Кровь.

Он помнил тот вечер, когда отец Бекки хотел убить их всех, когда они стояли по пояс в воде, и Крис был уверен, что Бекка умерла. Они тогда вытащили ее раненое тело из поврежденной машины. Кровь была повсюду. Крис стеклом порезал себе руку и приложил свою кровь к ее.

Он наполнил ее своей силой.

Она поправилась.

Она выжила.

Но Бекка была Стихией, она — Пятый элемент, как и Хантер. Имело ли это какое-то значение? Знало ли тогда ее тело, что надо подтянуть энергию у Криса, чтобы вылечить себя?

Габриэль понятия не имел. Но он уже бил костяшками пальцев об неровный цементный пол в проходе, ощущая, как обдирается кожа.

Он уже подстрекал огонь гореть ярче и сильнее, он уже черпал энергию из него, вытягивал силу из окружавшего его ада.

Энергия кольцами окружала его, в поисках выхода. Он чувствовал силу, как будто он мог снести все здание к черту. Как будто он мог уничтожить целый район. Даже город. Как будто энергия лилась из кончиков его пальцев с такой силой, словно не одно солнце, а сотни питали его.

Габриэль сжал руку в кулак и приложил костяшки пальцев ко лбу Лэйни, кровь к крови.

И затем он направил всю эту энергию на нее.

Тело Лэйни дернулось так сильно, что ее практически подбросило. Но после этого она не зашевелилась.

— Лэйни! — Он подхватил ее под руки. Ее голова легла на его плечо. — Лэйни?

Ничего.

Волна рыданий снова накатила на него.

И тут ее тело дернулось еще раз, не так безумно, как в первый раз.

Она начала кашлять.

— Твою ж мать, — сказал он.

И тогда он побежал, стараясь выбраться из конюшни прежде, чем беснующийся огонь, который он распалил, уничтожит все вокруг них.

Он положил ее на траву под яркое солнце, там, где минут пятнадцать назад они лежали вместе. Лошади сгруппировались стадом вдоль ограды, кто-то внутри, кто-то снаружи. На некоторых была кровь, от некоторых сильно пахло подгоревшей шерстью.

Но больше всего он беспокоился о Лэйни. Ее одежда была черной от сажи, на ее лице были потеки крови.

Но он больше не видел пореза у нее на лбу вдоль линии волос. И она больше не кашляла, просто жадно глотала воздух большими вдохами.

Он слышал сирены.

— Поговори со мной, — попросил он. Это прозвучало, как будто он плакал. — Лэйни, пожалуйста. Поговори со мной.

Затем она закашляла.

— Они… они выбрались?

У него не хватало духу, чтобы сказать ей, что не всем удалось это сделать.

Он сделал глубокий вдох, готовясь соврать.

Но она схватила его за руку так, что ее ногти почти впились в его кожу.

— Правду, — прокашляла она.

Он уставился на нее. И покачал головой.

Она зарыдала.

— Мне очень жаль, — сказал он, задыхаясь от слов. — Мне очень жаль…

Звук сирен стал ближе. Мигающие огни пробивались сквозь деревья в дальней части владений.

Он не мог дольше оставаться здесь.

— Лэйни, — сказал он. — Мне нужно уйти.

Она уставилась на него. Ее взгляд был пронизывающим, сквозь слезы была видна настороженность.

— Мне жаль, — прошептал он.

— Я знала, что ты убежишь, — сказала она.

Слова ударили словно пощечина. Он развернулся.

Но она была права. И он побежал, как будто за ним гнался сам дьявол.


Глава 32


Габриэль бежал, не видя деревьев, появляющихся перед ним, не чувствуя, как ветер хлещет его по щекам. Он не ощущал боли в ногах и того, как холодный воздух обжигал его легкие. Он просто бежал. Ему надо было быть сосредоточенным, чтобы продолжать бежать вперед, бежать прочь от Лэйни.

Да, ему хотелось сорваться и вернуться назад к ней, чтобы не было этого взгляда на ее лице. Чтобы держать ее за руку, пока пожарные тушат пламя, превращая этот кошмар в спокойную золу и пепел.

Он все еще помнил то чувство, когда ее безжизненное тело обмякло в его руках.

Опять все то же. Он чуть не погубил человека.

И то, что ему все-таки удалось спасти ее, не имело никакого значения, или имело?

Его горло сдавливало эмоциями, и бежать было практически невозможно.

Он пытался прорваться сквозь свои мысли. Может быть, у него порвутся связки, и эта новая боль заглушит ту, другую боль. Может быть, его сердце просто выпрыгнет из груди, и он упадет распростертый прямо здесь, посреди тропинки.

Он не имел ни малейшего представления о том, сколько осталось бежать до дома. Последние семь километров ему казалось одновременно и то, что ему потребуется целый день, чтобы добраться до дома, и то, что он вообще уже на месте. Он внезапно осознал, что находится в роще деревьев, что растут сразу за его домом, он задыхался от бега и просто уперся лбом в ствол старого клена.

Он чувствовал, как встает солнце, как его лучи просачиваются сквозь деревья и передают ему свою энергию, он ощущал это кожей. Должно быть, все еще было раннее утро. Среди деревьев было тихо и спокойно, как будто утреннюю дикую природу совершенно не волновали его печали.

Как будто он был достоин того, чтобы о нем волновались...

Проводники были правы. Его давно следовало бы убить, пока он не причинил кому-нибудь непоправимый вред.

В утреннем воздухе было ощущение, что все не так. Воздух был слишком хрустящим, слишком прозрачным, слишком чистым.

Он чувствовал, что его одежда пахнет сажей.

Его вырвало, или, по крайней мере, его тело пыталось сделать это, разрывая в клочья его пустой желудок. Он не помнил своего падения, но его колени были ободраны и покрыты листьями и какой-то шелухой, и его рукам явно не хватало силы, чтобы удержать его.

Судя по всему, он плакал в течение какого-то времени. Его глаза были мокрыми, ощущения в его горле были такие, словно кто-то надел на него ошейник и туго его затянул.

И он был совсем один-одинешенек.

Он уткнулся лбом в ствол дерева и жадно вдохнул воздух. Сжал свою поврежденную руку в кулак и шибанул его по дереву. И еще раз.

Совсем, совсем один.

Чья-то рука сомкнулась на его запястье.

— Габриэль. Габриэль.

Ник.

Габриэль повернул голову и уставился на своего близнеца, смотревшего на него широко раскрытыми глазами. Он стоял на коленях в листьях, и было похоже, что он стоит так уже некоторое время.

Его брат, его зеркальное отражение, был одет в чистую футболку и бриджи.

Никаких слез. Никакой сажи. Никакой крови. Идеал.

Ветер легко крутил листья между деревьев.

— Что случилось?

Выражение лица Ника было настороженным, как будто он ожидал от Габриэля удара или толчка. Или даже хуже.

— Я опять сделал это. — Он закрыл глаза руками и надавил на них, дышалось с трудом. — Я опять сделал это, Никки.

— Что случилось? — Голос Ника стал мягче.

Габриэль покачал головой.

— Просто уходи.

Его голос дрогнул, но ему было все равно. Ветер кольцами кружил вокруг них, и когда Ник сделал шаг, листья под ним зашуршали.

Все хорошо.

Но Ник поймал его за рукав, затем за руку и потянул. Сильно.

— Вставай. Пойдем.

Габриэль боролся с этим захватом, и его гнев пробивался сквозь отчаяние.

— Оставь меня в покое.

— Вставай. — Ник все еще тащил его за руку. Воздух вокруг низ стал холоднее градусов на десять. — Шевелись.

— Отпусти меня.

— Шевелись, давай.

— Забей, блин, Ник. — Габриэль выкрутил и освободил свою руку из его хватки. — Я не собираюсь идти домой.

Еще минус десять градусов.

—Но почему нет?

Потому что я не хочу навредить еще кому-нибудь.

На мгновенье Ник уставился на него. Габриэль старался не дрожать.

Ник постучал ему по голове.

— А мне пофиг. Пойдем.

Когда Габриэль не шевельнулся, Ник легко пнул его. Сперва в ногу, потом в бок. Прямо туда, куда чуть ранее лошадь ударила его копытом.

Габриэль выругался и в ответ тоже пихнул его по ноге, держась за свой больной бок.

— Прекрати.

— Сам прекрати. — Практически швырнул Ник ему в лицо. Воздух вокруг стал еще холоднее, еще более разреженным, стало трудно дышать. — Прекрати вести себя, как полная задница, и шуруй в дом.

Габриэль жадно глотнул воздух, но воздух был ледяным и обжег его легкие. Его ребра ныли. Голова болела. Он чувствовал себя так, будто он дрался слишком долго.

— Я больше не могу так, — сказал он так тихо, что сам едва ли слышал свой голос.

Но ветер донес слова до Ника, и он озабоченно посмотрел на брата.

— Ну, тогда и не делай, давай пойдем.

И в этот момент, когда он потянул Габриэля за руку, тот последовал за ним.

Дома было тише, чем на улице среди деревьев, в доме было раннее сонное утро. Хотя никого и не было в доме, кофейник тихонько кипел на кухне, когда они вошли через заднюю дверь. Двери в комнаты Криса и Майкла были закрыты.

Ник практически затолкал брата наверх, в ванную.

— Садись, — сказал он, как отрезал. Он дернул кран и включил холодную воду.

Габриэль уселся на крышку унитаза. Он поймал край своего отражения в зеркале, и даже этого было достаточно. В его волосах были листья, пепел и мусор, на щеках, покрытых сажей, были полосы от слез.

— Ник, — произнес он, все еще ощущая, будто он ходит вокруг да около. — Только…

— Заткнись. И засунь руки под воду.

Когда тот заколебался, Ник вздохнул и схватил его за руки, запихнув его ободранные кулаки под воду.

Габриэль зашипел от внезапной боли, но Ник был быстр.

— Держу пари, твоя рука сломана.

Скорее всего, так и было. Кожа была разодрана вокруг кончиков всех его пальцев, на костяшках, и рука была опухшей. Вода была одновременно прекрасна и чудовищна.

Габриэль ни сказал ничего, просто смотрел, как поток воды стекает в раковину, унося с собой грязь и кровь. Скоро его руки станут чистыми, такими же, как и у Ника, если не считать порезы.

Он шмыгнул носом и протер лицо другим рукавом, но, похоже, это ему не помогло.

— Ник.

— Да.

Габриэль взглянул вверх и встретился взглядом со своим братом.

— Мне жаль.

Но он не смог себя заставить произнести эти слова. Было слишком много всего, о чем он сожалел, и эти два слова не могли вместить все его чувства.

В конце концов, Ник вздохнул, отвел взгляд и выключил кран.

— Я принесу тебе лед. Думаю, ты справишься с тем, чтобы снять всю эту одежду.

Габриэль кивнул. Он сбросил кроссовки и стянул свитер к тому моменту, когда его брат вернулся со льдом, завернутым в полотенце.

Ник ничего не сказал, просто положил лед на стол и направился из ванной, собираясь закрыть за собой дверь.

Но за секунду до закрытия он остановился и спросил.

— Хочешь, принесу тебе кофе?

Кофе. Аромат кофе заполнил дом, так же как самого Габриэля, все его сердце заполнило чувство вины, вины за гибель родителей, которую Габриэль больше не мог терпеть. Эмоции захватили его полностью, разрывали его грудь, его горло и глаза, растекаясь по нему до тех пор, пока он не заплакал по-настоящему.

Затем Ник положил руку ему на спину, и Габриэль рыдал в плечо брата.

— Мне жаль, — сказал он. — Ники, мне очень жаль.

И Ник просто удерживал его, пока слезы текли, и они просто сидели на полу в ванной, бок о бок. Бывало, они прятались здесь, когда были младше, обычно после того, как вытворяли какой-нибудь коварный розыгрыш с Майклом. Они закрывали дверь и шептались в темноте, прячась под ванной, пока Майкл долбился в дверь и громко просил отца принести ему отвертку.

Сейчас им едва ли хватало места здесь, чтобы просто сидеть.

Да и в любом случае ему не хотелось думать о прошлом. Габриэль себя чувствовал так, как будто у него уже никогда больше не будет сил, чтобы хотя бы встать. Пойти в школу.

Встреться с Лэйни.

Он волновался, все ли с ней было в порядке, и потушили ли пожарные огонь.

Он думал о том, простит ли она его когда-нибудь.

Он думал о том, сможет ли он сам себя когда-нибудь простить.

— Хочешь узнать секрет? — спросил Ник, и его голос был абсолютно обычным, как будто Габриэль только что не провел пятнадцать минут, рыдая на его плече, и не провел несколько дней словно отверженный. Как будто ничего не изменилось, и они были также близки, как и были две недели назад.

Это напомнило ему разговор с Хантером о том, как ты иногда просто ощущаешь, что у тебя нет никакого другого выбора, кроме как двигаться вперед и делать то, что должен, любым способом.

Но все еще, чтобы нормально разговаривать, Габриэлю пришлось собраться с силами и успокоить дыхание.

— Ты записал это все, чтоб потом шантажировать меня этим?

— Это и ... — Ник остановился, и его голос зазвучал по-новому. — Когда отец Бекки поймал нас и засунул в тот холодильник, я был так рад, что я был там, а ты не попался и был снаружи

Габриэль переварил это в своей голове.

— Но почему?

— Потому что я знал, что ты достаточно сильный для того, чтобы вытащить нас оттуда.

Габриэль печально улыбнулся.

— Да, но не достаточно сильный, чтобы в принципе не допустить того, что тебя поймали.

— Ты был достаточно сильным, чтобы выбраться.

— Черт возьми, Ник, ты не думаешь, что я и так достаточно хреново себя чувствую по этому поводу?

Ник покачал головой.

— Хреново? Но что хренового в этом всем ты видишь? Ты не думаешь, что я ощущаю себя постоянно какой-то обузой. Как будто недостаточно унизительно то, что мой братец все время спасает мою задницу, начиная со средней школы.

— О чем таком ты вообще говоришь?

