История и культура индийского храма. Книга II. Жизнь храма

Прийти к Богу

Храм – это место, наполненное сакральной энергией. Вся ритуальная деятельность обслуживающего персонала направлена на поддержание состояния энергетического баланса не только внутри самого храма, но и за его пределами, поскольку все, что происходит внутри храма, сказывается и на окружающем его пространстве. Поэтому храм можно назвать сердцем города или деревни, от деятельности которого зависит жизнь всего общества. Именно в пространстве храма с помощью ритуалов структурируются и упорядочиваются различные энергии, и тем самым обеспечивается благополучие правителя и всей страны. Внутри этого пространства каждому человеку и предмету отведена своя строго определенная роль. Здесь нет ничего лишнего и неуместного, здесь все на своем месте.

В храме царит прохлада и пахнет цветами, травой, камфарой, сандалом, благовониями, дымом. Здесь бывает сыро, особенно возле алтаря, а от курящихся удупатти (ūtupatti) [3] распространяются волны серо-голубого дыма и приятный терпкий аромат. Каменный пол местами влажный и скользкий. В таинственном полумраке время от времени раздается серебряный звон колокольчиков и слышатся звуки древних священных текстов – санскритских мантр или тамильских гимнов. Скульптурные изображения богов кажутся принадлежащими другим мирам, особенно при свете ламп, загадочные жесты жрецов завораживают, а на лицах верующих – умиротворение.

Внутри храма Минакши

Посещение храма производит неизгладимое впечатление и оказывает самое благоприятное воздействие на души людей, в том числе на представителей других культур, которым посчастливилось оказаться в одном из храмов Южной Индии. Для верующего человека храм – это особое место, куда он приходит для встречи с Богом. Приходит один или со своей семьей. Конечно, многим людям известны истины, гласящие, что Бог находится внутри каждого из нас или что Бог присутствует во всем. Тем не менее, только в храме большинство людей способно почувствовать присутствие божественного, ощутить прикосновение высших сил, пережить небывалый восторг, услышать внутри себя нечто невыразимое словами, заставляющее сердце плавиться от любви к Богу и изливать слезы[4].

Одни люди приходят в храм ежедневно, другие – иногда, третьи – лишь в определенные дни, четвертые – только по праздникам. Небольшие храмики посещает меньшее количество людей, зато в большие городские храмы каждый день стекаются многотысячные толпы. К примеру, храм Тирумалы ежедневно посещают не менее 45 000 человек, а в праздничные дни количество посетителей доходит до одного лакха[5] и даже больше (Ramesh, 2000: 228). Главной же целью прихода в храм является получение и переживание даршана (darśana). Это санскритское слово, означающее в данном контексте «лицезрение, видение», указывает на зрительное восприятие верующим божественного образа, установленного в гарбхагрихе. Именно ради даршана человек отправляется в паломничество, длящееся недели или даже месяцы, ради даршана он спешит присоединиться к уличной процессии, ради даршана приходит в храм.

Согласно Агамам, посетители шиваитского храма подразделяются на две основные категории: желающие мирских наслаждений бубхукша (bubhukṣā) и стремящиеся к освобождению мумукша (mumukṣā). Целью первых является бхога (bhoga), то есть наслаждение, в то время как целью последних является мокша (mokṣa) – освобождение. Первые в ритуалах ориентируются на процесс «излучения», предполагающий направление от центра – выход из Шивы для приобретения опыта воплощений, а вторые ориентируются на центр, на процесс слияния с Шивой. К первой категории относятся миряне, а ко второй – люди, вставшие на путь йоги. С этой точки зрения к Шива-лингаму могут подходить только те люди, которые относятся к категории мумукша, в то время как к антропоморфным образам Шивы может подойти любой человек, поскольку такие изображения считаются виграхами, то есть телами, которые способен воспринять разум (Prentiss, 1999: 121–122).

