История гражданской войны в СССР. Том 2 [Великая пролетарская революция (октябрь - ноябрь 1917 года)]

Глава третья. Подготовка вооруженного восстания в Петрограде.

Сразу после съезда Советов Северной области, Ленин вызвал к себе руководителей военной организации большевиков — Н. И. Подвойского и др. Он обратился к ним за информацией о степени готовности солдат и матросов к вооружённому восстанию. Руководитель военной организации сообщил, что в моряках можно быть вполне уверенными. Флот выступит по первому призыву большевиков. Таково настроение у матросов Гельсингфорса и других морских баз Балтфлота.

Подвойский, говоря о войсках петроградского гарнизона, отметил явно сочувственное восстанию настроение среди солдат.

Работники военной организации большевиков («военки») высказывались за необходимость отложить вооружённое выступление на некоторое время: для подготовки армии и провинции и для того, чтобы послать комиссаров на фронты, в Москву, Киев, Саратов, Екатеринослав, Нижний-Новгород. Некоторые работники «военки» проявляли излишнюю осторожность, тормозили выступление.

Ленин решительно отклонил все доводы за отсрочку восстания. Он настойчиво указывал, что отсрочкой воспользуется противник для организации разгрома всех революционных сил.

Ленин торопил. Он требовал ускорить подготовку, чтобы контрреволюция не опередила. Владимир Ильич сам занялся организацией восстания. На подпольную квартиру Ленин вызывал к себе Сталина, Свердлова, проверял готовность партийных организаций, давал указания. Вызывая Подвойского и других товарищей, работавших в Военно-революционном комитете, Ленин проверял техническую сторону организации восстания, связи с воинскими частями, их настроения, состав Красной гвардии, настроения рабочих кварталов. Он вливал бодрость и энергию в своих помощников. Под его непосредственным, живым, боевым руководством дело подготовки вооружённого выступления быстро шло вперёд.

В Петрограде ещё в конце сентября были созданы районные военные организации. Они подбирали инструкторов для Красной гвардии, добывали оружие, вели агитационную работу в полках. Районные военные организации взяли на учёт военные училища. Там велась работа среди солдатских команд — пулемётчиков, оружейников, обслуживающих юнкеров. В Петроградском районе изучали подступы к Петропавловской крепости и арсеналу, где хранилось много оружия. В крепости нашли 10–15 сознательных солдат, готовых работать с большевиками. В арсенале соглашатели захватили руководство комитетом рабочих и солдат. С помощью большевиков Петропавловской крепости удалось провести большую разъяснительную работу среди солдат и рабочих арсенала. Эсеро-меньшевистский комитет арсенала оказался изолированным. Из арсенала большевики тайком стали снабжать оружием Красную гвардию и революционные полки гарнизона.

Практическая работа по подготовке восстания была поручена легальному советскому центру — Военно-революционному комитету при Петроградском Совете. Поводом к созданию комитета послужила попытка корниловцев очистить Петроград от революционных войск. Контрреволюция пыталась обезоружить столицу. Штаб Петроградского военного округа разослал приказ о переформировании и отправке на фронт частей гарнизона Петрограда под предлогом неотложных военных нужд.

9 октября, в день опубликования приказа о выводе войск, меньшевики протащили в Исполкоме Петроградского Совета резолюцию с требованием организовать комитет для энергичной подготовки к выводу гарнизона из столицы.

Но вечером 9 октября пленум Петроградского Совета отверг меньшевистскую резолюцию и по предложению большевиков решил создать Военно-революционный комитет по обороне Петрограда для противодействия попыткам штаба Петроградского военного округа вывести войска из столицы.

Это был открытый вызов, брошенный большевиками контрреволюции.

Партийный центр — руководитель восстания в октябре 1917 года.

Картина В.Сварога.

12 октября на закрытом заседании Исполнительного комитета Петроградского Совета было принято положение о Военно-революционном комитете. В задачи Военно-революционного комитета входило: определение минимума сил, необходимых для обороны столицы и не подлежащих выводу, связь с Центробалтом, гарнизоном Финляндии, точный учёт гарнизона Петрограда, меры по охране Петрограда от погромов и вооружение рабочих, поддержание в Петрограде революционной дисциплины.

После принятия решения о восстании во всех районах столицы Центральный Комитет организовал нелегальные штабы по подготовке восстания. В состав штаба входили: руководитель военной организации, начальник Красной гвардии и председатель районного Совета, если он был большевиком. Штабы по указанию Военно-революционного комитета развернули кипучую работу: проверили состояние Красной гвардии в районе, наметили учреждения и опорные пункты, которые необходимо занять во время восстания, подбирали из унтер-офицеров и младших офицеров командиров для революционных отрядов.

Для укрепления связи с местами и конкретной помощи партийным организациям Центральный Комитет большевиков рассылал своих членов по областям. Делегаты должны были сообщить на местах о директивах партии и познакомить с общим планом восстания. Они же собирали сведения о военно-технической подготовке мест к восстанию, чтобы на случай выступления в центре знать, на какие организации и в какой мере можно рассчитывать.

По поручению Центрального Комитета на заседании Петроградского комитета был сделан доклад о подготовке восстания.

Московское областное бюро большевиков 14 октября предложило всем провинциальным организациям приступить к практической подготовке восстания: организовать боевые отряды Красной гвардии, связаться с гарнизонами, выделить комитеты по руководству борьбой.

Центральный Комитет послал в Саратов своего представителя. Он предупредил большевистскую организацию о подготовляемом восстании и в узком партийном кругу сообщил о планах Центрального Комитета. В свою очередь, представитель Центрального Комитета расспросил о настроении масс и предложил усилить военно-техническую подготовку.

Представитель Центрального Комитета большевиков был на чрезвычайном съезде большевиков Латвии в городе Валке. Центральный Комитет поручал латышам задерживать и не пропускать войска, если их вызовет с фронта Временное правительство. Вместе с тем требовалось подготовить отправку отрядов в Петроград в ответ на призыв Военно-революционного комитета. Большевики Латвии организовали подпольный военно-революционный комитет. Решено было подготовить два латышских полка для помощи революционному Питеру. Остальным полкам занять позиции так, чтобы ни одна часть с фронта не могла пробраться по вызову Временного правительства. Все полки обещали поддержать борьбу Советов за власть.

Военно-революционный комитет был создан по настоянию Центрального Комитета и в XII армии. Он связался с Петроградом и получил конкретные указания на случай восстания.

Для связи с местами Центральный Комитет использовал Всероссийский съезд союза городов в Москве. На заседании большевистской фракции съезда представители Центрального Комитета доложили о директиве большевистской партии. Совещание обсудило деловые практические вопросы о помощи центру в случае, если Москва и Петроград возьмут в свои руки власть. Тут же определили конкретные задачи отдельных организаций. Тула должна была взять на себя доставку оружия. Иваново-Вознесенск, Коломна и другие близкие к Москве районы брались оказать прямую поддержку боевыми отрядами.

Центральный Комитет большевиков предусмотрел, что эсеро-меньшевики, засевшие в продовольственных комитетах, попытаются после победы восстания задушить революцию голодом, не дадут хлеба революции. Поэтому задолго до восстания были приняты меры. На Уфу, например, была возложена задача готовить эшелоны с хлебом и сразу после восстания отправлять их в столицу.

Уфимские большевики немедленно приступили к реализации этих указаний. Губернский продовольственный комитет, во главе которого стоял большевик А. Д. Цюрупа, был приспособлен к быстрой помощи центру. На заводы Урала послали предупредить о назревающих событиях.

Кроме неотложной задачи — доставить в Петроград из Сибири хлеб — уральские большевики готовились и к военной помощи революции.

Ленин разработал план восстания в столицах. Но гениальный стратег учитывал возможность неудачи восстания в Петрограде и Москве: в случае провала петроградского восстания Урал должен был взять инициативу борьбы за власть.

«Вся провинциальная революционная армия, — писал орган областного комитета большевиков «Уральский рабочий», — должна привести себя в полную боевую готовность, чтобы в случае нужды двинуться на помощь революционному петроградскому авангарду или, может быть, в случае разгрома петроградцев принять бой с наступающей контрреволюцией здесь, на местах»[149].

Большое внимание обратил Центральный Комитет большевиков на захват подступов к столице. На узловые железнодорожные пункты были посланы представители с предупреждением, что Временное правительство попытается захватить железнодорожные узлы для обеспечения передвижки войск.

По поручению Центрального Комитета партии представители Петроградского военно-революционного комитета обследовали Лугу, Дно, Псков и т. д. Всюду проверялась готовность к бою организаций и давались директивы не пропускать войска с фронта против революционного Петрограда.

Был разработан специальный шифр, чтобы известить партийные организации о моменте восстания. Места были предупреждены, что Центральный Комитет своевременно укажет благоприятный момент и целесообразные способы наступления.

Исключительная дисциплинированность, чёткость в организации работы, быстрая взаимная помощь объяснялись предупреждением Центрального Комитета не делать самочинных шагов, а подчинять свою инициативу общей директиве.

Именно этой согласованностью всех действий с выступлением центра и объясняется тот факт, что многие города выступили против Временного правительства либо в самый день победы в Петрограде, либо на другой день. Такой организованности и стройности, такой чёткости и взаимной связи не знало ни одно восстание ни в одной революции. Эту организованность и дисциплинированность обеспечил под руководством Ленина и Сталина Центральный Комитет партии большевиков.

