Искатель, 2019 №3

Иван Абрамович Фрайман снял очки и, положив их на полку возле одной из двух мраморных раковин, сунул руки под хромированный кран. Вода побежала автоматически. Иван Абрамович осторожно побрызгал ледяной водой налицо, протер глаза и близоруко сощурился, вглядываясь в свое отражение в зеркале. В туалетной комнате кроме него никого не было, и Иван Абрамович, блаженно зажмурившись, позволил себе издать неприличный звук, заглушивший на мгновение доносившуюся издалека музыку. Внезапно за спиной у него что-то скрипнуло. Фрайман обернулся и от удивления открыл рот: дверь одной из кабинок была открыта, а прямо перед ним стояла… женщина. Иван Абрамович покосился на торчащие из стены писсуары — нет, дверью он не ошибся. Фрайман попытался нащупать оставленные на полке очки и, не найдя их, растерянно уставился на расплывчатый силуэт в черном платье.

Женщина подошла к нему вплотную и приложила палец к губам. Затем небрежно похлопала его по бедру и медленно вышла.

С минуту Иван Абрамович стоял как завороженный, таращась вслед таинственной незнакомке. Потом оглянулся и посмотрел на кабинку, из которой она вышла. Что-то подтолкнуло Ивана Абрамовича подойти и заглянуть внутрь. Но прежде он отыскал на полке очки. Нацепил их на нос и… обомлел. В кабинке, завалившись набок, с выпученными остекленевшими глазами и раскрытым ртом сидел на прикрытом крышкой унитазе босс Ивана Абрамовича, генеральный директор фармацевтической компании «Омар» Олег Игоревич Мардасов.

Екатерина Андреевна Романова возвращалась домой из булочной, где регулярно покупала бублики с маком, самые настоящие; правильные, туговатые на ощупь, которые, перед тем как запечь, окунают в кипяток, что придает тесту специфическую упругость. Дорога до булочной занимала около получаса, но Екатерина Андреевна намеренно не пользовалась общественным транспортом, ибо считала, что в ее семьдесят с небольшим пешие прогулки являются делом совершенно необходимым для здоровья и к тому же позволяют заблаговременно избавиться от достаточного количества калорий, которые ей потом предстоит поглотить в виде ароматного бублика с кусочком сливочного масла.

Путь Екатерины Андреевны традиционно пролегал через обожаемый ею Екатерининский парк, представлявший собой один из неповторимых оазисов, затерявшихся среди бесчисленных многоэтажных строений Москвы. Можно было, конечно, обойти парк стороной — так даже ближе получалось, но Екатерина Андреевна намеренно делала крюк, чтобы в очередной раз полюбоваться могучими каштанами, в эту пору уже начавшими сбрасывать с себя рыжую листву, и постоять несколько минут на берегу пруда, наблюдая, как неторопливо рассекают грудью водяную гладь уже готовящиеся к дальнему перелету в теплые края уточки.

Однако на обратном пути она все же решила сократить путь, поскольку стал накрапывать дождик, который вкупе с порывистым пронизывающим ветром отнюдь не располагал к неспешным прогулкам и воздушным ваннам. Проходя мимо помпезного фасада гостиницы «Славянка», расположенной на самой границе Екатерининского парка, Екатерина Андреевна замешкалась. Внимание ее привлекли сразу три полицейские машины и «скорая», припаркованные у главного входа гостиницы. Краем глаза она узрела и любопытных завсегдатаев парка, двух таджиков: пожилого коренастого Сархата, с огромными руками, внимательными, похожими на пылающие угольки, глазами и кожей, напоминающей высушенную апельсинную корку, и его долговязого, неуклюжего юного помощника с лицом девственника, по имени Анзур, — облаченных в свои неизменные оранжевые жилеты поверх теплых спецовок и с метлами в руках, оживленно что-то обсуждающих.

— Ассалому алейкум! — поздоровалась с ними Екатерина Андреевна.

— Уах! — воскликнул Сархат, который настолько увлекся спором со своим молодым коллегой, что даже не заметил, как Екатерина Андреевна подошла к ним. — Ва-алейкум ассалом!

— Пиривейт! — широко улыбнувшись, воскликнул Анзур.

— Не «пиривейт», — осадил его Сархат, отвесив звонкий подзатыльник, — а «зыдыраствуйте».

— Зыды… сте, — потупившись, пробормотал Анзур.

— Ах, Сархат! — покачав головой, сказала Екатерина Андреевна. — Вы очень строги к своему племяннику.

— Унущат пилимянник, — уточнил Сархат.

— Да, да, внучатому племяннику. Я помню. Как мой Андрюша. Вы мне лучше расскажите, что у вас туг произошло?

— Ай, беда! Ай, беда! — запричитал Сархат, а Анзур согласно закивал. — Савсем плох! Ощен плох!

— Да кто плох?

— Нащалник плох.

— Начальник? Какой начальник? Гостиницы?

— Нет! — хором ответили Сархат и Анзур.

— Ничего не понимаю. Говорите уже толком! — начиная терять терпение, потребовала Екатерина Андреевна.

— Дуругой нащалник. Суда хадил, многа щелавек брал, кушал, водка пил, тувалет хадил и…

— И что?

— Бисмилля-рахман-рахим, — сказал Сархат, демонстративно скрестив руки на груди и закрыв глаза.

При этом он выпустил метлу, и она шлепнулась на землю, едва не задев Екатерину Андреевну.

— Понятно, — пробормотала Романова и без дальнейших расспросов устремилась внутрь «Славянки».

В холле гостиницы было шумно. Возле входа в банкетный зал толпились люди: мужчины в костюмах, женщины в длинных платьях темных тонов.

«Вечеринка», — подумала Екатерина Андреевна и огляделась.

Мимо проходил знакомый сержант полиции и приветливо кивнул любопытной пенсионерке. Она ответила ему обворожительной улыбкой и поманила к себе.

— Нет, пока ничего не знаю, — ответил он на вопрос Екатерины Андреевны. — Разбираются.

— Завадский?

— Завадский и ваш.

— Нуда, куда же они один без другого!

— Только вы тут лучше не ходите, — предостерег сержант. — Завадский с самого утра злой как собака.

— Хм, похоже, у него каждое утро начинается одинаково.

Екатерина Андреевна поблагодарила сержанта и подошла к стойке администратора, над которой, как это теперь заведено во всех гостиницах, красовалась иноземная надпись «Reception». За стойкой никого не было, однако, перегнувшись, Екатерина Андреевна увидела, изогнутую спину в малиновой униформе.

— Здравствуйте! — поздоровалась Романова.

Спина вздрогнула и замерла, а через мгновение резко распрямилась, явив перепуганное, напоминающее цветом униформу, круглое милое личико, обрамленное копной золотистых кудряшек.

— Здравствуйте, — осипшим голосом произнесла девушка с бейджиком «стажер» на груди.

— У вас здесь что-то произошло? — словно бы между делом поинтересовалась Екатерина Андреевна.

— Я… не знаю.

— Полиция, «скорая»…

— Да, наверное. Только я ничего не видела.

— А кто-нибудь из ваших коллег видел? — продолжала допытываться Романова.

В ответ девушка лишь пожала плечами и, извинившись, снова полезла под стойку.

Поняв, что здесь ничего не добиться, Екатерина Андреевна направилась к толпящейся у входа в банкетный зал публике. Стараясь не привлекать внимания, она сперва прошла мимо, потом вернулась и пристроилась возле пары очень уж молодящихся дам в совершенно, на взгляд Екатерины Андреевны, не подходящих их возрасту платьях с откровенным декольте и с броским макияжем, словно у молодых кокоток. Одна дама была весьма в теле, но ее полноту компенсировал роскошный бюст, отвлекающий взгляд от прочих недостатков фигуры. Другая, напротив, была худа и высока как каланча, бюст отсутствовал напрочь, на обнаженном декольте резко выделялись острые ключицы. Но эта дама обладала пышной каштановой гривой, что тоже являлось своего рода магнитом для мужских взоров, будто заслоняя собой все, что было в ней непривлекательного.

— Я вам точно говорю, — шепотом произнесла каланча.

— Подумать только! — воскликнула толстуха, и бюст ее заколыхался, словно молочный пудинг.

— Я тоже сперва не поверила.

— И давно это у них?

— Давно. Говорят, она чуть не каждый день к нему в кабинет бегала.

— А что муж? Как же он терпел?

— Фрайман? Я вас умоляю! Что может этот хлюпик против Мардасова? Где он, и где Мардасов.

— Но, выходит, все-таки не выдержал, раз убил.

— Наверно, допекло. Сколько ж можно терпеть, как твой начальник с твоей женой…

— Так она же уволилась.

— Ну, уволилась. Может, они и вне работы…

— Простите, пожалуйста, — неожиданно встряла в разговор Екатерина Андреевна, — а вы уверены, что это правда?

— Ну конечно! — обернувшись, воскликнула каланча. — Вся фирма об этом знает… А вы из какого отдела?

— Я из протокольного, — заговорщическим тоном сообщила Романова.

— У нас есть такой отдел? — удивленно спросила каланча пухлую обладательницу роскошного бюста.

— Ну, раз говорят, значит, есть, — ответила та.

— Да уж! — произнесла Екатерина Андреевна, отходя от парочки сплетниц.

— А вы куда? — спросила рыжая. — Просили же не расходиться.

— Да я на минутку. Мне надо.

— Так туда же все равно не пускают.

— А я в запасной.

— Тут что, есть запасной? — вновь обратилась с вопросом к пухлой собеседнице каланча.

— Ну, раз говорят, значит, есть, — пожав плечами, ответила та.

Капитан Завадский расхаживал по кабинету управляющего гостиницей, засунув руки в карманы слегка помятого серого в крапинку пиджака и глядя себе под ноги, а точнее, на носок одного из своих ботинок. Обувь была начищена до безупречного блеска, и лишь на носке этого самого ботинка предательски выделялась серая полоска — тоненькая и, скорее всего, постороннему взору не заметная, но взгляд Завадского, единожды уцепившись за этот дефект, причиной которому стал не вовремя попавшийся на дороге камень, о который он споткнулся, больше уже не мог от него оторваться.

За столом управляющего сидел помощник Завадского, или, как он сам предпочитал себя называть, — напарник, совсем еще молодой лейтенант Чайкин. Взъерошенный, одетый в бежевую водолазку с толстым воротом, он больше походил на студента, чем на полицейского. Напротив него, сгорбившись, приютился на краешке стула бледный и растерянный Иван Абрамович Фрайман.

— Итак, Иван Абрамович, — деловито произнес Чайкин, — вы утверждаете, что в туалете, помимо вас, была какая-то брюнетка?

— Именно.

— В черном платье?

— Да, в черном.

— А вам это не кажется странным?

— Категорически кажется. Я же говорю вам, я просто обомлел.

— И что, по-вашему, могла делать женщина в мужском туалете?

— Я не знаю.

— Женщина! В черном! — усмехнувшись, произнес Завадский. — А может, у нее еще коса была?

— Нет, косы не было, — не поняв сарказма, ответил Иван Абрамович. — У нее короткая стрижка была, где-то вот так. — Он показал рукой на уровне плеч.

Завадский, не выдержав, сел на корточки и потер пальцем царапину на ботинке. Царапина стала бледнее, но не исчезла. Стук в дверь отвлек его от мрачных мыслей о безвозвратно испорченном ботинке.

Он встал и посмотрел на Чайкина:

— Кого там еще несет?

— Я не знаю, — сказал Чайкин. — Может, что-то нашли?

— Ну, скажи, чтобы вошли, — велел Завадский, как будто сам не мог этого сказать.

— Войдите! — крикнул Чайкин.

Дверь кабинета распахнулась.

— О, нет! — воскликнул Завадский и даже прикрыл рукой глаза. На пороге, сияя своей неотразимой белоснежной улыбкой, стояла Екатерина Андреевна Романова.

— Тетя Катя? — растерянно пробормотал Чайкин.

— Какого черта? — рявкнул Завадский. — Чайкин, это ты ей сообщил?

— Нет, я просто проходила мимо, — сказала Екатерина Андреевна.

— Вот и шли бы дальше. Что вам здесь надо?

— Послушайте! — звонко, хотя и дрожащим голосом воскликнул Фрайман, даже слегка привстав. — Как вы позволяете себе разговаривать с женщиной?

— С женщиной? — Завадский чуть не поперхнулся. — Вы это называете женщиной? Это что угодно: палка в колесе, ячмень на глазу, типун на языке, заноза в пятке… но только не женщина. И вообще, какого черта вы вмешиваетесь? — огрызнулся он на вновь поспешно севшего на стул Фраймана.

— Вы еще забыли про геморрой, Завадский, — не переставая улыбаться, произнесла Романова. — А теперь потрудитесь перекрыть поток своих извечных мерзостей в мой адрес и извольте выслушать крайне важную информацию.

— Говорите, — с трудом сдерживая рвущуюся наружу ярость, ответил Завадский.

— Это конфиденциально! — кивая на Фраймана, сказала Екатерина Андреевна и отступила за дверь.

Бормоча шепотом какие-то, вероятнее всего, очень нецензурные выражения, Завадский вышел за ней из кабинета.

— А я? — крикнул Чайкин и, вскочив из-за стола, выбежал следом.

— Ты почему подозреваемого оставил? — сердито спросил Завадский.

— Да куда он денется!

— А если в окно вылезет?

— Так ведь там решетки…

— Вы препираться будете или меня слушать? — напомнила о себе Екатерина Андреевна.

Завадский и Чайкин синхронно повернулись к ней. Во взгляде Чайкина сквозило жгучее любопытство. Завадский же свою заинтересованность умело скрывал, но Екатерина Андреевна знала его уже не первый год.

— Я так понимаю, что это и есть тот самый Фрайман? — понизив голос, произнесла Екатерина Андреевна и, не дождавшись ответа, продолжила: — Так вот, имеются сведения, полученные из достоверных источников.

— Из каких? — нетерпеливо перебил Чайкин.

— От коллег по работе этого бедолаги. Согласно этим сведениям, жена Фраймана была любовницей Мардасова.

Завадский бросил взгляд на Чайкина:

— Ты же опрашивал свидетелей. Почему я об этом узнаю не от тебя?

— Ну… — Чайкин замялся. — Я не… Никто ничего подобного не говорил. Может… Наверное…

— «Может», «наверное», — передразнил Завадский и снова обратил свой взор на Романову.

— Вы, Александр Александрович, зря так на Андрюшу, он же еще молодой мальчик.

— Он не мальчик, он сотрудник полиции. Или прикажете мне вас взять к себе в отдел вместо него?

— Я с вами работать ни за какие коврижки не стану, Завадский. Вы хам и грубиян, к тому же лишенный чувства такта и терпения.

— Зачем же вы тогда сюда заявились?

— Из чувства долга, — не моргнув глазом, ответила Екатерина Андреевна. — Узнала важную информацию и поспешила сообщить. В первую очередь Андрею, между прочим. То есть лейтенанту Чайкину, а не вам, Завадский, заметьте. Поскольку вы, ко всему прочему, еще напрочь лишены благородства. Итак, — продолжила она, теперь демонстративно повернувшись к внучатому племяннику, чем заставила Завадского заскрежетать зубами, — по всей видимости, Мардасов каким-то образом принудил жену Фраймана к интимной близости, об этом вся фирма знала и активно обсуждала в кулуарах. Так что, как видишь, у Фраймана, если он настоящий мужчина, был весьма откровенный мотив убить опозорившего его жену начальника. Хотя внешне он совсем не похож на душегуба.

— Это все? — сурово спросил Завадский.

— Пока да.

— Попрошу вас этим и ограничиться и больше не вмешиваться в расследование.

— Благодарный человек расценил бы это как помощь, а не как вмешательство. Но я не осуждаю вас. Как сказал Хосе Балу: «Благодарность — это прекрасный цветок, растущий из глубины души». А поскольку у вас, Завадский, нет души, то и вырасти там ничего не может.

— Избавьте меня от ваших нотаций и дайте нам работать, — сквозь зубы процедил Завадский, затаскивая Чайкина обратно в кабинет и закрывая дверь.

Едва Екатерина Андреевна, хмыкнув и дернув плечиком, повернулась, чтобы зашагать прочь, дверь снова приоткрылась.

— Гм! И спасибо за информацию, — нехотя прохрипел Завадский и снова скрылся в кабинете.

Екатерина Андреевна улыбнулась своей фирменной улыбкой, делающей ее сразу на несколько лет моложе:

— «Признательность — есть бремя, а всякое бремя для того и создано, чтобы его сбросить»[1].

Фрайман испуганно посмотрел на вернувшихся в кабинет полицейских, выражение лиц которых не сулило ничего хорошего. Чайкин снова сел за стол и раскрыл блокнот. Завадский опять принялся мерить комнату шагами, о чем-то напряженно размышляя.

Проходя мимо замершего в ожидании Фраймана, он резко остановился и устремил на подозреваемого буравящий взгляд колючих серых глаз:

— А может, не было никакой брюнетки?

— Да как же не было! — воскликнул Фрайман. — Я совершенно категорически видел ее, — он повернулся к Чайкину, — вот прямо как вас.

— При этом ни лица ее, ни чего бы то ни было вы не разглядели? — уточнил Чайкин.

— Да господи ж ты, боже мой! Я же объяснил вам: я был в это время без очков.

— Очень удобно! — хмыкнув, буркнул Завадский, продолжая расхаживать по кабинету. — Ничего не видел, ничего не знаю.

— Да, а у нас налицо труп, — поддакнул Чайкин.

— Саныч! — В комнату заглянул криминалист, невысокого роста коренастый небритый мужчина с чемоданчиком в руке. — Я закончил.

— Ну и? — поинтересовался Завадский.

— Пока ничего определенного сказать не могу, но на шее у покойного обнаружено маленькое пятно, похоже на след от укола.

— Ты хочешь сказать, что его могли… — Завадский жестом изобразил, как втыкает себе в шею шприц.

— На себе не показывай, — сказал криминалист. — Ну, в общем, такая вероятность существует. Посмотрим, что скажет патологоанатом. Ладно, бывайте.

— Любопытно, — произнес Завадский. — И чем же вы его укололи? — Он резко повернулся к Фрайману и, нагнувшись, пристально посмотрел ему в глаза.

— Я категорически возражаю против таких инсинуаций! — возмущенно взвизгнул Фрайман и попытался встать.

Но Завадский схватил его за плечо и усадил на место.

— Сан Саныч, а может… — попытался вставить Чайкин.

— Не может! — резко ответил капитан и вновь пристально посмотрел Фрайману в глаза. — Вы же главный бухгалтер, так? — Он снова стал ходить по комнате.

— Так. Но какое это имеет отношение…

— Значит, у вас мог быть… м-м-м… материальный интерес.

— Позвольте, вы на что намекаете?

— Ну это уж вам виднее. Может, вы решили прибрать к рукам компанию Мардасова…

— Но… — Фрайман еще больше побледнел, а на лбу у него выступили капельки пота.

— Или что-то с бухгалтерией нахимичили, а он вас на этом поймал. В любом случае, смерть Мардасова вам на руку.

— Я протестую! — воскликнул Фрайман, вскакивая.

Сунув руку в боковой карман пиджака, он выдернул носовой платок и судорожным движением отер лоб. При этом что-то тихонько стукнуло об пол. Фрайман наклонился и хотел было поднять выпавший из кармана предмет.

— Стоять! — рявкнул Завадский и, подскочив, оттолкнул Фраймана. — Чайкин!

— Я.

— Пакет.

— Какой пакет?

— Какой-нибудь.

— У меня нет пакета.

— Бумагу.

— У меня нет…

— Из блокнота вырви.

