РИМСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

ВВЕДЕНИЕ

Литература Древнего Рима входит в историю античной литературы как ее закономерный этап.

Римское рабовладельческое общество развилось позднее древнегреческого, и литература, искусство и философия греков оказали могучее воздействие на римскую идеологию. Особенно значительным было влияние древнегреческой литературы в начальный период римского художественного творчества, в эпоху формирования античного полиса в Риме. Первые римские писатели переводят произведения древнегреческих писателей, приспособляя их к запросам римского общества (Ливии Андроник). В последующие периоды различные литературные произведения и течения греческой мысли продолжают живо интересовать римских писателей, и оригинальная литература римлян создается на фундаменте, заложенном предшествовавшей ей греческой литературой. Однако, по сравнению с греками, римляне дают новый художественный синтез, в котором на новом этапе развития античного общества идеологические запросы и художественные вкусы получают свое, оригинальное воплощение.

Классовые противоречия рабовладельческого строя достигают в Риме особенной остроты. Расцвет литературы и искусства в Риме совпадает не с расцветом рабовладельческого полиса, как в Греции, а с эпохой становления империи (I в. до н.э. — I в. н.э.), поэтому проблема взаимоотношения человека и общества дается в римской литературе иначе, чем в греческой. Человек как бы освобождается здесь от глубоких общественных связей и привлекает художника прежде всего своими душевными переживаниями. Внутренний мир человека раскрывается в этой литературе более тонко и глубоко, чем в древнегреческой. Однако в произведениях римских писателей подчас утрачена та глубина обобщения, та гармония между обществом и индивидом, которая была характерна для лучших произведений древнегреческой литературы.

Периодизация римской литературы строится в соответствии с основными этапами истории общества:

I. Эпоха республики

1. Долитературный период (III в. до н.э.).

2. Ранняя римская литература (до середины II в.).

3. Литература периода распада полиса (конец II в. до н.э. — 30-е годы до н.э.).

II. Эпоха империи

1. Литература начала империи («век Августа» — до 14 г. н.э.).

2. Литература императорского Рима:

а) литература I в. и начала II в. н.э.,

б) поздняя римская литература (II-IV вв. н.э.).

РАЗДЕЛ I. РИМСКАЯ ЛИТЕРАТУРА ЭПОХИ РЕСПУБЛИКИ

ДОЛИТЕРАТУРНЫЙ ПЕРИОД. РИМСКИЙ ФОЛЬКЛОР

Художественная литература появляется в Риме в середине III в. до н.э. Латинский язык первоначально был лишь одним из многочисленных языков древней Италии. Постепенно, с расширением римского господства, он становится официальным языком обширного государства, подчинившего себе самые отдаленные области древнего мира.

Римские историки приурочивают основание Рима к середине VIII в. до н.э. (753 г.). Однако археологические раскопки показали, что «основание» его не было единовременным актом. Первые поселения на римских холмах возникли еще в X-IX вв. до н.э. Окончательно город сформировался при царях этрусской династии.

Этруски жили в северо-западной части Апеннинского полуострова. Они имели своеобразную культуру и религию, яркое искусство, во многом отличавшееся как от древнегреческого, так и от последующего римского искусства. Многочисленные изображения на этрусских гробницах дают некоторое представление об общественной жизни этого народа, об их танцах, зрелищах и пирах.

Многие божества, которых они почитали, имеют вид демонов — полуживотных-полулюдей. На гробницах часто изображаются фантастические животные и растения. Встречаются и различные мифологические, сценки, свидетельствующие о связях этрусков с греками. Однако греческое искусство с его гармоническим идеалом человека не оказало существенного влияния на искусство этрусков. Современные исследователи склонны сближать его с искусством Древнего Востока.

В отличие от римской семьи эпохи республики, где власть отца была неограниченной, у этрусков женщина пользовалась большой свободой. Родство велось по женской линии, и женщины наравне с мужчинами принимали участие в общественных увеселениях.

В раннем Риме заметны следы известного воздействия этрусской религии и культуры. К этрускам восходят обряд гадания по птицам, гладиаторские игры, различные виды актерского мастерства. Самое слово актер (histrio) — этрусского происхождения. Во время правления этрусков Рим занимал господствующее положение в Лациуме. Через посредство этрусков римляне познакомились с греческой культурой После изгнания царей Рим ведет непрерывные войны с соседями и отрывается от других общин. Древнейшие памятники римского фольклора относятся к этому «темному» периоду в жизни Рима.

Религия носила в то время еще примитивно-конкретный характер. Боги не были антропоморфизированы, как в Древней Греции. Имелось много божеств для каждого отдельного акта, связанного с земледелием, с жизнью общины и человека. Почитались боги первой вспашки земли, посева, жатвы, хранения семян, развития цветка и т.д.

Один из древнейших гимнов — гимн жреческой коллегии арвальских (полевых) братьев обращен к богу войны Марсу, хранителям очага Ларам, богам плодородия Семонам. Жрецы просят Марса и Ларов отогнать от общины войны и болезни:

Помогите нам, Лары.

Не дозволь, Map Map, мору-пагубе обрушиться на многих.

Будь сыт, свирепый Марс! Вскочи на порог!

Стой там!

Попеременно призовите всех семенных духов.

Триумфе, Триумфе (5 раз).

Сами римляне в историческую эпоху уже плохо понимали текст старинных гимнов с их архаическим языком. Гимны эти носили название «carmina». Слово в этих ритмизированных текстах еще не отделилось от пения и телодвижений. Конец гимна арвальских братьев содержит призыв к исполнению какой-то фигуры древнего сакрального (культового) танца.

Другая коллегия жрецов салиев (прыгунов) исполняла свои гимны во время шествия по городу. В шлемах и с копьями в руках салии танцевали и пели молитвы.

Для словесного оформления этих старинных, сакральных песен характерен ряд моментов, которые найдут отражение в памятниках ранней поэзии римлян: звуковые ассонансы и аллитерации, смысловая значительность каждого отдельного слова, строгая симметрия в расположении предложений, совпадение отдельных мыслей с метрической строкой.

Составлены древнейшие гимны так называемым сатурновым стихом. Вопрос о природе этого размера еще не решен окончательно. Несомненным представляется одно: это еще метрически слабо упорядоченный стих. Он напоминает свободные размеры древнегреческого фольклорного стиха и фольклорного стиха других народов (ср., например, русский былинный стих).

У римлян, как и у всех народов, существовали рабочие и обрядовые песни.

Римский ученый Варрон сообщает, что на похоронах исполнялись траурные песни. Их пела под аккомпанемент флейты наемная плакальщица — префика. Сама песня называлась нения. По свидетельству римских грамматиков, слово «нения» обозначало один из фригийских музыкальных ладов. Оно пришло в Рим из Малой Азии.

На похоронах произносились и погребальные речи. На могильных памятниках высекались надгробные надписи — эпитафии. Некоторые из этих древнейших надписей дошли до нас и являются ценным источником по истории культуры и языка.

На свадьбах исполнялись свадебные песни. Особенностью этих песен было, по-видимому, не только прославление новобрачных, но и насмешки над ними. Насмешки должны были обеспечить благополучие новому браку.

Насмешливая поэзия была широко распространена в Древнем Риме и Италии. Насмешливые песенки, в которых высмеивались отдельные лица, не только пелись на улицах, но и писались на заборах и стенах домов. Они носили название «carmina famosa» (песни-поношения). С этим видом насмешки борется древнейшее римское законодательство — законы XII таблиц. Однако эти песни бытуют и на закате римской империи.

Насмешливые песенки исполнялись и во время обряда римского триумфа. Полководец, одержавший крупную победу, получал от римского сената разрешение на празднование триумфа. В одеянии Юпитера Капитолийского торжественно проезжал он по Риму на колеснице, запряженной белоснежными конями, и поднимался на Капитолий, в храм Юпитера, чтобы принести там жертвы. В то время, как он следовал по улицам, шедшие за колесницей воины победоносных легионов осыпали своего полководца насмешками. Так, например, во время триумфа Цезаря его войска пели: «Горожане, храните своих жен! Мы приводим лысого любодея!». Эти песенки имели магическое значение. Они должны были охранять смертного полководца от чрезмерной гордыни. Триумфатор не должен был воображать, что он на самом деле Юпитер. Раб, стоявший на колеснице за его спиной, все время повторял: «Оглядывайся назад и помни, что ты человек!».

Римский оратор Цицерон, ссылаясь на древнего писателя Катона, утверждает, что у римлян существовали застольные пиршественные песни. Немецкий ученый Нибур (1776-1831) считал сообщение Цицерона достоверным. Он находил следы существования подобных песен в исторических легендах, которые передают римские историки. Сведения о легендарном сражении Горациев и Куриациев, о Кориолане, об изгнании Тарквиния Гордого, о Бруте и Лукреции римские историки могли почерпнуть из древних застольных песен В настоящее время для доказательства существования этих песен в Древнем Риме привлекаются и памятники изобразительного искусства. Так, на этрусских гробницах часто изображаются сцены пира. На пиру выступает играющий на флейте певец. Сюжетом песни такого певца могло быть прославление деяний предков, рассказ о героических подвигах славных воинов и царей.

Современный итальянский ученый Ростаньи, разбирая композицию древнейших эпических поэм римлян, пришел к выводу, что части поэм образуют замкнутые единицы, «carmina» — «песни». Эти части поэмы могли исполняться отдельно от произведения. По мнению Ростаньи, древние поэты опираются на традиции застольных песен, прославляющих героев.

Однако исторические легенды могли сохраняться и в древнейших прозаических записях. Каждая жреческая коллегия записывала формулы обращения к богам, составляла протоколы. Древнейшая коллегия понтификов вела фасты (календарь), которые явились началом исторической хроники (анналов). Жрецы фиксировали особо важные события, отмечали чудесные знамения и необыкновенные случаи. Вели свои записи и римские магистраты. Впоследствии каждый знатный род стал составлять семейные анналы, семейную хронику. В эти анналы заносились сведения о выдающихся подвигах отдельных представителей рода. Интерес к историческим событиям и историческим персонажам характерен не только для римских легенд, но и для древней поэзии и изобразительного искусства Рима. Отдельные греческие мифы рано проникли в Италию, но римляне не создали своей богатой мифологии, подобной греческой.

Героями их легенд являются основатели римского государства, первые римские цари, воины, сражавшиеся с врагами Рима, добродетельные женщины древних времен. Из легендарных предков римлян только Ромул напоминает героя греческого мифа, сына смертной женщины и божества. После смерти он становится богом Квирином и возносится на небо, как герои древнегреческих мифов.

Вместо изображений обнаженных атлетов, богов и героев, которые создают древнегреческие скульпторы, римские скульпторы запечатлели образ одетого в тогу римского гражданина. Героем римских художников стал, таким образом, гражданин Древнего Рима, полный достоинства и величия.

Создание индивидуального портрета также является одним из достижений раннего искусства Рима. Древнейший образец такого портрета — бронзовый бюст Луция Юния Брута датируется IV в. до н.э. В нем переданы черты портретного сходства, в отличие от идеализирующей скульптуры греков. Сравнительно раннее появление подобных бюстов объясняется тем, что в Риме с древнейших времен существовал обычай снимать с умерших восковые маски. Эти маски хранились в семьях римской знати. Их выносили во время траурной процессии. Предки как бы следовали за прахом своих умерших потомков.

Вместе с тем, хотя идеология и искусство Рима древнейшего периода самобытны, однако развитие культуры и искусства древней Италии и Рима не может рассматриваться без учета их взаимоотношений с высокоразвитой культурой Древней Греции.

Уже в VIII в. до н.э. на территории Италии появляются греческие колонии, являющиеся мощными очагами культуры. Греческие города возникают в южной Италии и Сицилии. В VIII в. до н.э. были основаны Кумы. В конце VI в. там были воздвигнуты два величественных храма — Зевса и Аполлона. В конце VI в. строится грандиозный храм Зевса в Агригенте.

Культы греческих богов, греческие мифы и философские учения распространяются в Италии. Через посредство этрусков они проникают и в Рим.

Италия, которую древние греки называли Гесперия («вечерняя страна»), была известна уже Гомеру и Гесиоду. По представлениям греков, здесь находился спуск в подземное царство. Сюда приплывал Одиссей. Здесь он гостил у коварной Кирки. Один из мысов Тирренского моря носил название мыса Кирки. Мрачный пейзаж этого места, болота, над которыми стоят туманы, густой лес, покрытый зловещим сумраком, острые каменистые террасы, ведущие к морю, напоминали позднейшим поэтам Рима описание леса Кирки, данное еще в поэмах Гомера. В Италии были погребены, по представлениям древних, многие герои греческого мифа: Калхас, Филоктет, Эней, Диомед и др.

После падения власти этрусских царей Рим некоторое время находился в известной изоляции. Эта культурная изоляция продолжалась с VI в. до конца IV в. до н.э. В конце IV в., подчинив себе Италию, Рим вновь вступает в оживленные сношения с различными племенами Апеннинского полуострова и с Грецией. В это время римская религия снова начинает испытывать влияние греческих религиозных представлений. Римские боги антропоморфизируются. На смену формализму, характерному для древнего права и религии, приходят более сложные и тонкие этические и правовые нормы.

После окончания войны с Пирром (275 г.) в Рим в большим количестве ввозятся произведения греческого изобразительного искусства: статуи, картины, бюсты и геммы. В качестве воспитателей римских детей начинают выступать образованные греки. Презрительное отношение к художественной литературе понемногу сменяется признанием ее политической важности.

Первым государственным деятелем Рима, понявшим необходимость художественной пропаганды политических идеалов молодого государства, был Аппий Клавдий Слепой, консул 307 — 296 гг. до н.э. Он произнес в 280 г. знаменитую речь в сенате, в которой отверг мирные предложения царя Пирра. Эта речь была издана впоследствии отдельной книгой. Аппий Клавдий составил и сборник изречений, который не дошел до нас. Сохранились лишь некоторые сентенции. Так, например, Аппию принадлежит изречение: «Каждый человек — кузнец своего счастья».

В противоположность прозе поэзия долгое время считалась в Риме занятием, недостойным свободного человека. В Древнем Риме существовали и зачатки драмы. На празднествах земледелия выступали ряженые и исполняли насмешливые песенки — фесценнины. Окончательное оформление драмы произошло, однако, под влиянием соседних племен.

Историк Тит Ливии рассказывает, что сценические игры были впервые устроены в 364 г. до н.э. для умилостивления богов во время эпидемии. Были приглашены танцоры из Этрурии. Танцорам стала подражать римская молодежь, прибавившая к танцам песенки, затем появились актеры, которые исполняли песни, составленные разнообразными размерами, а другие актеры сопровождали их пляской. Поэт Ливии Андроник в 240 г. до н.э. поставил первую драму на греческий сюжет. Однако традиции италийского фольклорного театра были развиты в комедиях знаменитого комедиографа Древнего Рима — Плавта.

РАННЯЯ РИМСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

Первым римским поэтом стал пленный грек из Тарента, вольноотпущенник семьи Ливиев, Ливий Андроник (ум. около 204 г. до н.э.). Он ставит трагедии и комедии, созданные по греческим образцам. Ему же принадлежит перевод на латинский язык «Одиссеи» Гомера.

До появления «Одиссеи» Ливия Андроника маленьких римлян обучали латинскому языку по своду законов XII таблиц. Благодаря Ливию Андронику был создан текст более занимательный — римская «Одиссея». От поэмы сохранились незначительные фрагменты, и потому нет возможности составить полное представление об этом первом в истории мировой литературы переводе. Можно отметить лишь некоторые особенности памятника. Римский поэт рассказывает о странствиях Одиссея, о листригонах, о киклопах и Кирке; стремясь приблизить свое изложение к пониманию римского читателя, он ввел римских богов, иногда комментировал Гомера. Однако изложение сказочных эпизодов было лишено, по-видимому, богатой гомеровской образности. Автор часто использует искусственные архаизмы. Язык Ливия сух и прозаичен. Поэма написана сатурновым стихом.

Трагедии Ливия трактуют сюжеты древнегреческих драм — «Ахилл», «Троянский конь», «Эгисф», «Андромеда», «Гермиона» и др.

Для римской драмы с самого начала ее возникновения характерно сочетание разговорных сцен с пением, однако, в отличие от греческой, в ней не было хора.

В комедии Ливий является родоначальником паллиаты — комедии плаща (от pallium — «греческий плащ»), то есть пьесы, представляющей собой переделку греческой комедии. Персонажи паллиаты были одеты в греческую одежду. Нам известно лишь несколько названий комедий Ливия — «Актер», «Хвастливый воин» и др.

Ливий составляет также культовые гимны. По случаю мрачных знамений, которые устрашили римлян в 207 г до н.э. он написал гимн «Парфений», исполненный хором из 27 девушек.

Ливий Андроник был не единственным поэтом раннего периода римской литературы. Сатурновым стихом писали поэмы и другие. Грамматики упоминают о поэме, посвященной Приаму («Carmen Priami») и мифологическому герою Нелею («Carmen Nelei»). Однако более подробных сведений об этих поэмах и их авторах мы не имеем Продолжателем Ливия Андроника был Гней Невий (274-201 гг. до н э). Италиец из Кампании, он участвовал в качестве солдата италийских легионов в первой Пунической войне. Этой войне ои посвятил поэму «Пуническая война» («Bellum Punicum»).

Литературная деятельность Невия развертывается в то время, когда в Риме несколько оживляется демократическое движение. После первой Пунической войны во главе демократических сил становится Г. Фламиний, народный трибун 232 г. При его содействии был проведен закон о разделе между гражданами земель, захваченных у галлов. Гней Невий — сторонник демократической группировки. В своих комедиях он нападает на представителей римского нобилитета. Сохранился фрагмент, в котором говорится о том, как сын уводит домой отца — известного полководца, захмелевшего на веселой пирушке. Римские грамматики указывают, что Невий подтрунивает здесь над прославленным государственным деятелем Сципионом Африканским Старшим. Сципион возглавлял в это время большую группировку римского нобилитета, против которой ополчились представители римского плебса. В отдельных фрагментах Невия прославляется празднество Диониса — «Либералии», во время которых народ говорил «свободным языком».

За свои политические выпады Невий, по свидетельству комедиографа Плавта, был даже подвергнут судебной репрессии, выставлен к позорному столбу. Однако то обстоятельство, что он кончил свою жизнь вне Рима, в Африке, в Утике, в 201 г., когда там находился Сципион Африканский, позволяет предположить, что поэт искал примирения с главой римских нобилей.

Названия и немногочисленные фрагменты комедий свидетельствуют о том, что Невий не только использовал новоаттическую комедию, но и вводил в свои пьесы местные италийские элементы.

Во фрагментах комедии «Предсказатель» одно из действующих лиц подтрунивает над вкусами жителей городов Пренесте и Ланувия. Пьеса «О тунике» («Tunicularia») получила название от римской одежды.

Героиней комедии «Тарентиночка» является веселая гетера из Тарента. Она прибегает к различным ухищрениям, чтобы удерживать около себя многочисленных поклонников: одним кивает, другим машет, одного любит, другого удерживает, одного касается рукой, другого трогает ногой, одному дает полюбоваться своим кольцом, другому делает знаки губами, с одним поет, а другому подает сигналы пальцами». Трагедии Невия представляли собой так же, как и драмы Ливия Андроника, переработку древнегреческих драм. Он ставит трагедии «Ифигения», «Троянский конь», «Ликург» и др. Новшеством является создание Невием так называемой претекстаты — трагедии на римскую тему. Претекста — торжественная одежда римских жрецов и магистратов. Герои претекстаты одеты в римскую одежду, и тематика драмы берется из римской жизни.

По свидетельствам древних, Невию принадлежали две претекстаты: «Кластидий» и «Ромул». Одна была посвящена победе полководца Маркелла над галлами при Кластидии в 222 г., сюжетом другой являлась легенда об основателе Рима — Ромуле.

В своей поэме о Пунической войне Невий пытался соединить эпический стиль Гомера с сухой повествовательной манерой римских хроник. Для стиля хроники типично, например, описание нападения римлян на остров Мальту: «Переправляется римское войско на Мальту, цветущий остров разоряет, разрушает, опустошает, доводит до конца свое вражеское дело».

Поэма начиналась описанием осады сицилийского города Агригента в 262 г. Здесь находился знаменитый храм Зевса. На восточном фронтоне храма была изображена борьба богов и гигантов, на западном — разрушение Трои.

Начав с описания храма, Невий затем переходил, по-видимому, от исторической темы к мифологической, от осады Агригента к рассказу о бегстве из Трои будущего основателя римского государства Энея. Вторая книга была посвящена скитаниям Энея и его прибытию в Италию. В остальных пяти книгах излагались различные эпизоды первой Пунической войны.

В поэме был и олимпийский план, как у Гомера. Отдельные фрагменты посвящены разговору Венеры с Юпитером о судьбах римского государства.

Из литературных памятников древнейшего периода до нас дошли полностью только комедии (паллиаты) Плавта и Теренция.

Римский театр

Римский театр имеет свои особенности, отличающие его от древнегреческого. Составными частями древнегреческого театра были: орхестра — полукруглая площадка, на которой выступал хор, скена — первоначально сарай для хранения реквизита, потом декоративная стена, и места для зрителей, расположенные амфитеатром. Возвышающаяся над орхестрой площадка для игры актеров появилась только в эллинистическом театре (III в. до н. э ).

В италийских театрах актеры с самого начала выступают на сценической площадке, напоминающей сцену нашего современного театра, хотя она и не столь высока, как сцена эллинистического театра. На возвышение вела небольшая лесенка. Эта площадка с лесенкой часто изображается в древнеиталийской вазовой живописи.

Между сценой и местами для зрителей оставалось небольшое пустое пространство. Для зрителей, пока не было постоянного) театрального помещения, ставились скамейки.

Впоследствии из этих постоянных элементов временных сооружений развилось пышное здание римского театра эпохи империи. Одну из особенностей этого театра составляла декоративная стена, украшенная мраморными колоннами, статуями, лепкой. На ее фоне разыгрывались различные представления — пантомим, балет и мим, постепенно вытеснившие серьезную драму и веселую комедию.

Места для зрителей, расположенные амфитеатром, замыкались крытой галереей. В жаркие дни зрителей защищали от солнца специальные навесы из ткани.

Во времена империи по типу римских театров перестраиваются многие театры Древней Греции, в частности знаменитый афинский театр Диониса.

Театральные представления в Риме давались в дни различных празднеств. Ежегодные государственные игры носили регулярный характер. На римских играх (в сентябре), плебейских (в ноябре), аполлоновых (в июле), мегалеэийских (в апреле) ставились комедии и трагедии. Празднества были также связаны с освящением храмов, сооружением дворцов, триумфами и погребальными играми в честь выдающихся государственных деятелей. Роскошь этих зрелищ возросла в эпоху империи, и количество их увеличилось. Частные игры устраивались на средства отдельных граждан, государственными ведали магистраты. Комедии Плавта в период республики ставились еще в примитивном театральном оформлении, на дощатом помосте. Два домика, стоявшие друг против друга, составляли декоративное убранство сцены. Первоначально актеры в римском театре выступали без масок. Это обстоятельство также сближает римский театр с театром нового времени. Мимика актера была видна зрителям, и они могли внимательно следить за ней. Вероятно, и самый характер игры был более живым, энергичным, выразительным, чем в древнегреческом театре, где актеры были стеснены масками, а в трагедиях еще котурнами и тяжелой ниспадающей одеждой. Нам известны имена двух выдающихся актеров Рима периода республики: Росция и Эзопа. Росций был комическим, а Эзоп — трагическим актером. По рассказам, знаменитый Росций тщательно готовил свои роли, часто ходил на форум, слушая речи ораторов и наблюдая за их движениями. Он любил бродить в толпе, изучая движения и жесты окружающих людей. В римских источниках говорится, что Росций впервые ввел маску, чтобы скрыть свое косоглазие. Однако прежде чем выступать в маске, он тщательно изучал ее и согласовывал с ней манеру своей игры.

Аналогичны сведения и о знаменитом Эзопе. Говорят об исключительном обаянии его внешнего облика, о красоте его голоса и величественной манере трагической игры.

Для воспроизведения комедий Плавта требовалось 5 актеров. Актеры объединялись в небольшие группы, во главе стоял антрепренер. Для того чтобы играть в комедиях Плавта, необходимо было быть искусным танцором, акробатом и декламатором.

Обычно арии-кантики пелись за сценой специальными певцами, и актер, исполнявший роль героя, сопровождал арию мимической игрой и телодвижениями. Такое разделение пения и актерской игры восходит, по-видимому, к древним традициям италийского, а может быть, и этрусского театра.

Положение актеров в Риме было тяжелым. Они были бесправны и подвергались даже телесным наказаниям. Сохранились сведения, что актеры Волумний и Сакулион были выпороты на сцене за смелые шутки в театре после убийства Цезаря.

Тит Макций Плавт

Выдающимся драматургом древнего Рима был Тит Макций Плавт (250-184 гг. до н.э.). В эпиграмме, написанной неизвестным поэтом после смерти Плавта, говорится, что римская сцена опустела, и плачут по Плавту «смех, шутки, игра и все бесчисленные метрические размеры».

Биография комедиографа известна нам плохо. С несомненностью можно сказать, что Плавт принадлежал к низшим слоям римского общества. Родился он в Сарсине, местечке в Умбрии, на галльской границе. Римские грамматики сообщают, что, разорившись во время кораблекрушения, Плавт нанялся на мельницу, где вертел жернова, и лишь впоследствии занялся литературным творчеством.

В древности Плавту приписывали очень большое количество комедий. Римский ученый Варрон отобрал 21 комедию, установив их принадлежность Плавту. Эти комедии и сохранились до нас. Заимствуя сюжеты и основной материал у новоаттических комедиографов — Филемона, Дифила и других — Плавт вводит в свои пьесы элементы италийского народного театра с его привычными масками. Он дает героям говорящие имена. Ростовщика, например, зовуг Мисаргирид («Ненавистник денег»), хвастливого воина — Пиргополиник («Башне-градопобедитель»).

Философские мысли, психологические тонкости и нюансы, которыми богата новоаттическая комедия, мало интересуют Плавта. Его пьесы написаны яркими, подчас грубыми мазками, блещут словесной буффонадой, полны веселия и остроумия.

Некоторые комедии как бы распадаются, на ряд сценок и не имеют стройной и связной композиции. Плавт пользуется так же приемом контаминации, то есть соединяет вместе отдельные сценки, взятые из разных комедий. Следы контаминации могут быть подчас обнаружены в его пьесах (например, в комедии «Хвастливый воин» две интриги).

От новоаттической комедии пьесы Плавта отличаются и особенностями художественной формы. Так, в паллиате Плавта чрезвычайно силен музыкальный элемент. Пьеса напоминает современную оперетту диалогические партии чередуются с кантиками, то есть музыкальными ариями, дуэтами, трио. Встречаются кантики, написанные разнообразными сложными размерами. В кантиках высказываются подчас такие мысли, которые были еще слишком сложны для массового зрителя в римском театре. Музыка и пение помогали автору заинтересовать зрителей, привлечь внимание к рассуждениям героев.

Музыкальная сторона комедий Плавта связана, вероятно, с особенностями италийского народного театра. В своем сообщении о происхождении театральных представлений в Риме Тит Ливии говорит о том, что после драмы исполнялась какая-то смесь, «полная мелодий».

Связь с народным театром проявляется у Плавта и в демократической направленности его веселой комедии. Симпатии, поэта всегда на стороне хитрых и умных героев, изворотливых рабов, честных стариков и тружеников. С большой теплотой рисует он, например, рыбаков в комедии «Канат»:

Да, человеку бедному совсем живется плохо,

Тому особенно, кому дохода нету,

Ремеслам же не выучился. Волею-неволей,

У нас как ни скудно дома, будь и тем доволен, видно

Наряд показывает наш, насколько мы богаты,

Крючки вот эти, удочки — доход для нас и пища: Кормиться нужно.

(Ст 290-296)

Насмешки Плавта обрушиваются на жадных ростовщиков, жестоких сводников, богатых скупых стариков. В комедии «Привидение» ростовщик назойливо требует уплаты причитающихся ему процентов:

Процент сюда! Давай процент! Плати процент!

Заплатите проценты мне немедленно!

Проценты будут?

(Ст 603-605)

Раб прогоняет ростовщика, с негодованием восклицая:

Там процент и тут процент:

И слов других не знает, кроме как процент!

Пошел ты прочь! Мерзей тебя животного

Нигде я за всю жизнь свою не видывал

(Ст. 605-608)

В этой характеристике жадного стяжателя проявляется та «народная ненависть к ростовщикам», которая была характерна, по словам К.Маркса, для античного общества[69].

Во многих комедиях Плавта выступает изворотливый раб. Развязность поведения и фамильярное отношение к молодому хозяину, которое свойственно рабам комедий Плавта, противоречит реальной римской действительности, так как положение рабов в Риме было тяжелым. Плавт сохраняет в своих пьесах элементы карнавальной вольности, характерной для празднеств римских Сатурналий, во время которых рабы и хозяева менялись местами и хозяин подчинялся приказам раба. Вместе с тем дерзкие шутки и буффонные монологи, которые произносят рабы в пьесах Плавта, вряд ли могли бы быть вложены в уста свободных граждан. Главным носителем комического стал, таким образом, в комедии Плавта представитель самого низкого социального строя римского общества.

Характерным для Плавта образцом комедии является пьеса «Привидение». В основу положена новоаттическая пьеса Филемона. Филемон обработал сюжет, который встречается и в других произведениях античной литературы. Так, у Лукиана в диалоге «Любитель лжи» некий Аригнот рассказывает о том, как он поселился в доме, где жил черный волосатый дух, являвшийся к нему по ночам.

Плиний Младший в одном из своих писем упоминает о философе Афинодоре, к которому ночью явилось привидение.

Комедия Плавта начинается с веселой перебранки двух рабов, городского и деревенского. Из этой перебранки зрители узнают, что владелец дома уехал по торговым делам из города, а сын с друзьями и преданным ему рабом Транионом весело проводит время в пирах и развлечениях.

После комического диалога рабов следует сольная ария выходящего из дома юноши Филолахета, сына уехавшего старика Феопропида. Филолахет рассуждает о своей любви к гетере Филематии. Чрезвычайно любопытна та оценка, которую дает юноша своему чувству. У Плавта нет психологической тонкости, столь свойственной изображению любовного чувства в комедиях Менандра. Любовь представляется Филолахету бедствием, болезнью, которая постепенно разрушает в его душе все хорошие качества, старательно воспитанные в нем родителями.

Несколько примитивная конкретизация характерна для тех поэтических образов, которыми пользуется в этой арии Филолахет. Только что родившегося человека он сравнивает с новым домом, который постепенно разрушают бури и дожди:

Так вот я и сам дельным был, честным был

До тех пор как в руках был своих мастеров,

А потом, только лишь стал своим жить умом.

Я вконец тотчас же погубил весь их труд

Лень пришла. Мне она сделалась бурею

И вслед затем любовь пришла, как дождь проникла в грудь мою.

Прошла до самой глубины и промочила сердце мне.

