– А-а-а-пчхи!
Хонор чихнула так, что из глаз буквально посыпались искры. Глаза наполнились слезами, нос изнутри обожгло огнем, и коммодор леди Хонор Харрингтон, землевладелец и графиня Харрингтон, поспешно выронив металлический гребень, принялась остервенело тереть крылья носа в надежде предотвратить следующий чих.
Надежда не оправдалась. В голове произошел новый взрыв, а перед лицом заплясало облачко невероятно мелких пушинок. Хонор замахала руками, словно отмахиваясь от комаров... и примерно с тем же успехом. Тончайшие волоски липли к вспотевшей коже.
Она чихнула еще раз. Лежавший у нее на коленях кот поднял голову. В его глазах не было лукавого смеха, который непременно появился бы прежде. Казалось, все его силы ушли на то, чтобы повернуть голову: он лежал, тяжело дыша, распластавшись, насколько позволяли неправильно сросшиеся ребра и средний плечевой пояс. Даже его хвост выглядел в два раза шире обычного и приобрел плоскую форму. Уроженцы Сфинкса с его затяжными, студеными зимами, древесные коты отличались пушистой, удивительно теплой и мягкой шерстью. При этом их шубки были еще и шелковистыми, почти не создававшими трения, что, с одной стороны, позволяло им проскальзывать в узкие отверстия, но, с другой, могло сильно осложнить жизнь древолазающего. Если кот зацепится хвостом за ветку и повиснет вниз головой, а затем соскользнет и сорвется со стометровой высоты это едва ли сойдет за идеальный спуск с дерева. Однако в ходе эволюции у древесных котов выработалось идеальное приспособление. На самом деле их хвост был гораздо шире чем считало большинство людей. Мало кто об этом догадывался, ибо, как правило, мощные мышцы удерживали его свернутым в плотную трубочку, снаружи покрытую мехом. Но в случае необходимости хвост разворачивался: с внутренней стороны он был покрыт шершавой кожей, которая позволяла цепко обхватывать даже мокрые или оледеневшие ветви и надежно на них удерживаться. Это замечательное приспособление позволяло пользоваться хвостом и одновременно сохранять тепло на протяжении долгой и суровой зимы.
Однако в отличие от прохладного даже летом Сфинкса, Аид, чаще – во всяком случае теми несчастными, кого угораздило туда попасть, – именовавшийся Адом, имел климат, соответствующий названию. Планета вращалась вокруг Цербера-Б имевшего класс G3 на удалении всего в семь световых минут с наклоном оси пять градусов, и условия на ее поверхности явно не предназначались для древесных котов. Со стороны могло показаться, будто под густой, мрачной сенью непроходимых джунглей царит прохлада, однако то было обманчивое впечатление. Температура, во всяком случае близ экватора, зашкаливала за сорок градусов по Цельсию (почти сто пять по старой шкале Фаренгейта), а влажность достигала почти ста процентов, хотя дожди никогда не проникали под плотную лиственную крышу. Влага лишь просачивалась сквозь зеленый покров, заполняя пространство между сплетающимися кронами и хлюпающей почвой туманной взвесью из крохотных капелек. Жара и влажность угнетающе действовали на Хонор, но для Нимица они стали настоящим бедствием.
Дело в том, что древесные коты не надевали и не сбрасывали свои шубки в соответствии с регулярным календарным циклом. Густота и плотность их трехслойных шубок определялась температурой окружающей среды в текущий период. На Сфинксе зима запросто могла растянуться на три-четыре лишних стандартных месяца, а температура от сезона к сезону менялась медленно. Со временем природный механизм должен был сработать и здесь, но переход от умеренных температур, поддерживаемых бортовыми климатическими установками звездных кораблей, к Аду оказался слишком резким. Нимиц еще не успел избавиться от густого зимнего подшерстка, отросшего еще на Сфинксе, до пленения хевами, и когда он внезапно угодил в Адскую жару, началась болезненная линька. Сбрасывалась не только зимняя шерсть, но и пух, в норме сохранявшийся круглый год: в результате Хонор и ее спутники были постоянно окружены облаком легчайших пушинок.
К счастью, его двуногие друзья понимали, что Нимицу приходится тяжелее, чем им. К тому же он был искалечен и не мог ухаживать за своей шкуркой должным образом. Лишенный способности нормально вылизываться, кот всегда мог рассчитывать на помощника, готового вычесать его мех щеткой. В других обстоятельствах он бы просто наслаждался подобными знаками внимания, но сейчас, как и люди, мечтал лишь о том, чтобы процедура поскорее закончилась.
Глядя на Хонор, он виновато мяукнул, и та, позабыв про свой нос, принялась почесывать его за ушами.
– Знаю, паршивец, – сказала она, склонившись пониже и коснувшись головы Нимица правой щекой, – ты ни в чем не виноват.
Хонор умолкла и в ожидании очередного, неотвратимо приближающегося чиха подняла глаза к ветвям росшего поблизости здоровенного (ствол у основания имел в обхвате не меньше метра) дерева, с виду слегка напоминавшего пальму. Там, на высоте примерно тридцати метров над ее головой, затаился среди листвы снаряженный словно в бой Эндрю Лафолле – с ручным коммуникатором, флягой, электронным биноклем, импульсным пистолетом, тяжелым ружьем оснащенным гранатометом, и, насколько могла судить едва видевшая его Хонор, миниатюрным термоядерным устройством.
«Меня не должно заботить, прихватил он с собой бомбу или нет, – с улыбкой сказала себе она. – Если это сделало его счастливым, то и слава богу. Во всяком случае „приказ“ занять наблюдательный пост избавил его от необходимости постоянно торчать здесь, внизу, оберегая мою спину. Пусть уж сидит там и охраняет все наши спины сразу. И... нам с ним – мне с ним! – чертовски повезло. Чертовски!»
Ее размышления прервались особенно мощным чихом: она отвлеклась, расслабилась – и тут же за это пострадала. На миг ей показалось, что с головы снесло макушку. Придя в себя, она с силой фыркнула и, склонившись набок, неловко потянулась за оброненной расческой. Поднять ее, не сбросив с колен Нимица, было непростой задачей: она не могла придержать кота левой рукой, поскольку руки у нее больше не было. Нимиц удержался на месте, с большой осторожностью уцепившись когтями за позаимствованные из комплекта штурмового шаттла хевов брюки. Во-первых, они были тоньше, чем те, что она привыкла носить, а во-вторых, заменить их, увы, было просто нечем. Когда ей наконец удалось зажать расческу в пальцах уцелевшей руки и выпрямиться, Хонор облегченно вздохнула.
– Достала! – торжествующе сообщила она коту и снова принялась вычесывать его, взметнув новое облако пуха.
Нимиц закрыл глаза и, вопреки страданиям от жары, заурчал. Благодаря телепатической связи Хонор ощутила его благодарность за помощь и удовлетворение тем фактом, что они оба живы, в силу чего она в состоянии предложить ему свою помощь, а он – принять ее. Правый уголок ее рта изогнулся в ответной улыбке, окрашенной скорбью по боевым товарищам, погибшим, помогая им вырваться из смертельной хватки Госбезопасности хевов. Кот приумолк, открыл один глаз, словно укоряя ее за печаль, но передумал и опустив подбородок, заурчал снова.
– Он когда-нибудь закончит линьку? – послышался невеселый вопрос.
Задавший его человек подошел к Хонор слева, а поскольку хевы выжгли ей электронные имплантанты и ослепили ее на левый глаз, она, чтобы увидеть говорившего, начала поворачиваться всем корпусом.
– О, прошу прощения, шкипер! – торопливо воскликнул новоприбывший. – Сидите спокойно. Это я виноват, совсем забыл про ваш глаз.
Низкая, похожая на папоротник, никогда не просыхающая трава захлюпала под ногами, и Хонор чуть заметнее улыбнулась половинкой рта: обойдя вокруг нее, перед ней очутились Алистер МакКеон и Уорнер Кэслет.
Как и почти все остальные члены маленького отряда, они укоротили хевенитские форменные брюки, превратив их в обкромсанные шорты. Наряд дополняла пропотевшая футболка, а на переброшенном через левое плечо ремне у каждого болтался девяностосантиметровый тесак. МакКеон носил также кобуру с тяжелым пульсером военного образца и немилосердно стоптанные ботинки, последний уцелевший элемент его мантикорского обмундирования.
– Ага, – заметила Хонор, – вот что, оказывается, носят потерпевшие кораблекрушение модники в этом году.
МакКеон, посмотрев на свои голые ноги, угрюмо ухмыльнулся. «Вряд ли можно представить себе что-то менее похожее на коммодора Королевского флота Мантикоры, – сухо подумал он. – За исключением, возможно, женщины, сидевшей сейчас перед ним».
– Может, получилось не слишком модно, но ничего удобнее для этой чертовой планеты и не придумаешь, – включился в шутливый разговор Уорнер Кэслет.
Он был уроженцем планеты Данвиль из принадлежавшей Народной Республике системы Пароа, и его выговор был резковат, но отличался приятным своеобразием.
– Имейте совесть! – упрекнула товарищей Хонор. – Мы находимся в самом центре экваториальной зоны, а старшина Харкнесс говорит, что в более высоких широтах температуры вполне приемлемые.
– О чем разговор! – хмыкнул МакКеон, утирая пот со лба. – Я так понял, в арктической зоне температура падает аж до тридцати пяти. Особенно ночью.
– Ты явно преувеличиваешь, – возразила Хонор, и в ее здоровом глазу заплясали озорные огоньки.
МакКеон почувствовал, что его собственная улыбка становится натянутой, и едва сдержал желание бросить на Кэслета укоризненный взгляд. Сотрудники Бюро Госбезопасности Народной Республики, не обладая познаниями, достаточными для того, чтобы просто отключить электронные имплантанты, пережгли искусственные нервы. В результате этой варварской операции Хонор ослепла на левый, искусственный глаз, левая половина ее лица оказалась парализованной, а речь, из-за неподвижности левой стороны рта, становилась невнятной, стоило ей забыть о необходимости тщательно выговаривать слова. Ощутив, как в нем, подобно вулканической лаве, начинает вскипать гнев, Алистер напомнил себе, что Уорнер Кэслет, пусть и офицер Народного флота, здесь ни при чем. На самом деле он оказался в этом, вполне сравнимом с настоящим адом, местечке именно потому, что, находясь на борту корабля Госбезопасности «Цепеш», делал все, чтобы помочь пленникам.
МакКеон, разумеется, прекрасно все это понимал, однако жгучая волна ненависти захлестывала его всякий раз, когда он задумывался о том, что сделали с Хонор костоломы ГБ. Разумеется, предусмотренная правилами содержания пленников дезактивация кибернетических имплантантов мотивировалась исключительно соображениями безопасности равно как и бритье головы производилось якобы в «санитарно-гигиенических» целях. Однако, хотя сама она на сей счет отмалчивалась, Алистер слишком хорошо знал, что ни «безопасность», ни «гигиена» не имели к издевательствам ни малейшего отношения. Все, что творили хевы, было проявлением бессмысленной злобы, не имеющей оправдания жестокости. Иногда МакКеон почти жалел о том, что совершившие это негодяи уже мертвы.
– Ладно, – проговорил он, стараясь, чтобы его голос звучал так же непринужденно, как у нее, – не тридцать пять, а тридцать. Но только зимой и осенью.
– Алистер, ты безнадежен!
Хонор с кривой полуулыбкой покачала головой. МакКеон был слишком дисциплинирован, чтобы дать волю эмоциям, но они с Нимицем явственно ощутили внезапную вспышку его ярости и прекрасно знали, чем она вызвана. Говорить об этом было бессмысленно, и Хонор просто перевела взгляд на Кэслета:
– Как вы себя чувствуете, Уорнер?
– Жарко и мокро, – с улыбкой отозвался Кэслет. Он посмотрел на МакКеона и протянул руку ладонью вверх. – Дайте мне вашу фляжку, Алистер. Дама Хонор, видимо, хочет поговорить с вами с глазу на глаз, а я пока наполню фляги, и свою и вашу. Нам ведь скоро отправляться назад.
– Спасибо. Пожалуй, идея хорошая, – ответил МакКеон.
Он отстегнул флягу, висевшую на ремне слева, уравновешивая пульсер, и бросил ее Кэслету. Тот поймал сосуд на лету, шутливо отдал честь и зашагал к шаттлам.
– Он хороший человек, – без всякой связи с предыдущим разговором тихо сказала Хонор МакКеону, провожая Уорнера взглядом.
Алистер шумно вздохнул и кивнул:
– Да, он хороший.
Фраза ничем не напоминала извинение, но именно им по сути и была, и Хонор не нуждалась в телепатических способностях, чтобы понять это. Собственно, еще на «Цепеше» между офицерами установились почти дружеские отношения, но – обостренные неизбежной напряженностью. Как человек Кэслет очень нравился и самой Хонор, она доверяла ему, однако, по крайней мере юридически, он оставался офицером вражеского флота, и между ними по-прежнему существовала невидимая граница. Уорнер понимал это ничуть не хуже и в сложившейся ситуации проявлял терпение и такт. Он сам в личной беседе предложил ей не выдавать ему огнестрельное оружие, да и сейчас вызвался наполнить фляги, только чтобы умело разрядить напряжение. Хонор никак не могла решить окончательно, что же с ним делать. Кэслет мог возмущаться тем, как головорезы из БГБ обращались с пленными и с ней самой, мог презирать и ненавидеть свое правительство, однако при всем этом он оставался принесшим присягу офицером и гражданином Народной Республики. Рано или поздно ему предстояло сделать нелегкий выбор. Точнее сказать, еще один трудный выбор, ибо само его пребывание здесь являлось следствием выбора, однажды уже сделанного.
«Правда, – напомнила себе Хонор, – это единственная причина, по которой он все еще жив. Если бы Алистер не прихватил его с собой, он разделил бы участь экипажа „Цепеша“, взорванного Харкнессом. А если бы каким-то чудом крейсер не взорвался, ему все равно не следовало оставаться. Корделия Рэнсом в жизни бы не поверила, что он ничем не помог нашему побегу. И угоди он ей в лапы...»
Хонор поежилась и, выбросив из головы посторонние мысли, пригласила МакКеона сесть рядом с ней.
Повинуясь молчаливой команде, Алистер устроился на поваленном стволе и пригладил мокрые волосы. Воздух под пологом джунглей был почти неподвижен, однако МакКеон проявил осторожность и, уловив едва ощутимое дуновение, расположился с наветренной стороны, так чтобы облачко кошачьего пуха сносило в сторону. Хонор хмыкнула.
– Минут десять назад Фриц принес мне бутыль со свежей водой, – сказала она, продолжая вычесывать Нимица не сводя с него здорового глаза. – Она там, в рюкзаке. Угощайся.
– С удовольствием, – отозвался МакКеон, – мы-то с Уорнером опустошили свои уже час назад. – Он запустил руку в вещевой мешок, и его глаза расширились. – Эй, она же ледяная! А ты об этом даже не сказала!
– Высокое положение имеет свои преимущества, коммодор МакКеон, – усмехнулась Хонор, – Пей на здоровье.
Упрашивать МакКеона не пришлось: отвинтив крышку, он закинул голову и с восторгом припал губами к горлышку. Поскольку холодный напиток предназначался для Хонор, он, по настоянию доктора Монтойи, был обогащен витаминами, протеинами, глюкозой и другими полезными вещами. Добавки придавали воде странноватый, несколько неприятный оттенок вкуса, но эти мелочи с лихвой искупались тем, что она была холодной...
– О-о-х... с ума сойти! – пробормотал МакКеон, оторвавшись, наконец, от бутыли.
Некоторое время он наслаждался ощущением прохлады во рту, потом вздохнул и завинтил крышку...
– Я уже почти забыл, что такое холодная вода, – сказал он, укладывая бутыль в рюкзак. – Спасибо, шкипер.
– Да ладно тебе, – ответила Хонор, замотав головой от неловкости.
Алистер невольно улыбнулся. Она до сих пор обижалась на Монтойю из-за того, что с ней все еще «нянчились». Свои чувства она старалась скрывать, но такое отношение казалось ей несправедливым и незаслуженным, ведь любой член их маленького отряда сделал для их спасения намного больше, чем она. Однако спорить не приходилось: во-первых, ее раны, полученные во время их отчаянного побега, а, во-вторых, голодный хевенитский паек довел ее почти до дистрофии. В их единственной стычке по поводу режима доктор Монтойя, наплевав на чудовищную разницу в званиях, прямо и недвусмысленно приказал ей заткнуться и не мешать ему «откармливать ее обратно до нормального состояния». С тех пор ей постоянно казалось, что все остальные урезают свои порции, чтобы подбрасывать ей лакомые кусочки.
Если, конечно, слово «лакомые» применимо к продуктам из аварийного пайка хевов. А ведь до того, как ее угораздило попасть на Ад, Хонор была уверена, что ничего противнее аварийных пайков Королевского флота просто не существует «Век живи, век учись», – подумала по этому поводу Хонор и, меняя тему разговора, спросила:
– Есть новости от разведчиков?
– Практически нет. Мы с Уорнером раздобыли все, что просил Фриц, но, думаю, толку от этих образцов будет не больше, чем от прежних. А Джаспер с Энсоном наткнулись на еще одного котомедведя, или как там его. Зверюга оказался таким же сердитым, как и те два, на которых нарвались мы. И ведь что обидно: мы этим бестиям в пищу не годимся им наше мясо не переварить, но они, позорники, об этом даже не догадываются. Если б они получше учились, может, оставили бы нас в покое.
– А может, и нет, – пробормотала Хонор, вытирая расческу о бедро, чтобы убрать застрявшую между зубцами спутавшуюся шерсть. – Мало ли существует всякого, что мы – или древесные коты – усваиваем плохо, но все равно едим, потому что вкусно. Не исключено, что с точки зрения котомедведя мы представляем собой низкокалорийный, зато изысканный деликатес.
– Он может считать меня чем угодно, – буркнул МакКеон, – но если он еще раз сунется ко мне так же невежливо, я накормлю его дротиками из пульсера.
– Не слишком дружелюбно, зато благоразумно, – признала Хонор. – По крайней мере эти зверюги поменьше, чем наши гексапумы или скальные медведи.
– И то верно, – отозвался МакКеон.
Он повернулся, не вставая с бревна, и бросил взгляд в сторону лагеря. Каждый из угнанных ими хевенских штурмовых шаттлов имел шестьдесят три метра в длину при максимальном размахе развернутых крыльев сорок три, а сложенных по швартовому варианту – девятнадцать метров. Как ни проклинали беглецы жаркие, влажные, душные, наполненные гниением и прожорливыми тварями джунгли, они не могли не признать, что в любой другой местности им не удалось бы столь надежно спрятать два здоровенных корабля. Особенность здешнего леса заключалась в том, что самые высокие деревья росли на большом расстоянии одно от другого, и пилотам удалось посадить оба шаттла, не зацепив ни единого ствола. Ну а сразу после посадки между этими самыми стволами натянули входившие в бортовой комплект каждого шаттла маскировочные сети, а лианы, лоза, ветви, сучья, листва, стволы и папоротник помогли сделать укрытие более надежным. Правда, для этого пришлось попотеть: натянуть сети над парой огромных кораблей с помощью всего семнадцати пар рук и четырех портативных гравиподъемников было адской работой, но альтернатива небывало способствовала трудовому подъему. Гостеприимством сотрудников Госбезопасности беглецы были сыты по горло.
– Как конверторы? – спросил, помолчав, МакКеон.
– Крутятся потихоньку, – ответила Хонор, очищая расческу от очередного клока шерсти. – По правде сказать, чем ближе я знакомлюсь с аварийным снаряжением хевов, тем больше удивляюсь. Я-то думала, что на борту будет только допотопное старье, но кто-то в НРХ здорово поработал над экипировкой обеих пташек.
– Они принадлежат БГБ, – пояснил с кривой усмешкой МакКеон. – Госбезопасность забирает все самое лучшее. Надо полагать, это относится и к аварийному снаряжению.
– Не уверена, что дело только в этом, – возразила Хонор. – Харкнесс, Скотти и Уорнер прошерстили все инструкции: они стандартные и предназначены для персонала Флота. Не БГБ, а флота! Возможно, эти шаттлы и оснащены несколько лучше обычных флотских, но общий уровень явно сопоставим.
МакКеон буркнул что-то невразумительное, и Хонор улыбнулась: через Нимица она ощущала, что отсутствие веских контраргументов вызывает у капитана досаду. Сама мысль о том, что хевы способны хоть в чем-то сравниться с Королевским флотом, казалась Алистеру крамольной.
– Вообще-то, – продолжила она, – мне кажется, что их энергетические конверторы даже получше наших. Громоздкие, да, но при этом очень эффективные.
– Ну уж во всяком случае их энергетическое оружие в сравнение с нашим не идет, – с ухмылкой (поняв, что она его поддразнивает) ответил МакКеон.
