История Франции. Том II. Наследие Каролингов

«Граф Ванн Божией милостью» — так именовался правитель Бретани Ален в 878 году. «Я, Бозон, являющийся таковым по милости Божией», — заявляет на другом конце королевства граф Бозон Вьеннский в июле 879 года. Король Божией милостью и одновременно народный избранник, как было объявлено о Людовике Заике в соборе Сент-Мари в Компьене 8 декабря 877 года, это общепризнанно и законно. Но граф? Человек, занимающий государственную должность, назначаемый на нее и снимаемый с нее королем, наследником Пипина и Карла Великого, — как он осмеливается объявлять свою власть и достоинство божественными? Некогда Бозон присягал на верность Карлу Лысому, а совсем недавно Ален давал клятву Людовику Заике. Однако, в конце концов, и Бозон, и Ален занимали свои посты еще до правящего короля и останутся на них после его правления. Центр Франкского королевства между Сеной и Мёзом становится все более далеким. А Ален и Бозон (последний был супругом дочери императора, чем он очень гордился) удерживались у власти в значительной степени благодаря своим личным качествам, нежели из-за доверия и расположения со стороны короля.

1. Короли под опекой

Король западных франков уже больше не был тем, чем он был долгое время, и даже чем он казался еще вчера. Десятилетие, прошедшее со дня смерти Карла Лысого и до прихода к власти Эда, — очень тревожное, обнаруживает перераспределение власти в политической системе: количество партнеров все увеличивалось, и значимость их все возрастала. Королевская власть теперь находится в руках многих людей, разделена между более узкими сферами влияния. Несомненно, каролингская система еще не сказала своего последнего слова. Но ее лучшее время все же осталось позади.

Ускорим шаг, по примеру событий и личностей конца IX века. Люди испытывали двойное давление: династические перипетии и последние пароксизмы норманнской агрессии. С 877 по 885 год в Западнофранкском королевстве сменилось четыре Каролинга, — это больше, чем за сто двадцать пять лет с тех пор, как их предок Пипин был коронован и помазан на царство первый из их рода. И как недавно был коронован отец Людовика Заики Карл, который, похоже, недолюбливал своего сына, но тот был единственным, из оставшихся в живых, его наследником. Как только Людовик Заика узнал о смерти императора, он сразу же, как отмечает летописец, «заручился поддержкой всех, кого только можно, раздаривая аббатства, графства и все, что бы каждый ни попросил». Поступая таким образом, король совершал типичную ошибку. Эти перемещения богатств и должностей от одних к другим, с которыми в свое время Карл Лысый имел немало хлопот, были Людовику не по плечу. Назначение на графскую должность или управление крупным аббатством королевского подчинения находилось в ведении монарха. Однако обладатели этих благ не пожелали бы расстаться с ними без видимой причины. Среди таких попадались люди из числа наиболее приближенных к Карлу Лысому, сопровождавшие его во время итальянской кампании и еще не успевшие вернуться назад. Именно за их счет еще не коронованный властитель решил в их отсутствие поживиться. На самом деле Людовик, будучи в стесненном положении, не мог поступить иначе. Он нуждался в преданном ему окружении, и он покупал себе поддержку и дружбу, опасаясь, возможно, претензий своих кузенов из Германии. Изъять что-либо из оставшихся ему в наследство земель — значит ослабить самого себя. На это он не решался, по крайней мере тогда. В то же время, отбирая чужие законные владения, король будто бы действовал из прихоти, самовольно, пренебрегая всеми нормами и справедливостью. И даже не спросив совета — хорошего совета, разумеется. Именно в этом его и упрекали оскорбленные вельможи. Гинкмар, хранитель скрижалей закона, с возмущением поучал нового короля в длинном послании. Великосветская знать побуждала Людовика к более четкому осознанию своих возможностей и обязанностей. Среди них в первых рядах были двое, которые вскоре начнут борьбу за первенство в королевстве. Эти двое стояли во главе родовых кланов и других заинтересованных лиц, однако контуры и состав этих групп оценить весьма сложно.

Прежде всего, это Гозлен, государственный канцлер, особо приближенный к Карлу Лысому, который доверил ему в Кьерзи охрану своей семьи. Владея крупными аббатствами Сент-Аман, Жюмьеж и Сен-Жермен-де-Пре, он был сыном графа Роргона из Мана, а также сводным братом Людовика, внука Карла Великого, умершего десятью годами раньше в должности государственного канцлера и аббата в Сен-Дени. Гозлен был еще дядей грозного Бернара Готского и кузеном семейства Рамнульф из Пуатье. Что означают все эти генеалогии, эти родственные связи, терпеливо восстанавливаемые учеными? К чему знать, что второе влиятельное лицо той эпохи, Гуго Вельф, был племянником императрицы Юдифи по линии отца, императрицы Эрменгарды по линии матери и еще графа Парижского Жирара, умершего как раз в 877 году? Что он, может быть, был сводным братом будущего короля Эда, если правда, что его мать, Аэли, вышла второй раз замуж за Роберта Сильного? Подобные связи далеки от определяющего воздействия на поступки и людей. Соперничество столь же свойственно внутренним отношениям в одном и том же семействе, как и столкновение различных кланов между собою. Важно то, что Гуго Аббат, чьи наследственные владения находились в районе Осера, стал преемником Роберта Сильного в деле защиты западной части королевства от бретонцев и норманнов, что он был графом Тура и Анжера, аббатом Сен-Мартен в Туре, Сент-Эньян в Орлане, Кормери, Сен-Васт, а также аббатом Сент-Коломб в Сансе и, разумеется, Сен-Жермен в Осере. В течение десяти лет он был известен как искусный военачальник, замещающий короля в борьбе с язычниками, и как мудрый советник.

Гозлен, Гуго и их родня были влиятельнее и гораздо сильнее Людовика и оставшихся из его окружения. Если король хочет властвовать, он должен считаться с мнением окружающих. Конечно, императрица Ришильда передала своему пасынку от имени покойного императора «меч св. Петра, королевские мантию и корону, усыпанный драгоценными камнями золотой скипетр» все эти символы священной власти короля, эти регалии, впервые так подробно описанные в связи с коронацией. Несомненно, Людовик был законным претендентом. Но поскольку желаемое становилось действительным, нужно было еще получить согласие всех этих «первых людей королевства», без которых король останется лишь символом власти. А главное желание первых лиц, как светских, так и церковных, — прежде всего оставить все свое за собой, не опасаясь перемен; а если можно, то получить и еще больше. Начались переговоры, король согласился на условия вельмож; так, Гозлен получил аббатство Сен-Дени. Теперь Людовик мог рассчитывать на коронацию и на клятвы о верности от своей аристократии, после того как он сам, очевидно, принес ей присягу. И присягу дорогостоящую, прежде всего в идеологическом смысле, а также и в материальном. Каролинги никогда уже не вернут себе, к примеру, Сен-Дени, к которому Карл Лысый после смерти государственного канцлера Людовика еще присовокупил аббатство, где он и был похоронен рядом с Карлом Мартеллом и Пипином Коротким, — Сен-Дени, это святое место Франкского королевства, принадлежавшее династии почти два столетия. Чтобы купить свой престол, король вынужден был пойти на огромные жертвы. Тогда как полученная взамен клятва о верности не стоила ровным счетом ничего.

Более чем когда бы то ни было король нуждался в поддержке. Надо было подавить бунт Бернара Готского, который, по словам летописца, вел себя будто король. Действительно, Гуго Аббат, Бозон, камергер Тьерри, Бернар Плантвелю укротили мятежника именем короля и Церкви, предавшей его анафеме, но главным образом ради своих личных интересов, ибо два последних получили себе добрую часть графств и почестей, отобранную у маркиза Готии. Людовик нуждался также в предупреждении осложнений, возникающих с тремя его кузенами в Германии: Карломаном, Людовиком и Карлом. Папа Иоанн VIII, прибыв на собор в Труа, где он помазал нового короля, призывал кузенов к согласию. Гозлен вел переговоры с Людовиком Младшим и в начале ноября 878 года заключил договор в Фуроне, условия которого сохранились в «Хронике аббатства Сен-Бертен». Этот договор предусматривал гарантию наследования в двух королевствах и укрепление связей между братьями. Однако Людовик Заика, будучи уже длительное время больным, как были также больны его кузены Карломан и Людовик, а вскоре и Карл, приближался к концу своего жизненного пути. Его сын Людовик III вот уже несколько месяцев замещает его с помощью Бозона и, главное, архикапеллана Γуго Аббата, временно победившего своего конкурента Гозлена. 10 апреля 879 года король западных франков скончался. Он первым из династии был погребен под плитами императорской часовни Сент-Мари в Компьене, побыв королем менее двух лет. Наследование его престола показывает дополнительное участие вельмож в регрессировании власти: усилились соперничество, волнения, насилие. Гуго Аббат стремился протежировать Людовика, старшего сына короля. Что это — желание сохранить единство королевства путем единовластия? Возможно. А более вероятно стремление сохранить собственное лидерство, поддержать господство одной-единственной группы, чьи владения расположились на Луаре и в Осере и ближе к югу, так как Бернар Плантвелю был рядом с архикапелланом. Чтобы воспрепятствовать этому, Гозлен и его сторонники напомнили о Фуронском договоре, предусматривающем двойное правление сыновей Людовика Заики, и призвали Людовика Младшего из Германии, который дошел до самого Вердена. Шла ли попросту речь о том, чтобы оказать давление на нейстрийскую группировку, или же вельможи малой Франции рассчитывали на изменение династической ветви, чтобы заставить щедро оплатить свои услуги? Неизвестно. Остается очевидным, что Гозлен хотел заполучить Сен-Жермен-де-Пре, которое было отнято у него в пользу некоего Гильдуина, что Гозлен имел владения на севере Сены, был аббатом в Жюмьеж и Сент-Аман, что его сторонниками были граф Тьерри, влиятельная персона в Пикардии, и Конрад, граф Парижа, урожденный Вельф, близкий родственник Гуго Аббата. Все они, по франкской привычке к разделу, хотели поставить своего короля в междуречье Сены и Мёза в исконных землях династии Каролингов.

Что бы ни было, Гуго вел переговоры об уходе Людовика Младшего, внимательно следя за Баварией, где умирал его брат Карломан, и готовя передачу королю Германии части королевства Лотаря, полученной Карлом лысым в Мерсене в августе 870 года. Вся Лотарингия, колыбель династии Пипинидов, оказалась в руках старшей ветви. Главное состояло в следующем: Западное королевство, образовавшееся в результате раздела по Верденскому договору и ставшее владением Карла Лысого, все больше усваивает западный образ жизни, развиваясь в пользу области между Сеной и Луарой, где правил Роберт Сильный, — там, где теперь находится Гуго Аббат. Последний тотчас же заставил архиепископа Сансского Ансегиза помазать Людовика III, а вместе с ним и Карломана в аббатстве Феррьер, где некогда был аббатом Луп Феррьерский. Именно Ансегиз, а не старый Гинкмар, чья резиденция находилась слишком далеко на востоке и который вместе с тем оказывал духовное влияние на обоих юных королей, в особенности на Людовика. Ведь короли совершенно несамостоятельны в вопросах сложной духовной жизни. Вельможи действовали от имени королевской власти, но по личной инициативе. И если должность и ее необходимость остаются в силе, то тем не менее королевская власть все больше делается опосредованной. Доказательством тому служит роль, которую играл Гуго Аббат с 877 — особенно в 879-м — и примерно до 884 года. Маркиз Нейстрии обладал при короле, или при королях Западнофранкского королевства, княжеским достоинством. Он был самым приближенным к королю аристократом, и без него король ничего не мог предпринять, он являлся безусловным посредником между королем и светской знатью и сам имел сильное влияние благодаря многочисленным аббатствам, находящиеся в его владении. В исторических документах, которые всегда с опозданием отражают реальный ход событий, заметны поиски выражения, которое бы подходило к этой новой должности. «Чудеса св. Бенедикта» повествуют о «благородном аббате Гуго, управляющем государством как властью оружия, так и советом». Король Кар ломай в грамоте от августа 883 года определяет его как своего опекуна и главного защитника своего королевства. Опекун, защитник — вот новые определения. Регинон Прюмский немного позднее намекнет на «герцогство Гуго».

2. Агония Каролингов

В конце лета 879 года возникла большая нужда в защитнике королем. Через несколько недель после коронации короли узнали, что гриф Вьеннский Бозон, зять Карла Лысого, приближенный Людовика Заики, за которого он сражался и который доверил ему сопровождать папу Иоанна в его разъездах по королевству, — решился на неслыханный поступок. Конечно, многие вельможи вели себя словно независимые князья, и даже, вроде Рамнульфа из Пуатье или Бернара Готского, как короли. Им разрешалось, пусть даже и фиктивно, но сохранять за собой должностные полномочия. Теперь же то, что произошло 15 октября 879 года во дворце в Мантай, недалеко от Вьенна, не имело аналогов на Западе в течение десятилетий: там в присутствии шести архиепископов и дюжины епископов и вельмож южной Бургундии, как называли тогда Прованс, — Бозон и его супруга Эрменгарда, дочь императора Людовика II, были коронованы на престол. Так, весьма влиятельный человек, в жилах которого тем не менее не было ни капли каролингской крови, получил титул короля по линии Пипина Короткого, тогда как Прованс, несомненно, оставался частью Западнофранкского королевства, законными наследниками которого являлись сыновья Людовика Заики. На севере королевства раздались крики об узурпации власти. «Бозон, герцог Прованса, насильственно присвоил себе титул короля и захватил часть Бургундии», — сообщает летописец из Сен-Васт. Гинкмар обличает подкуп и давление, оказанное Бозоном на епископов. На самом деле Ростен из Арля и Ратфрид из Авиньона получили в подарок славные аббатства — плату за оказанную услугу. Вместе с тем, помимо личных притязаний Бозона и ею бургундского клана, захватившего Прованс, помимо потакания и попустительства епископов, явных помощников возвышения графа Вьеннского, можно увидеть в приходе последнего к власти знак начавшегося процесса, сближающего политическую власть с социальными и территориальными реалиями. Пусть уж лучше, вместо далекого Каролинга, будет свой король, который на месте может успешно справиться с ролью военачальника, распределять блага и защищать Церковь. Все как будто указывало на то, что местная аристократия, пустившая корни в этой древней римской земле, приложила свою руку к свершившемуся, хотя не она непосредственно стала причиной этого события. Так, в итоге сепаратистских процессов, образовалось королевство, включающее провинции Арля, Экса, Вьенна, Лиона, за исключением Лангра, Безансона и Узе. Так появился король Бозон, принявший титул «прославленного» от канцелярии, которой руководил Адальгер, аббат из Флавиньи, пользующийся высоким покровительством; ему, например, был обязан своим появлением на свет роскошный бюст св. Маврикия Вьеннского — первый известный экземпляр из целого ряда статуй святых, которые, начиная со статуи св. Фуа из Конка, станут широко распространенными через несколько десятилетий.

Собор в Мантай вызвал живую реакцию франкской аристократии. Возможно, из верноподданнических чувств и преданности закону, но, несомненно, и из-за того, что победа над «тираном» увеличила бы их собственное влияние и богатства, аристократия во главе с Гуго Аббатом, Бернаром Плантвелю и несколько позже с графом Ричардом Отёнским, братом Бозона встала на защиту законной королевской династии. Король сплотился со своими кузенами из Германии, как будто династия Каролингов перед лицом узурпатора вновь обрела родовой инстинкт: необходимо срочно заткнуть брешь, пробитую Бозоном в их монополии на королевскую власть. Людовик III и Карломан в начале 880 года встретились с Людовиком Младшим в Рибмоне, где они помирились вопреки маневрам Гозлена и его команды. Затем в Амьене оба брата поделили между собой королевство Людовика Заики, «в согласии с определением раздела со стороны своих феодалов», — как уточняется в «Хронике аббатства Сен-Васт», свидетельствующей также о решающей роли знати в делах управлений королевством. Людовику достались Франки я и Нейстрия, Карломану Бургундия и Аквитания. Вне всякого сомнения, старший получил лучшую часть. Зато младший нашел могущественную поддержку Гуго Аббата. Каролинги вновь собрались в июне, в Гондревиле, на берегу Мозеля: присутствовали Карл Толстый, король Германии, Людовик III и Карломан. Людовик Младший, болевший в то время, как частенько и ею братья, прислал своих представителей. Были приняты решения, с тем чтобы воспрепятствовать Бозону, а также ограничить влияние Гуго, чистокровного Каролинга, сына Лотаря II и Вальдрады, пытающегося прибрать отцовское наследство к своим рукам. После того, как временно была ликвидирована угроза в лице Гуго убит его шурин Тибо, — короли со своими приближенными отправились на юг подавлять короля Прованса. Для начала был взят принадлежавший Бозону Макон, отданный Бернару Плантвелю. При приближении королевских войск Бозон оставил Вьенн, бросив там свою жену Берту. Карломан, стремясь завоевать королевство, продвинулся до Нарбонна, а Карл Толстый отправился в Италию за императорским помазанием. В феврале 881 года Людовик III, в свою очередь, выступил на севере против норманнов.

Там, на севере, была другая угроза, еще более опасная, нежели обособление вельмож, и еще больше показывающая бессилие королей и их неспособность оперативно отражать наступление со всех сторон. Короли вынуждены были прибегать к помощи дворян, которые действовали больше ради собственной выгоды.

Начиная с 880 года и на протяжении всего последующего десятилетии викинги обрушили на франков последнюю волну насилия, еще более разрушительную, чем все то, что происходило с самого начала их появления на Западе. Из своих лагерей в Генте и Лувене они продвигались в глубь Рейнской области, Фландрии и Пикардии, где производили теперь большие разрушения. Гозлен потерпел поражение, пытаясь остановить их; они снова встретятся позднее. Победа, одержанная Людовиком III в Сокур-ан-Вимё в августе 881 года, продемонстрировала храбрость и решительность, однако осталась одиночной, так как действия короля никем подхвачены не были. Но останавливаться на достигнутом было нельзя. Также и через год Людовик III, в подтверждение того, что редкий Каролинг не был болен, стал жертвой собственной живости, разбив себе лоб, как говорили, о перемычку двери, когда догонял некую девицу. Тем временем норманны атаковали Мец; при защите города погиб его епископ. Затем они разорили Корби, жемчужину среди других каролингских аббатств, а также Сен-Васт и Ставло; взяли Амьен, угрожали Реймсу, откуда бежал Гинкмар. Под опекой Гуго Аббата шестнадцатилетний Карломан был признан единственным королем западных франков. Все вельможи признали его, за исключением Бернара Плантвелю, который, конечно же, остался недоволен тем, что не получил графство Отён два года назад, во время похода против Бозона. Карломан и его приближенные вступили в бой с норманнами: сражались, когда это было возможно, или же, по сложившейся традиции, подкупали их при условии отступления или хотя бы просто перемирия. Ближе к востоку, на Мезе, у Карла Толстого, короля всей Германии после смерчи его брата Людовика Младшего в январе 882 года, дела обстояли не лучше. Карломан больше уже не мог противостоять врагу, опираясь на больного и измученного Гуго Аббата. Не имея больше владений, кроме как в междуречье Сены и Мёза, подчиняясь воле маркизов, при сокращении поступлений от королевских налогов, Карломан исчерпал все ресурсы в деле управления королевством — управления, которое вот уже долгое время было иллюзией, В период его правления в Вере, в марте 884 года был написан последний капитулярий от имени государственной власти, — по примеру его славных предков, на протяжении пяти поколений правящих в королевстве франков. И чтобы уже довершить картину краха, юный король умирает от несчастного случая, на охоте, в последние дни уходящего года. Из внуков Карла Лысого остается ребенок Людовика Заики, малолетний Карл, едва достигший пяти лет.

