Искатель Искомого

Глава 12 Трент

Однажды София подошла к мне, весьма чем-то озадаченная.

– Там к замку направляется восьмилетний мальчик! – воскликнула она, обладая, как и большинство матерей, удивительной способностью: едва лишь взглянув на ребенка, угадывать его возраст с точностью до года.

Я с сожалением оторвался от Книги Ответов. После пяти лет изучения кое-что в ней было уже мне понятно. Не подлежало сомнению, что статьи, например, написаны мной самим, а вот расположение материала и бесчисленные сноски – дело рук кого-то другого. Самому бы мне нипочем так все по полочкам не разложить. Теперь я мог найти необходимый Ответ в течение нескольких минут и уверен, что со временем научился бы находить его еще быстрее. Иногда я просто принимался читать статьи – одну за другой. Читал – и поражался: какой кладезь знаний! Сколько сведений! Нет, все-таки не зря я прожил эти двадцать девять забытых мною лет!

– Ну, раз он хочет получить от меня Ответ, – сказал я, – то возраст тут не помеха. Дай-ка взгляну, какие ему назначить испытания.

– Ты собираешься подвергнуть испытаниям ребенка? – ужаснулась София. Иногда она вела себя довольно странно, да и не мудрено: выросла-то – в Мандении.

– Я не собираюсь подвергнуться нашествию детворы, – резонно возразил я. – С меня хватило нашествия этих деревенских простофиль.

Я заглянул в книгу – и поразился. Там значилось: «ИСПЫТАНИЙ НЕ НАДО». Я осведомился, почему я должен делать кому-то поблажку, и ответом мне было: «ПОЛИТИКА». Помаленьку уже раздражаясь, как это часто случалось со мной при общении с Книгой, я потребовал объяснений. «ПОТОМУ ЧТО ПРОСИТЕЛЬ – ВОЛШЕБНИК».

Я вытаращил глаза. Потом посмотрел на Софию.

– Пусть войдет, – проворчал я. – Он – Волшебник.

Обрадованная, она поспешила вниз. Я уже пробовал однажды выяснить по Книге, нет ли в Ксанте еще кого-нибудь с талантом Волшебника, но вопрос был задан давно, а будущее предсказывать Книга не могла. Теперь же она отозвалась немедленно, стоило Волшебнику приблизиться к замку.

Я захлопнул том. Волшебник! За все мои годы скитаний по Ксанту мне посчастливилось найти лишь одного – и тот оказался Королем Штормом! Чем больше я присматривался к его правлению, тем меньше оно мне нравилось. Парень оказался неплохим Волшебником, но Король он был никудышный, и Ксант в итоге сползал все глубже в Темные Времена, вместо того чтобы из них выбираться. Нам нужен был другой Король – справедливый, деятельный, способный восстановить былое величие Замка Ругна. Не исключено, что им станет этот явившийся ко мне мальчишка.

София ввела паренька.

– Добрый Волшебник, – обратилась она ко мне, как требовал этикет. – К вам – Трент.

Я постарался скрыть свое волнение. Прежде чем открыть мальчику его высокое предназначение, следовало узнать о нем побольше.

– Ну, здравствуй, Трент. И что же тебя сюда привело?

– Я Волшебник, – сказал он. – Я должен стать Королем. А мама говорит, что Король Шторм убьет меня, если приду к нему и потребую трон.

– Она права, – сказал я.

София издала сдавленное восклицание. Мысль о том, что на ребенка могут поднять руку, ошеломила ее.

– Пойди принеси молодому человеку ромовые бабы, – попросил я, чтобы удалить ее из кабинета. София вышла.

– Но я не хочу ромовых баб, – запротестовал Трент. – Я и сам их сделать могу.

– Имеется в виду: с помощью магии? – спросил я, пытаясь выяснить направление его таланта.

– Конечно. Хочешь посмотреть?

Еще бы!

– Ну, если тебе не трудно...