К богам приходят с разными просьбами, и в зависимости от специфики возникшей проблемы человек приходит в тот или иной храм, поскольку у индуистских богов имеется своя специализация. К примеру, чтобы получить долгожданное потомство, женщины посещают храмы тех богинь, которые ответственны за рождение детей, или же супружеские пары совершают паломничество в особый для них храм, к «своему» божеству. Согласно легенде, рождение знаменитого южноиндийского музыканта Муттусвами Дикшитара было ответом божества на просьбу Рамасвами Дикшитара и его супруги Суббаммы иметь детей. Супружеская пара обращалась с этой просьбой в храм Вайдишвары к Муттукумарасвами, и как результат их веры в божественную силу в мир явился ребенок, ставший впоследствии великим музыкантом.

Но, пожалуй, одним из самых знаменитых храмов, куда съезжаются женщины со всех частей Индии, является расположенный в местечке Тируккаруккавур шиваитский храм Муллейвананатхара – Господина жасминового сада. Его супруга представлена в образе богини Гарбхаракшамбикей – Матери, защищающей чрево и плод. Считается, что она помогает женщинам забеременеть, а затем защищает их в течение девяти месяцев и помогает благополучно разрешиться от бремени. Рядом со святилищем богини находится золоченая колыбелька. После появления на свет малыша счастливые родители приносят его в храм и укладывают в колыбель, чтобы Гарбхаракшамбикей благословила их дитя.

Идущая в храм брахманка

Согласно легенде, когда-то в местном лесу вместе со своей супругой по имени Ведигей проживал мудрец Нитравар. Однажды, когда мужа не было дома, в дом к супружеской паре пришел аскет и попросил милостыню. В то время Ведигей, дохаживавшая последний месяц беременности, была довольно медлительной, а гость отличался вспыльчивостью и раздражительностью. Не удивительно, что она не смогла угодить аскету. Он проклял женщину, призвав на ее ребенка болезнь. Тогда Ведигей стала усердно молиться богине Гарбхаракшамбикей, и та сняла проклятие.

У храма продают открытки с изображением богини, брошюрки с правилами почитания Гарбхаракшамбикей, а также специальное масло, которое женщина должна наносить понемногу на тело, чтобы забеременеть, выносить и благополучно родить ребенка. Ко времени богослужения перед святилищем всегда выстраивается очередь. В храм Тируккаруккавура приезжают люди со всех концов Индии – молодые женщины в сопровождении своих более старших родственниц или супружеские пары, желающие обзавестись ребенком. По очереди жрец запускает каждую женщину за специальное ограждение у святилища. Здесь, почти перед самым алтарем, под звуки мантр, которые проговаривает жрец, она чертит на полу два наложенных друг на друга треугольника, символизирующих мужское и женское начало, а в центр помещает монетку. После этого семейная пара в течение года ожидает появления малыша.

Посещению любого храма предшествует подготовительный процесс. Прежде всего, необходимо совершить омовение, надеть чистую и соответствующую данному случаю одежду, так как в некоторых храмах требуется соблюдение определенных правил, касающихся внешнего вида. Например, в больших храмах, таких как мадурайский храм Минакши-Сундарешвары, мужчинам не разрешается носить узорчатый кусок ткани – лунги (luṅki, kaili), а также паниян (paṉiyaṉ) – майку или футболку, то есть верхнюю одежду без рукавов (Waldock, 1995: 197). Такая одежда считается домашней. Европейская одежда тоже не всегда подходит. Лучше надеть дхоти и традиционную рубашку. Женщины, собираясь в храм, стараются принарядиться, облачившись в красивое сари и украсив волосы цветами. Среди обязательных требований к женской одежде – наличие хоть какого-нибудь рукава в верхней части одежды[6].

Между тем, данные ограничения соблюдаются не всегда и не везде. Еще в XX веке в одной из своих статей, посвященных Южной Индии, известный индолог К. Звелебил, сетуя на то, что в главное святилище индуистского храма пускают только индуистов, писал следующее: «…это условие строго выполняется во всех без исключения храмах индийского юга. И все-таки я раза три или четыре попадал в святилище – дважды, если мне не изменяет память, в Канчипураме и дважды в Мадрасе. В Мадураи дело обстояло хуже, и на мысе Коморин меня встретили весьма неприветливо, ибо на мне были брюки. Будь на мне индийская одежда дхоти, мне, вероятно, удалось бы попасть хоть во двор» (Звелебил, 1969: 306).

