Искусство непослушания

Глава 17: Испытание на прочность

Перемирие с отцом стало глотком свежего воздуха в удушающей атмосфере осады. Но затишье в войне с Алёной оказалось обманчивым. Её месть, как и предупреждал Орлов, была не быстрой и громкой, а медленной, изощрённой и бьющей точно в цель.

Удар пришёл оттуда, откуда не ждали. Не через прессу, а через официальные каналы. В один из, казалось бы, спокойных дней, когда Вероника анализировала позитивную динамику акций, на её рабочий (уже разблокированный) телефон позвонил взволнованный юрист «Орлов Групп».

«Вероника, срочно нужна встреча. К нам поступил запрос из прокуратуры. Касательно контракта с вами».

Ледяная рука сжала её сердце. Она спустилась в переговорную, где её ждал бледный юрист и мрачный Орлов.

— Что случилось? — спросила она, садясь.

Юрист откашлялся. — Прокуратура интересуется законностью выплат по вашему контракту. А именно — их размером и налоговыми отчислениями. Есть основания полагать, что… гм… сумма была завышена с целью вывода средств из компании под видом оплаты услуг.

Вероника онемела. Это было гениально и подло. Алёна, знавшая все внутренние механизмы компании, нашла брешь. Контракт Вероники и впрямь был баснословным. Он был оправдан спасением компании, но формально… формально это можно было представить как мошенническую схему.

— Это абсурд! — выдохнула она. — Моя работа принесла компании сотни миллионов!

— Мы это докажем, — твёрдо сказал Орлов. Его лицо было маской холодной ярости. — Но процесс будет грязным. Тебя будут вызывать на допросы. Твои банковские счета могут арестовать. Это попытка не просто навредить, а уничтожить тебя финансово и репутационно.

Так и началось новое испытание. На следующий день к квартире Орлова, которую пресса уже окрестила «любовным гнёздышком», дежурили папарацци. Веронике пришлось пробираться на допрос с помощью службы безопасности, как преступнице.

Допрос в прокуратуре был унизительным. Молодой, амбициозный следователь смотрел на неё с плохо скрываемым презрением.

— Объясните, мисс Колесникова, на основании каких KPI вам был начислен бонус в пять миллионов долларов? Ваша работа заключалась в общении с журналистами? Не многовато ли для болтовни?

Она пыталась сохранять спокойствие, говорила о росте капитализации, о предотвращённых убытках. Но каждый её аргумент следователь встречал язвительной ухмылкой. «Удобно, да? Назначить себе вознаграждение за „спасение“ компании, которую ваш… покровитель и довёл до кризиса».

Вероника вышла из кабинета с трясущимися руками. Она чувствовала себя грязной, оплёванной. Вернувшись в квартиру, она молча прошла в душ и простояла под ледяной водой десять минут, пытаясь смыть с себя это ощущение.

Орлов ждал её в гостиной. Он видел её состояние.

— Всё, хватит, — заявил он, его голос был как сталь. — Я прекращаю это дело. Сейчас же.

— Как? — устало спросила она, закутываясь в халат.

— Есть люди. Влияние. Я заплачу, надавлю, но это прекратится'.

И тут в Веронике что-то взорвалось. Вся накопленная усталость, унижение и ярость вырвались наружу.

— НЕТ! — крикнула она так громко, что он отшатнулся. — Нет, Александр! Ты не будешь этого делать!

— Ты с ума сошла? Они тебя растерзают!

— А если ты вмешаешься, они скажут, что ты меня покрываешь! Что это доказывает нашу вину! Что я и впрямь просто твоя содержанка, которую ты отмазываешь деньгами и связями! — её голос срывался.

— Я не позволю им это сказать! Я сама себя защищу! Законно! Через суды, через адвокатов! Я докажу, что каждый цент моего гонорара был заработан!

Они стояли друг напротив друга, как два врага. В его глазах бушевала буря. Он видел её боль, но и её невероятное, упрямое до безумия достоинство.

— Это моя война, Александр! — страстно говорила она, подходя к нему вплотную. — Алёна бьёт по мне, чтобы добраться до тебя. Но я не твое слабое место! Я твой союзник! Так относись ко мне как к равной! Дай мне сражаться!