Трент огляделся. На краешке стола подслеповато крутил головкой заблудившийся книжный червь. Мальчишка указал на него и произнес:

– Ромовые бабы.

И тут же на этом месте возник маленький ромовый баобаб, усыпанный спелыми плодами. Прелестный аромат наполнил комнату. Мальчишка превратил червя в деревце! Вне всякого сомнения, талант, достойный Волшебника.

Впрочем, это могла быть и иллюзия. Необходимо было удостовериться.

– Ты разрешишь? – спросил я, протягивая руку к деревцу.

– Конечно. Червяк-то твой.

Я сорвал ромовую бабу и надкусил. Превосходно!

– Еще что-нибудь? – спросил Трент. – Я могу.

– Как насчет стакана молока? – сказал я.

Он ткнул пальцем. На месте ромового баобаба возник развесистый молочай весь в молочных и чайных стручках.

– Стакана сделать не могу, – сказал Трент. – Только что-нибудь живое.

– Этого вполне достаточно. – Я был полностью удовлетворен. Передо мной стоял Волшебник Трансформации живых существ. – Итак, ты хочешь знать, как стать Королем и уцелеть при этом?

– Верно.

Я услышал, что София возвращается.

– Маленький урок дипломатии, – сказал я. – Бабами не пренебрегай. Просто прими их такими, какие они есть.

– Хорошо.

София внесла блюдо с ромовыми бабами. Трент поблагодарил ее и выбрал бабу. Определенно, он был весьма способный ученик. Что ж, это неплохо.

– Легкого решения я тебе предложить не могу, – сказал я. – Для тебя существуют лишь два способа стать Королем. Первый – подождать, пока Король Шторм умрет...

– Но это всю жизнь ждать! – запротестовал он.

– А второй – подготовиться, накопить сил и свергнуть его. Но для этого, пока ты будешь жить в замке, тебе нужно пройти серьезную подготовку, ибо борьба за власть – дело жестокое.

– А? – Он казался растерянным. – Так ты все-таки потребуешь от меня годичной службы?

– За время этой службы ты сможешь изучить все необходимое, – сказал я. – Конечно, я не собираюсь тебе помогать свергнуть законного правителя, но научить тебя, как уцелеть в этой борьбе, я берусь.

– А... – Растерянность его исчезла. Как я уже упоминал, это был весьма сообразительный мальчуган.

Итак, Трент поселился в одной из пустующих комнат замка, и я принялся обучать его, как наилучшим способом использовать ему свой талант. Стратегия была проста: превращать угрожающие существа в безобидные. Если Трента атаковала оса, он превращал ее в дрожащую на ветру осинку, а смертельно опасного василиска – в невинный василек. Поэтому в первую очередь следовало наловчиться в этих приемах и постоянно быть начеку. Однако тут была одна сложность: некоторые враги имеют обыкновение поражать на расстоянии, а Трент мог изменять лишь тех, что рядом. На этот случай мы придумали следующую хитрость: первое попавшееся существо Трент превращал во врага своих врагов. Однако подчас враги врагов могли оказаться и врагами самого Волшебника. Например, если вас атакует дракон, можно, конечно, сделать из какой-нибудь гусеницы водяную змею, но где гарантия, что она сначала не полакомится вами, а уж потом начнет заливать огнедышащую пасть водой. Но если, скажем, сотворить из той же гусеницы огромного сфинкса, который к людям в общем-то равнодушен, то ясно, что ярость чудовища обрушится именно на дракона.

Я также научил Трента безопасному способу ночлега в объятиях лже-путаны. Ни одно существо не приблизится к этому щупикововму растению, которое так легко спутать с настоящей развесистой путаной. Я советовал мальчику неусыпно заботиться о собственной безопасности, если он и впрямь намерен стать Королем. И даже не так: зная упрямый характер Трента, я ему этого категорически не советовал, но он всегда поступал наоборот. Что мне было и нужно.

