В КОРОЛЕВСТВЕ ГРАНАДА

Гранада недаром слыла самой процветающей провинцией Испании. Ее экономическому благополучию способствовали многие условия: в ее горах добывались полезные ископаемые, ее средиземноморские порты были самыми крупными и важными во всей Испании, поля и пастбища никогда не страдали от засухи, а люди, ее населявшие, умели приумножать богатства, доставшиеся им от предков.

Сама Гранада, столица королевства, была самым красивым городом Испании. Обнесенная высокими каменными стенами с множеством башен и несколькими воротами, она казалась неприступнейшей из крепостей, когда-либо возводившихся на Пиренейском полуострове, но мавры гордились не только ее рвами и бастионами. Большинство городских домов были украшены восточными орнаментами, а их покрытые настоящим кровельным железом крыши сверкали при свете солнца и звезд, точно серебряные.

Самым красивым строением Гранады – и всей Испании – считался высившийся на вершине холма величественный дворец Альхамбра. Окруженный глубоким рвом с двумя подъемными мостами, он не только радовал глаз своими изящными колоннадами и портиками, не только ублажал знатных арабов своими роскошными бассейнами и банями, но и в случае опасности мог укрыть почти всех жителей столицы и сорокатысячную армию ее защитников.

Центром мавританской культуры Гранада стала с 1228 года, когда знаменитый, арабский вождь Бени Худ добился от багдадского калифа права единолично владеть этим прекрасным городом, получив титулы амира ул муслемина и аль мутавакала (правителя мусульман и избранника Божьего).

Преемников у него было множество, но ни одно правление не принесло арабам долгожданного благоденствия. Ссоры с христианами практически не прекращались, и в 1464 году был подписан договор с Генрихом Четвертым, согласно которому правящий король Мохаммед Исмаил признавал Гранаду протекторатом Кастилии и обязывался ежегодно пополнять кастильскую казну суммой в двенадцать тысяч золотых дукатов. Позже, во время разрухи и анархии, последовавших за гражданской войной в Кастилии, Мохаммед перестал платить эти деньги, что и послужило одним из поводов, позволивших Фердинанду объявить священную войну испанским маврам.

Мохаммед умер в 1466 году, оставив трон своему сыну Мули Абул Хасану, и с тех пор события в Гранаде развивались едва ли не так же бурно, как в многострадальной Кастилии.

Тем не менее мавры оставались народом воинственным и уж во всяком случае не настроенным отдавать соседям то, что считали своей собственностью. Их предки вот уже семь веков как разбили вестготов и утвердились в Испании. Удивительно ли, что за это время они привыкли считать Гранаду своей родиной?

К несчастью для мусульманского населения Испании, в войне против христиан они были обречены на поражение – не столько из-за решительных действий внешнего врага, сколько по вине внутренних противоречий.

В сердце мавританской династии зрела роковая измена.

Зорая, первая жена мавританского султана, из-за полуприкрытых гардин смотрела на мраморный дворик, где любимая рабыня ее мужа сидела у фонтана и задумчиво водила пальцами по воде. Зораю переполняла ненависть.

Эта юная гречанка была красива – красотой, доселе невиданной в гареме. Султан часто навещал ее.

Зораю тревожило не это. Пусть себе забавляется, думала она, на то он и султан. Зорая была уже немолода и прожила в гареме достаточно долго, чтобы знать, как быстро проходят увлечения ее господина.

Дело заключалось в другом. Все жены султана мечтали родить сына, и у Зораи он был – ее красавец Абу Абдаллах, в столице известный под именем Боабдил.

Больше всего на свете она боялась, что сын гречанки получит право наследования, опередив Боабдила, – такое положение дел ее не устраивало. Она была готова убить любого, кто встанет между ее сыном и его притязаниями на место правителя. Следующим султаном Гранады должен был стать Боабдил.

Вот почему она так внимательно следила за этой гречанкой. Вот почему отваживалась вести интриги в самой Альхамбре – нелегкая задача для женщины, денно и нощно охраняемой бдительными евнухами.