Он схватил её за плечи. — Я не могу смотреть, как они тебя унижают! — прорычал он, и в его голосе впервые зазвучала неподдельная, животная боль.

— А я не могу позволить тебе решать все мои проблемы! — она вырвалась из его хватки. — Я прошла через ад пресс-конференций и проверок не для того, чтобы теперь прятаться за твоей спиной! Если мы партнёры, то будь партнёром, а не опекуном!

Их спор длился до глубокой ночи. Это была самая жестокая ссора за всё время их отношений. Они бросали друг в друга обвинения, больные и точные. Он говорил о её безрассудстве, она — о его жажде контроля. Они ранили друг друга, потому что боялись. Он — потерять её. Она — потерять себя в нём.

Под утро они замолкли, измождённые, сидя в разных углах огромной гостиной. Между ними лежала пропасть непонимания.

Вероника первая нарушила тишину. Её голос был хриплым от слёз и крика.

— Ты знаешь,что самое страшное? Что она может быть права. Не в том, что я — аферистка. А в том, что наша разница… она не в возрасте. А в опыте. Ты привык всё покупать и всё контролировать. А я привыкла выживать. И сейчас твой инстинкт — купить мне безопасность. А мой — выжить, доказав свою правоту. Мы говорим на разных языках.

Орлов поднял на неё глаза. Они были красными от бессонницы.

— И какой же выход?— спросил он устало.

— Выход — найти переводчика, — она слабо улыбнулась. — Ты доверяешь моему профессионализму?

— Безусловно.

— Тогда доверься мне и в этом. Дай моим адвокатам вести дело. Не вмешивайся. Обещай мне.

Он долго смотрел на неё. И видел не испуганную девушку, а ту самую Веронику, которая когда-то влетела в его кабинет с кофе и объявила о своём плане спасения.

— Хорошо,— сдавленно сказал он. — Обещаю. Но если они перейдут черту…

— Тогда мы ударим вместе, — закончила она. — Но по нашему выбору. И по нашим правилам.

Он подошёл к ней, опустился на колени перед диваном, на котором она сидела, и положил голову ей на колени. Этот жест полной капитуляции и доверия тронул её больше, чем любые слова.

— Прости,— прошептал он. — Я просто… я так боюсь тебя потерять.

— Я знаю,— она запустила пальцы в его волосы. — Я тоже. Но иногда, чтобы не потерять, нужно отпустить.

На следующий день Вероника с новой силой погрузилась в борьбу. Она встречалась с адвокатами, собирала документы, готовила иск о клевете. Орлов сдержал слово. Он наблюдал со стороны, его челюсть была сжата от напряжения, но он не делал ни одного звонка, не предпринимал ни одного шага.

И произошло удивительное. Лишившись его гиперопеки, Вероника расцвела. Она вела себя на допросах с холодным, яростным достоинством, которое заставляло даже самого язвительного следователя смягчаться. Она не просила пощады. Она требовала справедливости.

А вечерами они зализывали раны. Говорили. Учились слушать друг друга. Эта атака Алёны, направленная на то, чтобы их разлучить, парадоксальным образом, сделала их связь глубже. Они прошли через гнев и боль и вышли на новый уровень — уровень настоящего партнёрства, где уважение к силе друг друга было важнее желания защитить.

Как-то раз, просматривая документы, Вероника нашла старую фотографию. Молодой Орлов, лет тридцати, на стройке своего первого завода. Он был в каске, заляпанный грязью, и улыбался такой же яростной, бесшабашной улыбкой, которая сейчас была у неё.

Она показала ему фото.

— Смотри,— улыбнулась она. — Мы с тобой не так уж и отличаемся. Ты тоже когда-то был дерзким метеоритом.

Он посмотрел на фото, потом на неё.

— Да,— согласился он. — Просто я уже забыл, каково это — быть им. Спасибо, что напомнила.

И в этот момент она поняла, что они выиграют. Не потому, что он — могущественный Орлов. А потому, что они — команда. И против этого у Алёны не было оружия.