– Что правда, то правда, – серьезно кивнула Хонор – Полагаю, случись мне выбирать между лучшей модификацией гразера и лучшим энергетическим преобразователем для системы жизнеобеспечения, я выбрала бы оружие. Но, замечу, выбор был бы нелегким.
– Особенно в нынешних обстоятельствах, – уже без ухмылочки согласился МакКеон, и Хонор снова кивнула.
Алистер до сих пор не имел даже приближенного представления относительно дальних перспектив. Он решал сиюминутные задачи: собрать беглецов вместе, создать у хевов впечатление, будто все пленники погибли, укрыть угнанные шаттлы, чтобы исключить возможность случайного обнаружения... Зато, подозревал он, в голове Хонор уже вызревает план дальнейших действий. Шаттлам в этом плане наверняка отводилась не последняя роль, однако проблема заключалась в том, что трудно было найти среду, менее благоприятную для функционирования электроники и сложных механизмов, чем душная парилка джунглей Ада. Рабочая бригада главстаршины Линды Барстоу каждый божий день занималась тем, что боролась с лианами и прочими ползучими растениями, оплетавшими корпус, просачивавшимися в турбины и норовившими забить решительно все технологические отверстия обоих трофейных кораблей. Разумеется, бронированные корпуса боевых шаттлов могли противостоять и не такому воздействию, но жара и влажность в сочетании с агрессивной плесенью, грибками и микроорганизмами грозили уничтожить всю сложную, чувствительную к химическим и температурным воздействиям электронную начинку, оставив в целости лишь бесполезные каркасы. Поддержание систем жизнеобеспечения и остальных систем обоих шаттлов в рабочем состоянии требовало непрерывного внимания, немалых усилий и энергических затрат. Разумеется, они не шли ни в какое сравнение с чудовищными энергорасходами звездных кораблей, но исходящее излучение могли обнаружить любые сколько-нибудь чувствительные приборы. Оптимизм внушало лишь то, что сканировать данный регион специально причин ни у кого не было, а случайное обнаружение представлялось маловероятным. Беглецы намеренно посадили шаттлы как можно дальше от расположенного на океанском острове опорного пункта хевов, где был расквартирован основной гарнизон, да и тюремных поселений, судя по данным, извлеченным Харкнессом из компьютеров «Цепеша», не было в радиусе тысячи миль от места посадки.
Однако малая вероятность все же остается вероятностью, а строить планы, исходя из «вероятности», ни Алистеру МакКеону, ни Хонор Харрингтон не хотелось. Кроме того, даже если исключить возможность обнаружения шаттлов сенсорами спутников или атмосферных летательных аппаратов, существовала и другая опасность: непрерывный расход энергии должен был быстро исчерпать запасы реакторной массы в бортовых термоядерных установках.
Однако, к немалому удивлению королевских инженеров, оказалось, что хевы снабдили штурмовые шаттлы энергетическими конверторами, более эффективными, чем установленные на мантикорских малых судах. Разумеется, по замыслу конструкторов, конверторы предназначались прежде всего для обеспечения бесперебойной перезарядки энергетического оружия, однако энергии, пусть в обрез, хватало и для поддержания в рабочем режиме систем жизнеобеспечения. Хотя температура внутри шаттлов на несколько градусов превысила нормальную, в сравнении с забортной жарой она воспринималась как прохлада, а система очистки воздуха обеспечивала биологическую стерильность и безопасный для оборудования уровень влажности.
«А вдобавок, – подумал МакКеон, мечтательно припоминая вкус ледяной воды, – мощности хватило, чтобы сделать немножко льда».
Правда, воспоминание становилось все более и более тусклым. Алистера так и подмывало попросить у Хонор еще глоточек-другой, но он сурово подавил приступ малодушия Это была ее вода, и пищевые добавки – как и вложенный в рюкзак дополнительный рацион – были предназначены специально для нее. «Если Фриц узнает, что я слямзил из ее рациона пару лишних калорий, – с ухмылкой подумал Алистер, – он меня убьет... и правильно сделает!»
Впрочем, улыбка тут же истаяла, и он покачал головой. Ускоренный обмен веществ, необходимый для нормального функционирования организма Хонор, генетически модифицированного с целью адаптации к повышенной силе тяготения, едва не привел ее к гибели во время плена. Скудное питание – хевы кормили ее исходя из нормативов, рассчитанных на обычный метаболизм, – привело к крайнему истощению, и хотя теперь мышечная масса быстро восстанавливалась, до нормального веса все еще не хватало минимум десяти килограммов. Капитану требовалось усиленное питание, и, как бы ни ворчала она по поводу того, что с ней «нянчатся» и ее «балуют», МакКеон намеревался выполнять все распоряжения врача в точности до тех пор, пока Фриц Монтойя не объявит о полном выздоровлении шкипера.
– Есть у тебя соображения насчет того, что делать дальше? – спросил он.
Хонор приподняла бровь. После высадки Алистер впервые обратился к ней с деловым вопросом, и она скрыла ухмылку: если он подталкивает ее к принятию командных решений, выходит, она поправляется.
– Кое-какие имеются, – призналась Хонор. Закончив вычесывать Нимица, она спрятала расческу в карман и потянулась к рюкзаку за водой. МакКеону очень хотелось достать для нее бутыль и откупорить, но у него хватило ума не дергаться. Конечно, у него две руки, а у нее одна, но ей вряд ли понравится, что с ней обращаются как с инвалидом.
Хонор зажала бутыль между коленями, свинтила одной рукой крышку и пододвинула горлышко Нимицу. Кот выпрямился, стараясь не опираться на искалеченную среднюю лапу, и обеими передними взялся за бутылку. Сделав долгий глоток ледяной воды, кот блаженно вздохнул, затем потерся головой о плечо Хонор. Она навинтила крышку на место, убрала бутылку в рюкзак и стала почесывать коту щеку. Нимиц громко заурчал, посылая своему человеку ощущение нахлынувшей прохлады. Хонор разделила его удовольствие и снова подняла глаза на МакКеона.
– Конечно, это лишь грубые наметки, – сказала она, – но, похоже, здесь, – она постучала себя пальцем по виску, – кое-что начинает складываться. Правда, действовать придется осторожно. И нам нужно время.
– Ну, с осторожностью затруднений не будет, – отозвался МакКеон. – Другое дело – время. С ним сложнее. Все зависит от того, сколько его потребуется.
– Полагаю, – задумчиво произнесла Хонор, – с ним все утрясется. Самое узкое место в наших планах – продовольствие.
– Это да, – согласился МакКеон.
Как и все приданные военным кораблям малые суда, десантные шаттлы могли быть использованы в качестве спасательных шлюпок и имели на борту недельный запас продуктов. Недельный – в расчете на полный комплект персонала: малочисленным беглецам запасов должно было хватить не на один месяц. Однако рано или поздно им придется искать альтернативный источник питания, и разумно было бы позаботиться о нем заранее.
– Неужели Фриц вообще ничего не нашел? – спросил, помолчав, Алистер.
– Боюсь, что нет, – вздохнула Хонор. – Он пропустил через анализаторы все, что ему натаскали, и если ваша с Уорнером добыча не слишком отличается от прочих образцов, надеяться нам не на что. Наша пищеварительная система могла бы извлечь большую часть необходимых химических элементов из местных растений, и многие из них даже не отравили бы нас при этом, но проблемы это не решает. Ферменты, способные расщеплять здешний аналог клетчатки в нашем организме попросту отсутствуют, а мне вовсе не улыбается, чтобы у меня в животе образовался клубок непереваренных растительных волокон. Боюсь, флора и фауна этой планеты к аварийному рациону ничего не прибавят.
– Странно, но меня это не удивляет, – хмыкнул МакКеон. – Черт побери, шкипер, если бы все было так просто, мы бы здесь не понадобились! Разве не так?
– Истинная правда, – согласилась Хонор.
Обняв одной рукой Нимица, она привлекла его к себе, помолчала и снова посмотрела на МакКеона.
– И все-таки пора браться за дело. Знаю, ты и Фриц не сводите с меня глаз, как пара заботливых наседок, но поверь, я достаточно оправилась.
МакКеон открыл было рот, собираясь возразить, но она, потянувшись, похлопала его по колену.
– Да ладно, Алистер, не переживай так. Мы с Нимицем крепкие.
– Знаю, – пробормотал он, – просто мне чертовски... – МакКеон осекся и пожал плечами. – Наверное, мне давно пора понять, что Вселенная несправедлива, но порой надоедает смотреть, как упорно она пытается разжевать тебя и выплюнуть. Так что не относись ко мне слишком всерьез и не переживай. Идет?
– Идет, – хрипловато отозвалась она, снова похлопав его по колену. Затем отстранилась и глубоко вздохнула. – С другой стороны, то, с чего я собираюсь начать, не потребует особых физических сил ни от меня, ни от кого-то другого.
– Да? – МакКеон склонил голову набок.
– Я хочу, чтобы Харкнесс, Скотти и Расс взломали защиту спутниковой связи и придумали, как войти в планетарную компьютерную сеть хевов.
– Всего-то навсего? – хмыкнул Алистер.
– Ну, для начала я готова удовлетвориться прослушиванием текущего обмена информацией. А в перспективе мне хотелось бы заглянуть в файлы лагеря «Харон».
– Для того оборудования, которым мы располагаем, задачка нешуточная. Я имею в виду взлом. Если хевы не полные идиоты, их центральная система не примет команду на перепрограммирование, исходящую от периферийного устройства.
– Знаю. Я думаю не о перепрограммировании, а лишь о возможности скачать у них как можно больше информации. Вообще-то, если все пойдет, как задумано, нам и это может не понадобиться, но я хочу, чтобы такая возможность у нас была. На всякий случай. Если Харкнессу удалось взломать систему управления линейным крейсером с помощью мини-компьютера, то хакер он первоклассный, а планетарная защита едва ли сложнее корабельной. Тем более что здешние плохие парни твердо «знают»: на всей планете электронные устройства могут быть только у них.
– В этом есть смысл, – согласился МакКеон. – Определенно есть. Ладно, шкипер, пойду-ка я скажу тем трем парням, что для них нашлась работенка.
Он поднялся на ноги и, неожиданно прыснув, добавил:
– А когда они узнают, что работать будут не в этой парилке, а в прохладной кондиционированной каюте, мне вряд ли придется подгонять их пинками.
– Знаете, – заметил лейтенант Рассел Санко, – если бы эти придурки хотя бы трепались друг с другом, нам бы что-то светило.
– Уверен, если б они только знали, сколько беспокойства они тебе доставляют, лезли бы из кожи и болтали без умолку, – усмехнулся в ответ Джаспер Мэйхью. – С другой стороны, мы слушаем их всего две недели, и...
Пожав плечами, он откинулся в кресле, подставившись под поток сухого и прохладного кондиционированного воздуха.
– Ты гедонист, Мэйхью, – буркнул Санко.
– Чепуха. Просто я сформирован враждебной окружающей средой, – благодушно отозвался Джаспер. – В том, что малопригодная для жизни атмосфера делает людей помешанными на выживании, моей вины нет. Мы, грейсонцы, все такие: чувствуем себя не в своей тарелке, когда оказываемся под открытым небом или когда нам приходится дышать нефильтрованным воздухом. Б-р-р... – он изобразил содрогание. – Это, увы, неизлечимо. Вот почему леди Харрингтон поручила мне это дело. Исключительно из медицинских соображений. Все дело в учащенном сердцебиении и повышенном уровне адреналина. Какой ужас, – офицер сокрушенно покачал головой, – когда возможность подышать настоящим кондиционированным воздухом становится роскошью, доступной лишь по медицинским показаниям!
– Это точно.
Мэйхью прыснул. Санко покачал головой и вновь сосредоточился на пульте. Двадцатидевятилетний Джаспер был старше Рассела всего на три года, и оба молодых офицера дослужились до старшего лейтенанта. Правда, по производству в чин Мэйхью имел преимущество примерно в три месяца. До плена он служил в разведотделе штаба леди Харрингтон, тогда как Санко исполнял должность офицера связи на «Принце Адриане». Вообще-то обычные флотские, как правило, недолюбливают штабистов, и корни этой древней почитаемой традиции уходят в глубь веков. Однако общительный и веселый Мэйхью легко сходился с людьми и умел располагать их к себе отзывчивостью и готовностью всегда прийти на выручку, свойственной большинству знакомых Санко грейсонцев. По слухам, Джаспер состоял в родстве с самим грейсонским Протектором, но сам он никогда об этом не заикался и вел себя гораздо скромнее многих мантикорцев менее знатного происхождения.
Короче говоря, работать с таким напарником было бы удовольствием... если бы было над чем работать. Но, увы, дело обстояло иначе.
«В конце концов, – угрюмо подумал Санко, – хевы имеют все основания полагаться на надежность своей планетарной компьютерной сети. Сформированный из сотрудников БГБ гарнизон обладал в рамках планеты не только монополией на технику и энергию, но и имел возможность защитить свои коммуникационные системы с помощью новейшего оборудования. Ну, если и не новейшего, даже по понятиям хевов, то, во всяком случае, неплохого». Будучи связистом, Санко отчетливо понимал, что дела в этой области у хевов обстоят куда лучше, чем полагали в штабах Звездного Королевства. Конечно, определенное отставание наблюдалось, однако оно было меньше ожидаемого. А при создании лагеря «Харон» власти Народной Республики постарались оснастить его наилучшим образом.
К счастью, модернизация производилась не слишком часто, и техническая база Аида несколько устарела. Гарнизон планеты располагал замечательной спутниковой сетью – а почему бы и нет, если антигравитационная технология позволяла практически без затрат разместить на орбите любое количество коммуникационных и метеорологических спутников, – но вот наземные станции несколько подкачали.
И конечно, служащие базы не могли знать, что их переговоры пытаются подслушать посторонние, в распоряжении которых случайно оказалась пара штурмовых шаттлов, до последнего времени тоже принадлежавших БГБ... и оснащенных самыми совершенными, по меркам Народной Республики, коммуникационными системами. Оборудование, с которым работал Санко, было новее планетарных наземных станций лет на пятнадцать, если не двадцать, да и проектировалось оно в расчете на взаимодействие как со своими аналогами, так и со старыми образцами. Из чего следовало, что Санко и Мэйхью заодно с главстаршиной Харкнессом, лейтенант-коммандерами Тремэйном и Летриджем и энсином Клинкскейлсом были просто обязаны вскрыть эту «надежнейшую» систему защиты с такой легкостью, словно это упаковка с аварийным рационом.
Вскрыть-то они вскрыли, но оказалось, что хевы сеть практически не используют: за исключением рутинных сообщений и автоматической загрузки данных с метеорологических спутников, эфир был пуст. А информация о погоде для нынешних целей Мэйхью и Санко была абсолютно бесполезна.
«Вообще-то, – подумал Рассел, – это в определенном смысле логично. Гарнизон сосредоточен на базе „Харон“, осуществлять связь через спутники тамошним служакам попросту не с кем. Друг с другом они могут перекликаться, чуть ли не высунувшись из окошка, ну а тюремные поселения средствами связи попросту не оснащены. Не станут же сотрудники БГБ использовать секретные линии для разговоров с заключенными, да еще врагами народа!»
В результате группа прослушивания изнывала от скуки. Будь в распоряжении беглецов мало-мальски приличное компьютерное оснащение, они вообще доверили бы слежение электронным средствам, однако по адресу компьютерных достижений хевов мантикорские специалисты редко употребляли цензурные выражения. По мнению Санко, удивляться следовало не тому, что Харкнесс сумел проникнуть в сеть того чертова линейного крейсера, а тому, что на чертовом крейсере вообще имелась компьютерная сеть. Но то был линейный крейсер, а компьютерное оснащение шаттлов и вовсе не шло ни в какое сравнение с обеспечением аналогичных кораблей Альянса. Конечно, в том, что касалось непосредственно боевых функций – ведения огня, десантирования и тому подобного, – автоматика пусть и не вызывала восторга, но была вполне приличной, зато все остальное конструкторы, видимо, посчитали второстепенным. Многие системы или управлялись вручную, или контролировались такими топорными эвристическими программами, что впору было сесть и заплакать. Вот и приходилось живым, разумным людям безотлучно следить за компьютерами, чей искусственный интеллект не сумел бы сориентироваться в центре ночного Лэндинга при полной луне, если...
– База, это Гарриман, – донесся из коммуникатора усталый голос. – База, мне нужны данные по Альфа-семь-девять.
– Гарриман, ты придурок. – Прозвучавший в ответ женский голос звучал так язвительно, что мог бы, наверное, проесть бронированный корпус звездного корабля. – Бьюсь об заклад, второго такого тупицы не сыскать. Сколько раз повторять тебе одни и те же цифры?
Пальцы Мэйхью забегали по клавиатуре главного компьютера, а Санко сосредоточился на коммуникаторе. Вся информация по Аиду, которую Харкнессу удалось вытянуть из базы данных «Цепеша» до уничтожения крейсера, впоследствии была перекачана в более мощную бортовую систему шаттла, и, судя по тому, как удовлетворенно крякнул Мэйхью, не напрасно. Похоже, подслушанный разговор имел какое-то отношение к добытым Харкнессом данным.
Сам Санко в это время настроился на спутник связи, служивший передаточным звеном между Гарриманом и базой «Харон». Оборудование, находившееся в распоряжении Рассела, возможно, и не дотягивало до стандартов Королевского флота, однако было новее, чем в опорном пункте хевов, и факт его подключения к спутнику остался на базе незамеченным. Довольно долго наблюдение было безрезультатным, но нынче, похоже, настал долгожданный миг удачи. Информация с базы шла на спутник, а со спутника прямиком на дисплей Рассела. Сейчас все секретные коды, все данные, похороненные в протоколах безопасности автоматической передачи, прокручивались перед ним на экране, и с губ молодого офицера слетело рычание сфинксианской гексапумы, учуявшей добычу.
– А я почем знаю, куда они подевались, эти данные, – проворчал Гарриман. – Мне их не найти, иначе какого черта я стал бы запрашивать их снова.
– Ну ты и болван, ну и олух! – негодовала связистка с базы. – Можно подумать, будто ты записал эти сведения на клочке бумаги, а потом ненароком выбросил его в корзину Они же должны быть в твоем компьютере, остолоп!
– Неужели? – воинственно воскликнул Гарриман. – А то я не знал! Могу сказать, что я как раз сейчас таращусь на экран – и не черта не вижу. Потерялся файл, может, стерся может, еще что. Так или иначе, чем гадать и спорить, взяла бы да перекачала мне, что я прошу. Я отправляюсь на Альфа-семь-восемь через двенадцать минут, и мне еще нужно сделать кучу остановок.
– Боже правый! – воскликнула женщина. – До чего же вы, пилоты, бестолковый народ...
Она умолкла, прокашлялась и уже более четким и менее язвительным тоном произнесла:
– Начинаю передачу данных. Загружай.
На несколько секунд воцарилось молчание. Потом Гарриман хмыкнул.
– База, база, чудное у этих данных время создания, – проговорил он почти добродушно. – У меня создается впечатление, что эти данные были собраны... минут через семьдесят после моего отбытия.
– Да пошел бы ты, Гарриман! – буркнула связистка базы.
– Мечтай, пташка, мечтать не вредно, – проворковал Гарриман с преувеличенной нежностью.
База, воздержавшись от комментариев, отключилась.
– Ну как, получилось? – спросил Мэйхью.
– Похоже, что да, – ответил Санко, одновременно вызывая на экран информацию, которую сумел скачать, но в спешке не успел осмыслить и оценить. – Ого! – Рот его растянулся в довольной ухмылке. – На первый взгляд, время потрачено не зря. А как у тебя, Джаспер?
– Спорно, но интересно, – отозвался Мэйхью. Он ввел в систему несколько запросов и кивнул. – Сдается мне, не мешает позвать сюда леди Харрингтон с коммодором МакКеоном. А потом...
– Карсон вызывает базу. База, нахожусь у Гамма-один-семь, у меня проблема. Согласно полученным данным...
Зазвучавший в коммуникаторе голос заставил Мэйхью и Санко прервать обмен мнениями и вновь уткнуться в консоли.
– Так вот, миледи, – доложил Мэйхью, – в течение последних полутора часов мы перехватили еще шесть разговоров. А поскольку доступ у нас имелся лишь к спутникам, находившимся в зоне прямой видимости, можно предположить, что имели место и другие.
– Логично, – пробасил МакКеон.
Усаживаясь рядом с Хонор, он потер челюсть и прозондировал кончиком языка дырки, оставшиеся после встречи его зубов с прикладом ружья конвоира. Эта привычка, оставшаяся у него на память о путешествии на борту «Цепеша», похоже, помогала ему думать.
– Если вокруг планеты вертится столько шаттлов, эфир наверняка будет забит болтовней. Особенно если у пилотов вместо голов языкастые задницы.
– Алистер, как можно! – с улыбкой пробормотала Хонор, а Нимиц, лежавший у нее на коленях, издал негромкий смешок.