— Хорошо.

Чайкин с грустью посмотрел на свой новенький блокнот.

— А это пойдет? — спросил он, схватив лист бумаги со стола управляющего гостиницей.

— Пойдет. Давай!

— Туг, правда, счет какой-то.

— Ничего, новый напечатают, — сказал Завадский.

— А что там? — спросил Чайкин, перегибаясь через стол.

Завадский бумагой аккуратно поднял с пола и с торжествующим видом продемонстрировал тонкий шприц.

— А? — Он обернулся к стоявшему в двух шагах Фрайману.

— Это не мое!

— Не твое, говоришь?

— Не смейте мне «тыкать»!

— Ах вот мы как заговорили! Ну, я щас тебе так «выкну», мало не покажется, душегуб!

— Я не… я не…

— Чайкин, зови наряд, и в отдел его. Будем оформлять.

— Как-то не очень он на убийцу похож, — задумчиво произнес Чайкин, когда они с Завадским выходили из отдела, чтобы отправиться домой к Мардасову и сообщить печальную весть жене бизнесмена.

— Похож — не похож, много ты понимаешь, Чайкин, — ответил Завадский. — А между прочим, должен уже — не первый год погоны носишь. Или тебе напомнить, как зачастую выглядят настоящие преступники? Добропорядочные граждане, милые девушки, любящие родственники, лучшие друзья… Продолжать?

— Нет, я помню.

— Ну а раз помнишь, зачем снова эту песню заводишь? Тоже мне, гуманист выискался!

— А если…

— Если гражданин Фрайман окажется невиновным, мы с радостью выпустим его на свободу. А пока пускай посидит и подумает, каким образом он в эту историю вляпался. Но для меня и так все очевидно. Благодаря, кстати, твоей вездесущей тете, которая, между прочим, твою работу сделала. Что молчишь? Ну молчи, молчи.

До жилого квартала «Алые паруса» они с Чайкиным добирались на старенькой «Ладе» Завадского, который в кои-то веки приехал на работу на машине. Завадский всю дорогу ворчал и периодически матерился, проклиная себя за дурацкую идею отправиться в путь на автомобиле. Пробка, в которой они застряли, отняла у них втрое больше времени, чем если бы они поехали на метро.

И все же с горем пополам по прошествии сорока минут они подъехали к роскошному кварталу, состоящему из нависших над рекой небоскребов. Неожиданно дорогу преградил шлагбаум. Завадский открыл окно и яростно вдавил пальцем кнопку переговорного устройства.

— Слушаю, — раздалось из динамика.

— Полиция, — крикнул гораздо громче, чем нужно, Завадский.

— А я министр обороны, — ответил динамик.

— Слушай, ты! — рявкнул побелевший от ярости капитан. — Я щас снесу к чертям этот твой шлагбаум, а потом еще и привлеку тебя за препятствие сотрудникам органов при исполнении.

— Документы предъявите.

— Куда я их тебе предъявлю?

— Прямо перед вами камера.

Завадский выдернул из кармана удостоверение и, вытянув руку, показал документ.

— Проезжайте.

Шлагбаум бесшумно поднялся, открывая проезд. Завадский в очередной раз матюгнулся и вдавил педаль газа до упора. Колеса автомобиля печально взвизгнули, прокрутившись на месте, и «Лада» влетела на территорию жилого комплекса, оставив на асфальте перед шлагбаумом две черные полосы от шин.

Чайкин сидел, молча вцепившись в ручку над головой, до тех пор, пока Завадский не затормозил у сверкающего в лучах заходящего солнца корпуса.

— Вы к кому? — строгим голосом поинтересовался бдительный охранник в черном костюме.

— К Мардасову, — ответил Завадский, едва сдерживая ярость на всех этих бесконечно любопытных привратников.

— Его нет дома.

— А то я не знаю! Мы к его жене, Ангелине Чеховой.

— По какому вопросу?

Чайкину показалось, что сейчас Завадский выхватит уже не удостоверение, чтобы помахать им перед носом у дотошного охранника, а пистолет из наплечной кобуры, и поспешил сам вытащить свою «ксиву».

— Полиция, — сказал он. — Спецоперация ФСБ.

Охранник, было приподнявшийся навстречу непрошеным гостям, снова сел на место.

— Спецоперация ФСБ? — переспросил Завадский в лифте.

— Ну да, — ответил Чайкин. — Для солидности.

— А при чем тут ФСБ?

Чайкин пожал плечами.

— М-да, — произнес Завадский. — Узнаю методы твоей тетушки.

— Она мне двоюродная бабушка, — поправил Чайкин.

— Тем более. Ну да ладно, главное — сработало.

Мелодичный звонок сообщил, что они прибыли на нужный этаж, и двери бесшумно распахнулись.

Ангелина Аркадьевна Чехова оказалась высокой стройной брюнеткой средних лет, с красивым лицом и пронзительным взглядом больших серых глаз, никак не вязавшихся с ее восточной внешностью. При взгляде в эти глаза оба, и Завадский, и Чайкин, словно онемели.

Открыв дверь, Чехова несколько секунд изучала незваных гостей, затем, отступив в сторону, пригласила их войти.

— Здравствуйте, — наконец опомнившись, сказал Завадский. — Мы из полиции…

— Я догадалась. Обувь можете не снимать. Проходите.

Повернувшись к ним спиной, она направилась в комнату. Чайкин, который уже успел стянуть с себя один ботинок, попытался снова надеть его, но ботинок с завязанными шнурками никак не хотел налезать обратно, а возиться с ним было некогда, поэтому Чайкин так и поковылял с наполовину надетым ботинком вслед за благоразумно отрицающим всякую поспешность Завадским.

Они вошли в большую гостиную. Чехова уже расположилась в широком велюровом кресле, закинув ногу на ногу, отчего ее темно-синий, с восточным рисунком, шелковый халат слегка распахнулся, открывая взору тонкое колено и безупречную лодыжку цвета слоновой кости. Она кивком указала на такое же кресло напротив, куда сразу же и уселся Завадский, оставив Чайкина, словно пажа, стоять рядом.

— Ангелина Аркадьевна, — начал разговор Завадский, — мы должны сообщить вам, что…

— Что мой муж скончался?

— Да, а откуда вы…

— Неужели вы думаете, что в окружении моего супруга не нашлось доброжелателей, которые сразу же поспешили сообщить мне эту приятную новость.

— В каком смысле «приятную»? — икнув, спросил Чайкин.

Чехова не удостоила его ответом, лишь мельком взглянула на молодого оперативника.

— Значит, вы уже все знаете? — уточнил Завадский.

— Ну, по всей видимости, пока не все. Только то, что мой муж выбрал самое подходящее место, чтобы отбросить копыта, а в его убийстве обвиняют беднягу Фраймана.

При словах «отбросить копьгга» Завадский и Чайкин переглянулись.

— А вы считаете, что Фрайман не мог? — спросил Завадский.

— Я вас умоляю! Вы же видели Ваню… Ивана Абрамовича.

— Ну, внешность бывает обманчивой.

— Я знаю его сто лет. Они с Мардасовым все жизнь работают вместе… работали. Фрайман даже комара убить не может — просто смахнет, если тот присосется. А уж если случайно прихлопнет, так прощенья просить будет. Нет! Не верю.

— М-м-м, позвольте еще один вопрос. Вы знали о связи вашего мужа с женой Фраймана?

— О какой еще связи?

— Об интимной, — вставил Чайкин, чем заслужил неодобрительный взгляд Завадского.

— Вы что, смеетесь? Мардасов и Леля?

— У нас имеются сведения… — не обращая внимания на протестующий жест Завадского, продолжил Чайкин.

— Небось от этих его работничков? Абсурд! Поменьше верьте сплетням этих безмозглых куриц.

— Скажите, — попытался увести разговор в сторону Завадский, — а могу вашего мужа быть конфликт с Фрайманом из-за разногласий по работе?

— И почему, говоря о муже, вы сказали: «отбросил копыта»? — зачем-то встрял Чайкин.

— Потому что козел! И вообще, по какому праву вы мне тут учиняете допрос, да еще в отсутствие моего адвоката? Я подам на вас жалобу в прокуратуру. — Чехова резко поднялась с кресла, лицо ее побагровело, глаза сузились и вспыхнули, казалось, еще мгновение — и из них вырвутся молнии. — Убирайтесь!

Завадский попытался так же резко встать, но кресло было слишком глубокое и мягкое, к тому же он поскользнулся на гладком паркете и неуклюже плюхнулся обратно. Снова попытался встать и снова едва не упал, но успел схватиться за рукав уже повернувшего к выходу Чайкина.

— Сумасшедшая какая-то, — резюмировал Чайкин, едва за ними захлопнулась дверь.

— Ты какого хрена полез со своими дурацкими вопросами? — прошипел Завадский.

— Так я же хотел как лучше…

— «Как лучше»… Неужели не видел, как она напряглась, когда о жене Фраймана заговорили? Ее эта тема раздражает, надо было сразу закрыть ее.

— Я как-то не подумал.

— Очень плохо, что не подумал, — буркнул Завадский, нажимая на кнопку вызова лифта. — По твоей милости нас выставили, как… как не знаю кого. И чего мы в результате добились?

— Сумасшедшая какая-то, — повторил Чайкин.

— Ладно, надо будет потщательнее проработать эту сумасшедшую. Что-то не нравится мне она.

— И про мужа покойного как-то странно говорит.

Дзынь-дзынь! Двери лифта распахнулись, и они вошли внутрь. Дзынь-дзынь! Лифт резко пошел вниз, даже уши слегка заложило.

— Ну, это еще ничего не доказывает, — сказал Завадский. — Мало ли какие у нее были отношения с мужем-кобелем.

Мелодичный звонок сообщил, что они доехали до первого этажа, двери открылись.

— Козлом, — сказал Чайкин, выходя из лифта.

— Что?

— Она сказала, что он — козел.

— Блин, Чайкин! Ну какая разница! — раздраженно воскликнул Завадский, открывая скрипучую дверь «Лады». — Кобель, козел… Суть одна. Но в его отношения с женой Фраймана она не верит, говорит, что это нонсенс.

— Вы хотели сказать «абсурд»?

Чайкин сел в машину и слишком усердно хлопнул дверью, чем заставил Завадского скривиться, словно у него внезапно заболел зуб.

— Ну, абсурд… — Завадский запустил двигатель и направил автомобиль к выезду с территории жилого комплекса. — Ты что сегодня к словам придираешься, а? В тебе словно проснулась твоя неугомонная тетя.

— Двоюродная ба…

— Чайкин, заткнись!

Дальше они ехали молча, и, только когда уже подъезжали к отделу, Чайкин спросил:

— Но ведь если Чехова не верит, будто у Мардасова был роман с женой Фраймана, это не значит, что этого не было? К тому же он мог изменить ей с кем-то другим.

— Молодец! — с издевательской интонацией воскликнул Завадский. — Догадался.

Возле отдела он притормозил, не заезжая во двор, и приказал:

— Вылезай!

— А вы? — удивился Чайкин.

— Съезжу к Мардасову в офис.

— А мне что делать?

— Отчет пиши.

— Но, Сан Саныч…

— Вылезай, говорю.

Чайкин нехотя открыл дверь.

— А можно я все-таки с вами? — с надеждой спросил он.

— Нет, — отрезал Завадский. — Приеду — проверю отчет. И заодно загляни в архив: нет ли там чего на покойного Мардасова.

И Завадский снова рванул с места так, что колеса несколько раз прокрутились на месте, обдав Чайкина облаком серой пыли.

— «Отчет, отчет», — ворчал Чайкин, заходя в отдел и даже не отвечая на приветствие коллег.

Писать отчет — наискучнейшее дело, и все же Чайкину постоянно приходилось этим заниматься, ибо Завадский, сам в свое время исписавший тонны бумаги, считал это прерогативой молодых сотрудников. Старшим, таким как он сам, не пристало отвлекаться на подобные пустяки, пока по улицам города разгуливают бесчисленные преступные элементы, угрожающие порядку и спокойствию граждан. И все же бывали случаи, когда доблестному капитану Завадскому приходилось садиться за компьютер и настукивать ненавистные отчеты, если время поджимало и руководство уже метало молнии, а беспечный Чайкин никак не успевал управиться в одиночку.

Смекнув, что такое неприятное занятие, как написание проклятого отчета, может повременить, в особенности если в результате визита Завадского в офис жертвы вскроется еще что-нибудь, Чайкин решил не торопиться и первым делом связался с архивом, заранее зная, что затея эта пустая, но позволит, по крайней мере, немного потянуть время. К изумлению Чайкина, в архиве ему сообщили, что информация по интересующему его субъекту имеется. Обрадовавшись законной возможности отлынить от написания отчета, Чайкин помчался в архив.

Однако, к его разочарованию, ничего существенного ему там обнаружить не удалось. В архиве имелось дело об убийстве некоей Веры Столяровой, работавшей в службе эскорт-услуг, по которому Мардасов год назад проходил свидетелем.

Будучи не до конца уверенным, что такое «эскорт-услуги», Чайкин решил спросить у молодой и довольно симпатичной женщины-капитана, работавшей в архиве:

— Это проститутка, что ли?

Женщина-капитан посмотрела на него с укором:

— Эскорт-услуги — это эскорт-услуги.

— А-а, — протянул Чайкин.

Видя полное непонимание в его глазах, женщина-капитан уточнила:

— Их нанимают, чтобы сопровождать клиентов на всяких важных мероприятиях. Как свиту, для создания приятного впечатления.

— То есть они не это?

— Нет, не это. Хотя, конечно, всякое бывает, но это исключение из правил.

— Значит, Мардасов нанял ее в качестве эскорта и настоял на этом… исключении из правил? — спросил Чайкин.

— Там это написано? — капитанша кивнула на раскрытое дело, которое Чайкин держал в руках.

— Нет, — сказал Чайкин. — Но мог же, а?

— Лейтенант! Ты это меня спрашиваешь?

— Ну да.

— Я тебе что тут, справочное бюро? Поезжай на ту фирму, которая эскорт-услуги предоставляет, и сам спроси.

— Ага! — обрадованно согласился Чайкин. — Спасибо, так и сделаю.

— Давай-давай, если времени не жалко.

— А что, думаете, бесполезно?

В ответ капитанша только пожала плечами.

— Нуда, — пробормотал Чайкин, — «дела давно минувших дней, преданья старины глубокой».

— Чего?

— Ничего, это я так — рефлексирую.

— Знаешь что! Иди-ка ты в другом месте рефлексируй, извращенец! — рявкнула капитанша, отбирая у него дело.

Офис компании «Омар» располагался на двадцать первом этаже одной из высоток «Москва-сити». В приемной Завадского встретила скучающая секретарша и сразу сообщила, что никого из руководства нет, когда будут, она не в курсе, так что никакие заказы не принимаются.

— Приходите через неделю, — сказала она.

— А через неделю все будут на месте? — ехидно поинтересовался Завадский.

Секретарша пожала плечами, на мгновение задумавшись.

— Не знаю, — наконец изрекла она. — Мне сказали всем так говорить.

— Но я не все, — сказал Завадский.

— А кто вы? — выпучив на него непонимающие глаза, спросила секретарша.

— Вас как зовут?

— Надежда Хомякова.

— Вот что, Надежда. Хомякова, мне нужно задать вам несколько вопросов, — сказал Завадский и раскрыл у нее перед носом удостоверение.

— Это, типа, полиция, что ли?

— Типа того.

— Правда, что ли? Прикольно!

— Прикольно будет, когда вы мне ответите на вопросы.

— Спрашивайте, — с готовностью заявила секретарша.

— А мы можем поговорить в более укромном месте?

— В смысле? — вскинулась Надежда Хомякова, распахнув свои огромные глаза с длиннющими наращенными ресницами, видимо, услышав в его вопросе что-то непристойное.

— Ну, есть у вас тут какая-нибудь переговорная?

— Есть…

— Ну так…

— А как я уйду-то отсюда? Вдруг придет кто?

— Но вы же сами говорите: никого нет, никого не принимают.

— Ну да.

— Так напечатайте объявление и приклейте на входе, а дверь на замок закройте.

— А чо, можно так?

— Нужно, — усталым голосом произнес Завадский, а про себя — подумал: «И за что только таких на работу берут?»

Тр-р-р-р!

Он вздрогнул от этого треска и заглянул за стойку посмотреть, что явилось причиной странного звука. Оказалось, секретарша просто печатала. Но с такой невероятной скоростью, что Завадский невольно залюбовался и сразу понял, за что ее взяли на работу.

— Готово! — радостно объявила Надежда Хомякова, снимая с принтера распечатанный лист. — А если кто из наших придет?

— Увидит объявление и уйдет.

— А если кто захочет выйти?

— Так у вас есть кто-то в офисе?

— Нуда, человек десять сегодня пришли.

— Вы же говорили, что нет никого.

— Так они и есть никто — компьютерщики, бухгалтеры да кто-то из отдела кадров. Они ж бизнесом-то не занимаются.

— Понятно, — выдохнул Завадский. — Тогда оставьте дверь открытой. У вас же тут камеры есть, авось никто не вломится и ничего не украдет.

Надежда Хомякова с доводами капитана Завадского согласилась, но сумочку все же прихватила с собой.

— Вы давно здесь работаете? — спросил Завадский, когда они расположились в небольшой, отделанной деревом переговорной комнате.

— Давно, — ответила Надежда. — Два месяца уже.

— Два месяца? — переспросил Завадский.

— Ну да.

— А до вас кто работал?

— Ой, я не знаю.

— Как так?

— Да я ее не видела. Я когда пришла, тут никого не было. То ли уволили ее, то ли сама ушла. Я толком не знаю.

— А как ее звали, помните?

— А оно мне надо? Хватит того, что я всех, кто тут работает, знаю, по именам и фамилиям помню. И по отчествам тоже. И еще всякое такое. А дни рождения у меня в календаре записаны.

— То есть вы все про всех знаете?

— А то!

— Значит, вы всегда в курсе, если у кого-то случается адюльтер?

— В смысле? — Она снова распахнула глаза так, что они стали вдвое больше.

— Ну, типа, у кого с кем какие отношения.

— Вы про Мардасова и Фрайман, что ли?

«Умничка!» — подумал Завадский, но, прикинувшись дурачком, в тон Надежде Хомяковой спросил:

— А что с ними?

— Ну как же! — воскликнула секретарша. — Об этом весь офис знает. — Она на мгновение задумалась, уставившись на Завадского. — Ах, ну да! Вы же у нас не… В общем, Олег Игоревич и Фрайман… ну, не он, конечно, а она, его жена, как ее… Ольга, кажется. Она у нас в бухгалтерии работала… Он, кстати, тоже бухгалтер, муж ее, только главный. И сейчас еще, пока не… Короче, Олег Игоревич стал к ней это самое, а она сначала ничего, а потом, говорят, ой-ей-ей. Тут все, конечно, узнали, ну и ей пришлось того…

— Простите, чего «того»? — перебил ее Завадский.

— Ну, уволиться.

— А, понятно. Значит, она, Фрайман то есть, тоже здесь работала?

— Ну я так и говорю!

— А потом из-за этой истории с Мардасовым, стало быть, уволилась?

— Ага! Говорят даже, что она была того.

Завадский поморщился, пытаясь понять, что на этот раз в устах Надежды Хомяковой означает «того». Увидев на его лице явное замешательство, она воскликнула, как само собой разумеющееся:

— Ну, залетела, типа! Хотя она вроде старая уже для этого, ей, кажись, уже за сорок.

— А на самом деле?

— Ну, я-то откуда знаю, сколько ей на самом деле.

— Я не про возраст, я про беременность.

