Исполнитель

Латынь в России не в моде, но по особенным случаям её всё-таки вспоминают. Вот, к примеру, сейчас резко возросла цитируемость одного латинского изречения. Знатоки приводят его на языке квиритов — «de mortuis aut bene, aut nihil». Люди попроще удовлетворяются переводом: «о мёртвых либо хорошо, либо ничего».

Впрочем, приписывается фразочка не римлянам, а древнегреческому мудрецу Хилону и восходит, судя по всему, к архаике, к культу предков. Мёртвых почитали и боялись — ну и, соответственно, старались не будить лихо.

В наше просвещённое время aut bene, aut nihil обычно играет роль последнего прибежища негодяя. Когда испускает дух какая-то особенная гадина, хор гадов поменьше дисциплинированно заводит козлиную песнь о высоком таинстве смерти, недопустимости плясок на костях и плевков на могилку, о хороших манерах и скотстве толпы. Попутно желая мучительной смерти всем тем, кто честно называет покойника мразью и поминает всё то зло, которое он успел совершить, пока поганил землю своим присутствием. «Как же можно, вы звери, господа, поучитесь сдержанности у античных образцов».

Ну, античные образцы мы знаем. Те же латиняне не скупились на хулу в адрес покойников, особенно высокопоставленных. Полезно в этом смысле почитать хотя бы «Жизнь двенадцати цезарей» Светония, который кое-где и Проханову даст фору. Для людей же со вкусом порекомендую сенековский «Apocolocyntosis», или «Отыквление» — злюшую сатиру, написанную в адрес свежепреставившегося императора Клавдия, не отличавшегося особыми достоинствами, но по политическим причинам обожествлённого.

Сейчас в России готовится обожествление «первого президента» Эрефии. Разумеется, под истерические вопли — aut bene! aut nihil! aut nihil! aut nihil! Уж оченно запомнился покойный своими деяниями.

Моё положение несколько лучше сенековского. Я сказал всё, что о Ельцине думаю, при его жизни, так что ни одна падла не посмеет мне заявить, что я, дескать, топчу труп. Хотя этот конкретный труп заслужил не то что топтания, а ---.

Поэтому не буду повторяться. Поговорим лучше о том, чего нам ждать от Бориски сейчас.

Во-первых, нужно отдавать себе отчёт в том, что физическая смерть этого существа ещё не означает, что с ним покончено. Нет, я не имею в виду ничего мистического или инфернального. Но если под жизнью понимать полноценное функционирование — в данном случае, в политике и в общественном сознании — то смерть может стать началом карьеры. Вот, к примеру, Ленин по-настоящему заработал (то бишь зажил) именно после смерти. И какое-то время был существенно живее многих живых. А собирался быть живее всех — правда, не вышло, но всё-таки… Так что у Ельцина есть перспектива. Тем более, очень многие заинтересованы в продолжении его политической карьеры.

Теперь вопрос: кем назначат покойника и какую работу доверят?

Со вторым всё более или менее ясно. Живой (или полудохлый, это не столь важно) Ельцин разрушал Россию и уничтожал русский народ. Мёртвый будет делать то же самое, но другими средствами. Вопрос в том, какими именно.

Начнём с очевидного. Уже сейчас Ельцина начинают бодренько так рядить в одежды «русского царя», то есть «типичного русского у власти», «русского мужика, дорвавшегося до трона» и т.п. Уже всякая погань раскрякалась о том, что Ельцин-де был «плоть от плоти народной стихии», «вырвался из тёмных глубин русского подсознания», что его поганые «загогулины» выражали «типичный русский менталитет», ну и вообще[1]. Дальше этого кряка будет больше, пока «русскость» ЕБНа не закрепится в общественном сознании как непреложный факт.

Прожимается это с простой и очевидной целью: наглядно показать русским людям, что сами русские не могут и не должны управлять Россией. Вот, дескать, дали вам «русского царя» — и смотрите, чего он натворил, как накуролесил. А дальше интимным шепотком — «будем же имперцами, призовём варягов, посадим на царство какого-нибудь чудесного осетина».

Ну что ж. Разберёмся. Начнём с самого грубого, этнического момента. Так вот, признаем для начала простую истину: нет никаких оснований считать Ельцина русским. Впрочем, нет оснований и к обратному. Старопатриотовский «Эльцинд» — скорее всего выдумка. Просто-напросто в биографии этого человека имеется столько всяких неувязок и тёмных мест, что делать выводы о его национальной принадлежности по меньшей мере преждевременно. Тут нужно повесить большой и жирный знак вопроса. И все заявления на тему его «русскости» следует презрительно игнорировать вплоть до выяснения всех обстоятельств. И вообще, сначала с Лениным разберитесь, вот уж где «всё вроде бы известно», ан нет, до сих пор гремят баталии. А до выяснения — никшните, витии. Был ли Ельцин русским по крови — это науке неизвестно.

