Исшедшие

«И он селится в городах разоренных,

в домах, в которых не живут,

которые обречены на развалины».

(Библия, книга Иова 15:28)

1.

Просматривая поздним вечером на сайте вымирающих городов фотографии Северотожска, Глеб Сиренин почувствовал смесь уныния, обречённости и невыносимой тоски. Медленно прокручивая колёсиком мышки снимки отталкивающих своей безысходностью городских пустошей, он всё отчётливее ощущал, что ему не стоит там появляться. И даже кружка горячего кофе была бессильна подавить в нём тревожные нотки интуиции.

Северотожск сегодня – это полузабытый, полуразвалившийся, стёртый с административных карт городок. Он спрятался от современного технологического мира между сонных сопок, тёмных извилин холодных рек и заплесневелых болот.

А ведь ещё лет тридцать-сорок назад это был один из самых перспективных, молодых советских городов. При Союзе жизнь здесь била ключом. Тут была открыта шахта по добыче каменного угля, построено предприятие оборонной промышленности, здесь находилась воинская часть, а рядом с ней небольшой офицерский городок. По информации сайта зарплата в советском Северотожске была выше среднестатистической, стаж начислялся год за полтора и попасть в северный рай мог отнюдь не каждый желающий.

Но сейчас город выглядел не просто заброшенным. Здесь было нечто другое, словно Северотожск постепенно мутировал, намеренно становился всё более чужим и пугающим. Его ржавые металлические конструкции изгибались и деформировались в самые невероятные формы, а дома с осыпающимися фасадами казалось, превращались в холодные каменные обиталища для тварей из потустороннего мира…

Глеб знал, что редактор журнала «Страж Севера», где он работал уже несколько лет, имел нюх на всякого рода сенсации, а этот городок действительно являлся золотоносным клондайком для сталкеров, уфологов, видеоблогеров и прочей авантюристической братии. Оставленные города всегда обрастают слухами и легендами.

Поездку в эту угрюмую северную пустошь молодой журналист воспринял без особого энтузиазма…

– Погостишь там с недельку, разузнаешь, что по чём, как живётся местным, байки их запишешь, не забудь сделать и ночной репортаж, поброди по закоулкам и нежилым домам. Романтика одним словом, а не командировка, – разглагольствовал Александр Эдуардович, сидя в мягком редакторском кресле и покуривая свою «сталинскую» трубку.

Так как должного эффекта на Сиренина эта возвышенная тирада не произвела, журнальный босс счёл её продолжить в ином тоне:

– Что молчишь? Не на фронт, поди, посылаю. Гонорар за репортаж хороший получишь. Если много будет материала, то в нескольких номерах выйдёт. Вообщем Глеб, раскопай мне такую историю, чтоб до костей читателей пробирала. А сейчас давай, шуруй за билетом в аэропорт, деньги уже перевели на карточку…

2.

Голубой грузовик с белым проржавевшим фургоном, на котором была еле видна поблёкшая надпись «ПРОДУКТЫ» недовольно фыркал, подпрыгивал и угрожающе ревел своим мотором, проезжая по глубоким дождевым лужам и ухабам с жидкой грязью разбитой грунтовой дороги. Иногда на ней всё же попадались участки асфальта, но суровая природа этого края без сожаления разрушала рукотворные творения с невообразимым усердием.

За окном, под свинцовым потолком туч, мелькал редкий осенний лес, болотистые пролески, блеклые сопки и замшелые, покошенные железобетонные опоры с провисшими проводами. Однообразная тоскливая картина не прибавляла настроения.

Глеб достал из кармана своей синей куртки-аляски смартфон. Было без пяти три. Антенки на экране продолжали уменьшаться. Водитель, грузный мужчина лет пятидесяти, представившийся Ивановичем, был рад попутчику и всю дорогу болтал без умолку. Заметив телефон, Иванович предупредил:

– В городе сигнала нет. Так что если прижмёт, рассчитывать придётся на себя.

– Что значит, прижмёт? – поинтересовался Глеб, ощутив необъяснимое беспокойство.

Водитель усмехнулся и сменил тему:

– Край совсем одичал. Жалко смотреть, как вымирает Северотожск. То ж был город моей молодости. Ещё как вчера помню, ходили с Анькой в Дом офицеров на индийское кино. Отец ей запрещал со мной двоечником встречаться, так она через окно убегала. Благо жили они на первом этаже.