— Я говорю про Тайлера. Сета. Всю эту компанию. Каждый раз, когда они хотят подраться, ты принимаешь бой, а я убегаю.

— Ник. Ты с ума сошел? Ты дерешься.

— Нет. — Ник смотрел на стену. — Ты принимаешь бой, я убегаю.

Это было какое-то сумасшествие.

— Ник, я обычно бегу прямо позади тебя.

— Так, проехали. Ты потерял нить.

— Черт, Ник. Какую такую нить.

— Тсс. — Ник взглянул на подъездную дорожку. — Ты разбудишь Майкла, и его инфаркт хватит, если он тебя увидит в таком виде.

Габриэль резко замолчал.

Ник посмотрел на свои руки, покрытые сажей, которую он умудрился собрать со своего брата.

— Иногда мне интересно, ты не вовлекаешь меня во все свои делишки с пожарами потому, что ты знаешь, что я не способен справиться с ними?

— Все не так. — Габриэль сглотнул. Почему-то это было труднее, чем поделиться с Лэйни своим секретом. — Я знаю, что ты заставишь меня остановить это.

Теперь Ник смотрел на него более пристально.

— Остановить что?

Габриэль сделал глубокий вдох.

И все рассказал Нику.


***


Лэйни сидела на носилках в отделении скорой помощи, руки были скрещены у нее на груди, словно она обнимала себя. Ее родители были с другой стороны ширмы, они спорили громким шепотом.

Как будто она была идиоткой. Как будто она не слышала каждое слово.

— Ты не сказал им? — шипела ее мать.

Лэйни не могла больше терпеть сильный аромат Шанель, который исходил от матери.

— Я поверить не могу, что они даже не осмотрели ее.

— Сказал им что, Шарлотта? — Голос ее отца был уставшим.— Она в порядке.

— Она не в порядке, Дэвид. — Ее мать выплюнула его имя, как будто оно было неприятным на вкус. — У нее и так достаточно увечий, и ты сейчас ведешь себя как будто ничего...

— Я никак себя не веду. Почему ты ничего не принимаешь, чтобы справляться с истериками. Я уверен, у тебя есть какие-то таблетки, или что-то, что ты можешь принять.

Лэйни хотелось вытянуться на носилках и накрыть голову подушкой.

У нее и так достаточно увечий.

Спасибо, мамуля.

Медики сказали, что они привезли ее в клинику на всякий случай, но доктор послушал ее легкие и посветил ей в глаза, после чего заявил, что она вполне себе в порядке. Он сказал, что обычно после пожара люди испытывают сложности с дыханием из-за того, что дым попадает в легкие, кашляют, задыхаются. У нее ничего этого не было. Сейчас она просто ждала выписку о том, что она может уходить отсюда.

Никто не знал про Габриэля. Никто не спрашивал.

Она не собиралась ничего скрывать, она просто не знала что сказать, или когда об этом сказать. Люди продолжали разговаривать над ее головой, не спрашивая у нее ничего, кроме того, в курсе ли она какой сегодня день и как связаться с ее родителями.

Она нашла его зажигалку на траве рядом с собой, вероятно, он уронил ее, когда схватил свои шмотки и побежал. Она запихнула ее в карман. Даже сейчас она могла засунуть ладонь в брюки и провести пальцем по гладкому металлическому корпусу.

Я не хочу, чтобы ты меня ненавидела.

Она подумала о тех последних поджогах в их районе. Говорил ли он ей, что он причастен к ним?

Это он поджег конюшню?

Они лежали вместе на траве не меньше пятнадцати минут, может, больше. Если это он поджег сено, или стог, или что-то еще, то как долго это все вообще могло тлеть и разгораться, пока не стало настоящим пожаром?

Ну, уж точно быстрее, чем пятнадцать минут, правильно?

И когда бы он мог успеть все это сделать? Хотя она и не смотрела на него непрерывно, но они все равно были вместе этим утром, и она не видела возможности, как бы он мог взобраться на сеновал и поджечь его так, чтобы она не заметила.

Но ведь кто-то это сделал?

Она продолжала повторять в голове слова, как будто это была математическая задачка, и все что ей требовалось — найти правильное решение и определить неизвестное.

В тот вечер, когда я впервые подвез тебя до дому, это был вечер, когда в первый раз... Вечер, когда в первый раз что?

Ее мать задернула ширму, и железки на подносе, что стоял рядом, загремели. Несмотря на то, что на матери были белая теннисная юбка и розовый укороченный свитер, ее макияж был безупречным, глаза идеально подведены, тушь не размазана. Даже помада выглядела так, будто бы она ее только что нанесла.

Лэйни мимоходом подумала о том, сколько же времени она потратила, прежде чем выйти из дома, чтобы приехать к дочке в больницу.

И еще подумала, действительно ли мать играла в теннис.

— Малыш. Ты в порядке?

— В полнейшем, — ответила Лэйни без интонаций. Малыш. Это было словно ругательство из уст ее матери. Она провела больше времени по другую сторону ширмы, чем с Лэйни.

— Я собираюсь вызвать доктора, — заявила ее мать и поджала губы. — Неужели они не знают, сколько я делаю для этой больницы. Я собираюсь дать этим людям небольшой…

— Нет, — спокойно ответила Лэйни. — Здесь есть люди, которые действительно больны. Я могу подождать.

Ее мать открыла рот, чтобы выразить протест, но тут у нее зазвонил телефон, и она занырнула за ним наманикюренной ручкой в роскошную дизайнерскую сумку.

Лэйни выдохнула. Она уже была готова отправиться домой и принять душ.

Ее одежда пахла лошадьми и дымом, сладкий запах люцерны от сена, смешанный с сажей и пеплом. Она даже не расстегнула свою куртку, понимая, что водолазка под ней была грязной и мокрой от пота.

И ей надо было побыть одной.

Ей надо было время, чтобы подумать.

К ним подошла медсестра в розовом костюме с нарисованными леденцами. В одной руке у нее были какие-то бумаги и доска с зажимом для них, и она взглянула на отца Лэйни, который отвлеченно набирал что-то на своем Айфоне, и на ее мать, что болтала по телефону что-то про матч со знаменитостями.

Такие деловые.

Медсестра заколебалась.

Лэйни протянула руку.

— Давайте. Я могу сделать это сама?

— Милая, это должны подписать твои родители, — сказала медсестра.

Лэйни взглянула на отца.

— Пап. Эй. Подпиши.

Не глядя, он протянул руку, продолжая набирать что-то на телефоне.

Просто прекрасно. Это напомнило Лэйни тот день, когда он приперся к Габриэлю и достаточно пренебрежительно пообщался с Майклом.

Лэйни посмотрела на медсестру.

— Прошу извинить нас. Они обычно не ведут себя так, словно им до фонаря.

Ее высказывание привлекло внимание отца.

— Так, смотри. Мне надо было быть в суде сегодня утром.

Лэйни посмотрела на него с притворным удивлением.

— Поверить не могу, что я забыла добавить это в твое расписание.

Ее мамочка смеялась в телефон и придерживала ее за руку.

— О Боже, это невыносимо. Разрешите мне выйти в холл. Тут такая суета.

Лэйни сползла с носилок. О, если бы Саймон был здесь, но нет, отец отправил его в школу.

— Пойдем отсюда, — сказала она. — Ты можешь вернуться в суд, мама вернется к теннису, и я могу пойти обратно в школу.

Ее отец склонился над формой, видимо, пытаясь понять, что именно он подписывает.

— Ты не пойдешь в школу. Врач сказал, чтобы ты оставалась дома и отдохнула, чтобы убедиться, что нет никаких скрытых травм. — Он нарисовал заковыристую подпись внизу формы.

— Но он же сказал, что я в порядке.

— Разговор окончен.

Естественно окончен, как обычно. Лэйни вздохнула.

Ее отец вернул подписанную форму медсестре и посмотрел на Лэйни.

— Я скорректировал расписание. Я останусь с тобой, пока Саймон не вернется домой.

Да, после этого ей должно было резко полегчать. Но что-то не полегчало.

Это выглядело как какая-то обязанность с его стороны.

Она даже не сказала маме до свидания и не высказала ни грамма злости, мамочка просто исчезла где-то в коридоре со своим телефоном, и нигде не было ни намека на ее присутствие.

Может быть, она вообще забыла, зачем изначально приехала в больницу.

Лэйни загрузила себя в отцовский BMW и уставилась в окно.

Она размышляла, в порядке ли Габриэль. Он ведь тоже был в этом огне. И он не получил никакой медицинской помощи.

Он убежал, когда показались огни машин. Это намекало на какую-то вину.

Но его глаза после пожара, в этом взгляде не было никакой вины. Только страх. Печаль. Сожаление, когда он говорил, что кто-то из лошадей оказался в ловушке.

Конюшня была ее святая святых. Она будет оплакивать ее так же, как и лошадей. Габриэль понимал это. Уважал это.

И она знала об этом.

С моим секретом связаны огонь и пожары.

Если бы Лэйни могла позвонить ему. Потребовать ответов.

Но она слишком боялась звонить ему. Она боялась, что правда может оказаться более ужасной, чем все эти гипотетические предположения.

Когда они вернулись домой, ее отец закрылся в своем кабинете, оставив Лэйни в размышлениях о том, зачем он вообще решил остаться с ней дома.

Он пытался поддерживать ее, пока они ехали в машине, рассказывал о том, как они найдут для нее другое место, где можно заниматься верховой ездой, как они перевезут лошадей в другое место, с бетонными стенами, говорил всякие простые вещи, которые должны бы были обнадежить ее, но совсем не выполняли своей функции.

В ванной она разделась, как обычно с закрытыми глазами, потому что ненавидела свое изувеченное обнаженное тело. Но она и не могла видеть его в любом случае, потому что в ее глазах всегда появлялись слезы, и она убегала. Она сконцентрировалась на том, чтобы разделить одежду на две кучи. Оставить или выкинуть на помойку.

Куртка была ужасна. Выкинуть.

Обувь была дорогая, и ее можно было почистить.

Оставить.

Водолазка, оставить.

Носки, оставить.

Брюки-галифе. В помойку.

Затем в ее памяти всплыл тот момент, когда они лежали на поляне в траве, и это воспоминание накрыло ее с головой.

Ты это не только твои шрамы, Лэйни.

Она задержала дыхание и прижала руки к глазам, позволив себе сотрясаться в слезах и эмоциях, позволив слезам литься потоком по щекам.

Габриэль видел ее. На самом деле видел ее, видел все ее шрамы, все ее несовершенство. Он целовал ее живот, целовал так, что захватывало дух, и говорил правильные слова, и прикасался к ней так, что ее тело было готово отдаться навстречу чувствам, так, что ей хотелось отдать ему свою девственность прямо здесь и сейчас. Она никогда не думала, что у нее вообще могут быть какие-то отношения с парнями.

Но этот момент он был практически идеальным.

И затем все покрылось дымом. В прямом смысле.

Она вздрогнула и протерла глаза. Она все еще стояла посреди ванной, в одном нижнем белье и рыдала.

Все, что она чувствовала — это запах дыма и пота.

Но впервые ей захотелось посмотреть на себя так, как он смотрел на нее. Она хотела рассмотреть, насколько ужасны ее шрамы, как будто они могли измениться с тех пор, когда она в последний раз рассматривала их в зеркале.

Быстро, пока не передумала, она вытерла слезы, открыла глаза и уставилась на свое отражение.

И хотя было прохладно, она продолжала стоять и смотреть, она не могла поверить в то, что она видит в зеркале, несмотря на все доказательства того, что это правда.

Ее шрамы, все до единого, исчезли.


Глава 33


Габриэль сидел на математике, и его страшно бесило то, что место рядом было пустым.

Он не мог сконцентрироваться. Пять часов назад он вытащил Лэйни из горящей конюшни.

Сейчас же он слушал журчание мисс Андерсен на тему отрицательных чисел.

Он вполне мог подтянуть энергию из солнца, чтобы убедиться, что его рука не сломана, но когда он полез за своей зажигалкой, чтобы взять силу из настоящего огня, он обнаружил, что ее нет.

Да и ладно, это не имеет никакого значения. Чувствовать боль было даже приятно.

Ему не хотелось возвращаться в школу. Но у Ника было дельное замечание. Если он уже среди подозреваемых, пусть даже неофициально, то не прийти в школу в тот же самый день, будет весьма подозрительно. На первых парах он непрерывно ерзал, посматривал на двери, абсолютно уверенный, что в любую минуту копы могут ворваться в класс, чтобы арестовать его.

Он был абсолютно уверен в том, что Лэйни им все рассказала.

Но время шло, студенты разошлись по своим делам, а ничего так и не произошло.

Он до сих пор не видел Хантера, и утренние события были слишком сложными для того, чтобы описать их одной смской. Но, когда он дополз до кафетерия, оказалось, что Хантер уже сидит рядом с Каллой.

Габриэль вздохнул, закинул рюкзак через плечо и направился в спортзал.

Лампы дневного света были выключены, но солнечный свет пробирался сквозь жалюзи на окнах. На бежевом паркете школьного зала обычно было пусто в это время суток, но в дальнем конце помещения какой-то мальчишка отрабатывал штрафные броски. И судя по всему, все броски были успешными.

Саймон.

Габриэль внезапно остановился. А что, если Лэйни все рассказала своему брату?

А что, если Саймон ждал его здесь, чтобы выяснить, что именно произошло сегодня утром?

Но это было бы полным безумием. Он просто решил прийти в зал. И зачем бы Саймон отрабатывал штрафные, если бы он ждал тут Габриэля с вопросами. Все это никак не укладывалось у Габриэля в голове.

Все, что ни происходило сегодня, заставляло его ощущать себя полным параноиком.

По крайней мере, то, что Саймон был здесь, означало, что с Лэйни все в порядке.

Он подошел ближе, так, чтобы Саймон мог его заметить, и лицо Саймона просветлело при виде Габриэля.

— Привет, — сказал Габриэль. Он протянул руку, сжатую в кулак, Саймон легонько стукнул по ней в знак приветствия.