— А, ну… откуда ж я знаю. Может, аборт сделала, а может… набрехали все. Я вообще не понимаю, что Олег Игоревич в ней нашел…

— А может, и всю эту историю про их роман тоже выдумали?

— Нуда, щас! «Выдумали». Я сама слышала, как Олег Игоревич рассказывал Шурыгину, что он с Фрайман мутит.

— Шурыгин — это кто?

— Начальник юротдела.

— Любопытно. И что же конкретно Мардасов ему рассказывал?

— Да все! И как он с ней так, и как эдак. И как она ему, типа, это, а он, говорит, все твоему мужу расскажу. Ну и вот!

— И вы при этом разговоре присутствовали?

— Конечно! Я ж секретарь. Ну, в смысле, у него дверь в кабинет была открыта, а я там тогда сидела, рядом с кабинетом. И вот!

— М-да. А кто-нибудь еще этот разговор слышал? Кроме вас?

— Нет, только я.

— Значит, это вы потом всем рассказали?

— Ничего я не рассказывала. Только Маринке, и то под большим секретом, конференциально.

— Хм, оговорочка по Фрейду, — пробормотал Завадский.

— Чего? — не поняла Надежда Хомякова.

— Вы хотели сказать — конфиденциально?

— Ну, я так и сказала.

— И в тот же день весь офис стал обсуждать отношения вашего генерального директора с женой главного бухгалтера.

— Нет, почему в тот же? Только на следующий.

— Ясно. Ну что ж, Надежда Хомякова, спасибо, вы мне очень помогли.

— Правда?

Секретарша слегка зарделась и потупила взор.

— Теть Кать, я здесь!

Сидевший за столиком летнего кафе Чайкин помахал рукой. Екатерина Андреевна пересекла пустую террасу и недоверчиво посмотрела на пластиковый стул, на котором сидел Чайкин.

— Ты тут себе ничего не отморозишь?

— В каком смысле?

— Холодно же! Чай не лето.

— Да нет, нормально, — ответил Чайкин, но на всякий случай застегнул ветровку.

Сама Екатерина Андреевна была в плаще и косынке, но перспектива сидеть на открытой террасе, подставив осеннему ветру стариковские косточки, как-то не очень радовала, и она предложила перебраться внутрь. Чайкин немного покочевряжился, уповая на то, что не хочется упускать последние солнечные деньки, но все же с доводами двоюродной бабушки согласился, и они перешли в теплый, пахнущий свежим кофе зал.

— Как продвигается наше расследование? — первым делом поинтересовалась Екатерина Андреевна.

— Да… — Чайкин махнул рукой.

— И все?

Чайкин обреченно вздохнул.

— Андрей? — продолжала допытываться Романова.

— Ну, не понятно пока ничего, теть Кать.

— А ты поделись! Глядишь, вместе и разберемся, что к чему.

— Не в чем пока разбираться. Все, что мы имеем, так это то, что у покойного Мардасова на шее был след от укола…

— Вот! А говоришь — ничего. Ну-ну, дальше.

— А у Фраймана в кармане обнаружился шприц.

— Ага! — воскликнула Екатерина Андреевна. — Укол от этого шприца? Что за шприц? С чем?

— Я пока не знаю, теть Кать. Заключения еще нет.

— Как так, нет? Чего же они тянут?

— Ну это же процесс небыстрый.

— Значит, что было в шприце, неизвестно? А как сам шприц выглядел?

— Маленький такой, тоненький, как карандаш.

— Инсулиновый?

— Да, вроде.

— Вроде или точно?

— Точно. Криминалист так и сказал.

— А может, у Фраймана диабет?

— У него всякие другие болячки, жена принесла лекарства. Но диабета нет.

— Зачем же ему тогда инсулиновый шприц?

— Он говорит, что это не его.

— Может, и правда не его. Ладно, оставим это пока. Дождемся результатов экспертизы. А что говорит жена Мардасова? Вы же навешали ее?

— Навещали.

— Та-ак! — Екатерина Андреевна, сузив глаза, пристально посмотрела на внучатого племянника. — О чем еще ты забыл мне рассказать?

— Теть Кать, ну… — Чайкин покраснел до кончиков ушей и уставился на пустую чашку.

— Выкладывай! — медленно, тихо, но грозно, словно прокурор, уличивший преступника во лжи, проговорила Романова.

— Ездили мы к ней с Завадским. Она, конечно, Мардасова ругала, козлом называла. Но она не верит, что у него с женой Фраймана были отношения. Абсурд, говорит.

— Она может говорить что угодно. Особенно вам с Завадским. Но это отнюдь не значит, что она так считает. Неужели ты думаешь, женщина начнет делиться такими деликатными подробностями с посторонними мужчинами?

— Но мы не посторонние, мы — полицейские.

— Тем более. Поэтому я сама попробую ее разговорить.

— Может, не надо? — насторожился Чайкин. — Завадский узнает — греха не оберешься.

— А мы ему не скажем. Дай мне ее адрес.

— Нет, теть Кать, не дам. Завадский меня убьет.

— Ох, Андрей, когда же ты станешь наконец самостоятельным?

В баре было немноголюдно — будний день, послеобеденное время. Ангелина Аркадьевна Чехова сидела за стойкой с каменным выражением на лице. На ней был черный брючный костюм, черная косынка на голове и круглые черные очки. Перед Чеховой на стойке стояли две пустые стопки, рядом на блюдце — две лимонные корочки.

Екатерина Андреевна, вооружившись чашечкой кофе, уже четверть часа наблюдала за вдовой, похожей на героиню фильма «Матрица». Надо сказать, что Екатерина Андреевна не слишком жаловала современное кино, но бывали исключения, особенно если в фильме прослеживалась захватывающая интрига, сродни чему-то шпионскому. Вот как в «Матрице». Нет, конечно, это фантастика, но в реальной жизни так много фантастичного, и Екатерина Андреевна могла бы рассказать немало таких историй, но… не рассказывала. Может, когда-нибудь потом. Когда-нибудь…

Дождавшись, когда Чехова выпьет третью рюмку текилы, Екатерина Андреевна вышла из своего угла, где все это время так удачно скрывалась от глаз объекта своего наблюдения, и, подойдя к вдове, взобралась на соседний табурет. Ангелина Аркадьевна никак на это не отреагировала, продолжая сидеть, подперев голову левой рукой и глядя в пустоту.

— Добрый день! — откашлявшись, поздоровалась Екатерина Андреевна.

Чехова медленно повернула голову и посмотрела на нее так, словно Романова несет какую-то чушь.

— Хотя, конечно, что в нем доброго! С утра моросит дождь, ночью вообще обещают заморозки.

— Вы кто? — хриплым голосом спросила Чехова.

— Кто я? — переспросила Екатерина Андреевна, машинально разглядывая свое отражение в очках Ангелины Аркадьевны. — Друг.

— Я сегодня не подаю, — буркнула Чехова и знаком показала бармену, чтобы налил ей еще рюмку текилы.

— Какое совпадение! — наигранно воскликнула Екатерина Андреевна. — А я сегодня не беру. Напротив — сама раздаю.

Чехова снова повернула голову.

— Помощь, — уточнила Екатерина Андреевна.

— С чего вы взяли, что мне нужна помощь, тем более от вас?

— Всякому человеку в вашем положении нужна помощь.

— В каком таком положении?

— На вас траурный наряд. Вероятно, у вас кто-то умер? И я, прежде всего, хотела бы принести вам свои самые искренние соболезнования.

— К черту соболезнования! — неожиданно рявкнула Чехова. — О ком соболезновать? О моем муже-кобеле? Об этой сволочи первостатейной?

— О, простите великодушно! Я не знала, что у вас все так серьезно. Вы сидели одна и, очевидно, сильно горевали. Я просто хотела вас немного утешить, скрасить ваше одиночество. Горько смотреть, как страдает такая прекрасная молодая женщина. Что может быть лучше в такой ситуации, чем старая добрая женская солидарность? — Екатерина Андреевна смолкла и отвернулась, делая вид, что смахивает слезу.

— Бармен! — позвала Чехова и жестом показала, чтобы он налил текилы и Екатерине Андреевне.

Они молча выпили. Точнее, молча выпила Чехова, а Екатерина Андреевна сперва крякнула, потом громко икнула, и глаза ее наполнились уже настоящими слезами.

— Милая вы моя! — прошептала Чехова, сняла очки и, наклонившись, обняла одной рукой Екатерину Андреевну. — Как вас зовут?

Екатерина Андреевна представилась, Чехова назвала свое имя. И вскоре они уже без умолку болтали. Ангелину Аркадьевну словно прорвало — она прямо-таки выплескивала из себя все, что накопилось у нее за годы совместной жизни с «подлецом Мардасовым», без всякого сожаления говорила о его кончине и с явным пренебрежением и злобой о «бесцеремонных ментах». Больше всего она рассказывала о том, как муж изменял ей направо-налево, и сокрушалась, что Мардасова еще раньше не грохнул кто-нибудь из ревнивых мужей, чьих жен он соблазнил.

— И ведь было бы чем соблазнять! — возмущалась Ангелина Аркадьевна. — Он ведь как мужик — тьфу!

— Да что вы говорите!

— Я вам говорю. У него же…

Она что-то прошептала Романовой на ухо, и обе женщины, переглянувшись, одновременно прыснули.

— Так чем же он их брал? — поинтересовалась Екатерина Андреевна.

— Деньгами, конечно, — отозвалась Чехова. — Их у него тьма-тьмущая. Вы даже не представляете, сколько можно заработать на торговле лекарствами!.. Ну, а кого не мог взять деньгами — запугивал, он это умел.

— И как, получалось?

— А как же! Вы бы видели его рожу — такой любого напугает. — Чехова злобно рассмеялась. — Бармен! — позвала она. — Повторите.

— Я вообще-то предпочитаю шампанское, — осторожно заметила Екатерина Андреевна. — Ну да ладно, в такой обстановке оно не слишком уместно.

— Вот именно! — согласилась Ангелина Аркадьевна. — Какое еще к собакам шампанское!

Они снова выпили.

— Да, — задумчиво произнесла Романова, — в вашем положении впору было задуматься о том, как избавиться от такого муженька.

— Вы не представляете, сколько раз я об этом думала.

— Что вы говорите!

— Я вам говорю. Раз десять на развод подавать собиралась.

— А почему же не подали?

— Боялась. Он, если бы узнал, убил бы сразу.

— Что вы говорите!

— Я вам говорю. Он же зверь!

— Да, со зверем, конечно, сложно, — задумчиво проговорила Екатерина Андреевна. — Если зверя нельзя приручить, его можно только убить.

— Вот именно!

— Стало быть, вы решили его…

— Это вы сейчас о чем? — Глаза Чеховой подозрительно сузились.

— Ну… — Екатерина Андреевна провела большим пальцем по горлу.

— Бармен! — позвала Чехова. — Еще по одной.

Залпом выпив, Ангелина Аркадьевна продолжила внезапно потерявшим дружелюбную окраску голосом:

— Что это вам такое пришло в голову, Екатерина Андреевна?

— Я просто полагала, — ответила Романова, тоже выпив и чувствуя, что мысли путаются, а язык начинает заплетаться, — если мужчина… так долго и сильно… за… до… доста… донимает свою жену… Уф! Она уже готова на всякое.

Чехова пристально посмотрела на нее.

— Журналистка, что ли? — с презрением в голосе спросила она и, не дождавшись ответа, продолжила: — Я так и знала. Ну, вот что, даже не пытайтесь строить иллюзий, будто это я пришила своего… котика. — Ангелина Аркадьевна достала из сумки пятитысячную купюру и бросила на стойку. — Сдачи не надо. Всего хорошего!

Бодро спрыгнув с табурета, словно это не она только что выпила полдюжины порций крепкой текилы, Чехова, не оглядываясь, вышла из бара. Чего не скажешь о Екатерине Андреевне, которая с трудом сползла на пол и полминуты стояла, держась за табурет. Уже совсем отказавшимся слушаться языком она с трудом бросила бармену:

— Дафиданя.

И медленно, очень осторожно, направилась к выходу.

Дверь в кабинет распахнулась с таким грохотом, что Завадский подпрыгнул на своем стуле. Секунду до этого он размышлял о том, что бы такого еще поручить Чайкину, дабы окончательно освободиться от дел и уединиться в любимой пивной перед большим плазменным телевизором, по которому через полчаса начнут показывать футбол. Тем, кто так бесцеремонно прервал размышления Завадского, оказался не кто иной, как Екатерина Андреевна Романова.

— Пардон! — сказала она, громко икнув.

— Вы? — взревел Завадский, медленно поднимаясь.

— Вы невероятно прозорливы, Завадский, — улыбнувшись, пропела Екатерина Андреевна и, впорхнув в кабинет, уселась напротив него.

— Какого…

— Прекратите выражаться в присутствии дамы, капитан! Вы же все-таки офицер… хоть и полицейский.

Завадский бросил взгляд на притихшего в углу Чайкина, старательно прячущего улыбку за монитором компьютера, над которым блестели лишь его смеющиеся глаза.

— Вы немедленно встанете и уйдете отсюда, Екатерина Андреевна, — сквозь зубы процедил Завадский.

— И не подумаю! Я никуда не уйду, пока вы меня не выслушаете.

— Вы забываетесь!

— Это вы забываетесь!

Завадский наклонился вперед и потянул носом.

— Да вы пьяны!

— Я? — На лице Екатерины Андреевны отразилось искреннее негодование. — Я трезва как стеклышко и свежа как… грибочек… помидорчик… огурчик!

— Меня не интересует, чем вы закусывали, тем более что вам это не помогло. Потрудитесь покинуть мой кабинет.

— Ваш кабинет?

— Да, мой кабинет.

— И с каких это пор он стал вашим?

— С тех пор, как я его занял.

— В таком случае… — Екатерина Андреевна медленно, не без усилий поднялась и пересела за стол к Чайкину. — В таком случае, я к тебе, Андрюша. Ты-то не выгонишь меня?

— Теть Кать, я… — тот опасливо покосился на побагровевшего от злости капитана, который вдруг обреченно махнул рукой. — Я слушаю тебя! — выпалил Чайкин, ободрившись.

Екатерина Андреевна торжествующе оглянулась на Завадского, но тот уже сидел на стуле, откинувшись на спинку, закинув руки за голову и закрыв глаза. Екатерина Андреевна показала ему язык и вернулась к своему внучатому племяннику.

— Так что ты там хотела рассказать? — сгорая от любопытства, напомнил Чайкин.

— У меня есть основания полагать, что жена покойного Мардасова могла быть замешана в его убийстве.

— Какие основания?

— Я только что в течение целого часа общалась с ней.

— Ты? С Чеховой? Где?

— В каком-то весьма посредственном баре.

— Но как ты нашла ее?

— Элементарно! Я за ней проследила.

— Ну ты даешь, теть Кать! А что за бар?

— Дурацкое название — «Шримп-по-по». Это они так намекают, что у них к пиву подают креветки.

— Ты пила с ней пиво?

— Нет, что ты! Конечно, нет. И креветки я тоже заказывать там не решилась бы. Я пила кофе. Отвратительный, надо сказать. Не то что в нашем с тобой любимом кафе.

— Только кофе? — недоверчиво переспросил Чайкин и демонстративно шмыгнул носом.

— Да, — ответила Екатерина Андреевна. — Правда, потом, когда мы разговорились, Чехова предложила мне выпить текилы. Я не могла ей отказать. К тому же это было просто необходимо для продолжения беседы.

— И сколько…

— Я же тебе сказала — почти час.

— Нет, я хотел спросить: сколько текилы ты выпила?

— Какой бестактный вопрос, Андрей! Но если тебе так интересно… Я не помню.

— Ты — и текила. Никогда бы не подумал, — качая головой, сказал Чайкин.

— Ты полагаешь, я никогда не пробовала текилы? Да будет тебе известно, что я, когда была заброшена в Акапулько… м-м-м… с нашей мидовской делегацией, перепробовала сортов пятьдесят этого напитка: и белую, и желтую, и зеленую, и с травами, и с перцем, и с гусеницами, и… с чем только ее там не готовят. Я пила текилу литрами и, заметь, никогда не пьянела.

— Бьюсь об заклад, Чайкин, с этой стороны ты свою тетю еще не знал, — раздался позади голос Завадского, о существовании которого Романова, казалось, забыла.

— А вы помолчите, Завадский, — ответила Екатерина Андреевна, не оборачиваясь. — Я не с вами разговариваю. Так вот, по поводу Чеховой. Я выяснила, что у нее с Мардасовым уже давно были натянутые отношения. И это мягко сказано — она ненавидела своего мужа и желала ему смерти.

— Она так и сказала? — переспросил Чайкин.

— Именно! Она мечтала, говорит, чтобы «этот кобель сдох».

— Это еще ничего не доказывает, — снова подал голос Завадский.

На этот раз Екатерина Андреевна обернулась, но ничего не сказала.

— Муж постоянно изменял ей, и Чехова не могла ему этого простить, — продолжила она, вновь обращаясь к Чайкину. — Даже хотела развестись, но побоялась, что он ее убьет. Да-да, она так и сказала: убил бы. А когда открылась эта история с женой Фраймана…

— Но Чехова утверждает, что у них ничего не было, — заметил Чайкин.

— Ну еще бы! Заяви она обратное, сразу возникает повод для мотива. Атак все выглядит, будто она белая и пушистая. Так вот, когда открылась эта история с женой Фраймана, терпение у Чеховой кончилось, и она…

— Неужто решила грохнуть своего муженька? — вновь напомнил о себе Завадский.

— Вы зря смеетесь, — обернувшись, сказала Екатерина Андреевна. — Все ее поведение говорит о том, что это более чем вероятно. Я, конечно, не берусь утверждать это со стопроцентной уверенностью, но… Как только я попыталась слегка намекнуть на ее гипотетическую причастность к гибели мужа, вы знаете, что она сказала? Она буквально преобразилась в лице и из кошечки превратилась в пантеру. Я думала, она на меня бросится и растерзает. Слава богу, обошлось.

— А жаль, — пробубнил под нос Завадский.

— Она приняла меня за журналистку и прозрачно намекнула, — к продолжила Екатерина Андреевна, не услышав едкое замечание г капитана, — чтобы я заткнулась и забыла про свои… на мой взгляд, весьма резонные подозрения.

— Господи! Да какие еще подозрения! — Завадский наконец не выдержал и, вскочив из-за стола, начал ходить по комнате.

— Но Фрайман говорил про какую-то брюнетку, — напомнил Чайкин.

— Вот именно! — воскликнула Екатерина Андреевна. — А какого цвета волосы у Чеховой?

— Черные, — растерянно пробормотал Чайкин.

— Тогда почему же Фрайман не узнал в лицо жену своего начальника? — спросил Завадский.

— Ну, он же говорил, что снял очки, — сказал Чайкин.

— И что? Даже если предположить, что он видит не дальше вытянутой руки, уж женщину, которую знает черт знает сколько лет, он не мог не узнать!

— Правильно, — улыбнувшись, подытожила Екатерина Андреевна. — Потому что Чехова и Фрайман были в сговоре.

— Что? — воскликнул Завадский. — В сговоре? Да ерунда! Где доказательства? Где хотя бы малейшее подтверждение такой вероятности? На чем может быть основан такой союз?

— На солидарности, — сказала Екатерина Андреевне. — Чехова хотела наказать мужа за измены и постоянные унижения, а Фрайман — за свою жену, которую Мардасов опорочил.

— Послушайте, прежде чем делать подобного рода предположения, давайте все-таки дождемся результатов экспертизы. Мы ведь даже не знаем, от чего умер Мардасов. Может, его смерть наступила от естественных причин.

