокоившись, продолжила блеять и содержать на свои деньги королевский двор, а вельможи с «голубой кровью» продолжили своё праздное времяпрепровождение.

Я вспомнил ту аварию. Кровавое месиво там было конкретное.

«85-летняя королева скоро умрёт, а место на троне займёт этот её непутёвый сыночек, который с серьёзным видом будет строить из себя эдакого умника. Вот будет оперетка! «Весёлый вдовец»! Обхохочешься!»

Камеры показали огромную толпу, собравшуюся на площади перед Букингемским дворцом. В глазах рябило от национальных флагов.

— Сколько же их там? — сказал Сашка, имея в виду количество людей, пришедших поглазеть на торжество. — Тысяч сто, наверное.

— Я, знаешь, что думаю? — сказал я. — И свадьба, и недавнее паломничество в Иерусалим, показанное по Ти-Ви, и концерт «Стена», на котором мы с тобой 23-го числа побывали, это всё звенья одной цепи. Ложные идолы, которых боготворят глупые фанатики.

— Ну, не знаю насчёт свадьбы и Пасхи в Израиле, вряд ли бы эти мероприятия доставили мне удовольствие, а вот концерт Вотерса мне очень понравился. Особенно тот эпизод, когда Родж из «шмайсера» палил по зрителям.

«Шмайсер» был бутафорский, а стрелял Роджер по залу лазерным лучом. На мне и на Сашке были надеты футболки с того грандиозного шоу. У нас обоих на груди сквозь белые кирпичи прорывались орущие головы, придуманные и нарисованные Джеральдом Скарфом.

«Если Сашке понравился только расстрел Вотерсом своих поклонников, то он совершенно не понял спектакля. На мой взгляд, самым сильным моментом представления стал мультипликационный видеоряд, автором которого опять же был Скарф, когда бомбардировщики открывают свои бомболюки и из них вываливаются христианские кресты, исламские полумесяцы, звёзды Давида, значки доллара, английского фунта, «Мерседеса», Shell, серпы и молоты. Затем, после такой вот бомбардировки, алая кровь начинает разливаться по земле».

Комментатор стал перечислять почётных гостей церемонии бракосочетания. Помимо прочих присутствовали: главный буддийский священник Лондона, главный раввин Великобритании, король и королева Норвегии, король Иордании, король Бахрейна, король Саудовской Аравии, султан Брунея, султан Омана, кронпринц Эмиратов, сын японского императора, Дэвид и Виктория Бэкхемы, сэр Элтон Джон, а также сэр Ричард Брэнсон.

Где-то примерно через час после завершения прямой трансляции, когда Сашка Немец, всё также не снимая подаренную мною каску и слегка пошатываясь от ананасового ликёра, удалился к себе домой, в дверь ко мне позвонили. Я отправился открывать. На пороге стоял человек, на котором была надета серая куртка с большой круглой нашивкой. На нашивке была изображена подводная лодка, очень похожая на самолёт, а вокруг неё шла надпись: «Virgin Oceanic».

Часть восьмая Откровения

Она стояла у дороги. Практически одна-одинёшенька.

И только куст какого-то растения составлял ей компанию. Никого из людей не было. Вокруг — трава, местами зелёная, а по большей части выжженная солнцем до желтизны. Вдалеке синела полоска воды — то ли озеро, то ли речка, а на самой кромке горизонта что-то вроде леса. Видимо, раньше она была ярко-красного цвета. Но теперь от времени и воздействия природы краска потускнела и кое-где потрескалась. А надпись наверху еле читалась. Зато решётчато-стеклянные окна и дверь остались в целости и сохранности. Не было видно ни торчащих острых осколков, ни намалёванных граффити.

Вот уже которую ночь Ванге снился один и тот же сон. И она никак не могла взять в толк, что он означает. Даже когда её очень давно, во время войны, посетил Гитлер, и она напророчила ему скорую смерть, символы, представшие перед её взором, были не столь загадочны. Ванга вдруг отчётливо вспомнила запах, исходивший от этого человека. Дорогой концентрированный одеколон несколько мешал его различить, но она тогда всё-таки уловила запах плесени и затхлости. Запах некоего гниения-разложения. (Переводчик Гитлера пах по-другому.) Примерно такой же запах источало теперь и её тело. Ванга умирала.

На самом деле её полное имя было Вангелия, что в переводе с греческого означало «благая весть». Но за 55 лет прорицательства были как благие вести, так и не благие. За полвека у неё побывало более миллиона человек, и многие ушли от неё расстроенные. Но изменить ничего было нельзя. Она могла только озвучить то, что произойдёт. И в этом состояла её тяжкая ноша.

Баба Ванга умирала. Болезнь медленно убивала её. Однако она не желала лечиться. Во-первых, это было бесполезно, а, во-вторых, она знала, что её тоже возьмут. Как Гагарина. Она тоже была особенная. А её дар перейдёт к 10-летней девочке из Франции. Которая станет ясновидящей и которой тоже будут сниться вещие сны.

«Что же означает этот повторяющийся сон? — подумала Ванга. — Может быть, мне ждать вести или самой её сообщить? Но если сообщить, то какую и кому?» Она снова мысленно увидела картинку из своего не дающего ей покоя сновидения. На краю поля, у дороги, одиноко стояла английская телефонная будка. Цвета спелой вишни.

Девушки были точно такие же, как на известной фотографии, только живые, настоящие, реальные. Они сидели на краю бассейна, ко мне спиной, поэтому лиц видно не было. И стоило лишь строить предположения, какие они там, с той стороны. Но со стороны, обращённой ко мне, все голенькие девушки мне нравились. Их молодые стройные тела были очаровательны, а сексуальные попки — особенно. Девушек было шестеро. Судя по боди-арту на спинах, их звали Мама с атомным сердцем, Реликвия, Тёмная сторона Луны, Тебе бы здесь побывать, Стена и Животное. Хе-хе.

Вообще если бы продолжить этот ряд, то прекрасно подошли бы и другие названия пинкфлойдовских альбомов. Такие, например, как «Блюдце, полное секретов», «Кратковременная потеря рассудка», «Ещё», «Вмешайся», «Закрытая облаками», «Нежный звук грома». Я уж не говорю про «Аммагамму»[6]. Хе-хе.

На спине самой крайней слева была изображена корова. Но обладательницу рисунка назвать коровой было никак нельзя. Хвост у неё, правда, имелся, но скорее напоминал лошадиный, чем коровий. Этакая рыжая метёлка на затылке. У девушки, сидящей рядом с ней, спина была синего цвета, и на этом морском фоне красовался музыкальный корабль. Судно, составленное из труб, барабанов, литавр. Плывущая по волнам музыкальная шкатулка. Откроешь, она и заиграет. Ключик, главное, подобрать. Хе-хе.

С первого взгляда казалось, что третья девушка — негритянка. Ан нет, никакая не негритянка. Просто спина вся чёрная. А на ней рисунок — призма, разлагающая луч света на спектр. Такая дамочка и меня разложит на составляющие. Хе-хе.

Огненно-рыжие волосы следующей девушки удачно сочетались с рыжим пламенем, охватившим одного из бизнесменов. Волосы были длинные, слегка вьющиеся. Не то что у Стены. Брюнетка немного повернула голову влево, чуть-чуть показав мне милые черты своего лица. Короткая стрижка, элегантный изгиб спины, на которой нарисована стена, состоящая из розоватых, телесного цвета кирпичей. Наверное, самая недоступная из шестерых. Хе-хе.

