Резиденция графа Деверелла в Лондоне впечатляла своим величавым и благородным видом. Фасад четырехэтажного дома был отделан в григорианском стиле красным кирпичом, а узкие высокие окна лишь добавляли благородства всему облику здания. Вьющиеся стебли плюща и диких роз оплетали железные ворота, отделявшие дом от городской улицы.
Джайлз приобрел этот особняк лет десять назад, потому что отец, с первых дней женитьбы почти все время проводивший в Йоркшире, довел их лондонский дом до полного запустения.
Покинув Локхейвен, Дамиан сломя голову помчался в Лондон. Он умышленно гнал от себя все мысли о Хизер, потому что это причиняло невыносимую боль. Он признался себе, что боится дать определение тому чувству, которое испытывал к Хизер Дьювел. Забыть – так будет лучше для всех.
«И кто же эти все? – издевательски поинтересовался внутренний голос. – Не она – это точно. А уж тем более, не ты».
Но, в конце концов, Дамиан убедил себя, что Хизер чуть было, не заставила его забыть о причине его появления в Локхейвене. Если бы ему на глаза не попалась шкатулка, он бы совсем потерял голову и отложил в долгий ящик розыски Джеймса Эллиота.
Дамиан остановил карету у входа в небольшое здание из серого камня неподалеку от Портман-сквер. Здесь располагалась контора Камерона Линдсея.
Сидевший за своим письменным столом Камерон с любопытством бросил взгляд в окно и в восхищении покачал головой, увидев роскошную ярко-красную карету, запряженную четверкой черных, как смоль, рысаков в плюмажах. На двери кареты красовался золотой дворянский герб.
Камерон, сгорая от любопытства, разглядывал богатую карету. Ливрейный лакей торопливо открыл дверцу. Из кареты появился высокий, широкоплечий человек, от островерхой шляпы до начищенных черных сапог одетый по самой последней моде.
У Камерона расширились глаза от изумления. В мгновение ока он оказался возле двери и с легким поклоном встретил знатного посетителя.
– Лорд Деверелл, какая неожиданность! Я собирался выехать завтра утром, чтобы встретиться с вами в Виллоуби.
– Тогда я правильно сделал, что из Локхейвена сразу поехал в Лондон, – коротко сказал Дамиан.
Камерон жестом указал графу на кресло, стоящее возле письменного стола. Кивнув в сторону окна, из которого была видна роскошная карета, он спросил:
– Прошу прощения, но стоит ли делать ваше присутствие здесь столь явным для посторонних глаз?
Прежде, до отъезда Дамиана в Локхейвен, они встречались в уединенных местах. Он старался скрыть свое возвращение в Англию.
– Именно этого я и хочу, Камерон, – холодно улыбнулся Дамиан.
– Простите, милорд? – кустистые брови Камерона вопросительно приподнялись.
– Терпение, Камерон, всему свое время. Сначала расскажи, что делается в Лондоне. Все по-прежнему? Об Эллиоте ни слуху, ни духу?
– Как в воду канул, милорд, – покачал головой Камерон и, помолчав, добавил:
– По правде говоря, я подумываю о том, чтобы предложить вам отказаться от моих услуг и поискать другого сыщика.
– Думаю, это преждевременно, Камерон. Ты работаешь хорошо. Полагаю, дело потихоньку близится к развязке, мой друг, – возразил Дамиан.
Склонившись к Камерону, Дамиан поведал о том, что произошло за это время в Локхейвене. Он не стал скрывать характера своих отношений с хозяйкой, однако воздержался от комментариев. Закончил он рассказом о том, как обнаружил шкатулку своей матери.
Камерон задумчиво погладил подбородок.
– Весьма странно, – пробормотал он. – Но думаю, это подкрепляет нашу догадку, что Эллиот и ваша семья были каким-то образом связаны, – Он взглянул на Дамиана:
– А девушка? Могу поклясться, она утверждает, что ничего про Эллиота не знает.
– Ее родители насмерть разбились в карете, – утвердительно кивнув, коротко ответил Дамиан. – Так, по крайней мере, считает она.
– Вы ей верите, милорд?
– Да, – ответил Дамиан после продолжительного молчания.
Когда дело касалось Хизер, он уже не мог оставаться бесстрастным. Она прочно поселилась в его сердце и мыслях, и изгнать ее оттуда ему не удавалось.
– Я пробыл в Локхейвене около шести недель и выяснил, что успокаиваться рано. Эллиот отыскал Джайлза и заявился в дом Тремейнов с совершенно конкретной целью. Поэтому, мы сделаем вот что. Надеюсь, ты был осмотрителен в своих розысках Эллиота?
