О, самый непобедимый из королей, Марк Порций Катон Старший[30] пишет во вступлении к своим «Началам»[31], что и славные и ничтожные из созданий должны заботиться о своем досуге не меньше, чем о своем рабочем времени. И мне кажется, что это изречение получило подтверждение от многих ученых людей, особенно от нашего Цицерона[32], который в своей речи «В защиту Гнея Планция»[33] заявляет, что эта мысль обычно вселяла в него величественность и благородство. И если я не должен принимать во внимание мой посредственный талант и мое далеко не второстепенное стремление к славе (если я еще не подчинил и искоренил это желание, упражняясь в рассуждении), я тоже должен помнить об этом. Что же мне следует предпринять в первую очередь, чтобы быть уверенным в том, что мои как свободные, так и рабочие часы вольны от праздности? Если я собираюсь написать что-то продолжительное, то должен обратить свое перо с особым вниманием к тем вещам, о которых могу говорить с точностью, таким образом, разделив их славу, и преодолев забвение, коим угрожают нам тьма течения времени и забывчивость поколений.
Когда я часто размышляю об этом, Ваше драгоценнейшее имя приходит мне на ум, такое яркое и даровавшее столько расположения ко мне, что если я должен предпринять что-то одновременно благородное и милое моему сердцу, — не сказать о нем было бы величайшей несправедливостью. И более того, в этом заключается мой долг по отношению к Вам как слуги, и так же как остальные отдают вам десятину и первые плоды своего урожая, я вручаю вам плоды своего досуга. Я стремлюсь представить Вам более или менее ежегодный труд, продиктованный либо изобилием, либо бесплодностью моего ума, как словно бы я был одним из арендаторов Вашей земли, и эти плоды моего маленького надела отражали бы мою добрую волю. И в первую очередь, что бы Вы могли ожидать от меня лучше, чем тему, которую я всегда хранил в своем сердце и на губах, неосвещенность которой режет мне глаза — восхваление короля Генриха VII, то, о чем я всегда осмеливался писать, особенно сейчас, пока ленность не овладела моими вялыми чувствами, хотя, возможно, этот предмет вне моих сил? Но позвольте мне проверить мои возможности попыткой своего рода вступления, как это сделал Публий Папиний Стаций[34] в своей «Ахиллеиде»[35], поскольку я никогда раньше не брался за столь грандиозный труд.
Поэтому в этом вступительном послании я робко предлагаю Вашему Величеству предвкушение моих усилий, молясь лишь о том, что если в этой королевской биографии я совершил ошибки в фактах или хронологии, Ваша благожелательная доброта не обратится во гнев. Диктуя все это, я не могу найти лучшего советника, чем самого себя. Так же как слепой путешествует во тьме, я предпочел бы, чтобы Вы порицали меня скорее за мою смелость, нежели за мою небрежность. Когда же Вы сможете оценить по достоинству незрелость и качество моего стиля и повелите дать мне материал для написания, я сделаю попытку выполнить это, пусть не так блестяще, но, во всяком случае, честно и так ясно, как позволит мне мое трудолюбие, с помощью Бога нашего Иисуса Христа, и пусть Он всегда помогает Вам в Ваших королевских повелениях.
Поскольку я собираюсь написать очень правдивое сообщение о жизни и делах Генриха VII, Короля Англии и Франции, самого удачливого и победоносного из монархов, сначала мне необходимо сказать то, что, как справедливо заметил греческий историк в «Жизни Короля Александра и Цезаря»[36]:
«Множество их великих свершений дают настолько большое поле для рассуждений, что нужно винить меня в том, что я не предостерегаю читателя путем извинений, что выбрал путь скорее краткого изложения самых ярких моментов их истории, чем подробного описания каждой малейшей детали. Это глас разума, что моя задача состоит в том, чтобы не писать историй, но описывать жизни. И самые славные подвиги не всегда предоставляют нам правдивые свидетельства о добродетели или греховности людей, иногда отдельное мгновение, отдельное слово или шутка информирует нас лучше об их характерах и склонностях, чем самые известные осады, величайшие вооруженные столкновения или кровавые битвы. Следовательно, как портретисты бодее точны в изображении линий и черт лица, в которых выражается характер, нежели в изображении других частей тела, так и я должен позволить себе уделять большее внимание знакам проявления человеческих душ, и пока я пытаюсь таким образом показать их жизни, я должен быть свободен в том, чтобы отходить от описания кажущихся важными тем и великих битв, описанных другими».
Также считается, что Александр, светоч Македонии, ответил Херилу[37], желавшему написать о его подвигах: «Я лучше был бы Терситом[38] Гомера, нежели Ахиллесом Херила», и то же можно сказать и обо мне, хотя Валерий Максимус[39] и свидетельствует, что Гомер был также слеп[40].
2. Я возвращаюсь к Александру, который (как о том свидетельствует Плутарх) издал эдикт, что никто, кроме Апеллеса[41] не должен писать его портреты, и также никто, кроме Лисиппа[42] не должен делать его статуи, поскольку один был прекрасным художником, а другой не менее талантливым скульптором. Но что же можно сказать о храбрейшем Гекторе у Гнея Невия[43]? Разве он более всего не наслаждался восхвалением своего отца Приама, самого могущественного правителя Азии?
И даже если я, робкий человек, который едва ли может сравниться с подобными вершинами искусства восхваления, тем не менее, движим моей непоколебимой верностью к этому самому могущественному королю, и побуждаем моей глубокой любовью, доброй волей и почтением к нему и (говоря более откровенно) я воспламенен и взволнован величием его благодетелей, чтобы решиться начать выполнить эту работу, которая, возможно, лежит вне моих сил, со всей смелостью, что требует от меня подобное задание. И, таким образом, получив свободное время для моих занятий (после того, как четыре года я тратил силы на обучение благородного и образованного Артура[44], принца Уэльского, старшего сына нашего благороднейшего короля), я начал писать о жизни и делах вышеназванного прекраснейшего отца принца, в этом 1500, Божьей милостью, году, в десятый год правления благословенного папы Александра VI[45] и в шестнадцатый год правления вышеназванного монарха.
И также я прошу простить мою слабость, о которой уже говорил, по причине которой я скромно прошу моих читателей, если они найдут что-либо плохо изложенным или ошибочным в этой королевской биографии (а это легко может случиться), пусть припишут это не моему недостатку чувства справедливости, но на величественность описанной истории, и помнят высказывание Святого Иеронима[46], что малый талант не может выполнить грандиозных задач, и подобные попытки сделать что-то вне своих сил оказываются неудачей во всем. Но, как говорил Святой Августин[47], «хоть это и великая и большая задача, но да поможет мне Бог».
3. И таким образом, чтобы не делать этот пролог слишком длинным, я думаю, что не будет неправильным повторить вслед за Саллюстием[48] (действительно благороднейшим среди историков, каким, впрочем, является и Святой Августин) то, что он говорил о себе:
«И на самом деле, мое мнение таково, что хотя ничего подобного той славе, которая принадлежит создателю события, не приходит к тому, кто его описывает, кажется особенно сложным сделать запись важнейших событий. Во-первых, потому, что события должны соответствовать свидетельству об этом. Затем многие могут подумать, что твоя критика неудач того или иного деятеля есть продукт твоей же злобы и зависти, и когда ты рассказываешь о выдающихся и славных делах уважаемых людей, читатели с легкостью принимают только то, что сами могли бы сделать, считая, что любое совершенное действие вне их сил является выдумкой, созданной чтобы обмануть их»[49].
И таким образом, когда мой разум получил отдых после множества подобных мучительных умозаключений, и я решил прожить оставшуюся часть жизни вне двора, дурное стремление охватило меня и вернуло меня назад: я решил написать о славных свершениях Генриха VII, что захватило меня как нечто заслуживающее особого внимания, в отрывках, так как они время от времени приходят в голову без какой-либо помощи, и все более из-за того, что в это время мой разум был свободен. И таким образом, я должен писать о его жизни и делах так точно, как я могу, и максимально кратко. Но сначала я должен коротко сказать о его королевской генеалогии с обеих сторон, и с этого, с Божьей помощью, мне следует начать.
Король наследует свое королевское происхождение от пространной родословной с обеих сторон. По стороне своего отца, чье имя было Эдмунд, граф Ричмонд[50], его предки восходят к Бруту[51] и всем королям его ветви, а по стороне матери от Екатерины Французской, от королей Кастилии, Португалии, Шотландии и многих императоров Священной Римской Империи Германской нации, так, что он превосходит всех предыдущих как Христианских правителей, так и государей своего возраста по благородности своего происхождения. И если кратко затронуть происхождение его отца от рода древних королей Британии, то он ведет свой род от Святого Кадваладра[52], вслед за которым он правил как законный наследник после длительного периода времени, и от Кадваллона[53], отца названного Кадваладра. Если мне не позволено будет чуть превысить рамки уже сказанного, то я должен опустить упоминание предыдущих Британских королей, от которых он ведет свой род.
Между тем, как известен Святой Кадваладр, самым незабвенным событием является также то, что его отец Кадваллон, сын Кадвана[54], убил короля Эдвина Нортумберлендского[55], сына короля Этельфрида[56], по его приказанию король Пенда Мерсийский[57] убил Освальда Святого[58]. Названный Кадваллон покорил всех английских королей и сделал их своими данниками, и на период его правления приходится ведение 47 войн. В устрашение саксам его тело было заключено в бронзовую статую у западных ворот Лондона, храня эти строки в качестве надписи:
Король Кадваллон погребен в стене Лондона, принесший своим мечом жестокую смерть многим Англам.
2. Кадваладр, как я уже сказал, был сыном Кадваллона и наследовал своему отцу в землях Британии, которые ныне мы зовем Англией. В это время голод и великая чума наступили среди Британцев, и они погибали в таком большом числе, что живых не хватало для погребения мертвых. По велению Бога король взял много Британцев с собой и избежал смерти, отправившись к Алану[59], королю Меньшей Британии[60], и затем, движимый божественным предостережением, он отрекся от мира и отправился в Рим[61], где его появление было встречено поддержкой папы Сергия[62], и вслед за тем умер. Он был широко известен своей честностью и сопровождавшими его чудесами и был канонизирован тем же папой и всей коллегией почтенных кардиналов[63].
После этого времени до прихода к власти его законного наследника Генриха VII в Англии его линия правления была прервана жестокостью англичан, которые правили в этот период. И таким образом, после смерти названного выше Кадваладра до Генриха VII власть в Англии была в состоянии неопределенности, британцы потеряли свое имя и были названы валлийцами по имени их полководца Валло[64], вплоть до момента, когда принц Артур Второй[65], первый сын короля Генриха не начинает своего правления, в то время, когда я пишу эти строки. Но как я уже сказал, оставшиеся и выжившие после чумы призвали обитателей Германии и поделили остров между собой, в результате лишив Британцев права управления, и назвали страну Англией вслед за теми, кто жил в земле Саксов.
В согласии с законом человеческим и Божьим спустя долгий период времени, после стольких войн, катастроф и убийств, которые последовали с правлением Ричарда III[66], жестоко убившего двух сыновей Эдуарда IV[67], а именно, принца Эдуарда[68] и Ричарда герцога Йоркского, благодаря Божественному провидению и небесному отмщению и с Божьей помощью с небольшой группой соратников он [Генрих VII Тюдор — прим, перев.] заслуженно убил Ричарда и стер его с лица земли нашего острова, и после его смерти начал править свободно всем королевством, в году 1485-ом.
Вот так много можно сказать о его благородной родословной с отцовской стороны. Сейчас, настолько кратко, как это возможно, я должен сказать несколько слов о родословной его матери, леди Маргариты[69] из прославленного рода.
3. Было бы очень долгим занятием перечислять родство короля по его материнской линии с правителями Франции, Наварры, герцогом Орлеанским, Бурбонами, домом Анжу, правителями Португалии и Бургундии, как и с королевой Кастилии, королем Шотландии и двенадцатью пэрами Франции[70] и старейшинами Британии, не говоря уже о государствах и владениях в управлении его священнейшего могущества. Но так как есть множество книг, написанных самыми опытными генеалогистами королевства, и
в последнее время они публикуются, что дает очень точное описание подобных вещей, мне следует начать с Екатерины[71], супруги Генриха V[72] и дочери короля Франции[73], которая затем законно вышла замуж за названного Эдвина Тюдора[74], дедушку короля, наследника первых королей Британии.
Я должен сказать немного о происхождении матери короля, Леди Маргариты, благороднейшей женщины, наделенной небесами честностью и благочестием. И чтобы ее благородное происхождение не было забыто, среди своих предков она имеет герцога Джона Ланкастерского[75], короля Португалии Филиппа[76], императрицу Элианору[77], герцогиню Бургундии Елизавету и ее супруга Карла[78], герцогиню Австрии Марию Бургундскую, супругу Максимилиана[79], короля Португалии Эдуарда[80], императора Священной Римской Империи Максимилиана[81], графа Сомерсета Джона[82] и герцога Сомерсета Джона[83], отца Графини Ричмонда Маргариты, матери короля. От нее произошел Генрих VII, король Англии и Франции, главный герой моего, повествования, и она облагородила его великолепную родословную. И этого будет достаточно для освещения его выдающейся генеалогии.
4. Король Генрих VII родился во время правления папы Каликста III[84] и во время правления Генриха VI[85] в Английском королевстве, который был настолько известен благодатью своего совершеннейшего благочестия и честностью, что до сих пор повсюду он зовется благословенным королем всеми людьми из-за Божественных чудес, происходивших каждый день как вознаграждение за его достоинства. Генрих родился в семнадцатые Календы февраля, в день Святой Агнессы Второй[86], в часу […][87]
5. Это место имело суровый климат из-за сильного быстротекущего потока, и поэтому было названо на местном языке Пембруком[88]. Это хорошо защищенная крепость в южной части Уэльса, рядом с морем, и как впоследствии оказалось, день его рождения был счастливым и благоприятным.
