Исполнение желаний

Необходимое пояснение автора

Первая часть моего мемуара с рабочим названием «Божественный БОМж» не выполнила своей роли. Вместо того, чтоб стать предостережением, карманным пособием ученых и социологов, она, вдруг, получила известность среди любителей фантастики.

Меньше всего я собирался развлекать мечтателей и прожектеров. Но, как это ни странно, ощутил некое удовлетворение. Хотя человека, владеющего Проводником и Матром (Материализатором) удовлетворить достаточно трудно. Возможно, что просто не хватало того, что нельзя купить за мои миллиарды и нельзя получить путем волшебства — признания? Возможно и другое, где-то в подсознание у меня до сих пор сидит журналист, мечтающий о писательской карьере? Или — завзятый графоман?

А, может, я просто одинок среди обычных людей?..

(Хотя я и сам обычен. Зато с необычными возможностями. И эти необычности проявляли себя задолго до моей космической находки. Именно поэтому я столь подробно в первой книге рассказал множество эпизодов из своей биографии. Я, ведь, рассчитывал на совершенно иных читателей).

Так или иначе, но, начиная вторую книгу своего отчета, я решил не пренебрегать художественной стороной изложения, как делал это в книге первой. Если есть желающие читать мою правдивую до последней запятой исповедь, этот мемуар о невероятных событиях второй половины жизни обычного человека, как художественное произведение, как развлекательное чтиво — что ж, пожалуйста, мне не жалко.

Я не собираясь баловать вас, господа фены, изысками стилистики или головоломным сюжетом. Просто расскажу о самом себе, используя прием стороннего взгляда, то есть введу в повествование разных участников, которые будут рассказывать обо мне, уже не книжном, а реальном человеке, получившем по иронии судьбы огромное могущество.

В первой книге один из редакторов в предисловии рассказал, сколь необычно попала ему (и всем редакторам крупных издательств мира) моя рукопись — просто появилась на столах и в компьютерах в одно и то же время. Точно так же появится и вторая книга, только на сей раз мне не придется нанимать за большие деньги посредников — исполнителей. Мой Матр просто материализует рукопись в нужных местах в нужное время.

Могу выразить сочувствие тем, кто взялся за эту книгу, не ознакомившись с первой. Ему далеко не все будет понятно. Впрочем, если издатели сочтут нужным добавить в предисловие небольшой реферат, краткое содержание основных фактов из книги первой, то я, как автор, возражать не буду.

Гонорары за эту рукопись, как и за первую книгу, издатели могут перечислить в любой Детский дом, для сирот. Ни объем тиража, ни специфика выпуска меня не интересуют, все на совести издателей, даю им полный карт-бланш. Это краткое обращение можно рассматривать как юридический бессрочный договор на передачу авторских прав на книгу в каждой отдельно взятой стране, куда Материализатором направлена данная рукопись.

Александр Скорынин

Если кто-то думает, что работа разведчика состоит из стрельбы, взрывов, погонь и прочих остросюжетных трюков, то этому человеку стоит познакомиться с профессиональным разведчиком, резидентом всего греческого Кипра Александром Скорыниным. Зайти к нему в скромный офис под вывеской русскоязычной газетенки «Авоська», проследовать сквозь первую комнату, пышно именуемую «корреспондентский зал», в которой стоит два компьютера и сидят трое явно похмельных журналистов, постучать во вторую комнату, которая, в сущности, является всего лишь загородкой уголка первой, представиться и попросить о какой-нибудь пустяшной газетной услуге. Ну, например, объявление напечатать.

И пока Александр Скорынин объясняет, что с подобными вопросами надо обращаться в первую комнату, где за столом справа сидит девушка в очках, которая и занимается приемом объявлений, рассмотреть его розовое безмятежное лицо без особых примет, скромную одежду, поредевшие светлые волосы на лобастой голове. Особенное внимание следует обратить на правую руку. Нет, на ней вы не найдете ороговевших костяшек и ребер ладони, выказывающих каратеку, мощных бицепсов или еще каких-нибудь достопримечательностей. Напротив, рука типичного конторского служащего, с потертостями у рукавов, чернильным пятном и единственным мозолем на первой фаланге среднего пальца, образовавшемся от усиленных и долговременных контактов с авторучкой. В советское время огромное количество таких конторских крыс в черных нарукавниках просиживало конторские стулья в невероятной паутине советских контор.

Впрочем, в недавнем прошлом Александр и сам пользовался эти конторским атрибутом. Вот, что сказал бы он, если бы на него, вдруг, нашло помешательство или желание говорить искренне, что для работников ГРУ равносильно помешательству.

«Я — разведчик и потому каждое первое число следующего месяца я натягиваю поверх рукавов бухгалтерские нарукавники и усаживаюсь за письменный стол. Не придумай чья-то умная голова этих матерчатых тубусов, разведки просто бы не существовало, так как всякого разведчика можно было бы запросто опознать по истертым на сгибах рукавам одежды. Есть дыра на локте — вот и он, вражеский агент. Хватай и тащи в кутузку, и не бойся ошибки. Не будь у меня таких нарукавников, и я бы давно истер свои костюмы и рубашки до дыр, а локти до кости. Такая работа.

Я сажусь за стол, я беру в пальцы ручку и начинаю писать бесконечные отчеты, сводки, сметы, докладные, объяснительные, разъяснительные, пояснительные и т. д. и т. п.

Для разминки начинаю с самого легкого.

«На ваш запрос №… от … отвечаю…

…В дополнение к ранее данной информации…

…Требуется уточнить следующие положения представленного перечня…

Высылаю подтверждение… Прошу подтвердить получение… Прошу подтвердить получение подтверждения…»

Голова вспухает от всей этой коллекции входяще-исходящей бюрократии. Ладно бы просто отписки накатать, так ведь еще каждую строчку, каждую букву и запятую надо зашифровать, черновики уничтожить не позднее чем через пять минут после написания. Чистовики замаскировать под обычное письмо — «посылаю тебе ящик апельсин, сам собирал, на этом Кипре они растут как картошка у нас в Рязани…», — а его, это письмо, еще придумать надо, выверить стилистически, насеять убедительных орфографических ошибок и написать левой рукой незнакомым почерком.

Льва бы Толстого в мою конспиративную шкуру. Посмотрел бы я, как великий прозаик, скрипя зубами, водил бы ручкой по бумаге, изображая каракули второклассника Левочки: «…А вчера, Вовка, я ходил в киношку…» Это тебе не «Войну и мир» жену заставлять набело переписывать. Здесь самому трудиться надо. И форма, то есть почерк, ошибки и кляксы не может быть хуже содержания.

И это еще не все. Интересно, как бы любимый классик отнесся к тому, что каждый написанный лист надо брать исключительно пинцетом и перед отправкой окунать в раствор «самоликвидатор», запечатывать в специальный, но внешне совершенно обыкновенный конверт и каждый такой конверт вскрывать в лучах особой лампы или, если требуется особая секретность, в сложного состава газовой среды. А если вскрыт просто, то на письме останется только: «Погода у нас хорошая, люблю, целую, Маша» — и ничего больше.

Так что слизывай Резидент, клей с конвертов, не ленись. А иначе нельзя, в другом виде почта конспиративную корреспонденцию не принимает — только в стандартных, с маркой конвертах и с разборчиво написанным индексом. Будь ты хоть трижды суперагент…[1]

Если вам при помощи чудесной экстрасенсорики удалось все это узнать, то вам не составит труда и прочитать несколько тоненьких листиков, которые при виде вас Скорынин автоматически прикрыл папкой. Вот что написано на этих почти прозрачных листиках, которые он получил с сегодняшней почтой и вскрывал дома в лучах особой лампы и в сложного состава газовой среде, для чего у него была специальная, замаскированная под фотолабораторию комната.

Для внутреннего употребления.

Отпечатано в 2-х экземплярах

Подготовил аналитик З. И. Рутанов

Рассказ майора Федотова (распечатка с диктофона)

«…Он появился как бы ниоткуда. Ага. Короче, вышел из-за танка, хотя тут гражданских не было. Я сразу обратил внимание на его внешний вид, ага. Ну, то что формы нет на нем, что вообще слишком легко одет. Не по уставному, то есть я хотел сказать, не так, как люди одеваются, ага. Вернее, нет, я не запутался, пытаюсь, ага, слова подобрать. А вот, нашел, он был одет, как дома одеваются, когда гостей не ждут.

Ну, я ему, естественно: «Ваши документы!». А он: «Подожди, майор, какие тут еще документы… Давай лучше вон с теми разберемся…».

А что разбираться, когда положение критическое. Вертушек нет, извините, я хотел сказать, что вертолетов не дождешься, я уже голос сорвал в рацию кричать, наши зажаты в ущелье, вдоль всей возвышенности чеченцы, а мы тут, на НП, как кость в горле — один выстрел из ручного РГ, гранатомета, значит, и нас нет, спрятаться то негде.

Но чеченам не до нас. Они наших ребят хотят живьем взять, ага, ждут, когда у наших патроны кончаться. Тех, кто с автоматами, не трогают, а если кто РГ в руки берет, того кладут из винтовки.

И вот, этот домашний шпак, извините, неизвестный гражданский, говорит: «Плохо дело, майор, эти дикари всех погубят, возьмут в плен и замучают. Надо, — говорит, — кончать с ними». И поводит так рукой, будто показывает, как и каких чеченцев кончать надо. А я слышу, связист, рядовой Павлов, за моей спиной охает. Но я не оборачиваюсь, так как тоже охать готов, хотя командиру не положено.

Вот, представьте, там, куда он рукой показывает, боевики чеченские вспыхивают мгновенно. И он рукой ведет, будто огнеметом дальнобойным, хотя, конечно, таких огнеметов еще не придумали. Провел по правой бровке ущелья, по левой, вдаль руку направил… И все, тишина, не выстрела, даже стонов не слышно, так быстро горят, буквально, как порох. И мои ребята обалдели там, внизу. Рты разинули, никакой бдительности на боевом задании. Но и я, извините, рот разинул. Ага. Дело-то чертовщиной попахивает.

Оборачиваюсь к этому, а сам думаю: если пропал, значит черт или инопланетянин какой? Нет, не пропал, стоит, улыбается, ага. И мне так запанибратски говорит, что мол твои ребята целы, а я мол, пошел, там, за хребтом, еще один отряд в окружение попал. Ага, так и говорит. И ушел за танк.

Какой танк? Ну, мы НП за разбитым танком, сгоревшим устроили, вот он за него и зашел. Я за ним, а его там нет. Ага. Инопланетянин, конечно. Или черт, хотя черт наоборот, вроде, за чечен заступаться должен…».

Рассказ санинструктора сержанта Нилова (распечатка с диктофона)

«…Не было и, вдруг, стоит, прямо посреди площадки. Я ему кричу, чтоб ложился, убьют, кричу, дурак, а потом думаю — а откуда он взялся-то? А сам вижу, что не наш и одет не по нашему. В смысле, что он не в форме был, а в какой-то куртке заграничной, какие в домах одевают, чтоб на диванчике посидеть, кофе там попить, Короче, вроде пижамы. Ну все, думаю, глюки пошли, нельзя курить больше. Нет, я вообще-то не курю, так пробовал анашу эту, все пробовали. Ну, значит, думаю, глюканулся. А он рукой так вокруг поводит, будто от пуль отмахивается, а чечи эти падают, будто он в них стреляет. Хотя руки у него босые, в смысле голые, без оружия.

Ну и че, минут пять так постоял, помахал рукой и исчез. И никого из чечей не осталось, все дохлые. Мы потом смотрели, все от пуль умерли, от своих.

Ну, я наши от калаша от ихних отличить могу: от наших, что калибра 7,62, дырки на входе ровненькие, маленькие. А ихние УЗИ бьют другими пулями, со смещенным центром тяжести, от тех входные отверстия рваные, широкие, как от осколочной гранаты.

Витька, мой дружок, и говорит, что, мол, это супермен прилетал. У него, значит, плащ такой, невидимый. Ну, в смысле, не плащ, а поле невидимости, прибор такой. Я, конечно, в Бетманов всяких не очень-то верю, но мы же все своими глазами видели, вся рота, все, кто в живых остался…

Много ли? Да, почти все. А так, если бы не он, то полегли бы. Или в плен попали. В плену плохо, лучше погибнуть».

Комментарий аналитического отдела:

Все опрошенные показали одинаково: неизвестный, одетый, предположительно, в домашнюю одежду типа пижамы западного образца, появлялся неизвестно откуда и как, тем или иным способом уничтожал всех атакующих боевиков (характерно, что ни один боевик не избежал смерти, вне зависимости, совпадала ли траектория удара с точкой атаки неизвестным оружием или он находился за чертой доступа этой траектории), после чего исчезал таинственным образом.

Время, затрачиваемое неизвестным на уничтожение боевиков (численность групп порядка 30 человек), согласно опросов составляло от трех до семи минут.

В ряде случаев он вступал в разговор с кем-нибудь из окруженных, в ряде — нет. Во всех случаях его речь не носила форму диалога, он просто рассуждал вслух.

Всего за трое суток фигурант (именуемый в дальнейшем под условным именем Бетман) посетил двенадцать подразделений, попавших в критическое положение. Общее число уничтоженных боевиков — 420 человек.

На месте сгоревших подсчету жертв помогали лишь элементы скелета и сплавленные части оружия и металлических предметов, что свидетельствует о чрезвычайно высокой температуре горения.

Секретные сотрудники из числа местного населения рассказывают, будто слухи об этих необъяснимых происшествиях сильно поколебали боевой дух бандформирований. Считается, что «Аллах таким образом намекает на прекращение войны с неверными, так как эта война сильно отражается на женщинах и детях». Руководители повстанческих соединений распространили листовку, в которой объясняют, что русские применили неизвестное оружие и воля Аллаха прежняя — уничтожить всех неверных, кто не примет зеленое знамя ислама.

Возможные гипотезы:

4. Мы имеем дело с провокацией «в восточном духе» — режиссура: сильный гипнотизер + игра боевиков. Гипотезу подтверждает наличие пулевых ранений из оружия, стоящего на вооружении у боевиков. Трупы могли быть транспортированы заранее из числа мирного населения. Аналогично могли быть подготовлены следы ранее сожженных трупов.

5. Мы имеем дело с фактором Х, по неизвестной причине вступившем в действие на нашей стороне.

6. Мы имеем дело с вмешательством НЛО. В этом случае надо экстраполировать возможные последствия подобного вмешательства, так как оно может быть угрожающим для обеих сторон.

Задание

По данным Управления разрабатываемый объект в настоящее время находится на Кипре. Степень совпадения с лицом из представленных документов — 70 %.

Рекомендация

Соблюдать в отношении фигуранта чрезвычайную осторожность.

Вот такой документ, любопытный. И никаких тебе конкретных приказов, разведка — не армия, а Резидент — не солдат. По степени рангов резидентуру представляют только старшие офицеры, хотя по штатному расписанию они могут числиться лейтенантами или капитанами.

Владимир Ревокур

Саша Скорынин — реальное лицо, он некоторое время следил за мной, потом мы познакомились и даже провели вместе несколько дней. Саша по первости старательно играл роль хозяина этой паршивой газетенки «Авоськи» — тоже мне, додумались как в зарубежье газету назвать, таким специфическим неологизмом! Но я сейчас хочу рассказать не о Резиденте.

Читая Стругацких я полностью разделял их мнение о том, что человек достигший могущества, преображается из хомо сапиенса в хомо люденуса (человека играющего). Хотя они то, напротив, относятся к такому изменению человеческого статуса без симпатий, так как всемогущий — уже не человек, а нечто иное и человечеству чуждое. Меньше всего я тогда мог помечтать о том, что вскоре столкнусь с практической проверкой этой гипотезы.

Ведь, как ни крути, но с глобальным информаторием Проводником на левой руке и Материализатором желаний (Матром) на правой я уже не совсем человек. Тем более, что могущество абсолютное. Вплоть до возможности одним движением руки превратить планету Земля в газовое облачко, а самому неспешно путешествовать между звезд без скафандра и кислородных баллонов.

У тех же Стругацких было ПРЕДВКУШЕНИЕ исполнения желаний. Но пожелать СЧАСТЬЯ ДЛЯ ВСЕХ недостаточно. Счастье — понятие растяжимое. Особенно множественное счастье. Для одного счастье в благополучие ближних, для другого — в ковырянии между пальцев ног, с обнюхиванием потом ту руку, которой ковырял. Одни считают счастье гомосексуала извращением, другие извращают собственное счастье. А я не мог пожелать такого счастья людям, потому что это были лишь слова и это было единственным, что Материализатор желаний исполнить не мог. Вернее, мог, но тогда цивилизация бы исчезла, а эволюция остановилась. Плыла бы в пространстве голубая планета, заполненная счастливыми идиотами, одурманенными суперслегом.

Не мог я пожелать счастья и самому себе. Как выяснилось, исполнение желаний не всегда счастье, а часто — и совсем наоборот. Мне становилось скучно уже после слияния с Проводником, а появление Матра превращало меня в хронического ипохондрика.

Хотя на первых порах было забавно, и я вдоволь наигрался в желания. Каюсь, игры порой были жестокими и кровавыми.

Когда, после таинственных процессов по технологии Проводника лунный камень превратился в тоненький браслет, в гибкую полоску телесного цвета, и я с замирающим сердцем приложил его к запястью правой руки, тогда, действительно, скучно мне не было. Одно дело — Проводник, гигантские знания которого мне не доступны, другое — Материализатор желаний.

Браслет, как когда-то браслет Проводника, обвился вокруг запястья самостоятельно и будто слился с рукой. В месте соприкосновения браслета с кожей проявилось легкое ощущение тепла, приятного такого тепла, интимного.

«Значит, — уточнил я у Проводника, — я мысленно высказываю желание, ты даешь команду Материализатору и… все»?

«Да, — сказал Проводник. — И не старайся как-то уточнять, детализировать свое желание. Я сам разберусь, тайников для меня в твоей структуре нет».

«Что ж, — на секунду задумался я, — когда-то в юности в ресторане города Иркутска на вокзале мне подали такую вкусную баранью котлету на ребрышках, что я и сейчас не отказался бы от нее… Естественно, на тарелке и с причиндалами там всякими, салатом, гарниром и так далее».

«Я же объяснял, не уточняй, не детализируй. Мысль гораздо емче, чем слова, ее поясняющие».

На столе появилась тарелка отличного китайского фарфора. Даже издали было видно, что это тончайший, несомненно старинный фарфор глубокого голубого цвета с фиолетовыми прожилками. Рядом с ней — салатница, соусник, фарфоровые же, того же стиля приборы со специями. Набор дополняли нож, две ложки и две вилки, надо думать для салата и котлеты. Сама котлета радовала глаз. Золотистая корочка еще пенилась кипящим маслом, выступающая косточка был обернута папиросной бумагой, картофель соломкой и зеленый горошек дополняли натюрморт. Чуть спустя из ничего рядом с этой вкуснотой возникла еще одна тарелочка из однотипного сервизного набора. На ней лежали два пупырчатых малосольных огурчика. Видимо, я автоматически ДОЖЕЛАЛ эту закуску.

Я не был так уж голоден, но аппетит проснулся хороший. Конечно, для того, чтоб восстановить ТОТ аппетит, надо было превратить меня нынешнего в того, молодого, безденежного и голодного, для которого посещение ресторана было своеобразным праздником. Но все равно, это было вкусно.

Насытившись, я пожелал быть неуязвимым. Уточнил: и в чреве Звезды я должен чувствовать себя нормально, не говоря уж о земных опасностях.

«Нет проблем, ответил Проводник. — Ты теперь окружен невидимой защитой, которая может расширяться до любых пределов. Кстати, что это ты стал так витиевато выражаться? В чреве…»

«Пустое, — заметил я, — эта защита не должна меня лишать осязания».

«Ты хочешь осязать чрево Звезды?»

«Кончай подшучивать. Ты понял, что я имею ввиду?»

«Как не понять. В моменты сексуальных безумий защита будет прятаться под кожу. Впрочем, ее можно и снимать, так как любая угроза твоему здоровью будет Материализатором мгновенно подавлена».

«Ну уж, не надо. Я не хочу разделить судьбы Чингисхана».

«Ты что, всерьез думаешь, что его убила женщина, спрятав во влагалище бритву. Это ваша книжная трактовка. На самом деле он просто заразился от одной из наложниц скоротекущим сифилисом».

«Интересно, — подумал я. — Но давай закончим с моей безопасностью, которая не должна ограничивать меня в восприятии окружающего мира всеми органами чувств. Но, чтоб это восприятие я тоже мог дозировать. Например, менять внешнюю температуру, запахи…»

«Не распинайся, я уже говорил, что мысль гораздо информативней словесного поноса. Любое материальное воздействие на твое тело будет абсолютно безопасно и дозировано согласно твоим желаниям».

«Теперь вопросы передвижения. Что-то вроде нуль-перехода, как в наших фантастических романах?»

«Не совсем то, но перемещаться мгновенно ты можешь. С человеческой точки зрения мгновенно».

«Менять внешность?»

«Любые иллюзии. Световые кванты тоже материя».

«Управлять людьми?»

«Только физически. Их психика Материализатору недоступна. Впрочем, в прямом контакте я по нюансам поведения, мимике, энергетическому полю мозга могу почти что читать людские мысли. Да и мысли у большинства людей примитивные, животные. Впрочем, информацию о любом жители Планеты ты можешь у меня получить. Особенно, если его устремления направлены в твою сторону. Или угрожают тебе. Ну, а для более подробного описания какого-то человека тебе достаточно его коснуться, чтоб я мог войти с ним в прямой контакт. Он этого контакта не почувствует».

«Перемещения в космосе? Без скафандра?»

«Мы же уже говорили о твоей безопасности в теле Звезды… А дистанция перемещений ограничена лишь Вселенной, которая, как ты знаешь, безгранична».

«Послушай, — удивился я неожиданно возникшей мысли, — но ведь замкнутая биологическая система, независимая от окружающей материи, невозможна. Я где-то об этом читал».

«Ты не замкнутая система. Ты обслуживаешься энергией Космоса через Материализатор и через меня — информационной энергией. Кроме того, ты поглощаешь энергию и отдаешь ее, а Материализатор выполняет роль фильтра, регулируя вход и выход. Да и в неизмеримости Вселенной возможно существование замкнутых систем. Целые цивилизации бывают замкнутыми сами на себя. Своеобразное кольцо Мебиуса».

«Что ж, — сказал, в смысле — подумал, я Проводнику, — пока вопросов нет. Будем забавляться».

Александр Скорынин

Обычно навести справки о человеке не представляет труда. Как бы уединенно человек не жил, вокруг его жилища существуют обслуга, коммунальные службы, средства связи. Человек так или иначе контактирует с магазинами, почтой, газетными киосками, административными органами. Он смотрит телевизор, слушает радио, разговаривает по телефону, заказывает или покупает сам продукты, вещи, ходит на пляж, заправляется на бензоколонке, платит за свет, оформляет продление визы (что напрямую относится к фигуранту, имеющему Российское гражданство).

Владимир Ревокур никуда не ходил. Вообще не выходил из дома. Телевизора у него не было, как не было телефона или радиоприемника. Его дом не был, даже, подключен к электричеству и газу, что вообще выходило за пределы реальности. Ведь не мог он жить в темноте и не пользоваться газовой плитой или газовой колонкой. Впрочем, в темноте он и не жил. Наблюдение за домом показало, что свет у него по вечерам горел, только непонятно откуда бралась электроэнергия.

Разведчик напряг коммунальщиков и к Ревокуру нанесли визит газовщики, электрики и представитель иммиграционной службы. Проникнуть в дом смог только водопроводчик, который убедился, что краны в доме обрезаны и трубы сухие, а туалет отсутствует. Электрикам и газовщикам основания входить в дом не было — подводка была во дворе и они смогли удостовериться, что владелец дома не пользуется ни тем, ни другим.

С чиновником иммиграционной службы фигурант так же провел беседу во дворе. Он показал ему документы на приобретение земельного участка, на строительство дома и напомнил законодательное решение о том, что жители России, после приобретения собственности на Кипре автоматически получают право на двойное гражданство. Оказалось, что документы на второе гражданство оформляются в центре и мэрия Лимассола может не беспокоится. Дальнейшее общение Ревокур посчитал излишним, дал чиновнику телефон своего адвоката, который и занимался его бумажными делами.

Чиновник не поленился связаться с адвокатом. Выяснилось, что это гражданин Кипра, который состоит на жалованье у Верта и все юридические вопросы решает по доверенности клиента на достаточно высоком уровне — прямо в столице.

Тем ни менее, водопроводчик все же успел забросить в дом Ревокура клопа-говоруна. Только вот беда, из дома не доносилось никакой речи, лишь шаги иногда слышались, как бы в доказательство того, что микрофон исправен.

Стандартные приемы завязывания контакта исчерпали сами себя. Разозленный Резидент засел в доме напротив с прибором, совмещающим в себе подзорную трубу, устройство для ночного видения и видеокамеру. Увы, Ревокур изредка проходил по комнате, окно которой смотрело в сторону разведчика, но это происходило редко. Такое впечатление, что он и не жил в этом доме, обычного поведения живущего не усматривалось. Фигурант не пользовался туалетом или душем, не питался, не развлекался, ни с кем не общался.

Логично было предположить, что дом служил лишь воротами к какому-то другому жилищу. Пришлось обратиться к помощи специального, сканирующего различные волновые возмущения прибора. Прибор этот занимал все пространство микроавтобуса. Скорынин припарковал машину недалеко от объекта и начал сканирование. Результат оказался неожиданным: сканер вообще ничего не сканировал, будто перед ним не дом был, а пустое пространство.

Александр напряг одного из своих агентов, редактора русскоязычной газетенки, прозябающей на объявлениях немногих русаков. Тот нанес визит к Ревокуру под благовидным предлогом — взять интервью.

Фигурант вышел на звонок минут через пять. Все это время редактор переминался у калитки, ведущей в небольшой приусадебный садик. Скорынин устроился наблюдать за встречей в доме напротив, направил в сторону калитки объектив и микрофон. К его горечи встреча продолжалась ровно 20 секунд: Ревокур сунул редактору лист бумаги и сразу ушел, не сказав даже здравствуйте.

На листе к несказанному удивлению разведчика были вопросы и ответы, то самое интервью, о котором бедный редактор и заикнуться не успел. Никакого второго смысла в коротеньком тексте не было.

Скорынину не оставалось ничего иного, как запросить у руководства разрешения на агрессивные методы изучения фигуранта.

Владимир Ревокур

Огромное количество ненависти накопилось во мне.

К тупоголовым редакторам, правившим когда-то мои рукописи. К догматичным судьям, судившим меня когда-то. К садистам вертухаям, охранявшим меня когда-то. Особенно к хозяину ИТУ-9 Васильеву, двуличному подонку по кличке Василиса. К тем, у кого брал деньги под проценты, — безжалостным и хитрым паукам. К какому-то поддатому качку, столкнувшему меня с тропинки в снег жестом всесильного властелина, которого встречные должны осторожно обходить. К девушке, которую я почти любил и которая топила меня в суде. К оборванному пацану, которому я купил джинсовый и костюм и который утащил у меня из сумки 400 долларов и смылся. К продавщице, кинувшей мне в лицо пакет с ржавыми огурцами. К старшине барака, с которым я делился заваркой и пайкой, а он предал меня, заложил кумовьям. К певице, которой я восхищался пока не узнал ее стервозный характер. К многочисленным олимам в Натании, которые не одолжили мне 30 шекелей в трудный момент. К владельцам израильской газете «Время», кинувшим меня на гонорар за пять огромных очерков. К владельцу московского издательства «Яуза», кинувшему меня на часть гонорара за книгу о цирковой дрессировке собак. К сыну известного артиста, который после смерти отца, который со мной дружил, начал от меня прятаться, забыв все добро, что я ему сделал, когда он был пешкой, а я богатым человеком. К трамваям, что дребезжали под окнами моей хрущевки…

Вот стану всемогущем, я вам покажу, думал я.

Зря так думал. Ничего, кроме равнодушия я к ним сейчас не испытываю. Брезгливого равнодушия.

Мне хватило сознания того, что я могу сделать с ними все, что захочу.

Большинство наших гневов, наверное, форма снятия эмоционального напряжения. В мыслях мы размазываем своих обидчиков по стеклу, казним их тысячью казней. Гнев проходит, остается легкое раздражение. Большей частью на самого себя. На то, что не обошел того качка, не дожидаясь его грубости. Что угодил за решетку, где каждая «Василиса» властна над тобой. Что доверился лживой девчонке, что пожалел маленького воришку, что квартира по твоим доходам в таком плохом месте, что поспешил подписать договор, не получив гонорара…

Если бы люди обладали моими возможностями, они, скорей всего, стали бы сдержанными. К слишком тяжким последствиям приводил бы их гнев. Может, не все. Те, кто остался бы на Земле после всех разборок.

Сожрав первое блюдо, приготовленное Матром, блюдо, вкус которого был извлечен из моей памяти, я, как ни странно, первое время обжирался. Матр готовил мне мамины пироги и торты; экзотическую талу, которую я пробовал на Камчатке, — ломтики белуги или калуги без костей, ошпаренные уксусом и приперченные; сибирскую расколодку из рыбы; слоеные пирожки, которые когда-то до революции делали в булочной Елисеева; цесарку по рецептам поваров Петра Первого; фламандского каплуна в соусе из грецких орехов с изюмом… В заключение я потребовал обед, который еще в армии откушал у староверов в дальневосточном селе Сидатун.

…Четыре брата, кряжистые староверы, промышляющие охотой и отловом диких животных для зоопарков, были мне знакомы. Помню, как гостил в их рубленной навечно избе, где мне, как чужому, поставили отдельную посуду, чтоб не «загрязнил», но сделали это тактично, ссылаясь на то, что городскому человеку надо посуду тонкую, благородную, а не эти «тазики», из которых они, люди лесные, едят. За стол село семь человек: дед, отец, братья-погодки, старшему из которых было уже сорок, хозяйка. Дочь подавала на стол. Все мужчины казались одного возраста. Коренастые, пышущие здоровьем, с короткими — шкиперскими — бородами, голубоглазые, светловолосые. Разве, что у деда чуть больше морщин проглядывало вокруг русой, без единого серебряного волоска, бороды. На первое была густая похлебка из сохатины. Все кроме меня, ели прямо из огромного глиняного горшка деревянными ложками, четко соблюдая очередность и подставляя под ложку ладонь, чтоб не капнуть на блистающий белизной дерева стол. Кто-то из братьев поторопился и дед сразу звучно вмазал ему ложкой по лбу. Посмеялись.

Потом дочка поставила деревянное блюдо с жареным амуром (нежнейшая рыба) и чугунок картошки. Появились на столе и разносолы: грибочки разных сортов соленые и маринованные, огурчики, помидоры, зелень, морошка, брусника. После нежной, бескостной рыбы появилась чугунная сковорода с жареной медвежатиной. Там были печень, сердце, часть окорока.

— Хозяин подранка встретил, — сказала мать, будто оправдываясь, что медведь добыт летом, не по сезону. (Медведя бьют поздней осенью, когда он в самом жиру, или поднимают из берлоги.)

Дед добавил:

— Дурной был, плечо болело. Помять мог кого-нибудь, пришлось стрельнуть.

