Когда водитель притормаживает возле подъезда Ви, она уже ждет нас на крыльце. Надо же — пунктуальная и обязательная. Терпеть не могу, когда опаздывают. Тем более на важные встречи или переговоры. В жизни, конечно, случается всякое, но за годы ведения бизнеса я железобетонно усвоил главное: если человек опаздывает на важные переговоры, значит, эти переговоры ему не так уж и интересны.
Жаль, что с женщинами все немного сложнее. Есть какие-то мифические «тридцать минут на красоту», которые могут превратиться в час или даже два только потому, что у женщины шкаф ломится от того, что ей нечего надеть. Не понять мне этого.
Пуговица немного ведет плечами и как будто зябко ежится. Надеюсь, не долго тут мерзнет. Погода по-майски приятная, но ветер все же прохладный. А на Эвелине, насколько могу судить, простое черное платье длиной до колен. Сверху легкий пиджак.
Увидев машину, девчонка широко улыбается и машет рукой.
Мои губы невольно снова расползаются в ответной улыбке.
Сам выхожу из машины и открываю Эвелине заднюю дверь.
— Знал бы — взял бы на парочку охранников больше, — задумчиво говор себе под нос. А когда Пуговица делает удивленные глаза, быстро поясняю: — Отлично выглядишь. Придется отбиваться от желающих узнать твой номер.
Краснеет, поправляет волосы и на мгновение кажется, что хочет сказать что-то в ответ.
Раздумывает, неуверенно покусывает край нижней губы.
Когда сажусь рядом и автомобиль трогается с места, между нами как будто пульсирует странная неловкость.
Ви пару раз порывается заговорить, но не произносит ни звука.
Тоже не знает, как вести себя со мной?
У меня та же проблема. Вроде и сцапал бы в объятия, прижал бы так крепко, чтобы девчонка, наконец, поняла, что все проблемы в ее жизни закончились. Что есть я, и она в полной безопасности у меня за спиной.
А с другой стороны, она — слишком молодая и слишком красивая девушка, чтобы тискаться с призраком не первой свежести из своего прошлого.
— Только я ничего не знаю про все эти благотворительные вечера, — вдруг очень отчаянно, как на последней исповеди, признается она. — Это ведь… ничего?
— Конечно, «чего», — не могу отказать себе в удовольствии немного продлить ее милое смущение. Сто лет не общался с женщинами, которые не разучились краснеть. — Когда подадут улиток, говори, что плотно позавтракала и до сих пор не голодна.
— Улиток? — Ви изо всех сил сжимает кулаки на коленях.
— Я пошутил, Пуговица. Прости. Все, — сдаюсь поднятыми вверх руками, — больше не буду, моя принцесса.
Уверен, за минувшую ночь она успела передумать кучу вариантов, почему пригласил ее меня сопровождать.
А мне просто захотелось, чтобы рядом была молодая красивая она. Но не безымянная работница из соответствующей сферы, а — особенная, та, которую очень рад видеть. После гибели жены я ни разу не показывался на людях в сопровождении левых девиц. Они не нужны мне для статуса, не нужны для глупых пустых бесед, не нужны, чтобы оттенять мой успех.
Ирина — это тоже совсем не то. Она — партнер. Надежная, без претензий, правильная и совершенно понятная. Когда появляемся где-то вместе — значит, у нас обоих есть свой интерес.
Мне уже очень давно не хватает рядом кого-то искреннего, честного, без ужимок по прайсу и намеков на продолжение в неформальной обстановке.
Кого-то… вроде Ви.
Или именно ее?
Старый ты стал, Игнатов, меланхолиями балуешься.
Жаль, мои совершенно безобидные намерения в головы прессе не вложить. И от сегодняшнего нашего с Пуговицей выхода в свет наверняка у кого-то знатно бомбанет. Уж в топовых бизнес и модных изданиях — так наверняка. Но, как говорилось в одном старом фильме из моего детства: «У меня такая безупречная репутация, что меня уже давно пора скомпрометировать».