И затем он быстро жестами попросил мобильник Габриэля.

Утром в конюшне был пожар. И Лэйни была там. Они отвезли ее в больницу.

Это развеяло массу вопросов и создало не меньше новых.

Габриэль уставился на слова и задумался, как отреагировать на это. Он взглянул на Саймона с неподдельным беспокойством.

— Она в порядке?

Все нормально. Доктор сказал, чтобы она отдыхала сегодня. На всякий случай.

— Разумно.

Я отправил ей письмо из компьютерного класса. Она хотела прийти в школу. Но отец запретил.

Габриэль кивнул.

— Понятно.

Ты можешь остаться на игру сегодня вечером?

Сегодня вечером. В принципе он планировал раньше на неделе остаться на игру, потому что они с Лэйни привыкли ходить и смотреть, как практикуется Саймон. Он просто думал, что они будут тут вместе c Лэйни.

— Я останусь до тех пор, пока мне не будет пора бежать, — ответил он.

Лицо Саймона расплылось в улыбке.

Габриэль махнул рукой в сторону мяча.

— Пойдем, — сказал он. — У меня есть время. Давай поиграем.

Это было приятно, отпустить мысли прочь и ненадолго забыться в игре. Его рука ныла, но он играл сквозь боль. Саймон хорошо тренировался, и это ощущалось по игре. В общении с ним Габриэль использовал знаки, которые Лэйни показала ему, но они не особенно были нужны им.

Когда Саймон обошел защиту Габриэля, ловко увел у него мяч и закинул его в корзину, Габриэль подумал, что если парень еще не играет, то ему определено следует начать это делать.

Где-то на противоположной стороне одна из створок дверей, ведущих в зал, распахнулась с громким звуком, но Габриэль не обратил никакого внимания на нее.

Пока Райан Стейси не появился на пороге зала и не перехватил пас.

Его лицо все еще было в синяках, оставшихся с вечера пятницы, и незажившая рассеченная губа делала его ухмылку еще более безумной.

— Ооо, похоже на то, что наш олигофрен нашел подружку.

— Ооо, похоже на то, что тебе мало досталось в ту пятницу?

Габриэль чувствовал, как гнев кольцами растет у него в груди, готовый вырваться наружу и со всей силой обрушиться на этого придурка.

Но тут чьи-то руки поймали его за запястье, удерживая его.

Тааак... Райан привел друзей.

По крайней мере, четырех, но Габриэль не мог с уверенностью сказать, кто именно был позади него. Возможно тот же неудачник, который избивал Саймона на прошлой неделе. Габриэль попытался дать им отпор, но их было слишком много, и в помещении был выключен свет, так что он не мог подтянуть энергию из лампочек.

Габриэль был уверен, что Стейси не собирается упустить свой шанс ударить его, но тот устремился к Саймону, который тем временем начал отступать.

— Эй, — окрикнул Габриэль. — Если тронешь его, я нахрен сломаю тебе руку.

Кто-то ударил его сзади по голове так, что перед глазами посыпались звезды. Райан поймал Саймона и сильно толкнул его в грудь, достаточно для того, чтобы тот упал на паркет.

Саймон начал отползать назад, но Райан потянулся к нему, готовый ударить кулаком Саймону в лицо.

Габриэль собрался с силами, но он никогда не был достаточно быстрым.

— Эй, — раздался новый голос со стороны трибун.

Авторитетный голос.

Голос тренера.

Парень, который держал Габриэля, оттолкнул его и убежал. Райан попытался побежать следом, но он был под сеткой, и тренер поймал его, несмотря на то, что у него в руках был большой сетчатый мешок с мячами. Хотя он и не был крупным мужчиной, тренер Коннэр был вполне устрашающим, и Габриэль порадовался, наблюдая за лицом Райана, которое побледнело под синяками.

Пока он не заметил, что Саймон был таким же бледным, и его дыхание было слишком частым.

— Да ладно, тренер, — сказал Райан. — Мы тут просто немножко потусили.

— Тебе не следует просто тусить на моей площадке. К ближайшим двум играм ты не допущен.

Глаза Райана, казалось, вылезли на лоб.

— Что? Но это не...

— Хочешь выбыть на три игры?

— Ладно. — Райан развернулся.

Тренер еще раз обратился к нему.

— Стейси!

Райан выглядел так, как будто он продолжает идти дальше, но он должен был хотеть оставаться в команде. Он повернулся.

— Что?

Тренер поднял бровь.

Райан вздохнул.

— Да. Сэр.

— Жду тебя на скамейке в четыре.

Райан ворвался в раздевалку, шибанув дверь так, что звук разнесся по всему залу. Габриэль поддразнил бы этого придурка, но он знал, что для него сейчас лучше. Он и так уже был в сложных отношениях с тренером. Вместо этого он протянул руку Саймону и помог ему встать на ноги.

Тренер смотрел на юношу.

— Ты в порядке?

Саймон кивнул. Его лицо было красным, зубы стиснуты.

Габриэль опустился к нему. Саймон умел играть, но он не мог играть в команде, в настоящей игре. Он был маленьким, и хотя несколько лет наверняка это исправят, даже год — это было очень долго. Особенно год, в течение которого тебе постоянно надирают задницу.

Все это было на поверхности и можно было видеть невооруженным взглядом.

Тренер потер свою шею.

— Я заметил, как вы играли. Вы хорошо поработали.

Саймон кивнул.

Затем тренер по-дружески толкнул Габриэля в плечо.

— Пока ты не начал лениться.

— Понимаешь, о чем я? — Габриэль улыбнулся. Он и забыл, как сильно он скучал по простой командной спортивной поддержке. А ведь реально прошло всего две недели.

— Это все он.

Тренер Коннер повернулся к Саймону.

— Как ты думаешь, ты сможешь так же играть сегодня вечером?

Брови Саймона взлетели вверх. Он энергично закивал.

— Вот мы и проверим, — сказал тренер.

Саймон кивнул еще раз.

Тренер поднял вверх палец.

— Один раз.

Затем он закинул мешок с мячами на плечо и направился к своему кабинету в конце зала.

Саймон посмотрел на Габриэля диким взглядом. Жестами он попросил телефон.

Охренеть.


Первый раз после выходных Лэйни включила свой компьютер.

Она не стала заморачиваться над количеством непрочитанных сообщений, только закатила глаза, увидев, сколько писем выделено жирным шрифтом.

Да ладно. Они не придумали ничего умнее, как писать письма?

Она продолжала думать про пожар. Про поджигателя. Про Габриэля.

И про свои шрамы.

Она смотрела на себя в зеркало в ванной безумным взглядом добрых двадцать минут. Сначала она хотела позвать отца. Ей хотелось, что бы кто-то еще увидел то, что видела она, ущипнул ее за руку и доказал ей, что она не бредит.

Но отцу наверняка потребуется объяснить, что это за чертовщина, и ей определенно не хотелось этого делать.

Что вообще произошло на конюшне?

Тот вечер, когда я первый раз подвез тебя до дома, был первый раз. Открытая тетрадка лежала рядом с ноутбуком. Она должна вспомнить. В тот вечер ее отец работал допоздна. В тот вечер Габриэль играл в баскетбол с Саймоном. Среда.

Она написала в тетрадке. Среда.

Она запустила поиск по местным новостям и ввела слово поджог.

В яблочко! Там была статья, опубликованная в четверг, про пожар, что случился накануне в среду. Семья из четырех человек, и только троим удалось выбраться наружу. Репортер взял интервью у матери, миссис Хастер, которая сказала, что начальник пожарной бригады сказал ей, что дом уже в слишком опасном состоянии, чтобы продолжать поиски, и что никто оттуда не сможет выбраться живым.

Но как-то получилось, что кто-то из пожарных оставался в доме. Как-то так получилось, что ее дочку вытащили оттуда.

Хастер. Фамилия казалась знакомой.

Алан Хастер! Конечно! Тэйлор болтала про пожар на следующий день в школе.

Выглядел ли Габриэль расстроенным? Знал ли он о пожаре?

Лэйни поставила карандаш на бумагу. Она не могла вспомнить.

Она пролистнула следующую статью. Еще пожар, еще подозрение на поджог. Пожарные были отозваны из помещения, но один из них провалился сквозь пол. Он не мог выбраться сам, он должен был погибнуть.

Но вновь, кто-то вытащил его оттуда.

Так, что у нас есть... среда, четверг.

В пятницу была вечеринка. Лэйни была с Габриэлем допоздна.

Поджогов нет.

Суббота. День полный взлетов и падений. День, который закончился визитом ее папаши, что вел себя как засранец, к дому Мерриков.

Она прокрутила к следующей новости про поджоги и ткнула по ссылке.

День закончился пожарами в жилом районе. Она уже видела эту статейку, Райан Стейси уже пересылал ее Лэйни с идиотскими комментариями.

В этот раз она все-таки прочитала ее. Пожар четвертой категории, ряд домов был полностью уничтожен.

Жертв нет. Только один получил серьезные травмы.

Она уставилась на то, что она написала на своем листке.

В одной из статей приводились слова пожарного, который говорил: "у этого парня просто комплекс героя". Дескать, поджигатель устраивает пожар только для того, чтобы потом пойти и спасти жертв.

Это вообще никак не было похоже на Габриэля.

Или было похоже? Что он сделал этим утром? Что?

Она вспомнила свой вопрос. Ты кого-то ранил?

И его испуганный взгляд. Нет. Совсем наоборот.

Или даже и то, и другое одновременно.

У нее заболела голова.

В дверь кто-то постучал, и Лэйни выключила монитор, прежде чем ее отец успел заметить, что она читала.

Он заглянул в ее комнату, вид у него был расстроенный.

— Во сколько Саймон должен был появиться дома?

Она взглянула на часы. Был пятый час.

— Сегодня его первая игра. Школьный автобус привозит нас примерно в пять тридцать.

— Его первая игра?

— Угу. Его первая игра. Баскетбол. — Она закинула руки за спинку кресла. — Хотя, он, скорее всего, на скамейке запасных.

— Он что серьезно, обо всех этих баскетбольных штучках?

—— Да, папа. — Лэйни пристально смотрела на него с сожалением и сомневалась, заслуживает ли он этого. Она никогда не была на стороне матери, но, может быть, она была права насчет того, что он слишком много работал.

Он никогда не разговаривал с Саймоном, и она думала, что причина в том, что Саймон всегда обижался на отца.

Она никогда на самом деле не думала о том, что их отец ни разу не сделал ни малейшей попытки как-то исправить эту ситуацию.

Он вошел в комнату и присел на край кровати.

— У тебя все в порядке?

Лэйни думала о шрамах, которые исчезли.

— Да. Как всегда.

— Извини, если я был недостаточно внимательным сегодня. После того, как я услышал, что случился пожар, и ты была там… после всего того, через что мы прошли, когда ты была маленькой. — Он запустил руку себе в волосы, и в этот момент она услышала настоящие эмоции в его голосе. — И тогда, с твоей матерью… это было слишком.

Лэйни подошла и села рядом.

— Все в порядке.

— Мне никогда не нравилось, что ты ходишь на ферму одна, я всегда беспокоился, что ты можешь упасть и пораниться.

— Пап. Все нормально.

Он обнял ее за плечо и поцеловал в лоб.

— Я знаю, что у нас сейчас не все идеально. Но я стараюсь.

— Я понимаю.

И она действительно понимала это. Он всегда старался делать то, что он обычно делает, много работал, забывал поесть, при этом оставив все домашние дела, такие, как приготовить ужин и поддерживать дом в порядке, на чьи-то чужие плечи.

Раньше этим занималась ее мать.

Сейчас это делала Лэйни.

— Хочешь пойти посмотреть, как играет Саймон? Мы можем разместиться на трибуне, — сказала она.

Он снова поцеловал ее в лоб и приобнял.

На мгновенье ей показалось, что он может ответить да.

Но он поднялся.

— Я ненавижу оставлять тебя одну, но мне надо в офис. Моя дневная встреча была перенесена на вечер.

Она постаралась не зацикливаться на этом.

Все вернулось на круги своя. Обычное состояние.

Одна.


Баскетбольная игра должна быть захватывающей, с учетом того, что центральным был Саймон, а Райан Стейси отсиживался на скамейке запасных.

Идеальное заслуженное возмездие требовало, чтобы трибуны были заполнены, и Саймон забил победный мяч на последней секунде.

Но это была команда второкурсников, так что было не многолюдно. Да и другая команда была не фонтан, им не хватало организации даже для того, чтобы нормально вести мяч по паркету.

Но Саймон был великолепен. Они были в лидерах с первого мяча.

И они выиграли со счетом двадцать против двух.

— Ты сказал, он не может слышать? — спросил Хантер, когда они выползли с трибун. Он остался на всю игру. — Как ты можешь мне это доказать?

Габриэль фыркнул и швырнул банку из-под содовой в мусорную корзину, что стояла рядом с дверью.

— Давай будем надеяться, что тренер думает также.

Он переживал, что Хантер будет осуждать его из-за пожара на конюшне, за то, что он рассказал Нику, или за что-то еще, чего он не мог определить. Но Хантер был спокоен, как обычно, слушал, как Габриэль излагает утренние события с пустой трибуны.

И потом он спросил то же самое, что спрашивал всегда.

— Ты хочешь остановиться?

Габриэль не хотел.

Он не мог. Особенно сейчас, особенно после сегодняшних событий, он просто физически чувствовал необходимость того, чтобы огонь горел, чтобы чувствовать его кожей, он был как наркоман, который проходит через лечение.

Если бы только у него была зажигалка.

Они ждали на выходе из зала, чтобы поздравить Саймона, пинали камушки и наблюдали, как народ мимо них потоком устремляется на выход.

В основном, это были студенты первого курса, у которых закончились факультативы. Затем вышла команда черлидерш второго курса, рука об руку, они шли, хихикая и пританцовывая, через всю стоянку к школьному автобусу. Затем парни из баскетбольной команды, с мокрыми волосами после душа, они поднимали руки и хлопали друг друга ладонью в едином порыве "дай пять".