В перерывах между занятиями мы обсуждали с ним более общие вопросы.

– Думается мне, что все-таки Щит – сомнительное благо для Ксанта, – заметил я.

– Почему? Разве он не защищает нас от вторжений из Мандении? Не сдерживает Волны?

– Он сдерживает Волны, – согласился я. Мы имели в виду Волны разорительных нашествий манденийцев на территорию Ксанта, остановленных смертоносным Щитом, созданием покойного Короля Эбнеза. – Но он также сдерживает и приток населения. В Мандении людей во много раз больше, чем в Ксанте, и Волны, какой бы ущерб они ни приносили, в итоге увеличивали нашу численность. А сейчас, смотри, деревни становятся все меньше, все удаленнее друг от друга, магические дороги между ними исчезают одна за другой, торговля ведется от случая к случаю. Нам нужен приток свежей крови, но этого не будет, пока существует Щит.

– Но манденийцы – ужасный народ! – сказал он, повторяя избитую истину. Манденией пугают детей, чтобы они хорошо вели себя.

– И София – тоже ужасна? – спросил я.

София всегда была к нему внимательна и заботлива. Она понимала, что имеет дело с будущим кандидатом на престол, и оказывала ему почести, близкие к королевским.

– Нет. Но...

– Она из Мандении.

Он уставился на меня. Этой темы мы просто раньше не касались. Теперь у него открылись глаза. Больше он никогда о Мандении плохо не отзывался. А впоследствии даже женился на манденийке. Как я.

Но я совершил ошибку. Я слишком мало говорил с ним о честности. Я полагал, что он и сам понимает, насколько она необходима, и больше занимался с ним чисто практическими вопросами. И ошибка эта, как и ошибка с Кромби, стоила очень дорого. Увы, мудрость приходит к нам слишком поздно!

Помню еще случай, когда к замку пришла изможденная женщина, и Книга Ответов вновь не назначила испытаний, хотя пришедшая не была Колдуньей. Почему? Это я должен был выяснить у самой женщины.

– С дочкой – прямо беда, – сказала она. – Шесть лет от роду, а послушания – никакого. Ничего не могу с ней поделать! Ум за разум заходит.

Я взглянул на просительницу. Похоже, что ум ее, в самом деле, едва выглядывал из-за разума.

– Что же она, огрызается? – спросил я.

– Да если бы! Она питает иллюзии!

– Многие девочки питают иллюзии. И чем же она их питает?

– Да уж не знаю, чем, но такие вырастают, что хоть из дому беги!

В мозгу моем забрезжила догадка. Книга Ответов не зря предупреждала меня, что в этой истории замешано лицо с талантом, достойным Волшебника.

– А вы не пробовали развеять эти иллюзии?

– Так ведь не поймешь, где иллюзия, где что! Попробуешь развеять – глядь, а оно настоящее! Все время нас дурачит...

Вытягивая из нее слово за словом, я наконец добился ясной картины. Ее дочь Ирис была Колдуньей Иллюзий. Колдунья, кроме пола, ничем не отличается от Волшебника. Дурацкое правило, что только Волшебник (читай, только мужчина) может стать Королем Ксанта, всегда казалось мне несправедливым. Один из законов, явно подлежащих отмене, но упрямо сохраняемых нынешнем Королем.

Я уже знал, что делать.

– Пришли ее сюда, и пусть она сама отслужит службу. За год мы научим ее хорошим манерам.

– О, спасибо тебе, Добрый Волшебник! – воскликнула она в слезах.