На прошлой неделе он закончил линьку и теперь переносил здешний климат гораздо легче, что, впрочем, не мешало ему радоваться царившей внутри шаттла кондиционированной прохладе. Ласково погладив кота по голове, Хонор склонилась над картой, которую Мэйхью развернул на откидном столе. Приличный голографический проектор имелся на борту лишь в рубке, однако для работы вполне годились и сделанные с компьютера распечатки. Правда, чтобы разобрать сделанные на пластике рукой Мэйхью пометки, Хонор пришлось склониться еще ниже, и она невольно пожалела о том, что кибернетического глаза лишилась, а у естественного отсутствует режим увеличения.
Разобравшись с записями, Хонор откинулась на стуле и погрузилась в размышления. Как и МакКеон, она вынесла с «Цепеша» своего рода нервный тик: правая ладонь непроизвольно поглаживала левую культю, в тщетной попытке унять «фантомную» боль в ампутированной конечности. То есть по правде сказать, это был скорее «фантомный зуд», но невозможность почесать там, где так отчаянно чесалось, просто сводила с ума.
– Именно задницы, – щербато ухмыльнувшись, настаивал на своем МакКеон. – Более того, судя по этой муре, – он ткнул пальцем в распечатку переговоров, – никто из них даже эту самую задницу не сумеет найти без детального полетного плана, дюжины навигационных маяков и посадочного радара.
– Может, и так, но как раз по поводу этой их особенности я сокрушаться не собираюсь, – сказала Хонор, и Нимиц поддержал ее одобрительным урчанием.
– Да уж, – согласился МакКеон. – Нам их дурость только на руку.
Хонор кивнула и, бросив попытки почесать отсутствующую руку, провела указательным пальцем по карте, прикидывая, что же они все-таки выяснили. Собственно, большая часть полученной информации служила лишь подтверждением сведений, добытых ранее Харкнессом, однако и подтверждение было отнюдь не лишним.
В отличие от описанного в поэме Данте, классика докосмической эпохи, здешний Ад состоял из четырех континентов и одного острова, большого, но все же не дотягивавшего до звания материка. Похоже, ни служащие Госбезопасности, ни участники экспедиций, первыми обследовавшие эту планету, поэтами не являлись: не напрягая фантазии, они присвоили этом участкам суши незатейливые имена «Альфа», «Бета», «Гамма» и «Дельта». Только остров, проявив-таки творческий подход, назвали Стиксом, но Хонор сочла их идею не слишком удачной. Банальным показался ей и назойливый повтор мотива названия трех лун: Тартар, Шеол и Нифльхайм. Увы, в те времена, когда естественные спутники планеты получали свои имена, никому не пришло в голову поинтересоваться мнением леди Харрингтон.
Руководствуясь информацией, добытой Харкнессом до побега, МакКеон посадил шаттлы на восточном побережье Альфы, самого обширного из материков. В результате лагерь беглецов и находившуюся на Стиксе базу «Харон» разделяло примерно две тысячи километров, что составляло почти ровно половину окружности планеты. Хонор в то время была без сознания, но случись ей принимать решение, оно оказалось бы таким же, и по тем же самым причинам. Иными словами, решение было лучшим из всех возможных, из чего, однако, не следовало, что оно являлось безупречным. С одной стороны, местоположение беглецов сводило вероятность их случайного обнаружения почти к нулю, однако большое расстояние не позволяло осуществлять слежение за неприятельской базой им самим.
Хорошо еще, что, когда пришло время развозить продовольствие по лагерям, переговоры, как и предполагала Хонор, резко оживились, а поскольку велись они через стационарные спутники, то оказались доступными для перехвата.
– Расс, по скольким их пташкам у нас есть коды опознавания «свой-чужой»? – осведомилась она.
– Э... пока по девяти, мэм.
– А какой шифр используется?
– Вообще никакого, мэм, если не считать системы автошифровки. Вообще-то при установке она была вполне приличной, но с тех пор сколько воды утекло. Наше программное обеспечение новее на несколько поколений, и все перехваченные сигналы дешифровались автоматически, причем все их системные шифры, также автоматически, загружались в нашу память. Если бы вам захотелось, мэм, – задумчиво добавил он, – мы в два счета могли бы продублировать форматы их сообщений.
– Понятно, – пробормотала Хонор и откинулась назад задумчиво почесывая Нимица за ушами.
«Санко несомненно прав», – размышляла она. Хотя нынешние хозяева Ада были уверены в полной своей неуязвимости, их предшественники, восемьдесят лет назад превратившие планету в тюрьму министерства внутренней безопасности, отличались меньшей самонадеянностью и не поленились оснастить базу самыми совершенными для того времени программными средствами защиты.. Разумеется, этой системой предусматривалось соблюдение строгого протокола связи согласно которому на каждой стадии процесса получатель любого запроса непременно идентифицировал отправителя, а отправитель получателя. Но то было раньше, а нынешних хозяев планеты такие вещи, похоже, особо не заботили. Правда, изымать соответствующие программы из памяти компьютеров они не стали, однако проверять результаты автоматической идентификации ленились, поскольку не видели в этом смысла. Центральная система управления движением ограничивалась тем, что присваивала каждому летательному аппарату взятый из банка памяти маяка код «свой-чужой» и автоматически запрашивала маяк всякий раз, когда летательный аппарат передавал позывные. Таким образом, все передачи, прошедшие через один спутник, маркировались одинаковыми кодами, и компьютеры могли отслеживать их без участия персонала.
В довершение ко всему этот самый персонал не утруждал себя хоть сколько-нибудь частой сменой упомянутых идентификационных кодов, полагаясь на сохранившийся с основания базы пакет автошифровки, что, по большому счету, было даже хуже, чем отсутствие какой-либо защиты. Если кто-то (в чем Хонор сильно сомневалась) и отягощал себя нечастыми размышлениями на сей счет, он тут же успокаивал себя тем, что защитная оболочка существует. Гадать, хороша она или нет, при столь благодушном подходе к делу едва ли пришло бы кому-нибудь в голову. Идентификация источника передачи как таковая заботила только центральный системный коммутатор «Харона». Дежурные операторы явно придерживались мнения, что сам факт присутствия сигнала в сети является доказательством того, что данный сигнал имел право туда попасть.
«Впрочем, – сказала себе Хонор, – возможно, они далеко не столь безответственны и глупы, как мне хочется думать». В конце концов, ситуация, сложившаяся сейчас, уникальна, и вероятность ее возникновения ничтожна. Сотрудники базы имели веские основания считать, что на всей планете, – да что там, во всей звездной системе, – никто, кроме них, компьютерным оборудованием не располагает. Чрезмерная забота о защите сетей при таких обстоятельствах могла показаться доказательством не разумной осмотрительности, но маниакальной подозрительности.
Подняв руку, Хонор мягко помассировала парализованную щеку, в то время как здоровая половина ее лица скривилась в гримасе. Да, безалаберность хевов была объяснима, но все равно оставалась безалаберностью. А коммодор Харрингтон давно усвоила, что безалаберность никогда не ограничивается единственной сферой: люди, проявляющие беспечность или небрежность в одной сфере, непременно проявят ее и в соседних. Что ни говори, а хевы на этой планете проявляли непростительные самоуверенность и благодушие.
«И жаловаться на это я уж точно не собираюсь!»
– Ладно, – сказала она и, знаком поманив МакКеона, снова постучала по карте. – Похоже, Алистер, они используют только примитивные коды «свой-чужой», а поскольку аппаратное обеспечение наших шаттлов это вполне допускает, мы могли бы одолжить один из опознавательных кодов...
– И ввести его в свой маячок, – закончил за нее МакКеон, и она кивнула.
Он почесал нос и шумно вздохнул.
– Позволять-то, да, позволяет, но ведь это штурмовые шаттлы, а не те летающие мусорные баки, на которых они развозят тюремные пайки. Эмиссионный след у нас совершенно иной, и стоит нам попасть в поле зрения хорошего сенсора, как нас мигом раскусят.
– Как пить дать, – согласилась Хонор, – раскусят, но только если удосужатся этот сенсор на нас направить. А все увиденное нами до сих пор говорит о том, что народ здесь обосновался ленивый. Самоуверенный и ленивый. Помнишь, что говорил адмирал Курвуазье на Высших Тактических Курсах? «Неожиданностью называют то, что случается, когда люди долгое время упорно не желают замечать очевидного».
– Думаешь, они опознают идентификатор и успокоятся?
– Еще как успокоятся, Алистер. Сам посуди: на планете любой кусок железа, способный взлететь и выйти на связь, принадлежит им. Чужих здесь нет и быть не может, так чего ради им напрягаться? Даже если кто-то засечет неидентифицируемый сигнал, это, во всяком случае поначалу, спишут на ошибку приборов. Откуда здесь взяться чужой пташке?
Она хмыкнула и добавила:
– На Старой Земле подобный подход очень дорого обошелся персоналу базы именовавшейся «Пёрл-Харбор» [4], однако операторы станций слежения из поколения в поколение повторяют ту же ошибку...
– Логично, – пробормотал он и мысленно почесал голову, гадая, как бы незаметно для Хонор выяснить, что это за история с Пёрл-Харбором. У нее в памяти хранилась уйма исторических фактов, и выяснение подоплеки тех или иных ассоциаций стало для него своего рода хобби.
– Вопрос в том, – размышляла вслух Хонор, – как регулярно и насколько часто осуществляется доставка продовольствия.
– Мне удалось получить кое-какие цифры, миледи, – доложил Мэйхью. Он сидел слева от нее, и, чтобы взглянуть на него зрячим глазом, ей пришлось повернуться в кресле. – Полной уверенности в их точности у меня нет, но я сопоставил их с информацией, добытой Харкнессом, и произвел на этой основе несколько экстраполяций.
– Так-так, слушаю.
– Короче говоря, коммандер Летридж, Скотти и я поработали с теми материалами, которые Харкнессу удалось вытащить из базы данных «Цепеша». Вообще-то ему было не до планеты: он полностью сосредоточился на взломе корабельной сети и фильтровать информацию не успевал. Мы покопались в том, что он скачивал между делом, и выудили интересные цифры. По нашим со Скотти прикидкам, здесь находится как минимум полмиллиона заключенных.
– Полмиллиона? – переспросила Хонор, и Мэйхью кивнул.
– По меньшей мере, миледи, по самым скромным подсчетам. Вспомните, эта планета уже восемьдесят лет служит местом содержания тех, кого власти считают особо опасными. Данные, касающиеся такой категории заключенных, как военнопленные – прежде всего, захваченные хевами при оккупации Тамбурина и звезды Тревора, – можно считать сравнительно надежными. Разумеется, в Ад отправляли не всех пленных: главным образом сюда попадали люди, не смирившиеся с новой властью и склонные создавать группы сопротивления. Впрочем, нынешняя Госбезопасность решила бы проблему проще, расстреляв смутьянов на месте. Так или иначе, в течение последних десяти лет перед атакой на Альянс население планеты почти не росло, а после обострения военных действий ГБ начала присылать сюда совсем не тех заключенных, которых ожидал бы увидеть я.
Хонор подняла бровь, и он пожал плечами.
– Будь я шефом Госбезопасности и имей я в своем распоряжении сверхсекретную и сверхнадежную тюрьму, у меня не было бы сомнений в том, что именно здесь следует содержать военнопленных владеющих важной информацией. Сами посудите: бежать отсюда нельзя, вызволить заключенных, поскольку место их заточения противнику неизвестно, никто не может, и я, таким образом, получаю возможность обрабатывать их и выколачивать из них информацию, не торопясь и ничем не рискуя. Но главари хевов почему-то предпочитают проводить допросы ближе к центру Республики, может быть, даже на самом Хевене. А здесь, в Аду, они держат не особо ценных заключенных, а особо опасных, тех, кто при содержании в других лагерях создает проблемы.
– Какого рода проблемы? – осведомился МакКеон.
– Да какие угодно, сэр, – ответил Мэйхью. – широчайший, от попыток побега до организации акций неповиновения. Или, скажем, стремления сохранить в лагерях для военнопленных дисциплину и структуру своих флотов. Короче говоря, Ад представляет собой штрафной лагерь для смутьянов.
– Вот как! – глаза Хонор блеснули. – Стало быть, сюда свозят самый отчаянный народ со всех тюрем Республики?
– Выходит, так. По нашим со Скотти подсчетам получается, что военнопленных на планете насчитывается тысяч сто восемьдесят-двести. Ну а остальные триста-четыреста тысяч – это гражданские лица. Примерно треть из них оказалась здесь после разгрома различных групп сопротивления на завоеванных планетах, но большинство – обычные жертвы политических репрессий.
Хонор хмыкнула, потерла кончик носа и стала поглаживать Нимица.
– Согласно статистике, последняя категория состоит большей частью из жителей самого Хевена, а среди последних лидируют уроженцы Нового Парижа, – продолжил Мэйхью. – Скорее всего, Бюро госбезопасности сосредоточило основное внимание именно на столице.
– Скорее всего, так оно и есть, – согласился МакКеон. – Народная Республика всегда была государством в высшей степени централизованным. Все информация стекается на Хевен, все решения принимаются там, и тот, кто контролирует метрополию, контролирует всю Республику. Неудивительно, что в первую очередь власти стремятся избавиться от вольнодумцев в своей столице. Сначала Законодатели спроваживали сюда смутьянов, сеявших недовольство среди пролов, ну а после убийства Гарриса пришел черед самих Законодателей.
– Похоже на правду, – отозвалась Хонор. – И то, что эта публика присутствует здесь в таком количестве, создать для нас дополнительные проблемы.
МакКеон поднял на нее недоумевающий взгляд, и она махнула рукой:
– Не скажу за всех, но политзаключенные, как мне кажется, более склонны сотрудничать с Госбезопасностью.
– Почему? – искренне удивился Алистер. – Разве их загнали сюда не за то, что они враги нынешнего режима?
– Их загнали сюда потому, что на момент их ареста люди, управлявшие Республикой, считали, что они представляют угрозу для власти. Во-первых, из этого вовсе не следует, будто угроза и впрямь имела место, а во-вторых, как кто-то здесь верно заметил, за последние восемь лет внутренняя ситуация в государстве существенно изменилась. Некоторые из заключенных наверняка верны Народной Республике, точно так же, как мы верны Короне, хотя БГБ может придерживаться на сей счет иного мнения. Подумайте: те, кого сослали сюда Законодатели, могут весьма одобрительно относиться к перевороту, совершенному Пьером и компанией. Я уверена, что среди них нашлись желающие продемонстрировать лояльность новому режиму и заслужить освобождение с помощью слежки и доносов на товарищей по несчастью. Кроме того, нельзя сбрасывать со счетов истинных патриотов, которые, пусть им и ненавистна обосновавшаяся в Новом Париже клика, никогда не пойдут на сотрудничество с представителями державы, против которой их родина ведет войну. Ну и наконец, многие стали осведомителями не по доброй воле, а поддавшись нажиму: ГБ могла шантажировать их, угрожая расправиться с близкими.
– Хм... признаюсь, в таком аспекте я ситуацию не рассматривал, – покачал головой МакКеон.
– Я не утверждаю, будто на планете нет политических заключенных, которые могли бы поддержать нас, поскольку являются истинными противниками Пьера, Сен-Жюста и прочих головорезов из Комитета. Как не утверждаю и того, что среди военнопленных нет предателей. Почти в любой группе людей найдется несколько слабаков, не говоря уж о том, что безнадежность способна сломить даже тех, под силу выдержать пытки.
Когда Хонор произносила эти слова, правая, живая сторона ее лица была почти столь же неподвижной, как парализованная левая, и МакКеон поежился. Он понял, что она говорит, основываясь на собственном опыте, на том, о чем размышляла во время казавшегося безнадежным одиночного заключения. Несколько секунд взгляд ее был прикован к чему-то, чего никто другой увидеть не мог, но она почти сразу встряхнулась и продолжила:
– Сложность в том, что нам, скорее всего, не удастся обойтись собственными силами. Придется обратиться за помощью. Надеюсь, риск будет меньше, если мы свяжемся с военнопленными или жителями покоренных миров. Надо полагать, Госбезопасности труднее склонить их к сотрудничеству, и коллаборационистов среди них меньше. Впрочем, с заключениями лучше не торопиться.
Она снова погладила Нимица, и в глубине ее здорового глаза зажегся мрачный огонек. Это не укрылось от МакКеона, но в ответ на его вопрошающий взгляд Хонор лишь покачала головой. Алистер, в свою очередь, пожал плечами, полагая, что неоднократно проверенная проницательность леди Харрингтон не подведет и на сей раз.
– Надо полагать, так оно есть, – осторожно сказал он. – Но, вообще-то, Джаспер рассказывал что-то о частоте продовольственных рейсов.
– Да, верно, – кивнула Хонор, – мы отвлеклись. Джаспер, продолжайте.
– Слушаюсь, миледи. Вот такими красными точками, – он указал несколько меток на карте, – обозначено местоположение известных нам лагерей. Сведения, само собой, неполные: даже если на «Цепеше» имелись сведения по всем местам содержания заключенных, это данные двухлетней давности. Но, так или иначе, поселения находятся в основном на Альфе, Бете и Гамме. Дельта слишком близка к южному полюсу, однако и на трех материках места для размещения полумиллиона заключенных более чем достаточно. Причем обратите внимание: здесь, на Альфе, чем ближе к экватору, тем реже попадаются поселения.
Хонор кивнула: учитывая температуру за бортом шаттла это ничуть не удивляло. Попасть в такой климат – для выходца с любой обитаемой планеты это уже само по себе было тяжким наказанием. Причем если здоровье заключенных мало беспокоило надзирателей из БГБ, то агрессивность экваториальных джунглей осложняла жизнь в первую очередь им самим. Здешнему лесу ничего не стоило в считанные недели поглотить любую станцию или базу. Конечно, натиску природной среды могли противостоять организованные усилия людей, но для этого хевам пришлось бы снабдить заключенных соответствующими техническими и энергетическими средствами... «Если, конечно, – угрюмо подумала она, – они не решили бы наплевать на эти лагеря, позволив им просто исчезнуть с лица планеты... вместе с узниками».
Так или иначе, почти полное отсутствие поселений в экваториальной зоне стало одной из причин, побудивших беглецов приземлиться именно здесь. У хевов не было решительно никаких причин шляться по дикой, необжитой местности.
– По нашим прикидкам, – продолжил Мэйхью, – на каждый лагерь приходится в среднем по две с половиной тысячи узников, или, иными словами, у них имеется примерно две сотни поселений. На острове Стикс их нет вовсе, а на материках они расположены не ближе чем в пятистах километрах один от другого. Это разумно, ибо, с учетом отсутствия у заключенных средств связи, полностью исключает сговор и скоординированные действия обитателей разных поселений.
– А вот я на месте хевов не спешил бы с подобными выводами, – подал голос МакКеон. – Конечно, пятьсот километров – это чертовски много, особенно без дорог и транспортах средств, но человеческая изобретательность способна одолевать и не такие преграды. Например... – он постучал пальцем по изображению находившегося в северной части континента Альфа озера, – множество поселений сосредоточено по берегам этой лужи. Трудно поверить, что никто из заключенных не додумался соорудить лодку или что-то в этом роде.
– Возможно, вы правы, сэр, – ответил Мэйхью, – но у хевов, видимо, есть основания полагать, что заключенные из разных лагерей, если и свяжутся между собой, действовать заодно все равно не смогут.
– Непонятно, почему они не укрупнили лагеря, – заметил Санко. – Ведь это позволило бы существенно увеличить расстояние между ними, а значит, уменьшить вероятность контакта.
– Позволить-то позволило бы, – согласилась Хонор, – но существенно усложнило бы контроль. Две с половиной тысячи человек – это одно дело, а тысяч тридцать – совсем другое. В таком огромном лагере можно незаметно создать подпольную группу сопротивления или еще что-то. Да и какой смысл препятствовать контактам между поселениями, но сами эти поселения объединять?
Санко кивнул. Хонор повернулась зрячим глазом к Мэйхью, и грейсонец продолжил:
– В конце концов, важно не то, какими соображениями руководствуются хевы и оправдан ли их подход к содержанию заключенных. Для нас имеют значение факты как таковые. Из перехваченного разговора пилота транспортника с базой «Харон» можно сделать вывод о том, что количество пайков, полагавшееся лагерю Альфа-семь-девять, при условии, что в нем содержится две с половиной тысячи человек, рассчитано на один стандартный месяц. Те же данные подтверждаются и по лагерю Бета-два-восемь. Из этого следует, что доставка припасов, скорее всего, осуществляется раз в месяц. Чего мы не знаем – и пока не имеем возможности выяснить, – это осуществляют они операцию единовременно для всех лагерей или по какому-то иному графику. По своей лености здешние ребята могли бы выбрать и тот и другой варианты: у обоих есть свои преимущества. Но похоже, им больше нравится день-два провозиться с доставкой, а потом целый месяц бить баклуши. В пользу этого говорит тот факт, что мы отслеживали линии связи две недели, а разговоры начались только сейчас. Правда, это слабое доказательство, но других у нас нет.