— А как же укол в шею? — возразила Екатерина Андреевна.

Завадский осуждающе посмотрел на Чайкина, поспешившего спрятаться за монитором, и уже хотел что-то сказать, как дверь в кабинет распахнулась, и вошел криминалист.

Увидев Екатерину Андреевну, он подошел и галантно поклонился:

— Добрый день! Видел вас неоднократно в компании моих коллег, но не имел чести быть представленным. Фролов. Дмитрий.

— Учитесь, Завадский, — не без удовольствия произнесла Екатерина Андреевна, подавая руку криминалисту. — Екатерина Андреевна Романова.

— Фролов, тебе чего надо? — буркнул Завадский.

— Мне надо? — воскликнул тот. — Нет, вы только посмотрите на него. Я, по-вашему, для кого экспертизу делаю?

— По делу Мардасова? — спросил Чайкин.

— Именно! Сыщики хреновы! Между прочим, это вы должны ко мне за отчетом приходить. Я им тут, понимаешь, услугу оказываю, сам результаты приношу…

— Фролов, кончай бодягу разводить! Давай, что там у тебя? — оборвал его Завадский.

Криминалист протянул ему лист бумаги с напечатанным текстом.

— Подожди, я ничего не понимаю, — сказал Завадский, пробежав глазами отчет. — Инсулин — это же для диабетиков.

— Да, — ответил Фролов, усевшись на стул и закинув ногу на ногу. — В шприце, который вы изъяли у подозреваемого, найдены следы инсулина. А в крови жертвы обнаружен избыток инсулина, который вызвал гипогликемию, или, проще говоря, резкое падение содержания глюкозы.

— И что, от этого умирают? — недоверчиво спросил Завадский.

— Бывает. Это называется гипогликемическая кома. Если вовремя не оказать помощь, человек может… — Фролов сложил руки на груди крестом. — Но на беду у нашего покойника обнаружилась редкая и очень сильная аллергия на инсулин, и в результате — анафилактический шок. Укол был сделан в шею, инсулин сразу попал в артерию, а оттуда в мозг. Шок усилил кому, кома усилила шок. Он умер почти мгновенно. Спасти его было практически невозможно. Только если бы рядом в ту минуту оказались опытные медики с набором необходимых препаратов. Короче, у Мардасова не было шансов… Ну, не слышу оваций, слов бесконечной благодарности. Хотя… от кого я этого жду? Ладно, Саныч, будут вопросы, заходи, — сказал Фролов, вставая. — И кстати, ты мне бутылку должен.

— За что это? — вскинулся Завадский.

— За оперативность, — улыбнувшись, ответил Фролов и вышел из кабинета.

— «За оперативность», — проворчал Завадский. — Ладно бы за два часа сделал — два дня возился!

— Сан Саныч, ноу него же там завал, я сам видел, — вступился за криминалиста Чайкин.

— Завал? — взревел Завадский. — Так пусть лучше работает и не допускает завалов… А вы тут что еще делаете? — Он повернулся к Романовой, про которую на время забыл.

— А я уже ухожу, — ответила Екатерина Андреевна и, одарив его своей фирменной улыбкой, выпорхнула из кабинета.

— Я провожу, — сказал Чайкин и вышел следом.

— Ну и что ты обо всем этом думаешь, — спросила его Екатерина Андреевна уже на улице.

— Не знаю, — признался Чайкин. — Ничего пока не понимаю.

— Вот и я не понимаю. Если бы Фрайман хотел убить Мардасова, выбрал бы какой-нибудь другой, более надежный способ — вколол бы ему яд или кислоту.

— Какая ты жестокая, теть Кать! — съязвил Чайкин.

— Я не жестокая, я рациональная. Это же глупость — вкалывать человеку инсулин! Я очень сомневаюсь, что Фрайман настолько все просчитал, что даже изучил медицинскую карту Мардасова и узнал, что у того аллергия на инсулин.

— Ну, значит, случайность, — предположил Чайкин.

— Случайно шприц с инсулином может оказаться под рукой только у диабетика.

— М-да, резонно. Черт! Прямо ералаш какой-то!

— Андрей, сколько раз я тебя просила не чертыхаться, выбирай более подходящие слова для выражения своих эмоций.

— Теть Кать, честно говоря, если я произнесу такое слово, у тебя уши в трубочку свернутся.

— И кого я воспитала! — со вздохом произнесла Екатерина Андреевна и зашагала прочь.

— Что же это получается? — задумчиво проговорил Чайкин, вернувшись в кабинет. — Если у Фраймана нет диабета, то откуда у него шприц с инсулином?

— Купил, — буркнул Завадский.

— А так разве можно? Без рецепта?

— Ну ты, Чайкин, даешь! Инсулин — это ж тебе не морфин или этот, как его… димедрол. Пошел да купил. А может, взял у кого-то из родственников или знакомых.

— Значит, нужно выяснить, не болеет ли кто из окружения Фраймана сахарным диабетом?

— Молодец! Правильно мыслишь. Вот ты этим и займешься.

— Понял. Вот только…

— Что еще?

— Меня один вопрос мучает.

— Ох, Чайкин, если бы ты знал, сколько вопросов мучают меня! А тебя только один.

— Нет, правда, Сан Саныч. Если Фрайман решил убить Мардасова, почему выбрал такой странный способ — укол инсулином? Почему не… яд какой-нибудь или кислоту, чтобы наверняка?

— Возможно, чтобы запутать следы… Я сам сижу и голову ломаю. Ведь получается, что Фрайман должен был знать, что у Мардасова будет такая реакция на инсулин, иначе все вообще теряет смысл. Но как он мог это узнать?

— Из медицинской карты?

— Сомневаюсь. Во-первых, вряд ли что-то подобное вообще могло быть в карте, а во-вторых, как бы он получил к ней доступ?

— Может, подкупил кого-нибудь? — предположил Чайкин.

— Может быть. Или получил информацию от того, кто это знал.

— От жены Мардасова! — воскликнул Чайкин.

— Да, — со вздохом произнес Завадский. — Тогда получается, что твоя тетя… права, будь она неладна. Фрайман был в сговоре с Чеховой.

— А теперь покрывает ее. Все сходится, Сан Саныч!

— Ну, не знаю. Ладно, оставим это пока как версию. А ты давай выясняй, откуда у Фраймана… или у Чеховой шприц с инсулином.

— Теть Кать, ты дома? — крикнул Чайкин, входя в квартиру, и, потянув носом, благодушно расплылся в улыбке. — Дома.

— Ты чего орешь? — спросила Екатерина Андреевна, выходя в прихожую с кухонным полотенцем в руке.

— Так, проверяю — дома ты или нет.

— А без крика проверить не мог?

— Да я еще до того, как ты вышла, тебя вычислил — по запаху бубликов.

— Мог бы и проще вычислить — по моим уличным туфлям на полу.

Чайкин опустил взгляд и уставился на тетины туфли.

— И по плащу на вешалке, — добавила Романова и вернулась на кухню.

Чайкин задумчиво посмотрел на плащ и тоже пошел на кухню. — Обувь! — остановила его окриком Екатерина Андреевна.

— Ой, да!

Он вернулся в прихожую и скинул грязные ботинки.

— Как прошел день? — спросила Екатерина Андреевна, когда он вернулся.

— Так мы же три часа назад виделись.

— За три часа многое могло произойти.

Пропищала микроволновка, и Екатерина Андреевна вынула из нее тарелку с дымящимися бубликами. Чайкин едва не захлебнулся слюной и судорожно сглотнул, причем так громко, что Екатерина Андреевна с беспокойством взглянула на внучатого племянника.

— Все хорошо, Андрей?

— Да, — кивнув, ответил Чайкин. — Просто очень кушать хочется.

Екатерина Андреевна улыбнулась и вынула из холодильника брикет сливочного масла. Едва Чайкин, схватив нож, потянулся к брикету, Екатерина Андреевна хлопнула его по руке и погрозила пальцем. Пришлось ждать, пока она достанет из сушилки масленку и переложит в нее масло.

— Теперь можно? — обиженно надув губы, спросил Чайкин.

— Теперь можно, — ответила Екатерина Андреевна.

Чайкин отхватил ножом внушительный кусок масла и насадил его на надломленный, пышущий жаром бублик. Масло тут же стало уменьшаться в размерах, стекая янтарными струйками по краям бублика, но Чайкин не позволил ему растаять полностью и накинулся на бублик, как изголодавшийся пес на сахарную косточку.

— Не спеши — подавишься, — сказала Екатерина Андреевна, отламывая от бублика маленький кусочек и покрывая его тонким лепестком масла.

Ответить Чайкин ничего не мог и лишь покачал головой.

— Я так полагаю, что делиться со мной новостями ты не намерен?

— М-м, м-м! — ответил Чайкин, дожевывая бублик. — Ну почему же! Только нет новостей. Отрабатываем твою же версию о сговоре Фраймана и Чеховой.

— Да? — делая изумленный вид, переспросила Екатерина Андреевна. — Неужели Завадский изволил-таки прислушаться к голосу разума?

— Теть Кать, ну брось, он всегда к тебе прислушивается.

— Только умело это скрывает.

— Это он может… Кстати! Нуты сегодня и набралась!

— Андрей, что за выражение?

— Я хотел сказать, как ты так умудрилась… Неужели правда вдвоем с Чеховой?

— А ты полагаешь, я напилась в одиночку? Нет, дорогой, до алкоголизма мне еще далеко. Но чтобы вывести Чехову на откровенный разговор, пришлось немного пожертвовать своей печенью.

— Ну, ты в следующий раз, если что, зови — я помогу.

— Вот еще! Ты своими делами занимайся.

— Да я и так занимаюсь. Сегодня мотался в клинику, где Чехова обслуживается.

— А говоришь, новостей нет. Ну и как, у нее диабет?

— Нет. А как ты…

— Элементарно! Раз у Фраймана с этим все в порядке, вы с Завадским наверняка решили проверить Чехову.

— Точно! Вот только ни у нее, ни у ее родственников и знакомых диабета нет.

— А как ты про знакомых успел узнать?

— Ну, не про всех, про ближайших. Элементарно! — произнес Чайкин в тон Екатерине Андреевне. — Сейчас все в компьютерных базах.

— Без санкции?

— Почему без санкции? Пятьсот рублей отдал.

— Молодец! Быстро учишься.

— Только результата никакого.

— Отрицательный результат — тоже результат.

— И что теперь делать?

— А теперь будем заходить с другой стороны. Завтра навещу жену этого Фраймана, попытаюсь разговорить ее. Вдруг что-то всплывет?

— А если она заодно с мужем?

— Жена, как правило, всегда заодно с мужем. В той или иной степени. Но в этом деле вряд ли — как-то не вяжется. Чего гадать? Завтра все узнаю.

Рано утром Екатерина Андреевна уже стояла на пятом этаже старого кирпичного дома напротив обитой коричневым дерматином двери. Она знала, что Ольга Моисеевна Фрайман нигде сейчас не работает, и все же решила подстраховаться — вдруг куда-нибудь уйдет. Дом был без лифта, подниматься пришлось пешком, потому, прежде чем позвонить в дверь, Екатерина Андреевна вынуждена была немного отдышаться. Несмотря на ежедневные пробежки, этот подъем дался ей с трудом. Хотя в душе Романова по-прежнему ощущала себя двадцатилетней, ну или, по крайней мере, тридцатилетней, одышка и ломота в ногах периодически напоминали о ее уже весьма преклонном возрасте.

Достав из сумочки пудреницу и промокнув выступившие на лбу капельки пота, Екатерина Андреевна нажала на кнопку звонка. За дверью хрипло задребезжало.

— Кто там? — тоненьким, похожим на девичий голосом спросили изнутри.

— Могу я видеть Ольгу Моисеевну Фрайман? — произнесла Екатерина Андреевна в дверную щель.

Щелкнул замок, и дверь приоткрылась.

— Это я, — робко сказала худенькая брюнетка с круглыми карими глазами.

Ей было уже за сорок, но стройная фигурка, практически лишенное намеков на морщины лицо и детский голосок создавали впечатление, что Ольге Моисеевне нет еще и тридцати.

— Доброе утро! — поздоровалась Екатерина Андреевна, сдобрив приветствие подкупающей улыбкой. — Мы можем поговорить? Это касается вашего мужа.

— Вани? — испуганно переспросила Фрайман. — А что с ним?

— Ну, кроме того, что он сидит за решеткой, пока, слава богу, ничего.

— Проходите, — растерянно произнесла Ольга Моисеевна, пропуская Екатерину Андреевну в квартиру. — А вы кто? — спохватившись, спросила она, уже закрыв дверь.

— Меня зовут Екатерина Андреевна Романова. Я, признаться, чертовски устала, поднимаясь по этой вашей дурацкой лестнице — кто только додумался строить многоэтажные дома без лифта? — и теперь не отказалась бы от чашечки чая, за которой я непременно поведаю вам о цели своего визита.

К большому удовольствию Романовой, хозяйка пригласил: ее не на тесную кухню, а в небольшую уютную гостиную, обставленную великолепно сохранившейся добротной мебелью советских времен.

— А у вас очень мило, — заметила Екатерина Андреевна, сделав несколько глотков чудного терпкого напитка, призывно дразнящего нежным ароматом бергамота.

Фрайман тоже отхлебнула из своей чашечки, в нетерпеливом ожидании поглядывая на экстравагантную гостью.

— Не буду вас томить, — сказала наконец Екатерина Андреевна, и из груди Фрайман неожиданно вырвался громкий вздох облегчения. — Мой внучатый племянник Андрей Чайкин служит в полиции и как раз занимается делом вашего мужа, а я помогаю ему, так сказать, на общественных началах. Хотя, скажу без лишней скромности, эти начала порой играют весьма существенную роль. Не вдаваясь в подробности, признаюсь, что мне удалось раскрыть немало запутанных дел и таким образом оправдать невиновных и разоблачить истинных преступников. Так что, если вы желаете помочь вашему мужу, предлагаю вам быть предельно откровенной со мной, и тогда мы обязательно во всем разберемся и, главное, установим, насколько на самом деле велика вина вашего мужа, есть ли смягчающие обстоятельства, ну и тому подобное. Вы, конечно, можете отказаться, но тогда, боюсь, вам и вашему мужу уже никто не поможет, даже адвокат.

— А почему вы…

— Я выступаю как частный детектив. Агату Кристи читали? Фрайман кивнула.

— Ну вот, — продолжила Екатерина Андреевна, — считайте, что я ваша мисс Марпл.

— Но там ведь сыщиком был мужчина, — робко заметила Ольга Моисеевна.

— Хм! Значит, вы не всю Агату Кристи читали. Но не будем отвлекаться. Давайте, я буду задавать вам вопросы, а вы будете мне подробно на них отвечать? Вы не против?

— Нет, немного неуверенно проговорила Фрайман. — Но… я же вроде все уже в полиции рассказала.

— Ну, может быть, все-таки не все? Они ведь могли просто забыть о чем-нибудь вас спросить. Например, о ваших отношениях с покойным Мардасовым.

— Что вы имеете в виду? — вспыхнула Фрайман и сильно покраснела.

— Всего лишь то, о чем судачат ваши бывшие коллеги. Вы же работали в компании Мардасова?

— Они… они просто грязные сплетники! Это все бессовестная ложь!

— К слову сказать, жена Мардасова тоже так говорит. И все же, Ольга Моисеевна, дыма без огня не бывает.

— Бывает! Если этот дым кто-то специально напустил.

— И кто же, по-вашему, это сделал?

— Мардасов.

— Мардасов? — переспросила Екатерина Андреевна. — Но для какой цели?

— Чтобы унизить меня и опозорить. Они с Ваней, с Иваном Абрамовичем, моим мужем, из-за чего-то повздорили, и Мардасов начал его оскорблять, обзывал всякими нехорошими словами, говорил, что он не мужчина. И сказал, что он у него на глазах может меня… Ну, вы понимаете. А Ваня, мол, и не рыпнется. У Мардасова тогда секретарем такая хорошая девочка работала, мы с ней сдружились. Она мне все и рассказала.

— А Иван Абрамович? — уточнила Екатерина Андреевна.

— А Ваня мне ничего не рассказал. Но с этого дня Мардасов стал ко мне приставать. А однажды вызвал к себе в кабинет и… стал руки распускать. Меня это так шокировало! Мы вроде столько лет знакомы, у меня прекрасные отношения с Линой, его женой, а туг вдруг такое. В общем, я его ударила и убежала. А он мне вслед погрозил, что опозорит меня перед всеми. Ну и на следующий день все вдруг стали шушукаться, что я, мол, к директору в кабинет каждый день бегала и там с ним… Фу! Такие мерзости, вспоминать не хочется.

— А что же секретарша Мардасова? Разве она не могла опровергнуть эти сплетни?

— Мардасов ее к тому времени уже уволил. Видимо, пытался ее соблазнить, а она отказала. Хотя вряд ли — она блондинка, а Мардасов только брюнеток любит, — сказав это, Фрайман машинально поправила рукой волосы. — Может, кто-то видел, как она рассказывала мне про ссору Мардасова с моим мужем и сообщил директору. Я не знаю.

— Неужели Мардасов был такой любвеобильный, что ни одной юбки не пропускал?

— Как вам сказать, не то что любвеобильный — просто наглый. Считал, что ему все дозволено. Ему всегда очень нравилось окружать себя красивыми девушками. Он даже пользовался услугами… таких женщин, знаете, которые за деньги.

— Проститутки, что ли? — без церемоний уточнила Екатерина Андреевна.

— Нет, что вы! Которые сопровождают на всякие встречи, мероприятия.

— Эскорт-услуги, — догадалась Екатерина Андреевна.

— Точно.

— И часто он это делал?

— Раньше — постоянно. Лина ужасно злилась на него, но он как будто не обращал на нее внимания. Я тоже не понимала его — такая красивая жена, вы бы видели се…

— Мы встречались, — вставила Екатерина Андреевна.

— Тогда вы должны были заметить, какая это роскошная женщина.

— Роскошная, но уже не такая молодая.

— Ну и что! Это же не повод.

— Для кого как, — вздохнув, заметила Екатерина Андреевна. — Так вы сказали, раньше — постоянно. А потом?

— А потом вдруг резко перестал. Там какая-то история приключилась. Мардасов после этого совсем изменился, злобный стал, агрессивный.

— Вы сказали, что приятельствовали с его секретаршей, у вас ее координаты остались?

— Нет, к сожалению. Она недолго у нас работала. Ну и она же молоденькая совсем, ей, по-моему, и тридцати еще нет. Зачем ей такая старая подруга, как я?

— Понятно. Ну, а что было дальше?

— А дальше я уволилась. Разве я могла продолжать работать в такой обстановке?

— Позвольте уточнить, когда это было?

— Чуть больше месяца.

— То есть относительно недавно?

Ольга Моисеевна кивнула.

— Простите, если мой следующий вопрос покажется вам бестактным. У вас случайно нет диабета?

— Что? — удивленно переспросила Фрайман.

— Сахарного диабета. Это заболевание такое.

— Я знаю, что такое диабет. Меня просто удивил ваш вопрос, — ответила Ольга Моисеевна, кивая на сахарницу, из которой минуту назад достала и положила себе в чашку два кусочка.

— Ах, нуда, простите! — воскликнула Екатерина Андреевна, хлопнув себя по лбу. — Старческий маразм.

— Вы на себя наговариваете, — сказала Фрайман, смутившись, что указала ей на эту оплошность.

— А никто из ваших родственников или друзей не страдает этим недугом?

— Насколько я знаю, нет. А почему вы спрашиваете?