Тогда призвали другого Карла, дядю. Он обладал всеми качествами, чтобы править западными франками: был уже королем всей Германии, Италии, императором, как оба его тезки и предшественники, чьи качества он как будто унаследовал: храбрость, ум, благочестивостъ. Карл был человеком набожным, прислушивался к Богу и советам духовенства. И этот самый энергичный и удачливый князь со смерти Людовика Заики, стремящийся к установлению мира во Франкии и воевавший с Бозеном, имел при себе, после полуотставки Гуго Аббата, лучшего военачальника, графа Генриха, который в начале 885 года разбил норманнов во Фризии. К Карлу Толстому обратился Гозлен, новоиспеченный епископ Парижа, через посредничество графа Тьерри, старого камергера Людовика Заики. Гозлен сделал это с общего согласия, и в частности Гуго Аббата, успешно повторив церемонию 879 года. Среди тех, кто поддерживал кандидатуру Карла, выделялись Бернар Плантвелю и новая фигура — Эд. С конца 882 года и в начале 883 года старший сын Роберта Сильного был графом в Париже, преемником Конрада Вельфа, некогда сторонника Гозлена. Разумеется, благодаря покровительству последнего и, вероятно, при расположении к нему Гуго Аббата, Эд вступил во владения, никогда не принадлежавшие его отцу. Он продвинулся к северу, к малой Франции, к землям Робертинов. Париж, «столица Франции, ключ к королевствам Нейстрии и Бургундии», как пишет в 886 году архиепископ Фулк Реймсский Карлу Толстому, — Париж стал отныне точкой опоры для группировки, главную роль в которой играл Эд. Сложившиеся обстоятельства благоприятствовали тому, что юный граф внедрился в Иль-де-Франс.

В июне 885 года Карл Толстый принял в Понтьоне присягу на верность со стороны светской знати и церковных иерархов Западнофранкского королевства. Был ли он коронован? Неважно. Главное в том, что в ею лице в последний раз воплотился образ христианского Запада, доставшегося в наследство от Карла Великого и Людовика Благочестивого. Монах Ноткер из Сен-Галлена прославлял в своих «Деяниях Каролингов» («Gesta Karoli») цепь времен от одного Карла к другому, от «Великого» к «Простоватому»: послушаем его, хотя и без особого доверия. Идее воссоединения королевств под эффективной властью императора, через посредничество преданных должностных лиц, в уважении к закону и правосудию, противопоставляется всякое развитие, разрушающее политическую систему Западной Франкии на протяжении жизни двух поколений. Реальная власть выскользнула из рук короля каролингской династии, даже если его престиж, основанный на памяти о былых заслугах и на законной преемственности, и остался неизменным. Сверх того, едва вступив на престол, Карл успел нажить себе головную боль.

К королевской власти взывали с большой тревогой тотчас же после собора в Понтьоне. От Карла ожидали принятия командования в борьбе с язычниками. II действительно, сильные отряды норманнов под руководством вождя Зигфрида продвинулись в течение всего лета вверх по Сене. Вновь был захвачен Руан. Норманны угрожали районам Санса и Осера. В ноябре, впервые после 866 года они подошли к Парижу. Об этом повествует поэма из шестисот стихов, написанная монахом Аббоном из Сен-Жермен-де-Пре, который был очевидцем происходящих событий. Он пишет о семистах кораблях — риторическая цифра! — как и все остальные преувеличения, оживляющие его произведение. Зигфрид просит пройти через Париж. Почему же глава города, епископ Гозлен, отказывает в том, что часто позволялось раньше? Конечно, потому, что Париж, с его несколькими тысячами квадратных метров за крепостной стеной с двумя мостами, был надежно укрепленным городом. Уже известно, что укрепленный мост лучший ответ норманнам. И что даже деревянные, а не каменные укрепления достаточны для того, чтобы выдержать осаду. Разумеется, главной ценностью в такой ситуации было само стремление дать отпор. Это желание владело епископом и его союзниками, аббатом Эблем из Сен-Дени и Сен-Жермен-де-Пре, сыном Рамнульфа I из Пуатье и кузеном Гозлена, и графом Эдом Парижским. Духовное лицо, монах, светская персона: епископ, аббат, граф социальный срез франкского общества. Однако здесь отсутствует король, являвшийся обычно гарантом этого единства. Карл уехал в Баварию. И местные власти замещали его. Честь им и хвала. Именно они вели бесстрашный бой, — но правде сказать, единственный, который благословляют Бог и Церковь: они защищали христианский народ от врагов Христа. Поэтому неудивительно, что Пресвятая Дева Мария, которой посвящен Париж, и мощи святых этого города видимо помогали обороняться от врагов. Являясь на крепостных стенах, св. Женевьева, в свое время обращавшая язычников в бегство, и св. Жермен Осерский, чей храм был взят норманнами неподалеку от Парижа, — удерживали нападающих на почтительном расстоянии. Благодаря соединению усилий земных и небесных Париж не пал. И император Карл был здесь ни при чем. Конечно, он не оставался в стороне. Он послал графа Генриха на прорыв блокады. Однако тот, несмотря на ощутимые удары по противнику в марте 886 года, не достиг решающего успеха. Карл находился в это время в Италии. Бавария, Италия, Иль-де-Франс… Как императору уследить за всем сразу? Нагляднее, чем когда бы то ни было, обнаружилось, что единство, универсализм, территориальный гигантизм нереальны на практике. Король должен быть повсюду, а на деле он оставался только в Луме — да и там все меньше. Карл перестал владеть ситуацией, ибо сама по себе ситуация переросла возможности одного человека, управляющего многочисленными королевствами. Один король на все эти территории — это слишком. В противном случае королевская власть должна была бы приобрести новое содержание.

Граф Эд возвысился. Ему это легко удалось, так как его возвышение совпало со смертью Гозлена в апреле 886 года и Гуго Аббата — в мае. Вместе с ними исчезло целое поколение, вознесенное при Карле Лысом и благодаря ему, процветавшее при Людовике Заике и его сыновьях. В тот же год умерли такие влиятельные фигуры, как Бернар Плантвелю, наследником которого стал его сын Гийом Благочестивый, и Вульгрен Ангулемский; в 887 году — Бозон; его брат Ричард, граф Отёнский, снова захватил Вьенн в 882 году для короля Карломана, а остатки Провансальского королевства перешли к королю Германии. Гийом, Ричард, Эд, Бодуан II, князь Фландрии с 879 года, Рамнульф из Пуатье, а вскоре и Герберт, который в Вормандуа стал обладателем наследства своею отца Пипина из Перонны и камергера Тьерри, — вот великосветская знать, наследники и преемники государственной власти, пришедшие к ней в самом начале века.

Узнав о смерти Гуго Аббата, Эд бежал из Парижа. Посланный просить помощи у Карла Толстого, он обеспечил право наследования титула маркиза Нейстрии, владевшего богатствами его отца Роберта. Граф Генрих погиб во время новой попытки отбить наступление варваров на Париж. Карл Толстый возглавил армию на Монмартре. После стычек и переговоров, как и следовало ожидать, император откупился от Зигфрида и от своих сторонников за семьсот фунтов серебром, что было недорого. Норманны добились своего: они вошли в Бургундию. Тотчас же был осажден Санс. Собор св. Жермена в Осере был сожжен, еще свежая могила Гуго Аббата осквернена. При защите Мо был убит граф Тейтберт, брат нового парижского епископа Аншера. Карл Толстый давно уже находился на востоке страны. Накануне своего отъезда он назначил Эда на должность Гуго Аббата: Эд стал владельцем аббатств Сен-Мартен в Туре, Мармутье, Кормери, графств Тура, Блуа и Анжера, иными словами, маркизом Нейстрии, самой важной персоной в Западной Франкии. Чувствуя свое поражение, император хотел умереть на востоке, в своих родных краях. Его бедная голова причиняла ему жестокие страдания. Хирурги-убийцы сделали трепанацию черепа. Теперь император Карл был обречен. От такого короля нечего больше было ждать, и вельможи восстали. Или лучше сказать, они осенью 887 года отстранили его от власти в пользу самого последнего представителя Каролингов его племянника Арнуля, сына его брата Карломана. А через три месяца внук Людовика Благочестивого, лишившись Германии, отсутствующий во Франкии, умер жалкой смертью. Это было в январе 888 года.

3. Процветание королевств

888 год был тяжелым. Он ускорил и выкристаллизовал все тенденции развития предшествующих лет. Изобилие символов опережало реальную действительность. Внезапно разрозненные изменения обрели плоть. Современники и очевидцы событий в своих воспоминаниях были ошеломлены, потрясены и взволнованы переменами; кто жаловался, кто негодовал. Из смешанной череды событий, которую мы можем проследить лишь по передвижениям малого числа правителей, попытаемся все же выделить главное.

Прежде всего, христианский Запад оказался многополюсным. На самом деле он и раньше был таковым, но теперь этот факт стал совершенно очевидным. Произошло разделение трех больших королевств: Италии, Германии, Франкии. Между двумя последними раскол был особенно глубоким. Никогда уже больше они не окажутся под одним скипетром. На стыке между ними находилась Лотарингия спорная территория, где отныне доминирует германская сторона. Впрочем, Германия возобладала повсюду. История королевства Франции, которая, похоже, начинается в последней трети IX века, свидетельствует о присутствии и главенстве германского могущества. Галлия. Германия… Заново переосмысленная старая терминология находит здесь свое обоснование. Из всех королей, процветающих на Западе, Арнуль был во многом самым сильным. Восточная часть империи Карла Великого сохранилась в большей целостности, чем западная. Процессы обособления местной власти здесь были менее активными, в силе оставалась каролингская система управления. Арнуль располагал остатками старинных фамильных владений Каролингов на Мёзе и Рейне, в Баварии. Главное, он контролировал самым непосредственным образом, в отличие от западного короля, широкую сеть аббатств и о особенности епископств, которые были для него источниками материальных ресурсов и идеологической поддержки: монастыри в Лоббе, Эхтернахе, Корьее, Рейхенау, Фульда и Прюме; области Кёльна, Трира, Майнца. Магдебурга, Меца, Льежа, Вормса.

Вместо этого в западном королевстве отчетливо формируются самостоятельные территориальные образования: Нейстрия, Аквитания, Гасконь, Бургундия, Фландрия, Бретань. Там, где с переменным успехом активизируется деятельность правителей из числа местной знати, церкви, не охраняемые более королевской властью, начинают попадать под их влияние. Аббатства, а вскоре и епископства превращаются даже во владения вельмож, которые распоряжаются теперь назначениями и присваивают себе доходы. Церковь, а скорее церкви, подчиненные светской власти, большой и малой, — вот еще одна типичная особенность нового периода.

Территориальное обособление и секуляризация — основные тенденции развития на Западе. С тех пор как государственная власть распалась, особенно в связи с тем, что династия, так долго ее олицетворявшая, исчезала, социальное устройство отныне базировалось на личных связях, взаимном признании, обмене услугами или на простой субординации, а также на праве земельной собственности. Таков был реванш силы вещей после десятилетнего накопления изменений. Разумеется, подобные тенденции не охватывали в равной степени все земли королевства и не затрагивали все без исключения социальные слои населения. Ибо в политических структурах и в умах людей все еще сохранялись представления каролингской эпохи. Еще долго личности Карла Великого и Карла Лысого, мало-помалу смешиваясь, оставались неизменными авторитетами. Теоретически, а где удавалось — и на практике, каролингские законы главенствовали над другими. Но с 888 года они были уже не единственными. Десять лет назад Бозон нанес первый удар по каролингскому порядку. Вспышка 888 года была еще более бурной: развал империи, расцвет королевств. Как не процитировать напоследок два текста, показывающих силу удара? Первый текст написан автором продолжающим в Ратисбонне «Хронику аббатства Фульда», современником событий. Он смотрит на них глазами сторонника германской власти, в то время единственной хранительницы каролингской законности: «Во времена короля Арнуля появилось множество князьков. Беранже, сын Эврара, провозгласил себя королем Италии. Родольф, сын Конрада, королем верхней Бургундии. Ги, сын Ламбера, посягает на власть в бельгийской Галлии. Эд, сын Роберта, узурпировал власть на севере Луары. Наконец, и Рамнульф провозгласил себя королем», лет двадцать спустя о тех же процессах пишет аббат Прюмский Регинон. Не было ли у него претензии «объяснить человеческие поступки и причины событий»? На самом деле его анализ через тысячу лет остается особой интерпретацией этого решающего периода. Воздадим же ему должное и еще раз обратимся к его тексту: «Королевства, которые подчинялись власти (императора), лишенные законного наследника, разделились и установили друг с другом границы. Устав ждать, законного сеньора, каждое из них начало действовать по своему усмотрению и избирало себе короля из числа местных. Из-за этого бушевали разрушительные войны, хотя не было недостатка в достойных франкских князьях, отличавшихся благородством, храбростью и мудростью, способных управлять этими королевствами. Но так как все князья были равны между собой по своему происхождению, достоинству и могуществу, то несогласие все возрастало, и никто не хотел уступить другому». То, что Регинон, человек просвещенный, явно вдохновлен здесь пассажем Юстина, автора «Филиппик» II века, который комментировал раздел империи Александра Македонского его диадохами, не умаляет его достоинств. Ремесло историка, теперь, как и прежде, в переделывании предшествующих авторов. В конце концов, и сам Юстин резюмировал Помпея Трога…

Среди корольков, получивших корону в 888 году, первым на интересующей нас территории был маркиз Родольф, сын Конрада, младший брат Гуго Аббата и, следовательно, урожденный Вельф. Владелец унаследованных от отца Лозанны, Сиона, Женевы, аббат крупного монастыря Сен-Морис в Агоне, он управлял тем, что называлось трансюрской Бургундией. В январе в аббатстве Сен-Морис местная светская знать и церковные иерархи провозгласили его королем. Он был помазан и получил знаки королевского достоинства. Его королевство простиралось на запад, включая провинцию Безансон, входившую раньше в старые владения Бозона. Родольф считал себя достаточно могущественным, чтобы восстановить, хотя бы частично, королевство Лотаря II, где одной из жемчужин как раз и было аббатство Сен-Морис. Он был помазан королем Лотарингии помазание совершил епископ Туля весной 888 года, прежде чем Арнуль Германский успел этому помешать. Имея доходы от дорожных пошлин за проезд через перевалы Альп и Юры, от соляных копей в Салее чеканя монету со своими инициалами, окруженный двором, где блистали мудрые епископы, Родольф стоял у истоков королевства, мощь которого все увеличивалась и которым на протяжении полутора веков будут владеть его сын, внук и правнук. К тому же княжество, оставленное по наследству его отцом Конрадом, было весьма крепким, несмотря на то, что Бургундское королевство являлось как бы сателлитом Германии. Следует отметить, что успешная попытка Родольфа была спокойно воспринята его соседями: сыном Бозона Людовиком — на юге, от имени которого его мать Эрменгарда правила в качестве регента, и призванного Карлом Толстым, очень могущественным маркизом Ричардом Отёнским, властителем Западной Бургундии, и, конечно же, Арнулем Германским. Может быть, внучатый племянник императрицы Юдифи, отпрыск знаменитого рода, неизменно преданного Каролингам, рассматривался как имеющий право стать избранником. И потом, на его собственное королевство никто не имел видов.

4. Эд, другой король франков

Иной была ситуация во Франкии. Речь шла не столько о наследовании престола Карла Толстого, сколько о преемнике Карла Лысого. Срочно требовался король. Идея отказа от королевской власти никому и в голову не приходила. Мир без короля был просто немыслим. Необходимая иерархия в обществе, его упорядоченность требовали присутствия короля, в котором воплощались бы священные принципы и качества. Король нужен всегда. «Под властью Христа, в надежде на короля», можно было прочесть внизу грамот вместо даты; только на юге королевства не знали или не хотели знать, кто, собственно говоря, правит королевством. И потом, как сохранилось в памяти людей IX века — король всегда происходил из франков. Этот обычай на протяжении пяти веков оставался в силе: надо было немедленно найти преемника короля Хлодвига, память о котором поддерживается и хранится духовенством Реймса через его святого покровителя Реми. В 888 году идеологические императивы сменились материальными и политическими интересами. И если уж на то пошло и необходимо было всего-навсего занять абстрактную, символическую должность, заполнить юридический вакуум, то это мог бы сделать и Карл, внук императора, сын и брат трех королей. Что ж из того, что этому прямому потомку Пипина и Карла Великого исполнилось только восемь лет. Кто лучше его сможет воплотить в себе, благодаря своему происхождению, увековеченную законность франкской монархии? Однако в 888 году королевская власть обладала еще существенным весом. Королю принадлежало право назначать на высокие должностные посты — и светские, и церковные, и его казну поступали доходы от судов и налоги. И эти права последние потомки Каролингов на Западе больше уже не смогли заставить уважать; в особенности Карл Простоватый, который не располагал ни богатством, достаточным для оплаты необходимых услуг, ни преданными ему людьми. Наоборот, только граф Эд был в исключительном положении: в расцвете сил, крупный земельный собственник, окруженный преданными ему людьми и деятельными родственниками. Владелец крупных аббатств и епископств, он больше, чем кто бы то ни было, мог претендовать на королевскую власть, — по меньшей мере по трем причинам. Первое — его авторитет как героического защитника Парижа; суть королевской власти как раз и составляли борьба с язычниками и защита королевства от врагов Христа. Второе — он осуществлял отдельное руководство герцогством — от Анжу до Пикардии, прямо в центре королевства. Герцогский титул он унаследовал после смерти Гуго аббата, что делало его первым из первых после короля, наравне с королем, даже вместо короля в отсутствие последнего. Однако в начале 888 года образовался именно вакуум, так как Карл Толстый умер, а Карл Простоватый не обладал реальной властью, и королевство постоянно находилось под угрозой норманнского вторжения. И третье, не менее важное: Эд и его клан решили взять королевскую власть, апеллируя к закону в связи со сложившейся ситуацией: разве граф Эд уже не является правителем Нейстрии, от Анжу до Валуа? Неважно, кто именно из вельмож 29 февраля 888 года провозгласил Эда своим королем и присутствовал на его помазании архиепископом Санса Готье в церкви Сент-Мари в Компьене — императорском и королевском святилище. Но совершенно точно, что там не было маркизов, равных Эду в собственном могуществе и влиянии: Гийома Орлеанского, Рамнульфа из Пуатье, и конечно же, Гифреда Серданского или тем более Ричарда Отёнского, Бодуана Фламандского или Герберта из Вермандуа. На церемонии отсутствовали также влиятельные персоны из областей между Сеной и Мёзом, то есть оттуда, где были еще сильны позиции Каролингов: архиепископ Фулк Реймсский и подчиненные ему епископы из Лана, Теруанна и Шалона, а также многие другие. Здесь — безразличие, там — враждебность, а кроме того, стечение обстоятельств и разного рода помехи. Здесь было видно, на чем основывалась власть Робертинов: узкий круг преданных своему графу и маркизу виконтов — Аттон в Туре, Фулк в Анжере, Гарнего в Блуа; епископы, которым Эд обещал назначение и поддержку, Готье Орлеанский v его племянник Готье из Санса, Адалард Турский и его брат Ренон из Анжера, в самом центре робертинских земель. Именно им, своим друзьям и близким, Эд дал королевскую клятву охранять права и привилегии церквей, защищать их от врагов «согласно моей власти, данной мне Богом».

И последняя причина, которая поясняет, почему Эд сделал столь решительный шаг: существование его брата Роберта, с самого начала тесно связанного с ним. Роберт блестяще отличился при обороне Парижа и помогал своему брату в различных ситуациях. С того момента, как Эд становится королем, он должен был отказаться от старой государственной должности и владений которые должны были перейти в собственность, наследуемую его семьей. Но если есть доверенное лицо, имеющее право управлять этой семейной собственностью, то новый король мог бы продолжать пользоваться ею через это третье лицо. Наследство Гуго Аббата и Роберта Сильного переходило таким образом к Роберту, получившему графства Нейстрии и другие, а также большие аббатства, захваченные в свое время Эдом, и титул герцога, делающий его ближайшим советником короля. Роберт исполнял свои обязанности более тридцати пяти лет, достигнув могущества и влияния и оставив своим потомкам огромное состояние и почести, которые в один прекрасный день принесут свои плоды: ведь Роберт был дедом Гуго Капета.