Особых причин посещать мероприятие, которое организовывает Ирина, у меня нет. Первую «финансовую дозу» ее фонду я уже дал, вторая будет немного позже, когда будут улажены некоторые обязательные формальности. Лично мне даже отчетные документы не нужны — за годы, что знаю Ирину, она ни разу не давала повод сомневаться в ее честности. Но если финансовый отдел говорит, что надо подождать и собрать минимальную базу «бумажек» — я не лезу. Раз уж нанял людей следить за тем, как и куда расходуются мои деньги, то должен доверять. Тем более, когда на меня работают одни из лучших профи в своем деле.
Но конкретно сегодня мне просто захотелось выбраться из своей берлоги. Проникнуться всем этим. Одно дело давать деньги на какое-то абстрактное, пусть и нужное дело, и совсем другое — увидеть тех, кому твои, в том числе, деньги уже помогли или помогут в ближайшее время.
Тем более, если это дети.
Тема и для меня, и для Ирины крайне болезненная.
— Что мне нужно знать? — потихоньку спрашивает Ви.
— Знать? — переспрашиваю, искренне не понимая, что имеет ввиду.
— Всякие негласные правила поведения. — Делает пространный жест рукой. — Не заговаривать первой, не отходить от тебя, не смотреть в глаза. Не дышать.
Явно пытается скрыть за шуткой неуверенность и все время ерзает, как будто сидит на горячей сковороде.
Я даже не сразу понимаю, как моя рука оказывается у нее на колене. Соображаю, что делаю, только когда чувствую под пальцами узкую девичью ладонь. Которую сжимаю. Слишком сильно, кажется, потому что Ви немного морщится, хоть смотрит не на меня, а куда-то перед собой. Даже не на мою руку.
Это просто… жест поддержки. У меня и в мыслях нет ничего предосудительного.
Это же Пуговица — я ей сказки читал, украдкой, чтобы не видела Татьяна, откармливал конфетами, когда девочку за какой-то проступок лишали сладкого.
Даже сегодня, когда собирался, чуть было не сунул в карман пиджака пару крафтовых мини-шоколадок, которые, уже и не помню кто, привез из Бразилии в качестве презента.
Быстро одергиваю руку.
Я перестал быть робким с женщинами лет в шестнадцать. После того, как обогнал в росте всех одноклассников, начал заниматься спортом и правильно питаться. Годам к двадцати уже обзавелся богатым опытом, но никогда не считал себя «кобелем» или «мачо». На что еще дана молодость, если не на эксперименты, возможности и красивых женщин?
Но сейчас как-то очень не по себе.
— Слушай, Ви, — нарочно увожу тему, чтобы это молчание между нами перестало быть таким гнетущим, — на таких мероприятиях обычно просто едят, а еще пьют.
— Есть я умею, — оживляется она. — С пить сложнее.
— Ай-ай вам, барышня, о таких вещах нужно предупреждать заранее, — тоже расслабляюсь я.
— То есть… возвращаемся? — Ви смотрит на меня таким удивленным взглядом, будто уверена, что я все это серьезно.
Уже откровенно смеюсь, потому что хоть сколько бы лет мы не виделись — она все такая же доверчивая и капризная. Даже сейчас, хоть расстроена и чуть не плачет, обижено дует губы.
— Поздно, Пуговица. Придется учить тебя пить. Бокал шампанского, думаю, осилим. На двоих.
— Я на еде отыграюсь, — немного расслабляется Ви. И, явно подражая героине какого-то фильма, декламирует: — Буду есть много и ничего, что это неприлично.
А вот я бы с удовольствием посмотрел, как она ест.
Сто лет не был в компании женщины, которая просто наслаждается блинчиком с медом, а не пытается произвести впечатление своим эффектным владением вилкой и ножом.