С одной стороны, в храм полагается надевать традиционную одежду, но с другой стороны, сегодняшние мужчины, носящие современную европейскую одежду, при входе во многие храмы не встречают никаких препятствий и нареканий. Более того, на сайтах некоторых храмов в рубрике, касающейся темы дресскода, прямо говорится, что европейский тип одежды разрешается. К примеру, сайты, рассказывающие о «золотом храме» Махалакшми (Golden Temple Vellore)[7], довольно громко заявляют о своей терпимости к представителям разных религий, но при этом не собираются быть снисходительными в отношении одежды посетителей храма. Как и в большинстве других мест, дресскод храма Махалакшми строгий, поэтому людей просят одеваться прилично, и лучше всего надевать что-нибудь традиционное. Для женщин самым подходящим вариантом является сари или курти-чуридар, а для мужчин – дхоти, курта-паджама, а также джинсы с рубашкой. При посещении храма рекомендуется избегать экстравагантных нарядов и не появляться перед богами в коротких штанах, лунги, мини и миди. Если посетительница решила прийти в храм в западной одежде, она должна убедиться, что длина юбки или платья ниже колен. И будет совсем хорошо, если при себе будет иметься что-то, чем можно покрыть голову – шарф, дупатта или платок[8].

В последние десятилетия появились новые ограничения. Они касаются мобильных телефонов – находясь в храме, телефон лучше выключать. Храмовые власти также ограничили использование внутри храма фотоаппаратов и любого другого электронного оборудования. Это ограничение широко распространено в Южной Индии. Во многих храмах имеются специальные шкафы или полки, где бесплатно или за символическую плату можно оставить на время свои вещи, технику, обувь – в храме принято ходить босиком[9].

И, конечно же, на территории храма абсолютно запрещено употребление спиртных напитков, жевательной резинки или табака. Такого рода предупреждения относятся, скорее, к иностранцам, которые еще недостаточно хорошо знают индийскую культуру и совершенно далеки от религиозного этикета. Также в храме нельзя кричать и даже громко разговаривать, нельзя сидеть, выставив ноги в сторону алтаря, а к жрецам храма подобает относиться с уважением. Кроме того, не следует прикасаться к ним, и также не следует соприкасаться своей одеждой с их одеждой. Как правило, в храме мужчины и женщины располагаются отдельно. И вне зависимости от того, в домашних ли условиях совершается пуджа или это храмовое богослужение, верующий должен находиться в состоянии ритуальной чистоты, или мади (maṭi).

В храм надлежит идти с благостным настроем – будь то поход в ближайший храм, расположенный на соседней улице, или же священное место, до которого нужно добираться много дней, отправившись в длительное паломничество. Отправляясь в храм, с собой обычно приносят не только дар для божества, но также жалобы, просьбы и молитвы, однако все дурные мысли люди стараются оставлять за пределами храма.

В определенное время жрецы и простые верующие медленно стекаются к храму. Раньше даже если какой-то человек шел в храм в первый раз и не знал дороги, то не увидеть храм он не мог, потому что многоэтажных домов еще не было и храм был самым высоким зданием в населенном пункте. Хотя южноиндийские храмы почти никогда не имеют более четырех уровней. По крайней мере, в Тамилнаду такие храмы встречаются достаточно редко, скорее, в виде исключения (Hardy, 2009: 46). В качестве примера можно назвать несколько храмов, относящихся к XI–XII векам. Это пятиуровневый храм в Дарасураме, шестиуровневый в Трибхуванаме, восьмиуровневый в Гангейкондачолапураме и четырнадцатиуровневый в Танжавуре.

Возле храма продаются цветы и цветочные гирлянды, листья, фрукты и другие предметы, которые люди покупают, чтобы предложить божеству. Подойдя к храму, можно заметить сидящих здесь нищих и больных, которые просят милостыню, надеясь на доброту прихожан. Перед тем, как войти в храм и что-либо попросить у богов, человеку предоставляется возможность продемонстрировать сострадание к ближнему, подав просящему несколько монет. Перед храмом набожный индуист остановится и, соединив над головой руки в приветственном жесте (añjali), несколько раз повторит мула-мантру[10]. Затем, оставив обувь снаружи, пройдет через гопурам, а у стражей дверей, то есть у дварапал, попросит разрешение войти в храм. Многие прихожане подходят к установленной напротив главного святилища колонне и падают ниц таким образом, чтобы касаться земли лбом и подбородком, после чего поднимаются и обходят колонну три раза слева направо, повторяя при этом мантру.

