Пора было пить чай.
Профессор принес большой заварочный чайник и важно водрузил на стол.
Ефим с Анной занялись транспортировкой из профессорской кухни крутобоких синих чашек в белый горошек и большой вазы с конфетами.
Чай удался. Но едва они успели сделать по глотку, как их головы повернулись к решетчатому забору.
У калитки остановился белый внедорожник. Своим зализанным блестящим корпусом он походил на гигантский обмылок. Сочно чмокнули автомобильные двери, и на улице появились трое рослых мужчин в строгих костюмах и галстуках. Головы двух развернулись в противоположные стороны. Казалось, они прощупывают окружающее пространство, словно локаторы.
Третий пассажир открыл калитку и направился к веранде.
Шел он неторопливо, но уверенно. Ощущалось: знал, куда идет и зачем.
Приблизившись к веранде, гость весело произнес:
– Добрый вечер!
Ефим вгляделся: рост – средний, фигура – стандартная, черты лица – правильные. Что-то конкретное и не отметишь.
«Для оперативника – прямо идеальная внешность… – подумал он. – И словесный портрет-то не составишь… Даже возраст не понятен. То ли тридцать, то ли сорок, то ли уже и полтинник стукнуло…»
– А, вы к кому? – спросил профессор, держа на весу чашку с чаем.
– А, к вам! К вам, Леонид Иванович! – белозубо улыбнулся визитер.
– Да? Ну, что же, поднимайтесь, – радушным тоном произнес старый лис. – Какая нужда привела?
Мужчина встал напротив профессорского стула и тоном, сразу ставшим очень серьезным, произнес:
– Позвольте представиться. Полковник Тубальцев Борис Игоревич. Федеральная служба безопасности.
– О! – уважительно приподнял брови профессор.
Майор Мимикьянов мысленно удивился и решил обратиться к гостю с просьбой. Но старый лис и сам доверчивостью не отличался.
– Простите, ради бога! – извиняющимся тоном произнес он. – А можно на ваши документы взглянуть? Знаете, порядок, есть порядок…
Гость не выразил ни малейшего неудовольствия. Он с готовностью достал из внутреннего кармана красную книжечку и протянул ее Вулканову.
Профессор раскрыл удостоверение и долго изучал. Потом вернул гостю.
– Все в порядке. – склонив голову к плечу, произнес он.
Полковник Тубальцев усмехнулся и спрятал книжечку во внутренний карман.
– Прошу садиться, – кивнул профессор на свободный стул.
Но гость садиться не стал.
– Я, Леонид Иванович, к вам по поводу недавнего инцидента, – сказал он.
– Да? – вздернул Вулканов свои черные с серебряными искрами брови. – Так ведь инцидент закончился благополучно. Ничего серьезного не пропало. Все в порядке…
– Вот и хорошо, что в порядке, – уверенным голосом опытного доктора произнес гость. – Мое дело и состоит в том, чтобы в этом убедиться. И доложить руководству.
Не утерпев, решила обратить на себя внимание и актриса.
– Да, вы все-таки присядьте… – обратилась Аршавская к стоящему мужчине. – Чаю с нами выпейте!
– Я бы с радостью с вами посидел и чаю попил в такой тишине, – рука гостя описала окружность. – Да, некогда! Служба! Так что, уважаемый Леонид Иванович, прошу вас, оторваться от чая минуток на десять-пятнадцать. Мы пройдем к вам в кабинет и там обо все поговорим.
Профессор помолчал и взглянул в сторону Ефима. Майор едва заметно кивнул головой.
– А присутствующие нас простят… сказал Тубальцев. – Правда, ведь, простите нас? – перевел он внимательный взгляд с профессора на Аршавскую, а, затем, на Мимикьянова.
– Только, если недолго… – мелодичным голосом пропела Аршавская.
Ефим изобразил тупую гримасу полного равнодушия.
– Вот и ладно, – весело произнес Тубальцев. – Ну, что ж, идемте, Леонид Иванович. Слово офицера: пятнадцать минут. Не больше!
Гость улыбался, даже веерок добрых морщинок появился в уголках глаз.
Профессор поднялся и, сделал жест в направлении двери, ведущей в его половину дома:
– Ну, что же, раз никто не протестует, прошу в мои апартаменты!
Они вошли в дом, и гость плотно прикрыл за собой дверь.
Как только она закрылась, Ефим нарочито громко произнес:
– Аня, давай я помогу тебе посуду вымыть!
