Напиши, как у тебя идёт учёба в училище? Какие есть успехи? Не хочу и слышать, а тем более разрешать тебе, чтобы ты в таком возрасте играл на свадьбах. Это несолидно и мелочно, и ничего тебе не даст в освоении саксофона на высоком профессиональном уровне. Вот такое моё мнение, и прошу его учитывать при принятии решения. Пока всё. Ждём тебя с нетерпением в гости. Это будет самый лучший и счастливый день нашей жизни в этом году. Обнимаю, целую тебя.
Твой папа. 10.10.80 г.Здравствуй, дорогой папа! Пишу тебе только сегодня, хотя должен был ответить раньше. С нетерпением ждал тебя на праздники, думал и надеялся, что приедешь ко мне в гости. Так хотелось увидеться с тобой, о многом поговорить. Да не судьба. Видимо, позднее приедешь. Буду ждать. Дела у меня идут во всех отношениях хорошо. Написал письмо Андрею. Беспокоюсь за него, как бы чего плохого там с ним не случилось, и хоть бы благополучно дослужил до дембеля. Забыл написать, что вчера получил две пятёрки. Буду всегда так стараться, пока учусь с вашей помощью, и вас не подведу. До скорой встречи, мои родные. Коля. 12.09.81 г.
Кровинушка, моя родная! Мой милый сыночек! Как ты там привыкаешь к армии? Не обижают ли тебя? Получил ли ты 25 рублей? Сейчас у нас в гостях баба Таня и Виктор Геннадьевич. Собрались все родные у нас, вспоминали тебя, как ты играл на баяне при встречах с родными, вспоминать больно. А сейчас нет тебя и баяна, и нет музыки, нашего привычного застольного веселья. Может быть, в ближайшее время приедет к тебе папа, а если не сможет, то вырвусь я, ибо уже сильно соскучилась по тебе, и хоть на один день, но приеду, всё на душе легче станет. Но это будет ближе к марту, когда холода схлынут. Наш папа ведёт себя прекрасно, и мы им все довольны. Так, Коленька, приятно жить, когда в семье полный лад. Как бы я тебя обняла, поцеловала, да хоть поглядела бы на тебя, и то для меня великое счастье. Береги себя, милый сыночек, будь умником. Крепко тебя целуем, обнимаем, все твои, самые близкие, родные. До скорой встречи. Мама. 17.12. 81 г.
Здравствуйте, дорогие папа, мама и Валя. Очень тяжело переживаю, вспоминая тот день, когда вы уехали домой. Особенно убивает меня наша пустая квартира, где вы только что находились со мной все эти незабываемые дни. Мне всё кажется, что мама, вот-вот сготовит на кухне покушать и всех пригласит за стол. Но, увы! Эти прекрасные моменты остались только в моей памяти. В армии у меня всё хорошо, без изменений. В тот грустный день, когда вы уехали, я после обеда снова поехал домой. Тянуло туда, будто вы всё ещё там, и ничего с навалившейся тоской по вам не поделаешь. Преподаватель по саксофону и кларнету Сафонов просил меня передать привет папе и маме. При этом сказал мне, что ему очень понравился мой папа и что он редкий и хороший человек. Конечно, приятно такое слышать о своих родителях, которых впервые видит незнакомый человек, и так хорошо о них отзывается. От всей души поздравляю вас с наступающим праздником, желаю доброго здоровья и долгих, долгих лет жизни. Ваш сын Коля. 21. 08. 81 г.
Письмо от сестры Вали. 30 ноября. Извини Коля, что мы забыли тебя поздравить с днём рождения. Мама очень переживает, а папа, чуть не плачет от обиды на самого себя и всех нас, что не напомнили о твоём дне рождения. 29 и 30 ноября у нас было -35. Мы ездили в 1-ю школу за продуктами на санках. 25 ноября я получила пять пятёрок и стараюсь учиться, как и ты, на одни пятёрки. Пока получается. Недавно ходили в гости к внуку Павла Бажова, дяде Володе, где нам подарили книгу «100-летие П. Бажова». Находясь в Омске, получили письмо от бабушки Тани из Кургана и поздравительную открытку. А самой дорогой для всех нас была твоя поздравительная телеграмма. Коля, мы тебя все любим и ждём встречи. Пиши, Коля, поподробнее, как у тебя обстоят дела в жизни. Нам всё интересно. Приписали к этому письму мама и папа.
Милая ты наша кровинушка! Моё здоровье, как и у всех нас, пока без особых изменений. 2 января приедем к тебе в гости с Валюшей на пять дней. Очень надеюсь, что начальство разрешит тебе хотя бы приходить к нам ночевать, и побыть с нами всё это время. Любимушка наша! Когда получишь это письмо, до нашей встречи останется три недели. Жди и встречай, сыночек. Прими, родной, наши родительские извинения, что не поздравили тебя с днём рождения. Горько это сознавать, да что теперь поделаешь. Крепко обнимаем и целуем, папа, мама и Валя. До скорой встречи сынок. Мама. 3.12.82 г.
Здравствуйте, мои дорогие, папа, мама и Валя. До чего же я люблю вас, так тяжело было расставаться. У меня самого слёзы навернулись, когда увидел, как Валя заплакала. Решил сегодня же написать вам письмо, и буду писать чаще, чтобы нам всем стало на душе легче. Очень жалею маму и папу, что так неудачно свой отпуск провели в этом году, находясь всё время возле меня, здесь в Омске. Думаю, в следующем году у вас всё получится намного лучше. Я же со своей стороны постараюсь сделать всё возможное, что должен делать в армии и училище. Наконец окончил курсы шофёра-любителя. Все экзамены сдал на отлично и получил права. Эту мучительную для меня зиму протяну как-нибудь. Последний год остался, лишь бы у вас было всё хорошо и со здоровьем, и на работе. Надеюсь на лучшее. Получил от Андрея письмо, где пишет, что на новом месте служить чуть лучше, но порядка там мало, поскольку весь батальон этой осенью уходит в дембель. Сегодня же напишу ему письмо. Напиши мне, мама, в письме, как готовить блинное тесто, а то я уже забыл. Когда бываю в своей квартире, хочется поесть какой-нибудь вкуснятины, а блины самое то, что надо. На заработанные деньги купил себе фирменные джинсы и японскую куртку, и выгляжу в этой одежде классно. За квартиру полностью рассчитался. Только не болейте. До встречи. Всех обнимаю, Ваш сын Коля. 9.10.83 г.
Здравствуй, мой дорогой брат Коля. С солдатским к тебе приветом, Андрей. Получаю твои добрые письма, радуюсь и огорчаюсь за твои успехи и мелкие неудачи. Такова, Коля, жизнь, что без плохого не бывает хорошего, и наоборот. Вчера получил сразу два письма от родителей, да твоё письмо, и радости у меня было – не описать. Пока у наших родителей вроде бы больших проблем нет, а если и есть, не напишут, чтобы нас не расстраивать. Вот такие они у нас, как и мы в таких случаях. Спасибо, брат Коля, за ту помощь, которую ты мне оказывал за время моей службы, а сейчас не надо, поскольку на носу долгожданный дембель. Для тебя, Коля, служба в армии закончилась, и как ты сейчас живёшь на гражданке, хотелось бы знать. Как у тебя идёт учёба и личная жизнь? Пойми, Коля, вести из дома и от тебя – это единственная радость для меня в армии, где я служу. Так что, ваших писем всегда жду с нетерпением, они мне придают силы и уверенности. Только в армии начинаешь здраво понимать, как дороги и милы тебе твои самые близкие родные. Это впечатляет на всю жизнь. До скорой встречи, Коля. Крепко обнимаю тебя, дорогой мой брат, и мечтаю, когда мы будем вместе жить, учиться и работать. Жму тебе руку, твой верный брат Андрей. 31.05.82 г.
Здравствуй, мой сынок Коля! Получил от тебя два очень самокритичных письма и, когда их прочитали с мамой, то долго обсуждали твои самобичующие выводы, за прожитые годы своей жизни, которые повлияли на становление и возмужание твоего характера. Всё это хорошо, что ты сынок, самостоятельно и серьёзно относишься к отрицательным чертам своего характера, таким как эгоизм, скупость, и то, что очень трудно сходишься с людьми и, не устранив этих недостатков, тебе будет невероятно сложно вживаться и работать в трудовом коллективе. Однако у меня сложилось впечатление, что на тебя, скорее всего, повлияла «критика» особы женского пола, что само по себе тоже неплохо. Их влияние на мужчину всегда мягче, но проникает глубже и даёт, как правило, скорый и положительный результат. Но будь внимательным и вникай, какого результата она хочет от тебя добиться. Весной демобилизуется Андрей. Предложил ему поступать на юридический факультет Омского университета, на заочное отделение, а днём пусть где-нибудь работает, да и мы будем помогать. Вдвоём жить, с родным братом, да в своей квартире, будет наверняка веселей, да и уверенности в жизни у вас прибавится. Не советую тебе, сынок, начинать переписку с «каким-то» французом из-за мелкой корысти заполучить мундштук для кларнета, будучи воином, принявшим присягу. Это будет с твоей стороны непростительная глупость, и ты можешь заполучить большую неприятность на всю жизнь, и только. А по сему, мой сын, прошу тебя этого не делать, а жить так, как позволяют тебе наши и твои возможности. Летом приеду к тебе и достану нужный тебе мундштук. Сынок, жму твою мужественную руку, обнимаю, и до скорой встречи. Папа. 27. 04. 84 г.