6. Как обычно бывает с принцами во время их юношества, несколько разных мест было использовано для его воспитания, тщательно были выбраны климат района и благосостояние местности, которые необходимы для сохранения его здоровья в течение разных сезонов года. Поскольку он часто болел во время своего детства, то был поручен мягкому контролю своих опекунов, людей в высшей степени честных и благоразумных.
[…]
7. После этого, когда он стал подрастать, то был передан прекрасным и честным учителям для обучения его азбуке. Он был наделен такой чуткостью ума, живым интеллектом и способностями к обучению, что маленьким мальчиком быстро научился всему, что связано со служением Богу, и хотя никто от него не ожидал, он познал все это с максимальными достижениями, которые могли ему дать его наставники. Еще во время его детства проявился его благочестивый характер, когда он уделял свое внимание чтению и богослужениям, так что каждый, кто видел его, считал это предвестием его будущего благородства и счастья. После этого он ознакомился с азами литературы, превышая своих современников в быстроте понимания, так же как он с легкостью усвоил ранее алфавит. И тут я должен упомянуть его превосходного учителя мастера Эндрю Скотта (да покоится его дух со святыми), позднее профессора теологии в Оксфорде, который имел привычку рассказывать мне, что не знал ни одного мальчика подобного возраста, отмеченного такой быстротой и способностями к обучению. Кроме того, он был так благопристоен в своих благородных манерах и имел такую любезность и благородство в выражении лица, так много внутренней красоты, что так же как дневной свет, он с радостью демонстрировал всем людям своего времени надежду на государство, в котором он правит теперь как торжествующий победитель и миролюбивый Соломон[89].
8. Во время правления названного ранее Генриха VI завистливый злой дух возрос в королевстве, тот же дух, что в ранние века заставил Саксов и Бриттов сражаться друг с другом в стране и был инициатором несчастий против названного прекрасного короля Генриха. Но даже тогда Божественная благодать не оставила графа Ричмонда, так как он продвигался дальше в своем служении Богу и обучению искусства письма.
9. После смерти благороднейшего отца нашего короля Эдмунда Ричмонда, его прекраснейшая мать Маргарита мудро взяла в свои руки дальнейшие заботы о воспитании сына[90]. Однажды, когда Генрих VI наслаждался щедрым банкетом с лордами и благороднейшими людьми своего королевства[91], во время омовения рук он вызвал графа Ричмонда и предсказал, что однажды тот примет должность правителя и ему суждено держать в руках всю власть (и как мы видим, сейчас он успешно преуспевает в этом). И затем по совету этого доброго короля граф Ричмонд тайно пересек море, чтобы избежать жестоких рук своих врагов.
10. Сейчас, как это было постановлено Божественным провидением, и как повелел святой король, хотя граф и был еще мальчиком, он должен был покинуть свои родные места и затем по решению матери (обладающей решительностью и волей, нежели охваченной женскими слабостями), это решение было провозглашено в кругу самых близких советников. И хотя она понимала, что его отъезд не оставит ее без печали, после обсуждения она конфиденциально отправила славному и благородному графу Пембруку[92], старшему брату ее прежнего мужа лорда Эдмунда Ричмонда, следующие слова:
11. «Я желала бы, мой дражайший брат, быть наделенной такой Божественной благодатью, чтобы могла увидеть, что было бы лучше всего сделать в наши времена волнений. Но слабость, опрометчивость и переменчивость женского пола всем известны. И потому я настоятельно прошу Вашу Милость, кого я всегда любила как собственного брата и считала проницательным в подобного рода делах, помочь мне с Вашей особенной осторожностью. Кажется, что совет нашего прекраснейшего короля является самым полезным для вашего племянника, моего горячо любимого сына. И как Вы можете затем видеть, […][93] из-за этого ошибочного мнения и жажды власти сам себя назначил правителем, нарушив все законы Божеские и человеческие, и стал карать виновных и невиновных с одинаковой силой. И мы, сражающиеся за лучшего из королей, горячо любящие его, будем страдать во имя его честности и невиновности. Сейчас величайшее злодейство считается высочайше правильным, и ничто не будет неправедным и незаконным, что обладает силой. Как бы то ни было, если моему сыну суждено остаться здесь, то я не вижу, какую помощь он мог бы найти во мне, особенно потому, что сила моего лорда мужа[94] не даст ему никакой защиты. Потому кажется лучшим и более полезным и для Вас уступить перед лицом гнева и ярости тирана и отправиться за море. Возможно, Вы ответите, что есть много городов и укрепленных замков в Уэльсе, которые смогут отразить атаки наших врагов. Но сейчас среди множества напастей очень трудно распознать, кому можно доверять, в наши дни очень часто можно услышать, что те, кто был более всего уважаем за преданность, верность и молчание, были первыми, кто предали. Таким образом, если мой разум и материнское сердце не ошибаются, только море позволит нам избежать всех опасностей. Не секрет, что море таит в себе величайшие опасности, но сейчас жизнь может быть сохранена только посредством потрясений на воде, нежели на суше. Но если дела пойдут плохо и даже если моему сыну потребуется могила, то открытое небо послужит ему саваном[95]. Я бы предпочла это (да простит меня Бог!), нежели видеть его убитым кровавым мечом тирана. Я написала Вам то, что я думаю, мой прекраснейший брат. Поправьте меня, если Вы найдете лучший вариант».
12. «В свой мудрости, моя благоразумная и горячо любимая сестра и леди, Вы проницательно предвидели, что произойдет и чего нужно избежать в это разорительное время, более того, Ваш ум оценил все так обстоятельно и мудро, что мне к этому нечего добавить. И, выражая свою позицию несколькими словами, подобное путешествие представляется мне полностью необходимым. Из моей любви к вам обоим я с радостью использую эту возможность и проявлю столько заботы к Вашему сыну и моему племяннику, как если бы он был моим собственным сыном».
13. После того, как они обсудили эти вопросы, […] были выбраны люди не вызывающие сомнения в верности и уме, которые могли бы выполнить эту работу и быть рядом с графом Ричмондом. Люди были собраны и готовы, движимые либо ненавистью, либо страхом к жестокому тирану[96]. Все приготовления были закончены и оговорены время и место, оснащены корабли, и с немногими посвященными плавание было вскоре подготовлено. […] Итак, с благоприятными предзнаменованиями и погодой они доверили себя морю, отправившись во Францию. Но сильные южные течения впоследствии вынесли их к Бретани.
14. Герцог Франциск Бретонский[97] был лучшим и добрейшим принцем своего времени, и принял их с радостью, благодаря Всевышнего Бога, поскольку знал (услышав об этом от других) что Генриху было суждено однажды править Англией. И он, таким образом, стал относиться к нему со всей добротой, дружелюбием, доброй волей и великодушием, так что ни одна нужда не была оставлена без внимания, и он со спокойствием обратился к своим соратникам:
15. «То удовольствие, что я чувствую, благородные сэры, непередаваемо. Поскольку ранее я очень много, действительно много слышал о тех притеснениях, от которых страдают наши благородные соотечественники. Я знаю о ваших взлетах и ознакомлен с вашими договорами, длительными раздорами, ссорами, соперничеством, кровопролитием и поражением. И таким образом, благодаря небесам, я не очень удивлен, что этот юный принц был отправлен в изгнание и оказался здесь, и я поздравляю его с тем, что он выжил и преодолел все опасности, с которыми столкнулся на суше и на море. И на самом деле встретив его лицом к лицу, я все больше и больше люблю его. Я вижу следы великодушия в нем, узнаю его благородную природу и восхищаюсь его мужеством в таком юном возрасте, его благородными манерами, его добротой, смирением и его врожденной вдохновленной Богом честностью. И, благодаря небесам, по этим знакам я с легкостью верю, что он однажды получит правление государством. Так придите, мои лорды, и присоединитесь к нам в моем доме. Я обещаю вам и клянусь перед Богом, что буду приветствовать его и вас с той же доброжелательностью, с которой я всегда привечаю моих близких и членов моего дома».
Сказав это, он любезно взял его за руку и сопроводил во дворец с величайшей радостью, и распорядился, чтобы он и его сотоварищи отныне были снабжены всем необходимым для жизни, как все близкие Друзья и благородные родственники.
16. В это время Англия была в огне из-за розни и беспорядков, и Эдуард, граф Марч, сын Эдуарда герцога Йоркского, охваченный неистовым гневом по неизвестной мне причине устремился установить тиранию в королевстве и напал на прекраснейшего короля Генриха VI, сначала тайно, а затем открыто выступив против него. Но Бог, Всевидящий и Справедливейший из судей, не позволил подобным подлым деяниям остаться незамеченными для святого человека. И таким образом, понимая весь злой умысел и вероломство графа и его последователей, он более ни мгновения не доверял им. Но чем лучше он был защищен, тем сильнее бушевал огонь, и бледная Тисифона[98] разожгла свой роковой факел, побуждая людей пасть в своей вере и нарушать клятву долга. Сейчас во всех частях королевства слышатся звуки бряцающего оружия, войны ведутся со всех сторон, и свержение благочестивого короля вскоре было подготовлено.
Удивительно, как невидимые силы судьбы толкают одних людей творить добро, а других зло, как не ошибся поэт, восклицая «судьба влечет нас против нашей воли и сопровождает нас, когда ее действия совпадают с нашими желаниями»[99]. Если информация, которой я располагаю, соответствует действительности, Ричард, брат названного выше графа Марча, подготовил жестокое убийство невиннейшего из королей, поскольку кровавые убийства доставляли ему наслаждение вплоть до кончиков пальцев.
17. Но перед тем как я продолжу свое повествование, мне необходимо сделать небольшое отступление, чтобы объяснить истоки этого мерзкого взаимного конфликта и столь неистового соперничества. И здесь я должен попросить прощения у читателя, поскольку могу поведать о произошедших событиях в неверном порядке. Это потому, что свидетелем их я самолично не был и не слышал о них своими ушами. Как бы то ни было, как я уже говорил во вступлении ранее, я пишу скорее биографию, нежели историю, и посему пусть моих слов будет достаточно, чтобы восхвалить и прославить того, о ком я пишу в изысканной манере так, как он этого заслуживает! И также бесспорно, что когда я пишу об этом, у меня нет достаточных источников или ориентиров, которые могли бы помочь мне с материалом для моего сочинения, как я на то надеялся вначале. И как слепой, бредущий в темноте без поводыря, у меня нет ничего, кроме того, что я слышал. Но кроме этого у меня есть разум и память, плохо подходящие для подобных занятий, но глухие к злу. И потому я смиренно прошу прощения у тех, кто читает эти строки, если я сообщу о чем-то в неправильном порядке, или утратив и не уловив связи между теми или иными деталями. Поскольку это — только прелюдии в предвкушении настоящей работы, созданные мною в свободное время лично для себя. Я должен продолжить свои смелые начинания, бегло переходя от одного к другому через общую линию событий, как пчела, что любит собирать нектар на различных цветах.
18. Как я говорил ранее, я разрываюсь, озабоченный целью как можно лучше описать эти гражданские войны. Но я должен относиться к ним без детального разбора и какого-либо упорядочения, поскольку каждая из них захватывает мое воображение и память.
В эти дни граф Уоррик[100] был горячо любим народом и очень силен в военном искусстве, и, мужественно сражаясь от имени короля Генриха, он был убит на поле битвы […] Там же, как говорят, король Генрих был захвачен человеком, который узурпировал власть и захватил корону в конце дня. В этой же битве два славных брата, я имею в виду названного выше графа и графа Монтегю[101], пали, сражаясь мужественно. После этого, когда основные дела были завершены, король Эдуард (кого я прежде называл графом Марчем, но сейчас он облагородил себя королевским титулом) стал размышлять, что лучше всего сделать с благословенным королем Генрихом VI. После рассмотрения множества вариантов, оказалось самым разумным умертвить его.
И в этот момент я не могу оставаться без слез, когда в глубине души вспоминаю и думаю о жестокости, зверстве и всех ужасах, которые были совершены по отношению к этому святому человеку, и я хотел бы снова немного отойти от запланированного плана повествования с небольшим отступлением, которое пишу не без свидетельства своей глубочайшей скорби.
19. Всемогущий Боже, Кто создал весь мир из ничего, и Кто управляет этим миром своим провидением, Ты определяешь, кому пасть, а кому подняться, Ты возносишь павших, поднимая их с самого дна[102]. Но какая причина руководила тобой, когда в Английском королевстве Ты позволил этим людям так упиваться собственной безнаказанностью, создавая такое количество бедствий? Милостивый Боже, с начала времен Ты предвидел и предопределил все на свете, но позволив им остаться безнаказанными в этом беззаконии, Ты ошеломил остальных, потому что, когда они видят, что любой недостойный виллан может творить подобное, они поражены, и в их умах зарождается подозрение о том, что дела смертных совсем не волнуют Тебя. Ведь достойные и невиновные люди угнетаются, а вероломные — господствуют.
Сам король всегда подчинялся Твоей всевышней воле, был благочестив и не приносил зла, и все равно Ты позволил скипетру быть выхваченным из его рук насилием, и трон быть узурпирован человеком, который, вдохновленный своими вероломными амбициями, неправомерно захватил его. Но, охваченный любовью, я отошел слишком далеко от предмета моего обращения к Тебе, не без причины, поскольку я так сильно задет таким жестоким концом для такого прекрасного принца, который был так близок к Богу. И по Твоей воле, как управителя и властителя над королями и землями, определяется длина нашего пути, который мы проходим через все тревоги жизни. И раз так произошло, что святой король лишился своего законного трона, то он был коронован небесной короной в окружении других королей в раю. А те люди, кто истязал его, получили заслуженное наказание в соответствии со своими заслугами. Но давайте же вернемся к королю.
20. После того, как король долго томился в заключении, лишенный своих прав и скорбящий о невозможности видеть свою благороднейшую королеву Маргариту и скоропостижную смерть своего сильного сына[103] (который пал в битве при Тьюксбери[104], незадолго до[105] битвы при Барнете[106]), он все равно взывал в своих молитвах к Силе Всевышнего, чтобы тот освободил его от творящихся великих зол, чтобы он не был свидетелем полной гибели своего королевства. И чтобы сказать несколько слов о том, как молился славный король, я прилагаю далее краткое изложение его прошений.