Когда поток студентов резко сократился, Габриэль начал думать, не пропустили ли они где-то младшего брата Лэйни.

Но он также не видел и Райана Стейси.

Габриэль выругался и подошел к двери, но в этой части школы двери открывались только изнутри, снаружи они были заперты. Он постучал, но конечно ему никто не ответил, так что почувствовал себя идиотом, который стоял здесь и дожидался, пока все выйдут.

— Пойдем, — сказал он Хантеру, повернувшись чтобы побежать к основному входу.

— Что случилось?

— Райан Стейси.

Они рванули через холл, их ботинки скрипели по напольной плитке, когда они проскальзывали на поворотах. Учительница прикрикнула на них, чтобы они прекратили бегать, но Габриэль не слышал ее, и они пролетели мимо, прежде чем вообще поняли ее слова.

В зале было пусто, не считая нескольких девчонок, которые развешивали баннер с анонсом распродажи выпечки на следующей неделе.

В раздевалке пусто. В мужской душевой пусто.

Габриэль выругался снова. Школа была огромной, они могли быть где угодно.

— Подожди. — Хантер поймал его за руку. Габриэль замер и на мгновенье прислушался, но он не услышал ничего.

Хантер шагнул в сторону ближайшего коридора и толкнул дверь в раздевалку для девочек, приоткрыв ее на несколько сантиметров. Свет внутри был выключен, и, открыв дверь, он осветил кафель на полу и мусорную корзину, несмотря на темноту, он заорал в пустоту.

— Здесь кто-то есть?

Тишина.

Хантер щелкнул выключателем. Свет залил помещение с розовой плиткой и розовыми шкафчиками.

Пусто, но Хантер все равно направился вперед, заворачивая за угол в сторону женской душевой. Здесь они и нашли Саймона, трясущегося под розовой шторкой душа, с синяком под глазом и разбитой губой.

И абсолютно раздетого.


Глава 34


Лэйни никогда не следила за временем во время урока. Сегодня же, казалось, что каждый урок длится вечность; она отсчитывала минуты и ждала, когда появится Габриэль.

Она до сих пор не могла определиться со своими чувствами к нему. Злость из-за того, что произошло? Она не имела ни малейшего понятия, был ли он вообще к этому причастен. Любопытство? Определенно. Если точнее, она была заинтригована.

Ярость? Страх?

Желание? Страсть?

Все вместе.

Это утро было настоящим мучением. Она проснулась еще до рассвета, впрочем, как обычно. Она быстро ощупала себя в поисках привычных шероховатостей, уверенная, что все это ей приснилось.

Нет. Шрамов по-прежнему не было.

Но как?

Она не могла пойти на конюшню, так как уцелевших лошадей на время перевезли в другое помещение, в пятнадцати километрах от прежнего. Она не могла позвонить Габриэлю, потому что ее отец постоянно следил за ее мобильником. Он уже и так достаточно нервничал по поводу фингала под глазом у Саймона.

Лэйни собрала всю волю в кулак, чтобы держать рот на замке и не напоминать отцу, что она предлагала пойти на игру. Если бы они были там, то Саймон пошел бы вместе с ними, вместо того, чтобы рассчитывать на кого-то из ребят, чтобы они подбросили его до дома после того, как хрен знает, что произойдет. Тогда у Саймона бы не было фингала под глазом и причин закрываться в своей комнате без объяснений.

Но, наконец-то, зазвенел звонок, означающий конец второй пары.

Лэйни направилась на математику.

Ну и, конечно же, место, где должен был сидеть Габриэль, было пустым.

Она остановилась в дверном проеме в смятении. Может, он получил травмы вчера, а она не в курсе?

Или, может, это было запланировано? А может, он прогуливает занятие?

Или он не хочет видеть ее.

Она сжала руки в кулаки. Разочарование навалилось на нее со всей силой, и ногти впились в ладони.

Как обычно она хотела молотить кулаками по его груди и одновременно крепко обнять, и никогда не отпускать.

Если он только вообще появится на горизонте.

— Лэйни.

Она резко повернулась, готовая ударить, ее руки все еще были сжаты в кулаки.

Габриэль поймал ее за запястья, его пальцы нежно пробежались по рукавам ее водолазки.

Но сразу после этого он остановился и просто держал ее. Он не отталкивал ее, но и не притягивал ее ближе к себе. Его голос был низким и хриплым, так что только она могла его слышать.

— Не бей меня.

Она уставилась в его голубые глаза, такие близкие и полные эмоций.

Ей потребовалось время, чтобы она смогла говорить. Сто тысяч вопросов крутились в ее голове все утро, но сейчас все, что она смогла произнести, было:

— Почему?

Она заметила, что Габриэль слегка вздрогнул.

— Мм, ну, по крайней мере, подожди, пока закончатся уроки. Затем ты можешь выбить из меня всю дурь, если, конечно, захочешь.

Он выпустил ее руки, освобождая ее.

— Драка в классе — это автоматическое отстранение от учебы на один день.

Она сглотнула. Сейчас, когда он стоял прямо напротив нее, она слишком боялась спрашивать.

Нет, она слишком боялась услышать ответ.

Студенты потоком ломились в двери. Габриэль подвинулся чуточку ближе.

— Ты в порядке?

Сознание Лэйни продолжало возвращать ее к тому моменту на поляне, когда солнечные лучи танцевали на ее коже, и поцелуи Габриэля спускались по ее животу, когда ее дыхание замирало от страха и трепета, и когда она впервые почувствовала, что все идеально.

И потом эта идеальная картинка исчезла в дыму. В прямом смысле этого слова.

Она вытащила из кармана зажигалку Габриэля и протянула ему.

— Думаю, что тебе надо рассказать мне.

В его глазах промелькнула паника. Он выхватил зажигалку у нее из рук и засунул себе в карман. И после этого он приник к ней еще ближе, привлек ее к себе, чтобы сказать ей на ушко.

— Если тебя поймают с такой зажигалкой, это тоже автоматическое отстранение от учебы.

Его дыхание обжигало ее шею. Она задрожала.

Сфокусируйся.

— Рассказать правду? — прошептал он.

Она кивнула.

— Я хочу знать все.

Прозвенел второй звонок, и Лэйни отпрянула назад. Сердце, казалось, выпрыгивало у нее из груди.

— В перерыве?— спросил он.

— Да, — выдавила она.

В этот момент мисс Андерсон вошла в кабинет и предложила всем пройти на свои места.

Лэйни решила шесть заданий на разминке, благодарная им за то, что можно было отвлечься, за необходимость смотреть в тетрадку, а не по сторонам.

Сложенный тетрадный листок приземлился на ее учебник. Лэйни развернула его под партой.

Ты меня боишься?

У нее перехватило дыхание, и кровь прилила к голове.

Затем она взяла карандаш и написала.

Чуть-чуть.

Она смотрела на него, когда он разворачивал листок. Ни сожаления, ни разочарования. Только спокойное согласие.

С искоркой вызова.

Лэйни почувствовала, что ее ладонь, в которой она держала карандаш, стала влажной. Она вытерла ее об коленку.

Внезапно она поняла, что не может ждать, когда начнется перерыв.

Интерком рядом с классной доской внезапно ожил.

— Мисс Андерсон?

— Да.

— Могли бы вы отправить Габриэля Меррика в кабинет наставника?

Все в классе, включая Лэйни, повернулись и уставились на него.

— У тебя проблемы? — прошептала она.

Он пожал плечами и сложил учебник и тетрадь в рюкзак.

— Понятия не имею.

Затем он отодвинул стул и отправился вниз по проходу между партами. Он вышел из кабинета, и тут она заметила новую сложенную бумажку, засунутую в уголок ее тетрадки.

Это правда: не бойся меня.

Габриэль прошел по безмолвному коридору, его плечи были напряжены, его рюкзак, казалось, весил тонну.

В кабинет наставника? Если у тебя проблемы, то тебя вызывают в кабинет директора. Он знал эту привычную схему наизусть.

В офис наставника приглашали в случаях, если приезжал кто-то из колледжа для собеседования со студентами, и с Габриэлем этого не происходило никогда за его школьные годы. В офис наставника вызывали, если у тебя были терки с другими учениками, и Викерс думала, что вы сможете поговорить об этом и обсудить, но чтобы для этого вызывали с урока?

Затем он вспомнил первую неделю в школе, когда Эллисон Монтгомери позвали в офис наставника во время химии. Ее отец погиб в автокатастрофе.

Ник. Сердце остановилось в груди.

Затем вернулось к обычному состоянию. Ник был здесь, в школе.

Если бы случилось что-то серьезное, Габриэль бы услышал об этом. То же самое с Крисом.

Майкл.

Но если бы что-то случилось со старшим братом, то он бы натолкнулся в коридоре на Криса и Ника, вот прям сейчас, в эту минуту.

Затем он вспомнил, что случилось накануне вечером. Габриэль не имел ни малейшего представления, пришел ли Райан сегодня в школу, но он помнил прекрасно, как он обнаружил Саймона в шкафчике в женской раздевалке. Издевались они над ним изысканно.

Может быть, это вообще не имело отношение к Габриэлю.

Он толкнул двойные двери и вошел в главный офис.

Абсолютно пусто. За столом нет секретаря, никто из студентов не ожидает на скамейке около кабинета наставника.

Весьма странно.

Но он толкнул дверь, что открывалась в любую сторону, и вошел в приемную. Школа постаралась на славу, сделав из этого места приятное помещение: красно-синий ковер покрывал напольную плитку, четыре мягких кресла стояли вдоль стены.

Приятную атмосферу убивали пятеро полицейских, стоявших внутри.

Габриэль резко остановился. Он натурально почувствовал, как кровь отхлынула у него с лица. Разве они не посылают полицейских, чтобы доложить о том, что что-то плохое случилось с твоей семьей?

Он не мог вспомнить, когда в последний раз он сказал хоть слово своему старшему брату.

И где Крис и Ник?

Страх сдавил его грудь железной хваткой. Он не понимал, как его ноги до сих пор держат его.

Мисс Викерс стояла напротив закрытой двери, ведущей в ее кабинет.

Она была бледной, как раз настолько, насколько бледным Габриэль ощущал себя в своей панике.

— Габриэль?

Он никогда не видел, чтобы Викерс была в замешательстве. Во рту пересохло.

— Да.

Один из полицейских шагнул вперед. Он был самым старшим из группы, ему было ближе к пятидесяти, его волосы были подернуты сединой.

— Габриэль Меррик?:

— Да. Да.

Его голос упал. Он едва мог выдавить и слово.

— Вы бы могли опустить рюкзак? Пожалуйста.

Рюкзак? Габриэль бросил его, и он упал на пол с глухим стуком.

— Что случилось?

Офицер сделал еще один шаг вперед.

— Вы арестованы.


Глава 35


Лэйни сидела за столом вместе с отцом и Саймоном, но она не могла есть.

Она вообще удивлялась, что еда на столе была съедобной, потому что она витала где-то в облаках, пока готовила.

Габриэля арестовали.

Он исчез на математике, но она услышала об этом в очереди в кафетерии. Вся школа стояла на ушах. Безумные истории были абсолютно неправдоподобны: как будто Габриэль разыскивался в трех штатах, что он напал на школьного наставника с банкой аэрозоля и зажигалкой, что он варил амфетамин в лаборатории. Но большинство историй были о том, что его арестовали по подозрению в поджогах, за организацию пожаров по всему городу.

Самая же популярная история гласила, что кто-то доложил о том, что он организовал поджог на конюшне.

Саймон нашел ее и потребовал ответов. Знала ли она?

Верит ли она в эту версию?

Она не хотела, но все же не могла забыть о зажигалке, что вывалилась из толстовки Габриэля. И его взгляд, взгляд пойманного зверя.

Она также не могла забыть записку, что он оставил для нее, когда она призналась, что боится его.

Это правда: не бойся меня.

Так что она дала Саймону единственный искренний ответ, который она могла дать.

— Я не знаю.

Лэйни решила найти его братьев, но она не знала их расписания и не представляла, где их искать. Как только она добралась до дома, она нашла в справочнике номер компании по ландшафтному дизайну, но телефон не отвечал.

Остальное время она провела в попытках справиться со своими нервами.

Если ее несовершенства хватило для того, чтобы напугать мать так, чтоб она сбежала от нее, то той информации, что ей надо было рассказать отцу, могло хватить для того, чтобы с ним произошло то же самое.

Как будто почувствовав ее пристальный взгляд, ее отец оторвался от своего Айфона.

— Ты что-то тихая сегодня.

Она сглотнула.

— У меня есть гипотетический правовой вопрос.

Он отложил телефон в сторону.

— Исходя из моего опыта, гипотетические вопросы обычно совсем даже и не гипотетические.

Она шлепнула ладонями по своим коленям.

— Если у тебя есть случай, когда кто-то может предоставить твоему клиенту алиби, но этот кто-то получит проблемы из-за своих слов, тебе надо было бы такое алиби?

Он поднял бровь.

— Определи, что ты понимаешь под проблемами.

Она смотрела на свою тарелку и толкала кусок мяса по кругу.

— Ее отец отречется от нее.

Сейчас он был весь во внимании. И Саймон тоже.

— Мы говорим о тебе? — спросил отец. Он прищурился. — Кому необходимо алиби?

— Габриэлю Меррику, — прошептала она.

— Для чего конкретно?

— Его подозревают в поджоге. — Лицо ее отца стало суровым, но она продолжала, спотыкаясь на словах, переживая, что она разревется, прежде чем все расскажет. — Они думают, что он устраивает пожары, те, о которых пишут в газетах, но я знаю, я знаю.

— Что ты знаешь, Лэйни? — Голос ее отца был ледяным. — Что ты знаешь?

— Что он этого не делал. Я знаю, что он этого не делал. По крайней мере…

— Ты ничего не знаешь, Лэйни. — Его рука на столе превратилась в кулак. — Поджог — серьезное дело. Они не арестовывают никого просто так. Всегда есть доказательства и расследование.