Что же в итоге произошло? Главное и очевидное: граф Эд стал королем. В 888 году принцип реального наконец возобладал. И важно, что его избрали; или скорее он сам себя избрал. В Компьене он победил благодаря не выборам, а потому, что принцип наследования пошатнулся под давлением обстоятельств, силы вещей, которую воплощали эта группировка и ее глава. Осталось только занять опустевшее место. Многие могли бы претендовать на него. И один из вельмож попытал счастья: Ги, внук Ламбера, некогда графа Нантского, жившего в Сполето в 834 году. Герцог Сполето, королевского происхождения, если верить его родственнику и союзнику архиепископу Фулку Реймсскому, который затеял все это дело, — был помазан в Лангре епископом Гелоном в самом начале 888 года. Однако среди западных франков Ги не имел ни сторонников, ни защитников. Не настоящий Каролинг, не местный князь, он вскоре вернулся в Италию с целью сделаться императором. В лучших условиях, для того чтобы стать преемником Карла Толстого, находился, похоже, его племянник Арнуль, которого после провала Ги Фулк Реймсский подталкивал к этому поступку По причинам, о которых можно только догадывайся, Арнуль не ответил на призыв из Реймса. На Западе он, Арнуль, был великим королем, и были малые короли — корольки, как называет их летописец из Фульда, — и так продолжалось со времен Карла Великого и Людовика Благочестивого. Приметой времени, несомненно, было то, что властители этих маленьких королевств были не из одной семьи. Тем не менее они справлялись со своими должностными обязанностями, возложенными на них Арнулем. Он позволил обосноваться Родольфу в Бургундии, удерживая его в определенных рамках, он отдаст Италию Ги и Беранже, смертельно соперничающим друг с другом. Через два года он не чинит препятствий коронации сына Бозона, Людовика, протеже Карла Толстого, племянника очень влиятельного Ричарда Отёнского. Под покровительством последнего, а главное, в присутствии двух эмиссаров Арнуля, Людовик в конце 890 года был помазан и стал королем Прованса и Валенсии. Именно король был нужен для того, чтобы примирять разногласия между местными магнатами, «которых не удержат розги ни одного хозяина», как сказано в протоколе церемонии. Король должен давать отпор и язычникам — норманнам и сарацинам. Не было никого лучше него для епископов и вельмож, для того чтобы «стать королем, потому что он происходит из императорского рода (дед по линии матери Людовик II Итальянский), и он добрый по натуре, хотя и несколько молод, чтобы бороться с варварами». Борьба с варварами для этого поколения еще оставалась прерогативой законной королевской власти. После победы при Монфоконе, в Аргонне, в далеких краях, принадлежащих Каролингам, 24 июня Эд окончательно вступил в свои новые права. Через несколько недель он встретился в Вормсе с Арнулем, который признал его власть в обмен на присягу о верности. Фулк Реймсский, без особого удовольствия, Бодуан Фламандский, другие правители северной Сены признали Эда королем. 13 ноября тот заново был коронован, — на этот раз в Реймсе, и Арнуль прислал ему из Ахена корону, мантию и скипетр. Итак, коронация в Реймсе, без признания которого, начиная с Гинкмара, ни один король не становился законным обладателем своих прав.

В правление Эда проявился и другой факт — разделение, еще в зародыше, между королевской властью и физической способностью короля осуществлять ее. Как монарх, Эд был почти повсеместно признан в королевстве, особенно когда он сражался с норманнами. Тогда вельможи охотно следовали за ним, хотя и не оказывали ему реальной поддержки. И вместе с тем они не представляли себе, чтобы король вмешивался в их собственные дела. Ведь Эд был в их глазах и король, и глава клана. Его шаги в Аквитании свидетельствовали об этой двойственной роли. В 889 году Эд со своей армией встречает в Орлеане войско Рамнульфа из Пуатье, который был в то время властителем большой части Аквитании, а также юного Карла Простоватого, бывшего при дворе Рамнульфа. Возникло недоразумение. Рамнульф оказал приличествующую Его королевскому величеству честь. Будучи королем Аквитании, Эд удерживался у власти. Но когда через некоторое время после смерти Рамнульфа в 890 году он попытался передать владения в Пуатье своему брату Роберту и обеспечить себе право наследования в южной Луаре, — то он потерпел полную неудачу. Несмотря на то, что юный сын Рамнульфа Эбль обратился в бегство, Роберт Нейстрийский остался ни с чем, и в начале 893 года преемником Рамнульфа оказался граф Адемар, глава рода ангулемских графов, родственных и одновременно соперничающих с династией из Пуатье. Не преуспел Эд и в деле с Гийомом Благочестивым. Король отнял у Гийома графство Бурж, чтобы отдать его своему приближенному Гуго. Гийом же убивает последнего в бою. Тогда Эд вынужден был возвратить отнятое Гийому. Сражение произошло в июле 893 года, и Гийом вернул себе владения и должности, На юге Луары король франков больше не имел и никогда не будет иметь графские должности и даже королевские права. Из всех королевских должностных лиц на юге, сохранивших королю личную преданность, последней фигурой являлся знаменитый Жеро из Орийака. Отметим также графа из Нима, которому Эд по просьбе епископа поручил уладить дела с узурпацией церковных богатств. И еще Раймунд, наверняка сын графа Эда Тулузского, который был нечто большее, чем простой чиновник в повиновении у короля. Роль последнего ограничивается теперь утверждением церковных привилегий, по просьбе самых отдаленных иерархов, разрешением на назначения епископов и аббатов, хотя реальное решение принималось совсем другими лицами, даже если королю случайно и удавалось продвинуть своего кандидата, как в Сен-Илэр в Пуатье или Сен-Жюльен в Бриуде. Вот что значило быть королем на юге, где к тому же не осталось почти ничего от налоговой системы. В противном случае, когда затрагивались интересы местной династии, то вельможи препятствовали любому вмешательству. На востоке маркиз Ричард, обосновавшись в своем графстве Отён, создает княжество. Он прибирает к рукам графство Осер и аббатство Сен-Жермен. И вот уже он, благодаря своему приближенному Манассии, графу Шалонскому, контролирует епископство Лангр, где епископ Тибо, родственник Карла Простоватого, был ослеплен, низложен и замещен одним из друзей Бозонидов. В 895 году маркиз Ричард вошел в Санс, взял в плен архиепископа Готье, присвоил себе аббатство Сент-Коломб, которым недавно владел сам Эд, и сажает там в качестве виконта верного ему Гарнье. Он простирает свое влияние даже на епископскую резиденцию в Труа — город, где тот же Гарнье был графом после смерти Адалельма, кузена короля Эда, преданного ему. Ричард не оспаривал королевские полномочия Эда, который поставил его выше графов и сохранил за ним титул и привилегии. Однако в дюжине подчиненных ему графств Ричард не желал признавать никакой другой власти, кроме своей собственной. Бодуан Фламандский — он тоже расширял свои владения к северу вплоть до Эско. На юге его интересы встречали отпор со стороны других правителей: Герберта Вермандуаского, контролировавшего земли от Перонны до Сен-Кантен; самого короля, чьи парижские и нейстрийские владения располагались поблизости. Так, после смерти сына Эврара Фриульского, могущественного аббата Рауля из Сен-Васт и Сен-Бертен в 892 году, Бодуан, хотя и получил Сен-Васт, но упустил Сен-Бертен. Последнее аббатство Эд отдал обратно Фулку Реймсскому, старому его владельцу. Король вернул себе Лан, которым завладел было граф Готье, союзник Бодуана. После кончины Эбля из Сен-Дени в октябре 893 года Эд оставил за собой знаменитое аббатство. Затем он передал его своему брату Роберту, и оно уже всегда с этих пор наследовалось его династией.

Итак, особенно в первой половине своего правления Эд компенсировал известную долю царящего беззакония своей энергичной деятельностью, использованием личных семейных связей, с тем чтобы укрепить и усилить королевскую власть и ее влияние. Король западных франков, еще способный пересечь Луару, он появляется в Шалоне, у Ричарда Бургундского; в Бриуде, центре Оверни, у Гийома Благочестивого; в Перигё, Лиможе, Пуатье. Его видят на охоте, «по королевскому обычаю», в лесу Компьеня, в окружении «епископов, графов, королевских вассалов»; некоторые из них прибыли издалека, как в середине 889 года епископ Жибер и граф Раймунд из Нима. В лучших традициях франков король созывает ассамблеи и возглавляет их: в Сен-Месмен в Миси, около Орлеана, в июне 889 года, где, среди прочих, собрались аббаты из Больё и Солиньяка, епископ из Уржеля, граф Сунийе Ампурьяский. На соборе в Мен-сюр-Луар присутствовали, в частности, епископы из Орлеана, Шартра, Тура, Санса, Осера, Отёна, Невера, Буржа, Клермона, Безье, Нарбонна, Жироны… Еще летом 892 года Эд собрал в Вербери знатных вельмож своего королевства. Из королевской канцелярии выходило довольно много документов: до, нас дошло около сорока. Должность государственного канцлера продолжала оставаться очень престижной.

Как и при великих Каролингах, она была занимаема выдающимися личностями: Эблем из Сен-Дени, епископом Парижским Аншером, Адальгером, аквитанцем и доверенным лицом Карла Лысого, Бозоном, епископом Отена и Флавиньи, впоследствии убитым монахом, наконец, архиепископом Сансским Готье, сменяющими друг друга в этой должности.

5. Война законов

Получилось так, что король обладал одинаковой властью с крупными вельможами, которых он сам не так давно сделал себе ровней, а не господствовал над ними. Королевская власть использовалась им прежде всего для укрепления интересов собственного клана. И вскоре он перестал исполнять свои непосредственные обязанности бороться против язычников. Когда с 889 года норманны вновь осадили Париж, то он, прежний граф этого города, славный его защитник три года назад, покупает уход язычников, на манер Карла Толстого. На следующий год в Пикардии он ничего не мог поделать с постоянными обираниями провинции. Еще в 891 году он потерпел полное поражение в битве с норманнами в Вермандуа. На самом же деле успешно сражался не он, а местные князья, Юдикаэль и Ален в Бретани, Ричард — в Бургундии.

Ослабить Эда означало для маркизов усилить собственные позиции, присвоить себе должности и привилегии, укрепить круг преданных им людей, получить для подвластных им церквей льготы, освобождающие их от королевских налогов, не допускать расширения владений Робертинов. Они хотели бы престижного короля, но лишенного подлинной власти, вся полнота которой сосредоточилась бы в руках правителей мелких королевств, составляющих Франкское государство. Именно к такому порядку, сознательно или бессознательно, стремилась знать.

Может быть, Эд стал жертвой собственных относительных успехов. К этому добавилась, пне всякого сомнения, активная поддержка законности каролингской власти в междуречье Сены и Мёза там, где прочнее всего держалась каролингская династия. Фулк Реймсский, под влиянием памяти о Гинкмаре и из желания оттеснить, конечно же. Готье Сансского, стремился возобновить реймсскую традицию помазания королей и сделаться их советником. Он внимательно следил за единством своей провинции, некоторые епархии которой относились к королевству Арнуля, и прилагал все усилия, чтобы власть перешла к ее законному наследнику, внуку Карла Лысого, так как сам Арнуль не желал этого. Как раз в конце 892 года, когда Эд спешил в Аквитанию, Карлу исполнилось четырнадцать лет — возраст, «в котором он может присоединиться к мнению тех, кто дает ему хорошие советы», как пишет Фулк, намекая на свою собственную персону. 28 января 893 года в Сен-Реми Реймса архиепископ наконец-то помазал короля. В церемонии участвовали подчиненные Фулку епископы, за исключением Оноре из Бове, Герберта из Вермандуа и его брата Пипина, графа из Санлиса, все чистокровные Каролинги, несомненно вассалы Реймсской церкви и вермандуаских графов большинство из тех, кто не был и в Компьене на коронации Эда. К ним же можно прибавить еще епископов Аншера из Парижа и Тибо из Лангра. Будучи больше человеком ума, нежели действия, Фулк оправдывает возврат Карла Простоватого в своих посланиях к королю Арнулю. Ведь именно от Арнуля, главы династии и хозяина положения, зависел успех предприятия. Как писал летописец из Фульда о ставке в этой игре: «Европа, королевство его дяди Карла» (имеется в виду Карл Толстый). Фулк произнес речь о законности наследования, которой он надеялся понравиться королю Германии: «Эд, чужеземец королевской крови и тиран, злоупотребляющий своей властью (…). И обычае франков — избирать себе королем по праву наследования (…). Вы должны препятствовать тому, чтобы короли-иностранцы, которые уже пришли к власти или могут возвыситься в будущем, не преобладали над теми, кто по рождению имеет право на престол»… Но сколько могло реально весить в самом конце IX века «законное право» Каролингов? Источники, которыми мы располагаем, происходящие из Германии времен Арнуля или из реймсской провинции, отдают этому праву преимущество. Вместе с тем, если Ричард Отёнский и Гийом Овернский как будто и присоединились к Карлу весной 893 года, то это было сделано прежде всего ради того, чтобы помешать распространению влияния Робертинов. В отличие от Эда и его приближенных. Карл, остатки владений которого находились на северо-востоке королевства, не был для них конкурентом. Им было удобнее всего разыгрывать королей друг перед другом. К этим играм больше всего подходил Ричард, чьи территории простирались на запад. Грамота, датированная ноябрем 893 года, по которой Ава, сестра Гийома Овернского, уступила своему брату область Клюни, была подписана следующим образом: «Первый год борьбы двух королей — Эда и Карла — за власть». Арнуль Германский, который признал Карла в 894 году, а в 895-м — и Эда тоже, присягнув ему на верность и вручив великолепные подарки, вроде «Золотой книги» («Codex aureus») Карла Лысого, перешедшей из Сен-Дени в Ратисбонн, — действовал как и прежде. В итоге Эд, владеющий Ланом, захватывает Реймс и совершает успешные набеги на Фландрию, вынудив Карла занять оборону и отступить в Лотарингию и даже подумать о помощи норманнов, в чем сурово упрекнул его Фулк. Чтобы покончить с этим, Эд, с позиций материальной силы, но, вероятно, из слабости идеологического порядка, отдает Карлу в 897 году Лан. Он ведет с ним переговоры о наследовании, которое немедленно осуществилось, сразу же после смерти Эда 1 января 898 года. Таким образом, провозглашает летописец из Сен-Васт, Карл вновь утвердился на престоле своих предков.

Почему же Эд не передал власть своему брат и почему Роберт столь быстро принял именно такую сделку, — трудно понять. Германские и реймсские источники выделяют главенство династического принципа. «Карл, сын Людовика, сына короля Западной Франкии Карла, племянник короля Арнуля», — так представляет его летописец «Хроники Фульда». Значит, Карл — король по рождению, независимо от того, есть у него королевство или же нет. Может быть, вельможи, и в первую очередь Ричард Бургундский, Герберт Вермандуаский и южные князья Гийом Овернский и Адемар из Пуатье, не желали утверждения и процветания Робертинов. Более того, Эд и Роберт, закрепляя власть среди своих родственников, преодолевали множество трудностей, окруженные каролингским королем и маркизами. В 897 году у Эда не было детей. Роберт, имеющий двух девочек от первого брака, только что женился вторично, в этом же году, на Беатрисе, дочери Герберта Вермандуаского. Этот брак стоил ему присоединения к своим владениям аббатства Сент-Мари в Морьенвале. Их сын Гуго родился скорее всего около 900 года. Иначе, если бы Роберт унаследовал королевскую власть, то никто бы уже не мог заполучить богатства и привилегии Робертинов — все то, что было упрочено и приумножено во время правления Эда. Чего стоила, после потери стольких графств, аббатств и городов, монархия, маркизы которой, если бы даже и позволили Роберту властвовать, то все время ограничивали бы его власть? И здесь впервые выявляется условие, необходимое для поддержания и возвышения династии Робертинов, уже теперь подталкивающее эту династию на создание вертикальной линии для наследования по мужскому признаку: своевременно иметь хотя бы одного сына. В 897 году положение было иным. И Карл Простоватый извлек из него выгоду. Он должен был заплатить дорогую цену за союз с нейстрийским кланом: ведь Роберт исполнял обязанности маркиза в междуречьи Сены и Луары, его власть простиралась до самого Мана. В этих областях Роберт опосредовал королевскую власть: король общался теперь с местными властями только через посредничество маркиза, ведающего их назначениями. Кроме того, ни один важный вопрос в королевстве не мог быть решен без Роберта и его клана. Такое высокое положение, льстиво и напыщенно выражаемое в королевских грамотах, придавало клану Робертинов особый авторитет и одновременно позволяло им еще более укрепиться в материальном и стратегическом отношениях. Король Эд, торжественно погребенный в Сен-Дени, которым владела отныне его семья, рядом с прославленным Карлом лысым, занимает полноправное место в истории наследования Франкского королевства. Каролингская канцелярия определяет его совершенно естественно как предшественника правящего короля. Так, в грамоте 904 года, пожалованной в пользу аббатства Сен-Мартен в Туре, Роберт назван «особо уважаемым человеком, братом нашего предшественника и господина короля Эда». И только в конце X века императорская пропаганда, враждебно настроенная к первым Капетингам, попытается распространить образ временного заместителя короля, бывшего в подчинении у незыблемых Каролингов. И все же, наряду с ними, править Западнофранкским королевством была призвана и другая династия. Отныне она будет занимать особое место подле короля, и ее обладатели заставили других ценить это место.

Длительное правление Карла Простоватого — около четверги века — характеризуется тремя реальными особенностями и одной кажущейся, которая, впрочем, в X веке тоже станет реальностью.

1. Явная реставрация

Очевидным стал возврат к самой славной из традиций: новый Карл восстановил связь времен. Восстановлено могущество Карла Лысого. Предано забвению вырождение его дебильных преемников — Людовика Заики, Людовика III, Карломана, Карла Толстого. В 899 году умирает Арнуль Германский, император с 896 гида. В 911 году уходит из жизни и его сын Людовик Дитя. Отныне на Западе Карл остается единственным правящим Каролингом. У него было еще достаточно дворцов и владений в малой Франции и в Лотарингии. Королевскую канцелярию возглавлял Фулк Реймсский, а затем, начиная с 900 года, деятельный архиепископ Эрве. Карл, особенно в начале своего правления, издает через свою канцелярию большое количество указов их сохранилось более ста двадцати, которые касались подчас провинций и церквей, расположенных на другом конце королевства — например, в Септимании или Каталонии. В июне 899 года король пожаловал иммунитет монастырю в Орийаке, основанному «любезным другом графом Жеро». Так, имя короля становится известным и признанным в самых отдаленных краях королевства, где частная и общественная документация постоянно датируется годами его правления. В сфере законности и порядка король остается высшей инстанцией.

На севере Сены Карл непосредственно владел большим числом графств. Еще ни одному маркизу не удавалось объединить здесь земли под властью одного лица. Амьен, Бове, Реймс, Суассон, Шалон, Нуайон. Лан, Санлис, Сен-Кантен, Монтрей каждый город имел своего графа, но графская власть была ограничена в сравнении с королевской властью. В 899 году Карлу удалось даже ослабить Бодуана Фламандского, отобрав у него графство Аррас и передав его своему приближенному Альтмару, а также аббатство Сен-Васт, подаренное Фулку Реймсскому, который быстро поменял его у Альтмара на аббатство Сен-Медар в Суассоне. В малой Франкии король обладал правом вмешиваться в назначение епископов, кандидатуры которых он формально продолжал утверждать в пределах всего королевства. В феврале 906 года Карл, задавшись целью восстановить благочестивые обычаи своих прославленных предков, взимает средства от поступающих в казну налогов в Корбени и основывает монастырь во имя св. Маркуля, мощи которого находились у него на храпении после очередного норманнского наступления. Сен-Маркуль в Корбени сыграет позже большую роль, как известно, в освящении королевской власти.