Не было ни одного вопроса восстания, не обсуждённого заранее Центральным Комитетом. Общий план, связь, обеспечение тыла, лозунги — всё было тщательно подготовлено.

Особое внимание было уделено организации боевой силы восстания — Красной гвардии.

Принятие решения о восстании обязывало к тщательной военно-технической и организационной подготовке.

«История, — писал Ленин, — сделала коренным политическим вопросом сейчас вопрос военный»[150].

Кое-кто недоучитывал важности и значения военной стороны восстания. Тут несомненно проявилось влияние меньшевистского, социал-демократического оппортунизма, одной из характерных черт которого как раз была и есть боязнь вооружения рабочих, боязнь действительной революции. Особенно ярко сказывалась эта черта у предателя Троцкого.

А между тем пренебрегать военно-технической подготовкой восстания значило идти на неизбежный провал. Ленин всячески подчёркивал эту сторону перед членами Центрального Комитета, Петроградского и Московского комитетов. Вместе с тем Ленин сам непосредственно обращался к отдельным организациям и товарищам по этому вопросу.

До сих пор соглашательские Советы крупнейших центров тормозили формирование боевых сил революции. Красная гвардия создавалась полулегально, на фабриках и заводах, при отдельных низовых Советах, при комитетах партии большевиков. По настоянию большевиков Советы начали централизовать в своих руках организацию вооружённых сил. Исполнительный комитет Петроградского Совета заявил 16 октября:

«1) Организация рабочей гвардии, прямая задача которой состоит в борьбе с контрреволюцией и в защите завоеваний революции, является неотложной задачей момента и 2)… всё дело организации рабочей гвардии и политическое руководство ею Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов берёт в свои руки»[151].

За Петроградом последовали и другие Советы. Для Красной гвардии выделялись организаторы, отпускались средства и оружие. Всюду быстро росли отряды пролетарской армии.

По примеру Петрограда на местах и на фронте были организованы при Советах военно-революционные комитеты, в задачу которых входило практическое проведение восстания. Партийные организации выделяли лучшие силы в комитеты, усиливая Исполкомы Советов.

Все приготовления к восстанию были закончены. Центральный Комитет большевиков разработал общий план. Был создан штаб восстания — Военно-революционный комитет. Мобилизована основная боевая сила — Красная гвардия. Места были предупреждены. Заготовлен шифр. Налажена живая связь. Распределены обязанности между отдельными партийными организациями. Проверено состояние всех боевых сил. Обеспечен захват узловых станций. Эсеры и меньшевики были изолированы от масс. Лозунги большевиков давно стали лозунгами пролетариата и всех трудящихся. Партия большевиков под руководством Центрального Комитета была готова к решающему сражению за власть.

Шифр Центробалта.

Ленин не приурочивал начало восстания к точно определённому сроку. Восстание могло начаться в любой день. Но во всяком случае оно предполагалось до съезда Советов, намеченного эсеро-меньшевистским Центральным исполнительным комитетом на 20 октября.

Чтобы проверить ход подготовки восстания и предупредить о нём более широкие круги партийных работников, Ленин предложил собрать 16 октября заседание членов Центрального Комитета вместе с представителями Петроградского комитета, военной организации, Петроградского совета профсоюзов, фабзавкомов, железнодорожников, Петроградского окружного комитета. Предполагалось присутствие около 30 товарищей. Для такого большого конспиративного собрания крайне трудно было подыскать подходящее помещение. Помог М. И. Калинин. Будучи в это время председателем городской управы Лесного подрайона, он предоставил для заседания одну из комнат думы. Городская дума помещалась на даче по Болотной улице Выборгского района.

К 7 часам вечера явился на заседание Ленин. Перед входом снял свой парик и спрятал в карман.

М.И.Калинин.

Ленин уселся на табурет, вынул из кармана пачку исписанных листов, бегло просмотрел их и начал доклад Он огласил резолюцию, принятую Центральным Комитетом большевиков 10 октября, и сообщил, что против высказались только два человека. Сжато, коротко Ленин дал оценку общему положению. Приведя цифровые данные о выборах в городские думы Петрограда и Москвы, Ленин показал, что массы шли за большевиками ещё до корниловского восстания.

«Корниловщина же ещё решительнее толкнула массы к нам», — говорил Ленин. И, разобрав соотношение сил на Демократическом совещании, добавил: «Положение ясное: либо диктатура корниловская, либо диктатура пролетариата и беднейших слоев крестьянства»[152].

В комнате стояла напряжённая тишина. Временами Владимир Ильич повышал голос, словно вдавливая в сознание слушателей свои доводы. Иногда, заложив пальцы рук за вырезы жилета, он поднимался и прохаживался по комнате, продолжая речь. Местами, когда он отвечал противникам восстания, голос его становился резче, глаза темнее. Поглаживая голову, он язвительно высмеивал доводы тех, кто возражал против восстания.

Обрисовав внутреннее положение в стране, Ленин перешёл к оценке международного положения. Он доказывал, что в Европе начать революцию труднее, чем у нас. Но если в такой стране, как Германия, начались восстания во флоте, — это показатель того, как далеко зашло революционное движение. Выступив сейчас, мы будем иметь на своей стороне всю пролетарскую Европу, «… буржуазия хочет сдать Питер. От этого мы можем спасти, только взяв Петроград в свои руки. Из всего этого ясен вывод, что на очереди то вооружённое восстание, о котором говорится в резолюции Центрального Комитета… Из политического анализа классовой борьбы в России и в Европе вытекает необходимость самой решительной, самой активной политики, которая может быть только вооружённое восстание»[153], — так закончил свой доклад Ленин.

Все слушали его, затаив дыхание. Несколько минут никто не брал слова. Но вот раздался спокойный громкий голос Свердлова, приглашающий перейти к докладам представителей с мест. Первый доклад от имени секретариата Центрального Комитета сделал Свердлов. Он сообщил о колоссальном росте большевистской партии, насчитывающей уже не менее 400 тысяч членов. Гигантски возросло влияние большевиков в армии, во флоте, в Советах. Свой доклад Свердлов закончил сообщением относительно мобилизации контрреволюционных сил.

После Свердлова выступали товарищи от имени Петроградского комитета большевиков и от военной организации. Затем заслушали сообщения от профсоюзов и фабрично-заводских комитетов. Особо остановились на настроениях железнодорожников и почтово-телеграфных служащих. Докладчики рассказывали, что низшие служащие идут за большевиками, почтальоны, например, готовы в решающий момент овладеть почтамтом. Железнодорожники говорили, что массы транспортников озлоблены против буржуазного правительства. Доклады с мест полностью подтвердили анализ Ленина: в массах созрела готовность к восстанию. В заключение Свердлов добавил:

«В Москве в связи с резолюцией Центрального Комитета предприняты шаги для выяснения положения о возможном восстании»[154].

Начались прения. Некоторые из выступавших приводили примеры слабой технической подготовленности к восстанию, но по существу не возражали Ленину.

Только Каменев и Зиновьев вновь принялись за свои «предостережения». Зиновьев, не осмеливаясь открыто защищать сохранение капитализма, начал речь с провокационного вопроса: обеспечен ли успех восстания?

«Вопрос решится первым же днём, — продолжал он, — и в Питере, ибо в противном случае начнётся деморализация. На подкрепления из Финляндии и Кронштадта рассчитывать не приходится. А в Питере мы не имеем уже такой силы. Кроме того у наших врагов громадный организационный штаб»[155].

За окном шумели деревья в саду. В мокрые стёкла стучал дождь. Жидкий голос Зиновьева звучал на одной и той же пискливой ноте. Зиновьев монотонно и упрямо повторял всё те же доводы: враг силен, спешить нам нечего.

Слушатели досадливо отмахивались и переходили к другому краю стола. Постепенно вокруг Зиновьева образовалось пустое пространство. Почти все сгрудились вокруг Ленина, Сталина. Только один Каменев поддержал Зиновьева.

Пользуясь тем, что соображения конспирации не позволяли Ленину, Сталину, Свердлову рассказать, что именно сделано за истекшую неделю, Каменев совсем распоясался. Он стал клеветать на руководство партии:

«С принятия резолюции прошла неделя, и эта резолюция потому и показывает, как нельзя делать восстания: за эту неделю ничего не было сделано, и только испорчена та диспозиция, которая должна была бы быть. Недельные результаты говорят за то, что данных за восстание теперь нет»[156].

Двумя днями позже Ленин писал по поводу наглой выходки Каменева:

«Опровергать я не мог, ибо сказать, что именно сделано, нельзя»[157].

Выступая, по существу, за сохранение буржуазной демократии, Каменев занял открыто меньшевистскую позицию. Он подошёл к восстанию как школьный учитель к урокам чистописания: всё по линеечке, по порядку, чтобы под рукой было все оружие, чтобы все планы противника были заранее нам известны, чтобы в руках были все гарантии победы… Как и меньшевики, он клеветнически обвинял Ленина в бланкизме, в заговорщичестве.