(Ст. 132-139)

Любовь, по мнению Плавта, разрушает традиционные нравственные устои римлянина человек утрачивает чувство чести, перестает быть бережливым и обдумывать свои поступки. В подобной оценке проявляется пренебрежительное отношение к этой сфере жизни, рассматриваемой с позиций патриархальной морали. В следующей сценке появляется гетера Филематия со своей служанкой Скафой. Филолахет подслушивает их разговор. Филематия совершает свой туалет, обращаясь за советами к Скафе. Скафа же учит хозяйку искусству одеваться, а заодно и искусству стяжательства. Реплики ее полны грубоватого остроумия. Филематия просит ее подать белила, Скафа на это отвечает, что белила ей не нужны: «Все равно, что чернилами захотела б кость белить слоновую», — и тут же подсказывает хозяйке мудрую мысль о том, что «с одним жить — не любовницы то дело, а матроны». Сценка напоминает излюбленные и комедиографами нового времени, например Мольером, беседы молодых героинь с их служанками-наперстницами. Дальнейшее действие развертывается без всякой органической связи с этой сценой: перед домом появляется подвыпивший друг Филолахета Каллидамант со своей возлюбленной Дельфией. Он приглашен на веселую пирушку. Плавт вкладывает в уста Каллидаманта пьяные речи, которые тот произносит заплетающимся языком. Сценка должна была вволю повеселить римских зрителей. Кое-как пьяный герой попадает, наконец, в дом.

Только улица опустела, как пришел запыхавшийся раб Транион, сообщающий, что только что видел в гавани вернувшегося хозяина. Необходимо навести в доме порядок. В отчаянной сутолоке рабу Траниону вдруг приходит в голову блестящий план действия. Не посвящая в него своего молодого хозяина, он обещает спасти положение, но требует, чтобы веселая компания заперлась в доме и сидела там тихо. Так начинает развертываться главная интрига комедии, которой руководит хитрый и изворотливый раб. Вот перед домом появляется благодарящий Нептуна за благополучное возвращение Феопропид. Как только старик начинает стучать в дверь дома, Транион обращается к нему с предостережениями и уверяет его, что из дома все уже давно выехали, так как в нем появилось привидение. Транион с увлечением рассказывает подробности появления страшного духа:

— Вот слушай. Раз поужинал в гостях твой сын,

Домой вернулся с ужина, все спать пошли

Уснули. А фонарь я потушить забыл

А вдруг, как закричит он сразу! Страшно так.

(Ст 485-488)

Изобретательный раб, не задумываясь, импровизирует речь появившегося ночью мертвеца. В самый разгар его вдохновенной лжи за дверью дома начинается движение. Транион боится, что его блестящая игра будет внезапно испорчена неосторожностью притаившихся в доме гуляк. Однако и здесь он находит выход из положения, требуя, чтобы Феопропид немедленно убежал подальше от дома. Смертельно испуганный старик в ужасе убегает.

Не успевает он удалиться, как внезапно появляется ростовщик, нагло требующий денег у Траниона. Дело в том, что за время отсутствия отца Филолахет купил у сводника гетеру Филематию. Изворотливый раб на минуту растерялся. Приходится опять искать выход из трудного положения. Услышав разговор Траниона с ростовщиком, старик спрашивает о том, куда пошли полученные деньги. Со смелостью отчаяния раб объявляет, что на эти деньги Филолахет купил новый дом, ведь из старого пришлось спешно выехать. Скупой и расчетливый Феопропид требует, чтобы ему немедленно показали дом. Тут интригану приходится вновь пуститься на всякие хитрости, чтобы осмотр чужого дома прошел благополучно. Он уверяет соседа, что Феопропид сам собирается строить дом и интересуется устройством соседнего. Своего же хозяина он просит вести себя деликатно и не напоминать владельцу о сделке.

Когда Транион видит, что все обошлось благополучно, то, гордый своими удачами, подсмеивается над обманутыми стариками, сравнивая себя с вороной, клюющей двух коршунов.

Изворотливые рабы в комедиях Плавта любят сопоставлять себя с великими полководцами, а свое искусство — с военным искусством. Хвастливые речи произносит и Транион:

Молва гласит, что Александр и Агафокл

Великие дела свершали. Двое их.

Однако же. А мне что будет третьему?

Ведь я один творю дела бессмертные!

(Ст. 775-779)

Но ловко задуманная интрига кончается катастрофой. Феопропид встречает у своего дома рабов, пришедших за пирующим у Филолахета Каллидамантом, и они рассказывают всю правду ошеломленному и негодующему старику.

Блестяще развернув интригу, Плавт не умеет, однако, закончить пьесу с достаточной убедительностью. Ловкий раб и легкомысленный Филолахет получают прощение благодаря заступничеству Каллидаманта, ссылающегося на молодость Филолахета и обещающего оплатить все издержки.

В «Привидении» главный интерес представляет развертывание занимательной интриги. Интрига обусловлена не характерами действующих лиц, а основана на неожиданности положений, в которые попадают герои благодаря изобретательности раба-интригана. К такому типу комедии принадлежат пьесы «Псевдол», «Хвастливый воин», «Стих» и др. Однако у Плавта есть и комедии иного характера.

Любопытна пьеса «Амфитрион», сюжет которой взят из мифологии. Здесь рассказывается о любви верховного бога Юпитера к смертной женщине Алкмене, супруге героя Амфитриона. Юпитер спускается к ней в то время, когда ее муж находится в походе. Верховный бог принимает облик Амфитриона, верность которому хранит добродетельная Алкмена. Меркурий, сопровождающий Юпитера, разыгрывает роль слуги Амфитриона Сосии. В комедии развертываются веселые сценки, основанные на путанице персонажей.

Комическая травестия мифа была излюбленной в низовых жанрах античного театра. На италийских вазах часто встречаются изображения комических сценок, героями которых являются боги и мифологические персонажи. Геракл выступает в роли обжоры, Одиссей оказывается трусом и лгуном, высмеиваются любовные похождения Зевса. Традиции подобного рода представлений продолжает в своей комедии «Амфитрион» и Плавт. Тип трогательной комедии представлен пьесой «Пленники». Комической здесь оказывается только фигура парасита Эргасила.

У старика Гегиона был украден его младший сын, а старший попал в плен во время войны. Для того чтобы выменять сына, старик скупает пленных. К нему в дом попадает один знатный юноша со своим рабом. Этот раб оказывается давно пропавшим младшим сыном Гегиона. Раб и знатный хозяин обмениваются ролями для того, чтобы хозяин мог вернуться на родину. Когда обман обнаруживается, то разгневанный Гегион отправляет раба в каменоломни, не зная о том, что это его собственный сын. Однако пьеса кончается благополучно. Филократ, вернувшийся хозяин несчастного раба, приводит того человека, который продал некогда Гегиону похищенного мальчика. Привозит он и старшего сына.

В этой комедии Плавт с большой проникновенностью раскрывает благородные чувства своих героев: стремление принести себя в жертву ради друга, любовь престарелого отца к своим сыновьям, великодушие слуг и хозяев.

Такой же серьезный моралистический характер носит и пьеса «Канат». Плавт обработал здесь историю освобождения девушки от власти сводника, использовав новоаттическую комедию.

В пьесе выступает благородный старик, узнающий в конце комедии в одной из девушек, спасающейся от власти сводника в храме Венеры, свою похищенную в детстве дочь. В пьесе имеется сцена, напоминающая комедию Менандра «Третейский суд». Раб извлекает из морских волн короб с вещами одной из девушек. О праве собственности на него возникает спор. Раб Трахалион утверждает, что короб должен быть отдан владелице:

В той шкатулке погремушки; маленькой

В них она играла. Это все лежит в плетенке той

Для него какая польза в них? А ей могли б они

Помощь оказать несчастной, если б их он отдал ей.

(Ст. 1081-1084)

Теме подкинутого и найденного ребенка, столь излюбленной в новоаттической комедии, посвящена и пьеса «Шкатулка» (переделка комедии Менандра «Сотрапезницы»).

«Кубышка» дала материал для создания галереи образов скупых в комедии нового времени. Героем ее является честный бедняк Эвклион, случайно нашедший в своем очаге горшок с золотыми монетами. Спрятав свой клад, он теряет душевное равновесие, боится воров, опасается подозрений соседей. По природе своей он совсем не скупой, но волею судеб попал в положение богатого человека, которое стесняет и мучает его. В подобном изображении скупости честного бедняка также проявляются демократические симпатии Плавта. Когда Эвклион подарил, наконец, кубышку своей дочери и зятю, он опять вернулся к спокойной привычной жизни. Старик радуется, что может теперь крепко спать.

Таким образом, Плавт знакомит римских зрителей в своих комедиях с более развитым миром мыслей и чувств, свойственных новоаттической комедии. Его пьесы, несомненно, сыграли большую роль в развитии римской культуры.

Римский и греческий быт, имена римских магистратов и греческих богов, римские законы и греческие нравы — все это образует в его комедиях веселую смесь фантастики и реальности.

Квинт Энний

Современником Плавта был один из выдающихся поэтов Древнего Рима — Квинт Энний (239-169 гг. до н.э.). В отличие от Невия и Плавта, принадлежавших к демократическим слоям римского общества и отражавших настроения широких масс римского плебса, Энний был близок к группировке римского нобилитета, возглавлявшейся Публием Корнелием Сципионом Африканским.

Сципион Африканский в течение ряда лет играл большую роль в римской политической жизни: был диктатором (218 г.) и консулом. Один из образованнейших людей своего времени, хорошо знакомый с эллинистической культурой, он стремился обогатить римскую политическую мысль идеями, заимствованными у эллинистических полководцев и государственных деятелей.

Так же, как и Сципион, Энний был пламенным поклонником греческой образованности. Поэт происходил из Калабрии, области со смешанной италийско-греческой культурой. Он хорошо знал философию Пифагора и Эмпедокла, популярную в южной Италии. Как и Невий, Энний служил в римском войске во время второй Пунической войны и прибыл в Рим после ее окончания, в 204 г.

Подобно Ливию Андронику и Невию, он пишет трагедии и комедии по греческому образцу и создает эпическую поэму «Анналы». Кроме того, он выступает в роли популяризатора эллинистической философии в Риме. Эннию принадлежит поэма «Эпихарм», перевод произведения эллинистического писателя Евгемера.

Фрагменты драм свидетельствуют о том, что он так же, как его предшественники, перерабатывает греческие трагедии Софокла и Еврипида, а в комедиях ориентируется на пьесы новоаттических авторов. Выдающимся произведением Энния была эпическая поэма «Анналы». Эта поэма, от которой до нас дошли только отрывки, в течение почти двух веков была наиболее популярным в Риме произведением эпического жанра. Из широкого читательского обихода это произведение вытеснила лишь «Энеида» Вергилия.

Как и Невий, Энний ставил перед собой задачу создания римского эпоса, сочетая в нем традиции Гомера со стилем старинных римских хроник. Однако по целому ряду вопросов он полемизирует со своим предшественником, критикуя его произведения за примитивизм, отсутствие философских обобщений и бедность языка.

«Анналы» — первое произведение римской поэзии, написанное гекзаметром. С произведениями древнегреческой литературы его сближают философские рассуждения и искусно разработанные речи героев. Поэма открывается рассказом о сне, который видит Энний, уснув на горе Муз. Ему является тень Гомера и сообщает, что душа великого греческого певца ныне переселилась в грудь римского поэта — автора «Анналов». Таким образом, Энний как бы оказывается новым римским Гомером.

В поэме, состоящей из 16 книг, рассказывается о бегстве Энея и его скитаниях, о ранних периодах истории римского государства, затем излагаются события второй Пунической войны и современных Эннию Македонской и Истрийской войн.

В центре внимания поэта — деятельность выдающихся римских полководцев и государственных деятелей. Он воспевает мудрость Сципиона и Фульвия Нобилиора, дает оценку полководческой деятельности Фабия Максима, прозванного Кунктатором (Медлителем) во время войны с Ганнибалом. Он видит в тактике Фабия трезвую мудрость и твердую уверенность в конечной победе римлян.

«Один человек, — пишет Энний, — спас своей медлительностью наше государство, он не ставил ропот и недовольство толпы выше, чем дело спасения Рима, и вот теперь все ярче и ярче сияет слава этого мужа и будет сиять в течение столетий».

Подвиги простых воинов также находят в нем достойного певца. Он прославляет непобедимость и стойкость римского народа: Нравами древними держится Рим и доблестью граждан. В поэме мы встречаемся с ранними проявлениями римского гуманизма, поборником которого станет затем последователь Энния комедиограф Теренций.

Слово «humanitas» — гуманизм — латинское. Одна из великих идей культуры нового времени — идея гуманизма, мысль о ценности и значительности человеческой личности была известна уже римлянам. Энний порицает кровопролитные и гибельные войны, выступает защитником мудрости, просвещения и душевного благородства.

Описывая начало Пунической войны, он рисует образ кровавой богини Распри, разжигающей злые инстинкты карфагенской толпы. С негодованием замечает он, что «силой слепой решают дела кабаны лесные». Язык Энния полон звучных аллитераций и ассонансов; поэт вводит новые слова, пользуется фигурами ораторской речи; прибегая к яркой, хотя и несколько наивной звукоподражательности, он описывает пение военной трубы:

At tuba terribili sonitu «taratantara» dixit

Звуком тревожным труба «таратантара» грозно сказала.

Среди фрагментов поэтических произведений Энния есть яркие художественные описания. Обращает на себя внимание, например, картина раннего утра:

Свод небес молчит широкий, неподвижно он стоит

Дал покой суровым водам грозный бог морей Нептун.

Бег коней крылатых солнце задержало в высоте.

Не журчат речные струи, не шуршит листва дерев.

Крупнейшие поэты Рима — Лукреций, Вергилий, Овидий — неизменно называли Энния «отец Энний» и видели в нем своего талантливого предшественника.

Сам Энний в надгробной эпиграмме метко определил свои заслуги в области римской поэзии:

Граждане, взор обратите на облик Энния старца

Подвиги ваших отцов в песнях своих он воспел

Пусть не плачет никто над прахом. Слезы сдержите!

Буду летать по устам вашим я вечно живой.

Комедии Теренция

Энний создал целое направление в римской литературе. В трагедии его продолжателями были Пакувий и Акций, в комедии — Цецилий Стаций. Оба они гораздо ближе придерживались греческих образцов, чем Плавт. Однако наиболее видным представителем этого направления был выдающийся римский комедиограф Теренций (около 190-159 гг. до н.э.). Шесть комедий Теренция полностью дошли до нас. Образцы для своей паллиаты он берет главным образом у Менандра.

Из античной биографии поэта известно, что он происходил из Африки и был привезен в Рим сенатором Теренцием Луканом. В Риме он получил образование и имя Публий Теренций Афр.

Молодой поэт общался с деятелями сципионовского кружка: со Сципионом Эмилианом Младшим, с Гаем Лелием и Фурием. В этом кружке был чрезвычайно велик интерес к греческой культуре и литературе. В 60-х годах II в. эта политическая группировка играет видную роль в жизни Рима. В период ее политического влияния на римской сцене идут комедии Теренция. Эти политические деятели придерживаются принципов гуманизма в обращении с покоренными народами, проповедуют социальный мир между общественными группами Рима. Для возвеличения Рима и оправдания его политики в эта время выдвигается ряд философских и политических теорий. Греческие мыслители, живущие в Риме, Панетий и Полибий выступают с учением об «идеальном строе» Рима. Они приспособляют греческую стоическую философию к запросам римского нобилитета. Близкий к группировке Сципионов Теренций также является убежденным поборником гуманизма в отношениях между людьми. Ему принадлежит знаменитое изречение: «Я человек, и ничто человеческое мне не чуждо». Пьесы Теренция во многом отличаются от веселой буффонной комедии Плавта. Теренций развивает жанр «слезной комедии», начало которому положил Плавт своей пьесой «Пленники». У Теренция мы не встретим элементов грубого комизма. Веселая шутка лишь иногда звучит в остроумных диалогах и репликах действующих лиц.

Зритель в античном театре, в отличие от современного зрителя, был всегда осведомлен о том, каково будет содержание театрального зрелища, на котором он присутствует: мифологические сюжеты в период расцвета греческого классического театра были хорошо знакомы любому греку. Весь ход действия в трагедии Софокла «Царь Эдип» основан на том, что зрители лучше осведомлены о предстоящих событиях, чем сами действующие лица драмы. Именно на этом часто строится «трагическая ирония» древнегреческих драматургов.

При постановке комедий Плавта зрителю также рассказывали в прологе о содержании пьесы. В отличие от предшествующей театральной традиции, комедии Теренция не предваряются рассказом содержания. В этом отношении они напоминают драму нового времени.

Типичным образцом слезной комедии Теренция может служить пьеса «Свекровь».

В прологе рассказывается о том, что представление драмы несколько раз срывалось. Зрители убегали из театра смотреть на канатных плясунов. Это обстоятельство свидетельствует о том, что комедии Теренция не пользовались успехом у широких слоев римских зрителей. Они, несомненно, были рассчитаны на верхушку образованного римского общества. На это указывает весь характер комедии, ее язык, круг вопросов, которые она затрагивает.

Из других прологов комедий Теренция известно, что вокруг его пьес развертывались ожесточенные литературные споры. Комедиографа обвиняли в плагиате, утверждали, что пьесы за него пишут его знатные покровители Сципион и Лелий. Ему ставят в упрек даже контаминацию, которой так свободно пользовались Плавт, Энний и Невий.

В комедии «Свекровь» Теренций использовал новоаттическую пьесу Аполлодора Каристского. Сюжет близок к сюжету «Третейского суда» Менандра. Перед нами двое недавно поженившихся молодых людей: Памфил и Филумена. Молодой муж вынужден уехать из Афин по делам, а в это время у его жены Филумены ранее положенного срока рождается ребенок. В результате выясняется, как это часто бывает в пьесах Менандра, что отцом ребенка является Памфил. Когда-то давно на празднике в пьяном виде он совершил насилие над Филуменой и снял с нее кольцо, которое затем подарил своей возлюбленной — гетере Вакхиде. Это кольцо и помогает выяснить истину.

Традиционная злая свекровь, один из любимых персонажей народного фарса, оказывается у Теренция воплощением благородства и самоотверженности. Узнав, что ее подозревают в плохом отношении к невестке, она готова уехать в деревню и жить там, чтобы не мешать счастью сына.

Престарелые отцы молодых людей — Лахет и Филипп тоже всячески стараются примирить супругов. Они ничем не напоминают ворчливых, скупых и злых стариков — излюбленные маски комедии Плавта.

Гетера Вакхида, прежняя подруга Памфила, проявляет изобретательность и душевное благородство, стараясь помочь ему разобраться в происходящем. Она также не похожа на традиционную гетеру комедии. Особенно интересен образ Памфила. Теренций раскрывает психологию персонажа, показывает его душевные колебания, глубокое раскаяние в несправедливом отношении к жене.

Беря обычные стандартные маски, Теренций дает их в новом оригинальном осмыслении, лишая привычных для комедии Плавта буффонных элементов. В комедии нет суетливой фигуры интригующего раба. Поэт следует здесь за новоаттическими комедиографами, в особенности за Менандром.

Из замечаний римского грамматика Доната к комедиям Теренция известно, что поэт не всегда точно придерживался греческих оригиналов. Так, например, он присоединил собственный конец к пьесе Менандра «Братья». В этой комедии Теренций ставит проблему воспитания.

У Демеи, добродетельного сельского хозяина, два сына — Эсхин и Ктесифон. Ктесифона Демея воспитывает сам, а Эсхила отдал на воспитание брату Микиону, живущему в городе.

Следуя традиционной римской системе, Демея воспитывает сына в строгости и повиновении, а Микион разрешает Эсхину тратить много денег на удовольствия и даже поощряет его любовные увлечения. Микион — сторонник гуманного воспитания и дружеской искренности в отношениях старших с младшими. Система воспитания Демеи как будто бы терпит в комедии крах, так как его воспитанник Ктесифон влюбляется в кифаристку. Отнять ее у сводника помогает ему старший брат Эсхин, влюбленный в бедную девушку, на которой он также обещал жениться. Однако конец комедии несколько неожиданный.

Добродетельный Демея выступает устроителем общего счастья. Он заставляет Микиона жениться на матери невесты Эсхина, но порицает чрезмерно легкомысленное отношение к вопросам воспитания. С его точки зрения, потворство легкомыслию не может привести к хорошим результатам.

Очевидно, Теренций выступал за смягчение традиционной римской системы воспитания, но вместе с тем возражал и против рабского следования грекам.

Музыкальная сторона в комедиях Теренция менее разработана, чем у Плавта. Язык его сдержан и изящен. Античные критики упрекали Теренция за отсутствие «силы» в языке, но хвалили за обрисовку характеров, в которой он следовал за Менандром.

Теренция читали и изучали в римской школе. Благодаря этому рукописи его комедий сохранились до нас. Представители «слезной комедии» XVIII в. видели в Теренций своего выдающегося предшественника. Лессинг считал пьесу «Братья» образцом «трогательной» комедии.

Тогата и ателлана

На рубеже II и I вв до н.э. римская комедия актуализируется. Паллиата, т. е комедия плаща, сменяется тогатой — комедией тоги. Тогата посвящена местным италийским сюжетам, хотя в известной степени ее авторы продолжают традиции бытовой драмы Теренция.

Наиболее популярными авторами тогаты были Титиний, Атта и Афраний. Авторов тогаты интересовали бытовые сюжеты и провинциальные нравы. У Титиния была комедия под названием «Валяльщики». Афраний написал пьесу «Развод», в которой изображался конфликт между мужем и женой, возникший из-за того, что отец отказался дать своей дочери приданое. Картины из жизни модного италийского курорта Байи изображены в комедии Афрания «Теплые воды».

От тогаты дошли до нас лишь фрагменты, по которым трудно составить отчетливое представление о характере этой комедии. Римский писатель Сенека отмечал: «Тогата отличается серьезностью и занимает промежуточное место между трагедиями и комедиями».

В этот период получает литературное оформление и издавна существовавший в Италии жанр фольклорной ателланы. Ателлана — один из популярнейших жанров народного италийского театра. В течение веков на шумных городских площадях Италии разыгрывались комические сценки с постоянными масками Свое название комедия получила от осского городка Ателлы в Кампании.

Небольшая одноактная пьеска не имела первоначально закрепленного текста и импровизировалась актерами по сюжетной канве, как это свойственно фольклорному театру.

Постоянными масками веселой пьески были Макк, Буккон, Папп и Доссен. Макк (Maccus) — «дурак». Памятники изобразительного искусства запечатлели маску Макка: лысая голова, крючковатый нос, большие торчащие уши. Макк — обжора и волокита, постоянно попадающий впросак. Его часто бьют. Буккон (Bucco) — «щекастый». Имя этого персонажа происходит от слова «bucca», то есть щека. Это толстощекий болтун с отвисшими губами, обжора и сплетник, напоминающий парасита новоаттической комедии. Папп (Pappus) — «папаша» — плешивый, смешной старик, волочащийся за молодыми красотками. Доссен (Dossenus) от dorsum — горб, — злой горбун и ученый шарлатан, дурачащий своих слушателей мнимой ученостью.

Эти персонажи древней веселой ателланы являются отдаленными предшественниками знаменитых масок итальянской комедии. Макк напоминает Арлекина, Папп — знаменитого Панталоне — богатого старика, купца итальянской комедии, честолюбца и ловеласа, а Доссен — ученого доктора-шарлатана, который смешит итальянских зрителей эпохи Возрождения своей мнимой ученостью.

Литературное оформление забавная фольклорная ателлана получает в I в. до н.э. в творчестве Помпония и Новия. Ателлана ставится в это время как заключительная пьеса после представления трагедии.

Эти поэты создают такие пьески, как «Обойденный Папп», «Папп — искатель должности» и т.д., в которых высмеивается честолюбивый старик, стремящийся к занятию государственных должностей, но всегда проваливающийся на выборах. Политические намеки и насмешки также встречались в этих веселых комедиях. В комедиях «Макк — девушка» и «Макк — воин» выступал глупый простак. В пьесках изображались сельские жители, высмеивались суеверия италийских крестьян; появлялись маски Ламии — страшной пожирательницы детей, которую боялись невежественные крестьяне, Мандука — страшного людоеда с огромными зубами, Мания — оживлявшего страшных мертвецов.

Сохранились названия ателлан: «Козочка», «Опоросившаяся свинья», «Больной кабан», «Коровий пастух». Авторы ателланы, несомненно, опирались на богатые традиции италийского фольклорного театра.

Марк Поркий Катон

Со второй половины II в., когда Рим вступает в полосу острой социальной борьбы, начинают бурно развиваться различные прозаические жанры римской литературы: появляется публицистика, пишут мемуары, памфлеты, исторические монографии. Политическая литература, связанная с интересами дня, обычно утрачивает свой интерес для последующих поколений, поэтому огромная публицистика Древнего Рима дошла до нас лишь в незначительных фрагментах.

Первые римские историки писали свои труды на греческом языке. «История Пунической войны» Фабия Пиктора была предназначена не столько для римлян, сколько для просвещенного эллинистического мира. Она должна была познакомить греков с новым молодым государством, вышедшим на мировую арену.

Последующие историки Рима, младшие и средние анналисты (Гемина, Писон и др.), пишут уже на латинском языке. От их произведений сохранились только небольшие фрагменты.

Колоритной фигурой республиканского Рима был Катон Старший (234-149 гг. до н.э.). Марк Поркий Катон — представитель крупных римских землевладельцев, «новый человек», среди римской знати. Полководец и государственный деятель, он стяжал особую славу своей цензурой, безжалостно преследуя римских нобилей и сенаторов за нарушение нравственных норм. Сторонник старых патриархальных нравов, защитник италийских земледельцев, он выступает против Сципиона Африканского и всех поклонников эллинистической культуры в Риме. Свои жизненные идеалы Катон изложил в ряде сочинений: «О земледелии», «Сыну Марку», сборнике изречений «О нравах».

В трактате «О земледелии» собраны полезные советы римским землевладельцам. Расчетливый и скупой хозяин, Катон учит, как покупать имение и вести хозяйство. Он дает советы: «покупай не то, что нужно, а то, что необходимо», «хороший муж тот, кто опытен в возделывании земли и чьи инструменты всегда блестят», «лень — мать всех пороков». Владелец крупной латифундии, он требует от римлян не только патриархальной чистоты нравов, но и умения извлекать прибыль из своих имений.

Катон презирает ухищрения красноречия, уверяя, что главное — «дело», а «слова последуют сами». Однако его идеал — «муж хороший, умеющий говорить».

Язык Катона меткий, сжатый, служил идеалом для римских «архаистов». Катон, несомненно, использовал и колоритную живую речь современных ему жителей Италии, несколько сгладив ее и введя литературные обороты древнегреческого языка.

В старости он написал исторический труд «Начала» — первую историографию на латинском языке. Катон не ограничивался историей Рима, но рассказывал о происхождении различных городов Италии. Отрицательно относясь к деятельности многих римских нобилей, он не называет в своей истории имен, упоминая лишь о «консулах», «трибунах» и т.д. Катон восхваляет обычаи предков и древние установления, часто противопоставляя простоту и суровость римлян изнеженности и честолюбию греков.

Презрение к грекам не помешало, однако, Катону познакомиться с эллинистической литературой и использовать свои знания в многочисленных сочинениях. Последующая римская традиция любила изображать Катона «идеальным римлянином» древних времен.

Сатира Лукилия

Одним из оригинальных художественных жанров, созданных древними римлянами, была сатира. Острое, насмешливое изображение современников, нападки на нравы, картины жизни общества, полные сарказма и иронии, составляют характерные черты римской сатиры, представленной в творчестве Горация, Персия и Ювенала.

Первым поэтом-сатириком Древнего Рима был Гай Луцилий (ум. в 101/102 гг. до н.э.). Сатира Луцилия имеет ряд особенностей, отличающих ее от сатиры Горация и Ювенала.

Гай Луцилий — представитель римского нобилитета, богатый римлянин, отказавшийся от политической карьеры и государственной деятельности ради литературных и философских занятий. Он находился в личном общении с греческими философами, и представитель «новой Академии» Клитомах посвятил ему один из своих философских трактатов.

Луцилий поддерживал дружеские отношения со Сципионом Младшим и его сторонниками. Он сражался под командованием Сципиона в Нуманции (в 134/133 гг.). Есть предположение, что свой сатиры он написал в старости, подводя итоги долголетних наблюдений и философских размышлений.

Слово «satura» значит «смесь». И действительно, в ранней римской сатире Луцилия мы встречаемся со стихотворным жанром, в который включены самые разнообразные темы. Среди 30 книг Луцилия, дошедших до нас лишь в незначительных отрывках, были книги, посвященные популяризации различных философских положений (XIV кн. — изложение учения Панетия), литературной полемике (IX и X кн.), описанию путешествия по Кампании и Сицилии (III кн.), политическим темам (II кн. — описание заседания римского трибунала) и даже любовной теме (XVI кн. посвящена возлюбленной, которая названа Коллирой). Луцилий пишет ямбическими размерами и элегическим дистихом, однако в конце концов останавливается на гекзаметре, которым и в дальнейшем будут пользоваться римские сатирики.

Он отрицательно относится к высоким литературным жанрам — эпосу и трагедии, смеется над мифологией. Поэт считает что писать нужно о реальной действительности; он знакомит своих слушателей с воззрениями философов, полагая, что философия учит человека истине и правильным нормам поведения.

Луцилий иллюстрирует свои философские положения бытовыми примерами, нападает на современников, попирающих нормы нравственности. Поэт порицает взяточничество и роскошь, честолюбие и показную ученость, смеется над суевериями. Он говорит, что наивно думать, будто бронзовые изваяния могут внезапно ожить, нелепо верить в истинность сновидений и заниматься толкованием снов.

По свидетельству позднейших римских писателей, поэт не щадил в своих сатирах ни простых, ни знатных людей. Луцилий осуждает за взяточничество консула 194 г. Аврелия Котту, осмеивает Гая Кассия, называя его скупщиком конфискованного добра и вором, обрушивается на грекомана Албуция, которого даже приветствовать приходится греческим «хайре» (здравствуй).

В одной из книг давалась пародия на «совет богов», который любили изображать эпические поэты, последователи Гомера, в том числе и Энний. Боги собрались на заседание, напоминающее заседание римского сената, для того чтобы решить вопрос о спасении гибнущего от разложения нравов Рима. Среди почтенных богов Олимпа сидит и грубый деревенщина, римский Ромул, с удовольствием лакомящийся вареной репой. Этот грубый, но сметливый бог предлагает выход из создавшегося положения спасти Рим можно только в том случае, если погибнет наглый государственный деятель Лентул Луп (консул 123 г.). Сатира обращена против врага сципионовской группировки Лентулл Лупа, незадолго перед тем умершего.

Следуя учениям греческих философов, Луцилий стремился сочетать их с патриархальными нравственными нормами римского полиса. Мы встречаем у него рассуждение о том, что такое «истинная доблесть» («virtus»). Она заключается, с его точки зрения, в следовании учениям философов и в выполнении нравственного долга перед семьей и государством: «Пользу родины ставить на первом месте и главном, место второе — родителям, нам же — последнее — третье».