Действительно в первые годы X века король западных франков и внук Карла Лысого поддержал честь своего рода в управлении королевством. Будучи правителем многочисленных королевств, управляемых маркизами, Карл стремился заполучить и еще одно, с которым его связывали тесные династические и духовные узы: Лотарингию, колыбель его семьи, где сорок лет назад был коронован его дед. Это было королевство, полное славных воспоминаний, где процветали богатые церкви и монастыри, — владения предков Карла, частенько основанные ими лично, поддерживающие Каролингов своими молитвами, плодами интеллектуального и художественного труда, своей политической и воинской службой. В Лотарингии жила также могущественная аристократия, владеющая богатыми имениями и преданными воинами. Одного из самых знатных Лотарингских военачальников звали Ренье. Позже он приобретет себе прозвище Длинная Шея. Внук императора Лотаря со стороны матери, граф Эно, Эсбей и Лимбурга, аббат Эхтернаха и Ставло, Ренье, которому Регинон Прюмский пожаловал титул герцога, был ближайшим советником короля Цвентибольда, побочного сына Арнуля, который отдал ему Лотарингию. Но затем этот же король лишил своего советника всех почестей и богатств по причинам, о которых Регинон не сообщает, и предписывает ему покинуть королевство в двухнедельный срок. В течение нескольких месяцев Карл правил на Западе один. Ренье со своим кланом вовремя позвал его на помощь, уверив в своей преданности. Карл тотчас же, движимый наследственным побуждением, хотя не в последнюю очередь и политическими мотивами, устремляется в Ахен. Здесь он наверняка впервые видит могилу Карла Великого. Затем он достигает Неймегена, минуя Прюм, где Регинон должен был бы увидеть королевский экипаж. Вскоре армии встретились лицом к лицу. Короли, попытавшись произвести друг на друга впечатление, и мало озабоченные тем, чтобы вступить в настоящее сражение, провели переговоры и заключили перемирие. Карл вернулся во Франкию. Менее чем через два года, когда Людовик, сын Арнуля, стал королем Германии и был призван в Лотарингию, чтобы заменить Цвентибольда — последний был убит в бою в августе 900 года Лотарингскими аристократами. Редкостный случай: насильственная смерть короля, к тому же из династии Каролингов!

Это скоротечное вторжение Карла Простоватого в королевство Лотаря II, освобожденное, согласно прошлым соглашениям, от господства преемников Карла Лысого, заслуживает упоминания. Прежде всего, оно свидетельствует о воле и способности к действию молодого князя за пределами своего королевства. С другой стороны, это вторжение стало первым проявлением того, что можно было бы назвать Лотарингским искушением. Оно тяготело над Карлом и его тремя каролингскими преемниками на Западе и играло свою роль в судьбах Франкского королевства вплоть до конца X века, приблизив исчезновение самой династии. Та самая Лотарингия, которая, напомним, простиралась в бассейне рек Мёз и Мозель и охватывала Эльзас и всю территорию между Эско и Рейном вплоть до морского побережья: сердце христианского Запада, королевского и императорского вот уже более двух веков, с тех пор как Пипиниды получили и приумножили наследие Хлодвига.

Действительно, Лотарингская проблема вскоре снова стала актуальной. Королевства Германии и Лотарингии находились под властью в лице Людовика Дитя — франконской семьи Конрадов, опирающихся на архиепископа Майнца, соперничающего с Триром. Гебхард, брат герцога Франконии Конрада, был назначен Людовиком Дитя на должность герцога Лотарингского. Он получил престижное аббатство Сен-Максимен в Трире, которое жаждали захватить Лотарингские аристократы, и среди них — Ренье Длинная Шея. Подчинение Лотарингии Франконии, нестерпимое для местной знати, привело к тому, что та повернулась в поисках поддержки к клану, соперничающему с франконскими, — а именно к Оттону и Генриху Саксонскому. Кроме того, Карл в 907 году женился на Фреропе, саксонской дворянке. Через два года на ее сестре Матильде женился Генрих, прозванный позже Птицеловом. Сам Генрих сделался герцогом Саксонии в 912 году. Так что вовремя для Карла Простоватого установились связи между каролингской и саксонской династиями, и связи эти сыграют решающую роль в судьбах королевской власти на Западе.

Действительно, благоприятное время, ибо две смерти облегчают Карлу доступ к Лотарингии: в 910 году герцог Гебхард был убит в бою с венграми. На следующий год Людовик Дитя, последний из правящих Каролингов в Германии, умирает, едва достигнув восемнадцати лет. Казалось, никто в Германии и не помышлял призывать на престол Карла Простоватого, кузена усопшего и, как и он, потомка Карла Великого. 911 год в обратном смысле повторил 888-й. Историческое разделение между западными и восточными франками, или, как говорили современники, между галлами и германцами, стало теперь окончательным. Королем был провозглашен племянник Гебхарда, Конрад Франконский, самый могущественный из герцогов. Впервые в Германии, с незапамятных времен, иностранец каролингского происхождения был помазан на царство.

Итак, с 905 года Карл оставался единственным королем, потомком по мужской линии Карла Великого, за исключением частного случая с Людовиком Провансальским, королем Италии, императором, помазанным папой Бенедиктом IV в начале 901 года, но свергнутым с престола и ослепленным своим соперником Беранже Фриульским в Павии. Далее будет заметно укрепление рода по мужской линии, с преобладанием первородства: этот процесс начал проявляться, пока еще не столь очевидно, в высших слоях общества в начале X века. Робертины были первыми, кто вступил на этот путь.

И хотя в 911 году не стоял вопрос об объединении всей совокупности франкских королевств под властью одного монарха, все же для Карла Простоватого ситуация была по крайней мере благоприятной, и он вновь пытается овладеть Лотарингией. Карл двинулся в Лотарингию в самом конце года несомненно, по призыву Ренье, который в последние недели правления Людовика Дитя начал волноваться. Цель Карла — прочно утвердиться, после провала самого Карла Лысого, в королевстве Лотаря II, включающем Льеж. Камбре. Мец, Страсбург, Трир, Кёльн, Туль и, конечно же, Ахен. И вот Карл, как в лучшие времена Карла Мартелла и Пипина Короткого, посещает свои дворцы в Эрстале, Гондревиле, Тионвиле. Там он раздает грамоты, подписанные его государственным канцлером, Трирским архиепископом Ратбодом. Обе канцелярии — на западе и на востоке, — начиная с декабря 911 года уточняют внизу королевских документов, что владения короля расширились: отныне Карл величается не просто «король», как всегда было принято, а «франкский король», — как будто бы он восстановил единство франкских земель. На самом деле, впервые — почти за столетие, церковная провинция Реймса, принадлежащая святому покровителю династии, более уже не разделялась политическими границами. Вследствие этого еще больше усилил свое влияние архиепископ Эрве, активный и верный помощник Карла.

Конечно же, Ренье в Лотарингии получил с приходом Карла щедрые подарки в частности, аббатство Сен-Максимен в Трире. Ему был пожалован титул маркиза. Таким образом, Ренье сделался в Лотарингии тем, чем был Роберт в Нейстрии. В 915 году его сын Жильбер унаследовал все отцовские владения, почести и титулы. С помощью Лотарингских феодалов, а также вельмож Запада, в частности, Роберта, Карл держал Конрада на почтительном расстоянии и даже косвенно помогал герцогу Генриху Саксонскому в его непрекращающейся борьбе с франконским королем Германии. Почему же между 910 и 920 годами Карл не стал верховным сувереном христианского Запада, реставратором франкской монархии во всем ее былом великолепии?

Тем более, что в период его правления утих и даже был урегулирован наболевший норманнский вопрос. Набеги норманнов не прекращались на протяжении трех поколений. В самом конце IX века они не ослабевали, несмотря на то, что города и особенно монастыри научились возводить укрепления. И даже если иногда в открытом поле сражение оканчивалось победой франков, как это было с Ричардом Отёнским в Аржантей-сюр-Армансон в конце 898 года. В низовьях Луары и особенно Сены к 900 году отряды викингов обосновались особенно прочно, время от времени совершая набеги в глубь страны. Так, в 903 году было разграблено аббатство Сен-Мартен в Туре. Летом 911 года норманны с Сены под предводительством норвежца Роллона осадили Шартр. По призыву епископа Жуссома франкские войска 20 июля одержали невиданную доселе победу над язычниками.

То, что произошло в последующие недели и что в историографии было названо договором в Сен-Клер-сюр-Энт, — нам почти неизвестно. Но не столь важно, действительно ли встречались Роллон и Карл. Главное в том, что король франков, по совету и с помощью архиепископов Эрве Реймсского и Ги Руанского и, по-видимому, с согласия маркизов, начиная с Роберта Нейстрийского, торжественно передал вождю норманнов и его клану административную власть и обязанность защищать города Руан, Эврё и Лизьё. Взамен норманны присягнули ему на верность и обещали перейти в христианскую веру. Действительно Роллон, в возрасте шестидесяти лет, на следующий же год принял крещение от Ги Руанского будто бы под именем Роберта. Новоиспеченный граф стал подданным короля франков, и его власть была признана местными жителями наравне с каким-нибудь Ричардом Отёнским или Гийомом Овернским. В этих областях каролингские власти отныне работали на него. Успех этого княжества, созданного, так сказать, из ничего, по доброй воле обеих сторон, был быстрым и значительным, большей частью благодаря принятию христианства. Интегрируя во франкскую систему чужеземцев и даже яростных противников — язычников, доверяя им официальное управление областями и привлекая их на сторону истинного Бога, Карл выступал в своей роли защитника королевства, хранителя мира, слуги Бога и Церкви. И даже если норманнская угроза на Луаре не исчезла, все равно события 911 года изменили перспективу. Король франков показал свою способность, наравне с прославленными предками, к привлечению на свою сторону новых верных ему людей, к увеличению стада Христова. В Нормандии, как и в Лотарингии, Карл был удачлив в своих делах.

2. Распределение ролей

Успех этот объяснялся не личными качествами Карла, и не простым везением. Он проистекал прежде всего из нового содержания королевской власти и нового распределения реальных полномочий внутри королевства. Главное заключалось в отношениях между королем и маркизами, и прежде всего с первым из них Робертом. В течение более двадцати лет Роберт и его клан верой и правдой служили королю, поддерживая его на востоке и на западе. За это король признавал за Нейстрией абсолютную автономию в междуречье Сены и Луары: графства, епископства, земельные владения контролировались только Робертом. Действительно, хотя титулы практически ничего не значили, — но граф Парижа, Тура, Блуа, Анжера… был еще и королем Нейстрии. В 914 году Карл признал за сыном Роберта Гуго права наследника. С согласия короля — а мог ли он, хотел ли поступить иначе? должность маркиза в Нейстрии стала передаваться по наследству. То же самое происходило и в Бургундии. Граф Ричард правил здесь один, вместе со своими родственниками и друзьями, среди которых ближайшим был Манассия из Вержи, граф Шалонский, ставший вскоре его зятем. В подчинении Ричарда находились графства, но он — факт примечательный! не владел ими непосредственно. Из восемнадцати бургундских графств ему не принадлежало только Маконнэ. Будучи одним из самых знатных, Ричард к концу жизни называет себя в некоторых документах герцогом. Но это были его собственные документы, а не королевские грамоты.

То же самое можно сказать и о Гийоме Благочестивом, который еще до Ричарда присвоил себе титул герцога. Его княжество, обрамленное Готией, Овернью, Берри, Лионнэ и Лимузеном, было менее развитым по сравнению с владениями Роберта и Ричарда. Подобное происходило, хотя и в меньшей степени, с Эблем Манцером из Пуатье, который в 902 году вернул себе наследство своего отца Рамнульфа. В дела этих «королевств», где правили маркизы-герцоги, король вмешивался только по их просьбе, с тем чтобы подтвердить или почтить, но не решать или навязывать. В итоге, если знать и бывала при дворе, как это часто происходило с Робертом, сопровождавшим Карла в его походах в Эльзас и Лотарингию, то сам король и не показывался в их княжествах. В отличие от своих братьев Людовика и Карломана и, разумеется, Эда, Карл, похоже, никогда не пересекал Луару, а может быть, и Сену тоже. Вот поэтому-то королю и было столь длительное время гарантировано мирное и уважаемое правление: опосредованная королевская власть находилась в руках у Роберта, Ричарда, Гийома и других. Их преданность, то есть их согласие с этой властью было необходимой предпосылкой прочности системы, так как именно они обладали реальной материальной силой и духовными богатствами: аббаты и назначающие на должности епископов, одновременно графы и маркизы. Это явственно наблюдалось в Шартре в 911 году: именно объединенные армии Роберта, Ричарда и Эбля обратили норманнов в бегство. Карл при этом не присутствовал. Когда победа уже была одержана, он появился здесь затем, чтобы в Нормандии подтвердить то же, что и в Нейстрии, Бургундии, Аквитании, Каталонии, даже Фландрии: юридически признать реально существующую власть. Поистине, Карл купил свой мир и покой у вельмож. Потому-то король и блистал столь ярко, что вплоть до 920 года не отбрасывал на маркизов никакой тени и не омрачал их жизни. Даже в Лотарингии, своем королевстве, он не имел подлинной власти: она принадлежала Ренье. У Карла не было власти, аналогичной власти маркиза на своей территории. Король правил только в четырехугольнике, состоящем из Лана, Нуайона, Суассона, и главное Реймса. Здесь он еще владел землями, несколькими аббатствами, немногочисленной армией, собирал пошлины, доходы, чеканил монету, контролировал избрание епископов и должностных лиц.

Каролингский король, особенно в эпоху возрождения, над которым он столь упорно трудился вместе с преданным ему Эрве Реймсским, являлся краеугольным камнем: стены ему не принадлежали, и здание его королевства не держится, хотя никто не причиняет ему ущерба. Так что по скрытым, внутренним причинам, следствия которых нам частично известны, вся старая система в 920-е годы приходит в упадок. Казалось, что королевская власть вышла за пределы дозволенного. В Лотарингии, где в 915 году умер верный Ренье, его сын, маркиз Жильбер, был гораздо меньше привязан к королю. Его гораздо больше манили саксонцы: герцог Генрих в 919 году стал королем Германии. Как и все остальные, Жильбер стал служить тому, кто щедрее вознаградит. Он создал Карлу большие неприятности, в частности, по поводу Льежского епископства, заставив короля неоднократно вмешиваться в этот вопрос. Как всегда, когда вельможи увиливали или начинали спорить, король занимал оборону и вскоре утрачивал свое влияние.

Подобная ситуация сложилась и на Западе. Реймсский каноник Флодоард сообщает в своей хронике, начинающейся с 919 года, часть которой не сохранилась, но которая является единственным достоверным источником первой половины X века, — что возмутителем спокойствия стал некий лотарингец Аганон. Его личность и поведение мало что значат. Иное дело его претензии к Карлу, о которых пишет Флодоард. Аганон был человеком скромного происхождения; при покровительстве Карла он сделался влиятельным графом. Более того, король все больше прислушивался к этому ничтожеству, следовал его советам, посвящал его, вопреки всем правилам, в дела королевства. В день рождения Аганона монахи по просьбе короля возносили за него молитвы. Будучи фаворитом, Аганон собирал королевские подарки. В Лане, безопасном месте каролингской монархии, он копит свои сокровища. Короче, Аганон в высшей степени воплотил образ плохого советника, злого гения, овладевшего помыслами короля и самым скандальным образом отвращающего его от истинного пути. Несомненно, опираясь на обязанный ему клан, Карл, успешно правящий вот уже десять лет, пытался освободиться от этого влияния. В королевстве вспыхнула искра. В начале 920 года на соборе в Суассоне франкская знать предписала Карлу расстаться с Аганоном. Потребовались вся ловкость и влияние Эрве Реймсского, чтобы вывести короля из этого первого кризиса. На следующий год король отправляется за поддержкой на восток, чтобы нейтрализовать враждебность Жильбера Лотарингского: в ноябре 921 года в Бонне Генрих Птицелов и Карл Простоватый признали друг друга в качестве королей, включая господство последнего над Лотарингией. На другом конце королевства правил маркиз Роберт Нейстрийский, защитник христианства. Так как норманны с Луары участили набеги на его владения, то он уступил им Бретань, где они и так уже обосновались прочно, а также графство Нант. Взамен норманны стали союзниками Роберта и приняли христианство. Однако разница состояла в том, что в 911 году подобные вопросы решал сам король. Теперь же, через десять лет, решения принимает один маркиз. Таким образом, Роберт взял на себя функции собственно королевской власти, выступив в роли защитника веры и королевства.

Удрученный мятежными настроениями в Лотарингии и оставленный франкскими князьями, Карл совершает одну ошибку за другой. Прежде всего, желая оставить Аганона во Франкии и дать ему право голоса в капитуле Западнофранкского королевства, король дарит ему очень древнее и знаменитое аббатство Шелль. Однако таким сокровищем Карл не имел права распоряжаться без согласия вельмож. Кроме того, монастырь принадлежал даже не Карлу, а Ротильде, дочери Карла Лысого, жене графа Роже Менского, подданного Роберта Нейстрийского, тоже родственника, так как дочь Ротильды и Роже, внучка Карла Лысого, только что вышла замуж за Гуго, сына и преемника маркиза. Карл же посягнул ради своего фаворита на владения, относящиеся к чужому наследству. Для этого требовались слишком серьезные причины и коллективное решение. Подобный поступок представлял для вельмож чрезмерную угрозу. Система территориального деления на княжества приходит в противоречие с прерогативами короля. Хотя последние держались лишь на словах, представлениях и воспоминаниях. Княжества же были реальной силой внутри королевства. Отныне королевская власть и королевства разъединились. И эта трещина осталась надолго.

Реакция аристократии была резкой и незамедлительной. К нейстрийской группе Роберта и Гуго примкнул юный бургундский князь Рауль, отец которого, Ричард Заступник, умер в конце лета 921 года и который был зятем Роберта. Еще более показательно то, что вассалы Реймсской церкви — традиционной опоры Каролингов — перешли на сторону Роберта, невзирая на отчаянные протесты архиепископа Эрве. Не замедлил примкнуть к мятежникам и Герберт II Вермандуаский, влиятельное лицо в малой Франции. Кроме того, Гуго вел переговоры о союзе с Жильбером Лотарингским. Через несколько недель Карл теряет главные позиции: Реймс и Лан. По всей вероятности, он еще и лишился ума: чтобы отвоевать Реймс, он затеял сражение в воскресенье на Троицу, в день, посвященный Богу, когда должно сохранять мир. И разумеется, он терпит поражение по воле Небес. Тогда как Карл, сконфуженный и растерянный, отступает в Лотарингию, франки, — сообщает Флодоард, — «избрали королем господина Роберта и присягнули ему на верность». В воскресенье 30 июня 922 года маркиз Роберт, уже шестидесяти лет, был помазан в Сен-Реми, в Реймсе, с великим торжеством, рукой Готье Сансского, вечного соперника Реймсского архиепископа, лежавшего при смерти. Избрание, коронация, помазание в тех же святых местах, где небесный покровитель франкской монархии, по преданию, крестил и помазал первого из христианских королей франков, словом, вся церемония, устроенная в честь Роберта, была безукоризненной. Папа Иоанн, король Генрих Германский, которого Роберт вышел встречать к границам королевства, признали нового короля. Карл, фактически лишенный власти, хотя и остающийся королем по происхождению, еще надеялся на перемены в своем положении. И он решительно кидается на защиту своего достоинства. Собрав остатки преданных ему людей в Лотарингии, он двинулся от Мёза к Эн и остановился неподалеку от Суассона. Была суббота, 14 июня 923 года. Нейстрийцы и Лотарингцы стояли лицом к лицу. Все было готово для того, чтобы следующий день оказался роковым. Ведь Лотарингцы нарушили соглашение, заключенное ранее с Робертом; затем, Карл наступал внезапно, и снова в воскресенье, день покоя; наконец, бой был кровавым. Это была одна из битв раннего средневековья, в которой пролилось больше всего христианской крови. Случай редкий, просто невиданный: один из королей погиб, а другой обратился в бегство. Комментаторы позднего времени, размышляя о случившемся, делали вывод, что Бог покарал узурпатора, но не принял и сторону Каролинга. То был знак чрезмерной греховности Франкского государства. И Карл только добавлял все новых и новых грехов. В смятении он бросился за помощью к норманнским язычникам сначала на Луаре, затем на Сене, чтобы призвать их выступить против христиан-франков. Среди новообращенных норманнов христианство еще не успело прочно укорениться. Этим поступком Карл разрушил само основание своей королевской власти, изменил своему долгу и клятве, данной им в день коронации. Дорогу агрессорам преградил герцог Рауль Бургундский. Вслед за этим и Рауль тоже был помазан королем 13 июля в Сен-Медар в Суассоне. Таинство совершил Готье Сансский, в третий раз за тридцать пять лет. И во второй раз за несколько месяцев. Церемония происходила при живом короле франков, помазанном в свое время самим же Готье, прямом наследнике самых прославленных королей и императоров Запада — Каролингов, чье имя он носил, при короле, которому присягала на верность аристократия всего королевства и которому она оставалась верной, в большей или меньшей степени, в течение двадцати лет. В довершение унижения Карла Герберт II Вермандуаский взял его под стражу и заключил в своей крепости Шато-Тьерри, готовый вернуть его в седло как только потребуется, или по крайней мере пугать им короля Рауля.