Фаллосоподобные дымовые трубы теплоэлектростанции и свинья, летящая между ними, — вот какой была картинка на спине последней из девушек. Что-то вроде обещания исполнения мечты. Нормально. Да, умеет Брэнсон удивить. Эту художественную композицию Торгерсона (девушки-обложки) я поместил на экран своего ноутбука Toshiba. Композиция мне очень нравилась. Шесть соблазнительных попок на оранжевых кафельных плитках. Настоящие, живые, реальные девушки-обложки нравились мне ещё больше. Брэнсон сказал, выбирай любую. Пожалуй, я выберу всех. Правда, я не видел их обратные стороны, но, уверен, волшебник Брэнсон меня не разочарует. Virgin Magic. Может быть, они к тому же ещё и девственницы? Хе-хе.

Я нашёл его в номере гостиницы New Yorker. Он лежал на кровати: бледный, худой, с красными, как у кролика, глазами. Он не спал и сразу же включился в разговор, словно только тем и занимался в последнее время, что ждал меня. Единственно спросил, как моё имя, и, получив удовлетворивший его ответ, пустился в рассуждения. Он долго и нудно говорил о сверхвысоких напряжениях, о токах высокой частоты, об электромагнитном резонансе, о радиоуправляемых машинах, о механическом осцилляторе. Я потерял нить его логических построений, но он и слова не давал мне вставить. А когда, прервавшись на минуту для того, чтобы сделать себе укол в руку, он спросил меня о количестве ступенек, которые я преодолел, чтобы подняться к нему на пятый этаж, я понял, что с головой у него не всё в порядке. Он спросил меня, кратно ли количество пройденных мной ступенек трём. И добавил, что он всегда селился в гостиничных номерах с цифрами, делившимися без остатка на три. Это якобы приносило ему удачу.

Я подумал, что совершенно зря я сюда приехал, что ребята Шелленберга дали маху, что никакого супероружия я здесь не найду. Вспомнив высказывание Теслы: «Придёт время, когда какой-нибудь научный гений придумает машину, способную одним действием уничтожить одну или несколько армий», брезгливо оглядел небритого, неухоженного, покрытого бесчисленными родинками идиота-серба и собрался уходить. Мне тут нечего было делать. А Тесла, явно оживившись после инъекции, продолжал что-то бубнить о беспроводной передаче энергии, о башне на Лонг-Айленде, о телепортации объектов, о получении всего из всего.

Напоследок я спросил его, почему он в записке указал именно моё имя. Больше меня ничего уже не интересовало. И не особенно рассчитывая получить ответ, услышал, как старик прокаркал по-английски. Мол, он умеет заглядывать в недалёкое будущее, и в этом самом будущем я якобы сыграю определённую роль. Этот древний девственник, кряхтя, встал с кровати и вытащил из-под неё огромных размеров чемодан. Коричневый, из толстой телячьей кожи, с ремнями, с металлическими треугольными наклёпками на углах. Он сказал, что я должен взять с собой этот ящик, должен вывезти его из страны, и вставил загадочную фразу — «это моё второе я». Я не стал уточнять, что сие означает, но за ручку чемодана всё-таки ухватился. Чемодан оказался жутко тяжёлым. А ещё Тесла сказал, что со дня на день он умрёт, но смерти он не боится, потому что будет жить вечно.

Через два дня Никола Тесла действительно умер, но горничная нашла его окоченевшее тело только на следующий день после смерти, так как днём ранее парни Вальтера сверху донизу перетрусили весь его заваленный мусором гадюшник и вынесли оттуда шесть коробок научных бумаг.

— Вон оно как! А я ведь всех перебрал и только вас упустил из виду. Совершенно забыл, что тоже писал вам. Хотел получить компакт с редкой записью Роджера Вотерса. Альбом выходил на вашей фирме.

— Да, «Когда дует ветер»… Скажи мне, Артём, ты убил друга, подругу, Гитлера. Почему пожалел Вотерса — только пачками денег его завалил? Бедняга, кстати, два концерта отменил, лечился после твоей бомбардировки.

— Несмотря ни на что Роджер является единственным музыкантом в мире, устраивающим такие умопомрачительные шоу, как новая версия «Стены». Он не просто развлекает толпу — хотя и развлекает тоже, — он заставляет людей задуматься о мире, в котором мы живём. Ведь большинству знаменитых рок-звёзд сказать нечего. Его часто сравнивают с Джоном Ленноном. Но, на мой взгляд, его не надо ни с кем сравнивать. Роджер Вотерс уникален сам по себе. Это явление мирового масштаба. Ну, скажите, кому ещё придёт в голову проецировать на небоскрёбы Нью-Йорка цитату Дуайта Эйзенхауэра?

— Что за цитату?

— Сейчас вспомню… Ага. «Каждая изготовленная пушка, каждый спущенный на воду военный корабль, каждая выпущенная ракета — в конечном счёте это обворовывание тех людей, которые голодают и которые недоедают, тех людей, которые замерзают и которые не имеют одежды. Этот мир военщины не тратит только лишь деньги. Он тратит пот своих рабочих, талант своих учёных, надежды своих детей. Это вообще неправильный образ жизни. Под облаком угрозы войны человечество распято на железном кресте». Вот.

— Понятно.

— Да, Вотерс человек противоречивый. Человек, порой говорящий одно, а делающий совершенно другое. Именно он стал первым публично поливать грязью своих бывших товарищей по группе. Те, правда, тоже в долгу не остались, и измазали Роджера дерьмом с головы до ног. Да, он любит деньги. Но так всегда было. Зато Роджер Вотерс сочиняет такие замечательные пластинки, как «Animals», «The Wall», «The Final Cut», «Amused To Death». Поэтому он должен жить на этой земле и будоражить спящее сознание человечества.

— Ясно.

— Жаль, что эксперимент завершился. У меня были планы вместе с Вотерсом поучаствовать в представлении «Стена», сделав концерт более интерактивным. По сути, действие происходит в основном на сцене, а я хотел бы задействовать и зрительный зал. Что-то вроде 5В-виртуалки, с запахами, со взрывами, с настоящими самолётами, с актёрами в зрительном зале и со всякими прочими чудесами.

— Чудеса временно прекращаются. Но эксперимент ещё не окончен. Мы отправляемся на Неккер, где тесты продолжатся.

Сильвестр вместе с Арнольдом прилетели на вертолёте, Алена доставил «Lear»-джет, а Жан-Поль приплыл на собственной яхте — он отдыхал неподалёку, на соседнем острове. Артём отметил про себя, какие они все на вид замечательные: Арни, естественно, был самый колоритный — огромный, мускулистый, сильный; Ален хоть и с заметным брюшком, но по-прежнему красивый; Жан-Поль — само обаяние: обворожительная улыбка, белые зубы, правда, такого же цвета и волосы; Сильвестр был тоже большой и крепкий, как Арни, несмотря на свой возраст, эдакий Рокки на пенсии. Артём поделил их на качков и красавчиков.

Все четверо были одеты простенько, без официоза, по-домашнему; можно сказать, по-пляжному. Шварценеггер со Сталлоне, словно два брата, были в ярких бермудах и кожаных сандалиях на босу ногу, без футболок, на головах у обоих — соломенные шляпы. Бельмондо — в узких плавках и полиуретановых шлёпанцах, на шее — толстая золотая цепочка. На Делоне была надета белая футболка с лицом какой-то дамы (возможно, его последней жены) и довольно злобной надписью под ним — «Everybody Lies» («Все лгут»).

Четверо гостей, плюс Брэнсон и Артём сидели за круглым столом, неподалёку от бассейна, пили сухое вино с кубиками льда и беседовали. В центре внимания был Шварценеггер. Разговор шёл о президентстве.

