Быстро пройдя через радужный портал, Мэйси, Джексон, Флинт, Мекай, Иден, Мэйси, Хадсон и я оказываемся в самом центре Коппер-Сентера в час ночи. Во всяком случае, я предполагаю, что мы находимся в центре, поскольку нас окружают постройки, что, как я теперь знаю, в этом штате случается редко.
– Хорошая работа, Мэйси, – говорит Джексон и ободряюще касается ее плеча. Это так непохоже на него, что она изумленно поворачивается к нему, как и я сама. Я уже начинаю гадать, не подменили ли его, когда мы находились в портале, но тут он добавляет: – Пошли.
Он сразу же переносится прямо на север, даже не подумав спросить нашего мнения. Это успокаивает меня – нет, его не подменили. Это все тот же Джексон, даже если теперь он кажется более дружелюбным, чем когда-либо прежде.
Хадсон картинно закатывает глаза, и я смеюсь. Но тут он сгребает меня в охапку и переносится вслед за Джексоном в сторону широкого поля.
– Вообще-то я собиралась полететь туда, – говорю я, прильнув к нему.
– Я так и подумал. Но если бы ты полетела, я не смог бы сделать вот это. – Он наклоняется, и его губы касаются моей щеки. – Или это, – продолжает он и быстро целует меня в губы.
– Верно подмечено, – соглашаюсь я. Я задыхаюсь, и он тоже, хотя я уверена, что это вовсе не потому, что он так быстро бежит. Чтобы проверить эту теорию, я целую его снова и не могу удержаться от смеха, когда он спотыкается о камень – впервые с тех пор, как я его знаю.
– О, черт! – бормочет он, восстановив равновесие. – Ты опасная женщина, Грейс.
– Я рада, что ты наконец это понял, – поддразниваю его я, и мы бежим дальше. Сейчас темно, но луна светит достаточно ярко, чтобы я могла разглядеть цветы, речки и ручьи.
Я бывала здесь только тогда, когда вокруг лежал снег, и удивляюсь тому, что моего худи оказалось достаточно для того, чтобы не мерзнуть.
Минут через тридцать Хадсон резко останавливается рядом с Джексоном.
– Это здесь? – спрашивает Мекай. Он догнал нас и теперь, похоже, немного взволнован.
– Да, это здесь, – отвечает Джексон, осторожно шагая по каменистой земле ко входу в пещеру, который и теперь частично замаскирован.
Мы все решаем, что сейчас хорошее время для того, чтобы немного отдохнуть перед тем, как мы войдем в логово этой вампирши. Имея с ней дело, никогда не знаешь, понадобится тебе вся твоя сила для схватки или нет.
– Я могу с тобой поговорить? – спрашиваю я Джексона и кивком показываю ему, чтобы он подошел к скальной стене у входа в пещеру. Мэйси и драконы пьют воду из бутылок и подкрепляются снеками после нашего путешествия, собираясь с духом перед встречей с женщиной, которая регулярно подвешивает людей вниз головой на крюках над ведрами для сбора крови.
– Конечно. Поговорить о чем? – Он вслед за мной обходит дерево, улыбается мне, и вид у него в эту минуту куда приветливее, чем то, к чему я привыкла.
Он по-прежнему властен – думаю, этого ничто не изменит, – но он выглядит менее отстраненным, более счастливым – кажется, это слово подходит больше всего. Поэтому я колеблюсь, не зная, стоит ли мне начинать этот разговор. Недавно я решила, что он заслуживает того, чтобы узнать правду о Кровопускательнице – о том, что она сделала с нашими узами сопряжения, но мне совсем не хочется делать ему еще больнее, ведь ему и так приходится несладко.
Но, когда он поднимает брови, я понимаю, что не могу придумать, что еще можно было бы ему сказать. К тому же у меня нет права скрывать от него эту информацию. Я думала, что имею такое право, оправдывая себя нежеланием ранить его, но ведь сама я терпеть не могу, когда люди скрывают что-то от меня. Я не могу просто переобуться и поступить так с ним.