— Да так, на всякий случай. Ну что ж, я узнала от вас достаточно много нового. Спасибо, Ольга Моисеевна, — сказала Екатерина Андреевна, вставая. — Полагаю, это поможет разобраться в происшедшем.

— Лишь бы Ваню отпустили. Он ни в чем не виноват.

— Если не виноват, обязательно отпустят.

— Вы уж там постарайтесь, — с надеждой в голосе произнесла Ольга Моисеевна, когда Екатерина Андреевна, схватившись левой рукой за перила, готовилась совершить пеший сход с пятого этажа.

— Обязательно, — пообещала Екатерина Андреевна, обернувшись и одарив Фрайман своей неповторимой улыбкой. — Кстати, не подскажете, как звали ту секретаршу Мардасова, которую он уволил?

— Марина. Марина Столярова.

Уже на улице Екатерина Андреевна позвонила Чайкину и, узнав, что он в гостинице «Славянка», сразу же отправилась туда.

Чайкин и Завадский сидели в комнате охраны и просматривали записи с камер наблюдения. Дверь в комнату приоткрылась, и внутрь проскользнула юркая старушка. Охранник даже рот раскрыл от удивления и от наглости этой старушки, которая, похлопав его по плечу, направилась прямиком к сидящим за монитором полицейским. Заметив свою двоюродную бабушку, Чайкин сразу напрягся и покосился на Завадского.

Но у того сегодня отчего-то было замечательное настроение. Увидев в отражении экрана приближающийся сзади характерный силуэт, он не только не вскипел — напротив, как-то даже добродушно усмехнулся, хотя и не удержался от ядовитого замечания:

— Ну конечно, Екатерина Андреевна, куда же без вас!

Охранник, уже намеревавшийся звать подмогу по случаю вторжения на пост подозрительной старухи, похожей на переодетого шпиона из старого советского мультика, сразу расслабился и сел в уголке разгадывать кроссворд.

— Присоединяйтесь, — сказал Завадский, сгоняя с места Чайкина и предлагая стул Романовой.

— Пытаетесь вычислить таинственную брюнетку? — спросила Екатерина Андреевна, присаживаясь.

— Проверяем эту версию.

— Ну и как?

— Сами смотрите. Вот это, — Завадский ткнул пальцем в монитор, — камера наблюдения, направленная на коридор, ведущий к туалетам. А это, — он щелкнул по клавиатуре, и изображение сменилось, — выход из ресторана, где проходил банкет. Поскольку люди там, по всей видимости, активно выпивали, то и в туалет бегали постоянно. Но это, в основном, мужики, женщин было только две, да и те — блондинки.

— А можно посмотреть?

— Пожалуйста. Чайкин, покажи, — сказал Завадский, вставая и уступая место младшему напарнику.

Чайкин быстро нашел нужный отрезок записи.

— Вот первая.

На экране появилась пышная дама лет тридцати пяти, в платье, цвет которого разобрать было нельзя, поскольку запись была черно-белая, но Екатерина Андреевна готова была биться об заклад, что оно фиолетовое. Более того, она хорошо помнила эту особу — видела ее среди толпы гостей, когда сама пыталась разведать, что там к чему.

Через некоторое время из банкетного зала вышла еще одна блондинка, на этот раз молодая девица в платье с разрезом до самого бедра, и направилась в сторону туалета.

— Это секретарша Мардасова, — прокомментировал Завадский. — Знатная цыпочка.

— Фу! — отозвалась Екатерина Андреевна.

— А сейчас будет самое интересное, — сказал Чайкин. — Обрати внимание, теть Кать, из банкетного зала никто не выходит.

Чайкин щелкнул по клавиатуре, и экран разделился надвое, показывая одновременно запись сразу с двух камер: выход из банкетного зала и вход в коридор, ведущий к туалетным комнатам. Внезапно та часть экрана, где воспроизводилась запись с камеры, смотревшей на коридор, вспыхнула и стала совершенно белой. А через несколько секунд, когда изображение вновь появилось, в сторону туалетных комнат, спиной к камерам, прошла крупных размеров брюнетка. Не полная, а высокая и, судя по формам, которые выгодно подчеркивало облегающее длинное платье, весьма плотно сбитая.

— Вот она! — торжествующе воскликнул Чайкин.

— А вид спереди есть? — спросила Екатерина Андреевна.

— Потерпите немного, Екатерина Андреевна, — насмешливо произнес Завадский.

И в это время из ресторана вышел Мардасов.

— Тут надо немного промотать, — сказал Чайкин. — А теперь — наш злодей.

Из банкетного зала вышел Иван Абрамович Фрайман. Чайкин убрал изображение с первой камеры, оставив только вид на коридор.

— Вот он, вот он! — воскликнул он, указывая на фигуру Фраймана, двигающуюся в сторону туалета. — Жалко, что обзор плохой — не видно дальше, кто куда там заходит.

— В любом случае, выходит, он не лгал по поводу брюнетки, — заметила Екатерина Андреевна. — Но ее не было на банкете, она появилась откуда-то извне. И на Чехову совсем не похожа. Значит, Чеховой там не было.

— Вы невероятно прозорливы! — съязвил Завадский, но Екатерина Андреевна даже не оглянулась на него.

Экран монитора опять вспыхнул и на несколько секунд побелел. Потом картинка снова прояснилась.

— Вот она! — воскликнула Романова, увидев выходящую из коридора высокую брюнетку. — Странно, каждый раз перед ее появлением изображение пропадает.

— Ты тоже заметила? — воскликнул Чайкин.

— Надеюсь, вы уже поинтересовались, в чем причина.

— Теть Кать, ну конечно, поинтересовались. Но техники не могут пока объяснить. Камера как будто слепнет.

— Отчего бы это?

— Ну уж точно не от ее красоты, — отозвался Завадский.

Через некоторое время из коридора выскочил Фрайман, явно что-то крича и размахивая руками.

— А куда делась брюнетка? — спросила Екатерина Андреевна.

— Вот. — Чайкин продемонстрировал запись с камеры наблюдения, установленной около входа в гостиницу. — Тут, если увеличить, и портрет распечатать можно будет.

— Вы все внимательно просмотрели? — не успокаивалась Екатерина Андреевна. — Может, проглядели? Вдруг была еще какая-то брюнетка, которая незаметно проскочила, пока камера была отключена?

— Да вот! — Чайкин вывел на монитор запись сразу со всех четырех камер.

Народу через холл гостиницы проходило много, в том числе и женщины в длинных платьях, но темноволосых действительно больше не было.

— Ладно, займемся пока ею, — сказал Завадский, ткнув пальцем в монитор, на котором замерла выходящая из гостиницы роскошная брюнетка. — Чайкин, выясни, кто она, откуда пришла, куда ушла.

— Хм, — задумчиво произнесла Екатерина Андреевна, — прямо девица из службы эскорт-услуг.

— Точно! — воскликнул Чайкин. — Значит, это она.

— С чего ты это решил? — поинтересовался Завадский.

— Так ведь Мардасов… Ой, я же не успел рассказать.

— Ты про то, что он активно пользовался этим сервисом? — уточнила Екатерина Андреевна. — Да, я об этом слышала.

— От кого, интересно? — скрежеща зубами, поинтересовался Завадский.

— От жены Фраймана.

— Вы уже и там успели побывать? Кто вам позволил?

— А кто мне может запретить?

— Сан Саныч, — растерянно пробормотал Чайкин, — я же в архиве нашел… там одно дело есть…

— Какое еще дело?

— Ну… Мардасова. Там какая-то история была с убийством девушки, как раз из службы эскорт-услуг. Так вот она поехала на вызов к Мардасову и пропала. А через два дня ее нашли мертвой.

— И ты молчал?! — взревел Завадский. — Что за бордель?

— Так… это не бордель, это служба эскорт-услуг.

— Какая разница!

— Разница в том, — спокойным голосом вставила Екатерина Андреевна, — что девушки из этой-службы всего лишь сопровождают клиентов в качестве свиты, а в борделе работают проститутки, которые оказывают услуги… хм, другого толка.

— Я знаю, какие услуги оказывают проститутки!

— Да неужели!

— Попрошу без намеков. И сказки мне тут не рассказывайте про эти… эскорт-услуги. А то я не знаю. Этим девкам заплати хорошенько, и они сразу из эскорта превращаются…

— Я бы попросила! — оборвала его Екатерина Андреевна, на что Завадский лишь махнул рукой. — И не машите на меня. Лучше подумайте, как нам найти брюнетку.

— Нам?

— Вот именно.

— Элементарно! — отозвался Завадский. — Через эту самую вашу службу.

— Во-первых, не мою. А во-вторых, если она действительно там работает.

— Вот именно, — передразнивая Романову, проблеял Завадский. — Это же вы сделали такое заключение.

— Не заключение, а всего лишь предположение. Но проверить, конечно, нужно.

— Чайкин, вот ты этим и займись, раз ты уже в теме.

— Есть! А… как?

— Тетя научит, — съязвил Завадский.

В компанию, оказывающую эскорт-услуги, Чайкин в одиночку ехать не решился — взял с собой Екатерину Андреевну, которая без колебаний согласилась сопровождать внучатого племянника. Чайкин почему-то сильно волновался, а Екатерина Андреевна подбадривала его. Когда они вошли в роскошный офис, где их встретила умопомрачительная рыжая красотка, у Чайкина и вовсе язык отнялся.

— Добрый день! — начала разговор Екатерина Андреевна, поняв, что внучатый племянник временно потерял дар речи. — Меня зовут Екатерина Андреевна Романова, частный детектив. А это… — Она ткнула локтем Чайкина в бок и уголком рта шепнула: — Удостоверение покажи.

Чайкин, словно во сне, вытащил удостоверение, и Екатерина Андреевна продолжила немного развязным тоном:

— А это лейтенант Чайкин из убойного отдела.

— Из какого отдела? — переспросила рыжая красотка.

— Хм! Из отдела по расследованию убийств, из полиции, — на этот раз строгим голосом произнесла Романова. — Мы бы хотели пообщаться с вашим руководством.

— С… руководством? — Рыжая продолжала улыбаться, но уже как-то натянуто, а в огромных зеленых глазах отчетливо читалась тревога, и, вдруг перейдя на шепот, спросила: — А что, кого-то убили?

— Надеюсь, что нет. Так вы проведете нас к начальству?

— Секундочку, — пролепетала рыжая, продолжая удерживать на лице натужную улыбку, и постучала в матовую стеклянную дверь позади своего стола.

Не дожидаясь ответа, она приоткрыла дверь и, просунул внутрь голову, зашептала. Однако шептала она так громко, что Екатерина Андреевна и Чайкин слышали каждое слово:

— Ма-ам! Там какие-то детективы из полиции… Откуда я знаю! Двое: одна старуха, а другой придурок какой-то, все время пялится Екатерина Андреевна посмотрела на Чайкина и покачала головой.

— Щас! — сказала рыжая громко, закрывая дверь и поворачиваясь к гостям. — Щас вас примут.

— Значит; по-вашему, я старуха? — как бы между делом, сказала Екатерина Андреевна.

— Ой! А вы чего, все слышали? — пролепетала рыжая, и лицо ее покрылось легким румянцем.

— Да. И придурок, кстати, тоже слышал.

После этих слов Чайкин мгновенно пришел в себя, а лицо рыжей сделалось пунцовым и практически слилось с огненной копной.

В это мгновение стеклянная дверь позади нее распахнулась, на пороге возникла еще одна рыжая дама в элегантном костюм цвета топленого молока. На вид ей было от силы лет на десять больше, чем секретарше.

— Вот это мама! — едва слышно пробормотал Чайкин и впал в очередной транс.

— Вы ко мне? — высоко подняв подбородок, спросила дама.

— К вам, — ответила за обоих Екатерина Андреевна и толкнула Чайкина в спину.

— Здрась, — выдавил из себя тот, глупо улыбаясь.

— Располагайтесь, — вежливо предложила рыжая начальница, когда они вошли в кабинет, указывая на большие кожаные кресла, расставленные вокруг журнального столика, заваленного многочисленными фотографиями девушек. — Меня зовут Элеонора Эдуардовна.

Вся мебель в кабинете имела яркий рыжий оттенок и роскошно смотрелась на фоне стен цвета слоновой кости. Равно как и голова очаровательной Элеоноры Эдуардовны на фоне ее костюма.

— Очень приятно! — сказала Романова. — Екатерина Андреевна Романова.

— Чайкин, — представился Чайкин, вытаскивая удостоверение. — Лейтенант Чайкин.

— Полицейский? А вы, стало быть… — сказала Элеонора Эдуардовна, поворачиваясь к Романовой.

— Частный детектив.

— Надо же, как интересно. Чай, кофе?

— Не откажусь от чашечки черного кофе, — сказала Екатерина Андреевна, отвечая улыбкой на улыбку хозяйки кабинета.

— Мне то же самое, — пробормотал Чайкин. — С молоком. Побольше, пожалуйста.

Секретарша, она же дочь Элеоноры Эдуардовны, вышла и вскоре вернулась в кабинет с подносом, на котором высился слегка запотевший стакан воды, крохотная чашечка с крепчайшим «эспрессо» и причудливой формы прозрачная посудина с нежным «латте» и черной соломинкой.

— Чем могу служить? — спросила Элеонора Эдуардовна; отпуская дочь-секретаршу.

— Мы бы хотели поговорить с вами об одном случае. Сейчас лейтенант Чайкин вам расскажет, — сказала Екатерина Андреевна, вынуждая внучатого племянника взять себя в руки и проявить наконец инициативу.

— Да, об одном случае, — сначала робко, но потом все более уверенно заговорил Чайкин. — О происшествии с одной вашей девушкой полгода назад.

— Вы про Веру?

— Про веру в кого? — переспросил Чайкин.

— Про Веру Столярову, — уточнила Екатерина Андреевна.

— Ах да, про нее.

— Но мне кажется, мы еще тогда рассказали все, что знали, — как-то неохотно сказала Элеонора Эдуардовна.

— Может, за это время вы вспомнили какие-то подробности, детали? — предположил Чайкин.

— Какие подробности! неожиданно вспыхнув, воскликнула Элеонора Эдуардовна. — Этот подонок… Этот зверь убил девочку, и ему за это ничего не было! Он спокойно расхаживает по земле…

— Должна вас огорчить, — перебила ее Екатерина Андреевна, залпом выпив малюсенькую порцию «эспрессо», в то время как Чайкин, зажмурившись от удовольствия, посасывал через соломинку свой «латте». — Он уже не расхаживает — он лежит в земле.

Элеонора Эдуардовна недоверчиво посмотрела на Романову.

— Что? И кто же это постарался?

— А с чего вы решили, что его убили? — включил детектива Чайкин, чем заслужил одобрительный взгляд двоюродной бабушки.

— Эта сволочь не могла умереть своей смертью.

— Значит, после того случая вы с ним не встречались?

— Боже упаси!

— И он не обращался больше в вашу фирму?

— Да кто б ему позволил?

— Скажите, а у той девушки, Веры Столяровой, были подруги? — спросила Екатерина Андреевна. — Нам бы поговорить с ними.

— Насколько мне известно, она ни с кем не дружила.

— Как так? Неужели ни с кем? А с коллегами она в каких отношениях была?

— Вера была очень замкнутой девушкой, — сказала Элеонора Эдуардовна. — Она из провинции.

— Ну знаете, я повидала провинциалок, и сказать, что все они такие замкнутые…

— Не все, конечно, но Вера была именно такой.

— И это не мешало ей работать у вас?

— Представьте себе. На работе она прямо-таки преображалась — сама общительность. А в сочетании с ее умом и умением держать себя, она была просто идеальной спутницей, поэтому пользовалась спросом.

— А родственники? — снова встрял в разговор Чайкин.

— Я знаю только про сестру — на похороны приезжала.

— Родная?

— По-моему, да.

— Брюнетка?

— Кто?

— Сестра.

— Почему брюнетка? Нет, она блондинка. Вера была брюнеткой. А сестра — блондинка.

— Может, крашеная? — предположила Екатерина Андреевна.

— Нет, насколько я помню. Абсолютно натуральная.

— А из какого она города? — спросил Чайкин.

— Сестра или Вера?

— Обе.

— Вера была из Старого Оскола. А сестра — не знаю. Может, оттуда же. Но вы сами можете у нее спросить. Она, наверное, еще в Москве.

— Как? — удивленно воскликнула Екатерина Андреевна. — Ведь уже пол года прошло.

— Так у Веры квартира была, — пояснила Элеонора Эдуардовна. — В ипотеку брала. Нужно было разбираться с ней, решать что-то. А это же процесс долгий. Так что сестра остановилась на квартире у Веры.

— А вы адрес знаете? — спросил Чайкин.

— Конечно. Регина! — позвала Элеонора Эдуардовна.

Дверь в кабинет приоткрылась, и в проеме показалась рыжая голова.

— Дай, пожалуйста, этим господам домашний адрес Веры Столяровой.

— Зачем? — недоумевающе спросила Регина, но, натолкнувшись на суровый взгляд матери, тут же ответила: — Конечно. Сейчас.

И скрылась за дверью.

— А как зовут сестру? — спросила Екатерина Андреевна.

— Ой… — Элеонора Эдуардовна на мгновение задумалась. — Толи Ирина, толи Карина… Не помню. Могу я вам еще чем-нибудь помочь?

— А эта девушка у вас работает? — спросил Чайкин, достав из кармана и показывая ей распечатанный портрет высокой брюнетки из гостиницы.

— Нет, — уверенно сказала Элеонора Эдуардовна. — А почему вы решили, что она может работать у меня?

— Мы разыскиваем ее. Судя по всему, она тоже оказывает подобные услуги.

— Это вряд ли.

— Почему? — удивился Чайкин.

— Она слишком крупная. Хороша собой, привлекательна, но слишком крупная.

— На записи с камеры наблюдения видно, как она выходит из гостиничного номера, а потом из него вышел мужчина.

— Вы издеваетесь? — искренне возмутилась Элеонора Эдуардовна. — Девушка из эскорт-службы никогда не войдет в гостиничный номер к мужчине. Это табу.

— Кто же тогда входит? — недоумевающе спросил Чайкин.

— Проститутка, — подсказала Екатерина Андреевна. Элеонора Эдуардовна одобрительно кивнула:

— Судя по внешнему виду, весьма и весьма дорогая. Такие работают только индивидуально.

Дверь в кабинет снова открылась, и вошла Регина.

— Вот! — Она протянула Екатерине Андреевне листок бумаги.

— Да это же совсем близко! — воскликнула та, пробежав сощуренными глазами по мелким строчкам. — Спасибо!

И передала листок Чайкину.

— Ну что ж, не смею вас больше задерживать, — вставая, сказала хозяйка кабинета.

— Постой! — воскликнула Екатерина Андреевна, едва Чайкин потянулся к панели домофона. — Что ты ей скажешь?

— Ну, скажу, что мы из полиции. По делу.

— По какому?

— Потому.

— Но то дело давно закрыто.

— Скажу, что снова открыли.

— А потом, когда выяснится, что ты соврал, как ты ей в глаза будешь смотреть?

— Тогда скажу, что собираемся снова открыть дело.

— Нет, давай просто подождем, пока кто-нибудь выйдет, а потом позвоним сразу в дверь, — предложила Екатерина Андреевна.

— И что скажем? — спросил Чайкин.

— Скажем, что соседи снизу.

— То есть соврем?

— Да, опять неудачно получается.

В это мгновение дверь подъезда распахнулась, и Екатерина Андреевна с Чайкиным резво бросились внутрь, даже не пропустив пытающегося выйти на улицу интеллигентного вида старичка с миниатюрной собачкой на руках.

Против ожидания, им открыли сразу, едва Чайкин нажал на кнопку звонка. На пороге стояла женщина средних лет в домашнем халате, вспотевшая, с косынкой на голове и тряпкой в руке.