21. «Если я не должен благодарить Тебя за все мои множественные бедствия, Милосердный Иисус, как и за все блага, которыми я насладился, я буду полностью неблагодарным человеком. Ты более меня знаешь обо всех благах, что даровал мне в течение моей жизни, так же как и об испытаниях. Я с радостью принимал от Твоей руки как хорошее, так и плохое, поскольку Ты даешь солнцу светить одинаково и добрым людям, и злым, посылаешь дождь и на праведных, и на неправедных[107]. Процветание, которое было даровано мне, не дает мне повода для хвастовства, но мне стоит отплатить за него этими словами благодарности. Ты даровал мне родителей с обеих сторон, облагороженных древней королевской родословной. Возможно, здесь мне стоит упомянуть бесчисленные подвиги моего отца[108] во Франции, но я спешу в своей молитве коснуться других вещей. Я должен снизиться и рассказать о себе, во славу Божию.
22. Я был коронован в процветающем городе Париже, и впоследствии Маргарита[109], мудрая дочь короля Рене Сицилийского[110], стала моей целомудренной супругой, и от нее у меня родился сын, принц Эдуард. Факт того, что я долго управлял своим государством в мире, является скорее причиной для поздравлений, нежели для сочувствия. И хотя сейчас я побежден всеми видами зла, если я смиренно приму это, то помогу своему доброму имени. И, следовательно, я должен спокойно переносить все несчастья, которые возлагает на меня Бог, хотя мое терпение к этим людям, что совершили так много злодеяний, может показаться чрезмерно долгим. Поскольку ничто не делает смерть злом, кроме того, что следует после смерти, и смерть не может быть расценена как зло, если ей предшествует хорошая жизнь».
Король часто говорил что-то подобное своим надзирателям […]
И когда все было подготовлено, жаждущий крови Ричард, герцог Глостерский, направленный своим братом Эдуардом IV, прибыл, чтобы умертвить Генриха и он […]
23. Почти весь мир знает о том, как много зла последовало за этим жестоким убийством[111], произошло почти бессчетное количество несчастий. Так, сразу после своей смерти, Эдуард IV, мудрый, могущественный и великолепный принц, был также предан вместе со своими сыновьями, которых он доверил своему брату, названному выше Ричарду для защиты и опеки. Но и во время своей жизни Эдуард всегда боялся, что однажды Генрих VII сменит его на престоле. Испуганный предсказаниями, распространяемыми разными людьми, он часто пытался убедить герцога Франциска Бретонского подкупом, мольбами и огромными обещаниями вернуть графа Ричмонда в его родную страну[112]. Но мать графа, очень проницательная женщина, видела обман и коварство и тайными переговорами с помощью посланников и писем запретила ему возвращаться. В конце концов, отчаявшись во всех своих попытках, Эдуард попытался обрести власть над ним хитростью. Но человеческий ум никогда не был умнее Божьего, и вскоре Эдуард заболел и умер.
24. И таким образом Ричард, назначенный и названный регентом Королевства своим братом, в первую очередь велел привезти его сыновей из Уэльса[113], скрывая свое намерение стать тираном, что он давно замышлял сделать. Но королева Елизавета[114], благоразумная супруга короля Эдуарда, нашла для себя и своих детей убежище и поселилась там. Нужно ли тут много говорить? Убивая этих лордов, Ричард знал, что должен был быть верным своему брату, тиран тайно зарезал своих ничего не подозревавших племянников в Тауэре, и эти смерти были вскоре возмещены другими смертями, а разрушение — разрушениями[115].
После этого вы могли бы увидеть все королевство в слезах и скорби, величайших лордов в страхе за собственные жизни, и каждого из людей в мыслях о том, как бы он мог поставить под угрозу кого-нибудь другого. Люди носили верность на лицах, но в своих сердцах хранили жалобы, далеко скрытые от взгляда тирана. Стоит ли говорить больше? В таких условиях он узурпировал власть и поднялся на трон.
В то же время новости о том, что случилось в Англии, были отправлены графу Ричмонду силами посланников его матери. Он полагался на ее мудрые и осторожные советы и советовался с герцогом Бретонским Франциском о том, что следовало бы сделать. Герцог, если бы хотел заслужить благодарность Ричарда, отправив графа назад, получил бы большое преимущество, и развлекал себя мыслью о том, чтобы заслужить расположение Ричарда. Но как только граф Ричмонд и его последователи поняли его намерение, то сразу разработали план тайного бегства. И как только были сделаны все приготовления, граф притворился, что отправился на охоту, и, предупредив своих наставников, тайно отправился во Францию.
В то же время было подготовлено восстание против Ричарда Генрихом герцогом Бекингемом[116], и когда граф узнал об этом, он стал думать о возвращении в Англию. Но маркиз Дорсет[117], приемный сын Эдуарда IV, который прибыл к графу Ричмонду в Бретань немного ранее, отговорил его от этой идеи. Но Дорсета вскоре позвал Ричард, и он расстался с графом Ричмондом в Париже. Он решил тайно отправиться в Англию, и сделал бы это, если бы граф Ричмонд в своей осмотрительности не опередил его. И так […] были отправлены, поймали и вернули его. Через какое-то время он был освобожден, после того как был под общественной стражей в Париже, и тогда граф, получив корону, вдохновленный благочестием, призвал его назад в Англию, и, забыв весь принесенный ему ущерб, обнял его со своей прежней доброжелательностью.
25. Но сейчас я возвращаюсь к своей основной теме. Когда граф Ричмонд объяснил все королю Франции Карлу VII[118] и его мудрым советникам, начав с самого начала, король, как было предопределено Божественным предсказанием, восхитился прекрасным самообладанием и мужеством принца, его природными данными и изысканным владением французского языка и не мог не быть вне себя от радости от его прибытия. Это было дополнено необычайным расположением к нему остальных лордов королевства и особенно мудрейшей и добрейшей из леди, сестрой короля герцогиней Бурбонской[119]. Результатом этого было решение королевского совета оказать поддержку названному выше графу. Немедленно было подготовлено войско, включая пешие и конные силы. Верховное командование ими было доверено энергичному и мудрому воину, сэру де Шанде[120].
[…]
И таким образом, когда корабли были подготовлены под счастливой звездой, перед тем как отправиться на борт, граф, как и подобает католическому принцу, преклонил колени и смиренно адресовал слова, подобные этим, Богу:
26. Сегодня тот день, милостивый Боже, в который я, согласно Твоему велению, намереваюсь отправиться на борт. И, как Ты сам лучше кого бы то ни было можешь лицезреть, в своем путешествии я не преследую целей жажды наживы, честолюбия или жажды человеческой крови. Скорее мною движет сострадание к затянувшемуся и губительному рабству моего королевства и людей Англии, как Ты знаешь, всемогущий Боже, жестокие люди поднялись против моего рода, стремясь к тому, чтобы не осталось ни одного члена моей семьи, кто бы ни был уничтожен мечом или изгнанием. Только моя дражайшая мать осталась, страдающая и скорбящая велико и постоянно из-за меня. И, величайший из судей, если я заслуживаю того, за чем иду, Ты даруешь мне силы. Но если право властвовать не принадлежит мне по закону, я смиренно молю Тебя извещать и направлять меня как можно лучше от сего дня и далее до тех пор, пока я не уклонюсь от Твоей воли.
А вы, мои стойкие товарищи воины, кто так долго был в изгнании, далеко от своих жен и детей, от своей Родины и родителей, если на то Божья воля, что мы должны вновь вернуть наши права, вы должны восстановить свое мужество и помочь мне против Англии с чистым и искренним сердцем. Вы увидите, как тиран наполнил все вокруг пролитой кровью, жестоко умертвил бывшего прежде его другом герцога Бакингема и убил множество невинных людей, включая лордов королевства и своих собственных племянников. И в то же время в своей жажде крови он намеревается уничтожить нас, кто выжил по воле Господней, и он бы уже совершил это, если бы Бог не повел нас на дело, которое мы должны сейчас совершить. И сейчас пришло время, когда Бог как судья накажет его преступления нашими руками. Так будьте же храбры в этой войне и всегда имейте Бога перед глазами.
Действительно, я глубоко потрясен, что мы вынуждены участвовать в этой жестокой борьбе, которая противоречит моей природе. Но лучше подчиниться Божьему повелению с небольшой компанией людей и в меньшинстве поднять войну против густонаселенной страны, если мы вознесем свои молитвы и надежду к Богу, ведь так нет никакого сомнения в том, что немногие сокрушат многих. Когда Моисей[121] возвел свои руки к небесам, Амалек[122] был побежден: если бы из его рук выпало хоть немного, он потерял бы свою силу. Было бы утомительным перечислять, как много полководцев, как много королей, как много императоров победили величайшие армии малыми силами, включая Ксеркса[123], Дария[124], Креза[125] и многих других, а также Спартанцев, Фиванцев, Афинян, Карфагенян, Римских императоров, все они были разгромлены малыми войсками. Победа заключается не в количестве воинов, но в руках Господа.
Но этот случай не требует более слов. Как я вижу, вы достаточно воодушевлены, чтобы выполнить эту работу со всей своей добродетелью. И, сказав еще одно, я должен буду закончить свою речь. Вы, чей долг служить и во всем следовать Богу, я имею в виду всех ваших священников и клириков, посвятивших себя Богу, я очень прошу вас направить свои молитвы к Нему до тех пор, пока, благодаря Его милосердию, вы не проделаете свой путь, и я вознагражу вас, согласно вашим трудам»[126].
27. После того, как он сказал это, все они единым голосом и единым сердцем обратились к благородному и верному графу Оксфорду[127], чтобы держать ответ. И граф любезно и доброжелательно, какова была его привычка, выполнил их желание. Преклонив колени, он скромно адресовал следующие слова графу Ричмонду:
28. «Мой мудрый лорд, мы представляли, что расположение наших сердец к вашему командованию уже известно вашему превосходительству. Но до сего времени ваша мудрая осторожность предупреждала нас, и это было не менее мудро, чем необходимо. Ведь кто, обладающий таким великим разумом, иногда не испытывает страх во время войн и битв? Более того, храбрость человека всегда проявляется в войнах, и иногда слабость и трусость удерживает сердца даже храбрецов. По этой причине опытные воины сопровождают молодых бойцов во время битвы, чтобы показать им, как сражаться храбро и достойно, не потому, что у них есть сомнения по поводу верности их воинов, но чтобы те сражались с большей силой. Подобное делал и самый заботливый и победоносный Юлий Цезарь[128] перед походом в Фессалию, и Помпей Великий[129], и Луций Каталина[130], как и каждый хороший главнокомандующий. Поэтому, мой скромнейший принц, оскорбление, нанесенное их командующему, послужило мотивом и причиной призвать к оружию, к сенату, попиравшему законы, угрожающе направили спорящие трибуны от Лация[131], и хвастались свержением Гракхов[132].
29. И вы видите, добрейший принц, что все мы далеко от своих домов и страдаем от этой добровольной ссылки. Ваша победа сделает всех нас победителями, и сейчас более чего бы то ни было, поскольку наши враги полны страха, не имеют поддержки, а тиран является объектом ненависти всех людей, и пока верные сильнейшие люди доверяют себя вам и ждут вас. И поэтому позвольте мне посоветовать вам вслед за Курионом[133] (хотя и кратко)
Поспешите; промедление всегда фатально для тех, кто уже достаточно подготовлен[134].
Труда и опасности сейчас не меньше, чем раньше, но награда возросла во много раз. И также тот, кому сначала отказано в человеческой справедливости, затем получает поддержку небес. И так как ваше оружие поднято, чтобы не умножать разбой или обрести тиранию, а ваше единственное намерение — освободить нашу страну от тирана. С тех пор, как вы выбрали меня командующим вашего авангарда, я хотел бы ответить вашему превосходительству словами, с которыми Лелий[135] обратился к Цезарю, вам, кто является законным наследником и преемником королевства Британия,
«По правде говоря, наши жалобы в том, что Вы принесли слишком много и сдерживали силы слишком долго, — из-за того ли это, что от нас Вам не хватало доверия? Покуда теплая кровь дает движение этим дышащим телам, и пока наши мышцы сильны, чтобы кидать копье, станешь ли ты носить тогу и согласишься ли с тиранией Сената? Неужели это слишком плохо — быть победителем в гражданской войне? Поведи нас вперед через племена скифов или через суровый берег Сиртов[136], или через горячие пески иссохшей Ливии, так что мы оставим завоеванный мир за нашими спинами. Какие бы стены ты не хотел бы преодолеть, это оружие послужит тараном и разрушит камни, даже если городом, который ты пожелаешь уничтожить, суждено быть Риму»[137].
30. Когда он сказал это страстно и искренно,
Все отряды вместе отсалютовали, продемонстрировав свое согласие, поднимая высоко свои руки и обещая помощь в любой битве, в которую бы он их не позвал. Их восклицание достигло небес, такое громкое, как когда фракийские ветры обрушились вниз на верхушки сосен Оссы[138], лес шумел и деревья клонились к земле, вновь поднимаясь в небо и возвращаясь назад, словно откинутые прочь[139]. Когда принц увидел, что война горячо встречена солдатами, даже если бы мог он по своей слабости, и то бы не остановил течение судьбы[140], а потому он немедленно велел всем отправляться по кораблям. Отправив молитвы родным для Британии святым, чтобы они вступились за них перед Господом, [путешественники отправились в путь], и вскоре благоприятный ветер даровал им успешное путешествие. Итак, добравшись благополучно при помощи южных ветров и бросив якорь с Божьей помощью и поддержкой, […] они прибыли в Англию. Там, как было обещано[141], […] были в частности собраны.