Но Зорая была не робкой арабкой и не верила в превосходство мужского пола над женским.

У себя на родине, в Мериде, она получила европейское образование, и родители прочили ей блестящую партию. Все-таки удивительно, что она почти всю жизнь провела во дворце султана.

Впрочем, эта жизнь оказалась вовсе не так плоха, как можно было предположить. Если бы ей удалось привести сына на трон Гранады, она бы вообще не жалела о прошедших годах.

Переправлять письма из гарема во дворец было нетрудно. В юности слывшая первой красавицей королевства, она стала влиятельной, сильной женщиной. А Абул Хасан старел, страдал множеством недугов. Если кого она и боялась, так это его брата, которого арабы назвали Эль Загал – Воитель.

Зорая гордилась собой: в гареме немногие знали, как нужно обращаться с султаном. Она же с первого дня своего пребывания в Гранаде, когда ее привели во дворец закованной в цепи, требовала особого отношения к себе, и султан в прошлом награждал ее множеством привилегий.

Ей позволяли навещать сына – хотя Абул Хасан понимал, что она собирается сделать Боабдила его преемником.

Абул Хасана она презирала в такой же степени, в какой боялась его брата.

Сейчас, наблюдая за молодой гречанкой, она задавалась вопросом о том, насколько были обоснованы ее опасения. Гречанка была очень хороша собой, однако Зорая превосходила ее во многом другом.

Она вновь вспомнила тот день, когда ее привезли в Альхамбру. Ее, гордую и независимую дочь губернатора Мериды.

Тогда, в тот страшный и незабываемый день, изменилось все вокруг – она как будто перешла из одной жизни в другую. Собственно, так оно и было, слишком уж не походила европейская культурная среда на ту, в которой она оказалась. Многим ли дочерям кастильских грандов доводилось попадать в гарем арабского султана!

В тот день донья Изабелла де Солис стала Зораей, Утренней Звездой гранадского сераля.

Накануне мавры штурмом взяли Мериду, ворвались в резиденцию ее отца и учинили там кровавое побоище. Она вместе с несколькими служанками укрылась в одной из башен. Снаружи доносились гортанные крики арабов, стоны раненых, женский плач.

«Мы в ловушке, – сказала она. – Из башни только один выход, и он ведет во внутренний двор, где бесчинствуют мавры. А вдруг они и сюда доберутся?»

Положение и в самом деле было безвыходным. И вот, когда на лестнице, ведущей в башню, послышались чьи-то шаги, она оттолкнула служанок и смело вышла навстречу захватчику. Он оказался одним из арабских военачальников и в руке сжимал окровавленный кривой меч. Внимательно посмотрев на стоявшую перед ним красавицу, он взял ее за руку. Она уже думала, что он решил сделать ее своей пленницей, но он обмотал ее запястья кожаным ремнем и сказал: «Ты предназначена для султана».

В тот же день ее заковали в цепи и отвезли в Гранаду, в неприступную крепость, с тех пор ставшую ее домом.

На первой встрече с султаном она вела себя гордо, почти с вызовом – словно королева, посетившая его город. Это его позабавило, и он взял ее в свой гарем. Оказал честь женщине, с таким достоинством державшейся перед ним.

Ее нарекли Зораей, Утренней Звездой, и через год она родила ему сына. Тогда-то она и решила, что следующим султаном Гранады будет ее Боабдил.

Прежде она не сомневалась в осуществимости своих планов. Однако не так давно в гареме поселилась эта красавица гречанка, и несколько месяцев назад у нее тоже родился сын.

Боабдил стоял перед матерью, но не смотрел на нее. У него было лицо мечтателя, и он мечтал о более спокойной жизни, чем та, которая окружала его в Гранаде.

– Сын мой, ты меня не слушаешь, – сказала Зорая. – Неужели тебе нет никакого дела до этой женщины и тех козней, которые она строит нам?

– Мама, она все равно не сможет причинить нам вреда, – вздохнул Боабдил. – Ведь я старше всех остальных сыновей моего отца.

