Исполняющий чужие желания

Я отпускаю тебя

Первым порывом было бежать, сломя голову. Прочь! Прочь от этой тонущей в темноте комнаты, освещенной призрачным сиянием пентаграммы. Прочь от чудовища с окровавленными руками и безумным взглядом.

Даша рванулась было вниз по лестнице, но тьма, сгущавшаяся по углам кабинета вдруг метнулась к Наору, окутывая его плащом, а затем, повинуясь его жесту, затопила лестничную площадку третьего этажа.

— Стоять! — рявкнул Наор страшным голосом. Но Даша и так не могла сдвинуться с места, барахтаясь в вязкой и липкой тьме, как муха, попавшая в паутину. Ужас пронзил ее до самого сердца. Наор еще ее не видел, но неотвратимо приближался к ограждению лестницы, за которым она пряталась, и отсюда она могла видеть его перекошенное от ярости лицо.

Она попыталась закричать, но вдруг поняла, что в облепившей ее тьме она не может ни вдохнуть, ни выдохнуть. Внутри ее все похолодело. От этого безумца можно было ожидать чего угодно. Он был силен, страшно силен. И настолько же одержим!

Нет! Нет! Только не это! Даша тщетно пыталась разорвать нити темной силы, сдавливающие ее все сильнее и сильнее. Это была та самая магия, которую пустил в ход Наор при их первой встрече, и которая оказалась бессильна перед джинном.

Джинн! Если бы только у нее в руках была бутылка, она бы постучала по ней, и Иббрис тотчас бы явился и спас ее!

Стоило ей только пожелать, как бутылка словно сама собой оказалась в правой руке.

— Ты-ы-ы! — проревел Наор, перемахнув через ограждение и оказавшись прямо перед ней на верхней ступени лестницы. — Как ты посмела следить за мной!

Даша в ужасе смотрела на него снизу вверх, как кролик на удава. Одного его вида было достаточно, чтобы умереть от разрыва сердца в тот миг, как увидишь его. От пронизывающего, как ледяной ветер, первобытного неразумного страха, Даша забыла обо всем на свете, глядя на нависшего над ней мужчину широко раскрытыми глазами. В его темно-синих, как ночное небо, глазах сверкали серебристые молнии, по коже и вставшим дыбом черным волосам пробегали голубые, сияющие нестерпимым блеском, грозовые разряды, а тьма окутывала его так плотно, что стало не видно ничего вокруг. Весь мир потонул в непроглядной черной мгле, которая не была однородна, а колебалась, как развевающиеся по ветру рваные ленты.

— Прошу… — прохрипела Даша, сама не понимая, как смогла выдавить из себя слово.

— Это все, что ты можешь сказать в свое оправдание? — зарычал Наор, запуская Даше в волосы пятерню и приподнимая ее над землей.

От боли у нее на глазах выступили слезы. Она забилась и жалобно заскулила, пытаясь ухватить руками его за предплечье и хоть немного ослабить его хватку.

— Мерзкая тварь! — его голос вибрировал от гнева, гулко отскакивая от стен и возвращаясь в ее воспаленное от ужаса сознание снова и снова.

От сильного толчка она потеряла равновесие и упала на пол, хватаясь за голову. Кожа головы горела огнем, по щекам градом катились слезы, своего тела она почти не чувствовала.

Только сейчас она поняла, что призрачная девушка кричит и бьется, запертая внутри пентаграммы, но не может вырваться оттуда.

— Наор! Наор, прошу тебя! Отпусти ее! — как сквозь вату донесся до Даши ее пронзительный крик. — Наор, я сделаю все, что ты захочешь. Не причиняй вреда этой девушке. Она ни в чем не виновата!

— Посмотри, Эвис! — хрипло ответил ей Наор. — Она принесла то, в чем мы с тобой так нуждаемся. Она сама принесла нам сосуд джинна. Осталось только загадать желание. Ты готова, Эвис?