В сатирах Горация и Ювенала найдут дальнейшее развитие важнейшие стороны сатиры Луцилия: популяризация философских учений, интерес к современному быту и современным нравам, противопоставление сатиры высоким жанрам — трагедии и эпосу. Однако в последующие исторические периоды жизни Рима почва для личных политических выпадов будет значительно менее благоприятна. В сатирах Горация и Ювенала отсутствуют политические выпады против современников, нет и характерной для Луцилия пестроты содержания. Гораций считал эту пестроту недостатком и говорил, что сатира Луцилия течет «мутным потоком».

ЛИТЕРАТУРА ПЕРИОДА РАСПАДА ПОЛИСА

Процессы распада римского полиса, начавшиеся в середине II в. до н.э., приобретают в I в. до н.э. особенно острый характер. Полисная форма уже не соответствует потребностям огромного государства, владеющего многочисленными землями. Рост крупного землевладения привел к разорению крестьянства и наплыву в Рим многочисленных люмпен-пролетариев. Разгораются гражданские войны (87-82 гг).

Эксплуатируемые рабы поднимают грандиозное восстание, во главе которого становится умный и мужественный Спартак (73-71 гг.). Все это приводит в конце концов к установлению диктатуры Цезаря (49-44 гг). После его убийства вновь вспыхивает гражданская война.

В это время происходит пересмотр старых идеологических ценностей и нравственных норм, выработанных полисным Римом. Разрушается старое мировоззрение, вырабатывается новый взгляд на мир. Отдельный человек со своим богатым внутренним миром и яркой индивидуальностью выдвигается в произведениях литературы на первый план. Неуверенность в завтрашнем дне, трагические диссонансы и глубокий пессимизм, объясняемые исторической обстановкой, характерны для мировоззрения многих писателей этого времени.

Поэзия Катулла

Гай Валерий Катулл (80-54 гг. до н.э.) — представитель лирической поэзии Древнего Рима. Небольшие стихотворения, напоминающие лирические произведения нового времени, — жанр, который в Риме впервые разрабатывается в творчестве Катулла. Однако деятельность этого замечательного поэта была подготовлена предшествующим развитием литературы.

Плохая сохранность литературных памятников чрезвычайно затрудняет построение истории римской литературы. Отдельные связующие звенья подчас совершенно недоступны нашему наблюдению, многое сохранилось во фрагментах и отрывках, в том числе произведения предшественников Катулла и современных ему лирических поэтов.

Старые литературные жанры полисного Рима — эпос и драма — постепенно утратили свое значение. С разложением полиса и утратой интереса к государственной деятельности, с распадом старого мировоззрения и нравственных норм у отдельных представителей литературы развивается интерес к малым литературным жанрам. Эти жанры — небольшая эпическая поэма (эпиллий), эпиграмма, идиллия — были широко представлены в александрийской поэзии. Малые жанры давали простор для изображения внутреннего мира человека и его интимной жизни.

В середине I в. до н.э. развертывается деятельность так называемых неотериков («новых» или «новомодных» поэтов). К числу неотериков принадлежал и Катулл. Этих поэтов объединяла дружба и общность литературных воззрений. Все они увлекались александрийской поэзией, многие происходили из одной провинции — Галлии, часто посвящали друг другу свои произведения. К сожалению, судить об их поэзии можно только по цитатам римских грамматиков и косвенным данным.

Катулл прожил недолгую жизнь. Биография его известна нам плохо. Родившись в Вероне, он благодаря связям отца получил доступ в знатное римское общество. В числе спутников претора Меммия он посетил Вифинию, незадолго до этого ставшую римской провинцией. Он побывал в городах Малой Азии и Трое, где был похоронен его брат. В Вифинии он мог наблюдать жизнь восточного эллинистического города, познакомиться с восточными культами и искусством. Интерес к Востоку нашел отражение в ряде произведений Катулла, в частности в его эпиллиях.

Дошедший до нас сборник произведений построен таким образом: сначала идут лирические стихотворения, в центре сборника расположены крупные произведения — поэма «Аттис», свадебные стихотворения, эпиллий, посвященный свадьбе Пелея н Фетиды, перевод стихотворения Каллимаха «Локон Береники». Замыкается сборник эпиграммами (небольшими стихотворениями, написанными элегическим дистихом).

Стихотворения Катулла посвящены различным темам. Здесь и обращения к друзьям, и насмешливые стихотворения, и любовная лирика. Его произведения всегда имеют адресатов и связаны с конкретными событиями личной жизни поэта.

Своеобразна насмешливая лирика Катулла, В его стихотворениях нет типических обобщений пороков, характерных для жанра сатиры. Он клеймит гневными стихами своих личных обидчиков. Так, например, 12-е стихотворение обращено к Азинию Марруцину, крадущему у зазевавшихся собеседников носовые платки. Похитил он платок и у Катулла. Платок дорог поэту как память о друзьях. Поэт требует, чтобы похищенное было возвращено, и грозит в противном случае ославить вора.

В другом стихогворении он обращается к своим стихам, как к одушевленным существам, и призывает их окружить девушку, похитившую таблички с его произведениями. Сначала похитительницу ругают:

Кто она, если спросите, отвечу:

Та, что нагло идет, кривляясь дерзко,

И смеется своей собачьей мордой.

Окружите ее и заклеймите:

«Дрянь продажная, отдавай таблички.

Отдавай, продажная дрянь, таблички!»

Когда ругательства не оказывают должного действия, то поэт иронически просит:

Дева чистая, мне отдай таблички!

Насмешливая лирика Катулла связана с традицией италийской фольклорной инвективы. Простонародные выражения, которые он употребляет, самый характер личной издевки напоминают знаменитые carmina famosa — «песни-поношения», широко распространенные в италийской фольклорной поэзии. Несколько меняется характер насмешливой поэзии Катулла в эпиграммах. Здесь издевки над врагами приобретают более обобщенный характер. Жанр эпиграммы требует от поэта краткости и лаконичности выражения, заостренности мысли и словесной формы:

Я не стремлюсь ведь, о Цезарь, тебе понравиться, также

Мне безразлично, поверь, бел ты иль черен душой.

(Ст. 94)

Грубость насмешки в поэзии Катулла контрастирует с тонкостью и глубокой нежностью его посланий, обращенных к друзьям и возлюбленной. В стихотворениях поэт изливает свои чувства по поводу конкретных событий личной жизни: приглашая друга Фабулла на обед, обещает ему вместо богатого угощения любовь и ласку (13), радуется возвращению в Рим Верания (8), упрекает в забывчивости Алфена (30), просит приехать в Верону любимого друга Цецилия (35):

К другу милому, нежному поэту

Отправляйтесь скорее эти строки.

Пусть в Верону идет покинув стены

Кома нового и Ларийский берег.

Жалуется на болезнь, которая измучила его (38):

Плохо мне, Корнификий, видят боги,

Плохо мне, твоему Катуллу, тяжко.

С каждым днем тяжелей и с каждым часом.

Ты же мне в утешение не хочешь

Ни одной сочинить отрадной строчки.

В одном из своих стихотворений поэт радуется предстоящему возвращению из Вифинии в Рим (44):

О как сердце пьянит желанье странствий!

Как торопятся в путь веселый ноги!

Единственное застольное стихотворение перевел А. С. Пушкин:

Пьяной горечью Фалерна

Чашу мне наполни, мальчик,

Так Постумия велела,

Повелительница оргий.

Вы же, воды, прочь теките

И струей, вину враждебной,

Строгих постников поите.

Чистый нам любезен Бахус.

Пушкин оставил без перевода одну строчку стихотворения, в котором Постумия сравнивалась с пьяной виноградной ягодой. Это сравнение показалось, по-видимому, поэту труднопереводимым.

Любовные стихотворения Катулла обращены к женщине, которая носит псевдоним «Лесбия» (лесбиянка). По античным свидетельствам, героиней его романа была римлянка Клодия, сестра трибуна Клодия. Признания в любви перемежаются у Катулла с проклятиями по адресу неверной возлюбленной, с мольбами к богам и жалобами на горечь чувства, напоминающего болезнь. В любовных стихотворениях Катулл использует иногда привычные мотивы древнегреческой любовной лирики, представленной поэзией Сапфо и Мимнерма и эллинистической эпиграммой. Он переводит одно из стихотворений Сапфо («Мнится мне, как боги блажен и волен...»).

Однако и эти произведения, связанные с литературной традицией, окрашены глубоким личным чувством, по-новому освещающим привычные мотивы античной любовной лирики. Так, например, перевод Сапфо неожиданно заканчивается обращением поэта к себе самому

От безделья ты, о Катулл, страдаешь,

От безделья ты необуздан слишком.

От безделья царств и царей счастливых

Много погибло.

(Пер Л. А. Ошанина)

Прося у своей возлюбленной неисчислимое количество поцелуев (ст. 5 и 7), Катулл хочет поэтически изобразить беспредельность своего чувства:

Ты спросила меня о поцелуях,

Сколько, Лесбия, мне довольно б было,

Сколь великое множество песчинок

Покрывает Ливийскую пустыню

Меж оракулом знойного Аммона

И священною Баттовой гробницей,

Или сколько несчетных звезд на небе

Смотрят вниз на любви немые тайны.

Столько раз целовать тебя хотел бы,

Чтоб безумную я насытил жажду.

Глубокое чувство Катулла не укладывается в привычные для античного человека рамки любовных отношений с гетерами и вольноотпущенницами. Поэт подчеркивает силу и необычность своего чувства.

Я почитаю тебя не так, как любят подружку,

Но как любит отец зятя, и сына, и дочь.

(72)

Нет, ни один никогда не любил так женщину, верь мне,

Как свою Лесбию я нежно и страстно любил.

(87)

В комедиях Плавта любовь обычно изображается в несколько иронической и шутливой форме. Для Древнего Рима с его традиционными нормами поведения эта сфера жизни человека представлялась малосущественной. В лирике Катулла впервые любовь предстает как великое, могучее чувство, возвышающее человека. В этом отношении стихотворения Катулла напоминают лучшие образцы любовной лирики нового времени.

Однако возвышенная любовь вступает в резкое противоречие с реальной действительностью. Лесбия изменяет Катуллу. И поэт клеймит ее стихами, полными глубокой боли и злой издевки:

Со своими пусть кобелями дружит,

Пусть три сотни их обнимает разом,

Не любя душой никого, но печень

Каждому руша

Пусть мою любовь поскорей забудет!

По ее вине моя страсть погибла,

Как цветок в лугах, проходящим плугом

Раненый насмерть!

В эпиграммах Катулл не ограничивается простым излиянием своих чувств, он хочет подвести итоги своих переживаний:

Я ненавижу любя. Возможно ли это, ты спросишь.

Сам не знаю, но так чувствую я и томлюсь.

В крупных произведениях Катулл предстает перед нами как «ученый поэт», хорошо знакомый с мифологией и эллинистической поэзией.

Его особенно привлекает патетический стиль. Этот стиль был свойствен произведениям малоизвестного эллинистического поэта Евфориона Халкидского. В противоположность Феокриту, творцу идиллии, Евфорион предпочитал изображение трагических страстей. Фрагменты свидетельствуют о том, что язык его эпиллиев был патетичен и богат восклицаниями и обращениями. Патетический стиль характерен и для целого направления ораторов Малой Азии. Этот стиль носил название азианского.

Об увлечении Катулла Евфорионом свидетельствует его эпиллий. Небольшая эпическая поэма посвящена свадьбе Пелея и Фетиды. Для произведения характерна рамочная композиция. В рамку повествования о Пелее и Фетиде вставлен ряд других эпизодов. Вступление посвящено рассказу о том, как Пелей в числе других аргонавтов плывет на знаменитом корабле «Арго» за золотым руном. Впервые увидевшие корабль нереиды окружают его удивленной толпой. В числе нереид прекрасная Фетида. Она полюбила Пелея с первого взгляда. Затем поэт описывает приготовления к роскошной свадьбе в богатом царском дворце, сверкающем пышным убранством. В брачном покое стоит ложе, украшенное ковром с изображением Ариадны, покинутой Тесеем. В этом месте автор, прерывая рассказ, повествует о страданиях брошенной Ариадны. Она похожа на героиню трагедии. Обращаясь к Тесею, Ариадна говорит:

Вот, за заслуги свои я зверям отдана на съеденье!

Холм могильный никто не насыплет над прахом умершей.

Что за львица тебя родила под пустынной скалою!

Вынесло море какое чудовищем страшным на берег!

Сирты, Харибда шумящая или свирепая Скилла!

Патетические речи героев чередуются в эпиллии с изящными описаниями, свидетельствующими о тонкой наблюдательности поэта. Катулл сравнивает, например, нарастающий гул толпы с постепенно усиливающимся волнением утреннего моря:

Так волнует поутру Зефир спокойное море,

Волны гоня все сильнее, все больше вздымая их гребни,

В час, как Аврора встает у порога всходящего солнца.

Тихо сначала они, гонимые нежным дыханьем,

Движутся, мягко смеются звенящим смехом, но вскоре

С ветром свежеющим гребни свои вздымают все выше

Свет пурпурный зари отражают, кипя и волнуясь.

После того, как рассказ о Тесее и Ариадне закончен, поэт выводит старых Парок, предсказывающих на свадьбе Пелея рождение могучего богатыря Ахилла. Дряхлые пряхи ткут трясущимися руками белоснежную шерсть. Они поют песню с часто повторяющимся рефреном: «Мчитесь быстрей, выводящие нити, быстрей, веретена!».

Заканчивается эпиллии меланхолическим сравнением прекрасной сказки о Пелее и Фетиде с мрачной действительностью:

Прежде бессмертные боги являлись в собраниях смертных.

Было тогда благочестье в почете в домах у героев

................................................

Но осквернилась земля преступлением тяжким, и люди

Прочь справедливость изгнали из сердца алчного, братья

Братьев кровь проливают, залиты братскою кровью

Сын не рыдает уже над прахом отца дорогого,

И желает отец преждевременной смерти для сына.

Патетический стиль характерен и для поэмы «Аттис», в которой описывается исступленный культ малоазиатской богини Кибелы.

Внутренний разлад, мрачные трагические краски характерны для поэзии Катулла. Объяснение этому нужно искать в окружающей поэта действительности. Он живет а тяжелый для Рима исторический период. При нем к власти приходит диктатор Сулла, вспыхивает восстание рабов под руководством Спартака, начинается гражданская война между Цезарем и Помпеем. Неуверенность в завтрашнем дне, беспокойный ритм римской жизни, полной жестоких распрей и глубоких противоречий, не мог не отразиться на творчестве чуткого, восприимчивого, глубоко чувствующего поэта.

Лукреций

Другим крупнейшим поэтом этого периода был Тит Лукреций Кар (род. около 98 — ум. в 55 г. до н.э.). Лукреций создает эпическую поэму, следуя традиции Квинта Энния. Как Энний в свое время пропагандировал философию Эпихарма в поэме «Эпихарм», так Лукреций излагает философию Эпикура.

Биография Лукреция известна нам чрезвычайно плохо. Поэма его не была завершена, ее издал после смерти поэта Цицерон. Христианский писатель Иероним сообщает, что свое произведение Лукреций писал в промежутках между приступами безумия, вызванного каким-то «любовным напитком». Он же сообщает, что поэт покончил жизнь самоубийством.

Как и Катулл, Лукреций отрицательно относится к современной римской жизни. Люди, по его мнению,

Кровью сограждан себе состояние копят и жадно

Множат богатства свои, громоздя на убийство убийство,

С радостью лютой идут за телом умершего брата

И пировать у родных ненавидят они и страшатся.

(Кн III, ст 70-73. Пер Ф. А Петровского)

Жажда богатств, наконец, и почестей жажда слепая

Нудят несчастных людей выходить за пределы закона

И в соучастников их обращают и в слуг преступлений,

Ночи и дни напролет заставляя трудом неустанным

Мощи великой искать. Эти язвы глубокие жизни

Пищу находят себе немалую в ужасе смерти.

(Кн III, ст 59-64)

Путь к спокойной жизни открывает человеку, по мнению Лукреция, философия Эпикура.

В период падения римской республики, в эпоху острой соцнальной борьбы и глубоких противоречий философия Эпикура представлялась убежищем многим поэтам и мыслителям Древнего Рима. Она сулила безмятежный покой на лоне садов, в виллах, удаленных от шумного города, она обещала научить человека быть счастливым. Эпикурейская философия известна нам по немногочисленным памятникам, среди которых поэма Лукреция занимает важнейшее место. Благодаря ей до нас дошло научно-поэтическое изложение основных положений античной материалистической философии. Произведение Лукреция имеет поэтому не только поэтическую, но и историко-философскую ценность.

Поэма состоит из шести книг. В первой излагается атомистическая теория. Поэт утверждает, что во всей вселенной ничего не существует, кроме атомов и пустоты. «Из ничего не творится ничто».

Во второй книге Лукреций показывает, как из вечного движения атомов возникает весь окружающий нас разнообразный мир. Земля представляется ему лишь одной из пылинок, парящих в огромной вселенной.

В третьей книге поэт развивает учение о душе и духе. Он утверждает, что душа материальна, она состоит из мельчайших атомов и умирает вместе с телом.

В четвертой книге говорится об ощущениях. Ощущения представляются поэту материальными отображениями реальных предметов. Тонкие материальные образы видимых, слышимых, ощущаемых предметов, проникая в органы чувств, вызывают различные представления.

Пятая книга посвящена истории земли и истории культуры. Государство появляется на определенной ступени развития общества. Язык возникает из потребности общения между людьми. Поэт критикует религию, показывая, что вера в богов ведет иногда к преступлениям (принесение в жертву юной Ифигении и т. п.). В шестой книге объясняются с естественнонаучной точки зрения грозные явления природы. Здесь рассказывается о происхождении грома и молнии, раскрываются причины страшных землетрясений. Заключение Лукреций, по-видимому, не успел написать.

Лукреция увлекала не только этическая сторона учения Эпикура, но и лежащее в его основе научное объяснение природы. Атомистическая теория, учение о материальности мира и души, теория всеобщего развития, теория ощущений, учение о возникновении культуры и языка — все это было создано и разработано Эпикуром. Он считал, что задача человеческого счастья разрешима. Надо только правильно понять устройство вселенной и освободиться от страха перед богами и смертью. Излагая основные положения эпикурейской философии, Лукреций ставит перед собой такую же благородную задачу: он хочет сделать человека счастливым, нарисовав ему истинную картину окружающего его мира.

Несчастными, по мнению Лукреция, делают людей различные суеверия, боязнь смерти и тяжелых кар Тартара, мелочная борьба честолюбий. Раскрыв перед своими читателями тайны устройства вселенной и человека, Лукреций хочет избавить их навсегда от заблуждений и страха.

Поэма полна высокого пафоса, написана с огромным поэтическим воодушевлением, Лукреций говорит о том, что он проводит бессонные ночи над своей работой, ища образных слов и звучных стихов, чтобы увлечь и воспламенить читателей и друга Меммия, которому посвящена поэма:

Не сомневаюсь я в том, что учения темные греков

Ясно в латинских стихах изложить затруднительно будет:

Главное, к новым словам прибегать мне нередко придется

При нищете языка и наличии новых понятий.

Доблесть, однако, твоя и надежда с тобой насладиться

Милою дружбой меня побуждает к тому, чтобы всякий

Труд одолеть и без сна проводить за ним ясные ночи

В поисках слов и стихов, которыми мне удалось бы

Ум твой таким озарить блистающим светом, который

Взорам твоим бы открыл глубоко сокровенные вещи.

(Кн. I, ст. 136-145)

Излагая в первой книге теорию бесконечности вселенной, являющуюся одним из блестящих достижений античного материализма, Лукреций прибегает к ярким образам, иллюстрирует изложение наглядными примерами:

И, наконец, очевидно, что вещь ограничена вещью,

Воздух вершинами гор отделяется, воздухом — холмы,

Морю пределом — земля, а земле служит море границей,

Но бесконечной всегда остается вселенная в целом.

(Кн. I, ст. 998-1001)

.. всегда обновляется жадное море

Водами рек; и земля, согретая солнечным жаром,

Вновь производит плоды; и живые созданья, рождаясь,

Снова цветут; и огни, скользящие в небе, не гаснут.

Все это было б никак невозможно, когда б не являлось

Из бесконечности вновь запасов материи вечно.

(Кн. I, ст. 1031-1036)

Поэт постоянно обращается к воображению читателя, вовлекает его в живую беседу, ставит перед ним вопросы и отвечает на них. Он заставляет читателей внимательно всматриваться в окружающий мир, наблюдать и анализировать факты:

Вот посмотри: всякий раз, когда солнечный свет проникает

В наши жилища и мрак прорезает своими лучами —

Множество маленьких тел в пустоте, ты увидишь, мелькая,

Мечутся взад и вперед в лучистом сиянии света;

Будто бы в вечной борьбе они бьются в сраженьях и битвах.

................................................

Можешь из этого ты уяснить себе, как неустанно

Первоначала вещей в пустоте необъятной мятутся.

Так о великих вещах помогают составить понятье

Малые вещи, пути намечая для их постиженья.

(Кн. II, ст. 114-124)

Материалистическая философия открывает поэту небывалые для античной поэзии возможности изображения реальных процессов, происходящих в природе и в жизни человека. Мир природы, основанный на понятных для человека законах, представляется взору Лукреция прекрасным и целесообразным. Он любуется причудливыми громадами грозовых туч, дальними вершинами снежных гор, усыпанными звездами просторами неба:

Ты посмотри как-нибудь, как горам подобные тучи

В воздухе мчатся вперед, накренясь под натиском ветра.

Или взгляни, как они, на высоких горах накопившись,

Кучами в небе сошлись, напирая одна на другую,

И неподвижно стоят, когда замерли ветры повсюду.

(Кн VI, ст. 189-193)

Поэт увлеченно рисует бесконечное разнообразие форм и красок окружающего мира:

Если возьмешь, наконец, ты отдельные хлебные зерна

Злаков любых, то и тут не найдешь совершенно похожих

Так, чтобы не было в них хоть каких-нибудь мелких отличий

То же различие мы замечаем средь раковин всяких,

Лоно пестрящих земли.

(Кн. II, ст. 1371-1376)

К. Маркс причислял Лукреция к своим любимым авторам и дал глубокую и меткую характеристику поэта, назвав его свежим, смелым, поэтическим властителем мира[70].

Наиболее слабым, с точки зрения современной науки, является учение Эпикура о душе и об ощущениях. Признавая материальность души и утверждая, что она погибает вместе с человеком, он считал, что душа состоит из более мелких и легких атомов, чем другие тела. Несмотря на наивно-механистический характер этой теории, признание материальной природы души было также величайшим достижением для того времени и наносило удар религиозным учениям античности.

Смерть не имеет отношения к живому человеку. Пока он жив — смерти нет, а когда приходит смерть, то человека уже нет. Чувства и разум исчезли. В поэме Лукреция сама природа обращает свою спокойную и мудрую речь к боящемуся смерти человеку:

Что тебя, смертный, гнетет и тревожит безмерно печалью

Горькою? Что изнываешь и плачешь при мысли о смерти?

Ведь коль минувшая жизнь пошла тебе впрок перед этим

И не напрасно прошли и исчезли все ее блага,

Будто в пробитый сосуд налиты, утекши бесследно,

Что ж не уходишь, как гость, пресыщенный пиршеством жизни,

И не вкушаешь, глупей, равнодушно покой безмятежный?

(Кн. II, ст. 932-938)

Античный материализм не отрицал существования богов. Эпикур считал, что боги существуют, но не вмешиваются в жизнь вселенной и в жизнь людей. Поэма Лукреция начиналась с обращения к Венере, богине красоты, любви и жизни, богине благостного мира и прекрасной родоначальнице римского народа (она была матерью легендарного римского героя Энея):

О благая Венера! Под небом скользящих созвездий

Жизнью ты наполняешь и все судоносное море,

И плодородные земли, тобою все сущие твари

Жить начинают и свет, родившись, солнечный видят.

(Кн. I, ст 2-5)

Образы олимпийских богов, увековеченных античной поэзией и изобразительным искусством, прочно вошли в поэтическое и эстетическое сознание античных мыслителей и художников. Маркс заметил по этому поводу: «...Боги не фикция Эпикура. Они существовали. Это — пластические боги греческого искусства»[71]. Но, прославляя богиню Венеру, Лукреций восстает против жестокости религиозного фанатизма, против ложных представлений о мире, диктуемых античной религией:

..Безобразно влачилась

Жизнь людей на земле под религии тягостным гнетом

(Кн I.ст. 62-63)

Излагая научные положения философии Эпикура, Лукреций обнаруживает свой поэтический гений в разнообразных зарисовках окружающей жизни. От его взгляда не ускользают картины, тяжелых человеческих страданий (описание чумы — V кн., описание смерти — II кн.,), он изображает любовные переживания человека, с горечью рисуя разочарования любви (IV кн.), раскрывает низкие побуждения людей, стремящихся к роскоши и славе (III кн.), с потрясающей силой раскрывает ужас гибнущей перед алтарем Ифигении, негодует на жестокость кровопролитных войн (I, V кн.). Поэма Лукреция согрета глубоким гуманизмом, заботой о счастье человека, сочувствием к его страданиям и печалям.

Произведение Лукреция не утратило своего значения в течение веков. Лукрецием увлекался Джордано Бруно. Материалисты XVIII в. видели в Лукреции своего великого предшественника[72].

Цицерон и римская проза республиканского периода

Марк Туллий Цицерон (106-43 гг. до н.э.) был старшим современником Лукреция и Катулла. Его блестящая разносторонняя деятельность развертывается в период падения римской республики, последним выдающимся идеологом которой он был.

Цицерон родился близ Арпина в Лациуме. Образование он получил в Риме у греческих учителей. Цицерон готовился к государственной деятельности. В числе его учителей был один из членов сципионовского кружка — престарелый Сцевола. Приверженность идеям этого кружка характерна для Цицерона на протяжении всей его деятельности.

Молодой Цицерон знакомится с греческой философией, слушает находившегося в Риме главу новой Академии Филона, пишет стихотворения, переводит, увлекается ученой александрийской поэзией.

Адвокатская деятельность талантливого оратора началась при Сулле. Он выступил в 80 г. в защиту Секста Росция, ложно обвиненного в убийстве отца. Цицерон не побоялся взять под свою защиту человека, против которого вел интриги любимец могущественного Суллы Хрисогон. Речь вызвала, по-видимому, неудовольствие Суллы, и в 79 г. Цицерон покидает Рим и отправляется на два года в Грецию, Малую Азию и Родос. На Родосе он знакомится с ритором Аполлонием Молоном. Здесь еще жили полисные традиции и процветало красноречие, но ораторы придерживались особого, сдержанного стиля речи. Начавший свою ораторскую деятельность с увлечения азианским стилем, модным в то время, Цицерон возвращается в Рим с новыми требованиями к ораторскому искусству.

После смерти Суллы он постепенно выдвигается и становится крупным государственным деятелем (эдил в 69 г., претор в 66 г. консул в 63 г ). Он выступает с рядом блестящих речей. Особенно содержательными и интересными были его речи против наместника Сицилии Верреса (70 г.) Веррес безжалостно разграбил цветущую провинцию, и Цицерон разоблачает его, а вместе с тем порицает и всю олигархическую верхушку, наживающуюся на разграблении провинций. Хотя Веррес предпочел уйти в добровольное изгнание уже после первой сессии суда, однако Цицерон опубликовал все свои речи. Он нарисовал в них яркую картину римского произвола в управлении провинциями, заклеймил жестокость и невежество Верреса.

Однако очень скоро Цицерон начинает выдвигать лозунг «согласия между социальными прослойками». Этот лозунг он пытается провести в жизнь в бытность свою консулом в 63 г. В это время в Риме вспыхнуло восстание, во главе которого встал разорившийся римский аристократ Каталина. Он объединил вокруг себя обедневших нобилей, деклассированных бедняков и даже представителей зависимых от Рима государств. Цицерон проявляет энергию в подавлении заговора и выступает со знаменитыми речами против Каталины. На некоторое время он становится главой римского государства. Положение его резко ухудшается с приходом к власти Цезаря, Помпея и Красса, заключивших союз (59 г.). Цицерон отказывается поддерживать триумвиров, и враги добиваются его изгнания в 58 г.

Письма, которые он посылает в Рим, свидетельствуют о том, что он понимает, в какой трудный период вступила римская республика. Он находится в состоянии глубокой душевной подавленности.

В 57 г., возвратившись в Рим, Цицерон произносит еще несколько речей, но главные силы отдает теперь занятиям литературным трудом. Он пишет трактаты «Об ораторе» (55 г.), «О государстве» (54 г.). В 51 г. Цицерон был назначен проконсулом Киликии и вернулся в Рим накануне гражданской войны в 50 г. Во время диктатуры Цезаря он предпочел отойти от государственных дел и продолжать литературные занятия. В это время им был написан ряд философских произведений: «О границах добра и зла», «Тускуланские беседы», «О законах», «О природе богов», «Об обязанностях».

В занятиях философией Цицерон, по собственному признанию, ищет душевного покоя, утешения и жизненной мудрости. Широкая образованность и блестящий литературный талант помогли ему создать интересные произведения, написанные в живой диалогической форме. Он излагал в них основные положения современных ему философских школ: стоиков, эпикурейцев, новой Академии. Подлинные произведения этих философов не дошли до нас, и трактаты Цицерона представляют большую историческую и познавательную ценность. После убийства Цезаря в 44 г. деятельность Цицерона на короткий период оживляется. Он выступает с целой серией речей против Марка Антония — «Филиппики»[73] (14 речей). В этих речах он вновь пытается отстаивать республиканские идеалы и нападает на диктатуру. Однако, когда был заключен второй триумвират (43 г.), Цицерона по требованию Антония внесли в проскрипционный список. Цицерон бежал на свою виллу, но был убит по приказу Антония. Голова Цицерона была выставлена на форуме. Рассказывают, что жена Антония исколола его язык булавками, мстя ему за речи, произнесенные против ее супруга. В памяти римлян Цицерон надолго остался убежденным республиканцем, трагически погибшим, защищая гражданскую свободу. В одной поэме, созданной в годы правления Октавиана Августа, гибель Цицерона описывалась так:

Тот, кто единой защитой, кто всех угнетенных спасеньем

Некогда был, он — Рима глава, он — советник сената,

Форума слава и блеск, законов наших и права

Голос живой — он умолк, сражен жестоким оружьем.

Мукой истерзанный лик и седины с застывшею кровью,

Пролитой дерзко, и чистые руки, свершившие столько

Славных деяний, — все это попрал победитель надменный,

Воли богов не почтив, не боясь неверного рока.

Нет! Преступленья такого вовеки не смоет Антоний!

(Пер. М. Е Грабарь-Пассек)

Произведения Цицерона были даже запрещены некоторое время в Риме в начале правления Октавиана Августа. До нас дошли многие сочинения Цицерона: 58 речей, трактаты по риторике и философии, около 800 писем. Цицерон считался классиком ораторской речи, с его именем связан целый период в развитии латинской прозы. Он обогатил и усовершенствовал латинский язык, придал ему необычайную гибкость и выразительность, звучность и красоту.

Его практическая ораторская деятельность строится на тех же принципах, что и теория ораторского искусства, изложению которой он посвятил свой трактат «Об ораторе».