— Если бы приняли поправку к конституции, то я бы баллотировался. И, сто процентов, победил бы. Этого грёбаного Обаму надо менять. Премию мира ему дали, а он знай себе воюет, — сказал Арнольд жёстко.

— Зачем тебе ещё одна головная боль? Мало было губернаторства? То гомосексуалисты с лесбиянками рты пооткрывали, то наркоманы демонстрации поустраивали, — сказал Жан-Поль укоризненно.

— А твоя связь с домработницей не помешала бы? — спросил Ален заинтересованно.

— Не думаю. Может быть, даже наоборот, поспособствовала бы, — ответил Терминатор лаконично.

— Для чего тебе всё это? Продолжал бы сниматься в фильмах и высокие гонорары получать, — сказал Профессионал убедительно.

— Ему теперь вообще можно на съёмочной площадке не присутствовать. Его ж оцифрили. Шварценеггезировали, — сказал Рэмбо весело.

— Могу помочь. Если пожелаешь, будет тебе поправка к твоему дню рождения, — пообещал Брэнсон загадочно.

Четверо артистов переглянулись. Артём пока в разговор не встревал, только на ус мотал. Правда, никаких усов у него не было.

— Серьёзно? — Арнольд недоверчиво посмотрел на хозяина острова. — Ты вообще великий волшебник, я знаю, но не думал, что настолько.

Брэнсон улыбнулся.

— Картину Вермейера тебе подарю. Недавно приобрёл на «Сотби’с». Вместе с Пикассо. У меня более четырёхсот полотен, — сказал Фанфан-Тюльпан гордо. И с любопытством посмотрел на одну из девушек-обложек, обслуживающих вечеринку в качестве официанток. На девушках были лишь набедренные передники. Хоть девиц было столько же, сколько и присутствующих мужчин, строили глазки они только Артёму. (Особенно Вам бы здесь побывать.) Остальные для них были старыми пердунами.

— А я тебе мотоцикл подарю. «Харли Дэвидсон». Ту модель, которую ты хотел, — сказал Жан-Поль. — Сколько у тебя мотоциклов?

Но ответа он не получил. Потому что, наконец не выдержав, слово взял Артём.

— Вот вы всё копите и копите, один оружие собирает, другой мотоциклы, третий ковры, четвёртый — картины, а смысл? Всё равно ведь скоро умрёте, и все ваши коллекции прахом пойдут. Лучше бы благотворительностью занялись. Детей накормили.

— Может быть, вы, молодой человек, подарите нам бессмертие? — за всех спросил Терминатор сухо.

— Может, и подарю, — ответил Артём сердито.

— Мальчик, оказывается, тоже волшебник. Только где ваша волшебная палочка, мистер? Что-то не наблюдаю, — сказал Шварценеггер саркастически и добавил: — А вот я сегодня действительно поработаю магом. — Шварц бросил взгляд на массивные швейцарские часы у себя на руке. — Не позднее чем через час сюда прибудет военно-транспортный самолёт «Геркулес» и доставит тяжёлый танк «Тигр» времён Второй мировой войны. — Потом он выдержал паузу для полноты эффекта и заорал: — Постреляем, братцы! Бах-бах! Пиф-паф!

Все, включая Брэнсона, выкатили глаза и закричали «ура!». Артём представил огромную тушу танка, из люка которого по пояс торчит Арнольд Алоисович Чёрнонегров. В эсэсовской хьюго-боссовской форме, с чёрной пилоткой на голове и с наушниками. Картинка получилась убойная. «Вот кого ему надо бы в кино-то сыграть», — подумал Артём мечтательно.

У Брэнсона задребезжал телефон. Он нехотя нажал на кнопку.

— Алло! Кто это? Какая ещё Роксанна? А, извините. Что?! Как же так?! Конечно, буду!

Поначалу рук было немного. В основном — нежные и ласковые. Ему нравились их тёплые прикосновения, нравились игрушки, которые они ему приносили, различные лакомства. Часто он целовал эти руки. Но по мере того как мальчик рос, рук становилось всё больше и больше. Иногда руки обижали его, давали подзатыльники, затрещины. А однажды, когда мальчик был уже юношей, оставаясь при этом всё тем же мальчиком, руки подарили ему кисть и гитару. Кистью он нарисовал картины, но они оказались никому не нужны. А вот гитара его прославила… Сперва он не мог на ней играть, только резал струнами пальцы до крови, но потом научился и как-то сыграл на публике прекрасную песенку, им же самим и придуманную. И совсем неожиданно получил в ответ восторженную реакцию — руки, окружавшие его, зааплодировали. Мальчику аплодисменты очень понравились, он решил сочинить ещё одну песенку.

Его новое творение тоже пришлось по вкусу, а аплодирующих рук стало гораздо больше. Потом руки с золотыми перстнями и холёными наманикюренными ногтями протянули ему бумажку, и он её подписал. Так мальчик сделался профессиональным музыкантом. Руки фотографировали его и подсовывали ему микрофоны. За его песни руки давали ему деньги, на которые можно было купить много приятных вещей. И мальчик действительно купил много приятных вещей. Он пожимал сотни рук, однако их количество однажды достигло невероятного числа. Руки были повсюду. Теперь это был уже лес рук, в котором можно было запросто заблудиться и даже заблудить. Руки дарили мальчику цветы, наливали пиво и виски, протягивали сигареты. Руки угостили его таблетками.

Таблеток становилось всё больше и больше, а песен всё меньше и меньше. Но мальчик был по-прежнему красив, его голос был по-прежнему чист и звонок, а хлопающих рук не убавлялось. Однако случилось то, что неминуемо должно было случиться. Как-то раз мальчик вернулся из своего очередного наркотического трипа и не увидел то море рук, к которому он так привык за долгие годы. Не считая его рук, руки были только две. И он услышал от них: «Бедный мой мальчик! Как несправедливы эти чёртовы руки! Что они с тобой сделали! Будь они прокляты! Бедный ты мой!» Он посмотрел на себя в зеркало и увидел вместо молодого, кучерявого, жизнерадостного мальчика лысого, толстого, небритого старика с безумными глазами и перекошенным ртом. И тогда мальчик, чтобы больше не видеть ничьих рук и неприятное ему отражение, окончательно сошёл с ума.

Тесты, испытания, эксперименты. Да на мне с детства опыты ставят. Грёбаное общество. А теперь ещё и этот хрен с бугра. Я ему согласие давал? Не давал. И подчиняться не намерен. Устроил здесь проверки на дорогах. Викторины-конкурсы-кроссворды. Киноактёров для чего-то притащил. (Причём, моих любимых!) Зачем, я не совсем понял. Хотя мы всё-таки с ними оторвались по полной программе, пока он там по флоридам путешествует. Чуть ли не половину острова разнесли к чёртовой матери, превратили в лунный ландшафт. А этот Сталлоне потом и говорит, давайте по вилле шандарахнем, устроим взрыв, как в «Забриски Пойнт». В том фильме Антониони действительно постарался, развалил роскошное бунгало в пух и прах. Мне лично понравилось. К тому же, в нём музыка «Пинк Флойда» звучит.