Итак, год спустя после того, как нас покинул Трент, в замке появилась шестилетняя Ирис. Кромби тогда исполнилось пять, но мальчиком он был необщительным, поскольку общаться предпочитал с одной лишь Метрией. Поэтому отношений между детьми, можно сказать, не было вообще. Ирис очень быстро обнаружила, что Кромби каким-то образом безошибочно угадывает, где иллюзия, а где нет, и перестала его задирать. Я подозреваю, что она изобразила ему проголодавшегося дракона, а вечером, когда легла в постель, обнаружила там растекшийся меренговый торт. И это была не иллюзия. Ей пришлось долго отмываться и стирать простыни, о чем она, конечно, никому не сказала, храня Тайны Детской Жизни. Оглядываясь назад, я понимаю, что пирог наверняка подложила Метрия. Вот и говори после этого, что от демонесс не бывает пользы! После того случая поведение Ирис резко улучшилось.

Девочка была удивительно талантлива. Ее иллюзии поражали достоверностью, сопровождались звуком и обладали запахом. Лишь притронувшись к видению, можно было убедиться, что это обман. Но кто бы решился подойти и притронуться, скажем, к тому же огнедышащему дракону, даже если возникло подозрение, что дракон не настоящий? Даже если бы и нашелся такой смельчак, то, подойдя к дракону он бы угодил в замаскированную огнедышащей иллюзией яму. С тем же успехом девочка могла изобразить на месте ямы ровную землю. Или яму на месте огнедышащего дракона. С таким талантом следует обращаться осторожно.

Но с Ирис особых сложностей не возникло. По двум причинам. Во-первых, мы были в восторге от ее таланта. Открыть Волшебника и Колдунью за каких-нибудь два года – согласитесь, начало неплохое. Даже если Ирис не станет править Ксантом, все равно Королю с ней придется считаться. Самой Ирис весьма льстило, что мы так серьезно к ней относимся, а если ребенок польщен, то проблем с его воспитанием не будет. Во-вторых, я ведь и сам как-никак был дипломированный Волшебник, всю жизнь собиравший сведения, снадобья и заклинания. Одурачить меня иллюзией дело непростое. Помнится, поначалу Ирис натворила ораву своих двойников, и они бегали с визгом по замку. На нее произвело сильное впечатление, когда я обратился именно к ней, не обращая внимание на остальных. Девочке было и невдомек, что существуют эликсиры, позволяющие отличать иллюзию от реальности. Но дети весьма уважительно относятся к тем взрослым, одурачить которых не удается.

Итак, Ирис училась новым приемам и совершенствовала старые. Поначалу она могла изобразить разве что кукольный домик; через год ей уже ничего не стоило создать иллюзию настоящего замка. Или, скажем, начав с миниатюрного грозового облачка, проливавшего, к ужасу Софии, ливень на коврик, она вскоре научилась мастерски копировать настоящую бурю с громом и молниями. И, самое главное, она постигла, что можно горькое питье делать сладким, а неприятную пищу – вкусной. Здесь она достигла таких высот, что могла уже обманывать саму себя. Если она забывала причесаться, то создать иллюзию прически было для нее легче легкого.

Я объяснил, что, когда она станет постарше, это умение пригодится ей даже больше, чем сейчас. В любой момент она сможет сделать себя прекрасной и великолепно одетой. Увлеченная этой мыслью, девочка немедленно придала себе облик взрослой женщины в платье с глубоким вырезом. Затем иллюзия одежды рассеялась, а иллюзия тела осталась.

– Я очень теперь привлекательна, Добрый Волшебник? – застенчиво спросила она.

– Нет, – сказал я.

Иллюзия надула губки.

– А почему? Грудь недостаточно большая?

– Большая, – сказал я. – Но одна. А у женщин две груди. Просто принято называть это в единственном числе – грудь.

Разговор, конечно, шел на грани раскрытия Тайн Взрослой Жизни, но ведь, в конце концов, Ирис была девочка, и мы обсуждали не мужскую анатомию.

– Называй как хочешь, – сказала она, и я даже вздрогнул, заподозрив на секунду, что имею дело с Метрией. Но нет, это было просто совпадение. – А груди должны быть очень большие?

– На этот счет есть разные точки зрения, – сказал я. – Но соски на них должны быть обязательно.