Здравствуйте, дорогие мои папа, мама и Валя. Получил от вас долгожданное письмо и спешу ответить. Наконец-то купил французский кларнет, и у меня на нём получаются классные вещи. Звук у него изумительный. Теперь у меня есть свой кларнет, и я могу исполнять на нём очень даже приличные музыкальные произведения. Вообще, я сейчас в творческом подъёме. Особенно у меня хорошо получается с дирижированием, на что обратили внимание многие преподаватели, и это меня очень радует. Дорогая моя мама! Прошу вас как можно скорее сфотографироваться всем вместе и фото выслать мне. Я тоже так сделаю. Пока, до скорой встречи. Обнимаю вас. Ваш сын Коля. 5. 05. 85 г.
Здравствуйте, дорогие папа, мама и Валя. Получил, папа, письмо от тебя и мамы, за что очень благодарен и, конечно, рад. Пишешь ты, папа, о нашей жизни правильно, главное – своевременно. Наши семейные ошибки – это мелкие оплошности, наши грехи, неумение посоветоваться вовремя друг с другом и оказать своевременную помощь. Часто вспоминаю нашу жизнь в первые годы в Нефтеюганске, когда жили в балке, старом доме. Пытаюсь понять, почему жизнь так круто толкнула нас резко и рискованно изменить ситуацию, чтобы жить достойно и по-человечески, не считать каждую копейку. Очень жалеем с Андреем вас, мама и папа, и постараемся добиться в жизни таких успехов, чтобы оградить вас от повседневных тягот и забот, добывания жалких копеек на тягостное прозябание в старости. С покупкой мне пальто не спешите, пока обойдусь без него. Для меня самое важное, чтобы выбиться в «люди», это отличная учёба по всем предметам, чтобы стать профессиональным музыкантом. Папа, в музыке нужно быть только талантливым музыкантом, как и везде, в любой профессии, а жалких ремесленников-музыкантов везде много, и судьба их, как правило, незавидная. Заканчиваю, папа, это тяжёлое письмо. Но что-то накатило на меня, вот и разболтался. До скорой встречи. Обнимаю тебя, папа, и целую. Твой сын Коля. 14.05.85 г.
Здравствуй, мой дорогой сынок Коля. Получил от тебя письмо, которое ты очень долго собирался написать, и был очень обрадован теми новостями, о которых узнал. Как я рад, что с профессией музыканта ты порвал, поступил на юрфак университета и начал учиться. Восхищаюсь твоим решительным характером и упорством в достижении поставленной цели. Недостающие учебники я тебе вышлю и во всём остальном помогу, в чём вы с Андреем сейчас нуждаетесь. Главное, сынок, выше голову. Всё идёт своим чередом, иначе поступать раньше у нас не было возможностей. Всегда знай и помни, что у тебя есть любящие тебя родители и отчий дом, где тебя всегда ждут, о тебе думают, переживают и сделают всё, чтобы тебе на начальном жизненном пути особых препятствий не было. И помни, ты никогда, ни при каких обстоятельствах не будешь нам обузой. Будь уверен в этом, сынок. 19.09.86 г.
Здравствуйте, мои дорогие папа, мама и Валя, с сыновним приветом к вам, Коля. Мама, у нас всё будет хорошо, и скоро ты в этом сама убедишься. Мама, мы всегда тебя ждём к себе, как самый светлый праздник, и никогда тебя не забудем. Я люблю тебя, мама. Мы всегда понимали друг друга, такими и останемся до конца жизни. Я счастлив от сознания, что у меня есть такая мама, добрая, умная и любящая нас. Я горжусь этим и когда вспоминаю о тебе, на душе становится теплей и радостней. Сегодня получил от тебя бандероль и жду от папы копию ордера на квартиру, чтобы произвести равноценный обмен на другую квартиру. Скажу честно, учиться мне в университете тяжеловато, но я держусь на должном уровне. Жаль, что папа так мало рассказывал мне о своей работе в качестве юрисконсульта, и я имею о ней слишком туманное представление. А после того лагеря или колонии, где папа немного поработал, у меня отношение к юридическим профессиям было скептическое, если не сказать хуже. Сейчас стараюсь по возможности вникать по учебникам в работу прокуратуры, суда, и моё отношение к юридической профессии меняется к лучшему. Хочу, чтобы всё у вас было хорошо. Андрею и Вале желаю хорошо учиться, любить своих родителей, которых нам Бог дал, и всегда их слушаться. Без родительского совета можно много натворить ошибок, расплачиваться за которые придётся потом дорогой ценой. Извините за навязчивое нравоучение. Это я так, от доброго сердца. До скорого свидания, мои родные. Коля. 23. 04.86 г.
Письмо от сестры Вали.
Здравствуй, дорогой брат Коля. Пишет тебе сестрёнка Валя. Папа купил себе костюм за 163 рубля, а Андрею японскую куртку. Я учусь хорошо, и папа с мамой не болеют, но подолгу задерживаются на работе. Недавно получила четыре пятёрки. На улице холодина. Вчера вечером было -30 градусов. Я начала ходить в городскую, детскую библиотеку, а в школьную давно записалась. Мы купили восемь новых стульев. Мама купила себе красивый костюм. Как, Коленька, у тебя дела? Я о тебе скучаю, Коля, и хочу увидеть тебя. Пожалуйста, напиши мне, как ты учишься и живёшь там один. Мне всё интересно знать о тебе. До скорой и радостной встречи, Коленька.
14.11.84 г.Здравствуйте, дорогие мои папа, мама и Валя. Спешу ответить на папино доброе письмо, в котором он столько заботы обо мне проявил и конкретных дел в отношении моего ближайшего будущего сделал, что я своим папой восхищён и бесконечно ему буду благодарен. Таким вот образом, мой Омский образ жизни, большей частью одинокий, благополучно заканчивается. И я приезжаю к вам на постоянное жительство, чему безмерно рад. Перевёлся с дневного курса на заочный, и мне останется проучиться полтора года, а потом поеду защищать диплом и надеюсь на его удачную защиту. На дневном отделении я получил основательную теоретическую подготовку, а теперь, начну работать в юридической службе под папиным руководством и буду совмещать хорошо освоенную теорию с практическими делами, и о лучшей доли мне и мечтать не надо. Так всё удачно складывается. Должен тебе, папа, сказать, что в последнее время я играл в джазовом оркестре на саксофоне-теноре, и руководитель джаза был мною очень доволен, хвалил меня. А в университете я сам руководил джазовым коллективом из любителей-музыкантов, который пользовался среди студентов большим успехом. В общем, профессию музыканта я освоил на очень высоком профессиональном уровне, а работать мне придётся юрисконсультом, и свои музыкальные способности, наверное, буду вам демонстрировать за домашним праздничным столом, а может быть, пристроюсь поиграть в каком-нибудь джазовом оркестре. Там видно будет. Квартирантов нашёл, договор с ними заключил и через три дня вылетаю к вам. До скорой встречи. Коля. 12.06.88 г.
Сын Андрей поработал у меня юрисконсультом чуть меньше года, и его как хорошо освоившего премудрости этой профессии перевели начальником юридической службы в НГДУ «Майскнефть», где он себя зарекомендовал с самой лучшей стороны и стал продвигаться выше. Сынок Коля с первых же дней работы с завидным упорством сразу начал вникать во все тонкости юридической профессии на предприятии и за первый год работы добился замечательных успехов. Как сейчас вижу его светло-русую голову, склонённую над письменным столом за работой над каким-нибудь документом, сосредоточенного и углублённого в свою работу. Тут я лично убедился в его упорстве и трудолюбии, в его невероятной работоспособности. Он редко обращался ко мне за советами по юридическим вопросам. До всех мелочей в самых сложных вопросах умел докапываться самостоятельно, поскольку обладал незаурядными аналитическими способностями, логическим мышлением и умением делать правильные выводы. Серьёзных ошибок в своей работе он как правило не допускал. Всегда был точен и аккуратен. Я был счастлив, что у меня появился такой надёжный и преданный помощник, почти ничем не уступающий мне по многим юридическим вопросам, а зачастую и превосходящий меня в теоретических знаниях и их практическом применении.
Надо честно признаться, что я как отец слишком часто злоупотреблял этим, и сын молчаливо и покорно, как вол, тянул на себе всю многогранную работу юридической службы без всякого нытья и ворчания. Работы хватало и мне под завязку, в основном по преддоговорным и арбитражным спорам, но весь тяжёлый воз повседневной работы безропотно тянул на себе мой сынок, поскольку я много времени отдавал или общественной, или партийной работе. Так уж получалось, что меня постоянно куда-нибудь да избирали в коллективе, где я работал: то по общественной или партийной линии, то секретарём партбюро, то заместителем секретаря парткома или председателем постройкома. А иногда избирали делегатом на городскую или окружную партийные конференции, или профсоюзные. Случалось, не спрашивая моего согласия, давали мне почётную партийную нагрузку возглавить общество «Знание» или читать лекции в трудовых коллективах на общественных началах, и таких нагрузок порой было не счесть. А в последний год наш коллектив, да и другие, выдвинули меня кандидатом в депутаты Тюменского областного Совета, и я по своей врождённой наивности дал согласие баллотироваться в депутаты. Горько сознавать сейчас, но столько грязи, сплетен о себе я никогда не слышал и, наверное, уже не услышу. И дай Бог. Однако постараюсь об этом периоде рассказать в другой книге и более подробно. Об этом стоит написать. Говорю это к тому, что вся общественная или партийная работа отнимала у меня прорву времени, и основную работу, за которую я получал зарплату, безропотно тянул в одиночку мой сынок. Сейчас, спустя годы, мне почему-то стыдно за своё прошлое партийное горлопанство. Ведь за меня сын пахал, не разгибаясь, а я языком болтал, не сгибаясь, и перед ним не отчитывался.