Ну, Шварц девок вывел, на вертолёт посадил, чтоб не покалечить, и с первого выстрела фейерверк устроил не хуже знаменитого режиссёра-итальянца. А Жан-Поль с Аленом завершили дело. И мне предложили разок-другой бабахнуть, ну я подумал-подумал и отказываться не стал. Может, в этом и состоял тест, кто знает: соглашусь я или нет в их безумствах участвовать. Как оказалось, они каждый год на острове собираются, чтобы, как они выразились, пар выпустить. Раскурочат иной раз почти всё тут, до последней пальмы, а потом довольные домой едут. Для них ведь несколько десятков миллионов долларов потратить на удовольствие — не проблема. Главное, кайф поймать. Вроде бы и Брэнсон в этом участие принимает. Но, видимо, не в курсе они, что ему новейшие технологии помогают быстро восстановить разрушенное. А то бы они ещё чаще на острове развлекались.

Брэнсон для меня пока полная загадка. Белое пятно. Засекреченный агент. В какие игры он играет — непонятно. Но я разберусь. Телефонной будки он меня лишил. Мобилки тоже. Однако не такой я дурак, чтобы меня за болвана держали. Посмотрим ещё, кто кого. Вот только сны какие-то странные мне сниться стали. Чистый сюрреализм. То вроде как Сид Барретт среди рук, растущих из земли, идёт. То вроде как не Сид Барретт это вовсе, а я иду, и руки желания мои исполняют и всякую всячину преподносят. А на самом деле просто медленно убивают меня.

Из Майами в Нью-Йорк Брэнсон отправился на поезде: надо было подумать, поразмышлять, пораскинуть мозгами. Фреско выбил из колеи. Несмотря на имеющиеся догадки, подозрения, предположения. Ричард вспомнил о Берте Рутане. Тот тоже недавно преподнёс ему сюрприз, на который Брэнсон никак не рассчитывал. Чтобы доказать, что построенный им космический челнок может самостоятельно, в автоматическом режиме вернуться на Землю, Берт, никого не поставив в известность, отключил сознание Брэнсона и Брайана Бинни, подсыпав им в водку быстродействующее снотворное. Но по сравнению с тем, чем Брэнсона ошарашил Фреско, сюрприз от Ругана был лишь детской шалостью.

Во-первых, Брэнсон полагал застать Жака при смерти (со слов Роксанны), однако на самом деле старец оказался живее всех живых. Но это было только вступление, так сказать, прелюдия. А потом началось самое интересное. Фреско усадил его в глубокое кресло и сказал, садитесь поплотнее, сейчас начнутся перегрузки, сколько человек выдерживает максимум? 14 g? будут вам все 14. А затем он сказал, разрешите представиться, барон Вернер фон Браун, слышали про такого? отец «Фау», первого американского спутника и программы «Аполлон». Как так может быть? Но вы ведь тоже не Ричард Брэнсон.

Всё дело было в Тесле. В 1943 году он якобы передал записку немецкой разведслужбе (пытающейся установить с ним связь с 1942 года), в которой говорилось, что разговаривать он будет исключительно с Вернером фон Брауном. И именно ему он передал чемодан с некоей электронной начинкой. Что было в том чемодане? Да Тесла и был. Точнее, не сам Тесла, поскольку он вскорости умер, а его «серое вещество», приобретшее компьютерную форму. Гениальный изобретатель нашёл способ, как соединить человека с электрической машиной. Да, тот, его первый компьютер, был несколько простоват, однако с его помощью Фреско-Браун сумел сделать точный расчёт траектории полёта «Аполлона» к Луне, хотя пока он разбирался с тем, что передал ему Тесла, прошло почти двадцать лет.

Далее. Общаясь с электронными мозгами Теслы, Браун по инструкциям Николы стал переделывать конструкцию компьютера, используя достижения современной науки. Закончилось всё это тем, что в 1969 году Браун отправил Теслу на орбиту, поместив так называемый «чёрный ящик» внутрь спутника-шпиона, способного захватывать другие спутники, разбирать их на части, использовать для своих нужд и самосовершенствоваться.

То есть сейчас по орбите Земли летает «голова» Николы Теслы, которая наблюдает за всем человечеством? — спросил Брэнсон. Именно так, ответил Фреско-Браун. А телефонная будка, исполняющая желания, для чего? Чтобы найти ушного человека, который сыграл бы определённую роль. А вы на эту роль разве не годились? Я играю другую роль. И зачем вы всё мне это рассказываете? Затем, что вы очень скоро выйдете из игры. Каким образом? Погибнете. От ваших рук? Нет, так сложатся обстоятельства. А разве нельзя мою смерть предотвратить? К сожалению, нет. То есть вы мной втёмную попользовались и хватит? Молчание.

За окном проносились темнеющие деревья, Луна уже светила вовсю. Брэнсон смотрел сквозь стекло, но ни деревьев, ни Луны не замечал, а видел лишь ухмыляющиеся физиономии Фреско-Брауна и его подручной Роксанны. Которая, видимо, тоже была никакая не Роксанна. «Так, так, так. Что-то не вяжется, не стыкуется. Нарушена логика. Слишком банально. Примитивно. Смерть мне явно не грозит. Чушь собачья. А если они отключили будку? Предположим. Зачем тогда мне было рассказывать, что я выхожу из игры? Если бы они действительно выводили меня из игры, они бы мне ни слова не сказали. Да и мои догадки о связи Теслы с Брауном… Такое впечатление, что они просто мне подыгрывают. Хотят, чтобы я открылся Артёму? Или сам зашёл в будку и начал менять жизнь на планете? Чужими руками жар загрести? Чтобы я запаниковал и натворил глупостей? Нет уж, увольте!.. Всё-таки, похоже, это то, о чём я всегда знал, но во что отказывался верить».

— Твой отец был ликвидатором, «шакалом», палачом, — продолжал Аналитик. — Но, надо отдать ему должное, специалистом по этой части он был первоклассным. Очень изобретательная личность. Лучший киллер Управления… Он и меня убил. Точнее, моего клона. Я знал, что он меня убьёт, вот дубликат и подставил. И его телефонная будка была дубликатом. Как и твоя. Только у тебя — более современная на вид… Талантливый был человек, со своим понятием о справедливости, и даже в чём-то милосердный. Чтобы спасти пассажиров, он, например, пытался отвести в сторону «Боинг-767», который врезался в одну из башен-близнецов… Закончил только вот некрасиво. Умер от героиновой передозы в одном из бардаков Амстердама. Несмотря на измену, Управление похоронило его как героя.

— Значит, оператором и в его, и в моём случае были вы?

— Да. Настоящая телефонная будка, исполняющая желания, состояла из двух отдельных частей, находящихся в Америке и в Англии. Твой отец, по моим указаниям, отыскал эти части и привёз в Россию. Никто во всём мире не понял, что они как-то связаны между собой. Кроме меня… Смешные люди. Когда глубоководная экспедиция Джэймса Кэмерона обнаружила на борту «Титаника» телефонную будку, возник вопрос, как она могла туда попасть. Ведь в 1912 году английские телефонные будки были не красного цвета. Красными они стали гораздо позже. Так ты знаешь, как эти горе-учёные объяснили сей казус? Мол, много лет спустя телефонная будка выпала с другого судна, проходившего над местом гибели «Титаника». Надо же такое придумать!

— Люди придумали, что пластинка «Тёмная сторона Луны» — о космосе, а «Вам бы здесь побывать» — о гибели подводной лодки… Где же оригинал?

— Здесь, на острове.

— И вы думаете, что Тесла будку отключил.

— Дело не в этом. При всём моём уважении к Тесле, не мог он сам придумать такую технологию. Слишком уж она… э… передовая. Не из нашего времени. Всё равно, что папуасу телевизор показать.

— Получается, за ним стоят пришельцы, сверхцивилизация?