«А ведь ему, должно быть, далеко за восемьдесят», — с завистью подумал я.

Вместе с рыбой был подан и ушат браги. Настоящий ушат емкостью ведра на четыре. Мужики брали его за деревянные уши и, высоко подняв над головой, лили в рот пенистую, медовую жидкость. Это единственный крепкий напиток, который они себе позволяют. Курево в их среде считается грехом, как и употребление алкоголя. Настоянную на меду, забористую брагу они алкоголем не считают. И они, наверное, правы. Для них это просто стимулятор, как для нас кофе. Мне брагу налили в чудную, из обливной глины, кружку. Едой мой желудок был заполнен до отказа, а хозяева, казалось, только начали трапезу. Был подан горшок с кашей и рыбный пирог, величиной с колесо от трактора «Беларусь». Я пытался отказаться, но когда попробовал, съел свой ломоть за милую душу. Пирог был в четыре слоя: амур, лук с яйцом и укропом, сима (одна из самых нежных разновидностей красной рыбы, кета или горбуша по сравнению с ней, как пескарь по сравнению со стерлядью), снова лук, но уже с картошкой и капустой.

Подчистили и эти блюда. Горшок с кашей выскребли до дна. Брагу допили. «Яишню будете? — спросила хозяйка. — С кабанятиной можно ее?» Мужики подумали, посмотрели на деда. Было видно, что они не прочь. Но дед, к моей радости, покачал головой.

— Жарко сегодня, — сказал он.

К чаю в старинном, с медалями самоваре, который, как и все в этой хате, был большущим, основательным, на века, были поданы пироги, блины и варенья из земляники, брусники, голубики, костяники, морошки. В чай были добавлены стебли и листья лимонника — удивительного по вкусу (настоящий лимон) и стимулирующему действию растения. Десяток ягодок лимонника на прочь снимают усталость, позволяют идти по тайге сутками без отдыха.

Я недаром сделал это солидное отступление. Мало осталось таких поселков на русской земле, где сохранился истинно русский уклад жизни, здоровый физически и нравственно. И поддерживает их вера в Бога, несколько суровая, в отличие, например, от более демократичных в религиозных требованиях баптистов, но святая в своей непогрешимой «правильности» жизни, стойкости. В этих селах все берут от природы, в магазинах покупается только соль, охотничьи припасы, иголки… Даже одежда у них домотканая. То есть, от цивилизации они берут необходимое, разумное и невредное. Может показаться перегибом, что электричеством они не пользуются, хотя столбы подходит к деревне. Но их здоровье — их правота. Кто его знает, какими хворями награждает нас движение электронов по проводам, как учит физика (или неизвестно, что там бегает, как считают сами физики). Вот эти братья, к большому моему огорчению, отловили вчера тигренка. Я представлял этот отлов по их рассказам, но поучаствовать очень хотелось.

Это жрачка не принесла мне такой радости, как та, в армейскую молодость. Но все равно было приятно. На этом гастрономический этюд был закончен. Скатерть самобранка временно перешла на скромную чашечку кофе утром и легкий перекус в обед и вечером. В основном я ел овощи с фруктами и нежирную рыбу.

Конечно, я не только обжорством занимался. По моим фантазиям Матр создал под землей мини-Кипр, своеобразный оазис с морем, растительностью и солнцем, но без надоедливых торгашей — греков, тупорылых качков, поправлявших на дешевом курорте здоровье, без мух, асфальта, машин и прочей дребедени, сопутствующей технологическому обществу.

Это был своеобразный Эдем по моему вкусу. Пальмы росли вперемешку с кедрами и соснами (люблю хвойный лес), море никогда не штормило, солнце было не слишком агрессивное, везде была мягкая трава без человеческих отходов в форме собачьего кала, пустых банок из под пива, бумажек и огрызков хот-догов. Место, по которому можно всю жизнь ходить босиком, как по длинноворсному ковру у себя в квартире. Место, где не надо одеваться и озираться.

Там были птицы и они были почти ручными.

Кроме того, там была хижина со всеми мыслимыми удобствами, был замок с комнатами, обставленными по интерьеру разных эпох, была машина, работающая без вонючего бензинового движка на энергии космоса и оснащенная всего двумя педалями: скоростью и тормозом. Много чего там было из того, чем я мог поразвлекаться, даже бесшумный махокрыл был, заветная мечта инженеров прошлого и настоящего. Крылья позволяли мне парить в небе и пикировать, как ястреб.

Все свое время я проводил там, вполне довольствуясь общением с Проводником. Плохо одно — желания, будучи мгновенно реализованными, быстро надоедали.

Решил я вопрос и с дамами. Но об это позже, я специально уделю одну главу сексуальной стороне, которая (глава, а не сторона) будет полезна психологам и философам. Как ни странно, но Ницше во многом был прав, описывая поведение всемогущего человека, а Фрейд во многом заблуждался, потому что оперировал данными, полученными от своих больных пациентов и собственными сексуальными ощущениями.

Как-то я заснул на золотистом песке, попросив «выключить» солнце и «включить» новорожденный месяц. Хорошо спится в мерцающем лунном лучике под шелест спокойных волн. И приснился мне странный сон.

Будто я путешествую, но не в пространстве, а во времени. Причем, я и сам подвержен этому времени: утром я еще подросток, через час — юноша, к обеду — зрелый мужчина… Я шел по эпохам и развалам собственной памяти, минута времени включала в себя многие дни, а впечатления прошлой жизни причудливо переплетались с историческими фактами. Сам Чингисхан учил меня, мальчишку, сидеть на лошади без седла, Наполеон внушал мне — юноше свою теорию освободительных войн, дедушка Ленин, вперившись в меня — пожилого мужика блестящими глазами убеждал, что без крови не бывает человеческого счастья, одновременно намекая на то, что железный Феликс в соседнем кабинете… На одну секунду заболел зуб, две минуты потребовались на появление и заживление шрама на левой ноге от зубов медведицы Риты, пять минут продолжалось супружество с Эллкой Великопольской, два часа я скитался по зоне Краслага… Дорога времени постоянно меняла цвета, то вспыхивая фиолетовым свечением, то переливаясь радугой, то превращаясь в серый цвет с разнообразными градациями этой серости…

Когда путь приблизился к старости я проснулся. Сидел на песке, хлопал глазами, с восторгом ощущая здоровое тело, а не то, до которого добрел по темпоральному пути, беззубое, ревматическое, обвисшее.

«Это ты?» — сразу спросил я у Проводника.

«К твоему сну не имею не малейшего отношения,» — флегматично ответил он.

«А истолковать можешь?»

«Подсознательное беспокойство, неуверенность в завтрашнем дне, неудовлетворение существованием».

«Почему?»

«Я не психиатр. Но могу предположить, что слабая человеческая энергетическая структура не готова к владению обширной информацией и Материализатором желаний. Первобытный человек тоже неуютно чувствовал бы себя в современной квартире с бытовыми удобствами».

— О, черт! — сказал я вслух. — Никогда бы не подумал. Кстати, что это ко мне гости повадились?

«Резидент разведки Александр Скорынин получил задание разработать тебя. Вот и собирает информацию. Вернее, пытается собирать. Сейчас он сидит в доме напротив и при помощи подключенной к электронному снайперу винтовки с усыпляющим зарядом пытается подловит твое появление в комнате с окнами в его сторону».

Забавно, подумал я для себя, весьма забавно. Это, наверное, мои «подвиги» в Чечне так заинтриговали российскую разведку?

От всех этих кровавых проступков, от неумелого вмешательства в эту войну у меня на душе лежал солидный ком дерьма.

Александр Скорынин

Стоит ли разбирать нынешние изощренные технологии убийств и прочих пакостей для причинения вреда человеку человеком. Электронное приспособление к укрепленной в специальном зажиме винтовки было надежней снайпера, а заряд мог привести любое живое существо в состояние длительного беспамятства. Самому разведчику оставалось пить сок и читать какую-нибудь книжонку или взирать на экран телевизора — непременного атрибута нынешнего человеческого жилья.

Когда ружье, наконец, выстрелило, Скорынин быстро подвел к глазам тубус своего универсального смотрящего устройства. Странно, стекло было цело, а фигура Ревокура продолжала маячить за окном как ни в чем не бывало. На электронном снайпере загорелся красный сигнал, означающий неисправность. Тогда Скорынин приник к прикладу, прицелился и выстрелил. Он неплохо стрелял, а для того, чтоб попасть в человека за окном через дорогу, не надо было быть снайпером.

К его удивлению ничего не произошло. Стекло осталось цело, Ревокур продолжал ходить по комнате.

Не сбивая прицел, чему способствовало зажимное устройство, Скорынин подождал пока человек не совместится с мушкой и мягко нажал на спуск. Он не видел движение пули, но пламегаситель нагрелся, что подтверждало ее вылет.

Ничего не изменилось.

Скорынин включил видеокамеру, соединенную с универсальным прибором наблюдения, поставил максимальное замедление съемки и нажал на спуск третий раз, не удосужившись заново прицелиться. Потом быстро перемотал запись на начало и включил воспроизведение.

Теперь полет пули был виден. Было видно и то, как она достигла оконного стекла, бликующего в солнечных лучах, и, не коснувшись его, ушла в сторону. Резидент столкнулся с настоящей чертовщиной, даже бронестекло не могло избежать соприкосновения с кусочком металла.

Скорынин снял зажим с винтовки, собрал свое имущество в кофр и вынес его на улицу, где уложил в микроавтобус. Он был растерян, как бывает растерян невежественный человек, столкнувшийся с чем-то недоступным его пониманию. Он был растерян вдвойне, так как был человеком образованным, а происходящее граничило с невероятным.

Нет, как разведчик Скорынин был знаком с проявлениями человеческой экстросенсорики, знал о колдунах, магах, телепатах и телекинетиках, способных управлять мысленно неживой материей. Но поведение стекла не укладывалось в человеческие возможности, это скорей напоминало действие неизвестного поля, невидимого и непонятного. Тут пахло чуждыми, неземными технологиями, а это было гораздо страшней родных экстрасенсов.

Александр срочно составил донесение и отправил его по закрытому каналу экстренной связи, которым можно было пользоваться только в исключительных обстоятельствах, например при начале войны.

Ответ руководства его обескуражил.

Для внутреннего употребления.

Отпечатано в 2-х экземплярах

Подготовил аналитик З. И. Рутанов

Из рапорта начальника статистического отдела УВД

«…Количество трупов в местах наибольшего скопления криминальных лиц в ночное время участилось. Все трупы носят следы необычного воздействия. По данным патологоанатомического исследования часть трупов погибли в результате сильного множественного ожога, часть — в результате сдавливания органов тела, часть — в результате отрывания частей тела: конечностей или внутренних органов. У одного оторвана голова.

Идентифицировать удалось не все трупы. Те, которые удалось, принадлежат руководителям мелких преступных формирований, занимающихся грабежом и насильственными действиями, направленными на граждан, которые ходят ночью».

Из рапорта участкового милиционера Барабашкина

«…Я зашел в квартиру, что не представляло труда, т. к. дверь была выбита чьей-то сильной ногой. В квартире в разных комнат лежали тела, которые принадлежали банде Хилого, известного органам правопорядка как Артамонов Михаил Степанович 1945 г.р. трижды судим по ст. ст. 144 УК РСФСР, 145 УК РСФСР, 146 УК РСФСР. Тело гражданина Артамонова висело под потолком, оно было надето на трехрожковую люстру, причем рожки люстры проходили сквозь части тела насквозь. Тела остальных членов банды висели и лежали в разных участках квартиры, включая ванную комнату, которых было семь штук и все неживые».

Свидетельские показания Некдушева И. Н., дворника (Распечатка с магнитофона)

Это было часов в два ночи, ага. Я поддал вечером крепко, а ночью проснулся и пошел к Нюрке в ларек, ага, она и ночью торгует, если постучать. Метров сто не доходя до ларька, ага, я слышу такой звук: у-у-у, будто метель воет. Я и не понял ничего, ага. Дальше иду. И вижу какие-то фулиганы костер вроде жгут. Я думал мальчишки, ага, так поздно ведь. Хотя нынешней молодежи, что поздно — что рано, ага. Подхожу, глянь — не костер. И запах такой, как в шашлычной у Хачика Аваняна. А это, гляжу, люди, ага. Как головешки, что из костра торчат. Черные все, ага. Я — бежать. Даже до Нюрки не дошел, ага, так прямо и прибежал домой. А к Нюрке жену послал, ага, бабе что сделается, она баба и есть, ага.

Свидетельские показания Рублева Федора Никифоровича, члена криминальной группировки Душева И. Ф. по кличке Лось (Распечатка с диктофона)

Мы уже домой собирались, а че — набрали уже бабок немного. Мы сперва к Нюрке хотели зайти, вмазать у нее, а потом до хазы. А тут этот идет, странный такой, как Бетмэн в кино. В черном спортивном костюме и в плаще таком, на плечи накинутом. Ну мы че, окружили его, конечно. А че он по ночам по нашей территории разгуливает, пусть платит. Лось говорит, давай мой бабки, таможенный сбор, говорит, это он шутит так. А тот говорит, че не дам. Как не дам?! Лось, он психованный жутко. Приблуду тому Бетману под бок, гони бабки, говорит, падла, урою, как грелку дырявую. А че, наша территория. Ну и началось. Этот, в черном, будто смазался весь, как будто его несколько штук стало. А потом чую, что лежу, рука болит и никого нет из наших. Руку потрогал, а ее нет. Очнулся уже в больнице.

Комментарий аналитического отдела

Таких рапортов у нас набралось несколько десятков. Получается, что за последний месяц неизвестной силой уничтожено более СЕМИСОТ лиц криминального характера. Трупы, изуродованные странным образом (сжигание, сжимание, расчленение, удушение, надевание на острые предметы) находились на улицах и в жилых помещениях. Одна криминальная группировка была развешена на ветвях дерева в парке, буквально нанизана на толстые сучья.

Патологоанатомы пришли к единодушному мнению, что это не может быть человеческим вмешательством. Оперативный анализ подтвердил их мнение. В результате оперативных мероприятий был найден один свидетель и один пострадавший, чудом оставшийся в живых (у него была вырвана рука из плеча, но проезжавшая мимо машина скорой помощи успела оказать первую помощь). Фигуранта, проживающего на Кипре свидетель по фотографии не опознал.

Выводы в данном случае совпадают с пунктами 2 и 3 прошлого расследования по событиям в Чечне. Можно радоваться, что неизвестный фактор Х направлен против антисоциальных элементов, но нельзя пренебрегать подобным вмешательством в личные дела нашего суверенного государства.

Техническое вооружение того, кто кодирован под фактором Х, скорей всего значительно превосходит известные технологии. Он может воздействовать на людей термически, давлением и другими силовыми методами, которые трудно описать. Грубо говоря, можно представить себе мощного робота, наделенного невероятной силой и снабженного огнеметом.

Представляется сомнительным, что в ночных происшествиях с криминальными группировками Москвы принимал участие фигурант, так как отмеченные часы и даты визуального контакта резидентуры с фигурантом часто совпадают с ночными происшествиями. Хотя, полной уверенности в его непричастности быть не может — возможно в доме находился некто, внешне на него похожий, чтоб создать алиби.

Рекомендации

Аналитический отдел не возражает против агрессивных методов исследования фигуранта, но предупреждает о возможной потере агентов, задействованных в исследовании.

Владимир Ревокур

Вернувшись из Москвы я попросил Проводника спрогнозировать мои успехи.

«В Москве сейчас 376 896 активно действующих антисоциальных элементов, — мгновенно отреагировал вселенский компьютер, — из них 27 565 занимаются уличным грабежом и насилием. Уничтожение 720 из них резко снизило активность остальных. Преступники ночью просто боятся выходить из дома. Но они еще не связали тот факт, что и дневные преступления грозят им возмездием прямо в домах. Экстраполяция дает возможность думать, что эффективность выбранной тактики не слишком высока. Тем более, что за это время в банды влилось 352 новых члена. Предлагается два более эффективных варианта:

1) уничтожить всю массу преступников разом, для этого твое непосредственное присутствие на местах ликвидации не обязательно;

2) произвести несколько публичных казней.

Недостаток первого варианта, что исчезнет равновесия между естественным (в данном случае, преступном) злом и борцами с этим злом (в данном случае, органами правопорядка), что может привести к возникновению зла, исходящего от других носителей (теми же борцами против прошлого зла). Трудно подсчитать, какие последствия могут быть. Могут возникнуть вспышки беспричинной агрессии у нейтральной массы горожан, могут проявится психические затруднения у бывших потенциальных жертв, многое может произойти, так как на данном этапе развития преступники и противостоящие преступниками институты необходимы.

Недостаток второго варианта очевиден из самой истории человечества. Приведу лишь один пример, во время казни воров на площадях втрое активизировались карманники».

«Что ж, — значит все, что я делаю — борьба с ветряными мельницами? Что ж ты мне раньше не сказал»?

«Ты не спрашивал совета, просто решил бороться с конкретными носителями зла. И, по моему, получал от этого определенное удовольствие».

«Ну, насчет удовольствия ты преувеличиваешь… Скорей, некое удовлетворение…»

Я прервал обмен мыслями и задумался.

Думать мне было о чем. Я не слишком разбирался в социологии, в людских проблемах, но в этологии я немного разбирался и Конрада Лоренца читал запоем. Не только общеизвестные, популярные: «Человек находит друга», «Кольцо Соломона», но и серьезные: «Восемь смертных грехов цивилизованного человечества», «Так называемое зло или к естественной истории агрессии», «Оборотная сторона зеркала (Опыт естественной истории человеческого познания».

Я вызвал из неисчерпаемой памяти Проводника одну главу, озаглавленную: «Чем хорошо зло» Ей предшествовал эпиграф из Гете:

Теперь я читал нобелевского варианта Лоренца другими глазами, его умозаключения не были для меня абстрактны, а оделись в кровь и смертный пот того, что я творил во имя ложно понятого добра.

«Внутривидовая агрессия, — писал ученый, — необходимая часть организации всех живых существ, сохраняющая их систему функционирования и саму жизнь. Она может допустить ошибку и при этом уничтожить жизнь. Но в великом становлении органического мира эта сила предназначена к добру. Оба Великих Конструктора — Изменчивость и Отбор, — которые растят все живое, избрали именно грубую ветвь внутривидовой агрессии, чтоб вырастить на ней цветы дружбы и любви».

Я пробегал главу за главой, как бы заново узнавая о том, что в перенаселенных регионах (в мегаполисах, в зонах для осужденных) порождается повышенная агрессивность на уровне неосознанных инстинктов. Тех инстинктов, тех, заложенных в любое живое существо, программ, которые заставляют китов выбрасываться на берег, многотысячные стада хомяков или крыс топиться в море, а муравьев перекочевывать в другие места, поедая все на своем пути. Люди, подчиняясь этим программам, начинают вредить друг другу бессознательно, стараясь урегулировать количество населения на конкретной площади до терпимого размера, не понимают этого и доводят себя до нервных срывов, до умопомешательства. Увеличивается число естественных хищников — санитаров: преступников, маньяков, садистов.

Все это было и сложно, и просто. Знал же я, к чему приводило поголовное истребление волков или кровососущих насекомых — к вырождению их потенциальных жертв: копытных животных. Даже воробьи, которых так резво истребили китайцы, необходимы для нормальной жизни других животных и людей. Не зря китаезам пришлось их потом закупать за границей и вновь разводить.

Вот я написал (надиктовал, надумал) китаезы. Бессознательная внутривидовая агрессия, направленная на несколько иной вид хомо сапиенс. Хотя, лично мне китайцы никакого вреда не принесли. А все равно, некое раздражение возникло, стоило о них вспомнить, злорадство — так вам, мол, и надо, убийцы веселых птичек. Будь на их месте русаки из моего родного города в Сибири, даже мысли бы не возникло писать о них уничижительно.

Впрочем, тот же Лоренц доказал, что вовсе не убийство является конечной целью инстинктивной агрессии, а подчинение, унижение, подавление. Среди животных одного вида убийство соперника — редчайшее явление, случайность. Хищники разного вида тоже никогда не сталкиваются в поединках, все эти, столь модные на телевидение, схватки между медведем и тигром, крокодилом и анакондой, леопардом и волками — чушь собачья. У людей агрессивность проявляет себя в более жестоких формах, чего стоит, например, конкуренция на коммерческом фронте. Но и тут сознательное убийство конкурента — редкость.

Я со своим планом уничтожения преступности для естественной эволюции превратился в неожиданный фактор, выходящий за логику самой Природы. Нечто, вроде катаклизма, стихийного бедствия. Впрочем, СПИД — тоже своего рода стихийное бедствие. Но он выбивает из человеческого сообщества гомиков и наркоманов, превращается в некий запрет, знак опасности. Почему же я не могу стать таким беспощадным «СПИДом» для преступников. Надо лишь оставлять при каждой расправе одного в живых, чтоб сеял страшные слухи.

От мыслей меня отвлек сигнал визита. Наверное, опять этот неугомонный разведчик кого-нибудь прислал.

— Кто там? — спросил я, не поворачивая головы.

Проводник немедленно странслировал мои слова на спикер у калитки.

— Владимир Иванович, нам необходимо поговорить. Я владелец местной газеты «Авоська», может читали?..

— Сейчас выйду, — сказал я, неохотно вставая с лежака, одного из многих оборудованных Матром в разных уголках моего подземного Эдема.

Это были замечательные лежаки, подстраивающиеся под любой изгиб моего тела, автоматически принимающие любое положение, хоть кресла-качалки, хоть матраса, а вдобавок они самоочищались от песка или пыли и всегда были нужной температуры: в жару прохладные, а в холодные дни (я не хотел устанавливать в своем микромире абсолютно ровный климат, чтоб не превратиться в тепличное растение) теплые.

Некий невидимый кокон обволок меня и вбросил из подземелья в дом, прямо в прихожую. Я вышел во дворик, подошел к калитке. Ну конечно, самолично пожаловал ГБешник фуев!

— Чем обязан? — спросил я. — У вас, господин Скорынин, дел других нет, чем человека на отдыхе доставать? На сей раз самолично пожаловали.

— Да, я должен был догадаться, что вы меня легко вычислите. Инерция мышления, знаете ли, все еще считаю вас человеком.

— Ну, я и есть человек. Только с иными возможностями. Что ж, заходи, Резидент, только не надейся взять у меня интервью.

Он тогда еще не был мне интересен (как, впрочем, и потом), но мне хотелось на обычном человеке испытать свои раздумья об истреблении преступности. Да и, наверное, я уже соскучился по нормальному общению с людьми (хотя после Проводника они казались такими тупыми). Я на мгновение прикоснулся к его локтю, как бы направляя в дом, чем дал возможность Проводнику просканировать гостя.

— Мы уже на ты? — спросил разведчик.

— Я — на ты, а ты, как пожелаешь. Я могу уделить тебе минут десять, только не пытайся спрашивать, спрашивать буду я. Пить, есть будешь? Прекрасно, сейчас организую. Итак, вопрос первый. Как ты относишься к идее систематического уничтожения преступников? Что б это было, как Рок, как СПИД, неотвратимо.

Александр Скорынин

Когда сложный план не удается, легче всего применить простой. Резидент получил информацию о том, что в Лимассол вылетает спецгруппа ГРУ и что дело взято на контроль Президентом. Информация о загадочном фигуранте стала для него уже не только заданием или престижем, но и вопросом возможной карьеры. И Скорынин, несмотря на страх, (а люди, обладающие знанием и логическим мышлением всегда бояться непонятного) отправился к Ревокуру.

Он нажал на кнопку звонка у калитки, представился овнером, владельцем местной газеты. Собственно, ГРУ и в самом деле владело этой газетой, хотя редактор и не подозревал об истинных хозяевах.

Спикер донес до Александра равнодушный голос фигуранта, потом он и сам появился во дворике.

И сразу расставил точки над «i».

Не то, что б Скорынин был ошеломлен, он подсознательно ожидал чего-то в этом роде. Но смущен он был, и его не слишком покоробила неожиданная развязность обращения. Но, когда Ревокур спросил о еде и питье, а после вопроса буквально из ниоткуда перед разведчиком возник стол, уставленный яствами, он растерялся.

Но он был разведчиком, Резидентом, человеком прошедшим в обучении специальные тренировки психики. Поэтому налил себе из шикарного серебряного с чернью кувшина напиток он оглядел закуски. И испытал шок вторично. Тут были только его любимые кушанья.

Ему еще предстояло столкнуться с третьим чудом, с тем, что вся пища окажется приготовленной именно так, как он любит и как никто никогда не мог для него приготовить.

Вопрос фигуранта отвлек его. Этот вопрос косвенно подтверждал, что Ревокур участник событий в Москве.

— Я думаю, сказал он, — что уничтожать только преступников бессмысленно. Надо искоренять причины преступлений.

— Банальщина! Для того, чтоб искоренить причины, надо искоренить государство, эти причины создавшее. Вот смотрите…

Перед глазами Скорынина возник экран, на котором появился график с цифрами. Экран висел в воздухе, своеобразная голограмма, сквозь которую была видна противоположная стена.

— 77 % всех преступлений в Москве совершается из корыстных побуждений. В группу корыстных преступников входят:

1) Грабители, карманники, домушники, хозяйственные преступники, растратчики, взяточники, использователи служебного положения, продажные менты и судьи, вороватые чиновники, мошенники, в общем — все представители традиционных воровских профессий. После перестройки туда добавились так называемые ЛЕГАЛЬНЫЕ аферисты. Типичный пример — Мавроди со своей пирамидой. Туда же можно включить многих политиков. К примеру, истеричный недоумок Жириновский. Он появился в политике в стареньком джинсовом костюмчике главным образом потому, что хотел победить свои многочисленные комплексы. Но вскоре почувствовал какая это денежная профессия. Не зря в его охране сплошь фашиствующие бритоголовые мальчики. С некоторой натяжкой в группу легальных мошенников можно включить и производителей всяческого дерьма. Вроде сверхтонких сковородок, на которых все подгорает, пляжной одноразовой электроники, многочисленных зубных паст со свойствами эликсира бессмертия, безвредных и бесполезных жиросжигателей и так далее. Эти фальшивые производители совращают, превращая в сообщников, огромное количество реализаторов, пиарщиков и прочей шелупени.

2) 12 % так называемых бытовых преступников порождены нищетой, бескультурьем и алкоголизмом. Тут действительно профилактика могла бы снизить их количество. Но и в развитых странах этот процент не так уж мал. В Дании 7 % всех преступлений падает на домашних дебоширов, истязателей, хулиганов.

3) Оставшиеся одиннадцать процентов состоят из 3 % двурушников, работающих на иностранные разведки, 2 % маньяков и 6 % сексуальных преступников: насильников, педофилов и тому подобных.

Те, кто у нас с вами входит в третью группу, не от плохой жизни становятся опасными для общества. Но главная группа — первая, и никакая профилактика не уничтожить корыстных преступников, пока существуют деньги и соблазны.

Теперь представьте, что этих преступников поражает вирус наподобие СПИДа. Этот вирус активизируется только в момент совершения преступления и приводит к немедленному летальному исходу. Не кажется ли вам, что новые поколения генетически не будут способны совершать корыстные преступления?

Скорынин замялся.

— Все это выглядит весьма заманчиво, но тогда всякая законность исчезнет. Нельзя же без суда и следствия…

— А тут, батенька вы мой, — прервал его Ревокур, — вы, как говорил дедушка Ленин, архизаблуждаетесь. Конечно, когда какая-то группа людей начинает вершить суды Линча — это беда, это террор. Я же имею средства безошибочного опознания любого преступника. Более того, вот взгляните…

Истаявший было экран вновь наполнился жизнью. На нем появилась карта одного из районов Москвы, Свиблово. На карте зажглись желтые, зеленые и красные огоньки. Красных было больше всего.

— Красные — совершаемое в данный момент преступление с точной географией, желтые — задуманное или находящееся в стадии подготовки, зеленые — отказ от преступления. Как видите зеленых огоньков всего два, а желтых и красных десятки. А ведь сейчас день, время неблагоприятное для бандитов. Расшифруем любой огонек наугад. Вон тот, желтый слева.

Невидимый проектор приблизил карту, вместо огонька появилось четкое изображение угла улицы, к углу подошла женщина, навстречу ей вышло двое парней, один сорвал с плеча женщины сумку а второй сунул ей под нос раскрытую опасную бритву и прошипел: «Только пикни!». Женщина поднесла руки к лицу, парни быстро ушли вдоль по улице, через минуту их подобрала машина.

— Ладно, — неожиданно отвлекся фигурант. Такое впечатление, что он о чем-то напряженно беседовал с внутренним голосом, как в анекдоте. — Зайди ко мне часов в десять вечера, я тебе еще кое-что покажу. А сейчас или, пиши свои донесения. Ел плохо, а ведь это твои любимые кушанье, те, которые мама готовила, когда жива была. — Он извлек из воздуха пластиковый пакет и все лакомства со стола сами собой упаковались в прозрачные коробочки и нырнули в пакет. — На, дома съешь.

Скорынину ничего не оставалось, как уйти. Он шел к своему микроавтобусу и ему казалось, что он выброшен из сказки в противную реальность.

Владимир Ревокур

Я выпроводил собеседника потому, что Проводник неожиданно сообщил мне неприятную весть. Он принял от миокарда тревожный сигнал и рекомендовал мне прекратить физическую и умственную деятельность.

«Послушай, — подумал я ему, — нельзя ли раз и навсегда избавиться от последствий инфаркта?»

«Теперь можно, — ответил Проводник. — Теперь у нас есть Материализатор, он может провести нужную операцию, у вас ее называют шунтированием».

«Так давай проведем».

«Дня через два. Мне нужно несколько изменить обменные процессы твоего организма, повысить содержание эритроцитов, еще кое-что… Тебя же не интересуют детали».

«Нет, не интересуют. И что, все это время мне лежать и не думать?»

«Полежи часика два, в сущности, ничего опасного, но ты же сам поручил мне контроль над твоим здоровьем».

Я чертыхнулся, перенесся под землю и в тени камышового навеса завалился на суперлежбище. Проводник послал в мой мозг успокаивающие волны, глаза слиплись, рукам и ногам стало тепло…

Как вихрь, пронеслись события этого месяца. Они зачеркнули прожитое и изменили будущее. И тогда из усталого интеллигента, одного из многомиллионных служащих огромного государственного аппарата вдруг возникло нечто или некто среднего рода — вроде Оно или Он — Оно, черт его знает!

Но, видимо, бродили еще по его жилам остатки старой и крепкой закваски, которые и спасли усталого интеллигента от сумасшествия в тот дикий и жуткий момент, когда он впервые увидел ЭТО.

А произошло все в обычное утро, когда он, спустив ноги с кровати, щурясь полусонно, уставился в зеркало. «Чертовщина какая-то!» — мысленно удивился интеллигент и протер глаза. Но ЭТО не исчезло! Он еще трижды протер глаза, но все же не поверил им. «Галлюцинации, что ли начались?» — опять подумал интеллигент, но прикосновение ладонями к волосатым ребрам, а затем и выше развеяли всякие сомнения: за ночь у него, тридцатилетнего мужика с волосатым телом выросли там, где им и положено быть… упругие девичьи груди!!!