Оратор для Цицерона — государственный деятель, а не простой адвокат. В систему образования оратора, по его мнению, должна входить вся сумма знаний, необходимых государственному деятелю. Совершенная речь, по Цицерону, — это та, в которой частный вопрос поднимается до уровня общих принципов. Совершенный оратор — человек высокой культуры и обширных знаний.

Этот идеал Цицерон стремится воплотить в своих собственных речах. Его речи разносторонни по содержанию, в них провозглашаются высокие моральные принципы, отвергаются низкие мотивы поведения, клеймятся невежество, жестокость, корыстолюбие. Образцом цицероновского красноречия может служить речь «За поэта Архия» (61 г.). Отстаивая право Архия считаться римским гражданином, Цицерон развивает мысль о том, что поэзия — высокое и благородное искусство, которое судьи должны уважать. Поэзия облагораживает сердца людей, смягчает нравы, доставляет удовольствие. Занятия поэзией необходимы оратору для совершенствования своего мастерства. «Прочие занятия не сопутствуют нам во всякое время, при любом возрасте, во всяком месте; а эти занятия юношество питают, в старости доставляют удовольствие, украшают благоприятные дела, в горе доставляют убежище и утешение, радуют дома, не мешают вне дома, проводят с нами ночи, путешествуют с нами, сопровождают нас в деревню». Это высказывание Цицерона вдохновило Ломоносова, который писал:

Науки юношей питают,

Отраду старым подают,

В счастливой жизни украшают,

В несчастный случай берегут

и т.д.

При жизни Цицерона в Риме развертывается движение римских ораторов аттикистов. Сторонники этого направления требовали единства стиля, отражающего характер говорящего. Они возражали против пышности азианизма и звали вернуться к простому и сдержанному стилю греческих ораторов аттического периода. Идеалом их был Лисий. Цицерон в своих риторических трактатах возражает аттикистам.

Перед оратором, по мнению Цицерона, стоят три задачи: 1) доказать свои положения, 2) доставить наслаждение слушателям, 3) воздействовать на их волю и заставить принять правильное решение. Каждой из этих задач соответствует свой стиль: доказательству — спокойный, простой, наслаждению — изящный, сдержанный, воздействию на волю — патетический, взволнованный. Римский оратор требует богатства выразительных средств, полноты выражения, максимально широкого развертывания каждой мысли.

Речь самого Цицерона делится на периоды. Период — замкнутый отрезок речи, отдельные части которого симметрично расположены, богаты анафорами, внутренними рифмами, ритмическими концовками. Античная ораторская речь — это своеобразное ритмически организованное произведение с яркими образами, метафорами и сравнениями. Оратор часто драматизирует речь, прибегает к восклицаниям, жестикуляции. Подобно актеру, он играет перед зрителями. Его лицо постоянно меняет выражение, руки его подвижны, все тело участвует в игре.

В руководствах по ораторскому искусству Цицерон подчеркивает, что самым главным и ответственным для оратора является само произнесение речи перед собравшимся народом.

В римской риторической школе вскоре после гибели Цицерона обучение велось по его речам и руководствам, а к речам уже в античности составляли комментарии.

Цицероновское красноречие и сама личность этого выдающегося деятеля привлекли внимание мыслителей и писателей эпохи Возрождения. Его язык и стиль были образцом для новолатинской гуманистической прозы. Деятели европейского просвещения изучали его философские труды. На его трактаты часто ссылаются Вольтер, Дидро и Мабли. Страстное патетическое красноречие эпохи Великой французской революции испытало на себе влияние Цицерона. Его речами зачитывались Мирабо и Робеспьер. Республиканцем, защитником гражданских свобод представлялся Цицерон Радищеву и декабристам.

О трагической судьбе этого государственного деятеля, жизнь, которого протекала в период падения республики, писал Тютчев:

Оратор римский говорил

Средь бурь гражданских и тревоги:

«Я поздно встал и на дороге

Застигнут ночью Рима был».

Деятельностью великого оратора Рима завершается целый период в развитии латинской прозы республиканского периода.

С середины I в. до н.э., как уже было сказано, развертывается борьба азианцев с аттикистами — представителями нового направления в ораторском искусстве. Сторонниками аттикизма были: республиканец Юний Брут (убийца Цезаря), сам Юлий Цезарь и друг Катулла, поэт и оратор Лициний Кальв и некоторые другие.

Аттический стиль красноречия оказал известное влияние и на другие жанры римской прозы. Исторические труды Юлия Цезаря и Гая Саллюстия Криспа носят на себе печать этого стиля.

Гай Юлий Цезарь (100-44 гг. до н э) является автором двух дошедших до нас произведений — «Записки о Галльской войне» и «Записки о гражданской войне». «Записки о Галльской войне» посвящены войне в Галлии, походам в Германию и Британию. Появление записок было, вероятно, вызвано недовольством римского сената политикой Цезаря в Галлии и стремлением полководца оправдать свои действия. Автор хочет доказать, что руководствовался государственными интересами, был справедлив, смел, великодушен и мудр во время своих военных операций. Цезарь повествует о себе в третьем лице и стремится к максимально объективному тону изложения. Каждая книга посвящена одному году военных действий. В «Записках» сообщается ряд интересных сведений о нравах и обычаях малоизвестных римлянам племен, описываются их приемы боя и оружие. Энгельс в своей книге «Происхождение семьи, частной собственности и государства», характеризуя родовой строй, использовал произведение Цезаря.

Назвав свое произведение «Записками» («Commentarii»), Цезарь хотел подчеркнуть, что это не монументальное историческое сочинение, а беглые безыскусственные заметки.

Язык произведения нарочито простой. Цезарь избегает всяких словесных украшений. Цицероновскому принципу «обилия слов» он противопоставляет тщательный словесный отбор, отвергая архаизмы, неологизмы и все грамматические формы, нарушающие принятые языковые нормы.

Цицерон, несмотря на то, что его собственный стиль основывался на других художественных принципах, дал высокую оценку стилистическому мастерству Цезаря: «Цезарь написал также записки о своих деяниях, заслуживающие большой похвалы. Они просты, прямодушны и прелестны и как бы лишены всяких покровов искусственной риторики» («Брут»).

В «Записках о гражданской войне» Цезарь стремится доказать, что гражданские войны в Риме вспыхнули не по его вине, Он изображает себя ревностным защитником римской республики.

Гай Саллюстий Крисп (около 86-35 гг. до н.э.) также принадлежал к аттикистам. Исключенный из сената в 50 г. за распущенность нравов, он пытается найти поддержку у Цезаря и обращается к нему с двумя посланиями. Саллюстий призывает Цезаря возглавить борьбу против римского нобилитета и усилить влияние плебса.

В 46 г. он был назначен проконсулом Африки. Занимая этот пост, он нажил огромные богатства. Разочаровавшись в политике Цезаря, Саллюстий удалился в свою прекрасную виллу и занялся литературным трудом. Плодом этих занятий явились две его исторические монографии: «Заговор Каталины» и «Югуртинская война». В конце жизни он написал «Историю». В этом своем последнем труде (от него дошла лишь малая часть) он изложил историю Рима от смерти Суллы (78 г.) до 67 г.

Саллюстий — глубокий и содержательный писатель. В своих исторических монографиях он пытается изобразить себя бесстрастным летописцем, объективно описывающим исторические события. На самом же деле он с негодованием разоблачает римский нобилитет и выступает против «упадка нравов». Его философские взгляды близки к воззрениям Платона. У Платона римский историк заимствует мысль об исконном дуализме духа и тела, теорию постепенного ухудшения государства и самый образ тирана.

Все изложение «Заговора Каталины» сконцентрировано вокруг центрального героя. Каталина является, по мнению Саллюстия, типичным представителем развращенной римской аристократии и воплощает ее характерные черты. Историк показывает, как постепенно ухудшается римское государство, падает нравственность и подготовляется почва для появления тирана, подобного Каталине. Изложение драматизировано. В повествование вставляются речи и письма действующих лиц. Особое внимание уделено Цезарю и Катону Младшему. Саллюстий пренебрежительнр относится к Цицерону и его деятельности. Выступая в сенате, Цезарь стремится смягчить приговор Каталине и его сторонникам, Катон излагает мысли самого Саллюстия, разоблачая моральное падение римских сенаторов. Саллюстий дает сравнительную характеристику двух государственных деятелей Рима, отдавая предпочтение моральной стойкости и неподкупности Катона. В Цезаре к этому времени он уже разочаровался. Писатель создает яркие образы героев, рисуя их внешность, манеру держаться, поведение.

В монографии, посвященной Югуртинской войне, историк ставит перед собой задачу показать несостоятельность римского нобилитета во время войны с нумидийским царем Югуртой (111-106 гг.). Югурта легко подкупает римских нобилей и убеждается в их продажности и развращенности. Африканский вождь с презрением восклицает: «О, продажный город, который скоро погибнет, если найдет покупателя» (гл. 35, 10). Героем Саллюстия является Марий — представитель римской демократии, честный, твердый, неподкупный.

Обеим монографиям предпосланы вступления, в которых Саллюстий говорит о вечном дуализме тела и духа, свойственном природе человека. Только победа духа над телом позволяет человеку подняться над случайностями и стать свободным и сильным.

Саллюстий находится под влиянием Фукидида. Его привлекает сжатый, меткий язык великого греческого историка. Речь Саллюстия также необычайно лаконична. Он часто опускает связующие звенья в предложениях, выбрасывает союзы, вводит архаизмы, которые должны придать его речи торжественность и строгость древнего латинского языка, на котором писали в лучшие времена римской республики.

В своей «Истории» Саллюстий пытается показать, что в Риме рано начались распри между плебсом и нобилитетом. Мрачно настроенный автор видит в этом проявление дурной природы человека, толкающей его на преступления.

Историография принадлежала в античности к жанру художественной литературы. Историк всегда наставлял и поучал читателей и на исторических примерах стремился преподать уроки нравственности и житейской мудрости. Эти черты свойственны и историческим трудам Саллюстия.

РАЗДЕЛ II. РИМСКАЯ ЛИТЕРАТУРА ЭПОХИ ИМПЕРИИ

ЛИТЕРАТУРА ПЕРИОДА ПРИНЦИПАТА

Период гражданских войн закончился в Риме переходом к военной диктатуре, которая должна была временно стабилизировать римское рабовладельческое общество. Во главе государства стал Октавиан Август, одержавший при Акциуме (31 г. до н.э.) победу над своим политическим соперником Антонием.

Придя к власти, он отказался от открытой диктатуры и начал постепенно переходить к более мягким формам правления, пытаясь сохранить видимость республики. С 27 г. до н.э. Август оставляет за собой только верховную военную власть и управление пограничными провинциями. Продолжает действовать сенат, ежегодно избираются консулы, собирается народное собрание. Правда, уже в 23 г. Август получает права народного трибуна и фактически диктует свою волю римскому сенату. Однако он именует себя «принцепсом» (старый термин, существовавший в эпоху республики) — первым из римских сенаторов, пытаясь представить дело так, будто он подчиняется воле этого старинного республиканского учреждения. Переходный период от республики к империи получил название «принципата».

Октавиан Август я его ближайшие сторонники создают некую официальную идеологию — систему взглядов на государство и его задачи, на роль правителя и функции литературы и искусства.

В произведении «Деяния божественного Августа», предназначавшемся для популяризации идей римского принципата и высеченном на стенах храмов в римских провинциях, Октавиан Август изложил основы своей государственной политики. Он характеризует себя как освободителя, вернувшего Рим к прекрасным временам мирной республики, создателя многочисленных законов, которые должны способствовать поднятию нравственности граждан. «Справедливый» и «милосердный» правитель, он якобы заслуженно карает убийц Юлия Цезаря и восстанавливает долгожданный мир. Вся Италия поддерживает его в борьбе с противниками. Завоеванную власть он передает в руки сената и народа. Август сознательно идеализирует свою деятельность. В действительности приход Октавиана Августа к власти отнюдь не вызвал всеобщего энтузиазма. Принцепсу пришлось вести длительную борьбу с республиканской оппозицией. Однако стремление к миру после кровопролитных гражданских войн было присуще различным слоям населения. Мирная политика Августа встречала сочувствие и привлекала многих на сторону нового режима. Видимость сохранения республиканских форм правления также играла немаловажную роль в привлечении симпатий различных социальных прослоек к новому принцепсу.

Ближайшие сторонники Августа пытались сгруппировать вокруг себя крупнейших поэтов и обратить их внимание на положительные стороны нового режима. Большую активность в этом отношении проявил приближенный Октавиана, образованный и богатый Гай Цильний Меценат (70 г. до н.э.-8 г. н.э.). Вокруг Мецената собирается литературный кружок, в который входят крупнейшие поэты этого времени — Вергилий, Гораций, Проперций, Тукка, Варий и др. Меценат дарит Горацию сабинское имение, подсказывает темы Проперцию и Вергилию, осыпает поэтов щедротами и принимает их в своем доме в роскошном зале для публичных рецитации. Образованный дилетант, он и сам не чужд литературному творчеству. Меценат — поклонник ученой и изящной поэзии неотериков, однако он хотел бы возродить в литературе крупные жанры периода республики, трагедию и эпос.

Меценат пропагандировал среди поэтов официальную идеологию принципата. Деятельность Августа интерпретировалась как осуществление великой исторической миссии, направленной на поднятие могущества римского государства. Принципат объявлялся «золотым веком», веком возрождения лучших традиций отдаленного прошлого. Этими идеями проникнуты произведения крупнейших поэтов этого времени — Вергилия и Горация. Официальная идеология находит отражение и в памятниках изобразительного искусства. Так, на знаменитом «Алтаре Мира», воздвигнутом Августом, изображалась благоденствующая Италия в виде кормящей матери, окруженная пышной растительностью и пасущимися животными. В портретных скульптурах Октавиана Августа ярко выступали черты величия и милосердия, на его оружии изображались покоренные народы, подчеркивалось, что весь мир трепещет перед величием возрожденного Рима.

Литература становится в этот период излюбленным занятием римского образованного общества. «Мы все, — говорит Гораций — ученые и неученые, пишем поэмы». Государственная деятельность в условиях формирующейся империи теряет для многих интерес. Бывшие республиканцы, отказавшись от активной борьбы с новым режимом, обращаются к литературному труду. М. Мессала Корвин, сражавшийся при Филиппах против Октавиана (42 г. до н.э.), подражая Феокриту, пишет пастушеские идиллии. Консул 40 г. до н.э. Асиний Поллион, скептически относящийся к принципату, издает свою «Историю». Вокруг этих бывших государственных деятелей также группируются поэты и писатели.

Из обширной литературной продукции эпохи уцелело сравнительно немногое. Однако нам известны произведения крупнейших поэтов этого времени. Одним из них был Вергилий.

Вергилий

Из античной биографии Публия Вергилия Марона (70-19 гг. до н.э.) мы знаем, что он родился в Северной Италии, в местечке Анды у Мантуи. Отец его имел небольшое поместье. В конце 50-х годов Вергилий приехал в Рим, чтобы подготовиться к государственной деятельности, но его занятия были прерваны войной между Цезарем и Помпеем (49 г.). Постепенно поэтическая деятельность начинает увлекать его все больше и больше. Молодой поэт зачитывается произведениями неотериков. Сборник его ранних стихотворений («Каталептон») написан под влиянием Катулла (стихотворение о корабле, насмешливая лирика), вместе с тем отдельные темы вполне оригинальны. Так, например, Вергилий прославляет эпикурейскую философию, прощается с наскучившими ему ораторскими упражнениями.

Первым значительным произведением Вергилия были «Буколики» (около 42-39 гг.). Поэт следует буколической поэзии Феокрита, хотя от пастушеских идиллий греческого поэта его стихотворения во многом отличаются.

Феокрит подчеркивал внешнюю грубоватость и известную примитивность духовного мира своих героев и с увлечением описывал бытовые детали сельской жизни. Вергилий же создает в своих «Буколиках» идеальный мир, населенный нравственно чистыми и вместе с тем тонко чувствующими и поэтически одаренными людьми, носящими, в сущности, лишь маски пастухов. Стихотворения Вергилия были написаны во время гражданской войны, и поэт как бы уходит в своих произведениях от жестокой действительности в мир природы, к героям, живущим в уединении в соответствии с идеалом эпикурейской философии. Житейские волнения и политические события, резко контрастирующие с мирной тишиной пастушеской Аркадии, вносят подчас трагический диссонанс в мироощущение героев. Так, в I эклоге пастух Мелибей вынужден покинуть родные края; он отправляется на войну и завидует пастуху Титиру:

О счастливый старик! Ты будешь на бреге знакомом

Близ священных ручьев прохладой в тени наслаждаться,

Будут, летя от соседней ограды, Гиблейские пчелы

Мед над тобой собирать в цветущих зарослях ивы,

Мерным жужжаньем своим спокойный сон навевая.

Будет петь садовод под дикой скалой на просторе,

Будут голубки в ответ ворковать, любезные сердцу,

Горлица стон свой пошлет с вершины старого вяза

(Экл. I, ст. 51-59)

В эклогах Вергилия дается своеобразный «сценарий»: пастухи, либо сидят в тени деревьев, либо идут по дороге, коротая путь в разговорах и пении. Иногда они состязаются в импровизации песен, произносят песенный монолог. В III эклоге состязаются пастухи Дамет и Меналк:

Дамет

Музы начало с Юпитера; все Юпитером полно!

Он — покровитель земель; его мои песни заботят.

Меналк

Я же Фебом любим. У меня постоянно для Феба

Есть приношения: лавр с гиацинтом сладостно-алым.

(Пер. С. Шервинского)

Их песни отнюдь не безыскусственные произведения, но поэзия сложная и изысканная. Дамет начинает песню с традиционного у образованных поэтов обращения к Музам. Отдельные реплики показывают, что пастухи хорошо знакомы с произведениями греческих и римских поэтов. Эклоги подчас как бы сотканы из отрывков отдельных произведений Феокрита и современных Вергилию поэтов. В разговорах пастухов упоминаются некоторые детали реальной жизни: бедные хижины, покрытые дерном, закоптевшие двери лачуг, скудные каменистые пастбища и болота, поросшие тростником. Герои жалуются иногда на жестокость судьбы, на злых мачех и скупых хозяев. Однако эти детали не играют существенной роли в эклогах. Внимание поэта сосредоточивается на том, что уводит пастухов от житейских невзгод. Они забывают о печалях, сочиняя песни и любуясь окружающей природой.

Природу Вергилий показывает как бы с парадной стороны. Поэт-философ и тонкий психолог, одухотворяющий природу, он проникновенно изображает животных, растительность, плоды и цветы, образующие пестрым сочетанием своих красок праздничный фон, на котором развертывается жизнь героев. Жизнь эта показана только в одном плане. Главное содержание пастушеских песен составляют любовные излияния и жалобы. Наряду с изображением счастливой любви поэт раскрывает и томление безответного чувства. Трагические ноты звучат в ряде его идиллий, меланхолический характер свойствен многим его размышлениям. Так, в X эклоге рассказывается о любовных страданиях Галла. Герой мечтает жить тихой пастушеской жизнью, хочет исцелиться от любовной страсти, но вынужден в конце концов признать, что любовь — могучая сила, подчиняющая человека, протест против нее и борьба с ней бесплодны:

Все побеждает любовь, и мы любви покоримся.

(Экл. X, ст. 69)

Галл, о котором рассказывает Вергилий, был одним из его близких друзей и известным поэтом. Сторонник и друг Октавиана Августа, он занимал видные государственные посты, но его деятельность вызвала недовольство Октавиана, и он вынужден был покончить жизнь самоубийством в 26 г. до н.э. Галл был известным элегическим поэтом, но его произведения не сохранились. В X эклоге Вергилий широко использовал, по-видимому, мотивы элегий самого Галла.

Некоторые эклоги Вергилия свидетельствуют о глубоком интересе поэта к проблемам устройства мира и роли в нем человека. Стремление к философским обобщениям, проявляющееся уже в этих ранних произведениях Вергилия, придает его «Буколикам» своеобразную окраску, отличающую их от идиллий Феокрита. В VI эклоге поэт рассказывает о связанном и освобожденном Силене, который пел песню, повествуя в ней о тайнах возникновения вселенной. Поэт затрагивает здесь тему, разработанную Лукрецием в поэме «О природе вещей». Внимая мудрому Силену, божеству лесов, пляшут фавны и звери, дубы качают в такт своими вершинами.

В IV эклоге поэт рисует картину счастливого века, который в ближайшее время наступит на земле. Стихотворение обращено к консулу 40 г. Асинию Поллиону. В нем рассказывается о рождении ребенка, будущего справедливого правителя обновленного мира. Реальный факт рождения младенца в видной римской семье подан как событие, имеющее большое значение для судьбы человечества. Вергилий использовал чрезвычайно распространенные в это время в Риме религиозно-мистические представления, находившие отражение в оракулах, изрекавшихся в святилищах. Эклога дает богатый материал для изучения античных верований. Отдельные образы и мотивы восходят к глубокой древности (например, миф о «золотом веке» встречается еще у древнегреческого поэта Гесиода). Вместе с тем стихотворение Вергилия согрето большим поэтическим чувством. В новом миропорядке, который наступит на земле, поэт видит победу добра над злом, нравственной чистоты человека над пороками и жестокостью. Проникновенно, с живой наблюдательностью нарисован образ ребенка, впервые улыбнувшегося склонившейся над ним матери:

Маленький мальчик, начни улыбаться, мать узнавая,

Много страдала она, нося тебя долго под сердцем.

...............................................

Так улыбнись ей скорей! Кто не знал родителей смеха.

Пиром бог того не почтит, ни ложем богиня.

(Экл. IV, ст. 62-64)

Эклога блещет образами, сверкает красками. Поэт развертывает перед читателями картину необъятного мира: простираются земли, вздымаются и пенятся морские волны, сияет глубокое небо:

О, посмотри, как колеблется мир всей тяжестью гибкой,

Земли, просторы морей и над ними глубокое небо.

О, посмотри, как все радо идущему новому веку.

(Экл IV, ст. 50-52)

Вергилий любуется поднимающимися молодыми колосьями, багряным виноградом, свисающим с диких лоз, мирными животными, охотно несущими свои дары людям.

«Буколики» Вергилия обогатили латинский поэтический язык. Поэт преодолевает тяжелую синтаксическую структуру, свойственную эпической поэзии Катулла. Он не нанизывает придаточные предложения, но дает короткие, разнообразно построенные периоды.

Следующим произведением Вергилия была поэма «Георгики» («О земледелии»), законченная в 29 г. до н.э. Как «ученый поэт», Вергилий использует многочисленные источники: ботанику Феофраста, астрономическую поэму Эратосфена, произведения Гесиода, труд римского ученого Варрона н т.д. Под тем же заглавием, что и произведение Вергилия, известна поэма эллинистического поэта Никандра Колофонского. Однако, используя фактические сведения, заимствуя образы и выражения из многочисленных источников, Вергилий создает оригинальное произведение, откликаясь на актуальные события своего времени. Италия становится в это время опорой нового режима. Август проявляет особую заботу о ее благосостоянии, покровительствует отдельным городам, субсидирует строительство дорог и водопроводов. Сельское хозяйство Италии, сильно пострадавшее во время гражданских войн, нуждается в восстановлении. Август и его сторонники считают, что новый режим должен повести к процветанию и сельского хозяйства. Поэма Вергилия посвящена Меценату и Августу. Первое упоминание об Октавиане встречается еще в I эклоге, в которой поэт благодарит принцепса за возвращение отобранного имения. Уже в «Буколиках» Вергилий стремился показать идеал жизни, соответствовавший эпикурейским требованиям. В «Георгиках» этот идеал несколько углубляется. В образе жизни и обычаях земледельцев поэт видит воплощение жизненного идеала. Труд селянина направлен на благо человечества, на процветание природы. Благодаря труду земледельца окружающий человека мир природы поддерживается в необходимом для жизни людей культурном состоянии. В обычаях, празднествах и нравах сельских жителей поэт видит проявление нравственной чистоты и простоты, утраченных другими слоями общества.

Поэта интересуют самые процессы земледельческого труда и жизнь животных и растений, которая описана с большим знанием дела. В 1-й книге Вергилий перечисляет особенности различных почв и способы их обработки, рассказывает о подготовке к севу семян; во 2-й книге — о прививках деревьев и различных сортах винограда; 3-я книга посвящена животным, поэт рассказывает о том, как следует приручать и дрессировать коней, как обращаться с могучими быками и нежными телятами; в 4-й книге изображено пчелиное царство, Вергилий говорит о нравах пчел, об уходе за ними, знакомит читателя с мифом об Аристее, впервые выведшем пчел.

Вергилий одухотворяет и очеловечивает мир природы. Он описывает злаки, растения, деревья, животных многочисленных стран. В сферу его внимания попадают флора и фауна далеких восточных земель и крайнего севера. Его привлекают растения, привычные для Италии, и экзотические деревья далекой Индии. Описания растений согреты ласковым чувством; так, поэт призывает беречь молодые побеги виноградной лозы:

С нежной листвою пока мужает она постепенно,

Юную нужно беречь. Веселая к небу стремится,

Ветви вверх простирая, и вольная тянется в воздух.

Главное — нежны пока и хрупки первые листья,

Их ведь, кроме зимы жестокой и жгучего солнца.

Буйвол лесной обижает и козы жадно глодают.

(Кн. 2, ст. 362-369)

Вергилий рассказывает о превращении жеребенка, еле стоящего на тонких ногах, в быстрого и послушного коня:

..Едва прозвучит недалеко оружье,

Смирно не может стоять, дрожит, ушами поводит,

Ржет и, ноздри раздув, огонь из груди выдыхает.

(Кн. 3, ст 85-87)

В поэме много поэтических отступлений. Так, во вторую книгу вставлено похвальное слово Италии. Свою родину поэт сравнивает с восточными странами, полными сказочных богатств, необыкновенных растений и животных. Но он отдает предпочтение Италии, плодородной стране с мягким климатом, с мужественным населением, хранящим чистоту нравов. В конце книги рассказывается об осеннем сборе плодов. Здесь нарисована картина деревенского праздника, напоминающего веселые дни «золотого века» Сатурна. Глубоко продумана и композиция поэмы. Нечетные книги заканчиваются мрачными и зловещими картинами: первая — картиной гражданской войны, третья — описанием страшной бури, истребляющей все живое; четные книги — жизнерадостными: вторая — праздником, четвертая — эпиллием об Аристее.

По сообщениям римских биографов, Вергилий хотел написать философский эпос о природе. Мир природы всегда интересовал поэта как близкий человеку и тесно связанный с ним. Родственные человеку черты поэт видит и в поведении животных, и в устройстве пчелиного «государства», и в жизни растений. Этот эпос не был написан, но в поэме «Георгики» использованы, вероятно, отдельные мысли и наблюдения, предназначавшиеся для этого произведения.

Крупнейшим произведением Вергилия была эпическая поэма «Энеида», явившаяся классическим образцом эпопеи. На ней воспитывалось юношество, ее читали в школах, заучивали отдельные изречения, быстро ставшие крылатыми:

«Я Данайцев боюсь и дары приносящих»

«Горе сама испытав, я учусь быть полезной несчастным»

«Слезы таятся в событьях самих и сердце волнуют»

Герои и события, о которых рассказывалось в поэме, изображались на помпейских стенных картинах и в многочисленных памятниках скульптуры. Поэмой зачитывались в средние века и в эпоху Возрождения. В «Божественной комедии» Данте мудрый и просветленный Вергилий приобщает итальянского поэта к тайнам мироздания, водит его по мрачным кругам Ада.

Вергилий создавал свою поэму в течение ряда лет. Он приступил к ней после окончания «Георгик» и окончил в 19 г. до н.э. Три года он предполагал посвятить ее окончательной обработке. Поэт отправился в Грецию. Посетил Малую Азию и легендарную Трою. Однако, возвращаясь из путешествия, он тяжело заболел и умер в Брундизиуме. Похоронили его в Неаполе, где поэт провел многие годы жизни. Сохранилась надгробная эпиграмма, в которой кратко подведены итоги литературной деятельности Вергилия:

В Мантуе я родился, в Калабрии умер. Неаполь

Прах мой хранит. Я воспел пастбища, пашни, вождей.

В эпиграмме указывается на три главных произведения, принесшие славу поэту: «Буколики», «Георгики» и «Энеиду». Умирающий Вергилий завещал, чтобы друзья сожгли неоконченную поэму после его смерти. Октавиан Август нарушил волю поэта, приказав издать «Энеиду». Она была опубликована друзьями Вергилия, поэтами Варием и Туккой в том виде, в каком ее оставил сам автор. Некоторые следы недоработки заметны, но они не лишают целостности и законченности главные повествовательные эпизоды, не нарушают внутреннего единства произведения, полного строгой гармонии и целеустремленной мысли.

Поэма посвящена троянскому герою Энею, бежавшему после разрушения Трои и основавшему новое царство в Италии. Это царство дало начало Риму, возводившему генеалогию своих вождей к легендарному герою Трои. Миф об Энее был известен в Италии со времен глубокой древности. Изображения Энея и его отца Анхиза встречаются еще на памятниках этрусского искусства. Этот миф становится особенно популярным в период Пунических войн, когда Рим подчиняет себе различные страны древнего мира. В это время римляне хотят представить себя народом, не уступающим другим ни в благородстве происхождения, ни в древности истоков своей культуры. В эпических поэмах Невия и Энния уже говорилось об Энее. Древние поэты Рима рассказывают о бегстве Энея из Трои, о его скитаниях и о прибытии в Италию. «Энеида» Вергилия продолжает, таким образом, традиции римского эпоса, созвучные официальной идеологии принципата. Старая тема становится актуальной в период принципата, когда современная эпоха рассматривается как время свершения великих надежд, возлагавшихся на римское государство еще в глубокой древности. Октавиан Август украшает римский Форум статуями легендарных деятелей Древнего Рима, в том числе и изображением Энея. Свою родословную род Юлиев, к которому принадлежал и Октавиан Август, возводит к сыну Энея — Асканию-Иулу.

В образе Энея, созданном Вергилием, находят обобщенное выражение те моральные качества, которые были присущи героям древности и должны вновь возродиться у современных правителей Рима. Поэт рисует своего героя «идеальным римлянином», почитающим богов, уважающим старших, ставящим интересы государства превыше всего, мужественным и снисходительным к слабостям других. Читатель восхищается героем, волнуется за его судьбу, однако в целом образ Энея несколько схематичен. Стремление Вергилия дать обобщенный образ, исходя из выработанного традицией и стоической философией идеала, приводит подчас к некоторому обеднению художественного образа.

Поэма состоит из 12 книг и по содержанию делится на две части. Первая часть (кн. 1-б) посвящена рассказу о бегстве Энея из-под Трои, его пребыванию в Карфагене у царицы Дидоны и дальнейшим скитаниям. Во второй части (кн. 7-12) повествуется о войнах, которые ведет Эней в Италии. Кончается поэма победой Энея над италийским вождем Турном. 6-я книга является связующим звеном между этими двумя частями. В ней рассказывается о том, как Эней спускается в подземное царство, чтобы повидаться с умершим отцом Анхизом. Там Эней встречается с душами погибших троянских героев, прежних друзей и спутников, знакомится с будущими героями Рима, судьба которых живо интересует Энея, легендарного основателя Италийского царства.