– Конечно, – быстро ответил Камерон, начавший догадываться, что хочет предложить Дамиан. – Пожалуй, даже слишком осмотрительным, милорд.
– Я так и думал. Отлично. Теперь надо сделать так, чтобы он пронюхал, что его разыскивают. Мало того, он должен узнать, что его разыскиваю я. – Дамиан сузил глаза. – Если ему нужен был Джайлз, вполне возможно, что ему понадоблюсь и я – последний из Тремейнов. И тогда птичка вылетит из гнездышка раньше, чем ей бы хотелось.
– Значит, вы хотите, чтобы в Лондоне узнали о вашем приезде?
– Именно так, Камерон. Если весь Лондон будет судачить о появлении графа Деверелла, что ж, тем лучше.
Камерон задумчиво пожевал губами.
– Неплохая мысль, милорд. Это может сработать.
– Тогда тебе и карты в руки. – Дамиан слегка похлопал по бедру зажатыми в руке перчатками. – Похоже, Эллиот пока не собирается разыскивать свою дочь. Но очень может быть, он захочет встретиться со мной, – с едва заметной улыбкой договорил Дамиан.
Хизер проснулась от звонкого птичьего щебета за окном. Со дня своего приезда в Лондон она наслаждалась праздностью. Вставала поздно, послеполуденное время проводила за чтением, иногда спускалась к чаю. Она сделала несколько визитов с мамой и Беа и успела побывать на званых вечерах на открытом воздухе. Вчера вечером они посетили оперу, и Хизер получила истинное удовольствие от божественной музыки. Дни в Лондоне были наполнены разными приятными мелочами, и она чувствовала себя на удивление раскрепощенной. Она старалась не думать о Дамиане – особенно о последней ужасной сцене между ними, – и по большей части ей это удавалось. Правда, временами мысли о нем все же пробивали себе дорогу, но тут же беспощадно изгонялись.
Этим утром Хизер сидела у себя в комнате в городском доме Грейсонов. Шляпки, шали, элегантные туфли были беспорядочно разбросаны по полу. На ковре громоздились бесчисленные коробки, а кровать и даже кресла были завалены модной одеждой разнообразнейших расцветок и фасонов. Тут были и выходные наряды из дорогого муслина, и легкие, светлые летние платья, и броские вечерние туалеты. Беа увлеченно копалась во всем этом великолепии.
– Я просто потеряла голову, – горестно заявила Хизер. – Даже не знаю, что на меня нашло. Я никогда не смогу не то что носить это – примерить!
Беа выудила из кучи одежды элегантное вечернее платье лавандового цвета.
– Хизер, ты наденешь его завтра на бал у леди Сатон! – с сияющими глазами заявила она. – Оно потрясающе идет твоим темным волосам! Ты только посмотри – прелесть! Оно чудно подчеркивает твои фиалковые глаза!
– Я даже не знаю, стоит ли мне туда идти, – закусив нижнюю губку, пробормотала Хизер.
Беа и Пегги, младшая сестра маминой ближайшей подруги Софи, уставились на нее с разинутыми ртами. Пегги была милой молодой женщиной невысокого роста и с роскошными каштановыми волосами. За эти несколько мигом пролетевших недель Хизер по достоинству оценила ее общество и дружбу. Пегги первой и высказала вслух их с Беа недоумение:
– Хизер, ты должна пойти! Балы у леди Сатон просто божественны! Это событие года! Все буквально рвутся туда! Клянусь, что таких драгоценностей и нарядов, как там, ты больше нигде не увидишь! Да просто постоять в сторонке и посмотреть – и то интересно!
– Хизер, пожалуйста, не отказывайся! – умоляющим тоном заговорила Беа. – Ведь ты так редко куда-нибудь выбираешься! И потом, – она широко развела руки, – это же Лондон! Между прочим, – добавила Беа, проказливо поблескивая глазами, – мама и папа расстроятся, если ты не пойдешь.
Против этого аргумента Хизер ничего не могла возразить. Она получала огромное удовольствие от посещения театра, оперы, от вечерних приемов в домах лондонской знати. Но бал – совсем другое дело…
Беа воинственно подбоченилась:
– Хизер, во всей этой куче я заметила, по крайней мере, два бальных платья. Ты хочешь, чтобы они истлели?
– Думаю, ты права, Беа, – с неохотой согласилась Хизер.
– Значит, ты идешь?