Поэтому я кивком показываю ему отойти подальше от остальных с их сверхострым слухом. Джексон следует за мной, но, оглянувшись на остальных, я замечаю, что за нами наблюдает Хадсон. Судя по его виду, он не ревнует, и, по правде сказать, ему даже не любопытно. На его лице написана покорность судьбе, и я понимаю, хотя и немного запоздало, что мне, наверное, следовало сказать ему, что я планирую все рассказать Джексону. Я даже не знаю, почему я этого не сделала. Возможно, я подумала, что он попытается меня отговорить.
– Грейс? – говорит Джексон, видя, что я продолжаю оглядываться. – Ты в порядке?
– Да, конечно. – Я переключаю внимание на него. Ведь я начала это сама. – Я хотела поговорить с тобой пару минут. О… – Я начинаю нервничать, мой голос срывается, я прочищаю горло и начинаю снова. – О Кровопускательнице. Есть кое-что, что ты должен знать.
Судя по его лицу, его осеняет какая-то догадка, и он крепко сжимает мою руку.
– Тебе не нужно ничего мне говорить.
– Нет, нужно. Я не хочу скрывать это от тебя…
– Она уже сказала мне, – перебивает меня он. – Когда я был здесь в прошлый раз. Все в порядке, Грейс.
Из всего, чего я в этой ситуации ожидала от Джексона Веги, эти слова: «Все в порядке, Грейс», – не фигурировали среди первой сотни тысяч возможных реакций. Тревога поднимается из моего живота к горлу, и секунду мне кажется, что сейчас моя голова взорвется.
Мне не сразу удается снова заговорить, но в конце концов я выдавливаю из себя:
– Погоди. Она рассказала тебе, что она сделала? С узами нашего сопряжения?
– Да, она мне рассказала, – отвечает он. – Я знаю, это жесть…
– Ты знаешь, что это жесть? – вскрикиваю я так громко, что один из кружащихся над нами белоголовых орлов, возможно, принимает мой крик за брачный зов. – И это все, что ты можешь сказать о том, что она сделала с нами? Что это жесть?
Его улыбка гаснет, и на мгновение в его глазах снова появляется та печаль, которая надрывает мне сердце.
– Я не знаю, что еще тут можно сказать, Грейс. Мне больно от того, что тебе пришлось страдать, от того, что тебе пришлось столько пережить из-за одного неверного решения…
– Неверного? – повторяю я. Может, мне поискать видеокамеры? Потому что он наверняка разыгрывает меня. Другого объяснения его спокойствию просто нет. – Как ты можешь проявлять такое понимание? Как ты можешь просто взять и простить ее за то, что она едва не разрушила наши жизни? Ты почти потерял свою душу, Джексон. Ты… – Я замолкаю, потому что не могу даже говорить о том, что едва не случилось всего несколько дней назад.
– Она подарила мне тебя, – просто отвечает он. – Что бы ни произошло в будущем, она преподнесла мне этот дар – любить тебя и быть любимым тобой. Ты знаешь, что это значит для такого человека, как я? Я ничего не чувствовал всю свою жизнь, а теперь я могу чувствовать… я чувствую все.
В его обсидиановых глазах стоят слезы. Он быстро смаргивает их, но это неважно. Потому что я видела их, и они снова разрывают мне сердце.
– О, Джексон…
– Все в порядке, Грейс. – Он протягивает руку и теребит одну мою кудряшку, как делал это раньше. – Если я способен любить тебя, значит, когда-нибудь я смогу полюбить кого-то еще, возможно, даже ту пару, которая была предназначена мне изначально. До встречи с тобой я даже не мог представить себе такого. А теперь… – Он пожимает плечами. – Нет, это было не так уж плохо.
От этих слов у меня сжимается сердце. Не потому, что я люблю его как мужчину – я люблю Хадсона, – а потому, что он моя семья, и я хочу, чтобы он был счастлив – и не когда-нибудь, а прямо сейчас.
– Ты самый лучший, но ведь ты это знаешь, правда? – спрашиваю я.
Он пожимает плечами.
– Возможно.
Я толкаю его плечом, но он только смеется и спрашивает:
– Как называется бумеранг, который не желает возвращаться?