– Ты не знаешь, на какие поступки способна женщина, вынужденная бороться за своих детей.

Боабдил улыбнулся.

– Знаю, мама. Я же вижу, как ты отстаиваешь будущее своего сына.

– Нужно найти какой-нибудь способ убрать ее из дворца.

Или отправить на тот свет. Мы с тобой должны внушить султану кое-какие подозрения… ведь если ее обвинят в супружеской измене, она будет казнена, – и тогда ты можешь беспрепятственно взойти на трон. Боабдил, ну где же твое мужество? Почему ты не желаешь вступить в бой за то, что по праву принадлежит тебе?

– Когда Аллаху будет угодно, я все равно стану султаном Гранады. Если бы он пожелал, то уже давно дал бы мне власть.

– Ты безропотно покоряешься судьбе, сын мой. Это в тебе говорит твоя мавританская кровь. Народ твоей матери поступает по-другому, мы привыкли сами решать свою участь.

– Участь рабов и рабынь? – невозмутимо спросил Боабдил.

– Не дерзи матери! – вспыхнула Зорая. Она подошла к нему ближе.

– Боабдил, сын мой, в Гранаде немало людей встанут на твою сторону, как только ты выступишь против султана.

– Ты предлагаешь мне поднять руку на своего отца?

– Послушай, твой дядя Эль Загал задумал отнять у тебя корону. Твой отец слишком слаб, он не сможет тебя защитить. Но у тебя есть другие сторонники, и они окажут тебе всемерную поддержку. Ты не спрашиваешь, откуда мне это известно, поэтому я сама тебе скажу. У меня есть доверенные люди в некоторых домах Гранады. Они передают мне письма. Я их читаю и знаю, на что мы можем рассчитывать.

– Мама, такими действиями ты подвергаешь свою жизнь опасности.

Зорая гордо вскинула голову. Боабдил смотрел на нее со смешанным выражением восхищения и отчаяния.

Положив все еще красивую руку ему на плечо, она прошептала:

– Если бы мне показалось, что кому-то и в самом деле удастся отнять у тебя трон, я в тот же день поставила бы тебя во главе большой и хорошо вооруженной армии.

– Мама, ты склоняешь меня к измене. Ее глаза гневно сверкнули.

– Мы никому не обязаны хранить верность! Твою мать против ее воли взяли из родного дома, привезли сюда закованной в цепи и поместили в гарем, наравне с другими рабынями. А ведь мой отец был богат и знатен, и я могла бы стать женой какого-нибудь кастильского гранда… Так вот, за все нанесенные мне оскорбления я требую только одно-единственное вознаграждение: пусть корона султана достанется моему сыну. И она тебе достанется, это я тебе обещаю! Ты станешь султаном, даже если для этого нам придется объявить войну твоему отцу.

– Но какой смысл бороться за то, что и так будет нашим, если этого пожелает Аллах?

– Глупец! – Зорая уже начала терять терпение. – Неужели ты не понимаешь, что, покуда ты надеешься на Аллаха, другие люди пытаются выхватить корону из твоих рук? Эта гречанка желает добыть ее для своего сына, уверяю тебя. Она хитра и коварна. Откуда нам знать, какие обещания она требует у нашего безвольного султана? Да и твой дядя, он ведь тоже зарится на корону. Пойми, Аллах помогает тем, кто заботится о своих интересах. Неужели ты этого до сих пор не знаешь?

– Мама, я слышу чьи-то голоса.

– Пойди и посмотри, не подслушивают ли нас.

– Мама, прошу тебя, не говори здесь ничего такого, что кому-то может показаться предосудительным.

Однако не успел он произнести этих слов, как в комнату вошли стражники.

Зорая опешила, но быстро взяла себя в руки.

– Как вы смеете? – грозно нахмурилась она. – Или не знаете, какие наказания ждут людей, врывающихся в покои первой жены султана?

Стражники поклонились. Затем один из них обратился к Боабдилу:

– Мой господин, мы пришли по приказу султана Гранады Мули Абул Хасана. Нам очень жаль, но мы вынуждены просить вашего позволения заковать вас обоих в цепи и отвести в дворцовую тюрьму.