– Иду, милая, иду.
Беа восторженно захлопала в ладоши:
– Прекрасно, там будет очень весело! – Она повернулась к Пегги:
– Как ты думаешь, граф Деверелл тоже там будет?
– Нетрудно догадаться, – слегка поджала губы Пегги.
Хизер склонила голову набок и с любопытством спросила:
– А кто это такой – граф Деверелл?
Прежде чем Пегги успела открыть рот, Беа затараторила:
– Понимаешь, он совсем недавно приехал в Лондон, и все по нему просто с ума сходят!
– Это правда, – подтвердила Пегги. – Все только о нем и говорят. Я слышала, как вчера за чаем леди Черчилль рассказывала о нем Софи. Она сказала, что никогда не видела, чтобы кто-нибудь двигался с такой грацией. Она употребила именно это выражение. А еще она говорила, что все замолкают от восхищения, как только он входит в комнату.
– Особенно леди, – хихикнула Беа.
Хизер с укоризной посмотрела на сестру, а Пегги с трудом подавила смешок:
– Говорят, он дьявольски хорош! От его пронзительных серых глаз, леди, разве что в обморок не падают.
Серые глаза? У Хизер почему-то екнуло сердце.
– Ну и ну, – подчеркнуто громко сказала она. – Он, должно быть, очень молод, если свет уделяет его появлению столько внимания.
– Кажется, говорили, что ему уже под тридцать, – сказала Пегги.
– Вот тебе раз! Где же он прятался столько лет?
Пегги была настоящим кладезем знаний.
– Много лет назад он уехал из Англии, вот только не могу вспомнить куда. Графский титул он унаследовал после смерти своего брата и тотчас вернулся на родину.
Беа с мечтательным видом опустилась на единственный свободный край кровати.
– Все говорят, что в Лондоне нет мужчины красивее, чем он.
Хизер бросила в ее сторону предостерегающий взгляд. Она не могла не вспомнить, как Беа считала Дамиана самым красивым мужчиной в Англии.
– Хотя для меня он староват, – торопливо добавила Беа. – И все-таки мне очень хочется попасть на бал! Ты же мне все-все расскажешь, правда, Хизер?
Взгляд Хизер смягчился. Она поднялась и поцеловала Беа в лоб.
– Осмелюсь заметить, что на будущий год тебя ждет не один бал, моя дорогая. Не сомневаюсь, что бал у леди Сатон будет еще грандиознее, чем завтра. – Она улыбнулась:
– И тогда обо всем мне будешь рассказывать уже ты.
По правде сказать, вечером следующего дня, больше переживала по поводу приготовлений к балу не Хизер, а Беа. Когда Хизер отправилась принимать ванну, Беа уже успела влить в воду пахучее розовое масло, а потом нарвала в саду маленьких белых роз, чтобы горничная вплела их в волосы сестры.
Хизер предоставила сестре полную свободу, и та не замедлила разложить перед ней, приведшее ее вчера в восторг, лавандовое платье. Горничная застегнула крючки на спине, и Хизер повернулась в Беа. Та, ахнув, стиснула на груди руки:
– Хизер! Боже мой, Хизер, ты прямо как сказочная принцесса!
– Ты преувеличиваешь, дорогая, – рассмеялась Хизер.
– Ничуть, пойди и посмотри сама!
И Беа подтолкнула ее к стоящему в углу высокому зеркалу. Собрав все свое мужество, Хизер подняла голову и замерла. Она действительно была очень красива. Черные волосы были зачесаны вверх и перевиты маленькими розами. Чуть присобранные рукава платья заканчивались узкими манжетами, жесткий корсаж подчеркивал тонкую талию. Беа оказалась права – бледно-лавандовое платье чудесно оттеняло ее матовую кожу и удивительно шло к фиалковым глазам. Но декольте, пожалуй, чересчур глубокое: плечи и грудь были слишком обнажены.
Хизер непроизвольно прикрыла грудь руками.
– Я и не думала, что вырез такой низкий. Я прямо полуголая!
– Так это же бальное платье, дурочка! – Беа гордо выпрямилась, выпятив грудь вперед. – Мужчины это просто обожают, – добавила она с серьезным видом, хотя в ее глазах плясали веселые огоньки.
– Опять ты за свое! – Хизер шутливо шлепнула ее по руке и, опираясь на трость, направилась к двери.
Беа проводила ее до лестничной площадки, а потом с криком: «Она идет! Она идет!» – ринулась вниз по лестнице.
