Исповедь узницы подземелья

2001 год: подземное существование

Он пришел на следующий день и приказал мне выйти к нему в предбанник. Я отказалась. Одна мысль о том, что снова придется лежать под этим вонючим стариком, доводила до мурашек, да еще и кровь из-за разрыва девственной плевы не останавливалась. Внутри все болело. Лена предложила «выйти» вместо меня, но насильник не соглашался.

– Выходи, сказал! – заорал Мохов. – Иначе сейчас выключу свет и вентиляцию перекрою, задохнетесь здесь!

Я вжалась в стену, но твердо решила – не пойду. Поняв, что я не собираюсь вылезать к нему, мучитель ушел. Вскоре погас свет. Практически потеряв разум, я стала кричать и звать на помощь. Нащупав в темноте табуретку, отвернула ножку и начала долбить ею по стене. Но силы быстро закончились, сев на пол, я замолчала. Очень болела голова. С отключением электричества в подвале становилось холодно и сыро. Было ощущение, что я нахожусь в склепе, погребенная заживо. Только биение сердец выдавало, что в подвале есть живые существа… Их мы слышали каким-то потусторонним звериным чувством – так заключенные в одиночках, наверное, научаются слышать шуршание лапок жуков, живущих рядом, оглушительный (для уха заключенного) звук падающих с потолка капель воды.

Через какое-то время зажглась лампочка, и Мохов спустился к нам. На этот раз в руках у него был нож, похожий на тесак для разделки мяса, и обрезок резинового шланга.

– Не хотите по-хорошему?! – с угрозой прорычал он и влез в комнату.

Лена загородила меня собой. Он ударил ее шлангом в область плеча и груди. Она попыталась вырвать его из рук, но наткнулась на нож, из указательного пальца левой руки хлынула кровь. Увидев замешательство Лены, наш мучитель схватил меня за шиворот, быстро влез назад в предбанник, втащив меня за собой.

На полу уже было расстелено ватное одеяло ярко-красного цвета, которое эти долгие годы будет служить подстилкой во время его насилий над нами. В комнатушке на стенах по всему периметру на уровне глаз расклеены порнографические фотографии девушек. Мне стало еще противнее и страшнее, но бить и мучить он меня не стал, просто удовлетворил свою потребность и отправил обратно в бункер.

Прошла еще одна ночь, но сон не шел. Не выключая свет, мы лежали и вспоминали истории из своих жизней.

Самые яркие воспоминания были связаны с моей сестрой. Однажды летом, когда мы гостили у бабушки в деревне, я вместе с Аней пошла в заброшенный соседями сад собирать полевую клубнику. Ягод было мало, и мы, едва наевшись ими, хотели уже пойти домой, как вдруг сестра заметила большую черную собаку, бегущую к нам со всех ног. От страха я заплакала, а Аня схватила меня за руку и потащила к дереву. Я до сих пор удивляюсь, как хрупкая пятнадцатилетняя девочка смогла поднять меня на старый широченный тополь, с гладким, не имеющим ответвлений стволом. Сама же она осталась стоять внизу, так как залезть вслед за мной не представлялось возможным. Благо все закончилось хорошо, овчарка, не достигнув цели, помчалась на зов подоспевшего хозяина. Именно этот пример, несмотря на сотни других, более значимых, благородных поступков по отношению ко мне, я до сих пор считаю самым неопровержимым доказательством сестринской любви.

Возвращение из воспоминаний было болезненным. Я старалась не плакать, потому что от слез и переживаний сразу начиналась дикая головная боль. Что будет с нами дальше? Думать не хотелось. С одной стороны, трудно было представить, как в таких условиях можно выжить, с другой – почему-то не верилось в наше скорое возвращение домой…

На следующий день Мохов не появился. Ведро, куда мы ходили в туалет, практически наполнилось. В подвале отвратительно пахло, почти физически ощущалось висящее в запертом пространстве зловоние. Но самое главное – заканчивалась вода. Яйца и макароны мы уже не могли варить, и тогда Лена придумала пожарить яичницу в чайнике, так как другой посуды у нас не было.

Вкус этих яиц казался мне тошнотворным. А перед глазами всплывала картинка из нашей жизни до плена – это было так далеко, что казалось чем-то нереальным…

Зима, новогодние каникулы, мой любимый деревенский дом. Мы с Аней сидим у печки и смотрим телевизор, тут раздается скрип двери и – веселый голос бабушки:

– Ань, Кать, я яичек пять штук на насесте нашла, куры – фашисты, нынче совсем плохо нестись стали. Пойдемте, блинов напеку.

Мы, радостные, бежим на кухню и ждем лакомство.

Бабушка быстро замешивает тесто, и блинчики один за другим падают к нам на тарелки. Аня больше любит с вареньем и молоком, а я предпочитаю просто намасленные со сладким чаем.

Глотаю, практически не прожевывая, куски малосъедобной яичной массы в жутком подземном бункере и думаю о том, что сейчас отдала бы всю свою жизнь за то, чтобы хотя бы еще разочек повторился уютный зимний вечер в кругу моей любимой семьи…