– Месяц, – пробормотала Хонор себе под нос, и взгляд ее здорового глаза вновь устремился в неведомые дали. Через некоторое время она кивнула. – Ладно, Алистер, так или иначе, мы точно знаем интервал посещения каждого отдельно взятого лагеря. Хотя скорее всего Джаспер прав, и они раз в месяц облетают всех. Таким образом, сведениями о временном промежутке мы располагаем. Знать бы еще, как их с толком использовать.
– А вот это уже интересно, – пробормотал лейтенант-коммандер Скотти Тремэйн.
– О чем речь? – послышался голос с мягким грейсонским акцентом, и светловолосый офицер обернулся к товарищу, делившему с ним рубку.
До того как они угодили в плен к хевам, коммандер Соломон Маршан служил старшим помощником капитана тяжелого крейсера Грейсонского военно-космического флота «Джейсон Альварес». Тремэйн, отвечавший в штабе Харрингтон за координацию всех электронных систем эскадры, по долгу службы находился в постоянном контакте со старпомом флагманского корабля, и черноволосый коммандер пришелся мантикорцу по душе. В отличие от многих грейсонцев, Маршан вовсе не благоговел перед Королевским Флотом, хотя и относился к нему с должным уважением. Кроме того, готовый мигом поставить на место любого дурака или невежду, Соломон каждого, с кем его сводила судьба, считал человеком разумным и ответственным до тех пор, пока не получал от него существенных доказательств противного.
– Засек я тут кое-что из того, что мы раньше проморгали, – ответил Тремэйн. Маршан поднял бровь, и Скотти показал на дисплей. – Нет бы мне раньше заметить, так ведь прозевал! Да и Джаспер с Энсоном наверняка маху дали.
– Да в чем дело? – спросил Маршан с едва уловимой ноткой раздражения, и Тремэйн мысленно ухмыльнулся.
Все беглецы ошалевали от безделья. Принято считать что потерпевшим кораблекрушение приходится выбиваться из сил, чтобы остаться в живых, но в данном случае классическая схема сбойнула. Ничего съедобного на планете не было, так что необходимость заниматься охотой или земледелием отпадала сама собой, не говоря уж о том, что проведение сколько-нибудь масштабных работ расходилось с интересами маскировки. Патрули под началом коммодора МакКеона прошерстили джунгли в радиусе добрых тридцати километров, но после того, как это было сделано и на подходах к лагерю разместили и подключили к волоконно-оптическим линиям невидимые для посторонних, дистанционно управляемые пассивные сенсоры, всем было велено держаться поближе к шаттлам. Поддерживать в порядке сами шаттлы поручили главстаршине второго шлюпочного отсека «Принца Адриана» Линде Барстоу, и большинству офицеров стало решительно нечем себя занять. Многие дошли до того, что вызывались подменить рядовых и старшин из рабочей команды Барстоу, лишь бы только не сидеть сложа руки.
Прекрасно понимая сложившееся положение, леди Харрингтон старалась, по мере возможности, найти дело для каждого. Конечно, работенка порой выпадала не самая увлекательная, однако среди спасшихся с «Цепеша» идиотов не встречалось: сложность ситуации осознавали все. Кроме того, бессмысленная на первый взгляд деятельность могла привести к неожиданным результатам. Просмотр вроде бы уже сто раз изученных файлов мог принести настоящее открытие.
– Похоже, здесь, на Альфе, есть лагерь, не имеющий номера, – заявил Тремэйн и, увидев недоумение на лице Mapшана добавил: – Зато у него есть название, и неслабое – «Геенна». И что любопытно; эта самая «Геенна» представляет собой единственный лагерь на планете, расположенный не просто в экваториальной зоне, а практически на линии экватора.
– На линии?.. – Маршан присмотрелся к карте и покачал головой. – Где, черт возьми? Никаких лагерей на экваторе не обозначено.
– Не обозначено, потому что это наша первоначальная карта. Мы с Джаспером составляли ее, основываясь на данных с «Цепеша», а в их списках никакой «Геенны» не значилось. Но вчера Росс скачал телеметрию с метеоспутников. Там нашлась климатическая карта Альфы с обозначением мест лагерных поселений. Оказалось, что за то время, пока на «Цепеше» не обновлялась база данных, здесь добавилось с полдюжины новых пунктов.
Он нажал клавишу, и на карте зажглись новые красные точки. Одна из них была выделена дополнительной подсветкой.
– Оно бы и ладно, – продолжил Скотти, – в том, что здесь периодически возникают новые поселения, ничего удивительного нет, но это местечко привлекло мое внимание своим необычным местоположением. Вроде бы в экваториальной области они ничего такого не размещали. Любопытство меня заело, и я перелопатил всю имевшуюся информацию. По ходу дела я залез в один из цепешевских секретных файлов БГБ, и оказалось, что лагерь вовсе не новый. Он существовал давно, но не имел номера и не был внесен ни в какие списки – видимо, по причине чрезвычайной секретности.
– Понятно, – иронично хмыкнул Маршан, и Тремэйн ответил кислой усмешкой. Оба они считали, что соображения, которыми руководствуется в своих решениях и поступках БГБ, с трудом поддаются обычному логическому анализу.
Тремэйн тем временем вывел на экран обнаруженный им внутренний меморандум БГБ, касавшийся как раз «Геенны».
Едва Маршан, поверх его плеча, взглянул на экран, как зеленые глаза грейсонца блеснули, и он резко выдохнул.
– Ну, дела! – сказал он, уже без намека на иронию. – Сдается мне, следует немедленно показать этот материал леди Харрингтон и коммодору МакКеону.
– Надо же... – пробормотала Хонор, глядя на распечатку обнаруженных Тремэйном данных. – Это сулит интересные возможности.
– Сулит, мэм, да еще какие! – согласилась коммандер Джеральдина Меткалф, до плена служившая под началом МакКеона в должности главного тактика «Принца Адриана».
– Согласен, Джерри, – подал голос Алистер, – но давайте не будем торопиться. Вспомните, этому меморандуму больше двух лет. В конце концов, нас ничто, кроме запасов провизии, во времени не ограничивает. А если с тех пор произошли существенные изменения, мы рискуем нарваться на крупные неприятности. Лучше выждать и присмотреться, чем действовать наскоком и вскочить прямиком на виселицу.
– Полностью с вами согласна, шкипер, – кивнула Меткалф. – Но если это все верно, – она постучала по распечатке, – то здешние плохие парни оказали нам немалую услугу.
– Что правда, то правда, – сказала Хонор, откидываясь назад и задумчиво поглаживая по спине лежавшего у нее на коленях Нимица.
Кот пока еще не исцелился настолько, чтобы занять привычную позицию на ее плече, но, перелиняв, меньше страдал от жары и чувствовал себя гораздо лучше. Неправильно сросшиеся кости по-прежнему доставляли ему беспокойство, однако теперь он лучился добродушной уверенностью, передававшейся и самой Хонор.
– Конечно, – продолжила она, помолчав, – сами-то они не думали, что оказывают нам услугу. Их действия не лишены определенной логики, а менять что-то им было бы не с руки. Хлопотно, да и смысла нет: не могли же они предусмотреть наше появление. Вот почему я склонна довериться этим данным, пусть они и не новые.
МакКеон хмыкнул, почесал подбородок и, прищурившись, кивнул.
– Звучит все чертовски логично, не придерешься. Только вот если бы мне доставалось по доллару за каждое логически безупречное рассуждение, обернувшееся проколом, я бы давно разбогател.
– Тоже правда. – Снова погладив Нимица, Хонор еще раз пробежала глазами по распечатке Тремэйна.
«Жаль, что я не могу переговорить об этом с Уорнером. Джерри с Соломоном молодцы, и Скотти тоже... но они все намного младше меня и Алистера по званию. Никто из них не решится всерьез с нами спорить. Алистер ни секунды не задумается возразить, если увидит, что я не права, – бог свидетель, он всегда так поступал, – но мы с ним слишком давние друзья. Мы знаем, что каждый из нас скажет, еще до того, как второй открывает рот. Это прекрасно, когда нет времени разъяснять приказы, но в мозговом штурме два одинаково мыслящих человека одинаково слепы. А к Уорнеру это не относится, и мозги у него острые и гибкие, как хлыст. Уж в Силезии я в этом убедилась, и здесь бы могла этими мозгами воспользоваться, если бы... не сложное положение, в котором он находится. И, – призналась она, – если бы я была в нем твердо уверена. Иди знай, перевесит в нем чувство долга – и он ударит нас в спину».
Хонор ненавидела такие вот вычисления. Кэслет угодил во всю эту заваруху именно потому, что обостренное чувство долга заставило его принять сторону военнопленных против Госбезопасности. Благодаря Нимицу Хонор ясно читала его эмоции, она знала, что Кэслет ей не враг, а друг. Все его поведение, и на «Цепеше», и после бегства, диктовалось упрямой честностью, уважением и фундаментальной порядочностью этого незаурядного человека.
Увы, Хонор также знала, что именно в силу названных качеств Уорнер пребывает в тяжком разладе с собой: если не из-за того, что уже сделал, то из-за того, что мог сделать. Присягу офицера Народного флота он пока не нарушил, но очень близко подошел к самому пределу, и леди Харрингтон не знала, в чем и до какой степени может рассчитывать на его сотрудничество. Самое разумное, что можно было сделать в такой ситуации, это ни во что его не впутывать и, по возможности, оставить в покое.
– А во время последнего развоза провизии доставили пайки в эту «Геенну»? – осведомилась Хонор.
– Если б мы знали, мэм, – отозвался Энсон Летридж.
Эревонец был некрасив – настолько, что лица его казалось жестоким, почти безжалостным. В штабе Хонор он занимал должность астрогатора, а все это время работал вместе с Мэйхью и Тремэйном. Все трое сидели сейчас лицом к кормовому люку тактического отсека шаттла – и к начальству, расположившемуся в первом ряду пассажирских кресел.
– Мы можем судить с уверенностью только о рейсах в Альфа-семь-девять и тех, относительно которых пилоты вели переговоры с базой «Харон», – продолжил он бархатным голосом, плохо вязавшимся с внешностью. Погладив аккуратно подстриженную вандейковскую бородку, офицер пожал плечами. – Без перехвата переговоров, касающихся конкретного рейса, мы можем лишь предполагать, что он состоялся. Если схема, о которой мы говорили, верна, то провизия была доставлена и в «Геенну». Но вывод, так или иначе, остается предположительным.
– Это я и боялась услышать, – сказала Хонор, одарив его одной из своих полуулыбок. Затем вздохнула, задумчиво покачалась в кресле и, взглянув на МакКеона, сказала: – Думаю, из этого нам и придется исходить.
Две или три секунды Алистер молча смотрел ей в рот а потом кивнул.
– Джерри, – она обернулась к Меткалф, – вы и Сара присоединитесь к старшине Барстоу. Скотти, я надеюсь, вы с Харкнессом тоже окажете необходимую помощь. Объявляю аврал: к ночи оба шаттла должны быть готовы к полету.
– Оба? – уточнил МакКеон, и она усмехнулась.
– Именно оба. Оставлять один здесь нет никакого смысла, а использование обоих может в определенных обстоятельствах дать нам некоторые преимущества.
– Но разумно ли класть все яйца в одну корзину? – возразил МакКеон. – К тому же два шаттла труднее замаскировать.
– Знаю, – кивнула Хонор, – но не хочу, чтобы мы разделялись. Оставаясь вместе, мы не распыляем ресурсы – а они могут потребоваться – и избавляемся от необходимости поддерживать связь. Чем меньше болтаешь, тем меньше риск быть услышанным. При здешнем рельефе местности укрыть два шаттла не намного труднее, чем один, зато разделясь на два отдельных отряда, мы вдвое увеличиваем вероятность обнаружения одного из них. Будем реалистами: если поднимется тревога, тот факт, что у нас останется в резерве шаттл, едва ли будет иметь значение. По правде сказать, если на базе «Харон» что-то заподозрят до того, как мы предпримем решающий шаг, нам конец.
МакКеон кивнул в знак согласия, и она резко вздохнула.
– Ну что ж, тогда за дело.
Перелет предстоял не слишком далекий. Лагерь «Геенна» находился примерно в тысяче четырехстах километров от первоначального места посадки, что на максимальной скорости заняло бы у шаттла не больше двадцати минут. Правда, лететь на максимальной скорости они не решились. Им удалось установить координаты каждого из контролировавших данный сектор поверхности спутников слежения, и, согласно произведенным расчетам, имелось трехчасовое окно, позволявшее добраться до цели, оставшись не замеченными с орбиты. Правда, расчеты могли оказаться ошибочными, не говоря уж о том, что нагрев обшивки при движении шаттла на максимальной скорости мог уловить один из находившихся на геостационарной орбите метеорологических спутников отмечавших локальные перепады температур. Поэтому лететь было решено не высоко и быстро, а низко и медленно, причем без помощи антигравов. Это позволяло, во-первых, укрыться от гравитационных детекторов, а во-вторых, снизить расход энергии.
Правда, как и всякий другой, данный план имел не только достоинства, но и недостатки. Скотти Тремэйн и Джеральдина Меткалф, которым выпало пилотировать шаттла, большую часть полета скрежетали зубами, проглатывая ругательства. Вести тяжелые корабли вручную, полагаясь только на зрение, над самыми верхушками взращенных Адом деревьев, не включая – из опасения быть засеченными по их излучению – активные сенсоры... В общем, полет мало походил на увеселительную прогулку.
Скотти едва не срезал макушку неожиданно возникшего прямо по курсу лесного исполина. Таких сюрпризов попадалось хоть отбавляй, но и без них придерживаться заданного маршрута было сущим мучением. Сам маршрут проложили достаточно точно: место собственной посадки беглецы знали, а координаты «Геенны» установили с помощью метеорологической карты. Исходя из этих данных Тремэйн и Меткалф и составили полетное задание, однако дело существенно осложнялось полным отсутствием навигационных маяков, которые позволяли бы подправлять курс в ходе полета. Разумеется, теоретически в качестве ориентиров можно было использовать спутники хевов – пилоты БГБ именно так и поступали, – но спутники не маяки. Они не передают данные непрерывно, а делают это лишь в ответ на запрос с поверхности, и хотя техническая возможность послать такой запрос с движущегося шаттла имелась, Хонор и МакКеон решили, что не стоит чрезмерно увеличивать риск обнаружения. Таким образом, идея спутниковой навигации была отвергнута, и пилотам пришлось полагаться на столь далекий от совершенства инструмент, как человеческое зрение. При этом следовало учитывать, что на расстоянии тысячи четырехсот километров даже небольшая навигационная ошибка могла увести их далеко от цели.
Конечно, для толкового пилота ручное управление не в тягость, но только при хорошей видимости. Увы, видимость была далека от идеала. Сказать попросту, она никуда не годилась. Да, все три луны Ада светили ярко, но это лишь ухудшало дело, поскольку две из них, Тартар и Нифльхайм, находились над горизонтом одновременно. Оба светила отбрасывали блики на неровный, колышущийся покров джунглей, порождая игру света и теней, влиявшую на глаза и способность ориентироваться далеко не лучшим образом. А сам лагерь «Геенна», как выяснилось, когда до него добрались, тоже наземными ориентирами не баловал. Разумеется, пространство вокруг лагеря должно было быть расчищено для безопасной посадки хевовских жестянок, доставлявших продовольствие, но в мешанине теней и верхушек деревьев ни черта не удавалось разглядеть. Как правило, населенные пункты видны издалека благодаря искусственному освещению, вот только для этого требуется наличие электрической энергии.
По всем названным причинам шаттлам пришлось лететь дольше, чем хотелось бы, и затратить дополнительное время на поиски места для посадки. Что вовсе не радовало. Во-первых, увеличивался риск оказаться замеченными со спутников, а во-вторых, кто-нибудь на земле мог удивиться и заинтересоваться: с чего это шаттлам БГБ приспичило кружить над лесом близ лагеря, да еще посреди ночи?
«На это можно было бы махнуть рукой, – подумала Хонор, – будь у нас уверенность, что в лагере нет подсадных уток Госбезопасности». Но такой уверенности не было. Коммодору Харрингтон, конечно, не нравилось представлять себя на месте сотрудника БГБ, однако она твердо знала, что, оказавшись на этом месте, непременно обзавелась бы доносчиками в каждом поселении.
– Пора бы нам что-нибудь заметить, мэм, – сказал Тремэйн.
Любому постороннему его голос показался бы спокойным, но Хонор знала Скотти еще энсином получившим первое назначение.
– Терпение, Скотти, – отозвалась она с обычной полуулыбкой. – Терпение. Давно ли мы начали искать?
Молодой офицер, глядя на рычаги управления, скривился, но вздохнул и заставил напряженные плечи расслабиться.
– Я понимаю, мэм. Это почти то же, что искать внизу невидимку. Только...
Осекшись, он снова пожал плечами, и Хонор усмехнулась.
– Только очень хочется побыстрее найти нужную точку и сесть, потому что на земле безопасней. Так?
– Ну... В общем-то так, мэм. – Он повернулся к ней, возвращая невеселую улыбку. – Наверное, мне и вправду недостает терпения, а?
– Не без того, – согласилась Хонор.
– Вообще-то за мной такое водится, – признал он, – но...
– Извиняюсь, мистер Тремэйн, – прервал его рассуждения голос из коммуникатора. – Сдается мне, я кое-что вижу.
– Что с вами происходит, старшина? – строго одернул подчиненного Тремэйн. – Донесения о визуальном контакте должны быть четкими.
– Так точно, сэр! Виноват, сэр! Постараюсь исправиться, сэр! – затараторил Харкнесс, и Хонор, чтобы не расхохотаться, пришлось закашляться. – Наверное, старею, сэр. Но если мне удастся подобрать для вас бортинженера помоложе да посноровистее, то...
– То у меня появится надежда узнать результаты этих наблюдений раньше, чем я вернусь в эту точку, и тогда мне не придется посылать главстаршину Ашер вправить вам мозги, – закончил за него Скотти.
– Ну вот, уже и угрозы пошли, – проворчал Харкнесс, одновременно выводя на экран рубки карту со светящимся обозначением обнаруженного им объекта.
Он находился позади и слева, так что Тремэйну пришлось начать разворот по широкой дуге.
– Как там номер второй, не потерялся? – спросил он.
Хонор прильнула к прозрачной бронепластовой стенке фонаря со своей стороны, но ничего не увидела. Впрочем, У Горацио Харкнесса условия наблюдения были намного лучше.
– Так за нами и чешет, сэр, ровно приклеенный, сэр, – доложил он, – сейчас, правда, чуток поотстал, но держится по правому борту и дистанции не увеличивает.
– Это потому, что пилотом там офицер и леди, – наставительно сказал Тремэйн. – Она все делает как надо, и если что-то увидит, то сообщит об этом вовсе не после того, как пролетит мимо и умчится в такую даль, откуда уже ни черта не найти.
– А ни черта искать и не надо, – благодушно отозвался Харкнесс – А в другой раз, сэр, когда вам случится потерять собственную задницу, посветите фонариком.
– Я потрясен, Харкнесс. Просто потрясен. Как можно ляпнуть такое офицеру и джентльмену, – несколько рассеянно проговорил Тремэйн, не прекращая всматриваться в темноту. – Мне хотелось надеяться, что после стольких лет...
Неожиданно он осекся. Полет шаттла замедлился еще больше.
– Похоже, старшина, мне придется извиниться, – пробормотал он. – Самую малость, но придется. Мэм, – он повернулся к Хонор, – вы видите?
– Вижу.
Харрингтон поднесла к правому глазу старомодный оптический бинокль, вглядываясь в пятнышко света: лишившись кибернетического глаза, улучшить видимость по-другому она не могла. Похоже, в глубине джунглей горел факел. Она удивилась, что Харкнесс вообще заметил этот свет. Конечно, у него, кроме глаз, были тактические сенсоры, но все пассивные средства обнаружения, нашедшиеся у хевов, оставляли желать лучшего.
– Что вы намерены предпринять, мэм? – с обманчивым равнодушием в голосе осведомился сгоравший от нетерпения Тремэйн.
Предупредить коммандера Меткалф и подняться на несколько сот метров, – ответила она. – Надо посмотреть, не найдется ли бреши в этой листве.
– Есть, мэм!
Скотти подал световой сигнал и принял назад рукоять управления. Шаттл стал плавно набирать высоту, в то время как второй, получив предупреждение, слегка отвернул вправо, но высоты полета не изменил. Шаттл Тремэйна между тем поднялся на триста метров и возобновил горизонтальный полет.
С такой высоты рассмотреть неяркие огни, замеченные Харкнессом, было легче, и Хонор приникла к биноклю. Оказалось, что под пологом леса укрывался двойной ряд источников света, расположенных под прямым углом. Большинство огней еле светилось, но пять или шесть точек, ближе к месту пересечения, горели поярче, и Хонор даже показалось, будто ей удается различить плоские крыши. Она напряглась, но в результате была вынуждена отложить бинокль и потереть заболевший от усилия зрячий глаз тыльной стороной ладони.