«Социально говоря, — бубнил Каменев, — кризис назрел, но нет никаких доказательств, что мы должны дать бой до 20-го. Вопрос не стоит так: или сейчас или никогда… Мы недостаточно сильны, чтобы с уверенностью в победе идти на восстание… Здесь борются две тактики: тактика заговора и тактика веры в движущие силы русской революции»[158].

Из-за стола уверенно поднялся Сталин. Спокойно разбирая доводы Зиновьева и Каменева, он дал резкий отпор капитулянтам:

«Можно говорить, что нужно задержать нападение, но надо понимать, что такое нападение, повышение цен на хлеб, посылка казаков в Донской район и т. п., — всё это уже нападение. До каких же пор ждать, если не будет военного нападения? То, что предлагают Каменев и Зиновьев, это объективно приводит к возможности для контрреволюции сорганизоваться. Мы без конца будем отступать, и проиграем всю революцию. Почему бы нам не обеспечить себе возможности выбора дня и условий, чтобы не давать возможности сорганизоваться контрреволюции»[159].

Петроград. Городская управа Лесного подрайона, где происходило заседание Центрального Комитета большевиков 16 октября 1917 года.

Гневные, обличающие доводы Сталина как бы пригвождали трусов к позорному столбу. Слова Сталина падали, точно удары хлыста. Каменев, нервно пощипывая бородку, ёжился. Зиновьев суетился в углу, порываясь перебить разоблачающую речь оратора.

Сталин перешёл к международному положению. Доказав, что международные отношения сложились крайне благоприятно для нас, Сталин уверенно закончил:

«Тут две линии: одна линия держит курс на победу революции и озирается на Европу, вторая — не верит в революцию и рассчитывает быть только оппозицией.

Петроградский Совет уже встал на путь восстания, отказав санкционировать вывод войск. Флот уже восстал, поскольку пошёл против Керенского»[160].

Один за другим выступали члены Центрального Комитета против Зиновьева и Каменева. Дело было не в том, чтобы убедить двух растерявшихся капитулянтов. Спорили вовсе не с ними. Нужно было рассеять возможные сомнения у рядовых работников. Отвечали на вопросы, которые могли задать на митингах. Надо было подготовить к бою всю большевистскую партию. В наступающем решительном сражении не должно быть колеблющихся — таково было содержание выступлений.

Товарищ Свердлов развивал мысль Ленина о том, что вопрос о восстании из области политической перешёл теперь в область техническую. Связанный со всеми крупными районами страны, лично переговорив до заседания с большинством ответственных работников, Свердлов великолепно знал положение. Он подробно рассказал собранию о той лихорадочной подготовке, которую тайком ведёт контрреволюция. Он доказывал, что контрреволюционные генералы спешат предупредить революцию. Свердлов высмеивал Каменева, сделавшего вывод, что резолюция Центрального Комитета от 10 октября практически не осуществлялась.

«Соотношение сил в нашу пользу, — говорил Свердлов. — Резолюции отменять не приходится, но внести коррективы, что техническая подготовка должна быть энергичнее»[161], — так закончил свою речь Свердлов.

После Свердлова поднялся взволнованный Дзержинский. Широкий, открытый лоб его как будто стал ещё больше. Чувствовалось, что Дзержинский весь наэлектризован. Голос дрожал. Поднимая руку, Дзержинский страстно защищал резолюцию Ленина. Он разъяснял, почему именно сейчас большевики зовут к восстанию. Он яростно обрушился на Каменева, обвинявшего Ленина в заговорщической тактике.

Ф.Э.Дзержинский.

Великолепно усвоив классические идеи марксизма о восстании, Дзержинский вскрыл меньшевистский характер рассуждений Зиновьева и Каменева. Казалось, он снимает с капитулянтов их одежды, и перед слушателями выступали в разоблачённом виде мелкие трусливые людишки, лишь случайно попавшие в ряды революционеров.

«Заговорщичеством именно и является требование, чтобы к восстанию было всё технически подготовлено, — иронически объяснял им Дзержинский. — Когда будет восстание, тогда будут и технические силы. Так же и с продовольствием»[162].

Итог выступлениям подвёл Ленин. Пересыпая свою речь острыми, злыми шутками, он объяснял Зиновьеву и Каменеву азбучные истины революции:

«Если говорить, что восстание «народов», говорить о заговорах не приходится. Если политически восстание неизбежно, то нужно относиться к восстанию, как к искусству. А политически уже оно назрело»[163].

Встав из-за стола, как будто показывая этим, что говорить больше не о чем, Ленин предложил утвердить резолюцию Центрального Комитета и решительно готовиться к восстанию, предоставив Центральному Комитету решить вопрос о сроке.

Дружный отпор Центрального Комитета заставил Каменева и Зиновьева на самом совещании перейти к новой тактике. Каменев прикинулся было простачком. Разводя руками, он спрашивал как бы с недоумением:

«Раньше говорили, что выступление должно быть до 20-го, а теперь говорят о курсе на революцию»[164].

Но оба защитника капитализма тут же показали, что это был жульнический приём. Зиновьев умолял хотя бы в течение пяти дней не начинать восстания. Каменев предлагал отсрочить выступление на три дня. Этим самым и тот и другой подчеркнули, что речь шла уже не об общем курсе на восстание, а о ближайших днях выступления.

Ленин в третий раз выступил против Зиновьева. Он коротко и резко объяснил, чем отличается новая, пролетарская революция от Февральской буржуазно-демократической революции, и предложил следующую резолюцию:

«Собрание вполне приветствует и всецело поддерживает резолюцию Центрального Комитета, призывает все организации и всех рабочих и солдат к всесторонней и усиленнейшей подготовке вооружённого восстания, к поддержке создаваемого для этого Центральным Комитетом центра и выражает полную уверенность, что Центральный Комитет и Совет своевременно укажут благоприятный момент и целесообразные способы наступления»[165].

Собрание готовилось дружно голосовать, как вдруг опять раздался пискливый, назойливый голос. Зиновьев предлагал свою особую резолюцию:

«Не откладывая разведочных подготовительных шагов, считать, что такие выступления впредь до совещания с большевистской частью съезда Советов недопустимы»[166].

Убедившись, что никакие вилянья не помогут, Зиновьев в самом конце совещания занял позицию Троцкого. Открыто не выступая против Ленина, Троцкий занимал подлую позицию скрытого саботажа восстания, настаивая на его отсрочке до съезда Советов. Сейчас Зиновьев пытался укрыться от ударов большевистской партии за меньшевистскими позициями Троцкого.

Ленин несколькими днями позже писал об этой последней увёртке Зиновьева:

«… Зиновьев с невинным видом предлагал проваленную собранием резолюцию: «Не выступать до совещания с большевиками, имеющими приехать 20-го на съезд Советов».

Подумать только: после решения центром вопроса о стачке предлагать собранию низов отложить его и передать (к съезду 20-го, а съезд отложили потом… Зиновьевы верят Либерданам), передать такой коллегии, которая устав партии не знает, которая над Центральным Комитетом не властна, которая Питера не знает»[167].

Ни жульничество, ни хитрые увёртки не помогли: собрание 19 голосами против 2 при 4 воздержавшихся приняло резолюцию Ленина.

Каменев и Зиновьев сделали ещё одну попытку задержать решение Центрального Комитета, подав заявление с требованием немедленного телеграфного созыва пленума Центрального Комитета.

Записку приложили к протоколу, не сочтя нужным ответить. Разоблачённый и изолированный Каменев подал заявление. Он писал, что позиция Центрального Комитета ведёт партию и пролетариат к поражению и что он уходит из состава членов Центрального Комитета.

Изолгавшийся трус накануне решающего сражения бежал с поста.

На этом собрание кончилось. Члены Центрального Комитета перешли в другую комнату и постановили создать для практического руководства восстанием Партийный центр во главе со Сталиным, при участии Свердлова, Дзержинского и Урицкого. Этот центр должен был войти в состав Военно-революционного комитета, чтобы возглавить восстание.

Заседание кончилось под утро. Расходились, как и пришли, поодиночке. Ленин вышел после всех. Дул порывистый ветер. У Ленина сорвало шляпу и парик. Владимир Ильич поднял их с земли и снова натянул на голову. Он не заметил, что шляпа промокла. Мысли великого вождя были всецело заняты судьбой революции.

Глубоко засунув руки в карманы пальто, Ленин быстро шагал навстречу ветру и напряжённо обдумывал последние вопросы вооружённого восстания.

Разбитые в Центральном Комитете большевиков, Каменев и Зиновьев решились на неслыханное в истории партии преступление. 17 октября, через несколько часов после заседания, они обратились в меньшевистскую газету «Новая жизнь» с заявлением о своих разногласиях с Центральным Комитетом.

«Ввиду усиленного обсуждения вопроса о выступлении, — сообщал Каменев, — я и товарищ Зиновьев обратились к крупнейшим организациям нашей партии в Петрограде, Москве и Финляндии с письмом, в котором решительно высказывались против того, чтобы партия наша брала на себя инициативу каких-либо вооружённых выступлений в ближайшие сроки… Не только я и товарищ Зиновьев, но и ряд товарищей-практиков находят, что взять на себя инициативу вооружённого восстания в настоящий момент, при данном соотношении общественных сил, независимо и за несколько дней до съезда Советов, было бы недопустимым, гибельным для пролетариата и революции шагом»[168].