– Буменежелатель? – без особой надежды спрашиваю я.
– Что? – Он качает головой, изображая брезгливость. – Это было очень плохо. Очень, очень плохо.
– Да ну? Так каков же ответ, умник?
– Палка, что же еще?
Я смеюсь.
– Это так плохо, что даже хорошо.
Он явно ужасно гордится собой.
– Вот именно.
Мы поворачиваемся и снова идем к пещере, и я сразу же перевожу взгляд на Хадсона. Он больше не смотрит на нас – и ни на кого вообще. Вместо этого он стоит, прислонясь к дереву сбоку от входа, глядя на что-то в своем телефоне, как будто лента новостей, которую он читает, это самая интересная вещь на свете.
Выглядит он нормально, настолько нормально, что другие наверняка ничего не замечают. Но я достаточно хорошо его знаю, чтобы заметить, что он постукивает указательным пальцем по задней панели телефона, как делает, когда чувствует себя не в своей тарелке. Я вижу, что его губы сжаты, плечи напряжены, как будто он приготовился к удару – и к тому, чтобы притвориться, будто ему все нипочем.
Боль от его вида – это удар под дых, эта боль пронзает меня всю.
Возможно, поэтому я и поворачиваюсь к Джексону и спрашиваю:
– Ты мог бы сделать мне одолжение?
– Конечно. Все что угодно. – Его брови взлетают вверх.
– Оставь Хадсона в покое. Он…
– Это не так легко, Грейс.
– Знаю. Но подумай о нашем разговоре. Ты простил Кровопускательницу с такой легкостью, а ведь она едва не уничтожила тебя. Она едва не убила твою душу.
– Да, но он позволил, чтобы Лука погиб.
– Ты думаешь, ему это легко? – спрашиваю я, и от раздражения мой голос становится резким.
Он складывает руки на груди.
– Это не кажется мне трудным.
– Убивать людей? – не веря своим ушам, спрашиваю я. – Ты думаешь, это не давит на него? Думаешь, он не страдает всякий раз, когда использует свой дар? Пусть он и не показывает этого вам, но ему тяжело. Тяжело от того, что он не вмешался прежде, чем погиб Лука. И еще тяжелее от того, что он все-таки вмешался и истребил всех этих волков, притом разом, без разбора.
Я качаю головой, впервые осознавая, что я разочарована в Джексоне. Что я разочарована во Флинте, Мекае и в Мэйси. Хадсон страдает так, что он даже попросил меня отобрать его магическую силу, а они не желают видеть ничего, кроме своих эмоций.
– Это ужасный дар, Джексон, решать, кто будет жить, а кто должен умереть. Отнимать жизни одним щелчком пальцев – даже проще, всего лишь силой мысли. Одной короткой мысли. Один миг – и домой никогда не вернется чей-то брат, чей-то сын, чья-то мать. А ты ведь не хуже меня знаешь, что большинство тех, кто следует за Сайрусом, не злы и не гнусны по своей природе, как зол и гнусен он сам. Они просто хотят выйти из тени. – У меня дрожит голос, в горле встает ком. – А Хадсон убил их в один миг, чтобы спасти нас тогда, в Кэтмире. Если ты не можешь понять, чего это ему стоило и стоит до сих пор, то ты самый ужасный брат на свете, и он достоин лучшего.
На щеках Джексона ходят желваки, но он ничего не отвечает и не размыкает скрещенных рук. Но он слушает меня, я это вижу и пользуюсь своим преимуществом.
– У Кровопускательницы был детальный план, который лишил нас выбора и едва не лишил тебя твоей души. И ты прощаешь ее, как будто это пустяк. А твой брат не хочет использовать свой дар, чтобы убивать людей, не хочет быть похожим на вашего отца, и он, по-твоему, подлец?
Джексон не отвечает, но все же кивает прежде, чем мы поворачиваемся и возвращаемся к остальным.
– Ты не хочешь помочь мне снять оставшуюся часть этих защитных заклинаний?
Это не так много, но это какое-никакое начало. И я его приму.