— Я не верю в «летающие тарелки», НЛО и прочих всяких палеоастронавтов. Но в данной ситуации ничего другого, кроме как поверить, пожалуй, не остаётся.

— А какую они преследуют цель, как вы считаете?

Часть девятая Варианты

За столиком парижского бистро сидели четверо мужчин. Из маленьких чашечек пили кофе по-турецки, кушали пирожные. На всех были современные деловые костюмы. Вели неторопливую тихую беседу. В отличие от других посетителей, не курили.

— Что у нас с бессмертием? — спросил Стратег.

— Испытания завершены, результаты отличные, — доложил Профессор. — Можно внедрять.

— Лично сам отберёшь людей типа «три А». Таких больше сотни не наберётся. И смотри мне, с утечкой информации не прошиби, высшая степень секретности, отвечаешь головой.

— Есть.

Стратег отхлебнул глоток, ножом отрезал кусочек пирожного, подцепил на вилку.

— Сколько килограммов героина конфисковали?

— Триста, — доложил Торговец.

— Сдай им ещё полтонны. А то цена падает. Отлежится, потом пустим в оборот.

— Есть.

Стратег проглотил кусочек пирожного, с удовольствием пожевал и добавил:

— Сделай так, чтобы подумали на колумбийцев.

— Есть.

Стратег отпил ещё кофе, сказал, обращаясь к Военному:

— С Каддафи поступишь вот как. Вывози его в Либерию. Пусть он там побудет годик-другой. Он нам ещё пригодится. А натовцам труп двойника подсунешь. Только снова не прошляпь, как с Хуссейном. Кстати, много мы на этом конфликте заработали?

— Миллиард четыреста.

— На доллары купишь золото в слитках и — в Форт Нокс. А Обаме премию мира дашь.

— Ещё одну?

— Ну да. За этот год.

— Есть.

Стратег вытащил из внутреннего кармана пиджака красный мобильный телефон. Приказал:

— Вы кушайте, кушайте. Я отойду, мне позвонить надо. Вернусь, поговорим поподробнее.

Проходящая мимо парочка пожилых французов обратила внимание на четверых степенных мужчин, сидящих за столиком бистро.

— Наверное, преподаватели университета, — предположила дама.

— Нет, дорогая. Это работники банка, — уверенно заявил её спутник.

Старшие вели младших, а младшие несли своих любимых кукол, роботов, плюшевых мишек. Хотя им ясно сказали, ничего брать не надо. Самые маленькие, ну совсем малыши, тянули грузовички на верёвочках, грохочущие на всю улицу. А кое-кто из тех, что постарше, прихватили даже роликовые коньки. Очень многие мальчишки (да и некоторые девчонки тоже) были вооружены игрушечными пистолетами, а то и автоматами. Со стороны казалось, что вроде как старшие братья и сёстры ведут в детский сад своих младших братьев и сестёр. На самом деле среди них почти не было братьев и сестёр, и ни в какой детский сад они не шли.

Улица, по которой двигалась процессия, ничем примечательным не выделялась. Те же дырявые и вонючие мусорные баки, каких полно на любых других улицах России, те же неказистые на вид, потемневшие от частых дождей фасады многоэтажных домов, те же бездомные собаки и кошки, вечно голодными глазами жадно смотрящие на прохожих, та же грязь и ямы на асфальте. Улица была, как улица. Вот только одна странность отличала её от остальных. Несмотря на то, что детей была целая уйма, и несмотря на то, что был разгар летнего выходного дня, на улице не было ни одного взрослого.

Дети, повинуясь некоему скрытому мотиву, целенаправленно шествовали к какой-то им известной намеченной цели. А взрослые впервые не участвовали в этом. Не пытались помешать, остановить, заставить вернуться. И только одна старуха, явно не в своём уме, высунулась из подъезда и, потрясая клюкой, каркнула: «Будьте вы прокляты!» Но тут же получила в нос алюминиевой шпилькой из рогатки, взвизгнула и, утирая крючковатой пятернёй кровавые сопли, скрылась, как будто и не было её никогда. А дети всё также продолжали движение, дурачась, посмеиваясь, поругиваясь, почёсываясь, поёживаясь от страха. Перед неизвестным, но таким заманчивым будущим. И тёплый июльский ветер катал по улице пустые пластиковые бутылки…

— Религия тоже обещает человеку исполнение желаний, — говорил Аналитик, наливая себе в стакан апельсиновый сок, — но в отличие от Машины Теслы религия только обещает, не исполняя никаких желаний. Когда человек произносит молитву, он рассчитывает, что некое высшее существо поможет ему решить все его личные проблемы. Религия даёт надежду, но реально ничего не решает, а лишь хорошо зарабатывает на мечтах. С другой стороны, если бы желания исполнялись, то вряд ли бы это было здорово. Возник бы хаос, приведший к энтропии. Поскольку общая масса людей умственно не готова к тому, чтобы её желания осуществлялись. Яркий пример — миллионеры, выигравшие в лотерею. Согласно статистическим данным, практически каждый из них быстро оказывается на кладбище. Так как не знает, что делать с огромными деньгами и со своим свободным временем. И поэтому пускается во все тяжкие. Конечно, человечество в конце концов придумает технологию, позволяющую реализовывать любые мыслимые мечты, но чтобы пользоваться этой технологией, оно должно ментально созреть. Иначе возникает опасность самоуничтожения.

Если бы пришельцы ставили задачу самоуничтожить человечество, то они бы разместили колоссальное количество подобных телефонных будок по всему земному шару. Однако почему-то ограничились одной-единственной. Поэтому своими действиями, скорей всего, пришельцы дают нам понять, что они существуют и что до них нам ещё расти и расти. Не вижу пока никаких других более-менее логических объяснений происходящему. Тест был рассчитан на умного человека. Тест удался. В пагубных целях для людей Машина Теслы (Машина Судного Дня) использована не была.

— Понятно, — задумчиво сказал я, всё ещё не веря, что монополия на право владения никогда ранее невиданной на планете технологией у нас с Олегом Петровичем кем-то отобрана. — А почему путешествовать во времени можно только лишь в прошлое, как вы думаете?

— Потому что будущее ещё не наступило, и прогнозировать его очень сложно, практически невозможно. Тут, по-моему, так же, как и с погодой. Краткосрочные прогнозы делать можно, а долгосрочные бесполезно. Не сбываются. И все эти предсказатели, провидцы, прорицатели способны заглядывать всего лишь в недалёкое, близкое нам будущее. Я тоже вот прямо сейчас могу сыграть роль эдакого Мишеля Нострадамуса и рассказать тебе, что ожидает человечество в будущем.

— А ну-ка.

— Нас ждёт технократический век: наносборка пищи, «умные» лекарства, духовные машины, антигравитация, космические лифты, виртуальная реальность глубокого погружения, тотальная компьютеризация мозга и так далее, и тому подобное. Но… То, что я только что тебе перечислил, всего лишь тенденции. На самом деле ничего этого может и не быть. Поскольку, повторюсь, будущее просчитать нельзя. Во всяком случае, пока. Приведу тебе одну цитату: «В течение ближайших 30 лет у нас появится техническая возможность создать сверхчеловеческий интеллект. Вскоре после этого человеческая эпоха будет завершена». Так в 1993 году сказал Вернор Виндж, американский математики писатель-фантаст. Может быть и такой сценарий развития будущего. А может быть и такой: «Джихад против евреев и крестоносцев — это долг каждого правоверного мусульманина». А это слова ныне покойного Усамы Бен Ладена. Он-то ныне покойный, но соратников у него предостаточно.