— Проходите, — сказала она, впуская их в квартиру.

— Добрый день! — сказала Екатерина Андреевна.

— Здрась, — буркнул Чайкин.

— Две комнаты, изолированные. Вся мебель есть. Кухня, ванная — все оборудовано, — скороговоркой произнесла женщина. — Можете посмотреть, только ноги вытирайте, я пол помыла…

— Постойте, — перебила ее Екатерина Андреевна. — Мы хотели спросить…

— Сорок тысяч. Меньше не могу.

— Сорок тысяч чего? — спросил Чайкин.

— Рублей, — сказала женщина, удивленно посмотрев на него.

— За что?

— За квартиру. В месяц.

— Вы нас не так поняли, — сообразила Екатерина Андреевна. — Мы ищем сестру Веры Столяровой.

— Это случайно не вы? — вставил Чайкин.

Женщина перевела взгляд с Екатерины Андреевны на Чайкина, потом снова посмотрела на Романову и медленно покачала головой.

— В этой квартире жила Вера Столярова. Вы знаете такую?

Женщина кивнула.

— А потом приехала ее сестра, — продолжал Чайкин.

— Вы кто? — строго спросила женщина.

— Ах да, простите! — Он предъявил свое удостоверение. — Лейтенант Чайкин.

— Я все налоги плачу, можете проверить. А если кто что на меня наговаривает, так то из зависти, потому как сами ничего делать не хотят и только сплетничают почем зря, — затараторила женщина.

— Погодите, погодите, голубушка! — перебила ее Екатерина Андреевна. — Нас совершенно не интересуют ваши налоги.

— А про остальное меня и так уже допрашивали сто раз. Я уже говорила, что не знаю ничего…

— Да послушайте же вы! Мы всего лишь ищем сестру Веры. И все!

— Нет ее здесь. Съехала она.

— Как съехала? Это разве не Верина квартира?

— Это моя квартира. Я ее сдаю.

— Стало быть, Вера у вас ее снимала?

— Я все налоги плачу!

— Да-да, я помню. А ее сестра?

— Откуда я знаю, платит она или нет.

— Я про квартиру. Сестра Веры тоже снимала у вас квартиру?

— Снимала. Всего неделю.

— Она родная сестра?

— Может, и родная.

— Но вы же паспорт смотрели? У нее фамилия такая же?

— Такая же.

— А квартира, которую Вера купила, где она? — вставил Чайкин.

— Где-то купила.

— То есть вы не знаете, куда съехала сестра Веры?

Женщина покачала головой.

— Все? — спросила она.

— Да, все. Спасибо, — сказала Екатерина Андреевна, выходя из квартиры.

— До свидания, — буркнул Чайкин, выскакивая следом.

— Погодите! — воскликнула Романова, когда мрачная хозяйка уже намеревалась закрыть дверь. — А как ее зовут?

— Кого?

— Сестру Веры.

— Марина, — ответила женщина и с шумом захлопнула дверь.

— Марина, — повторила Екатерина Андреевна.

— И что теперь будем делать? — спросил Чайкин, растерянно глядя на нее.

— Ты разузнай, по какому адресу приобрела квартиру Вера, а я попробую найти таинственную брюнетку из отеля.

— Каким образом?

— Ну как это делается — в реестре недвижимости, наверное.

— Я про брюнетку.

— Пока не знаю, что-нибудь придумаю. Может, через персонал гостиницы получится что-то узнать.

— Давай я с тобой.

— Нет, не нужно, — возразила Екатерина Андреевна. — Привлечем лишнее внимание. Я сама. Ты мне только портрет ее дай, на всякий случай.

— Но у меня нет распечатки, только фото в телефоне, — посетовал Чайкин, в надежде, что это остановит беспокойную тетю Катю.

— Так скинь мне, — со знанием дела сказала продвинутая Екатерина Андреевна.

Завадский сидел за столом и задумчиво чесал стриженый затылок. Чайкин стоял перед ним, переминаясь с ноги на ногу, будто незадолго до того выпил целый литр чая.

— Ну, ладно, — прервал наконец молчание Завадский. — Все равно я сомневался, что твой поход в этот бордель чего-то нам даст. Но раз уж начали, надо отработать версию до конца. Правильно я говорю?

— Правильно, Сан Саныч.

— Ты помнишь, кто вел дело об убийстве этой… как ее?

— Веры Столяровой.

— Вот-вот.

— Сейчас гляну. — Чайкин вытащил из кармана смартфон и пробежал пальцами по экрану. — Следователь Скала.

— Скала? — усмехнувшись, переспросил Завадский.

— Скала. Пэ. Пэ.

— Добрый день! — зловещим шепотом произнесла Екатерина Андреевна и поманила пальцем круглолицую девушку-администратора с золотыми кудряшками и бейджиком «стажер» на груди, ту самую, что была за стойкой вдень убийства Мардасова.

— Слушаю вас, — растерянно произнесла та.

— Спецоперация ГРУ ФСБ КГБ, — еще более зловеще прошептала Екатерина Андреевна и многозначительно закатила глаза.

Девушка за стойкой побледнела, и Романова подумала, что она сейчас грохнется в обморок.

— Ну, ну, голубушка, — как можно более ласково произнесла Екатерина Андреевна, — нельзя же быть такой чувствительной. Может, вам водички?

— Да, — дрожащим голосом произнесла девушка.

— С газом или без газа?

— Без газа.

— Сейчас принесу. Только вы мне сперва скажите, видели вы здесь эту даму?

Екатерина Андреевна раскрыла свой мобильник-раскладушку и показала «скинутый» Чайкиным портрет брюнетки. Девушка бросила взгляд на фотографию и быстро-быстро закивала.

— Она сейчас здесь?

— Да.

— Где?

Девушка хотела что-то ответить, но лицо ее стало еще бледнее, она покачнулась, и Екатерина Андреевна даже испугалась за нее.

— Сейчас принесу воды! — крикнула она, направляясь к бару.

Попросив стакан воды без газа, Екатерина Андреевна поспешила назад, но из-за колонны заметила, как бледную стажерку расспрашивают о чем-то два старших администратора. Она что-то отвечала и показывала в ту сторону, куда ушла Екатерина Андреевна. Решив, что столкновение с опытными администраторами не сулит ничего хорошего — чего доброго, еще полицию вызовут, — Романова поспешила ретироваться.

Выйдя на улицу, она огляделась. Не найдя поблизости ни одной скамейки, Екатерина Андреевна стала прохаживаться взад и вперед, стараясь не упускать из виду парадный вход гостиницы.

— Катрин Андревна! — раздалось у нее за спиной.

Романова обернулась. Из-за забора, с территории парка, вцепившись руками в толстые прутья ограды, на нее смотрел чем-то страшно напуганный Сархат. А рядом с ним — Анзур, в той же позе и с перекошенным от ужаса лицом.

— Что это с вами? — осторожно поинтересовалась Екатерина Андреевна, подходя к забору.

— Там… там… там… — еле слышно проговорил Сархат.

— Что там? Где? — настойчиво спросила Романова.

— Щелавек! — выдавил из себя Анзур.

— Какой человек? — Екатерина Андреевна ничего не понимала, но напряглась в ожидании чего-то действительно жуткого.

— Там! — повторил Сархат.

— Так, стойте здесь, я сейчас подойду, — приказала Екатерина Андреевна и направилась было к гостинице, чтобы пройти через черный ход на территорию парка, но, вспомнив о разыскивающих ее администраторах, решила не рисковать и поспешила к главному входу в парк.

Путь туда и обратно, уже по территории парка, занял не более пяти минут. Таджики покорно ждали ее все в тех же позах, уткнувшись физиономиями в забор и боясь даже обернуться.

— Ну, показывайте, где ваш «щелавек»? — произнесла она, глядя на дрожащие мелкой дрожью спины, облаченные в оранжевые жилеты.

Таджики синхронно повернулись и переглянулись.

— Там, — опять сказал Сархат и неуверенно двинулся вдоль забора к задней части гостиницы, выходящей на территорию парка.

Они подошли к мусорным контейнерам, возле которых стояла груженная пожухлой листвой тачка, а рядом валялась лопата. Таджики остановились на почтенном расстоянии, кивками указывая на контейнер с откинутой крышкой.

— В мусорном баке? — спросила Екатерина Андреевна. Таджики закивали.

— Тело?

Таджики схватились за руки и зажмурились. Поняв, что толку от них не добиться, Екатерина Андреевна подошла к контейнеру и заглянула внутрь.

— Ну-ка иди сюда! — приказала она, посмотрев на Сархата, тот сразу же подтолкнул в ее сторону Анзура. — Лопату возьми.

Анзур поднял с земли лопату и протянул Екатерине Андреевне.

— Да не мне, чудо ты бессловесное! Расшевели мусор.

Анзур попытался исполнить приказание Романовой, но руки сами собой выпустили черенок, и лопата упала в контейнер. Екатерина Андреевна осуждающе посмотрела на него, ухватилась за черенок и стала аккуратно разгребать мусор. Анзур внимательно следил за ее манипуляциями, но в контейнер заглянуть не. решался. Она еще немного отгребла в сторону картофельные очистки и вздрогнула. Анзур вскрикнул и отбежал к Сархату.

— Щего? — отступив на шаг, прошептал Сархат.

Анзур что-то быстро затараторил по-таджикски с такой скоростью, что Екатерина Андреевна, в совершенстве знавшая этот язык, не поняла ни слова. Однако для нее самой все уже было ясно. Повернувшись к таджикам, Екатерина Андреевна спокойно произнесла:

— Пакет найдите.

Завадский уверенно постучал в дверь с табличкой «Следователь Скала П. П.».

— Войдите, — донесся из кабинета тоненький женский голосок.

Завадский вопросительно посмотрел на Чайкина, который в ответ только пожал плечами, и толкнул дверь.

За единственным в маленьком кабинете столом сидела щупленькая девушка в форме лейтенанта юстиции.

— Слушаю вас, — пропищала она.

— Простите, мы, кажется, ошиблись, — буркнул Завадский. — Нам нужен следователь Скала.

— Это я, — смущенно проговорила девушка.

— Вы? — не поверил Завадский.

— Скала? — переспросил Чайкин.

И оба, не удержавшись, прыснули, чем вызвали еще большее смятение бедной юной следовательши.

— Простите, бога ради, — едва успокоившись, произнес Завадский. — Просто… ну, понимаете…

— Понимаю, — ответила девушка. — Не слишком похожа на скалу.

— Точно! — неожиданно для самого себя взвизгнул Чайкин и, прикрыв рукой рот, снова затрясся в приступе смеха. Но тут же получил локтем в бок.

— Извините еще раз, — сказал Завадский и достал удостоверение. — Капитан Завадский. А это трясущееся тело — лейтенант Чайкин. Мы к вам по делу.

— Присаживайтесь. Может, чаю хотите? — захлопотала хозяйка кабинета.

— Ну, если не сложно…

— Конечно, не сложно! — Скала вскочила и щелкнула клавишей стоящего на тумбочке электрочайника.

— А у вас кофе есть? — спросил переставший наконец трястись Чайкин.

— Растворимый.

— Отлично!

— Нечего его кофеем баловать, — возразил Завадский.

— Что вы, что вы! Мне совсем не сложно, — проворковала следовательша.

Вскоре перед Завадским красовался дымящийся красноватым ароматным чаем граненый стакан в алюминиевом подстаканнике, а перед Чайкиным — элегантная кофейная чашечка с блюдцем и маленькой мельхиоровой ложечкой. Довершив этот натюрморт белой фаянсовой сахарницей с щипчиками, Скала села на место и вопросительно посмотрела на гостей.

— А у вас молоко есть?

— Чайкин! — процедил сквозь зубы Завадский.

— Нет, к сожалению, молока нет, — пожав плечами, будто извиняясь, ответила Скала.

— Ну и ладно! — Чайкин хлебнул крепкого душистого кофе и с наслаждением цокнул языком. — Так даже лучше.

Он поглядел на следователя Скалу и нашел, что она очень даже симпатичная. Слегка повел бровью и незаметно подмигнул. Она скользнула по нему матовым взглядом и улыбнулась одними уголками губ.

— Нас интересует дело Веры Столяровой, — начал разговор Завадский, не замечая этот немой флирт.

Скала тяжело вздохнула и опустила глаза.

— И что вы хотите узнать? — спросила она после недолгой паузы.

— Все.

— Вы можете ознакомиться с делом в архиве.

— Мы уже.

— Тогда что же…

— Мы хотим знать, какое отношение к ее смерти на самом деле имел гражданин Мардасов Олег Игоревич?

Девушка нервно сглотнула.

— А, в связи с чем вы интересуетесь?

— В связи с его убийством.

— Убийством? — переспросила Скала и растерянно уставилась на Завадского.

— Простите, как я могу к вам обращаться? — спохватился тот.

— Полина, — прошептала она.

— Полина, я Александр, — представился Завадский и тут же добавил: — Александрович.

— Очень приятно.

— И мне.

— А я Андрей, — вставил Чайкин. — Евгеньевич.

— Так вот, Полина, — продолжил Завадский, — нам бы очень хотелось узнать подробности.

— Вы же читали дело…

— Читали, — подтвердил Чайкин. — И нам кажется, там не все так просто, и вообще…

Скала неожиданно шмыгнула носом.

— Полагаю, у Мардасова оказались очень сильные адвокаты, — предположил Завадский. — Его оправдали и отпустили, а вы остались с висяком и получили людей от начальства?

Полина громко всхлипнула.

— Ну-ну, не стоит. Чайкин, дай девушке воды. Чайкин вскочил с места и растерянно огляделся:

— А где?

— Там. — Скала кивнула на окно, где за занавеской на подоконнике стоял графин.

Выпив залпом целый стакан воды, Полина немного успокоилась и поведала гостям печальную историю о том, как развалилось ее первое дело, о чем Завадский, собственно, и так уже догадался.

Тело Веры Столяровой было найдено в парке. Экспертиза установила, что смерть наступила от удара головой о твердый угловатый предмет, вероятно, в результате падения. Выяснилось, что незадолго до этого Вера отправилась на вызов к Мардасову, который уже не в первый раз заказывал эскорт-услугу именно с этой девушкой. По правилам фирмы, сотрудницы должны незамедлительно докладывать о проделанной работе, чего Вера не сделала. А когда на следующий день она не вышла на работу, хозяйка фирмы забила тревогу. Правда, несмотря на ее усилия, в течение трех дней никто даже не пошевелился. А на четвертый день обнаружилось, что Вера мертва. Следствие пыталось увязать это происшествие с Мардасовым, но адвокат ловко вывел своего клиента из-под удара. Обследование тела погибшей показало, что перед смертью она с кем-то боролась — под ногтями нашли частицы чужой кожи. Но Полине не только не позволили взять образцы тканей подозреваемого, но даже провести осмотр его квартиры. И Мардасов, а следователь Скала была абсолютно уверена в его причастности к убийству, вышел сухим из воды и даже в качестве этакой издевки преподнес Полине куклу, мол, тебе, девочка, еще рано серьезными делами заниматься, иди-ка поиграй в игрушки.

— Вот гад! — вырвалось у Чайкина.

— Скажите, Полина, — задумчиво проговорил Завадский. — А почему вы так уверены, что это был Мардасов? Может, у Столяровой был какой-нибудь ревнивый ухажер?

— Я проверила, не было никакого ухажера. Вообще никого не было, она вела замкнутый образ жизни.

— Ну да, хозяйка фирмы, где она работала, тоже так сказала, — вспомнил Чайкин.

— А что насчет родственников? — поинтересовался Завадский.

— Она приезжая, в Москве — никого. Единственная, кого мы нашли, — сестра в Старом Осколе, — сказала Полина. — Марина Столярова. Она же, насколько я знаю, и занималась похоронами.

— Сестра, — повторил Завадский. — Это не та, которую ты пытался найти? — спросил он у Чайкина.

— Она.

— Вы ее искали? — удивилась Скала.

— Да, думали она еще в Москве, хотели кое о чем расспросить, — сказал Чайкин.

— А адресок ее в Старом Осколе у вас остался? — спросил Завадский.

— Сейчас, — ответила Полина и взяла со стола смартфон. — Вот.

— Ох уж эти мне современные технологии! — со вздохом проговорил Завадский, переписывая адрес Марины Столяровой в потрепанный блокнот.

Чайкин с сочувствием посмотрел на него и подмигнул Полине. Та снова улыбнулась, как и в самом начале встречи, лишь уголками губ, а щеки ее покрылись легким румянцем.

— Спасибо, коллега! — сказал Завадский, возвращая Полине смартфон. — Думаю, мы еще покрутим это дело. Да, Чайкин?

— Обязательно, — пропел тот, не отрывая взгляда от вконец смутившейся Полины.

— Ну, тогда пошли.

— Куда?

— Крутить, — ответил Завадский и вытолкал младшего напарника в коридор.

— Сан Саныч, и что теперь? В Старый Оскол ехать? — спросил Чайкин, едва они покинули Следственный комитет.

— Зачем?

— Ну, вы же адрес взяли?

— Ох, Чайкин, да это я так — на всякий случай. Неужели ты думаешь, что какая-то провинциальная девица притащилась черт знает откуда, чтобы в отместку за смерть сестры среди бела дня до смерти заколоть инсулином крутого бизнесмена, вину которого следствие даже близко не смогло доказать?

— Ну, типа того.

Завадский покачал головой.

— Лучше ищи брюнетку из отеля.

— Понял, — вздохнув, сказал Чайкин.

Швейцар предупредительно открыл дверь, и из гостиницы вышла роскошная высокая брюнетка в коротком золотистом плаще и такого же цвета сапожках на высоких каблуках. Екатерина Андреевна узнала ее сразу, ей даже не пришлось сверяться с портретом в телефоне. Брюнетка неторопливо сошла по ступенькам и села в подкативший к крыльцу белый «Мерседес».

— Мне пора! — объявила Екатерина Андреевна и рванула с места, как заправский спринтер.

Сархат даже рот открыл от удивления, а Анзур торопливо вытащил мобильник и включил камеру. Екатерина Андреевна подбежала к одному из двух желтеньких такси, припаркованных возле гостиницы «Славянка», и резво запрыгнула внутрь. Через мгновение такси взревело мотором, словно болид «Формулы-1» на старте, и, подняв облако пыли, умчалось вслед за скрывшимся из виду белым «Мерседесом».

— Уах! — сказали хором Сархат и Анзур.

Миновав три квартала, «Мерседес» свернул с дороги и, проехав под аркой, остановился во дворе внушительного «сталинского» дома. Екатерина Андреевна знала, что, в отличие от сквозных питерских, в Москве такие дворы, как правило, имеют только один въезд. Поэтому она попросила водителя притормозить и, расплатившись, нырнула в арку как раз в ту секунду, когда водитель «Мерседеса», седой коренастый мужчина, в полупоклоне открывал заднюю пассажирскую дверь. Брюнетка не спеша вышла. Водитель закрыл машину, проводил брюнетку до подъезда и зашел следом за ней. Екатерина Андреевна едва успела подставить ногу, прежде чем дверь в подъезд закрылась.