Тут воздух потемнел и в отдалении глухо загремело. Слово было запретное. Мы почти переступили порог Тайн Взрослой Жизни, дальше идти было опасно.

– Оп! – сказала Ирис, и грудь иллюзии украсилась сосками.

Тут послышались шаги в коридоре, иллюзия растворилась, и на месте ее возникла непричесанная Ирис.

– Расскажи мне еще об иллюзии красоты, Добрый Волшебник, – сказала Ирис, в то время как София вносила в комнату тарелку с бутербродами.

Из этого я заключил, что девочка вдобавок и тактична. София, хоть она и из Мандении, наверняка бы раскричалась, застав меня наедине с такой иллюзией. Границы тайн взрослой жизни подчас весьма размыты, но матерям они всегда кажутся четкими и узкими.

Через год мы отправили Ирис домой. Ей к тому времени уже исполнилось семь лет. Я предупредил ее, что приятные иллюзии воспринимаются людьми лучше, чем озорные, и она это запомнила. Если раньше она спасалась от касторки, ставя на пути матери призрачную стену, то теперь просто-напросто придавала лекарству вкус ванильного сиропа. Ее семья была нам очень благодарна.

София решила навестить родных в Мандении, и я дал ей заклинание, пропускающее через Щит. Я ожидал, что где-то через месяц она сама будет рада вернуться в Ксант из этой ужасной Мандении. Но, к моему удивлению, вернулась она почти немедленно, причем очень взволнованная.

– Ее нет! – воскликнула она.

– Мандении? Быть не может!

– Тем не менее это так! Там сейчас вообще пусто!

Я должен был взглянуть на такое диво. София была права: сразу за перешейком начиналось пустое пространство. Мандения исчезла.

Большой утраты я в этом, честно говоря, не видел. Все терпеть не могли Мандению и особенно сами манденийцы, которым там приходилось вариться всю жизнь. Состояние у них у всех, как правило, подавленное, и они вечно заглушали его крепкими напитками. Но София была непреклонна: исчезла ее родина, и я должен был ее отыскать. Со вздохом углубился я в эту новую проблему.

И выяснилось, что территория Мандении издавна делилась на участки, каждому из которых давался свой так называемый «почтовый индекс». Каждый год Служба Связи, занимавшаяся тем, что связывала манденийцев по рукам и ногам, давала участкам новые индексы. А в этот год кто-то там по рассеянности забыл это сделать. И целая страна формально исчезла. То есть исчезла вовсе. Впрочем, в Ксанте это заметили лишь двое: София да я.

Я написал письмо, присыпал его магической пылью и, сунув в конверт, отправил его на главпочту, куда оно и пришло, потому что больше прийти было некуда. В письме я изложил проблему и попросил, чтобы забытые земли были вновь снабжены индексами.

Улита едет, когда-то будет! Однако письмо мое все же добралось, и через некоторое время Мандения снова объявилась. София съездила к родным, и, вернувшись, рассказала странную новость, что в Мандении исчезновения страны вообще никто не заметил. Не исключено, что это государство вообще было создано путем присвоения ему почтового индекса. Словом, загадочная история!

Когда в 1008 году Ирис покинула нас, ей было семь лет. Достигнув семнадцатилетнего возраста она вновь пришла к замку – на этот раз Ответ был нужен ей самой. Ирис хотела знать, есть ли где-нибудь уголок, в котором она могла бы жить сама по себе. В семнадцать лет такое желание вполне естественно.

Я раскрыл Книгу Ответов. Был такой уголок. Небольшой остров у западного побережья Ксанта, чуть ли не напротив... Забыл, чего именно... Ну, в общем, в том месте, где эта штука подходит к океану. Земли там малонаселенные, так что уголок был вполне подходящий.