— Вероятно, кто-то доложил, что он устроил поджог на ферме, на конюшне. Но он не делал этого. Он не мог сделать этого. — Ее руки тряслись. — Потому что он был со мной.

Ее отец уставился на нее. Впрочем, как и Саймон.

Но ничего не сказал.

Она сделала глубокий вдох.

— Мы лежали на склоне позади загона. Он…

— Лежали? На холме?

— Разговаривали, — сказала она. — Просто разговаривали! Но пожар начался в тот момент, когда он был рядом со мной, так что я точно знаю, что он не мог сделать этого.

Ее отец ничего не сказал, так что она продолжила, ощущая, что слезы затмили ее глаза из-за внезапных эмоций.

— Ты можешь сказать полиции? Можешь сказать им? Ты можешь проклясть меня навсегда. Ты можешь ненавидеть меня. Только, пожалуйста.

— Нет.

Лэйни вздрогнула.

— Нет?

— Это дело с поджогами во всех новостях. Если только ты не можешь предоставить алиби на все случаи пожаров, — его глаза сузились. — А ты не можешь, не так ли?

Она быстро покачала головой.

— Это не имеет значения. И я не собираюсь впутывать тебя в расследование только из-за того, что ты связалась с местным плохим парнем.

— Все не так! Он мой друг.

— Уверен, что так и есть. Иди в свою комнату, Лэйни.

— Но…

— Я сказал, иди!

Она развернулась, чувствуя, как слезы текут по ее щекам.

— Извини, — прошептала она. — Пожалуйста. Просто, мы можем помочь ему.

В глазах отца плескалась ярость.

— Он не заслуживает твоей помощи.

Саймон отодвинул свой стул из-за стола и встал.

— Нет. — Сказал он решительно. — Он заслуживает.

Их отец уставился на него, потеряв дар речи.

— Он и мой друг тоже, — сказал Саймон, — от гнева его слова стали практически неразборчивыми. Он жестикулировал, когда говорил, но и его руки были слишком напряженными, а движения резкими. — Ты бы знал это, если бы хоть когда-нибудь побеспокоился о том, чтобы поговорить со мной.

Их отец выглядел абсолютно сбитым с толку.

— Саймон, ты не…

— Заткнись! Ты хотел, чтобы я разговаривал, так что слушай.

Саймону пришлось сделать паузу, чтобы успокоить дыхание.

— Габриэль Меррик заслуживает ее помощи. — Он взглянул на Лэйни и коснулся синяка вокруг своего глаза. — И моей помощи тоже.

— Зачем? — пошептала она.

Саймон взглянул на отца и нахмурился.

— Ты уверен, что тебе не надо проверить электронную почту?

— Это нечестно, Саймон. — Но их отец положил телефон в карман, даже не взглянув на него.

— Нет, — сказал Саймон. — Что нечестно, так это вести себя со мной так, как будто мы остались с мамой.

Теперь отец вздрогнул.

Лэйни поймала Саймона за запястье в попытке остановить его словесный поток и попросила его жестами. Пожалуйста, остановись. Он все, что у нас осталось.

— Подожди минуту, — сказал отец. — Что это значит, я все, что у вас осталось.

Лэйни вскинула голову.

— Ты… ты понимаешь знаки?

— Конечно, я понимаю знаки. Что ты имеешь ввиду?

— Но ты никогда не говорил знаками.

— Потому что я думал, что у Саймона и так достаточно сложных проблем в жизни, кроме того, чтобы быть полностью зависимым от языка жестов. Особенно, — он сделал акцент и посмотрел внимательно на Саймона, — когда ты можешь разговаривать практически идеально.

Теперь уже Саймон выглядел ошарашенным.

— Я никуда не собираюсь, — сказал их отец, его голос стал чуть мягче. — Я весь во внимании. Расскажите мне, что я пропустил.


***


Они оставили Габриэля в комнате для допроса.

На самом деле он испытал облегчение, поскольку он успел мельком заглянуть в камеру, пока у него снимали отпечатки пальцев и делали фотографии. Пятнадцать парней, кто-то стоял, кто-то сидел. Большинство из них были в два раза больше него. Один парень привалился к дальней стене и наблевал на себя в какой-то момент. Судя по пятнам на одежде, не один раз.

Он был единственным, кто не смотрел на Габриэля, когда он проходил мимо.

Все остальные рассматривали его. Особенно бледный парень лет двадцати, с татуировками по плечам, пялился на него с жутким задумчивым видом.

Габриэль старался не смотреть никому в глаза.

Если бы только Майкл был здесь. Он даже не знал, в курсе ли его брат, что произошло.

И ему еще раньше казалось, что он одинок.

Хотя это сдерживало. У него был приступ паники в школе, из-за которого взорвались лампочки в офисе у наставника. Внезапно он оказался на полу, и чье-то колено уперлось ему в спину.

Они удерживали его так, пока Викерс не начала бубнить насчет проблем с электричеством в последнее время.

И они обыскали его.

Полицейские нашли зажигалку у него в кармане и еще одну, закопанную среди книжек в его рюкзаке. Рассказала ли Лэйни им о том, что произошло на ферме?

Это напомнило ему о том, как она смотрела на него в классе этим утром, едва дыша и глядя на него широко распахнутыми глазищами, и она едва ли могла говорить. И эта записка от руки на клочке бумаги, когда он спросил ее, боится ли она его.

Чуть-чуть.

Как будто он мог ее обвинять.

Прямо сейчас он мог себе представить.

Комната для допросов была точно такой, какой ее показывают по телевизору, едва ли 4 квадратных метра, на которых стоял стол и четыре стула, белые стены, металлическая дверь с махоньким окошком. Он мог сесть, но они оставили его в наручниках. И они оставили его в одиночестве, уверив, что кто-то подойдет через минуту, чтобы поговорить с ним.

Это была очень длинная минутка.

Его желудок отчаянно напоминал ему о том, что прошло уже много времени с тех пор, как он ел, хотя, реально, Габриэль не имел ни малейшего представления, сколько на самом деле прошло времени. От долгого сидения в наручниках у него начали ныть плечи, но он не хотел жаловаться, потому что сидеть здесь было в десять раз лучше, чем сидеть в камере.

Хотелось бы ему знать, как долго они собираются держать его здесь.

Была же какая-то тема насчет семидесяти двух часов. Или это только в передачах про копов?

Так что он сидел. Ждал. Достаточно долго, чтобы тревога начала шевелиться внутри, словно живое существо, поедая его изнутри.

Может быть, в этом все дело. Пассивно-агрессивная манера поведения, стандартная модель поведения плохой-хороший полицейский. Может, они вообще не могут позвать полицейского.

Ему еще не было восемнадцати. Что может быть хуже, чем то, что произошло? Колония для несовершеннолетних?

Он продолжал думать о разговоре с Майклом в машине, о том, как проблемы с законом могут привести к проблемам с опекой.

Лампы на потолке загудели, сверкая электричеством. Габриэль сделал глубокий вдох. Электричество успокоилось.

И в этот момент кто-то вошел в дверь. Ни предупреждения, ни стука. Просто ручка двери повернулась, и в комнату медленно вошел мужчина с металлической кружкой и какими-то бумагами. Это был какой-то новый человек, ему было хорошо за сорок, хотя седина только начала пробиваться на висках в его светлой шевелюре. На нем не было формы, он был в джинсах и свитере, хотя значок болтался у него на поясе. В прищуренном взгляде его голубых глаз ничего не читалось.

Было какое-то ощущение власти в этом человеке, Габриэль отметил это по его манере держаться.

— Габриэль Меррик? — Он не ожидал ответа, просто сел за стол напротив и бросил несколько папок и блокнот перед собой. — Я Джек Фолкнер, окружной маршал пожарной охраны.

Фолкнер. Отец Ханны.

Габриэль не знал, что ему сказать.

Маршал Фолкнер откинулся назад на своем стуле и сделал глоток кофе.

— Долго пришлось ждать?

То, как он произнес это, подразумевало, что он точно знает, как долго пришлось ждать Габриэлю.

Может быть, поэтому его оставили в наручниках. Чтобы, когда кто-то вел себя как мудак, он не смог двинуть этому парню по морде.

— Мой брат придет? — спросил он. Во рту пересохло, и его голос был грубым.

— Твой брат?

— Вы же не можете меня допрашивать без официального представителя или кого-то такого, правильно?

Маршал Фолкнер наклонился вперед и приподнял обложку папки из плотной бумаги.

— Тебе семнадцать?

— Да.

Обложка упала назад, закрыв папку.

— Тебя обвиняют в поджоге первой степени. Прямо сейчас это один случай, но скорее всего их больше, учитывая события последней недели. Это преступление, которое автоматически означает твою ответственность как совершеннолетнего. Именно поэтому ты здесь, а не в центре для несовершеннолетних

Габриэль не двигался. Комната внезапно стала меньше.

— Тебе разрешается привлечь адвоката. — Маршал Фолкнер щелкнул ручкой. — У тебя есть адвокат?

Габриэль покачал головой. Один из тех полицейских, что зачитывал ему права, говорил что-то о том, что адвоката ему предоставят, но он не представлял, как это работает. Если он потребует адвоката, это будет выглядеть, как будто он виноват.

— Я не устраивал эти пожары, — сказал он.

Маршал поднял брови.

— Хочешь поговорить об этом?

— Тут не о чем разговаривать. Я их не устраивал.

За исключением, может быть, одного. Пожара в лесу. Но если он признается, что он соврал про это, то все остальное тоже будет звучать, как вранье. Габриэль отвел взгляд.

После недолгого молчания маршал наклонился вперед на своем стуле.

— Позволь мне снять с тебя наручники.

Габриэль резко поднял взгляд.

— Да.

Когда он расстегнул их, Габриэль размял плечи, чтобы снять напряжение, затем вытер ладони о джинсы.

Ему было противно, что он должен этому человеку сказать спасибо или типа того.

Особенно, когда маршал Фолкнер замешкался, прежде чем сесть и спросил:

— Как насчет перекусить?

Габриэль готов был убить за еду, но покачал головой.

— Ты уверен? Если ты застрянешь тут на всю ночь, мы должны будем покормить тебя. Может быть прямо здесь, где никто у тебя не отнимет еду.

Слишком много всего было в этой фразе, чтобы понять все и сразу. На всю ночь. Габриэль вспомнил о том бледном ненормальном из камеры и окончательно потерял весь аппетит, который у него был.

Он снова покачал головой.

— Сколько времени?

— Чуть больше шести.

Шести! Почему-то одновременно это было и раньше и позже, чем он предполагал.

Габриэль слышал свое сбившееся дыхание, прежде чем смог задержать его. Его братья определенно в курсе, что он пропал.

Маршал Фолкнер засунул руку в свой задний карман и вытащил пачку сигарет. Он протянул их Габриэлю.

— Куришь? Без обид, парень, но ты выглядишь, как будто тебе надо это.

— Я не курю.

Маршал швырнул пачку на стол и снова схватился за свою ручку.

— Тогда почему ты таскаешь с собой в школу две зажигалки?

Ох, блин.

Габриэль нахмурился.

— И, — сказал маршал, — я так понимаю, что у тебя и дома есть еще. Хочешь рассказать мне об этом?

Габриэль замер.

— У меня дома?

— Офицеры проводят обыск прямо сейчас.

Ну, по крайней мере, он ответил на вопрос, в курсе ли Майкл, что происходит.

Слава богу, что пожарная куртка и шлем были у Хантера.

— Я не поджигал эти дома, — произнес он снова.

— Кто-то еще замешан в этом?

Новые нотки проснулись в голосе маршала. Знают ли они про Хантера? Габриэль был осторожным после того, как попался с вопросом о зажигалке.

Он посмотрел на стол и провел пальцем по пластиковой кромке стола.

— Я ничего не знаю об этом.

Его голос был равнодушным, но он ощущал опасность, его сердце колотилось как бешеное.

— Ты уверен?

Габриэль поднял взгляд и встретился глазами с маршалом.

— Абсолютно уверен.

— Позволь мне объяснить кое-что. — Маршал Фолкнер бросил ручку на свою папку и наклонился вперед. Он повысил голос. — Ты можешь дурить меня всю ночь, но этим ты не сделаешь себе ни капельки лучше. Один поджог первой степени тянет на срок до тридцати лет. Это все. У нас, как минимум, четыре. Не важно, что ты говоришь мне, у нас есть достаточно доказательств, чтобы отправить тебя в окружной центр предварительного заключения.

Габриэль сглотнул. Его руки покрылись потом.

— Я не поджигал эти дома.

— Ты знаешь про случай на Линден Парк Лэйн?

Первый пожар. Дом Алана Хастера. Пронзительная пожарная сигнализация, мертвый кот. Маленькая девочка. Отчаянный крик, облегчение, рыдания матери.

Он слегка дернул плечом, на шее под воротником его футболки проступили капельки пота.

— Я ничего не знаю об этом.

— Серьезно? — Маршал Фолкнер сел. — А ты же не думаешь, что если мы попросим Мэрибэт Хастер прийти сюда, то она не узнает тебя? — Он сделал паузу. — Она сказала, что она обнимала пожарного, который спас ее малышку.

Габриэль замер.

Там было темно. Его лицо было покрыто сажей.

Но когда она благодарила его, она смотрела прямо ему в глаза.

Узнает ли она его? Он не имел ни малейшего понятия.

Он спас ее ребенка. Да. Она наверняка узнает его.

Маршал Фолкнер снова взял ручку.

— Я думаю, возможно, ты что-то знаешь?

Габриэль ничего не ответил.

Пауза, взгляд на папку.

— Алан Хастер сказал, что ты ссорился с кем-то в классе в тот день.

Габриэль привстал со стула.

— Он вел себя как мудак. Я не сжигал его дом.

— Сядь.

— Черт возьми! — Габриэль уперся руками в стол. Ему требовалось все самообладание, чтобы не сдвинуть его. — Я не устраивал эти пожары.

— Сядь. Сейчас же. — Маршал не двигался. — Или наручники вернутся к тебе.

Габриэль сел.