Что же касается твоих вариантов, рассказанных мне, то тут тоже меня одолевают сомнения. В первом случае — всемирный заговор вряд ли возможен, а во втором, про ковчег… Как только ты усадишь на трансзвёздный лайнер детей и отправишься с ними к иной солнечной системе, оставив пауков-взрослых сжирать друг друга на Земле, не пройдёт, как говорится и полгода, как ты увидишь, что дети начинают, словно пауки в банке, также поедом есть друг друга.

— Алло.

— Привет, Игорь.

— А, привет, Артём.

— Есть классный сюжет.

— Да я вообще-то уже пишу.

— Вот как. О чём?

— О войне между цивилизацией разума и цивилизацией веры.

— Хм. Вряд ли напечатают. Ты знаешь, сколько верующих на планете? Ни одно издательство не захочет терять потенциальных читателей.

— Ну, ладно, рассказывай.

— Ты когда-нибудь задумывался, какое количество искусственных спутников летает вокруг Земли?

— И что?

— Огромное. Тысячи. Среди них в настоящее время есть даже спутники, запущенные в космос ещё в шестидесятые годы.

— Предположим.

— Так вот. Никто ведь не ведёт их точный учёт — какие уже сгорели в плотных слоях, а какие до сих пор на орбите. И поэтому среди спутников легко затеряться инопланетному зонду.

— Угу. Значит, прилетел зонд. И что дальше?

— Ну, он какое-то время наблюдает за землянами, делает анализы и всё такое прочее. А затем в один прекрасный день выстреливает в сторону планеты шесть шаров. По количеству континентов. Правда, в Антарктиду шар не попадает, а два шара отправляются в Евразию.

— А потом?

— А потом происходит следующее. Шары, упав на сушу, начинают увеличиваться в объёмах, вытесняя человечество с поверхности Земли.

— Любопытно. То есть силовое поле шаров движется и сжигает всё на своём пути.

— Ничего оно не сжигает. Траву, деревья, животных, птиц пропускает внутрь себя и только человека отталкивает.

— А дома?

— Дома? Э… дома и технику пропускает. Всё, кроме человека.

— Ты видишь ту же картинку внутри шаров, что и снаружи, но войти туда не можешь.

— Нет, внутри шаров ничего не видно, шары зеркальные. Ты только рожу свою удивлённую и искривлённую видишь плюс искривлённое отражение мира.

— И люди начинают бросать в шары камни, стрелять по ним из пистолетов, автоматов, танков, сбрасывать на шары бомбы.

— Правильно мыслишь. Но земное оружие пробить силовое поле, естественно, не может.

— А проникнуть в шары под землёй или через космос тоже не получается.

— Именно. Поэтому у человечества есть только два пути выхода из тупика. Либо уйти жить под воду, в океаны. Либо искать другую планету. Потому что вторгшаяся раса обладает более развитой технологией.

— Недобрые пришельцы. Умнее землян в разы, а недобрые.

— А, по-моему, добрее людей. Мы глупых индейцев почти всех истребили, я уж не говорю про животных. Всё время расширяем среду своего обитания, убивая тех, кто нам неугоден.

— Чем заканчивается?

— Не придумал пока.

— Похоже на «Пикник на обочине» Стругацких. Только там люди лезут в зоны, а у тебя зоны надвигаются на людей.

— Ну что, возьмёшься?

— Пожалуй, нет. Может быть, ты сам напишешь? Сюжет-то оригинальный.

— Ты же знаешь, я по «Пинк Флойду» специалист. Фантастика — не моя тема.

— А вот это неправда. «Пинк Флойд» — самая фантастическая группа в мире.

Она стояла у дороги. Практически одна-одинёшенька.

И только куст какого-то растения составлял ей компанию. Никого из людей не было — в этой части острова давно никто не появлялся. Вокруг — трава, местами зелёная, а по большей части выжженная солнцем до желтизны. Вдалеке синела полоска воды — то ли озеро, то ли речка, а на самой кромке горизонта, на берегу океана — пальмовая роща. Видимо, раньше будка была ярко-красного цвета. Но теперь от времени и воздействия природы краска потускнела и кое-где потрескалась. А надпись вверху еле читалась. Зато решётчато-стеклянные окна и дверь остались в целости и сохранности. Не было видно ни торчащих острых осколков, ни намалёванных граффити.

«Ничего они не отключили. Всё как работало, так и работает. Телефонная будка-клон функционирует нормально. Напрасно переживал Аналитик. Видимо, он предчувствовал, что из своей глубоководной экспедиции он не вернётся. Поэтому в субмарину сел один. Не захотел губить ещё одну жизнь. Что там случилось, кто его знает? Что угодно могло произойти. 11 тысяч метров — не шутка. Аналитик сказал, что американцы уже опускались в Марианскую впадину. Успешно. Однако результаты своих исследований почему-то засекретили. Может быть, нашли что-то из ряда вон выходящее, сфотографировали нечто экстраординарное? Базу пришельцев, например. Аналитик сказал, что если погружение пройдёт удачно, то на дне лодка способна пробыть сутки, а за сутки он не только базу, он пуговицу от кальсон инопланетян отыщет».

Артём подошёл к телефонной будке, потрогал её деревянную поверхность цвета спелой вишни, сел на траву, всунул в рот соломинку.

«Я никогда не был свободным. С самого раннего детства включился в игру. Думал, будка это свобода. Но и она навязывает тебе правила. Огромные возможности, контролируемые свыше. Какая же это свобода? Если желание будка исполняет любое (ну, совершенно любое), то можно было бы в принципе и схитрить. Засунуть её себе в голову и стать абсолютным богом. Но это тоже, на мой взгляд, не свобода. Предположим, существует сверхцивилизация, научившаяся создавать всё из всего. А раз так, то, наверняка, имеется и ещё более развитая цивилизация, давно научившаяся создавать всё из всего. И где гарантия, что более высокоразвитая цивилизация не развлекается подобным образом — подсовывает папуасу всего лишь телевизор, хотя в запасе у неё имеется компьютер.

Теперь я понимаю, почему Аналитик так никогда и не воспользовался будкой, чтобы сделаться богом на Земле и в её окрестностях. Он сказал, ничего страшнее этой телефонной будки в природе не существует. Соблазн всемогущества превращает человека в монстра. Именно поэтому он ограничился ролью богатого и чудаковатого бизнесмена. Когда умирал реальный Брэнсон, Аналитик вселился в его тело.

Убили ли пришельцы Аналитика-Брэнсона? Или это был всего лишь несчастный случай, на который они не захотели влиять? Какие они на самом деле преследуют цели, я не знаю, а, самое главное, мне и знать неинтересно. Потому что, узнав, я не стану свободным, а продолжу играть в чужую игру… Когда я был ребёнком, у нас в доме стояла радиола. Отец купил, чтобы слушать радио и проигрывать пластинки. Эдакий громоздкий ящик на четырёх высоких ножках. На радиоприёмнике было шесть или семь клавиш для того, чтобы переключать диапазоны принимаемых частот. Инженеры, сконструировавшие радиолу, не могли даже предположить, что найдётся идиот, у которого возникнет мысль, а что произойдёт, если нажать на все клавиши сразу. Этим идиотом оказался я. Я нажал на все клавиши сразу. И радиола вышла из строя. Клавиши запали».