Она отправилась туда, и назвала свое владение – Остров Иллюзий. Собственно говоря, она сделала островок сплошным наваждением, менявшимся по ее прихоти. Словом, зажила сама по себе. Так она там и обитала, начиная осознавать помаленьку, что желаемое и необходимое – подчас далеко не одно и то же.

В 1021 году, в возрасте двадцати четырех лет, Волшебник Трент, наскучив ожиданием естественной смерти Короля Шторма, решил отобрать у него трон. Я был доволен таким его решением, но мнение свое держал при себе. Формально я должен был поддерживать законного государя. Трент не обратился ко мне за советом, и я высоко оценил его такт. В те дни я старался не вмешиваться в события, но внимательно следил за ними с помощью заклинаний.

Трент явно нуждался в сторонниках, чтобы вести борьбу против Короля и заставить того отречься от престола. Поразмыслив, Трент решил опереться на кентавров центрального Ксанта. (Что касается копытных обитателей Острова Кентавров, то они решительно отказались вмешиваться в политику, считая ее самой грязной разновидностью людской магии. И они были правы.) Но и кентавры центрального Ксанта не поддержали Трента, и тогда он устроил демонстрацию силы: обратил всю рыбу Рыбной речки в светлячков. Это был нешуточный подвиг, потому что наделенная магической силой река защищалась, как могла. Победить ее мог лишь выдающийся Волшебник.

Однако кентавры народ упорный (некоторые говорят, что упрямый), их даже и таким дивом не проймешь. Тогда Трент наслал этих светлячков на несговорчивых кентавров. Сделал он это так: превратил москитов в орлов и приказал им бить крыльями, вцепившись когтями в землю. Поднявшийся ветер должен был по замыслу сдуть тучи светлячков на селение кентавров. Орлы подчинились, зная, что иначе им никогда снова не стать москитами.

Светлячки же, раздраженные тем, что вместо мирного плавания в речке им приходится куда-то лететь по воздуху, обрушились на селение. Они прижигали своими маленькими фонариками каждого встречного. Когда кентавры попытались их перехлопать, светлячки провели на врагов атаку с тыла. Кентавры отбивались хвостами, но светлячки перенесли огонь на фланги. Трент полагал, что вынудит кентавров таким образом поддержать его, но он их недооценил. Кентавры, пытаясь спастись от напасти, послали ко мне своего предводителя – Альфа-Кентавра. Альф преодолел все три испытания и задал Вопрос.

Не желая впутываться в эту историю, я назначил неслыханную цену за Ответ: год службы – каждому кентавру. Вы подумайте: триста кентавро-лет! Но, к моему удивлению, они согласились.

Делать нечего, я посоветовал Альфу отправиться в северный Ксант, раздобыть каплю из источника ненависти, развести ее простой водой в пропорции один к тысяче и опылить весь табун. Эликсир ненависти – штука опасная, но в малых дозах вызывает лишь временное отвращение. Именно это чувство ощутили светлячки, пытаясь прокусить обработанную раствором шкуру, и вскоре благополучно повымерли от голода.

Так в моем распоряжении оказалось три сотни кентавров. Как-то надо было их использовать.

Ну, дело я им нашел. Одна бригада наводила мосты через... Как же его?.. В общем, через что-то такое, что требовало мостов. Один мост был с односторонним движением, а другой – невидимый, так что далеко не каждый еще мог ими воспользоваться. Такое дело требовало искусных строителей и резчиков по камню, но кентавры ведь – известные умельцы. Да, славная была работа, жаль только, что никто уже об этом не помнит.

Другая бригада освежала замок. А то София вечно была недовольна, что в окрестностях замка чувствовался слабый гнилостный запах, оставшийся еще от зомби. Усилиями кентавров многое было перестроено: теперь достаточно было простой команды, чтобы комнаты и стены переместились, а ров изменил форму и глубину (Суфле чуть не выскочил из воды, когда это случилось в первые). Была приведена в порядок и прилегающая к замку территория: деревья, согласно приказу, сдвигались и расступались, а тропы меняли направление. Короче говоря, замок мог теперь стать неузнаваемым (и внутри, и снаружи) за несколько мгновений. О таком София раньше могла только мечтать!