— Я их не устраивал, — сказал он. — Не поджигал.

— Не бери все на себя, парень. Кто еще причастен?

— Я не знаю.

— Ты мне врешь.

— Я не знаю, кто устраивает поджоги.

— А что ты знаешь?

— Да ничего!

— Что мне расскажут твои братья?

Габриэль чувствовал, что ему не хватает воздуха в этой комнате.

— Они тоже ничего не знают.

— У меня есть рапорт недельной давности. Вы были пойманы с несколькими упаковками удобрений. Сделали вид, что это была шутка, правильно? Это планировалось первым?

Это и была шутка. Тайлер и Сет избивали Криса, так что они просто решили проучить их.

— Что? Нет!

— И твой брат Кристофер был с тобой. Эти пожары его рук дело?

— Нет.

— Он тебе помогал?

— Нет! — Габриэлю пришлось собрать всю свою волю в кулак, чтобы оставаться в кресле.

— Ему шестнадцать. Мы приведем его, он будет рассматриваться как несовершеннолетний. Он будет содержаться под стражей в учреждении для несовершеннолетних, пока мы будем задавать ему вопросы. Что он нам расскажет?

— Оставьте Криса в покое! Он никак с этим не связан!

Лампочки раскалились добела и были готовы взорваться, энергия пульсировала в воздухе.

Габриэль успокоил ее, задыхаясь от усилий.

Начальник пожарной охраны отодвинул стул и посмотрел в пространство между Габриэлем и лампами на потолке, которые светили обычным светом.

Габриэль сглотнул.

— Оставьте его в покое, — выдавил он. — Крис ничего не знает.

— Что знаешь ты?

— Я не знаю, кто поджигатель.

— Давай, парень.

— Я не знаю, — Габриэль не мог на него смотреть. Он отчаянно боялся, что он может разреветься, если этот мужик продолжит давить.

— Мы знаем, что ты использовал горючую смесь для поджога. Как много ее мы найдем вокруг твоего дома?

— Нисколько. Я не знаю.

Возможно, у них есть немного в гараже.

Выставит ли это его виноватым?

Маршал сделал паузу, потом ткнул кончиком ручки в папку.

— Почему ты мне не рассказываешь о пентаграммах?

Габриэль поднял голову.

— О чем?

— Это какая-то ритуальная штука? Какой-то вид инициации?

В этот момент холодок пробежал у него по спине.

— Что за пентаграммы?

— Не прикидывайся идиотом, парень. Пентаграммы, нарисованные зажигательной смесью.

Дверь со скрипом открылась, и офицер в форме заглянул внутрь.

— Джек. Можешь выйти на секунду?

Габриэль бросил взгляд между ними.

— Что за пентаграммы?

Маршал собрал папки и взял кружку.

— Что за пентаграммы? — прокричал Габриэль.

Но маршал Фолкнер уже перешагнул за порог, оставив Габриэля с наедине с его вопросами.


Глава 36


Габриэлю хотелось выбить дверь и потребовать ответов.

К сожалению, офицер в форме стоял рядом, очевидно охраняя Габриэля, пока маршал не вернется.

Забавно, как пребывание под стражей делало его еще более опасным, а не наоборот.

Габриэль жевал губу и пялился в пол невидящим взглядом, пытаясь разобраться с причинами происходящего. Пентаграммы обычно обозначали, что кто-то вызвал проводников и доложил, что в определенном доме живут люди со способностями стихий. Пентаграммы были и указателем, и предупреждением. А были ли нарисованы пентаграммы на тех домах, которые сгорели? Он никогда не подходил к ним с фасада, так что он понятия не имел, как там обстояли дела. Он и его братья были единственными абсолютными стихиями в этом городке. Ну, хорошо, до тех пор, пока не появились Хантер и Бекка.

Правильно?

Нет, должен быть кто-то еще. Отец Бекки должен знать про других.

Дьявол, Сет и Тайлер должны тоже знать про других.

Но почему вообще появились пентаграммы?

Дверь открылась, и он вздернул голову вверх. В дверях стоял маршал Фолкнер. Вид у него был не слишком радостный.

— Кое-кто пришел встретиться с тобой.

Габриэль выпрямился. Он с облегчением выдохнул и поднялся со стула. Пришел Майкл. Он придумал что делать.

Габриэль откашлялся.

— Мой брат?

— Я был бы более счастлив, если б это было так, приятель.

— Что вы имеете в виду?

Но маршал проигнорировал его, жестом подзывая офицера.

— Пойдем, Джо. Я куплю тебе чашечку кофе.

Затем они вышли через узкий проход, и стальная дверь начала закрываться за ними.

Пока кто-то не остановил ее сильной рукой.

Это был отец Лэйни.

Габриэль уставился на него, пока тот проходил в двери.

Похоже, что он пришел прямо с работы, ну, или просто он всегда носил костюм. Несмотря на то, что было уже за шесть, и был вечер пятницы, его рубашка выглядела свежепоглаженной, галстук был ровным и туго затянутым в узел.

Выражение его лица было очень деловым. Габриэль не мог определиться, как это понимать.

И не представлял, что он может делать здесь.

Мистер Форрест поставил кейс на стол и расстегнул клипсы.

— Ты знаешь, — начал он вместо приветствия, — в тот вечер, когда я поймал тебя с Лэйни, я назвал тебя будущим преступником. Я даже не представлял, что мое предсказание сбудется столь быстро.

— В тот вечер, когда Вы утащили Лэйни от нашего дома, я назвал Вас говнюком. Полагаю, мы оба были правы.

Улыбка, но выглядела она не слишком доброй.

— Обычно я представляюсь как Дэвид, но, учитывая обстоятельства, полагаю, ты можешь называть меня мистер Форрест.

— Не говорите мне, что Вы — адвокат противоположной стороны.

— Нет, это работает не совсем так.

Затем Габриэль вспомнил, что изначально ее отец угрожал тем вечером, и понял, что он, вероятно, появился, чтобы подлить масла в огонь. Он подскочил со стула.

— Эй, я не сделал Лэйни ничего плохого! Если Вы скажете им, что я...

— Я рад слышать это. Но я здесь не поэтому. — Мистер Форрест откинулся на спинку стула и вытащил официальные документы из кейса.

Габриэль озадаченно смотрел на него.

— Тогда что Вы делаете?

Из кейса появилась серебристая ручка.

— Что ты успел им рассказать? Пожалуйста, скажи мне, что ты ничего не подписывал.

— Подождите. — После новостей про пентаграммы, мозг Габриэля откровенно не справлялся с информацией. — Что?

Он поднял брови.

— Что. Ты. Им. Сказал?

— Да замолчите. Что Вы на самом деле тут делаете? — Габриэль заколебался. — Это мой брат нанял Вас?

— Нет, он этого не делал. Хотя мы с ним разговаривали.

— Так Вы здесь для того, чтобы убедиться, что я надежно закрыт? Но я не устраивал эти пожары.

Снова кривая улыбка.

— На самом деле для меня не имеет значения, устраивал или нет.

— Я уверен, что это имеет значение для всех остальных.

— Не для меня. Я помогаю людям, которые все время "не делали это".

Погоди-ка.

— Вы хотите сказать, что Вы здесь, чтобы помочь мне?

— Я собираюсь попытаться.

Габриэль не доверял ему.

— Может быть, я не хочу, чтобы Вы мне помогали?

— Так, у них несколько пожаров, погибший пожарный и свидетель. Не упоминая мотивы, предварительные записи и полную комнату зажигалок. Ты хочешь, чтобы я тебе помог.

Габриэль нахмурился и отвел взгляд.

Мистер Форрест откинулся назад на своем стуле, покручивая ручку между пальцами.

— Ты и правда помог Саймону получить стартовую позицию в баскетбольной команде?

Габриэль никак не мог выкинуть из головы угрозы маршала, не говоря уже о загадке с пентаграммами, и в такой момент отец Лэйни хотел поговорить про баскетбол?

— Вы хотите прямо сейчас поговорить об этом? Вы серьезно?

— Если ты хочешь получить мою помощь, то да. Я хочу поговорить об этом именно сейчас.

Габриэль бросил взгляд на дверь.

— Мы как-то ограничены во времени, или как?

— Нет.

— Ну и славно. Да, я дал Саймону несколько советов. И тренер принял решение взять его. Ничего особенного, в общем-то.

— Вчера вечером он пришел домой с синяком под глазом.

— Послушайте, я этого не делал.

— Я знаю, что ты не делал. Он рассказал мне, что произошло.

Пауза.

— Также Лэйни мне рассказала про историю на вечеринке.

— Она рассказала?

Лэйни заступилась за него? После всего, что произошло? И тут Габриэль ощутил, что в нем поднимается волна гнева.

— Так почему Вы не разберетесь с этим парнем?

— Я разберусь. Не переживай.

Мистер Форрест замешкался, и впервые его надменность исчезла.

— Еще она мне рассказала, что вчера утром ты вытащил ее из огня на конюшне.

Габриэль уставился на него. Разговор о пожарах был похож на ловушку.

— Все, что ты мне скажешь — конфиденциально. Они не смогут использовать это против тебя.

Габриэль оглядел комнату и понизил голос.

— А что, если они записывают то, что я рассказываю Вам?

— Я очень надеюсь, что они записывают. Это противозаконно, и они никогда не смогут предъявить обвинения.

Габриэлю пришлось откашляться.

— Я думал, что Лэйни была единственной, кто мог сдать меня.

— Нет, исходя из того, что я обнаружил у них, кто-то им сообщил, что видел тебя на месте пожара на конюшне. Поскольку ты был у них на подозрении, они тебя задержали.

Мистер Форрест сцепил пальцы.

— Лэйни была готова отправиться сюда и рассказывать каждому офицеру, что она видела, это не ты устроил пожар. Она сказала, что она была с тобой, когда начался пожар. Или это не правда?

— Это правда.

— И она не верит, что это ты устраивал остальные пожары.

— Я не устраивал.

Мистер Форрест кивнул в сторону двери.

— Но они думают, что это ты. Что ты им рассказал?

— Ничего. — Габриэль сделал паузу. — Они действительно могут задержать меня здесь всю ночь?

— Они могут задержать тебя здесь значительно дольше.

С каждой наступающей минутой казалось, что объем комнаты становится все меньше и меньше.

Габриэль сглотнул.

— Тот парень сказал мне, что я могу отправиться за решетку на тридцать лет.

— Он прав. Может даже дольше, если они смогут доказать, что в гибели пожарного виноват тоже ты.

Габриэль потер глаза.

— Черт, я очень рад, что Вы пришли.

— Он пытался запугать тебя, — сказал мистер Форрест. — Я собираюсь разобраться с этим. Если они собираются повесить это на тебя, то в ближайшие 24 часа состоятся слушания по поводу выпуска тебя под залог. Поскольку сегодня у нас вечер пятницы, то это будет, скорее всего, завтра утром, и я предполагаю, что сумма залога будет весьма нехилой.

Чем больше отец Лэйни говорил, тем сильнее Габриэлю казалось, что он никогда не выберется из этой ямы, в которую он падал все глубже и глубже.

— Фантастика.

— Я пытаюсь разобраться, можем ли мы избежать обвинений полностью.

— Как, черт возьми, Вы собираетесь сделать это?

— Выглядит так, как будто у них есть много чего на тебя, но на самом деле, они не имеют ничего. Зажигалка подозрительна, я допускаю это, но никто на самом деле не видел, как ты разводил огонь и устраивал пожар. Никаких других зажигательных приборов в вашем доме больше не нашли. У тебя раньше не было никаких приводов по поводу поджогов. Конечно, ты не идеальный студент, но, исходя из показаний Лэйни, ты и не особенный хулиган. Они даже не могут взять тебя за то, что ты притворялся пожарным, если ты не делал это ради денег.

— У них есть свидетель.

— Уверен, что есть. А у тебя есть брат-близнец. Все показания свидетелей писаны вилами на воде.

Черт возьми. Габриэлю было нечего сказать.

Мистер Форрест наклонился вперед.

— Лэйни говорит, я ошибался насчет тебя.

И тут Габриэль тоже не знал, что ответить.

— У нее целая хроника выписана. Она показала мне несколько статей из газет. Думает, что ты тот, кто спас девочку у Хастеров. Это правда?

Хроника. Это было так похоже на Лэйни. Если бы он не был по уши в проблемах, он бы улыбнулся. Вместо этого он просто пожал плечами и отвел взгляд.

— Девочка убежала вниз в прачечную. Они не догадались первым делом проверить подвал.

— А пожарный, который провалился сквозь пол?

Он снова пожал плечами.

— Ты с ума сошел?

Габриэль встретился с ним взглядом.

— Наверное.

— Они собираются продолжать задавать тебе вопросы. Как думаешь, справишься, если я останусь?

Габриэль прищурил глаза.

— Почему Вы это делаете для меня?

— Ты спас жизнь моей дочери и защитил моего сына. Почему бы мне не сделать это для тебя?

Мистер Форрест не стал ждать ответа, просто бросил взгляд на часы.

— Дай-ка мне сделать пару звонков.

Прежде чем он успел выйти, Габриэль сказал:

— Вы, правда, думаете, что они отпустят меня?

— Я не буду врать. Час назад я не был столь уверен в этом.

— Так что же произошло?

Мистер Форрест посмотрел на него мрачным взглядом.

— Еще один пожар.


Глава 37


Габриэля отпустили.

В пять часов утра.

Он почти сутки ничего не ел и адски хотел спать. Мистер Форрест вез его домой, и из радио в его BMW доносилась легкая музыка. В такую рань, в субботу улицы были пустынны, тем более, что надвигался холодный циклон, и на лобовое стекло начали плюхаться капли дождя.

Отец Лэйни пробыл с ним всю ночь.

Габриэль откашлялся.

— Спасибо.

Это явно было не то, что следовало сказать, но он не был уверен, как еще он может выразить свои чувства.

— Мне не сложно подвезти тебя. Твой брат тоже всю ночь разбирался с полицией. Нет смысла его вытаскивать.