31. Когда ему был дан примерный список того, что нужно сделать, было рассказано о месте и времени, и когда он узнал обо всех приготовлениях Ричарда, великосердечный принц поднял и выстроил свою армию и назначил графа Оксфорда главнокомандующим. Этот человек, вовсе не неопытный в оружии, разрабатывал стратегию боя для принца и других лордов. Как я уже сказал ранее, некоторые дворяне названного короля Карла присутствовали здесь с другими отважными воинами, и их командиром был сэр де Шанде, человек, имевший военное образование.
32. Когда все воины были готовы, граф Оксфорд бесстрашно повел их от уэльской гавани, названной […]. Сейчас, мне кажется, следует привести приветствие, благочестивое и достойное такого великого принца, к Англии, которое он произнес, когда увидел свою родную землю с корабля, и его речь к своим последователям, когда они высадились.
33. «Здравься, могущественная повелительница войны и мира, облагороженная людьми святого духа и наделенная всеми дарами фортуны. Ты превосходишь все народы, отделенная от них великим океаном, но никогда еще не получала достойной похвалы своих людей. Наконец, спустя столько времени, я иду, направляемый Богом с небес, чтобы избавить тебя от тех бедствий, от которых ты страдаешь. Мы не желаем захватить тебя с помощью стали, огня и грабежа, но с Божьей помощью мы обязаны освободить тебя от тирании и восстановить тебя в твоих древних законных правах, аннулированных с убийством благословенного Генриха VI.
Долгое время моей надеждой была радость увидеть тебя снова. И сейчас, когда я наблюдаю тебя, страдающей и жестоко плененной беспощадным тираном, я радуюсь в своем сердце, ибо я приветствую тебя, я люблю тебя, я буду защищать тебя. И я клянусь Богом, что каждый, принесший тебе вред, даже если он мне самый близкий родственник, будет осужден как мой самый злейший враг, я накажу и покараю его. Вот почему я предупреждаю вас не чинить никакого зла простому народу, не отнимать средств к существованию для своей выгоды и не брать ни у одного жителя ничего без компенсации. И если вы просите денег, то здесь и сейчас мы готовы предоставить вам достойное жалование. Не причиняйте зла никому другому, ни словом, ни делом, если не желаете, чтобы подобное совершили с вами или сказали вам. Если вы поведете себя таким образом, Бог будет благосклонен к нам, поскольку нарушающий закон воровством недолго радуется чужой собственности».
Когда эти благочестивые и справедливые слова были сказаны принцем, все слушавшиеся обратились к нему единым сердцем в своем согласии, обещая своим командирам по доброй воле, что будут вести себя, как было сказано, и если поведут себя иначе, то будут терпеливо ждать справедливого наказания.
34. Пока все описанное происходило на суше в названном выше лагере, слух быстро как на крыльях прилетел к Ричарду о том, что граф Ричмонд действительно высадился в Уэльсе со значительными силами и готовит войско к бою в самое ближайшее время. Он пришел заявить права на то, что принадлежит ему по отцовскому и материнскому праву, не желает более ждать и намерен как можно скорее вступить с ним в битву. Пришло время возмездия: Бог медленно наказывает, но тяжелейше карает творивших зло. Услышав об этом примерно в таких словах, как змея, вскормленная на дурной траве, тиран разгневался и разозлился, как Гирканский тигр[142] на Марсийского вепря[143], когда тот почувствовал, что ранен им. Поэтому он разразился внезапной яростной речью к своим последователям:
35. «Берите оружие, мои соратники. Потому что в наших руках оружие, на которое мы питаем все наши надежды, и мы должны получить перевес теми силами, что нам удалось собрать. Я приказываю вам, командую вами и направляю вас уничтожить их всех огнем и железом, без жалости, без почтительности, без благосклонности. Убейте французов и других иностранцев до последнего, убейте их безжалостно, заставьте их страдать. И убейте графа Ричмонда без какого-либо уважения к его роду или знатности, или, если сможете, приведите его ко мне, так чтобы я мог применить к нему новое и неслыханное доселе наказание, или хотя бы убить и умертвить его своей собственной рукой. Так идите же, мои верные подданные, и несите мой приказ быстрее молвы».
Были отправлены королевские указания во все стороны, и быстро собраны все лорды королевства, и направлены выполнить то, что они должны. Но в это время достойный и благоразумный лорд Стэнли[144], сейчас граф Дерби и муж самой доброй матери названного выше графа Ричмонда, вместе со своими благородными сыновьями по своей вере и превосходной мудрости пренебрег повелениям тирана. Эти люди не совершили ни единого злого дела графу Ричмонду в его поиске обрести свои законные права. Узнав, что эти благородные сердцем люди не враги ему, принц вступил в борьбу более смело. Стоит ли еще тратить слова? Вот приблизился день, когда обе стороны решились дать друг другу бой.
36. Хотя я слышал об этой битве своим ушами, в этом деле глаз — лучший свидетель, нежели слух. Поскольку, как я говорил ранее, я слеп, то не так смел, чтобы подтвердить день, место и порядок битвы, и потому пропускаю этот эпизод. И на том месте, где должно быть описание сражения и поля боя, до тех пор, пока я не буду лучше информирован, я оставляю большой отрезок пустого места на бумаге.
[...][145]
37. После того, как граф Ричмонд возблагодарил Всевышнего Бога за его божественную поддержку, и тиран был низложен, как он того и заслуживал, рев горнов и звуки труб достигли звезд. Затем все священнослужители, которые прибыли вместе с самым удачливым графом Ричмондом, от самого сердца самые благочестивые молитвы отправили к небесам. Среди них был и преподобный, кто в то же время был и его секретарем[146], а сейчас — Хранителем Первой Печати и Епископом Винчестера, моим лордом и самым внимательным покровителем, вместе с францисканским монахом Михаилом Диконом, Епископом Асафа[147], бывшего когда-то исповедником короля, и мудрейшим Кристофером Уорсвиком[148], настоятелем Виндзора, до этого назначенным королевским раздателем милостыни. И праведный христианский принц повел себя самым скромным образом по отношению к своему успеху, не так, как поступают множество людей, а затем дал знак рукой всем своим людям установить тишину и начал говорить:
38. «Я не могу воздать должную благодарность, поскольку никакая благодарность не будет равноценной такому оказанному покровительству и помощи. Но то, что я не смогу сказать словами, можно увидеть и почувствовать в поступках и действиях. О, величайший труд божественного благочестия! И таким образом, приписывая свой успех благословению небес, я благодарю, как могу словами и сердцем Тебя, милосерднейший Иисус, и также тебя, о, Пресвятая Богоматерь, по чьей воле я получил победу в эту субботу[149]. Вы всегда будете окружены почестями и молитвами. И все вы, святые этой земли, чьей поддержкой я доказал свой триумф, продолжайте нести свои молитвы Богу до тех пор, пока наша судьба будет приносить нам такие благостные начала. Пусть это найдет свое начало и конец в тебе, о, благочестивая Дева! Направь наши молитвы, адресованные Тебе, Святой Троице, и далее я должен принести свои благодарности Тебе и небесам.
В то же время вам, благородные прелаты священного духовенства, принадлежат первые плоды празднества, поскольку в ваших делах и молитвах пребывает Господь[150].
Я не знаю, что еще сказать, я переполнен великой радостью и великой скорбью. В первую очередь радостью, потому что я вернул вам ваши дома и сердца, мои товарищи по оружию. И я скорблю потому, что так много храбрых воинов лишилось жизни, и им я бы хотел оказать достойное погребение. В частности, я считаю, что тело короля Ричарда должно быть погребено в […] со всем должным почтением»[151].
39. Когда эти достойные приготовления были совершены, все в один голос и с единой волей провозгласили графа Ричмонда королем. А затем их сердца, так долго скованные ужасом и страхом, растаяли, и каждый открыл свою душу их новоназванному королю и поклялся хранить ему верность, как никому доселе. В той битве лордов […] и приказали держать под стражей до тех пор, пока король не прибудет и разместится в столице, разрешит свои дела и не будет свободен, чтобы посетить их.
40. В субботу (тот же день недели, что и тот, когда он победил своих врагов) граф Ричмонд радостно въехал в Лондон, сопровождаемый большим количеством лордов. И хотя я слеп, я был так полон радости и чувств, что присутствовал при этом и публично продемонстрировал труд своего поэтического вдохновения — следующее стихотворение:
Приди, муза, и расскажи о прекрасных победах Короля Генриха VII. Приди на гибких струнах, о гармоничная Клио[153], и поведай о его победе и славе.
Пусть твой хор споет об этом звонкими голосами вместе с Фебом[154], пусть и твои лиры вступят, восхваляя короля до небес.
Пусть радостные юноши и девушки возвестят о его прибытии со счастьем на лицах. Пусть город возрадуется, словно невеста, которую ведут навстречу ее будущему супругу.
Посмотрите, как все ветры утихли, кроме Зефира[155], теплого в своем шепоте. Он лелеет розы и яркие цветы прекраснейшей весны.
Как затяжной дождь, ливший сквозь разверзшиеся тучи, больше не мешает земледельцам, и печальный пахарь оставил надолго свой плуг,
И затем Аполлон, в своей цветущей повозке уводит тьму черных туч и приносит назад свет, пахарь поет,
И этот день, когда король возвратился, он рассеивает мрачную вражду, и солнечный свет сияет ярче при этом могущественном короле.
Наши моряки снова отправятся в плавание по обширному Каспийскому морю, не боясь штормов. Пусть все английские суда посетят далеких Гелонов[156].
И пусть вся наша страна ликует сегодня с веселым гомоном и радостными Музами; пусть более не испытывает страха, с тех пор, как наш король обрел свою корону.
41. Во время этого самого радостного въезда вы могли бы услышать голоса всех людей, восхваляющих и благословляющих ангельское спокойствие короля и превозносящих до небес имя короля Генриха. Затем король, утомленный и усталый от длительного путешествия (которое началось от Сент-Олбанса[157]), отдыхал ночью во дворце Епископа Лондона. Затем пришло время коронации, и в день, назначенный королевскими советниками, король отправился в Лондонский Тауэр. Далее заняло бы очень много времени рассказать, что делали благородные люди, принимая его с почестью, как военачальника и героя. Но когда я узнаю больше об этих событиях, то напишу больше. Поэтому сейчас я планирую также оставить здесь много свободного места.
[...][158]
42. Здесь снова ты должна сойти на землю, моя Муза. Почему же так необдуманно ты готова броситься вперед? Тебе не по плечу задача написания и иллюстрирования подобных важных событий. Потому до тех пор, пока я не узнаю от других, что в действительности происходило, как и ранее, я пропускаю подобные описания. […][159]
43. В это время Тайный Совет[160] обдумывал вопрос о женитьбе своего короля, так великолепно коронованного. Несмотря на его отъезд, Франциск Бретонский давно пытался организовать брак между своей старшей дочерью Анной[161] и королем, но король вежливо отклонил это предложение без объяснения причин. Более того, во время своей жизни Эдуард IV настойчиво желал его брака со своей старшей дочерью Елизаветой. И как выяснилось, в согласии с желанием названного выше Эдуарда, его благороднейшая и благочестнейшая дочь целомудренно ждала короля Генриха[162].
44. Я не могу не сказать ни слова восхваления Елизавете, названной выше дочери Эдуарда IV, и потому я добавляю здесь об этом несколько слов. Когда она была еще девочкой, то до кончиков пальцев чувствовала страх Божий и покорность перед Его волей, необычайное смирение к своим родителям, невероятную любовь к своим братьям и сестрам и особое почтение к беднякам и божьим людям. Когда она услышала, что законный король получил корону, охваченная счастьем она воскликнула: «Наконец, Боже, ты услышал наши смиренные прошения и не отверг наши молитвы[164]. Я помню и никогда не забуду о том, что мой благороднейший отец однажды пожелал выдать меня за этого мужественного принца. О, как бы я хотела быть достойной этого сейчас! Но сейчас мой отец мертв, и мне не хватает хороших друзей, чтобы вести переговоры в подобном деле. И затем, возможно, он предпочел другую девушку из-за моря моей превосходной красоте, богатству и достоинству. Что же я могу сказать? Я одинока и не решусь открыть мои помыслы кому-нибудь. Что, если бы я рассказала об этом моей матери? Я стыжусь этого. Сказать другим лордам? Мне не хватает уверенности. Если бы я могла поговорить с ним, возможно, в течение нашего разговора я могла бы коснуться этой темы. Я не представляю, что произойдет, я знаю только, что Бог не оставляет тех, кто возлагает свои надежды на Него. И заканчивая эти мысли, я все свои надежды обращаю к тебе, Боже. Поступи со мной в соответствии с Твоим милосердием».
45. Когда она тайно размышляла об этом, Бог уступил желанию девушки и сделал так, что после того, как принц узнал о ее чистоте, вере и честности, то сразу же полюбил ее. И когда был созван совет всей знати королевства, было решено, что одна дружная и гармоничная династия будет создана из двух семей, страдавших более всего из-за своей вражды друг к другу. Поэтому свадебные светильники и украшения, необходимые для такого мероприятия, были приготовлены. И здесь мой разум снова остановлен сомнением о моей возможности описать этой событие со всем присущим ему величием. И потому я умышленно опускаю описания самой свадьбы, коронации королевы, приношения щедрых подарков, пиров, балов, турниров самого богатого вида, чтобы показать и вызвать счастье, и множества золота, серебра, колец и драгоценных камней. […][165]
46. Когда королевская свадьба была отпразднована, величайшее счастье наступило в королевстве. Если раньше, как я уже говорил, сильнейшая и неистребимая вражда почти уничтожила эти два благороднейших дома, то сейчас, когда все услышали об этом браке, люди стали зажигать огни повсюду, танцевать, петь и пировать везде на улицах Лондона, все жители обоих полов молились о процветании короля и королевы, чтобы их радости продлились и ознаменовались рождением нового принца. И наш Бог Иисус Христос был благосклонен к подобным молитвам, и вскоре наша королева стала ожидать ребенка. В этот момент новое счастье появилось у нашего короля и ликование для королевы, радость для Церкви, веселье для двора и необычайное торжество для всего королевства. Если бы Судьба позволила насладиться светом его жизни чуть дольше не только у Англии, но и у всего мира с рождением этого ребенка было бы больше причин для вечной радости и ликования[166]. И Бог, Который управляет всем и Чьей рукой сменяются скипетры и вершатся судьбы королей, был к нему расположен.