Он окаменел перед зеркалом, и только нижняя челюсть оставалась живой, мелко и непроизвольно дрожа. «Мама родная!» — ужаснулся интеллигент и тут же к нему вернулась возможность пошевелиться. Робко и смущенно, как в пору наступающей юности, он провел кончиками пальцев по припухшему соску левой груди, и судорога вспыхнувшего желания молнией пронзила низ живота. Тогда интеллигент глухо и протяжно застонал, а затем стал яростно биться лбом об зеркальную твердь. Однако рассудок все же контролировал чувства, и стекло осталось целым, А он упрямо стучался лбом в стекло, словно пытаясь прорваться туда, в Зазеркалье, и там найти спасение от этого утреннего кошмара. И вдруг новая мысль обожгла его сознание, которое, кажется, было в полном порядке:

«Что будет, если кто-нибудь ЭТО заметит?!»

Интеллигент рывком перемахнул расстояние до двери и резко повернул задвижку замка. Это чуточку успокоило его и мыслить стало легче. «Если перетянуть грудь, например, полотенцем, а сверху напялить просторную куртку, то вряд ли эти бабские гениталии кто-нибудь заметит». Однако, когда он глотал из-под крана холодную воду, струйка ее торопливо сбежала по шее, перевалила через ключицу и вышла — опять-таки! — на сосок левой груди. Острое желание снова охватило его. «Черт-черт-черт!» — застонал интеллигент и хрястнул кулаком по раковине.

Боль в кисти окончательно привела его в себя:

«Должно быть, какой-нибудь в стельку пьяный чародей подшутил надо мной во сне. Иначе кому еще в голову придет украсить меня. волосатыми сиськами! О чем это я, дурень! Ведь вот-вот вернется жена, что я ей-то скажу, голова дубовая! А ведь вернется, а ведь увидит! Что же мне ей сказать? У-у-у, стерва!» Ему немного полегчало: это хорошо — перенести вину за случившееся на кого-нибудь из окружающих и тут же возненавидеть их.

Борясь с корчившим его сущность извращенным и противоестественным желанием самого себя, он туго перетянул грудь широким бинтом. Если при этом он нечаянно задевал рукой один из сосков, то низ живота вновь охватывал сладкий холодок, от которого, однако жаром отдавало в мозгах. Он торопливо натянул на себя ковбойку, с удовольствием отметив при этом, что она не задела его грудей, накинул на себя спортивную куртку, повертелся перед зеркалом в ней, затем просунул кулаки в рукава и застегнул «молнию». Вид его стал совершенно обыкновенным, и до вечера можно было ни о чем не беспокоиться. Пригоршня таблеток седуксена успокоила его взвинченные нервы.

Таков был первый день. Один из тридцати. И в этот день приглушенная спокойствием гордость и скрытое тщеславие стали главными определяющими судьбы интеллигента Безруким инвалидом он не потерял бы себя до такой степени, до которой дошел сейчас, когда судьба выделила именно его и оставила в одиночестве перед всем населением Земли. Даже убежать в смертное небытие он не мог, так как боялся что церемониал погребального обряда — омовение тела — выдал бы его с голо… то есть с грудями, а это, считал он, лишило бы покоя его душу, покинувшую опозоренное тело. Самые близкие стали бы «линчевать» его тело саркастически ехидными взглядами, грязными мыслями, вернее, измышлениями, кривыми усмешками. Некоторые люди боятся оказаться смешными в глазах окружающих больше, чем смерти, и наш интеллигент был именно из таких.

Он вышел из дома и пошагал по улице, которая увела его в реденький лес, который заметно оживила наступившая весна. Набухшие почки уже вполне созрели, чтобы лопнуть и выстрелить вверх зелеными свечками клейкой листвы, пряно пахнущей. А под ногами у интеллигента стелился перепоенный влагой перегной, и сухая изморозь скрипела под подошвами, как новые яловые сапоги.

На какой-то полянке он стянул с себя куртку и уселся на замшелый пенек, достал сигарету, стал разминать пересохший табак, и он высыпался на перегной. Он размял вторую, затем третью, и табак просыпался ему на джинсы. Интеллигент зашел слишком далеко, и люди появлялись здесь довольно редко. От этого ему было спокойно, и думать о случившемся не хотелось. Несмотря на то, что об этом ему постоянно напоминал тугой захват бинтовой удавки на груди. «Ничего страшного! — махнул рукой интеллигент. — В Москве сделаю пластическую или, как ее там? — косметическую операцию. Ничего страшного! Ведь отрезали же себе правые сиськи амазонки, а чем я хуже? А нынешним женщинам за рак молочной железы тоже ведь грудь, а не что-нибудь отрезают. И мне эти чертовы сиськи хирурги снесут заподлицо. Ну, чуть-чуть посмакует этот случай пресса — так ведь это же без всякого упоминания имени. Врачебная тайна. Вот и выход из тупика — простейший, как сквозное дупло!»

За этими мыслями он как-то даже и забыл, что ехать в Москву ему не на что, а ведь кроме дороги в оба конца ему придется платить и за саму операцию. Впрочем, не в деньгах дело. Деньги он, конечно, достанет, а вот… Что стоит за этим «вот», он не знал еще, но уже близок был к разгадке. Всю жизнь он добровольно сторонился общества, стремился к уединению, а вот теперь… А вот теперь судьба действительно забросила меня в самый далекий и глухой угол. Действительно в одиночество, да такое кошмарное, что и предположить было трудно! Ему хотелось ненавидеть всех и вся, бороться… Бороться было не с кем! И не за что! Он оказался в психологическом тупике, и мысли его лихорадочно заметались в помутившемся разуме в поисках выхода.

И вдруг одна из этих мыслей тормознула в его воспаленном мозгу, расплылась мутно, затем оформилась и приняла окончательный вид: «А что если эту нелепость положена сделать своим преимуществом?!»

Он подумал, хочется ли ему женщину? И все соответствующие рефлексы тут же отозвались на эту мысль. Однако! Вот воспряло в нем какое-то побочное ощущение, и интеллигент не сразу понял, что это отвращение к его однополым собратьям, вызванное собственным воображением. А он вообразил, как ладони его гладят нежные девичьи припухлости, и тут же вспомнил про свои груди. Вспомнил и почти наяву увидел, как к его чужеродной, но все же женской груди, тянутся чьи-то грязные и волосатые пальцы… Бр-р-р! В какой-то мере ему даже показалось, что он сейчас в состоянии понять чувства или, вернее, ощущения насилуемой женщины, ее боль, ужас и рвотное отвращение к жестокой похоти самца. Но он не знал, что такую горькую чашу испивает до дна только женщина не покорившаяся, не сдавшаяся насильнику. Смирившиеся же могут даже получить от насилия относительное удовольствие.

«Как бы там ни было, но я воспринимаю мир, как настоящий мужик», — подумал интеллигент. Это, по его мнению, было в настоящий момент главным и вернуло его к мысли о том, чтобы бросить встречный вызов нелепой ситуации, в которой по воле судьбы он оказался. Он внутренне ожесточился, сам того еще не сознавая, и тогда из самых отдаленных тайников его тела и души поднялись на поверхность и задействовали силы человеческих резервов. Тех самых, которые из мальчиков делают вундеркиндов, а из юношей — гениев, которые укрепляют дух и ускоряют рывок солдата на линии решающей атаки, которые вдруг подстегивают писательское воображение и мысль в самый пиковый момент прокуренной усталости и душевной пустоты.

В этот день, первый из тридцати, вместо вялого интеллигента домой вернулся новый, какой-то упругий, что ли, человек. И жена недоуменно косилась на него, заметив, но не поняв эту в нем перемену. И даже не удивилась, что он лег спать отдельно от нее. Интуиция подсказала ей: соперницей тут и не пахнет…

Я вылетел из собственного сна, как ошпаренный. Проводнику давно было запрещено транслировать мне в мозг сны без разрешения; если я чего и боялся в своем нынешнем состоянии, то — самого себя, своего воображения, которое вкупе с Проводником могли превратиться в суперслег, во всепожирающий наркотик моего разума.

Следовательно, это шутки подсознания. Я опасливо провел рукой по груди. Вроде ничего, нормальная волосатая грудь стареющего мужика. Волосатая, немного впалая.

Где-то далеко, в каких-то периферийных уголках мозга вспыхнула зарница утихающей памяти: тоненькая струйка воды щекотно бежит по плечу, по груди — к соску… Я мотнул головой, как лошадь от слепня, и бросился в воду, пожелав изменения температуры ближе к холоду. Ступня еще успела почувствовать море теплым, но тело окунулось в хорошую, ледяную воду и знобь мурашек на коже унесла противность сонного виденья.

Александр Скорынин

Вечером Скорынин вошел к Ревокуру с неприсущей ему робостью.

— Явился, не запылился, — встретил его Верт. — Кушать не предлагаю, как бы потом обратно не полезло.

Скорынину не было времени раздумывать над загадочным намеком. Комната исчезла, они стояли на какой-то улице, освещенной скупым излучением единственного фонаря. Не было никакого ощущения перехода, как его часто описывают досужие фантасты. Просто оказались не в комнате, а на улице.

— Москва, — прокомментировал Ревокур, — одиннадцать вечера, переулок Столярный. Он параллелен Красной Пресне, баня Краснопресненская тут и завод, в прошлом военный. А стоим мы около педагогического училища. Смотри.

Из кустов вышло несколько человек. В руках переднего была объемистая сумка, второй располагал рюкзаком, который нес за лямки. Люди шли молча.

Ревокур повел рукой. Группа застыла, будто впаялась в глыбу прозрачного вещества. «Мухи в стекле», — подумалось Скорынину.

— Вот тот, что впереди, — спокойно сказал Ревокур, — третий год в розыске за убийство с отягчающими. За это время произвел двенадцать грабежей, семь жертв. Второй, что с рюкзаком, пятнадцать минут назад изнасиловал и задушил семилетнего мальчика. Они только что ограбили квартиру в том доме, что за училищем. Дома был бабушка и мальчик. Теперь их нет, есть только изуродованные трупы. В сумке и рюкзаке вещи из этой квартиры.

Ревокур замолчал. Первый и второй бандиты как бы выпали из неподвижности, их тела сжались, сгустки крови пополам с белесой слизью выплеснулись изо рта и носа, глаза выпучились и повисли на каких-то стебельках.

— С ними — все, — хладнокровно продолжил Ревокур. — Теперь перейдем к шестеркам. Из этих троих только один впервые совершает преступление. Он испуган. Так как я решил изменить методику карания, то его мы отпустим. Пусть слухи о неотвратимости распространяются быстрей. Оставшиеся — обычная мразь. Первый имел два срока: зарезал по пьянке такого же пьяного отчима, а после освобождения подломил ларек. Его товарищ специалист по могилам, в смысле раскапывает могилы в поисках ценностей. В тринадцать лет был пойман отцом на собственной младшей сестре, отец его так избил, что чуть в тюрьму не угодил. Рука у мальчишки с тех пор немного кривая, сустав поврежден. Еще тот «ангелочек»…

Парни, о которых Ревокур только что рассказывал, вспыхнули, как бенгальские огни. Тошнотворный запах горелого мяса ударил Скорынина по нервам.

Но улица уже исчезла. Они вновь находились в комнате.

— Правильно я сделал, что не покормил тебя? — спросил кошмарный Ревокур. — Ладно, иди писать свои отчеты. Только предупреди свое начальство, что если их интерес ко мне станет навязчивым, то в тот же миг все ваше ГБешное хозяйство превратится в горячий пар. Вместе с домами, явочными квартирами, документами и людьми.

Он посмотрел на Скорынина возбужденными глазами. Безумие плеснуло в тени расширенных зрачков.

— Вот посмотри, — сказал он, выводя Александра во двор.

Море было видно хорошо. Ночь была светлая, да и луна пылала поярче, чем фонарь Столярного переулка.

Сердце разведчика пропустило удар. Из вялой, волнообразной пустоты моря вскинулся к небу гигантский вал. Именно так цунами уничтожало прибрежные города. Невероятная масса воды висела в небе, и Скорынин невольно съежился.

— То-то, — сказал Ревокур. — Я, если ты хочешь знать, всю планету могу в пыль обратить. А это так… Игра.

Вал убрался сам в себя. Как галлюцинация, как ночной кошмар. Но Скорынин твердо знал, что моря вздымалось, повинуясь безумному Ревокуру, и что оно могло обрушиться на невинный город и уничтожить его.

Скорынин повернулся и побрел, не прощаясь и не оборачиваясь.

Владимир Ревокур

Я записывал некоторые свои мысли, вернее, — надумывал их Проводнику. Потом я попросил распечатать последние абзацы и прочитал их вслух:

Не кажется ли вам, что в настоящее время наш, так называемы — цивилизованный мир принадлежит лавочникам?

Кто спонсирует культуру, искусство? Кто забивает теле- и радиопередачи рекламой? Кто создал громоздкую финансовую структуру, где на деньги покупают деньги? Кто содержит основную массу населения, выделяя им крохи с барского стола? Кто руководит государствами? Кто развязывает войны?

Вопросов может быть еще множество, но ответ один — лавочники.

У лавочника много личин. Это может быть хозяин крупного металлургического завода или лотошник, торгующий сигаретами. Это может быть владелец техасского ранчо или создатель либеральной партии. Это может быть производитель или перекупщик, барышник с конезавода или барышник от политики, государственный чиновник или священник доходного прихода — суть одна: этот человек или группа людей живут за счет населения, как пауки за счет беззаботных мошек.

Вот подумайте, владелец мельницы зарабатывает деньги только тем, что превращает зерно в муку, размельчает зерно. Не он придумал этот мельничный механизм, не он вырастил это зерно, не он его собрал. Нет, он лишь посредничает между зерном и мукой, получая в результате возможность жить гораздо лучше хлебороба.

Например, Соединенные Штаты… «Тринадцать колоний изгнали своих правителей и образовали так называемую республику. Рабы стали сами себе господами. Господ, правящих с помощью меча больше не было. Но рабы не могли оставаться без господ, и вот возник новый вид правителей — не смелые, благородные и сильные люди, а жалкие пауки, торгаши и ростовщики! И они поработили вас снова, но не открыто, по праву сильного, а незаметно, разными махинациями, хитростью, обманом и ложью. Они подкупили ваших судей, извратили ваши законы и держат ваших сыновей и дочерей под гнетом, перед которым побледнели бы все ужасы узаконенного рабства. Два миллиона ваших детей трудятся сейчас под игом промышленной олигархии Соединенных Штатов. Десять миллионов рабов живут, не имея ни крова, ни хлеба. Нет, государство рабов не может существовать, ибо это противоречит биологическому закону эволюции. Как только организуется общество рабов, немедленно наступают упадок и вырождение.

В борьбе за существование выживают сильный и потомство сильного, а слабый и его потомство обречены на гибель. И в результате этого процесса сила сильных увеличивается с каждым поколением. Вот что такое эволюция. А вы, рабы, — сознавать себя рабом неприятно, согласен, — вы, рабы, мечтаете об обществе, не подчиняющемся законам эволюции. Вы хотите, чтобы хилые и неприспособленные не погибали. Вы хотите, чтоб слабые ели столько же, сколько сильные, и столько, сколько им захочется. Вы хотите, чтоб слабые наравне с сильными вступали в брак и производили потомство. Каков же будет результат? Сила и жизнеспособность человечества не будет возрастать с каждым поколением. Напротив. Она будет уменьшаться. Вот Немезида вашей рабской философии. Ваше общество — общество, созданное рабами, для рабов, именем рабов, — начнет постепенно слабеть и разрушаться, пока наконец совсем не погибнет. Государство рабов существовать не может».

Эту речь герой романа Джека Лондона произнес на собрании социалистов, модных тогда в Англии. Весьма пророческое видение писателя. Пример — нынешние Соединенные Штаты, общество торгашей и зомбированных торгашами обывателей, общество, из которого не вышло практически ни одного гения. (Те талантливые писатели и ученые, о которых мы знаем, большей частью эмигранты, инородцы в США. Не слишком то рассчитывая на собственный генетический фонд Америка давно закупает истинных интеллектуалов в других странах).

Ну, а о СССР и говорит не стоит. То, что отпали оккупированные большевиками страны, составляющие эту самую СССР — это ежу понятно. То, что сама Россия пострадала от рабов, захвативших власть, — не менее очевидно.

Известно ли вам, что к концу девятнадцатого века царская Россия имела самые полновесные деньги, высоко ценимые в любом государстве мира. Даже по содержанию высокопробного золота наши деньги превосходили все подобные на планете. Мы имели очень мощный флот, как военный, так и торговый. Наши эсминцы, крейсера, миноносцы превосходили по технологии технику таких мощных флотоводческих стран, как Англия, Германия, Дания. Только Сибирь поставляла на внутренний и внешний рынки одного сливочного масла на сумму большую, чем, даже, золотые рудники Сибири. Во многих деревнях силами зажиточных крестьян, которых большевики истребили как кулаков, были отстроены просторные школы, закуплены электростанции. Первые лампочки зажглись в наших селах уже тогда, когда будущий Ленин еще занимался в туалете детским грехом.

Рабочий, имеющий специальность, на заводах, фабриках получал в среднем до 15 рублей в месяц. Это при том, что хлеб стоил 10 грошей, мясо, колбаса — 15–20 копеек, горилка — 6 копеек (а на разлив — 2 гроша), лошадь — 7–10 рублей, корова 4–6 рублей, стерлядь, осетр, нельма — 30 копеек, мешок картошки — 80 копеек…

Как же создать совершенное общество? Вернее — какова его структура?

Я много думал об этом, прочитал социологов (и прошлых, и нынешних), проанализировал деятельность общин (кибуцы, Ауровиль, деревня Кришнаитов…). И вот к какому выводу я пришел.

Такое общество можно создать в одной, отдельно взятой стране. И нельзя создать сразу во всех странах, пока эта совершенная страна не докажет практически свое совершенство.

Сперва надо убрать ядовитый ствол, на котором зиждется наша цивилизация, порочный «эквивалент» человеческих достоинств — деньги. Нельзя мерить человека кусками драгметалла или ценными стекляшками! Человека следует оценивать по делам его.

Мне кажется, что выделение материальных благ (подчеркиваю — МАТЕРИАЛЬНЫХ) надо разделить на три категории:

Первая — те, кто отвечает за будущее человечества и за его духовное и физическое здоровье. Учителя (наставники, воспитатели, истинные гуру); врачи (все, кто имеет отношение к медицине, включая санитарок); ученые (материальное довольствие без различия от ученой степени, академик отличается от кандидата лишь большими правами и возможностями в научной деятельности), работники искусства, имеющие высокий рейтинг среди народа (писатели, артисты, художники, музыканты и т. п.).

Вторая — основное работающее население всех профессий, включая и космонавтов, и строителей, и работников коммунального хозяйства (без различия между дворником и домоуправом), и геологов, и военных (никакого различия между материальным обеспечением рядового и маршала), и людей творческих профессий, не блещущих гениальностью, а просто способных, талантливых), и администраторов (в смысле — организаторов, координаторов, но ни в коей мере не чиновников, чья шакалья порода пока неистребима), и дипломаты (в эту категорию включаются все, кто работает с другими государствами, а странная каста политиков упраздняется за ненадобностью), и повара, и посудомойки, и разносчики писем, и недееспособные дети, и больные инвалиды, и старики, и студенты, и школьник и, короче, — все, кроме тех, кто войдет в третью категорию.

Третья категория очень простая — тунеядцы и антисоциальные элементы. То есть, преступники, алкоголики, паразиты всякие. Им тоже выделяется полный комплекс материальных благ (жилью, одежда, питание, бытовая техника, пользование общественным транспортом, медицинским обслуживанием и т. д.), но по минимуму. Если человек второй категории может рассчитывать на хорошую квартиру, где для каждого члена семьи отдельная комната с туалетом, изящная мебель, автоматика бытовая, то третья категория вынуждена будет ограничиться «хрущевкой» с простенькой обстановкой.

Чего мы добиваемся таким разделением? Прежде всего конкуренция между людьми становится «людской», духовной. Ясно, что в научном подразделении будут и академики, и лаборанты, но стимул, ведущий человека на академическую вершину, не будет приравнен к персональной машине или зарплате.

Возникнут истинно демократические взаимоотношения между людьми разного социального уровня. Слесарь знает, что от его отзывов зависит признание писателя, артиста, певца… Писатель знает, что от его оценки зависит нахождение слесаря на втором уровне. Учитель знает, что его элитное положение держится только лишь на КАЧЕСТВЕ его работы. Алкоголик знает, что он может стать человеком второго и, даже, первого уровня, стоит лишь взяться за ум.

Уходят в небытие многие преступления, характерные для современного общества. Действительно, кого и зачем рекетировать? Какой смысл воровать телевизор, если его некому продать? Кому и за что давать взятки?

Основой любой работы становится качество ее исполнения, и не нужны ОТК. Ведь, если повар будет невкусно готовить, то его столовую перестанут посещать. И он автоматически станет безработным, кандидатом в третью категорию. Ему остается или улучшить свое мастерство, или сменить профессию.

Исчезает проблема стариков, инвалидов, недееспособных. Им уже не придется ждать милостыни от государства, так как государством становится союз людей, а не шайка дорвавшихся до власти.

Дети перестают чувствовать себя обделенными, униженными, неполноценными. Это страшно — ощущать себя неполноценными из-за малого возраста!

Бесплатная учеба, где учитель — элитная личность, не только доступна всем без исключения, но и предельно результативна для каждого учащегося. Единственный путь на вершину общества — учеба.

Исчезает реклама, вместо нее появляются списки товаров и места их получения. Сокращается ассортимент товаров, так как нет капиталистов, производящих ерунду для наживы, нет конкуренции между «сникерсом» и «марсом», да и вообще нет в магазинах этой канцерогенной дряни.

На рынке остаются лишь те производители, которые производят действительно хорошие и нужные продукты, вещи. В то же время нет угрозы монополии, напротив — монополист по производству мороженного, например, уважаем, ведь его мороженное самое вкусное.

Возникает вопрос: не будут ли враждовать между собой представители основного, второго уровня, не станут ли они завидовать элитному первому разряду.

Допустим, инженер второго уровня хочет жить не в квартире, а в коттедже? Как живет знакомый ученый. Нет проблем, он становится в очередь таких индивидуалистов и со временем въезжает в коттедж, сдав квартиру координатору жилого района. И, зная, что знакомый ученый в очереди на привилегированную жилплощадь не стоял, он будет ему завидовать. Белой завистью. Что, возможно, заставит его учиться, совершенствоваться, изобретать и, если хватит таланта, сравняться с ученым в правах на удобства.

То, о чем я рассуждаю — утопия. И в то же время любая страна могла бы эту утопию реализовать на практике. Ведь, только экономия от ликвидации денежных взаимоотношений высвобождает в этой стране огромные ресурсы.

Кстати, люди вовсе не такие жадные на вещи и жратву, как иногда кажется. Их покупательский азарт чаще вызван постоянным стремлением выделиться среди других. Как писал Ежи Лец, «Люди покупают на деньги, которых у них нет, вещи, которые им не нужны, чтоб произвести впечатление на соседей, которым на это наплевать».

Именно так живут американцы, зомбированные рекламой и кредитом. Они все покупают в рассрочку, не заплатив, порой, даже начального взноса, потом, как рабы, отдают семьдесят процентов зарплаты за несколько приобретений, а выплатив наконец, меняют эту вещь на новую модель, сдав старую и опять получив кредит.

Получается «циркулиз визиус» — порочный круг. Капиталист производит товар, чтоб получить прибыль. Он навязывает этот товар потребителю. Потребитель затоваривается. Капиталист быстренько производит улучшенный товар, чтоб не перестать получать прибыль…

Впрочем, у Маркса с Энгельсом подробно и умно об этом рассказано. Другое дело, что то коммунистическое общество, о котором они мечтали, современный человек пока создать не может по чисто моральным причинам. Рад бы в рай, но грехи не пускают. Да и невозможно создать бесклассовое общество. Всегда будет класс элиты и класс смердов, патрициев духа и рабов желудка. Другое дело, общество без денег, без каких-либо материальных эквивалентов…

Я прервал чтение и подумал: чего я, собственно распинаюсь? Будто речь готовлю для этого Скорынина. Будто так уж мне важна его реакция?

Впрочем, надо быть честным с самим собой, скорей всего важна. Гордое одиночество не для меня. Как и реакция толпы. Не люблю коллектив. А вот с достойным одиночкой пообщаться интересно, да и впечатление на него произвести приятно. Скорынин имеет два высших образования: Университет и Высшая школа ГРУ, кандидат философских наук, четыре языка знает. В образовательном смысле на две головы выше меня. Нельзя же знания Проводника считать моими. И то, что вчера я взбесился и чуть не обрушил на этот городок циклопичную волну, тоже признак того, что я готов его уважать.

Ты меня уважаешь… Фу, противно вспоминать. А не так уж давно БОМЖ Ревокур, нажравшись одеколона, обнимал такого же бича за грязную шею. Ты меня уважаешь…

Чем он, интересно, сейчас занимается? Диктует, наверное, очередное донесение, которому в штабе не смогут поверить? Эй, Проводник?..

«Скорынин сейчас в Москве, у начальника ГРУ, — живо откликнулся Проводник. — Там еще два человека в штатском, один является незримым консультантом Президента, второй — начальник института аномальных явлений при ФСБ. Только что закончили просмотр видеоматериалов по твоей нестандартной личности».

«Остришь. Что же он и волну заснял?»

«Все заснял, каждую секунду общения».

Что ж, подумал я, глупо было бы не предполагать этого, я и представления не имею об нынешнем уровне техники у разведки. Как, впрочем, и раньше не имел. Но не этого ли я хотел? Где-то в подсознании?..

«Когда начнем шунтировать сердце?» — спросил я.

«Можно бы завтра с утра, но тебя завтра попросит о встрече Президент. Если согласишься, то лучше отложить на денек. После операции тебе с недельку придется находиться в полном эмоциональном покое».

Захочу ли я встретиться с Президентом? Еще вчера от такой вести мое сердце выпрыгнуло бы из груди (или, по крайней мере, наградило меня вторым инфарктом), а нынче… Пожелай я, Матр доставит мне Президента в одно мгновение прямо сюда. Но обижать человека не стоит. К тому же, не исключена вероятность того, что он предложит что-нибудь, что развеет мою скуку.

Я мог узнать, что мне предложит Президент прямо сейчас, но решил не портить себе удовольствие от ожидания. Став всемогущим я фактически понял римских обжор, которые специально голодали или не пили воду по несколько дней, наслаждаясь именно ожиданием. Это для обычных людей ожидание смерти подобно. Для тех, кто стоит в очередях, ожидает получку, чтоб заплатить за квартиру, ожидает день рождения, чтоб получить подарок, ожидает Новый год, чтоб получит право попраздновать. Для тех, чья жизнь сплошной праздник, ожидание похоже на приправу к экзотическому блюду.

«Ты сон мой видел?» — спросил я Проводника.

«Естественно».

Это он от меня научился, что ли. Одно из моих «вредных» словечек, ироническое «естественно».

«Продолжить можешь?»

«Достаточно вернуть ритмы твоего мозга в тот эпизод. Будешь спать?»

«Давай», — сказал я, устраиваясь поудобней.

Вялый интеллигент вошел в свою квартиру, равнодушно поцеловал жену, поставил чемодан в угол и достал плоскую бутылку коньяку.

— Постой! — остановил он метнувшуюся на кухню жену, — в чемодане у меня есть сардины, шпроты, печень трески в масле, круг московской колбасы, икра, балык, фрукты…

Все это он выставил на кухонный стол, и привычная затертая клеенка стала выглядеть скатертью-самобранкой — изобильно, дорого и вкусно.

Жена смотрела на него с удивлением, но больше с робостью. Каким-то странным стал он за прошедший месяц отлучки. Сперва уехал ни с того ни с сего, — всполошенный, нервный, — а вот теперь сидит такой высокомерный, недоступный, цедит сквозь зубы банальные слова, но что самое главное — не снял даже пиджака. «Черт, одет с иголочки, — подумала жена, — деликатесов — полный чемодан… Откуда же у него деньги?!»

В одно время мелькнула даже мысль: «Выиграл по какой-нибудь лотерее, а потом поехал в Москву деньги получать. Но… Ведь столько уже лет вместе, все беды и горе — пополам, а тут утаил?»

Жена с трудом сдерживала слезы, а он, хлебнув коньяку, отмяк, отошел сердцем, вновь распахнул чемодан, достал оттуда пальто-джерси, красивый свитер, платье, дорогие духи, золотые часы на цепочке с замысловатым брелоком…

А он, не раздеваясь, лег опять на свой диван, достал из кармана пузырек с транквилизаторами, заглотил целую горсть таблеток и отвернулся к стене. И жена опять, глуша обиду, прощающе, подумала о том, что так и должно быть: с дороги, устал, — не до секса. А когда убедилась, что он действительно заснул, тщательно обшарила карманы его пиджака.

Денег было не так уж много — четыреста рублей. Она прикинула в уме стоимость покупок, дорогу туда и обратно, мелкие расходы — получилось не так уж много, всего какая-то тысяча. Ее охватила злость, но муж спал сном невинного ребенка, и ей стало жалко его. По-матерински. «Сорвался мужик, попала шлея под хвост или бес в ребро. За всю их скромную жизнь решил разок шикануть — Бог с ним! Ведь почти на все деньги купил ей, дорогие купил вещи, редкие в городе. А себе — ничего! Ну, может, попил там чуть-чуть, по ресторанам пошастал, по Москве… Все одно — деньги-то шальные. Как пришли — так и ушли. А что скрытно все — так оно и правильно: зачем же в доме и на улице всем про выигрыш знать?»

И она, млея от счастья, снова стала вертеться у зеркала, вновь и вновь примеряя подарки, радуясь, как ей казалось, возвращающемуся благоденствию в семье.

А он, проснувшись ровно через два часа, тихо лежал в сумраке вечера, не чувствуя совершенно ватности своего тела, но зато голова функционировала довольно ясно. Гудели в мозгах бесчисленные самолеты, шумели железнодорожные вокзалы, всякие рестораны… Лапали его упругие девичьи груди грязные и волосатые пальцы мужиков, а он с остервенением бил их владельцев по голове или по почкам, или по печени… А затем с ежедневно растущей сноровистостью обшаривал их карманы, вынимал деньги и ценности, снимал с рук кольца, перстни… Драгоценностей он почему-то опасался, и после очередного грабежа с сожалением выбрасывал их в урны… Затем в самом темном месте быстро переодевался, выворачивая куртку наизнанку, пряча парик в сумку, а взамен напяливал на голову щегольскую кепку, насаживал на нос темные очки и растворялся в толпе.

В Москве он пришел прямо на квартиру к знаменитому профессору, и тот долго смеялся над его страхами и отчаянием. Он смеялся необидно, по-старчески — хе-хе-хе! Дробно так, но довольно звонко.

Идя от профессора в аптеку, он знал, что обыкновенный гормональный препарат избавит его от чужеродных наростов на волосатой мужской груди. Но от этого ему, почему-то, стало не легче. Вялый интеллигент трусливо свернул в первую попавшуюся подворотню и долго стоял там, прижимаясь к холодной стене, млея от непонятного страха. Он чуть было не выбросил все деньги, добытые рискованным трудом, в пароксизме отчаяния, но вовремя одумался, боясь своим нелепым поступком привлечь чье-то внимание.