Но вот что науке известно точно. Борис Николаевич, уже будучи «на троне», вполне сознательно и довольно талантливо изображал из себя «типового русского мужика». Причём не такого, каким мужик на самом деле бывает — а мужика анекдотического, театрального, книжного.

Он валял ваньку и плясал петрушку, причём с разбором, с учётом аудитории. Перед иностранцами он демонстративно напивался и «дирижировал оркестром», щёлкая деревянными ложками (классическая картинка из западной книжки про русских дурачков). Перед «дорогими россиянами» — рыкал, рвал рубаху на груди и картинно дурил. Перед либералами либеральничал, да так, что Новодворская до сих пор с умилением вспоминает дорогого Бориса Николаевича. Бывшим партейным показывал обкомовский норов и повадки, и тоже весьма убедительно. И во все эти роли он обязательно подпускал алярюсса, для каждой аудитории — в привычном и ожидаемом для неё обличье.

Важнейшей из его ролей, конечно, была роль «дурака у власти», причём именно что русского дурака. Тут важны оба слова — «русский» и «дурак». «Дурак» плюс «власть» на фоне «русского» даёт, разумеется, «самодура». Самодура Ельцин из себя и корчил, причём исполнение было отменным, на станиславское «верю». Здесь шло в ход всё — и пресловутое пьянство (практически не скрывавшееся, а подчёркивавшееся официальной[2] пропагандой), и особое ельцинское рыканье и «словечки», и оформленные под барский каприз решения, все эти «рокировочки» и «загогулины». Весь этот псевдорусский стиль — именно что псевдорусский, лубочно-карикатурный — выдерживался исполнителем роли очень тщательно, с явным расчётом на будущее.

Был ли Ельцин самодуром на самом деле? Очевидно, нет. Человек бежал по очень тонкому ледку и ни разу не споткнулся — это, наверное, о чём-то говорит. Более того, если проанализировать его действия подробно, мы найдём, что наиболее рационален он был как раз там, где решения оформлялись как чистая дурь и тяп-ляп с кондачка. Например, официальная версия Беловежья звучала так: «собрались мужики, выпили, бумажки подписали, потом бац». Такое же «выпили» и «бац» мы встречаем везде, где принимались важнейшие решения. Многие до сих пор верят, что в 1993 году «Ельцин был пьян» и «отдал приказ с бодуна».

Уже отмеченную успешность Бориса Николаевича как политика принято объяснять его «звериным инстинктом власти». Дескать, сидела в Ельцине этакая тёмная кряжистая сила, этакий медвежий дух, которым он и заламывал всех супротивников. Разумеется, миф о ельцинских «инстинктах» является оборотной стороной мифа о «русском самодуре». На самом деле ЕБН, как большинство хороших актёров, был человеком с крайне лабильной психикой, пил «от нервов», и, судя по всему, был крайне зависим от чужого мнения и чужих решений. Что не мешало, а, наоборот, помогало ему хорошо исполнять роль.

Здесь же возникает ещё одна тема — Ельцина как «сильной личности». Повторюсь: Борис Николаевич неплохо изображал «сильную личность» системы «держите меня семеро». На практике же «лев» Ельцин вёл себя в политике как типичная «лиса». Выстроенная им «система сдержек и противовесов», с постоянными перестановками, демонстративным фаворитизмом и не менее демонстративными опалами, всесильными временщиками т.п. — это вполне узнаваемая «лисья нора» с её милыми нравами.

На этом закончим с личными качествами «первого президента». И перейдём к иному мифу — о «свободах и вольностях», которые, дескать, при Ельцине цвели, а потом зачахли.

Обычно поминают экономическую свободу вообще и в особенности свободу слова, от экономизма происходящую. Дескать, при Бориске можно было писать о чём хошь и получать за это реальные бабки. Не то что теперь, когда бабки — и не такие уж густые — выписывают только за глубокий лизинг нацпроектов и клиторинг суверенной демокры.