Лежавший на импровизированном ложе из одеял Нимиц тихонько заурчал, и она, успокаивающе улыбнувшись ему, снова взялась за бинокль.
– Что это за линия, там, к востоку? – спросила Хонор через некоторое время.
– На каком расстоянии? – донесся из коммуникатора уточняющий вопрос Мэйхью.
– Примерно... Скотти, сколько там будет? Километров двадцать, двадцать пять?
– Что-то вроде того, – ответил Тремэйн. – Старшина?
– Примерно двадцать три, – ответил, сверившись с данными пассивных сенсоров, Харкнесс.
– В таком случае, миледи, это река, – сказал Мэйхью, и она услышала шелест пластика: он рассматривал распечатку составленной им и Расселом Санко карты. – В файлах «Цепеша» данных о характере местности не было: мы скачали информацию с метеоспутников. Правда, река так себе, скорее речушка.
Хмыкнув, Хонор положила бинокль, задумчиво потерла нос и повернулась к Скотти:
– Как насчет того, чтобы провести там шаттл без антигравитации?
– Без... – Тремэйн вытаращился, резко втянул в себя воздух, но тут же с напускной бодростью выпалил: – Легко!
Хонор усмехнулась.
– Спокойней, Скотти, из тебя тестостерон так и брызжет. Я просто хочу знать, можешь ты нас туда доставить или, нет?
– Возможно, мэм, – неохотно ответил Тремэйн, – но гарантировать успех я не могу. Если бы мы летели на нашем, мантикорском шаттле, другое дело, но эти пташки слишком тяжелы. Управлять ими вручную не так-то просто, не говоря уж о том, что я пока просто не успел освоиться с управлением вектором тяги.
– Но ты все равно думаешь, что смог бы сделать это?
– Так точно, мэм.
На несколько секунд Хонор задумалась, потом покачала головой.
– Хотелось бы мне поймать тебя на слове, Скотти, но, боюсь, риск слишком велик. Главстаршина!
– Слушаю, мэм?
– Активируйте реактор!
– Есть, мэм. Раскочегариваю. Рабочего уровня достигнем через четыре минуты.
– Спасибо, старшина. Скотти, дай сигнал коммандеру Меткалф.
– Есть, мэм!
Тремэйн развернул шаттл плоскостями к шаттлу Меткалф, и посигналил ей огнями на кончиках крыльев.
– Номер второй на сигнал ответил, – донесся голос грейсонца.
– Спасибо, Карсон, – ответила Хонор и откинулась назад, чтобы не отвлекать Тремэйна.
Разогрев термоядерного реактора и активация антигравитационной установки увеличивали риск обнаружения шаттла спутником, в поле зрения которого они могли случайно попасть. Хонор надеялась, что этого не случится, но, не имея гарантии успеха, сочла необходимым предупредить Меткалф без помощи коммуникаторов.
«Во всяком случае, – сказала она себе, – установки будут работать недолго. А антигравитация позволит легче, быстрее – и безопаснее – посадить шаттлы».
– Рабочая готовность, – доложил Тремэйн, прервав ход ее размышлений. – Можно включать антиграв.
– Видишь вон ту загогулину, на юге? – спросила она.
– Так точно, мэм.
– Похоже, это брешь между деревьями, причем довольно широкая. Попробуешь доставить нас туда, на западную сторону?
– Да, мэм! – ответил Скотти, ухитрившись почти не дрогнуть.
Хонор почувствовала, как правый уголок ее рта дернулся в усмешке. Ладонь ее опустилась на бок Нимица, и в ответ длинные пальцы его передней лапы ласково прикоснулись к ее запястью. В этот момент Тремэйн начал сбрасывать высоту и скорость.
Хоть он и ворчал по поводу сложности ручного управления, его ловкости в пилотировании тяжеленного штурмовика можно было лишь позавидовать. Антигравитация позволила ему сложить крылья, не утратив управляемости, а гул турбины подсказал Хонор, что он уменьшил вес судна и сбавил тягу.
Шестидесятиметровый фюзеляж с тяжеловесной элегантностью заскользил над землей. Хонор всматривалась вперед сквозь бронепластовую стенку фонаря.
Извилистая щель в лиственном покрове оказалась неглубокой рекой: вода, пенясь и бурля, перекатывалась через замшелые валуны. Деревья росли у самого берега, однако влажность здесь была пониже, чем на месте первоначального лагеря беглецов, и подлесок, соответственно, был не таким густым и пышным. Во всяком случае, хотелось верить, что он пореже и пожиже. Меньше всего сейчас им было нужно чтобы турбину забило листвой.
– Мэм, взгляните направо, – сказал Тремэйн. – Что это?
Хмыкнув, Хонор изогнулась и посмотрела в указанном направлении. Судя по всему, огромное – просто чудовищных размеров! – дерево рухнуло на землю, прихватив с собой еще два, чуточку поменьше. Проломив лиственный навес, лесные гиганты образовали многообещающую прогалину.
– Славное местечко, – сказала, поразмыслив, Хонор. – Попробуем сунуться туда, но не торопясь. Скотти, убавь еще весу у пташки – чтобы можно было приглушить вертикальную тягу. Не стоит поднимать мусор и рисковать турбинами.
– Мысль заманчивая, – отозвался, скрывая напряжение под усмешкой, Тремэйн. – Старшина Барстоу, надо думать, придет в восторг.
– К черту Барстоу! – буркнул по коммуникатору Харкнесс – Это моя пташка, сэр, а она пусть присматривает за номером два.
Тремэйн что-то буркнул в ответ, однако все его внимание уже было поглощено управлением: руки с небрежной быстротой концертирующего пианиста бегали по кнопкам и рычагам, тогда как взгляд не отрывался от предполагаемого места посадки.
Хонор подмывало помочь ему, но она знала, что делать этого не следует. Потеря руки сделала ее медлительной и неловкой, так что любое ее действие обернулось бы не столько помощью, сколько помехой.
Поблескивавший в лунном свете шаттл медленно спускался навстречу раскинувшемуся внизу черному пологу джунглей. Тремэйн снизился до высоты в шесть метров, Хонор с нескрываемым волнением следила за тем, как колышется внизу зеленый ковер. Даже при пониженной тяге листья срывались с ветвей и вихрем взлетали в воздух; если турбину забьет мусором, это плохо кончится для них всех.
К счастью, турбины продолжали гудеть равномерно, а Тремэйн осторожно вел шаттл вниз и вперед. Он уже нырнул под нависавшие с обеих сторон длинной прогалины кроны и, чуть отклонившись влево, скользил внутри темного древесного туннеля.
– Мне едва ли удастся забраться так же далеко и спрятаться так же надежно, как в пункте один, мэм, – обронил он сквозь сжатые зубы. Голос его по-прежнему звучал непринужденно, хотя лоб лоснился от пота, а лицо было напряжено. Пальцы чутко удерживали рычаги. – Лучшее, что я могу сделать, это проломиться прямиком сквозь поросль и проложить дорожку для Джерри.
– Да уж как получится, Скотти, – мягко ответила Хонор.
Посадка и впрямь осуществлялась в очень сложных условиях, но Тремэйну сам бог велел садиться первым: по своим природным данным он был лучшим пилотом, чем Меткалф, и ничем не уступал Хонор – причем в ту пору, когда она имела две руки и находилась в наилучшей форме. Заложив еще метров на двадцать лево по борту, он кивнул сам себе и попросил Хонор:
– Мэм, опоры, пожалуйста.
Потянуть рычаг не составляло труда и одной рукой. Плавно выдвинулись посадочные опоры, и Тремэйн с удивительной аккуратностью опустился на землю. Правда, неровная почва все же дала о себе знать: шаттл слегка накренился на правый борт, и на панели вспыхнул красный огонек, однако компьютер, контролировавший опоры, быстро выправил положение. Корабль выровнялся, тревожный сигнал погас, и Тремэйн, ежесекундно сверяясь с показаниями приборов, стал снижать мощность антиграва. Наконец он шумно вздохнул:
– Порядок, мэм, мы сели. Главстаршина, можете выключить реактор.
– Есть, сэр! – ответил Харкнесс.
Хонор, неловко изогнувшись, потрепала Тремэйна по плечу.
– Молодчина, Скотти! – искренне сказала она, и он улыбнулся.
В следующий миг Хонор уже приникла к боковой стенке фонаря, наблюдая за тем, как на дальнем конце прогалины сажает свой шаттл Джеральдина Меткалф. Со стороны этот изящный маневр казался не требовавшим усилий, но Хонор только что наблюдала, как непросто осуществить его на деле.
– Молодцы, ребята, – сказала она, когда и второй шаттл уравновесился на посадочных опорах. – А теперь устанавливаем сети, и как можно быстрее. Главный старшина О'Йоргенсон!
– Слушаю, мэм?
Главстаршина Тамара О'Йоргенсон, уроженка Сфинкса, служила на «Принце Адриане» техником систем жизнеобеспечения, но за время службы полностью прошла подготовку стрелка маломерных судов.
– Вы займете позицию в верхней башенке. Будете прикрывать нас, пока мы работаем снаружи.
– Есть, мэм!
– Ну что ж, все замечательно. – Хонор отстегнула ремни безопасности и встала. – За дело, ребята.
Они закончили установку сетей к самому рассвету, причем, хотя Хонор и старалась не подавать виду, качество маскировки ее беспокоило. Климат здесь был определенно суше, чем на месте предыдущей посадки, и растительность, соответственно, не отличалась буйством и пышностью. Укрыть шаттлы под сенью здешних, не столь высоких и раскидистых деревьев было не так-то просто, к тому же ползучей растительности, которая великолепно дополняла камуфляж, в окрестностях нашлось немного. Хонор знала что МакКеон встревожен ничуть не меньше: они уже подумывали наломать ветвей и нарезать папоротников для дополнительной маскировки, но этим можно было заняться только следующей ночью. Ну а до темноты оставалось лишь надеяться, что и наспех сооруженное укрытие не подведет.
– Если все получится, стоит поразмыслить об отправке одного шаттла назад, к Точке-один, – сказала она, сидя рядом с Алистером под крылом и глядя на восходящее солнце.
МакКеон покосился на нее, и она пожала плечами, зная, что он примет ее невысказанное извинение.
– Может, и так, – согласился Алистер спустя мгновение, – Пожалуй, мы могли бы использовать как средство связи узкий направленный луч одного из спутников. Если действовать осторожно, засечь его будет нелегко... хотя риск все равно сохраняется.
Кивнув в знак согласия, Харрингтон откинулась на спинку сиденья, которое Харкнесс и Эндрю Лафолле специально вынесли для нее из шаттла. Силы ее еще далеко не восстановились, и она чувствовала себя совершенно вымотанной.
– Не стоило тебе так напрягаться, – мягко укорил ее МакКеон, а Нимиц, прихрамывая, подошел к своему человеку, взобрался к ней на колени и свернулся клубочком у груди. Хонор обняла кота единственной рукой и устало закрыла глаза.
– Иначе нельзя, – сказала она. – Командиру положено воздействовать на подчиненных личным примером. Я прочла это в какой-то книжке еще на острове Саганами.
– Это точно! – с понимающим смешком отозвался старый друг. – Но тут случай особенный: ты, может, и не замечаешь, что у тебя одной руки не хватает, но нам со стороны виднее. Так что когда в следующий раз Фриц предложит сделать перерывчик, ты уж будь добра, сделай, как он говорит, черт возьми!
– Это что, приказ? – сонно спросила она, убаюканная любовным, успокаивающим урчанием Нимица.
– В общем-то да, – отозвался МакКеон, снова усмехнувшись. – В конце концов, мы теперь оба коммодоры. Ты мне сама сказала, хотя официального подтверждения от лордов Адмиралтейства я так и не дождался. У меня такое ощущение, что они потеряли мой адрес.
Хонор прыснула, и он с улыбкой добавил:
– Кроме того, мисс Coup de Vitesse, при нынешнем твоем состоянии я, наверное, сумею положить тебя на лопатки. Если, конечно, Эндрю не разорвет меня в клочья.
– Я изо всех сил постараюсь вас не поранить, сэр, – подал голос Лафолле, как всегда находившийся близ своего землевладельца.
– Ага, – сонно пробормотала Хонор, – Эндрю тебя остановит.
– Вы меня неверно поняли, мэм, – со смехом возразил Лафолле. – Я имел в виду, что постараюсь не поранить коммодора, пока буду помогать ему заставлять вас сделать перерывчик.
– Предатель! – промурлыкала Харрингтон, и на ее правой щеке появилась ямочка.
Так, с улыбкой, она и погрузилась в сон.
Местность оказалась не только более засушливой, но и более жаркой. Поселение, метко названное «Геенной», находилось практически на линии экватора, причем в самом центре материка, вдали от несущих прохладу и влагу океанских ветров. То, что Нимиц успел сбросить зимний мех до перелета, несколько облегчало дело, однако к полудню ему и Хонор пришлось укрыться от зноя на борту.
Хевы их, похоже, не засекли, так что ближе к вечеру МакКеон, Маршан и Меткалф организовали рабочие группы по усовершенствованию маскировки с помощью природной зелени. Тем временем Харкнесс, Барстоу и Тремэйн подключили все термальные конвекторы, и температура внутри шаттлов заметно снизилась. В результате часа за три-четыре до сумерек посвежевшая и отдохнувшая Хонор вновь переместилась под крыло шаттла. На сей раз компанию ей, кроме неизменного Лафолле, составили Карсон Клинкскейлс и Джаспер Мэйхью. Светлая кожа рыжеволосого Клинкскейлса оказалась слишком нежной для Адского солнцепека. На Точке-один он держался под плотным лиственным навесом и постоянно пользовался предохраняющими от ожогов препаратами из аварийной аптечки хевов – только поэтому ему до сих пор удавалось не обгореть. Зато теперь его физиономия сделалась багровой, как свекла, что, в сочетании с его габаритами, производило устрашающее впечатление. Вымахав до метра девяноста, он на добрых пару сантиметров возвышался даже над Хонор и, по грейсонским меркам, считался настоящим великаном.
В данный момент этот великан стоял скрестив руки, и физиономия его была столь же кислой, как у Эндрю Лафолле. Или у Джаспера Мэйхью. «Точно такая же, – невесело подумала Хонор, – будет у Алистера с Фрицем, когда они узнают. К счастью, высокий ранг имеет свои преимущества... к тому же, когда им станет известно, что я задумала, мы уйдем довольно далеко».
– Миледи, Карсон, Джаспер и я вполне в состоянии справиться своими силами, – спокойно произнес Эндрю. – Честно говоря, вы будете только мешать.
– Да ну? – Хонор склонила голову набок. – Неужели? Насколько мне помнится, присутствующий здесь Джаспер вырос в Остин-сити, где джунглями и не пахнет. Карсон, если не ошибаюсь, уроженец лена Маккензи: никогда не слышала, чтобы это место славилось дикими зарослями. Короче, я не знаю ни одного грейсонца, который знает, что такое лес. У вас не та планета, чтобы разгуливать под открытым небом. А я выросла в Медных Стенах. Конечно, джунглей нет и на Сфинксе, но уж лесов-то хватает. Есть и заросли, и лианы, и чащи, не говоря уж о здоровенных голодных хищниках, с которыми я училась обращаться чуть не с младенчества.
Лафолле заскрежетал зубами.
– Может, оно и так, миледи, – проворчал он, – но это дело не для вас. Вы слепы на один глаз и все еще не окрепли.
О недостающей руке телохранитель умолчал, но само отсутствие этого упоминания лишь подчеркнуло очевидное.
– Что до условий на Грейсоне, вы, конечно, правы, миледи, и я действительно не умел плавать, пока не поступил к вам на службу. Но телохранителей дворцовой службы безопасности учат действовать не только в городской среде, мы проходим такие же тренировки, как армейский спецназ: и в дикой местности, и в сложных ландшафтах. Правда, за последние несколько лет мне не выпадало случая тряхнуть стариной, но ведь это – как с ездой на велосипеде. Не разучишься.
– Эндрю, хватит спорить! – с улыбкой, но твердо заявила Хонор. – Я согласна с тобой насчет слабости и зрения, но мне нужно быть там. Если придется принимать решение, времени на обмен сообщениями может и не найтись.
Она не сказала майору, что считает себя не вправе подвергать риску других, если не рискует сама, но блеск в его серых глазах не оставлял сомнений: он все понял.
Несколько мгновений Лафолле угрюмо молчал, потом вздохнул и покачал головой.
– Ладно, миледи, сдаюсь. Пора бы мне усвоить, что спорить с вами бесполезно.
– Ну, если на выяснение такой простой истины требуется так много времени, то моей вины в этом нет, – с усмешкой сказала она, похлопав телохранителя по плечу. – С другой стороны, я где-то слышала, что грейсонцы бывают малость упрямы.
– Какое уж тут упрямство! – буркнул майор, и на сей раз прыснули Мэйхью с Клинкскейлсом. – Но раз уж вы решили идти, миледи, то давайте уберемся отсюда, пока известие о вашей затее не дошло до коммодора МакКеона или коммандера Монтойи. Уверен, вы и их переупрямите, но к тому времени, когда они выдохнутся, наступит полночь.
– Есть, сэр! – дурашливо отчеканила она.
Лафолле одарил ее сердитым взглядом, после чего нагнулся, поднял изготовленную Харкнессом по просьбе шкипера переноску для древесного кота и помог застегнуть лямки.
Нимиц не мог, как прежде, перемещаться, восседая на плече Хонор; для этого ему требовалось вернуться домой и побывать в руках хорошего хирурга, который восстановил бы подвижность покалеченной лапы. Но даже будь он здоров, Хонор все равно не могла носить его так, как привыкла, поскольку мундиров с наплечниками в ее распоряжении не осталось, а обычную одежду когти древесного кота мигом изорвали бы в клочья. Из-за собственного увечья она не могла носить любимца и на руках, поэтому Харкнесс и главстаршина Ашер соорудили для нее нечто вроде переносной стоячей колыбельки. Эту помесь рюкзака с корзинкой следовало носить на лямках, но не на спине, а на груди, так что Нимиц имел возможность, удобно устроившись, смотреть вперед.
– Мне все-таки хотелось бы уговорить вас остаться, миледи, – пробормотал Лафолле так тихо, что остальные двое не могли расслышать адресованных только Хонор слов. – Серьезно. Дело рискованное, а вы еще очень слабы. Сами ведь знаете.
– Знаю, – так же тихо ответила она. – А еще я знаю, что как старший офицер просто обязана быть с вами, когда вы встретите кого-то из заключенных «Геенны». Ответственность за принятие решений лежит на мне, и я должна принимать их, находясь на месте событий. Кроме того, для меня важно... почувствовать того, с кем мы вступим в контакт.
Лафолле явно собирался настаивать на своем, но последняя ее фраза, похоже, перевесила его сомнения. Далеко не все в отряде знали, что благодаря способностям Нимица Хонор воспринимает чужие эмоции. Лафолле же был свидетелем того, как эта способность по меньшей мере однажды спасла ей жизнь. Если кто-то и способен удостовериться в том, можно ли доверять встреченному на этой, проклятой Испытующим, планете человеку, то лишь леди Харрингтон. С помощью Нимица.
Телохранитель помог ей отрегулировать длину лямок, быстро, но тщательно проверил ее снаряжение и взял ружье наизготовку. Кроме мачете, Хонор, как и майор, захватила позаимствованные из арсенала хевов очки ночного видения. Висевшая на ее правом бедре кобура с импульсным пистолетом уравновешивалась флягой и футляром с биноклем. Вздохнув, Эндрю оглядел остальных двоих. Мэйхью, как и он сам, вооружился, в дополнение к пистолету, импульсным ружьем, а энсин Клинкскейлс прихватил легкий трехствольник. Майор хотел было возразить, но передумал. Конечно, нормальному человеку не пришло бы в голову тащиться в разведку с такой пушкой, однако здоровяк Карсон управлялся с ней запросто, а штука эта – штатное средство огневой поддержки пехоты – была весьма эффективной. Трехствольник позволял выпускать от сотни до двух или трех тысяч сверхскоростных дротиков калибром пять миллиметров в минуту. На спине Клинкскейлса был укреплен зарядный ранец весьма внушительной емкости.
– Все в порядке, – со вздохом признал гвардеец. – Идемте.
Хонор приложила все усилия к тому, чтобы скрыть от объявившего очередной привал Лафолле свое глубочайшее облегчение. Ей вовсе не хотелось замедлять продвижение маленького отряда, точно так же, как и давать телохранителю повод вежливо, но строго сказать: «А я ведь предупреждал». Увы, он действительно предупреждал – и в том, что касалось ее физического состояния, был совершенно прав. Со времени бегства оно значительно улучшилось, однако Хонор все еще оставалась бледной тенью леди Харрингтон, которой была до плена. Тот факт, что сила тяжести на Аиде составляла семьдесят пять процентов от сфинксианской, несколько облегчал положение, однако Хонор никогда не занималась самообманом. Привычка к регулярным упражнениям и почти сорок стандартных лет упорных занятий боевыми искусствами научили ее объективно оценивать состояние своего организма. Сейчас она села и привалилась к древесному стволу, стараясь дышать как можно медленней и глубже.