Все работы кентавры завершили в срок, и я поставил себе правилом больше с этим народом не торговаться.

Тем временем Трент, не добившийся поддержки кентавров, но уже заслуживший прозвище Злой Волшебник, продолжал упорствовать. Он двинулся к Северной Деревне, используя во зло разученные с моей помощью приемы. Всякого встречного и поперечного он мигом превращал в прощального и продольного. Если же кто-нибудь пытался убить его, Трент делал из него рыбу и оставлял биться на земле, даже не интересуясь, сумеет ли несчастный добраться до воды. Докучных собеседников он обращал во что-нибудь безобидное. Например, человек по имени Джустис был обращен в дерево. Другие становились и вовсе странными созданиями: розовыми драконами, двухголовыми волками, сухопутными осьминогами или манипедами. Одна девушка неправильно указала Тренту дорогу, так он превратил ее в крылатую кентаврицу – удивительно красивую, но единственную в своем роде. Отчаявшись, она обратилась к Мозговому Кораллу с просьбой предоставить ей убежище в одном из его омутов. Коралл согласился, и о девушке вскоре забыли. Многие, видя такие страсти, сочли за лучшее примкнуть к Злому Волшебнику. Дело шло к гражданской войне.

Король Шторм был вынужден пустить в ход свой талант и наслать на противников чудовищную бурю. Но к тому времени королю стукнуло семьдесят три года и силы были не те. Буря вышла неубедительной: ветер, дождь и несколько градин.

Казалось, что ничего уже не может помешать Злому Волшебнику загнать законного Короля в угол и превратить его в таракурта. Но Король был коварен. Он подкупил преданных сторонников Трента, и вскоре тот тоже был предан и усыплен заклинанием.

Самым верный способ избавиться от спящего – вынести его за пределы Ксанта. Охранный Щит на минуту был убран, и Волшебника вынесли в полной уверенности, что уж больше-то он в этих краях не появится.

Это была ошибка. За событиями в Мандении никто никогда не следил, так что лишь через двадцать лет нам стало известно о дальнейшей судьбе Трента. Он осел в Мандении, обзавелся семьей, но жена и сын были унесены злой манденийской чумой. Событие это отозвалось впоследствии значительными потрясениями в жизни Ксанта, иначе бы я о нем просто не упомянул.

Итак, гражданская война закончилась победой Короля Шторма. Пожалуй, я был единственным, кто сожалел об этом. Ксант предстояло жалкое прозябание.

События плелись себе трусцой еще лет двенадцать. Потом София, достигшая к тому времени возраста шестидесяти пяти лет, почему-то вдруг решила, что должна умереть на исторической родине. Я пытался ее разубедить, напоминая, что мне самому сто два года, но женщин не переспоришь. С сожалением расставался я с ней и тридцатью пятью годами семейной жизни. Носки она сортировала блестяще, и не ее вина, что сын наш отбился от рук.

Странная жизнь пошла с этих пор в замке. Сначала я был даже рад, что, оставшись в одиночестве, уйду с головой в магию. Но гора разрозненных носков росла с пугающей быстротой.

За Ответом явилась молодая женщина. Звали ее Старр, а талант ее заключался в особом сиянии, возникавшем иногда в ее глазах. К тому времени я настолько ошалел от одиночества, что был уже рад даже просительнице. Она спросила, что ей делать с тремя ручными соловьями. Ее семья терпеть не могла птичек, ибо на то он и соловей, чтобы петь соло, ни на что не обращая внимания. И вот представьте себе разноголосицу трех соловьев в одном доме. Действительно, не бросать же их посреди леса! И даже если бросить – все равно прилетят обратно.

И из-за такой чепухи она собирается служить целый год? Оказалось, что да. Она очень любила своих птичек.