Тут уж позвольте немного прямой речи. Видит Бог, мне самому преомерзительны и нацпроекты, и суверенная демокра. Но у меня ещё не отшибло память. При Ельцине цензура и пропаганда действовали не хуже, а куда лучше нынешних. Просто они были временно переданы в частные руки. Разумеется, не самим ебном, а настоящими режиссёрами спектакля, в котором Ельцин отыгрывал свою роль. Но цензура была настолько плотная, что неугодному автору не было ну ни малейших шансов протолкнуться даже вместе с толпой. Да, выходило множество всяких изданий, но все они были на один фасон и писалось в них, в общем-то, одно и то же. За исключением нескольких специально отведённых резерваций, типа газеты «День» (которая «Завтра»), ничего сколько-нибудь противоречащего генлинии агитпропа не допускалось даже в мелочах. Везде сидели люди с длинными носами и нюхали текст, не содержится ли там какая крамола. Доходило до идиотизма — например, невинное фэнтези одного очень популярного писателя вызвало подозрение в антисемитизме, так как на одной из иллюстраций был изображён отталкивающего вида гном, которого держал за шкирман герой славянской наружности. Писателю пришлось объясняться, чтобы не поиметь проблем с издательством… И это никого не удивляло — поскольку таковы были стандарты.

Ровно то же самое можно сказать и о прочих ельцинских «свободах», в том числе экономических. Они были даны очень маленькой группе людей, которых «назначили богатыми». Всех остальных отодвинули от сколько-нибудь перспективной «экономической жизни» — и в особенности русских. «Споро богатеть» разрешили только тем, кому выписали на это дело особливый ярлык. Впрочем, ярлыки выписывались и на другие занятия. Например, на разбой. Искусственный характер «разгула преступности» (когда были специально разгуляны «группировки», а «правоохранительным органам» прямо запрещалось вмешиваться) сейчас уже вполне очевиден. Ну а пропаганда преступного образа жизни (помните времена, когда все школьники мечтали стать киллерами, а девочки — путанами?) шла такими темпами, что мама не горюй.

Особая тема — ельцинские «выборы», начиная с местных и кончая президентскими. Сейчас, на фоне окончательной отмены демократического фасада Эрефии, те времена могут показаться торжеством демократии. И опять же — не надо, товарищи, заблуждаться. Именно при Ельцине были легализованы и поставлены на поток самые гнусные приёмы «работы с электоратом». Тогда же был взят курс на массовое оскотинивание населения — именно в целях повышения управляемости. Впрочем, когда было нужно, Ельцин спокойно применял насилие. Нынешнее омоновское государство вполне отвратительно — но вот только не надо забывать девяноста третий год и горящий парламент. А также «выборы» девяноста шестого — и всё то прекрасное, что говорилось и делалось в это славное время. Эти два рекорда — насилия и лжи — не удалось пока побить даже нынешнему россиянскому режиму, отнюдь не гнушающемуся ни ложью, ни насилием. И тем не менее.

Ельцинские «свободы» отличались от свободы настоящей примерно так же, как ночь любви от грязного изнасилования в подворотне. Что, кстати, объясняет массовое отвращение к любому «либерализму», даже в тех ситуациях, когда он, по идее, оправдан и полезен. Секс — тоже хорошая вещь, но мы же не удивляемся, что у изнасилованной женщины может выработаться несколько предвзятое отношение к интиму, не так ли?

Но и это в сторону. Обратимся к ещё одному мифу. О Ельцине, которого «любил народ». Любил, всё прощал и вообще находил вкус в Борисе Николаевиче.

Опять же. О причинах совершенно шизофренической ельциномании времён перестройки стоило бы поговорить отдельно. Я ещё помню, как это выглядело. На мой тогдашний взгляд — да и на сегодняшний — речь шла о массовом психозе, умело разогреваемом через телевизор. Массовый психоз — не такая уж редкая вещь. Вот только путать его с настоящей популярностью (и уж тем более «всенародной любовью») всё-таки не следует. Не потому, что одно хорошо, а другое плохо — а потому, что это вообще разные вещи.

На чём играл Ельцин? Как ни странно, на жалости. Вечно заушаемый и заглушаемый, изгнанный из Политбюро, брошенный, как Буратино, в речку с моста, он хорошо исполнял роль жертвы. Сначала злых властей, потом — обстоятельств, потом — окружения, и всегда — своего нрава. Разумеется, это была тоже игра. Жертвой он никогда не был, как не был и героем .. Сейчас старые чувства могут всколыхнуться в связи с новым трагическим обстоятельством — смертью. «Жалко» по отношению к Ельцину — привычное чувство.

В связи с этим — последняя тема. Существует этакое «конспирологическое» мнение, что Ельцин, дескать, помер ещё во время первых «выборов», а его роль исполнял некий «двойник». Я считаю это не совсем невероятным — но не столь уж важным. Сам Ельцин был прежде всего исполнителем роли, написанной неведомыми нам режиссёрами. Какая разница, кто дальше играл эту роль — он сам или какой-нибудь заместитель, или заместитель заместителя? Зато прекращение исполнения — важный, осмысленный акт. В связи с этим корректно ставить вопрос так: с какой целью умер Ельцин и чего этим хотят достичь?

Думаю, ответ мы узнаем очень скоро.