— Наор остановись! Давай поговорим, — вновь попыталась воззвать к его разуму Эвис, но он слышал только свое безумие.

Он уселся в кресло с торжествующим видом переводя взгляд с Даши на Эвис и обратно. Даша свернулась клубочком на полу, пытаясь укрыться от его взгляда, пронизывающего до самых костей, и спрятать под собой сосуд. Она легонько постучала по нему пальцем, и в тот же миг почувствовала, что ленты тьмы вновь опутывают ее ноги и руки, и тянут вверх. Наор сидел, развалившись в кресле и шевелил пальцами воздетой перед ним руки. А от пальцев к телу Даши тянулись бесплотные ленты тьмы, и тело ее больше не слушалось, подчиняясь движениям Наора, словно марионетка. Она подняла бутылку и на вытянутой ладони протянула в сторону Наора.

— Даша, что случи… — в комнате материализовался Иббрис.

— Повторяй! «Я желаю…» — велел Наор. И Даша почувствовала, что не может воспротивиться.

— А ну отпусти ее! — Ибррис метнулся было к Наору. Но Даша послушно, несмотря на вопящий и мечущийся внутри нее протест, произнесла:

— Я желаю…

— Я слушаю, повелительница, — застыл, склонившись, Иббрис. Теперь, пока желание не будет произнесено до конца, он не сможет ничего сделать. Как же разорвать марионеточные путы и пожелать свое? Мысли вихрем метались в голове Даши.

Эвис прекратила метаться по своей тюрьме и сосредоточенно чертила пальцем внутри пентаграммы еще одну пентаграмму наизнанку, поглядывая на бутылку, балансирующую на Дашиной ладони, и отмечая каждый угол символом с бутылки. От ее пальца на полу оставался огненная дорожка.

А Наор не видел того, что делает Эвис, поглощенный созерцанием преклонившего голову джинна, и не спешил озвучить желание, наслаждаясь моментом. На губах его играла поистине демоническая ухмылка.

— Я желаю, чтобы моя душа покинула мое тело и… — продолжал Наор, растягивая гласные и делая паузы после каждого слова.

— Я желаю, чтобы… — Даша же неотрывно смотрела на Эвис. Она явно что-то задумала и… Эвис вдруг подняла голову и твердо глядя Даше прямо в глаза сделала рукой обрывающий путы жест. Даша, не задумываясь над тем, как это делает, вдруг почувствовала под пальцами магический поток, сдерживающий ее и… рванула за него, повторяя жест Эвис. Сила, которую она неосознанно вложила в движение на миг разорвала тьму в клочья.

— Сюда! — завопила бесплотная Эвис, подставляя руки, и Даша вмиг доверившись девушке замахнулась, чтобы швырнуть бутылку.

Все происходило стремительно, как в ускоренной съемке. Нити тьмы уже вновь тянулись к ее рукам, чтобы остановить бросок, Наор не своим голосом орал «Взять ее!», с рук появившихся невесть откуда ифритов-близнецов сорвались огненные плети и обвились вокруг Дашиных рук, не давая выпустить бутылку из пальцев. А тьма, оправившаяся от ее атаки уже подбиралась поверх огненных пут.

— Таньэзо! Даньэзо! — выкрикнула Даша и, едва почувствовав, как слабеют огненные плети, швырнула бутылку внутрь пентаграммы. Бутылка покатилась по полу и остановилась как раз в центре начерченной Эвис внутренней перевернутой пентаграммы. А Эвис в этот момент метнулась к сияющей стене наружной пентаграммы за которую ни она выйти не могла, ни Наор проникнуть не мог. А джинн стоял совсем близко, неосторожно касаясь этой светящейся стены рукавом рубашки. За этот рукав и ухватилась Эвис, с невиданной для привидения силой дернув джинна и швырнув его внутрь перевернутой пентаграммы из огненных дорожек к его сосуду.