– Иванович, а давно вы в Намыр переехали?

– Да, ещё в конце восьмидесятых. Жене хорошую работу предложили в рабочем посёлке. В Намыре есть морской рыбный порт и консервная фабрика. А Северотожск стал угасать после взрыва в шахте. Этот несчастный случай подкосил полгорода. Шахту закрыли, люди стали уезжать. А с распадом СССР расформировали воинскую часть, офицерский городок опустел, оборонное секретное предприятие разобрали и куда-то перевезли.

– А сколько человек там сейчас проживает?

– Несколько десятков.

– Часто в Северотожск ездите?

– Раз в неделю, по понедельникам. Так что тебе сегодня крупно повезло.

– А ещё кто-нибудь в город заглядывает?

– В конце каждого месяца в Северотожск заезжает почта, развозит газеты, пенсии. Иногда летом залётные туристы-экстремалы наведываются. У двоих горожан здесь есть личное авто. Ну и я, вожу продукты и так по мелочи, спички, туалетную бумагу…

На лобовом стекле, одна за другой стали появляться капли дождя. Иванович тихо выругался. Ожили дворники, которые со скрипом и неохотно начали протирать стекло.

Неожиданно фургон обогнала чёрная двадцать первая волга. Казалось, что она только сошла с конвейера Горьковского автозавода. Королева бездорожья блистала новенькими хромированными колпаками, задним бампером и зеркальными обводами вороных крыльев.

Водитель грузового фургона почему-то резко нажал на тормоза. Машина заюлила на скользкой грязной дороге и наконец, остановилась. Красавица-Волга, не сбавляя газа, повернула на повороте и исчезла за ближайшей сопкой.

– Иванович, а говорили – никто не ездит… – произнёс удивлённый журналист.

– Чертовщина… – тихо процедил он сквозь зубы.

Наконец они тронулись с места.

– Кто это? Местный чиновник? Бизнесмен? – спросил Глеб.

– Откуда я знаю? – буркнул водитель в ответ.

Он явно что-то скрывал или не хотел говорить. Однако в Сиренине проснулся журналист.

– Номера у него сзади не было… – сказал Глеб, но помрачневший собеседник молчал.

Некоторое время они ехали молча. Дождь усилился и ленивые дворники уже не справлялись с потоком воды. Наконец водитель пришёл в себя и заговорил:

– В Северотожске уже давно ходит легенда о чёрной волге. Ещё в советское время милиция пыталась её перехватить, но безрезультатно.

Как-то несколько лет назад задержался в Северотожске и выехал оттуда поздним вечером. Еду и вдруг вижу, сзади фары мигают мне. В городе транспорт есть у двоих: джип у Кабана и жигули у Петровича. Я подумал, что это Кабан и сбавил скорость. Машина меня быстро нагнала, но как оказалось, это была старая модель двадцать первой волги. Пристроилась за мной и едет себе. Я на газ и она тоже, так и ехала за мной всю дорогу, а как показались огни Намыра, отстала.

– А кто такой Кабан? – поинтересовался Глеб, предчувствуя, что ответ ему наврядле понравится.

– А-а, – махнул рукой водитель, – тот ещё тип. Как бы местный предприниматель, неофициальный мэр Северотожска, ну а по факту чистый бандюган. Занимается тёмными делишками. Короче, держись от него подальше, а будет нарываться, скажи Петровичу. Он бывший военный, ему сам чёрт не брат, понимаешь?

3.

Машина несколько раз подпрыгнула на молчаливом железнодорожном переезде. Они переехали поржавевшие рельсы железной дороги, которые исчезали в зарослях пожелтевшей травы.

Вдали наконец показались стоящие в ряд серые пятиэтажные муравейники. Слева от дороги приближался четырёхметровый белый бетонный серп и молот. На обшарпанном, растрескавшемся монументе советской эпохи красными жирными буквами была выведена надпись «Welcome to Hell». Выше неё красовалась небрежно нарисованная пентаграмма.

Глеб на минуту задумался, почему все вымирающие поселения покрываются подобными граффити? Это признак упадка или мракобесия? А может это знак того, что Бог уже покинул эти гиблые места?

За символом рабочих и крестьян стоял покосившийся дорожный знак с блеклым названием «Северотожск». Когда они въехали в город, дождь лил как из ведра, словно хотел успеть вымыть его дочиста перед приездом журналиста. Многочисленные ямы на асфальте заставили продуктовый грузовик лихо подскакивать. Иванович пощадил подвеску и сбавил скорость.