Вспоминая сейчас те далёкие годы прошлого века, мы с женой считаем их самыми озаренно-счастливыми в нашей замордованной тогда жизни. Впервые за много лет вся наша дружная семья собралась вместе, чтобы потом разлететься навсегда. Занимали мы четырёхкомнатную просторную квартиру, когда переехали из Нефтеюганска в Пытьях, и места всем хватало. Наши сыновья удачно отслужили в армии, вернувшись оттуда живыми и здоровыми, окончили ВУЗ, овладели полученной специальностью и жили вместе с родителями, и нам с женой казалось, что большего счастья в нашей тогдашней жизни и желать грешно. Какие замечательные вечера мы проводили всёй семьёй за ужином и после, вспоминать сейчас тоскливо и больно. Зачастую Коля рассказывал нам что-нибудь очень смешное из жизни музыкантов из различных коллективов, где ему довелось поработать, и мы укатывались со смеху. Он был замечательным рассказчиком. Умел тонко подмечать в людях смешные стороны их характера, поступков, их отношения между собой и к жизни вообще. Зачастую брал баян, или саксофон и со всей своей страстью исполнял свои любимые произведения. А потом и по нашим заказам исполнял наши любимые песни, и мы от души пели всёй семьёй. Забыть об этом невозможно, а вспоминать больно. Нам и в голову тогда не приходило, что вскоре мы навсегда потеряем нашего семейного кумира, нашу живую драгоценность, будто специально созданную для украшения нашей невзрачной жизни. Такая жуть даже в самом дурном сне не могла присниться. Порою выбирались на природу. Ездили на машине или летали на вертолёте за клюквой, грибами или кедровыми шишками. И наш Коля, как всегда, был всех удачливее. Набирал ягод и грибов больше всех и из леса уходил с неохотой, жалея, что не всё собрал в этом лесу, и оставлять на погибель ягоды и грибы ему очень не хотелось.
Азартным человеком был мой сынок, и если за что брался, то отдавался делу всей своей душой. Я в ту пору много выписывал различных журналов, две-три газеты, где печатались очень интересные произведения и подробно освещались текущие политические события той перестроечной поры, и мы с жаром и каким-то особым азартом всё это обсуждали, высказывая свои личные впечатления. Это больше всего мне и запомнилось из тех коротких и счастливых лет нашей совместной жизни. Ведь это земное, мимолётное счастье длилось в нашей семье всего три года и разом кончилось, как всё в этой жизни когда-нибудь кончается. И хорошее, и плохое. Горько и больно сейчас сознавать, но в те счастливые годы для нашей семьи появилось чёрное, несмываемое и очень болезненное пятнышко на моём сердце, по моей личной глупости оказавшее самые отрицательные последствия на дальнейшую судьбу сына.
Наш сын на последнем году учёбы в университете полюбил умную, красивую девушку, и она, видимо, отвечала ему взаимностью, поскольку согласилась выйти за него замуж, но предварительно он должен был познакомить её со своими родителями. Так они условились. С её родителями он был уже знаком и никаких возражений против их предстоящего брака они не имели. Последнее слово оставалось за нами, вернее за мной. И вот в один из дней, сидя в кабинете за рабочими столами, мой сынок неожиданно дрогнувшим голосом сказал, тяжело вздохнув: «Папа? Я надумал жениться, и ко мне должна приехать по моему звонку невеста для знакомства с вами. Зовут её Наташей. Как ты на это смотришь?» Я поднял от бумаг свою седую, не очень в тот момент соображающую голову и с безразличным недоумением спросил»: «Коля, а кто она такая и откуда родом?» Она закончила экономический факультет нашего университета, из хорошей семьи и родом из Калачинска Омской области, где живут её родители», – торопливо проговорил он, и его лицо от охватившего смущения покраснело. При этом он низко опустил голову над столом, в ожидании моего родительского ответа, и авторучка в его руке заметно подрагивала. Я довольно глупо ухмыльнулся, явно не готовый для подобного разговора, и в шутку спросил: «А почему она из Калачинска, а не из Ленинграда или Москвы, Коля?» – «Откуда я знаю и какая разница, откуда она родом», – не поднимая головы от стола, глухим охрипшим голосом ответил он, и наш разговор, к моему великому стыду и позднему для меня раскаянию, на этом закончился. Несколько дней спустя жена в тревоге спросила меня: «Ты что сыну наговорил про его невесту, что он письменно отказался вступать с ней в брак и получил от её отца ругательное и оскорбительное в свой адрес письмо за такой подлый поступок. Ты хоть понимаешь, что натворил?» Я был ошеломлён безумным поступком сына, и рассказал ей, какой между нами состоялся разговор. «Ты что, не понимаешь, как любит тебя и уважает сын? Ведь каждое твоё замечание или недовольство, он принимает близко к сердцу и тяжело переживает, когда тебе что-нибудь не нравится в его поступках? Ты что, отец, наделал? Ведь сыну двадцать девять лет и ему пора жениться! Как теперь быть? Ведь на нём лица нет, и по ночам перестал спать! Неужели и этого не видишь из-за своей работы? Да провались она пропадом!» – со слезами на глазах кричала и плакала жена, и я в смятении, что-то бормотал в своё оправдание, которого у меня не было и не могло быть. Очень глубоко и сильно любил Коля эту милую девушку, свою первую и неповторимую любовь в своей жизни.
Сердечные раны обычно заживают тяжело и долго, и на сердце остаётся рубец, иногда на всю жизнь. Сложись всё благополучно и его жизнь пошла бы по-другому, возможно, более счастливому пути. Невыносимо тяжело страдал и переживал наш сын из-за постигшей его неудачи жениться на любимой девушке. И только через семь томительных лет он выбрал себе достойную подругу жизни, и у них появилось двое прекрасных детишек, которых сынок любил и лелеял какой-то неземной трепетной любовью, видимо предчувствуя свою скорую гибель. Но какой же ценой для здоровья всё это ему далось, знает лишь он да Бог, а нам уже никогда не узнать. Как же я потом себя ненавидел и презирал за свой глупый разговор с сыном о женитьбе на любимой девушке. Прошло так много лет с той поры, а как вспомню тот разговор со мной, жить не хочется. Дело в том, что наш сын никогда нам, родителям, не жаловался на свои неудачи и переносил их молча и мужественно, как настоящий мужчина. Лучше бы он меня тогда обматерил и послал куда-нибудь подальше, и его жизнь сложилась бы намного удачнее, чем вышло на самом деле.
Кажется, в Библии я как-то прочитал, а может и от кого-нибудь слышал, что чем больше Господь любит своё чадо, тем больше его наказывает. И сколько я не раздумывал над этой библейской мудростью, но до сути так и не дошёл. А вот своего любимого сына невольно наказывал самым дурацким образом, никогда не желая ему плохого, и он кротко и послушно всё сносил, не оказывая мне сыновнего непослушания. Когда вспоминаю об этом чудовищном случае с нравственной точки зрения, меня до глубины души потрясает его кротость и покорность родителям, которую он преданно сохранил, не считаясь со своими неудачами, до конца своей жизни. От осознания этого вина моя перед ним всё тяжелеет и тяжелеет. Гнёт к земле. Но сегодня, после его гибели, самый беспощадный судья мне – я сам. И, уж точно знаю, что сам себе никогда не прощу своих невольных ошибок по отношению к своему сыну, принесших ему столько страдания и горя. Но молюсь сегодня перед Богом и своим любимым сыном и прошу отпустить мне мои невольные грехи и простить меня. Твёрдо знаю, будь сынок сегодня живым, он простил бы мне всё, кроме предательства семьи.
Вспоминаю ещё один жуткий случай, который потряс нас с сыном до основания. В предпоследний год нашей совместной работы, кажется в 1990 г., решил сынок в очередной отпуск съездить в туристическую поездку, в дружественную нам тогда Болгарию. Но не дремлющие чекисты ему отказали в этом без объяснения причин, о которых теперь уже никогда не узнаем, но после его гибели можно догадаться. Дрожь охватывает, когда вспоминаю об этом немыслимом унижении сына и циничном оскорблении его чистейшей души. Ведь парень верой и правдой отслужил после школы в армии, окончил музыкальное училище и ВУЗ и буквально с чистого листа успешно начал свою трудовую деятельность. Какое же пятнышко смогли увидеть востроглазые чекисты на чистом листе бумаги, какой была тогда душа моего сына. В чём они его подозревали? Уму непостижимо! Так и неизвестно, за что они мне так старательно мстили на протяжении десятков лет, безжалостно отыгрываясь на сыне до рокового дня его трагической гибели.
Но пришло очень тяжёлое и грустное время, когда нашей семье, увы, надо было расставаться. Жена вышла по возрасту на пенсию, дочка к тому времени закончила десятый класс, и весной 1990 года я отправил их в Тюмень, где загодя купил невзрачный домишко, в котором нам предстояло прожить восемнадцать лет до гибели сына. Наша дочь удачно выдержала вступительные экзамены на юрфак Тюменского госуниверситета и через пять лет его окончила с красным дипломом, и уже четырнадцать лет работает в Тюмени по избранной специальности.