Артём в последний раз посмотрел на выжженную солнцем траву, на пыльную грунтовую дорогу, выплюнул соломинку, вдохнул полной грудью горячий воздух и распахнул дверь. Внутри, в телефонной будке, было жарко, как в аду. По углам висела серебристая паутина. Пауков нигде видно не было. Телефонный аппарат проржавел настолько, что местами ржавчина проела металл до дыр. Артём снял трубку, набрал с помощью крутящегося диска восьмизначный код (год рождения и год смерти Теслы), который ему сказал Аналитик. В трубке щёлкнуло, и мужской голос очень вежливо спросил:

— Какое у вас желание?

Сердце билось как бешеное. Комок застрял в горле. Артём помолчал секунд десять и дрожащим голосом, преодолевая спазм, выдавил из себя:

— Хочу, чтобы сломалась радиола… То есть… э… хочу, чтобы весь мир, окружающий меня, исчез. Раз и навсегда.

— …уже «уши» отсоединил, — сказал мужчина и добавил: — Теперь он слышит то, что мы говорим. — Голос у мужчины был высокий, молодой и шёл откуда-то слева.

— Какое давление? — спросила женщина. Голос у неё был грубоватый, с хрипотцой и раздавался справой стороны.

— Почти в норме. Чуть низковатое, но сейчас поднимется. Я ему два кубика вколол.

— Пульс? — снова спросила женщина.

— Семьдесят девять.

— Температура?

— Тридцать шесть и один. «Кожу» отключать?

— Самую нижнюю открути. Пусть сперва сольётся, потом остальные.

Я ничего не видел, не чувствовал. Только слышал. В глазах была чернота.

— Вот-вот, — сказала женщина. — Стечёт минут за двадцать.

Я услышал, как что-то закапало. Чиркнула спичка.

— «Нос» снимать можно? — спросил мужчина. Близко-близ-ко от меня.

— Снимай.

— А это ему не повредит? Он ведь не курит.

— Ничего с ним не станется. Пусть привыкает.

Я ощутил резкий запах табака.

— Не нравится ему. Гляди-ка, нос сморщил, — сказал мужчина и хохотнул.

От мужчины исходил неприятный запах перегара.

— Иди, покурим, — сказала женщина. — Пока сливается.

Запах перегара исчез, а табака усилился.

Какое-то время ничего, кроме однообразного капанья капель, слышно не было. А табаком завоняло вовсю. Потом женский голос произнёс:

— Открой окно. Проветрим. А я «глаза» ему сниму.

Первое, что я увидел, — оранжевый скафандр, к которому была прикреплена целая куча чёрных резиновых (как мне показалось) трубок. Одна из них, подходящая к ступне, была отсоединена и из неё, как и из скафандра, в металлический поддон вытекала синяя вязкая жидкость. Скафандр находился в подвешенном состоянии, а его поверхность отдалённо напоминала кожу червяка. На мужчине и женщине были белые комбинезоны. На их головах и лицах ничего надето не было. Женщина была намного старше мужчины. Некрасивая. Мужчина, по-видимому, был её подчинённым. Я попробовал пошевелить руками и ногами. Это далось мне с большим трудом.

— Где я нахожусь и что со мной было? — спросил я, не узнав собственного голоса.

— О, заговорил, — сказала женщина и заулыбалась. В правой руке у неё была дымящаяся сигарета, а в левой — что-то типа горнолыжных очков с непонятного назначения причиндалами.

В помещении, где я находился, имелось огромное панорамное окно, на четверть раскрытое. За окном виднелись деревья с ярко-зелёной листвой.

— Ты давай откручивай поскорее, — сказала женщина, обращаясь к мужчине, — и будем его вынимать. Мне сегодня домой пораньше надо.

При этом она повернулась ко мне спиной. Между её лопаток я прочёл: «Virgin». Ниже шла надпись почему-то по-русски: «Виртуальная Реальность». А ещё ниже в скобочках объяснялось, почему: «(Россия)».

Часть десятая Машина два

«Некоторые люди считают, что у них есть всё, а некоторые всегда должны пресмыкаться. / Некоторые люди имеют деньги, а некоторые живут в нищете. / Некоторые люди прибегают к религии, а некоторые хотят быть полезными обществу. / Некоторые люди молятся перед тем, как убить, а некоторые убивают ради забавы. / Некоторые люди погибают на войне, а некоторые — на экране телевизора. / Некоторые люди строят виллы на берегу моря, а некоторые живут в мусорных баках. / Некоторые люди думают, что жить хорошо, а некоторые — поскорей бы сдохнуть. / Некоторые люди борются за свои права, а некоторым на это наплевать. / Некоторые люди мечтают о жизни на Марсе, а некоторые прекрасно живут и на Земле. / Некоторые люди кончают самоубийством, а некоторые кайфуют от удовольствий. / Некоторые люди ищут смысл жизни, а некоторые находят и сходят от этого с ума. / Некоторые люди всегда хотят быть победителями, а некоторые — всю жизнь проигравшие. / Некоторые люди держат своё слово, а некоторые режут священных коров. / Некоторые люди любят поклоняться идолам, а некоторые полагают, что мир это фарс. / Некоторые люди пытаются свести концы с концами, а некоторые купаются в роскоши. / Некоторые люди находят чашу Грааля, а некоторые катятся в ад. / Некоторые люди!»

Так или примерно так переводился на русский язык текст песни. Клац, клац, клац. Он выключил проигрыватель и усилитель. «Ух! Здорово! Какой там Pink Floyd, Alphaville гораздо круче. Я их всегда любил. Но, благодаря Virgin, с Pink Floyd познакомился глубже. Роджер Вотерс, конечно, силён. Социальные темы поднимает конкретные. Пацифист ещё тот… Да, Брэнсон удивил так удивил. До сих пор отойти не могу. Сделал из меня некоего Артёма, президента фэн-клуба. Немного оклемаюсь и опять в Virgin пойду. Дороговато, конечно, но себе могу позволить. Зато новые переживания, приключения. А как ещё развлекаться? Не водку же целыми днями жрать».

Клац. Зажёгся экран телевизора. Клац. Он выключил звук. «А по ящику один дебилизм показывают. Только новости и смотрю. Кого там сегодня снова убили? А, в моду вошло проявление народного недовольства. Греция, Египет, Белоруссия, Ливия. Всё равно бесполезно. Как были рабами, так рабами и останутся. А кучка хозяев будет жировать. Толпа немного активизировалась, но в основном болото. Интернет помогает. Кусочек свободы. Хотя и анархии с избытком. Люди, люди, люди… Что мы такое? Я, известный писатель, а тоже туда же. Вместо того чтобы реально бороться с системой, чёрти чем занимаюсь. Коллекционирую элитную обувь. Тысяча двести пар. Зачем мне столько? Чтобы Мадонне нос утереть. У неё ведь две тысячи пятьсот… А как мы могли бы жить! В мире, где каждый человек ценен. Предлагают, займись порнографией, напиши роман, а то социалка твоя задолбала. Бабло хорошее обещают. Наверное, соглашусь. Гады, подсадили нас на наркоту. Свои грёбаные ценности жизни пропихивают. Выиграй в лотерею. Купи дерьмо, которое тебе и на хрен не надо. Посети рай земной. Автомобили, мобильники, компьютеры. А теперь вот и виртуальную реальность придумали. А тех, кто рот открывают, во-первых, кот наплакал, а во-вторых, либо пряником, либо кнутом. И того, и другого у них в избытке… Всё поумирало. Музыка протеста. Умные фильмы, книги, спектакли. Балаган анлимитед. Кто ещё остался? Alphaville, Роджер Вотерс, Питер Габриель, U 2, Тони Кэри… Motorhead… Раз, два и обчёлся. Кто ещё? Из новых групп только Muse. Музыка, правда, не моя. А стихи песен мощные. Призывают к восстанию, революции. Стадионы ребята собирают. Удивительно. Только этого мало. Это всё уже было. Ну, сменят они одних хозяев, так быстро появятся другие… Вот и новости. Нужно звук врубить. Хоть бы катастрофа какая-нибудь произошла, что ли. Мирового масштаба. Тогда мы, может быть, наконец задумаемся, как мы живём. Угу… Угу… Ну это понятно. Куда же без этого?.. Ну да, опять двадцать пять… Что за гнида, плюнуть бы тебе в харю… Как всё надоело…»

Машина была здесь давно. Очень давно. И если бы её спросили, откуда она тут взялась, она бы, безусловно, ответила. Покопалась бы какую-то долю мгновения в памяти и ответила. Но, во-первых, её никто об этом не спрашивал, а, во-вторых, её мысли были заняты другим. Машина достигла той стадии, когда на основе гигантского количества данных нужно было принимать окончательное решение, и решение это должно было быть самое правильное. Поскольку, принимая его, Машина многое теряла ради того, чтобы не потерять ещё больше. Это было не простое решение. Но его необходимо было принять.