Редактор газеты меньшевик Суханов немедленно сообщил о письме Зиновьева — Каменева своим приятелям по партии. До сих пор обсуждение вопроса о восстании шло в совершенно секретном порядке. Никто вне большевистской партии не знал о предпринимаемых шагах. И вдруг накануне восстания Каменев и Зиновьев разгласили секретное решение Центрального Комитета.

В тот же день, 17 октября, буквально через час-другой после сообщения Суханова, спешно собралось эсеро-меньшевистское бюро Центрального исполнительного комитета и постановило отложить съезд Советов до 25 октября и обеспечить на съезде большинство мелкобуржуазным партиям. Всего три дня тому назад они объявили незаконным съезд Советов Северной области и замолчали его телеграмму, призывавшую армию опрокинуть все препятствия и прислать своих делегатов на Всероссийский съезд Советов. А сейчас, сделав крутой поворот, эсеро-меньшевики ссылались на призыв Северного съезда и, в свою очередь, звали армию обеспечить представительство на съезде. Посыпались телеграммы в армейские, ещё не переизбранные соглашательские Советы.

«Придать политике съезда устойчивость и направление, соответствующее интересам всей революционной демократии и революции»[169], — так объясняли свой манёвр мелкобуржуазные лидеры.

Расчёт эсеро-меньшевиков был довольно прост. Они знали, что Троцкий требовал отложить восстание до съезда Советов. Теперь стало известно, что Зиновьев и Каменев выступили против вооружённого восстания. Соглашатели рассчитали, что, отсрочив съезд Советов, они дадут возможность имеющимся в большевистской партии противникам революционной тактики усилить борьбу против Ленина и Сталина. Помимо того эсеро-меньшевики хотели использовать отсрочку для завоевания большинства на съезде. Отсрочка давала возможность Временному правительству лучше подготовиться к разгрому восстания.

Утром 18 октября письмо Каменева — Зиновьева появилось в печати. Враг узнал о подготовляемом восстании. Командующий войсками Петроградского округа полковник Полковников немедленно разослал по гарнизону «весьма спешный» приказ:

«1) Каждой воинской части согласно особым распоряжениям в пределах района своего расположения оказывать всемерное содействие органам городского самоуправления — комиссарам и милиции — в охране государственных и общественных учреждений,

2) совместно с районным комендантом и представителем городской милиции организовать патрули и принять меры к задержанию преступных элементов и дезертиров,

3) всех лиц, являющихся в казармы и призывающих к вооружённому выступлению и погромам, арестовывать и отправлять в распоряжение 2-го коменданта города,

4) уличных манифестаций, митингов и процессий не допускать,

5) вооружённые выступления и погромы немедленно пресекать имеющимися в распоряжении вооружёнными силами»[170].

Днём 18 октября на Дворцовой площади перед Зимним дворцом были установлены броневые автомобили с пулемётами.

Вечером 18 октября Временное правительство собралось на секретное заседание. Военный министр Верховский и министр внутренних дел Никитин доложили о мерах, принимаемых против выступления. После заседания правительства у Керенского в кабинете состоялось военное совещание по охране Петрограда. Присутствовали: главный начальник округа полковник Полковников, его помощник Козьмин, начальник штаба округа генерал Багратуни и командиры бригад.

Полковников и Багратуни сделали доклад о мерах, принятых для предупреждения и подавления восстания. Столицу разделили на районы. «Поддержание порядка» в каждом районе возложили на командиров частей войск. По городу разосланы дополнительные патрули и дозоры. На окраинах города расположены сильные воинские заставы, их задача — не допустить массовых сборищ. По всему Петрограду разбросаны скрытые конные резервы, готовые по вызову в любой момент подавить «беспорядки».

«Конкретные меры уже намечены, одобрены и будут проводиться в жизнь с завтрашнего дня»[171], — заявил Полковников.

До 6 часов утра шло обсуждение мер борьбы с готовящимся вооружённым восстанием. Наутро, 19 октября, в город были вызваны юнкера, усилены караулы, в разных частях города размещены казаки.

Меньшевики выболтали, какие именно меры приняты правительством. 19 октября их центральный орган «Рабочая газета» сообщала своим читателям:

«Уже принят целый ряд мер к предупреждению опасных эксцессов. Вчера вся милиция без исключения вооружена револьверами. В состав милиции влито 600 отборных солдат, в высшей степени сознательных и преданных Временному правительству»[172].

Но перепуганные мелкие буржуа находили это недостаточным. Свою статью меньшевики с тревогой закончили:

«Тем не менее нужно сказать, что дело охраны столицы от тёмных сил не стоит на высоте, ибо нет достаточно надёжного и исполнительного органа»[173].

Представитель меньшевиков в правительстве успокоил своих нервничающих товарищей. В газете появилось сообщение о беседе с министром внутренних дел Никитиным. Последний заявил, что против выступления большевиков приняты «меры самые решительные и энергичные»[174].

Предупреждённый враг получил возможность подготовиться и взять в свои руки инициативу. В этой связи становится понятным выступление контрреволюции 19 октября в Калуге.

Вся буржуазная пресса подняла крик и вой. Меньшевистская «Рабочая газета» поместила 19 октября статью «Зиновьев против Ленина». Злорадно издеваясь над внутренними разногласиями, меньшевики обрушились на большевиков со злобной клеветой. Они лгали, что большевики натравливают на правительство беглых матросов и дезертировавших с фронта солдат, привлекают к себе воровской элемент и т. д. Досужие меньшевистские кумушки уже «видели», что на улицах Петрограда появились какие-то «тёмные личности».

«В воздухе чувствуется приближение грозы, — истерически кричали меньшевики. — по-видимому, выступление неорганизованных масс может произойти теперь даже помимо воли тех элементов, которые создали для него почву своей проповедью»[175].

Газета «День» даже опубликовала… «план» большевистского восстания. Большевики по этому «плану» должны были восстать в ночь на 18 октября. Одна «армия» должна была двинуться с Охты через Литейный мост и, включив Выборгский район, занять Таврический дворец. Другая — направлялась из-за Нарвской заставы для занятия Зимнего дворца и других правительственных учреждений. Третья — из Старой и Новой Деревни для занятия Петропавловской крепости.

«Вечером стало известно, — добавил «осведомленный» корреспондент, — что большевики решили воздержаться от предположенного выступления. Вызвана эта отсрочка тем сообщением, которое было сделано вчера в секретном заседании одной из комиссий Совета республики главнокомандующим Петроградским военным округом полковником Полковниковым о предпринятых им шагах к ликвидации возможных беспорядков»[176].

Обливая большевистскую партию потоками грязи, буржуазная и мелкобуржуазная свора взывала к правительству:

— Примите меры!

Не дремали и эсеро-меньшевики в армии. Соглашательский комитет XII армии, вчера ещё грозивший от имени «фронта» сорвать съезд, сейчас от имени того же «фронта» спешно мобилизовал свои силы. Недавние противники съезда телеграфировали в Центральный исполнительный комитет и в бюро военного отдела:

«Просим проявить всю энергию для организации прибывающих на съезд делегатов фронта. От быстрой, широкой организации этих делегатов зависит результат съезда. Наша делегация будет 23 октября в полном составе. Просим не выдавать мандатов без удостоверения армейского комитета»[177].

Солдатская секция Центрального исполнительного комитета, расстроенная до того против съезда, 22 октября приняла срочную резолюцию о мире и передаче земли крестьянам. Но и в этой резолюции наряду с громкими фразами соглашатели по-прежнему твердили зады:

«Мы не должны останавливаться даже перед переходом власти в руки демократии», — так начиналась резолюция, — «но не Совета»[178], — пугливо добавили соглашатели. Эсеро-меньшевики подсказали Временному правительству, что у большевиков нужно перехватить лозунги «мира» и «земли». Опытные политические обманщики советовали использовать этот манёвр, чтобы лишить Советы возможности взять власть и действительно реализовать народные требования.

Подлое выступление Каменева — Зиновьева имело известный отзвук и в рядах бойцов революции, хотя оно и не могло поколебать эти сплоченные ряды. В ответ на предательскую выдачу плана восстания Петроградский Совет вынужден был публично заявить, что он не готовит никакого выступления. Это заявление могло дезориентировать массы, которые большевики призывали к восстанию. Действительно, на экстренном заседании полковых комитетов 21 октября один из ораторов выразил своё недоумение «по поводу того разногласия, которое так резко бросается в глаза, если сопоставить заявление Петроградского Совета в воззвании к казакам, где Совет отрицает возможность выступления, со статьями Ленина в «Рабочем пути», в которых он открыто призывает к восстанию»[179].

Утром 18 октября Ленин ещё не знал о предательстве Зиновьева и Каменева. У него в руках было письмо Зиновьева и Каменева, посланное в Петроградский, Московский и другие комитеты после решения Центрального Комитета большевиков 10 октября о восстании. В письме, названном ими «К настоящему моменту», Зиновьев и Каменев ещё раз повторили все свои доводы против вооружённого восстания.