В Пытьяхе остались двое наших сыновей, они работали на прежних предприятиях юрисконсультами. Но давно медленно, исподволь подползало и вдруг неожиданно, могучей волной накатило на наше многострадальное отечество самое смутное и бандитское время, какого оно не видело со дня своего Крещения. Но с новым временем пришли и новые хозяева жизни, и всевластное начальство поменялось. Да вот беда, с новыми хозяевами пришли и их верноподданные кореша с уголовным прошлым, и моего старшего сына попросили добровольно уйти с занимаемой должности. Сопротивляться было бесполезно, и он поступил адвокатом в Тюменскую коллегию адвокатов, где его назначили заведовать юридической консультацией в этом же городке, с экзотическим названием Пыть-Ях, о котором я так часто выше упоминал. К большому сожалению, никакой поддержки со стороны новой администрации, которая была с криминальным душком, он не встретил. Профессиональные юристы им не нужны были, поскольку всё решалось тогда между ними по неписаным понятиям уголовного бомонда из бывшей номенклатуры, к тому времени торопливо сформировавшейся и мускулисто окрепшей. Ему даже не выделили хоть какой-нибудь комнатёнки для приёма граждан, и на все его просьбы об этом просто не реагировали, давая понять, что он для их узкого круга персона неподходящая и понимания с их стороны никогда не найдёт. И мой сынок вынужденно приехал жить и работать ко мне в Тюмень, где и началась трагическая эпопея его короткой жизни, и самые тяжкие испытания, которые ему здесь пришлось пережить сверх всякой меры, о которых я написал в самом начале.
После отъезда жены я тоже вышел на пенсию, но мне пришлось ещё два года поработать, но уже на другом предприятии. И в конце апреля 1992 года в яркий солнечный день я навсегда покинул этот благословенный край, где проработал двадцать два года и где случались и радости, и огорчения, но последних, как обычно бывает в жизни, оказалось больше. Не могу не вспомнить день своего отъезда, который запечатлелся в моей памяти одним довольно приметным событием. Шоссейной дороги до Тюмени тогда не было, и личные автомобили, у кого они были, отправляли на железнодорожных платформах, и весь путь до Тюмени занимал примерно до трёх дней. При выходе на пенсию руководство управления в знак благодарности выделило мне списанный УАЗик, который я наспех подремонтировал и погрузил на платформу, чтобы переправить его в Тюмень. И вот стоят на станции несколько загруженных автомобилями платформ, и все владельцы сидят в своих машинах в ожидании отправки. Вижу из кабины своей машины, как к площадке, где грузились машины, лихо подкатывает старенький автобус, набитый милиционерами, круто разворачивается и резко останавливается, взвизгнув тормозами. Первая мысль, которая пришла в голову, что кого-то, видимо, арестуют, автомобиль снимут с платформы и наша отправка задержится на неопределённое время. Хотя о времени нашей отправки мы не имеем совершенно никакой информации, но каждый из нас считает, что из-за прибывших милиционеров задержка неминуема – из машин высунулись головы встревоженных автолюбителей, которые что-то кричат в сторону автобуса. Однако из него никто не выходит, и на раздающиеся крики его пассажиры не обращают никакого внимания. Странно всё это выглядит с их стороны. Даже документов ни у кого из отъезжающих не проверяют. И тут заметил, как из приоткрытого окошка автобуса, меня в машине фотографируют и о чём-то громко между собой переговариваются, от души смеются. Внимательно присмотрелся к сидящим в автобусе и узнал некоторых из них по случайным встречам в разных коридорах местной власти. Вот один из них, толстомордый, с чёрными усами, держал под контролем всю нелегальную продажу водки в посёлке, состоящем из вагончиков, где жили южане, он назывался «Вертолётная площадка». С водкой тогда был жуткий дефицит, поскольку на самом высшем уровне велась антиалкогольная компания, имевшая в конечном счёте весьма плачевный результат в масштабе всей страны. А вот рядом с ним тот, кто «крышует» всю торговлю наркотой в этом северном городке, где тогда находилась перевалочная база наркотиков, беспрепятственно идущих дальше на север. Это они, тогдашние хозяева жизни, сидят в автобусе со своими помощниками, легальными и нелегальными. И похоже все навеселе. В то приснопамятное время эти новоявленные хозяева жизни долго на севере не задерживались, а набив карманы, быстро линяли оттуда, не оставляя о себе никакой памяти. Причина их появления здесь мне стала понятна: они закрывали дело слежки за мной и передавали его вместе с фотографиями в Тюмень, где предполагалось моё постоянное место жительства. На душе поселилась тревога, она не покидала меня до самого дома. За себя я не боялся, но в отношении моих сыновей, оставшихся здесь, я был не на шутку встревожен. Могли устроить любую провокацию и отдать под суд. А дальше срок по приговору и лагерные нары. Как это тогда легко устраивалось в отношении любого человека, который им мешал или имел неосторожность на них пожаловаться, я это хорошо знал, и за судьбу своих сыновей не зря беспокоился.
О Тюменском периоде своей жизни много рассказывать не буду по причинам, изложенным выше. Скажу только, что за все восемнадцать лет жизни здесь я ни дня не знал покоя, ни дня за мной не было наружного наблюдения. Куда бы я ни поехал или ни пошёл, они постоянно были рядом, крайне настороженные и угрюмые. Без них не было ни одной рыбалки или поездки в Курган на могилы родственников, или на рынок за продуктами, или в церковь, куда мы ходим с женой на утреннюю службу. И они всегда там. Зоркие и настороженные навязчиво дают мне понять, что в покое меня не оставят, какие бы демократические перемены в государстве ни происходили. Это уже похоже с их стороны на массовое сумасшествие психопатов, гоняющихся в злом ослеплении за неуловимым призраком более 45 лет. И мне казалось, что до большой беды осталось совсем немного. Я жил в постоянном и тревожном ожидании надвигающейся беды, и чтобы предотвратить её, написал жалобу в Тюменскую областную прокуратуру и Президенту Ельцину – как неоспоримому гаранту прав и свобод граждан поверженной им страны. К сожалению, копии этих жалоб за давностью лет не сохранились, но ответ из администрации Президента я сохранил и приведу его полностью. Но событие, откровенно-бесстыдное и от этого ещё более интересное, произошло дальше, когда мою стариковскую жалобу прислали сюда, в администрацию губернатора. Об этом стоит подробно рассказать, а читателям почитать и сделать определённые выводы для себя и своих близких.
Прошло с момента отправки моих жалоб больше двух месяцев, а никаких шевелений от гаранта Конституции и в помине не предвиделось. Ответ из областной прокуратуры я получил. Но это была обычная отписка в ту пору, в стиле ответственных работников, отяжелённых обязательствами перед партией и народом надзирать за ходом строительства коммунизма. Приводить его дословно не стоит, в глубокой надежде, что с той мрачно-потешной поры в нашей прокуратуре, наверное, что-то изменилось к лучшему. Очень хотелось бы в это верить и надеяться. Наконец, получил ответ и от гаранта нашей Конституции. Привожу его текст полностью, а конечный результат будет с моих слов, в чём прошу мне верить. Такое нарочно не придумаешь, если даже очень захочется.
АДМИНИСТРАЦИЯ ПРЕЗИДЕНТА РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ
Отдел писем и приёма граждан.
Москва, ул. Ильинка, д.23
№ А13-14-8088 17.01.1994 г.
625043 Российская Федерация, Тюменская обл.,
г. Тюмень, ул. Перова, д. 16., Богданов В.Н.Сообщаем, что рассмотрением Вашего обращения, поступившего в адрес Администрации Президента Российской Федерации, занимается Администрация Тюменской области. подпись Отдел писем и приёма граждан Орлов В. И.
Прошло четыре месяца с момента получения ответа из Администрации гаранта Конституции, а никакого движения живого человеческого тела в отношении моей жалобы в Администрации Тюменского губернатора тоже не наблюдалось. Это меня озадачило. Каким бы ни был наш Президент как человек и управленец, но он был действующим Президентом большого государства, и любая исходящая из его Администрации писулька должна была в самых отдалённых местах отечества исполняться неукоснительно и в срок, установленный законом. Да и меня никто не лишал гражданских прав, гарантированных Конституцией, – получать ответы на свои жалобы, также в установленный срок, независимо от того, нравлюсь я кому-то из владык-чиновников или не нравлюсь. Тут дело не в испорченном вкусе чиновника, а в его добросовестном отношении к своим служебным обязанностям и к правам граждан, которые он обязан неукоснительно соблюдать, встречая его с приветливой улыбкой на лице и приятными манерами, если с ним изъявили желание встретиться, что случается весьма редко.