— Я желаю, чтобы душа покинула мое тело, навсегда слившись с магической осью земли, и в тело вселилась душа погибшего мага Эвис Хастрдорф, — заорал Наор, стискивая Дашино тело в петлях своей темной силы так, что она едва могла дышать.

— Я желаю, чтобы душа покинула мое тело навсегда слившись с магической осью земли, и в тело вселилась душа погибшего мага… — прохрипела Даша, обдирая горло и отчаянно сопротивляясь воздействию, но ничего не в состоянии сделать против опытного мага. Тот случайный фокус с разрывом магических пут, сработавший, благодаря эффекту неожиданности, повторить не удавалось. Ифриты стояли рядом с помертвевшими лицами.

А Эвис распростерла джинна на пентаграмме, расположив его голову, руки и ноги по пяти углам звезды и водрузив ему на грудь сосуд, и что-то быстро повторяла ускоряющимся речитативом.

— … погибшего мага… — повторила Даша сопротивляясь из последних сил. От магического воздействия рот нестерпимо болел и по подбородку текла кровь.

— Ядагервышост, я отпускаю тебя! Будь свободен! — выкрикнула вдруг Эвис, и пентаграмма вокруг Иббриса вспыхнула нестерпимым светом.

Но свет опал, а Иббрис все еще лежал в пентаграмме. Наор, наконец, заметив, что происходит внутри пентаграммы, расхохотался нечеловечески зловещим хохотом.

— Тебе не отпустить его. Пока он не выполнит последнее желание повелительницы, он связан еще и с ней, а не только с бутылкой! — выпалил Наор, вскакивая с кресла и подбегая к границе пентаграммы. — Тебе ничего не сделать! Вы все в моих руках! Вы мои марионетки и будете делать только то, что я вам скажу. Дарья, повторяй за мной!

Но Даша, пользуясь тем, что он отвлекся, рванулась из пут, прошептав истинные имена ифритов. Тан и Дан тут же подоспели с двух сторон, огненными ножами рассекая окутывающую Дашу пелену тьмы. Едва почувствовав ослабление пут, она выкрикнула то, что должна была:

— Ядагервышост, я отпускаю тебя! Мое последнее желание: Будь свободен!

Обе пентаграммы засияли и превратились в один плотный синий столб света, который ударил в стеклянный купол потолка. И потолок взорвался веером острых, как лезвия стеклянных осколков. Осколки завертелись по воздуху, подхваченные магическим смерчем.

— Не-е-ет! — диким зверем завыл Наор, бросившись к столбу света, но его отшвырнуло с такой силой, что он кубарем покатился, сшибив на своем пути кресло и крепко приложившись о ножку стула.

— Я забираю Эвис с собой, — послышался из столба света усиленный, словно в динамике голос Иббриса. — Прощайся с ней, больше ты не сможешь призвать ее.

— Иббрис, — прошептала Даша, яростно стирая с лица слезы, пот и кровь, заливающие глаза. С двух сторон ее крепко обнимали Тан и Дан, прикрыв своими телами от кружащих по комнате осколков.

— Прощай Даша, я ухожу к своему истоку, к магическим осям, из которых был создан. Там мое место. Будь счастлива! — голос Иббриса звенел от едва сдерживаемого счастья. — Спасибо тебе за все!

— Эвис! — закричал Наор, с трудом поднимаясь на четвереньки и пытаясь подобраться к столбу света. — Эвис, не оставляй меня одного! Только не это! Моя жизнь — это ты!

— Прощай, Наор. Живи и люби! Забудь меня навсегда! Прощай! — прозвенел тонкий голос Эвис. И вдруг все стихло.

Столб света опал, осколки посыпались на пол и наступила мертвая тишина.

— Э-э-эвис! — срывая голос, завыл Наор, бросаясь к тому месту, где была пентаграмма, а сейчас осталось лишь выжженное пятно на полу. — А-а-а!