В храме обязательно имеется алтарь Ганеши. Сначала полагается воздать почести именно ему. Подойдя к Ганеше, человек совершает характерное действие, называемое топпукаранам: трижды стучит легонько по своей голове, затем скрещивает руки так, чтобы правая находилась перед левой, и трижды тянет себя за уши – левой рукой за правое ухо и правой за левое. Так верующий сам себя символически наказывает перед божеством.

В храме Гарбхаракшамбикей в Тируккаруккавуре

Сначала человек проходит через пракары и павильоны, почтительно останавливаясь возле балипитхи, дхваджастамбхи и ваханы главного божества. При этом перемещаться необходимо по часовой стрелке, обходя главное святилище один раз или несколько – три, пять, семь или девять. Так совершается прадакшина – обход святилища, во время которого алтарь должен находиться справа. Перед встречающимися в процессе прадакшины мурти полагается остановиться и почтить их своим вниманием. Уважение принято оказывать всем богам, чьи изображения имеются в храме. При этом в некоторых храмах установлены не только мурти богов и богинь, но и девяти планет, знаменитых бхактов, а также существ из других миров. Представ перед божеством, человек складывает руки в приветственном жесте. Так он стоит и во время пуджи.

Достигнув, наконец, святилища главного божества, человек встречается со жрецом, который обслуживает данное святилище. С одной стороны, в индуизме не существует необходимости в посредниках между богами и их почитателями, но с другой стороны, этот факт никоим образом не исключает существование профессионалов, совершающих во многочисленных храмах пуджи. Поклоняться божеству можно и в домашних условиях, как и делает большинство верующих, однако при этом в их жизни все равно есть место для посещения храма.

С собой люди обычно приносят фрукты и цветы, чтобы предложить их божеству. Чаще всего это кокосовый орех, банан, бетель, цветочные гирлянды и деньги. Но сначала все это нужно вручить жрецу – он сам предложит дар. Если был принесен кокос, то помощник жреца разбивает его о специальный острый камень и затем складывает обе половинки на большой медный поднос, который держит жрец и на котором размещены дары. Жрец проходит к алтарю в маленькую темную комнатку через небольшой дверной проем. Здесь установлено изображение главного божества в виде мурти или в виде черного каменного лингама – если это шиваитский храм.

Жертвоприношение совершается от имени конкретного человека или от имени группы людей. Кроме жреца, сюда никто не входит. Он вращает перед мурти горящим пламенем, звонит в колокольчик, трубит в раковину. Это арати. Арати является кульминацией пуджи. Считается, что в этот торжественный момент через материальную субстанцию мурти на присутствующих нисходит божественная благодатная энергия. Когда жрец, повернувшись к присутствующим, опускает пламя светильника, люди, пришедшие на встречу с Богом, трижды прикасаются руками к огню и к своим глазам.

После арати мужчины совершают «аштанга пранама» – восьмиступенчатое простирание перед божеством, а женщины – «панчанга пранама», то есть пятиступенчатое. Затем жрец выходит из алтарной и предлагает присутствующим прасад из тех даров, что они сами принесли. Прасад, который раздает жрец, принимать нужно правой рукой. Она считается чистой, в то время как левой рукой, нечистой, прикасаться к мурти и к сакральным предметам в храме не разрешается. В храм приходят не только для того, чтобы получить даршан, но и чтобы получить прасад, а также поставить светильник в маленьких святилищах, расположенных в пракарах.