А позже, когда совсем рассосались эти груди, он совершенно успокоился и его уже не мучили воспоминания об ограбленных мужиках, а бередили душу их липкие руки, похотливые рычания, вопли неудовлетворенной страсти — дикие и яростные. Ему казалось, что он никогда уже не сможет прикоснуться к женщине, встать рядом с мужчиной, подать ему руку — запросто и по-свойски. Груди исчезли, и он почувствовал вдруг себя бесполым существом, как деревянная матрешка.

Но и эти страхи оказались совершенно беспочвенными. В минуты их последней встречи профессор доходчиво объяснил ему, где и как он сможет избавиться от последствий психологического шока, написал коллеге рекомендательное письмо. И он понял, что ему достаточно будет пройти несколько сеансов гипноза в родном областном центре, попринимать курс нейролептических препаратов, и тогда он будет совершенно здоровым.

Но ему все равно не хотелось шевелиться в постели, говорить с женой, встречаться со знакомыми. Лежать бы вот в таком оцепенении, долго лежать…

Мерзкое настроение было у меня после просмотра этого сна. Мое подсознание как бы предупреждало о том, что с Проводником и Материализатором оно не справится.

Хотя…

Нет, не знаю. Возможно это просто перерабатывались и сбрасывались в архивную часть мозга какие-то прошлые неурядицы, некое неудовлетворение, обрывки каких-то не устоявшихся эмоций. Эмоций, не нашедших выражение.

Не родившиеся эмоции, погибшие в стадии эмбриона.

Или — абортированные переменами.

Шут его знает, причуды мозга, его аллегории не под силу мозговой оценке. Человеческий мозг не способен познать сам себя, ибо уподобится он тогда змее, себя за хвост пожирающей, и сгинет в пелене безумия, в распаде сознания.

Ишь ты, как литературно я стал выражаться. Сказывается журналист, когда-то мечтавший стать писателем.

Вот могу же заказать Проводнику и вмиг мир узнает нового литературного гения, прочтет десятки книг самого различного жанра. Несомненно, Проводник сможет выбрать лучшее из того, что накопило литературоведение за многие века, и скомпенсировать это лучшее в уникальных шедеврах. И нынешние социальные интересы учтет.

Могу, но зачем. Это раньше я не брезговал украсть немного, так, на пропитание, на пузырь. Теперь-то зачем? Славы хочется? Признания?

(Кстати, слава и признание — понятия разные, зачем их только так часто объединяют. Слава — это всего лишь слава, преклонение тупой толпы, мода. Купаются в славе безголосые, но умело раскрученные певцы, пью славу модные писатели-однодневки, трепещут от славы безмозглые политики и пустоголовые телеведущие. А добиться того, чтоб тебе были признательны, намного трудней и почетней. Признать тебя может дочь — уже хорошо, нежно и ласково; признать может группа людей — и тебя встречают как близкого, тепло на душе. Признание народом вряд ли возможно, для этого надо быть Пушкиным, Львом Толстым, Моцартом — да и то настоящее признание будет посмертным).

Ну вот, Проводник сообщает, что мой разведчик приближается на своей таратайке, напичканной бесполезной около меня электроникой. Следовательно, ему поручили сватать меня для высокой встречи.

Александр Скорынин

— Ладно, Саша, — сказал тогда непостижимый Ревокур Скорынину, — сделаю тебе приятное. Встреча состоится только в твоем присутствии. Пусть все знают, что ты мое доверенное лицо. Пусть почешутся, табель о рангах пересмотрят. Люблю унижать власть имущих.

Он действительно был непостижим, так как институтский анализ его психотипа, анализ, во время которого к моим видео документам приложили все, что смогли о нем собрать, анализ, который в ускоренном режиме провел целый институт, вкупе с рядом приглашенных и давших расписку о неразглашении светил всяческих областей человеческого познания, так вот — этот анализ ничего не дал. То есть, он дал, конечно, стандартные данные: возраст, уровень интеллекта (чуток выше среднего), эмоциональный уровень (значительно ниже среднего, что не подтверждается сравнительными анализами его прошлой жизни, когда он был напротив очень высоким), генотип стандартный смешанный, социальный уровень невысокий, анархический с преобладанием эгоцентризма, физиология слабая, астеническая с уклоном в деградацию печени и сердечной мышцы, разумность поступков большей частью интуитивная, фатально-поисковая…

Впрочем, если отбросить научную терминологию, достаточно сказать, что солидный объем собранных о личности Ревокура материалов, ничего особенного в нем не выявил. Средненькая личность с печенью и сердцем подорванными алкоголизмом, с дилетантскими знаниями и вялым характером, ненадежная личность, живущая «на авось», склонная к мелким правонарушениям.

Скорынин вздохнул, достал распечатки анализов и попытался вывести из них нечто, похожее на его личные убеждения. Ничего не выводилось, хотя специальное обучение он проходил еще в Школе.

Результат теста СМИЛ.

Значения шкал.

Имя: Ревокур Владимир Иванович

Пол: мужской

Шкалы СМИЛ Первичные баллы T-баллы

шкала_L 1 39

шкала_F 15 76

шкала_K 7 41

шкала_1 (сверхконтроль) 13 64

шкала_2 (пессимистичность) 18 53

шкала_3 (эмотивность) 17 51

шкала_4 (импульсивность) 30 84

шкала_5 (муж — жен) мужская 38 85

шкала_6 (ригидность) 17 77

шкала_7 (тревожность) 20 58

шкала_8 (индивидуалистичность) 29 78

шкала_9 (оптимистичность) 26 76

шкала_0 (интроверсия) 31 56

А-первый фактор 24 70

Шкала способности 10 39

Шкала зрелости 55 26

Алкогольная дифференциация 35 49

Шкала алкоголизма 70 72

Алкоголизм 30 61

Шкала отношения к другим 2 16

Реакция тревоги 18 31

Шкала отношения к себе 12 44

Шкала тревоги 25 69

Черты ответственности 43 69

Поражение хвостатого ядра 16 61

Шкала «студенческий староста» 26 33

Шкала контроля 30 63

Шкала соперничества 13 47

Конверсионная реакция 33 22

Адвокатский тип личности 16 27

Шкала цинизма 7 65

Шкала «чистая депрессия» 9 40

Субъективная депрессия 11 55

Психическая заторможеность 3 35

Мрачность 6 71

Преступность 7 69

Отрицание симптомов 9 42

Доминирование 15 46

Доминирование 10 52

Явная депрессия 11 53

Преступность 16 61

Депрессивные реакции 21 35

Диссимуляция 21 57

Мягкая депрессия 7 32

Шкала зависимости 31 62

Эскапизм 26 82

Эмоциональная незрелость 22 70

Сверхконтроль «Я» 9 40

Эпилепсия 17 42

Сила Эго 32 22

Оценка улучшения 34 72

Женственность 10 70

Общая плохая приспособляемость 11 59

Предипохондрическое состояние 21 96

Склонность к головным болям 15 105

Контроль над враждебностью 19 89

Сосредоточенность на здоровье 5 62

Шкала враждебности 39 75

Чистая ипохондрия 5 87

Выраженная враждебность 7 66

Истерия чистая 5 37

Вытеснение тревоги 4 56

Потребность в сопереживании 2 36

Соматические жалобы 5 63

Подавление агрессии 1 43

Явная истерия 9 62

Скрытая истерия 9 40

Интеллектуальная эффективность 21 30

Импульсивность 13 67

Внутренняя плохая адаптация 82 74

Интеллектуальный коэффициент 29 26

Осознанная тревога 11 63

Комплекс осуждения 30 59

Осознанная враждебность 29 71

Лидерство 24 38

Чистая гипомания 16 63

Аморальность 4 61

Психомоторная акселерация 5 59

Явная гипомания 12 71

Скрытая гипомания 14 60

Эмоциональная сензитивность 12 77

Шкала альтруизма 3 44

Женственность интересов 25 116

Шкала невротизма 9 63

Невротический сверхконтроль 7 58

Невротический низкий контроль 22 66

Шкала оригинальности 15 61

Чистая паранойя 3 40

Идеи преследования 8 73

Идеи отравления 7 85

Шкала наивности 0 28

Явная паранойя 14 89

Скрытая паранойя 3 31

Предсказание изменений 8 64

Чистая психопатия 14 89

Семейная дисгармония 9 87

Авторитарная проблема 7 76

Явная психопатия 18 81

Скрытая психопатия 12 61

Прогноз шизофрении 24 27

Фактор паранойи 7 76

Психоневроз 23 76

Предубежденность 20 72

Фарисейство 27 62

Психологические интересы 4 48

Паранояльная шизофрения 25 67

R — второй фактор 17 50

Рецидивизм 12 60

Социальная ответственность 16 58

Ригидность мужская 2 25

Шкала играния роли 13 31

Стабильность профиля мужская 8 26

Чистая шизофрения 8 60

Социальное отчуждение 13 85

Эмоциональное отчуждение 3 56

Причудливость восприятия 7 71

Самоудовлетворенность 20 47

Реакция соматизации 16 32

Социальная желательность 42 13

Шкала социального участия 15 45

Социальный статус 10 46

Застенчивость 2 50

Толерантность к стрессу 11 30

Способность к преподаванию 38 23

Защитная реакция на тест 7 33

Язвенный тип личности 23 1

Низкая целеустремленность 11 48

Отношение к работе 19 69

Стремление наговорить на себя 30 64

Низкая адаптивность 63 99

ИНТЕРПРЕТАЦИЯ ПРОФИЛЯ СМИЛ

Код профиля по Уэлшу: 8546"19'37-20

Реакция на процедуру тестирования и установка испытуемого.

Нормальная естественная защитная реакция на процедуру тестирования, возникающая у многих людей в ответ на попытку вторжения в мир сокровенных переживаний. При этом сохраняется достоверность проведенного исследования.

Общее описание профиля.

Выявлены патологические изменения, проявляющиеся подъемом профиля выше границ нормативного разброса.

Эмоциональное состояние.

Веселое настроение, удовлетворенность собой.

Раздражительность.

Выраженность эмоциональных проявлений, глубина переживаний.

Выраженная импульсивность, обусловленность поведения сиюминутными эмоциями.

Склонность к «застреванию» на отрицательных эмоциях, эмоциональная ригидность.

Эмоциональное своеобразие со снижением способности к эмоциональным контактам.

Эмоциональная холодность.

Жизненная позиция.

Смешанная с некоторым преобладанием обособленной.

Полоролевое поведение. Соотношение выраженности мужских и женских черт.

Проблемы полоролевой и сексуальной адаптации. Сексуальная неудовлетворенность.

Женственные черты характера. Тонкая нюансированность чувств. Сентиментальность. Гуманистическая направленность интересов.

При данном типе профиля часто встречаются отклонения в сексуальной ориентации, однако для подтверждения этого необходимы объективные данные.

Отношение к другим людям и положение в обществе.

Конфликтность.

Ранимость. Обидчивость. Упрямство.

Недоверчивость.

Обида на окружающих. Убежденность в недоброжелательном отношении людей.

Формальность контактов. Эмоциональная отгороженность.

Отсутствие конформности, трудности адаптации в микросоциальной среде.

Независимость позиции.

Эмоциональный подтекст межличностных контактов снижен.

Сдерживаемая внутренняя агрессивность может проявляться в провоцировании своим поведением окружающих на агрессию с последующим обвинением их в недоброжелательном отношении.

Возможно резкое изменение отношения к конкретным людям под воздействием сиюминутных эмоций или обстоятельств, вплоть до полярного: от восхищения до презрения, от любви до ненависти и т. д.

Неприспособленность к социальным контактам может приводить к асоциальным поступкам или девиантному поведению.

Отношение к собственной личности.

Положительная самооценка. Уверенность в себе.

Убежденность в собственной правоте. Трудность переубеждения.

Наиболее вероятные реакции на стресс.

Трудности полоролевой адаптации к лицам противоположного пола.

Внешнеобвиняющие реакции. Ощущение недоброжелательного отношения окружающих людей, враждебности.

Растерянность. Уход в мир иллюзий, мечтаний, фантазий.

Дистанцирование и эмоциональное отчуждение.

Отношение к своему здоровью.

Повышенное внимание к своему здоровью, мнительность, ипохондричность. Преувеличение тяжести и опасности возможного соматического заболевания или отклонений от физиологической нормы.

Симптомы заболеваний могут использоваться для давления на окружающих с целью получения личной психологической выгоды или каких-либо преимуществ.

Тенденция объяснять свою отгороженность и трудности социальных контактов соматическим нездоровьем.

Беспокойство за собственное здоровье сопровождается неприятными, часто неопределенными или необычными сенестопатическими ощущениями в различных участках тела, которые часто являются соматическими проявлениями эмоционального напряжения.

Особенности стиля мышления и ассоциативного процесса.

Преобладание гуманитарного склада ума.

Иррациональность, выраженное своеобразие, индивидуальность подхода к решению проблем. Своеобразие, иногда — непонятность логики мышления. Расплывчатость суждений.

Импульсивные черты в характере снижают продуманность и взвешенность принимаемых решений, добавляя интуитивный компонент. Кроме того, это снижает использование пережитого опыта и повышает вероятность повторения уже совершенных ошибок.

Ведущие потребности.

Стремление к сохранению своей индивидуальности.

Потребность в независимости.

Потребность в реализации своеобразных интересов, находящихся в стороне от социальной вовлеченности.

Потребность в избавлении от настоящего или мнимого соматического заболевания.

Потребность в реализации собственной импульсивности.

Потребность в нормализации половых отношений и устранении причин, вызвавших сексуальную неудовлетворенность.

Потребность в отстаивании своей точки зрения.

Типичные защитные механизмы.

Непосредственное отреагирование на поведенческом уровне.

Экстрапунитивные реакции. Отреагирование вовне.

Эскапизм. Уход от реальных проблем в мир иллюзий, мечтаний, фантазий.

Проецирование своих нежелательных качеств или проблем, а также мотивов своего поведения на окружающих людей. Объяснение своих поступков внешними причинами, обстоятельствами или понятиями, такими как «совесть», «справедливость», «порядок» и т. д.

Другие особенности личности и психологического состояния.

Богатое воображение. Мечтательность. Склонность к фантазированию.

Причудливость, ирреальность восприятия действительности. Уход от действительности и реальных проблем во внутренний мир, поглощенность собственными переживаниями. Выраженное своеобразие личности.

Стойкость интересов и увлечений. Трудность изменения жизненного стереотипа.

Условия среды и направления деятельности, благоприятные для нормальной адаптации (имеют значение только при отсутствии явных психопатологических симптомов и состояния стресса, выявляемых при объективном обследовании).

Возможна хорошая адаптация в традиционно женских сферах деятельности: уход за больными, воспитание детей, моделирование и пошив одежды, приготовление пищи, косметология и т. д. Гуманитарные области знаний.

Необходим индивидуальный подход, терпимость со стороны окружающих к индивидуальным чертам характера, отсутствие внешнего давления, жестких рамок, режимных видов труда.

Нормализация половых отношений. Выяснение и ликвидация причин, вызвавших сексуальную дисгармонию.

Скорынин вздохнул вторично и поехал к фигуранту, который сразу огорошил его словами: «Ладно, Саша, сделаю тебе приятное. Встреча состоится только в твоем присутствии. Пусть все знают, что ты мое доверенное лицо. Пусть почешутся, табель о рангах пересмотрят. Люблю унижать власть имущих».

— Ты уже знаешь? — только и спросил разведчик.

— Естественно, — ехидно ответил Ревокур. — Может, воспользуемся моим транспортным средством, мгновенным. Прямо в кабинет нашего всероссийского пахана?

— Существует протокол… — сказал Скорынин, чувствуя, что он опять мямлит.

— Да я и не против. Только без этих всяких… самолетов. Встреча, насколько я понимаю, сегодня в 21.20. У нас достаточно времени, чтоб перекусить, искупаться. Вернее, сперва искупаться, потом перекусить. Если хочешь, можем для аппетита размяться на татами?

Александр с сомнением посмотрел на безмускульные руки Ревокура.

— Не боись, видимые мышцы только у животных, настоящий человек головой работает, — угадал его мысли фигурант.

Татами и кимоно появились прямо посреди комнаты, Верт не сделал ни одного движения, но уже был переодет согласно правилам кэмпо. Скорынин уже начал привыкать к этому «замку чудес». Но, узрев перед собой мощного противника, опять испытал расслабляющую растерянность. Ревокур двигался, как большая кошка, он переигрывал разведчика и в скорости, и в силе. И слава Богу, что не доводил удары до конца, ограничиваясь касанием. Александр, обладатель второго боевого дана был перед этим пожилым, щуплым человечком, как начинающий перед черно-поясным мастером. Через десять минут он уже тяжело дышал, кимоно пропиталось потом, хотя в комнате было прохладно. Ревокур же дышал ровно и оставался сухим.

— Ты дьявол! — сказал Скорынин.

— Да нет, — как-то равнодушно ответил Ревокур, — это, если честно, не я. Так, высокие технологии, космические. А я вроде куклы в силовом скафандре. Просто захотел доставить тебе удовольствие.

Как и обещал фигурант, они оказались за три минуты до назначенного срока у дверей нужного здания. Охрана недоуменно повела глазами, разыскивая машину, на которой прибыли ожидаемые визитеры, не обнаружила таковой, проглотила удивление и открыла двери. Электронные щупы исследовали гостей на предмет оружия, открылись вторые двери, потом был длинный коридор, третья дверь, приемная и, наконец, рабочий кабинет Президента.

— Заходите, заходите, — пошел тот к ним с протянутой рукой, — давайте по-простому, встреча, понимаешь, без галстука, без чинов. Это и есть наш пришелец, рад, рад. Ты, понимаешь, всех моих сыщиков переполошил своими чудесами. А это твой дружок, мой разведчик. Заботишься, значит, о дружке. Ну, это мы запросто, понимаешь. Продвинем его, звание повысим. Ну, садитесь.

Они сели. Скорынин несколько напряженно, Ревокур — вальяжно.

Помолчали.

Президент сегодня был в маске простака, Скорынин знал психологическую методику таких масок. Знал он и то, что Президент совсем не прост и, хотя особым интеллектом не отличается, но изощренной хитростью наделен сполна. Это был закаленный в партийных и политических схватках боец, умело использующий лучших специалистов. Знал разведчик и то, что к этой встрече Президента готовили профессионалы из Института, репетируя и манеру поведения, и схему беседы. Что и сейчас они сидят неподалеку за мониторами, фиксируя каждую фразу, каждое мимическое движения Ревокура, а в ухе главы государства микроскопический наушник, через который они могут корректировать ситуацию.

Ревокур же, глядя на простоватое лицо, подумал, вдруг, что разум Президента — это все же коллективный разум, Президент просто неплохо умеет калькулировать знания своих помощников. И от этого отношение к грузному старику напротив изменилось, стало более терпимым.

— Вот это лишнее, — сказал Ревокур, — от меня не спасет.

Президент сделал лицо недоумевающим.

— Я имею ввиду твоих стрелков наверху, тех, что через декоративные гипсовые розетки на потолке целятся мне в череп. Вот, смотри…

Раздался хлопок, запахло порохом. Верт положил на полированную столешницу пулю, которую будто просто вынул из воздуха.

— Стрелка наказывать не надо, это не он выстрелил, а я. Вот, смотри…

Рядом с пулей на столешнице возник коротенький спецкарабин «Паут».

— Теперь к делу, — сказал Ревокур. — Если хочешь, можешь позвать своих консультантов. А наушник из уха вынуть, не в театре.

Скорынин внутренне поежился. Фигурант четко захватил инициативу. Почти так же, как мутузил его самого на татами. Кто же он, этот Ревокур? Оболочка прежнего средненького и нервного человечка, начиненная иным разумом? Или марионетка, управляемая теми самыми космическими технологиями? Или симбиоз того и другого?

Но Президента смутить было невозможно. Будь на его месте какой-нибудь аристократ из династии царей, напичканный эмоциональными условностями происхождения, вроде гордости или родовой чести — другое дело. У партийных функционеров не было ни гордости, ни чести, вместо них в их сущности превалировали амбиции и приспособленность. Один из его предшественников плясал вприсядку, ублажая диктатора, второй с детской непосредственностью коллекционировал бесполезные ордена и медали. Смутить этого, простоватого лишь на первый взгляд, мужика было трудно, а необычное в его сознание не укладывалось.

— Ты это что, понимаешь, — сказал он добродушно, — тебе бы в цирке с такими штучками народ поражать. Снайперы — они, понимаешь, на работе, потому как положено. А пригласить советников что ж, могу, конечно. Ты что же, думаешь, Регин или там другой президент без советников работает? Я же не семи головах, аки Змей Горыныч. Сейчас и пригласим. Выпить хочешь?

Он щедрым движением расплескал по бокалам водку, кивнул на закуски. Скорынин взял свой бокал с удовольствием, ему действительно хотелось выпить. Ревокур бокал не взял. Прислушался к чему-то внутри себя и сказал:

— Сыворотка правды, растворенная сейчас в моем бокале на меня не подействует. На меня атомная бомба и то не подействует. Давай, пахан, излагай свою просьбу.

— Ишь ты, — не смутился Президент, — опять мои головастики за спиной хозяина мудрят. Ты не обижайся, дело обычное.

Вошли консультанты. Уверенные, подтянутые люди, чем-то похожие, но не безликие, как сотрудники спецслужб. Расселись у стола.

— Вы разрешите, — сказал один их них в сторону Президента. — Так вот. Вы, как нам кажется, пока не станете рассказывать о себе. Захотели бы, давно бы раскрылись. Сие, впрочем, не важно. Мы сейчас сообщим вам информацию чрезвычайной важности. Под угрозой не только существование России, но и всех жителей Земли, планеты. И мы бессильны. Возможно именно ваша помощь будет результативна. Кстати, мне почему-то кажется, что вы знаете, о чем пойдет речь…

— Мог бы узнать, но люблю растягивать удовольствие, — сказал Ревокур. — Для меня любая неожиданность в удовольствие, скучно, знаете ли быть всемогущим.

— Могу себе представить! — сказал второй. — Когда мы проводили анализ вашей личности, то обнаружили полнейшую несовместимость с реальным рисунком профиля и поступками. Мы считаем, что вы пользуетесь технологиями неземного разума, и эти технологии настолько превосходят земной уровень, что ваш мозг все время на грани депрессии. Если бы вы позволили вас обследовать более подробно, мы могли бы подсказать выход из кризиса. А то, не дай Бог, конечно, можно и психическое расстройство получить.

— Это потом, — сказал третий. Он явно был военным, даже костюм сидел на нем как-то особо официально. — У нас мало времени. На территории России находится внеземной космический корабль. И его команда занята тем, что вычерпывает из наших недр миодий. Вы, наверное, не знаете, что такое миодий?

— Знаю, — сказал Ревокур, — редкоземельный минерал, который искусственным путем получить невозможно и без которого может стать все ядерное производство, энергетика, вооружение, космические исследования.

— В точку, — обрадовался военный, — именно так. А они могут и не только на нашей территории поорудовать. Главное, никак их не спугнешь. Они вообще на нас внимания не обращают, как на насекомых каких-то. И стрелять боимся, а ну как разозлятся да ответят.

— К тому же нет уверенности, что наше оружие причинит им вред, — добавил первый.

— Они, понимаешь, — вступил Президент, — каким-то образом минерал этот без машин из под земли вытаскивают, вроде как ты сейчас карабин этот.

— Все ясно, — сказал Ревокур. — Выгоним их с нашей планеты, браконьеров этих. Саша, ты со мной?

— Если не возражаешь, — сказал Скорынин.

— Но как же, начал консультант, мы же не сказали где, нас, собственно, самолет ждет…

Раздался легкий хлопок и Скорынин с Ревокуром растаяли в воздухе. Президент долгим взглядом посмотрел на опустевшие стулья, налил себе еще водки, хлопнул стакан и сказал:

— Фокусники, понимаешь, ху…ы.

Владимир Ревокур

На сей раз мне приснилась сказка. Она была цветная, с запахами немытых тел, серы, браги. Но я, к счастью, в ней не участвовал, просто присутствовал невидимо. Наблюдателем.

Как бы «головастики» Президента не оказались правы в отношении человеческой психики…

…И опять въехал рыцарь в ущелье на гнедом жеребце. Две собаки брыластые бежали вослед, а он прямо сидел на коне, и заходящее солнце в панцире блестящем играло.

У пещеры зловещей запрядал жеребец ушами, уперся. Рыцарь слез тяжело, громыхнул железом, на собак глянул строго.

Оробели собаки, хвосты жали.

Из пещеры смрадом несло, мертвечиной и еще чем-то. неземным. Весь вход слизью зеленой затянуло, что обдирал дракон с тела своего мерзкого, когда в узкую» щель протискивался.

Стукнул рыцарь мечом о щит круглый с вензелями и гербом родовым. Звон поплыл по ущелью. В пещере завозились, сперва голова показалась, — не птичья, не звериная. Клюв был, как у птицы, да во клюве — зубы мелкие, щучьи, вдоль головы — гребень драконий, а кругом бородавки сухие и шея длинная, голая, как у змеи.

Выполз дракон, крылами морщинистыми шевельнул, жабье тело на кривых лапах когтистых стояло.

Смело шагнул рыцарь, мечом взмахнул. Бросились псы вперед, защищая хозяина.

Свистнуло жесткое перепончатое крыло, кровью залился пес, на камни отлетел. Второго дракон пастью зубастой рассек и жадно стал теплое мясо глотать, на рыцаря птичьим глазом косился.

Томно стало рыцарю, ударил он мечом было, чо ящер опять крылами махнул. Сильный ветер оглушил рыцаря, песок, с кровью замешанный, глаза забил. А дракон взлетел чуть, грудью, пластинками роговыми защищенной, смял рыцаря и бесчувственного клевать начал, живое тело из скорлупы-панциря вырывая.

Закрыл глаза Иван, отвернулся. Большой гнев кипел в его груди.

Третий день сидел Иван в камнях над ущельем, за драконом слежку вел. Третий рыцарь погибал на его глазах.

Тому, кто дракона ужасного победит, царь принцессу в жены сулил, да полцарства в придачу. Иван, никому не сказавшись, на дракона охотиться пошел — хотел принцессу в жены взять.

Следил мужик за драконом терпеливо. Так он и медведя выслеживал и другого зверя. Не силой брал, а расчетом, смекалкой.

Боялся Иван дракона, что быка в лапах кривых уносил и жрал за раз. Но гнев Ивана большим стал за эти дни.

Как ночь пришла, Иван из-за укрытия вылез. Знал он, что спит дракон ночью и ничего не видит. Иван ему прошлой ночью козленка к логову пустил. Мекал козленок, орал, дракон в берлоге ворочался и клекотал по орлиному, но не вылез, только утром задрал.

Мастерил Иван ночами. Много камней натаскал — вниз сбрасывать. Завалить хотел дракона.

Он ему уже мясо с травяным ядом бросал — жрал дракон яд и жил себе. Огонь жег Иван, кидал в логово. Дракон огня не боялся — жил.

Много камней Иван натаскал, свалил их вниз. Слышал, — шевелится дракон в берлоге своей зловещей. Утром увидел Иван, что крепко завалили камни узкий ствол драконовой пещеры.

Ладно устроил Иван. В пещеру покат был, камни туда под горку скакали.

Ждал Иван. Дракон внизу клекотал, шипел, а вылезти не мог. Не разгуляться ящеру было в узком логовище, не сдвинуть каменную стену.

Ночью Иван вниз сполз. Палил сучья смоленые, гнилушек набросал для дыма. В сырую пещеру дым ладно потянуло;

Кашлял дракон, ворочался сослепу, а под утро затих.

Еще день сидел Иван над ущельем и еще ночь. Тихо было в пещере.

Тогда спустился Иван, длинной жердиной в берлогу тыкал. Молчал дракон.

Когда в городе Иван-мужик появился, народ шумел сильно. Глядели на голову безобразную драконью, от коей толстая жердина гнулась, плевались, а Ивана славили. Которые на безобразие сперва глядеть боялись, а потом смелели и взглядывали робко, и даже помидоры гнилые в голову кидать хотели, да им не дали.

А Иван шел смело прямо к царскому дворцу, и во врата прошел уверенно, и стража его, победителя, задерживать не посмела. И только предо входом в палаты выскочили растерянные придворные, вежливо просили мужика ждать, покуда царь обличие примет, Ивану почет окажет.

Обождал Иван, пот оттер. Потом его к царю провели. Дико и страшно выглядел богатырь со своей чудовищной добычей в чистоте изящных залов царского дворца. Гулко звенели его тяжелые шаги. У престола замер он, голову перед государем склонил. По залу тяжелый смрад от головы тек.

Смотрел царь на голову драконью, на Ивана. На дочь растерянную, напуганную косился. Смутно стало царю, горько. Сказал он сдержанно:

— Спасибо тебе, Иван.

Иван улыбкой расцвел, по исхудалому лицу слеза побежала. Сказал просто, от сердца:

— Боялся я, царь-батюшка, что обидишь мужика-то простого. Видать, зря боялся.

Зашушукались, зашуршали придворные, но царь властно рукой шепотки пресек. Приказал негромко:

— Ивана умыть, в богатые одежды одеть, пир гулять будем.

Вечером народу владыка приказал бочки с вином выкатить. А во дворце пир богатый учинили. Ивана на почетное место усадили, угощали, вина много дали.

Иван размяк, ел шибко, заморским вином и хмельным медом с царем угощался.

Принцесса, как батюшка ни гневался, к застолью не вышла, сказалась больной.

А Иван захмелел быстро, шумел, царя запросто батей звал. Совсем Иван стыд потерял, громко байки мужицкие соленые баял. По столу ручищей хлопал, на придворных гаркал.

И не видел вовсе, как царь-батюшка гневался, как злую усмешку за ковшом с медом хмельным прятал.

Придворный люд совсем обескуражен был. От разгула и срама такого. Перепились многие, за столом заснули, а иные и под столом. '

А как совсем поздно стало, вышел хмельной Иван по нужде малой на царский двор.

Тут скользнули к нему тени тайных царских прислужников, заворотили мужику руки, от вина да усталости слабые, за спину, рот потными лапами мяли, чтоб не орал, и волокли, торопясь, к фонтану.

Сунули мужика головой в бассейн, держали крепко. Замочили богатую царскую одежду дареную.

Всплыло три пузыря, и затих Иван. Так и оставили его, будто пьяный утоп.

За столом Ивана скоро хватились. Царь гневался, искать послал. А как нашли — горевал царь шибко.

Истинно горевал владыка. Жалел мужика сильного, смелого. Но не мог иначе поступить, не мог принцессу за холопа посватать.

Не потому, что так уж любил вздорную дочь свою, а боялся торговлю с другими государствами порушить, страну на голод обречь. Знал — не простят ему соседи, если мужику власть даст, в царский род пустит.

А народ успел уже на дармовщину нахлебаться. Гулял народ за высокими стенами царского дворца. Кто Ивану хвалу пел, кто завидовал тайком, но многие надежду имели, будто мужикам власть даст мужицкий сын.

На утро хоронили Ивана с почетом. Сам царь-батюшка в простых одеждах к гробу сошел, речь держал, горевал громко. Зятем любимым мужика мертвого назвал. Всенародно.