Зорая воскликнула:

– Не смейте прикасаться ко мне!

Но было уже поздно: стражники схватили ее и надели на запястья кандалы. Она с презрением посмотрела на сына, покорно протянувшего им руки.

Оказавшись в тюрьме, Зорая не отказалась от своих планов. Первой жене султана и матери Боабдила, признанного наследника гранадской короны, ей многие сочувствовали, многие были готовы услужить. Слишком уж непопулярным оказалось правление Абул Хасана. Не он ли позволил христианам так близко подойти к их границе? Не им ли теперь угрожали объединенные войска Кастилии и Арагона? Мусульмане знали ответы на эти вопросы.

«Султан уже немолод. А способен ли немощный старик устранить угрозу, нависшую над Гранадой?» Таково было содержание письма, которое Зорае удалось распространить в столице. Горожане читали его и перешептывались:

– Наша родина в опасности, а правители решили выяснять отношения. За кого же нам выступить? Пожалуй, за молодого. Старый будет править по-старому, и все мы видим, к чему приводят его методы.

Посаженные за решетку, Зорая и ее сын не страдали от лишений. Их окружали прежние рабы и слуги, а те могли беспрепятственно выходить на свободу. Таким образом, арестовав свою первую жену, Абул Хасан лишь облегчил ей выполнение задачи, которую она поставила перед собой.

Она рассылала своих людей на улицы города, и они нашептывали прохожим подробности дворцовых скандалов, настраивали их против султана и подбивали выступить за отважную Зораю и ее сына, не побоявшихся отстаивать свои права и привилегии. Аллах не отвернется от таких смельчаков, утверждали ее сторонники.

Вскоре на улицах уже говорили вслух, а еще позже кричали во весь голос: «Время старого султана прошло! Мы хотим нового правителя!» Наконец Зорая решила, что ее час пробил. Она позвала прислугу и велела каждой служанке снять платок, а каждому евнуху – чадру.

Связав эти головные уборы, они получили достаточно длинный канат, один конец которого прикрепили к оконной решетке.

Зорая спустилась первой, за ней последовал Боабдил.

Внизу их уже ждали. Не успел Боабдил спрыгнуть на землю, как к нему подбежали несколько его сторонников. Они оказывали ему почести, полагающиеся новому султану Гранады, и поздравляли с победой его мать – женщину, чье имя не могло не войти в легенды, чей подвиг спас мавров от тирании прежнего правителя.

В мавританском королевстве началась гражданская война. На сторону Боабдила встали тысячи и тысячи подданных султана.

По улицам сказочно красивой Гранады текла кровь. Мавры сражались с маврами, и их сражения были яростны, как никогда.

Абул Хасан был удивлен – сначала наличием изменников в его собственной семье, а затем силой их сторонников. Только крепость Альхамбра хранила верность ему, только она одна противостояла остальной части города. К жене султана в первую очередь примкнули великодушные – оценив ее отвагу и материнские чувства. За ними последовали расчетливые, надеявшиеся отличиться перед новой властью и добиться для себя льгот и привилегий. В конце концов Абул Хасан был вынужден бежать из столицы. Вместе со своим братом Эль Загалом он укрылся в Малаге, остававшейся лояльной султану.

А тем временем христианские войска все ближе подступали к границам Гранады.

Изабелла с задумчивым видом сидела у окна и занималась рукоделием. Это был тот редкий случай, когда она могла ненадолго отвлечься от государственных дел. Тем более ей было приятно общество Беатрис, на время отлучившейся из дома и исполнявшей во дворце обязанности первой королевской служанки.

Изабелла думала о Фердинанде – казалось, тот сейчас был чем-то озабочен. Она гадала, связаны ли его мысли с событиями в Гранаде или их занимает какая-нибудь новая женщина, которую он посещает тайком от супруги. Ей до сих пор не верилось, что Фердинанд мог испытывать к своим внебрачным детям такие же чувства, какие питал к ее Изабелле, Хуану, Хуане и малютке Марии. От этих размышлений у нее становилось тревожно на душе.

