– Меня приняли!
В кухне раздались крики, аплодисменты, Базаров бросился к другу пожимать руку и хлопать по спине, Чехов довольно закивал и в привычной циничной манере произнес:
– Ну все! Взрослая жизнь! Остается жениться.
– Я собираюсь, я же не Есенин. – Коровьев довольно пожал плечами.
Адам весь сиял, щеки приобрели яркий красный оттенок, а глаза приятно светились амбициями и желанием что-то делать. Все его тело говорило невозможности стоять на месте, оставалось лишь двигаться к далеким мечтам. Только что он вернулся с собеседования в оркестр в один небольшой, но известный в некоторых кругах театр. Парень понимал – это лишь начало, но и к нему нужно отнестись с ответственностью, ведь может не случиться и продолжения. Ужасно радовало, что наконец-то можно работать по специальности, а не подрабатывать на всяких неинтересных профессиях за копейки.
– Слушай, ты следи за речью! На меня девочки вешаются. А на тебя только Бегемот, когда ему Сашка на хвост наступает. Задумайся.
– Я не сомневался, что у тебя получится. Ты – талант. – прервал язвительного товарища Базаров.
– У меня образование Гнесинки, меня куда угодно возьмут, парень. Но спасибо.
– А я, кстати, тоже хочу устроиться куда-нибудь! – выпалил Есенин, потрепав себя по волосам.
Парни замолчали, глядя на друга-разгильдяя в упор. Есенин и работа казались чем-то таким отдаленным…
– Зарабатывать хоть копейку хочется. Нашел уже пару волонтерских программ.
Молчание стало еще более напряженным, но его прервал громкий вопль смеха Чехова и короткий кашель Коровьева, после которого тот ласково продолжил:
– Ваня, послушай…
– Стой, стой. Не говори ему. – начал барабанить по столу Женя, напоминавший мальчика, который позвонил в дверной звонок и убежал.
– Он зря время потратит, Чехов.
– Ваня по определению тратит время зря. – пожал плечами Базаров. – За волонтерство не платят.
Наверное, Витя изменился сильнее всех за эти полгода. Вместо робкого комочка, что не мог сказать ни слова, боясь осуждения, за столом сидел уверенный в себе, красивый и достойный молодой человек. Он знал, что хочет от жизни, уверенно шел к цели. Не потерял Базаров, правда, прежнего спокойствия, вечеру под громкую музыку предпочел бы тихую прогулку по улицам Москвы с Булгаковым – своим лучшим другом.
– Я вас проверял. – насупился Есенин и закашлялся. – Неплохо было бы в бар какой-нибудь, паб.
– Я могу тебе помочь. У меня есть связи с кем нужно, я могу замолвить пару слов. У тебя готово резюме? – Булгаков наклонился, Есенин быстро кивнул. – Отлично. Дашь почитать?
– Еще чего! Может, раздеться еще? – вскинул руки Ваня. – Не надо учить меня жить!
– Ты неисправим. Собирайся.
– Сейчас?! Мы с Чеховым хотели на дуб залезть. Может, вечером?
– Вот в резюме дополнишь, что по деревьям ползать умеешь, а сейчас собирайся. – Саша хлопнул по плечу Есенина и накинул короткую черную джинсовку.
На улице свежо, только что прогремел октябрьский ливень, капал лишь небольшой дождик, солнце еще не собиралось вылезать из-под одеяла нежных туч. Все вокруг было пронизано влагой, она словно даже оседала на руки, и волосы Вани быстро стали кучерявыми, густыми и пушистыми. Кажется, перебирая их, он даже забыл, куда направляется, ведь в метро по привычке чуть не сел в сторону центра, где находился университет. Сашка, смеясь, оттянул Ваню на нужную платформу. В метро горели приглушенные фонарики ламп – на «Улицу 1905 года» коварные руки технологичных перестроек не дошли, и, надеюсь, не дойдут.
Булгаков потушил сигарету около небольшого, но, очевидно, очень симпатичного бара и кинул ее в неглубокую лужу.
– Есенин, жди меня здесь. Приготовь документы.
– Какие документы?
– Ваня, паспорт, резюме. – повернул в его сторону голову Булгаков. – Ты же взял документы? – он начал грозно надвигаться к другу.
– Взял, взял. Только они дома.
– Господи, Есенин, в кого ты такой дурачок? Я попрошу Витю донести их до «Улицы», поехали назад.
Есенин стыдливо спустился вниз, потирая рукав. Неприятно, что заставил друга тащиться в такую даль, а еще неприятно, что его всегда выставляют дураком или просто легкомысленным. Ваня сложил руки на груди и молча уставился в стену, поджав брови.
«Почему они так со мной? Я же все делаю, чтоб меня любили», – думал он, слушая рокот колес и возмущенные вздохи Булгакова.
Витя, смеясь, передал документы, и все повторилось заново: поезд, вздохи и ужасные мысли, что, может быть, его никто и не любит в этом мире.
– Саш, вы меня любите хоть немного? – пропустил пару кашлей Ваня, не смотря в сторону друга.
– Мы тебя обожаем.