И снова загулял народ, теперь уже не бесплатно. С похмелья пьянели быстро. Кто слезы лил, кто на судьбу пенял мужицкую, бездольную, кто вино ругал, что богатыря одолело, дракона побившего. А кто царя винил или слуг царских за козни неведомые. Только забылись те слова в пьяной тризне.

Голову драконью ученые придворные да лейб-медики высушили и на стене на всеобщее торжество и печаль выставили.

А ночью вышла притихшая принцесса во двор к фонтану, где Ивана загубили. Смотрела на голову страшную, вспоминала мужика.

Грустно стало принцессе неприкаянной, томление отчего-то в грудь вошло.

А за стеной огни от костров метались, гудел пьяный люд, песни пел похабные. Голова ящера почти невидна была в полумраке. И журчал фонтан.

Я «прокрутил» этот сон вторично уже наяву. Что ж, зрелищно. Какая-то опасная мысль начала вызревать. И временно затерялась, уступив место стихам. Давненько я не писал стихи, не было желания. Ведь стихи пишутся лишь тогда, когда они подступают к горлу.

Я записал последнюю строчку (Не надумал Проводнику, а именно записал. Я даже на пишущей машинке не мог писать стихи, мне нужен прямой контакт, прямая тройственная связь: бумага, перо и сердце). И опасливая мысль окончательно сформировалась. Этот сон — предупреждение о том, что ждет меня после расправы с пришельцами. Могущественная раса, опекающая Землю, подбросила мне эти браслеты Проводника и Материализатор лишь для того, что б я в нужном месте и в нужное время нейтрализовал недобросовестных браконьеров, угрожающих благополучию планеты. И все, финита ла комедия. Сливай воду, Вовик.

Хотя, зачем такие сложности. Они и без моей помощи могли остановить браконьеров еще на подлете к Земле. Но не мне расшифровывать замыслы Непознаваемого. Может, им напрямую запрещено вмешиваться какими-то космическими законами, а снабжать аборигенов орудиями самозащиты разрешено. Все это рассуждения, а вот то, что я могу остаться без браслетов — близкая реальность.

Впервые за последнее время я испытал настоящий страх. И впервые подумал: может, оно и к лучшему. А то я, похоже, превращаюсь в какого-то кибера, спокойного и рассудочного. Я остро осознавал, что с того момента, когда мое правое запястье обвил Матр, я стал инертным, вялым, моя чувственная сфера будто подверглась анестезии.

Нечто подобное я читал у кого-то, то ли у Алексея Толстого, то ли еще у кого. О том, как Дьявол исполнил все желания человека, взяв в замен его совесть. А совесть в философской трактовке — это и есть душа, эмоциональная составляющая нашей личности.

Мне вспомнилось то недолгое время, когда я занимался бизнесом по-русски. И был довольно богатым.

Рабочий день меня тогдашнего выглядит так. Он встает в 5–6 утра. В основном его будит в это время собака — английский бульдог, которого он зовет Вини, производное от Вини Пуха, и который на самом деле носит официальное имя Максимильян де Корсар де Кур. Это сверхуродливое существо на кривых лапах, с огромной нижней челюстью, свисающей как ковш экскаватора, с огромными выразительными глазами и чутким сердцем, полном любви ко всем людям.

Вини подходит к кровати и издает звук, представляющий собой нечто среднее между скулежом, лаем, визгом и рычанием. В своем конечном исполнении этот звук очень напоминает звук циркулярной пилы, причем не смазанной. Человек, неподготовленный, от этого звука покрывается потом и начинает заикаться.

Я тогдашний не нежится в постели. Он просто встает, идет на кухню, заваривает себе очень густой кофе, кладет собаке три пригоршни собачьего сухого корма по 11 тысяч рублей за пачку, заказывает по телефону Биробиджан и присаживается к компьютеру. Пока он искуривает вторую сигарету — только Winston — и исписывает третью страницу повести «мой папа — аферист» телефонистка соединяет его с директором Биробиджанской типографии.

— Чего вы ждете, — начинает покрикивать я тогдашний в трубку? — Я получил только 140 миллионов, доллар растет, если вы не вышлите 65 миллионов на этой недели, я не смогу конвертировать деньги в нормальную сумму и вам придется платить лишних миллионов пять. Вам, в конце концов нужно оборудование или нет!

Суть этих переговоров и огромных сумм заключается в элементарном бизнесе. Когда-то я приехал в Биробиджанскую типографию и продал директору право на издание своих «Записок афериста». Продал, можно сказать, даром — за 300 тысяч рублей. Но заодно договорился о поставке компьютера. И действительно, купил компьютер за полтора миллиона и привез[2]. И тогда-то откровенно поговорил с директором.

— Вам нужна офсетная четырехкрасочная машина типа «Dominant», — сказал я. — Я поставлю вам эту машину. Схема такова. Вы перечисляете мне ее стоимость — 210 миллионов рублей, я деньги перевожу в доллары, чтоб инфляция их не съела, кручу пару месяцев, увеличиваю путем торговых операций, покупаю машину и делю прибыль с вами. Десять миллионов я вам гарантирую. А вы просто не торопите меня с покупкой машины.

Такие предложения я тогдашний сделал ряду директоров в типографиях глубинки России. И у него на разных счетах разных фирм в разных банках крутилось больше миллиарда. Во многих случаях я даже не брал деньги из банка — оставлял на депозите, с правом для банка их использовать. Процент банка с этих немалых сумм меня устраивал.

Сделав выговор биробиджанскому директору, я брился сенсорным «Жилетом», брызгался мужскими духами «Кобра», одевался в потрепанный вельветовый костюм, брал объемистую сумку, гладил пса, выходил в темный и сырой город, ловил такси и ехал в городскую типографию, где арендовал верхний этаж.

Компьютерный центр, малая типография и редакция журнала и еженедельной газеты — хозяйство у меня тогда было большое. Но дохода почти не приносило. Так, моральное псевдоудовлетворение. Все это хозяйство было большой игрушкой, которая мне уже тогда надоела. Сам я этого он еще не осознавал.

В компьютерном центре директором был бородатый ученый с мечтательным взглядом и мощными лопатами рук, наследством сибирских разбойников. Директор начинал еще на первых «Роботронах», наивных конструкциях СССР, работал с ними на Кубе. Куба в те времена расшифровывалась однозначно — коммунизм у берегов Америки.

Теперь Всеволод Юрьевич тряс бородой в явно не коммунистической структуре — частной фирме Верта. И главной моей проблемой в сотрудничестве с этим, отнюдь не Кремлевским мечтателем, было уберечь свой карман от обворовывания. Юрьевич предпочитал работать с клиентом напрямую, сглаживая бюрократическую структуру хозяина, предпочитавшего, чтоб деньги за компьютерные услуги поступали кассиру.

Юрьевич перехватывал клиентов и плату за работу брал наличными, причем предпочитал в долларах. В отчаянии я перестал платить Юрьевичу зарплату, пообещав долю от прибыли. Это не уменьшило пыл компьютерного профи. Только к высказываниям в адрес хозяина прибавилось ворчание по поводу отсутствия зарплаты. В самые неожиданные моменты Юрьевич вставлял реплики о голодной смерти, о суммах материальной помощи, о благополучии людей, зарплату получающих. И исправно перехватывал мою выручку.

Покрутившись в производстве, отдав распоряжения, скорректировав текучку, я ехал в магазин «Книга», где имел прилавок. Я торговал собственной продукцией: брошюрами, журналами, буклетами, оказывал услуги в приобретении компьютерной техники, принимал заказы на полиграфические услуги. Тут была та же проблема — кадры. Он перебрал разных продавцов — все воровали. С этим он готов был смериться, памятуя наставления Суворова о нечистых на руку интендантах, но они не только воровали выручку, они вдобавок сачковали.

Отчаявшись, я поставил за прилавок собственную жену (тогда я еще был женат). Она не воровала, она, кокетливо хихикая, сообщала мне на что истратила выручку. Я был бессилен — прилавок даже не окупал затрат на собственное (прилавка) содержание. Одна радость — деньги теперь шли в дом.

Из магазина я направлялся на вокзал. Я снимал там какую-нибудь потрепанную шлюшку, я тогда почему-то любил именно опустившихся и грязных шлюх, отвозил ее в свою квартирку, угощал стаканом коньяка, наскоро трахал прямо на полу, в постель я этих грязнуль не пускал, щедро платил и выпроваживал.

В процессе траханья самым забавным моментом было поведение бульдога. У того мигом пропадала вялость, он лихо нападал на мои голые ягодицы, создавая самые невероятные ситуации.

Потом я брел к детскому дому, где набирал ребят из младшей группы и закармливал их сладостями, накупал им различные обновы. Воспитатели привыкли к богатому чудаку и не вмешивались. Старшие ребятишки с нетерпением ожидали возвращения младших, чтоб их ограбить. Еще более старшие грабили уже грабителей. Последними в дело вступали старшие воспитатели старших грабителей. Они отбирали у последних то, что могли отобрать.

Наступал вечер. Я с неугасающей энергией и с острым ощущением пустоты своего существования возвращался домой, принимал сильное снотворное, ел что-то, без вкуса и аппетита, читал какую-то муру и проваливался в полусон, полубред, чтоб выплыть из него рано утром.

И когда я наконец обанкротился, то — вы не поверите — обрадовался. Будто гора спала с плеч. И стало интересно жить.

Потом, правда, опять наступила некая беспросветность, напала хандра и я спрятался сам от себя в натуральное существование городского БОМЖа. Изредка разбавляя бичевание работками, вроде фотографа в КБО. И периодическими визитами в психушку с белой горячкой.

А, может, все рассказанное было и не со мной? Или со мной, но в какой-то другой жизни?

Но этот внезапный страх, не совсем правильно было бы называть именно страхом. Страх — это, в конце концов, нормальная реакция организма на опасность. Такая же, как и боль. Скорей это была некая НОЮЩАЯ ТОСКА предчувствия, безвольное ожидание чего-то поганого. Я пытался и не мог отыскать в своей жизни сходного чувства. Помню, как сидел в КПЗ, ожидая обвинения. Мерзко было, давило меня, корежило. Да еще с похмелья. Но тогда я приблизительно знал, что мне грозит в худшем случае, а что — в лучшем. И надо было лишь перетерпеть, переждать, как пережидают ливень под козырьком крыльца или очередь к врачу перед удалением зуба.

Все мои воспоминания самых мрачных моментов жизни, все передряги, от которых (как казалось тогда) — в петлю впору, не шли ни в какое сравнение с этой вяло текущей тоской, осложненной абсолютной бесполезность каких-либо защитных действий.

…Я попросил у Проводника вызвать сон. Сон без сновидений, глубокий, как обморок. И он это исполнил.

Александр Скорынин

Скорынин всегда был человеком рассудочным. Он строил свою жизнь по жесткому графику, его служебная деятельность проходила под четким знаком карьерного роста. Он стремился вверх и только вверх, маршальский жезл в его вещевом мешке не был аллегорией, а был конкретной целью, достижимой через дисциплину, знания, упорство, труд.

Его не интересовали «синие птицы» (как, впрочем, и жар-птицы), он был конкретен и в мыслях и в действиях.

Появление в его судьбе Ревокура Александр воспринял, как данность. Точно так же, спокойно, взвешивающе, он воспринял бы смену власти или изменения постоянной Планка. Собственно говоря, он уже пережил одну смену власти и это ни в коей степени не отразилось ни на его работе, ни на его мировоззрении. Он знал, что разведка, секретные службы — государство в государстве, и ему в принципе безразлично, как называется тот социальный строй, в котором эти службы функционируют.

Приняв появление фантастического Ревокура как данность, Скорынин занимался его разработкой и практическим применением. Он не обольщался, не переоценивал свое влияние на могущественного фигуранта, но ясно видел, что это общение фигуранту пока необходимо. И пользовался этим, как пользовался бы служебным оружием или служебной электроникой.

Даже невероятная схватка Ревокура с пришельцами не выбила Скорынина из служебной колеи. А присвоение звание полковника (для майора это очень и очень) он воспринял с достоинством, но спокойно. И знал, что пока будет хоть немного контролировать сверхсилу, по нелепой случайности воплотившуюся в заурядном Ревокуре, внеочередные звания и награды не иссякнут. Как и возможная приближенность к Президенту. То, что Президент видел в разведчике лишь прибор для управления неведомой силой, Скорынина не смущало. Он о Президенте знал больше, чем Президент о нем, а за курсовую: «Как стать полезным высокопоставленному чиновнику» когда-то получил отлично. И, в глубине души, был уверен, что с должностью Президента справился бы лучше, чем этот изощренный партийный интриган, всплывший на волне путча. (Не с его ли, кстати, подачи организованного?) Он справился бы лучше еще потому, что не был бы один. Рядом с ним на высокий пост заступили бы лучшие чекисты из его окружения. И он иногда, очень робко, думал об этом, сразу загоняя неуставные мечтания в подсознание.

Тем ни менее, картина столкновения двух неземных сил часто повторялась в его памяти и никак не могла приобрести натуральные черты реальности. Все казалось, что он смотрит фантастический стереофильм.

Тогда, кивнув Президенту, Ревокур в своей обычной манере мгновенно перенес его к месту пришествия. Они оказались внутри двойного ограждения (колючкой и танками), кто-то из военных ойкнул, кто-то чертыхнулся, кто-то заорал в мегафон, повелевая убраться из запретной зоны к чертовой матери. Но резиденту было не до этого, хотя цепким глазом профессионала он охватил тройное кольцо бронетехники, ракетных установок и живой силы. Он успел заметить и тупорылую клизму на тягаче — ракету «земля-земля» с ядерной начинкой. И уставился на корабль пришельцев — ажурное сооружение величиной с пятиэтажный дом, которое почему-то не производило впечатление легкости, воздушности, а, наоборот, вопреки ажурности, выглядело массивным и чуждым.

Те обломки внеземной техники, видеоснимки которых им демонстрировали на курсах повышения квалификации (после расписки в абсолютно секретности информации), смотрелись совсем не так и действительно напоминали летательные аппараты. Это же переплетение странного серого материала, ничем не напоминающего металл или пластик, скорей было похоже на абстрактную скульптуру невероятной тяжести. Несуразная конструкция не прикасалось к земле, она висела над ней на очень небольшом расстоянии, что не мешало ей подавлять воображение.

Около космического корабля передвигались такие же серые бесформенные фигуры.

— Вот тебе вместо бинокля, — сказал Ревокур, — любуйся.

В метре от разведчика загорелся экран, такой же, как и тогда, с графиками. На нем было четко видно основание корабля и эти самые фигуры. Они напоминали бы снежных баб, таких, какими их лепят детишки, только без носа-морковки, Напоминали бы, если б не были так потрясающе серы. Эту серость и цветом назвать язык бы не повернулся, просто некое отсутствие цвета, ввергающее в безнадежную тоску.

С руководство оцепления, как видно, связались из Кремля, потому что к ним подполз генерал в полевом обмундировании.

— Приказано оказывать вам содействие, — пропыхтел он. — Какого черта вы сюда вперлись, в опасную зону?!

Ревокур на генерала не среагировал. Сказал, обращаясь только к Скорынину:

— Смотри, Саша, это небелковая жизнь, достаточно редкая во Вселенной. Имеет единственный чувственный орган — гравитационный. Поэтому, естественно, и гравитацией управляет, как мы дыханием. Эта цивилизация нам гораздо более чужда, чем, например, энергетический разум, живущий в толще горячих молодых планет… — Ревокур говорил несколько замедлено, будто производил прямой перевод. Скорынин подумал, что так оно, наверное, и есть, фигурант как-то получает информацию и дублирует ее речью. Надо отметить в отчете. — Их корабль, они сами покрыты гравитационным колпаком, черпающим энергию планетарного уровня. Говоря проще, пытаться на них чем-то или как-то воздействовать — это все равно, что пытаться сдвинуть Землю с орбиты. Эти охламоны, — он кивнул на генерала, — шуранули в них ракетами, хорошо еще, что без ядерного заряда. Ну и получили эти ракеты обратно во всей красоте взрывов. Горох об стенку. Что за привычка у военных, чуть что — стрелять, а потом знакомиться. Хотя познакомиться с ними невозможно, мы для них просто вредная плесень, признать нас разумными они неспособны. Дело в том, что они малоцивилизованные существа, просто гравитационная жизнь для кремниевых существ дала им выход в космос раньше, чем они обрели эту цивилизованность. Если сравнивать, они сейчас где-то на уровне папуасов или чеченцев. А то, что они у нас сейчас воруют — это их кайф. В смысле, для них это то же самое, что для нас хороший коньяк. Вот они и шарят по Космосу, набивают трюмы. Потом повезут на свою планету и начнут обменивать, у них натуральный обмен.

— Откуда вы это узнали? — спросил генерал.

— Что можно сделать? — спросил Скорынин.

— Что тут делать, — сказал Ревокур, — заберем награбленное да и выбросим их отсюда, делов то… У них разум, как у пчел, обобщенный. Очень болезненно переживают за каждого члена стаи. Вот я сейчас одного и заберу…

Скорынин с генералом увидели, как одна из серых фигур взмыла в воздух и оказалась в нескольких метрах от них. Фигура была совершенно неподвижна, никакого намека на сопротивления не просматривалось.

— Я его спеленал особыми полями, он теперь, как мумия, — пояснил Ревокур. — Сейчас будем выдвигать ультиматум… — Он вынул из воздуха странный предмет, похожий на рахитичный цветок лилии. — Это гравитационный лингвист, я их язык, естественно, понимаю, но говорит по ихнему не могу, нет такого органа.

Вокруг лилиеподобного мегафона едва заметно заколебался воздух, вроде небольшого марева. Упорядоченные движения пришельцев прекратились. Они провели в недвижимости минуты две, потом вновь зашевелились. Пленник вновь поднялся в воздух и был возвращен к своим.

— Ну, все, — сказал Ревокур, вставая. — Они выложат весь миодий на землю и улетят, можете их больше не опасаться. Они приносят нам свои извинения, говорят, не знали, что на этой планете есть разумные… Кстати, наши шахтеры несколько лет бы работали, чтоб добыть такое количество. Да еще металлургическая обработка, очистка пустой породы. А теперь вы получите чистейшие слитки, благодарить надо бедных пришельцев. Александр, ты со мной? Хотя, тебе лучше остаться, надо же кому-то пожинать мои лавры. Принимай командование. Проследишь, чтоб не крошки миодия не пропало, сообщишь Президенту о виктории. От моего имени посоветуй ему перейти на виноградные вина, а то его печень окончательно сгорит от водки…

Вот именно эта обыденность поведения Ревокура, и его привычка не договаривать фразы до конца, все время прислушиваться к чему-то, и смущала разведчика. А спросить напрямую он не решался. Правда, во время разминки на татами фигурант намекнул, что он всего лишь кукла, а двигает его телом некое приспособление. Надо было узнать — только ли телом?

Владимир Ревокур

Пришел разведчик. Кажется, я его ждал. Хотелось, что б кто-то меня утешил, снял тревогу по целым двум поводам. Первый из которых в боязни потери могущества, а второй — в сомнениях целостности собственного разума.

Проводник, на вопрос о том, не схожу ли я с ума, ответил лаконично:

«Психическое состояние в пределах нормы, наблюдается небольшое возбуждение, связанное с неоправданными сомнениями».

«Точно, неоправданными?» — дотошно спросил я.

Ловить Проводника на словах занятие бессмысленное.

«Я не имею информации о намерениях моих Создателей. Пролонгирование будущего при отсутствии информации для экстраполяции последующих событий представляется мне алогичным, а эмоциональное возбуждение неоправданным».

Масло, оно всегда масляное.

Вместо того, чтоб искать утешение, мне пришлось утешать его самого. Оказывается, Скорынина отзывают с Кипра, он должен получить новое назначение. А его сменщик, некто Житков Борис сидит в машине и ждет разрешения предстать пред мои ясные очи.

— Подождет, — сказал я, — еще не известно, достоин ли он перед ними предстать. Ты лучше скажи, в чем дело? Впрочем, подожди, я сам выясню.

«Обычные политические интриги общества с невысоким социальным уровнем, — как всегда лаконично, сообщил Проводник. — Руководство ГРУ боится возможного влияния Скорынина на Президента».

— Обычные политические интриги общества с невысоким социальным уровнем, — продублировал я. — Руководство ГРУ боится твоего возможного влияния на Президента.

— Я так и думал, — сказал он печально. — В нашей системе слишком строго разнесены сферы и факторы действия сотрудников… Там у новенького твой орден, я уже получил.

— Президент скор, — сказал я, — значков ему не жалко.

— Ну, зря вы так. Правительственная награда не значок.

— У каждого правительства свои награды, — сказал я меланхолично, — в племени мумбо-юмбо высшей наградой служат шорты из списанного американского военного имущества. Правда, их надевают лишь в торжественных случаях, набедренная повязка удобней, в паху не жмет.

— Не пойму я вас, — раздраженно сказал разведчик, — когда вы только успели стать таким антисоциальным типом? Что за пренебрежение к государству! Оно, худо ль — бедно, вас и вскормило и образовало. Вы, насколько я знаю, не бедствовали в детстве, папаша ваш получал зарплату по высшим профессорским ставкам.

— Естественно, — сказал я. — И был вынужден влачить жалкое существование в Сибири, без права проживание в столичных городах. И все за то, что наполовину аид. Хорошо еще, что в зону не определили, как других ростовских врачей-вредителей.

— Но это же при Сталине было.

— Какое это имеет значение. Вы же истоками моей антисоциальности интересовались. Любое правительство из существующих на Земле нынче, порочно в принципе. «Человечество обанкротилось биологически: рождаемость падает, распространяются рак, слабоумие, неврозы, люди превратились в наркоманов. Они заглатывают тонны алкоголя, никотина, просто наркотиков. Мы просто вырождаемся. Естественную природу мы уничтожили, а искусственная уничтожает нас. Мы обанкротились идеологически — мы перебрали все философские системы и все их дискредитировали; мы перепробовали все мыслимые системы морали, но остались аморальными скотами. Самое страшное в том, что вся эта серая человеческая масса в наши дни остается такой же сволочью, какой была всегда. Она постоянно требует и жаждет богов, вождей и порядка, и каждый раз, когда она получает богов, вождей и порядок, она делается недовольной, потому что на самом деле ни черта ей не надо, ни богов, ни порядка, а надо ей хаоса, анархии, хлеба и зрелищ. Сейчас она скована железной необходимостью получать зарплату, но эта необходимость ей претит, и она уходит от нее каждый вечер в алкоголь и наркотики…» — это я вам Стругацких процитировал, ест у них такой отрицательный герой Павор, шпион, сторонник истребления 90 % населения, чтоб право на жизнь имела только элита. Но в этой цитате есть определенная логика. Любое правительство — верхушка серой массы, но никак не элита. Правительство выражает интересы прежде всего массы, зависит от массы, думает, что управляет массой, но на самом деле зависит от нее, как любой паразит зависит от своего носителя. Глисты кишечные, как известно, не уничтожают своего носителя.

— Мне трудно с вами спорить, — сказал Скорынин печально. — У вас извращенное понимание реальности. Вы слишком мало знаете о структуре общества, о правительстве, а беретесь судить с апломбом, простите, дикаря. Ребячество все это… Так что, позвать коллегу, орден надо бы принять, а то как-то не по-русски… Вы же гражданин России…

— Знаете что, — сказал я. — Есть тут у меня идейка одна. Давить на ваше начальство я не стану, они могут и вообще вас зачистить… Но никого, кроме вас принимать не буду, ни малейшего общения. Вот у них и не останется другого выхода, как вернуть все на места свои.

— На вы… Что так, вдруг?

— Люблю гонимых. Инакомыслящих люблю. И вообще, обожаю поступать наперекор начальству. Пусть и чужому.

— Мне, конечно, приятно. Но я — человек государственный. Поэтому просто обязан связаться со своим сменщиком и отбыть. Вы разрешите, я позвоню?

— Ну, ну… Попробуйте.

Скорынин извлек из кармана удивительно миниатюрный мобильник. (А может, рацию свою, шпионскую). Я некоторое время удовлетворенно наблюдал, как он пытается заставить ее функционировать, потом сказал:

На моей территории ни один земной электронный прибор не работает. Без моего, разумеется, разрешения. Вон ваши подслушки до сих пор валяются.

Скорынин посмотрел на меня. Без упрека, но внимательно. Было ясно, что я ему не вполне симпатичен.

— Ладно, говорите, — вздохнул я.

Он связался с напарником, объяснил, что фигурант на контакт с новым человеком не идет, добавил какую-то шифрованную абракадабру (Проводник тут же перевел: «Просит запросить мнение руководства»), спрятал телефон, вновь взглянул на меня без особого выражения.

Я решил все же его расшевелить.

— Ну, пока ваш коллега запрашивает мнение руководства… — его брови чуть-чуть приподнялись — мы поблагодарим Президента за награду. — брови поднялись еще выше.

Я сделал царственный жест рукой и в комнате появился Президент. Он сидел в кресле и его обрабатывали две дамы: одна приводила в порядок ногти на руке, вторая — на ноге. Мы еще успели услышать, как педикюрщица договаривала:

— …и если вы не будете делать ванночки с глицерином, эти мозоли вас в покое не оставят, а срезать их…

Она ойкнула и замолкла. Появившееся в комнате президента изображение не уступало в реальности такому же в нашей. Современные голограммы даже отдаленно не напоминали способ связи Проводника.

— Звоню, чтоб поблагодарить за награду, — сказал я, лукаво посматривая на Скорынина. — Как ваше здоровье.

Президент не зря был Президентом. Он и бровью не повел.

— Ну ты, понимаешь, — сказал он добродушно, жестом отсылая женщин, — чуть не напугал. Хороший у тебя телефон, хороший. Подарил бы такой же своему старому Президенту, что ли.

— Вы крепкий мужик, — сказал я с восхищением, — мне бы такие нервы. Держите…

Воплощенный Матром прибор лег на колени Президента. — Там всего две кнопки. Представляете, с кем бы хотели связаться, нажимаете черную кнопку и двухстороннее общение гарантировано без помех. Подслушать тоже невозможно, оба абонента как бы одеваются в защитное поле. Выключатель — белая кнопка.

Президент мгновенно сцапал коробочку и нажал на кнопку. Рядом с одним его изображением в комнате появилось второе.

— Добре, — сказал Президент. — Еще один орден хочешь?

— Зачем мне эти ордена? — сказал я.

— А чего хочешь? Проси, не стесняйся.

— Да у меня все есть, — сказал я. — Любое желание исполняется, как в сказке про Аленький цветочек.

— Скучно тебе, наверное?

Надо же, удивился я, четко мыслит мужик, несмотря на возраст.

— Тут вы правы, — сказал я, — скучновато.

— А это кто там, рядом с тобой? Тот парень из разведки?

— Он самый. Александр его зовут, Скорынин.

— Как служба, Александр?

— Служу Отечеству, господин Президент.

— Ну служи, служи. Экий, понимаешь, строевой. Тебе звание то повысили, как я распорядился?

— Так точно, господин Президент.

— Ну вот. То-то же. Еще вопросы есть?

— Никак нет, — сказал Скорынин.

— Извините за беспокойство, — сказал я. — Всего доброго.

Изображение Президента растаяло.

— Он действительно сможет связываться с кем угодно? — спросил разведчик.

— Кроме меня, — ответил я.

— Я полагал что высокие технологии в другие цивилизации вносить нельзя, — сказал Скорынин.

— Я тоже об этом читал, — ответил я. — Выходит — можно.

За пазухой Александра звякнул его телефончик.

«Руководство берет тайм-аут, — подслушал Проводник, — мое назначение пока остается в силе. Поехали, передашь дела. Что, фигурант от награды отказался?»

«Нет, он уже поблагодарил Деда».

«Как?!»

«Есть у него такой видеотелефон без проводов. Высокие технологии иной цивилизации. Теперь подобный телефон и у Деда есть. Сможет любого высматривать и выслушивать в любой момент».

«Но это же меняет дело… Мне, может, еще раз связаться?»

«Не стоит. Я сейчас выхожу».

Скорынин повернулся ко мне лицом.

— Я вот о чем хотел бы попросить. Вы поосторожней, пожалуйста, с этим своим даром. Особенно в России. Родина все же.

— Я и так шага лишнего сделать боюсь, — сказал я раздраженно, — думать иногда остерегаюсь, чтоб чего не напортачить. Это огромная ответственность — желать себе и не навредить другим. Так что, не боись. Не такой уж я антисоциальный тип, как кажется.

— Опять на ты? — приподнял бровь Александр.

— Это по дружески.

— Тогда принимаю, — он протянул мне руку.

Я пожал ее. И замялся.

— Я могу сделать тебе подарок?

— Какой?

— Да так, полмиллиончика. Я, как ты знаешь, человек богатый. Ты, надеюсь, не понесешь эти деньги своему руководству?

Теперь замялся он.

— Если все будет оформлено официально, тогда пожалуй…

Проводник с Матром сделали бумаги мгновенно.

— На, — протянул я ему пластиковую карту и заверенную нотариусом дарственную. — Это золотая кредокарта на «Дойчбанк» в Бонне и заверенная дарственная. Официальней некуда.

— Спасибо, — сказал Александр и вновь протянул мне руку.

Мы обменялись рукопожатием вторично. (Убедительно доказали друг другу, подумал я, что оружия у нас в руках нет).

За то время, пока я общался с ним и с Президентом (как они его — Дед) тоска предчувствия немного меня отпустила. И я решил заняться сексом.

Я уже обещал, что уделю этому вопросу отдельную главу. Ну, не главу, а так, пару абзацев.

В молодости (как и в зрелости) у меня особых сексуальных проблем не было. Девушек я добивался легко, так же легко обрывал связь. Охмурял я их хорошо подвешенным языком, подарками (когда были деньги) и уменьем блефовать (бить понты)[3].

В тот недолгий период, когда я был богатым, я просто покупал их, выбирая не профессионалок. (Всегда питал неприязнь к проституткам, хотя часто пользовался их услугами). Эта покупка требовала некоторой дипломатии: нельзя было напрямую показать коммерческую сторону сделки. Дорогой подарок, жалоба на одиночество, просьба пожалеть несчастного богатея, легкий намек на возможную серьезность отношений в будущем… Короче, стандартный набор любовного афериста.

В период бичевания (БОМЖевания) я удовлетворял себя девчонками-беспризорницами. Они отдавались за еду, за бутылку пива, за пачку сигарет. Причин того, что у меня возникли некие педофилические тенденции, на мой взгляд две: ослабленный бродяжьей, полуголодной и вечно пьяной жизнью организм (не зря люди с ослабленной потенцией часто испытывают влечение к детям) и абсолютное неприятие взрослых БОМЖих, опустившихся до невозможности.

Стоило завязать с бродяжничеством, сексуальные потребности нормализовались. Опять в круг моих интересов вернулись молодые женщины, которых я привлекал теми же стандартными, отработанными с юности, приемами. Любопытно, что в стандартных сексуальных воспоминаниях, которые присущи каждому мужчине, пацанки из памяти исчезли. Вместе с ощущениями, которые они когда-то вызывали.