Лафолле быстро осмотрел окрестности места привала, причем двигался он с бесшумной грацией снежного барса. «Правда, – подумала Хонор с невеселой усмешкой, – сейчас когда мой пульс громыхает, как оркестр ударных инструментов, я не расслышала бы не только шаги разведчика, но и топот стада бизонов с Беовульфа».
Когда Эндрю, выскользнув из зарослей, присел рядом с ней на корточки, Хонор подняла голову и присмотрелась. Очки ночного видения скрывали выражение его лица, но благодаря Нимицу Харрингтон ясно читала эмоции своего телохранителя, а потому чувствовала себя, как нашкодившая девчонка под взглядом строгого учителя. Нимиц, которого тревоги Эндрю немало забавляли, ободряюще чирикнул из своей корзинки, но и это не помогло. Хонор ухитрилась выжать из себя половинку улыбки, вытерла пот со лба и только после этого позволила своей руке опуститься на подставленную голову Нимица.
– Эндрю, надеюсь, ты не слишком торжествуешь по поводу того, что справедливость восторжествовала? – тихонько спросила она.
Гвардеец издал смешок и покачал головой.
– Миледи, я давно уж отчаялся призвать вас к благоразумию.
– Не такая уж я плохая, – возразила она, и он рассмеялся громче.
– Вы ужасны, миледи, так плохи, что хуже некуда. Но это нормально: окажись вы другой, мы бы вообще не знали, что с вами делать. А так при всех естественных трудностях нам хотя бы понятно, чего ждать.
– Ну спасибо, – пробормотала Хонор.
Из темноты, примерно с того направления, где должны были находиться Клинкскейлс и Мэйхью, донесся приглушенный смех.
Хонор невольно подумала о том, что отряд беглецов – может быть, к счастью – достаточно мал для того, чтобы все его члены сошлись поближе на неформальной основе. Хотя ей удалось привыкнуть к роли землевладельца, внутренне она по-прежнему ощущала себя частью строго иерархически выстроенного флота, с которым была связана вся ее жизнь начиная с семнадцати лет. Она прекрасно понимала важность субординации и дисциплины, однако сейчас под ее началом оказалось подразделение, даже меньшее по численности, чем на ЛАК-113, внутрисистемном кораблике, которым она командовала двадцать восемь лет назад. Как опытный командир Харрингтон четко осознавала, что для сплочения столь компактной и действующей совершенно самостоятельно боевой группы дух товарищества значит ничуть не меньше, чем выучка и готовность исполнять приказы. Кроме того – и на данный момент это имело даже большее значение, – ей было в радость ощущать, что должность и звание не являются преградой между нею и людьми, которые, будучи подчиненными, остаются в то же время и ее друзьями.
– Как ты думаешь, далеко мы ушли? – спросила она спустя мгновение.
Лафолле поднял запястье и, присмотревшись к светившемуся в темноте наручному дисплею, ответил:
– Примерно на девятнадцать километров, миледи.
Кивнув, Хонор прислонилась затылком к древесному стволу и задумалась. Не приходилось удивляться, что она смертельно устала. Возможно, подлесок здесь был не так густ, как на месте первоначальной стоянки, но, продираясь сквозь него в темноте, она вымоталась до крайности.
С наступлением сумерек их продвижение замедлилось: несмотря на приборы ночного видения, то одному, то другому случалось запнуться о корягу или камень, угодить ногой в нору или запутаться в сетке лиан. Сама Хонор падала лишь дважды, однако отсутствие второй руки не позволяло нормально подстраховаться. В последний раз ей удалось лишь обхватить рукой переноску Нимица и развернуться в падении правым плечом вперед, чтобы упасть на бок и не придавить кота своим весом.
Возникший ниоткуда Джаспер Мэйхью помог ей встать и, хотя она ненавидела, когда с ней «нянчились», ей пришлось принять помощь. Несколько секунд Хонор стояла, опершись о плечо молодого офицера, и отстранилась лишь после того, как унялось головокружение.
Осторожно разминая плечо, она с облегчением вздохнула. Похоже, отделалась ссадинами и ушибами, от вывиха или растяжения связок удалось уберечься. Подняв голову, Хонор попыталась сориентироваться по светилам. Неба из-под дерева видно не было, но свет обеих лун Ада пробивался сквозь лиственную кровлю, пятная серебром стволы деревьев и травяной покров. «Должно быть, Шеол уже клонится к закату, – подумалось ей, – а Тартар закатится примерно через час. Таким образом, до рассвета осталось около трех часов, а до „Геенны“ – не менее четырех, а то и пяти километров». Набрав воздуху, Хонор рывком поднялась на ноги, а когда Лафолле вскинул на нее глаза, ухмыльнулась и потрепала гвардейца по плечу.
– Может быть, я и ослабла, Эндрю, но в развалину пока не превратилась.
– Ничего подобного, миледи, мне и в голову не приходило, – заверил ее майор. – Разве что иногда казалось, что вы порой бываете немного упрямы. Во вред себе.
Легко вскочив, он окинул ее внимательным взглядом, потом кивнул и, не проронив больше ни слова, двинулся путь.
– Стало быть, это и есть «Геенна», – пробормотала Хонор, лежа в компании троих грейсонцев на крутом склоне невысокого холма к востоку от поселения.
Подперев подбородок тыльной стороной ладони, она рассматривала лагерь. На вершине холма росло несколько высоких деревьев, позволявших надеяться на дополнительной защиту и хоть немного тени после восхода солнца, а в склон порос высокой, в рост человека, жесткой травой. Каждая травинка походила на клинок. Местность под склоном, где жались одно к другому лагерные строения, была расчищена от деревьев два-три года назад и уже зарастала: западную сторону ограды плотно оплели лианы. В целом поселение выглядело неухоженным, даже запущенным.
Впрочем, подумала Хонор, первое впечатление, пожалуй, ошибочно. На расстоянии пятнадцати метров вокруг ограды трава была выкошена или вытоптана, а вьюн на заборе мог появиться не случайно. Вплотную к изгороди обнаружились четыре хижины-самостройки, и им зеленая завеса на ограде сулила дополнительную тень.
Примерно в километре к северу от жилых строений выступала из травы керамобетонная посадочная площадка, рядом тянулись корпуса пакгаузов, а почти в самом центре огороженной территории на тонких, высоких опорах покоилась пластиковая цистерна с водой. Ветряная мельница с унылым, нескончаемым скрипом вращала колесо помпы, подававшей воду в резервуар. Для получения электричества ветряк не использовался.
С вершины холма, из травы, они разглядели и замеченные ранее огни. У поселения имелось четверо ворот, ориентированных точно по сторонам света. Сейчас они были заперты, но от каждого въезда начиналась прямая дорога, окаймленная рядами тусклых, подвешенных на трехметровых столбах фонарей. Самые яркие светильники обозначали перекресток.
– Как думаете, миледи, сколько их здесь? – тихо спросил Карсон Клинкскейлс.
Трудно было предположить, что кто-то в лагере, даже найдись там бодрствующий человек, мог услышать их с такого расстояния, но великан-энсин все равно говорил почти шепотом.
– Не знаю, – честно ответила она, задумчиво почесывая подбородок лежавшего рядом Нимица.
Лагерные хижины выглядели вместительными, в каждой из них, в зависимости от плотности наполнения, можно было поселить от пятнадцати до пятидесяти человек. «Возьмем среднюю цифру – человек тридцать, – решила Хонор. – В таком случае....»
– Думаю, наберется сотен шесть-семь, – высказала он предположение и, повернув голову, взглянула на лежавшего справа на животе Лафолле. – Эндрю, что скажешь?
– Я бы сказал то же самое, но по прежним подсчетам вроде бы выходило, что в каждом лагере должно содержаться тысячи по две.
– Для обычных поселений – верно, – отозвалась Хонор, – но этот лагерь особенный. Штрафной. В тех заключенные просто содержатся, а здесь отбывают дополнительное наказание.
– Ну что ж, миледи, нельзя не признать, что они разместили его в самом подходящем месте, – пробормотал Клинкскейлс и тут же резко шлепнул себя по шее, прихлопнув крылатую дрянь из местных кровососов, которых Сара Дюшен окрестила «адскитами». В отличие от москитов Старой Земли, эти похожие на них с виду насекомые летали только поодиночке. Что не могло не радовать – нападение роя кровососущих насекомых, каждое размером с ладонь, привело бы к самым тяжким последствиям. Впрочем, адскитам не помешало бы сообразить, что человеческая кровь не годится им в пищу и даже ядовита. Увы, безмозглые и кровожадные, они вновь и вновь алчно устремлялись навстречу собственной гибели.
– Думаю, я бы это место в два дня возненавидел, – добавил энсин.
Хонор хмыкнула. Испытания сделали Карсона Клинкскейлса совсем другим человеком: никто не узнал бы в нем прежнего робкого, неуклюжего юнца, то «ходячее недоразумение», каким он поступил к ней на службу в качестве адъютанта. Теперь это был крепкий, мужественный, уверенный в себе молодой офицер.
– Подозреваю, именно на это и рассчитывали хевы, – откликнулась она.
На сей раз Карсон рассмеялся. Вырвавшийся из его могучей груди смешок походил на раскат грома.
– С другой стороны, – продолжала Хонор, – у меня нет оснований обижаться на их действия. Ведь они существенно упростили мою задачу, любезно собрав в одном – таком славном и аккуратном – месте как раз тех людей, с которыми мне хотелось бы познакомиться.
Трое собеседников кивнули, а Нимиц в знак согласия чирикнул. Меморандум, извлеченный Скотти Тремэйном из файлов «Цепеша» позволял сделать вывод о том, что БГБ переводила в «Геенну» нарушителей дисциплины и смутьянов из всех прочих лагерей. Разумеется, речь шла не о бунтовщиках – тех просто расстреливали, – но сюда попадали люди, не слишком склонные мириться со своим положением. За первое нарушение в штрафной лагерь отправляли на один местный год (он был чуть короче стандартного земного), при повторной провинности срок увеличивался, а некоторые из обитателей пребывали здесь постоянно. Харрингтон подозревала, что «Геенна» нужна в первую очередь как средство устрашения. Все знали, что пребывание здесь не намного лучше смертной казни, и перспектива угодить сюда заставляла всех потенциальных бунтарей основательно задуматься: а стоит ли проявлять свои склонности. Бюро госбезопасности позаботилось о том, чтобы все знали: даже обитателей Ада можно сделать еще более несчастными, причем не только временно, но и навечно.
«Вот только, – подумала Хонор, и ее уцелевший глаз зажегся в полумраке опасным огнем, – создатели штрафного лагеря не подумали, что подпилили ветку, на которой сидят». Никому не приходила в голову, что горстка беглецов с уничтоженного корабля будет искать здесь союзников, намереваясь устроить в Аду самый настоящий ад. И уж конечно, никто не предполагал, что в распоряжении этих беглецов окажется пара десантных шаттлов с полным запасом вооружения. Иными словами, если в «Геенне» отыщется пять-шесть сотен людей, готовых оправдать репутацию непокорных смутьянов, у коммодора Харрингтон найдется, чем вооружить их всех до единого. Правда, она не знала, согласятся ли заключенные на бунт, однако выяснить это можно было только одним способом.
– Давайте вернемся под деревья, – тихо сказала она, – и соорудим что-нибудь вроде навеса: скоро взойдет солнце, а мне вовсе не хочется поджариться или прокоптиться. Только постарайтесь, чтобы наше укрытие не бросалось в глаза.
– Слушаюсь, миледи!
Кивнув, Лафолле подал знак Мэйхью и Клинкскейлсу, и офицеры исчезли со склона. Сам телохранитель остался рядом с Хонор, разглядывавшей лагерь в электронный бинокль. Некоторое время он молчал, а потом, вопросительно подняв бровь, осведомился:
– Миледи, вы уже придумали, как установить контакт?
Хонор покачала головой.
– Нет, но время пока терпит. Лучше понаблюдать, присмотреться к ним повнимательней. Было бы неплохо перехватить одного-двоих за пределами лагеря и потолковать по душам. Прежде чем совать туда нос, надо разобраться в обстановке.
– Логично, – ответил, поразмыслив, телохранитель. – Мы с Джаспером и Карсоном займемся наблюдением и всем прочим.
– Но я тоже могу... – начала было Хонор.
Лафолле решительно замотал головой.
– Нет, – тихо, но твердо сказал он. – Настояв на том, чтобы отправиться сюда, миледи, вы, наверное, были правы, но с текущими задачами мы справимся и без вас. А вам лучше как следует отдохнуть, чтобы быть в форме к тому времени, когда появится возможность потолковать с кем-нибудь из здешних. Да и Нимица не стоит таскать по солнцепеку.
– Это запрещенный прием, – буркнула Хонор, и майор оскалил зубы в улыбке.
– Зато эффективный, – сказал он и, ткнув пальцем в направлении деревьев, добавил: – Вы не оставили мне особого выбора, приходиться прибегать к тем средствам, какие удается наскрести. Так что, миледи, шагом марш в укрытие.
– Похоже, Эндрю, эти двое нам подойдут, – спокойно сказала Хонор на утро второго дня наблюдений за «Геенной», лежа в развилке ветвей в четырех метрах над землей и всматриваясь в бинокль.
Телохранитель был отнюдь не в восторге оттого, что его землевладелец расположилась на такой высоте, ни за что не держась (единственная рука была занята биноклем), однако Хонор оставила его мнение по данному вопросу без внимания. Она лишь позволила ему помочь ей вскарабкаться наверх и следить за ее безопасностью. Впрочем, гвардеец не мог не признать, что свалиться отсюда трудно. Здешние деревья сильно отличались от похожих на пальмы великанов, росших у места их первой высадки. У тех были гладкие стволы, лишенные ветвей почти до самой макушки, а у этих – шершавая, плотная кора и могучая крона в виде перевернутого конуса. Чем выше, тем шире раскидывались ветви, но становились при этом все тоньше. Нижние были самыми толстыми, а поскольку Хонор взобралась не так уж высоко, ветка, служившая ей ложем, была вдвое, если не втрое толще ее тела и скорее могла назваться не веткой, а полкой.
Правда, Лафолле все равно тревожился.
Стиснув зубы, он бросил взгляд наверх, на Нимица. Кот находился двумя метрами выше, он висел на стволе, вцепившись в шершавую кору когтями здоровых лап. Лафолле испытывал определенное извращенное удовольствие при виде того, как землевладелец тревожится за шестилапого. Нимиц попытался взобраться, на дерево впервые после прибытия на планету и, Эндрю не мог не признать, справился с этой задачей более ловко, чем следовало ожидать, глядя, как он ковыляет по земле. Конечно, ему было далеко до прежней грациозной текучести движений, он испытывал сильную боль, но жалости к себе у Нимица не было. Кот, несмотря на ограниченные возможности, снова чувствовал себя при деле; заметив взгляд Лафолле, он отсалютовал гвардейцу веселым чириканьем и взмахом пушистого хвоста.
Гвардеец отвел взгляд от кота, прикрыл глаза ладонью и принялся рассматривать двух людей, находившихся под прицелом бинокля его землевладельца. Многих деталей было не разобрать, но даже отсюда было ясно: это та самая пара, которую они видели вчера.
Мужчина был низеньким, лысым, как яйцо, а кожу имел столь черную, что она казалась чуть ли не пурпурной, и ее цвет подчеркивали яркие, почти вызывающие тона одежды. Женщина, возвышавшаяся над спутником не меньше чем на пятнадцать сантиметров, одевалась в тускло-серое, но отрастила свисавшую до пояса золотистую косу. Более разномастную пару было трудно себе представить. Да и понять, с какой целью они гуляют по расчищенному периметру лагеря, никак не получалось.
Создавалось впечатление, будто они что-то высматривают среди травы и деревьев, но особой настойчивости или спешки заключенные не проявляли. Шли они медленно, останавливались часто и подолгу стояли на месте. Эндрю начинался склоняться к мысли, что после долгого пребывания в Аду они просто слегка не в себе.
– Вы уверены, что с ними есть смысл разговаривать, миледи? – спросил Эндрю, безуспешно пытаясь скрыть звучавшее в его голосе сомнение.
– Думаю, да, – спокойно отозвалась Хонор.
– Но они выглядят... несколько...
Лафолле умолк, не найдя точного слова, и Хонор прыснула со смеху.
– Чокнутыми? – поддразнивая, предложила она свой вариант.
Он кисло улыбнулся.
– В общем, да, миледи, – признал он, помолчав. – Вы только посмотрите на них: чем они занимаются? Кого ищут? Ладно бы они знали о нашем присутствии и искали встречи – но в таком случае это самые бестолковые разведчики, каких только можно представить. Но ведь они ничего не знают! Бродят себе, под оком Испытующего, таращатся на деревья...
Он покачал головой.
– Возможно, ты и прав, Эндрю. Долгое пребывание в Аду может свести с ума кого угодно, но я сомневаюсь, что в данном случае дело зашло так далеко. Я выбрала их по совершенно иной причине. Взгляни: все остальные, кого мы видим, держатся группами человек по пять, причем каждая группа явно выполняет какую-то конкретную задачу.
Чтобы убедиться в ее правоте, Лафолле не требовалось бинокля. Две группы, человек по десять-пятнадцать, приносили из леса охапки лиан, папоротников и ветвей, а еще пятеро, вооруженные длинными тонкими копьями, их охраняли. Еще одна группа с помощью неуклюжих деревянных серпов выкашивала траву по периметру, причем тоже под охраной копейщиков. Практически все находились на виду друг у друга, и лишь эта пара, похоже, была предоставлена сама себе.
– За этой парочкой никто не следит, и она вдобавок направляется в нашу сторону. Полагаю, вы с Джаспером могли бы незаметно перехватить их вон там, – она указала на ближние густые заросли, – и пригласить сюда, ко мне на беседу.
– Пригласить! – фыркнул Лафолле. – Ну что ж, миледи, дело ваше. Пригласить так пригласить.
Хонор сидела на толстом узловатом корне, прислонясь спиной к древесному стволу и держа на коленях Нимица. Двоих пленных в сопровождении грейсонцев она увидела издалека. С такого расстояния она не могла отчетливо улавливать их эмоции, но настороженность и неуверенность были заметны по самой манере держаться. Оба жались друг к другу, беспрестанно озираясь, мужчина вдобавок обнимал женщину за плечи, словно желая защитить. При их разнице в росте это могло показаться забавным, если бы не искренняя ярость буквально исходившая от них.
Джаспер Мэйхью шел следом, держа ружье наизготовку но не нацеленным на пленных. Замыкал шествие Лафолле не преминувший, как отметила Хонор, отобрать у пленников копья. Он нес их в одной руке, держа ружье в другой. Длинные листовидные наконечники копий были вырезаны из какого-то белого камня. Заметив на поясах пленных пустые ножны, Хонор вновь перевела взгляд на гвардейца и увидела, что за пояс у него заткнуты два кинжала из того же белого материала.
При их приближении Нимиц беспокойно заворочался на ее коленях, и она, мысленно потянувшись к нему, вздрогнула, словно от удара. Ей никогда не доводилось сталкиваться с такой волной страха, совмещенной с еще более мощной волной ненависти. Буря эмоций была столь сильна, что казалось, любой из них может сорваться и броситься в самоубийственную атаку на Мэйхью. Однако сдерживал их не только страх. Сквозь пелену ярости Хонор улавливала искорку растерянности... Или даже любопытства.
Поднявшись на вершину, они замерли, завидев Хонор с сидевшим у нее на коленях Нимицем. Спустя мгновение они опомнились и зашагали прямо к незнакомке.
Взяв Нимица на руку, она выпрямилась и ощутила пробившееся сквозь страх и ненависть откровенное изумление.
Повисла тишина. Потом женщина тряхнула головой и спросила:
– Эй, кто вы такие?
Стандартный английский стал межзвездным языком человечества с самых первых дней Расселения. Являясь международным языком Старой Земли, он сделался средством межзвездного общения почти автоматически, хотя многие миры и звездные государства использовали у себя на планетах языки земных наций, сыгравших решающую роль в их формировании. В Андерманской империи говорили по-немецки, на Сан-Мартине – по-испански, на Новом Дижоне – по-французски. На Ки-Рин и Нагасаки, соответственно, по-китайски и по-японски, в Иудейской лиге – на иврите. Однако все межзвездные средства массовой информации использовали исключительно английский, что способствовало сохранению его относительного единообразия. И все-таки Хонор пришлось сосредоточиться, чтобы разобрать мягкую скороговорку собеседницы. Ничего подобного ей прежде слышать не доводилось, она даже не смогла понять, какой язык лежит в основе родного языка этой женщины. Но времени на удовлетворение пустого любопытства не было, поэтому она встала навытяжку и представилась.