Она Посмотрела на Беатрис, без особого энтузиазма трудившуюся над вышивкой. У Беатрис была слишком деятельная натура, чтобы она могла находить удовольствие в такой кропотливой и малоподвижной работе. Изабелла хотела поговорить с ней о своих проблемах, но понимала, что даже ее ближайшая подруга не станет обсуждать с ней поведение Фердинанда.

Почувствовав ее взгляд, Беатрис подняла голову.

– Кстати, как дела в Наварре? – спросила она.

– Чем дальше, тем хуже, – вздохнула Изабелла. – Кто знает, какие чудовищные планы могут прийти в голову Людовику?

– Ну, уж во всяком случае, он не в силах отменить монашеский обет, который дала Бельтранея.

– Власти у него предостаточно. И я не могу положиться на Сикстуса. Боюсь, за определенную мзду он согласится нарушить любые законы – не только монастырские.

– А если не помогут деньги, то подействуют угрозы, – пробормотала Беатрис. – Что слышно о Франциске Фобосе? Это правда, что имя ему дали за его божественную красоту? Говорят, его золотистые волосы образуют нечто вроде нимба над его головой.

– Обычное преувеличение, – усмехнулась Изабелла. – Фобос – это просто фамилия его семьи. Возможно, Франциск и в самом деле хорош собой, но ведь он еще и король, а о внешних достоинствах королей и королев всегда судят по их титулам.

Беатрис улыбнулась.

– Моя королева, – сказала она, – мне кажется, ваша врожденная рассудительность ничуть не уступает вашей красоте – я хочу сказать, что оба эти достоинства достались вам от природы.

– Мы говорили о Франциске Фобосе, – напомнила Изабелла.

– Ах да, о нашем божественном монархе, таком же прекрасном, как его благородная фамилия. Интересно, как он отнесется к браку с расстриженной монашкой сомнительного происхождения?

– Если брак будет заключен, то Франциску сумеют внушить мысль о законном происхождении его супруги. Ах, Беатрис, на нашем пути с каждым днем встают все новые препятствия. Я так давно замышляла начать войну с Гранадой – настоящую, беспощадную!.. И вот теперь, когда, казалось бы, дела идут к успешному завершению боевых действий, возникли эти проблемы с Наваррой. Если Людовик добьется вызволения Бельтранеи из монастыря, освобождения ее от монашеского обета и последующей свадьбы с Франциском, то, можешь не сомневаться, дальше он сначала провозгласит Наварру протекторатом Франции, а затем постарается отнять у меня корону и передать ее Бельтранее.

– На это даже у Людовика не хватит сил.

– Не хватит, однако кровопролитие все-таки начнется. А у нас только что закончилась война за испанское наследство, и новая война грозит Испании катастрофой.

– Еще бы, ведь наша страна не может вести войну на два фронта – против Франции и Гранады! Значит, нужно поскорее расправится с маврами, тогда у нас будут развязаны руки.

Изабелла вздохнула и сосредоточилась на рукоделии.

Через некоторое время в комнату вошел Фердинанд. Беатрис встала и сделала реверанс.

Фердинанд кивнул ей и подошел к супруге. Заметив взволнованное выражение его лица, Изабелла отложила работу.

– У тебя есть какие-то новости? – спросила она. – Пожалуйста, говори при Беатрис, она наш хороший друг.

Несмотря на эти слова, Беатрис ждала, что ее все-таки попросят удалиться, но такой просьбы не последовало.

Фердинанд сел в кресло, стоявшее рядом с креслом его супруги, и Изабелла знаком показала Беатрис, что она может вернуться на свое место.

Потерев подбородок, Фердинанд сказал:

– Прибыл гонец из Наварры.

– Какие-нибудь новости? – нетерпеливо повторила Изабелла.

Лицо Фердинанда расплылось в широкой, торжествующей улыбке.

– Король Наварры приказал долго жить.

У Беатрис перехватило дыхание. Она только что говорила о божественной красоте этого юноши – можно ли было вообразить его мертвым?