Потом с помощью Проводника я стал очень богатым. Перепробовал самый изощренный, экзотический секс, который можно было купит за деньги в разных странах планеты. Не вызвали у меня особого удовольствия филиппинки, похожие на обученных беспризорниц, японки со своими азиатскими штучками, жирные индуски, возводившие эротику в религию, сухощавые и поспешные египтянки, развязные до примитива итальянки и француженки. Вот на Таити я получил настоящий кайф, была какая-то особая человечность в ласках смуглых, крепкотелых красавиц, для которых деньги были второстепенным фактором. Попробовал и мальчиков, их широко предлагали в Гонконге и в Пекине. Так себе, суррогат. Хотя и лучше зоновских петухов (Марусь). Но самыми непредсказуемыми оставались русские девушки, не москвички, а провинциалки, из глубинки. В них была загадка, без которых любая женщина превращается в банальное тело с промежностью.

В свое время, в зоне, в бесплодных мечтаниях, я воображал, что буду заниматься плотской любовью много и по разному. Доступность мечтаний мигом уничтожила их красоту. Остался нужный и приятный акт, столь же стандартный, как акт принятия пищи или последующего избавления от фекалий. Иногда я даже обходился без женщин — Проводник мог вызывать такие видения, затрагивающие все органы чувств, включая тактильные, что за один сеанс происходило несколько эякуляций.

На Кипре для удовлетворения похоти были женщины разных рас. Большинство составляли русские и филиппинки. Недозрелые тела филиппинок у меня желания не вызвали. Я при помощи Проводника быстренько просканировал Лимассол и нашел хохлушку из только приехавших. Звали ее Ганна, было ей 19 лет и она владела разговорным греческим, почему ее определили в лучший салон с высокими ценами.

Публичные дома на Кипре законом не разрешены, что не мешает этому карликовому государству успешно эксплуатировать эту доходную статью туризма. Коррупция там почище, чем в России, а законы только лишь писаны. Для бедных.

Кипр, вообще-то, достаточно гнусное место, населенное отдаленными потомками бывших греческих уголовников. Они живут в красивых домах, где всегда есть большой телевизор, но нету книг, очень часто и много едят, а разговаривают в основном о еде и доходах. Женский пол у них ходит в черных одеяниях (даже школьницы), напоминая забитых монашек. Но и в хорошей одежде эти носатые, темнокожие и весьма полные бабы впечатления не производят. Так, мешки для воспроизводства гречат и киберы для ведения хозяйства. Главное их развлечение (кроме еды) — сплетни о соседях.

Я купил дом на Кипре не потому, что не было выбора, а из-за простенького законодательства, позволяющего любому получить второе гражданство за мизерную цену. Да мне и безразлично было, где стоит мой дом, ведь настоящее жилье было глубоко под землей (а может, и вообще в другом измерении) и я попадал туда откуда угодно в одно мгновение.

В-общем, выбрал я эту Ганну и звякнул своему адвокату. Через час он привез ее ко мне на дом. Я не повел ее в свой сказочный чертог, это слишком личное, не для чужих. Я просто дал ей штуку баксов и толстую золотую цепочку, которую Матр синтезировал из ниоткуда. Баксы были мои личные, я не разрешал материализовывать бумажные купюры, чтоб случайно не внести разлад в экономику какой-либо страны. Впрочем, благодаря умелым сделкам Проводника, мое богатство в разных банках мира все увеличивалось. Я и не вдавался в детали его финансовых операций. Главное, что не так уж далек тот час, когда я смогу начать воспитывать новую расу жителей Земли… Нет, не так. Не «воспитывать», а создать шикарные условия для воспитания детей, что б они основали новую расу. Даже не расу, а клан, который сможет расширяться по геометрической прогрессии.

Александр Скорынин

Порой серьезные государственные дела вершатся из-за амбиций некого высокопоставленного лица. Порой Глава государства является руководителем лишь формально, как это было в США при Гувере, в СССР при Брежневе. Хуже, когда весь институт власти превращается в марионеточный. Смешно же думать, что «всенародный староста» Калинин что-то решал.

Стареющий Президент еще был опасен, хотя и потерял большую часть своей силы. Если раньше его можно было уподобить кабану-секачу, самому опасному в лесу зверю, если его задеть, то сейчас он с трудом тянул на крупного подсвинка.

Как это часто бывает, истинная власть понемногу переходила к секретным и карательным службам. И у ФСБ возможностей было больше, все же ГРУ имело основным направлением не Россию, как федералы. И все бы ничего — народу по большому счету безразлично, кто следит за порядком в стране и отбирает у них прибавочную стоимость, — но Начальник службы безопасности был трусоват. В обычных политических интригах его робость была фирме лишь на пользу — она воплощалась в разумной осторожности, двойной страховке. Теперь начальник не только струсил, но и заразил своей паникой Президента. Правда, напугать старого кабана было трудно, непомерный апломб не пропускал в его разум такое чувство как страх — удел обычных людей. Но потенциальная угроза от Ревокура была привычным противостоянием, в котором Президент находился всю сознательную часть своей жизни. (Начиная от противостояния комсомольских вожаков и кончая противостоянием государств). Так что Президент не столько испугался, сколько дал добро на устранение противостояния со стороны могущественного лица. Форму этого устранения он переадресовал Начальнику (своеобразная попытка аморального человека сохранить видимость нравственности).

Сперва ФСБешник добился перевода к нему сотрудника ГРУ, опытного разведчика Скорынина. (Которого, кстати, он так же теперь побаивался). И начал разрабатывать совершенно ирреальный план захвата и подчинения сверхчеловека. Действовал он очень бурно, не забывая соблюдать секретность от собственных коллег. Именно к нему и явился, прилетев из Кипра, Александр.

Александр и опомниться не успел, как очутился в кабинете нового начальника (с приказом о переводе его в иную службу он ознакомился еще по дороге из аэропорта, в машине, на которой его встретил начальник отдела СИ при ФСБ)[4]. И теперь тщетно пытался убедить нового Хозяина в безрезультатности любых попыток воздействия на Ревокура.

— Вы поймите, — говорил он, — даже та небольшая информация, которой я располагаю, подтверждает мои слова. Этот человек в строгом смысле слова уже и не человек вовсе. Он говорил, что в атомном взрыве, в теле Звезды не испытает никаких неудобств. Такова его защищенность. Кроме того, он может перемещаться мгновенно в любую точку пространства. И, думаю, не только на нашей планете. Он способен узнать обо всем, что его заинтересует: о любых разговорах, намерениях… Не исключено, что сейчас он слушает нашу беседу… Нет, наша техника тут бессильна, зря вы показываете, что кабинет защищен от прослушки. И при всех этих фантастических возможностях он по человечески наивен, он законченный идеалист, что при его дилетантском уровне знаний может оказаться опасным. Если, конечно, попытаться на него давить. Я честно говорю, лучше не трогать вовсе. И, кстати, не понимаю причин своего отзыва, я хоть какое-то влияние на него имел…

Александр ушел из кабинета нового хозяина раздосадованным. Его убежденность отлетала от Начальника, как горох от чугунной стенки, а выражение сытого фейса было снисходительным — мол, пой ласточка, мы тут тоже щи не лаптем хлебаем. Когда Скорынин намекнул, что подаст рапорт на имя Президента, это лицо приняло еще более снисходительную форму.

— Президент в курсе, этот вопрос я с ним согласовал лично. Мог бы вам этого и не говорить, но так как вы выполнили недавно важное для государства задание, считаю возможным доверить секретную информацию. Все, вы свободны. К работе приступите позже, сейчас можете считать себя в краткосрочном отпуске. Думаю, вы его заслужили. Но из Москвы не выезжайте, тут в Сосновке прекрасный есть санаторий, вам уже выписали путевку. Там когда-то только члены ЦК отдыхали.

Он ехал в эту клятую Сосновку, место почетной ссылки или ареста, и вспоминал рассказ Ревокура о странной форме жизни на одной из планет созвездия Девы. Там не было убийств среди разумных, потому что любой убившей тут же умирал сам точно такой смертью. Убийство превращалось в самоубийство. Не было убийств, а следовательно, никогда не было и войн или серьезных противостояний. Даже убийства по неосторожности были редчайшими, так как закон природы и в этом случае был беспощаден. И люди по отношению друг к другу были столь же осторожны, как к самим себе. На уровне инстинкта. Ну, а естественные законы эволюционного процесса, основанные на агрессии, все равно работали, только агрессивность принимала формы соперничества, соревнования.

Владимир Ревокур

Ганна провела у меня больше суток. Забавная была девчонка. Но я сейчас не о ней. Пришла пора шунтирования. Я спустился в свой подземный (внепространственный?) чертог и прилег на суперматрас. Мне следовало глубоко поспать двое суток, это контролировал непосредственно Проводник, а его «снотворное» было безвредно и эффективно.

Проводник пожелал мне спокойного сна, я уплыл в призрачную явь иного существования. И мне начался сниться сон, похожий на кино. Я был всего лишь сторонним наблюдателем в этом сне, но я остро чувствовал мысли главного героя и одновременно с омерзением испытывал и мелкую радость, грошовую похоть, крошечный страх. Подобные эмоции у меня когда-то вызвали книги Кафки, при первом чтении. Но тут не было никакого талантливого текста, сюжет и фабула были хиленькими, надуманными. То есть, это воздействие не было нормальным воздействием большого автора, но оно было и было сильным. Впрочем, я записал этот кино-сон. (Когда, кстати говоря, прочитал — совсем другой эффект. А во сне…).

Я недавно поселился тут.

Каждое утро под моим балконом проходит стройный человек в серой шляпе. Иногда он идет в элегантном костюме, иногда на нем темный макинтош. Но шляпа всегда одна — серая, с обвисшими полями. И всегда при нем коричневый футляр из замши. Он носит его бережно, а когда прикуривает от блестящей зажигалки, то зажимает футляр между ног, чтобы не ставить его на землю.

По форме этот футляр предназначен для гитары или другого музыкального инструмента, похожего на нее.

Человек с футляром — очень внимательный человек. Недавно он увидел меня на балконе и поклонился. С того дня он все время смотрит вверх, и если я на балконе — раскланивается…

В воскресенье он не проходит мимо моего балкона, может, он вообще не выходит в этот день из дома. Может, ходит другой дорогой. Но на работу он ходит всегда под моим балконом.

Мне очень хочется с ним познакомиться, только я не знаю, как это сделать практически.

Вчера он шел с работы, как всегда, в шесть, и мы заговорили. Он поблагодарил за приглашение зайти ко мне и обещал сделать это в воскресенье, в полдень. И действительно пришел. Мы очень мило провели время. Я угостил его хорошим коньяком и очень хорошим, настоящим, в зернах, бразильским кофе. Мы поболтали, он посмотрел мои фотографии и похвалил их. Он очень милый человек.

— Я — инвалид. Не важно, какой группы.

Теперь он часто заходит ко мне. Всегда по воскресеньям. Я попросил его заходить и после работы, но он сказал, что очень устает и вообще плохой собеседник.

— Уф, устал! — сказал он, бережно укладывая свой красивый футляр на столик в прихожей. — Сегодня был суматошный день.

— Все как-то стесняюсь спросить, — обрадовался я его визиту, — вы, простите, на чем играете?

— Играю?! — удивился он. — Вы приняли меня за музыканта? Ах, да! Вас сбил с толку этот футляр… Его мне сделали по заказу моей старшей дочери, с которой мы очень дружны, понимаете… Нет, я не музыкант.

Он бережно открыл свой футляр. Внутри все в футляре было отделано зеленым бархатом. Две лакированные ременные застежки крепили очень красивый топор, похожий на тот, которым мясники на базарах разделывают говяжьи туши. Металлическая часть этого рубящего орудия была никелированной, а топорище блестело полировкой под красное дерево. По бархатной отделке вокруг изящного топора были аккуратно размещены кожаные кармашки, как в несессере.

— Эти кармашки очень удобны, — сказал он, ласково дотрагиваясь до них кончиками пальцев. — Тут я держу оселки, — точильный брусок, хирургические ножовочки, щипчики и кусачки. Но этой металлической мелочью я почти не пользуюсь. Потому, что я никогда не допускаю брака в своей работе. Я ударяю только раз, и разруб получается ровным, как круг станины шлифовального станка — ни одной задоринки! За это на работе меня очень ценят…

Мне стало немного жутковато, но любопытство требовало удовлетворения. Тем более, что гость так и не назвал ни профессии своей, ни специальности. Но я все же не решился спрашивать об этом напрямую.

— А как вам платят?

Гость помрачнел, и мне стало неловко за свой вопрос.

— Сейчас — мизер. Раньше и оклад был повыше. Твердый оклад плюс… Как бы это сказать? Ну, дополнительный гонорар за каждую голову. Правда, в ту пору и работы у меня было невпроворот. Сейчас только оклад. А к Первомайским праздникам, к Седьмому ноября — только премиальные в размере пятидесяти процентов оклада… Маловато, конечно.

— Но все равно, — постарался успокоить я его, — по нынешним временам — это неплохо. Тем более, что к пролетарским праздникам не везде балуют премиальными.

— Оно, конечно, неплохо, — вздохнул он, — но хлопотно очень. Все эти формальности, приготовления… Церемонии длятся дольше, чем сам рабочий процесс. Я давно еще вносил рацпредложение перевести дело на конвейер… Движется, знаете ли, мимо тебя широкая лента с плахами, а тебе только остается взмахнуть и ударить топором. Не приняли. Говорят, дорого очень. Ни в одной стране, дескать, широких транспортерных лент не выпускают. Да еще таких, чтобы и плахи на себе удерживала, и объекты… Ну, это самое, предметы труда.

— Ну, а гильотину если установить… — начал было я, но тут же сообразил, что допускаю бестактность: ведь в таком случае мой гость и вовсе останется без работы.

— Гильотину нельзя! — враз отверг мое усовершенствование гость. — Гильотина — это все-таки машина, штука неодушевленная. У нее не может быть внутреннего чувства неотвратимости справедливого возмездия. Машина не может, как человек, осознавать, что она — карающий меч… — и он ласково и нежно погладил полированное топорище своего никелированного инструмента.

В отличие от гостя — я инвалид. У меня нет ног. Ноги я потерял совсем молодым. Сейчас мне уже под пятьдесят и я совершенно забыл, как оно живется-то, с ногами, стало быть. К тому же на новом месте мне очень скучно. Но Палач заходил ко мне редко. Поэтому мне ничего другого не оставалось, как сидеть на балконе и высматривать других людей, отлавливать из них возможных собеседников. Я очень любопытен и мне нравится разговаривать с разными-разными людьми.

Под моим балконом часто проезжает мой коллега-калека, стало быть, тоже безногий человек. Он ездит на самодельной тележке и отталкивается от асфальта деревянными приспособлениями, которые напоминают штукатурский полутерок. Коллега-калека плохо одет и постоянно пьян. Вверх он никогда не смотрит, а потому и не может видеть меня, своего товарища по несчастью. Мне и хочется поговорить с ним, но что обо мне подумают соседи? Короче, стесняюсь я приглашать его к себе. Раз позови, да угости чем-нибудь — не отвадишь потом… Таким ведь, в их положении, даже мокрый асфальт — по колено.

Калеки вообще почему-то ведут себя довольно развязно. Можно подумать, что увечье дает им, по сравнению с другими гражданами, неограниченные права и освобождает от всех обязанностей, от правил этикета и простого такта. Меня лично такая вседозволенность коробит, поскольку я человек интеллигентный и скромный, стараюсь лишний раз не лезть людям в глаза.

Улица, на которую я переехал, — очень тихая улица. Это и хорошо и плохо одновременно. Кстати, там, где я жил раньше, было тоже и хорошо и плохо. Хорошо, что тихая, думается легче. Плохо, что тихая и малолюдная — наблюдать некого, собеседники — редкость. Одно утешение — телевизор, а в нем самые для меня интересные передачи — «Клуб кинопутешествий» и «Погода». Но теперь у меня телевизора нет. Только деньги на него откладываю, понемножку с каждой пенсии. Скоро двести рублей наберу.

Пока экран меня не отвлекает, решил вести записи своих балконных наблюдений. Не дневник вести, а просто делать записи пожилого человека. Может, когда-нибудь ими заинтересуются люди. Ведь у каждого из нас свой взгляд на окружающую нас действительность. А взгляд интеллигентного человека более внимателен и более глубок, чем узкий кругозоришко, скажем, дворника с незаконченным начальным…

Сегодня снова заходил ко мне Палач. Я рассказал ему про свои записи и даже дал ему прочесть несколько страниц. Ему моя беллетристика очень понравилась, а то место, где речь идет о нем, он даже переписал в свой блокнот.

— Молодец ты, Интеллигент! — похвалил он меня. — Про футляр ты, это, хорошо! Вот я переписал, чтобы дочке своей показать. Пусть порадуется, что отца ее все же заметили.

И в знак признательности он рассказал мне кое-что про того калеку на коляске. Оказывается, их два брата, и оба смолоду без ног. Один из них — хороший сапожник и довольно состоятельный человек. Другой — забулдыга из забулдыг. Постоянно выпрашивает деньги у сапожника, а тот ссужает его, опасаясь шумных скандалов, которые может закатить забулдыга. Но этого ему на водку не хватает. Он клянчит деньги у прохожих, этих уличных подачек ему достаточно не только на выпивку, но и на продажных женщин еще остается. Последнее обстоятельство меня особенно возмущает — какой позор! Мысленно я похвалил себя за то, что в свое время удержался от знакомства с этим оборванцем.

Там, где я жил раньше, все люди были с физическими изъянами. Но все они вели себя довольно сдержанно, хотя по-разному были воспитаны, неодинаково образованны. А если, паче чаяния, кто-то и нарушал общепринятый порядок, того успокаивали соответствующими лекарствами или применяли к нему другие медицинские меры воздействия.

Там, конечно, было хорошо, но я все же очень доволен, что живу теперь в отдельной квартирке и сам себе хозяин. А когда куплю телевизор — совсем хорошо будет. И круг знакомых станет шире. Все вместе будем смотреть разные программы, а особенно «Время». Надо быть в курсе событий во всем мире и иметь на этот счет свое собственное мнение, совпадающее, конечно, с мнением общественности. Нельзя жить только одним животным эгоизмом, как тот калека на коляске. Он, наверное, и телевизор-то не смотрит, а уж про газеты или журналы и говорить нечего…

В моей замечательной квартирке очень немного мебели, но вся она подобрана со вкусом, и отношусь я к ней, как к предмету одушевленному. Свою холостяцкую кровать я называю Медвежонком. Днем Медвежонок служит мне или моим редким гостям диваном. Как говорят, сиди на здоровье! За спинкой у Медвежонка висит ковер. Он без имени, но это потому, что на нем выткано слишком много птичек. Письменный стол- Товарищ выполнен из светлого дерева и стоит у окна. Это мой творческий «верстак», потому и Товарищ. На кухоньке стоит еще один столик по имени Гурман. Он весь по-медицински белый, а над ним, на полочках, кружевные салфетки. Своего Гурмана я накрываю клеенкой в клеточку, а в каждой клеточке нарисовано по апельсину в натуральную величину. На кухоньке же ютится и старенький холодильник без фабричной марки. Я называю его Пингвином… А телевизор, как и говорил, я скоро куплю. Обязательно новый. Чтобы надежно и надолго.

За чистотой и порядком в квартире я слежу сам. Только раз в неделю ко мне приходит пожилая солидная женщина, делает большую приборку и забирает в стирку мое белье и постельные принадлежности. Берет она с меня относительно недорого, но я все равно не люблю эти дни генеральных приборок. У меня каждая вещь знает свое место, эта женщина иногда все расставляет по-своему. По первости мы обижались друг на друга из-за этого, она даже чуть не отказалась от меня, хотя приработок очень нужен был ее большой семье. Но потом, слава Богу, мы нашли общий язык. И у меня после ее приборки каждый раз в квартире пахнет свежестью…

Сегодня я увидел очень интересного человека. Я сидел, как обычно, на балконе, стараясь, чтобы меня снизу не было видно, а там шумел тот самый безногий забулдыга. Он банным листом прилип к какому-то гражданину и требовал у него денег на выпивку. Этот прохожий вначале ему молча отказывал, отрицательно мотал головой, а затем очень вежливо сказал:

— Я не могу дать вам денег потому, что вы просите их на вино. Я по своей физической и духовной натуре — йог. Я не позволяю, чтобы по моей вине творилось зло, а выпивка — зло.

Тогда безногий стал материть йога на чем свет стоит, а тот ему опять этак спокойненько:

— Вы меня не оскорбите и не старайтесь. Я вас совершенно не слышу. Но я очень жалею вас потому, что в последующей жизни вам будет очень плохо, так как вы не заслужили блага в ней своим нынешним поведением.

Мне очень захотелось познакомиться с этим человеком. Если он еще раз пройдет под моим балконом, то я постараюсь привлечь сто внимание. И надежды мои оправдались.

Я поджидал его несколько дней и как только увидел его, выпустил книжку из рук. Она приземлилась за шаг до него и йог поднял голову вверх. Заметив меня, он тут же спросил, в какую квартиру следует принести эту книгу. Я извинился перед ним и объяснил, что сам я спуститься за книжкой не могу по причине своего безножья, и он, сочувственно кивнув мне, любезно согласился немедленно подняться ко мне. Так я познакомился с Великим человеком.

От чашки чаю Йог отказался, и мне пришлось прибегнуть к лести, чтобы хоть на минутку дольше продлить его пребывание в моей квартире.

— Очень хорошую трепку задали вы тому безногому пьянице, — сказал я.

Йог никак не отреагировал на эту лесть, но коротко объяснил принципы своей философии по отношению к таким категориям, как Зло и Добро. Далеко не все из его монолога я понял, но мне было интересно слушать. Он говорил о том, что надо любить всех и никому не делать зла. Даже мух нельзя убивать, а лучше выгонять их наружу. Нельзя есть мясо убитых животных — диких или домашних — все равно. Корова у индусов священна потому, что она, как и человек, вскармливает своих детенышей молоком, а вот рыба от человека по развитию стоит очень отдаленно, потому рыбу есть можно. Но иногда человеку просто необходимо и поголодать. Именно так поступают в жизни йоги, потому-то они и умирают молодыми, с большим запасом энергии для последующей жизни. Не по возрасту молодыми, а по состоянию тела и духа.

Расставаясь, он обещал заходить ко мне и продолжать наши беседы об йоге. И еще он добавил, что ему у меня понравилось: в доме нет ничего лишнего, а это помогает думать, что живу я культурно, и, несмотря на серьезный физический недостаток, продолжаю быть интеллигентным человеком, которому, на его взгляд, не хватает только заняться йогой.

Во время своего второго и тоже короткого визита он осмотрел мою библиотечку, доставшуюся мне в наследство от матери. Это были очень старые тома. Я все собирался, как говорят, почистить свои книжные полки, кое-что выбросить, подкупить новых книг, но на старые фолианты у меня не поднималась рука. Он сказал, что тоже любит старые книги и собирает их, но в данный момент он у меня ничего не возьмет, пока не принесет равноценное взамен, «йогам, — сказал он, — тоже присущи некоторые чудачества. Кто-то собирает старые дверные ручки, кто-то спичечные коробки, а он — старые книги».

Он ушел а я опять задумался надолго об этом учении — Йога. И в итоге решил последовать заповеди этого учения в расчете на то, что новый знакомый мне в этом деле поможет. Вот только об одном забыл я его спросить: можно ли давить клопов или их, как и мух, следует только изгонять из своего дома?

В третий раз Йог пробыл у меня почти час. Он принес новые книжки в красивых переплетах, наверное, очень дорогие. Я хотел от них отказаться, но он проявил настойчивость, успокоив мою совесть тем, что книги эти ему мало чего стоили, он просто их выменял на свои лишние экземпляры.

На сей раз он рассказал мне о том, что человек, оказывается, не умирает, а перевоплощается. Каждая жизнь — это иное воплощение одного и того же человека. Если он, человек, жил хорошо и правильно, то в новом своем воплощении ему достанется хорошее тело и хорошая судьба. А если плохо, то он может перевоплотиться собакой или крокодилом, или увечным калекой.

Он сказал, что мое нездоровье, возможно, связано с тем, что в прошлой жизни я совершил нечто нехорошее, Это меня сначала обидело, а затем я подумал, что не могу нести ответственности за прошлое, но зато в будущем воплощусь во что-нибудь счастливое и доброе, так как сейчас живу культурно.

Когда Йог ушел, я поставил книги на полку. Они чудесно вписались в интерьер комнаты своими переплетами. Как раз пришел Палач, который сразу же обнаружил новинки на полочке и похвалил их. Он расспрашивал меня об Йоге и тоже захотел с ним познакомиться, чтобы узнать, добро или зло совершает он, выполняя свою работу. И по поводу мяса хотел узнать. Ему ведь при его должности без мяса никак нельзя. Работа нервная, физически очень тяжелая, а с кроличьей пищи где силы взять?

Палач вскоре ушел, но заявилась моя Помощница и сказала, что она уезжает в отпуск, на месяц, и вместо нее уборку в моей квартире будет делать ее племянница. Доложив об этом, Помощница выглянула в коридор и громко позвала: «Иди сюда!» Вошла Племянница — молодая простенькая девушка в чистеньком, но уж очень бедном платьишке и в стоптанных подобиях туфель. Тетушка выпела девицу на средину комнаты и начала инструктировать ее: «Будешь убирать тут и тут. Но ничего не переставляй, хозяин этого не любит. Не шуми. Если все хорошо будешь делать — хозяин, может, плату прибавит или на конфеты даст».

Я понял, для чего все это она говорит, но виду не подал. Плату я повышать, конечно, не стану, не миллионер, а вот на конфеты, может, и буду давать. Если будет за что. Девушке этой, как сказала тетушка, всего четырнадцать лет, но она вовсе не девушка, а девочка еще. Только довольно рослая. Очень послушная. Потому, что отец ее бьет, когда она в чем-то даст промашку.

Мы договорились, что Девочка приступит к работе с завтрашнего дня, но не с утра, а сразу после школы. Они ушли, а я лег на кровать поразмышлять о будущем своем перевоплощении.

На следующий день я с утра занимался фотографией. У меня накопилось отснятой пленки на целую серию снимков под рубрикой «С балконной точки зрения». Такие сюжетики — пальчики оближешь. Исключительно выгодная точка съемки — балкон. Никто даже и догадаться не может, что его отсюда, сверху, снимают. Зато снимки все получаются динамичными, а не иконостасными.

После школы, как и договорились, пришла Девочка…

Мне не очень-то хочется писать об этом, но не могу же я отказаться от раз и навсегда заведенного правила вести дневниковые записи! Такое отступничество самим собой установленной обязанности — не в моих принципах.

Итак, пришла Девочка, убирала… Девочка рослая и развитая не по годам. Когда она нагибалась над полом с тряпкой, мне были видны ее круглые и упругие ляжки, полусферы тугих ягодиц, прикрытых синими заштопанными трусиками. У меня пересохло во рту, и сам того не желая, я сказал:

— Девочка, хочешь заработать на конфеты?

— Хочу!

— Я профессиональный фотограф, а это все равно, что художник. Мне, как и художнику, тоже нужна натурщица. А натурщицы работают за плату. Мне надо снять серию фотографий «Вечерний час и утренний туалет девушки». Но это не значит, что тебе надо ждать вечера или утра. Снимки можно сделать прямо сейчас. Только тебе надо сначала медленно раздеться, а потом так же одеться. Вот и получится серия «Туалет».

Она пришла в страшное смятение, вспыхнула пунцово, но я спокойно и по-доброму подозвал ее поближе и показал несколько снимков обнаженной натуры из зарубежных журналов. И доходчиво объяснил, что в этом никакого греха нет, что это святое искусство. А меня, мол, стесняться не следует, поскольку я гожусь ей в дедушки, да и сами снимки я никому показывать не собираюсь… В конце концов со слезами стыда на глазах она согласилась, поклявшись, что и она никому ничего не скажет про свою работу натурщицей.

Я выбрал место в комнате, куда хорошо падал свет, и Девочка стала раздеваться. Затем так же медленно она оделась, и я успел отснять все тридцать шесть кадров пленки. За это я хорошо заплатил ей, а затем, закончив уборку, она ушла вполне довольной.

Снимки получились хорошие, а некоторые даже очень. Я смотрел на них и вновь представлял себе процесс раздевания-одевания. И думал о том, что через неделю она опять придет ко мне… Двери в тот вечер я предусмотрительно никому не открывал: я не был уверен в том, что она не проболталась родителям. На всякий случай, если что, я решил все отрицать. А доказать обратное, не имея на руках снимков, было невозможно.

Она все-таки проболталась. Приходил отец Девочки, долго стучал в дверь, но я ему, конечно, не открыл. Он орал, что доберется до моих ребер и пересчитает их снаружи и изнутри, однако про милицию папаша не упоминал, и я отметил это, как положительный фактор, в мою пользу то есть. Но мне надо было заручиться общественной поддержкой. Хотя бы в лице Палача, изложив ему версию нахального, граничащего с наглостью и хамством шантажа.

Палач, выслушав меня, страшно возмутился:

— Я знаю этого ублюдка! Это горький пьяница и домашний дебошир. Это кочегар из котельной, который никогда не умывается после вахты, не известно никому, моется ли он вообще.

У меня отлегло от сердца: человеку с такой репутацией вряд ли кто может поверить. Потому-то он и не упомянул даже про милицию. Уж там-то его знают, как облупленного!

И тут кочегар, видимо, крепко поддав для храбрости, вновь пришел к дверям моей квартиры, опять стал орать и барабанить кулаками.

— Открывайте, — спокойно сказал Палач, — я ведь с вами.

Я открыл, и они ввалились в квартиру вдвоем — этот кочегар и безногий алкоголик.

— Вы для чего пришли? — строго спросил Палач.

— Не твоего ума дело! — заорал в ответ Кочегар. — Мне с этим вот червяком разобраться надо, а не с тобой…

Он много еще кое-чего кричал, а Калека-алкоголик смотрел на всех нас снизу и язвительно хихикал. Он был очень грязным, одет в лохмотья, а тележка его выглядела просто ужасно.

Я сидел в своем кресле, прикрытый до пояса пледом и очень переживал, наблюдая за этой сценой. Наконец Палач пригрозил незваным гостям тюрьмой, и те оба враз стихли, ретировавшись молча, без угроз. Когда дверь за ними захлопнулась, я достал ту бутылку коньяку, из которой мы с Палачом угощались в день знакомства. Мы выпили по рюмочке, и Палач сказал, что теперь мне не о чем беспокоиться: «Больше они к вам не придут. Они знают, что со мной связываться опасно».

— А этой женщине, которая у вас убирала, откажите, — добавил он. — И денег ей не платите, если должны.

Я ответил ему, что он настоящий друг, и поблагодарил за помощь. И еще пригласил его в гости со своей семьей на ближайший праздник, который найдем в календаре…

Сейчас я просто не решаюсь выходить на балкон. Этот безногий паразит все время караулит меня, когда подвыпьет побольше, — и орет всякие гадости в мой адрес. Откуда-то он узнал, что я сам инвалид, и не могу ходить, и тоже стал издеваться и над этим. А Кочегара Палач напугал здорово. Он теперь не только носа ко мне не кажет, но и, проходя мимо, даже не смотрит вверх, на мой балкон.