Оказавшись внутри, она осторожно огляделась, дабы убедиться, что здесь нет какой-нибудь свирепой охраны, и подошла к лифту. Индикатор показывал, что кабина остановилась на третьем этаже. Екатерина Андреевна прислушалась. Сверху донеслись приглушенные голоса, затем захлопнулась дверь. Лифт поехал вниз. Екатерина Андреевна напустила на лицо выражение надменности и, едва двери распахнулись, окинула водителя пренебрежительным взором. Выходя из лифта, он поздоровался и на мгновение задержал на ней взгляд. Екатерина Андреевна буркнула в ответ что-то несвязное и нажала на кнопку третьего этажа. Двери лифта закрылись, запах одеколона только что вышедшего отсюда мужчины мгновенно растворился, и Екатерина Андреевна оказалась окутанной едва уловимым и до боли узнаваемым ароматом. О боже! Тут невозможно было ошибиться. Этот запах — запах вечной французской классики от великой Коко — нельзя спутать ни с чем! Неужели среди современных женщин еще остались ценители поистине прекрасного?

Квартир на площадке оказалось всего две. Это сильно облегчало задачу, однако нужно было решить, в какую именно дверь следует позвонить. Подойдя к одной квартире, Екатерина Андреевна принюхалась — в нос ударил резкий запах краски. Сочтя» что такая роскошная дама, как брюнетка в золотистом плаще, вряд ли будет жить в квартире, где идет ремонт, Романова подошла к другой двери и осторожно потянула носом. Так и есть — она снова уловила аромат «Шанель № 5». Екатерина Андреевна решительно нажала на кнопку звонка.

«Динь-дон-н-н-н-н!»

Дверь бесшумно открылась, и на пороге возникла брюнетка, уже без плаща, но еще в «рабочем» атласном платье черного цвета, едва прикрывающем крепкие бедра, и в пушистых домашних тапочках на стройных ногах, длине которых позавидовала бы любая женщина, в том числе и Екатерина Андреевна. Брюнетка молча зыркнула сверху вниз на непрошеную гостью, затем посмотрела куда-то ей за спину. Екатерина Андреевна хотела было обернуться, но в это мгновение будто потолок обрушился ей на голову, и она потеряла сознание…

— Сан Саныч, я в гостинице!

Завадский отдернул голову от телефонной трубки и поковырял пальцем в ухе, словно выгоняя из него воду.

— Ты чего орешь? — спросил он, снова прильнув к трубке.

— Тетя Катя пропала!

— Какая тетя… A, ну да! Наша неугомонная мисс Марпл.

— Она села в такси и уехала! — продолжал вопить Чайкин.

— Ты можешь потише? — раздраженно рявкнул Завадский. — Давай толком, что она там еще натворила?

Чайкин глубоко вдохнул, задержал дыхание, потом резко выпустил воздух и посмотрел на двух таджиков, прижимающих к груди потрепанные метлы.

— Они говорят, что тетя Катя поехала за этой…

— Балшой дарагой женщин, — подсказал Сархат.

— Большой дорогой… — снова закричал в трубку Чайкин. — Тьфу! В общем, тетя Катя выследила ту брюнетку, которая была на записи с камер наблюдения, и поехала за ней.

— Кто они?

— Что?

— Я спрашиваю, кто они? Ты сказал «они говорят».

— А, ну эти двое, Сархат и Анзур, дворники.

— Ха! — усмехнулся Завадский. — Ну еще бы! Верные помощники твоей неуемной тети. И что теперь?

— И теперь она не отвечает на звонки.

— Час от часу не легче! — проворчал Завадский. — Куда эта брюнетка поехала, конечно, неизвестно?

— Нет! Я пытался выяснить у администратора, никто ничего не знает.

— Как это они не знают? В жизни не поверю!

— Молчат, как партизаны. — Чайкин вздохнул. — Ни имени, говорят, не знают, ни адреса — ничего!

— Припугнул?

— А как же! Бесполезно.

— Выясни пока, может, кто-нибудь запомнил номер такси. Я сейчас приеду.

— Хорошо. — Чайкин отключил телефон и обреченно посмотрел на таджиков. — Значит, номера машины вы не запомнили?

Таджики синхронно покачали головами.

Завадский приехал очень быстро, на своей машине, и сразу устроил Чайкину выволочку за то, что он никак не успокоит свою чрезмерно инициативную родственницу и в очередной раз позволил ей совершить глупость.

— А вы? — Завадский грозно посмотрел на съежившихся таджиков. — Совсем памяти нет? Даже цифры не запомнили?

Таджики виновато уставились себе под ноги.

— Ну, хотя бы какая машина? Может… на ней реклама была? Я не знаю…

— Вот такой машин была, — запинаясь от волнения, произнес Анзур и протянул Завадскому свой телефон, на экране которого Екатерина Андреевна с разбегу запрыгивала в такси.

— Твою… дивизию! — взревел Завадский. — Так что ж ты сразу…

Он выхватил телефон у перепуганного таджика и стал нетерпеливо крутить его.

— Чайкин!

— Да, я здесь! — отозвался Чайкин, из-за спины внимательно наблюдающий за манипуляциями начальника.

— Чего ты весь день орешь! — Завадский потер ухо. — Оглушить меня надумал? На-ка, увеличь это, там же номер должно быть видно.

Вскоре они уже мчались по адресу, который легко удалось выяснить через таксомоторную компанию. Чайкин взмок от волнения. Завадский, стиснув зубы, вцепился в руль и время от времени шептал проклятия в адрес сами знаете кого.

Охрану в доме, которая на самом деле была, только следила за происходящим в подъезде через камеры видеонаблюдения, Завадский нейтрализовал быстро, пригрозив уголовным делом за похищение человека. Собственно говоря, охранники, их было двое — крепкие ребята в черных костюмах, с именными бейджиками на груди, — даже не сопротивлялись. Они сразу рассказали, как заметили подозрительную женщину, проникшую в подъезд, и сообщили о ней телохранителям госпожи Горбачевой — той самой брюнетки, за которой следила Екатерина Андреевна. А дальше телохранители уже сами с ней разбирались.

— Где она? — петухом вскричал перевозбужденный Чайкин.

— Там, наверное. У Горбачевой в квартире.

Завадский хотел было что-то сказать, но вместо этого как-то нерешительно погрозил охранникам пальцем и вышел из дежурки. Чайкин прорычал что-то нечленораздельное и выскочил следом.

Дверь им открыла пожилая женщина в белом фартуке и чепчике — типичная горничная из девятнадцатого века.

— Я вас слушаю, — произнесла она низким грудным голосом. В это время из глубины квартиры донесся неприлично громкий смех.

— Тетя Катя! — крикнул Чайкин и бросился в квартиру, едва не сбив с ног оторопевшую горничную.

— Я войду? — спросил Завадский, показывая свое удостоверение.

Горничная близоруко сощурилась, вглядываясь в документ, затем кивнула и впустила его внутрь.

Ворвавшись в просторную гостиную, обставленную роскошной мебелью, отдаленно напоминавшую французский ампир, Чайкин на мгновение замер. Возле камина, лицом к двери, в роскошном кресле с широкими подлокотниками, с резиновой грелкой на голове и чашкой кофе в руке сидела Екатерина Андреевна Романова. Увидев внучатого племянника, она улыбнулась и, кивнув кому-то, скрывающемуся за высокой спинкой такого же кресла напротив, сказала:

— Андрей Евгеньевич Чайкин, лейтенант полиции. Мой племянник. Внучатый.

— Очень рада! — послышался волнующий бархатный голос, от звука которого внутри у Чайкина все затрепетало, и через мгновение с кресла встала та самая брюнетка.

Чайкин нервно сглотнул и так выпучил глаза, что показалось, они вот-вот выскочат из орбит, как у волка, пялящегося на красную шапочку, в одном американском мультике.

— Андрей! — Екатерина Андреевна укоризненно покачала головой. — Позволь представить тебе Ларису Ивановну Горбачеву.

Чайкин попытался ответить, но лишь просипел что-то внезапно пересохшим горлом.

— Это не вас случайно так настойчиво хотел Мимино? — донесся у него из-за спины голос Завадского. — Что ж, я его понимаю.

— Фу! Вечно вы все опошлите, Завадский! — возмутилась Екатерина Андреевна.

— Ну что вы! — улыбнувшись, сказала Лариса Ивановна. — Это даже мило. Проходите, господин капитан.

Завадский машинально посмотрел на плечи своего плаща, словно проверяя, нет ли там погон.

— Екатерина Андреевна мне о вас рассказывала, — пояснила Горбачева.

— Да? — недоверчиво переспросил Завадский.

— Вы, оказывается, герой, Александр Александрович! Не раз спасали Екатерину Андреевну.

— Я?!

— Вот только сейчас она мне говорила, что вы непременно примчитесь ей на выручку. Да, Екатерина Андреевна?

Романова кивнула, с трудом сдерживая улыбку и опустив взгляд на чашку с кофе, которую по-прежнему держала в руках.

— И о вас тоже, Андрей Евгеньевич, рассказывала. Так что я, можно сказать, с вами обоими заочно уже знакома. Не сочтите за труд, возьмите вон те стулья и присаживайтесь к нам.

— Да, господа, прошу, — поддержала Екатерина Андреевна. — Мы как раз обсуждали с Ларисой Ивановной кое-какие детали, касающиеся нашего дела.

— Надо же, как интересно, — проворчал Завадский, присаживаясь. — А что у вас с головой?

— Это Руслан, мой телохранитель, перестарался, — пояснила Лариса Ивановна.

— Что?! — воскликнул Чайкин. — Теть Кать, тебя опять стукнули по голове?

— И все без толку, — выдохнул в сторону Завадский.

— Что вы сказали? — спросила Екатерина Андреевна.

— Я говорю, врачу надо показаться.

— Врач уже был, осмотрел. Все в порядке, — заверила Горбачева.

— А это? — Завадский показал на грелку на голове у Екатерины Андреевны.

— Лед.

— Ясно. Чайкин, да сядь ты уже, наконец! — бросил Завадский продолжающему метаться по комнате беспокойному помощнику. — Так что вы тут обсуждали?

Он покосился на Ларису Ивановну и сразу, будто школьник, смутился, поскольку взгляд его, против воли, фокусировался не на глазах роскошной хозяйки дома, как того требовал этикет, а на ее пухлых малиновых губах, да к тому же постоянно предательски соскальзывал еще ниже. Горбачева едва заметно улыбнулась и сделала вид, что не заметила смущения бравого сыщика.

— Да, я как раз собиралась рассказать Екатерине Андреевне о том дне, когда сами знаете что произошло — не люблю произносить такие ужасные слова вслух, — сказала Лариса Ивановна. — Я была в дамской комнате, когда туда вбежала эта девочка. Она была бледная, явно чем-то напугана. Да и выглядела довольно странно, непривычно. Я поначалу не придала этому значения и вышла, но потом решила вернуться, а когда подошла к двери, услышала, как она раз за разом повторяет: «Господи! Я этого не хотела!»

— Чего не хотела? — спросил Чайкин.

— Ну, ужатого я не знаю. Только когда я попыталась войти, она выскочила навстречу, едва не сбив меня с ног, и убежала. Вот и все.

— Простите, вы сказали, она выглядела непривычно. Вы эту девушку раньше встречали? — спросил Завадский.

— Конечно! Она работает в гостинице администратором. Новенькая, стажер еще.

— Я ее знаю! — воскликнула Екатерина Андреевна. — Блондиночка, круглолицая такая.

— Вот-вот, блондинка. А тут она вдруг оказалась брюнеткой, да еще в черном вечернем платье вместо униформы.

— Выходит, она зачем-то переоделась, — констатировал Завадский.

— И перекрасилась, — добавил Чайкин.

— Она не перекрасилась, — возразила Екатерина Андреевна и подняла с пола лежавший у ее ног полиэтиленовый пакет. — Вот! — И она вытащила из пакета черный парик.

— Откуда у вас это? — прошептал Завадский.

— Теть Кать, отпечатки! — крикнул Чайкин.

— Пакет мой, а на парике вы отпечатки вряд ли найдете. И на этом тоже.

Вслед за париком Екатерина Андреевна извлекла из пакета черное атласное платье.

— Надо скорее ехать в гостиницу! — Чайкин вскочил и вопросительно посмотрел на Завадского.

— Едем! — ответила за Завадского Екатерина Андреевна.

— Поезжайте, капитан, — сказала Лариса Андреевна, вставая и протягивая руку Завадскому.

Тот резко встал и обхватил своими грубыми пальцами шелковистую ладошку хозяйки дома.

— Я надеюсь, мы еще увидимся? — промурлыкала Горбачева.

— Я… мне… Хм! Возможно.

— Приезжайте в гости, капитан. Я буду вас ждать.

— Благодарю! Но, боюсь…

— Вы меня боитесь?

— Нет, просто у меня мало…

— Времени? — Лариса Ивановна загадочно улыбнулась и томно моргнула. — Или денег?

— И того, и другого, — пробормотал Завадский, и Чайкин впервые в жизни увидел, как его начальник густо покраснел.

— Ну, времени я вам прибавить не могу, а насчет денег… не беспокойтесь. Я ведь приглашаю вас просто так, по-дружески. Это будет мой вам подарок.

— Но мне нечего будет подарить вам в ответ.

— Пригласите меня на ужин.

— Хорошо! Простите, нам пора, — пробормотал уже вконец сконфуженный капитан Завадский и, не глядя на Чайкина, а тем более на его ехидно улыбающуюся двоюродную бабушку, бросился вон из квартиры.

— Где ваша стажерка? — грозно спросила Екатерина Андреевна и для пущей важности хлопнула ладонью по стойке администратора.

— А вы, собственно, кто такие? — подозрительно глядя на странную троицу: гиперактивную старуху, угрюмого мужика и взъерошенного юнца — поинтересовался худощавый темноволосый администратор, молодой мужчина с зализанной прической и тонкими усиками.

Екатерина Андреевна помнила этого субчика, это от него она давеча вынуждена была скрываться, после того как напугала стажерку и та, видимо, пожаловалась старшим коллегам.

— А мы, собственно, из полиции! — в тон администратору ответил взъерошенный юнец, он же лейтенант Чайкин, и стукнул о стойку раскрытыми «корочками».

Завадский молча продемонстрировал администратору свои.

— Хм! — только и сказал администратор.

— Что «хм», молодой человек? — еще более грозным голосом произнесла Екатерина Андреевна. — Где она? Как ее имя?

— Я должен сообщить руководству.

— Некогда! — рявкнул Завадский, заставив администратора вздрогнуть.

— Она… уволилась, — бледнея, пролепетал тот.

— Как уволилась? — воскликнул Завадский. — Когда?

— Сегодня. Часа два назад.

— И где теперь ее искать? — сокрушенно воскликнул Чайкин.

— Я н-не знаю.

— А имя? — напомнила Екатерина Андреевна.

— Марина Столярова.

Все трое переглянулись.

— Адрес! — зарычал Завадский.

— У вас там, в системе, анкеты работников есть? — со знанием дела спросил Чайкин, кивая на компьютер.

— К-конечно.

— Ну так распечатай.

— И побыстрее! — добавил Завадский.

— В трех экземплярах, — уточнила Екатерина Андреевна.

Через минуту все трое держали в руках по листку бумаги с портретом Марины Столяровой, контактным телефоном, адресом в Старом Осколе и адресом съемной квартиры в Москве, той, где Чайкин с Екатериной Андреевной уже побывали.

— Телефон отключен, — сказала Екатерина Андреевна, отнимая от уха трубку мобильника. — Андрей, а ты узнал адрес квартиры, которую купила ее сестра?

— Какой еще квартиры? — грозно спросил Завадский. — Почему я ничего не знаю?

— Сан Саныч, я думал, это к делу отношения не имеет, — стал оправдываться Чайкин.

— В нашем деле все имеет отношение к делу!

— Я думал, что Марина давно уехала, сразу после похорон сестры. Вы же тоже так думали, Сан Саныч.

— Ближе к делу, Чайкин!.

— Вера Столярова незадолго до смерти купила квартиру в ипотеку. После ее смерти Марина должна была что-то с этим сделать.

— Ну и?

— По всей видимости, все это время Марина жила именно в этой квартире. Тетя Катя посоветовала проверить в реестре недвижимости, и…

— Чайкин, не томи!

— В реестре зарегистрировано оформление права собственности на имя Марины Столяровой на основании подтвержденного наследства, а потом продажа этой квартиры.

— Когда зарегистрирована продажа?

— Вчера.

— Так чего мы ждем? — воскликнула Екатерина Андреевна. — Поехали скорее, вдруг она еще не успела съехать.

— Чайкин! Адрес! — рявкнул Завадский.

Дверь никто не открывал. Екатерина Андреевна продолжала давить на кнопку звонка, Завадский стучал кулаком, Чайкин пинал ногой.

Дверь соседской квартиры приоткрылась, из нее выглянула старушечья физиономия в платке и низким голосом проворчала:

— Ходють и фулюганють! Ходють и фулюганють!

— Эй, бабуля! — крикнул Завадский, бросаясь к ней, но старуха захлопнула дверь у него перед самым носом.

В это время из квартиры напротив выглянула девица с шарфом на шее, в рваных джинсах и розовом топе, оголяющем пупок, украшенный здоровенным кольцом. На лице, покрытом вызывающим макияжем, тоже поблескивали бесконечные колечки: в ушах, на бровях, на носу, — а над и под губами торчали разнокалиберные шарики. Из-за спины у девицы выглядывал лохматый пес.

— Ну, и чего мы ломимся?

— Девушка! — Чайкин бросился было к ней, но сразу отступил назад, едва пес, высунув из двери оскаленную морду, глухо зарычал. — Мы из полиции. Вот мое удостоверение.

Девица затолкала пса в квартиру и прикрыла дверь.

— Мы ищем вашу соседку.

— Которую? — прищурившись, спросила девица.

— Послушайте, не валяйте дурака! — вмешался в разговор Завадский. — Вы прекрасно знаете какую — Марину.

— А чего это я дурака вдруг валяю? — брезгливо скривившись, протянула девица. — Вам надо, вы и ищите.

— Голубушка! — воскликнула Екатерина Андреевна. — Нам она очень-очень нужна! Сделайте милость, помогите!

— Да я-то чего, — смутилась девица. — Уехала она.

— Когда? — хором воскликнули все трое — Екатерина Андреевна, Завадский и Чайкин.

— Да только что. Ну, может, с час где-то. Она ж квартиру эту продала. Жалко, конечно! Хорошая девчонка, было хоть с кем пообщаться. А то здесь одни старые перечницы кругом… — Девица осеклась, взглянув на Екатерину Андреевну, но Романова и виду не подала, что оскорбилась.

— А куда? Куда, голубушка? — в тон Екатерине Андреевне умоляющим голосом спросил Завадский.

— Сказала, что домой, в Старый Оскол.

— На вокзал! — скомандовала Екатерина Андреевна, и вся троица на глазах у изумленной любительницы пирсинга ринулась вниз по лестнице.

— А если она не на поезде? — спросил Чайкин, когда они уже мчались на машине по Садовому Кольцу.

— А на чем? — спросил Завадский.

— На самолете.

— В Старый Оскол самолеты не летают, — отозвалась с заднего сиденья Екатерина Андреевна. — А вот автобусом вполне можно добраться.

— Чайкин, ну-ка посмотри, — велел Завадский, и Чайкин полез в смартфон.

— Есть! — воскликнул он. — На семичасовой она вряд ли успела, а вот есть еще девятичасовой, отходит почти в то же время, что и поезд. Что будем делать?

— Что делать, что делать… — проворчал Завадский. — Я вас двоих высажу у вокзала, а сам поеду на автостанцию. Где она?

— На Красногвардейской.

— Вот черт! Далековато, могу не успеть.

— Остановите у «Атриума», — предложила Екатерина Андреевна. — Мы добежим.

— Резонно, — согласился Завадский и резко затормозил напротив сияющего витринами торгового центра «Атриум».

Едва Екатерина Андреевна и Чайкин захлопнули двери, он дал по газам, и старенькая «Лада» резво нырнула в мчащийся по широкой улице автомобильный поток.