– Коммодор Харрингтон, Королевский флот Мантикоры.
– Королевский флот Мантикоры?
И в голосе, и в чувствах женщины звучали гнев и презрение, а взгляд ее был устремлен на черные брюки Хонор. Форменные брюки БГБ.
– Именно так, – спокойно ответила Хонор. – Я понимаю, о чем вы думаете, но одежда для женщины не главное. Бывают обстоятельства, когда порядочной женщине приходится ходить в том, что... как бы это... удалось позаимствовать.
Несколько мгновений пленница в суровом молчании сверлила незнакомку взглядом, потом ее брови поползли на лоб.
– Постойте! Вы сказали «Харрингтон»? Хонор Харрингтон?
Пришел ее черед удивляться.
– До сих пор меня звали именно так, – осторожно ответила она, бросив вопросительный взгляд на грейсонца.
Тот лишь покачал головой.
– Боже мой! – воскликнула женщина, повернувшись к своему спутнику.
Тот в ответ молча развел руками.
– Могу я спросить, откуда вы обо мне знаете? – сила Хонор.
– Как раз перед тем, как «черноногие» сослали меня в «Геенну», в мой прошлый лагерь доставили пару дюжин пленных манти, и они много рассказывали нам о Харрингтон – если вы и впрямь та самая Харрингтон. Говорили, будто еще до начала войны вы ухитрились подбить линейный крейсер хевов на тяжелом, а потом задали им перцу в какой-то дыре под названием Ханкок. А еще, – взгляд ее переместился к Нимицу, – толковали, будто вы всегда держите при себе какого-то чудного домашнего зверька. Это все про вас?
– Ну, – рассмеялась Хонор, – все обо мне, хотя, конечно, не без преувеличений. Сражением у Ханкока командовал адмирал Сарнов, я служила при нем флаг-капитаном. В деле с линейным крейсером мне здорово помогли, а Нимиц – уж точно не домашнее животное. Но так или иначе – да. Думаю, я та, кого вы имеете в виду.
– Проклятье! – сказала женщина с холодным ожесточением. – Значит, эти ублюдки зацапали и вас.
– И да, и нет, – ответила Хонор. – Как вы, возможно, заметили, мы оснащены несколько лучше, чем вы.
Лафолле подошел к ней, и Хонор, передав ему Нимица, взяла копье, осмотрела и демонстративно похлопала по кобуре своего пистолета.
Реакция женщины оказалась совершенно неожиданной.
– Боже, неужто вы его сбили! ? – в ужасе вскричала она.
– Кого сбили? – не поняла Хонор.
– Шаттл, который доставляет продовольствие, – хриплым от страха голосом пояснила женщина.
– Нет, никаких продовольственных шаттлов мы не сбивали.
– Ага! А ваши пушки висели в лесу на ветках!
– Нет, – спокойно ответила Хонор, – пушки мы забрали у хевов. Как и многое другое. Но мы разжились всем этим добром еще до входа в атмосферу планеты.
Пленные вытаращились на нее, как на сумасшедшую, и живая сторона ее рта искривилась в мрачной усмешке.
– Может быть, кто-нибудь из вас видел вот там, – она указала направление примерно, поскольку небо было не видно за кронами, – огромную вспышку? Примерно пять стандартных месяцев назад?
– Да, – медленно ответила блондинка, и глаза ее сузились. – Что-то такое было. Что же?
– Это как раз мы прилетели, – пояснила Хонор. Через Нимица мгновенно накатило острое недовольство Эндрю: телохранитель не хотел, чтобы она с ходу выкладывала все секреты. Однако Хонор лишь улыбнулась, коснувшись его плеча. Если она решит, что эти двое не заслуживают доверия, то они отправятся к шаттлам вместе со всей компанией – если понадобится, то под дулом пульсера, – но прямо сейчас ей было необходимо убедить их в своей искренности. Ибо в противном случае они никогда не доверятся ей, а она – соответственно – не сможет доверять им.
– Вы? – недоверчиво сдвинув брови, спросила женщина, и Хонор кивнула.
– Мы. Мы попали в плен к хевам в системе Адлера. Нас передали в ведение БГБ и отправили сюда. Вообще-то, по прибытии на место меня собирались вздернуть, но у некоторых моих людей возникли более интересные... идеи.
– Вот как?
– Да. Один из моих старшин здорово разбирается в компьютерах. Он нашел доступ к корабельной сети и обрушил систему целиком, а когда на борту поднялась сумятица, моим друзьям удалось выдернуть меня из одиночного заключения, – (при мысли о том, чего это стоило, сердце ее сжалось), – они захватили причальный отсек, угнали пару шаттлов, а корабль взорвали вскоре после отлета.
– Взорвали корабль? – В голосе женщины слышалось явное недоверие. – Вот так взяли и взорвали? Каким, хотелось бы знать, способом?
– Мы продемонстрировали хевам, что происходит, если запустить импеллер бота прямо в шлюпочном отсеке.
Несколько мгновений собеседница ошарашено молчала, потом содрогнулась, словно от удара в живот.
– Господи! – прошептана она. – Но это значит...
– Да, – закончила за нее Хонор. – Погибли все до единого. Поэтому о нашем бегстве и спасении ни одна сволочь даже не подозревает. И поэтому, как я уже сказала, мы экипированы несколько лучше, чем можете позволить себе вы.
– Но откуда вы знаете...
Мужчина в первый раз подал голос, и его говор оказался еще невнятнее, чем у женщины. Хонор напрягла слух.
– Откуда вы знаете, что они о вас ничего не знают? – повторил он, стараясь четче выговаривать каждое слово.
– Скажем так, мы проверяем их почту, – ответила Хонор.
– Но это значит... – Женщина заморгала и обернулась к своему спутнику. – Анри, у них есть бот! Боже правый, у них есть бот!
– Но...
Анри осекся. Мужчина и женщина уставились друг на друга с совершенно ошалелым видом. Потом они снова повернулись к Хонор, и она ощутила, как их недоверие и страх сменяются ликованием.
– У вас правда есть бот, да? – спросила женщина. – Бот... Господи, на нем же должно быть компьютерное оснащение!
– Что-то в этом роде, – ответила Хонор, глядя на собеседницу с уважением и удивлением.
Убраться с корабля они могли и в спасательных шлюпках, но упоминание о перехвате коммуникаций тут же позволило собеседнице свести все воедино и сделать правильный вывод. Слишком быстро, как показалось Хонор – возможно, из-за странного акцента, заставлявшего заподозрить в собеседнице уроженку отсталой планеты, где в школах даже не учат правильному английскому.
– Но зачем вам... – почти рассеянно, как бы размышляя вслух, произнесла блондинка и тут же сообразила: – Ну конечно. Конечно, вам нужны люди. Вы подыскиваете союзников и рассчитываете найти их здесь, в «Геенне». Так?
– Примерно так, – признала Хонор, стараясь не выдать своего удивления сообразительностью собеседницы. Она не знала, долго ли пробыла эта женщина в плену, но заточение никак не сказалось на ее умственных способностях.
В следующий миг женщина устремилась вперед. Эндрю дернулся было наперехват, однако его вмешательства не потребовалось. Пленница пылко протянула руку, и Хонор, пожав ее, ощутила поток почти маниакального восторга.
– Рада знакомству с вами, коммодор Харрингтон! Меня зовут Бенсон, Гарриет Бенсон, а это, – она указала на своего лысого спутника, – Анри Десуи. В прошлой жизни я была капитаном флота системы Пегаса, а Анри – лейтенантом Гастонской морской пехоты. Я торчу на этой дерьмовой планете уже шестьдесят пять чертовых стандартных лет, и за все это поганое время ни разу не была так рада новому знакомству!
– Ну вот, в общем, и все, – сказала Бенсон пятнадцать минут спустя.
К этому времени все уже перезнакомились, и двое заключенных сидели, скрестив ноги, под деревом вместе с Хонор. Лафолле, все так же настороженно, маячил за плечом землевладельца, Мэйхью с Клинкскейлсом несли караул.
– Я была молоденькой дурочкой: сразу после оккупации меня угораздило вступить в группу сопротивления, и Внутренняя безопасность в два счета запихала всю нашу группу сюда. – Бенсон скривилась. – Знай я, что никто не сможет противостоять их чертову флоту целые полвека, так, наверное, предпочла бы сидеть тихонько и не высовываться.
Хонор кивнула. Координаты системы Пегаса она представляла себе смутно, но догадывалась, что это совсем рядом с системой Хевена... а значит, Пегас стал одной из первых жертв экспансии Народной Республики. Ну а характер Гарриет Бенсон заставлял Хонор думать, что капитан попыталась бы оказать сопротивление хевам, даже зная, что ее ждет.
– А вы, лейтенант? – Хонор взглянула на Десуи.
– Анри угодил сюда десятью годами позже меня, – ответила за него Гарриет.
Хонор несколько удивилась, но Десуи воспринял вмешательство женщины как должное и лишь кивнул в знак подтверждения. Возможно, он стеснялся говорить сам из-за акцента, гораздо более сильного, чем у Бенсон.
– Откуда?
– С Тулона, в системе Гастона, – ответила Гарриет. – Когда хевы обрушились на Тулон, Гастонский флот сумел задать им более основательную трепку, чем мы на Пегасе. Правда, – она скривилась, – у них было время подготовиться. А первым предупреждением которое получили мы было появление передовой оперативной группы этих ублюдков. Анри служил в морской пехоте на одном из их кораблей....
– На «Даге», – вставил Десуи.
– Да, на «Даге», – кивнула Бенсон. – Так вот, когда правительство системы капитулировало, капитан «Даги» отказался подчиниться приказу о прекращении огня и на свой страх и риск занялся каперством. Более года он перехватывал транспорты хевов, но в конце концов его загнали в угол. Корабль превратился в груду обломков, всех старших офицеров расстреляли за «пиратство», а младших отправили на Ад, где они уже никого не могли побеспокоить. Когда это было, Анри, лет десять назад? Тогда мы и познакомились.
– Около того, – кивнул Десуи. – Меня перевели в твой лагерь, чтобы отделить от моих подчиненных.
– Ну, а в «Геенну»-то вы как попали? – осведомилась Хонор.
– О, я всегда была завзятой смутьянкой, коммодор, – ответила Бенсон с горькой усмешкой. – А вот Анри пострадал из-за меня.
– Прекрати! – решительно возразил Десуи. – Твоей вины в этом нет, дорогая. Я принял решение сам. Как и все мы.
– А подтолкнула вас к этому я, – настаивала Бенсон. Спустя мгновение она вздохнула. – Впрочем, и мой Анри по-своему прав. Он у меня упрямец.
– Можно подумать, ты не такая! – фыркнул Десуи.
– Ну уж, не тебе чета! – заключила со смехом Бенсон и снова обернулась к Хонор. – Так вам хотелось узнать, как мы сюда попали? Ответ прост – безобразен и прост. Видите ли, ни безопасники Законодателей, ни нынешние «черноногие» совершенно не беспокоились насчет такой мелочи, как Денебские соглашения. Мы для них не пленные – мы собственность. С любым из нас можно вытворять что угодно, начальство и глазом не моргнет. Так что, если ты недурна собой и какой-нибудь «черноногий» положил на тебя глаз...
Она умолкла, и лицо Хонор окаменело.
– Короче говоря, – продолжила Гарриет, – в том лагере, куда я попала сначала, я оказалась старшим офицером и стала кем-то вроде старосты. А помогали мне близнецы, брат и сестра. Они были не военнопленными, а политзаключенными, кажется с самого Хевена. Сами на сей счет помалкивали, видимо понимали, что и в Аду есть чего бояться. Оба они были хороши собой, тем более что прошли пролонг второго поколения.
Гарриет рассеянно провела рукой по своей светлой косе: на таком близком расстоянии Хонор видела вплетенные в золото седые пряди, да и загорелое лицо Бенсон выдавало больший возраст, чем могло показаться на первый взгляд. Видимо, она, как и Хэмиш Александер, была пролонгом первого поколения.
«С чего это я в такое время вспомнила о нем?» – мимолетно удивилась Хонор и вернула свое внимание собеседнице.
– Короче говоря, лет шесть – так, Анри? – Десуи кивнул, и Гарриет продолжила: – Лет шесть назад один из этих «черноногих» ублюдков положил глаз на сестру. Он был бортинженером на шаттле, доставляющем продовольствие... ну и когда собрался лететь на Стикс, велел ей залезать в этот чертов шаттл.
Хонор чуть изменила позу, брови ее дернулись, и Бенсон, умолкнув, подняла на нее вопросительный взгляд.
– Я не хотела вас прерывать, – сказала Хонор, – просто... Просто мне казалось, что пленных на Стикс не допускают.
– Пленных не допускают, а рабов – сколько угодно! – резко ответила Бенсон. – Да и вообще, эти ублюдки считают, что им все позволено. Считают – и делают все, что им вздумается. Почему бы им не заставить рабов выполнять за них на Стиксе всю грязную работу... да еще и ублажать их в постели?
– Понимаю, – холодно произнесла Хонор.
– Надеюсь, – отозвалась Бенсон, с горечью скривив губы. – В общем, этот сукин сын велел Эми забираться в свой долбанный шаттл, и она впала в панику. Со Стикса еще никто не возвращался. Она бросилась бежать, тот сукин сын погнался за ней, а Адам набросился на него с кулаками. Наверное это было глупо, но он любил сестру. Ему даже удалось сбить хева с ног, но тут из шаттла выбрался пилот и разнес беднягу в клочья из пульсера.
Она снова умолкла.
– Я хотела перебить всю эту сволочь, – проговорила она через некоторое время. – Вытряхнуть их из их поганого шаттла и разорвать на куски голыми руками. Мы могли это сделать, коммодор. На этой поганой планете такое случалось, даже дважды. Но у хевов на сей счет хитрая политика. Вот почему я испугалась, подумав, что вы захватили один из транспортников: в лагерь, где было совершено нападение на шаттл, другой уже не прилетит. Точка. Этот лагерь просто списывают со счетов... А без поставок продовольствия...
Она умолкла и пожала плечами.
– Мы знали это, а потому не тронули шаттл. Но я просто не могла позволить им заполучить Эми, особенно после того, как за нее погиб Адам. Поэтому, когда «черноногий» снова погнался за ней, я задержала его.
– Задержала?
Десуи хрипло рассмеялся.
– Она просто встала у этих подонков на пути, – с яростной гордостью пояснил он. – Встала – и ни с места. Они могли пристрелить ее, но она не шелохнулась.
– А Анри встал рядом, – продолжила Бенсон, – потом к нему присоединились двое, за ними последовала дюжина, и наконец нас собралось сотни две-три. Нас били прикладами, но никто из нас не поднял на врага руку. Мы просто стояли плотной стеной и не пропускали их. В конце концов они плюнули и ушли.
Она снова замолчала, вспоминая момент, когда за ее спиной сплотились сотни людей, и гордость в ее чувствах мешалась с горечью.
– Но они поквитались с нами, прервав поставки продовольствия, – продолжила она с глубоким вздохом. – Вы заметили, какой у нас с Анри выговор?
– Ну, в общем, да, – смущенно ответила Хонор. Бенсон невесело рассмеялась.
– Это не природный акцент, а дефект речи. Вы здесь недавно и, наверное, не знаете, что на самом деле здесь есть одно растение, которое, с известными допущениями, можно признать съедобным. Мы называем его «псевдокартофелем»... Каков этот картофель на вкус, вам лучше не знать, да и нам хотелось бы забыть. Но так или иначе, наша пищеварительная система в состоянии частично его усваивать. Какое-то время на этом овоще можно продержаться, но он, к сожалению, содержит токсин, который аккумулируется в мозгу и поражает речевые центры. Докторов у нас не было, и о долгосрочных последствиях этой «диеты» мы не знали, но когда поставки прервались, нам оставалось жрать либо псевдокартофель... либо друг друга. А к такому мы еще не были готовы.
– В двух других лагерях, которые Tiges-Noires [5] бросили умирать от голода, дошло и до такого, – тихонько сказал Анри, и Бенсон кивнула.
– Да, это правда. Хевы сами позаботились, чтобы мы обо всем узнали, их психологи записывали все, а потом продемонстрировали нам. Для наглядности урока.
– Боже Всемилостивый! – прошептал стоявший позади Лафолле.
Желудок Хонор сжался в комок. Однако она укротила подступившую тошноту и лишь выжидающе смотрела на Бенсон.
– Мы продержались, – продолжила наконец та. – Каждый месяц над нами зависал шаттл, и все мы прекрасно знали: стоит выдать им Эми, и поставки возобновятся. Не скрою, такие предложения звучали, но большинство не желало уступать шантажу. Более того, мы не позволили ей сдаться самой, поскольку прекрасно понимали, что ждет ее на Стиксе.
Она снова умолкла, погрузившись в холодный яд старых воспоминаний.
– Наверное, мы все были малость не в себе, – сказала она. – Про себя-то я точно знаю. Трудно представить, чтобы две тысячи человек морили себя голодом – или травили проклятущим псевдокартофелем – ради одной-единственной женщины. Но мы пошли на это... наверное, из принципа. Мы просто не могли пойти на предательство и продолжать считать себя людьми. Но положение было безвыходным, и выход нашла сама бедняжка Эми. Когда чертов шаттл снова завис над нами, она, обманув всех нас, выскочила на посадочную площадку, так чтобы ее было хорошо видно, а как только шаттл приземлился... – Голос Бенсон упал. – Она выхватила кинжал, – Гарриет указала подбородком на белые клинки, все еще заткнутые за пояс Лафолле, – и полоснула себя по горлу у всех на глазах.
Эндрю резко вздохнул, и Хонор накрыла хлынувшая от него волна ярости и потрясения. Лафолле был грейсонцем, на его планете женщин (порой даже против их желания) с яростным фанатизмом оберегали уже тысячу лет. Неудивительно, что рассказ Бенсон поразил его, как удар молота.
– Они улетели, – безжизненным голосом продолжила женщина. – Просто поднялись и улетели, бросив ее там, словно падаль. И не прилетали еще месяц, заставив нас думать, будто она умерла зря. Одиннадцать из нас умерли как раз в этот, последний месяц, перед тем как они возобновили поставки. А еще пятнадцать покончили с собой, потому что не верили, что эти проклятые поставки возобновятся. Вот чего добились эти кровожадные ублюдки!
– Doucement, ma petit [6], – нежно произнес Анри и крепко сжал ее руку.
Бенсон закусила губу, сердито пожала плечами.
– Короче говоря, леди Хонор, по этой причине мы с Анри и оказались здесь. Как зачинщики мы, в назидание прочим, получили пожизненный срок с отбыванием в «Геенне».
– Понимаю, – тихо сказала Хонор.
– Полагаю, коммодор, вы действительно понимаете.
Несколько мгновений две женщины пристально смотрели друг на друга, затем Хонор решила несколько снизить накал разговора.
– Как вы понимаете, у меня к вам много вопросов, – сказала Хонор, стараясь, чтобы ее голос, насколько позволяли наполовину парализованные мышцы, звучал естественно.
«Не много ли нас тут собралось, покалеченных и обиженных? – с мрачным юмором спросила она себя. – Бенсон и Десуи с их псевдокартофелем, я со своими пережженными нервами... Боже, неудивительно, что мы так легко сговорились!» Нимиц, с любопытством следивший за ее умозаключениями, расчирикался от смеха, и она встряхнулась.
– Как я уже сказала, – продолжила она уже спокойнее, – вопросов у меня множество, но на один я хотела бы получить ответ прямо сейчас.
– Слушаю, – сказала Бенсон.
– Чем вы с лейтенантом Десуи занимались, когда мои люди, хм, пригласили вас побеседовать со мной.
– Занимались? – не поняла Бенсон.
– Да. Нам понятно, что делали люди там, – Хонор махнула рукой в направлении лагеря, – но вы с лейтенантом, признаюсь, поставили нас в тупик.
– А, это! – Выражение лица Бенсон прояснилось, и она не без смущения, улыбнулась. – Мы... ну, скажем, наблюдали за птицами.
– За птицами? – изумилась Хонор, и Бенсон пожала плечами.
– Конечно, это не птицы, настоящих птиц здесь нет Но они похожи на птиц, и такие забавные. – Она снова пожала плечами. – Это наше общее с Анри хобби. Вчера и сегодня у нас с ним выходной, вот мы и решили присмотреть ту парочку, которая рыскала в меч-траве всю последнюю неделю. Вы ведь знаете, да, что вся фауна Ада трисексуальна? – Глаза женщины зажглись неподдельным интересом. – Вообще-то у них четыре пола, но четвертый, насколько нам удалось выяснить, репродуктивной функции не выполняет. Его роль сводится к выхаживанию потомства и добыче пищи. Ну, а сочетание появляющихся на свет полов, видимо, регулируется неким биологическим механизмом, который...