3. Король по требованию

Пришествие Роберта и в особенности Рауля и низложение Карла Простоватого определили развитие событий на многие десятилетия вперед. В первую очередь, королевская власть, ее локализация и выбор ее носителя распространялись на часть королевства в междуречье Луары и Мёза. При избрании обоих королей не присутствовали ни граф Нормандии, ни граф Фландрии, ни герцог Аквитании, ни один из вельмож юга. Хотя между 923 годом и смертью Карла в 929 году еще встречались на юге документы, датированные именно правлением Карла и игнорирующие Рауля. Была даже грамота герцога Акфреда, племянника Гийома Благочестивого, датированная «пятым годом после того, как неверные франки низложили своего короля Карла и избрали на царство Рауля».

Теперь власть делилась между тремя: это кланы Нейстрии и Бургундии, все более тесно связанные между собой, и растущее могущество клана Герберта из Вермандуа. К последнему присоединилась и каролингская партия. Отныне и надолго доступ к короне был в распоряжении очень малого числа знатных правителей. Во вторую очередь, королевская власть, однажды ускользнув из рук династии Каролингов, внезапно перестала быть престижной. Чего ждали от короля в то время? Крестьянские массы — ничего; они наверняка даже не знали имени правящего короля. Что же касается маркизов — и тех, кто следил за избранием, и тех, кто был далеко от Франкии и оставался равнодушным, — то они не представляли себе христианское общество без короля; однако при условии, что король не будет вмешиваться в их земные дела и останется воплощением идеи. На короля возлагалась обязанность все же регулировать отношения между князьями, чтобы они знали меру. Наконец, король должен был бы осуществлять главную миссию — бороться с тем, что еще оставалось от язычников. Действительно, Рауль нанес серьезный удар по норманнам на Луаре и достиг перемирия с норманнами Сены. В отличие от поколения 880-х годов, тот, кто достиг зрелости в 920 году, не был готов к тому, чтобы получить корону. Как некогда его брат Эд, Роберт решил стать королем, потому что у него был прямой наследник: сын Гуго, способный сохранить всю совокупность отцовских владений. На следующий год Гуго уже мог сменить отца, хотя и был еще слишком молод. Однако у него не было ни сына, ни брата, которому были бы доверены графства и аббатства, который возглавил бы феодалов-союзников. И тогда Роберт с этой целью привлек своего шурина Рауля, у которого по крайней мере было два брата. Старший из них, Гуго Черный, заменил Рауля в Бургундском княжестве, пусть и формально, ибо Рауль продолжал сохранять контроль над своими графствами.

Кандидатура Рауля, поддержанная в Нейстрии, удовлетворяла и графа Вермандуа, так как бургундец был почти иностранцем во Франкии, где Герберт, чувствуя себя бездомным Каролингом, вот уже двадцать лет пытался увеличить любыми способами свои владения. Он активно поддерживал Рауля в 923–926 годах, в борьбе с норманнами, угрожавшими на Уазе и в его собственных владениях. На северо-западе ему преграждал дорогу Ануль Фламандский, преемник своего отца Бодуана в 918 году, который сам хотел расширить свои владения в направлении Артуа. Герберт получает от короля крепость в Перонне. Затем, после смерти в 925 году архиепископа Сеульфа, резиденцию в Реймсе для своего пятилетнего сына Гуго. Такое вознаграждение было для графа Вермандуа поистине королевским, ибо он овладел теперь многочисленными вассалами и крупными доходами от архиепископства, не считая политического и морального престижа. Однако аппетиты Герберта тоже росли, и королевская щедрость уже кажется ему недостаточной, поэтому через два года он требует себе Лан, где только что умер граф Роже. Путем шантажа, присягнув на верность Генриху Германскому, путем угроз вернуть Карла Простоватого, он в 929 году добивается своего. Этот потомок Карла Великого завладел, таким образом, двумя жизненными центрами каролингского наследия во Франкии.

Здесь четко просматривается система, делающая из короля, тоже удельного князя, — должника маркизов. Король интересует их только в том случае, если он служит их собственному обогащению или, по крайней мере, не мешает ему. Так, с 923 года Гуго Великий завладел большим графством Мэн. Гийом Юный, преемник Гийома Благочестивого в 918 году, обратился в начале 924 года к королю и выторговал себе Берри, завоеванное Раулем в 919 году с помощью Роберта. На западе в 924 году Роллон уступает Гуго Ле-Ман и Байё. В 933 году его сын Гийом Длинная Шпага, обидевшись, получает в утешение от короля Котантен и Авраншен. Франкский король Рауль поступает на службу к бургундскому князю Раулю, так как он в 931 году заполучил себе в союзники Вьеннского графа Карла-Константина, своего двоюродного племянника, сына Людовика Слепого, умершего три года назад. Так Раулю удалось увеличить свое княжество за счет Лионнэ.

Когда же королю уже нечего было раздаривать, когда союзники перестали извлекать для себя выгоду, то они начинали искать в другом месте. Так, Жильбер Лотарингский, в стремлении утвердить свое превосходство, сталкивается с братом Рауля, графом Бозоном, расположившимся на юге Лотарингии и владеющим, в частности, аббатствами Горца, Ремирмона и Муаенмутье. Жильбер призывает на помощь Генриха Германского, который, преодолев вооруженное сопротивление Рауля, вторгается в Лотарингию, где Жильбера признают как герцога. В 935 году Рауль и его брат Бозон окончательно принимают германское владычество в старом королевстве Лотаря, которым так жаждал завладеть Карл Простоватый.

Но если король и считался с князьями, соглашался принимать их правила игры, давая им свободу расширять свои владения, то это при условии сохранения известного равновесия. Король вынужден был вмешиваться, если кто-либо из маркизов позабудет чувство меры и начнет всерьез угрожать соседям. Так, экспансия Герберта Вермандуаского начиная с 925 года перешла все границы, приемлемые для маркиза Гуго Нейстрийского. Помимо Реймса и Лана, Герберт простер свою власть на Амьенуа, Вексен и Аррас; в зоне его влияния находились также Бове и Санлис. Он стал хозяином могущественных епископств Нуайона, Суассона, Шалон-сюр-Марн. Он подчиняет себе владельца замка в Дуэ, графа Гильдуина из Мондидье и Герлуина из Монтрей. Сторонники Роберта расценили должности этих трех людей как возможность укрепить собственную власть, любой ценой создавал Герберт гигантское объединение земель, на деле очень пестрое, на территории от Марны до Мёза, вплоть до Соммы, — и оно становилось грозным. Неужели вся Франкия падет под ударами Вермандуа? С 930 года Гуго и Рауль, два брата, условились дать Герберту отпор, хотя тот и был их свояком и к тому же дядей. Воспользуемся случаем, чтобы отметить, что семейные узы, союзы, обязательства внутри одной и той же группы дворян нужно воспринимать с большой осторожностью.

В 931 году Рауль и Гуго взяли Реймс, выгнав вермандуасцев и поставив там архиепископом монаха Арто из Сен-Реми. Затем пал Лан, за исключением башни, которой владела жена Герберта. Вслед за этим были взяты опорные пункты Герберта в его собственных владениях: Сен-Медар в Суассоне, Амьен, Сен-Кантен, Шалон, Шато-Тьерри. Такие успехи противников заставили Герберта в 935 году заключить мир с Раулем, вернувшим ему большую часть его владений. Решающую роль в заключении мира сыграл Генрих Птицелов. С этого времени вмешательство германских королей в дела западных франков все усиливается, приобретая форму настоящей опеки. После смерти Рауля в январе 936 года Франкское королевство приходит в упадок. Через шестьдесят лет после смерти Карла Лысого, когда его правнук Людовик IV унаследовал престол своих предков, в шестом поколении, начиная с Пипина, основателя королевской династии, князья завладели всем территориальным, политическим и культурным пространством королевств, где Людовик оставался бессильной, но непреложной коронованной особой.

4. Система княжеств

Невозможно выделить нечто общее в положении княжеств, в их возникновении и развитии в первой половине X века. Так как у них не было никакого институционного основания, то и положение их значительно отличалось друг от друга. Они зависели от тех, кто ими управлял. Титулы князей, впрочем, не прибавляли влияния. Правитель Фландрии всегда назывался графом, а Нормандии — долго был известен как граф Руанский, тогда как граф Отёнский звался чаще всего герцогом Бургундским. Бургундия считалась королевством, то есть особым образованием графств. То же самое было с Аквитанией, чья территориальная принадлежность оставалась неопределенной; однако и у нее была своя идентичность и традиции. Титул герцога оспаривали графы Клермона, Тулузы и Пуатье, в итоге принявшие его.

Этнографические особенности не очень влияли на образование княжеств. Конечно, Гасконь со своим князем Гарсией Саншем имела национальный характер. Гарсия, внук Санша Митарры, с 871 года был графом Фезенсака. Ему досталось очень расстроенное наследство: он лишился графств Бордо и Бигорр, но немного расширил свои владения за счет графства Ажен. Церковная среда особенно деградировала, в частности епископство, обычно располагающееся в Базасе и исчезнувшее совсем в конце IX века. Гарсия Санш — значительный шаг! — основал около 900 года монастырь Сен-Пьер в Кондоме и своими силами взялся за управление княжеством. К 905 году, будучи графом и маркизом, он присваивает себе титул «доминуса», возвышающею его до уровня короля. В его исключительной власти — назначения графов между Гаронной и Наваррой. И вот он уже заключает союз с графами из Бордо и Бигорра. После смерти Гарсии в 920 году трем его сыновьям осталось объединение графств. Наиболее значительные из них взял себе старший сын, контролируя при этом остальные графства через посредничество своих братьев. О короле они имели самые абстрактные представления. Один Луи Азнар, переместившись далеко на север, присягнет на верность Раулю в 932 году. На самом деле вся полнота королевской власти была сосредоточена в руках местной династии: исполнение государственных обязанностей членами одной семьи и их приближенными, чеканка монеты, если таковая вообще существовала, защита церквей, разграбленных и обессиленных, борьба с норманнами, не прекращающаяся целое столетие. По крайней мере уже два поколения не помнили, чтобы король вмешивался в местные дела.

Примерно то же самое можно сказать и о Бретани.

О ней не упоминается ни в одном документе, исходящем от короля, с конца IX века до начала XI века. В 878 году граф Ваннский Ален Великий поклялся в верности королю Людовику Заике, но только после того, как потребовал для себя — в самом конце века! — королевский титул: в тот момент, когда короли множились на Западе. Победы, одержанные им над норманнами, делали его требование законным. Перед своей смертью в 907 или 908 году граф-король Ален, правитель расширенной Бретани, при опоре на аббатство Редон, город Нант и с помощью своего замечательного епископа Фушера господствовал в своем княжестве, где преобладали кельтские корни, хотя и франкский элемент был не менее значительным. В Нанте, который все больше начинал играть роль бретонской столицы, говорили на романском языке. Начиная с города Ренн, в частности, расцветал экономический и культурный обмен с другими королевствами, вплоть до Италии. Затем в течение почти тридцати лет Бретань переживала тяжелые потрясения, усугубляемые все более разрушительными набегами викингов. Разоряемое норманнами с Луары и Сены, которым Рауль в 933 году уступает Котантен и Авраншен, «бретонские земли на берегу моря», не контролируемое никакой властью, княжество Алена распадается. Нант подвергся разграблению. Зять покойного герцога спасается со своим совсем еще маленьким сыном Аленом у короля Ательстана Вессекского. Ищут надежного убежища и монахи. Из аббатства Ландевеннек они переправляют мощи святого Геноле в Монтрей-сюр-Мер; монахи из Сен-Жильда в Рюи укрываются на острове Эндра, возле Шатору. В 937–939 годах герцог Ален Кривая Борода, пришедший из Англии в то же время, что и Каролинг Людовик IV, воспользовавшись разногласиями между норманнами-христианами Сены и Луары и брожением среди бретонцев, сумел одолеть норманнов. Хвалебное воспевание его подвига в хронике создает перед нами образ героя, пролагающего себе путь через дикие заросли, покрывающие Нантский собор, — символ трех десятилетий запустения. В 939 году после победы в Трапе, одержанной в союзе с графом Беранже Реннским, герцог Ален, граф Ваннский и Нантский, князь Бретани, присягнув на верность франкскому королю и выгодно женившись на дочери Турского графа Тибо Старого, занял почетное место среди местных князей.

Другой периферийной областью с характерными для нее особенностями развития была Каталония. Здесь в начале X века не имелось достойного главы княжества, а существовали отдельные графы со своими весьма ограниченными владениями, выполняющие обязанности государственных чиновников и верно служащие каролингскому королю. Наследники Карла Лысого до конца X века частенько издавали через королевскую канцелярию документы по Каталонии, хотя и были отделены от нее большими пространствами. В самом конце века местные вельможи неоднократно отправлялись в королевский дворец, чаще всего в Лане, чтобы подтвердить привилегии для своих церквей и заверить короля в своей лояльности. Как, например, Гифред, брат графа Барселоны, в 937 году, когда Людовик IV вручил ему грамоту о привилегиях для Сен-Мишель в Кюкса. Все послания епископов, аббатов и графов в Каталонии всегда пунктуально датированы годами правления одних только Каролингов. Из этого не следует, что Карл Простоватый или Людовик IV, как бы они ни уважались в Каталонии, обладали большей долей непосредственной власти над местными графами. Давным-давно, с того времени как в 878 году умер последний франкский граф, назначенный королем, графы избирались и сменяли друг друга из одной и той же местной группы, происходящей от Беллона, графа Каркассона и Конфлана в эпоху Карла Великого. Все эти графы — Гифред, Сунийе, Сунифред, Мир, Олиба, мирно владеющие десятком маленьких графств по обе стороны Восточных Пиренеев, были братьями и кузенами, а вся их многочисленная родня занимала высокие посты в местной иерархии. В 948–992 годах Боррель, граф Барселоны, Героны, Озоны и Уржеля стал главой династии.

В первой половине X века среди княжеств с определенным статусом были также Бургундия, рано образовавшаяся под управлением герцога Ричарда; Нормандия, в которой начиная с 932 года правил граф Гийом Длинная Шпага, сын Роллона; и в меньшей степени Фландрия, где пришедший в 918 году к власти граф Арнуль стал одним из восходящих светил Запада. И наоборот, после смерти Гийома Благочестивого в 918 году и в особенности после смерти его племянников и наследников — Гийома Юного и Акфреда (умер в 927 году), огромная Аквитания стала предметом споров и раздела между графом Пуатье Эблем Манцером, а начиная с 934 года — между его сыном Гийомом Патлатым и графом Тулузским Раймундом-Понсом в 923–940 годах; затем его кузеном Раймундом из Руэрга до 961 года. Первые занимали земли от Луары до Гаронны, к северу от Оверни, вторые владели графствами от Каора и Родеза до Нарбонна и носили древний титул маркиза Готии.

Каждое из подобных территориальных образований по-своему развивалось и обладало отличными от других характерными особенностями, иногда даже прямо противоположными, так как все они были плодами специфических обстоятельств и зависели, в частности, от способности отдельных кланов присваивать себе власть там, где король все более утрачивал свой контроль. Нормандское княжество, плод иностранной агрессии и оккупации, едва ли могло сравниться с соседней Фландрией, чьим основателем был Бодуан II, внук Карла Лысого. Бретань, казалось, пришла из глубины веков, и в западном мире ее правитель Ален Кривая Борода играл примерно такую же роль, как его далекий предшественник Юдикаэлъ, бретонский князь времен короля Дагобера. Наконец, некоторые попытки князей не увенчались успехом: например, развалилось объединение земель, управляемое Бернаром Плантвелю и затем его сыном Гийомом Благочестивым; или же скопление земель, нагроможденное Гербертом Вермандуаским, развалившееся в 942 году после смерти своего основателя, по причине избытка наследников и старого способа разделения наследства на равные части между всеми правопреемниками, тогда как главным наследником был определен старший сын.

Но наряду со множеством различий можно выделить и некоторые общие черты среди этого десятка княжеств первого поколения, если можно так сказать, — во главе которых стояли графы, маркизы, герцоги, и среди которых особое место занимала Нейстрия, ибо ее династия была и снова станет королевской. Общее, прежде всего, было в присутствии выдающихся личностей: Ричард Заступник, Ален Великий, Арнуль Великий, Гуго Великий. Много «Великих»; и даже если прозвища и клички кажутся не современными, они все равно свидетельствовали об авторитете или отдельных качествах их обладателей: Ален Кривая Борода, Гийом Патлатый, Гийом Длинная Шпага и другие, поражающие воображение. Отныне эти персонажи выходят на авансцену, поступки их питают хронику, да и сами они подчас выступают инициаторами написания таковой. Даже если за видимым превосходством зрели иные силы, иногда прями противоположные. Резиденциями этой новой знати служили когда аббатства, когда присвоенные ими королевские дворцы; но двор свой маркизы держали всегда в городе, имея также более или менее разветвленный административный аппарат. Одна грамота 901 года рисует нам, в Пуйи-сюр-Сон, «сеньора Ричарда, благородного маркиза, с его именитыми сыновьями — графами Раулем, Гуго и Бозоном, происходящими из старинного аристократического рода». Ричард был из рода Бозонов, его жена Адель — урожденная Вельф, и оба состояли в близком родстве с Каролингами. В их свите главными приближенными и доверенными лицами были графы Манассия из Вержи и Ратье из Невера.

В Пуатье вокруг графя Гийома появились Савари, виконт Туарский, и три его собрата из Мелля, Онея и Шателлеро. Гийом привлек к себе и других — графа Лиможа и поверенного из Шарру.

Самый могущественный из князей, маркиз Нейстрии, тоже имел свою свиту: его окружали виконты из лично ему принадлежавших графств — из Орлеана, Блуа, Шартра, Парижа, Пуасси, Санса; и графы, которых он непосредственно контролировал, — из Дрё, Этамп, Мелён; более редко, но зато на почечном месте оказывались в его свите графы Анжера и Мана, знатного происхождения. Графы, виконты, ассамблеи — почти повсюду сохранялись франкские, каролингские структуры. Правосудие вершилось тоже по традиции и согласно принятым в каролингском обществе процедурам. Даже в Нормандии, пережившей столько потрясений, местный князь, будучи графом Руана, примерно до 906 года, а также его каролингский предшественник оставили в неприкосновенности систему пагов. Он был единственным графом в своем королевстве, но в графствах у него правили виконты, во всем подчиняющиеся ему.

Таким образом, местные князья совершенно естественно использовали с выгодой для себя старую систему государственной власти. Более того, они даже захватили часть королевских земель в своих провинциях или, что еще чаще, вынуждали короля самого от давать им и их приближенным свои владения. Так в 897 году Эд по просьбе Ричарда Отёнского уступил в полную собственность Жильберу владения королевской налоговой службы в Атюйе, — то есть пятнадцать мансов, церковь и еще половину другого храма. 21 июня 914 года он подарил молодому графу Гуго, сыну Ричарда, королевскую область Полиньи. Это владение, присвоенное династией, начало переходить из рук в руки: в 922 году графиня Адель, которой ее сын Гуго передал Полиньи, подарила эту землю церкви в Отёне. На самом же деле область оставалась в княжеском подчинении. Передача или приватизация налоговой службы также питали местных князей. И если в целом не было еще предано забвению государственное происхождение тех или иных владений, все равно они теперь стали собственностью местных магнатов. Денежная эмиссия, бывшая в прошлом монополией короля, была уступлена иногда даже церковным учреждениям, которые сами находились в руках великосветских вельмож: в 915 году Карл Простоватый разрешает выпускать деньги аббатству Сен-Филибер в Турню, по просьбе Ричарда Заступника. В 924 году Рауль позволяет то же самое епископу Адаларду из Пюи, по желанию Гийома Юного. Иногда сам князь чеканил монету для собственного употребления. Так, монеты весьма посредственного качества чеканились с изображениями Эда или Карла Простоватого, без ссылки на короля, правящего в данный момент, и это происходило на местах в течение десятилетий. Более редким было в первой половине X века то, что некоторые князья осмелились бы заменить имя короля своим собственным; король в таком случае оказывался вытесняемым даже в области символики — последнем его прибежище, где он все-таки занимал пока еще не последнее место. Гийом Юный — в Бриуде в 920-е годы, Гийом Длинная Шпага в Руане, в последующие десятилетия, покажут пример узурпации, которая заразит позднее все центры власти внутри королевства.