«Однажды я должен был понять, что все меня обожают, но никто не любит», – пронеслось в голове парня, из-за чего тот сильно напрягся.
– А что?
– Ничего. Просто спросил. – усмехнулся Ваня горькой и тяжелой ухмылкой.
И снова Булгаков и Есенин стояли напротив деревянных дверей бара, первый снова убеждал второго заготовить бумаги, молча стоять и ждать возвращения товарища. У Хеттского не было сил пререкаться, слишком сильно глубокие мысли лишили желания вообще что-то говорить. Да, в принципе, сейчас-то их и не было в голове – они прятались в груди комком тревоги, растворяющимся так же быстро, как и появившимся. И через две минуты Есенин снова улыбался, стучал ногой по асфальту и курил сигарету. Булгаков коснулся его плеча, указал в сторону дверей, а Ване и объяснять не нужно: спокойно пошел внутрь.
Не прошло и пяти минут, как Хеттский вышел, вытягивая из пачки новую сигарету. Саша поджал брови и подошел к беспечному товарищу.
– Ты так быстро?
– Меня не взяли.
– Странно… У нас еще четыре бара, погнали.
Ваня, легко подпрыгивая, пошел следом, наступая на лужи полной ногой, заставляя воду заливаться в кроссовки.
И снова такой же итог: Саша поговорил с кем нужно, расхвалил своего товарища, а тот вышел через несколько минут, закуривая новую табачную палочку. Булгаков не понимал, что он делает не так, и винил в первую очередь себя: Есенин-то не глупый, выкручиваться и говорить умеет.
– Вань, в следующем план такой, максимально неприятный. – Булгаков поморщился, доставая из кошелька купюры и засовывая в руку товарищу. – Ты понимаешь, что делать, если что-то пойдет не так во время собеседования. Тьфу ты, стыдно самому… – Саша уткнулся лицом в руку.
Но, черт побери, даже этот надежный, как швейцарские часы, план провалился! Булгаков чуть ли не за волосы себя тряс, когда Ваня выскочил и из этих дверей. Однако, хотя бы на десять минут позже чем в прошлые разы.
– Не взяли?
– Не-а.
– А деньги где?
Есенин протянул купюры и мелочь.
– Так, тут не хватает. Было две купюры, теперь больше и откуда-то монеты. Вань?
– Я пива купил. – пожал плечами рыжий. – Вот и задержался.
– Ваня, мне кажется, в тебе проблема.
– Ничего нового… – промурлыкал под нос Есенин.
– Я с тобой побуду на следующем собеседовании.
У Хеттского опять не было сил спорить. Он лишь молча шел по тоскливой Москве, глядя в лужи, поднимая глаза к небу. Где же солнце? Почему его нет? Неужели, начинается ненавистная зима? Под ногами не хрустели, а шикали мокрые листья, испачканные грязью. Булгаков не смотрел в сторону друга, его мысли были дома, в тепле. Перспектива прогулки никогда не радовала, а здесь в такую погоду шляться по всему городу.
Парни спустились в подвал очередного бара, где их ждал менеджер, которому Саша вылил столько рассказов о достоинствах своего товарища. Осечки быть не должно – Булгаков все свои слова пятнадцать раз обдумывал и в жизни, а тут уже и все пятьдесят.
– Здравствуйте. – улыбнулся Есенин, садясь в кресло.
– Здравствуйте, Иван. Можно ваше резюме, будьте добры.
– Конечно. – кивнул парень, протягивая документ.
Менеджер напряг брови, поднял их, попытался скрыть смешок и быстро передал бумагу Есенину после длительного серьезного прочтения, словно он не парня на роль бармена брал, а заключал договор с дьяволом.
– Вы можете быть свободны, извините, но Ваша кандидатура нам не подходит.
Ваня посмотрел на ошеломленного Сашу, тот вытащил его из подвала и потряс за плечи.
– Давай сюда резюме. Что его там смутило? – не дожидаясь ответа, юноша вырвал из рук документ и начал стремительно бегать глазами по тексту, пока не затрясся от смеха.
Есенин смотрел на него вопросительно, долго и серьезно, пытаясь прочесть в глазах отражение того, из-за чего парень так громко хохотал. Булгаков кое-как добрался до барного стула, продолжая смеяться, залез на него, ударил друга по плечу и щелкнул бармену на пункт в меню, ведь прямо ничего сказать не мог, мешал хохот.
– Да что не так, Саша, объясни!
– Подожди… – произнес парень, пытаясь успокоиться, в конце концов, у него это получилось, и он шумно выдохнул. – Смотри. В резюме нужно писать про университет, личностные качества вроде ответственности, а не то, что ты знаешь больше пятидесяти анекдотов про Штирлица, два года жил в степи и выжил после укуса гадюки, Ваня. – последнее слово он протянул, ведь оно перешло в громкий смех. – Ты самый лучший. Давай перепишем и попробуем снова? Одно место осталось. С твоими данными тебя точно возьмут!
– Знаешь, Булгаков.– улыбнулся Есенин, оглядывая глазами огромный клуб, наполненный огнями, железными трубами и незнакомой музыкой. – Я чего-то не хочу больше работать.