Я принял Старр с ее соловьями и поселил неподалеку от розария. Розы там росли волшебные, посаженные кем-то в незапамятные времена, неизменно красные и свежие. Поодаль росли и другие цветы. Соловьи были в восторге от роз; известно, что именно к розам соловьи испытывают особо нежные чувства.

– Им здесь понравится, – сказал я. – Здесь они будут и сыты, и счастливы.

– О, спасибо! – сказала женщина. – А какая у меня будет служба?

– Умеешь ли ты разбирать носки?

Она не умела, но быстро освоила это искусство, и гора носков начала помаленьку таять. Старр также напоминала мне о еде, потому что в последнее время, увлекшись работой, я напрочь забывал питаться. В моем возрасте здоровье нужно беречь.

Соловьи уже никого не донимали разноголосицей: каждый пел соло своей розе, и все было в порядке. Мне было, право, неловко в течение года пользоваться услугами Старр за то, что она принесла в замок этих замечательных птах. Но другого способа разобраться с моими носками я, честно говоря, не видел.

Обычно искатели Ответов раздражали меня, ибо отвлекали от более важных занятий. Но теперь они лишь одни скрашивали мое одиночество. И чем труднее был Вопрос, тем больше радости он мне доставлял.

Но один случай меня просто озадачил. Ко мне пришел кентавр, назвался Амби-Гусом и пожаловался на раздвоение личности. Он утверждал, что его так и тянет разорваться пополам. Я осмотрел его и никаких отклонений не нашел. Но Ответ необходимо было дать; я весьма заботился о своей репутации. И мне пришло в голову, что недуг кентавра – сродни нервным расстройствам, которыми издавна славится Мандения.

Мандения... Действуя по наитию, я привел Амби-Гуса к границе и с помощью заклинания провел сквозь Щит. Стоило кентавру оказаться вне магического влияния Ксанта, как он тут же распался на две составляющие: конскую и человеческую. Выяснилось, что таков его талант – раздваиваться при отсутствии магии.

К сожалению, эта способность поставила его перед выбором: или оставаться в Ксанте одной личностью, или в Мандении двумя. В течение года службы он ломал голову над этим вопросом.

Другой случай был тоже довольно интересен. Ко мне заявился не кто-нибудь, а сам Сивый Мерин, повелитель ночного бреда. Прибыл он, естественно, во сне, минуя все мои препятствия. Вопрос его был законным: какие бредовые видения насылать на авторов, которые наяву сами пишут всякий бред? Потрясти их ничем невозможно, потому что они и не к такому привыкли. Как быть?

Мне пришлось изрядно попотеть во сне, потому что весь наш разговор был бредом Сивого Мерина. Но в конце концов я предложил ему следующее средство: насылать на виновных писателей видения, не отличающиеся ничем от действительности. Допустим, входит писатель во сне в свой собственный кабинет и видит, что на его рукописи разлегся косой и жирный Красный Крест. Не тот леденящий душу Красный Крест, что рисуется кровью на стенах в многочисленных бредовых сочинениях (этим писателя не проймешь), а просто крест, поставленный красным карандашом. И начертал его не какой-нибудь зловещий призрак, а человек по имени Ред Актор. Писатель приходит в ужас и начинает тихонько сгонять Красный Крест с рукописи. Крест шевелится и переползает на самого писателя. Тот кричит и просыпается в холодном поту.

Сивый Мерин остался доволен. Он сказал, что после такого сновидения многие авторы вообще прекратят писать кошмарные истории, дискредитирующие ночной бред своей очевидной бездарностью. Расплатился он со мной тоже оригинально: заверив, что ночные кошмары посещать меня больше не будут. С тех пор я сплю спокойно.

Так, все той же ленивой трусцой, пробежали еще семь лет. А потом историю Ксанта начали писать Музы Парнаса, и жизнь моя стала адски запутанной.