Майлз и Виктория, стоявшие в вестибюле, повернулись на ее голос. Беа в нетерпении ждала, когда Хизер спустится, и, как только та достигла последней ступеньки, склонилась перед сестрой в глубоком поклоне, а затем резко выпрямилась, выбросив вверх руки в торжественном приветствии. Хизер едва удержалась от смеха.
Отец шагнул к ней и подал руку.
– Кроха, ты прекрасна!
Виктория вообще не могла вымолвить ни слова. У нее перехватило дыхание, на глаза навернулись слезы.
Хизер захотелось плакать. Как ни любила она маму и папу, в глубине души ей хотелось, чтобы сейчас ее увидел Дамиан…
Особняк Сатонов сиял огнями. Ливрейный лакей провел их в дом, где гостей встречала хозяйка, леди Сатон – статная блондинка лет сорока в изысканном вечернем туалете. Леди Сатон и Виктория сердечно поздоровались. Майлз поцеловал протянутую ему руку в перчатке.
– Анабелла, помнишь мою дочь – Хизер Дьювел?
– Хизер, ну конечно! – с живостью воскликнула хозяйка. – Боже мой, вы же были совсем ребенком, когда мы последний раз виделись!
Хизер присела в низком реверансе:
– С моего последнего приезда в Лондон прошло достаточно времени.
– Боюсь, на нее дурно влияет Майлз, – вмешалась в разговор Виктория. – Хизер, как и он, предпочитает простую деревенскую жизнь. – Она взяла мужа под руку и, слегка склонив голову ему на плечо, добавила:
– Только не подумай, что я жалуюсь!
– Ну что ты, дорогая! – шутливо ответила леди Сатон. – Думаю, вы с Майлзом – единственные, кто любит друг друга так же, как в первый день после свадьбы! Такое теперь не в моде! – И она визгливо рассмеялась.
Хизер вспыхнула. Никогда еще она не завидовала маме и папе так, как сейчас. Ей хотелось такой же любви, любви, которой не надо было стыдиться, как они не стыдились своей. Сердце кричало о несправедливости, потому что такой любви у нее никогда не будет…
Она почувствовала себя лишней, но понимала, что неприлично уходить так рано. И хотя все, кому ее представляли, были милыми и любезными, Хизер испытала облегчение, увидев входившую в зал Пегги. К этому времени дом уже был переполнен гостями. Слуги разносили напитки и закуски, от разнообразия, которых просто глаза разбегались. В гостиной и танцевальном зале стоял оживленный гул голосов, раздавались взрывы веселого смеха. В богато обставленной столовой был накрыт роскошный стол, но Хизер, сидя рядом с отцом, почти ничего не ела, пораженная обилием впечатлений. Все лица сливались в одно, и она не могла сосредоточиться, не могла никого запомнить.
После обеда у мамы разболелась голова. Майлз отвел Хизер в сторону и сказал, что они решили уехать пораньше. Хизер собралась было ехать с родителями, но Пегги принялась упрашивать ее остаться. Виктория поддержала Пегги, сказав, что они пришлют за ней карету. И Хизер решила ненадолго остаться.
Пегги взяла с подноса два высоких бокала с шампанским и кивнула в сторону бархатных кресел у противоположной стены гостиной. Когда они сели, подруга протянула Хизер бокал.
– Итак, Хизер, что ты думаешь о бале? Разве я не права? Разве это не событие года?
Хизер огляделась вокруг. Парча и атлас нарядов, обнаженные плечи женщин, украшенные драгоценностями, – бриллианты, рубины, изумруды таинственно мерцали в свете сотен зажженных свечей. Мужчины пышностью нарядов успешно конкурировали с женщинами. Тонкий запах духов смешивался с пьянящим ароматом живых цветов.
– Право, и не знаю, что сказать, – засмеялась Хизер. – Такого обилия украшений я не видела никогда. – И, понизив голос, добавила:
– Знаешь, мама перед уходом показала мне премьер-министра.
– Правда? – У Пегги даже глаза округлились от изумления.
Хизер кивнула. Допив шампанское, она поставила бокал на поднос проходящего мимо лакея.
Вдруг Пегги, тихонько ахнув, возбужденно схватила ее за руку.
– Это он!
– О ком ты?
– Посмотри, это граф Деверелл!
Хизер презрительно сморщила носик. «Какой-то там граф, пусть и первый красавец, это вам не премьер-министр», – высокомерно подумала она.
Хизер повернула голову и едва не потеряла сознание. Высокая, красивая фигура, пышные черные волосы, классический профиль – в гостиную входил Дамиан.