На захламленных улицах было пусто. Из транспорта здесь имелись только искорёженные образцы советского автопрома. Дома тёмными глазницами тоскливо посматривали на проезжающую машину. Город явно пережил какую-то драму, но не мог о ней пока рассказать.

Они проехали мимо бывшего хозяйственного магазина, закрытой парикмахерской, разбитой уличной витрины городской аптеки № 2, а затем свернули на главную улицу. На перекрёстке стоял потухший светофор с разбитыми стеклянными глазницами.

– Никитишну попрошу, чтоб она тебя на квартиру на неделю взяла. Ей копейка лишняя не помешает… – сказал водитель и выехал на просторную площадь.

В центре, на постаменте возвышался памятник Ленину с отломанной правой рукой, вокруг него была выложена плитка, заросшая травой. Перед городской площадью стояло двухэтажное кирпичное здание администрации с заколоченными окнами, справа – кинотеатр «Родина» с облезлой штукатуркой и сгнившей провалившейся крышей, а слева находился универсам «Советский», который выглядел также удручающе.

Под обширным металлическим козырьком магазина продуктовую машину ожидало небольшая толпа людей. Иванович развернулся, осторожно подъехал к крытому ржавыми металлическими листами навесу, остановился, бодро выскочил из машины и громко хлопнул дверью.

– А ну налетай, покупай, разбирай!

– Иваныч, а опиум для народа привёз? – просипел из толпы какой-то небритый мужчина в тёмном пальто и кепке.

– А как же без него, конечно…

– А из мясного что? – спросила полная женщина в клетчатом плаще.

– Колбаса копченая, тушёнка, ножки Буша, рыба мороженная…

– Рыба это не мясо!

– А табак привёз?

– Доставлен Петрович, как положено!

Водитель открыл задние двери и заскочил внутрь фургона. Толпа выстроилась в очередь. Через полчаса большинство горожан разошлось с располневшими сумками, и у машины осталось всего несколько человек.

– Никитишна!

– Ась?

– На неделю корреспондента пустишь к себе?

– Отчего ж не пустить, пущу!

Глеб отсчитал несколько сотен рублей и положил их на переднюю пластмассовую панель, затем взял свой плотно набитый камуфлированный рюкзак, открыл дверь и вышел из машины. Перескакивая через лужи и шлёпая по чавкающей грязи Сиренин добрался до навеса.

– Здравствуйте! – поприветствовал он пожилую женщину в платочке в красный горошек, с которой только что разговаривал Иванович – это я журналист.

– Ну добро пожаловать, – радушно ответила Никитична, – А как звать?

– Глеб.

– Хорошее, хлебное имя…

– А из какой газеты будете? – поинтересовался, стоявший за ней старичок в роговых очках.

– Из журнала «Страж Севера», – ответил Глеб и закинул рюкзак за плечи.

– Никогда не слышал, – пробормотал старик.

Из края очереди вышел плотный пожилой мужчина в кожаной чёрной куртке. Он персонально поздоровался с Глебом, поприветствовав его крепким рукопожатием:

– Петрович. С приездом в Северотожск.

– Глеб Сиренин.

– Так зачем приехал-то в такую глухомань?

– Буду у вас записывать старинные сказки, легенды, тосты… – пошутил журналист.

– Значит, ты попал по адресу… – усмехнулся Петрович, – заходи на досуге. Никитишна скажет тебе мой адрес.

– Скажу, скажу, пошли родимый, – позвала женщина Глеба. Она уже затарилась и держала в руке авоську полную продуктов.

– Иванович, до встречи через неделю! – попрощался журналист.

– Лады! – ответил водитель и помахал рукой.

Сиренин по-джентельменски забрал у Никитичны авоську и они под холодным дождём направились в сторону тоскливой боковой улочки.

4.

Улицы быстро наполнялись водой, по дороге уже плавал мусор и Глеб жалел, что не захватил с собой резиновых сапог, как у Никитичны, которая шла прямо по грязи как танк. Холоднющие капли скатывались ему за воротник, ботинки промокли и неприятно чавкали при ходьбе. Глеб про себя стал вспоминать нехорошим словом редактора и всю его затею. Сидит небось сейчас в тёплом кабинете, потягивает свою трубку и посмеивается, вспоминая о нём.