– Как это случилось? – спросила Изабелла.

– Убийство, – по-прежнему улыбаясь, ответил Фердинанд. Беатрис посмотрела на Изабеллу, но выражение ее лица, как обычно, было непроницаемо.

Интересно, как она восприняла известие об убийстве молодого человека, самим своим существованием угрожавшего ее трону? – подумала Беатрис. Благодарит ли она Бога за то, что произошло с Франциском? Или просит у Него прощения за своего супруга, с таким ликованием встретившего сообщение из Наварры? И, кстати, уж не Фердинанд ли подстроил это злодейство?

– Итак, Испании больше не угрожает возможность брака Франциска и Бельтранеи, – задумчиво произнесла Изабелла.

– Да, такую угрозу можно считать миновавшей, – ухмыльнулся Фердинанд.

Да, решила Беатрис, он причастен к убийству. И Изабелла это понимает. Понимает, но не ставит ему в вину – как не осуждает и его супружеских измен. Он нужен ей, поэтому, что бы ни случилось, она все равно будет считать его мужчиной, достойным королевы Кастилии.

– Кто теперь правит Наваррой? – спросила Изабелла. Его сестра Катарина. Ее уже короновали.

– Но ей всего тринадцать лет!

– Пока она не достигнет совершеннолетия, фактически страной будет править ее мать.

Изабелла встала, прошлась по комнате.

– У нас есть выход, – сказала она. – Нужно помолвить Хуана с Катариной Наваррской.

– Согласен, – сказал Фердинанд. – Но, как мне доложили, Людовик сейчас тоже не сидит сложа руки. Более того, он готовит военное вторжение в Наварру. Если он ее захватит, наше предложение помолвить Катарину с Хуаном, скорее всего, будет отвергнуто.

– В таком случае мы опередим французов! – воскликнула Изабелла.

– Вот и закончился твой недолгий отдых, – вздохнул Фердинанд.

– Я сегодня же выезжаю на границу, – сказала Изабелла. – Мы должны показать Людовику, что в Наварре ему придется сражаться не только с наваррской, но и с испанской армией.

Изабелла подошла к креслу и аккуратно уложила неоконченную вышивку в шкатулку. Как будто добродетельная мать семейства, собирающаяся приступить к каким-то важным домашним обязанностям, подумала Беатрис.

Шкатулку с рукоделием Изабелла протянула Беатрис.

– Не убирай ее слишком далеко, – попросила она.

Беатрис поняла, что супруги желают поговорить о чем-то, не предназначенном для ее ушей. Взяв шкатулку, она собрала свою работу, сделала реверанс и вышла из комнаты.

Боабдил ехал на битву с христианской армией.

Мули Абул Хасан и его брат Эль Загал сейчас тоже воевали – и тоже против христиан. Атаковав их позиции возле Гибралтара, они добились там некоторых успехов. Несущественных, как утверждали в столице.

В то же время на периферии Гранады были и другие мнения. «Допустим, Абул Хасан и впрямь постарел, – поговаривали там, – но вместе со своим братом он все еще может одерживать победы. Уж не совершили ли мы ошибку, отвернувшись от нашего прежнего султана?»

– Мусульмане, поддержите в этот час вашего нового правителя, храброго Боабдила! – взывала Зорая. – Дайте ему возможность доказать, что в бою с ним не сравнится ни Абул Хасан, ни его брат Эль Загал.

И вот Боабдил ехал впереди арабской армии, навстречу христианам. В успехе он не сомневался. За плечами у него развевалась алая шелковая мантия, перед ним на белом жеребце лихо гарцевал знаменосец с новым мавританским флагом, и сам он, облаченный в стальные доспехи, производил самое выгодное впечатление на провожавших его горожан.

По дороге его всюду встречали ликующими криками, и они еще звучали в его ушах, когда войско наконец пересекло границу с Кордовой.

С христианами его армия сошлась на живописном берегу реки Хениль. Битва началась сразу же и с каждой минутой становилась все яростней.