Также и юридические установления использовались маркизами для усиления своих позиций. Судебная практика осуществлялась лично ими или их виконтами в самых традиционных формах. И в этой области укреплялся их авторитет и власть, а общественный характер узурпирования власти сохранялся ими в неизменности. Все штрафы и поборы, пополнявшие прежде королевскую казну, шли теперь в карман местным князьям. Они же стали арбитрами в разрешении спорных вопросов между светской и церковной властью. В своем городе или ином месте графства правитель, окруженный знающими и опытными советниками, выслушивает аргументы, отмечает результаты разбирательства, приглашает суд вынести приговор, присутствует при словесном поединке адвокатов, уважительно прислушивается к мнению окружающих, даже если случается так, что оно ему или его приближенным не по вкусу. Примерно до середины X века, а иногда и позже, юриспруденция дольше всех сохраняла старые традиционные формы, как и в те далекие времена, когда граф, будучи оплачиваемой штатной единицей, под угрозой увольнения, действовал только от имени и по поручению королевской власти.

5. Захват церквей

Разумеется, княжеская и светская власть в целом останавливались перед правом неприкосновенности, дарованным королем в разное время церковным учреждениям. Последние заботились о том, чтобы в каждое новое правление получить подтверждение своего иммунитета. В общем плане сеть церковных учреждений в IX веке представляла собой один из самых эффективных инструментов управления: епископы назначались королем и были наравне с графами, а настоятели королевских аббатств тоже считались на государственной службе. Князья и здесь стремились захватить контроль, тогда как сопротивление короля именно в этой области было наиболее активным и иногда действенным. Контролировать избрание епископов, владеть аббатствами — либо став светским аббатом, либо отдав аббатство родственнику или доверенному лицу, — было необходимо для укрепления княжеской власти и гарантирования ее монополии. Прежде всего князья захватывали монастыри. В этом больше других преуспели Робертины: от Луары до Пикардии, от Сен-Мартена в Туре до Сен-Рикье через Сент-Эньян в Орлеане, Сен-Жермен-де-Пре и Сен-Дени маркиз Нейстрии имел множество богатых и влиятельных владений. Ричард Бургундский, хозяин Сен-Жермен в Осере, Сен-Мартен в Отёне и Сент-Коломб в Сансе (что более сомнительно), — тоже возвысился до почетного положения графа-аббата, и здесь Робертинам не было равных. Княжеские династии и хоронили своих родственников в фамильных аббатствах: графы Пуатье — в Сен-Илэр и Сен-Сипрьен, графы Тулузы — в Сен-Жиль, Ангулема — в Сен-Сибар, Гийом Благочестивый — в Сен-Жюльен в Бриуде, Герберт Вермандуаский — в Сен-Медар в Суассоне. Ставка была поистине крупной. Богатства церкви оказались в распоряжении князя, который мог использовать их для вознаграждения нужных ему людей. Будучи светским аббатом, он контролирует манс аббатства, позволяющий ему содержать свой дом. Не пренебрегает он и хвалами в свой адрес и молитвами за него. Вот почему борьба за обладание монастырями была особенно упорной. В конце IX века Бодуан Фламандский стремился заполучить аббатство Сен-Берген, принадлежавшее ранее его отцу. В 892 году оно было свободным. Бодуан просит его у Эда. Однако монахи, не желая подчиняться светскому лицу, начали хлопотать об изменении королевского решения. В результате монастырь был отдан Фулку Реймсскому. Жаждущий отмщения Бодуан подсылает к Фулку наемного убийцу; тот погибает в июне 900 года, а Бодуан присваивает себе аббатство, которое наряду с Сен-Васт в Аррасе, Сен-Пьер и Сен-Бавон в Генте, стало престижным владением его сына Арнуля. Так ради власти внук Карла Лысого, не колеблясь, пролил кровь преемника св. Реми; точно так же, как и в 894 году, люди Ричарда Бургундского избили епископа в Лангре, который был человеком не из их круга, а на следующий год взяли в плен архиепископа Сансского. Не менее скандальным было вступление малолетнего Гуго в Реймс в 925 году. Хроника Флодоарда, при всей ее сдержанности, исполнена тягостных подробностей: в 928 году «Беннон, епископ Меца, попав в ловушку, был кастрирован и ослеплен». Адалельм, граф Арраса, в 932 году стремился присвоить себе графство Нуайон, продвигая своего кандидата в епископы. Жители графства запротестовали, и граф в результате был убит прямо перед алтарем собора; даже возможность осквернения святыни не остановила убийц. В начале X века один агиограф прямо описывал интриги виконта Ренара Осерского против герцога Бургундского: «Он вынашивал планы поставить во главе церкви Осера епископа, который подчинялся бы его власти и молчал бы, если виконт запустит руку в казну дома Божьего».

Такое присвоение, подчас насильственное, функций, полномочий и богатств Церкви светскими властями стало широко распространенным в конце IX века и на протяжении всего X века. Участь епископств и больших монастырей разделяли также и маленькие сельские церкви. Местные господа и просто мелкие землевладельцы распоряжались церквями как своей собственностью. Делили их и передавали по наследству, независимо от того, были ли эти церкви присвоены, получены в дар или основаны лично владельцами. Церковные служители набирались из числа домашней прислуги. Как следствие, это привело к упадку культа, к обеднению литургии, ухудшению молитвы, усугубленных разбазариванием и секуляризацией церковных учреждений. Лучшие представители духовенства обличали деградацию. В последние десятилетия века жалобы их были небеспочвенными. Синоды, общецерковные и поместные соборы больше уже не созывались, — в этом тоже примета времени. В 909 году ассамблея в Тросли под председательством архиепископа Эрве Реймсского обличила лжехристиан и указала на разрушение монастырей как на следствие не одних только норманнских набегов. Позор, что эти светские аббаты, в окружении жен, детей, воинов и собак сражаются за обладание церквями, чтобы разграбить, растащить их на части, осквернить; что эти властители, подталкиваемые «алчностью и яростью», как гневно отзывается грамота аббатства Нуайе в 904 году, силой захватывают все то, что по закону принадлежит Церкви. В том же году Эд, молодой каноник из Сен-Мартен в Туре (в Сен-Мартен, как и многих других аббатствах, монахи уступили место каноникам, устав жизни которых был более мягким и приближенным к жизни в миру), проповедует покаяние и очищение, заклеймив хаос в умах и поведении людей: Эд, будущий аббат в Клюни.

На протяжении всего X века происходило присвоение церковной собственности, в частности монастырской, светской аристократией, которое привело к духовному упадку в обществе. Сложнее определить интенсивность этого возраставшего процесса, прежде всего потому, что нам известны и доступны лишь субъективные источники. Агиографы добавляют побольше черной краски, чтобы лучше оттенить положительные действия своих героев; церковные послания выбирают формулировки, подкрепляющие законность их требований; наконец, в зависимости от места и времени взаимоотношения светских и церковных властей отличаются друг от друга, поэтому довольно рискованно делать обобщающие выводы. Возможно, что юг Луары пострадал больше, нежели северные и восточные части королевства. Тогда как до 940 года аббатство Сент-Аман будто бы сохранило основные свои богатства и духовное влияние, благодаря знаменитому Гукбальду, который подвизался там вплоть до своей смерти в 930 году; вместе с тем в Оверни аббатство Сен-Жюльен в Бриуде было разорено виконтом Дальмасом, захватившим его после смерти Акфреда, последнего Гильгельмида, в 927 году. Не лучше обстояло дело и с Сен-Шаффр в Сосийанж. В Провансе не только сарацины, но соперничающие между собой местные богатые семейства разрушали, иногда до основания, епископства и монастыри в начале X века. В Тулоне, Фрежюсе, Антибе, Вансе аббатства лишились своих владельцев; уничтожены были Сен-Сезер в Арле, Сен-Виктор в Марселе, Лерен — старые цитадели в истории христианизации Галлии. Во второй половине века разбойные элементы появляются главным образом на севере; Аршамбо — в Сен-Пьер-ле-Виф в Сансе, Менар — в Сен-Мор-де-Фоссе водворяют свои охотничьи своры и птиц, на которых сами столь походили своей хищностью, в жилых зданиях аббатств и ведут мирскую жизнь князей. Епископ Герберт Осерский, побочный сын Гуго Великого, видного военачальника, раздает своим дружкам богатства епархии; а епископ Мана Сигфруа открыто живет во дворце со своей супругой — «епискописой». К 980 году, по инициативе архиепископа Адальберона, аббаты Реймсской провинции были созваны на ассамблею, где прозвучала самокритика. Констатировался упадок нравов — монахи и монахини живут как «кумовья» и «кумы», неоправданно часто общаясь друг с другом; роскошь в одежде, особенно «дорогие хитоны, обтягивающие с обеих сторон фигуру и украшенные свободными рукавчиками и турнюрами, так что со своими стянутыми талиями и облегаемыми материей ягодицами монахи похожи сзади на проституток». Действительно, судьба Церкви была связана с судьбой светской власти и зависела от нее: присвоение должностей и богатств, которыми князья расплачивались за услуги нужных им людей, распад, более или менее быстрый, традиционных институтов власти. К этому добавлялся и упадок духовной жизни и культурной деятельности в самой Церкви.

Однако и этот процесс был неоднороден. Когда расхищали, грабили и оскверняли, тогда же — пусть несколько позже и не везде — восстанавливали, учреждали, реформировали. Иногда это были одни и те же князья и сеньоры, дающие и отбирающие, очищающиеся и деградирующие. Для удобства пояснения я рассмотрю отдельно в следующей главе церковную реформу второй трети X века, ибо она приобрела наибольшее значение в конце века и особенно в XI веке. В жизни же все было перемешано друг с другом. «Церковь на службе мирян» — это выражение хорошо показывает, что вельможи использовали церковь и ее богатства в своих корыстных интересах. Однако становилось все очевиднее, что эти интересы не противоречили так уж особенно тем целям, которые преследовали и сами церковные лица. Так же, как беспорядок и реформы, тесно были связаны между собой отклонения и исправления. А нужды одних порождали излишество других. В итоге же и для тех, и для других хозяевами жизни оставались князья.

Каролингское возрождение в 936 году, олицетворенное подростком Людовиком IV, всецело принадлежало князьям. Королевская власть, столь бодрая и энергичная, была связана с системой и обладала всеми ее пороками. Поэтому история правления трех Каролингов, сменяющих друг друга, от отца к сыну, вплоть до 987 года, — столь сложна и противоречива, по крайней мере внешне. И именно поэтому следует упростить повествование о ней, выявив, насколько это возможно, ее главные, силовые стороны. Ибо сила значит нормальное регулирование политических и социальных отношений.

1. Король герцога

Чтобы внести хоть немного ясности в описание событий весьма темного и запутанного происхождения, — тем более что с 966 года прекращается «Хроника» Флодоарда, главный надежный источник, несмотря на свою прореймсскую ориентацию, — попытаемся определить существенные моменты полувековой «политической жизни» — термин совершенно неприемлемый — в королевстве западных франков, до того периода, как королевская власть окончательно перешла в другие руки, но не изменила при этом своего характера. Ухудшающееся материальное положение короля, могущество маркиза Нейстрии, умение Каролинга использовать конфликты между князьями для укрепления собственных позиций, хотя бы в малой Франции, новая попытка короля овладеть Лотарингией, наконец, активное проявление германского превосходства на Западе во второй половине века, окончательно изменили ход событий.

Переезд во Францию Людовика Заморского ребенка, не говорящего ни на латыни, ни на романском, — был устроен Гуго Великим после его переговоров с заинтересованными лицами на севере Луары: Гийомом Нормандским, Гербертом Вермандуаским, Арнулем Фламандским, и дополнительно с бургундцем Гуго Черным. Возврат к принципу каролингской законной преемственности? Было бы преувеличением утверждать это. Преемственность и избрание двойной процесс доступа к короне — говорили в пользу Каролинга, предки которого правили во Франкии два столетия. В то же время Людовик был вызван не столько ради того, кем он был, сколько ради того, кем он не был. О его королевстве ничего не знали. Если Гуго Великий и избрал Людовика, то, несомненно, как и в 923 году, потому, что у него самого не было наследника, которому можно было бы передать власть; и тогда его главный соперник Герберт сосредоточил бы в своих руках королевские полномочия. Именно поэтому маркиз Гуго, повелитель большой части королевства, намеревался держать в своем подчинении будущего короля и использовать любой случай для дальнейшего собственного обогащения.

С момента своей коронации в Лане 19 июня 936 года, при участии Арто Реймсского Людовик IV находился совершенно без средств. Его немного обеспечивали дюжина земель в малой Франции его фамильные владения, — названия которых пробуждали воспоминания о славном прошлом: Компьень, Кьерзи, Вербери, Вер, Понтьон; Людовик обладал также несколькими аббатствами: Нотр-Дам в Лане, Сен-Корней в Компьене, Корби и даже Флёри-сюр-Луар. Он мот воспользоваться доходами Реймсской провинции, где правил верный Арто, вскоре ставший государственным канцлером. В своих владениях король назначает епископов, начиная с Ланского; в том самом Лане, подлинной опоре каролингской законности, где король, испытывая затруднения, набирался сил вдали от Орлеана и даже Парижа. Действительно, только держась подальше от владений Гуго в междуречье Сены и Луары, Людовик IV мог рассчитывать на спокойную и даже благополучную жизнь.

Король, вступив на престол, пожаловал Гуго титул герцога франков, «второго после Нас во всех Наших королевствах». Подобный пост, по признанию летописцев, занимал Роберт, хотя бы на севере Луары, в эпоху Карла Простоватого. Однако королевская, канцелярия никогда не объявляла этого официально. Теперь же Гуго заручился согласием поместных князей. Отныне он не только граф некоторых городов, аббат некоторых монастырей, уполномоченное лицо местной власти, но и разделяет с королем верховную власть над франками. «Король франков, герцог франков», теперь они оба правят этим славным народом, о котором известно, что он происходит, наряду с римлянами, от сына Приама и что Бог избрал его господствовать на христианском Западе, что его могущественные и благочестивые короли — Хлодвиг, Дагобер, Карл Великий — из одного рода. Герцог франков, — разве этот титул не носил некогда Карл Мартелл, потом — его сын Пипин, который вместе с королем, а затем на его месте превосходно правил франками и приумножил земли королевства? Сын короля франков, герцог франков, Гуго Великий, по всей вероятности, стремился установить над правящим королем опеку. Но похоже, что Людовик IV не был расположен к этой опеке. Да и другие князья допустили каролингское возрождение не для того, чтобы Гуго использовал его в своих целях, то есть соответственно им в ущерб. Чем Гуго вскоре и воспользовался на деле, завладев Сансом и Осером, отобранными у Гуго Черного. Каждый на своем месте: малолетний король, гарантирующий приемлемое распределение реальных полномочий внутри системы. Для Людовика единственная надежда создать себе территориальное образование и приобрести верных ему людей, чтобы выжить, — это постоянное соперничество между вельможами, преграждающими друг другу дорогу. Но и они тоже следили за тем, чтобы король не вмешивался не в свое дело.

С 937 года Людовик стремится ослабить контроль со стороны Роберта и опереться на архиепископа Реймсского, на Гуго Черного, обиженного герцогом франков, на далекого Гийома из Пуатье, которому непосредственно угрожала экспансия со стороны Гуго Великого. Последний вступил в союз с Гербертом Вермандуаским, владения которого находились в опасном соседстве и даже смешивались с владениями короля: например, город Лан, чьи башня, занимаемая Вермандуаским кланом, была окружена землями Каролингов. Только в 938 году Людовик смог, наконец, осадив крепость, захватить ее. Со своей стороны, Герберт захватил места, принадлежащие архиепископу Реймсскому.

В такую расстановку сил, при которой король не всегда плетется в хвосте, проникает еще одна сила, которая вскоре будет преобладать в Европе. С 936 года Отгон, сын Генриха, стал королем Германии. В отличие от Каролинга, он обладал более прочной и надежной системой власти, укрепляемой еще больше: его окружали несколько герцогов, вошедших в его семью, влиятельные епископы, которым он доверил графские должности; надежная сеть крупных монастырей, ему принадлежащих, имела более сильные духовные и культурные способности, чем на Западе. В действительности шла борьба за наследство Карла Великого, и Людовик не оставался в стороне от нее, желая вернуть себе хотя бы Лотарингию. В начале 939 года Жильбер Лотарингский принял участие в восстании герцогов Саксонии и Франконии против Оттона. Жильбер, согласно процедуре, имеющей прецедент, предложил Каролингу власть над Лотарингией. И вот уже Людовик получает в дар Верден — этап на пути к Ахену, куда зовет его голос крови, традиции, интересов, ибо Лотарингия могла бы стать для него более важной опорой, чем любая другая провинция на западе или на юге. Это Лотарингское искушение, неотвязно преследовавшее Людовика и его сына Лотаря, дорого стоило Каролингам, так как германская династия не желала расставаться с провинцией. Действительно, Оттон, вступив в союз с Гуго и Гербертом, вскоре отвоевывает Лотарингию, чей герцог Жильбер умер в результате несчастного случая. На следующий год Людовика постиг еще более сильный удар, Гуго и Герберт, вместе с Гийомом Нормандским, который еще вчера клялся в верности королю, вторглись в Реймс и сместили Арто, поставив на его место Гуго, сына Герберта, который после изгнания в 932 году учился читать и петь псалмы у епископа Ги Осерского. Для короля это было слишком большой потерей. Герберт вновь завладел вотчиной св. Реми. Этот святой, как описано в удивительном тексте реймсского происхождения, известном под названием «Видения Флотильды», — говорит, что Франкия утрачивает свои авторитет и могущество, упрекает Арто в том, что он оставил служение Богу, за что гореть ему в геенне огненной, и в конце вопрошает, «что же хотят франки сделать со своим королем, который приплыл по морю, отозвавшись на их призыв, которому они присягали на верность, но на самом деле обманули и короля, и Бога». За четыре года до этого св. Мартин, тоже явившись в видении, дал знать, что он будет присутствовать лично на коронации Людовика. Теперь же другой покровитель, наряду со св. Дени, франкской монархии, похоже, разочаровался в королевской власти, которой явно недоставало помощи Божией.

Поистине, так низко Каролинг никогда еще не падал. Гуго и Герберт, захватив Реймс, присягнули на верность Оттону, расположившемуся — красноречивый символ! — в королевском дворце в Аттиньи. Отгон дошел уже до Сены и собирался осадить Лан, — впрочем, попытка его не увенчалась успехом. В 941 году оба князя наголову разбили армию короля. Почти тотчас же Арто добровольно перешел на сторону Гуго и Герберта. Ни во Франкии, ни в Лотарингии Людовик не смог ничего удержать. Хорошо, если бы он хоть сохранил за собой Лан. Оттон рассудил, что его зять Людовик с лихвой получил свое. Тогда он встретился с ним, назвал его своим другом и помирил его с Гербертом и Гуго, своим вторым зятем, ибо король и герцог были женаты на сестрах Оттона. Отныне арбитром на Западе выступает король Германии. Проследим дальше перипетии судьбы Людовика IV, так как первая половина его правления была весьма поучительной. В 943 году для короля открываются новые перспективы. Руанский граф Гийом только что погиб, попав в западню, несомненно устроенную по наущению Арнуля Фламандского, при неясных обстоятельствах. 23 февраля умирает своей смертью Герберт Вермандуаский. Наследником Нормандии остается очень юный Ричард. Герберт же, напротив, оставляет после себя четырех сыновей, не считая архиепископа Гуго. В обоих случаях надо было не упустить момента. В Нормандии начинают оспаривать право наследования, так как язычники-датчане были окружены новообращенными и еще не вполне устойчивыми христианами. Король вторгся в Нормандию и взял Ричарда под свою опеку, погостил в Руане, в Эврё, одержал крупные военные победы — и все это вместе с Гуго, которому он подтвердил титул герцога франков, добавив еще и титул герцога Бургундского. Короче, в Нормандии Людовик IV использовал, как мог, свою власть, безо всяких посредников. Охрану Руана он доверяет преданному ему графу Герлуину из Монтрёй, хотя и вассалу Гуго Великого.