Римский поэт использовал отдельные образы и мотивы поэм Гомера. «Илиада» и «Одиссея» всегда являлись в древности образцами эпопеи, и каждый поэт, создававший большое эпическое произведение, считал своим долгом примкнуть к гомеровской традиции. Как Одиссей рассказывает о себе на пиру у царя Алкиноя, так и Эней повествует о своих скитаниях и гибели Трои на пиру у карфагенской царицы Дидоны (2-3-я кн.). Одиссей спускается в царство мертвых, в преисподнюю нисходит и Эней (6-я кн.). В «Илиаде» даются сцены кровавых сражений и единоборств знаменитых героев, во второй части «Энеиды» даны подобные же описания. В поэму Гомера включен знаменитый «каталог кораблей», в котором перечисляются прибывшие под Трою греческие герои; так же поступает и Вергилий, рассказывая о многочисленных отрядах италийских племен, готовых к сражению (7-я кн.). Олимпийский план есть в той и другой поэме. Венера — мать Энея — помогает любимому сыну. Юнона противодействует Энею, она — покровительница города Карфагена и озабочена его дальнейшей судьбой. Ей известно, что Рим должен некогда победить и разрушить Карфаген, поэтому она всячески противится основанию Италийского царства. Она задерживает Энея в Карфагене, помогает царице Карфагена Дидоне, а в Италии покровительствует врагу Энея — Турну. Верховный правитель богов — Юпитер направляет судьбу героев. Судьба (fatum) — главная пружина действия в поэме Вергилия. «Энеида» начинается такими строками:

Битвы и мужа пою. Он первый из Трои далекой

Роком гонимый пришел в Италию к брегу Лавина

Герои «Энеиды» выполняют предписания судьбы: одних она приводит к победам, других губит. Эней вынужден во имя долга, исполняя веления рока, отказаться от своей любви к Дидоне и покинуть Карфаген. Необходимость подчиняться року вносит в образ Энея черты отрешенности и грусти. Трагическое мировосприятие отличает «Энеиду» от светлых жизнерадостных поэм Гомера с их стихийным реализмом. Но гуманизм поэм Гомера характерен и для эпоса Вергилия. Римский поэт, преклоняясь перед законами рока, в то же время с сочувствием, теплотой и тонким пониманием раскрывает внутренний мир героев.

Вергилий хорошо знаком с эллинистической поэзией, богатой тонкими психологическими наблюдениями. Создавая свой эпос, он опирается на античную традицию, используя самые разнообразные источники — от ученых произведений на географические и исторические темы до малоизвестных мифологических эпиллиев александрийских поэтов. Однако весь этот обширный материал дан сквозь призму восприятия автора, по-своему обобщающего и осмысляющего богатую художественную традицию. «Энеиде» Вергилия не свойствен спокойно повествовательный тон, характерный для эпоса Гомера. Его изложение насыщено драматизмом, должно потрясать и волновать читателей. Интересна в этом отношении 2-я книга поэмы, в которой говорится о гибели Трои. Повествование вложено в уста Энея, который по просьбе Дидоны ночью во время пира рассказывает о своих скитаниях. Герой начинает свою речь словами, полными горечи и глубокого волнения, тем самым задавая тон всему дальнейшему изложению:

О, несказанную боль велишь разбудить мне, царица,

Вспомнить опять, как могучую Трою, как грустное царство

Свергнул данаец. Все то, что сам потрясенный я видел,

В чем я участвовал сам. Но кто ж, повествуя об этом,

Будь хоть мирмидянин он, иль Долон, иль злого Улисса

Воин суровый сдержать сумел бы текущие слезы!

Влажная ночь между тем свой бег совершает, и звезды

К снам приглашают, бледнея под утро на небе высоком

(Кн 2, ст 11-18)

В повествовании Энея одна сцена, полная драматического напряжения, следует за другой. Коварные греки оставляют на берегу деревянного коня, в котором спрятаны вооруженные воины. Вероломный Синон, специально подосланный врагами, чтобы обмануть троянцев, убеждает жителей Трои ввести коня в стены города. Гибнет задушенный чудовищными змеями, посланными Минервой, жрец Лаокоон, пытающийся удержать троянцев от безрассудного поступка. Как только наступает ночь, на город нападают враги, впущенные в ворота вышедшими из деревянного коня воинами. Гибнут в кровавых схватках прославленные троянские герои. С крыши дворца Эней видит, как злобный Пирр, сын Ахилла, закалывает у алтаря престарелого Приама, как мечутся по чертогам плачущие и испуганные женщины и дети. Грозные лики богов то там, то тут появляются перед растерявшимися троянцами, давая понять, что гибель города предрешена и сопротивление бесполезно:

Есть спасенье одно побежденным — забыть о спасенье!

Появляющаяся перед Энеем тень Гектора требует, чтобы он бежал из гибнущего города; к этому призывают его и грозные боги. Неся на плечах престарелого отца, ведя за руку сына Аскания, Эней с немногочисленными спутниками спешит к морю. Так становится он беглецом, обреченным на долгие скитания, пока не достигнет, наконец, далекой Италии.

Академик М. М. Покровский обратил внимание на то, что некоторые картины жестоких кровопролитий, описанных во 2-й книге, напоминают эпизоды гражданских войн, бушевавших в Риме при жизни Вергилия. Поэт отбирает материал и распределяет краски так, чтобы читатель сумел провести аналогию между мифологическим прошлым и современной жизнью. Тем самым глубокая древность в повествовании Вергилия становится животрепещущей, полной волнующих примеров.

4-я книга поэмы, посвященная любви Дидоны к Энею, получила широкий резонанс в литературе нового времени. Шекспир при создании образов Отелло и Дездемоны вдохновлялся Вергилием. Как Дидона восхищается Энеем — смелым воином, испытавшим горе и лишения, так Дездемона полюбила Отелло за перенесенные им страдания, за смелость и мужество.

Царица Карфагена Дидона, тоже бежавшая из родного города Тира из-за коварства брата, строит теперь могущественный город в Африке. По воле Венеры и Юноны она полюбила троянского вождя. Вергилий описывает мучительную душевную борьбу Дидоны, желающей сохранить верность своему мужу, вероломно убитому ее братом Пигмалионом. В часы ночного безмолвия, не в силах забыться целительным сном, одна в своем дворце она вспоминает речи Энея, видит перед собой его лицо. Однако любви героев препятствует судьба, властно увлекающая Энея в далекую Италию. Поэт вставляет в свое повествование намеки и указания, дающие читателю возможность предвидеть в тот момент, когда герои счастливы, трагическую судьбу героини. Так, при встрече Энея и Дидоны в пещере поэт восклицает:

Этот день стал первым днем ее смерти, причиной

Всех несчастий!

(Кн. 4, ст. 170)

Эней, которому вестник богов Меркурий приказывает от имени Юпитера продолжать свой путь в Италию, подчиняется суровому долгу. Тщетны попытки Дидоны удержать его в Карфагене, В тот момент, когда корабль Энея покидает карфагенский порт, царица пронзает себя мечом, проклиная вероломство героя. Симпатии Вергилия на стороне Энея, но он с глубоким сочувствием, с большим душевным волнением изображает гибель Дидоны. Ее предсмертная речь полна величия и скорби:

Я прожила свою жизнь, свершила, что судьбы велели,

Ныне тенью великой сойду в подземное царство

Город построила я. Свои я видела стены.

Я отомстила коварному брату за гибель супруга.

О, как счастлива я! Была б чрезмерно счастливой,

Если б наших брегов троянский корабль не касался.

Так сказав, она ложе целует. «Умрем же! — вскричала. —

Хоть и без мести! Так, так приятно к теням спускаться.

Пусть же впивает очами огонь троянец жестокий,

В море плывя, пусть с собой он мрачные знаки увозит!»

Так говорила она. Вдруг слуги молчавшие видят,

Как царица на меч упала и пенится кровью

Светлый металл, а по атриям громкие вопли несутся.

Быстро Молва поднялась и в город шествует мрачный.

(Кн. 4, ст. 666-679)

Отплывая от берегов Африки, Эней видит пламя погребального костра Дидоны. Он полон мрачных предчувствий.

Большой интерес представляет 6-я книга, в которой рассказывается о том, как Эней спускается в подземное царство, чтобы повидаться с умершим отцом Анхизом. Прибыв в Кумы, Эней отправляется к пророчице Сивилле, жрице Аполлона, которая открывает ему тайны грядущей судьбы и сопровождает его в подземное царство. Для того чтобы получить доступ в царство теней, Эней должен сорвать в дремучем лесу золотую ветвь, глубоко спрятанную в зелени волшебного дерева. С помощью своей матери, богини Венеры, Эней находит сказочную ветвь, и Харон, перевозящий души умерших, переправляет его и Сивиллу на своем ветхом челноке через подземную реку.

При создании картины подземного царства Вергилий использовал гомеровские представления о местах обитания чистых и праведных душ, о Тартаре, в котором томятся преступники, и пифагорейскую теорию переселения душ, согласно которой после длительного очищения души смертных опять, в новом обличье возвращаются на землю. Ему не чужды и стоические представления об огненной природе души и о том, что в местах блаженных обитают прежде всего тени людей, принесших пользу своему государству. Все изложение пронизано скорбным сочувствием к страданиям людей, не прекращающимся и после смерти.

Стоя на высоком холме, Анхиз и Эней созерцают, как души их будущих италийских потомков готовятся подняться на землю. Перед основателем Италийского царства Энеем проходят его сыновья, внуки и отдаленные потомки, вплоть до Октавиана Августа. Мифологический материал приходит вновь в живое соприкосновение с современной Вергилию эпохой. Он рисует кровопролитную битву между Октавианом и Антонием при Акциуме; осуждая Антония и египетскую царицу Клеопатру, представительницу коварного и жестокого Востока, поэт возвеличивает Октавиана Августа, которому якобы суждено вернуть в Лациум «золотой век» блаженного царя Сатурна. Судьба Рима представляется ему в радостном свете. Отец Энея Анхиз обращается к своим будущим потомкам с такими словами:

Выкуют тоньше другие из меди лики живые,

Верю, что мрамор дышать начнет, искусством согретый,

Лучше в судах говорить сумеют и неба движенье

Циркулем точным измерят, светила ночные изучат[74].

Ты же народами правь, о римлянин! Помни об этом!

Вот искусство твое: условия мира диктуя,

Всех побежденных щадить, войной смиряя надменных.

(Кн. 6, ст. 847-854)

Вдохновленный картиной будущего величия Рима, Эней возвращается вместе с Сивиллой на землю, чтобы осуществить свою миссию.

Книги 7-12-я посвящены войнам, которые приходится вести Энею с различными италийскими племенами, возглавляемыми Турном — вождем племени рутулов. Турн — жених дочери италийского царя Латина Лавинии. Однако, согласно воле богов, она должна стать супругой Энея. Посланная Юноной злобная богиня распри Алекто разжигает ярость Турна, подстрекая его к битве. Эней отправляется за помощью к царю Эвандру. Эвандр царствует в тех местах, где поднимется в будущем могущественный Рим. Сейчас же на знаменитых холмах, на которых вырастет великий город, пасется скот и стоят бедные хижины, покрытые соломой. Вергилий с восхищением описывает скудную, но нравственно чистую и бесхитростную жизнь предков римлян. Кровопролитные сражения между родственными италийскими племенами представляются поэту роковым бедствием, результатом действия жестокой судьбы. С симпатией относится он к героям того и другого лагеря, скорбя о гибели цветущих юношей — Лавса, Палланта, Ниса и Эвриала. В то время как Эней находится у Эвандра, его лагерь осаждают враги. Юные герои Нис и Эвриал вызываются известить об этом Энея. Оба героя гибнут в неравном бою. Вергилий воспевает их светлую дружбу, восхищается мужеством, готовностью пожертвовать жизнью ради друга. Смерть юношей вызывает глубокую грусть у поэта:

Вот сражен Эвриал, и кровь по прекрасному телу

Льется; вниз голова на юные плечи склонилась,

Так пурпурный цветок под плугом вянет тяжелым,

Мак наклоняет головку свою на гнущемся стебле,

Капля дождя, в лепестках блистая, к земле его клонит

..............................................

Счастливы будете оба! Пока есть сила у песен,

Вечно вас прославлять потомки далекие станут.

(Кн. 9, ст 433-446)

Одна битва следует за другой. Богиня Юнона помогает врагам Энея. Гибнет сын Эвандра — юный Паллант, свирепствует мрачный союзник Турна — этрусский вождь Мезенций, но его сын Лавс убит Энеем. В единоборстве с троянским героем погибает и сам Мезенций, гибнет и его любимый конь Реб, преданный друг хозяина. Умирает амазонка Камилла, союзница Турна и любимица богини Дианы. Боги активно вмешиваются в ход сражения. Турн поджигает корабли Энея, но по воле богини Кибелы они превращаются в нимф и невредимые уплывают. Наконец, сам Турн, видя бессмысленность происходящего, предлагает Энею вступить в единоборство и тем решить исход войны. Участь Турна уже предрешена богами, как участь Гектора в «Илиаде» Гомера. Сестра Турна, нимфа Ютурна, которой Юнона открывает роковую судьбу брата, подстрекает к битве рати, собравшиеся смотреть на поединок. Наступает последний этап войны. Эней получает тяжелую рану, но его исцеляет искусный врач Япиг. Поединок между Энеем и Турном становится неизбежным. Мрачные знамения, являясь обреченному Турну, заставляют его трепетать и лишают в нужный момент смелости. Эней гонит его по кругу, как Ахилл гнал Гектора в «Илиаде» Гомера. Турн молит врага о пощаде и обещает отдать ему в жены Лавинию. Эней уже готов смягчиться, но взгляд его падает на снятую Турном с убитого Палланта перевязь. Мстя за смерть своего юного друга, Эней вонзает меч в сердце врага. Гибелью Турна заканчивается «Энеида».

Вергилий создал монументальное эпическое произведение, в котором судьбы римского государства переплетены с судьбами многочисленных героев древнего и современного Рима. Поэма является характерным образцом «римского классицизма» — того направления в искусстве и литературе, которое утверждается в период принципата. Римскому классицизму свойственна ориентация на греческие монументальные произведения, стремление к большой лаконичности и обобщенности образов, к выразительности и экономии художественных средств, к гармоничности и строгой обдуманности композиции. Художники и скульпторы этой эпохи, ориентируясь на греческое искусство конца V — начала IV вв., создают парадные скульптурные портреты принцепса и других государственных деятелей Рима, стремясь сочетать элементы портретного сходства с идеализирующим обобщением (статуя Августа в Примапорте).

Каждая фраза, каждое слово у Вергилия насыщены мыслью, подчинены глубоко обдуманному художественному замыслу. Выразителен и эмоционально насыщен не только необычайно емкий, до тончайших нюансов разработанный язык «Энеиды», но и самый стих. Традиционный в эпосе гекзаметр становится гибким, разнообразно звучащим. Его музыкальный строй, смена ритмов, ассонансы и аллитерации придают повествованию поэтическое очарование, гармонирующее со строем чувств героев и изображаемыми картинами. Описывая, например, пещеру бога ветров Эола, поэт стремится передать беспокойное волнение и негодующий шум рвущихся на свободу бурь и ветров:

Здесь Эол в обширной пещере,

Шумные ветры и звучные бури себе подчиняя,

Держит их в мрачной темнице, заткнув оковами крепко.

Громко сердясь, вкруг запоров кружатся жужжащие ветры.

(Кн 1, ст. 52-55)

Иные музыкальные аккорды в описании ночного одиночества и печали Дидоны:

Вот расходятся гости, луна, на рассвете померкнув,

Гаснет, и звезды, поблекнув, к спокойным снам приглашают.

Дома в печали одна лежит на покинутом ложе,

Видит его, хоть далек он, и слышит, хоть нет его рядом.

(Кн. 4. ст. 80-83)

Кроме «Буколик» и поэм «Георгики» и «Энеида», римская традиция связывала с именем Вергилия ряд мелких произведений, однако их принадлежность поэту оспаривается учеными.

Гораций

Квинт Гораций Флакк (65 — 8 гг. до н.э.) — другой крупнейший поэт периода принципата — родился в городе Венузии. Его отец был вольноотпущенником. Скопив небольшое состояние, он дал сыну образование. Гораций учился в Риме вместе с детьми состоятельных родителей. Затем он отправился в Афины, где слушал философов новой Академии и участвовал в философских диспутах. В Афинах, вероятно, он познакомился с древнегреческой лирикой, оказавшей столь большое воздействие на его собственное поэтическое творчество. В 44 г. в Афинах появился Брут, знаменитый убийца Цезаря, которому афиняне организовали торжественную встречу, видя в нем «борца с тираном», страдающего за свободолюбие. Брут вместе с Горацием принимал, по-видимому, участие в философских занятиях и увлек юношу своим пламенным республиканизмом. Гораций вступил в армию Брута и даже занимал в ней во время битвы при Филиппах должность одного из военных трибунов, командовавших легионами. После трагического исхода сражения он вернулся в Италию. Имущество его отца было конфисковано в пользу ветеранов Цезаря, и Гораций поступил в коллегию писцов казначейства в Риме. Эта коллегия считалась почетной и могла открыть со временем путь к высшим государственным должностям. В это время Гораций начал свою поэтическую деятельность и обратил на себя внимание Мецената, став вскоре его приближенным. Около 38 г. до н.э. Меценат подарил ему сабинское имение, тем самым обеспечив поэта. С этого времени Гораций предпочитает заниматься литературным творчеством. От предложения Августа стать его личным секретарем Гораций отказался.

Первыми произведениями поэта были эподы — ямбические стихотворения, написанные двустишиями. Эти насмешливые стихотворения, полные иронии, а подчас и нарочитой грубости, резко контрастируют с чувствительностью буколических произведений Вергилия и с римской элегией. Гораций уже в первых своих произведениях выступает создателем оригинальной лирики, положившей начало сатире и оде. Подражая лирике Архилоха, он пишет эподы на римские темы с римскими персонажами, высмеивает модные в те времена теории и неугодные ему литературные жанры. Положительных идеалов в эподах он еще не выдвигает, но иронически отвергает субъективную лирику и элегию, смеется над показным увлечением сельской жизнью, за которым скрывается ненасытное стяжательство. Так, во 2-м эподе он рисует соблазнительные картины деревенской жизни, привлекающей горожанина тишиной, охотой, мирными развлечениями. Однако эту похвальную речь произносит ростовщик Алфий, который более занят накоплением богатств, чем идиллическими мечтами. Откликается Гораций и на политические события: он обращается с напутствием к Меценату, когда тот сопровождает Августа к месту битвы при Акциуме, приветствует победу над Антонием (9-й эпод). Однако упоминания об Октавиане в эподах скупы и немногочисленны.

К гражданским войнам поэт относится отрицательно, но в отличие от Вергилия не верит в наступление «золотого века» Он призывает римлян бежать на далекие острова. Только там, с его точки зрения, возможны мир и благоденствие (16-й эпод)

В эподах много насмешек над современниками, есть ряд зарисовок реальной римской жизни. Так, например, в 4-м эподе Гораций смеется над военным трибуном, чванливым выскочкой, шествующим по улицам Рима в непомерно длинной тоге; в 10-м эподе он обрушивается на бездарного поэта Мевия и, подражая инвективам Архилоха, сулит гибель кораблю и плывущему на нем Мевию. В стихотворениях выступают жестокая колдунья, неверная возлюбленная, легкомысленная старуха и т.д.. Круг персонажей Горация ограничен «маленькими людьми». Обстановка для нападок на сильных мира сего была в это время неблагоприятной. Интерес к сатирическим зарисовкам действительности, стремление к сжатому и меткому языку, скупой и точный отбор деталей — черты, ярко проявляющиеся уже в первых произведениях Горация, объясняют обращение его к жанру сатиры.

В течение 30-х годов Гораций опубликовал два сборника сатир. Свои сатиры он сам называл беседами (sermones), как бы подчеркивая, что основным в них является изложение мыслей в форме непринужденного диалога. Сатиры Горация напоминают жанр диатрибы (философской беседы), созданный греческими философами-киниками, в частности Бионом (III в. до н.э.). Различные философские положения излагались в диатрибе в форме беседы с аудиторией, с подбором понятных всем примеров, сопровождались шутками, остроумными анекдотами. Гораций стремится соединить этот жанр философской беседы с традициями древнеримской сатиры Луцилия. Гораций ценит веселость Луцилия, смелость и остроумие, но порицает его за неряшливость языка и многословие, утверждая, что его сатиры текут «мутным потоком». Считая, что шутка и смех необходимы сатирику, Гораций требует вместе с тем краткости выражения, ясности мысли и разнообразия слога. Жанр сатиры, близкий комедии и миму, дает возможность, по мнению поэта, показать явления жизни и индивидуальность автора гораздо конкретнее, чем другие жанры.

Поэт стремится писать свои сатиры изящным, непринужденным языком, близким к устной беседе образованного человека. Однако от острой политической насмешки, свойственной Луцилию, Гораций отказывается. Свое внимание он концентрирует на проблеме личного счастья, желая научить своих читателей жизненной мудрости. Разбирая и по-своему акцентируя отдельные положения эпикурейской и стоической философии, поэт выдвигает теорию довольства малым, наслаждения скромными благами жизни и умственным трудом. В условиях империи это была своего рода «защитная философия», помогавшая поэту сохранить внутреннюю независимость и известную свободу взглядов.

В 1-й сатире I книги поэт критикует погоню за ложными благами жизни, выступая против честолюбцев и скупцов, ограничивающих свои желания ради накопления богатства. Нужна середина между скопидомством и расточительностью. Свои мысли поэт иллюстрирует примерами, взятыми из римской действительности. Он ссылается на болтуна Фабия, рассказывает о богаче Умидий, одевавшемся из скупости в лохмотья и вечно голодавшем. Упоминается и адвокат, недовольный тем, что его рано будят надоедливые клиенты, и владелец кабачка, жадно копящий деньги, чтобы безбедно прожить старость. Сатира написана в форме непринужденного разговора с читателем. Автор обращается к аудитории с вопросами и восклицаниями, как бы приобщает их к своей умственной работе, учит делать логические выводы:

Но, полно, я шутку оставлю: не с тем я

Начал, чтоб мне, как забавнику, только смешить. Не мешает

Правду сказать и шутя, как приветливый школьный учитель

Лакомство детям дает, чтобы азбуке лучше учились.

Ну — так в сторону шутку: поищем вещей поважнее!

(Кн. I, ст. 22-26)

Вот оттого и бывает с людьми ненасытными, если

Лишних богатств захотят, что Ауфид разъяренной волною

С берегом вместе и их оторвет и потопит в пучине.

(Кн I, ст 56-58. Пер. М. Дмитриева)

В сатирах обсуждаются различные моральные вопросы: вред честолюбия и невежества, глупость тщеславия, тщетность алчности, выдвигается требование снисходительности к недостаткам друга, прославляется скромный и умеренный образ жизни. Свой положительный идеал Гораций раскрывает в 6-й сатире на примере собственной жизни. Его отец, простой человек, первый преподал ему основы здоровой нравственности, которой и должен руководствоваться мудрый человек. Поэт рассказывает, как любит он бродить в задумчивости по портикам Рима, как скромно обедает, пользуясь посудой не богатой, но сделанной со вкусом. Пример автора должен побудить читателей следовать по тому же пути. В 5-й сатире, как и Луцилий, Гораций описывает путешествие от Рима до Брундизиума, которое он совершил в обществе Мецената, Вергилия и Вария. 9-я сатира напоминает мимическую сценку. К поэту, как всегда погруженному в размышления, внезапно подходит на улице навязчивый болтун, требующий, чтобы Гораций познакомил его с Меценатом. Поэт дает любопытные зарисовки действительности и римские типы.

Второй сборник сатир отличается от первого художественной зрелостью и широтой обобщения. Поэт отдает теперь предпочтение диалогической форме, заставляя различных действующих лиц самих выступать перед читателями. Образ автора он рисует как бы со стороны. Так, в 1-й сатире беседуют Гораций и Требаций. Требаций советует поэту отказаться от писания сатир, чтобы не нажить себе опасных врагов. Гораций отстаивает свое право писать в жанре, созданном Луцилием. Анализ пороков людей и тех причин, которые толкают их на ложный путь, приводит к созданию обобщающих образов безумца, честолюбца, скупого и т.д.

Всякий безумен, кто, удаляясь от истины, ложно

Видит предметы и зла от добра отличить не умеет,

Гнев ли причиной тому, иль обманчивых чувств возмущенье,

Пусть был безумен Аякс, овец поразивший невинных,

Но не безумен ли был и ты сам, когда преступленье

Мыслил свершить, честолюбьем и гордостью сердца надменный?

(Кн. II, сат. 3, ст. 209-214)

На помощь поэту приходит и мифология, давая возможности пользуясь известными образами, создавать меткие обобщающие зарисовки римского общества. Так, в 5-й сатире выступает знаменитый прорицатель Тиресий и Уллис (Одиссей). Тиресий поучает Одиссея, как вновь нажить состояние, разграбленное в его отсутствие женихами Пенелопы. Персонажи мифа перенесены здесь в обстановку современной Горацию действительности. Тиресий советует Одиссею прибегнуть к методам нечистых на руку и изворотливых римских дельцов, льстящих богатым старикам и подделывающих завещания. Себя самого в 6-й и 7-й сатирах Гораций изображает не безупречным мудрецом, а лишь человеком, стремящимся к духовному совершенству. Раб Дав в 7-й сатире упрекает его в непоследовательности, горячности нрава, неумении организовать свое время. Поэт впервые в истории римской литературы подошел в своих сатирах к созданию индивидуального образа человека со всеми его слабостями и достоинствами. Этот своеобразный автопортрет будет углублен им впоследствии в жанре послания.

В 23 года он выпускает сборник своих лирических стихотворений, которые принято называть одами.8 Гораций следует за древнегреческими поэтами — Алкеем, Сапфо, Анакреонтом. Римский поэт создает своеобразную лирическую поэзию, в которой мысль преобладает над чувством и художественные образы подбираются для иллюстрации отдельных положений «горацианской мудрости», известной нам по его сатирам, но обогащенной здесь мотивами древнегреческой лирики. Гораций считал своей заслугой то, что впервые перевел «эолийскую песню» на «италийские лады», то есть передал латинским стихом многие метрические размеры, впервые разработанные древнегреческими поэтами. Он пишет об этом в знаменитой оде, вдохновившей Г.Р. Державина и А.С. Пушкина:

Памятник я воздвиг, меди прочнее он,

Выше, чем гордый столп царственных пирамид.

Дождь, точащий гранит, и Аквилона вихрь

Не разрушат его. Неисчислимый ряд

Лет над ним пролетит и пробегут века.

Нет! Не весь я умру. Лучшая часть меня

Похорон избежит. Слава моя цвести

Будет вечно, пока в Капитолийский храм[75]

Жрец восходит и с ним дева молчащая.

Скажут я родился там, где Ауфид[76] шумит,

Там, где некогда Давн[77] в бедных водой полях

Правил сельской страной — царь из ничтожества!

Первый я перевел песнь эолийскую

На италийский лад. Будь же мною горда!

Лавром торжественным, о Мельпомена, мне

Ты увенчай главу с лаской заслуженной.

(Кн. III, ода 30)

I книга од начинается целым каскадом стихотворений, написанных различными размерами: асклепиадов стих, сапфическая и алкеева строфа и др. Оды Горация — преимущественно лирика размышления. Они всегда обращены к какому-нибудь адресату. Поэт побуждает читателя принять решение, помогает обрести мудрую позицию в жизненных невзгодах, призывает пользоваться жизнью перед лицом грядущей смерти: Хранить старайся духа спокойствие

В тяжелом горе, в дни же счастливые

Не опьяняйся ликованьем

Смерти подвластный, как все мы, Деллий.

(Кн. II, ода 3)

Будешь жить спокойней, поверь, Лициний,

В море не стремясь, но не прячась робко

В страхе пред грозой под скалой, нависшей

С брега крутого.

(Кн. II, ода 10)

Оды разнообразны по темам. Среди них — любовные и дружеские стихотворения, и гимны богам, и отклики на политические события. Однако, каково бы ни было содержание стихотворения, оно всегда несет печать характерной горацианской манеры.

В отличие от лирики Катулла, бедной образами, но богатой эмоциональным содержанием, поэзия Горация блещет искусно нарисованными картинами, отточенными мыслями, тонкой иронией и глубокими обобщениями. Автор при этом сохраняет позу наблюдателя, фиксирующего настроения действующих лиц и дающего свои заключения. Образы и мотивы древнегреческой лирики: пир, перипетии любви, призыв к наслаждению перед лицом грозящей смерти и другие — служат созданию стилизованного поэтического мира с несколько условными персонажами и чувствами. В лирических стихотворениях, в отличие от сатир, поэтические образы, связанные с реальностью, лишены бытовой детализации и «низменных» подробностей:

Роскошь персов мне ненавистна, мальчик.

Не люблю венков из цветов садовых.

Не ищи, прошу, в уголках укромных

Розы осенней.

Мирт простой ничем украшать не надо,

Он хорош и так. Мирт идет и слугам,

Он и мне пристал, когда пью под сенью

Лоз виноградных.

В одах поэт раскрывает свой идеал жизни. И здесь он выступает в защиту тихой и умеренной жизни, вдали от суеты шумного города. Он предлагает придерживаться в жизни «золотой середины», смирять свои страсти, довольствоваться малым:

Тот, кто золотой середине верен,

Верь мне, избежит и убогой кровли,

Избежит дворцов, что питают зависть

Пышным убранством

Чаще ветры гнут великаны-сосны,

С высоты быстрей низвергают башни,

Молнии легко поражают в бурю

Горные выси.

(Кн II, ода 10)

Любовные стихотворения Горация изящны, но лишены серьезного чувства. Он упоминает многих женщин (Лидию, Хлою, Левконою, Барину и др.) и часто говорит о них в шутливом и ироническом тоне.

В сборнике стихотворений, изданном в 23 г. до н.э., Гораций проявляет еще известную сдержанность по отношению к Октавиану Августу, хотя в ряде стихотворений III книги (ст. 1-6) он затрагивает моральные темы и пытается примирить республиканские представления о долге, чести, воздержанности с теми реформами, которые предлагает провести Август, чтобы возродить в Риме прежнюю религию и утраченные нравственные добродетели. Гораций вспоминает героя древней республики Регула, который, попав в плен, отклонил предложение римлян выкупить его из плена и был замучен карфагенянами; приводит миф о троянском происхождении римлян; возлагает надежды на кротость и миролюбие Августа.

В этих парадных стихотворениях на римские темы он, однако, по-прежнему отстаивает право человека на свободу внутреннего мира и дает образ поэта, живущего вдали от суетных забот толпы. В 17 г. до н.э. в Риме торжественно справлялось празднество «обновления века», которое знаменовало окончание гражданских войн и начало новой, счастливой эры. Горацию было поручено составление праздничного гимна. В этом официальном гимне поэт прославляет Октавиана Августа и его реформы, возвеличивает римское государство, воспевает начало нового века. Гимн написан в торжественном стиле культовой песни. В это время Гораций становится признанным поэтом, и Октавиан Август настаивает на том, чтобы он прославил в своих стихотворениях его государственную деятельность. Около 13 г. до н.э. поэт издает новый сборник стихотворений (IV книгу од), в котором торжественно воспевает Августа, возвеличивает его пасынков Тиберия и Друза.