Хорошо понимая, что в отношении меня и сына творится открытый и НАГЛЫЙ ПРОИЗВОЛ МЕСТНЫХ ЧИНОВНИКОВ-ОПРИЧНИКОВ, я в один из солнечных дней мая нехотя поплёлся в администрацию губернатора разыскивать свою несчастную жалобу. Но туда меня не пустили, поскольку ни персонального приглашения, ни извещения у меня не было и на личный приём я заранее не записывался. Тогда я, долго не раздумывая, навострился пойти к тогдашнему представителю президента по Тюменской области, фамилию которого давно напрочь забыл. Наместник Президента отсутствовал, и я невольно попал к его заместителю или к секретарю, сейчас точно не помню. За массивным столом сидел крупный дядька, примерно моего возраста, который со страдальческим лицом бывшего партийного вельможи бегло прочитал писульку из апартаментов Президента и куда-то позвонил. Я, по старческой наивности, пытался ему кратко объяснить суть моей жалобы, но он довольно грубо меня перебил, и в ответ тоже коротко рассказал, каким он раньше был большим начальником и как много перенёс притеснений со стороны властей, но остался живым и здоровым. С этими ободряющими словами он подал мне бумажку с номером телефона, куда мне и следует обратиться по поводу где-то затерявшейся моей многострадальной жалобы. Ни фамилии, ни имени владельца этого номера телефона написано не было, а возможно и было, да за давностью лет забыл. Пока я вникал, какой он был правдолюб в своём героическом прошлом, будучи большим начальником, и в недоумении рассматривал взятую у него бумажку с номером загадочного телефона, владыка большого кабинета чуть привстал из-за стола и сердито бросил: «До свидания». Я в недоумении на него посмотрел. Смутно догадываясь, что меня попросту отсюда выпроваживают, я молча вышел из кабинета, проклиная себя за своё унижение перед неоценённой посредственностью бывшего партийного страдальца. Позвонить по загадочному телефону, где, как казалось мне, решается судьба моей затерявшейся жалобы, я решился не сразу. Почему-то боялся нарваться на очередное чиновничье хамство, откровенное и наглое, из-за полнейшей безнаказанности, какое укоренилось и глубоко вросло в нашу жизнь с приходом к власти бывшей номенклатуры. Однако, чуть успокоившись после посещения «неоценённой посредственности» и решив, что мир не без добрых людей, набрался решимости и позвонил. Ответил мне приятный женский голос, насыщенно полный молодого задора и жизнелюбия, с деловой готовностью подтвердивший, что это она самая, которая сидит на письмах и жалобах граждан. Но когда услышала мою фамилию и узнала, о чём моя жалоба и кому была написана, начала заливисто хохотать, как из пистолета стреляла своим хохотом в моё сердце, и только до предела ухохотавшись и отдышавшись, с издёвкой ответила: «Да хоть сто писем подряд пишите Президенту, но отвечать на вашу жалобу не будем», – и положила трубку. Не зря говорят – кто ищет, тот всегда найдёт. Дожил до седых волос, а второй раз влип в такое дерьмо, от которого долго не отмыться. Сгоряча хотел было накатать жалобу на эту служивую за её оскорбительный ответ, да вовремя одумался. Ворон ворону всё равно глаз не выклюет. Чего уж там зря на что-то доброе надеяться, когда «мадам Браунинг», как я мысленно её назвал, из-за незнания её настоящей фамилии и имени, шутя лишила меня всякой надежды получить ответ на мою жалобу и даже не встрепенулась, что нарушает закон. В самый разгар русской кровавой революции и гражданской войны все жизненные вопросы решал в один миг «товарищ Маузер». Но он исторически и начисто проиграл свою кровавую и зловещую роль в двадцатом столетии. Это от его оглушающей пальбы Россия навеки провоняла на всём своём огромном пространстве невыносимым смрадом от истлевших трупов и человеческих потрохов своих сограждан, да и иноземцев-доброхотов вдоволь укокошила. А сейчас, видимо, приспела другая эпоха, когда всеми делами заправляют «мадемуазели Браунинги», более изощрённые и хитрые в своих пакостных канцелярских делах, унаследованных от товарища «Маузера». Похоже, сегодня они вволю жируют и мастерски выделывают такие потешные штуки, читая наши челобитные, что до икоты ухохатываются от захлёбного упоения властью. Сегодня на их улице благоухающий карнавальный праздник, и меня, пенсионера, на этот праздник кем-то строго запрещено даже близко подпущать. Да видит Бог, я никогда в своей жизни на подобные праздники не напрашивался и не напрашиваюсь. Слышал одним ухом, будто бы одну «мадам Браунинг» из нашего героического края перевели в столицу, вроде бы на самую верхотуру власти – сидеть на письмах и жалобах граждан всей страны. Но вполне может быть, что за своё усердие в прошлом взлетит и выше, на чём-нибудь более существенном сидеть, когда над головой не каплет и отвечать ни за что и ни перед кем не придётся. Видимо, в наше замутнённое время там таких жизнелюбивых и хохотальных мадам сейчас явно не хватает, болезненный дефицит на них, и пришло пополнение, достойное своих недавних предков. Грустно, если это действительно так произошло…
Но жизнь всегда продолжается, пока человек живёт. В Тюмени в первые годы Коля успешно работал по своей специальности в одной из промышленных организаций города. Потом решил устроиться в более солидное предприятие с подобающим его знаниям окладом. Но сделать это оказалось не так просто, и невольно он вынужден был поработать и в маленьких предприятиях, пока не подоспел один случай. Однако у него хватало выдержки и самообладания не впадать в крайности, и держался он с достоинством мужественного человека, у которого имеется своя семья, да и старые и больные родители нуждались в его помощи. Я в то немыслимо тяжёлое для него время как только мог поддерживал его и морально, а зачастую и материально. Да что там работа по юридической специальности, если неистребимая тоска по музыке брала своё. И он сумел устроиться в какой-то маленький джазовый оркестр, где играл на саксофоне. Надо было видеть, как он буквально оживал после музыкальных вечеров, приходя домой в позднее время. Тогда-то я и убедился, что музыканты гораздо легче сходятся с совершенно незнакомыми коллегами, нежели юристы между собой. Как я понял сына, ему нравилось общаться с коллегами-музыкантами – интеллектуально развитыми, культурными и порядочными людьми, хорошо понимающими друг друга и готовыми оказать, кому требуется, профессиональную помощь. У них всегда царил творческий подъём, взаимное уважение и, конечно, шутка. Радостно ему было бывать в кругу музыкантов, где он себя чувствовал уверенно как среди близких ему по духу товарищей. Однако, симфония симфонией, но на зарплату музыканта нынче прожить трудно, и приходилось работать по той специальности, которая могла обеспечить сносное материальное благополучие. Вот и приходилось моему сыну наступать на горло собственной песне, хотя изменить призванию не так просто, как можно подумать на первый взгляд. И всё-таки тяжёлая это штука – пытаться изменить своё нутро, почти невозможная. Могу с уверенностью сказать, что самые близкие его товарищи всегда были из среды музыкантов, и ни из какой другой. И надоедливо возникает и впопыхах хватает за глотку вопрос: «А надо ли было ему менять профессию музыканта на юриста?» Праздный и запоздалый вопрос, на который нет никакого смысла сейчас отвечать. Наверное, не похвастаюсь, если скажу как отец, что мой сынок пользовался среди знавших его музыкантов уважением, все признавали его музыкальную одарённость и поминают его добрыми словами. Думается, к месту напомнить, что 9 ноября 2008 года в концертном зале ДНК «Строитель» состоялся сборный концерт всех джазовых коллективов города – «Они из джаза», посвящённый доброй памяти Тюменских музыкантов, обидно рано ушедших из жизни, которую они так прекрасно могли украшать своим искусством. Низкий поклон и сердечное спасибо организаторам этого памятного концерта, где добрым словом помянули и моего сына, саксофониста Николая Богданова. Светлая ему память, и его коллегам, разделившим с ним в короткое и разное время такую горькую для родных и знакомых смертную участь.
Наконец, случились те два момента в работе сына, когда надо было ему решать свою судьбу самым кардинальным образом, чтобы избежать самого худшего варианта. Нужно было устроиться в солидное предприятие, на хорошо оплачиваемую должность, которой сын был достоин по своим профессиональным качествам. 10 октября 1998 г. сын был принят на работу в АО «Тюменнефтегаз» начальником юридического отдела. Однако начальник управления Яковлев без объяснения причин предложил ему должность главного специалиста юридического отдела, поскольку на уже занятую должность начальника отдела неожиданно был принят молодой человек, явно уступающий сыну и по стажу, и опыту работы. Тем более что он ни дня не работал на предприятиях нефтяной промышленности. Понятное дело, между ними сразу же сложились неприязненные отношения, и руководитель предприятия, не разобравшись, грубо предложил моему сыну уволиться по собственному желанию, что он и сделал через два месяца. Ибо стало невозможно нормально работать с молодым начальником отдела, уступавшем ему во всём. К тому же, он оказался очень грубым, агрессивным, и до неприличия невежливым в общении с людьми. Господина Яковлева я знал ещё ранее, по НГДУ «Мамонтовнефть» – как неудачного партийного функционера, а потом ещё более неудачного руководителя различных нефтяных предприятий той поры. К счастью, в соседнем предприятии, «Тюменнефтепродукт», оказалась вакантной должность юрисконсульта, куда сына и приняли, но лучше бы не принимали. В юридическом отделе оказался на юридической должности странный молодой человек без образования, который ни на минуту не оставлял сына без догляда и подслушивания, с кем бы и о чём бы мой сын ни разговаривал. Однажды я покупал билет в кассе, что расположена рядом со зданием «Главтюменнефтегаза», и у меня не хватило денег на оплату билета. Я позвонил сыну, чтобы он подошёл к кассе и принёс недостающую сумму. Он тут же подошёл, я купил билет, и мы на минутку присели в кресла, чтобы поговорить о наших семейных неотложных делах наедине. Но тут же появился и подсел на соседнее кресло молодой человек. Небрежно кивнув нам, при этом ощерился гнилыми зубами, изображая улыбку, подсел ещё ближе и стал молча осматривать кассовый зал, внимательно вслушиваясь в наш разговор. Сын кивнул мне в его сторону, и я всё понял. Мы вышли на улицу, и он за нами. Попрощавшись с сыном, я уехал домой в очень скверном и тревожном настроении. Вечером позвонил Коля и с горькой досадой рассказал мне, что было потом. Он пришёл в свой кабинет, сел за свой рабочий стол и начал спокойно заниматься привычной работой. Вдруг в кабинет вбежал разъярённый охранник с нижнего этажа, бывший милиционер в отставке, совершенно не знакомый, и ни слова не говоря, ударил сына по лицу и разбил нос до крови. Конечно, Коля дал ему сдачи, и чем бы это дело могло закончиться, неизвестно, но всем отделом их разняли, а охранника выпроводили на своё рабочее место. Просто беда, что сын не курил и не пил, и по этой абсурдной привычке никогда не участвовал в длинных и болтливых перекурах, не обсуждал похмельные проблемы, а о музыке в той среде никогда не говорили. По этой глупейшей причине он и казался необщительным с коллегами, сидевшими с ним в одном кабинете. Да, он не был общительным в своём коллективе именно по этой причине, где привычные нравы давно затвердели, укоренились и были совершенно другими, чем у Коли. К тому же, начальник управления Анисимов, не спрашивая согласия сына, перевёл его экономистом, которым сын смог отработать только пять месяцев. Дальше работать здесь стало опасным для жизни.Посоветовавшись с женой, мы решили, что он должен срочно оттуда уволиться и поступить в какую-нибудь маленькую организацию, пусть даже с окладом ниже прожиточного минимума, и заканчивать диссертацию – как главную цель своей жизни в этой непростой ситуации. Но его начальник Анисимов упредил сына, предложив ему уволиться по собственному желанию. Проще говоря, принудил к увольнению по собственному желанию. Однако причину такого незаконного действия не назвал. Отказался.