Анна Сергеевна удивленно посмотрела на него: они только приступили к чаепитью, куда спешить? Посуда в раковине никуда ведь не убежит. Но ее замешательство длилось лишь мгновение. Все-таки, Аршавская была профессиональная актриса и умела моментально реагировать на посыл товарища по сцене.
– Ой, Фима, какой ты молодец! А то я с такой горой посуды одна до самой ночи провожусь! – так же громко, как и Ефим, совершенно естественным тоном отозвалась она.
Анна спросила взглядом майора: «Правильно ответила? Попала в мизансцену?»
Майор также безмолвно послал глазами сигнал: «Именно то, что нужно.»
Анна встала и направилась в свою половину.
Через пол минуты поднялся и майор. Он бросил взгляд на улицу. Двое мужчин по-прежнему были на своих позициях. Похоже, обмен репликами между ним и актрисой они услышали.
Ефим демонстративно потянулся и отправился вслед за Аршавской за тюлевую занавеску.
Афиши у Анны Сергеевны висели даже в спальне.
Но афиши майору не мешали. Мешало скользкое шелковое покрывало на кровати. Он начинал съезжать вниз, как только прижимал ухо к оклеенной обоями стене за изголовьем кровати.
Стена отделяла спальню актрисы Аршавской от кабинета профессора Вулканова. Она была не капитальной, сделана из двух листов фанеры и в двух местах имела хорошую звукопроницаемость. Особенно, если плотно приложить к ней ухо.
Об этом знали и Анна и Леонид Иванович. Но, разумеется, не мог знать человек, назвавший себя Борисом Игоревичем Тубальцевым.
– Вот и хорошо, что в вашем сейфе не было ничего ценного! – услышал майор голос гостя за тонкой стеной. – Правильно! Главные ценности надо хранить в таком месте, где никто не подумает искать! А сейф, это – первое, что приходит в голову!
– Я не совсем понимаю вас… – ответил ему голос Вулканова. – О каких ценностях вы говорите?… Поверьте, никаких ценностей у меня нет, и не было.
Похоже, профессор представлял, где в данное время находится майор Мимикьянов: он определенно говорил громче, чем обычно.
– Леонид Иванович, но вы же государственный человек! – быстро ответил Тубальцев. – Вы же должны понимать, если мы задаем вопросы, значит, это не случайно! Значит, это согласовано со всеми, с кем положено! –
Его голос звучал серьезно и внушительно.
– Да, вы скажите толком, о каких ценностях вы говорите! – голос Вулканова слышался совсем отчетливо. Похоже, он подошел к стене вплотную.
– Как – о каких? Как – о каких? – за стеной зазвучало предельное удивление. – Конечно, о материалах к вашей разработке «Способ связи с Большим Сознанием»!
– Борис Игоревич, – убеждающим тоном проговорил профессор. –Поверьте, уходя на пенсию, я сдал все материалы! У меня ничего нет!
– Леонид Иванович, вы что, не понимаете, насколько все серьезно? – спросил Тубальцев проникновенно. – Только представьте, если, скажем, – не дай Бог конечно! – террористы завладеют этими материалами, а? Тогда все наши группы и отряды «Антитеррор» можно отправлять на свалку! Да и всех нас! Да, что нас? Тогда беззащитными окажутся даже люди на самом верху! Вы это понимаете, Леонид Иванович?
Голос Бориса Игоревича звучал так, будто он находился здесь же, в Аниной спальне.
– Я понимаю! – не менее громко слышались и слова, произносимые Вулкановым. – Но у меня нет никаких материалов по этой теме! Вы понимаете: нет! И уж тем, кому положено, это должны знать!
– Леонид Иванович!
– Ну, что мне поклясться, что ли? Страшной клятвой?
Артистка Аршавская присела за кроватью в углу, где по прихоти законов акустики находилось второе место повышенной звукопроницаемости. Такое поведение артистки было проявлением женского любопытства и нарушением всех правил приличия. Не говоря уж о правилах поведения внештатной агентуры. Ефим хотел сделать ей замечание. Но не рискнул: звукопроницаемость работает в обе стороны. Его слова могли услышать в профессорском кабинете.
Анна Сергеевна же была настолько увлечена своим занятием, что не замечала даже задравшийся подол своего домашнего халатика. Он не только не закрывал ее солидные бедра, но вообще находился на поясе.