Однако основным жанром творчества Горация последних лет являются послания — письма в стихотворной форме. Первый сборник «Посланий» был издан в 20 г. Античные теоретики литературы всегда считали письма тем жанром, который давал особые возможности для описания интимной жизни автора и изображения его личности. Однако письма в стихотворной форме до Горация лишь изредка встречались в римской литературе. Идя по стопам философа Эпикура, использовавшего жанр письма для популяризации своего учения и изображения своей жизни мудреца-философа, Гораций также излагает в письмах свои убеждения и рисует собственный портрет. Перед читателем раскрываются картины каждодневной жизни поэта, его характер и окружающая природа. Он дает даже описание своей внешности. Обращаясь к только что законченной книге посланий, он говорит:

Ты расскажи, что я, сын отпущенца, при средствах ничтожных

Крылья свои распростер по сравненью с гнездом непомерно.

Род мой насколько умалишь, настолько умножишь ты доблесть:

Первым я в Риме мужам на войне полюбился и дома,

Малого роста, седой преждевременно, падкий до солнца,

Гневаться скорый, однако легко умеряться способный.

(Кн I, посл. 20, ст. 20-25).

Через шесть лет после выхода первого сборника «Посланий» поэт издает второй. Он состоит из трех писем на литературные темы. Наиболее значительно третье послание «К Писонам» (Наука о поэзии). В этом письме Гораций излагает свои взгляды на поэтическое творчество, дает советы поэтам, полемизирует с защитниками неправильных, с его точки зрения, теорий. Античные комментаторы указывают, что Гораций использовал трактат эллинистического писателя Неоптолема из Париона «О поэзии» (конец III в. до н.э.). Трактат Неоптолема содержал рассуждения о том, каким должно быть поэтическое произведение и какими качествами должен обладать сам поэт. Гораций, несомненно, был знаком и с римскими сочинениями на подобные темы (IX книга сатир Луцилия, произведения Акция). Следуя традиции, он затрагивает в произведении и ряд актуальных для современной ему литературы вопросов.

В «Науке о поэзии» Гораций предстает как теоретик римского классицизма. Свои взгляды поэт излагает в форме непринужденной беседы, легко переходя от одного вопроса к другому, обращаясь с практическими советами к своим читателям, приводя примеры, пересыпая свою речь шутками и остротами. Гораций требует от поэтического произведения гармонии и соразмерности частей, призывает выбирать предмет, соответствующий возможностям поэта.

Он требует тщательного отбора слов, но вместе с тем выступает за постоянное обновление языка: Как листы на ветвях изменяются вместе с годами,

Прежние все облетят, — так и слова в языке, те, состарясь,

Гибнут, живые же, вновь народясь, расцветут и окрепнут.

(Ст. 59-61)

Язык должен соответствовать тому жанру, в котором пишет поэт. Элегии подходит одна словесная форма, эпосу, комедии и трагедии — другая. От стихотворной речи требуется не только меткость и красота, но и эмоциональная взволнованность:

Нет! Не довольно стихам красоты; но чтоб дух услаждали

И повсюду, куда ни захочет поэт, увлекали.

(Ст. 99-100).

Поэт должен быть мыслителем, философом, глубоко образованным человеком. Гораций призывает учиться у греческих поэтов и наблюдать жизнь. По его мнению, талант должен сочетаться с непрерывной кропотливой работой.

Особое внимание уделяет Гораций теории драмы. Его интересует классическая трагедия, служившая, по-видимому, источником для подражания некоторым современным поэтам, пытавшимся возродить в Риме этот жанр (например, Варию).

К эллинистической драме восходит правило о том, что трагедия должна состоять из пяти актов. Гораций спорит в «Послании» с представителями архаического направления, превозносящими древнюю римскую литературу и не считающимися с развитием языка и новыми эстетическими требованиями. Он не согласен и с теми, кто видит в поэзии лишь развлечение. Поэзия, с точки зрения Горация, — высокое искусство, имеющее свои законы, требующие изучения. Это послание Горация послужило впоследствии образцом для «Поэтического искусства» Буало, в котором были изложены каноны классицизма.

Творческая деятельность Горация имела большое значение для истории римской литературы. Однако его слава в античные времена не могла сравниться с популярностью Вергилия. В средние века его усиленно читали. Однако интерес к нему как к лирическому поэту принял широкие размеры лишь в эпоху Возрождения. Его поэзия сыграла большую роль в становлении лирики нового времени. Отдельные положения своеобразной горацианской философии (так называемая «горацианская мудрость») часто встречаются во французской лирике XVIII — начала XIX вв., проникают они и в русскую поэзию. Горацианские мотивы используют Ломоносов, Державин, Дельвиг и Пушкин.

Римская элегия

В то же время, когда развертывается поэтическая деятельность Вергилия и Горация, возникает и развивается в Риме своеобразный жанр любовной элегии. Представителями этого жанра были Галл, Тибулл, Проперций и Овидий.

Вергилий и Гораций, каждый по-своему, решали проблему формирования мировоззрения индивида в новый исторический период. Тот и другой искали известной гармонии между объективным миром и миром индивидуальных чувств человека, пытались в той или иной степени примирить официальную идеологию принципата и частную жизнь римлянина.

Иными путями шли римские элегики. Центральной темой их поэзии становится любовь. Именно в мире любовных переживаний находят они главное содержание жизни. К принципату римские элегики относятся критически. Проперций и Овидий высмеивают изданные Октавианом Августом законы о браке, выражают презрение к государственной деятельности и военной службе. Тибулл игнорирует политические события, не упоминает даже имени Октавиана. В своих элегиях эти поэты создают особый мир, противопоставленный официальному миру. Они требуют уважения и внимания к чувствам, которые до сих пор не играли центральной роли в творчестве римских поэтов. Они используют при этом мотивы и образы античной любовной поэзии, видоизменяя их и как бы пропуская сквозь призму авторского восприятия. В центре элегии — личность самого автора, всегда описывающего собственные переживания, события своей жизни. Субъективный характер римской элегии отличает ее от повествовательной любовной элегии на мифологические темы, которую культивировали древнегреческие и эллинистические поэты.

От эллинистической любовной эпиграммы Каллимаха, Мелеагра и других римская элегия отличается серьезностью тона. Главными персонажами элегии являются: юноша-поэт, автор любовных стихотворений, его возлюбленная, к которой обращены элегии, многочисленные соперники поэта, в том числе богатый воин. Любовные страдания, жалобы на неверность возлюбленной, описания свиданий, грусть по поводу разлуки, различные советы влюбленному — обычные мотивы римской элегии. Сборники своих стихотворений поэты посвящают возлюбленной, давая ей какой-нибудь псевдоним. Галл посвящает элегии Ликориде, Тибулл — одну книгу Делии, другую — Немезиде, Проперций — Кинтии, Овидий — Коринне. Немезида — имя богини мщения, Делия и Кинтия — эпитеты Артемиды, Коринна — имя древнегреческой поэтессы. Поэтический псевдоним как бы подчеркивает возвышенный характер любовного чувства. Любовь описывается в элегиях как высокое служение жестокой и капризной возлюбленной, которую поэты называют «domina» — госпожа. Возвышенный характер чувств героев элегий привлек впоследствии внимание к этому жанру любовных поэтов средневековья и Возрождения, провансальских трубадуров и миннезингеров, воспевавших своих прекрасных и неприступных дам.

Первым представителем элегии принято считать Гая Корнелия Галла (69-26 гг. до н.э.). Его сборник в 4 книгах, посвященный Ликориде, до нас не дошел. Однако известно, что из всех элегических поэтов Рима он был ближе всех к эллинистическим поэтам, Евфориону и др. По-видимому, мифологические темы играли в его элегиях значительно большую, роль, чем в творчестве других римских элегиков.

Тибулл

Из античной биографии известно, что Альбий Тибулл (около 50-19 гг. до н.э.) происходил из сословия всадников, принимал участие в Аквитанском походе Мессалы (30 г.) и даже получил почетные воинские дары. Однако в элегии он постоянна изображает себя бедняком, ненавидящим кровавые войны. Первый сборник Тибулла посвящен Делии. В первой элегии поэт рисует свой идеал жизни:

Пусть собирает другой себе желтого золота горы,

Югер за югером пусть пахотной копит земли,

Пусть в непрестанном труде он дрожит при врагов приближенье,

Сон пусть разгонят ему клики трубы боевой.

Мне ж моя бедность пускай сопутствует в жизни спокойной,

Только б в моем очаге теплился скромный огонь.

Житель села, я весной сажать буду нежные лозы,

Пышные буду плоды ласковой холить рукой.

(Кн. I, элегия 1, ст. 1-8. Пер. М. Е. Грабарь-Пассек)

Он мечтает всю жизнь прожить на лоне природы, совершая старинные сельские обряды и наслаждаясь обществом своей возлюбленной:

Слава меня не влечет; лишь Делия вместе была бы,

Пусть тогда назовут слабым, ленивым меня.

Лишь бы глядеть на тебя, когда час мой последний настанет,

Лишь бы обнять я тебя мог ослабевшей рукой!

(Кн. I, элегия 1, ст. 53-56)

В 3-й элегии Тибулл рассказывает о том, как он заболел на острове Керкире, возвращаясь из военного похода. Больной поэт мечтает о возвращении в Рим к Делии и вместе с тем томится мыслями о близкой смерти. Перед ним как бы проходят разнообразные видения, и его воображение скользит от одной картины к другой. Воспоминание о покинутой Делии влечет за собой мечту о Сатурновом царстве, когда землю еще не пересекали дороги, разлучающие людей. Близость смерти вызывает надежду на то, что он попадет в прекрасные Элисийские поля, где обитают чистые от преступлений души. Элегия заканчивается картиной неожиданного возвращения Тибулл а в Рим:

Вот тогда я явлюсь внезапно, никто не заметит,

Чтоб показался тебе посланным прямо с небес.

Ты тогда побежишь босая навстречу поспешно,

Не успев причесать, Делия, косы свои

О, я прошу, чтобы день этот радостный в блеске Аврора

Нам принесла, на конях розовых в небо спеша.

(Кн. I, элегия 3, ст 89-94)

Изысканный и тонкий поэт тщательно обрабатывает элегии, создавая гармонирующий с их высоким строем изящный и чистый язык. Для поэтического стиля Тибулла характерны неожиданные переходы от одной мысли к другой, хотя при этом не теряется основная нить повествования. Образцом этого стиля является, например, 2-я элегия III книги. Любопытно, что одно слово может внезапно вызвать у Тибулла серию образов. Например:

Деву мою охраняет суровая грозная стража,

Тяжкая дверь заперта плотно запором глухим.

О, упрямая дверь, пускай сечет тебя ливень!

Пусть Юпитер в тебя грозные мечет огни!

Дверь, откройся, прошу, моим послушна моленьям!

и т.д.

(Кн. I, элегия 2, ст. 4-8)

Рассказывая о колдунье, поэт упоминает о ее магической песне:

Видел, как с неба сводила она блестящие звезды

И своей песней поток вспять обращала речной,

Песней она разверзала глухие жилища умерших,

Души манила, с костра теплые кости звала.

и т.д.

(Кн. I, элегия 2, ст. 45-48)

Это нагнетание образов, как бы всплывающих в воображении поэта, придает элегиям Тибулла взволнованный, эмоциональный характер. При этом в описаниях Тибулл стремится избегать всякой конкретизации, которая могла бы нарушить идеальный характер созданного его воображением чистого и прекрасного, но несколько обедненного мира:

Буду работать в полях, пусть Делия смотрит за сбором

В час, как работа кипеть будет на жарком току,

Пусть хранит для меня сосуды, полные гроздий,

Вспененный муст бережет, выжатый быстрой ногой.

Пусть привыкнет считать свой скот, привыкнет и мальчик,

Сын болтливый раба, к играм у ней на груди.

Богу полей приносите виноградные гроздья сумеет,

Колос — награду за хлеб, скромные яства — за скот.

Пусть она всем управляет, возьмет на себя все заботы,

Будет приятно мне стать в собственном доме никем.

Мой Мессала придет, и Делия яблок душистых

Быстро сорвет для него с яблонь отборных в саду.

(Кн. I, элегия 5, ст 25-36)

Все детали этой картины, нарисованной Тибуллом, должны показать привлекательные стороны мирного сельского труда и царящих здесь идиллического спокойствия и дружбы.

Во втором сборнике элегий, посвященном корыстолюбивой и жестокой Немезиде, в гармоничный мир элегии врываются трагические ноты. Оказывается, что современная жизнь резко противоречит элегическим идеалам, что молодые женщины предпочитают богатых поклонников бескорыстным и бедным поэтам:

Горе! Я вижу, что дев пленяет богатый поклонник,

Стану алчным и я. Ищет Венера богатств!

Пусть моя Немезида в богатом ходит убранстве,

Пусть все видят на ней роскошь подарков моих!

Тонки одежды у ней, их выткали женщины Коса,

Выткали и навели золото ярких полос,

Черные спутники с ней пусть идут из Индии жгучей,

Солнце там близко к земле, жители стран тех смуглы.

(Кн. II, элегия 3, ст. 35-42)

Поэту ненавистны богачи, сооружающие себе роскошные дома с колоннами, воины, предпочитающие кровавые войны мирной жизни на лоне природы, нарушители древних обычаев. Он рассказывает о многочисленных препятствиях, которые приходится преодолевать влюбленному: жестокость стражей, вероломство возлюбленной, козни богатых соперников. Тибулл избегает конкретизации, которая свойственна, например, римским сатирикам, обрушивающим свой гнев на пороки современности. Он смотрит на современную действительность глазами влюбленного поэта.

Сборник, дошедший до нас, содержит не только произведения самого Тибулла, но и стихотворения близких к нему поэтов, принадлежавших, по-видимому, к литературному кружку Мессалы. Сюда вошли элегии, написанные поэтом Лигдамом, и цикл не больших стихотворений, принадлежащих внучке Мессалы — Сульпиции. Она обращается в них к своему возлюбленному, бедному юноше Керинфу. Эта изящная любовная поэзия в известной степени близка элегиям Тибулла, хотя и уступает им в законченности художественной формы.

Проперций

Элегии Секста Проперция (50 г. — около 15 г. до н.э.) во многом отличаются от мечтательных, мягких, изящных элегий Тибулла. Творческий путь Проперция также был иным, чем у Тибулла, и привел его к постепенному примирению с новым режимом, к включению официальных тем в рамки первоначально оппозиционной римской элегии. Родился Проперций в Умбрии. Его родственники принимали участие в гражданской войне на стороне противников Августа. В Рим он прибыл, по-видимому, в начале 20-х годов до н.э. Первая книга элегий вышла около 27 г. Принято считать, что как элегический поэт он занимает промежуточное положение между ученым Галлом, писавшим элегии на мифологические темы, и Тибуллом, в элегиях которого мифология не играет сколько-нибудь значительной роли. Проперций стремится создать «теорию элегии», противопоставляя этот жанр эпосу. Своими предшественниками он считает Каллимаха и других эллинистических поэтов, утверждает, что в изображении чувств Мимнерм выше Гомера.

В элегиях поэта Любовь — скорбная и трудная, его владычица Кинтия — жестока и капризна. Если любовь Тибулла показана на фоне идиллической сельской жизни, то Проперций рисует разнообразные картины: портики, площади и улицы Рима, модный курорт Байи, морской берег и т. п. Поэт проявляет большой интерес к мифологии и даже задумывает впоследствии создание цикла повествовательных элегий на мифологические темы. Мифологические образы очень часто встречаются в его произведениях. Он постоянно сравнивает свою возлюбленную с прекрасными героинями далекого прошлого, свои переживания и перипетии трудной любви с чувствами мифологических героев. Мифология является своеобразным средством поэтизации, к которому он охотно прибегает, обнаруживая свою «ученость». Третья элегия первой книги начинается так:

Так на пустынном песке в забытьи Миноида лежала,

Прежде чем в море исчез парус афинской ладьи,

Так погрузилася в сон Кефеева дочь Андромеда,

Освободившись от пут, на одинокой скале,

Так Эдонида, ночным утомленная бденьем, поникла

В мягкую поросль травы у Апидановых вод[78]

Им я подобной застиг дышавшую мирным покоем

Кинтию — голову ей чуть прикрывала рука.

(Кн I, элегия 3, ст 1-8, Пер. Я. М. Боровского)

Кинтия, героиня элегий Проперция, — образованная женщина, не похожая на простушку Делию, возлюбленную Тибулла. Стихотворения Проперция пронизаны страстным горячим чувством:

Кинтия, ты мне одна и дом, и родители вместе,

Вся моя радость в тебе, все мои чувства твоя

Грустен приду ли к друзьям, иль полный радости легкой,

Буду всегда говорить — Кинтии это вина.

(Кн. I, элегия 11, ст. 23-26)

Поэт любит сочетать в своих элегиях контрастные мотивы: радость счастливой любви и размышления о смерти:

Словно листы, что упали с венков увядших, поблекших

В чаши и медленно в них порознь плывут, посмотри!

Так и вам, может быть, хоть, любя, о великом мечтаем,

Завтрашний день завершить может короткую жизнь.

(Кн. II, элегия 15, ст. 51-54)

Проперций прибегает часто к эпиграмматически заостренным формам выражения:

Средства испытаны все побороть жестокого бога:

Все бесполезно — гнетет он, как и прежде, меня

Вижу спасенье одно: уйти в заморские земли,

Кинтия дальше из глаз — дальше от сердца любовь

(Кн. III, элегия 21, ст 7-10)

Переходы от одной темы к другой часто бывают резкими и неожиданными, создавая трудности для понимания отдельных элегий.

Вторая книга элегий (стих. 21-25) написана поэтом в то время, когда он уже стал членом кружка Мецената. Хотя и здесь главной героиней остается Кинтия, но уже упоминается об Августе и его победах (кн. Х). В III книге есть элегии-рассуждения. Проперций говорит в них о попытках избавиться от своей страсти, рассуждает о корыстной любви, о могуществе женщин и т.д. Он пишет о том, что хотел бы отправиться в Афины и там в занятиях философией и в созерцании памятников искусства забыть о своей любви:

Примут меня, наконец, берега Пирейского порта,

Город Тесея ко мне руки протянет свои.

Там я воздвигну свой дух ученьем высоким Платона,

Или цветами твоих тихих садов, Эпикур,

Или язык изощрю Демосфеновым грозным оружьем,

Или я буду вкушать соль твоих свитков, Менандр,

Или творения рук искусных пленят мои взоры —

Краски и мрамор живой, медь и слоновая кость

Дали годов и просторы морги, что пролягут меж нами,

Раны мои утолят в лоне безмолвном своем

Смерть принесет мне судьба, не умру от любви недостойной,

И не постыдным тот день смерти придет для меня.

(Кн. III, элегия 21, ст. 21-32. Пер. Я. М. Боровского)

Проперций прославляет победу Августа при Акциуме и часто упоминает имя Мецената. Четвертый сборник элегий включает ряд новых для Проперция моментов. Он издан не ранее 16 г. Открывает его стихотворение, в котором автор говорит о намерении перейти от любовной элегии к повествовательной и создать серию ученых стихотворений на римские темы в духе поэмы Каллимаха «Причины» (элегию о Тарпее, влюбившейся во вражеского вождя, о Геркулесе и о Каке, о Юпитере Феретрийском и др.). Есть элегии, посвященные изображению верной супружеской любви — письмо Аретузы Ликоте (кн. III) и речь знатной матроны Корнелии на суде в преисподней. Корнелия описывает свой образ жизни и обращается с утешением к пережившему ее супругу (кн. XI). В этой элегии, вполне отвечающей официальной идеологии, подчеркнуты достоинства верной супружеской любви и дан образ любящей женщины, матери многочисленных детей, озабоченной их участью. Постепенно преодолевая субъективизм любовной элегии, Проперций подходит к созданию обобщающих женских образов, как бы прокладывая пути для своего младшего современника Овидия, который блестяще разовьет тенденции, наметившиеся в поздних элегиях Проперция. Любовные элегии, посвященные Кинтии, также включены в последнюю книгу. Кинтия умерла, но после смерти является Проперцию и рассказывает о своем пребывании в Элизии.

Таким образом, в творчестве Проперция жанр римской элегии как бы перерастает узкие рамки любовной лирики, обогащаясь рядом новых тем.

Овидий

Публий Овидий Назон называет себя младшим из четырех элегических поэтов Рима. Свою биографию поэт рассказал в одном из стихотворений периода изгнания («Скорбные элегии»). Он родился в 43 г. до н.э. в городе Сульмоне в состоятельной семье, которая занимала в родном городе видное положение. Вместе с братом Овидий был отправлен в Рим и там получил обычное для готовящихся к государственной карьере образование. Обучение красноречию считалось в Риме обязательным для будущих государственных деятелей. Оба брата в юности выступали с речами в риторической школе. В это время прежнее публичное красноречие уступает место камерным жанрам ораторской речи, рассчитанным на произнесение в небольшой аудитории. Речи на заранее заданные темы делятся на контроверсии (судебные речи) и свасории (жанр рассуждения). Свасории — фиктивные речи, которые вкладываются в уста исторических или мифологических персонажей, оказавшихся в особенно сложном н трудном положении, например рассуждения Агамемнона, нужно ли принести в жертву Ифигению, или размышления Цицерона, должен ли он просить Антония пощадить его жизнь, и т. п. Сенека Старший, автор дошедшего до нас сборника контроверсии и свасории, утверждает, что молодой Овидий был одаренным оратором, хотя и не любил речей, в которых требовались строгая логика и юридическая аргументация. Овидия привлекали речи, в которых можно было дать психологические характеристики действующих лиц, поставленных в какое-нибудь необычное положение. Речь Овидия, по мнению Сенеки, напоминала стихотворения в прозе (solutum carmen). Блестящий поэтический талант и влечение к литературному творчеству очень рано проявились у этого выдающегося поэта.

С детских лет меня выси поэзии сладкой манили,

Тайно Муза влекла к ей посвященным трудам.

Часто отец говорил: «К чему пустые занятья,

Ведь состоянья скопить сам Меонид не сумел!»

Я подчинялся отцу и, весь Геликон забывая,

Стопы отбросив, хотел прозой писать, как и все,

Но, против воли моей, слагалась речь моя в стопы,

Все, что пытался писать, в стих превращалось тотчас.

(«Скорбные элегии», кн. IV, 10, ст. 20-27)

Первым литературным трудом Овидия был сборник любовных элегий. Опираясь на поэзию своих предшественников, используя традиционные мотивы римских элегических поэтов, Овидий создает элегию нового типа, далекую от романтически приподнятой элегии своих предшественников. Овидий прочно стоит на почве реальности, с живым интересом относится к окружающему, наделен меткой наблюдательностью и остроумием. Ему представляются достойными поэтического изображения те стороны жизни, которых избегали прежние элегические поэты. Он смело ведет своих читателей в римский цирк, где во время представления юноши знакомятся с девушками:

Скачка коней благородных мой взор не влечет на ристаньях,

Пусть победит, я прошу, тот, кто тебе по душе.

Рядом с тобой посидеть я хочу, перемолвиться словом,

В цирк пришел, чтоб любовь ты мою видеть могла.

Смотришь ты на бега, смотрю на тебя я упорно.

Каждый своим увлечен, каждый глядит на свое.

(Кн. III, элегия 2, ст. 1-5)

Поэт не гнушается любовью служанки, объясняясь с одинаковой страстью в двух рядом поставленных стихотворениях в любви госпоже и ее прислужнице:

Волосы ты причесать искусно умеешь, Кипассис,

Ты достойна служить в небе богиням самим!

Прелесть ласк твоих тайных испытана мною: я знаю,

Ты мила госпоже, мне же милее, чем ей.

(Кн. II, элегия 8, ст. 1-4)

Он поучает ревнивого супруга и дает советы влюбленному, как лучше обмануть мужа своей любимой. Овидий подтрунивает над брачными законами Октавиана Августа, смеется над богатым и тупым претором, который имеет успех у его Коринны. Обыденные чувства человека и картины окружающей жизни становятся в поэзии Овидия объектами изображения. Шутка, смех, ирония впервые так широко проникают с его элегиями в римскую лирическую поэзию, определяя основной тон любовных стихотворений молодого поэта. Многие элегии представляют собой своего рода стихотворные декламации, в которых один мотив подается в разных вариантах. Так построена, например, 9-я элегия I книги. Главная мысль изложена в первых строках, а все стихотворение развивает и иллюстрирует ее серией примеров и образов:

Каждый влюбленный солдат и есть у Амура свой лагерь,

Аттик, поверь мне, и знай каждый влюбленный — солдат

Возраст, годный для войн, удобней всего для Венеры,

Старый не годен солдат, старца противна любовь.

(Кн. I, элегия 9, ст. 1-5)

Представитель младшего поколения периода принципата, не прошедшего через огонь гражданских войн, Овидий с готовностью принимает те блага мира и культуры, которыми характеризуется начальный период римской империи. Ему чужды мучительная борьба, поиски жизненной позиции, которые были характерны для поэтов предшествующего поколения. Внимание Овидия привлекает внутренний мир человека. Однако он не строит сложной системы взаимоотношения человека с окружающей действительностью, как это делали поэты предшествующего периода (Вергилий и Гораций). Но в традиционном жанре любовной элегии этот новый подход Овидия к своим героям не получил полного воплощения. Лишившись главного — глубоко серьезного отношения к своей теме, элегия Овидия превратилась в остроумную шутку, изящную лирическую миниатюру. Бытовая реальность, повседневная жизнь в этом жанре могла, естественно, найти лишь ироническое, шутливое воплощение.

От любовных элегий поэт переходит к жанру лирического послания на мифологические темы. «Героини» (или «Послания героинь») — это стихотворные письма героинь мифа к покинувшим их мужьям и возлюбленным. С посланиями обращаются Пенелопа, Брисеида, Деянира, Медея, Федра, Ариадна, Дидона и др.

Рисуя образы, широко известные римскому читателю и имеющие многовековую традицию в античной художественной литературе, Овидий по-новому освещает душевную жизнь своих персонажей. Послания напоминают риторические свасории, речи, вложенные в уста исторических или мифологических персонажей, которые произносились в риторических школах. Героини Овидия владеют всеми приемами ораторского искусства, сочетая в своих письмах риторические фигуры с лирическими излияниями. Послания однообразны по теме, так как все героини находятся в одинаковом положении — в разлуке со своими возлюбленными. Одни и те же мотивы встречаются в письмах разных героинь (жалобы на одиночество, ревнивые подозрения, воспоминания о прошлом, просьба о возвращении и т.д.). Искусство поэта проявляется в умении варьировать сходные мотивы, в стремлении придать каждому образу своеобразные черты, отличающие его от других. Вместе с тем Овидий как бы сводит свои персонажи с мифологических пьедесталов, приближая их к обыденному облику современных ему римских женщин. Для этого он вводит в послания ряд штрихов и метких деталей, свидетельствующих о глубоком интересе поэта к окружающей жизни.

Пенелопа — верная жена Одиссея — лишена в послании величественности, свойственной ей в «Одиссее» Гомера. Римский поэт изображает ее стареющей, слабой женщиной, трогательно хранящей верность своему далекому супругу. Призывая Одиссея скорее вернуться на Итаку, она говорит ему:

Юною девой была я, когда ты уехал отсюда.

Ныне старухой меня, если вернешься, найдешь.

(Кн. I, ст. 115-116)

В образе Дидоны Овидия нет сурового величия эпической героини. Она обращается к Энею с трогательными мольбами и горькими упреками. В противоположность пылающей местью Дидоне Вергилия она, проклиная Энея, трепещет за его жизнь:

Страшно мне, как бы, погибнув, тебя не вовлечь в свою гибель

Как бы морская тебя не поглотила волна!

Милый, живи: уж лучше пусть так я тебя потеряю,

Лучше пусть смерти моей станешь виновником ты

(Кн. VII, ст. 55-59. Пер. Ф. Ф. Зелинского)

В послание Медеи вводится любопытный рассказ о том, как мимо дома, где живет Медея с детьми, движется свадебное шествие и один из сыновей Ясона, выбежав на порог, обращается к матери: Младший наш сын — в любопытстве иль детской игрой увлеченный — Перескочил невзначай двери наружный порог:

«Мама! — кричит — Посмотри! Сам отец наш Ясон открывает

Шествие, весь золотой на колеснице стоит».

(Кн. XII, ст 149-152)

Впоследствии, вероятно самим же Овидием, к сборнику, состоявшему из 15 писем, были присоединены еще три пары посланий. В каждой паре было письмо героини и ответ героя (письмо Париса Елене и Елены Парису, письма Аконтия и Кидиппы, Геро и Леандра. В этих посланиях решается интересная художественная задача. Поэт изображает воздействие письма на чувства и намерения адресата. С этой точки зрения любопытно письмо Париса, в котором он пытается различными способами расположить к себе Елену, и ответное послание Елены, в котором раскрывается целая гамма психологических нюансов. Елена начинает письмо с негодующих замечаний и постепенно склоняется к просьбам влюбленного красавца.

Первый период творчества Овидия заканчивается двумя шутливо дидактическими поэмами: «Искусство любви» (Ars amatoria) и «Средства от любви» (Remedia amoris), 1 г. до н.э. — 1 г. н.э. Поэма «Искусство любви» — одно из самых блестящих по остроумию и формальному совершенству произведений молодого Овидия. Поэт пародирует в ней ученые руководства, в частности руководства по риторике. Римской любовной элегии были свойственны элементы дидактики. Тибулл и особенно Проперций подчеркивали, что хотят дать полезные советы влюбленным, имея достаточный опыт в делах любви. Овидий использует эту дидактическую тенденцию. Он составляет целый кодекс правил поведения, которыми должен руководствоваться влюбленный юноша в своих взаимоотношениях с любимой женщиной. Руководства по риторике обычно начинались с раздела, посвященного нахождению (inventio) нужного оратору материала. Овидий начинает свою шутливую поэму с раздела: «Нахождение предмета любви», давая советы, как и где найти подходящую возлюбленную. Вторая часть поэмы посвящена тому, как завоевать любовь, третья как ее сохранить. В произведение вводятся многочисленные бытовые зарисовки, изящные мифологические рассказы, шутливые рассуждения на моральные темы. От тех, кто хочет покорять сердца, требуется обаяние и знание искусства. Влюбленный в своих взаимоотношениях с женщинами, как шутливо утверждает Овидий, должен быть на высоте культурного века Августа.

В третьей книге поэт дает советы женщинам. И от них требуются изящество внешнего облика, тонкий вкус и художественные познания. Пользуясь остроумной шуткой, иногда прибегая к пародии, Овидий выступает в своей поэме против грубости нравов, за тонкость и красоту в отношениях между людьми. Поэма вызвала недовольство блюстителей нравственности вольностью тона и откровенной смелостью отдельных картин. Тогда Овидий составил другое произведение на прямо противоположную тему — «Средства от любви». В этом небольшом по объему произведении он советует заниматься сельским хозяйством или государственной деятельностью, отправиться в далекое путешествие и т. п., для того чтобы исцелиться от любовного чувства. Поэма также носит шутливый характер и полна остроумия.