Майкл, вероятно, был в бешенстве.

— Нет. Я имею в виду, вообще за все.

Мистер Форрест взглянул на него.

— Знаешь, они все еще могут тебя арестовать. Если ты им дашь хоть малейший повод.

Габриэль провел пальцем вдоль шва на кожаной обивке и уставился в темноту.

— Вы советуете мне держаться подальше от проблем.

— Я советую тебе держаться подальше от пожаров. Даже не пытайся пойти и купить новую зажигалку.

Полицейские оставили у себя все, что они изъяли у него в школе и, наверняка, забрали все из его комнаты. У Габриэля было ощущение, что ему отрезали руку.

И он также переживал по поводу пожара, который он пропустил сегодня ночью.

— Я серьезно, — повторил мистер Форрест. Они подъехали к светофору и остановились, отец Лэйни посмотрел на Габриэля. — Я не волшебник. Если они поймают тебя на пожаре, особенно сейчас, будь уверен, тебе придется отвечать.

Габриэль кивнул.

— Я знаю.

Если бы он мог послать смс Хантеру, дать ему знать, что происходит, но телефон тоже остался в полиции. Слава богу, он был достаточно предусмотрителен, и сразу удалял все сообщения, касающиеся пожаров.

— Послушай, я знаю, я сказал, что не имеет значения, что ты делаешь, но мне надо знать. Лэйни тоже втянута в эти дела? Она переживает не самые легкие времена с тех пор, как ее мать ушла от нас.

— Нет, — Габриэль подвинулся на сидении и посмотрел на него. — Лэйни не втянута. Она не делает ничего плохого.

— Я однажды читал, что дети, которые получили ожоги на пожаре, могут начать экспериментировать.

— Нет! Она не делает никаких... экспериментов.

Он чувствовал себя даже более неловко, чем если бы отец Лэйни поинтересовался, занимались ли они с Лэйни сексом.

— Она никак не связана с пожарами. Я и про шрамы ее не знал до той вечеринки. Да никто не знал.

— А что с пентаграммами? Ты говоришь, она не связана с пожарами, а что, если она втянулась в какую-то секту?

— О боже, да никаких сект тут и в помине нет. Я даже не знаю, что означают эти пентаграммы.

И поскольку у него появился адвокат, у него не было возможности вытащить какую-то дополнительную информацию из маршала.

Мистер Форрест оглянулся.

— Что именно ты делаешь?

Габриэль уставился в окно. Мог ли он вообще когда-нибудь объяснить все это?

Туман в воздухе сменился дождем, и мистер Форрест включил дворники.

— Я сказал, что я помогу тебе, но я также собираюсь защитить мою дочь.

— От меня. Вы думаете, что Лэйни необходимо защищать от меня.

— Расскажи мне.

Габриэль стиснул зубы.

— А что насчет того спасения Вашей дочери и помощи Вашему сыну?

— Я помог тебе выбраться из тюрьмы. И это не значит, что я собираюсь помогать тебе, втянуть мою дочь в какое-нибудь опасное мероприятие.

Он снова взглянул на него.

— Прости, конечно, но я предпочел бы, чтоб она встречалась с кем-то, кого не разыскивает полиция.

Габриэль потянулся, схватил свой рюкзак, что лежал на заднем сидении и положил его к себе на колени.

— Выпустите меня.

К его удивлению, мистер Форрест свернул прямо здесь на обочину шоссе Ричи. Он нажал кнопку и разблокировал двери.

Габриэль уставился на него.

— Я никогда не обижал Лэйни.

— Я буду признателен, если ты и в дальнейшем не будешь этого делать.

— Это все?

Мистер Форрест осмотрелся.

— Ты блефовал насчет того, чтобы выйти из авто?

Габриэль схватился за ручку двери. Когда он спрыгнул в песок и щебень, ощущая как капли дождя стекают вниз под его воротник, он заколебался, прежде чем закрыть дверь.

— Вы же в курсе, что у меня даже нет телефона.

— Сейчас неподходящее время для шуток про дымовые сигналы?

— Иди ты в задницу.

Габриэль захлопнул дверь.

BMW встроился в поток машин и покатил по шоссе. Габриэль смотрел, как он уезжает, ожидая увидеть свет тормозных фонарей или какой-то сигнал о том, что тот просто испытывает его. Как и он сам сделал, на самом-то деле.

Но затем машина взобралась на холм и скрылась из виду.

Оставив Габриэля в одиночестве.

Он натянул капюшон своей толстовки и вздрогнул. Он был всего-то в полутора километрах от дома, но усталость ощутимо прибавляла вес его рюкзаку, а голод тем временем скручивал его желудок изнутри. Из-за темноты и дождя ему хотелось свернуться калачиком прямо здесь, на обочине, и ждать рассвета.

Он с силой заставил себя двигаться.

И опять это чувство, если бы только зажигалка была с ним, тогда бы он покатал в ладонях огонек, и ему бы стало лучше.

Он пнул кучу придорожного мусора, и листья и ветки разлетелись в разные стороны вдоль мокрого асфальта.

Он нагнулся и взял крупную ветку в руку. Снаружи кора была мокрой от дождя, но он легко разломил веточку пополам. Внутри она была сухой и неровной, бледный участок хрупкой древесины, едва различимый в темноте.

— Гори, — прошептал он.

Вначале ничего не произошло.

Но затем, с искрой и мерцанием, зарделось пламя.

Он практически немедленно погасил огонь в ладонях, его сердце было готово выпрыгнуть из груди.

Контроль. Он сделал это.

Пройдя по дороге сотню метров, он сделал это снова, некоторое время укачивал огонек в ладонях, словно в колыбели, защищая его от дождя, вдыхая силу в хрупкое пламя, и когда из-за холма появились встречные огни, он снова уничтожил его.

Только для того, чтобы создать его вновь, когда он останется наедине с темнотой.

В этот раз он позволил пламени сжечь всю ветку, пока не оказалось, что Габриэль удерживает в ладонях просто сгусток огня, который трепыхается между его пальцев.

Он погас сразу, как только капли дождя скользнули по рукам, но теперь Габриэль стал более уверен в себе. Еще одна веточка, еще одна искра, еще одно пламя.

Этот огонек продержался до тех пор, пока он не свернул на улицу, ведущую к его дому, тогда он затушил пламя и выпустил его, словно дым между пальцами.

После ночи в отделении полиции, после спора с отцом Лэйни, после полнейшей неспособности защитить Лэйни, или спасти Саймона, или разобраться, кто же был поджигателем, это новое умение контролировать огонь наполняло его какой-то гордостью.

Это разбудило в нем желание встретиться со следующим пожаром, чтобы проверить свои способности.

Как только он осознал в себе это желание, Габриэль уничтожил его в зародыше, так же быстро, как до этого он уничтожил пламя в ладонях. Не может быть никакого следующего пожара. Ему надо остановиться.

Но сегодня ночью где-то был пожар. Ему следовало быть там. Он мог помочь.

К тому времени, как он добрался до дома, моросящий дождь промочил его толстовку, и, похоже, добрался до учебников в его рюкзаке. Майкл устроит ему взбучку, но Габриэль испытывал такое облегчение от того, что добрался до дома, что ему было все равно. Он готов был слушать все, что его брат будет раздавать ему направо и налево.

На первом этаже в окнах горел свет, и на подъездной дорожке была припаркована незнакомая машина. Она не была похожа на полицейскую, но, тем не менее, Габриэля охватило беспокойство.

Он обнаружил, что дверь не заперта, и из дальней части дома доносились сердитые голоса. Майкл с кем-то спорил, достаточно громко, так что он, скорее всего, не заметил, что в двери кто-то зашел. Напряжение в воздухе росло все сильнее, оно было почти осязаемым, и Габриэлю надо было просто проскочить сквозь двери.

Как он мог видеть, дом не был в беспорядке, возможно полиция обыскала только его комнату. Он бросил шмотки в прихожей и направился на кухню.

Спор прекратился, как только он вошел в двери.

Майкл стоял за кухонным островком, в его глазах был гнев, хотя на его лице было заметно облегчение, когда он увидел Габриэля. Бекка прижалась поближе к Крису, они сидели на другом конце стола, они выглядели уставшими и опустошенными. Хантер сидел рядом с ними, одновременно с выражением вины и облегчения.

У другого края стола стоял источник споров, Билл Чендлер, отец Бекки.

Майкл провел ладонью по волосам.

— Слава Богу. Мистер Форрест звонил и сказал, что ты выскочил из авто.

— Потому что он вел себя как урод.

Габриэль еще раз окинул взглядом комнату, как будто он мог не заметить своего брата-близнеца с первого взгляда.

— А где Ник?

Билл сделал шаг вперед и указал пальцем на Габриэля, хотя сам все еще спорил с Майклом.

— Только оттого, что он сейчас вернулся домой, вовсе не следует, что сложностей больше не будет. Я просил вас залечь на дно. Я говорил вам, что только так я смогу вас защитить.

— Где Ник?

— Когда появились полицейские, я попросил Ника и Криса не приходить домой, — сказал Майкл.

— Но сегодня был еще один пожар, — сказал Хантер. Его голос был тихим.

В нем слышалось облегчение, новый пожар случился, когда у Габриэля было самое железное из всех возможных алиби. Но если Ник был как-то вовлечен в это, то ощущение тревоги превращалось в удушающую панику. Он почти не мог дышать. Было ли отцу Лэйни что-то известно об этом?

— Где он?

— В госпитале, — сказал Крис.

— Он с Квин, — добавила Бекка. — Пожар случился в ее доме.

— Ник в порядке, — сказал Майкл. — Они попросили его остаться на ночь для обследования, и они не разрешили ему уйти без того, чтобы кто-то из взрослых не расписался за него. Я просил отца Лэйни не говорить тебе об этом.

— И, да, Квин тоже в порядке, — снова добавила Бекка. — Ник ее вытащил и вернулся за ее младшим братом.

Габриэль вспомнил, как рассказывал Нику про пожары, и тот прокомментировал, что он не чувствует в себе достаточно силы, чтобы идти на пожар вместе.

Мог ли Ник рискнуть, просто для того, чтобы что-то доказать себе?

Габриэль смотрел на своего старшего брата, ощущая вину и немного презрения к себе, и эти чувства притупляли тревогу, и одновременно душили его.

— И ты просто оставил его в госпитале. Одного?

— Что, черт возьми, ты хочешь, чтоб я сделал?

Внезапно у Майкла стал такой вид, будто он готов сию минуту ударить кого-нибудь, и его слова для Габриэля были словно пощечина.

— Ты был в отделении полиции, Ник был в больнице, и я не мог помочь ни одному из вас, потому что здесь в доме всю ночь была полиция, они обыскивали дом. Я провел недели, пытаясь хоть как-то помочь тебе, и ты так и не сказал мне всей правды о том, что ты делаешь. Отцу Лэйни удалось тебя вытащить из-под стражи, и вместо того, чтобы понять, как отблагодарить его, ты попросил его высадить тебя посреди трассы. Мы все находимся в опасности, и ты притащил неприятности прямо к нашему порогу. И после всего этого ты собираешься обижаться на меня?

Габриэль вздрогнул.

— Я говорил тебе, — отрезал Билл. — Я говорил тебе, что это случится, если вы не будете держать свои способности под контролем.

— Мы не устраивали эти пожары, — вставил Хантер. — Мы помогали. Иначе бы люди погибли.

Впервые Габриэль подумал, что он увидел вину в его выражении лица.

Напряжение в груди отпустило, он знал, что не одинок, он знал, что кто-то разделяет вину вместе с ним.

Затем отец Бекки сказал:

— Люди умрут. Все, кто находится в этой комнате. Когда Проводники обнаружат все это.

— Они возможно уже в курсе, — сказал Габриэль.

Когда все повернулись и посмотрели на него, он продолжил:

— Когда полиция допрашивала меня, они меня спрашивали про пентаграммы, что были нарисованы на всех подожженных домах.

Брови Хантера взлетели вверх.

— Пентаграммы? Ты не говорил, что видел их.

— А я и не видел ничего такого.

Билл повернулся к Хантеру, он был в ярости.

— Ты говорил мне, что ты хочешь уважать профессию своего отца. Ты говорил мне, ты хочешь знать, что делать.

Габриэль взглянул на Хантера. Его друг никогда не упоминал отца Бекки, никогда не упоминал никаких переговоров после той их встречи на Фуд-корте.

Билл продолжал.

— Ты хотел что-то доказать себе, я прав? И я просил присматривать за Габриэлем Мерриком, и ты?

Хантер вскочил со стула.

— Именно это я и делал!

— Что ты сейчас сказал? — спросил Габриэль. Новое чувство кольцами поднялось в его груди, чувство горькое и пугающее.

Но в комнате воцарилась поразительная тишина.

Габриэль в упор смотрел на Хантера.

— Так вот почему ты пошел за мной той ночью.

— Чудненько, — сказала Бекка. Она тоже внимательно смотрела на Хантера. — Ты всех вокруг себя вводишь в заблуждение, да?

Хантер покачал головой.

— Нет, это не то, это не было…

Но Габриэль уже стремительно направился вниз по коридору к входной двери.

Майкл поймал его, схватив за руку, и оттащил от двери прежде, чем тот успел открыть ее.

— Ты никуда не пойдешь.

Габриэль был готов к борьбе.

— Пусти меня, черт тебя дери.

— Нет, — Майкл с силой тряхнул его. — Ты никуда не пойдешь. Ты понимаешь меня? Я свяжу тебя, если будет такая необходимость.

Габриэль смотрел прямо в глаза своему брату и видел в них ту же самую усталость и гнев, которые, он был уверен, были отражением его собственных чувств.

Он хотел бороться, но он слишком устал для этого.

— Хорошо, — сказал он. — Я пойду в свою комнату.

Майкл отпустил его.

И Габриэль побрел по лестнице.

Один.


Глава 38


Габриэль думал, что вся школа обсуждает его, когда он был отстранен от тренировок по баскетболу.

Но, конечно, ничто не могло сравниться с тем, что его арестовали в кабинете наставника и вывели из школы в сопровождении полиции.