Сын уволился и поступил работать в маленькую организацию, и его жизнь понемногу наладилась. Диссертацию он успешно закончил к весне, дал прочитать её руководителю и другим соискателям и получил хорошие отзывы. Но весной этого трагического года я подарил ему свою машину и забыл предупредить, что она находится под негласным надзором спецслужб и втайне от меня оборудована специальным радиосигналом для опознания её местонахождения. И куда и когда бы мы ни уезжали, на рыбалку или за грибами, даже в другую область, нас с сыном всегда легко находили по этому радиосигналу и сопровождали весь день – одна, а чаще две машины, обычно «Нивы», с настороженными и неразговорчивыми сотрудниками. Это становилось крайне опасным явлением, с непредсказуемым для нас результатом. Однако сыну незадолго до передачи машины я говорил об этом и просил: «Если они будут тебя преследовать, а ты один в машине, лучше возвращайся домой». Но в тот роковой день я ему об этом почему-то не напомнил. Результат известен. Дело в том, что на рыбалку и в лес мы обычно ездили один раз в десять дней, и наши преследователи к этому распорядку как-то привыкли. Но когда я подарил автомобиль сыну, то он стал ездить на свою дачу за сорок километров от города почти каждый день, и это, видимо, их взбесило. Ведь надо было тратить немалые деньги на бензин, да и времени много уходило. Хотя, видимо, и другие могли быть причины. Но лучше бы спросить об этом самих преследователей. Оказалось, что спросить об этом важном деле некому. Хотя госномера этих машин я передал следователю ещё в 2007 г. А толку? Прошло полтора месяца с момента похорон сына, когда я продал его машину. Случилось это вынужденное событие 1 сентября 2007 года, и дня через два мне позвонил неизвестный мужчина и требовательным голосом спросил: «Машину продаёте?» – «Уже продал», – ответил я спокойно. «За какую сумму продали?» – строго спросил любопытный мужчина. «Это коммерческая семейная тайна», – ответил я и хотел уже положить трубку. Но он продолжил: «Значит, на рыбалку вы больше ездить не будете?» – радостно, дрожащим голосом спросил любопытный мужчина. «Значит, не буду, раз продал машину», – ответил я, догадываясь, кто этот любопытный, задающий столь неуместный вопрос. Звонил, видимо, один из тех, кто преследовал нас все эти годы, пока не погиб сын.
Заканчиваю самую трудную в моей жизни работу над книгой о жизни и смерти моего сына. Да и как мне было разогнать, развеять густой мрак в моей исстрадавшейся душе, как только не написать эту книгу о безвинно загубленной христианской душе моего сына. Хотя кто-то из великих землян однажды сказал, что смерть является высшей истиной жизни. Да кому нужна такая истина? Подальше бы от неё держаться. Однако подальше у меня не получилось. Не позволили. Но последнюю точку в этой книге поставлю через три дня, 25 февраля 2009 года. Ровно 64 года назад, 25 февраля 1945 года, был убит на войне мой отец Богданов Николай Петрович, а спустя 62 года, в мирное время, в тылу, далеко от вражеского нашествия, погиб его внук, тоже Николай Богданов, но уже Валентинович. Враги, убившие отца, известны и наказаны, а виновники гибели сына не установлены и вряд ли когда-нибудь будут установлены. После таких тяжких потерь жизнь для меня потеряла всякий смысл. Ушедшие из жизни два Николая были для меня столь дороги и любимы, что после их гибели на всей моей прошлой жизни можно поставить жирный крест. Поскольку убийц и не пытаются искать, и ответ на свою восьмую жалобу прокурору области я ещё не получил. А если и получу, что от этого изменится? Ведь следственный комитет ему не подчиняется. К тому же, наверняка сработает корпоративная солидарность. И как ни вчитывайся во все ответы следователей из названного комитета, невольно создаётся устойчивое впечатление, что эта властная организация все-таки старательно и умело «крышует» возможных виновников гибели моего сына и, без всякого сомнения, будет на этом стоять до конца. Примеров тому не счесть. Даже в этой книге. А ведь следователям только и надо было – либо обоснованно отвергнуть версию об умышленном или неосторожном убийстве сына, либо также обоснованно её доказать. И больше ничего не надо делать. Но по въевшейся привычке, бездушно отписались. На всякий случай.
Наверное, не случайно в своём обращении в День памяти политических репрессий Президент В. В. Путин предостерегал: прошу каждого на своём рабочем месте делать всё, чтобы никогда и ни у кого не возникало малейшего желания воспроизвести хотя бы какие-то элементы прошлого. Да, действительно, очень хочется, чтобы эти святые слова Президента долетели до тугих ушей тех, кому это больше всего надо бы услышать. Знаменательно, что век-волкодав не так давно нехотя уполз в историческое прошлое, оставив за собой несмываемый кровавый след от своих жертв, но навсегда нас в покое всётаки не оставил. Зло и мстительно иногда о себе напоминает. Причём безнаказанно. Убедился на собственной шкуре, что никакие обращения высших должностных лиц нашего государства по этой части на местных чиновников-опричников никакого влияния не оказывают, а «товарищ Маузер» и «мадам Браунинг» работают всегда в своём обычном истребительном режиме и в полную силу.
Говорят, природу душевными муками не переделаешь и словами ни в чём не убедишь. Но хотел бы я знать, а кто сможет переделать или в чём-то убедить нашу правоохранительную систему? Прискорбно, но невольно создаётся стойкое впечатление у меня и у тех людей, кто с этой системой сталкивался, что так, как они сейчас работают, могут работать только чиновники, для которых закон об уголовной ответственности за его неисполнение или извращение ещё не написан. А безнаказанность их развращает, как и любого преступника в подобной ситуации. Да и сомнительно, чтобы такой закон даже в обозримом будущем был принят. Присмотритесь, почти во всех газетах идут различные публикации о нарушении законных прав граждан, гарантированных нашей Конституцией, но на эти газетные вопли уже никто не обращает внимания. Крепко и надолго, видимо, мы приучены к произволу чиновников. Надо бы срочно нашему руководству страны с ними что-то делать, пока не поздно. Сегодня крайне нужна настоящая реформа всей этой безнадёжно устаревшей системы, в соответствии с неумолимыми требованиями нового времени. Иначе всем нам каюк.
Моё поколение и мои дети родились, росли и воспитывались в сгинувшей эпохе прошлого столетия, и у меня нет и никогда не было желания проклинать то время, в котором довелось жить мне и моим детям. Моя семья ничем особенным среди многих других не выделялась. И не наша вина, что мы были невинными и беззащитными жертвами спецслужб на протяжении десятилетий. Никто и никогда нам не говорил, в чём наша вина перед ними или обществом и что мы должны были сделать, чтобы угодить им своим образом жизни. Конечно, в безвременной гибели сына есть и моя вина как его отца, и я этот греховный крест буду нести до конца своей жизни. А сегодня могу лишь с непреходящей горечью обессилено выдохнуть: какую всё-таки жестокую и запоздалую правду я вынужден был написать в этой книге о своей прошлой жизни, когда мне как отцу уже ничего в ней нельзя поправить. Решительно ничего»
Как верующий человек никому из своих палачей я не желаю зла. Всех прощаю. Бог им судья. И здесь лишь уместно привести известные слова из стихотворения одного Великого Россиянина: «НО ЕСТЬ И БОЖИЙ СУД, НАПЕРСТНИКИ РАЗВРАТА! ЕСТЬ ГРОЗНЫЙ СУД: ОН ЖДЁТ…» Добавлю от себя: да воздастся вам, за грехи ваши сполна, басурманское племя! Пусть наше демократическое государство решает миловать вас всех, или наказывать.
Я просто обязан, по христианскому обычаю, простить их и попросить прощения у всех, кого когда-либо вольно или невольно сам обидел или причинил зло. Мне много лет, и хочу я уйти из этой жизни прощённым, чтобы никто меня не проклинал и не отзывался обо мне дурными словами. Думаю и надеюсь, что большинство тех, кто прочитает эти строки, поймут меня правильно. Возможно, и простят меня, за моё публичное покаяние в этой самой печальной книге, которую только мог я написать на последнем дыхании своей жизни.