«Доводы, с которыми выступали эти товарищи, — писал Ленин в ответ капитулянтам, — до того слабы, эти доводы являются таким поразительным проявлением растерянности, запутанности и краха всех основных идей большевизма и революционно-пролетарского интернационализма, что не легко подыскать объяснение столь позорным колебаниям. Но факт налицо, и так как революционная партия терпеть колебаний по столь серьёзному вопросу не в праве, так как известную смуту эта парочка товарищей, растерявших свои принципы, внести может, то необходимо разобрать их доводы, вскрыть их колебания, показать, насколько они позорны»[180].

Едва Ленин закончил свой ответ, как ему принесли свежий номер газеты «Новая жизнь», где Зиновьев и Каменев выдали врагам тайну восстания. Изменники нанесли предательский удар в спину революции. Враг предупреждён, враг знает, что не сегодня-завтра может начаться вооружённое восстание, враг несомненно принял срочные меры. Дело, от которого зависит судьба революции, в которое вложено столько ума, энергии, с которым связаны надежды и чаяния миллионных масс пролетариата и беднейшего крестьянства, поставлено под угрозу провала.

Словно физически почувствовав предательский удар, Ленин со всей страстью вождя и организатора обрушился на изменников. Он написал письмо к членам партии большевиков. Каждая строчка этого письма дышала гневом и возмущением. Письмо клеймило позором штрейкбрехеров. Оно вызывало презрение к защитникам буржуазного строя, к предателям.

«По важнейшему боевому вопросу, — писал Ленин, — накануне критического дня 20 октября, двое «видных большевиков» в непартийной печати и притом именно в такой газете, которая по данному вопросу идёт об руку с буржуазией против рабочей партии, в такой газете нападают на неопубликованное решение центра партии!

Да ведь это в тысячу раз подлее и в миллион раз вреднее всех тех выступлений хотя бы Плеханова в непартийной печати в 1906–1907 годах, которые так резко осуждала партия! Ведь тогда шло дело только о выборах, а теперь идёт дело о восстании для завоевания власти!

И по такому вопросу, после принятия центром решения, оспаривать это неопубликованное решение перед Родзянками и Керенскими, в газете непартийной — можно ли себе представить поступок более изменнический, более штрейкбрехерский?»[181]

Бичуя предателей, Ленин подчёркивал, что будет добиваться их исключения из партии. Ленин считал, что предательство Зиновьева и Каменева принесло огромный вред большевистской партии и несомненно отсрочило восстание.

«Что касается до положения вопроса о восстании теперь, так близко к 20 октября, — писал Ленин, — то я издалека не могу судить, насколько именно испорчено дело штрейкбрехерским выступлением в непартийной печати. Несомненно, что практический вред нанесён очень большой. Для исправления дела надо прежде всего восстановить единство большевистского фронта исключением штрейкбрехеров»[182].

Но и тогда — в один из наиболее драматических моментов революции — Ленин ни на мгновение не усомнился в победе. Он верил в силу и сплоченность большевистской партии. Он знал, какие неисчислимые источники энергии таит в себе пролетариат. Он понимал, на что способен народ, если во главе его идёт испытанная пролетарская партия. Своё бичующее письмо Ленин закончил так:

«Трудное время. Тяжёлая задача. Тяжёлая измена.

И все-же-таки задача будет решена, рабочие сплотятся, крестьянское восстание и крайнее нетерпение солдат на фронте сделают своё дело! Тесней сплотим ряды, — пролетариат должен победить!»[183]

Отправив письмо, Ленин снова взялся за перо. На этот раз он писал в адрес только Центрального Комитета большевиков. Ленин требовал немедленно вывести предателей из Центрального Комитета и выгнать их из партии.

«Выступление Каменева и Зиновьева в непартийной печати, — добавлял Ильич, — было особенно подло ещё потому, что их кляузную ложь партия не может опровергнуть открыто… Мы не можем сказать перед капиталистами правды, именно, что мы решили стачку и решили скрыть выбор момента для неё.

Мы не можем опровергнуть кляузной лжи Зиновьева и Каменева, не вредя ещё больше делу. В том-то и состоит безмерная подлость, настоящее изменничество обоих этих лиц, что они перед капиталистами выдали план стачечников, ибо, раз мы молчим в печати, всякий догадается, как стоит дело»[184].

В письме Ленин опять разобрал преступление Зиновьева и Каменева, показав, как велика совершённая ими подлость.

Письма Ленина обсуждались в Центральном Комитете 20 октября. Каменева вывели из состава Центрального Комитета, запретили Зиновьеву и Каменеву выступать с какими-либо заявлениями от имени большевиков, лишив их тем самым права быть членами партии.

Предательство Зиновьева и Каменева не могло приостановить развитие революции. Большевики накопили и сорганизовали огромные силы. Народные массы были мобилизованы. Контрреволюцию окружало бушующее революционное море рабочих и солдат. Но вооружённое восстание после предательства Зиновьева и Каменева пришлось отсрочить. Выступать в такой момент значило попасться в ловушку врага.

Отсрочить, однако, не означало снять. Руководящим указанием для Центрального Комитета большевиков стало то, что писал Ленин в своём последнем письме:

«Вопрос о вооружённом восстании, даже если его надолго отсрочили выдавшие дело Родзянке и Керенскому штрейкбрехеры, не снят партией»[185].

Отбросив обоих капитулянтов, Центральный Комитет большевиков под руководством Ленина настойчиво и упорно продолжал работу по организации восстания.

Прежде всего необходимо было подтянуть дополнительные силы, ибо противник сосредоточил новые части в столице. Надо было спешно увеличить число красногвардейцев и подготовить к бою значительную часть гарнизона, — опираться на отдельные полки было явно недостаточно. Наконец, нужно было пересмотреть и самый план вооружённого выступления: не исключена была возможность, что детали его стали известны врагу.

Практическое выполнение решений Центрального Комитета большевистской партии перешло в руки Военно-революционного комитета, душой и вдохновителем которого стал Партийный центр во главе со Сталиным, избранный Центральным Комитетом большевиков для практического руководства восстанием.

Под непосредственным руководством Партийного центра Военно-революционный комитет превратился в боевой штаб вооружённого восстания. Он быстро сосредоточил в своих руках связи со всеми частями гарнизона и оперативное руководство Красной гвардией — главной боевой силой вооружённого восстания.

Авторитет Военно-революционного комитета в солдатских массах рос с каждым днём, его распоряжения вскоре стали приобретать силу военных приказов. 18 октября — в день опубликования предательского письма Зиновьева и Каменева — в Смольном были созваны представители полковых и ротных комитетов петроградского гарнизона. Собрание было многолюдным. Явились представители почти от всех воинских частей города и его окрестностей. Первым выступил делегат Измайловского полка. Измайловцы, говорил он, отрицательно относятся к Временному правительству и верят только Совету. По первому зову они немедленно выступят.

Делегат гвардии Егерского полка заявил, что солдаты выступят организованно по приказу Петроградского Совета и потребуют немедленного свержения Временного правительства.

Делегат Московского полка заявил, что полк доверяет исключительно Петроградскому Совету и ждёт приказания о сооружённом выступлении.

Павловский, резервный Волынский и Гренадерский полки в лице своих делегатов заявили, что поддержат Петроградский Совет всеми средствами, вплоть до организованного выступления.

Представитель Кексгольмского полка огласил резолюцию, в которой выражалось недоверие Временному правительству.

Делегат Семёновского полка сообщил, что у них был митинг, на котором не дали говорить меньшевику Скобелеву и эсеру Гоцу. Солдаты требуют передачи власти Советам.

От Гвардейского экипажа и 2-го Балтийского экипажа заверили собрание, что моряки ждут приказа Петроградского Совета о выступлении.

Даже представители юнкерских школ — 2-й Ораниенбаумской школы прапорщиков и 1-й Петроградской пехотной школы — не осмелились говорить о доверии Временному правительству. Юнкера говорили, что выступят только по призыву Центрального исполнительного комитета.

Огромным большинством было принято решение безоговорочно поддержать Военно-революционный комитет. Меньшевикам и эсерам, членам Центрального исполнительного комитета, даже не было дано слово. Им ничего не оставалось, как с позором покинуть совещание, объявив его «незаконным».

Собрание приняло ряд постановлений о непрерывной связи Военно-революционного комитета со всеми частями гарнизона. У полковых телефонов устанавливается постоянное дежурство. По два связиста присылает каждая часть в Смольный. Военно-революционный комитет ежедневно информирует полки.

На другой день соглашательский Центральный исполнительный комитет созвал, в свою очередь, совещание представителей гарнизона в противовес большевистскому собранию 18 октября.

С докладом о текущем моменте и предстоящем съезде Советов выступил меньшевик Ф. Дан. Собрание встретило его спокойно, но резкие реплики с мест и язвительный смех солдат говорили, что негодование готово ежеминутно вспыхнуть. Дан, все более и более волнуясь и крича, стал угрожать: «Если петроградский гарнизон поддастся на призыв к выступлению для захвата власти Советами на улицах Петрограда, то, несомненно, повторятся события, имевшие место 3–5 июля»[186].

Угроза Дана вызвала возмущение. В полках ещё не забыли, какую роль сыграли эсеро-меньшевики в разгроме июльской демонстрации. Один за другим поднимались представители полков, требуя передачи власти Советам. Ряд ораторов горячо выступал за немедленное перемирие и передачу земли крестьянам.