Она осеклась и залилась румянцем. На суровом загорелом лице капитана смущение выглядело потрясающе. Десуи восторженно рассмеялся.
– Видите, леди Хонор, – сказал он, – некоторые люди ухитряются даже в Аду обзавестись хобби.
– Вижу, – отозвалась Хонор со своей полуулыбкой и, снова откинувшись на ствол дерева, задумалась.
Нимиц урчал, прижавшись подбородком к ее колену. Он все время следил за эмоциями заключенных, но теперь, когда они успокоились, кот тоже позволил себе расслабиться.
Хонор поняла, что ему комфортно с этими людьми. По правде говоря, она тоже неплохо чувствовала себя в их обществе. Она улавливала смягчившуюся сейчас, но затаившуюся в душе Бенсон ярость берсерка, однако понимала, что капитан научилась держать свои чувства под железным контролем. В противном случае за долгие годы пребывания в этом кошмарном месте она просто лишилась бы рассудка.
И главное, благодаря Нимицу Хонор знала, что каждое услышанное ею слово было правдой. Более того, она ощущала их сдерживаемое желание обрушить на нее поток вопросов и мрачную, жгучую надежду на то, что ее появление в их жизни что-то... означает. Они не знали – пока не знали, – что именно, но страстно надеялись, что у них появился шанс, пусть призрачный, посчитаться с тюремщиками. И Хонор после рассказа Бенсон прекрасно их понимала.
– А здесь, в «Геенне», вы тоже старший офицер? – спросила Хонор у Бенсон.
– Нет, – ответила та.
Хонор мысленно пожала плечами. Ну конечно, всегда надеешься на лучшее, но заполучить с первого раза старшего из командиров лагеря было бы слишком большой удачей.
– В каком-то смысле я тоже старший офицер, – сказала, поразмыслив, Бенсон. – Я была во втором потоке отправленных в Ад и, с этой точки зрения, «старше» чуть ли не всех на этой проклятой планете. Но старшим пожизненником здесь, в «Геенне», видимо, следует считать коммодора с Сан-Мартина, по фамилии Рамирес. Черт побери, – добавила она с усмешкой, – иногда мне кажется, что эту поганую дыру, «Геенну», выстроили специально для него. Он задал хевам шороху, когда они захватывали звезду Тревора, до последнего удерживал терминал сети, пока уходили спасавшиеся корабли, да и здесь, в Аду, доставил им больше хлопот, чем мы с Анри вместе взятые.
– Впечатляющий портрет, – задумчиво произнесла Хонор и, склонив голову набок, устремила взгляд на своих гостей. – А не согласились бы вы послужить в качестве... хм... моих посланников к этому достойному офицеру?
– Бенсон с Десуи переглянулись, пожали плечами и снова повернулись к Хонор.
– Что именно вы имеете в виду? – с ноткой осторожности спросила Бенсон.
– Судя по вашему рассказу, хевы едва ли держат в «Геенне» своих шпионов, – ответила Хонор. – Лично я на месте здешнего начальства непременно напичкала бы лагерь жучками, но у меня сложилось впечатление, что здешнюю Госбезопасность вопросы настоящей безопасности волнуют не слишком.
– И да, и нет, леди Хонор. Да, насчет соглядатаев вы правы, и я не думаю, чтобы в «Геенне» имелись подслушивающие устройства, но о собственной безопасности эти поганцы очень даже заботятся. Они и двух секунд не поколеблются, чтобы пристрелить любого, кто покажется им хоть малейшей угрозой. Видите эти ножи и копья? Мы носим их для защиты от местных хищников, которые никак не запомнят, что сожрать любого из нас они могут, а вот переварить – ни в какую. Но если «черноногие» увидят хотя бы одного человека с копьем ближе чем в ста метрах от посадочной площадки, они откроют огонь без предупреждения и не сядут, пока не перебьют всех пленных внутри посадочной зоны. – Она пожала плечами. – Как я уже говорила, «черноногим» можно все, а до нас никому нет дела.
– Я это учту, – мрачно отозвалась Хонор, – И возможно, кто-то из «черноногих» скоро пожалеет о беспределе. Но сейчас важно вот что: мы полагаем, что «Геенна» не находится под наблюдением, но полной уверенности у нас нет. Рисковать я не вправе, но мне позарез нужно потолковать с коммодором Рамиресом. Надеюсь, вы попросите его прийти сюда сегодня вечером, чтобы мы могли поговорить? И попросите его сделать это незаметно, на тот случай, если жучки в «Геенне» все же имеются?
– Да – на оба вопроса! – с готовностью ответила Бенсон.
– Прекрасно!
Хонор крепко пожала руку пегасского капитана, и все трое поднялись на ноги.
– Эндрю, – с улыбкой сказала Хонор, обращаясь к Лафолле, – верни нашим новым знакомым их оружие. Думаю, они на нашей стороне.
С учтивым поклоном телохранитель вручил пленным копья и ножи, после чего с убежденностью, проистекавшей из неколебимой веры в способность его землевладельца читать в сердцах и мыслях людских, произнес:
– Я искренне рад видеть таких людей друзьями, а не врагами.
Сказать, что мужчина, шагавший следом за Бенсон и Десуи по освещенному закатным солнцем склону, был здоровенным, значило не сказать ничего. Поначалу Хонор казалось, что это игра света и тени делает его похожим на тролля или великана из детской сказки, но, когда он подошел поближе, ей пришлось изменить свое мнение. Пришедший обогнал ее в росте на пять сантиметров, но не это делало его настоящим гигантом. Из всех заселенных людьми миров Сан-Мартин обладал самой высокой гравитацией. Даже такие люди, как Хонор, генетически приспособленные для жизни на планетах с высокой силой тяжести, на Сан-Мартине бы не выжили. Помимо чудовищного тяготения, этот мир отличался чрезвычайно плотной атмосферой, насыщенной парами углекислого газа и даже кислород содержавшей в опасных концентрациях. Жизнь на уровне моря была невозможна даже для генетически модифицированных людей, так что населению пришлось обосноваться на высоких горных плато. Ну а телосложение уроженцев Сан-Мартина отражало особенности их сурового мира, и прежде всего – немыслимую силу тяжести.
Таков был и мужчина, поднявшийся на вершину холма и остановившийся при виде Хонор. Благодаря Нимицу она ощутила его легкое удивление и сдерживаемое любопытство.
Хонор не знала, что рассказали ему Бенсон и Анри, – очевидно, не все, иначе удивлению не было бы места, – однако в этом человеке угадывалась гибкость мышления, которой Хонор могла лишь позавидовать.
– С кем имею честь? – прогромыхал он гулким басом.
Чего-то такого и следовало ожидать от гиганта под сто восемьдесят кило весом. Впрочем, мягкий акцент придавал его громовому голосу добродушный оттенок. Очень похожий акцент Хонор слышала не так давно – он был у одного склонного к садизму сотрудника Госбезопасности. Но в голосе коммодора Рамиреса звучало что-то...
Подойдя поближе, так чтобы солнце не било в глаза, она вгляделась в лицо собеседника и ахнула. Короткая бородка не скрывала характерных черт: она услышала, как за ее спиной тихо выругался Лафолле. Он тоже узнал.
Хонор была потрясена до глубины души. Имя с самого начала наводило ее на смутные подозрения, но оно было обычным для Сан-Мартина, а тот человек считался давно погибшим. А уж шанс встретиться с ним на секретной тюремной планете хевов представлялся и вовсе невероятным.
– Харрингтон, – услышала она свой голос словно со стороны. – Хонор Харрингтон.
– Харрингтон, – повторил пришелец, почти проглотив первую букву, но тут его взгляд упал на кобуру, пристегнутую к поясу...
... и черные форменные брюки БГБ. Хонор едва не сбила с ног волна безумной ярости. Каменный клинок со скрежетом вылетел из ножен, гигант метнулся вперед.
– Стоять! – рявкнула Харрингтон.
Одно-единственное слово ударило сквозь раскаленный воздух, как удар молнии. В этом голосе чувствовался тридцатилетний опыт командования, это был голос капитана, ни секунды не сомневавшегося, что его приказ будет выполнен.
И этот командный окрик заставил Рамиреса на мгновение замешкаться. Даже на долю мгновения, но этого хватило, чтобы Лафолле взял его на прицел.
– Ублюдки!
В голосе больше не было мягкости, глаза свирепо сверкали, но коммодор сумел взять себя в руки. При всей своей ненависти к врагу он не собирался бросаться на верную гибель без надежды прихватить с собой хотя бы одного противника.
Но его взгляд, обращенный к Бенсон и Десуи, был исполнен глубочайшего презрения.
– Минуточку, коммодор! – Резкий оклик Хонор почти против воли Рамиреса вернул его внимание к ней. – Я не виню вас за подозрительность, но все же, прежде чем хвататься за нож, стоило бы позволить мне представиться полностью. Я служу не в Бюро государственной безопасности, а в Королевском флоте Мантикоры.
– Н-да? – недоверчиво уронил гигант, вскинув голову.
«Это будет повторяться с каждым, кому мне придется представляться на этой треклятой планетке?»
– Да, я офицер Короны, – повторила она, стараясь не давать воли досаде, – и у меня есть к вам предложение.
– Конечно, как же иначе! – сухо сказал он.
– Послушайте, коммодор! – уже не скрывая раздражения, заговорила Хонор. – За каким чертом хеву могло бы понадобиться заманивать вас сюда, выдавая себя за мантикорца? Им ничего не стоит покончить с вами и всем вашим лагерем, прекратив снабжение. А мало покажется – польют лагерь напалмом, или сыпанут шариковых бомб, или на старый лад устроят зачистку пехотой. Ради бога, что вы о себе думаете! Вас прихлопнут в один миг!
– Не сомневаюсь, – по-прежнему сухо ответил он.
Ненависть укоренилась в душе коммодора слишком глубоко. Он умел держать ее под контролем, но она мешала ему объективно оценивать ситуацию.
– Коммодор, – продолжала увещевать Хонор. – Нам нужно поговорить. Мы можем помочь друг другу, отомстить врагу, а при удачном стечении обстоятельств даже убраться с этой проклятой планеты. Но чтобы хоть что-то из перечисленного получилось, вы должны понять, что я и мои люди – не хевы.
– Ясное дело, не хевы! – буркнул он. – Кто же еще может разгуливать здесь в форме «черноногих» и с их оружием. Только офицеры Короны!
Секунд десять Хонор смотрела ему прямо в глаза, после чего раздраженно взмахнула рукой.
– Да, именно так! – рявкнула она. – И не будь вы еще упрямее, тупоголовее и упертее, чем ваш сын, вы бы давно уже это сообразили!
– Мой... кто? – ошеломленно переспросил гигант.
– Сын, вот кто, – невозмутимо ответила Хонор. – Томас Сантьяго Рамирес.
Коммодор Рамирес изумленно вытаращил глаза, и она вздохнула.
– Я хорошо его знаю, коммодор. Кроме того, я знакома с вашей женой Росарио, да и с Еленой и Хосефой тоже.
– Томас... – прошептал он, потом заморгал и встряхнулся. – Вы правда знаете малыша Томасито?
– Хорош «малыш», – суховато откликнулась Хонор. – Ростом он почти не уступает вам, а сложением, как и вы, сильно смахивает на каменную стенку. А служит ваш «малыш» полковником Королевской морской пехоты.
Рамирес лишь растерянно качал головой. Хонор сочувственно хмыкнула.
– Поверьте мне, сэр, я удивлена встречей с вами больше, чем вы – встречей со мной. Ваша семья уверена, что вы погибли при захвате хевами звезды Тревора.
– Они выбрались?! – чуть ли не вымаливая подтверждение, воскликнул Рамирес – Они добрались до Мантикоры? Они...
Он осекся и закрыл лицо руками.
– Выбрались все, – мягко ответила Хонор, – а Томас стал одним из самых близких моих друзей. Мне следовало подумать о вас, едва капитан Бенсон упомянула «коммодора Рамиреса». Ручаюсь, окажись Томас в плену, он тоже заслужил бы себе пожизненную «Геенну». Кто мог подумать...
Она покачала головой.
– Но... – У Рамиреса не хватило дыхания.
Хонор, потянувшись, положила руку ему на плечо, на мгновение стиснула и кивком указала на дерево, под которым (и на котором) провела весь этот день.
– Устраивайтесь в моем кабинете, – предложила она, и я все вам расскажу.
Хесус Рамирес, размышляла Хонор примерно час спустя, и впрямь удивительно напоминал своего сына. Во многих отношениях Томас Рамирес был одним из самых добродушных и мягкосердечных людей, каких ей доводилось знать, но все его добродушие улетучивалось, едва речь заходила о Народной Республике. Он и в Королевскую морскую пехоту вступил лишь потому, что считал войну неизбежной, а уничтожение Народной Республики – целью своей жизни. По мнению Хонор, это граничило с навязчивой идеей.
Теперь ей стало ясно, откуда что растет.
«Вот мы и встретились в Аду! Впрочем, я всегда подозревала, что Всевышний отличается специфическим чувством юмора. Если вдуматься, так Рамиресу, завзятому смутьяну, здесь самое место. А поскольку, если я вообще хочу отсюда выбраться, мне следовало искать как раз смутьянов, наша встреча, пожалуй, была предопределена».
– Ладно, коммодор Харрингтон, ваш замысел мне ясен, – прогромыхал в темноте его бас. – Но вы понимаете, что будет, если ваша попытка закончится неудачей?
– Мы все умрем, – спокойно ответила Хонор.
– Не просто умрем. Если сложим головы в бою, то нам повезет. А в случае неудачи окажемся в лагере «Килкенни номер три».
– Килкенни?
– Ну да. Помните, есть такая сказка, вывезенная со Старой Земли, про кошку из Килкенни? Они имеют в виду, что этот лагерь не снабжается и мы сами должны ловить мышей. Юмор у них такой. Но суть не в этих шутниках, а в том, чтобы вы поняли, каковы ставки. Если дело сорвется, поплатится каждый – каждый! – человек в лагере. Сам-то я, не будь в ответе за людей, давно отмочил бы какую-нибудь глупость. И кого бы вы тогда сейчас уговаривали поучаствовать в вашей затее?
– Она не так уж и глупа, коммодор.
– Может, и нет... если сработает...
Она угадала в темноте пожатие плеч, наступило молчание. Хонор не торопила его: она ощущала, как напряженно и всесторонне обдумывает он предложенные ею наметки плана.
– Знаете, – задумчиво пробормотал он наконец, – это такая дичь, что, пожалуй, может и сработать. Если все пойдет как надо или хоть наполовину как надо, у нас будет шанс.
– Я обычно оставляю себе шанс на успех, – сухо заметила Хонор.
– Ага, коммодор, у меня тоже была такая привычка. И где мы встретились?
– Справедливо, – согласилась Хонор. – Но я предлагаю рассматривать Ад не как место вечного пребывания. Пусть это будет Чистилище, пройдя которое мы благополучно воспарим в эмпиреи.
– Вы большая оптимистка, коммодор Харрингтон, – хмыкнул Рамирес и неожиданно с силой хлопнул себя по ляжкам. – Но, черт побери, если вы достаточно чокнутая, чтобы за это взяться, то я достаточно чокнутый, чтобы вам помочь.
– Прекрасно! – сказала Харрингтон и перешла на более осторожный тон. – Теперь, коммодор, нам осталось решить только один вопрос.
– Да?
Голос его звучал невозмутимо, но Хонор, неожиданно для себя, ощутила за ним сдержанное веселье.
– Нам нужно утрясти вопрос с подчинением, – решительно заявила она.
– Понимаю, – пробормотал он, откидываясь рядом с ней плотным сгустком темноты. – Звание у нас с вами одно, так что, видимо, придется определить командира по выслуге. Мне присвоили коммодора в тысяча восемьсот семидесятом году эры Расселения. А вам?
– В восемьсот семидесятом мне было одиннадцать стандартных лет, – возмутилась Хонор.
– Правда? – В голосе Рамиреса рокотнул смех. – Значит, я прослужил в звании коммодора чуточку дольше вас.
– Это правда, коммодор, но, при всем своем уважении, должна заметить, что вы торчите в Аду уже сорок лет, коммодор! Во флоте все изменилось, разработаны...
Она оборвала фразу и стиснула челюсти. «Сказать ему, что я адмирал Грейсонского флота? Нет, не стоит. Если я сделаю это сейчас, получится...»
– Да не переживайте вы, коммодор Харрингтон, – расхохотался Рамирес – Неужто вы и вправду считаете меня законченным тупицей? Я так давно провел свою последнюю операцию, что сейчас едва ли найду дорогу на флагманский мостик. И дело не только в этом. Раз вы и ваши люди сумели захватить шаттлы с оружием, то именно вам и следует довести дело до конца.
Он говорил совершенно серьезно, Нимиц подтвердил это.
– Тот факт, что вам удалось провернуть такую операцию, сам по себе дает вам право на командование. И уж чего мы никак не можем себе позволить, так это споров о старшинстве. Может быть, юридически преимущество и на моей стороне, но в данной ситуации я с готовностью признаю вас своим командиром.
– Надеюсь, вы поддержите меня не только на начальной стадии, – настаивала Хонор. – Если мы хотим убраться с планеты, нам придется провести многоэтапную компанию, а такого рода операции не допускают коллегиального руководства. – Она помолчала и еще более настойчиво продолжила: – Я полностью отдаю себе отчет в том, что и у вас лично, и у тысяч других заключенных в случае нашего первоначального успеха возникнет много интересных соображений относительно того, как поступить с хевами. Но если мы хотим добиться окончательного успеха, то есть убраться отсюда, вопросы такого рода тоже должны будут решаться исключительно в рамках единоначалия.
– В таком случае у нас могут возникнуть проблемы, – невозмутимо отозвался Рамирес – Многим из тех, кто провел в Аду не один год, захочется свести счеты с гарнизоном. И если вы намерены этому воспрепятствовать...
– Я этого не говорила, – возразила Хонор. – Капитан Бенсон вкратце рассказала мне о том, как обращается с пленными здешний персонал, да у меня и самой имеется по этой части некоторый опыт, хоть и недолгий, но незабываемый Но тот факт, что хевы позволяют себе нарушать Денебские соглашения, отнюдь не освобождает от их соблюдения меня – как действующего офицера Короны. Однажды я едва об этом не забыла, и, хотя до сих пор чувствую, что как человек имела на это полное право, я нарушила бы воинскую присягу. А пока я на службе, присяга мною нарушена не будет.
– Значит, вы... – начал было Рамирес. Хонор оборвала его снова.
– Дайте мне закончить, коммодор. Как уже было сказано, я считаю соблюдение Денебских соглашений своим непреложным долгом, но если мне не изменяет память, соглашения содержат особый пункт, касающийся злостных нарушителей. Они подлежат суду. Разумеется, в первую очередь имеется в виду возможность предоставлять их дела на рассмотрение судов общей юрисдикции. Однако мы находимся в особой ситуации... и я полагаю, что на планете найдется достаточно компетентных офицеров разных флотов, чтобы сформировать военный трибунал.
– Военный трибунал?
– Именно. Прошу учесть: я не допущу бессудных расправ. Наказания могут быть сколь угодно суровыми, но лишь в рамках действующих военных законов. Мы должны вести себя как цивилизованные люди, а не унижать себя варварством.
– Понятно? И это ваши единственные условия?
– Да, сэр.
– Хорошо, – спокойно ответил он и, словно увидев, как поднялись ее брови, пояснил: – Честный, справедливый, законный суд – это гораздо больше того, на что мы могли надеяться в отношении этих людей. Мы полагали, что никто и никогда не призовет наших мучителей к ответу. Вы, коммодор Харрингтон, даете надежду на осуществление справедливости, и попытка добиться ее стоит любого риска. Возможно, нам так и не удастся убраться с этой планеты, и «черноногие» перебьют нас всех до единого. Но если нам все же повезет, я хочу, заглянув в зеркало через десять лет, увидеть там человека, которого смогу уважать. Поэтому, даже будь у меня возможность проделать с этими подонками то, что мне хочется, я этого делать не стану.
Хонор вздохнула с глубоким облегчением, ибо эмоции Рамиреса полностью подтверждали его слова. Он не кривил душой.
– Я рада, что вы понимаете меня, – сказала она, – но согласятся ли с вами другие узники?
– Возможно, не все, – признал он. – Но если вы сумеете провернуть этот трюк, у вас будет право гнуть свою линию. Да и в любом случае: оружие и шаттлы имеются только у вас, и я не думаю, что многим захочется конфликтовать с вами ради возможности линчевать «черноногих». Как бы ненавистны они ни были.
– Мне все понятно. Могу я считать, коммодор Рамирес, что мы договорились по всем пунктам?
– Так точно, коммодор Харрингтон.
Из темноты выдвинулась ладонь размером с лопату, и Хонор крепко пожала ее, ощущая силу и радуясь стоящим за ней искренностью и решимостью.