Приходила та женщина, что убирала у меня до отпуска. Видимо, сразу пришла, как только приехала. Я думал, что она за деньгами пришла, и подготовился к категорическому отказу, поставив ей в вину явление в мою квартиру Кочегара. И был даже почему-то уверен, что она разделит со мной негодование по поводу его претензий. Но она, войдя в комнату, плюнула мне в лицо. Молча. Пока я вытирался, она ушла…

Вначале я обозлился и хотел даже попросить Палача как-то отомстить этой проклятой бабе, но потом передумал. В конце концов я должен радоваться, что этим все кончилось, но я зря так думал!

Наверное, эти пьяные выродки — Кочегар с Калекой-алкоголиком — растрезвонили обо мне по всему городу. Теперь, кто бы ни проходил мимо моего балкона, каждый считал своим долгом взглянуть вверх и отпустить по моему адресу какую-нибудь гадость. Хоть квартиру меняй!

Тогда я решил обратиться за помощью к йогу, тоже изложив ему свою версию случившегося. Он, правда, выразил мне свое сочувствие, но после этого произнес довольно странные слова о том, что отныне он у меня теперь будет бывать редко. Потому, дескать, что он живет поблизости, а мнение общественности по поводу меня у этой общественности сложилось определенно не в мою пользу.

— Я частный врач, — добавил он на прощание, — я обслуживаю эту самую близлежащую общественность и не хочу терять такую выгодную и удобную практику, отдавать ее конкуренту… А вам переезжать не следует, время — самый хороший лекарь…

Из друзей, в конце концов, в моем активе остался только один Палач. Он оказался самым достойным человеком и верным другом. Ему было наплевать совершенно на чье-то там мнение. Скоро он придет в гости ко мне со всей семьей, и мне надо думать сейчас о том, как лучше и обильнее накрыть стол для приема. И еще надо попросить Палача, чтобы он развесил объявления в каком-нибудь другом районе города насчет приходящей прислуги…

Однако я все же очень несчастный человек. Столько времени и сил убить на подготовку к приему Палача с семьей, и все напрасно! Глубоко занятый собственными переживаниями, я перестал слушать радио и читать газеты. А там и там говорилось, что вокруг города Враги стянули свои силы, город окружен со всех сторон, и объявлена всеобщая мобилизация. В военкомате было очень много людей, но ведь я — инвалид, меня-то зачем? Однако там внимательно осмотрели мои ноги и пришли к выводу, что я полностью непригоден к воинской службе. Меня по этому случаю отпустили.

На обратном пути я заезжал в магазины, кричал, что я — инвалид еще прошлой войны. Где мог — пролезал без очереди, накупил много сахару, мыла, соли и спичек. Все мои сбережения оказались враз растраченными… Палач с семьей не пришел ко мне. Его, наверное, призвали. Приполз этот безногий Калека-алкоголик. Я ведь ждал Палача, потому и не спрашивал, когда открывал. Он вкатился на своей тележке и заорал:

— Не ждал, сукин сын?! А мы все равно тебя достанем! Руки повыдергаем, а глаза повыколупываем.

Дай мне выпить, сукин сын, а иначе я не уйду! — Я налил ему рюмку, но он сказал, что из такой посуды пьют только гомики. Вроде меня. Я налил ему половину граненого стакана, но он ухмыльнулся: «Один не пью!» Пришлось налить и себе, чтобы добро не пропадало. Калека выпил, закурил ужасно вонючую папиросу, слез со своей тележки и на култышках пополз к балкону. Тогда я тоже слез с кресла и ухватил его за плечи.

Надо сказать, что у меня были очень сильные руки. Когда-то я ходил на костылях и протезах. Перестал, когда получил эту квартирку… Калека хотел было вырваться, но я толкнул его и он упал на спину. Я думал, что по этому поводу он станет ругаться, но он вдруг захохотал. Затем, притихнув, сказал: «А ты, оказывается, драться умеешь! А гнидой прикидывался. Палача ждешь? Ух, ты, сука безногая! Этот твой дружок скоро тебе яйца отрубит, как ноги твои отрубил тебе его папаша…»

Я растерялся:

— Какой папаша?!

— А ты что, не знал?! Выходит, я про тебя больше знаю. Это же ты бросил бомбу в Падишаха? Твоим дружкам тогда головы отрубили, а тебе — ноги. Папаша твоего Палача и рубил! Он что, тебе не рассказал об этом? Ну, дела! После того случая с твоим Палачом никто и знаться не хочет. Вот он к тебе и прилип, урод ты несчастный!»

Он сильно опьянел. Видимо, был уже крепко навеселе до этого. Стал рассказывать о том, как его тоже вызвали в военкомат, словно ноги могли у него вновь отрасти из задницы. Затем поведал мне о какой-то шикарной бабе, которая вполне может удовлетворить и меня. Для этого стоит только Калеке-алкоголику привести се ко мне. Ты, мол, с малолетками связался, а тут за пол-литра — такой кайф можно отхватить!

— Перестань чепуху молоть! — наконец-то решился оборвать я его. — Свои ноги я потерял из-за несчастного случая…

— А ты тоже перестань мозги мне пудрить! Ты ведь в группе Кондора был? Ну, а мы с братом — в группе Близнецов. Ты же меня знаешь, скотина, только виду почему-то не подаешь!

— Вон отсюда! — сказал я ему. — Ко мне скоро Палач с семьей придет…

В это время в дверь сильно застучали. Кажется, прямо пинками старались вышибить ее.

— Кто там?! — заорал я.

— Патруль! Открывай!

Я только успел дотронуться до задвижки, а уж в квартирку тут же ворвалось несколько патрульных. Двое тут же скрутили руки Калеке, а третий вытащил у него из-за пазухи револьвер. Затем, видимо старший, повернулся ко мне:

— Ты что же это, сука, а? Если тебя пожалели, так ты решил в своем дупле явки устраивать?

— Я понятия не имею, о чем вы?!

— Он правду говорит, — неожиданно трезвым голосом произнес Калека.

Патрульные о чем-то пошептались, затем, вытащив Калеку на лестничную площадку, пригрозили: «Смотри у нас!» И ушли.

Я остался один, только расположился отдохнуть, а в дверь снова громко застучали. Это пришел Палач. Извиниться. У него броня, его, конечно, не призвали, но сейчас — время не для вечеринок.

На улице кто-то дико заорал. Мы с Палачом выглянули с балкона: патрули тащили Кочегара. Я этому обрадовался. Палач похлопал меня по плечу:

— Это по моему доносу!

— Спасибо! — искренне поблагодарил я его. Я хотел было спросить у него про отца, про свои ноги, но передумал: дети ведь за родителей не отвечают. Я проводил Палача и допил свой коньяк, лег на Медвежонка. Я заснул быстро и глубоко. Но мне все же приснились мои ноги — настоящие здоровые ноги. Они сами пришли ко мне и готовы были стать на свое место. Но я выгнал их прочь. Ну, зачем, скажите на милость, мне здоровые ноги?

Не знаю, уместна ли эта вставка в мой мемуар, но захотелось. Я уже предупреждал, что хоть и придам второй части некую литературность, но это не роман, не фантастика, а реальность с узнаваемыми событиями, людьми (пусть они на меня не обижаются), ситуациями. Вдруг, кто-то еще станет носителем Проводника — это ему своеобразная инструкция пользования. Да и ученым не вредно знать о том, как может повлиять на человечество некий браслет, дающий рядовому человеку сверхвозможности. Это поможет им углубить главную науку на Земле — науку о Человеке и о Людях.

А самое главное, почему я, вдруг, уделил такое особое внимание этому сну, — причина, по которой он возник. Причина, о которой я узнаю чуть позже. Странное воздействие всех этих экстрасенсов, телепатов, колдунов и магов, собранных ФСБ и в спешном порядке натравленных на меня. Им даже самолет специальный вызвали. И вот, их попытки подавить меня, подчинить, унизить меня через меня, их воздействие на мое подсознание во сне, всепроникающее и не блокированное Проводником (я же предупреждал его вместе с Матром лишь о физической угрозе), и вызвало такой странный сон, так своеобычно интерпретировалось моим мозгом.

Я вообще-то в этой главе намеревался рассказать о встрече с интересным человеком Шурой Трейзиным, о том, как я всячески скрывал от него свое могущество, и о том, как болезненно осознал насколько мне скучно даже с интересными людьми. Но, видимо, придется сперва поведать об этом самом захвате, который и удался и не удался.

Моему телу никто ничего сделать не мог, так как оно всесторонне и вне зависимости от моих мыслей охранялось неземными возможностями. А на совершенное и долгое воздействие на мозг экстрасенсы были на расстоянии не способны (близкий контакт со мной не позволяла та самая защита тела, они даже коснуться меня не могли, поле в миллиметре от кожи предотвращало это), посмотреть мне в глаза им тоже не удавалось (я спал), тактильную связи нельзя было установить из-за поля. Тем ни менее что-то им удалось. Например, я снял во сне охрану дома и защиту от звуков (основная защита, создающая кокон вокруг тела, происходила, как я уже говорил по моему давнему указанию, которое не подлежало отмене ни под каким видом: я же знал, что по пьянке, например, могу приказать черт-те что).

Короче, я проснулся, как и было задумано, через 48 часов и не сразу понял, где я нахожусь. Благодаря старой зэковской привычке я вновь сомкнул веки и запросил у Проводника отчет. Его рапорт звучал любопытно.

«Операция по шунтированию заняла 17 минут и прошла успешно. Ткань регенерирована, физиологическое состояние организма хорошее. Во сне был поручен приказ снят защиту с дома, приказ был исполнен. В данный момент ты находишься в подвале ФСБ, в Москве, в специальной камере, которую соорудили к твоему прибытию за рекордно короткий срок. Стены камеры метровой толщины из необычного материала. Это слоеный металл из самых разных сплавов. Наверху камеры находится сосуд со ртутью, которую можно спустить в камеру через автоматический люк. Объем ртути такой же, как объем этого помещения. Я нахожу ситуацию забавной».

«Я тоже, — подумал я. — А как они меня сюда привезли? И почему ты не воспрепятствовал?»

«Отвечаю по порядку. Привезли на военном самолете в свинцовой капсуле, согласовав этот акт с правительством Кипра на самом высоком уровне. Я не вмешался, так как не имел на этот счет указаний и ввиду того, что угрозы твоей жизнедеятельности не было. — Он помолчал, беззвучное молчание невидимого Проводника в голове ощущается мрачно, и добавил: — И быть не может».

Что ж, подумал я, это действительно забавно. Некое разнообразие в моей скучной жизни. Но зачем? И кто? Вернее, сперва — кто? А зачем, это само собой выяснится.

Я думал для себя, но Проводник почему-то счел нужным ответить.

«По приказу начальника ФСБ и с одобрения Президента. Затем, что увидели в тебе угрозу своему благополучию. Не в моей компетенции обсуждать социальное устройство вашей планеты, но должен заметить что цивилизацией тут пока и не пахнет».

«Что это, вдруг, ты ударился в эмоциональные оценки?» — удивился я.

«Да так…» — очень по человечески ответил Проводник.

Я осмотрелся. Лежал я в свинцовом гробу (видимо в той самой капсуле) с откинутой крышкой. Стены помещения тоже отливали металлом. Повсюду шевелили тонкими шеями видеокамеры. Из стены торчали суставчатые лапы манипуляторов.

Когда-то я видел кино о бактериологическом оружии. С опасными микробами проводили эксперименты в похожих условиях. Только там одна стена имела смотровое окно из бронестекла.

«Свяжи меня с Президентом», — подумал я, садясь. Никакого неудобства я не испытывал, силовой кокон смягчал соприкосновения, я всегда сидел на перине и температура вокруг кожи всегда была та, которую хотело мое подсознание.

Высветился кусок президентского кабинета. Дед невозмутимо смотрел на меня. Видя, что я молчу, он начал первый:

— Ты уж извини, сынок, — сказал он. — Ситуация, понимаешь, такая. Я же не человек, а глава государства. И безопасность государства для меня выше всего. Не обижайся, ты сам должен понимать.

Я не счел нужным отвечать. Холодное бешенство не выплеснулось лишь потому, что его сдерживала безнаказанность любых моих поступков.

— Вообщем так, — сказал я как о давно решенном, — чтоб я тебя больше не видел в этой должности. Даю месяц. Назначишь приемника, сам знаешь кого я имею ввиду, объявишь народу, что уходишь с поста досрочно по состоянию здоровья, введешь его в курс дела. Иначе…

По моей мысленной команде в дело вступил Матр. Президент всплыл со стулом вместе и чувствительно приложился темечком к потолку. Я вовсе не хотел его калечить, да и сердце у него слабое, так что я покрутил неспешно его в воздухе, водворил на место и невидимой ладонью хлестко шлепнул по щеке.

Дед и тут не потерял своей невозмутимости. Он отдышался и сказал:

— Понял, будет сделано. Я и сам собирался…

Я не дослушал, отключил связь. Теперь следовало разобраться с начальником службы безопасности. Его Проводник нашел в лаборатории в окружении экстрасенсов. Все они внимательно наблюдали за экранами мониторов, на которых моя тощая фигура восседала на остром ребре свинцового гробика.

Как только экран видеосвязи повис перед ними я почувствовал некое давление на мозг извне.

«Проводник, — спросил я, — ощущаешь что-нибудь?»

«Только некоторое изменение твоих физиологических параметров»

«Значит телепатические излучения ты не воспринимаешь?»

«Очевидно. Это надо изучить. Вот уж не подумал бы, что у такой примитивной цивилизации могут быть для моего информатория сюрпризы».

«Я, честно говоря, думал, что у высокой цивилизации всегда существует телепатия», — сказал я.

«Внеречевое общение не имеет никакого отношения к телепатии, — наставительно сказал Проводник. — Представь, например, что у тебя в мозге находится миниатюрный модем. Как и у твоих товарищей. Электромагнитные колебания проходят очень быстро и в сжатом пучке несут большой объем информации, которую потом расшифровывает твой мозг. Большинство биологических цивилизаций имеют в организме нечто вроде такого модема. А формой связи могут быть любые излучения. Кстати, воздействовать, как ваши телепаты, при такой связи можно не в больше степени, чем словами».

«Не все я понял, — подумал я, — но кто-то из тех колдунов явно копается у меня в башке».

«Могу уничтожить, — сказал Проводник. — Но лучше забрать для лабораторных исследований».

«Действуй как знаешь, но скорее бери эту мистическую кодлу, а то у меня башка раскалывается. А ФСБешника не трогай».

Все, кроме Начальника, исчезли. Тот же, проявив завидную реакцию, нажал на кнопку. В потолке открылся люк и поток ртути затопил комнату.

Это было забавно. Стенки защитного кокона контурно проявляли границу между серебристой плазмой, я будто в густом киселе оказался, который, впрочем, ни чуть не стеснял моих движений. И экран висел перед глазами, будто в ртутном киселе кто-то вырезал окошечко.

Я посмотрел глаза в глаза Начальнику. И сдержал первое желание размазать его о стену или утопить в этой ртути. Что дозволено быку, то не дозволено Зевсу.

Александр Скорынин

…Вертолет опустился прямо на шоссе. До Сосновки оставалось километра три. Служебный «мерседес» развернулся и поехал обратно в Москву. Уже без Скорынина. А Скорынин летел прямо в Кремль, где понятливый Президент больше не собирался плевать против ветра.

Шура Трейзин

— Ты где, в гостинице? Буду через полчаса.

Главный нарколог Калининграда положил трубку и посмотрел на посетителя. Вернее, на посетительницу. Это была больная из тех интеллигентов, которые больше живут в мире воображения. И героин весьма способствует такой жизни. Такой тип больных часто и беспорядочно лечится, редко полностью теряет работу и вечно в долгах. Сию худенькую даму Трейзин пользовал уже третий раз, но до полного излечения дело не доходило. Лечил он ее обычно за собственный счет, а она писала благодарственные статьи в ту газетенку, в которой работала наполовину в штате, наполовину по договору. Сейчас она пришла наметить сроки очередного лечения и занять десять рублей. Щеки ее впали, под глазами были синяки, взгляд тревожный. Ясно, что она находилась без дозы и теперь страдала от абстинентного синдрома.

Тем ни менее Шура дал ей деньги и договорился, что в стационар она ляжет через три дня, взяв в редакции очередной отпуск за свой счет.

Трейзин обрадовался звонку Ревокура. С этим энергичным человеком он сперва познакомился, как с пациентом, но потом знакомство переросло в товарищеские отношения. Ревокур умел то, что не умел, но ценил Трейзин, — превращать слова в произведение искусств. Доктору нравились и его стихи, и прозаические произведения. Даже статья о наркоманах (которую, кстати, ни одна местная газета не напечатала) произвела на Шуру сильное впечатление. И сейчас, собираясь к Володе в гостиницу, он достал из стола папку с архивами, нашел эту статью и перечитал ее. Надо было дать Ревокуру новые данные, прокатить его по пунктам бесплатной раздачи шприцев, а потом вместе с ним съездить в сосновый бор Зеленоградска, на морское побережье, подышать воздухом, расслабиться и вдоволь поболтать.

Ревокур же, прибыв в Калининград, старался ни чем не проявлять свои новые возможности. Он материализовался из ртутной ванны прямо в номере, который Проводник уже ухитрился снять и оплатить через компьютер, прихватив заодно ключи на деревянной груше и вставив их в дверь изнутри. Ревокур тоже вспоминал в этот момент именно эту статью, достаточно интеллигентную, но отвергнутую туповатыми редакторами местной прессы. Он даже вызвал содержание этой статьи через Проводника и пробежал ее не столько глазами, сколько памятью. И сразу же ему захотелось ее несколько изменить. У него было полчаса. Он быстренько подредактировал статью и посоветовался с Проводником. Это, наверное, была гигантская работа — заменить во всех номерах «Московского Комсомольца» текст второй полосы. Тем ни менее, вскоре газета лежала перед ним. И там красовалась эта статья с пышным заголовком:

400 тонн героина в год по официальным данным потребляют российские наркоманы.

Средний доход врачей-наркологов России — 1,5 миллиона долларов в год.

Статистика

Наркомания стоит очень близко около религиозного дурмана. Только духовные авантюристы уводят в мир иллюзии при помощи психологических приемов, а наркотики, — воздействуя на мозг физиологически.

Задача этой главы была довольно проста: рассказать о наркоманах Калининграда, акцентировать внимание на высокий уровень заражения СПИДом через шприцы, упомянуть о проститутках и обвинить кого-нибудь из руководства.

(Почему именно Калининграда? Ну, отчасти потому, что там очень высокий процент заражения. Даже по сравнению с другими портовыми городами России. Отчасти потому, что главный борец с наркоманией и СПИДом в этом регионе мой друг, Александр Дрейзин, главный врач Калининградского областного реабилитационного психотерапевтического Центра, председатель Регионального общественного Фонда «Нет СПИДу и наркотикам», врач-психиатр-нарколог высшей категории. И еще потому, что как-то, будучи в Калининграде в гостях, я написал заметку на эту тему и предложил в местную печать. И заметку не напечатали, ссылаясь на отрицательный отзыв о ней некого Аменицкого, главного врача государственного антиалкогольного и антинаркотического центра. Центра, где лечат по-старинке и за весьма большие деньги. (Почему только я, дубина этакая, решил, что пресса стала независимой!)

Я не удивился, конкуренция — дело серьезное. Да и Владимира Аменицкого я знаю, делец от медицины он серьезный и влияние в городе имеет. Но «рукописи не горят», и я, чуток переделав заметку, злорадно усмехнулся и вставил ее в книгу.)

Не знаю, как другие писатели, а я не могу начать статью, пока не придумаю заголовок. Это для меня, как гвоздь, на который я вешаю будущую картину.

Естественно, я сперва собрал материал по больницам, купил толстущую книгу ООН: «Приоритеты общества в условиях глобальной эпидемии», побывал в местах «тусовок» наркоманов, публичных дам и геев… Ну, а потом, обложившись блокнотными записями, диктофонными кассетами, вырезками из газет и журналов, ксерокопиями официальных документов и водрузив поверх всего многостраничный «Проект активизации действий по предотвращению эпидемии ВИЧ-инфекции в Российской Федерации», в котором 114 листов занимал «Анализ ситуации и мер противодействия эпидемии ВИЧ-инфекции в Калининградской области», я начал подыскивать заголовок, вожделенный «гвоздь», на который собирался повесить все остальное (за исключением «собак», коих намеривался вешать на Администрацию области).

Первый заголовок звучал дерзко: «Падальщики с медицинским дипломом». Он оставлял мне место только для нападок на коммерческих врачей, которым ВЫГОДЕН рост наркомании и алкоголизма. Настолько выгоден, что некоторые слетаются на многострадальную калининградскую землю из стран вполне благополучных, где поживиться на чужом несчастье трудно. Конечно, российский наркоман или алкаш не заплатит столько, сколько может заплатить израильтянин или американец! Но, зато, их тут много. Простой закон коммерции: продать сто коробок спичек выгодней, чем одну зажигалку.

(Именно в калининградских газетах — всех! — я обнаружил огромные рекламные блоки, призывающие за два часа вылечиться от всех зависимостей у суперврача из Израиля. Блоки чуть меньшего размера сообщали о том, что белые маги, колдуны (белые!), экстрасенсы с дипломами выполняют эту же работу не только при личной встрече, но, даже, по фотографиям.)

Да, приятно было посчитать денежки в чужих карман и обложить трехэтажным матом тех, кто умеет их зарабатывать. Но тогда придется возмущаться аптеками (особенно коммерческим), стоматологами, платными туалетами, трехрублевыми билетами в автобусах… Короче, список будет расширяться и, вместо того, чтобы писать статью, я отправлюсь на поиски автомата Калашникова.

Тогда я придумал другое начало: «Мэр временно живущих». Очень симпатичный заголовок! Под его «крышей» можно не только статью написать, а и целую повесть. Фантастическую…

С большим сожалением зачеркнул я его. И вместе с ним замечательный паноптикум губернаторов, мэров и прочих чиновников, которых мое воображение сажало на иглу чистейшего героина, заражало СПИДом и другими неприятными инфекциями, вроде сифилиса и туберкулеза, а потом выводило на панель около Южного вокзала, где гонорар за сексуальные услуги самый маленький.

С. Лем в одном из рассказов описал шлем, одев который человек превращался в блаженного идиота. Писатель считал, что такое состояние дает наилучший отдых, расслабляет. Если б такие возможности существовали, то испытать утреннюю «ломку», прочувствовать обреченность ВИЧ-инфицированного, осознать себя не женщиной — ненужной вещью, купленной айзером на час, многим власть имущим не помешало бы. Но принесло бы это пользу «временно живущим»? Вряд ли!

Третий заголовок память вынесла из глубин истории: «Пир во время СПИДа». Не трудно было заменить чуму на нынешнюю инфекцию. Тем более, что эпидемия только по официальным данным поразила более полутора тысяч калининградцев, а 15–20 тысяч наркоманов в любой момент могут увеличить это число.

В этот заголовок изумительно вписывался дрейзинский вагончик с бесплатными шприцами и прочими причиндалами для безопасных инъекций, (благодаря которому, кстати, заражение через шприцы в области снизилось почти вдвое). И появлялась возможность корректного нападения на администрацию, без которого в нынешнее время статья — не статья. Причем, нападение планировалось из глубины веков.

Дело в том, что 250 лет назад на Москву обрушилась чума. Она убивала людей тысячами, а люди, боясь отправки в больницы, прятались и прятали больных и трупы. За два месяца полиция получила официальное уведомление только о двух умерших!

Фаворит императрицы Екатерины Орлов, прибыв в Москву, в первую очередь отдал под госпиталь свой дворец на Вознесенской улице. «Русский человек не болезней, а больниц боится, — сказал он. — Людей надобно не тащить в гошпиталь, а заманивать ласковыми уговорами».

Врачам Орлов назначил тройное жалование, выздоровевшим в больнице платил своеобразные подъемные — холостякам по пять рублей, а семейным по десять. (Напомню цены того времени: баран — 1 рубль, курица — 15 копеек, воз сена — гривенник, фунт бразильского кофе — 40 копеек). Кроме того он пообещал свободу крепостным, если те станут работать при больницах, и множество людей самоотверженно помогали врачам. Орлов, даже, выпустил арестантов из острога, привлекая их к уборке города от трупов. «Вы взаперти сидели, потому все остались здоровыми, — сказал он им, — будьте же мортусами. Надобно всю Москву от дохляков избавить, пожечь трупы, чтоб заразу изничтожить. Тем, кто выживет, обещаю волю вольную». И вся эта разбойная орава не разбежалась, а четко приступила к своим обязанностям.

«Эх, Орлова бы нам, — мог вздохнуть я, — вмиг бы страну от заразы избавил!»

Но, тогда, нельзя было бы не вздохнуть по матушке-императрице. И, уходя еще дальше в историю, воспеть гений Петра Первого, попечалиться об неукротимых опричниках И. Грозного, поскорбить о Ярославе Мудром и дойти по временной шкале к первобытно-общинному строю, когда шприцев не было, а наркотиками пользовались только колдуны и колдуньи.

Крутился еще «крутой» заголовок: «Психушка имени Калинина». Как раз шли выборы, темпераментно размахивал руками Жириновский, мрачные коммунисты теряли голоса, Россия переходила на летнее время, доллар подрастал, как гриб после дождя… И под шумок вполне получалась критическая статья с далеко идущими выводами. И совсем легко было бы вставить в эту статью отрывки из толстой книги ООН. Прямо из оглавления: «Оказание помощи секс-профессионалам Калькутты с целью избежания заражения СПИДом», ««Непальская программа по снижению ущерба для лиц, практикующих внутривенное введение наркотиков», «Роль правительства в обеспечении больниц безопасной кровью», «СПИД и бедность — трудный выбор в области политики здравоохранения», «Задержка роста у детей — сирот в возрасте до 5 лет в зависимости от благосостояния домашнего хозяйства в Кагере, Танзания»…

Ну, а в конце, как водится, резюмировать, что бедлам в калининградской области уже привел к тому, что умирает людей больше, чем рождается, и положение наше гораздо хуже, чем в других регионах России.

Единственное, что меня удерживало, это то, что такая «глобальная» статья подобна лаю пожилой собаки на луну: луне от этого ни жарко, ни холодно.

Я отложил толстые книги, отчеты, записи и магнитофонные ленты и стал вспоминать, что затронуло меня во время обхода злачных мест? Сразу проявился цыганский поселок, где модно одетые дамы, меньше всего похожие на представителей цветастого табора, откровенно и безопасно предлагали дозу. Меня еще удивил жаргон, именующий эту порцию героина чеком. И скромная цена этого «чека» — сто рублей. В Америке, говорят, доза стоит гораздо дороже. Еще запомнились цыганские ребятишки, раскованные, как лесные зверята. Одна чумазая девчонка с гордостью сказала, что немного умеет читать по печатному. Стайка остальных цыганят посмотрела на нее с завистью.

Обвинять в чем-либо цыганских коммерсантов желания не возникло. При Горбачеве они с тем же откровением торговали водкой, а при Брежневе — крышками для консервирования и американскими сигаретами. Был бы спрос!

К тому же, цыганский народ всего лишь внешне находится в 2000 году. Сознание, быт, социальная структура у них еще не вышла за уровень XV–XVI века.

Если вдуматься, на Земле множество народностей одновременно сосуществуют в разных временных слоях: от каменного века до века еще не наступившего. Папуасы Африки, аборигены Австралии, воинственные чеченцы дохристианского периода, агрессивные националисты времен инквизиции, рабы — крестьяне азиатских стран, легионеры в мундирах вооруженных сил, иудейские фанатики… И наряду с ними люди светлые, проповедники любви, братства, люди, заглянувшие за горизонт, люди не только прозревающие будущее, но и живущие там…

Мне представилось, что таким людям дано решать проблемы, которые я пытаюсь изложить. Мне представились чистенькие коттеджи в сосновом бору, где бывшие наркоманы помогают избавиться от зависимости всем, кто этого хочет. Где не шарахаются от ВИЧ-инфицированных, как когда-то шарахались от прокаженных, а помогают им не только выжить, но и просто жить, жить долго и полноценно. Где человеку не нужно идти на панель для того, чтоб заработать 100 рублей на чек. И тем более — на еду.

Я увидел в этой лесной чаще благотворительную лечебницу, которая нынче ютится в маленьких комнатушках подвала. Она напоминала сказочный замок, уютный и целесообразный. На фасаде этого замка был барельеф сердца. И вспомнился рассказ о том, что реабилитация наркозависимого должна идти по четырем направлениям:

биологическая,

психологическая,

социальная,

духовная —

четырехкамерное сердце наркомана.

А платной клиники в этом лесу не было. Она так и осталась в каменных трущобах города. А листик блокнота с вклеенной информацией из газеты «Новые Известия» о раздаче 70 тысяч шприцев в Калининградской области в рамках программы борьбы со СПИДом и наркоманией привлек мое внимание лишь на миг. На нем были комментарии, сделанные главным врачом этой клиники. «Если опубликованная в газете информация о раздаче такого количества шприцев верна, можно констатировать, что имеет место бесконтрольная раздача шприцев всем желающим, а специфическая наркологическая функция не выполняется. Об этом свидетельствует полное отсутствие направлений из пункта обмена шприцев на лечение в нашу клинику». Далее в комментариях шли обычные гадости, которые говорят про конкурентов.

Еще бы, с каждым наркоманом, обратившимся за помощью в благотворительную организацию, платная лечебница теряет больше тысячи долларов. Медики же из движения «Врачи без границ» лечат бесплатно, пациент только покупает в аптеке рекомендованные медикаменты.

Но в той сосновой идиллии, которую я вообразил, они и за лекарства не платили. Деньги на лечение выделялись частными и государственными организациями. Частными — потому, что цивилизованный человек, став богатым, ВСЕГДА помогает нуждающимся (имеется ввиду человек, а не двуногое существо с толстой цепью желтого металла поверх спортивного костюма). А государственными — потому, что государству ВЫГОДНО бесплатно и эффективно лечить ВИЧ-инфицированных и наркозависимых (имеется ввиду государство, в котором умеют считать и знают, что такое геометрическая прогрессия распространения наркотиков и СПИДа. Для тех, кто не знает, напоминаю: 2х2=4, 4х4=16, 16х16=256, 256х256=…).

Стоило мне задуматься об этой самой геометрической прогрессии, как сами собой попались на глаза листки статистических выкладок. Оказывается, в Калининградской области 30 тысяч детей не имеют или отца, или мать; в младенчестве умирают 20 человек на каждую тысячу родившихся; третья часть всех умерших расстались с жизнью в трудоспособном возрасте, в расцвете сил; смертность от алкогольных отравлений превысила среднероссийский уровень в 2,5 раза; заболеваемость туберкулезом в 10 раз выше, чем в среднем по России; каждый год на 20 % увеличивается число детей-инвалидов; только 10 % школьников можно считать здоровыми; растет заболеваемость сифилисом в возрасте до 15 лет; только треть подростков знает, что СПИД неизлечим; 60 % пятиклассниц в анонимном опросе сказали, что мечтают работать проститутками; основными потребителями наркотических веществ являются лица в возрасте до 25 лет; реальное число наркоманов в области около 30 тысяч…

Я с ужасом отложил эти листки, и мне представился Калининград в форме гигантского автомобиля, наращивающего скорость по дороге в ад. А перечисленная статистика обернулась спидометром, стрелка на котором знает только одно движение — вперед. Все быстрей движение, все ближе конечный пункт.