Все реально стояли с открытыми ртами, когда он проходил мимо них. Ребята, которых он даже не знал, пялились на него во все глаза.

— Хочешь, я пойду с тобой на первую пару? — спросил Ник.

— Мне не пять лет, — фыркнул Габриэль. Он швырнул учебники в свой шкафчик и выбрал из них те, которые ему потребуются на утренние пары.

Будто это имело значение. Будто он был в состоянии сконцентрироваться на уроках.

Он не хотел идти в школу, но, черт возьми, ему однозначно надо было выбраться из дома. Майкл практически забаррикадировал дверь в его комнату. Попытка побега с целью пробежки, обернулась для него прямо таки святой инквизицией.

На самом деле, скорее всего, к лучшему. Он не мог бегать, не думая о Лэйни, о том, как в последнюю из встреч он пробежал почти десять километров, чтобы добраться до конюшни, где она занималась.

О том, как он спас ее жизнь.

О том, что он понятия не имел, все ли с ней в порядке.

Ник все еще стоял рядом и изучал его с тем же выражением лица, с которым он смотрел на него с момента возвращения домой из больницы.

— Иди, — сказал Габриэль. — Ты опоздаешь, а я знаю, как ты ненавидишь опаздывать.

Его близнец не шелохнулся. Габриэль потянул замок и застегнул рюкзак.

— Иди, Никки. Я буду вести себя наилучшим образом. Я обещаю. Я даже сделал всю домашку.

Потому что все равно ему было абсолютно нечего больше делать в выходные. С момента, как он вернулся домой, он был весь как на иголках, ожидая, что вот-вот что-то произойдет. Или полиция вернется и арестует его снова. Или появятся Проводники. Или появится дополнительная информация о пентаграммах.

Ничего.

Ник внимательно посмотрел на него.

— Ты же не собираешься никого убивать в коридорах, не так ли?

Он намекал на Хантера. Хотя Габриэль не слышал от него никаких вестей, ну и не то чтобы он сидел и ждал звонка.

Габриэль покачал головой.

— Ты серьезно?

— Господи, Ник! — Габриэль легко толкнул его. — Иди, давай.

Все студенты, что стояли неподалеку, внезапно затихли. Он практически слышал, как все затаили дыхание, как будто он собирался вытащить оружие. Если бы он знал, какие именно истории о нем растеклись по школе. Хотя он вполне мог себе представить, особенно с учетом того, что были выходные, и у народа было полно времени для фантазий.

Габриэль закинул рюкзак на плечо и развернулся перед братом.

— Хорошо, тогда пойду я. Увидимся за обедом.

Толпа расступилась.

На первой паре преподаватель выглядела удивленной, увидев его, и может быть даже слегка напуганной. Студенты пересели подальше, оставив места вокруг него пустыми. Никто не разговаривал с ним, но он ощущал прямо-таки передоз внимания с их стороны к своей персоне. Из-за этого ему хотелось сделать хоть что-то, чтобы оправдать ту репутацию, которую он заработал себе накануне. Но в его голове все еще звучали слова отца Бекки, произнесенные на кухне.

Люди умрут. Все, кто находятся в этой комнате.

Он сгорбился за своей партой и притворился, что он невидимый.

Люди уже или погибли, или были достаточно близки к этому. Пентаграммы указывали на Стихии, но он не мог продумать до конца причину их появления.

Сначала пожар на конюшне у Лэйни, потом пожар в доме Квин. Может, их как-то пометили? Но в этом же не было никакого смысла, или был? Все Стихии в городе знали, где живут Меррики, и они пометили их дом краской, нарисовав пентаграмму, когда отец Бекки впервые появился в городе. Если у них была задача разобраться с братьями Меррик, они бы просто могли спалить их дом.

И что насчет невинных людей, чьи дома были сожжены дотла?

Он смотрел на часы, время подобралось ко второй паре. Затем к третьей.

И тогда он увидит Лэйни.

У него в рюкзаке все еще лежала записка от нее, немного влажная после его прогулки под дождем, но все еще читаемая.

Ты меня боишься?

Чуть-чуть.

Когда он пришел на математику, ее еще не было в классе, и он вытащил свою домашку из пачки тетрадок и швырнул в корзину для тетрадей на столе мисс Андерсон.

Учитель посмотрела на него, когда он проходил мимо, и она была первой, кто не смотрел на него так, словно в ожидании, что он обольет ее стол керосином и подожжет.

— Мистер Меррик.

Он остановился, его пальцы с силой вцепились в рюкзак. Он не хотел смотреть на нее, не хотел ничего делать, чтобы не ухудшить отношения, которые и так были напряженными.

—Да, — сказал он.

Она вытащила из корзинки тетрадь, которую он только что положил, посмотрела на нее, затем на Габриэля.

— Я так понимаю, выходные были серьезным испытанием?

Испытанием. Очень смешно. Он встретился с ней взглядом, понимая, что в его глазах отчетливо читалось "не трогайте меня сегодня".

— Бывало и получше.

— Ты в порядке?

Вопрос был для него неожиданностью, особенно с учетом того, что в ее взгляде действительно читалось искреннее беспокойство. Она была первым человеком, который спросил, как у него дела, с тех пор как его арестовали.

Его защитные рефлексы обострились, и он был готов что-то ответить ей, что-то такое, чтобы оттолкнуть, обвинить во всем, потому что если бы она его не застукала за списыванием, он все еще был бы в баскетбольной команде. Ему бы никогда не потребовалась помощь Лэйни, и он бы никогда не поругался бы с ее отцом. И он бы никогда не попал на свой первый пожар.

И та девчонка бы погибла. Вместе со всеми остальными, кого ему удалось вытащить из огня.

Он сделал глубокий вдох, ощущая, как его плечи поникли.

— Да.

Затем, прежде чем она успела сказать что-нибудь еще, он протиснулся мимо ее стола и прошел к своему месту.

Тэйлор Морриси сегодня не сидела перед ним, не демонстрировала декольте и не взмахивала томно волосами. Габриэль окинул взглядом класс, она сидела на отдельной парте в другом конце класса и смотрела на него, словно он был серийным убийцей.

Он хотел подколоть ее, но у него тупо не было на это сил.

И в этот момент в класс вошла Лэйни.

На ней были джинсы и сапожки, отороченные мехом снаружи, которые, похоже, сейчас были в моде и нравились девчонкам, и водолазка насыщенно лилового цвета. Никакой косметики и те же очки.

Ее волосы были распущены, струились по плечам, прямые и блестящие.

Абсолютно обычная, наверное, но Габриэль не мог отвести от нее глаз.

Особенно, когда их взгляды столкнулись, и что-то внутри него дрогнуло.

В ее глазах он увидел облегчение и желание, досаду и отчаяние, и он знал, что в его взгляде отражается все то же самое. Если бы он мог обнять ее, прижаться губами к ее щеке и шепотом обещать, что он никогда не причинит ей боли. Что он всегда будет ее защищать, что его не волнует, что все остальные думают о нем, что он будет делать для нее все, что только потребуется, всегда.

— Эй, — окрикнула Тэйлор. — Посмотрите-ка, кто-то решил сегодня нарядиться, как будто он не зануда-неудачник.

Девчонки вокруг нее прыснули от смеха.

— Так, достаточно, — сказала мисс Андерсон.

Лэйни покраснела, протиснулась мимо стола учителя, ее взгляд уперся в пол. Она уселась на стул рядом с Габриэлем.

— Привет, — прошептал он.

Ее немного нервные движения успокаивали. Она посмотрела на него сквозь спадающие пряди волос.

— Привет.

— Посмотрите-ка, — громко заявила Тэйлор. — Жертва пожара и поджигатель. Прямо как Ромео и Джульетта, да?

Габриэль завертел головой, но, прежде чем он успел произнести хоть слово, Лэйни схватила его за руку.

— Не надо, — прошипела она. — Все, что ты скажешь, они используют против тебя.

Он запихнул в себя слова обратно и уставился вперед.

— Не обращай на них внимания, — прошептала Лэйни. Она отпустила его руку и тихонько сдавила его плечо. — Просто сдай свою тетрадку.

Габриэль повернулся и посмотрел на нее. Вся его жизнь катилась к чертям, но ее присутствие здесь было словно луч света в непроглядной тьме.

— У тебя волосы распущены.

Она слегка покраснела и убрала свою руку.

Он поймал ее ладонь и просунул свои пальцы между ее, сцепив ладони.

— Это красиво.

— Спасибо, — прошептала она.

Он отпустил ее ладонь, прежде чем мисс Андерсон начала говорить.

Габриэль все никак не мог сконцентрироваться на уроке, его мысли возвращались к тому ощущению, когда Лэйни схватила его за руку, вместо того, чтобы думать о сумасшедших событиях выходных.

Еще одна записка появилась на середине парты.

Я рада, что ты в порядке.

Он бросил взгляд направо. Ее щеки были розовые, и он мог держать пари, что ее сердце пытается выпрыгнуть у нее из груди.

Он написал в ответ.

Я рад, что и ты в порядке. Спасибо за помощь твоего отца.

Щеки стали еще розовее. Он смотрел, как она берет карандаш и опускает его на бумагу.

Он не хотел тебе помогать.

Как будто это было удивительно. Но мисс Андерсон в этот момент наблюдала за классом, вместо того чтобы писать на доске, и ему пришлось подождать, прежде чем написать ответ.

Что ты хочешь?

Выражение лица Лэйни было сосредоточенным, когда она развернула записку. Затем она быстро написала.

Я хочу понимать, как ты делаешь то, что ты делаешь.

Он долго смотрел на эти слова и думал, как много она может знать. Как много она смогла понять. Она внимательно смотрела на него, он чувствовал это.

В конце концов, он кивнул, затем начал писать.

На перерыве во время пятой пары? В библиотеке?

Она ничего не написала в ответ, только развернула и кивнула, затем уставилась обратно в свою работу.

Он справился с домашкой, но Габриэль не понимал ни слова из того, что говорила мисс Андерсон. Он продолжал бросать взгляды на Лэйни, борясь с тем, чтобы держать свои руки в покое, он хотел дотронуться до нее и провести рукой по ее волосам, коснуться ее ладони, взять ее за руку и ощущать ее присутствие, чтобы ощущать равновесие.

Затем прозвенел звонок, и Лэйни стала собирать свои вещи.

— Увидимся, — прошептала она. Ее рука едва ли коснулась его, когда она протискивалась мимо его парты.

— Увидимся, — повторил он, собирая свои вещи, чтобы выйти из класса.

Но мисс Андерсон внезапно возникла на его пути.

— Я с удовольствием могу отметить, что твои работы стали лучше.

— У меня есть наставник, — ответил он. Когда она с удивлением подняла брови, он пожал плечами и сказал: — Я просто хочу обратно в команду.

Забавно, насколько бессмысленной сейчас казалась ему идея о баскетболе.

— Хорошо, — сказала мисс Андерсон, — я надеюсь, это означает, что ты готов сдать тестовый экзамен сегодня после обеда.

— Подождите, это...

— Мы договаривались на сегодня. У тебя же перерыв во время пятой пары?

Боже, как будто он мог помнить про тест по математике после всего того, что произошло. Эта дама не даст ему расслабиться. Он бросил взгляд на дверь, но Лэйни уже давно ушла. У него даже не было возможности отправить ей сообщение.

— Я… послушайте, мне надо…

— Я бы хотела дать тебе побольше времени, — мягко сказала она. — Я знаю, что ты не сосредоточен сегодня.

Он выдохнул.

— Да. Больше времени, это было бы замечательно.

— Я не могу. Я и так уже сделала тебе исключение, позволив сдать экзамен.

Он сжал руки в кулаки.

— Меня не волнует больше ситуация с баскетбольной командой.

— А тебя волнует вопрос выпуска? Потому что прямо сейчас у тебя в журнале стоит ноль. И, с учетом событий пятницы, школьный наставник спрашивал меня об этом. Я ответила, что у тебя по расписанию сегодня экзамен.

Габриэль отчаянно хотел стукнуть по чем-нибудь.

— Послушай, — сказала она. — Просто сдай экзамен. Я видела твои работы за последнюю неделю. Они хорошие. И я могу помочь тебе подтянуться после низких оценок. Но я не смогу помочь тебе, если у тебя не будет вообще никаких оценок.

— Я не могу, — произнес он. — Мне надо идти кое-куда.

— Куда?

Почему-то он подумал, что информация о том, что ему надо встретиться с девчонкой, не будет здесь уместна.

Выражение ее лица стало жестким.

— Я объясняю тебе, что ты завалишь предмет. Ты не сможешь закончить год. Я понимаю, что прямо сейчас для тебя это, возможно, не имеет значение, но я уверяю тебя, это будет иметь значение в долгосрочной перспективе.

Он фыркнул. В долгосрочной перспективе. С учетом утренних субботних комментариев Билла Чендлера, он даже не знал, есть ли у него вообще шансы на долгосрочные перспективы.

Но потом он осознал, что у него есть один последний вариант.

Голос Лэйни эхом звучал у него в голове, то, как она отчитывала его за списывание.

Он потряс головой.

— Пятая пара, — сказал он. — Хорошо. Я буду.

А сейчас ему просто необходимо было отыскать Ника.


Глава 39


Лэйни сидела в дальнем углу библиотеки, скрытая стеллажами, впрочем, при этом через извилистый проход ей был виден вход в библиотеку. Она сидела за тем же столом, что и всегда. За тем же столом, за которым она столкнулась с Габриэлем две недели назад. Только вот казалось, что это было тысячу лет назад.

В библиотеке не было людно, но сюда, в принципе, никто никогда не заходил посидеть, потому что книги были старые и попахивали плесенью. Должно быть, в выходные здесь почистили ковры, и сегодня явно присутствовал едкий химический запах, от которого у нее болела голова.

Ее ладони были влажные, и она вытерла их о джинсы, вновь наслаждаясь осознанием того, что на ее левом бедре под тканью больше не было никаких шрамов.

Загрузка...