Боабдил не был рожден воином. Он мечтал о мирной, спокойной жизни – если бы не его неуемная мать, он бы никогда не оказался в такой ситуации, какая сложилась вокруг него в этот день. Его нерешительность передавалась всем солдатам и командирам арабского войска. Христиане же, напротив, были настроены решительно.

Через несколько часов кровопролитного сражения мавры сначала дрогнули, а затем обратились в паническое бегство. Боабдил, наблюдавший за битвой с высокого холма над рекой, увидел, что его войска отрезаны от него. Осознав весь ужас случившегося, он стал искать какое-нибудь укрытие, чтобы избежать смерти или, что гораздо хуже, позорного пленения.

Вода в реке за ночь поднялась, перейти ее вброд было невозможно. Поэтому он спешился, отбежал от своей приметной белой лошади и спрятался в кустах, тянувшихся вдоль берега.

Через некоторое время мимо этого места проходили солдаты. Они увидели ярко-красное пятно в зарослях, при ближайшем рассмотрении оказавшееся плащом скрывавшегося от них человека.

Боабдил встал во весь рост, вытащил из-за пояса кривой меч и приготовился к смертельной схватке с врагом. Намерениям его, однако, было не суждено осуществиться. Кастилец Мартин Гуртадо, первым увидевший незнакомца, быстро распознал в нем знатного арабского военачальника и позвал на помощь своих товарищей, после чего Боабдила окружили.

Против пик и алебард кривой меч был бесполезен. Уразумев всю безвыходность своего положения, Боабдил в отчаянии крикнул:

– Я Боабдил, султан Гранады!

В рядах кастильцев произошло замешательство. Ценность захваченной ими добычи превосходила самые смелые их ожидания.

Затем Мартин Гуртадо поднял руку.

– Друзья мои, ваши пики нам больше не понадобятся! – воскликнул он. – Мы отведем нашего пленника к Его Величеству королю Фердинанду. Клянусь, каждый из вас получит достойную награду!

Остальные согласились. Им не хотелось отказываться от шелкового плаща, ятагана с позолоченной рукоятью и стальных доспехов, однако у них были все основания верить обещаниям Мартина Гуртадо.

Вскоре связанный Боабдил был доставлен в шатер Фердинанда.

Известие о смерти короля Людовика застало Изабеллу в приграничном городке Логроньо.

Отпустив гонца, Изабелла упала на колени и подняла руки к распятию. Она благодарила Бога за своевременное вмешательство в людские дела.

Король Франции, как ей сказали, перед смертью выражал величайшие опасения за свое будущее, не переставал вспоминать о совершенных им грехах.

И все же, думала Изабелла, он многое сделал для блага своей страны. Прежде всего заботился о Франции, а уже потом о себе. Может быть, за эту единственную добродетель ему простятся все грехи и проступки.

Его сын Карл Восьмой был еще слишком мал. Следовательно, Наварра на какое-то время выпадала из поля зрения французов.

Вот и еще одно чудо, размышляла Изабелла. Вот и еще одно доказательство моей избранности и важности задач, стоящих передо мной.

Оставаться на границе с Францией больше не было необходимости. Изабелла могла вернуться к Фердинанду, чтобы вместе с ним все силы отдать на борьбу с неверными.

По пути в Кордову ей сообщили еще одно, не менее радостное известие.

В битве на реке Хениль мавры потерпели сокрушительное поражение, а султан Боабдил стал пленником Фердинанда.

– Отблагодарим же Бога и всех святых! – обратившись к слугам, воскликнула Изабелла. – Они дали нам понять, что мы идем верным путем. Наша инквизиция успешно борется с еретиками, наши войска доблестно сражаются с неверными. Если мавры будут изгнаны из Гранады, Небеса порадуются за нас, и каждый из нас сможет сказать, что мы не зря прожили жизнь. Все наши грехи тогда будут ничтожны, несоизмеримы с важностью наших побед и достижений.

Она улыбалась. Ее уже не тревожила мысль о златокудром красавце Франциске Фобосе, погибшем от руки наемного убийцы.

Загрузка...