В первый период творчества Овидием была написана знаменитая, но не дошедшая до нас трагедия «Медея» и поэма о косметике (сохранилась очень незначительная часть ее).

В период расцвета своего поэтического дарования Овидий переходит к созданию больших произведений на мифологические темы. Он одновременно пишет две поэмы: «Метаморфозы» и «Фасты». «Метаморфозы» — эпическая поэма, в которой рассказываются легенды о превращениях людей в животных, а также в предметы неодушевленной природы: растения и камни, источники, светила и т.д. Эти мифы широко распространены в фольклоре различных народов. Эллинистические поэты, проявлявшие большой интерес к фольклору и мифологии, использовали эти легенды в своих художественных произведениях. Эратосфену принадлежит сочинение в прозе «Катастеризмы», в котором рассказывались мифы о превращении в звезды, Бойю — сочинение «О происхождении птиц», Никандру и Парфению — поэмы «Метаморфозы». Существовали и каталоги мифов на эту тему. Римский поэт использовал многочисленные источники: научные и художественные произведения, каталоги и памятники изобразительного искусства.

Поэма состоит из 15 книг. Это увлекательное, живо написанное произведение с массой персонажей, с постоянной сменой места действия. Овидий собрал около 250 мифов о превращениях. Разрозненные мифы с различными героями соединены здесь в единое целое. Для придания единства произведению поэт пользуется различными приемами: он объединяет мифы по циклам (фиванский, аргосский и др.), по сходству персонажей, по месту действия. Часто придумывает связующие звенья между разнородными легендами. Как искусный рассказчик, он пользуется приемами рамочной композиции, вкладывая повествование в уста различных героев. Поэма начинается с рассказа о сотворении мира из беспорядочного хаоса, а кончается философским заключением Пифагора. Пифагор говорит о вечной изменчивости и чудесных превращениях, происходящих в окружающей природе, призывает не употреблять в пищу мясо живых существ. Подобно своим предшественникам (Вергилию, Лукрецию), Овидий стремится дать философское обоснование избранной им темы. Однако у него это заключение не влияет на все произведение в целом. Овидий сосредоточивает внимание на образах действующих лиц, на их приключениях и переживаниях, на описании той обстановки, в которой происходит действие.

Вот юный Фаэтон, обиженный недоверием к его божественному происхождению, хочет убедиться в том, что его отцом действительно является бог Солнца. Он отправляется для этого далеко на Восток и приходит во дворец лучезарного бога. Дворец Солнца сказочен, но в описание включены детали, напоминающие пышное убранство роскошных резиденций восточноэллинистических царей и римских вельмож. Колонны дворца украшены золотом и драгоценными камнями, на створках серебряных дверей изображены земля и море, кишащее тритонами и нереидами. Сказочный бог Солнца, восседающий на троне, украшенном смарагдами, оказывается заботливым отцом. Фаэтон хочет проехать по небу на солнечной колеснице. Отец пытается отговорить его, но упрямый юноша настаивает на своем. Овидий, описывает небесные конюшни и фантастических коней, нетерпеливо бьющих копытами. Колесница, на которую встал Фаэтон, кажется им, привыкшим возить мощного бога света, слишком легкой. Поднявшись на вершину неба, с которой начинается крутой спуск, кони перестают подчиняться поводьям и мчатся, сойдя с дороги. По сторонам разверзают свои пасти страшные небесные чудовища: рак (созвездие Рака), скорпион (созвездие Скорпиона), а внизу темнеет далекая земля. Сердце Фаэтона сжимается от страха, и он выпускает из рук поводья. Вот колесница, скользя все ниже и ниже, приближается к земле, загораются леса на горных вершинах, закипает вода в реках и морях, в земле появляются трещины от невыносимого жара. Богиня Земли молит Юпитера о спасении, и властитель богов бросает свою молнию в Фаэтона, чтобы вызвать падение колесницы. Гибнет, падая на землю, Фаэтон. Неутешно плачут над ним сестры и превращаются в тополя. Описание превращения дано кратко и лишь замыкает большой рассказ.

Соединение фантастики с реальностью характерно для всей поэмы Овидия. Его герои, с одной стороны, сказочные мифологические фигуры, с другой — обыкновенные люди. Повествование не усложнено никакими глубокомысленными рассуждениями. Так, в рассказе о Фаэтоне подчеркнуты простые, понятные всем черты внутреннего облика: самоуверенность молодости, мудрость и нежная заботливость зрелости. Эта доступность, легкость и поэтичность рассказа обеспечили поэме Овидия широкую популярность в древнее и новое время. С античной мифологией в увлекательном изложении Овидия читатель нового времени знакомился обычно по этой широко известной и любимой уже в средние века поэме. Многие рассказы дали материал для многочисленных литературных произведений, опер, балетов и картин: описание четырех веков и рассказ о любви Аполлона к нимфе Дафне, превратившейся в лавровое дерево (I кн.), миф о красавце Нарциссе, влюбившемся в собственное изображение, и нимфе Эхо (III кн.), о гордой Ниобе, оскорбившей Диану (VI кн.), о полете Дедала и Икара (VIII кн.), о скульпторе Пигмалионе, создавшем статую прекрасной женщины и влюбившемся в свое создание (X кн.), о нежных супругах Кеиксе и Галькионе (XI кн.) и др.

Превращения в «Метаморфозах» — обычно результат вмешательства богов в судьбу героев. Иногда они вызваны несправедливой злобой божества или являются заслуженной карой за проступок действующего лица. Подчас, спасаясь от грозящей беды, персонажи поэмы сами молят богов об изменении своего внешнего облика. Так, нимфа Дафна, которую преследует влюбленный Аполлон, обращается к своему отцу, богу реки Пенею, с просьбой о помощи:

Молит: «Отец, помоги, ведь сила есть у потоков,

Лик мой скорей измени, уничтожь мой гибельный образ!»

Кончила речь, и тотчас тяжелеют гибкие члены,

Нежную грудь покрывает кора, поднимаясь все выше.

Волосы в листья у ней превращаются, руки же в ветви,

Ноги — ленивые корни уходят в черную землю

Вот и исчезло в вершине лицо, но краса остается.

Любит по-прежнему Феб и, ствола рукою касаясь,

Чувствует, как под корой ее грудь трепещет живая.

Он обнимает ее, он дерево нежно целует.

(Кн I, ст 545-554)

Описания Овидия чрезвычайно наглядны, он видит рисуемую картину во всех подробностях. Эта наглядность описаний дала возможность художникам эпохи Возрождения снабдить издания «Метаморфоз» серией живописных иллюстраций.

Богатство античной мифологии позволило Овидию изобразить в поэме самые различные персонажи. Перед читателями проходят герои различного возраста и пола: юноши, скромные девушки, старики и старухи, зрелые, умудренные жизнью мужи. Наряду с богами и царями выступают и простые смертные: кормчий Главк, старики Филемон и Бавкида, юные влюбленные Пирам и Тисба, скульптор Пигмалион и др. Их чувства, как и характер персонажей, различны: тут и жестокий деспот Терей, и самовластный надменный Пенфей, бесхитростная юная Каллисто, надменная богиня Юнона. Герои Овидия — это в сущности его современники, но как бы перенесенные в сферу мифа, опоэтизированные и облагороженные.

Одновременно с «Метаморфозами» Овидий пишет и другую поэму, «Фасты» (Календарь). Сравнение художественного метода Овидия в «Метаморфозах» и «Фастах» показывает, что, создавая эпическую поэму, Овидий хотел придать изложению известную монументальность и парадность. В поэме «Фасты», написанной элегическим дистихом, рассказывается о происхождении отдельных римских обрядов, празднеств и церемоний. Здесь несколько иной стиль повествования (хотя мифологии также уделено много места), больше бытовых подробностей, и самый тон повествования проще, лиричнее и эмоционально насыщеннее, чем в «Метаморфозах». Образцом послужила поэма Каллимаха «Причины».

Овидий предполагал написать 12 книг по числу месяцев в году, но успел написать только 6. Каждая книга начинается с толкования названия месяца, далее следуют занимательные рассказы о празднествах и обрядах, совершаемых в данном месяце. Каждый праздник и обряд имеет свою историю и связан с многочисленными мифами, которые и излагаются в поэме. Греческие мифы чередуются с римскими, римская мифология поэтизируется. К числу известных эпизодов относится рассказ о Тарквинии и Лукреции, с легендой о которых был связан один из дней февраля. Жестокий Тарквинии Гордый, последний царь Рима, совершил насилие над целомудренной женой Брута Лукрецией. Лукреция призналась во всем отцу и мужу. Они простили ее, но сама Лукреция не может примириться с совершившимся и закалывает себя на глазах родных. Над телом жены Брут клянется отомстить деспоту, и римляне изгоняют из города царей. Так кончается древний «царский период» в истории Рима и начинается новый этап его истории.

Овидий посвятил свою поэму Октавиану Августу и уделил особое внимание в ней празднествам, связанным с императорским домом. Совершенно неожиданным явилось для него грозное распоряжение Октавиана о высылке его из Рима на побережье Черного моря в город Томы (близ нынешней Констанцы в Румынии) в 8 г. н.э. О причинах изгнания Овидий пишет в туманных чертах в своих «Скорбных элегиях» и «Посланиях с Понта». Он утверждает, что его погубили «песня» и какое-то «заблуждение», о котором он должен молчать Он говорит, что его вина была не «преступлением», а «ошибкой», что во всем виноваты его глаза, видевшие нечто запретное. Ученые предполагают, что поэт был либо замешан в каком-то дворцовом заговоре, либо содействовал любовным похождениям внучки Августа Юлии, также высланной из Рима почти одновременно с Овидием. Официальным поводом для изгнания послужила поэма «Искусство любви», разгневавшая Августа своей чрезмерной водностью.

Изнеженный, избалованный жизнью в Риме, пятидесятилетний поэт попал в далекую страну, в городок, лежавший на границе римских владений. Фракийские племена, окружавшие город, постоянно совершали на него набеги, и жители должны были сражаться на улицах. Овидий жалуется в своих «Скорбных элегиях» на тяжелые условия жизни в этих местах, на отсутствие книг, на изнуряющие его болезни. В изгнании им было написано 5 книг «Скорбных элегий», 4 книги «Посланий с Понта» и поэма «Ибис» — инвектива против какого-то врага поэта.

В тяжелых условиях изгнания поэт ищет утешения в литературном творчестве. Он обращается в своих элегиях к далеким римским друзьям, трогательно просит их заступиться за него перед Августом, умоляет о перемене места изгнания. Многие элегии обращены к жене. Его жена, родственница видного друга Августа — Фабия Максима, часто бывала в доме принцепса и была близка с женой Августа — Ливией. Однако даже и это обстоятельство не помогло сосланному. Овидий умер в изгнании в 18 г. н.э., так и не добившись смягчения своей участи. Октавиан Август скончался в 14 г. н.э., но его преемник Тиберий, по-видимому, тоже не внял мольбам поэта.

Высокую оценку «Скорбным элегиям» дал А. С. Пушкин. Защищая Овидия от нападок французского поэта Грессе, Пушкин писал: «Сколько яркости в описаниях чуждого климата и чуждой земли! Сколько живости в подробностях и какая грусть о Риме, какие трогательные жалобы!»[79] В своих «Скорбных элегиях» Овидий жалуется на коварство врагов, на измену друзей, на тяжелые условия жизни в Томах. Только поэзия скрашивает жизнь изгнанника:

Если живу я еще, борюсь с несчастьем и горем,

Если не стал мне еще тягостен солнечный свет,

Этим тебе я обязан, о Муза! — Ты мне утешенье,

Ты — покой от забот, ты — исцеленье от бед.

Вождь и спутник ты мой! Уводишь меня ты ог Истра,

На Геликоне даешь место почетное мне.

(Кн. IV, элегия 10, ст. 115-120)

В 3-й элегии III книги он обращается к своей жене с просьбой:

Прах мой в урну сложив, верни в мой город, молю я,

Чтоб после смерти не быть грустным изгнанником мне

Кто ж запретит тебе? Так Антигона убитого брата,

Хоть и противился царь, все же сама погребла

Пепел с листами смешав и с мелким душистым амомом,

Скрой в саду ты моем, в землю близ Рима сложи,

А чтоб спешащий прохожий стихи на могиле заметил,

Крупными буквами их вырежь на белой плите.

«Я, который лежу здесь, шалун, любовь воспевавший,

Умер от песен своих. Имя поэта Назон».

Ты же, мимо идущий, ведь сам любил ты, промолви

«О, да будет легка праху Назона земля!»

(Кн. III, элегия 3, ст. 65-76)

В «Посланиях с Понта» он сообщает, что обучился гетскому языку и написал на этом языке поэму об Августе, которую читал местным жителям. Поэт проявлял интерес к греческим преданиям, связанным с городом Томы. Он рассказывает миф об убийстве Медеей брата Апсирта, считая, что с этим событием связано название города Томы (от греческого глагола — резать) («Скорбные элегии», III, 9), вспоминает предание о дружбе Ореста и Пилада, прибывших некогда в эти места («Послание с Понта», III, 2). Во время кишиневской ссылки А. С. Пушкин внимательно прочитал «Скорбные элегии» Овидия, тонко уловил их поэтические достоинства и глубину выраженных в них чувств. «Послание к Овидию» явилось откликом великого русского поэта на проникновенные стихотворения римского изгнанника.

Овидий гордился созданными им произведениями и не раз подчеркивал в «Скорбных элегиях», что они будут жить века и читаться всеми народами. Действительно, он был одним из самых популярных поэтов Рима в средние века и в новое время. «Искусство любви» вдохновляло многих поэтов средневековья и Возрождения. «Метаморфозы» стали неисчерпаемой сокровищницей мифологических преданий для многих поколений.

Овидий глубоко оригинален, его создания блещут поэтической выдумкой и вместе с тем полны интереса к жизни, которую он умел изображать щедро и красочно. Произведения этого крупнейшего художника Древнего Рима не утратили своего значения и в наши дни.

Тит Ливий

Историк времен принципата, современник Августа, Тит Ливий (59 г. до н.э. — 17 г. н.э.) — создатель монументального исторического труда «От основания города» в 142 книгах. Он поставил перед собой задачу изложить историю Рима от древнейших времен до современных автору событий. Выполнение этой грандиозной задачи потребовало от писателя много сил и времени. Он работал над своей историей около сорока лет. От грандиозного произведения Ливия до нас дошла лишь четвертая часть (книги 1-10 и 21-45). Остальные сохранились лишь в суммарном изложении.

Ливий происходил из города Патавия (современная Падуя), славившегося своими патриархальными нравами и республиканскими симпатиями. Легенда связывала его основание с троянцем Антенором. Еще во времена Ливия жители носили старинные одежды и с благословением относились к древним нравам и обычаям. Тит Ливии навсегда сохранил эту приверженность старине, и его республиканские взгляды нашли отражение в труде «От основания города».

Правда, восхищение древностью не помешало ему, как и Вергилию, примириться с принципатом; ведь Октавиан Август пытался возродить те самые патриархальные нравы, которые были по душе и Вергилию, и Ливию. Однако Титу Ливию чужд тот трагизм мироощущения, который часто свойствен Вергилию. Он верит в особую миссию римского государства, и Ромул говорит в одной из глав его произведения: «Боги хотят, чтобы мой Рим стал главой целого мира». Ливии хочет показать, «какая была жизнь, какие нравы и какими средствами во время мира и во время войны государство укрепилось и окрепло», как стали римляне «первым народом на земле». По мнению Ливия, «не было другого государства обширнее, благочестивее, богаче хорошими примерами, ни в какое другое государство не проникли так поздно скупость и роскошь». Патриотизм, которым проникнуто все изложение Ливия, окрашивает восхищением и благоговением его повествование о событиях и людях великого Рима. Он замечает: «У меня, когда я пишу о древности, каким-то образом сама душа становится старинной». Относись отрицательно к Цезарю и ко всем диктаторам, которые попирали республиканские свободы, он преклоняется перед Фабиями, Камиллами и другими героями Рима периода республики. Однако, описывая в четвертой книге посвящение Юпитеру военных трофеев Корнелием Коссом, он не забывает раскланяться в сторону Октавиана Августа, называя его «основателем всех храмов и восстановителем их».

Тит Ливий не был историком-исследователем, кропотливо работавшим над первоисточниками, как, например, Фукидид. Он берет свой материал у римских анналистов и эллинистических историков и художественно обрабатывает его. Одаренный писатель, он рассказывает живо и увлекательно, деля повествование на отдельные эпизоды, каждый из которых образует законченную яркую картину. Его художественная манера близка к классицистическому стилю: он предпочитает драматизацию действия и эмоционально насыщенный стиль и вместе с тем экономно отбирает детали при характеристике своих героев. Главной пружиной развития человеческого общества он считает его нравственные устои. Разрушение этих устоев приводит, с его точки зрения, к гибельным последствиям — к междоусобицам и распрям. Исторический жанр, по определению Цицерона, требует красноречивого изложения и поучительных примеров. Ливий следует заветам Цицерона: он приводит в своем труде поучительные для современников примеры из прошлого, сближает облик своих героев и события отдаленного прошлого с современными, следуя в этом за Вергилием.

Цицерон был для Ливия образцом и в области языка. Он также строит свою речь периодами. Подобно Цицерону, он стремится донести свои мысли до читателя с исчерпывающей полнотой. Его язык, по мнению римских грамматиков, свойственно богатство словесного выражения. В изложение вставляются и искусно составленные речи действующих лиц, придающие повествованию живость и драматическую насыщенность. История Ливия пользовалась в Риме большим успехом и стала для современников и последующих поколений таким же основным трудом в области истории, как «Энеида» Вергилия — образцом римского эпоса. Гуманисты высоко ценили Ливия. Восторженно отзывались о нем Данте и Макиавелли. Созданные им образы римских государственных деятелей и полководцев вошли в традицию литературы нового времени наряду с образами Плутарха. В. Г. Белинский называл Тита Ливия «истинным и оригинальным Гомером римлян».

ЛИТЕРАТУРА I И НАЧАЛА II В. Н.Э.

После смерти Августа императорская власть в Риме все более укрепляется, хотя императорам приходится вести ожесточенную борьбу с сенатской оппозицией. Против Калигулы (37-41 гг.), Клавдия (41-54 гг.) и Нерона (54-68 гг.) организуются дворцовые заговоры, в которых принимают участие и императорские войска (преторианцы). Положение несколько меняется в правление Нервы (96-98 гг.) и Траяна (98-117 гг.). Им удается добиться известного согласия между сенатом и императорами.

В течение I в. постепенно меняется состав общественной верхушки. Вымирает старый нобилитет, на смену ему приходит новая знать, состоящая из представителей италийских городов и римских провинций, начинающих играть все большую роль в жизни империи. Растет новое сословие чиновников, развивается бюрократический аппарат государственного управления. Рим наводняют деклассированные разорившиеся земледельцы и обедневшие горожане. Они требуют «хлеба и зрелищ». Эти горожане — постоянные посетители римского цирка и других зрелищ. В цирке происходят конные ристания, в амфитеатре — бои зверей и жестокие сражения гладиаторов. Серьезная драма и комедия окончательно сходят со сцены. В театре выступают декламаторы, певцы и жонглеры, ставятся пышные пантомимические и балетные представления. Римские бедняки вступают в свиту богатых людей и становятся их клиентами. Клиенты обязаны приходить к своему патрону с утренним приветствием, присутствовать при его одевании и сопровождать его во время выходов. Бедняки-клиенты, получающие подачки от высокопоставленных патронов, постоянно испытывают тяжелые унижения. Ювенал и Марциал в ярких красках рисуют мрачную жизнь римских бедняков. Вместе с тем многие вольноотпущенники, вышедшие из низов римского общества, наживают состояние, становятся владельцами богатых имений и роскошных домов. В литературных памятниках эпохи постоянно встречаются сатирические зарисовки грубых выскочек, кичащихся своей безвкусной роскошью. Ф. Энгельс так характеризует создавшееся в Риме в этот период положение: «Население все больше и больше разделялось на три класса, представлявшие собой смесь самых разнообразных элементов и народностей: богачи, среди которых было не мало вольноотпущенных рабов (см. Петрония), крупных землевладельцев, ростовщиков, или тех и других вместе, вроде дяди христианства Сенеки; неимущие свободные — в Риме их кормило и увеселяло государство, в провинциях же им предоставлялось самим заботиться о себе; наконец, огромная масса рабов. По отношению к государству, то есть к императору, оба первых класса были почти так же бесправны, как и рабы по отношению к своим господам. Особенно в период от Тиберия до Нерона стало обычным явлением приговаривать богатых римлян к смерти для того, чтобы присвоить их состояние»[80].

В области идеологии и искусства заметен ряд новых явлений по сравнению с предшествующей эпохой. Время от смерти Августа (14 г.) до конца правления Траяна (117 г.) называют «серебряным веком римской литературы». На смену гармонии, свойственной искусству классицизма, приходит пышный стиль, характеризующийся стремлением к грандиозности и патетике (колоссальные арки, статуи, вычурные сооружения и т.д.). Однако именно в это время скульптурный портрет достигает яркой индивидуализации изображения, а в настенной живописи появляются тонкие пейзажные зарисовки. В литературе утверждается декламационный стиль. В отличие от Цицерона, декламаторы увлекаются азианизмом с его короткими предложениями, эффектными словесными фигурами и пафосом. Однако представители «нового стиля» (Сенека, Лукан) достигают большего мастерства в психологической характеристике и вносят в римскую литературу значительные новшества. При всех художественных достижениях литературы этого периода, она все же несет на себе печать начинающегося упадка. Для большинства произведений характерно измельчание тем, отсутствие глубоких обобщающих образов и мрачное пессимистическое изображение окружающего мира. Луций Анней Сенека (род. незадолго до н.э. — ум. в 65 г. н.э.) происходил из города Кордубы в Испании, но вырос в Риме. При Клавдии он был сослан на Корсику, где провел 8 лет, занимаясь философией и литературой. После возвращения он стал воспитателем юного Нерона и фактически руководил римским государством. В 65 г. жестокий и коварный Нерон расправился со своим бывшим воспитателем, приказав ему покончить жизнь самоубийством. Предлогом явилось мнимое участие Сенеки в заговоре Писона. Сенека писал философские произведения и трагедии. Только философия, по мнению Сенеки, может помочь человеку достичь душевной свободы в условиях деспотического режима империи. Стоическая и эпикурейская философия особенно интересуют его. Он пишет трактаты «О гневе», «О счастливой жизни» и др., выступает с письмами к Луцилию на моральные темы (63-64 гг.). Излагая чужие философские взгляды, Сенека углубляет мрачный, пессимистический характер учений, развивая тенденции, намеченные в стоических философских доктринах. Он особенно акцентирует тему смерти. Возможность в любой момент уйти из жизни является, с его точки зрения, высшим проявлением свободы. В этой концепции находит яркое отражение тот пессимистический взгляд на окружающую действительность, который свойствен многим представителям господствующих классов Римской империи в этот период.

Большой интерес представляют драмы Сенеки — единственные памятники римской трагедии, дошедшие до нас. Эти драмы предназначались для декламации, а не для театральной постановки. Декламационная драма появилась уже в Древней Греции и проникла в Рим в I в. до н.э. Образцом ее являлись несохранившиеся «Медея» Овидия и «Фиест» Вария. Трагедии Сенеки посвящены мифологическим сюжетам, которые обрабатывали еще древнегреческие трагики («Медея, «Федра», «Эдип»). Количество одновременно выступающих лиц ограничено тремя; имеются хоровые партии; драма делится на пять актов. Из старых сюжетов поэт выбирает такие, которые дают наибольший простор для изображения страстей, страданий и тяжелой борьбы героев. Герои — сильные люди, стремящиеся к намеченной ими цели (Геракл, Атрей, Эдип и др.). Часто центральным действующим лицом является жестокий тиран. В его речах и в оценках, которые даются ему другими персонажами, звучат злободневные ноты. Сенека клеймит деспотизм римских императоров. Между Атреем и его телохранителем в трагедии «Фиест» происходит такой диалог:

Телохранитель

Не страшит тебя Народный ропот?

Атрей

Высшим благом царства

Считаю; я, что все дела владыки

Народ равно обязан как терпеть,

Так и хвалить.

(Ст. 237-242. Пер. С. Соловьева)

В трагедиях нагромождены различные ужасы, говорится о кровавых преступлениях, страшных знамениях, появляются окровавленные призраки и тени умерших. Партии хора служат для разрядки драматического напряжения. В песнях хора автор дает философский комментарий к происходящим в драме событиям:

Ведь над каждым царем царит сильнейший,

Тот, кого на восходе видел гордым,

Видит день, убегающий во прахе.

Пусть чрезмерно никто не верит счастью,

Не теряет надежды в горе. Клото[81]

Все мешает и не дает покоя

Колесу быстромчащейся Фортуны.

(Фиест, ст. 720-726)

Призыв к смертным хранить спокойствие духа в горе напоминает «философскую мудрость» Горация. Горацианские мотивы часто встречаются в поэтических партиях хора. Нагромождая ужасы, показывая неистовое кипение страстей, давая часто несколько однотипные образы героев, Сенека достигает все же в отдельных сценах большой психологической тонкости. Например, в трагедии «Федра» римский драматург использует первый вариант драмы Еврипида «Ипполит», в котором царица сама объяснялась в любви пасынку. Душевные колебания и смятение героини, трагическая глубина ее чувства изображены Сенекой с большой художественной силой.

Язык трагедий — типичный образчик декламационного стиля, столь модного в этот период. Декламаторы отвергают стиль Цицерона с его плавными периодами, требуя стремительной, порывистой, патетической речи, свойственной азианскому красноречию. В драмах Сенека часто прибегает к эффектным сентенциям и антитезам, пользуется отрывистыми предложениями, нагромождает метафоры, уснащает речь патетическими вопросами и восклицаниями

Эдип

... Судьба

Жестокая, ужасный страх, болезни,

Зараза, черная чума и горе,

Со мной, со мной идите! Любо мне

Поводырей таких иметь в пути

(Ст. 1208-1212)

Сенеке приписывают и претексту «Октавия». Главная героиня драмы — дочь Клавдия, жена Нерона, отвергнутая им ради новой возлюбленной Поппеи. Три действующих лица: Нерон, Октавия, Поппея — не встречаются друг с другом на протяжении драмы. Они только беседуют со своими приближенными. В этом проявляется ярко выраженный декламационный характер трагедии. Она принадлежит, вероятно, какому-нибудь подражателю Сенеки. Автору известны обстоятельства гибели Нерона, которые не мог знать Сенека. К тому же сам Сенека выступает в качестве действующего лица, пытаясь вразумить жестокого деспота.

Сенеке принадлежит остроумная сатира на императора, Клавдия. Она называлась «Отыквление» (то есть «Шутовской апофеоз» Клавдия). Чередованием стихов и прозы она напоминает жанр «менипповой сатиры». После смерти Клавдий попадает на небо, где боги дают надлежащую оценку его преступной деятельности. С негодующей речью выступает Октавиан Август. Он требует немедленного изгнания с Олимпа невежественного и жестокого императора. По дороге в преисподнюю Клавдий попадает на собственные похороны и видит всеобщее ликование. В преисподней императора судят по его собственному методу: выслушивают только обвинителей. Здесь его окружает толпа загубленных им людей. Хромого, невежественного и преступного деспота присуждают к игре в кости в дырявом рожке, из которого они все время просыпаются на землю. В злой сатире Сенека высмеял физическое уродство хромого императора, его глупую напыщенную речь, жестокость и манию величия.

Сенека — один из значительнейших писателей римской империи. Его философские произведения сыграли большую роль в формировании взглядов «отцов церкви» во времена поздней античности и в средние века. Его драмы привлекали внимание деятелей Возрождения. Шекспир хорошо знал его трагедии и не раз использовал их. Живо интересовались пьесами Сенеки и авторы французской классической драмы. Приверженцем «нового стиля», близким к Сенеке, был один из талантливейших поэтов этого периода Марк Анней Лукан (39-65 гг. н.э.). Он был выразителем идей оппозиционной сенатской аристократии. Как и Сенека, по приказу императора Лукан должен был покончить жизнь самоубийством. Самым выдающимся его произведением была поэма «Фарсалия», посвященная гражданской войне между Помпеем и Цезарем. Главные герои поэмы — Цезарь, Помпей и Катон Младший. Сгущая краски, прибегая к гиперболам и патетической декламации, Лукан создает сильные, хотя и несколько односторонние образы героев. Цезарь — тиран жестокий и коварный, вступающий в борьбу с роком ради осуществления своих властолюбивых замыслов. Помпей — покорный судьбе величественный страдалец, умеющий, как и герои драм Сенеки, умереть с достоинством и мужеством. Катон Младший — любимец Лукана, выразитель его собственных взглядов. Катон — республиканец, сражающийся за любимый им Рим и стоящий вне мелочных раздоров вождей. В жестоких сражениях поздней республики была утрачена, по мнению Лукана, прежняя свобода. В Цезаре он видит предшественника преступного Нерона, на которого не раз ополчается в своей поэме. Однако у Лукана, как и у Сенеки, нет никакой положительной программы. Борьбу с императорским режимом они оба считают безнадежной. Историческими событиями, с точки зрения Лукана, движет судьба, и герои являются лишь пешками в ее руках. Основным источником поэмы являлась история Тита Ливия, но Лукана интересуют лишь отдельные драматические эпизоды: переход Цезаря через Рубикон, Цезарь в Массилии, военные действия в Испании, пребывание вождей в Фессалии, поход Катона через Ливийскую пустыню. В поэме Лукана нет олимпийского плана, но, отвергая традиции Гомера и Вергилия и выдвигая идею роковой предначертанности исторических событий, он вводит аллегорические фигуры: Родины, Судьбы, Свободы и т.д. — и описывает чудесные знамения, которыми Судьба дает свои указания смертным.

Патетическими описаниями ужасов, бедствий и страданий эпос Лукана близок к трагедиям Сенеки. Полные драматизма картины жестоких сражений, происходящих не между отдельными героями, а между войсками, чередуются с описаниями экзотических стран и далеких походов, с учеными рассуждениями о различных племенах, населяющих эти страны, с рассказами о географических диковинах. В поэму вставляются построенные по всем правилам «нового стиля» речи. Сам автор постоянно обращается к читателям и действующим лицам с восклицаниями и патетическими вопросами:

Брось это место борьбы, мой разум, сгусти на нем сумрак!

Сотни грядущих веков от меня, певца злоключений.

Да не узнают, на что гражданские войны способны.

Нет, да иссякнет слеза, и лучше пусть жалобы стихнут!

Что тут творил ты в бою, — об этом, о Рим, умолчу я!

(Кн. VII, ст. 553-557. Пер. А. С. Остроумова)

Высокие художественные достоинства поэмы — ораторский пафос, живость описаний, глубина страстей — привлекали к зтому памятнику внимание многих поколений. Поэма пользовалась успехом у современников Лукана, комментировалась в поздней античности и в средние века. В период английской и французской революций она была особенно популярна, как страстный документ ненависти к деспотизму. На саблях национальной гвардии во время Французской революции были начертаны слова, принадлежащие Лукану: «Знает ли кто, что мечи нам даны, чтобы не было рабства?»