Перед моим рабочим столом висят фотографии погибшего сына разных лет. Но я и без фотографий вижу и слышу, как мой сынок расхаживает в моём доме, по комнате с саксофоном и разучивает различные мелодии. Иногда останавливается перед большим зеркалом и льющаяся музыка обретает стройное и величественное звучание. А вот он на моей любимой фотокарточке запечатлён, когда выступал перед студенческой аудиторией с сольным концертом на саксофоне, после того как на конкурсе саксофонистов в Кемерово занял третье место. И будто вижу и слышу своего сына, что он снова выступает в моём доме и репетирует на «саксе» свои любимые музыкальные произведения. И я изо всех сил, до истошной хрипоты, когда перехватывает горло и срывается дыхание, пытаюсь до него докричаться, в то недалёкое прошлое: «Коленька-а! Сыно-ок! О чём так печально стонал тогда твой саксофон? Отчего же так беспокойно трепетало моё сердце, и скорбела душа? Неужели, ты уже тогда, предчувствовал свою близкую кончину? Ну, скажи, сына? Хоть, что-нибудь?» Молчит cынуля. А я не унимаюсь. Кричу таким надорванным и охрипшим голосом, что мои глаза, от напряжения, заплывают жгучими слезами и ничего не видят: «Коленька-а! Сына-а! За что они таким зверским образом с тобой поступили? Ну, скажи-и! За что-о? Коля-а-а!» Молчит вселенная. Не слышит моего старческого вопля безысходности с греховной планеты Земля. Ни одна живая душа из её чёрной бездны мне не отзывается. Только звёзды, из той немыслимой дали между собой в дрожащем мельтешении загадочно перемигиваются, будто над нами, убитыми горем родителями и его семьёй, безутешно и холодно скорбят. Эх! Горе моё горькое! Да куда же мне от тебя теперь деваться? Взлететь бы по Божьей милости моей измаянной душе с истерзанной горем планеты Земля, безоглядно вонзиться в черноту купола ночного неба и долететь до той планеты, где мой издыхающий вопль услышат и отзовутся, и обратно не возвращаться? Незачем. Да не дано нам, землянам, такой божественной льготы. Не заслужили. И навсегда остался безответным и наш сынок из необъятной бездны, и больше мы никогда не услышим его родного голоса, никогда не увидим его добрую улыбку и искрящиеся добротой озорные глаза. Никогда больше он не постучит в дверь родительского дома, и не скажет: «Это я, папа, Коля».
Прощай родной наш Коленька, и до встречи с тобой за гробом… Твой, навсегда преданный тебе, папа, и беззаветно любящая тебя сынок, твоя мама, твои сестра с братом, и родные детки, теперь уже сироты. А нас, родителей, сынок, милосердно прости, что не уберегли тебя от безвременной гибели. Видимо, не от нашей воли зависело отвести эту страшную, злодейскую беду от твоей головушки. Чьё-то неусмирённое зло нам мстительно «помогало» и зверски «помогло», чтобы именно ты погиб, безвинная христианская душа. 25 февраля 2009 года, город Тюмень
17.03. 2009 г.
Наконец получил ответ из Областной прокуратуры, но в который раз, не за подписью прокурора области, которому и писал свою восьмую жалобу, а за подписью начальника управления по надзору за уголовно-процессуальной и оперативно-розыскной деятельностью, советника юстиции, неприятно воркующей «мамзель», почтенного возраста. Письмо от 3. 03. 2009 г. № 15-135-09. Печатать этот ответ полностью не имеет никакого смысла, поскольку ни на один вопрос, изложенный в моей жалобе, советник юстиции даже не пыталась ответить. Для этого как минимум нужно иметь убедительную логику, здравый смысл и совесть, а всего этого у советника юстиции не наблюдается, даже при очень внимательном прочтении ответа, полного юридической казуистики и пренебрежительного неуважения к автору жалобы. Даже не извинилась перед семьёй погибшего сына, что в документах подчинённые ей следователи описали его брюнетом с проседью в волосах, тогда как он всю жизнь был светло-русым блондином. Надёжно «крышует» советник юстиции фальсификаторов проверочного дела о гибели сына и, видимо, и его возможных убийц, пользуясь полным бесправием потерпевшей стороны и своей титулованной безнаказанностью. И совершенно очевидно для меня, что добиваться приёма у прокурора области уже ни имеет никакого смысла. Из всего вышесказанного можно сделать только один горький вывод, который сам напрашивается. Охота на человека в нашем отечестве, похоже, продолжается, и остановить её некому. Больно и страшно за свою отчизну: властное мракобесие местных опричников снова густеет и становится непроглядным, опасным для жизни нормальных людей.
У меня, в силу сложившихся обстоятельств, остался только один выход. Написать ещё раз жалобу Президенту Российской Федерации, а там видно будет. Так и сделал. Написал челобитную, на самую вершину нынешней власти. Вскоре получил ответ из Администрации Президента, в котором меня сухо уведомили, что мою жалобу направили в нашу областную прокуратуру, для разбирательства и принятия мер. Как в советское время. На кого жалуешься, тому и поручали высокие начальники с твоей жалобой разбираться. Я был возмущён и написал сердитое письмо, ещё раз в Администрацию Президента. Да, к тому же, подарил книгу «Повесть о сыне» Президенту и два экземпляра в его Администрацию. Вскоре получил ответ, в котором меня хорошие люди поблагодарили за письмо и книгу, к тому же уведомили, что моя книга передана в Президентскую библиотеку. Казалось бы, в моей мрачной жизни метнулся слабый лучик надежды, и можно бы этому случаю от души порадоваться. Но моя жалоба осталась лишь письменной жалобой, по которой никаких мер не было принято теми, кто должен был эти меры принять. Однако вскоре получил ответ из областной прокуратуры, и мою маленькую радость как языком слизнуло. Этот ответ приведу лишь частично, чтобы не портить настроение ни себе, ни читателям, о чём я писал более подробно, чуть выше.
Скажу об этом кратко, в нескольких словах. Всё то же, всё так же, и они всё те же, что раньше. Видимо, мою жалобу с самой властной вершины в очередной раз сплавили в нашу областную прокуратуру, на которую я написал свою несчастную жалобу. Наверное, предполагали, что уж они-то разберутся, уж они-то сделают всё как положено по закону, раз им сверху поручение дали. Конечно, разобрались и даже намекнули между строк: «Накося! Жди, да рот разинь!» – как говорят у нас в подобных и других случаях маленькому человеку, не обременённому никакими властными полномочиями и гибельно попавшему в безвылазную беду. Так и у меня вышло. Написал третье письмо своему Президенту, гаранту нашей Конституции, и Генеральному прокурору. Задал одиннадцать вопросов – как пострадавший и, ответив на которые, следствию можно было легко расследовать это дело.
Вот перечень тех одиннадцати вопросов, на которые мне как пострадавшему властные структуры не сумели дать ответ. Но почему же так грубо нарушают мои конституционные права те чиновники, кто по долгу своей службы обязан требовать их соблюдения всеми другими гражданами и организациями. Вдумайтесь, читатель!
1. По какой причине скорая помощь прибыла к месту гибели сына через четыре часа, а милицейский наряд через семь часов? Это же варварство.
2. Почему сотрудники милиции в нарушение своих должностных обязанностей, не проводили на месте гибели сына никаких следственных действий? Ведь схему гаража я сам начертил на компьютере спустя два дня и лично передал следователю прокуратуры Дёмину.
3. Куда и по чьему указанию на другой день после гибели сына исчезла его рабочая одежда, в которой он погиб? Ведь на его одежде должны были остаться следы борьбы и прожогов от оголённого штепселя, находящегося под напряжением, на которые он почему-то упал в полный рост.
4. В акте медицинского исследования № 1014 от 19 июля 2007 г. указано, что у нашего сына волосы признаны чёрными, с проседью, длиною около 2-х см. Но, мы родители и многочисленные его знакомые, подтверждаем, что волосы у него с рождения и до гибели были светло-русыми и седыми к моменту смерти не были. Кого потрошил судмедэксперт следователь, так и не установили.
5. Известно любому начинающему следователю, что при любом убийстве должно быть обязательно найдено орудие убийства – главная улика совершения преступления. Однако, трёхвилковый штепсель, на который упал сын и погиб, никто из прокурорских следователей и надзорных инстанций не востребовал и даже не поинтересовался, где он находится. Сообщаю, что храню его у себя в столе. Бесспорно, нужно профессиональное расследование всех обстоятельств гибели сына, как требует закон, но добиться этого мне не удалось, хотя сил и времени потратил немало.
6. Установил, что из проверочного дела о гибели сына непостижимым образом исчезли протоколы письменных допросов двоих непосредственных свидетелей, «узбеков», которые в момент гибели сына работали рядом и первыми обнаружили его мёртвым и могли сообщить все подробности его гибели. Кому и с какой целью понадобилось фальсифицировать дело о гибели сына, мне установить не удалось, а прокурорские следователи этот факт замалчивают. Эти свидетели исчезли в неизвестном направлении, их даже не пытались разыскивать, но заявление одного из них, что они были допрошены и протоколы допроса подписывали, у меня сохранилось.
7. Прокуратурой так и не было установлено, так как я не настаивал, сколько времени пролежал убитый под напряжением. Кто выключил сварочный аппарат из сети, затем снял убитого со штепселя, перенес и положил вдоль ворот, а сварочный аппарат снова включил в сеть. Его через четыре часа выключил шофёр со скорой помощи. Ни одним словом не обмолвилась прокуратура по этому вопиющему факту. А зря. Кого скрывают и зачем? Ведь сам убитый не мог сняться со штепселя и переползти к воротам. Так кто же его перетаскивал, уложил вдоль ворот и удачно скрылся? И каким образом эти неизвестные персонажи узнали, что в закрытом гараже большого дачного кооператива лежит человек, убитый током и его нужно снять со штепселя, предварительно выключив аппарат из сети, перенести к воротам, снова включить аппарат в сеть? Служебный долг прокурорских работников обязывал непременно найти ответы на эти вопросы, которые задаёт потерпевшая сторона.
8. Из проверочного дела незримо исчезли мои показания с номерами автомобилей, которые нас с сыном постоянно преследовали, когда мы выезжали на рыбалку, или на дачу. Таинственно молчит прокуратура.
9. Также я писал в своих показаниях и называл фамилии сотрудников оперативного отдела из Омского управления лагерей, где и была начата тотальная слежка за мной, когда я там работал, а после и за старшим сыном, когда я вынужден был уехать из Омска.