С другой стороны, смерть Герберта освобождала короля от опасного возмутителя спокойствия, ибо владения последнего буквально окружали кольцом королевский Лан. Согласно традиции, которая еще не устарела, четыре сына умершего поделили наследство между собой. Эд сохранил графство Амьен, которое, впрочем, почти тотчас же захватил король; Герберт III, старший, получил Шато-Тьерри и крепкое аббатство Сен-Медар в Суассоне; Альбер стал графом Вермандуа и светским аббатом Сен-Кантен, тогда как Роберт получил графство Мо. Людовик IV завладел аббатством Сен-Крепен в Суассоне, которое он затем уступил графу Рено из Руси, недавнему приближенному Гуго Великого, а теперь преданному династии Каролингов. Позже король заручился еще и надежной поддержкой Альбера Вермандуаского. Так, на востоке, как и на западе королевства, Людовик IV использовал положение с выгодой для себя. А следовательно, ему удалось выйти из-под опеки Гуго Великого. Тогда герцог перешел от обычного гангстерства к крупному бандитизму. В июле 945 года в Нормандии Людовик попадает в засаду неподалеку от Байё. Герлуин Монтрёйский, один из его свиты, погиб, королю же удалось бежать в Руан. Засада была подстроена норманнами, возможно, сторонниками Гуго Великого, которые просто-напросто были рады сорвать куш. Может, направляемые Гуго, игравшим роль посредника, они потребовали от королевы Герберги за выдачу короля франкскому герцогу, чтобы она отдала им в заложники двух своих сыновей, Лотаря и Карла. Герберга отправила им только младшего, вместе с епископом Суассона и Бове. Людовик же попадает в руки Робертинов. Казалось бы, против всякого ожидания, вместо того чтобы отнестись к королю с подобающими ему почестями, его арестовывают и отправляют под стражу графа Турского Тибо. Через двадцать лет Гуго повторяет поведение Герберта Вермандуаского в отношении к Карлу Простоватому. Заключение Людовика длилось несколько месяцев; за это время Гуго, конечно же, дал ему понять, что король без герцога — ничто. Затем герцог, в сопровождении Гуго Черного и при поддержке других знатных правителей — в частности, своих племянников из Вермандуа, «возвратил королю, — как пишет Флодоард, — его титул и его доброе имя». Итак, герцог франков, во главе и от имени аристократии, способен низложить и вновь возвысить наследника Карла Лысого. Не забыл он и еще об одной выгоде: королева Герберга, личность активная и решительная, вынуждена была отдать Гуго лап Герцог тотчас же поручил править этим королевским городом грозному Тибо из Тура. А Людовик мог теперь после своего освобождения датировать одну из грамот в конце июня 946 года одиннадцатым годом своего правления, «когда он вновь вернул себе Францию»: с этого момента у короля уже не было ни Реймса, ни Лана — ничего.

2. Германское вмешательство

Ничего — это слишком. Придерживаясь принципа равновесия, Оттон Германский не захотел оставить своего зятя-короля в таком беспомощном состоянии и позволить герцогу франков оскорблять его королевское величество, захватив всю власть во Франкии. Тогда Оттон, вместе с королем Конрадом Бургундским, сыном и преемником Родольфа II, умершего в 937 году, вторгся в западное королевство во главе армии, о которой Флодоард пишет, что она была многочисленной. Три короля встретились под стенами Реймса. По совету своего зятя Арнуля Фламандского, архиепископ Гуго предпочел бежать. Арто был восстановлен в своих правах, «взятый под руки Робертом, архиепископом Трира, и Фридрихом, архиепископом Майнца». Лучше и нельзя было продемонстрировать интегрирование Реймса в германскую систему, которая все больше и больше принимала на себя роль наследницы имперского величия. Благодаря королю Германии Людовик IV вернул себе один из стратегических пунктов своего королевства. И все же было ясно, что теперь на Западе хозяйничает Оттон со своим кланом. Все дела отныне решались в междуречье Мёза и Рейна. Так, с конца 947 по конец 948 года состоялись четыре синода, созванные по инициативе Отгона и его церкви, с тем чтобы обсудить вопрос о Реймсе, а также общее положение во Франкии. Наиболее важный из них состоялся в июне 948 года в Ингельгейме, во дворце неподалеку от Майнца, там, где часто бывали, сто лет назад, императоры Людовик и Лотарь, и где Оттон, стремясь приобщиться к их славе и престижу, тоже охотно останавливался. Здесь собрались, кроме папских представителей, более тридцати архиепископов и епископов, в основном из Германии, а также из королевства Конрада. За исключением Арто и его Ланского собрата, ни один епископ из западного королевства не присутствовал там. Очевидно, герцог франков хорошо позаботился об этом. Король Людовик, «с разрешения Оттона», изложил свои претензии к Гуго Великому. Наверняка он говорил на германском или, точнее, на саксонском языке, чтобы Оттон мог понять его: оба короля не говорили по-латыни. Это собрание, документы которого дошли до наших дней, вынесло решение: «Никто отныне да не осмелится нанести ущерб королевской власти или вероломно бесчестить и посягать на нее. Исходя из этого мы выносим следующее решение: Гуго, захватчик и похититель королевства Людовика, будет предан анафеме, если он в установленный срок не предстанет перед собором и не избавится от своих пороков». Таким образом, собрание в Ингельгейме, где франкский король и архиепископ Реймсский оказались в несколько подчиненном положении, продолжило славную традицию IX века, когда прелаты на прежних своих ассамблеях указывали обществу путь, соответствующий закону.

Разумеется, Гуго Великий не обратил ни малейшего внимания на предупреждение. Наоборот, он разграбил Суассон, реймсские владения, осквернил церкви. Поэтому сентябрьский синод в Трире отлучает его от церкви. Как же ощущалось подобное наказание? В Трире присутствовало всего полдюжины епископов, что несомненно смягчило приговор и его реальные последствия. Действительно ли Гуго был изгнан из круга верных? Сомнительно. Но все же такие соборы имели подлинное значение для внутрицерковной жизни. Ведь епископы обязаны были расплачиваться за подобные вещи и могли даже лишиться сана. Ги Суассонский, который рукоположил Гуго Реймсского, должен был уплатить большой штраф, чтобы удержаться на своем месте. Епископы Тибо Амьенский и Ив Санлисский, которых рукоположил архиепископ Гуго, были преданы анафеме. Конечно же, все эти меры способствовали объединению франкских епископов с королем, с каролингской и оттонской властью. В начале 949 года Людовик IV совместно с Арнулем Фламандским изгоняет Тибо из Амьена и заставляет архиепископа Арто рукоположить Ромбо в сан епископа, с выгодой для короля. В том же году король возвращается в свой Лан: Тибо Турский освободил для него башню, через несколько месяцев по приказу герцога франков. В 950 году король и герцог помирились. Гуго сохранил свое положение и увеличил зону своего влияния вплоть до Нормандии, и особенно в Бургундии. Действительно, последний прямой потомок Бозона, Гуго Черный, умер в 952 году, оставив большую часть владений своему зятю Жильберу, сыну Манассии из Шалона. Граф Жильбер вскоре признал главенство Гуго Великого, который женил своего сына Оттона на дочери Жильбера. После смерти графа в 956 году клан Робертинов завладел бургундским наследством.

Людовик IV, опираясь на Реймс и Лан, в союзе с Арнулем Фламандским и Альбером Вермандуаским, располагая доходами от надежных владений, осуществлял реальную власть над частью малой Франции, и законность этой власти больше уже не оспаривалась. Король «маленький», но настоящий; он даже рискует выйти за пределы своих земель, чтобы получить на окраинах Бургундии и Аквитании присягу о верности от графа лето Маконского, графа Карла-Константина Вьеннского, епископа Этьена Клермонского, графа Гийома из Пуатье. В 941 году король отправляется во Вьенн, затем в Пуатье. Таким образом, Каролинг наглядно подтверждает факт своего существования, появляясь на людях, для которых он представлялся лишь абстрактным символом. Людовик JV и его сын Лотарь были последними франкскими королями, пару раз показавшимися на юге Луары. После них там образовался вакуум.

Будучи еще молодым, Людовик умер в результате несчастного случая в сентябре 954 года. Он был погребен в реймсском аббатстве Сен-Реми, поблизости от святых мощей покровителя Франкского королевства. Герцог франков уверил королеву Гербергу в том, что «ее сын вступит во владение королевством». Действительно, 12 ноября Арто помазал в Сен-Реми Лотаря, «в присутствии князя Гуго, архиепископа Брюнона и других епископов и вельмож Франкии». Очень продолжительное правление Лотаря — тридцать два года, — почти столько же, сколько и Карла Лысого, с самого начала происходило под двойной опекой: со стороны герцога франков, приведшего к власти юного короля, и со стороны короля Германии, чьим представителем был архиепископ Кёльнский Брюнон, брат Оттона, управляющий Лотарингией. Лотарь постоянно находился между двумя огнями, силясь сохранить свою долю самостоятельности. В конце концов слияние обеих сил привело к исчезновению Каролинга.

Вначале именно герцог франков подчинил себе короля, несмотря на оказанную Лотарю поддержку при наследовании престола. Герцог заставил его признать свое господство над Аквитанией, то есть на самом деле Гуго хотел подчинить себе графа Пуатье, который, в свою очередь, сам стремился овладеть Овернью. Весной 955 года после роскошной жизни в Париже Гуго увозит Лотаря осаждать Пуатье. Они проехали через владения Робертинов между Сеной и Луарой, — юный король в сопровождении старого князя. Между тем осада Пуатье окончилась полным провалом. Именно тогда Гийом Патлатый присвоил себе титул герцога Аквитании, который носили графы Тулузы. С тех пор Робертины никогда уже не покажутся на юге Луары. А последние Каролинги тем более. Разделение между Севером и Югом практически совершилось.

Гуго Великий умер в июне 956 года, после тридцати трех лет княжения, будучи герцогом франков, бургундцев, бретонцев, нормандцев. Незадолго до этого он передал по наследству Бургундию своему младшему сыну Оттону. Старший же сын, Гуго, должен был один унаследовать все титулы отца. Ему было около пятнадцати лет, как и его кузену Лотарю. Две главные персоны королевства попали под контроль их дяди, короля Германии, брата королевы Герберги и герцогини Гатуиды; архиепископ Брюнон сделал германского короля по существу регентом. Его долгом было защищать западную часть Германского королевства, предотвращать любую попытку Каролингов войти в Лотарингию и следить за тем, чтобы племянники не наносили друг другу ущерба. Может быть, для того, чтобы Лотарь с самого начала имел равные преимущества с Гуго Капетом, последний получил титул герцога Франкии — и символически Пуату — только в 960 году, одновременно с тем, как его более юный брат Оттон утвердился в Бургундии. Тем временем Лотарь с помощью Брюнона предварительно получает Дижон, расположенный в королевском епископстве Лангр. Несовершеннолетие Гуго имело свои последствия я покажу это дальше — в судьбах княжества Робертинов.

Равновесие между королем и герцогом поддерживалось вплоть до смерти Оттона 1 в 973 году. Будучи императором с 962 года, Оттон, суверен Рима и Ахена, шел по следам Карла Великого. Он очистил Запад от венгерских язычников. Его родня надежно владела герцогствами, епископствами, аббатствами. Влияние германской королевской власти, стоящей на внушительном материальном и политическом фундаменте, превосходило любую другую власть на Западе. Королевство западных франков, или по крайней мере его король, было составляющей частью германской системы. В июне 965 года в Кёльне Оттон явился во всей своей славе, окруженный великосветской знатью и самыми достойными аристократами севера Европы. Лотарь признал права главы христианства, защитника Церкви, опекуна королей, обновителя Империи. На Мёзе и Рейне, в Италии засверкали всеми огнями очаги культуры, проводники имперской идеологии. Там была восстановлена каролингская традиция, при которой особое положение в обществе занимал епископ, аристократ по крови и духу, служитель Церкви, чьи интересы совпадали с династическими. Епископская резиденция в Меце была одной из самых активных в процессе возрождения. В соборе оживляется деятельность каноников. Здесь правит епископ Адальберон, сын Вигерика, графа Арденнского и родоначальника могущественного Лотариигского семейства, чей брат Фридрих де Бар, ставший вскоре герцогом верхней Лотарингии, женился на сестре Гуго Капета. Один из каноников собора в Меце, Одельрик, был избран Брюноном для того, чтобы сменить Арто Реймсского, умершего в 962 году. Таким образом, и Реймс попадает в сферу влияния Оттона. Эта тенденция усиливается еще больше, когда после смерти Одельрика в 969 году племянник Адальберона в Меце — тезка своего дяди, учившийся у него в монастыре Горца во время реформы, — был поставлен преемником в Сен-Реми. Его брат Годфруа был графом Верденским, а Верден принадлежал королевству Лотарингии, и епископ Вердена подчинялся Реймсу. Выдающаяся личность, Адальберон Реймсский относился к германо-Лотарингскому владычеству. В сравнении с системой территориальных княжеств и раздробленными властными полномочиями, он был представителем того типа культуры, в котором единство христианского Запада под эгидой империи превалировало над политическими разделениями и разногласиями. Универсалистские позиции диктовали решения, принимаемые новым архиепископом. Он занимал свой пост в течение двадцати лет, многое произошло за что время во Франкском королевстве. Лотарю удавалось править довольно успешно. Опираясь на епископальную сеть в Реймсской провинции, где епископы Бове, Шалона, Лана, Нуайона и отчасти Лангра так или иначе выполняли графские полномочия, поддерживаемый также архиепископом Аршамбо Сансским и в условиях оттоновского превосходства, Лотарь имел возможность расширить свое влияние там, где ни германский король, ни франкский герцог, его могущественный союзник, не имели прямой заинтересованности, — а именно на северо-востоке королевства.

В 965 году умер Арнуль Фламандский, приближенный Каролингов. Доверил ли он перед смертью свое княжество королю, до исполнения совершеннолетия своего внука Арнуля? При неясных обстоятельствах Лотарь утвердил свое право военным путем и захватил Аррас, Дуэ и Сент-Аман. Если раньше и можно было разобраться в довольно запутанных ситуациях, то начиная с 956 года хроника Флодоарда все больше иссякает и останавливается совсем на 966 году. «История» Ришера, написанная после 990 года, менее достоверна. Она исполнена любви к изящной словесности, желания приукрасить, изменяя хронологию и описывая своих персонажей и их предполагаемые диалоги в духе античных образцов, где риторика перевешивает требование точности. Более того, привязанность автора к Реймсской церкви заставляет этого монаха из Сен-Реми поворачивать любое событие в пользу своих учителей: Адальберона и, главное, школьного наставника Герберта, который сменил Адальберона в 991–997 годах, — и в период епископства которого писал свою «Историю» его ученик и почитатель Ришер. Вместе с тем можно заметить, опираясь на витиеватые рассуждения Ришера, на многочисленные документы королевской канцелярии, на княжеские грамоты, на местные хроники, которые за каких-нибудь двадцать лет упорного труда медиевистов были извлечены на свет и исследованы, — что каролингский король, сильный и решительный, снова притягивает к себе часть аристократов, заинтересованных в том, чтобы служить именно ему. Тибо Турский, Фулк Анжерский, которые обычно подчинялись герцогу франков, в 960-е годы ведут борьбу против Ричарда Нормандского на стороне Лотаря. Их сыновья — Эд и соответственно Жоффруа в сходной ситуации будут действовать таким же образом. Король привлекает на свою сторону и графов из Вермандуа, ищущих правителя, который мог бы защитить их владения в Пикардии и Шампани и помочь им расширить их на восток, обогнув границы реймсских земель: это были Альбер Вермандуаский, особенно Герберт III; граф Шато-Тьерри и Витри, аббат Сен-Медара в Суассоне, носящий, судя по двум грамотам аббатства Монтьеранде от 968 и 980 годов, титул «графа франков»; королевская же грамота называет его дворцовым графом пост, помещающий его на вершину предполагаемой графской иерархической лестницы, в прямом соперничестве с герцогом франков Гуго. Обладающий внушительным состоянием, вновь завладевший всем тем, чем владел и его отец, окруженный союзниками, спокойно относящийся к Гуго Капету, замкнувшемуся в центре своего княжества, от Орлеана до Санлиса, чей брат Эд-Генрих наследовал у Оттона Бургундское герцогство в 965 году с согласия последнего, в таком положении король вновь обратил взоры на восток, к Лотарингии своих предков, ищи способа ослабить имперскую опеку. Смерть Оттона Великого в 973 году предоставила такую возможность.

3. Лотарингское искушение

При Оттоне II, властвующем в империи вот уже шесть лет, — молодом человеке, который больше жил в Риме, нежели в Германии, — центр притяжения оттоновской системы смещается на юг. Женатый на византийской принцессе Феофано, он соперничает с императором Востока, владевшим значительными землями в Италии. В то время на северо-востоке империи начались волнения. Брюнон Кёльнский, герцог Лотарингии, лишил прав потомков Ренье Длинной Шеи, два правнука которого в 970 году скрывались у короля Лотаря. Начиная с 973 года они пытаются вернуть свои права и фамильное наследство в частности, некогда могущественные владения в Эно. Первая попытка этого рода, в 974 году, была сурово пресечена императором, который отдал Эно одному из своих приближенных. Верденскому графу Годфруа, брату Адальберона Реймсского. Семейство Арденн было в первых рядах защитников империи против франкских смутьянов.

Вторая попытка, повторенная через два года, оказалась более серьезной. Ренье и Ламбер нашли себе союзников из династии Вермандуа, многочисленные отпрыски которой чувствовали себя стесненными. Эд, сын графа Альбера, друг Лотаря, присоединился к готовящемуся походу князей из Эно. Узнается рука короля франков; тем более что в этом походе участвовал и младший брат Лотаря, Карл. Последний был сыном короля и потому королем (раньше на два-три поколения). Однако ни в 954 году, ни позже он не получил никакого королевства и даже никакого поста. Он даже не удостоился благословении епископа, как велось от Пипина Короткого для всех без исключения законнорожденных королевских детей. Лотарь один унаследовал все королевское состояние. Это неслыханное грабительство отметило собой укрепление родовой преемственности, встречающееся также и в других княжеских династиях. В 960-е годы у западных франков оно вызывало недоумение. Странное положение Карла, короля без определенного места и занятий, вскоре было причислено церковными летописцами к порочным особенностям его натуры, неспособной управлять королевством. Во всяком случае, Лотарингия готовила интересное развитие событий. Вне всякого сомнения, Лотарь был вдохновителем рискованной затеи. Ведь для него это была возможность овладеть Лотарингией — королевством, столь милым его династии, чье имя он сам носил.

Как бы то ни было, атака не удалась. Жестокое сражение разгорелось под стенами Монса, в центре Эно. Годфруа Верденский был ранен, его армия разбита, но город не был взят. Побежденные рассеялись в Камбрези. Задержимся на мгновение: с одной стороны, король из Каролингов хочет завоевать Лотарингию и использует для этого сообщников и пособников: графов из Эно и Вермандуа, своего собственного брата Карла — то есть всех этих молодых людей, стремящихся утвердиться в своих правах; влиятельное лицо в королевстве — герцог Гуго, который не препятствовал этому наступлению, происходящему вдали от его владений; с другой стороны — император Оттон II, гораздо более сильный, чем его соперник, опирающийся на влиятельный род Арденн, главами которого были герцог верхней Лотарингии Фридрих и его племянники, архиепископ Адальберон и граф Годфруа, — все смертельные враги семьи Ренье Лотарингского.