В императорском Риме вновь расцветает жанр сатиры. Именно в это время развертывается деятельность Персия, Петрония, Марциала и Ювенала.

Авл Персий Флакк (34-62 гг. н.э.), увлекавшийся стоической философией, следуя примеру Луцилия и Горация, издает небольшой сборник сатир. Он высмеивает бездарных эпических поэтов, подвизающихся в Риме. Роскошно одетый чтец «поэтов слезливые басни цедит сквозь зубы, слова коверкая лепетом нежным». Персий дает ряд обобщенных, резко карикатурных образов тупых должностных лиц, скупых богачей, суеверных невежд и невежественных мудрецов. Все эти персонажи не следуют мудрому учению стоиков, сторонником которого является сатирик. Однако и проповедь стоической мудрости дается им в резкой, нарочито грубоватой форме:

Без толку брось подставлять толпе свои жадные уши.

Плюнь ты на лживую лесть, прогони подхалимов корыстных;

Внутрь себя углубись и познай, как бедна твоя утварь.

(Кн. IV, ст. 50-52. Пер. Ф. А. Петровского)

Персий постоянно пользуется гиперболами, смелыми и неожиданными сравнениями. Его зарисовки римской действительности не лишены подчас элементов откровенного натурализма. Ф. Энгельс видел в этих острых зарисовках современных нравов главное достоинство сатир Персия, который размахивал «бичом сатиры над своими выродившимися современниками»[82].

Сатирические картины римской действительности даются и в одном из самых оригинальных произведений этой эпохи, в романе Петрония «Сатирикон». Автор романа — римский аристократ и приближенный Нерона Петроний Арбитр, погибший как участник заговора Писона. От романа Петрония сохранились лишь отрывки (начиная с 13-й книги). Это широкое повествовательное полотно. В качестве рассказчика выступает Энколпий, опустившийся человек, ведущий бродячий образ жизни. В скитаниях его сопровождает мальчик Гитон. С героями происходят различные приключения, они встречаются с многочисленными персонажами, попадают в разные города и страны. Автора интересуют пестрые картины быта и маленькие люди: моряки, воины, вольноотпущенники, сводницы и т. п. Местом действия часто являются кабаки, площади и улицы небольших городков. Подобные зарисовки были свойственны жанру комедии и мима. Петроний насыщает ими свой бытовой роман. С большой меткостью, с иронией аристократа, а подчас и с грубым натурализмом изображает он жизнь и быт «маленьких людей». От взора Петрония не ускользает ряд существенных моментов, характеризующих жизнь его времени, — выдвижение вольноотпущенников, распространение различных суеверий и восточных верований, падение культуры и искусства.

Поклонник старого искусства, с презрением взирающий на современную художественную литературу, Петроний тем не менее не подражает старому, а создает свой оригинальный стиль. Как и Персий, Петроний не чужд натурализма и с грубой откровенностью показывает неприглядные стороны современной ему действительности. В одном из эпизодов романа описывается пир у богатого вольноотпущенника Тримальхиона. С юмором изображает автор безвкусную обстановку, окружающую богача, его вульгарную внешность и отталкиваютщие манеры: «Скобленая голова высовывалась из ярко-красного паллия... на мизинце левой руки красовалось огромное позолоченное кольцо; на последнем же суставе безымянного, как мне показалось, — настоящее золотое ... чтобы выставить напоказ другие драгоценности, он обнажил до самого плеча правую руку, украшенную золотыми запястьями. «Друзья, — сказал он, ковыряя в зубах серебряной зубочисткой...» (пер. Б. Ярхо).

Гости Тримальхиона, в прошлом раба, теперь нажившего большое состояние, такие же невежественные простолюдины. Все они, правда, наделены известной практической сметкой, позволившей им «выйти в люди». Одним из средств характеристики действующих лиц у Петрония является их речь. Гости говорят грубым языком, с ошибками, часто вставляют греческие слова. Их разговор пестрит пословицами, прибаутками, народными словами: «Чего нет сегодня, то будет завтра; в том вся жизнь проходит», «Я не каждый день моюсь; банщик, что валяльщик; у воды есть зубы, и наша жизнь ежедневно подтачивается».

Талантливый и своеобразный художник Петроний так же, как Сенека, Лукан и Персии, порицая современную действительность, не видит выхода из нее. Однако картины окружающей жизни, данные в романе, отличаются меткостью бытовых деталей и колоритностью образов. В этом богатстве бытовых зарисовок, хотя и лишенных подчас глубоких обобщений, состоит одна из важнейших особенностей и более поздней литературы императорского Рима. Памятники художественной литературы дают возможность наглядно представить нравы, быт, одежду и вкусы римлян этого периода.

Сатирические зарисовки действительности даны и в эпиграммах Марка Валерия Марциала (около 42 — 101/104 гг. н.э.). Ему принадлежат 15 книг мелких стихотворений.

Бедный провинциал, приехавший в Рим из Испании, он вынужден был заискивать перед богатыми патронами, но наряду с льстивыми эпиграммами он пишет и ряд стихотворений, в которых высмеивает выскочек-богачей, жестоких патронов, подвергающих унижениям своих бедных клиентов. Марциал описывает жалкие чердаки, на которых ютится римская беднота, рисует тяжелое положение, в котором находятся представители «интеллигентных профессий» в императорском Риме. Жизнь в столице поэт изображает мрачными красками и советует наивному провинциалу не приезжать в Рим, где «толпа бледна от голода» и успеха добиваются только немногие. Марциал так же, как и Персий, смеется над большими поэмами на мифологические темы, с гордостью утверждая, что его страницы «пахнут человеком». Короткое стихотворение требует, с его точки зрения, не меньше мастерства, чем другие литературные жанры. Поэт-эпиграмматист должен стремиться к сжатости выражения, остроумию, неожиданным поворотам мысли. Марциал часто пользуется афоризмами, поговорками, остроумной игрой слов: «Тот скорбит искренне, кто скорбит без свидетелей», «Может ли быть должником тот, с кого нечего взять».

Стихотворения Марциала пользовались успехом у римских читателей. В новое время Гете и Шиллер вслед за Марциалом озаглавили сборники своих эпиграмм «Ксении» («Гостинцы»). С увлечением читал стихотворения Марциала и А. С. Пушкин, черпая в них богатый материал для характеристики римской жизни периода империи.

Баснописец Федр также был выходцем из социальных низов. Раб, а затем вольноотпущенник императора Августа, он выпустил пять сборников «Эзоповых басен». Басня, по мнению Федра, была создана рабами как жанр иносказательного повествования. Федр использовал греческие басни, приписывавшиеся Эзопу, и изложил их на латинском языке. В первых двух сборниках Федр нападает на знатных и могущественных. Против власть имущих направлены его басни «Волк и ягненок», «Лягушки, испуганные боем быков», «Два мула и грабитель», «Лягушки, просящие царя». Басни Федра вызвали возмущение любимца Тиберия Сеяна, и поэт вынужден был отказаться от резкого тона, свойственного его первым басням. В последующих сборниках он предпочитает отвлеченные темы, анекдоты на исторические сюжеты и бытовые зарисовки. Басни Федра не пользовались успехом у знатной публики эпохи империи. Они были быстро забыты и «открыты» лишь в новое время. Лафонтен и Крылов использовали многие мотивы римского баснописца.

Особую остроту и яркость приобретает изображение представителей римского общества в негодующих сатирах Децима Юния Ювенала (род. в 60-х годах I в. — ум. после 127 г. н. э). 16 сатир в 5 книгах были написаны в последомициановское время. Творчество Ювенала принято делить на два периода. Первый период характеризуется остротой тем, пафосом негодования, яркостью и меткостью зарисовок (сат. 1-9), во второй период поэт переходит от «негодующей сатиры» к философской диатрибе, его произведения утрачивают «бичующий тон» и приобретают характер философской декламации на моральные темы. Возможно, такое изменение тона было связано с тем, что в правление Траяна и его преемников в Риме наступило относительное спокойствие и прежний патетический стиль во всех областях искусства постепенно уступает место спокойной созерцательности и беззлобному бытописательству.

Первая сатира Ювенала направлена против бездарных авторов больших мифологических поэм. Поэт мотивирует свое обращение к жанру сатиры тем, что римская жизнь так полна разнообразных пороков, что честный человек не может удержаться от того, чтобы не заклеймить их в негодующих сатирах:

Разве не хочется груду страниц на самом перекрестке

Враз исписать, когда видишь, как шестеро носят на шее

Видного всем отовсюду, совсем на открытом сиденье,

К ложу склоненного мужа, похожего на Мецената, —

Делателя подписей на подлогах, что влажной печатью

На завещаньях доставил себе и известность, и средства.

(Кн I, сат. 6, ст. 63-68. Пер Ф.А. Петровского)

Особенности декламационного жанра проявляются здесь в постоянных обращениях к читателям, в негодующих восклицаниях, в стремлении к броским, неожиданным обобщениям

Разве когда-либо были запасы пороков обильней,

Пазуха жадности шире открыта была, и имела

Наглость такую игра?

(Ст. 87-89)

Как и Марциал, Ювенал рисует тяжелое положение клиентов, жалкую жизнь бедняков в шумной и роскошной столице. Бедный люд ютится в высоких, сдаваемых за непомерные цены домах, которые грозят ежеминутно рухнуть, похоронив под развалинами своих нищих обитателей. На узеньких улицах стоит вечный шум и грохот проезжающих телег, ночью на прохожих безнаказанно могут напасть грабители, часто возникают жестокие пожары. Сельская жизнь представляется сатирику гораздо более привлекательной, и он готов бежать из порочного, беспокойного и шумного Рима на лоно природы.

Нарочито сгущая краски, прерывая описания негодующими восклицаниями, рисует Ювенал унижения клиентов, которых богачи не стесняются угощать объедками со своего стола. Он клеймит насмешками жалкого бедняка, готового вынести любой позор ради сытного обеда:

...Вынести можешь ты все

И выноси! Под щелчки ты подставишь и голову с бритой

Маковкой, не побоишься принять и удары жестокой

Плети, достоин вполне ты и пира, и друга такого

(Кн I, сат. 5, ст. 171-174)

Насмешками осыпаются в сатирах и разбогатевшие вольноотпущенники, и представители древних родов, «утопающие в пороках», ничем не прославившие своих предков. Ювенал ратует за «доблесть духа», выступает против разнузданности нравов, безвкусной роскоши и жестокости правящих слоев римского общества. Он защищает скромных тружеников, испытывающих унижение и живущих в бедности. Скандальные происшествия в жизни римской знати занимают немало места в его острой и злободневной сатире, хотя в отличие от Луцилия он избегает называть своих современников по именам. Яркость и образность сатиры, пламенный, негодующий тон, меткость зарисовок не раз привлекали к этим произведениям внимание поэтов нового времени. За Ювеналом укрепилась слава ненавистника деспотии и сурового моралиста.

Из прозаиков этого периода должны быть отмечены Плиний Младший и выдающийся историк Публий Корнелий Тацит.

От Плиния Младшего (61/62 — около 114 гг. н.э.) до нас дошло обширное собрание писем (9 книг). Эти письма были рассчитаны на опубликование. Плиний был образованным человеком, оратором и крупным государственным деятелем. Его письма — своеобразные художественные миниатюры, в которых он давал разнообразные зарисовки своих современников и окружающей действительности, рассуждения на литературные темы, делился различными наблюдениями. Собрание его писем является драгоценным источником для суждения о жизни и нравах императорского Рима.

У Плиния встречаются описания римских вилл, изображения итальянских пейзажей, напоминающие современное ему искусство пейзажной живописи, описания приобретенных им памятников изобразительного искусства, характеристики многочисленных писателей, сообщения о служебных делах и времяпрепровождении на досуге. Обеспеченный римлянин, увлекающийся литературой и коллекционирующий произведения изобразительного искусства, он весьма благодушно относится к окружающей действительности. Кроме писем, ему принадлежит «Панегирик императору Траяну» — речь произнесенная при вступлении в должность консула в 100 г. Плиний прославляет императора и льстит ему, рисуя благоденствие Рима в его правление.

Публий Корнелий Тацит (род. около 55 г. — ум. около 120 г. н.э.) был близким другом Плиния и так же, как и Плиний, занимал ряд крупных государственных должностей. Однако его литературные произведения резко отличаются от благодушных писаний Плиния. Тацит был консулом в 97 г., а при Траяне занимал должность проконсула Азии. Талантливый оратор, он выступил первоначально с тремя монографиями: «Жизнеописание Юлия Агриколы», «Германия» и «Диалог об ораторах».

В первой монографии, написанной в стиле Саллюстия, Тацит рисует привлекательный образ честного, благородного и справедливого Агриколы, подчеркивая вместе с тем жестокость, коварство и мелочную злобность императора Домициана. «Как в древности мы доходили до крайностей свободы, так теперь, — пишет Тацит, — в свою очередь познали полное рабство, ибо, окруженные шпионами, мы потеряли право говорить и слушать! Вместе с даром речи мы бы утратили даже способность помнить, если бы человек мог забывать так же, как он может хранить молчание». «Жизнеописание Агриколы» свидетельствует об увлечении Тацита стоической философией. Он приходит к выводу, что человек должен побеждать свои страсти и искать счастья в себе самом. Вместе с тем уже в этой монографии Тацит выступает как блестящий мастер литературного портрета. Образ Агриколы начертан им с большой тонкостью и психологическим мастерством. «В чертах его лица не было ничего, что вызывало бы в людях страх, все свидетельствовало о его благожелательстве...» «Нельзя было увидеть его сумрачным, высокомерным и алчным — это было особенно удивительно».

В монографии «Германия» (98 г.) писатель дает описание страны, которую он видел сам. Германцев он считает самыми опасными врагами Римской империи. Римлянина поражает суровость климата, близость огромного и безвестного океана, пустынность местности, густые леса и непроходимые болота. «Новый стиль» с его взволнованной патетикой кажется автору наиболее подходящим для изображения этой страны. Военное устройство, суд, религия, частный быт германцев привлекают его пристальное внимание. Он описывает отдельные племена, населяющие страну. Сведения, сообщаемые Тацитом, представляют большую историческую ценность. Его монографию использовал Ф. Энгельс в своем произведении «О происхождении семьи, частной собственности и государства».

В «Диалоге об ораторах» обсуждаются судьбы красноречия в Риме. Стиль Тацита здесь близок к цицероновскому. В произведении выступают ораторы Марк Апр и Юлий Секунд. С ними беседуют Мессала и трагический поэт Матери. Обсуждается вопрос о ценности поэзии, о том, следует ли предпочесть новое ораторское искусство старому. Причины упадка былого красноречия Тацит видит в изменении государственного строя, приведшего к измельчанию умов и характеров и к господству посредственности. Особенно большой интерес представляют исторические труды Тацита — «История» (события с 69 г.) и «Анналы» (с 14 до 68 гг.). Эти произведения дошли до нас не полностью. В своих исторических трудах Тацит предстает как глубокий мыслитель и талантливый своеобразный художник. Ф. Энгельс охарактеризовал его как староримлянина патрицианского склада и образа мыслей.[83]

Тацит видит отрицательные стороны империи, хотя и считает, что в истории Рима она является неизбежным этапом. Историю, по его мнению, творят отдельные личности, поэтому на первый план он выдвигает образы правителей Рима. Римских императоров он рисует черными красками и, пытаясь проникнуть в их психологию, раскрывает коварство и двоедушие, отталкивающую жестокость, а иногда и невежество римских деспотов. Тацит сохраняет в своих «Анналах» изложение событий по годам, принятое еще древними римскими историками, но насыщает повествование острым драматизмом, показывая гибель положительных героев и неизменное торжество мрачных сил. Иногда автор пользуется контрастным сопоставлением фигур, подчеркивая отрицательные и положительные черты, избегая «средних тонов» и спокойно повествовательной речи. Так, подозрительному, скрытному, злопамятному и лицемерному Тиберию противопоставлен честный и обаятельный Германии, кровожадным императрицам — жена Германика, мужественная и верная Агриппина Старшая. Однако положительных героев у Тацита мало, зато постоянно изображаются злобные и невежественные временщики, льстивые придворные, унижающиеся перед императорами сенаторы, жестокие воины. Ход истории не могут повернуть бессмысленно погибающие в борьбе с деспотами представители оппозиции (Сенека, Петроний и др.). Мировоззрение Тацита глубоко пессимистично. Он не видит выхода из страшного мира, в котором живет.

Тацит — выдающийся художник. Он показывает, как отрицательные качества Тиберия и Нерона под влиянием дворцовых интриг, лести и коварства временщиков превращаются в гибельные пороки — жестокость, деспотизм, двоедушие. Мастер литературного портрета, Тацит выразительными мазками рисует облик коварных правителей современного ему Рима. Своеобразен язык, которым он пользуется, — сжатый, сильный, полный намеков и нарочитой недоговоренности. Писатель все время держит читателя в напряжении, заставляет работать мысль и воображение, дополнять, а иногда и разгады вать намеки автора Так, например, описывается пожар Рима (64 г н э ): «Никто не осмеливался бороться с огнем, потому что какие-то темные люди не давали его тушить, угрожая насилием. Некоторые из них сами бросали в дома зажженные факелы, крича, что так велено, чтобы облегчить для себя грабеж или и в самом деле по чьему-то приказанию» (Анн, XV, 38). Тацит намекает на императора Нерона. В Риме говорили, что он сам приказал устроить пожар, а когда огонь на улицах Рима вспыхнул, то Нерон любовался этим зрелищем и исполнял под аккомпанемент лиры песню о гибели Трои.

О Тиберии говорится: «Характер и поведение Тиберия менялись с течением времени. Он жил честно, пока был частным лицом и только принимал участие в управлении государством под руководством Августа. Пока живы были его сын Друз и его племянник Германик, он искусно прикрывался личиной добродетели. До смерти матери он раздваивался между добром и злом. Ужасный в своих жестокостях скрытно таинственный в своем разврате... он, наконец, бросился в бездну преступлений и злодейства и, забыв всякий стыд и страх, предался всецело гнусным порокам» (VI, 51).

Крупнейшие писатели нового времени не раз обращались к произведениям Тацита. На материале его «Анналов» созданы трагедии Корнеля и Расина. Тацита с увлечением читали русские декабристы. Его не раз перечитывал и Карамзин, создавая свою «Историю государства Российского». А. С. Пушкин внимательно изучал Тацита, работая над драмой «Борис Годунов». В стремлении к лаконизму, сжатости, к величайшей экономии художественных средств можно заметить следы увлечения трудами выдающегося историка Рима. К историческим конвенциям Тацита, к характерному для него преувеличению роли личности Пушкин относился критически. «Замечания на «Анналы» Тацита», написанные им, свидетельствуют о глубине и зрелости взглядов русского писателя на историю.

ЛИТЕРАТУРА ПОЗДНЕЙ ИМПЕРИИ

Литература II в. н.э.

II в. н.э. характеризуется ослаблением экономической и культурной роли Италии и расцветом культуры на востоке империи. Наступает период так называемого «греческого Возрождения» при Адриане и Антонинах. Широкое распространение получают религиозные учения, идущие с Востока. Рим постепенно теряет свое значение главного культурного центра, В образованном обществе считают необходимым знание греческого языка и греческой литературы. В Греции же в это время пытаются возродить великое прошлое, распространяется аттикизм, и расцветает «вторая софистика». Центрами софистики являются города Малой Азии. Крупнейшим представителем софистического красноречия в этот период был Элий Аристид. Искусство устного слова становится чрезвычайно модным. Повсюду выступают ораторы со своими цветистыми, часто бессодержательными речами, уснащенными риторическими фигурами. Так же, как и в Греции, в Риме в это время возрастает интерес к старине. Глава архаистов ритор Фронтон (100-173 гг. н.э.) — учитель императора Марка Аврелия, как и греческие софисты, составляет различные речи, часто на незначительные темы («Похвала дыму» и т. п.). В этих речах он подражает языку древних писателей — Энния, Плавта, Лукреция. Фронтон отвергает Сенеку и представителей «нового стиля», но увлечение древними придает языку самого Фронтона нарочито изысканный характер.

Почитание древних писателей свойственно и Авлу Геллию, который включает в свое произведение «Аттические ночи» выписки из различных сочинений старых авторов. Завершая в Афинах свое образование, он коротает за этим трудом бессонные ночи. Благодаря Геллию сохранились драгоценные фрагменты из произведений римских писателей (Энния, Невия Аппия Клавдия и др.). Вместе с тем труд Геллия свидетельствует об оскудении творческих сил, наблюдающемся в этот период. Писатели не столько пишут оригинальные произведения, сколько собирают высказывания древних и создают компиляции из старых трудов При Адриане целый кружок близких к императору поэтов занимается перепевами произведений неотериков. Подражая Катуллу и Кальву, они пишут изысканные безделушки на любовные и пасторальные темы (Флор, Серен и др.). Среди этих любителей старины, камерных ораторов и музейных поэтов выделяется своими своеобразными, колоритными произведениями писатель Апулей (род. около 124 г. н.э.).

Апулей родился в городе Мадавра (провинция Африка) в семье крупного чиновника. Живой, любознательный, подвижный, он является типичным представителем своей эпохи, отразившим ее характерные особенности: увлечение софистикой и популярной философией, интерес к магии и восточным верованиям, любовь к изысканному словесному искусству Апулей много путешествовал, был в Афинах, Риме, Александрии. Умер он в Карфагене, где прославился как оратор и занимал должность верховного жреца. Апулей владел греческим и латинским языками и одинаково хорошо писал на том и другом.

Творчество его многообразно: он издает свои речи («Флориды», «Апология»), пишет произведения на философские и естественнонаучные темы («О Платоне», «О мире», «О божестве Сократа»), не чуждается и поэзии (шуточные и любовные стихотворения). Однако своей славой он обязан прежде всего талантливому, увлекательному роману «Метаморфозы» (или «Золотой осел»). В этом произведении рассказывается о приключениях юного грека Лукия. На его глазах хозяйка дома, в котором он остановился в Фессалии, превратилась в сову. Он захотел последовать примеру волшебницы, но служанка, согласившаяся ему помочь, по ошибке дала ему другое снадобье, и Лукий превратился не в птицу, а в осла. В ту же ночь несчастный осел был похищен разбойниками, и началась полная страданий и приключений жизнь человека, заключенного в шкуру осла Лукий знает, что он может стать снова человеком, если пожует цветы розы, но целый год проходит, пока богиня Исида не помогает ему вновь обрести облик человека. Благодарный юноша становится на всю жизнь почитателем Исиды и Осириса. Роман состоит из 11 книг. Повествование ведется от имени Лукия.

Сюжет, обработанный Апулеем, встречался в греческой литературе и до него. У Лукиана была повесть «Лукий, или Осел». Патриарх Константинополя Фотий (IX в.) упоминает еще об одном произведении, которое, вероятно, послужило общим источником для сочинений Лукиана и Апулея, — это рассказ о Лукии-осле, принадлежавший какому-то Лукию из Патр. Фотий утверждает, что автор этого рассказа верил в разную чепуху, вроде «чудесных превращений», а Лукиан, напротив, смеялся над суевериями. В основное повествование романа Апулея вставлено около двенадцати разнообразных новелл. Одной из наиболее интересных является знаменитая легенда об Амуре и Психее. Ее рассказывает старуха в разбойничьем притоне.

Эта пленительная сказка свидетельствует о том, что устное народное творчество никогда не иссякало в древнем мире, и если бы античные писатели проявляли к нему больше внимания, то мы обладали бы сокровищами античного фольклора, такого же красочного и полного духовного обаяния, как и фольклор других народов. Фольклорный сюжет у Апулея дан в литературном переложении и аллегорическом осмыслении. У царя и царицы были три дочери. Младшая отличалась замечательной красотой, и за это ее ненавидела богиня Венера. Она была выдана замуж за какое-то невидимое существо и жила в чудесном дворце, не видя своего возлюбленного. Как и в русской сказке об «Аленьком цветочке», супруг отпускает ее навестить сестер, а те подстрекают красавицу нарушить запрет и раскрыть, наконец, тайну. Следуя их коварным советам, она освещает ночью лицо спящего супруга. Им оказывается бог любви, прекрасный Амур. Разгневанный и опечаленный, покидает он прекрасную Психею, и она должна долго скитаться по земле, чтобы вновь отыскать его. Темы коварства, верности, бескорыстной любви и бесхитростной красоты, постоянно встречающиеся в сказках многих народов, даны у Апулея в аллегорической трактовке. «Психея» значит по-гречески «душа». Душа человека, подстрекаемая любопытством, нарушает запрет и вынуждена искупить свою вину страданиями и долгими скитаниями.

Аллегоричен, в сущности, и сюжет основного повествования. Главный герой Лукий также становится жертвой собственного любопытства. В наказание он превращается в упрямое и уродливое животное и проходит через горнило разнообразных испытаний В результате он приходит к «очищению» и признанию могущества восточной богини Исиды. Однако аллегорическая концепция, противопоставление «души» порочному телу и увлечение восточными таинствами не помешали Апулею дать в своем романе серию метких зарисовок провинциальной жизни Римской империи с ее часто жестокими нравами. Писатель показал тяжелую жизнь «маленьких людей» и рабов, произвол военных властей и богачей-провинциалов. В шкуре осла Лукий попадает к мельнику, огороднику, солдату, повару, пирожнику и др. Осла даже дрессируют, и он выступает перед публикой. Апулей приводит интересные сведения о пантомимических зрелищах, пользовавшихся большим успехом у зрителей того времени. Вместе с разбойниками осел Лукий странствует по разным местностям, слышит интересные разговоры, видит жизнь различных людей. Возвышенные темы чередуются в романе с сатирическими и бытовыми зарисовками, фантастика сменяется картинами реальной жизни. Пестроте содержания соответствует оригинальный, экзотический, цветистый стиль произведения. Азианская риторика сочетается с бытовыми прозаизмами и высокой поэтической речью. Апулей пользуется ритмической прозой, ассонансами, аллитерациями, рифмами. Увлечение софистическим красноречием наложило свое образный отпечаток на стиль произведения. Роман начинается так: «Вот я сплету тебе на милетский манер разные басни, слух благосклонный твой порадую лепетом милым, если только соблаговолишь ты взглянуть на египетский папирус, исписанный острием нильского тростника».

«Золотой осел» был очень популярен в новое время Боккаччо использовал в «Декамероне» новеллы Апулея. Сказка об Амуре и Психее привлекла внимание Лафонтена и Виланда. «Душенька» Богдановича создана под влиянием этой поэтической сказки. Не раз служила она сюжетом для скульпторов и живописцев.

Литература III-IV в. н.э.

При императоре Диоктелиане (284-305 гг. н.э.) начинается процесс разделения Римской империи на Восточную и Западную. «Великий Рим» постепенно превращается в провинциальный город, гордый лишь своим величественным прошлым. Константин переносит центр империи в Византий, который стал называться Константинополем (330 г.). Широко распространяется христианство. Однако традиции старой литературы еще продолжают жить, и время от времени появляются авторы, которые пытаются их продолжать. Хранителями старой литературы являются и школы, в которых читают и изучают памятники римской литературы. В кружке оратора и поэта Симмаха (около 350-410 гг. н.э.) культивируются старые жанры римской поэзии, комментируются и изучаются старинные авторы. Поэт Децим Магн Авсоний (около 310-395 гг. н.э.) — уроженец галльского города Бурдигалы, занимает высокие должности и пользуется покровительством императора Валентиниана I и его сына Грациана. В многочисленных произведениях Авсоний прославляет своих покровителей. Образованный, начитанный в древних авторах, он пересыпает произведения многочисленными цитатами. В переписке с друзьями и эпиграммах он дает живые зарисовки современного ему галльского общества. Однако его многочисленные произведения в большинстве случаев носят подражательный характер и перегружены всевозможной ученостью. Интерес представляет его поэма «Мозелла» (около 370 г.), в которой он описывает свое путешествие по Мозелю. Красоты реки, живописность ее берегов, игра волн привлекают пристальное внимание поэта. Поэма свидетельствует о том, что умение изображать природу достигает известных успехов в поэзии этого времени. Однако отдельные художественные находки не могут скрыть отсутствие глубокого содержания в римской литературе эпохи упадка. Авсоний, как и другие поэты этого времени, пишет центоны («лоскутные произведения»), состоящие из искусно подобранных стихов римских поэтов прежнего времени (Вергилия и др.). Прозаики также заняты не столько созданием оригинальных произведений, сколько составлением различных «сокращений» обширных трудов предшествующих писателей (Аврелий Виктор «Биография Цезарей», Евтропий «История Рима» и др.).

Среди историков этого времени выделяется Аммиан Марцеллин (около 330-400 гг. н.э.), написавший «Деяния», начатые им с той даты, на которой оборвал свою историю Тацит (с принципата Нервы). Его труд состоял из 31 книги, от которых до нас дошли с 14 по 31. Возвеличивая Древний Рим, Аммиан прославляет императора Юлиана, пытавшегося возродить языческую религию. Используя многочисленные источники, Аммиан рисует запоминающиеся образы римских императоров, описывает придворную жизнь, рассказывает о многочисленных войнах.

В честь западного императора Гонория составляет свои стихотворения поэт Клавдий Клавдиан (ум. в 404 г н.э.). В период борьбы между западным и восточным правителями империи он воспевает величие старого Рима и смеется над нравами восточного константинопольского двора. Талантливый поэт, мастер стихотворной речи, Клавдиан создает изящную, полную блеска поэму «Похищение Прозерпины», в которой языческая мифология получает блестящую разработку.

Некоторые жанры повествовательной литературы — переводы греческих произведений позднего времени («Деяния Александра», «Диктис», «История Аполлония, царя Тирского») — вызвали впоследствии большой интерес и явились образцом для подражаний в средневековой литературе. В 445 г. Рим был разграблен варварами, в 475 г. последний римский император Ромул Августул был лишен власти, и Западная римская империя перестала существовать. Она погибла в результате глубоких социальных противоречий, ослабивших ее и облегчивших завоевание Рима «варварскими племенами».

Однако великолепные памятники древней римской литературы, стихотворные тексты поэтов, повествования римских историков, произведения ораторов, ученых и философов продолжали сохраняться и переписываться в монастырях, донесших до нас драгоценные античные тексты.

Римская литература, как и древнегреческая, сыграла большую роль в развитии культуры и искусства нового времени. В эпоху Возрождения и в XVI — XVII вв. она гораздо больше привлекала внимание писателей, чем греческая. Европейский классицизм вдохновлялся римским эпосом и римской драмой. «Искусство поэзии» Горация было для теоретиков классицизма источником эстетических норм.

С XVIII в. возрождается интерес к греческой литературе, и римская литература как бы отходит на второй план. В XIX в. ее незаслуженно недооценивают. Интерес к ней вновь вспыхивает в XX в., когда углубляются и совершенствуются методы филологического и литературоведческого анализа. В трудах передовых зарубежных ученых и в работах советских исследователей проблемы своеобразия этой литературы и ее взаимодействия с древнегреческой получают новое освещение. Творчески используя художественное наследие греков, римские писатели создали неповторимые в своей оригинальности произведения. В них отражался внутренний мир римлянина, живущего в иной, чем греки, период развития рабовладельческого общества. Сложные противоречия этого общества, различные на разных этапах его истории, по-своему проявляются в памятниках искусства и литературы Древнего Рима.

Загрузка...