47. В то время, когда королева ожидала рождения ребенка, король оставался в Винчестере, занятый новыми делами королевства и восстановлением государства, которое долгое время было разрушено от края до края. Когда пришло время родов и необходимое время пришло, родился новый маленький принц, продемонстрировавший столько обаяния, грации и благочестия, которые были обещаны неслыханным счастьем предыдущих поколений. Добавлю от себя, что я был в необычайном божественном вдохновении и некоторое время назад известил об этом в стихах, исполненных на коронации его матери, благороднейшей Королевы Елизаветы:
Сойди со своего священного хребта, Каллиопа[167]. Приди, получив перо Аполлона Кинфского. Как первая из муз, появись, неся его пифический медиатор.
Королева, дитя Юпитера[168], хранящая корону, что белее весенней розы, настолько яркая, как цветы с постели из роз Дианы[169],
Ниспосланная от богов свыше, она присоединяется с величайшим принцем согласно божественной воле, с ним, кто с безмятежностью превзошел весь мир своими мужественными молитвами.
О нимфа, добрейшая даже, чем мать Фебы[170], ты, чье величие дало жизнь такому великому королю, ты превзошла всех в своей добродетели, ведь твое восхваляемое целомудрие, привнесенное в этот брак,
Создало сына для такого великого отца, благодаря которому мир Сивилл[171], управляемый любовью, может быть дарован на века вечные.
И так же ты, Город, пусть же счастливая сердцем королева получит эту благородную корону. Возрадуйся, навсегда восхваляя обе эти знатнейшие розы с честью.
Сам же Артур, выросший в том знатнейшей семье, был очень похож на эти прелестнейшие и ярчайшие розы, я имею в виду красную и белую[172], таким образом, что если его благородные добродетели не превзошли славу всех иных принцев, то, как минимум были равны им.
48. Когда яркая звезда Артура воссияла в мире, в то время бесплодном на молодых принцев, все Демоны Ада[173] были изгнаны далеко прочь. В момент восхода звезды Арктур[174], который согласно гороскопам пришелся на 12 сентября[175], также родился Артур. Чтобы поздравить его с рождением, сотни стихов были сочинены мною[176], многие из которых я опустил здесь по причине их многословности. Их начало было следующим:
Поспеши поздравить новорожденного мальчика, моя Муза, этот ребенок наследует свою родословную от знаменитых королей. Отпразднуй этот торжественный день. Вплетите цветы в свои волосы, вы, англичане, и оплетите свои головы гирляндами венков. Пусть поет флейта, пусть юноши и милые девушки танцуют и сотрясают небо своим смехом, и пусть счастливый Лондон проводит игры и фестивали. И королевский принц Артур вырастает, направленный с высокого Олимпа, вторая надежда нашего королевства. Усейте землю зеленой травой, смешанной с цветами, и пусть веселые костры дарят свой свет, когда день идет на убыль. Праздник приближается, счастливый день, который должны приветствовать все англичане. Пусть как простой народ поет торжественные гимны, так и придворные тоже. Пусть заполнят свои столы яствами и наполнят свои кубки, пусть поднимают бокалы и произносят тосты друг другу, и пусть каждый добавляет имя короля при каждом глотке. А вы, отцы со лбами, обвязанными лавровыми венками победителей, встаньте у алтарей, отправляя молитвы, достойные Бога, чтобы Он даровал Своему сыну все, чтобы вы не попросили для Генриха. И в то же время пусть службы не прекращаются в наших церквях; пусть и Епископ Христовый, носящий свое одеяние пастуха, руководит традиционной службой. Пусть священники поют прекрасные гимны, наполненные молитвами, и молятся святым, чтобы те помогли и благодетельствовали мальчику, чтобы он превысил великолепные дела его отца и превзошел своих предшественников в благочестии и делах оружия. И он сделает это, поскольку сама его природа говорит об этом. Так же как утренняя звезда восходит на востоке, и вечерняя звезда ведет Феба в западные воды, и пока звездные сферы вращаются и поворачиваются согласно своим путям, давайте праздновать ежегодно этот великий день. Пусть праведный ладан будет зажжен на наших алтарях, пусть горят ароматные специи, посланные нам Счастливой Арабией[177]. Пусть сам гений[178] придет, чтобы увидеть эти почести, и пусть его изображения источают чистое масло.
49. Когда я думаю о счастье, предсказанном в остальной части поэмы, и снова о трагедии, ужасном несчастье, свалившемся на все королевство из-за безвременной смерти принца, о небеса, мой язык прилипает к моей гортани. Но как бы то ни было, я должен продолжать. И чтобы не разрушать общую линию моего повествования, я оставляю возможность написать о торжествах и великолепной церемонии крещения другим авторам.
50. Когда он немного подрос, то его добродетели стали ярко проявляться, даже несмотря на его возраст. Такова была сила его природы, без какой-либо тренировки или вмешательства кого-либо, благодаря своим врожденным прекрасным личным качествам они стали проявляться в первую очередь перед теми, кто был ответственным в становлении его будущего характера и благочестия. После очень быстро изучения азбуки он стал обучаться дальше своим прекрасным учителем мастером Джоном Редом[179] без какой бы то ни было другой посторонней помощи. После нескольких лет я сам попросил помощи (в обучении принца), как справедливо сказано в апостольском утверждении: «Аполлон посадил это растение, я поливал, но лишь Бог сделал так, что оно выросло»[180]. Возможно, я буду слишком смел, говоря об этом, но в то время, когда он был еще шестнадцати лет, то уже прочел труды Гуарино[181], Перотти[182], Помпонио Лето[183], Сульпицио[184], Авла Геллия[185], Валлы[186] — в прозе, Гомера, Вергилия, Лукана[187], Овидия[188], Силия Италика[189], Плавта[190] и Теренция[191] — в стихах, а также «Об обязанностях», «Письма», «Парадоксы стоиков»[192] Цицерона и Квинтилиана[193] из риторов, Фукидида[194], Ливия[195], «Записки о галльской войне» Цезаря[196], Светония[197], Корнелия Тацита[198], Плиния[199], Валерия Максима[200], Саллюстия, даже Евсевия[201] — все из этих произведений он если и не поместил частично в своей памяти, то, как минимум держал их в руках и прочел своими глазами. Затем последовала церемония присвоения титула принца в высоком Вестминстерском дворце[202], так долго ожидаемая знатью королевства, исполненная с таким изобилием всего, богатством и щедростью в расходах, что я едва ли смогу описать это. Но я украшу это прекраснейшее событие следующими ничтожными строфами, какого бы они ни были качества:
О, происходящий от Артура, возросший от благословенных праотцов, о, украшение и заслуженная слава нашего королевства, слава, с которой ты завершил три полных года, поднимается к звездным небесам и становится известной всему миру, ты самый славный ребенок великоразумного Короля Генриха VII, носящий имя, ниспосланное небесами, славься, Артур. Славься вновь, ты, кого принесли ярчайшие Плеяды[203], нимф более прекрасных, чем снежные постели из роз, ты, житель Пестума[204], и именно с этого, моя Клио, тебе следует начинать, с того момента, как Англия стала отправлять к небесам свои прекрасные молитвы. О, этот день, который заслуживает того, чтобы о нем вспоминали ежегодно! Это тот самый день, когда наши современники по всему миру могут созерцать образ великого Артура[205], воплощенный в маленьком мальчике. Приди же, Феб, и пусть звучит твоя лира выше вершины Геликона[206] так, чтобы компания сестер Боэция[207] могли спеть великие похвалы и занести в память потомков этот день торжественными пирами.
Я закончил, когда бог Аполлон пришел, постучав в мою дверь в компании муз, так же как он пришел в Делос[208], оставив тебе источник и воду, Ксанфа[209]. Дриопы[210] прыгают, Агафирсы[211] поют песню, в то время как он играет на своей свирели цвета слоновой кости. Он первый, кто появился и сказал следующие слова:
«Появись, Эрато[212]. Сейчас, сейчас же возьми свою покорную свирель, хотя моя сделана из золота. Начни, дорогая сестра, чтобы отпраздновать этот торжественный день, и воспламени сердца этого дома. Пришел благословенный день, когда я должен позволить Артуру попытаться принять скипетр его отца, и этого требует божественное Провидение. Вот и он сам пришел для выполнения оного. Исполните же самые благочестивые песни Феба, вы, девять муз, и украсьте свои волосы зелеными венками. Я и сам обвяжу свой лоб победоносным лавром, так чтобы и я, в компании его гения, стал бы свидетелем этого благочестивого обряда». Сказав это, он своим напевным голосом стал петь свои песни, созданные моей Музой:
Пусть наш хор воспоет во славу Артура сегодня, а сестры Феба[213] руководят этим, и принц станет принцем в должном порядке.
Его лицо безмятежно сияет радостью о пользе для его народа, словно рубин. Ясный луч света ярче солнца сверкает в его глазах.
Юпитер не мог бы дать англичанам ничего лучше, чем то, что мы видим сейчас, и ничего не может быть лучше, чем возвращение благородного короля.
Так пусть его родители обратят свои благодарности к небесам, чьи боги создали мальчика с таким благороднейшим характером, даруя ему священные добродетели Громовержца.
Пусть повсюду возрадуется народ, повторяя напевными голосами имя мальчика, ставшего принцем.
Пойте радостные песни, юноши и девушки.
Пусть дружелюбные боги даруют свои молитвы им обоим, так чтобы счастливый мальчик жил долго и принял правление после долгой жизни своего отца.
Пусть он доживет до старости и вместе со своим божественным пожилым отцом управляет морским трезубцем. Лахезис[214], вращая свои нити, пусть твое веретено вращается.
Я поместил здесь эти строфы о церемонии присвоения титула после описания его рождения, хотя я обеспокоен тем, что они не следуют друг за другом в хронологическом порядке, так что я должен сохранить последовательность и направить себя к прославлению его бессмертной славы более подходящим образом.
51. В это время Непогрешимый Римский папа[215] отправил к королю преподобного Епископа Конкордии[216] вместе с мечом, золотом, драгоценными камнями и богато украшенным головным убором. После того, как тот был достойно встречен в Лондонском Сити несколько дней спустя самим королем, он явился на аудиенцию в доброжелательном расположении духа, так как был почтенным и красноречивым джентльменом. Получив разрешение говорить, после обмена приветствиями он рассказал о том, как папа был рад победе короля, затем очень красноречиво принес свои поздравления. Его Святейшество никогда не сомневался, что его Высочество выступает по повелению Бога. Бог привык управлять королевствами так, что сначала некоторое время Он страдает, позволяя некоторым людям безнаказанно творить беззаконие, но, в конце концов, воздаст каждому по его делам… И так как папа воспринял происходящее как знак и символ нашей веры, он в качестве примера для хороших людей и предостережения творителям зла отправил Генриху Меч Справедливости и Головной Убор Управления, и он надеется, что однажды король защитит глав церкви всего христианского мира от самых свирепых врагов Воинствующей Церкви. Ответом на эти слова была не менее благочестивая речь Лорда-канцлера[217] […] Затем он, удовлетворенным таким доброжелательным ответом и одаренный щедрыми дарами, счастливый, отбыл.
52. В это же время послы были отправлены к нашему благочестивейшему королю из различных мест, лорды с благородной родословной, превосходным образованием, мудростью и имевшие огромный опыт, пришедшие отовсюду издалека, узнав о славе нашего благороднейшего короля. Ими были в частности послы из Франции, Испании, Германии, Бургундии. Затем послы из Португалии, Паннонии[218] и Ирландии были отправлены своими благородными сюзеренами к нашему королю, как к отцу и их императору. Ввиду достоинства этих людей, знатности и древности их рода и происхождения, наш безупречный король принял их с такой добротой, мудростью и так великолепно, не упустив ничего и сделав все с почтением и щедростью. После того, как он поговорил с каждым из них лично, он освободил их от поздравлений со своими великим победами, и они очень быстро вернулись к своему народу.
53. В это же время люди с севера атаковали графа Нортумберленда[219] без предупреждения, человека заслуженного во всем, выдающегося в сражении и заслужившего свою должность посланника короля, и обманом убили его. Я написал следующие строфы о его убийстве:
Ты еще не удовлетворен своей игрой, Квирин[220]? Каким числом погибших ты заставил умы людей свернуть на этот неистовый разъяренный путь, безумец!
Тебе следовало давно прекратить нападать на Генриха VII, мой побежденный друг, поскольку он трижды побеждал своим оружием на твоей земле.
Наш венценосный принц, миролюбивый и кроткий, подавил все враждебные восстания, так что англичане смогут жить долгое время в мире.
О свирепый Марс[221], что сподвиг этих диких крестьян своими окровавленными руками убить такого прекрасного графа, совершив такое несказанное убийство! О, преступление!
И сейчас, когда ваши напрасные выступления полностью не удались благодаря мудрой заботе нашего непобедимого короля, вы должны убрать оружие.
И подхватывайте: храбрый король, добрый король, выкрикивайте все. В этом случае (поверьте моим священным молитвам) Христос и Богородица отнесутся к вам благосклонно,
Пусть ваша счастливая судьба преодолеет силы Сестер Ада до всему миру. Пусть дружественные зефиры направляют ваши корабли по обширному морю.
Пусть Бог услышит наши ежедневные молитвы, что мы смиренно ему приносим, о том, чтобы вы держали в своих руках бразды правления и власти в мире.
Пусть же случится так, о принц, что божественный Мир наступит в озаренных солнечным светом деревнях.
Боги дадут тебе силу. Продолжай свой путь, и ветер наполнит твои паруса.
Сейчас же твой король вернулся к тебе, Город, с улыбкой на лице. Ты, закаленный пахарь, можешь спокойно возвращаться в поля вместе со своими водами.