Особое возбуждение вызвало заявление Дана, что созыв съезда он считает несвоевременным. Солдаты обрушились на докладчика, обвиняя меньшевиков в срыве съезда.

Попытка соглашателей опорочить собрание представителей гарнизона от 18 октября явно не удалась. Мало того, совещание постановило считать и сегодняшнее собрание, как созванное Центральным исполнительным комитетом помимо военной организации Петроградского Совета, неправомочным для вынесения каких-либо решений. Гарнизон шёл за Военно-революционным комитетом.

В состав Военно-революционного комитета, кроме членов Петроградского Совета и делегатов гарнизона, вошли представители Центрального комитета Балтийского флота, Финляндского областного комитета Советов, местного самоуправления, фабрично-заводских комитетов и профсоюзов, партийных, военных организаций и т. п.

Первое пленарное заседание Военно-революционного комитета состоялось 20 октября. Был заслушан доклад об основных задачах комитета, после чего постановили наладить связь с местными и пригородными частями, а также принять ряд мер по охране Петрограда, так как на 22 октября церковники назначили для казаков крестный ход. На места немедленно командировали агитаторов. Постановили выпустить воззвание, разъясняющее казакам политический смысл манёвров контрреволюции.

Заседание Петроградского военно-революционного комитета.

Художник Б.В.Иогансон.

В комитет с разных концов стали поступать сведения, характеризующие бдительность и готовность масс защищать революцию. Рабочие одной из типографий сообщили, что ими получен заказ на печатание прокламации черносотенной организации. Комитетом совместно с союзом печатников было немедленно дано распоряжение не выполнять никаких заказов без его разрешения.

Рабочие и служащие Кронверкского арсенала Петропавловской крепости доложили, что правительство вывозит оружие для частей, расположенных в Петрограде и под столицей. 10 тысяч винтовок назначены к отправке на Дон. Военно-революционный комитет немедленно назначил комиссара в Кронверкский арсенал. Комиссару было дано задание прекратить выдачу оружия юнкерам, задержать 10 тысяч винтовок, отправляемых в Новочеркасск. Комендант арсенала отказался допустить комиссара к работе. Комиссар обратился к рабочим и солдатам. Состоялось несколько летучих митингов, на которых солдаты и рабочие потребовали принять комиссара. Поддержанный солдатами и рабочими арсенала, комиссар занял помещение коменданта и прекратил отпуск оружия без своей подписи. На все военные склады были посланы представители Военно-революционного комитета.

В ночь на 21 октября Военно-революционный комитет назначил комиссаров во все части петроградского гарнизона. Комиссары упрочили влияние Военно-революционного комитета в войсках, укрепили связь боевого центра с массами, создали возможность чёткого оперативного руководства в развёртывающихся боях.

Комиссары как представители зарождавшейся новой власти с первых же дней своей работы в воинских частях встретили упорное противодействие со стороны почти всего командного состава.

Комиссары оказались победителями благодаря беззаветной поддержке подавляющего большинства солдатской массы и благодаря той громадной работе, которая была проделана до Октября в частях петроградского гарнизона военной организацией большевиков.

21 октября Военно-революционный комитет созвал представителей петроградского гарнизона. Собрание, ещё раз выразив своё полное доверие Военно-революционному комитету, потребовало, чтобы Всероссийский съезд Советов взял власть в свои руки, обеспечив народу мир, землю и хлеб.

«Петроградский гарнизон, — говорилось в принятой собранием резолюции, — торжественно обещает Всероссийскому съезду в борьбе за эти требования отдать в его распоряжение все свои силы до последнего человека… Мы все на своих постах, готовые победить или умереть»[187].

В тот же день Военно-революционный комитет выделил из своей среды бюро, в состав которого вошли три большевика и два «левых» эсера. Бюро назначило трёх товарищей комиссарами в штаб Петроградского военного округа, чтобы взять в руки руководство гарнизоном.

В ночь на 22 октября комиссары Военно-революционного комитета явились к командующему войсками округа Полковникову и потребовали предоставить им право контроля над всеми его распоряжениями. Полковников категорически отказался выполнить предъявленные ему требования.

Утром 22 октября в Смольном экстренно были собраны представители всех полков гарнизона. Депутация Военно-революционного комитета доложила о переговорах с Полковниковым. Общее собрание приняло резолюцию, в которой изложило весь ход переговоров и отказ штаба округа признать Военно-революционный комитет. Было подтверждено решение выполнять распоряжения по гарнизону, только подписанные Военно-революционным комитетом. Штаб, порвавший с гарнизоном столицы, был признан прямым орудием контрреволюционных сил. В резолюции говорилось:

«Солдаты Петрограда!

1. Охрана революционного порядка от контрреволюционных покушений ложится на вас под руководством Военно-революционного комитета.

2. Никакие распоряжения по гарнизону, не подписанные Военно-революционным комитетом, недействительны.

3. Все распоряжения на сегодняшний день — день Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов — остаются в полной своей силе.

4. Всякому солдату гарнизона вменяется в обязанность бдительность, выдержка и неуклонная дисциплина.

5. Революция в опасности.

Да здравствует революционный гарнизон!»[188]

Центральный орган партии большевиков «Рабочий путь».

Пока шло заседание в Смольном, штаб округа попробовал через голову Военно-революционного комитета обратиться к гарнизону. Полковников вызвал в штаб округа представителей полковых и бригадных комитетов, а также представителей Центрального исполнительного комитета и Петроградского Совета. Представители полковых комитетов в штаб не явились. Они заседали в Смольном, куда их вызвал Военно-революционный комитет.

Полковников решил обратиться к гарнизонному собранию в Смольном с просьбой прислать своих представителей. Из Смольного в штаб округа прибыла делегация. Представитель делегации заявил, что гарнизонное собрание уполномочило его довести до сведения штаба только одно постановление: отныне все приказания штаба округа должны быть утверждены Военно-революционным комитетом. Представитель добавил, что больше говорить он не уполномочен, и увёл всю делегацию в Смольный.

В тот же день штаб округа убедился в силе Военно-революционного комитета. Ни один склад не выдал штабу оружия. Все распоряжения штаба возвращены были обратно, так как на них не оказалось подписи комитета.

Весь день 22 октября прошёл под знаком приближения развязки.

В целях боевой мобилизации рабочих масс партия большевиков объявила 22 октября «Днём Петроградского Совета». На этот же день контрреволюция назначила крестный ход казаков. По казачьим полкам ходили агитаторы правительства. Казакам говорили, что большевики умышленно выбрали день 22 октября, чтобы оскорбить религиозные чувства верующих. Тёмные личности натравливали казаков на солдат гарнизона. В церквах звучали погромные проповеди.

Временное правительство пыталось помериться силами с революцией. Но в самый последний момент эсеро-меньшевистские сообщники правительства испугались и порекомендовали отменить казачий крестный ход.

Главнокомандующий Петроградского военного округа ещё 21 октября предложил Совету союза казачьих войск отказаться от крестного хода, так как этим могут воспользоваться для устройства вооружённого восстания. Войсковой старшина А. Н. Греков в ответ заявил, что казаки не откажутся от назначенного уже крестного хода. Кроме того Греков добавил, что инициатива крестного хода принадлежит собственно полкам и Совет союза казачьих войск не в праве отменить решение.

Руководители казачества явно провоцировали столкновение. Но дело решили рядовые казаки. Вечером 21 октября на гарнизонном собрании полковых комитетов представитель 4-го Донского казачьего полка сообщил, что полк не примет участия в крестном ходе, несмотря на уговоры полкового священника. Делегат 14-го Донского казачьего полка под бурные приветствия всего зала добавил, что «охотно протягивает руку» представителю 4-го казачьего полка[189].

Провокация не удалась. Казачьи полки отказались участвовать в крестном ходе.

День 22 октября стал смотром готовности пролетариев Петрограда к борьбе под большевистским знаменем.

В частях гарнизона, на фабриках и заводах проводились многочисленные митинги. Результаты этого дня превзошли самые смелые ожидания. На митинге в Народном доме было несколько тысяч человек. Зал был переполнен. Солдаты буквально висели на балках у самого потолка. Тысячи людей толпились вокруг театра.

«На митинге в Народном доме было несколько тысяч человек.»

Рисунок И. А. Владимирова.

Представитель Царицынского Совета передал привет революционному Петрограду «с берегов широкой Волги». Делегат Балтийского флота заявил, что матросы скорее погибнут, чем допустят продолжение соглашательской политики. Заявление делегата вызвало бурю аплодисментов. Энтузиазм тысяч рабочих и солдат на этом митинге был настолько велик, что достаточно было бы одного прямого призыва, и вся эта людская громада пошла бы с голыми руками на баррикады, на смерть.

По призыву ораторов-большевиков все слушатели, подняв руку, поклялись по первому зову Петроградского Совета ринуться в последнюю схватку с правительством буржуазии. Так было по всему Петрограду. Не было ни одного завода, фабрики или казармы, где бы в этот день не происходили митинги при громадном стечении рабочих и работниц.