Увы! Столь великолепную геополитическую конструкцию опровергли случайности, толчки, повороты, то, чем они представляются нам через тысячу лет. О чем на самом деле заботился император? Вернуть Эно Ренье и Ламберу… Более того, он доверил Карлу, своему противнику, герцогстве нижней Лотарингии, то есть основные земли Бельгии, потребовав взамен, разумеется, клятву о верности. Почему же такой резкий поворот? Потому что Лотарь только что изгнал из своего окружения своего младшего брата по единственной причине, будто бы он оскорбил королеву Эмму, публично обвинив ее в адюльтере с новым Ланским епископом Адальбероном, королевским канцлером вот уже два года. Тот, кого Лотарь только что назначил, и будто бы по собственной воле, на епископство в самый важный для Каролингов город, которое занимал его дядя Рорикон, побочный сын Карла Простоватого, член семейства Арденн, племянник Адальберона Реймсского и Годфруа Верденского, которого несколько недель назад посланный от нового герцога нижней Лотарингии сделал на всю жизнь хромым. Итак, Реймс и Лан были в руках клана, препятствующего франкской экспансии в Лотарингии.

Последовательность описываемых событий может быть интерпретирована в логических, связных политических терминах. И недостатка в подобных интерпретациях нет: в конце концов, можно заставить танцевать и медведя! На самом же деле события, восстанавливаемые нами по разрозненным и неполным источникам, не поддаются расшифровке. Как, например, объяснить апоплексический удар Лотаря летом 978 года? Скорее всего Лотарингское искушение не оставляло его. Ришер Реймсский убедительно высказывается на этот счет: «Так как Оттон владел Бельгией» (то есть Лотарингией, ибо Ришер использует терминологию Саллюстия и Цезаря), «а Лотарь стремился захватить ее, то оба короля строили друг против друга коварные козни и воевали, так как оба претендовали на отцовское наследство». Более того, франкский король, чувствовал себя особенно уверенно в этот период своего правления. В марте и апреле он торжественно входит в Бургундию. В Дижоне он как у себя дома. Его сопровождает внушительный кортеж епископов, верных советников, — всё в лучших традициях предков Лотаря. И среди свиты наиболее надежные и преданные — Гибуин Шалонский, брат графа Ричарда Дижонского, Лиудульф Нуайонский, назначенный на свой пост в прошлом году, сын Альбера Вермандуаского и королевский племянник, новый архиепископ Санса Сегин; Адальберон Ланский тоже здесь. Властелин Бургундии Генрих, брат герцога франков, будто бы оказал королю при приеме все надлежащие почести. Лотарь узнаёт, что Оттон находится в Ахене там, где покоился самый знаменитый из его предков. Был ли Лотарь захвачен воспоминаниями? Перевоплотился ли он в Карла Лысого в 869 году? Жажда славы и независимости завладела этим уже зрелым человеком: ему скоро исполнится сорок лет. По примеру своих предшественников он собирает в лапе, и опять, как некогда, в мае «герцога франков и других вельмож королевства, с тем чтобы просить у них совета». Его целью было совершить набег на Ахен и захватить императорскую чету. Порыв, лишенный всякого здравого смысла. Даже если предположить, что захват удастся, что из этого выйдет? Заставить признать себя в Лотарингии? Но вся оттоновская система на Западе препятствовала этому и конкретно в лице клана Арденн поддерживала сложившееся равновесие сил. Да и как, наконец, скромный король Лана мог покушаться на личность императора Запада, помазанною папой Римским?

Итак, каким образом объяснить необъяснимое — то, что Робертины приняли предложение Лотаря без видимых дискуссий и отважились идти за ним? Современные и наиболее компетентные историки полагают, что Оттон, сделав Карла, обидчика королевы, герцогом Лотарингии и своим приближенным, нанес серьезное оскорбление Лотарю и всей аристократии королевства. Однако такая гипотеза совершенно неприемлема. Франки X века не читали трактатов о рыцарстве и руководств по вежливым манерам. Хотя и этот довод следует учесть, так как он просто показывает нам, что тайные пружины поведения людей той эпохи нам практически неизвестны. Допустим всего-навсего, что Лотарь и его приближенные бросились туда, куда их влекло с неудержимой силой: в Лотарингию, в Ахен, к императору — но не к Оттону, а к Карлу Великому. Прекрасная погода, все вместе скачут туда верхом, посматривают вокруг, в надежде захватить добычу. Как привлекает их война! Удача совсем близко, тем более что император и не подозревает о подобных фантазиях. Франки ворвались во дворец Ахена в тот момент когда оттуда спасался бегством Оттон. Они доели еще горячую похлебку и, хорошо известная сцена! вновь повернули на восток, как того желал Карл Великий, бронзового орла на верхушке крыши. После столь возвышенных поступков надо было возвращаться назад.

Через несколько недель Оттон организовал жестокую акцию отмщения: со своей армией он дошел до Сены и до самого Парижа. Он разорял и грабил все встречающееся на его пути. Карл Лотарингский, участник похода, был провозглашен в лапе королем в присутствии епископа Меца Тьерри, родственника Оттона. Лотарь укрылся в Этампе, в центре робертинских владений. Гуго Капет в качестве франкского герцога и защитника своих земель преградил путь Оттону под Парижем. Наравне со своими предками Робертом и Эдом он принял на себя выгодную миссию спасителя королевства и королевской власти. На помощь к нему подоспели Генрих Бургундский, Жоффруа Анжерский и сам король. Оттон, ввиду приближающейся зимы, не без помех вернулся в Германию.

Этот эпизод принес большую славу Каролингам. Величие вновь засияло над Франкским королевством. Составленный несколько позже происшедших событий, акт аббатства Мармутье, которое принадлежало герцогу Гуго, был датирован «вторым годом правления великого короля Лотаря с тех пор, как он атаковал саксонцев и обратил в бегство императора». Позднее, в «Сансской истории франков», написанной около 1015 года, показан разбитый и поверженный император, который никогда больше не осмеливался ступать на территорию Франкского королевства. Никогда раньше по крайней мере на памяти двух поколений — положение Каролинга не казалось столь великолепным. Король и герцог франков выступают в союзе: первый сильный поддержкой преданных епископов из Реймса и Лана, второй — поддержкой целого ряда аббатств. Оба имели верных сторонников или, по меньшей мере, думали так. Не настали ли новые времена? Во всяком случае, Лотарь укрепил королевскую власть. По примеру своих именитых предков он решает приобщить к власти и своего наследника, двенадцатилетнего Людовика. Состоялась торжественная церемония. Лотарь просит герцога, главного представителя аристократии всего королевства, провести церемонию. Гуго отвечает утвердительно. Он созывает князей королевства, то есть из Франкии, Нейстрии, Бургундии и Аквитании. Неизвестно, кто реально присутствовал на церемонии. Но достоверно, что знать избрала Людовика при всеобщем одобрении, согласно традиционному ритуалу, и что Адальберон Реймсский помазал его как короля франков. Именно в Компьене, где все напоминало об императоре Карле Лысом, в самый священный день года — на Троицу 979 года, когда особенно ощущается присутствие Духа Святого, — происходила эта величественная коронация, освятившая незыблемость династии и королевства, нерасторжимыми узами связанных с герцогом франков, который в такие торжественные моменты рассыпается в заверениях в преданности, «бесконечно восхваляя королевское достоинство и с мольбой взирая на королей». Так повествует об этом событии Ришер. Заманчиво принять все сказанное на веру, хотя Ришер не был непосредственным свидетелем происходившего и даже ошибочно датирует это событие 981 годом, то есть на два года позже. Однако, как известно, монах из Сен-Реми едва ли заботился об условностях времени.

В итоге оказалось два короля, что гарантировало надежное будущее и окончательно убирало с дороги, как рассчитывали, Карла Лотарингского. Герцог франков, организатор королевского возвышения, выступает в роли необходимой персоны. И он пользуется этим, захватив в 980 году Монтрёй-сюр-Мер важный военный и торговый пункт, который граф Фламандский некогда получил от своего отца. Не побоялся ли Лотарь попасть под влияние Робертинов, только что поколебав оттоновскую опеку? Известно только, что в этой запутанной тройственной игре король возвращается к императору, скорее всего под нажимом реймсского клана. Летом 980 года непримиримые враги времен 978 года, Лотарь и Оттон встречаются под Седаном, «бросаются друг другу в объятия и клянутся в дружбе». Лотарь отказывается от Лотарингии, а Оттон спокойно удаляется в Италию, откуда он больше уже не вернется. Почти тотчас же Гуго предпринимает долгое путешествие в Рим, средоточие законности, в сопровождении двух самых близких друзей — епископа Арнуля Орлеанского и графа Бушара Вандомского. Он тоже хлопотал о дружбе с Отгоном, чтобы помешать установлению прямого контакта между королем франков и императором. В противном случае его пост оказался бы ненужным. И похоже, ему удалось добиться своего, к великому неудовольствию Лотаря. Последний пытается возобновить давно забытую традицию, на деле уже устаревшую: сделать старшего сына королем Аквитании. Словно королевство Аквитания все еще существовало, и словно франкский король еще мог на что-то в нем претендовать. Вдохновителем всей операции был Жоффруа Анжерский, жаждущий доставить неприятности своему могущественному южному соседу Гийому Фьеребрасу, графу Пуатье и герцогу Аквитанскому, зятю Гуго Капета, чье княжество было взято в клещи королевствами Лотаря и его наследника, сына Людовика V. Выход был найден в лице Аделаиды, или Азалаиды, сестры Жоффруа. Она владела двумя значительными поместьями: одно досталось ей от первого брака с Этьеном Жеводанским, правителем южной Оверни, от Бриуда до Манда; другое — от брака с Рэмоном Тулузским, маркизом Готии. Кроме того, братом Азалаиды и Жоффруа был Ги, епископ в Пюи, имеющий солидный материальный и идеологический багаж. На юге Луары, да и во всем королевстве не нашлось бы лучшей партии, чем эта вдова, — роскошное приобретение для того, кто сумел бы добиться ее руки. Поистине королевский кусочек, что и говорить. В сравнении с таким сокровищем много ли значили ее тридцать пять лет для пятнадцатилетнего Людовика? И вот уже собирают вещи, укладывают тряпки, погружают в повозки самое необходимое для королевской четы и отправляются в путь. Похоже, что герцог франков в последнюю минуту был информирован об этом предприятии, и оно оказалось ему не по вкусу. Тем временем жених и невеста прибывают в Сен-Жюльен в Бриуде: свадьба, коронация Азалаиды, торжества. Молодожены устраивают свою жизнь. Через несколько месяцев Лотарь спешно привозит назад во Франкию своего ошеломленного и занемогшего сына. Причина семейные ссоры. На самом деле, идея владения Аквитанским королевством была лишена смысла. Людовик и его окружение оказались в Оверни чем-то совершенно инородным. Азалаида же вступила в третий брак, отдавшись графу Гийому из Арля, властителю Прованса.

Планы касательно юга не удались, и Лотарь снова обращает свои взоры к Лотарингии. Оттон 11 умирает в Риме в расцвете лет, и его сын, совсем еще маленький Оттон III, был коронован королем Германии на Рождество 983 года в дворцовой капелле Ахена. Новая возможность открылась для каролингского короля: опека над несовершеннолетним. Ничего не добившись путем переговоров, так как семейство Арденн, из которого вышли два Адальберона, получившие епископства в Вердене и Меце, пресекало любое франкское вторжение, — Лотарь еще раз прибегнул к силовому давлению. Среди своих постоянных союзников он находит двух основных помощников в этом деле: Эда из Блуа, сына Тибо Мошенника, названного в королевской грамоте «прославленным графом, нашим верным и возлюбленным Эдом», и графа Герберта де Труа, сына Роберта Вермандуаского. Лотарь щедро одарил обоих кузенов, энергичных молодых людей, владениями Герберта Старого, дворцового графа, умершего два-три года тому назад. Его владения соседствовали с реймсской провинцией и Верхней Лотарингией, которая принадлежала тогда сестре Гуго Капета Беатрисе, вдове герцога Фридриха Барского. Как всякий раз, первой мишенью стал Верден. После первоначальной неудачной попытки атака увенчалась успехом. В марте 985 года Лотарь вошел в Верден и сразу взял в плен четырех представителей враждебного семейства: графа Годфруа с его сыном Фридрихом и их кузенов Сигфруа люксембургского и Тьерри из верхней Лотарингии, сына Беатрисы. Таким образом, было серьезно подавлено реймсское и Лотарингское сопротивление каролингской экспансии на востоке. Империя, управляемая императрицей Феофано вместе с епископами, оказалась уязвимой. Тогда появляется идея у Адальберона Реймсского и его приближенного Герберта; их сбивчивая и туманная переписка демонстрирует состояние духа императорских заговорщиков во Франкии. Идея эта состояла в том, чтобы заручиться поддержкой герцога франков для обуздания слишком ретивого короля: такова постоянная конфигурация двое против одного. И Гуго действительно принял некоторые меры. Ему и не нужно было особенно стараться. В марте 986 года Лотарь в результате болезни умирает. Ему было сорок пять лет. Он готовился осадить Льеж и Камбре, подтянув значительные силы к этим городам и обезопасив себя от «предательства» — если это слово еще имело хоть какой-то смысл Адальберона Реймсского. Через тридцать два года беспокойного правления праправнук Карла Лысого до конца использовал все свои слабые ресурсы, находившиеся в его распоряжении. Зажатый между двумя основными в то время силами — герцогом франков и императором Германии, — он избежал их союза, пагубного для своей власти. В этой ситуации он опирался на главное достояние сеть королевских епископств, которыми он владел от Нуайона до Лангра. Его активность позволила ему перетянуть на свою сторону таких местных князей, как граф Фламандский и правители Вермандуа. Убрав своего брата Карла, он укрепил королевское родовое наследование, сделав как можно раньше королем своего сына Людовика. И даже если единство оказалось хрупким, как выяснилось уже на следующий год, все же внешне королевская власть Каролингов выглядела сильной. Таков итог правления великого короля, которого аристократия всего королевства, а точнее северной Луары, проводила в последний путь до Сен-Реми в Реймсе. Там с большой пышностью Лотарь был похоронен возле своего отца Людовика. На самом же деле эта похоронная процессия знаменовала собой окончательное исчезновение самого прославленного в мире рода, идущего от Карла Великого.

4. Пришествие Гуго Капета

Через четырнадцать месяцев Людовик V, в свою очередь, был погребен в Сен-Корней в Компьене. Будучи королем с шестилетнего возраста, он стал преемником своего отца без особых помех, и знать, собравшаяся на похороны Лотаря, присягнула на верность Людовику, он произнес перед ними традиционную речь: он собирается править сообразно советам князей, и прежде всего главного из них — герцога франков. То, что произошло в период между весной 986 года и весной 987 года, было крайне хаотичным. Людовик V, несомненно, пытался возобновить контроль над двумя первейшими городами — Ланом и Реймсом, заставив подчиниться своей власти епископов этих городов — обоих Адальберонов, сторонников императора. По всей видимости, герцог Гуго не позволил заходить ему слишком далеко и постарался, в силу своих обязанностей, восстановить согласие, столь необходимое для благополучия Франкского королевства, между королем и Реймсским архиепископом, который приехал в Компьень оправдываться на королевской ассамблее. Только все собрались на эту ассамблею, как Людовик умирает от несчастного случая на охоте в лесу Санлиса, во владениях Гуго. Это произошло 22 мая 987 года.

Так, отмечает большинство летописцев, угас род Каролингов, Карла Великого, Лысого. Простоватого. Конечно, оставался еще один, Карл Лотарингский, дядя погибшего короля. Однако ассамблея в Санлисе, провозгласив в начале июня новым королем Гуго, отвергла кандидатуру Карла: как заявил Адальберон Реймсский, главный помощник возвышения Робертинов, Карл был неудачно женат и состоял на службе у иностранного короля. На самом деле Карл, не имея состояния и союзников во Франкии, ничего не мог предложить князьям, от которых зависело избрание короля. Более того, этот Каролинг, носящий титул герцога Лотарингского, мог при случае возобновить Лотарингскую политику своих предшественников, а сторонники Оттона в лице Адальберона и его помощника Герберта хотели обезопасить себя. Без их согласия у Карла не было никаких шансов претендовать на королевский престол. Гуго Капет же удовлетворял их со всех сторон. Ему нечего было делать в Лотарингии, он внушал доверие. Ассамблея в Санлисе, собранная в центре графства Гуго, состояла, конечно же, из его союзников, приближенных и клиентов герцога. Ни один из далеких князей Арнуль Фламандский или Гийом из Пуатье не смогли бы, да и не захотели бы добираться до Санлиса за столь короткий срок. Наконец, нам неизвестно, кто конкретно там присутствовал, помимо архиепископа Реймсского и самого герцога.

Герцог, будучи внучатым племянником, внуком и племянником королей, сам сделался королем. В Нуайоне, в воскресенье 3 июля, он произнес королевскую клятву и получил благословение Адальберона. Затем церемония повторилась, когда в королевские права вступил и его сын Роберт, коронованный на Рождество 987 года в церкви Сент-Круа в Орлеане — центре владений Капетингов. Эта династия окончательно утвердилась после того, как Карл Лотарингский предпринял серьезную попытку захватить Лан и Реймс, где в начале 989 года умер Адальберон, и привлек при этом на свою сторону Эда из Блуа, Герберта де Труа и Жильбера де Руси. Но последний Каролинг был уничтожен в результате предательства Адальберона Ланского. Этот новоявленный Иуда выдал своего князя, которому он сам же присягал на верность, в Вербное воскресенье 991 года. Праправнук Карла Лысого, чье имя он тоже носил, Карл Лотарингский вынужден был окончить свои дни в тюрьме, а вместе с ним завершилась и история его рода.

После столетия соперничества и многочисленных перипетий род Робертинов одержал верх над Пипинидами. Победа реальности над остатками идеологии? Именно это мы и рассмотрим дальше, продемонстрировав, как же получилось, что герцог франков к концу X века оказался в наилучшем положении. Возвышению Гуго Капета не следует придавать исключительное значение. Прежде всего потому, что оно было результатом стечения обстоятельств, в известной мере случайных. Затем, потому, что смена династии особенно не повлияла на общественные структуры, не стала ощутимой в умах людей. И наконец, потому, что сами смысл и значение этого события начали осознаваться гораздо позже. Казалось, что происходившее в начале лета 987 года между Санлисом и Нуайоном никого особенно не интересовало. Из семи королей, сменявших друг друга на протяжении века в Западнофранкском королевстве, трое еще до Гуго Капета не принадлежали к династии Каролингов. Пришествие же Гуго Капета увенчало собой, если можно так выразиться, развитие в этом направлении, определило новую расстановку сил. Герцог франков, обладатель уже устоявшейся законной власти, занял освободившееся место короля. Ничего более. Осмелимся даже сказать: эта перемена правящей династии не являлась событием. Это было, как говорят, явление второстепенное, эпифеномен. Нет ничего нейтральнее этого события, нет ничего бесцветнее этого антигероя. В 987 году королевский престол франков сохранял огромное значение. Но король Гуго едва ли существовал, — мимолетный персонаж, бесшумно исчезнувший в 996 году, без особой славы победив препятствие в лице Карла Лотарингского и Эда де Блуа, которые пытались расширить свои владения в ущерб королевским. Карл Лотарингский, возможно, даже организовал заговор против Гуго с Адальбероном Ланским. Преодолел Гуго и трудности, связанные с его собственным сыном Робертом, торопящимся стать независимым. Герцог франков был заметной фигурой, но король франков воплощал собой лишь принцип. В 987 году символ власти показался Гуго более привлекательным, чем реальные полномочия. Пятьдесят лет назад его отец сделал противоположный выбор.

Перераспределение полномочий, изменение идеологии, таково двойное движение, происходящее после исчезновения императорского великолепия в обществе X века. Исследуя это движение, не будем забывать о том, что неизменным и потому весомым оставалось еще очень многое — прежде всего, сила инерции, которая, как обычно, и одержала победу.