Сейчас веселые девушки выходят из зарослей ежевики с цветами люцерны. Пусть волк свободно ходит среди бесстрашных ягнят, поскольку наш враг побежден.
Пусть возрадуется весь простой народ. Пусть наш народ радуется повсюду, возвысив свои мелодичные голоса, в то время как король возвращается в земли ваших песен.
Услышав о смерти графа, король принял это известие тяжело. Собрав людей, он направился на север и наказал всех восставших согласно их вине. И немного позже Ирландию охватило новое предательство.
54. В то время как рана от страшной смерти сынов Эдуарда IV еще не зажила полностью, мятежники задумали новое преступление[222], решив замаскировать его обманом, в своей вероломности они выдали мальчика низкого происхождения, сына пекаря или рыбака, за сына Эдуарда IV[223]. Они были так смелы и дерзки, что из-за своей ненависти не боялись ни Бога, ни человека. Затем, согласно своей схеме, они пустили слух, что второй сын Эдуарда был короновал в Ирландии. И когда этот слух дошел до короля, он с мудростью выяснил все факты от тех, кто принес ему эту весть: он благоразумно узнал о том, как и с чьей помощью мальчик оказался здесь и был приведен, где он вырос, где находился длительное время, кто были его друзья, и многие другие вещи подобно города. В соответствии с множеством обстоятельств разные гонцы были посланы, и, наконец […][224], который сообщил, что легко установит, где должен быть мальчик, и отправился в Ирландию. Но мальчик, наученный злым искусствам теми, кто был знаком со временами Эдуарда, очень быстро ответил на все вопросы посланников. В итоге (чтобы долго не останавливаться на этом) благодаря обманным советам своих сторонников он убедил многих послов Генриха, что действительно является сыном Эдуарда, хотя все они были благоразумными людьми, и его стало поддерживать большое число людей, готовых сразу отдать свои жизни. Смотрите же, что было дальше. В те дни велико было незнание даже у самых выдающихся людей, как и слепота многих (не говоря уже о гордыни и злобе), так и граф Линкольн[225] […] поверил этому без всяких сомнений. И так как он полагал, что тот является потомком Эдуарда, то леди Маргарита, бывшая супруга Карла[226], последнего герцога Бургундии, написала ему приглашение. Хитростью он быстро приехал к ней только с несколькими людьми для совершения такой величайшей измены и предательства. Объясняя все в нескольких словах, ирландцы и жители севера Англии были подняты на это восстание содействием и советом названной выше женщины. Поэтому, собрав для похода и германцев и ирландцев, при поддержке названной леди они вскоре достигли Англии и высадились на северном берегу.
55. Всегда уверенный в божественной поддержке, услышав об этом, король без малейшего трепета, но решительно и с готовностью собрал своих последователей и сказал им:
«Мои самые верные лорды и самые отважные товарищи в бою, вы, кто поддержал меня, несмотря на множество опасностей на суше и море, послушайте, сейчас мы против своей воли снова должны быть подвергнуты проверке в новой войне. Поскольку, как вы знаете, граф Линкольн, вероломный человек, собирает свои силы против меня, хотя я не давал ему ни малейшего повода для такого несправедливого отношения. И, как вы видите, он делает это хитростью, нагло, без страха перед Богом, создавая нам не столько трудности, сколько угождая желанию легкомысленной болтливой молодой женщины, которая не знает, что ее род пресекся со смертью ее брата Ричарда. Но, так как она всегда была врагом нашей семьи, она не заботится о благоденствии ее племянницы, моей благородной супруги, но даже стремится уничтожить нас и наше потомство. И вот вы видите, как часто мы были спровоцированы ею. Но она не останется безнаказанной. Я клянусь Богом и его Святыми ангелами, в то время как я забочусь день и ночь о вашей общей мирной жизни, наш враг выступает против меня. Но Бог, как судья, сильный и долготерпеливый, даст нам средства, чтобы справиться и с этим злом. В то же время я взываю к вам, ведь законное наследование должно доказать свою силу перед беззаконной творящей хаос группой людей. Вы тоже не Должны испытывать сомнений, что сам Бог, что сделал нас победителями в предыдущей войне, позволит нам восторжествовать над нашими врагами. Так ринемся же в атаку без страха, ведь Бог помогает нам».
56. Он закончил, и так как времени было мало, хотя граф Оксфорд был готов сказать ответную речь, король попросил у него тишины, и чтобы тот оценил неотложность возникшей ситуации. Итак, двигаясь также стремительно как «голуби перед грозой»[227], они вооружились. И вот королевская армия подошла к варварским эскадрильям, а те ждали наших воинов из-за горы, собранные и готовые. Но Бог, полный мщения, наказал их внезапной бурей, которая поднялась, как только они стали готовиться к битве, так, как когда Константин[228] сражался с врагами церкви, и наши люди, подумав, что они превосходят противника, победили их. Затем внезапный крик «Король Генрих!» вознесся к небесам, как и трубы возвестили вокруг и наполнили уши всех людей радостной вестью. Там же и этот мелкий король крестьян, о котором я говорил ранее и который был коронован в Ирландии, был захвачен в битве. Он был допрошен о том, какая дерзость вызвала этого негодяя совершить дело подобного масштаба, не отрицая факта, что его принудили к этому преступники подобного происхождения, что и он. Затем его спросили о его семье и родословной, и он признал, что все его родственники низкого происхождения и скромных профессий, о которых не имеет смысла упоминать в этой биографии. И граф Линкольн, в конце концов, получил по заслугам за свои действия. Он был убит на поле боя, как и многие другие, чьим командиром был Мартин Шварц[229], человек сведущий в искусстве войны, который пал, храбро сражаясь. Когда эта победа была одержана королем с помощью Всемогущего Бога с небольшими потерями, он вернулся в Лондон, чтобы возблагодарить Бога, сопровождаемый всеми своими воинами.
57. Я сочинил это стихотворение на его счастливое возвращение домой[230]:
Пусть другие идут по проложенным многочисленными бардами путям, описывая пришествие ночи на Трою[231], запоздалое возвращение Улисса[232] и внезапную кражу Палладия[233]. Пусть они хвалят Гектора, фессалийскую колесницу Ахиллеса и могущество золота Приама. Пусть поэт скорбит об убийстве Помпея египетским владыкой[234], и пусть своей мелодичной свирелью поет о Филиппах, белом от итальянских костей[235]. Пусть громко воспоют гимн Сципионам[236], благородным в своих добродетелях, пусть говорят о строгой справедливости Катона[237], и пусть другой поет со страхом и трепетом о великой силе бога. Пусть и другой поэт не молчит о твоих добродетелях, Метелий[238]. Но ты, образованный слуга[239] великомудрого сюзерена Феба, вместе с Палее[240], которая по доброй воле даровала тебе свои благородные искусства, превосходные моральные качества, здоровое тело, благоразумие, и нимфы даровали вам честь в лице такого благородного принца, и хотя вы смертны, его добродетели таковы, что моя Муза и моя Талия[241] не имеют должной силы, чтобы спеть о них достойно на своих струнах, даже если это струны Амфиона[242]. Я пою о триумфах Генриха VII, божественного принца. Он один — любимец Феба. И потому этот принц так милостиво любит мои скромные строфы и поощряет мою Музу. Он — принц выдающийся силой своего оружия, но и принц, который не испытывает удовольствия в захвате или сражениях, принц, который управляет водным трезубцем, принц, который заботится о своем королевстве, принц, являющийся украшением марсорожденного Квирина, яркий принц с античной оливой[243], принц, который как Крез, обогащает ваше имущество, принц, являющийся сыном небесного Меркурия[244], принц, славящийся своим умом, добрым именем, благочестием, учтивостью, здравым смыслом, родословной, изяществом и грацией и своим поведением. А потому моя флейта, хотя твой звук, может быть и слаб, всегда будешь восхвалять его до небес и повторять его имя снова и снова, пока камни не поднимутся со дна морского или пока смелый герой не боится сына Амифиона прорицателя Мелампа[245].
58. Папский легат[246] ожидал возвращения нашего непобедимого короля в Лондон после его победы, и он же объявил о крестовом походе, провозглашенном святым главой церкви. Добрейший король встретил его с той же сердечностью, с которой он встречал каждого и очень покорно подчинился предложению папы, так же как сын подчинился бы воле отца и тот час же повелел, чтобы новость о крестовом походе была объявлена по всему королевству. И я сочинил эту импровизацию о приезде легата:
Служитель римского хора почитается. Это твой день: будь и ты благосклонна, моя Муза. Пришел человек, способный управлять реками, полчищами зверей и Гетским ясенем при помощи своего меча[247]. Ему проигрывает кипящая страсть Лукреция[248], и это тот, кто провел аргонавтов через пролив[249], и он видоизменяет первоначальные вещи[250]. Что еще более великого я могу сказать? Ему подчиняется Муза Энния[251], и сейчас поэт находится в расцвете блеска Вергилия[252] и показывает величайшее мастерство стиха и прозы. Твоя же земля благословенна: наблюдая, как Гиперион[253] уходит в вышину и несет одного Лукана[254] к вашим праотцам. Но нам дан и второй, из рода лилий[255] в городе Лукка[256], прославленный великолепием своих стихов, добрым именем, скромностью, учтивостью, здравым смыслом, родословной, грацией и изяществом.
59. Вскоре после этого Гагуин[257], красноречивый посол его христианского величества Карла VIII короля Франции, вместе со своими благородными коллегами сэром Франсуа из Люксембурга и […] пришли к королю, спрашивая о возможности мирного договора. И после его великолепной речи, в которой, как я уже сказал, он говорил о мире и согласии, преподобный кардинал Кентерберийский[258] ответил со знанием дела: «Его королевское величество всегда желал мира, как и наш Спаситель, но мир будет невозможен до тех пор, пока не будут забыты оскорбления и нанесенный ущерб, поскольку войны обычно ведутся так, что никто не может жить в мире, и все одинаково страдают. Потому король Франции должен первым оказать честь нашему королю и просить мира». Когда эти вопросы были обсуждены, король передал этот вопрос королевскому совету. Затем они проголосовали за то, что если французы не заплатят их долг, приготовления к войне будут вскорости начаты. Я опускаю другие решения, которые были приняты, что ускользнули из моей памяти. Таким образом, французы, вернувшись к своему королю с подобным ответом, были отправлены снова назад к нам, но не с теми условиями, которые бы понравились нашему королю. И затем названный Гагуин воспылал гневом и опрометчиво бросил следующие слова нашему королю:
Мы здесь только для того, чтобы испытывать англичан такими частыми встречами и т. д.
Как я и говорил ранее, они впервые встретились, чтобы обсудить свои условия создания мирного договора. Господин Джованни Джильи, человек с огромным опытом в делах как людских, так и божественных, написал против названного посла сочинение и составил ответ от имени короля. На прекрасном и щедром пиру, насыщенном всеми видами яств, которыми король угощал их, в своем стихотворении (которое не приходит сейчас мне на память) Гагуин назвал короля пастухом. На что Джильи мудро ответил: «Если вы зовете меня пастухом, это делает вас овцами» и даже более резко. Затем господин Пьетро Кармелиано[259] из Брешии, прекрасный оратор и поэт, и королевский секретарь в своем мудром стихотворении (из-за его отсутствия я не могу привести здесь копию во время написания этих строк) прекрасно высмеял и раскритиковал его. Я молчу о колкой эпиграмме против того же человека, созданной Корнелио Вителли[260], которая начинается со слов:
Так вот как ты нападаешь на пурпурно-одетых королей — в стихах? Вот как ты выполняешь свои обязанности посла и эмиссара?
60. И я тоже, будучи одним из поэтов группы, написал против него, но не несколько строф, как другие, а примерно сотню оных, поскольку нет никого смелее на свете, нежели плохой поэт. Первые пятьдесят были написаны гекзаметром, которые начинались так:
Приди же сейчас, Отец Феб, выйди из своих Делосских пещер.
Затем последовали элегические стихи, «О пожилом Несторе[261]» и тому подобные, как и другие, начинавшиеся с «Корабля к острову Энопия[262]» и т. д. и некоторые другие, написанные одиннадцатисложным стихом[263], «С тех пор как ты помогаешь многим», из которых я процитировал окончание здесь, потому что могу их вспомнить (или из хвастливости):
Солдат радуется коням, фермер — земле, охотник — богам, поэт — своей Музе: таким образом, каждый человек благословенен своей собственной особенной усладой.
Освистанный и высмеянный многими подобными высказываниями и шутками, он [посол Франции Роберт Гагуин — прим. перев.] в скором времени отбыл. В то же время король скомандовал, чтобы приготовления к войне начались как можно скорее, чтобы он смог отправиться в поход во Францию перед тем, как наступит сезон бурь. Потому что приближалась зима.
61. Пока подобные распоряжения в Англии исполнялись, великое посольство с прекрасными и благородными участниками прибыло в Англию от императора Максимилиана. Я опускаю причины прибытия этого важного посольства, потому что не в моих полномочиях говорить о королевских фигурах, особенно если это неуместно. Я отважусь сказать только одно, что названный император доставил нашему королю много сложностей, о некоторых из которых я упомяну в более подходящем месте. Итак, когда они высказали свои предложения, послы отправились домой. И затем другое посольство пришло от эрцгерцога Филиппа[264] из Фландерса, полное величавых лордов, в частности […] Так как они пришли искать мир и согласие, король встретился со всеми из них, организовав очень теплый прием. Затем он отправил их обратно, наградив достаточным количеством даров.
62. В этом месте я должен упомянуть о рождении прекраснейшей леди Маргариты[265], первой дочери нашего короля и великолепного Генриха[266], герцога Йорка, второго сына названного короля, которые родились после названных выше событий[267]. Но хотя об этих вещах и уже упомянуто мною, придет более подходящее время, чтобы рассказать об этом. Давайте же продолжим о том, с чего мы начали.
63. Когда все было готово к походу и наш благоразумный король сделал все приготовления для своего королевства, он доверил все дела Божьему управлению и подготовил свою армию для переправки во Францию, как он и планировал ранее[268].