10. Привожу последний факт вопиющей безответственности работников Тюменской прокуратуры при расследовании причины гибели моего старшего сына. В соответствии с Постановлением об отказе в возбуждении уголовного дела по факту гибели моего сына от 08.09.2008 г., вынесенном следователем 2-го класса Е. Н. Хатеновым, будьте внимательны, следует: «Не исключено, что погибший прикоснулся какой-либо частью тела к стене (а их там четыре, и какой частью тела прикоснулся, к тому моменту было известно) и получил повреждение электрическим током ввиду неосторожности. Или ввиду ухудшения самочувствия упал на оголённые провода и погиб. Хотя известно, что оголённых проводов не было, а главное, так и не установили, кто его снял со штепселя находящегося под напряжение, предварительно выключив аппарат из сети. Зачем это делать не преступникам? Возмутительно, что на основании взаимоисключающих, явно ошибочных, предположений было вынесено незаконное Постановление об отказе в возбуждении уголовного дела. Да какой же уважающий себя судья или следователь на основании двух сомнительных предположений может вынести приговор или Постановление? Даже сегодня мало сыщется таких бездарностей, ведь наверняка такого с работы выметут – как несостоявшегося следователя, ввиду его безнадёжно низкой квалификации. Но ведь в акте судмедэксперта установлено, что смерть наступила мгновенно, и все домыслы по этому поводу просто неуместны. А хуже всего то, что на это безграмотное Постановление в своих последующих ответах ссылаются вышестоящие прокурорские работники, как на истину в последней инстанции. Да что же это за советники юстиции появились в Тюменской областной прокуратуре, которые не могут профессионально ответить ни на один вопрос потерпевшего в его жалобах, зато хором повторяют невообразимую глупость из немыслимых кабинетных творений своих подчинённых, которые и на месте гибели сына не побывали. Вернее всего, вышестоящие начальники эти творения и не читали, иначе бы устыдились.
11. Уже много десятилетий, пытаюсь выяснить, по какому праву за мной была установлена тотальная слежка на протяжении 45 лет, приведшая к убийству сына. Найдя честный ответ на этот вопрос, причину гибели сына легко можно раскрыть, как и другие преступления, совершённые против меня. Но этот чудовищный факт произвола тщательно скрывается прокуратурой по неизвестной для меня причине. Но без ответа на этот вопрос преступление о гибели сына не раскрыть. Предполагаю, профессиональные убийцы не позволят этого сделать…
12. Добавлю этот пункт к моему письму, – случайно мною ранее пропущенный. Недобросовестный судмедэксперт в акте экспертизы не указал, с какой стороны позвоночника была нанесена смертельная рана от электрического штепселя, и расстояние между точками ран на теле погибшего и между вилками штепселя. Это позволило бы установить, этим ли штепселем была нанесена рана, или другим предметом. Похоже, такой вопрос следователь перед судмедэкспертом и не ставил, а возможно акт экспертизы и не читал, поскольку, наверное, всё было решено заранее – указать надуманную причину смерти.Публикую выдержки из короткого ответа прокурора Тюменской обл. на мою жалобу лично Президенту РФ и Генеральному прокурору. Свои выводы пусть делает читатель. «Дополнительное изучение в прокуратуре области доводов Вашего обращения, а также материала проверки показало, что следователем выполнены все возможные проверочные мероприятия, направленные на установление фактических обстоятельств гибели Богданова Н. В. Данных о том, что смерть Богданова Н. В. носит криминальный характер, в ходе проверки не установлено. В настоящее время оснований для направления материала проверки в адрес руководителя следственного управления при прокуратуре РФ по Тюменской области для решения вопроса об отмене постановления об отказе в возбуждении уголовного дела не имеется. Доводы Вашего обращения о нахождении Вас и Вашего сынаБогданова Н. В. на протяжении длительного времени под негласным надзором спецслужб своего подтверждения не нашли».
Поразительно, но ни на один вопрос никто из вышестоящих руководителей мне так и не ответили. Приходится удивляться, жалобу писал гаранту нашей Конституции, а привычно отписалась голословными рассуждениями Тюменская прокуратура, на которую я жаловался.
Однако, наша жизнь как зебра, она постоянно чередуется, то чёрными, то белыми полосами, но почему-то чёрные приметно чаще мельтешат. Так и у меня совсем недавно приключилось. Неожиданно редактор той редакции, где печаталась эта повесть, вручил мне диплом Ассоциации книгоиздателей России о признании моей книги «Повесть о сыне», первого издания, лучшей книгой России за 2009 г., она была зачислена в президентскую библиотеку. Это беленькая полоска нечаянно мелькнула в моей сегодняшней жизни, но обязательно появится и чёрная со зловещим намёком на притаившуюся беду. И надо быть готовым встретить её спокойно, что бы ни случилось, попытаться сохранить человеческое достоинство. Да сколько же всяких бед и несчастий ещё припасено на мою старую голову, моими затаёнными врагами, мстительными и безжалостными??? И за чтоо-о??? Кто ответит??? Неужели им, палачам, безвинноубитого сына мало???
Мне становится страшно от холодящей мысли. Неужели у нас вместо свергнутой кровавой диктатуры пресловутой партии сейчас снова, исподволь, выползает и свирепо въедается в нашу не устоявшуюся после перестроечную гражданскую жизнь удушающая диктатура спецслужб под патронажем другой партии и её победно торжествующих руководителей, упивающихся своей неограниченной властью? Они, будто уродливые тени из недавнего мрачного прошлого, всё больней уродуют наше сознание своей властной агрессивностью, сомнительным величием, и несбыточными обещаниями улучшения жизни, и без раздумья о тяжких последствиях торопливо насаждают в нашем, взбаламученном обществе кладбищенское безмолвие. И, как следствие, возможно установление свирепого режима личной власти главы государства, что неизбежно, приведёт к трагическим событиям для всей страны. Тогда неумолимо и наступит полный крах нашего отечества, как и любого другого в подобной ситуации. Думается, надо бы нынешней так называемой демократической власти хорошенько об этом задуматься, пока не поздно, и не доводить свой народ до большой беды, поскольку добром это не может кончиться.
Сегодня мои прожитые годы, как песок на донышке стеклянного сосуда, убывают всё заметней и заметней, и вскоре этот тоненький ручеёк, напоминающий об угасании моей жизни, совсем иссякнет. Нет, я без особого сожаления и душевного смятения готов спокойно встретить свой роковой исход и лишь смиренно думаю: ну догорай, моя жизнь, как церковная свечка, я жить устал в своём родном отечестве (прости Господи), а ни в каком другом никогда не хотел и сейчас не хочу, поздно. Господи, как печален сегодня этот мир для нас, родителей, что в нём нет нашего сына Коленьки. Он так любил жизнь, хотя она его в последние годы не щадила и не пощадила.Эх, Матушка Россия! Великая наша держава! Так ни разу и не была за все времена обуздана своим народом приманчивой демократией. Ну куда? Куда вновь понеслась, раздувая ноздри, развевая гривой, да сломя-то голову? Да какая же призрачная цель тебя снова в туманную даль поманила? Неужели свою буйную волю почуяла? Образумься! «Эй, ямщик? Шибко-то не гони лошадей! Натяни вожжи, да осади вороных! Придержи их, пущай заполошные от запарки схлынут. И, как прежде водилось, без смущения грозно и царственно сверкни огнистыми очами на бескрайние просторы унылой державы и озабоченно, приглядись к нашей захудалой, растревоженной жизни! После всех-то перестроечных реформ, губительным вихрем разбойно просвистевших над нашим многострадальным отечеством, следовало бы государевым ямщикам хорошенько задуматься, туда ли несёмся? Ладно ли всё делаем? Наверное, надобно в этой отчаянной ситуации нашей власти, не всегда решительной и чуткой к народному стону, быть строже со всеми ущербными чиновниками, отзывчивей к людскому горю и разумнее в своих делах. И как только возможно бережливее вести своих верноподданных к счастливой жизни с достатком и справедливостью. Ну просто беда, ведь никак нынче не угадаешь, куда нас занесёт в очередной раз, на крутых поворотах, при такой бешеной гонке? Поостеречься бы! Да как? При нынешней-то власти окаянной! Такова сегодня, к нашему прискорбию, российская действительность.
Дорогие читатели! Кто прочитал эту грустную повесть, отпишите мне, пожалуйста, свой отзыв по нижеуказанному адресу. Это очень важно для меня. Март, 2009 г.
Россия, 625001, г. Тюмень, ул. Болотникова, д. 19, кв. 3. Богданову Валентину Николаевичу.
Дом. тел. +8 (3452) 433–867 Электронный адрес: bogdanovvn@mail.ru
Коля с братом Андреем в пионерлагере, 1970 г.
Коля с сестренкой Валей, Омск, 1980 г.
Коля с братом и мамой, Пыть-Ях, 1987 г.
Коле вручают диплом об окончании Омского Госуниверситета, 1996 г.
Коля во дворе дома у родителей, Тюмень, 2007 г.
Коля на строительстве дачи, Тюмень. 2007 г.
Служба в Советской Армии
Коля с дочкой Аней, 2003 г.
г. Тюмень. Коля с мамой у новогодней ёлки. Встреча 1986 г. Самый тяжёлый год сына в его личной жизни. Таким грустным мы его никогда не видели.
За сутки до гибели. Коля на озере с сыном Гришей, Тюмень, 2007 г.
На кладбище. Отец у могилы сына на 9-й день после похорон
В день похорон 18 июля 2007 г. на Червишеском кладбище-2 г. Тюмени
Год спустя у могилы сына с его детьми
Коля в 2006 г. в Тюмени