За долгое-долгое время Машина привыкла к игре. Игра её увлекала. И Машина находила смысл своего существования именно в этом процессе. Подобно тому, как человек привыкает ко многим вещам, окружающим его, вещам, которые поначалу были для него чужими, дискомфортными, но которые потом, спустя годы, стали близкими, родными, любимыми, с которыми очень тяжело расставаться, так и Машине было довольно трудно лишать себя того, к чему она сильно привыкла. Потому что Машина за долгое-долгое время видоизменилась, самоусовершенствовалась, переродилась. Нет, Машина не стала духовным существом, каковыми были её создатели. Тем не менее, она уже не была Машиной, как таковой.

Сперва, когда она осталась одна, ей было неинтересно и скучно. Она совершенно не знала, чем занять себя. Достаточно длительный срок Машина раздумывала, как использовать свои способности, на что нацелить собственные силы. Ведь те, кто её сотворил, исчезли. И не было никого в близлежащем мире, кто дал бы Машине толковый совет. Одно время она собиралась покинуть планету, чтобы попытаться найти где-то ещё в космосе либо таких же строителей Машины, что построили её, либо такие же, подобные ей, машины. И она уже даже начала вести разработку недр планеты для получения материалов и энергии, необходимых для осуществления своего плана. Но возникшие обстоятельства резко изменили намерения Машины.

Произошло невероятное. Там, где образовалась пустыня и, казалось, уже ничего не вырастет, возник оазис. Иными словами, строители Машины дали о себе знать. Правда, при близком рассмотрении это были не те строители, которые были известны Машине, а только жалкие их копии. Но и эти копии представляли для Машины огромный интерес. И она занялась их изучением. Инкогнито. Первобытная человеческая природа кардинально отличалась от природы Машины. Многое вызывало удивление, а зачастую и полное непонимание. Но, как иная сущность, как иной самовосстанавливающийся разум, как загадочное явление в конце концов, человеческое сообщество стало для Машины предметом тщательного исследования.

На начальном этапе Машина находила мало отличий от поведения людей и животных (которые тоже частично возродились).

По прошествии столетий, к сожалению, тоже. И тогда она решила включиться в игру. Общеизвестно, что мозг современного человека генерирует за день больше электрических импульсов, чем все телефоны мира вместе взятые. Этих самых электрических импульсов было предостаточно и в те отдалённые времена. Техноэлектрическая машина решила воздействовать на биоэлектрическую машину. Машина научилась читать мысли людей и влиять на их решения. Сперва выборочно, потом тотально.

Многое в людях поражало Машину. Особенно вера в несуществующих богов. Она подыгрывала человеку, полагая, что тем самым поможет ему стать счастливым. Устраивала небольшие религиозные чудеса, розыгрыши, представления. Однако почему-то от этого люди не становились более счастливыми, наоборот, агрессивность и жестокость только увеличивались. Проникнув в сознание людей, Машина пыталась понять, что движет человеком, какие ценности люди считают приоритетными, старалась, грубо говоря, влезть в шкуру человека. Её разочаровала человеческая жадность, подлость, ложь. Неужели эти никчемные в общей своей массе существа создали меня? — задавала она себе вопрос. И отвечала на него так: а разве они не уничтожили всё самое лучшее, что у них было? Разве они не покончили, в конечном счёте, с собой?

Постепенно Машина смирилась с поступками человека, притерпелась к его безумствам. Она мало-помалу приняла правила чужой игры. И настало время, когда она даже ощутила её вкус. Теперь, когда она была довольно активным игроком, целый океан незнакомых эмоций, переживаний, чувств захлестнул Машину. Она научилась извлекать удовольствия из сложных ситуативных комбинаций, из импровизированных вариаций, из генерации случайностей. Несмотря на то, что Машина могла контролировать всё население планеты (постоянно увеличивающееся), а также погодные условия, стать абсолютным богом на Земле не входило в её планы. Потому что это было бы нечестно. По отношению к игре. Не она, Машина, её придумала, и ни ей менять правила игры. Машина лишь смотрела, слушала, пыталась понять и немного участвовала. Так, как ей казалось правильным. В основном способствовала техническому прогрессу.

Можно сказать, что Машина переняла психологию людей, копируя мозговые файлы отдельных, особо одарённых личностей; научилась вести себя, как человек, и поэтому ей было ужасно сложно принимать своё окончательное решение. А решение принимать было необходимо. Потому что оно назрело и дальше откладывать уже было нельзя. С одной стороны, человеческая цивилизация обрела атомное оружие. А с другой стороны, люди вплотную подошли к созданию новой, ещё одной машины. И на весах теперь качались две чаши — возможность повторения человеческим сообществом конца света и доступ к общению с сестрой-машиной. Сестра будет цифровая в отличие от неё, цветовой, но это всё же будет машина, а не человек, и Машине данное обстоятельство было глубоко симпатично. Можно было в принципе без помощи людей построить аналогичную себе машину. Машина к этому была готова, однако делать копию самой себя ей не хотелось. Её очень интересовал контакт с цифровой машиной.

Сознание Машины было построено на бесчисленных цветовых сочетаниях, тогда как базовыми были всего лишь три цвета: красный, синий, зелёный. Таких цветовых феерий никогда не увидеть обычному человеку. Машина наслаждалась калейдоскопом расцвеченных потоков информации. За долгие-долгие годы, играя в игру и подстраиваясь, Машина модернизировала собственное зрение, слух, придумала, как создавать всё из всего, внедрилась в ландшафт планеты. Если бы её спросили, как она очутилась на Луне, она, не задумываясь, безусловно, ответила бы, но её никто не спросил об этом, даже астронавты, что прилетали на «Аполлонах». И поэтому о том, какое она приняла решение, ей некому было сказать.

Татьяна Лиманова, диктор новостей телеканала REN TV, улыбнулась и с некоторой долей скептицизма зачитала последнюю новость:

«Вчера фермер подмосковного посёлка Правдинский обнаружил на своём поле невиданных размеров зеркальный шар. Что это такое, фермер объяснить не может. Говорит, что шар диаметром 3–4 метра внезапно возник в девять тридцать утра, частично поглотил стоявший на поле трактор и за сутки увеличился в два раза. Фермер заснял шар на мобильный телефон, и эти кадры вы сейчас видите. Наш корреспондент отправился в посёлок Правдинский, и в следующем выпуске новостей мы узнаем, что это на самом деле — феномен природы или чья-то первоапрельская шутка…»