64. Услышав о непредвиденном прибытии нашего победоносного короля, французы были охвачены внезапным страхом и вооружились. Часть из них поспешила к Болонье, а другая часть попросила лорда Корде[269], чтобы он подготовил все необходимое для противостояния таким великим опасностям. После этого они вспомнили о своих потерях в предшествующих боевых действиях. Он, как человек не склонный к спешке, сначала посовещался с пожеланиями своего короля и затем стал пытаться поднять боевой дух своих солдат. В то же время наш король, приняв меры предосторожности для благороднейшей королевы и своих прославленных детей, нашел попутный ветер и доверил себя морю. Но перед тем, как покинуть берег Англии, он сказал своим лордам следующее:
65. «Говоря в первую очередь о самом главном, я осознаю, что мужество даруется не размером армии короля, но небесами. Посему нам не стоит чересчур надеяться на наши силы, но возложить все наши надежды на Бога. В соответствии с вашим решением я начинаю эту великую и тяжелую войну, но возлагаю свои надежды не столько на храбрость наших людей, или на количество наших военных сил, лошадей, богатства и других ресурсов, сколько надеюсь всем сердцем на милосердие Божье, смирение и Его защиту. И хотя сейчас я в немалой степени обеспокоен своей супругой и моими малолетними детьми, как и сложностями предстоящей зимы, тем не менее, сейчас я предпочитаю исполнить ваши желания, нежели свои, так, чтобы моя любовь к вам побудила вас прекрасно выполнить все, что потребуется, моя добрая воля пусть вселит в вас мужество, моя привязанность пусть поощрит вас, моя доброта пусть убедит вас. Но так как сегодня ситуация не позволяет мне сказать больше, я на этом заканчиваю свою речь».
66. Затем, попрощавшись со своими людьми, он отбыл по своим королевским делам, и, отдав все необходимые распоряжения, после удачного пересечения вод, он прибыл в Кале. И, если я должен пропустить рассказ о том, как много он сделал в этом месте, скажу лишь, что он взял в осаду хорошо укрепленный город Булонь[270] со стороны берега и начал атаку города силами артиллерии. Со своей стороны жители города оказали сопротивление и укрылись за стенами своего города. Они не решались выйти на открытое поле, но защищали себя орудиями со стен. В то же время французы созвали совет и по повелению короля был отправлен лорд Корде как посол короля для переговоров. После передачи приветствий от своего сюзерена, он в первую очередь проверил короля множеством обещаний, а затем стал смиренно умолять его прекратить военные действия. Король, миролюбивый по своей природе и не желавший напрасного пролития человеческой крови, обратился к своему совету. В то же время он доверил все дела губернатору Кале, Жилю Добиньи[271], сейчас Лорду Казначею, очень добродетельному и верному дворянину. В конце концов, с Божьей помощью, появилась возможность для заключения мира, благодаря нашему добрейшему сюзерену, «Золотой горе»[272]. В следствие чего было произведен обмен взаимными обещаниями, заключенный на бумаге, наш король потребовал свои древние и законные права[273], которыми обладали его династические предшественники[274], и когда это было любезно предоставлено королем Франции и многие другие вещи, недоступные моему разуму были также совершены, для них здесь также было оставлено свободное место, так, чтобы другие факты, упущенные мною по моему невниманию, могли были быть добавлены, когда принц повелит, чтобы мои жалкие стремления были доведены до совершенства. […]
67. После того, как мирными переговорами были подтверждены законные права нашего милостивого короля, он поспешил вернуться домой, хотя уже началась зима. В это же время он получил большое число писем от нашей скромной королевы, наполненных всевозможной нежностью и любовью, а также желанием получить расположение короля и успокоить разум, чтобы он поскорее вернулся. И таким образом, со всеми удачно разрешенными делами и в Кале, и в Гине[275], при хорошей погоде и нежно дующем южном ветре, король и вся его армия вернулся назад в целости и высадились в Кенте. Там они вознесли свои молитвы у могилы Томаса Кентерберийского[276] и затем вошли в Лондон, повсюду встреченные ликующими людьми. И я, переполненный радостью, написал несколько строф, чтобы отпраздновать успешное возвращение:
Пой же увенчанному лавром победителю без меня, счастливая и благословенная Клио, ты, кто был свидетелем таких великих триумфов, и ныне видишь наш почтенный совет, приди к столь великому принцу и поприветствуй его. Величественный Юпитер не мог даровать британцам ничего большего, как наш принц, который не мог сделать более великое деяние перед лицом святых, чем достижение мира. Этому радуются небеса, как и люди, и чтит это событие весь мир. Приди же, чтобы обвить великолепный дом нашего доброго короля лавром мира и спокойствия, пусть любовь Бога к миру избавит тебя от промедления.
Посмотрите, как оказавшая помощь и содействие Паллантидам[277] прекраснейше возвращается на своей повозке из роз с берега Морини[278], принося нам новый день. О, матерь Мемноны[279], видел ли я дворец более украшенный розами и вратами в столько ярком пурпуре? Почему нижние огни не исчезают, Матер Матута[280], почему ты медленно ведешь своих коней, О Босфор[281]? Не потому ли это, что вы хотите увидеть великолепные процессии, благочестивые боги, и благородные трофеи нашего неукротимого командира? Не удерживайте быстрых, дышащих огнем коней солнца. Вот и Оры[282] уже совсем готовы и в этом нет нужды. Поскольку Аполлон должен направиться еще раз к пастбищу Адмета[283], поверьте мне, веселое лицо нашего сюзерена снабдит нас светом в избытке. Феб, ты можешь идти.
Сейчас, знаменитый город, с лентами, обвитыми лавром, ты радостно встречаешь нашего великомудрого короля, вернувшегося с Севера[284], сопровождаемого всеми его товарищами, и вместе с Громовержцем они отвечают его молитвам. Так приди же, с улыбкой отпразднуй этот торжественный день, опустив свои боевые знамена, так же как и в тот день, когда правитель богов, Германии[285] подарил Teбe корону из лавра за свою победу над Сарматским народом[286], и Рим вышел в длинной процессии и, ликуя, исполнил свои клятвы, приведя с собой украшенный гирляндами скот. Так же следует вести себя и тебе, благородная страна, при прибытии своего правителя, когда он принесет с собой дары священного мира. Свободно дари ладан, воспой мелодичные гимны, воздай ему должные похвалы благочестивой песней, благородный народ. Мир дарует гораздо большую славу, нежели война. Потому что, то, как много приносит мир смертным, становится видно из последствий жестоких войн, принесших человеческие жертвы своими опасностями. Много лет, Марс, ведение войн было твоей заботой, потому что дикий Скорпион поразил тебя, поразил своей жестокой яростью, и своим грозным жалящим хвостом вредил людям. Но ты должен оставить эти времена позади. Звезда Юпитера побледнела, и храброе дитя Атласа[287] остановило свои быстрые движения. Затем Мать Венера потускнела, и ты один стал управлять небом, суровый Марс. Хранящий меч Орион[288], твой брат по оружию, светит ярко и правит огромным небом. Но твоя любовь к миру, вековечный бог, побудила тебя посмотреть далеко вниз, на земли, сотрясаемые такой великой бурей и обуздывающие ужасающую пасть войны сотнями цепей, закрывая воинственные врата вечного Януса[289].
Но вот появляется шествие. Хлопайте командующему, принесшему мир. Пришло время мира, мы прославляем мир аплодисментами. Пусть благочестивый прелат, заметный по своему Тирскому пурпурному[290] одеянию, проводит церемонии, посвященные богам. Пусть он сегодня возжигает ладан в душистых капеллах, пусть его сопровождает хор, поющий гимны восхваления, обученный искусству Аполлона модулировать голоса по нотам. А ты, снизошедшая с небес королева, кто вместе со своими детьми сверкает среди нимф, которые окружают тебя, как розы, сияющие среди лилий, отдай свои обещанные приношения святым на небесах, приношения, достойные такого великого мужа. Вы с радостью видите, как проходит триумфальная процессия, дарующая свет вокруг по всей стране. Пусть простой народ свободно отправляет свои молитвы богу, пусть придворные поют победный гимн, повторяя снова и снова «я победил, отец, я» приди же, и пусть ворота будут украшены лавром, пусть лавр мира украшает лоб нашего командира. И пока боги свыше продолжают даровать тебе непрестанные победы, чтобы оповестить о твоих делах по всему миру, делах, освященных Ликейским богом[291], Музы запретили восхвалять их в моих стихах, как хвалы Цезарю Августу[292] однажды. И как лавр всегда зеленеет и никогда не сгибается под бурей ветров, но скорее остается неизменным в своих стойких листьях, никогда не опадает и не умирает, так и ты, самый непобедимый из королей, могущественный на воде и суше, пока сверкают ярко звезды на небесах, отражая лучи Феба, твоя вечнозеленая слава будет славится гимном вовеки.
И сейчас пусть же страна Британия радуется повсюду, воспев эти благородные победы, и пусть воздаст слова великой благодарности Христу.
И Марс, так же как твои напрасные попытки внести смуту сошли на нет благодаря заботе нашего сюзерена, отложи свои стрелы, ты, неистовый бог.
Живи, храбрый король, благочестивый и кроткий. Живи и здравствуй, ведь Бог всегда демонстрирует Свое согласие на мир и спокойствие, и все живут в мирном покое.
68. О, Марс, если бы ты никогда не творил гражданских войн среди англичан, но защищал жителей Англии, победоносных в течение многих веков, особенно под знаменами мудрейшего короля Генриха VII, ведь ни один король не был и не будет настолько велик, даже если придет время возвращения Властителя Сатурна[293], кто (если это правда) был первым, кто принес Золотой Век в этот мир! Но, как повествует мифология, Юпитер свергнул его. Но наш король, чье имя «Золотая гора»[294], будучи более счастливым и мудрым, чем сам Сатурн, продлит время своего правления навсегда, ведь такова воля небес. И хотя черная зависть всегда стремилась противостоять его успеху, как бы то ни было, какие бы люди не стремились восстать против Божьей воли, это было безрезультатно. И сам Бог, Чьи тайны недоступны человеческому уразумению, иногда позволяет злым поступкам людей выступать против добродетели, но это только потому, что добродетель, которая есть в них, должна быть проверена, как золото в печи[295]. Мы читаем, что то же самое случилось с Геркулесом[296], который, победив большое количество чудовищ своими силами, в свой последний день узнал о том, что зависть не исчезает, а возрождается снова. Что же о Реме и Ромуле[297]? Что же об Александре и Помпее, названными Великими? Разве подобная злоба не коснулась и их? В самом деле, я не вижу ни одного Христианского монарха, чьим добрым делам не противостояла бы ужасающая зависть, но некоторые из них выделяются меж другими превосходством своих добродетелей (если я могу сказать так, никому не нанеся обиды), и среди них наш Генрих, прежде всего. Но чтобы мне не льстить или не выслуживаться, восхваляя его, давайте продолжим дальше нашу тему.
69. Но, как было сказано во вступлении, зависть никогда не уходит. Это ясно как день в том случае, о котором я собираюсь рассказать дальше. Из-за (если я могу так сказать, не оскорбив нашу королевскую семью) Маргариты Бургундской[299], сестры жены нашего короля, которая, не успокоив свою давнюю злобу, словно вторая Юнона[300], задумала новое неслыханное преступление против нашего короля и попыталась передать свою застарелую ненависть (так как гнев женщины бессмертен) в этом, произошли дальнейшие события. Но ее яд не поразил бы никого, разумеется, кроме бестолковых дураков. Среди которых был французский секретарь его королевского высочества Этьен Фрион[301], кто оказался под влиянием этого ядовитого помысла женщины, бежал от короля с некоторыми другими мошенниками такого же рода и попытался сделать худшее из всего возможного. Но его стремления были напрасны, и он был наказан великими несчастьями. В это время число заговорщиков было обозначено, но было бы слишком долгим упоминать их всех здесь. Они пытались обмануть всех так, что некий Пьер Турне привел некоего еврея по имени Эдуард, впоследствии представленного как крестного отца Короля Эдуарда и выросшего в этой стране, который обучил и велел самозванцу называть себя молодым сыном Короля Эдуарда IV и притвориться, что тот вырос в разных странах. В конце концов он был приведен к королю Карлу VIII[302] во Францию по совету названного Ориона. Или скорее, как было сказано, чтобы напугать нашего короля, они дали очень большие обещания, чтобы привлечь его из Ирландии. Когда она увидела, что французы не очень стремятся оправдать ее ожидания, Юнона[303] позвала его назад, и он отправился во Фландерс. Затем он был отнесен в Ирландию попутным ветром с целью своей коронации и своими хитрыми действиями подкупил и склонил к измене большое число варваров с этого острова. Ему это удалось, так как он описал и повторил рассказ обо всех событиях времен дней правления Эдуарда IV и всех его фаворитов и слуг, он смог рассказать все это по памяти, так как был обучен этому с раннего детства. Он добавлял детали, включавшие названия мест, времени, личностей, чем с легкостью поразил пустые головы этих людей. Введенные этим в заблуждение даже честные люди и люди благородные по происхождению стали верить ему.