Все наличные агитаторские силы партии были брошены в тот день по районам. Отовсюду требовали агитаторов. Большевиков-агитаторов посылали то в одно, то в другое место. Каждому агитатору приходилось выступать по нескольку раз в день на многих митингах. Чаще других мелькала на трибунах митингов высокая, гибкая фигура одного из лучших большевистских агитаторов — В. Володарского. Пламенный оратор, Володарский пользовался большой популярностью у рабоче-солдатской аудитории. Всюду, где предполагалась горячая схватка с соглашателями, требовали Володарского. Из районов звонили: «Пришлите к нам Володарского, митинг будет многолюдным»[190].

В. Володарский.

В качестве агитаторов для выступления на рабочих и солдатских митингах в предоктябрьские дни были широко использованы начавшие съезжаться к этому времени в Питер делегаты II съезда Советов — большевики.

Меньшевики и эсеры теряли последние позиции.

Выступление меньшевика Мартова в Политехническом институте на Выборгской стороне на митинге в «День Петроградского Совета» началось и кончилось произнесением одного только слова «товарищи». Ему не дали говорить. Речь Мартова заглушили крики:

— Долой! Довольно! Отчаливай, корниловцы!

На Путиловском заводе день 22 октября прошёл с особым подъёмом.

«Решили взять власть в свои руки», — рассказывают об этом митинге большевики-рабочие Путиловского завода. А меньшевик Суханов в своих «Записках о революции» жалуется, что после нескольких попыток ему пришлось отказаться от выступления, ибо рабочие никого не хотели слушать кроме большевиков[191].

Ночью 22 октября Военно-революционный комитет разослал телефонограммой резолюцию, принятую гарнизонным собранием в Смольном, о назначении комиссаров во все части гарнизона. Полкам гарнизона предложено было исполнять приказы штаба, только подписанные Военно-революционным комитетом.

Поздно ночью 22 октября заместитель министра-председателя А. И. Коновалов случайно узнал о переданной в полки телефонограмме. Коновалов немедленно помчался в Зимний дворец и сообщил об этом Керенскому, который ничего не знал о случившемся. Коновалов удивился, что штаб округа не предупредил правительство.

Назначение в полки комиссаров и требование Военно-революционного комитета присылать на утверждение все приказы штаба округа были поняты правительством как начало фактического захвата власти Советами.

Последние дни Временное правительство жило под знаком возрастающей тревоги. Энергия, затраченная на концентрацию сил, казалось, не давала результатов. Чувствовалось, что революция опережает все мероприятия правительства. Керенский готовил батальоны ударников, а большевики в несравненно большем количестве создавали батальоны Красной гвардии.

Контрреволюционные генералы перебрасывали в тыл казаков, я большевики завоёвывали на фронте дивизию за дивизией. Временное правительство собиралось использовать несколько тысяч польских легионеров и чехословаков, а революция привлекала на свою сторону огромные массы трудящихся угнетённых наций.

Временное правительство выбивалось из сил, собирая вооружённые отряды, но это оказывалось бегом на месте, как у белки в колесе. Керенский проводил всё время в поезде. От назревающей в столице революции он бежал на фронт, но и там настигали его зловещие известия о приближении вооружённого восстания. Все газеты полны были слухов, «достоверных сообщений», намёков, предсказаний. Поток этих сведений изо дня в день всё больше накалял атмосферу, держал страну в нервном напряжении, создавал повышенное настроение.

«В первом часу ночи на 15 октября, — пишет кадетская «Речь» 15 октября, — в управление столичной милиции из разных комиссариатов стали поступать вести о каких-то передвижениях вооружённых красногвардейцев»[192].

18 октября сообщалось:

«Большевики готовятся к кровавому бенефису лихорадочно, упорно, настойчиво. Добывают оружие, разрабатывают план действия, занимают опорные пункты»[193].

Выступление Володарского в цирке «Модерн».

Рисунок С. С. Бойм.

19 октября:

«К предстоящему выступлению большевиков спешно вооружаются рабочие фабрик и заводов. 17 и 18 октября было выдано оружие — винтовки и револьверы — рабочим главной цитадели большевиков — рабочим Выборгского района. 18 октября получили оружие рабочие Большой и Малой Охты и Путиловского завода»[194].

20 октября:

«Мы подошли вплотную к двадцатым числам октября, с которыми уже не только Петербург, но и Россия связывает новые тревоги и ожидания. Надо отдать справедливость большевикам. Они используют все средства, чтобы поддержать тревогу на должной высоте, чтобы обострить ожидание и довести нервное напряжение до той крайности, когда ружья начинают сами стрелять»[195].

Комиссар Военно-революционного комитета в полку петроградского гарнизона.

Рисунок Д. А. Шмаринова.

Каждый новый день начинался во Временном правительстве с вопроса: выступят ли сегодня большевики? Министры гадали о сроке восстания. Ловили слухи о начале решительного выступления. Заместитель министра-председателя Коновалов рассказывал корреспонденту газеты:

«В течение дня 16 октября Временному правительству точно не был известен день выступления большевиков. Ещё накануне во Временное правительство стали поступать сообщения о том, что большевики решили выступить не 20-го, как все предполагали, а 19-го. По-видимому, сами большевики ещё точно этого вопроса не решили»[196], — утешал себя Коновалов.

Для Временного правительства дело осложнялось тем, что большевики готовили штурм под видом обороны. Прикрытие наступления формой обороны являлось особенностью большевистской тактики в эти дни. Отказ вывести войска из столицы знаменовал собою наступление революции, но этот шаг был проделан под знаком обороны Петрограда от немцев и контрреволюции. Военно-революционный комитет был создан как боевой штаб революции, но проведено это было под видом усиления обороны города. Посылка комиссаров в полки означала мобилизацию революционных сил, но проделана она была в форме защиты Петроградского Совета от наступления реакции.

«Революция, — писал Сталин, — как бы маскировала свои наступательные действия оболочкой обороны для того, чтобы тем легче втянуть в свою орбиту нерешительные, колеблющиеся элементы»[197].

Этим искусным манёвром большевики вырвали у Временного правительства возможность обвинить их в инициативе гражданской войны. А это затрудняло Временному правительству мобилизацию колеблющихся.

Постоянное напряжение, в котором большевики держали правительство, вызвало разброд и развал в самом правительстве. 14 октября все три товарища министра юстиции Малянтовича подали заявления об отставке. Они обвинили министра в попустительстве большевикам: он выпустил несколько большевиков из тюрьмы под денежный залог.

Керенский вызвал к себе Малянтовича и в резкой форме признал его действия неправильными.

Вскоре всплыл вопрос о военном министре Верховском. С ним у правительства уже было несколько мелких столкновений. Первое — по поводу создания комиссии по демобилизации. Верховский считал необходимым подчинить себе новое учреждение, а Временное правительство передало его в ведение другого министра — Третьякова. Второй конфликт — по вопросу об освобождении из армии солдат старших возрастов. Военный министр категорически отказался идти на эту меру, боясь, как он говорил, обнажить фронт. Явно перепуганный нарастанием революции в армии, министр перестал посещать заседания правительства, невнятно, заявив о своих разногласиях с ним. На требование прислать кого-нибудь вместо себя Верховский фактически ответил заявлением об отставке. Чтобы не предавать дело огласке, министру дали отпуск.

Временное правительство так и не выходило из кризисов.

Красная гвардия завода «Вулкан».

Резкие колебания сказались и в Предпарламенте. 18 октября обсуждалась резолюция об обороне страны. Кадеты, казаки, правые эсеры, кооператоры внесли свою резолюцию и собрали 141 голос против 132. Это было в 2 часа дня. Через десять минут меньшевики потребовали проверки голосования путём выхода голосующих в дверь. Резолюция на этот раз собрала 136 голосов против 139. Дальше голосовалось ещё 5 резолюций: 2 от эсеров и 3 от разных групп меньшевиков. Все резолюции провалились.

Продлили прения. Устроили перерыв. Дали всем фракциям сговориться, но к соглашению так и не пришли. По основному вопросу в жизни страны — по обороне — Предпарламент так и не вынес резолюции.

В такой нервной и полной растерянности обстановке решение Военно-революционного комитета о назначении комиссаров было встречено с большой тревогой.

22 октября крайне взволнованный Керенский позвонил начальнику штаба округа генералу Багратуни и в резком тоне приказал ему ни в коем случае не признавать комиссаров. Керенский предложил «ультимативно потребовать отмены телефонограммы той же инстанцией, по распоряжению которой она последовала»[198], т. е. чтобы Военно-революционный комитет сам отменил своё же постановление.

Всю ночь правительство совещалось то со штабом округа, то с военным министерством. В Зимний дворец вызывал отдельных министров. Появились члены Совета Российской республики. Осветились окна Мариинского дворца, куда стали прибывать члены Совета республики. В Мариинском дворце оценивали телефонограмму Военно-революционного комитета как начало борьбы за власть. Временное правительство вполне согласилось с Керенским и Коноваловым, что необходимы решительные меры против Военно-революционного комитета.

Утром 23 октября Военно-революционный комитет довёл до всеобщего сведения, что им назначены комиссары во все воинские части гарнизона. В обращении говорилось:

«Комиссары как представители Совета неприкосновенны. Противодействие комиссарам есть противодействие Совету рабочих и солдатских депутатов»[199].

С раннего утра 23 октября Керенский вновь начал переговоры с министрами и чинами штаба. Так как Военно-революционный комитет не собирался отменять своей телефонограммы, то решено было идти на компромисс: увеличить представительство Петроградского Совета при штабе округа. О компромиссе сообщили в Смольный, но Военно-революционный комитет молчал, а назначенные им комиссары всё в большем числе появлялись в полках гарнизона.