Я насильно заставил себя вернуться в идиллическою мечту, в зеленое братство оздоровительных центров. Собственно, почему идиллическую? Существуют такие общины, во многих странах существуют. И не так уж дорого обходится их содержание.

И мне по какой-то непонятной ассоциации вспомнился, вдруг, ребенок — даун, бродивший по супермаркету Мюнхена. Даже не сам ребенок, доверчиво смотревший на непонятный ему мир, сколько дружелюбное к нему отношение окружающих. У его сверстников даже мысли не возникало его подразнить, напротив, они старались ему помочь.

К чему бы это мне вспомнилось? Мне же заголовок для статьи надо придумывать…

А, может, уже не надо?

P. S.

…Все зависит от точки зрения. По мнению льва человек — существо малоразумное. Он имеет всего одну жену, работает с утра до вечера, мало спит и ест невкусные овощи. С точки зрения человека лев — животное, так как спит по 20 часов в сутки, не работает, имеет множество жен и не ест каши или овощи, ограничивая диету свежим мясом.

С точки зрения рекламодателя потребитель, имеющий деньги и не расходующий их на торговые новинки, не вполне разумен. Как, думает производитель, можно ездить на машине устаревшей модели, пользоваться пылесосом без водной очистки и вибратора, носить двубортные костюмы, когда в моде однобортные, не использовать сверхтонкие прокладки и не петь вместе с магнитофоном, в который (о, чудо!) встроен микрофон, работающий синхронно с воспроизведением.

Для того, чтобы увидеть истину надо отбросить привычные стереотипы мышления. Возьмем для пробы одну нынешнюю догму — наркотики опасны и с их распространением следует бороться.

Действительно, современные СМИ переполнены антинаркотическими материалами. Мужество правоохранительных служб, безжалостность наркобаронов, бедствия наркоманов. Кто-то зарабатывает на наркотиках огромные деньги, кто-то на борьбу с наркодельцами тратит огромные деньги. А наркоманы тайком, в антисанитарных условиях заражаются инфекционным гепатитом, СПИДом и прочими пакостными инфекциями.

В свое время горбачевский антиалкогольный порыв обогатил массу дельцов. Цыгане на радостях в каждом доме вывешивали его портрет. Таксисты портреты не вывешивали. Единственную пользу в общенародном смысле Горбачев (которого, кстати, я уважаю и роль которого в истории России до сих не до конца осознана) принес старикам и старухам: они немного подрабатывали в этот период, что помогало им не умирать с голода. (А милиция с ними — стариками и старушками — активно боролась. Оно естественно, не с воротилами же бороться. Те сами ментам платят с выручки за невмешательство, а к тому же и побить могут.)

Что интересно, так это то, что в этот странный период пили больше и весьма неаккуратно. Было больше отравлений (в ход шли спиртосодержащие суррогаты) и, даже, смертей. Пили поспешно, грубо.

Можно подумать, что только в России такое возможно. Отнюдь! В Америке сухой закон точно так же, если не с большим размахом, обогатил одних и споил других. Крестные отцы (аналог наших «паханов») полуграмотных эмигрантов из Италии так же, наверное, как наши «ромы» вывешивали у себя в особняках портреты президента.

Теперь помыслим нестандартно. Допустим, что запрет на торговлю наркотиками будет снят. И, как это положено в приличных домах, станет государственной монополией. (Спиртное в России всегда было государственной монополией — ничего удивительного).

Кстати, о амбициях государства иметь монополию на все, что выгодно, следует поговорить подробней. Мы вернемся к этой теме. Привлечем в собеседнике Маркса с Энгельсом и поговорим с присущей нам резкостью. Пока же вообразим картину.

Вы заходите в магазин, типа винного, но с аптечными атрибутами. В небогатых магазинах и выбор небогатый: гашиш, винт, кокаин. В солидных — круче: от ЛСД до героина, одноразовый шприц выдается бесплатно. В некоторых магазинах имеется и бар, где вас обслужит опытный медработник, вооруженный жгутом, спиртовой ваткой и тончайшей иглой. Мягкие, глубокие кресла позволяют посетителям тут же, не отходя от кассы, словит кайф. Постоянным покупателям и покупателям с кредокартой общероссийского банка «Приход» скидка 12 процентов.

В конце-то концов, законы эволюции никто не отменял! А опьяняющие и наркотические вещества созданы Природой. Следовательно, они ПРЕДУСМОТРЕНЫ планом развития. Разве исключено, что они для человечества своеобразный тест, КРИТЕРИЙ ОТБОРА!

Собственно, разговор о наркотиках можно свести к раздумьям о любых одурманивающих средствах. Алкоголь, эфирные масла, которыми столь активно дышат неимущие дети, снотворное, нейролептики, транквилизаторы…

Удивительно, сколь много способов выдумал человек для ухода от действительности!

Где-то в близком ряду находятся компьютерные фанаты, болельщики, киноманы, телевизионные маньяки.

Стремление спрятаться от реалий повседневности в химические, зрелищные или виртуальные суррогаты характерны для существующих в пустыне бездуховности. И это стремление охватывает не только нищих россиян, но и перекормленных западников. Большую часть хиппи, к примеру, составляли представители имущих классов.

С точки зрения социума, конечно лучше, если человек одурманивает себя футбольным «тотализатором» или насиживает геморрой за компьютером, телевизором. Но мозги иссушаются одинаково, такой человек становится бесполезным в эволюционном процессе. Зомбированный химическим препаратом только состоянием физиологического здоровья отличается от зомбированного телевизионными штампами или электронными игрушками. Впрочем, это уже тема отдельной книги.

Владимир Ревокур

Сперва появилось объемистое брюхо, туго обтянутое рубахой. Потом вплыл и сам Трейзин. Когда он куда-то входил, он напоминал дирижабль. Когда он присаживался на краешек стула, он напоминал принайтованный дирижабль. Самое невероятное, что и за рулем «мерса» он тоже напоминал дирижабль.

Очень подвижный дирижабль.

Наскоро поздоровавшись, он повлек меня за собой в тот самый «мерс».

— Поехали, поехали, — говорил он, выразительно пошевеливая породистым носом. — Я покажу свои новые наркологические точки. Мы выдаем бесплатно шприцы наркоманам и оказываем им помощь уже в пяти местах, специальные автовагоны получили из Франции. По программе «Врачи без границ…»

Машина тем временем лавировала по узким улочкам бывшего Кенигсберга, выскочила на площадь Свободы и притормозила недалеко от статуи, символизирующей эту самую свободу. По крайней мере, с точки зрения неведомого скульптора. Мне сразу пришел на память абзац из «Отягощенных злом…» Стругацких. Я привычно вызвал его из памяти Проводника: «…висит картина на античный сюжет: Сусанна и сладострастные старцы. Старцы там как старцы, и Сусанна, в общем-то, как Сусанна, но почему-то с большим пенисом, изображенным во всех анатомических подробностях. Рядом с этими подробностями морщинистые физиономии и масленые глазки старцев, и даже их рдеющие плеши приобретают совершенно особенное, не поддающееся описанию выражение».

Калининградская «Свобода» приобретала эту «анатомическую подробность», когда зритель смотрел на нее сбоку, в профиль. Указательный гранитный палец руки, свисающей по мощному бедру, был почему-то оттопырен, будто указывал в «светлое будущее», и при боковом обзоре создавал нужную иллюзию.

Я попытался проверить на Трейзине свою идею фикс.

— Как ты полагаешь? — спросил он. — Ежели собрать на неком острове несколько тысяч младенцев, окружить их разумным изобилием, великолепными педагогами, то не получим ли мы своеобразную новую расу, людей будущего совершенного общества. Ну, а дальше вступит в дело закон геометрической прогрессии, эти дети породят подобных себе и количество их будет увеличиваться… Вот в прошлом, хотя и другие цели ставили, но добивались воспитанием выдающихся результатов. Эсэсовцы из спецшкол… Спартанцы… Даже из наших академических школ вышла целая плеяда ученых. А на этом острове мы будем воспитывать просто людей. Нравственных людей, но суперменов по сравнению с обычными.

Трейзин кивал головой. Потом заговорил. На сей раз он уподобился токующему глухарю. Но то, что он говорил, впечатляло:

— В нашей области 30 тысяч детей не имеют или отца, или мать; в младенчестве умирают 20 человек на каждую тысячу родившихся; третья часть всех умерших расстались с жизнью в трудоспособном возрасте, в расцвете сил; смертность от алкогольных отравлений превысила среднероссийский уровень в 2,5 раза; заболеваемость туберкулезом в 10 раз выше, чем в среднем по России; каждый год на 20 % увеличивается число детей-инвалидов; только 10 % школьников можно считать здоровыми; растет заболеваемость сифилисом в возрасте до 15 лет; только треть подростков знает, что СПИД неизлечим; 60 % пятиклассниц в анонимном опросе сказали, что мечтают работать проститутками; основными потребителями наркотических веществ являются лица в возрасте до 25 лет; реальное число наркоманов в области около 30 тысяч…

Я слушал и таяло раздражение на товарища, который не реагировал на его проект с детьми. А тут проявился цыганский поселок, где модно одетые дамы, меньше всего похожие на представителей цветастого табора, откровенно и безопасно предлагали дозу. Меня еще удивил жаргон, именующий эту порцию героина чеком. И скромная цена этого «чека» — сто рублей. В Америке, говорят, доза стоит гораздо дороже. Еще запомнились цыганские ребятишки, раскованные, как лесные зверята. Одна чумазая девчонка с гордостью сказала, что немного умеет читать по печатному. Стайка остальных цыганят посмотрела на нее с завистью.

Обвинять в чем-либо цыганских коммерсантов желания не возникло. При Горбачеве они с тем же откровением торговали водкой, а при Брежневе — крышками для консервирования и американскими сигаретами. Был бы спрос!

К тому же, цыганский народ всего лишь физически находится в 2000 году. Сознание, быт, социальная структура у них еще не вышла за уровень XV–XVI века. Если вдуматься, на Земле множество народностей одновременно сосуществуют в разных временных слоях: от каменного века до века еще не наступившего. Папуасы Африки, аборигены Австралии, воинственные чеченцы дохристианского периода, агрессивные националисты времен инквизиции, рабы — крестьяне азиатских стран, легионеры в мундирах вооруженных сил, иудейские фанатики… И наряду с ними люди светлые, проповедники любви, братства, люди, заглянувшие за горизонт, люди не только прозревающие будущее, но и живущие там…

Мне представилось, что таким людям дано решать проблемы, которые Трейзин старался изложить. Мне представились чистенькие коттеджи в сосновом бору, где бывшие наркоманы помогают избавиться от зависимости всем, кто этого хочет. Где не шарахаются от ВИЧ-инфицированных, как когда-то шарахались от прокаженных, а помогают им не только выжить, но и просто жить, жить долго и полноценно. Где человеку не нужно идти на панель для того, чтоб заработать 100 рублей на чек. И тем более — на еду.

Я увидел в этой лесной чаще благотворительную лечебницу, которая нынче ютиться в маленьких комнатушках подвала. Она напоминала сказочный замок, уютный и целесообразный. На фасаде этого замка был барельеф сердца. И вспомнился рассказ о том, что реабилитация наркозависимого должна идти по четырем направлениям: биологическая, психологическая, социальная и духовная помощь — четырехкамерное сердце наркомана.

А платной клиники в этом лесу не было. Она так и осталась в каменных трущобах города. И листик блокнота с вклеенной информацией из газеты «Новые Известия» о раздаче 70 тысяч в Калининградской области в рамках программы борьбы со СПИДом и наркоманией привлек мое внимание лишь на миг. Там были комментарии, сделанные руководством платной клиники. «Если опубликованная в газете информация о раздаче такого количества шприцев верна, можно констатировать, что имеет место бесконтрольная раздача шприцев всем желающим, а специфическая наркологическая функция не выполняется. Об этом свидетельствует полное отсутствие направлений из пункта обмена шприцев на лечение в нашу клинику». Далее в комментариях шли обычные гадости, которые говорят про конкурентов. Еще бы, с каждым наркоманом, обратившимся за помощью в благотворительную организацию, платная лечебница теряет больше тысячи долларов. Медики же из движения «Врачи без границ» лечат бесплатно, пациент только покупает в аптеке рекомендованные медикаменты.

Но в той сосновой идиллии, которую я вообразил, они и за лекарства не платили. Деньги на лечение выделялись частными и государственными организациями. Частными — потому, что цивилизованный человек, став богатым, ВСЕГДА помогает нуждающимся (имеется ввиду человек, а не двуногое существо с толстой цепью желтого металла поверх спортивного костюма). А государственными — потому, что государству ВЫГОДНО бесплатно и эффективно лечить ВИЧ-инфицированных и наркозависимых.

Мне представился Калининград в форме гигантского автомобиля, наращивающего скорость по дороге в ад. А перечисленная статистика обернулась спидометром, стрелка на котором знает только одно движение — вперед. Все быстрей движение, все ближе конечный пункт.

Я насильно заставил себя вернуться в идиллическою мечту, в зеленое братство оздоровительных центров. Собственно, почему идиллическую? Существуют такие общины, во многих странах существуют. И не так уж дорого обходится их содержание.

И ему по какой-то непонятной ассоциации вспомнился, вдруг, ребенок-даун, бродивший по супермаркету Мюнхена. Даже не сам ребенок, доверчиво смотревший на непонятный ему мир, сколько дружелюбное к нему отношение окружающих. У его сверстников даже мысли не возникало его подразнить, напротив, они старались ему помочь.

И тогда я совершил поступок. (Хотя давал себе клятву при Трейзине не проявлять своего могущества). Я обратился мыслями к Проводнику, уточнил некоторые нюансы и отдал команду. И буквально тотчас какой-то наркоман заорал:

— Не действует! Ах ты, рожа цыганская, ты что мне дал?!

Дальше — больше.

Лицо Трейзина вытянулось. Хотя, такое, вроде бы, и невозможно.

А мне, вдруг, стало скучно. Я знал все, что теперь будет происходить поэтапно. Как начнется ломка у всех наркоманов области, какие будут трагедии и смерти, сколь сильно удивятся врачи, потому что в больницах наркотики не потеряют своего действия, какая внезапная нагрузка падет на скорую помощь и реанимационные палаты…

Ну вот, подумал я, некто обращал воду в вино, а я — наркотики в воду. В полезный физиологический раствор с витаминами. А на фига, собственно?

И я, сославшись на плохое самочувствие, перехватил такси и уехал, оставив пораженного Трейзина. Меня по ассоциации с последней мыслью посетила идея возродить Иисуса Христа. Если он реально существовал, конечно? И поэтому я спешил в гостиницу вполне человеческим путем — на машине, дабы не пугать окружающих своими чудесами мгновенного перемещения.

Далеко отъехать от цыганского поселка не удалось. ОМОН остановил машину и, поставив нас с шофером «ноги раздвинуть, руки на капот, не шевелиться» в дурацкую позу, начал грубый обыск. Оказалось, что у меня в кармане несколько доз героина. Чудны дела твои, милицейский бог.

Меня грубо забросили в клетку «воронка». Я решил не сопротивляться, позабавиться. Создал себе невидимую подушку, чтоб пощадить попу на жесткой скамейке и «включил» кино, которое давно собирался посмотреть, — «Комедия строгого режима». Фильм оказался великолепным, талантливая пародия на зону. Я досматривал его уже в камере, так как, когда мы прибыли в отделение, я не стал отрываться от просмотра, а, расслабившись, не реагировал на ментов. И они, решив, что я под действием наркоты, просто забросили мое вялое тело в камеру. Я, собственно, не ощущал их действий. Невидимая тончайшая силовая пленка надежно защищала от ушибов и ударов. Сами же они ее не могли обнаружить, потому что она пружинила под их руками, создавая иллюзия осязания.

Александр Скорынин

Новоявленный президент, который пока считался временно исполняющим сию должность, планировал на годы вперед. Предстоящие через несколько месяцев выборы были пустой формальности. Уж что — что, а формировать общественное мнение ГБешники умели давно и хорошо.

Неожиданный взлет несколько ошарашил бывшего разведчика. И он не мог не осознавать, что обязан этим эмоциональному и наивному Ревокуру, который почему-то проникся к нему симпатией.

Скорынин давно составил психопортрет этого человека и выводы были противоречивы. Слабая, несколько психопатическая личность, склонная к необдуманным поступкам и сентиментальности не была готова к тому могуществу, которая по неведомым причинам имела. Действия Ревокура только на первый взгляд были благородными; его попытки уничтожить преступность приносили вред, так как нарушали естественное развитие общества. Да и форма проявления этого благородства была излишне кровавой.

В то же время попытка подчинить себе Ревокура уже привела к непредсказуемым результатам. И, если сегодня результаты были выгодны Скорынину, то завтра могли обернуться против него. Ревокур был страшным оружием, глобальной бомбой, которую могло активировать любое неосторожное движение против него. Его следовало подчинить, но как это сделать Скорынин пока не знал. И над этой задачей работала группа отличных аналитиков.

Кроме того Ревокур и без провокаций со стороны был опасен. И лучшим подтверждением его опасности было недавнее сообщение о происшествии в Калининграде, где наркотики вдруг перестали действовать в любых ситуациях, кроме как в руках медицинских работников.

Скорынин выслушал доклад референта по этому вопросу и удобней устроился за огромным письменным столом. Он еще не переоборудовал кабинет старого президента по своему вкусу, поэтому вынужден был пользоваться архаичными на его взгляд и не вполне удобными вещами в своей кремлевской квартире.

Проблема всемогущего и опасного Ревокура сверлила сознание как огненная игла. Скорынин в который раз углубился в распечатку его психопрофиля. Не того, Который был составлен несколько месяцев назад, а уже более нового, отличного от прежнего. Некоторые, опасные для социума черты, у Ревокура прогрессировали.

Тест СМИЛ. Интерпретация профиля личности

Имя: Владимир Ревокур

Пол: мужской

Возраст: 38 лет

Образование: самообразование

КИ по Фишеру: 137

Физическое состояние: хорошее, спортивное, возрастных патологий почти не обнаружено

Психическое состояние: психотическое, характерное для аутистической личности с выраженными антисоциальными наклонностями (подробнее см. интерпретацию профиля по Уэлшу)

Материальное положение: независимое, информации об источниках дохода для полной оценки недостаточно

Социальные связи: недостаточно информации для выводов

Сексуальные потребности: предположительно бисексуальность

Особые привычки: недостаточно информации; скорей всего патологические

Уязвимые точки психики: агрессивная реакция на критику личности в любой форме, завышенная самооценка своих возможностей, сексуальные отклонения

Код профиля по Уэлшу: 8"4'69-5072/13

Реакция на процедуру тестирования и установка испытуемого.

Результаты исследования недостоверны. Возможные причины: случайный характер ответов, не зависящих от содержания утверждений; выраженный стресс или недостаточная ясность сознания, повлиявшие на понимание утверждений; несерьезное отношение к тестированию.

Клинико-психологические особенности профиля.

Профиль характерен для шизоидной (аутистической) личности или личностных изменений, характерных для шизофрении. Дифференцировка на основании клинических данных.

В данном профиле выявлены признаки психотического состояния.

Эмоциональное состояние.

Настроение повышено. Гиперактивность. Самодовольство, бравада.

Раздражительность.

Выраженность эмоциональных проявлений, глубина переживаний.

Выраженная импульсивность, обусловленность поведения сиюминутными эмоциями.

Вспышки резкого раздражения, гневливости.

Склонность к «застреванию» на отрицательных эмоциях, эмоциональная ригидность.

Эмоциональное своеобразие со снижением способности к эмоциональным контактам.

Эмоциональная холодность.

Жизненная позиция.

Агрессивно-обособленная.

Отношение к другим людям и положение в обществе.

Конфликтность.

Ранимость. Обидчивость. Упрямство.

Недоверчивость.

Обида на окружающих. Убежденность в недоброжелательном отношении людей.

Отсутствие «играния роли». Недостаток дипломатичности. Скептицизм.

Формальность контактов. Эмоциональная отгороженность.

Отсутствие конформности, трудности адаптации в микросоциальной среде.

Независимость позиции.

Эмоциональный подтекст межличностных контактов снижен.

Игнорирование общепринятых социальных норм поведения.

Возможно резкое изменение отношения к конкретным людям под воздействием сиюминутных эмоций или обстоятельств, вплоть до полярного: от восхищения до презрения, от любви до ненависти и т. д.

Неприспособленность к социальным контактам может приводить к асоциальным поступкам или девиантному поведению.

Отношение к собственной личности.

Высокая самооценка. Уверенность в себе. Переоценка собственных возможностей. Недооценка объективных трудностей.

Убежденность в собственной правоте. Трудность переубеждения.

Наиболее вероятные реакции на стресс.

Поведенческие реакции.

Конфликтность. Протестные реакции.

Внешнеобвиняющие реакции. Ощущение недоброжелательного отношения окружающих людей, враждебности.

Агрессивность.

Растерянность. Уход в мир иллюзий, мечтаний, фантазий.

Дистанцирование и эмоциональное отчуждение.

Отношение к своему здоровью.

Спокойное отношение к своему здоровью. Адекватная реакция на существующие соматические заболевания.

Отсутствие ипохондричности и мнительности по отношению к здоровью.

Особенности стиля мышления и ассоциативного процесса.

Иррациональность, выраженное своеобразие, индивидуальность подхода к решению проблем. Своеобразие, иногда — непонятность логики мышления. Расплывчатость суждений.

Импульсивные черты в характере снижают продуманность и взвешенность принимаемых решений, добавляя интуитивный компонент. Кроме того, это снижает использование пережитого опыта и повышает вероятность повторения уже совершенных ошибок.

Снижение критичности.

Ведущие потребности.

Потребность в свободе, активности, избавлении от каких-либо ограничений.

Стремление к сохранению своей индивидуальности.

Потребность в независимости.

Потребность в реализации своеобразных интересов, находящихся в стороне от социальной вовлеченности.

Потребность в реализации собственной импульсивности.

Потребность в отстаивании своей точки зрения.

Владимир Ревокур

Я досмотрел комедию и задумался. Неудобств камеры с ее деревянными нарами и стенами в уродливых набрызгах штукатурки я не замечал, я, похоже, становился «вещью в себе», замкнутой мини-вселенной. Это мне нравилось, так как избавляли от хлопот по обслуживанию собственного тела. И тревожило, потому что я терял многие человеческие склонности. По крайней мере, я так думал.

Я попробовал занять психоанализом, составить приблизительный психопортрет самого себя. Для этого я попросил Проводника выполнить тестирование по методике лучших земных технологий.

Психоанализ не занял много времени. Тут со скрежетом отворилась дверь и охранник повел меня к следователю. Надо было бы доиграть эпизод «Бэтман в ментовке», но интерес уже пропал. Ситуация была хорошей аранжировкой для просмотра «Комедии строгого режима», приятной вдвойне тому, кто немало поколесил по тюрьмам. Сейчас другие мысли меня беспокоили. Я исчез из коридора, даже не взглянув на ошарашенное лицо охранника, и развалился на силовой перине в своем гостиничном номере.

Результаты психотестирования весьма меня обеспокоили. Особенно странно было то, что я — человек с таким количеством отрицательных черт характера — получил могущество и пытался направить его во благо человечества. Хотя, какое там благо! Получается, что я большей частью услаждал свое «Я», свой эгоизм, пытаясь таким образом нейтрализовать свои собственные комплексы неполноценности.

Я был раздражен. Так, как не бывал раздражен и в худшие свои дни, когда сидел без жилья и копейки где-нибудь на вокзале. Или, когда просыпался с похмелья от стеклоочистителя и не на что было опохмелиться.

«Слушай, — спросил я Проводника, — а вы с Матром можете взять под контроль всех жителей Москвы, к примеру?»

«Хоть всей планеты», — хладнокровно ответил он.

«Я имею ввиду, — уточнил я, — что, например, как только у кого-то созреет преступный замысел и он начнет его претворять в действие, о чем ты будешь знать, то Матр тот час примет к нему некие меры материального воздействия. Без моего присутствия на месте происшествия?»

«Без проблем, — сказал Проводник. — Четко определи те мысли и действия, которые относятся к категории преступных. И меру воздействия».

Я задумался.

И пришел к любопытной мысли. Моя нынешняя скука была вызвана именно моим всемогуществом. Я, в сущности, уже жил в неком подобие виртуального мира, без опасностей, без особых эмоций, без чувственных удовольствий. Скатерть-самобранка и полнейшая изолированность от всего — чем это отличается от игровой ситуации виртуального мира, где все понарошку. И я спросил Проводника:

— А можно ли создать мою телесную копию, которая будет не всемогущей, но гибель которой не принесет мне самому серьезного вреда.

— Обычно об этом додумываются гораздо позже, — сказал Проводник, — придется пересмотреть потенциал землян.

— Ах вот как! — сказал я. — Значит твое появление все же именно тест моей расы?!

— Выбирается средний человек из группы мыслящих, — хладнокровно ответил компьютер. — Тестируется некими, чудесными с его точки зрения, ситуациями. И прошедшему тест вручается Проводник. А вместе с ним — судьба планеты. Бывает, что индивидуум уничтожает все живое, а порой — саму планету. Бывает, но редко, что он меняет течение эволюции. Чаще в худшую сторону, но иногда и в худшую. Часто он выпадает из социума, полностью уходит в мир виртуала… Но такая стойкая попытка избежать идеального существования в безопасном воображаемом мире встречается редко. Как и эта идея — размножить сознание на несколько слабых физических тел.

«Знал бы ты, что такое психика хронического алкоголика! — подумал я. — Ничем не мог я победить свои запои, сколько возможностей они у меня отобрали, сколько счастья разрушили. А твой виртуал — тот же запой. И я, профессиональный алкаш, избавившийся от алкогольной зависимости, вовсе не хочу попасть в зависимость другую. Вот и все причины. Все-то вы вселенские боги знаете, но наш российский алкоголизм и вам не знаком. Отсюда и ваши заблуждения по поводу потенциала людского».

Вслух я сказал совсем другое:

— Почему же ты, вдруг, решил открыть карты?

— Несовпадение планируемых параметров приводит к усложнению теста. Теперь на тебя взвалено понимание и, следовательно, ответственность. Посмотрим как теперь поведет себя средний индивидуум, с преобладанием антиобщественных и антисоциальных качеств.

— Вы что же, выбираете не среднего, а худшего?

— Среднего из худших, — лаконично ответил Проводник. — Будем делать твоих клонов с ограниченными возможностями или по спецзаказу?

Александр Скорынин

Президенту сообщили из группы наблюдения за Ревокуром, что он отбыл из Калининграда в неизвестном направлении. С Кипра информировали о том, что Ревокур не появлялся. Скорынин задействовал всех информаторов планеты. Через неделю удалось получить сообщение, что похожий человек купил дом в маленьком сибирском поселке Лесное. Раньше там был леспромхоз, но после перестройки закрылся по неизвестной причине и поселок вымирал. Дом там стоил копейки.

Кроме того, страну захлестнула новая, необъяснимая, напасть. Люди, вошедшие в любое религиозное сооружение: церковь, мечеть, кирху, синагогу, — испытывали нарастающее чувство дискомфорта. И чем дольше они там находились, тем сильней становилось это чувство, усиливаясь до страха. Пасторы, раввины и попы вкупе с аббатами, муллами и прочими религиозными боссами были в отчаяние. Западная пресса писала о новом оружии коммунистов, которым они пытаются свести на нет реформы перестройки. Коммунистические фракции теряли последних сторонников.

Скорынин просмотрел видеозапись, убедился в идентичности нового домовладельца с разыскиваемым, пару часов подумал и, ни с кем не советуясь, отдал приказ поразить поселок ракетой с атомным зарядом. Он знал, какие неприятности придется вынести правительству после этого акта отчаяния, но шел на них. Он чувствовал себя ответственным за мировой порядок, который теперь зависел от слабого и неуравновешенного человечка, обладающего божественным могуществом. И готов был даже к импичменту. Впрочем, средствам массовой информации была спущена «деза» о случайности происшедшего.

Владимир Ревокур

Я материализовался в маленьком сибирском поселке. Раньше тут был леспромхоз, который в результате идиотского свободного рынка почему-то закрылся. Половина домов пустовало, в оставшихся доживали старики и сельские БОМЖи, промышлявшие на жизнь дарами леса, которые продавали пассажирам на полустанке в семнадцати километрах от поселка, и личными огородами. Браконьерили, конечно, в меру сил и старенького оружия. Пытались выжить, короче.

Я купил там дом на самом краю поселка за смешную цену, равную семидесяти долларам. Дело в том, что Матр не умел (я искренне позлорадствовал его неумелости) создавать живое, и для выращивания клонов требовалось время и место.

Разместив в сарае созданное Матром оборудование я уселся на завалинку и затих, вдыхая чистоту первозданной природы, почти не отравленной человеком. Мне было покойно. Захотелось снять защитное поле, но жужжание комаров удержало. Я подышал и ушел в избу, где поужинал и привычно заснул в невидимом коконе, имитирующем великолепное ложе. Уже засыпая, я подумал, что надо бы покрыть защитным куполом сарай, но так и не дал соответствующей команды Проводнику. От кого тут закрываться?

Пробуждение было обычным, неспешным. Я сел на своей виртуально-энергетической кровати, протянул руку за кружкой ароматного кофе, выпил несколько глотков, убрал кружку в невероятные способности Матра, дал команду Проводнику убрать затемнение с кокона. И… ошалел.

Не было дома. Не было леса! Не было ничего!!

Только черный, какой-то жирный пепел, какой, наверное, оставался в печах Освенцима.

Когда-то была молодость. Мечты о нежных губах, нет — устах, о легком пушке на щеке нежной избранницы. Были стихи. Прохладные звезды падали в пригоршни, как роса. Были открыты глаза, жадно вбирающие мир. Не глаза — очи. Были краски.

Потом были тюрьма и холодные закутки враждебного города, где лохматый БОМЖ прятал свое вонючее тело.

И, как последний удар судьбы, — браслет Проводника. Тот, которым еще не умеет распорядиться средний человек этой планеты.

Великое счастье — Исполнение желаний.

Великое несчастье — Исполнение желаний.

Но разве надо, чтоб желания исполнялись? Разве не путь важен?

Исполненное желание — ступор, конечная точка, смерть.

Мне ничего не стоило перенестись из этого ядерного праха в любое место планеты. Что там планеты — Галактики. Но я бродил по вязкому пеплу, проваливаясь по колено, по пояс, по грудь. Силовой «скафандр» защищал меня от убийственного излучения и жары, которой дышал этот ад. Он же помогал мне двигаться без усилий. Я не спрашивал у Проводника: «Кто?» — я и без того знал. Специальная служба превращает людей в чудовищ. И сейчас я смотрел в их глаза.

Александр Скорынин

Когда шум вокруг загадочного атомного взрыва стих президент ушел в трехдневный отпуск. О чем радостные дикторы сообщили по радио и телевидению. По всем программам.

Он сидел в своем кабинете в одной из своих курортных резиденций. В мягком, тончайшей шерсти спортивном костюме и мягких плюшевых тапочках. Было тепло, но камин создавал настроение, поэтому обслуга его запалила. Перед ним на маленьком столике с инкрустациями старинной работы стояла чашка великолепного чая, из которой он прихлебывал понемногу.

Отхлебнет, посмотрит на синеватые змейки пламени, скользящие по добротной сухой древесине аккуратных полешек, еще отхлебнет.

Трудно быть президентом…