70. Что же было дальше? Несколько предсказаний, говорящих о нем, распространялись лжепророками, чьим обманом был ослеплен разум простого народа. В конце концов, благодаря хитрости и планам его злых советчиков, он отбыл из Фландерса и поспешил в Англию. В это же время король был занят делами далеко от Кента. И таким образом, со всем необходимым, благодаря расходам и средствам, потраченным для этого Маргаритой, его флот был направлен в эту страну. Его командиры […][304], люди выдающиеся в военном деле, доверили себя морю и фортуне. Жители Кента, которые были наказаны раньше, были исполнены страха и сначала сомневались, и некоторые из них думали о том, что случится с ними в результате их нового заговора. Поскольку раньше, как они рассказали, уже приходили люди, выдававшие себя за Христа и Его апостолов, пришедших на землю снова, и соблазнили невежественных крестьян, и те получили заслуженное наказание за свои дела. По этой причине, когда названный флот прибыл к берегу, они целеустремленно решили оказать сопротивление этим «королевским» силам. Но, согласно своему плану, они сначала организовали им дружественную встречу на земле и пообещали драться на их стороне. Но корабль Перкина, унесенный от берега ветром, или, как думают другие, потому что он понял обман, отбыл далеко прочь. Когда он узнал о том, что других взяли в плен, он спас свою шкуру, устремившись в бегство. Но остальные, когда узнали, что были обмануты, сначала посетовали на твердую веру местных жителей и начали сражаться, но были с легкостью побеждены […][305]. И в условный день они прибыли в Лондон, связанные веревками, подобно ворам, кроме раненых, которых везли на повозках, на всеобщее любопытство. Несколько дней спустя некоторые из них были обезглавлены, а другие закончили свою жизнь на виселице, числом около четырехсот. Когда король, который, как я сказал, был далеко от города, в путешествии по королевству, услышал, что они были пленены, всегда благодарный Богу, он спокойным голосом сказал слова, подобные этим:
71. «Я не знаю, о милостивый Иисус, какие великие победы Ты даровал мне в эту субботу[306], в ответ на молитвы Твоей благочестивейшей матери. И я приписываю их не своим личным достоинствам, но Твоему божественному дару. Ты видишь, добрейший Иисус, как много планов, хитростей и оружия эта жестокая Маргарита подняла против меня. После нашей свадьбы она притворилась, что возрадовалась и обещала, что по доброй воле будет относиться к нам как можно лучше. Но, будучи переменчивей ветра, она извратила все, как божественное, так и людское: она, не боясь Бога, замышляет пролитие крови своего рода. Ты, всезнающий Бог, избави нас от этого зла, если мы заслужили это. Но если мы заслужили это бедствие своими грехами, поступи с нами так, как ты сочтешь лучшим для нас. Пусть будет так, мы даруем тебе вечную благодарность, которую, если мы не можем должным образом выразить нашим языком, мы, как бы то ни было, всегда храним в сознании, и никакое благосостояние или несчастье, ни одно событие, изменение места или времени не заставят нас этого забыть». Когда эти слова были сказаны нашим скромным королем, он собрал совет с целью обсудить то, что должно было быть сделано в будущем. В это время Перкин и его Маргарита, обманутые надеждами, обращали свой разум в разных направлениях в попытке воплотить свои стремления. В конце концов, после того, как многие решения были приняты, и они изменили многое, то решили не сдерживаться, но сотворить великое зло, и Маргарита сказала:
72. «Почему же, племянник, судьба так противостоит нашим стремлениям? Почему Генрих в своей осторожности всегда ускользает от нас? О, эта странная сила британцев, всегда борющаяся с нашим домом! Как бы я хотела вернуть все войны былых времен между нами и ими, когда они всегда были только вторыми. Со времен Кадвалладра разве непобедимая рука саксов не покоряла всех британцев? Разве британскому народу суждено принести наше благосостояние одному Генриху? И правда, если мы не позаботимся о себе, этот человек троянской крови[308] уничтожит наш род. Потому мы должны хорошо подумать о том, что нужно предпринять, чтобы предотвратить это. Следовательно, мой дорогой племянник, ты отправишься и расскажешь императору Максимилиану о наших неудачах, всегда храня в своем разуме и сердце тайну о том обмане, что мы создали о сыне моего брата. Ты также скажешь о неудаче: те командиры, которых его сын эрцгерцог Филипп дал тебе в помощь, безжалостно убиты названным Генрихом. И если он хочет помочь тебе, ты должен показать себя, как человек, подающий надежды на выполнение наших стремлений, и ты покажешь ему письма, тайно посланные тебе от лорда казначея Генриха и Других лордов».
73. Все сказанное обязывает меня сказать о заговоре лорда Уильяма Стенли, нашего уравновешенного лорда казначея короля в это время. В это же время хорошо образованные и набожные люди были замечены в заговоре с названным казначеем. Среди тех, кто преуспел в знании Священного Писания, о которых я говорю, в первую очередь был архиепископ доминиканского ордена[310], затем великолепный профессор теологии мастер Саттон[311], и далее декан собора св. Павла в Лондоне [Уильям Уорсли[312]] и некоторые другие, чьи имена не приходят на ум. Те и другие отправляли Перкину деньги или тайно передавали фонды, собранные другими. Казначей, самый богатый из всех, обладал огромными суммами денег, с помощью которых он обещал защитить и поднять самозванца на трон. Но так как Стенли был благородного происхождения, никто не должен обвинять его благороднейший род. Ведь как говорит апостол, «есть ли у горшечника сила над глиной сделать из одинаковой смеси один сосуд для чести, а другой для бесчестья?»[313] В то же время преданность, верность и правдивость других людей из этого семейства воссияли как божий день, и их верность своему долгу по отношению к королю осталась неизменной.
74. Но позвольте мне вернуться к этому человеку. Когда его королевское высочество узнал обо всем этом и из документальных свидетельств, и из свидетельских показаний доблестного воина сэра Роберта Клиффорда[314] (который тоже бежал и плавал во Фландерс вместе с Перкином), в первую очередь, он, придерживаясь своей мудрой привычки, очень разумно выведал правду обо всех заявлениях, и когда был уверен в том, что они были истинны, он передал казначея для наказания согласно закону, и затем Стенли был обезглавлен. Он пожалел жизни духовных лиц, о которых я говорил, из-за их духовного звания. И несколько дней спустя организовал встречу своего Тайного Совета. В то же самое время рожденный в Турне Перкин, который оказался в Ирландии с помощью Максимилиана и других, решил сделать то же самое. Во время этой многочисленной встречи […], который сопровождал его, подумал из страха наказания, что лучше всего скрыться в Шотландии. Затем он снарядил флот, прибывший в Шотландию, и там получил очень теплый прием от короля шотландцев[315]. В конце концов, этот сюзерен, обманутый его притворством, как и многие другие благородные сюзерены раньше, организовал ему свадьбу, так как тот не доверял шотландцам и просил об этом. […][316] королевской крови была отдана ему в супруги. И после того, как свадебные церемонии и праздники завершились, он, взяв с собой своих детей, и полагаясь на поддержку шотландцев, снова попытался напасть на Англию. Он высадился у западного побережья и продвинулся к Корнуоллу. Жители Корнуолла были обмануты и введены в заблуждение и поверили, что он действительно младший сын Эдуарда IV, и встали на его сторону.
75. Когда наш хладнокровный король услышал о прибытии злодея, он улыбнулся и сказал: «Смотрите, как на нас снова нападает король негодяев[317]. Меньше всего я хочу пострадать из-за их невежества, потому давайте попробуем обойтись с Перкином легкими мерами». Но корнуольцы внезапно атаковали Эксетер огнем и сталью, и граф Девоншира[318] оказал им сопротивление так хорошо, как только мог. И король затем направил свои силы не для того, чтобы сражаться с этим клоуном, но чтобы защитить свой народ и своих людей от зла. Так как я не помню большую часть этого вторжения, здесь я должен оставить пустое место, до тех пор, пока я не получу лучшие указания. […][319]
76. Потеряв веру в это предприятие и увидев, что он не может противостоять силе короля или избежать его окружения, этот названный выше жадный человек и его дрожащий слабый и женоподобный ум, так остро нуждающийся в силе, адресовал своим сторонникам следующие слова:
77. «Вы видите, мои соратники-воины, что сила всевышнего Бога направлена против наших действий. Вы видите, что добродетель и благодать короля Генриха поддерживается волей Бога, и наши силы против него напрасны и рассеянны. И далее вы видите нашу нужду и недостаток всего, и говоря откровенно, наше несчастье. И, говорю вам чистую правду, я откладывал до сего дня выплаты вашего жалования потому, что у меня нет ничего, ни малейшей суммы, и я не знаю, где мне взять денег или к кому обратиться. Поэтому я охвачен страхом и осознанием вины, а потому открыто помещаю на свет правду о том, что до сих пор скрывал от вас. Я, разумеется, не являюсь сыном Эдуарда, как я говорил вам ранее, и я даже не заслуживаю подобной родословной. И какие бы доказательства я не приводил вам в прошлом, я помню их все с того времени, когда был мальчиком в обучении у некоего еврея по имени Эдуард, который служил названному выше сыну короля Эдуарда, так как мой покровитель был близок к королю Эдуарду и его детям. Так простите меня, я умоляю вас, и я решительно постараюсь спасти ваши жизни. Я не представляю, куда можно было бы повернуть или куда бежать. Пусть будет так, как суждено, я решил сдаться нашему милостивому королю до того, как буду убит».
Сказав это со слезами на глазах своим последователям трусливо из своего укрытия, негодяй скрылся в храме в Було[320], и затем стал умолять нашего скромного короля сохранить ему жизнь, и из-за своего великого милосердия король обещал ему это.
78. Дрожащий, он был доставлен ко двору, и освистанный и осмеянный слугами короля, был подвергнут большим издевательствам. В то же время по королевскому повелению его благородная жена, которая была оставлена у Сент-Майклс-Маунт[321], была с почетом приведена ко двору благодаря своему благородному происхождению. Мне очень трудно описать те слова, с которыми наш король встретил этого никчемного шута, потому что мой небольшой ум не осознает сразу, что было сделано, и те причины, которые побудили нашего мудрейшего короля к этому. Но что я знаю точно, так это то, что наш скромный король велико скорбел о множественных смертях знаменитых и известных людей, причиной которых был этот обманщик. Тот же, увидев, что его жизнь не находится под угрозой благодаря доброте короля, смело рассказал всю историю своей жизни и своей дерзости, и затем король повелел опубликовать это в виде документа в качестве устрашения для злоумышленников[322]. Затем его жена, обладающая истинной скромностью и миловидной внешностью, большой красотой и молодостью пришла на прием к королю, раскрасневшись и в слезах. И король заговорил с ней дружелюбно:
79. «Моя благородная леди, я скорблю и сожалею, что после смерти такого множества моих подданных, вы были обмануты таким бесчестным человеком. Ведь благородство вашей крови, прекрасные манеры, ваша красота и достоинство заслуживают лучшего супруга. Но так как на то была воля Божья, благодаря вероломству и злобе этого негодяя вы были доведены до этого бедственного состояния и вы должны вытерпеть и преодолеть все это со спокойным рассудком. Поскольку данная ситуация не требует больше слов, я советую и побуждаю вас принять ее с невозмутимостью. Своей королевской властью я клянусь, что, так как вы пришли сюда по воле Бога, я буду относиться к вам как к собственной сестре, и вы можете оставаться здесь при должном обращении в полной безопасности, я также решил отправить вас к моей дорогой сердцу супруге подобающим образом и с хорошими провожатыми. Но я буду продолжать держать вашего мужа при себе, поскольку есть несколько вещей, которые я должен выяснить с его помощью». Сказав эти слова, король поднял ее с колен, поскольку она уже долгое время была на земле, проливая фонтаны слез, и напутствовал ее посоветовать своему мужу все то, что он сказал ей, и тот, запинаясь, отчасти из-за страха, отчасти из-за робости, в конечном итоге покаялся ей, что он не тот человек, которым называл себя, и молил о ее прощении, говоря, что всему виной его дурные советчики, и что он сожалеет о том, что увез ее из родного дома. Он стал умолять короля отправить ее назад к ее родственникам. И после того, как он сказал это, она зарыдала и со стонами проговорила эти слова:
80. «После того, как ты пожелал обольстить меня своими ложными россказнями, о самый лживый из людей, почему же ты увез меня из моего отчего дома, от моих родителей и друзей и отдал меня во вражеские руки? О, я несчастная! Какую печаль и какие заботы приобрели мои родственники сегодня! О, лучше бы ты никогда не приплывал к нашим берегам! О, бедная я! Я не вижу, что еще мое разрушенное целомудрие может посоветовать мне, кроме смерти. О, горе мне! Почему мои родственники дали мне так мало людей, чтобы наказать тебя? Ты — худший из преступников, и это тот скипетр_и трон, что ты обещал мне? Ты, самый порочный из людей, и это та королевская честь, которую ты хвастался, что мы получим? Я нахожусь здесь в качестве нуждающегося, беззащитного, беспомощного чужака, на что же я могу надеяться? Кому я могу доверять? Что избавит меня от печали? Кажется, что ничто, кроме того, что самый милосердный из королей обещал не покинуть меня. В этом королевском обещании я черпаю всю свою веру, надежду, защиту. Я бы сказала больше, но сила моей печали так сильна, что слезы останавливают мои слова». После этого мудрейший король встретился с ними обоими, с ним — со вниманием к его вине, и с ней — для ее утешения и, поступив согласно своему слову, он благоразумно отправил ее к королеве, как и решил ранее. После небольшой задержки она покинула своего мужа с нежеланием, потому что была очень набожна, а христианская вера учит почитать своего супруга, в сопровождении […], дворян известных своей верностью и честностью. В это время королева была в Ричмонде, неохотно оставшись там, потому что она желала услышать об успехе короля. И было сделано […], в это время король был в Эксетере, проводя суд над заговорщиками, он приказал, чтобы все были приведены к нему и со своего высокого места он обратился к ним:
81. «Это было тяжким испытанием для нас, жители Корнуолла, когда вы ранили нас своим преступлением и предательством, и, Бог свидетель, мы против воли оказались здесь, чтобы вынести вам наказание. Но так как мы обязаны соблюдать закон для назидания плохим людям и в качестве примера для благочестивых, мы должны избрать для вас заслуживающее наказание, так как ваш разум очень легко и быстро обратился к злу безо всякого страха к Богу или нам, вы взяли в свои руки оружие, чтобы поддержать неразумного человека и не подчинились нашим распоряжениям. Как бы то ни было, мы щадим жизни большинства из вас, тех, кто сбились с пути по ошибке, лишь отчасти из-за своих стремлений выступить против нас». После того, как король сказал эти краткие слова, почти всем, кто стоял вокруг […] были дарованы жизни, и они, стоя в своих оковах, громкими возгласами стали благодарить короля.