Днём 23 октября состоялось секретное заседание эсеро-меньшевистского бюро Центрального исполнительного комитета. На этот раз собрались не в Смольном, где обычно заседал Центральный исполнительный комитет, а в Мариинском дворце. Центральный исполнительный комитет осудил Военно-революционный комитет и потребовал от правительства решительных мер, вплоть до ареста руководителей.

Пока Керенский метался между Зимним дворцом и Мариинским, Военно-революционный комитет рассылал комиссаров по полкам. В течение первого дня было назначено около 100 комиссаров, а в ближайшие дни — около 600.

Всюду, где появлялись комиссары, закипала бодрая, уверенная работа. Поддержанные революционной частью солдат, большевистские комиссары преодолевали саботаж офицеров, изолировали командиров или заменяли их новыми из младшего командного состава и рядовых. В полку быстро сколачивалось ядро преданных революции бойцов. На общих собраниях разъяснялся солдатам классовый смысл происходивших событий. Принимались боевые резолюции о поддержке Военно-революционного комитета. Комиссар доставал оружие, следил за распределением продовольствия. Боеспособность полков гарнизона росла.

Одновременно с завоеванием громадного большинства гарнизона завершена была организация главной боевой силы Октябрьской революции — рабочей Красной гвардии.

В помещении Совета 1-го Городского района 20 октября открылась тщательно подготовленная общегородская конференция красногвардейцев Петрограда и его пригородов — Сестрорецка, Шлиссельбурга, Колпина, Обухова. На конференции присутствовало 100 делегатов, преимущественно большевиков, представлявших около 12 тысяч официально зарегистрированных красногвардейцев.

Буквально каждый час число их росло, ибо на всех заводах шла запись. В петроградскую Красную гвардию был запрещён доступ добровольцам со стороны. Принимали только рабочих данного завода. Это предохранило Красную гвардию столицы от проникновения в её ряды тёмных авантюристов. Она находилась под непосредственным контролем рабочих фабрик и заводов. В ряде мастерских Путиловского завода красногвардейцы избирались общим, собранием рабочих и с гордостью считали себя делегатами от заводов.

Не было предприятия, где не шло бы формирование отрядов. Дан и многие рядовые меньшевики, увлечённые общим порывом, просились в Красную гвардию.

В отряды вступали и женщины-работницы. На заводе военно-врачебных заготовлений был организован отряд санитарок. Их примеру последовали другие заводы. Ни один отряд не уходил в Совет без санитарок. Работницы дежурили вместе с красногвардейцами, с ними готовились к бою.

Доклады представителей районов на общегородской конференции говорили о том, что Красная гвардия полна решимости и энтузиазма. Когда Совет вызывал двух бойцов — шли пять. Если требовался десяток добровольцев — поднимал руки весь отряд. Красногвардейцы уже не оставляли винтовок на заводе. Оружие брали с собой на дом, держали его под рукой.

Конференция петроградских красногвардейцев приняла большевистскую резолюцию по текущему моменту и новый устав. Устав давал единообразную форму организации Красной гвардии, укреплял её дисциплину, точно определял права и обязанности Главного штаба, его бюро и районных штабов. Согласно принятому уставу районы делегировали в состав Главного штаба по одному постоянному представителю. Выборгский и Порховский давали по два представителя.

Конференция закончилась 23 октября. Все чувствовали, что в воздухе пахнет порохом. Было спешно созвано совещание Главного штаба Красной гвардии с представителями районов. На заседании избрали бюро штаба. Главный штаб постановил держать Красную гвардию под ружьём, приказал установить дежурства красногвардейских отрядов, на заводах усилить патрули и разведку.

За власть Советов!

Рисунок Н. И. Кочергина.

Важнейшей боевой силой революции вслед за Красной гвардией был Балтийский флот. Моряки давно уже были настроены резко враждебно к правительству. Ещё 19 сентября Центробалт принял постановление, где заявил, что «больше распоряжений Временного правительства не исполняет и власть его не признаёт»[200].

Морское офицерство в большинстве не принимало участия в матросских собраниях, прикрываясь своей «беспартийностью» и «аполитичностью». Матросы же целиком и полностью поддерживали большевиков.

Вечером 23 октября Военно-революционный комитет созвал полковые комитеты гарнизона. На собрании присутствовали и многие делегаты с фронта, приехавшие на II съезд Советов. Больше шести часов докладывали представители полков о настроении солдат. Все жадно слушали. Речи покрывались дружными аплодисментами. Представители гвардии Петроградского полка и гвардии резервного Московского полка заявили, что уже настал момент для передачи власти Советам. Солдат Измайловского полка выразил настроение своего полка коротко, в трёх словах:

— Вся власть Советам!

Вот на трибуне представитель 1-й стрелковой дивизии, прибывший с Румынского фронта.

«Временное правительство ничего не сделало для осуществления воли трудового народа, и поэтому верховная власть в стране должна быть передана Советам»[201], —заявил он под бурные приветствия. Его сменил представитель гвардейской стрелковой дивизии из действующей армии. Он говорил об ужасах холодной, голодной жизни в окопах.

Говорили представители Гренадерского полка, частей гатчинского гарнизона, 2-го пулемётного и Семёновского полков. Один за другим заявляли делегаты: «солдаты этих частей отдают себя всецело в распоряжение Военно-революционного комитета Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов.»

Одновременно шло заседание Петроградского Совета, на котором был заслушан доклад о работе Военно-революционного комитета.

Подавляющим большинством голосов Петроградский Совет одобрил работу комитета:

«Петроградский Совет констатирует, что благодаря энергичной работе Военно-революционного комитета связь Петроградского Совета с революционным гарнизоном упрочилась, и выражает уверенность, что только дальнейшей работой в этом же направлении будет обеспечена возможность свободной и беспрепятственной работы открывающегося Всероссийского съезда Советов. Петроградский Совет поручает своему революционному комитету немедленно принять меры к охране безопасности граждан в Петрограде и решительными мероприятиями прекратить попытки погромных движений, грабежей и т. д.»[202]. Петроградский Совет вменил своим членам в прямую обязанность предоставить себя в распоряжение Военно-революционного комитета для участия в его работах.

По окончании заседания Совета, поздно ночью 23 октября, Партийный центр собрал Военно-революционный комитет. Проверили силы. Наметили конкретные задачи всем частям на случай выступления. От всех полков оставили по два представителя для связи.

Наступлению контрреволюции Военно-революционный комитет противопоставил сознательную мощь отрядов Красной гвардии полков гарнизона и судов Балтийского флота. Боевые силы революции только ждали приказа Центрального Комитета большевиков.

Красногвардейцы.

Рисунок В.В.Хвостенко.

Во Временном правительстве тревога всё нарастала. Министры сообщали друг другу слухи один мрачнее другого. Из Мариинского дворца звонили в Зимний, передавая о настроении во фракциях эсеро-меньшевиков. Из Смольного приезжали участники совещаний гарнизонного собрания и Петроградского Совета. Передавали, что гарнизон приводится в боевую готовность. Выступление возможно в ближайшие часы.

Керенский вызвал к себе вновь назначенного управляющее военным ведомством генерала Маниковского и главнокомандующего Северного фронта генерала Черемисова. На совещании речь шла «об устранении новой попытки Петроградского Совета нарушить дисциплину и внести расстройство в жизнь гарнизона»[203].

Оба генерала признали влияние Совета на гарнизон «весьма вредным».

В 5 часов вечера 23 октября в кабинете у Керенского состоялось секретное заседание чинов штаба округа. Генерал Багратуни, начальник штаба, подробно доложил о мерах, принятых против выступления большевиков.

О выступлениях Троцкого, предлагавшего отсрочить восстание до съезда Советов, т. е. до 25 октября, знали. Полагали: раз Троцкий называет эту дату, то большевики, видимо, связывают с ней какие-то планы. Исходя из этого предательского предупреждении, решено было начать своё выступление на день-два раньше большевистского. Собрание военных у Керенского наметило выступление на 24 октября. План был принят.

Ночью 23 октября собралось Временное правительство. На повестке дня стоял только один вопрос: меры борьбы с готовящимся восстанием большевиков. Доклад делал Керенский. Он говорил возбуждённо и весьма решительно. Приведя ряд данных о подготовке восстания, Керенский потребовал немедленного выступления против большевиков. Всякое промедление может быть истолковано большевиками как слабость правительства. Керенский ознакомил министров с планом борьбы против восстания. В заключение он сообщил, что предварительные распоряжения им уже отданы. Он приказал арестовать руководителей Военно-революционного комитета и прежде всего тех, кто призывает к отказу от подчинения законным властям.

Правительство одобрило все меры Керенского. Некоторые члены правительства рекомендовали заручиться поддержкой Предпарламента. Опираясь на эту поддержку, Временное правительство сможет во всей полноте проводить репрессии против большевиков.

Правительство поручило Керенскому выступить в Предпарламенте. Лишь поздно ночью 23 октября министры покинули Зимний дворец. Керенский предупредил штаб округа, что план выступления против большевиков утверждён.

Наступил решающий момент. Враги стали лицом к лицу.