— И где нам ее искать? — выдохнул Чайкин, когда они вбежали в здание вокзала.

— Поезд еще не подали, — сказала Екатерина Андреевна, пробежав глазами по табло расписания. — Значит, в зале ожидания.

Однако в зале ожидания Марины не было.

— Может, она в кафе? — предположил Чайкин.

— Сомневаюсь. Она так тщательно готовилась к отъезду. Неужели бы она не запаслась едой в дорогу? К тому же люди из провинции более рациональные, чем мы, и не станут без надобности тратиться на всякое баловство.

— Выходит, когда мы с тобой заходим в наше кафе попить кофе — это баловство?

— Мы, столичные жители, — избалованные. И, к сожалению, поделать с этим ничего нельзя, — со вздохом произнесла Екатерина Андреевна и вдруг спросила: — А здесь нет другого зала ожидания?

— Не знаю, сейчас спрошу.

Еще один зал ожидания оказался на втором этаже. Марину они увидели издалека. Она сидела в противоположном конце зала, облокотившись о стоявший в ногах чемодан и глядя в одну точку. На ней была зеленая трикотажная кофточка, простенькие джинсы и кроссовки. Рядом на спинке кресла лежала куртка. Чайкин знаком показал Екатерине Андреевне, что надо обойти беглянку с двух сторон. Но едва они двинулись в сторону Марины, она повернула голову и узнала в крадущейся вдоль стены старушке ту самую подозрительную особу, которая с утра до смерти ее перепугала. В это мгновение Екатерина Андреевна как раз обернулась на Чайкина, и Марина заметила его тоже. Сообразив, что эти двое явились по ее душу, она вскочила, схватила куртку, чемодан и рванула к выходу. Но Чайкин оказался резвее и, перепрыгнув через два ряда кресел, свалив, правда, по пути несколько сумок и столкнув на пол мирно спящего в креслах давно не бритого и не мытого гражданина, перегородил ей дорогу. Недолго думая, Марина швырнула Чайкину в лицо куртку, а под ноги чемодан. Куртку-то он поймал, а вот о чемодан споткнулся и с грохотом растянулся на полу.

Тем временем Марина уже соревновалась в беге с Екатериной Андреевной и, конечно, обыгрывала ее. Но единственный оставшийся путь к отступлению оказался тупиковым и вел к туалетам. Марина нырнула в туалет, помахав перед носом у вахтерши своим билетом.

Екатерина Андреевна хотела было проскочить следом, но бдительная вахтерша остановила ее грозным окриком:

— Тридцать рублей!

— За что? — искренне удивилась Екатерина Андреевна.

— За то!

— А она? — Екатерина Андреевна кивнула в сторону двери дамского туалета, за которой скрылась Марина.

— У нее билет.

Пришлось Екатерине Андреевне раскошелиться.

Прежде чем войти, она достала платочек и приложила его к носу — Романова с юности не переносила запаха общественных туалетов, особенно после того, как волею судьбы побывала в разных странах и посмотрела, какие туалеты бывают там. Однако сие заведение оказалось весьма чистым, и никаких неприятных «ароматов», разве что легкий запах хлорки.

Екатерина Андреевна осмотрелась. В туалетной комнате было четыре кабинки, две из них — свободны. Возле умывальника полная представительница одного из южных народов подмывала хнычущего младенца. Рядом плескались и обливали друг друга водой еще четверо черноволосых бесенят.

Екатерина Андреевна ополоснула лицо, затем достала пудреницу и прошлась тампоном по щекам. Дверь одной из кабинок распахнулась, и из нее вывалилась здоровенная бабища с огромным баулом. Екатерина Андреевна удивленно посмотрела на опустевшую кабинку, не понимая, как эта тетка могла там поместиться вместе со своим багажом. Тетка, не помыв рук, что вызвало на лице Екатерины Андреевны брезгливую гримасу, вышла. Тем временем представительница южного народа завершила водные процедуры и тоже вышла вместе со всем своим выводком. В туалетной комнате никого не осталось: только Екатерина Андреевна и одна закрытая кабинка.

Романова постучала в дверцу. Тишина.

— Марина, я знаю, что вы там. Нам нужно поговорить… Меня зовут Екатерина Андреевна Романова, я, как бы это сказать, — частный детектив. Неофициально, конечно. Я просто помогаю моему племяннику, внучатому. Он работает в полиции и занимается делом об убийстве… ну, вы знаете, кого… Мы изучили все обстоятельства дела, все улики — против вас. Мы нашли парик и платье. Вам лучше сдаться добровольно, не нужно убегать, этим вы только хуже себе сделаете. Вас ведь все равно найдут и… Марина, вы слышите? Откройте, пожалуйста. Обещаю, я сделаю все возможное, чтобы вам помочь. Но если вы сами не захотите себе помочь, не проясните детали, если сами не расскажете, как все произошло, будет очень сложно установить истину. Я знаю, что вы не хотели этого делать, и, вероятно, все произошло случайно. Я даже уверена в этом и понимаю, как вам тяжело. Помогите мне, и я помогу вам сбросить с души этот камень. Ведь это все из-за — сестры, да? Из-за Веры? Мы проведем повторное расследование и докажем, что ее убил Мардасов. Но без вас мы этого сделать не сможем… Марина! Детка!

Из кабинки донесся тоненький писк. А через мгновение дверца открылась. Марина Столярова сидела на закрытом крышкой унитазе и, закрыв лицо руками, плакала навзрыд.

— Ну что вы, что вы, голубушка!

Екатерина Андреевна обхватила руками ее голову и прижала к себе. Марина уткнулась ей в живот и зарыдала еще громче, словно выплескивая все те страдания, которые пришлось долгое время носить в себе.

— Вот вы, значит, какая, женщина в черном! Ну что ж, Марина Дмитриевна. — Завадский уткнулся подбородком в сцепленные пальцы рук. — Мы вас очень внимательно слушаем.

Марина сидела напротив него на стуле, опустив голову и уставившись на прожженную в линолеуме дырку. Дырке этой было уже лет десять или двадцать, появилась она еще тогда, когда в кабинетах можно было курить и кто-то, вероятно, уронил на пол зажженную сигарету. Может, кто-то из своих, а может — потерпевший или, наоборот, подозреваемый, неважно — им когда-то тоже разрешали здесь курить. Екатерина Андреевна настояла, чтобы допрос проводился в кабинете, а не в специальной допросной комнате, где атмосфера была настолько гнетущая, что ей зачастую самой хотелось признаться в совершении какого-нибудь преступления или, по крайней мере, неблаговидного поступка. Романова и Чайкин сидели сбоку и пытливо смотрели на задержанную.

— Когда мне сообщили, что Вера… погибла, я сразу приехала, — начала свой рассказ Марина. — Похороны. Хлопоты. Денег у меня было очень мало, хорошо с Вериной работы помогли — я бы одна это не осилила… Мы ведь с ней вдвоем остались, папа с мамой давно умерли, мне еще шестнадцать было, а Вере — восемнадцать. Она сразу пошла работать на кондитерскую фабрику, а меня отправила учиться в техникум. Так что я у нас в семье одна образованная. После учебы тоже пошла на кондитерскую фабрику, в службу охраны — у меня специальность «обслуживание охранных систем». Но денег все равно не хватало. Вот Вера и решила податься в столицу, ей кто-то из знакомых посоветовал. Я ее отговаривала, но она все равно уехала. И все хорошо у нее тут сложилось, деньги неплохие зарабатывать стала, квартиру сняла. Я к ней два раза приезжала. Потом она решила, что нам обеим надо жить в Москве, решила взять ипотеку… И вот… — Марина наконец подняла голову и взглянула на Завадского. — В общем, я телеграмму получила. Приехала. А потом узнала, что в убийстве Веры подозревают этого… гада. Даже суд был, я была на заседании. Только это все таким фарсом оказалось. Ведь было совершенно очевидно, что он виновен, но никто даже не попытался это доказать. Мне так обидно стало, и я решила сама это сделать. Сначала я устроилась на работу в его фирму секретарем. Я узнала, что на этой должности никто надолго не задерживается, а главное, что берут на нее только блондинок. Странно, правда? Оказывается, отдел кадров специально не брал на должность секретаря Мардасова брюнеток, потому что у него на них… не знаю, как сказать. В общем, он ни одной брюнетки пропустить не может, у него это что-то вроде мании было. А блондинок он терпеть не мог. Поэтому при любой возможности выгонял с работы. Так и со мной вышло. Но я успела многое узнать… Простите, можно мне мою сумку?

— Зачем это? — поинтересовался Завадский.

— Там глюкометр. Мне кажется, у меня сахар высокий. Надо измерить. — Она взглянула на Екатерину Андреевну, словно ища поддержки, потом снова посмотрела на Завадского и пояснила: — Диабет.

— Да, конечно! — спохватился Завадский. — Чайкин, подай. Марина достала из сумки прибор и сделала экспресс-анализ крови.

— Нужно сделать укол, — сказала она.

— Делайте, — разрешил Завадский и отвернулся.

Чайкин сделал вид, что тоже отвернулся, а сам продолжал коситься на Марину, которая тем временем задрала кофточку и делала укол себе в живот, за что и получил локтем в бок от бдительной Екатерины Андреевны.

— А еще узнала, что он собирается отмечать юбилей своей компании и устраивает по этому поводу большой фуршет, — продолжила Марина, вернув Чайкину свою сумку. — Правда, не знала где и когда. Но я позвонила его новой секретарше и все выяснила. Дату и место — гостиница «Славянка». Тогда я устроилась туда на работу. Мне было нужно подловить его где-нибудь, чтобы остаться с ним наедине. Нигде больше этого сделать было нельзя.

— Позвольте, — перебила ее Екатерина Андреевна. — А вы не боялись, что Мардасов вас узнает?

— Я была уверена, что он меня вообще не помнит. Мне кажется, он даже ни разу не посмотрел на меня, пока я у него работала. Я же не брюнетка.

— Поэтому вам понадобился этот маскарад с париком и вечерним платьем? — уточнил Завадский.

— Да, мне нужно было, чтобы он обратил на меня внимание, — пояснила Марина, — чтоб хотя бы ненадолго потерял над собой контроль.

— И лучшего места вы не нашли? — Завадский хмыкнул. — Знаете, если б ко мне в сортир ворвалась молодая женщина, я бы тоже потерял над собой контроль. И не важно, брюнетка она или блондинка.

— Но мне нужно было, чтобы он признался!

— Признался в чем?

— В убийстве Веры. Я переоделась и ждала, когда он пойдет в туалет.

— Значит, вы не ждали его там?

— Нет, я ждала в лобби, оттуда хорошо видно коридор, который ведет к туалетам.

— А как вам удалось отключить камеру видеонаблюдения? — спросил Чайкин. — Ведь на записи вас нет!

— Лазерная указка.

— Вы ослепили камеру лазерной указкой?

— Да, я знала, что это даст мне по крайней мере пять секунд — достаточно, чтобы проскочить незамеченной.

— Потрясающе! — воскликнула Екатерина Андреевна.

— Умно! — согласился Завадский.

— Сначала Мардасов меня не заметил, — продолжала Марина, — но когда я вошла следом за ним в кабинку, он, конечно, на мгновение опешил. А потом решил, что я одна из гостей и хочу с ним… Боже! Даже вспомнить противно. Он стал ко мне приставать. Я… я пыталась делать вид, что этого и добивалась. Кое-как я усадила его и сделала вид, что хочу… Господи! — что хочу раздеться. Он опять стал хватать меня своими потными руками. У меня под платьем, в чулке, был спрятан шприц с инсулином. Я выхватила его, воткнула ему в шею и сказала, что в шприце кислота, и если он сейчас же не признается в убийстве Веры, я вколю ему ее и… Он замер, а потом как зарычит! Кто ты, мол, такая? А я: сестра Веры, которую ты, подонок, убил. А он: ах ты… ну, нехорошее слово сказал. И сестра, говорит, твоя такая же. Ее, говорит, Прохнул и тебя замочу. И как дернется! Я испугалась и случайно на поршень шприца надавила. Он как будто удивился. А потом вдруг побагровел, захрипел, глаза налились. Я хотела выбежать, но услышала, что кто-то вошел, и прикрыла дверку. А этот… Мардасов мордой своей потной в меня уткнулся, губами слюнявыми шевелит, будто сказать что-то хочет. Я его сильней прижала, чтобы тот, кто вошел, ничего не услышал. А он, Мардасов, вдруг обмяк. Я подумала, отключился. В смысле, сознание потерял. Хотела уйти, а тот, который вошел, слышу, воду включил. Пришлось ждать. Гляжу, а Мардасов не дышит. Ну тут я, конечно, запаниковала. Дверку приоткрыла, а там Фрайман. Я его хорошо помнила, он слепой совсем. Вижу, без очков стоит. Значит, не узнает. Шприц вытерла, чтоб отпечатков не было, и, сама не знаю зачем, ему в карман сунула. И ушла. В женский туалет. Кое-как пришла в себя. Потом побежала в служебную комнату. Конечно, камеру по дороге снова ослепила. Переоделась и вернулась на стойку администрации. Пыталась спрятать парик и платье, но у меня так дрожали руки, что я никак не могла завернуть их в пакет. А тут вы еще появились. — Марина взглянула на Екатерину Андреевну.

— Так вот что вы там делали!

— Да, а потом выкинула все на помойку.

— А дальше? — спросил Чайкин.

— Остальное вы знаете. Кое-как продала Верину квартиру и хотела уехать домой.

— Я одного не могу понять, — сказал, почесав за ухом, Завадский. — Ну, допустим, все, что вы говорите — правда. Хотя я все же кое в чем сомневаюсь. В отличие от… — Он бросил взгляд на Екатерину Андреевну. — И все же, чего вы этим добились? Ну, признался он вам, а дальше что? Ведь кроме вас никто его признаний не слышал. И никаких доказательств, что вы сделали ему укол случайно, нет. А ведь человек умер! Ладно бы вы записали все это на какую-нибудь скрытую камеру…

— Так я записала, — едва слышно произнесла Марина.

Завадский на мгновение замер с открытым ртом, а потом медленно проговорил:

— Так какого же вы мне тут…

— Где запись? — внезапно осипшим голосом просвистел Чайкин.

— В телефоне.

— А телефон? — хором спросили Завадский и Екатерина Андреевна.

— Там, в сумке, — ответила Марина, кивнув на Чайкина, который до того увлекся, что все это время продолжал держать сумку в руках.

Чайкин от неожиданности едва не выронил ее. Потом посмотрел на Марину и, не решаясь копаться в чужих вещах, передал сумку хозяйке.

— Вот, — сказала Марина, протягивая Завадскому беленький смартфон с игрушечным мышонком на цепочке.

Судебное заседание длилось недолго. Марину признали виновной в причинении смерти по неосторожности. Учитывая все обстоятельства дела, суд назначил ей наказание в виде исправительных работ сроком на два года с отбыванием по месту ее старой работы — на старо-оскольской кондитерской фабрике. Благодаря предоставленной видеозаписи вновь было открыто дело об убийстве Веры Столяровой и наконец-то расставлены все точки над «i», а следователь Скала получила благодарность от начальства.

До вокзала Марину провожали большой компанией: Екатерина Андреевна, Чайкин, Завадский, Фрайман с женой, Полина Скала и примкнувшая к ним Лариса Ивановна Горбачева, озаботившаяся судьбой девушки из Старого Оскола, поскольку сама была родом с Бел город шины.

Посадив Марину в поезд, все вышли на привокзальную площадь и стали прощаться.

— Теть Кать, я задержусь еще немного, — сказал, почему-то смущаясь, Чайкин. — У меня дела.

— Конечно, Андрюша, дела — прежде всего! — улыбнувшись, ответила Екатерина Андреевна, искоса поглядывая на симпатичную девушку по фамилии Скала.

Возле них остановился белый «Мерседес», задняя дверь призывно распахнулась.

— Да, у меня тоже дела, — спохватился Завадский.

— Капитан! — промурлыкала Лариса Ивановна. — Вы забыли?

— О чем?

— Вы должны мне ужин.

— Но…

— Никаких «но»! — властным голосом объявила Горбачева, заталкивая Завадского в «Мерседес».

— А мы — в метро, — сказала Ольга Моисеевна Фрайман. — До свидания, Екатерина Андреевна. Еще раз спасибо вам за все!

— Не за что! — улыбнувшись, ответила Екатерина Андреевна. — Всего хорошего!

Она подала руку Ивану Абрамовичу, и он, поклонившись, поцеловал ее. Ольга Моисеевна незаметно дернула его за рукав, и счастливая пара удалилась в сторону станции метро «Курская».

— Ну вот и славненько! — сказала Екатерина Андреевна. — Наконец-то побуду одна. Какой прекрасный вечер!

Она вышла на Садовое кольцо. Уличные фонари кланялись ей, освещая путь теплым светом. Мимо проносились улыбающиеся яркими фарами автомобили. Навстречу спешили счастливые люди, возвращающиеся с работы. Кто-то с сумками, полными продуктов, кто-то с букетом цветов.

«Вот так всегда! — подумала Екатерина Андреевна. — У всех кто-то есть, только я, как обычно, встречаю вечер в одиночестве».

В кармане плаща завибрировал телефон. На экране высветилась надпись «Неизвестный».

— Алло! — осторожно проговорила в трубку Романова.

— Добрый вечер, Екатерина Андреевна!

— Артур Янович? — удивилась она. — Какими судьбами?

— Да вот подумал, вам, наверное, грустно брести в такое время по улице в одиночку.

Екатерина Андреевна огляделась по сторонам.

— Да и похолодало к вечеру. Холодно, поди, в таком плаще?

— Артур Янович! Опять эти ваши штучки!

Романова задрала голову и увидела на столбе камеру видеонаблюдения.

— Как вам не стыдно! — она погрозила камере кулаком.

— Ну-ну! Екатерина Андреевна, голубушка, вам это не идет.

— Вы злоупотребляете служебным положением.

— Только в исключительных случаях.

— И вообще, прекратите меня компрометировать!

— Что вы, что вы! И в мыслях не было.

— Вам уже лет пятнадцать как положено на пенсии быть, а вы все в игрушки играете.

— В нашем деле пенсия — неслыханная роскошь. Вам ведь тоже на месте не сидится?

— Я, между прочим, собираюсь вернуться в университет. Меня уже год ректор уговаривает кафедру взять. Так вот!

— Ах, как вы сейчас очаровательно дернули головкой! — Артур Янович!

— Простите, не удержался. И все же, что, если я предложу вам провести сегодняшний вечер в компании одного пожилого… джентльмена?

— Выражайтесь яснее, — кокетливо взглянув на камеру видеонаблюдения, сказала Екатерина Андреевна.

— Разрешите пригласить вас на ужин.

— Хм, надо подумать. У меня вообще-то были планы… Но я полагаю, что могу выкроить немного времени.

— Буду вам очень признателен. Впереди, шагах в ста, вы найдете очень милый ресторанчик. У окна забронирован столик. На имя, которое вы носили в мае семьдесят девятого в Касабланке. Ориентир — букет из белых роз.

— Полагаю, из тринадцати?

— Как всегда.

— И сколько мне придется вас ждать?

— Девять минут, тридцать пять секунд.

— Долго, конечно, но я, так и быть, подожду.

— Надеюсь, стаканчик глинтвейна, который официант уже ставит на столик, скрасит ваше непродолжительное одиночество.

— Артур Янович! Он же остынет! — осуждающе воскликнула Романова и торопливо зашагала по направлению к ресторану.

В ответ телефонная трубка засмеялась и отключилась.

— Ох уж эти мужчины! — вздохнула Екатерина Андреевна. — Никакого от них покоя!