Обычно в качестве прасада человек получает несколько цветочков, банан, половинку кокосового ореха, а в шиваитских храмах обязательно горстку священного пепла – вибхути[11]. У тамильского поэта XIX века Рамалинги есть прекрасное стихотворение под названием «Пепел», которое посвящено вибхути. Вот несколько строк из этого стихотворения:

Омовение в храмовом пруду

Получив прасад в виде вибхути, его можно тут же пересыпать в левую руку и тремя пальцами правой руки нанести на лоб. Тамилы говорят: «Лоб без пепла – голова пустая». Или же можно унести с собой, завернув в кусочек старой газеты, которые храмовые служащие предусмотрительно сложили в сторонке аккуратной стопкой.

Если храм посвящен Деви, то присутствующие получают щепотку красного кумкума. Получив кумкум или сандаловую пасту, нужно на середину лба поставить точку безымянным пальцем правой руки.

После пуджи люди не торопятся покинуть территорию храма, они могут остаться здесь еще на какое-то время, чтобы поразмыслить о высших мирах и о божественных деяниях, помедитировать и послушать себя самого, повторить 108 раз мантру или 108 имен божества, побеседовать с мудрыми людьми и друг с другом и даже перекусить, выйдя во двор и расположившись где-нибудь в сторонке. В храме также можно послушать речь какого-нибудь свами – местного или заезжего. Здесь можно присоединиться к другим людям и попеть вместе с ними религиозные гимны, послушать чтение отрывков из священных текстов, например, из «Рамаяны», «Махабхараты» или из какой-нибудь пураны.

Кто-то в это время совершает омовение в храмовом пруду, смывая с себя все плохое. Кто-то перед изображением Ганеши разбивает кокос, прося о хорошей работе. Кто-то наносит на лоб и части тела священный пепел. Кто-то несет в храм цветы, фрукты, камфару и другие дары, чтобы предложить все это богам. Кто-то стоит тихонько перед алтарем и просит о разрешении своей проблемы. Кто-то обходит святилище по часовой стрелке, совершая прадакшину. Кто-то слушает наставление своего гуру или рецитацию священных гимнов. Кто-то за очень скромную плату получает благословение от храмового слона, который встречает у гопурама посетителей, аккуратно возлагая свой хобот на голову каждого желающего. Тело слона разрисовано цветными узорами и символами того божества, которому посвящен храм. Здесь можно увидеть, как целое семейство распевает священные гимны в честь любимого божества, а жрец в это время в главном святилище совершает дипарадхану, вращая пламенем перед антропоморфным образом или перед Шива-лингамом. Все это типичные картины из повседневной жизни южноиндийского храма, где незримо присутствует Бог, благословляя каждого из своих почитателей и пронизывая собой все окружающее пространство.

Неприкасаемые: право на даршан

С пуджей тесно связана идея бхакти, представляющего особый вид любви, которую разделяют верующий и его божество[12]. Однако в Индии на протяжении многих веков существует категория людей, которым до недавнего времени было запрещено входить в агамические храмы. Это неприкасаемые, находящиеся за пределами четырехварновой системы и занимающие самые низкие позиции в социальной иерархии. Дж. Н. Фарквэр чуть более ста лет тому назад уверял своих читателей в том, что с самого начала храмы на одинаковых условиях были открыты для индуистов всех четырех «великих каст»: для шудр и для брахманов, для замужних женщин и для вдов (Farquhar, 1913: 327–328). Под «великими кастами» он подразумевал варны. Однако неприкасаемые, находясь за пределами варновой системы, никогда не относились к тем категориям людей, которым позволен свободный вход в храм. На сегодняшний день насчитывается более двухсот миллионов человек, принадлежащих к самым различным кастам, которые считаются неприкасаемыми и за которыми закреплены такие виды деятельности, как уборка мусора и выгребных ям, работа с грязным бельем и выделкой кожи, убой скота и пр.

Поскольку для индуизма крайне важным понятием является ритуальная чистота, то люди, выполняющие перечисленные выше виды работ, рассматриваются с ритуальной точки зрения как грязные. Причем речь идет о высшей степени загрязнения (в то время как брахманы считаются обладателями высшей степени чистоты). По этой причине неприкасаемым запрещено было селиться там, где проживали представители четырех варн, и их дома располагались за пределами поселений. Неприкасаемым не позволялось даже входить в эти поселения, и уж тем более запрещено приближаться к храмам, предназначенным для удовлетворения религиозных потребностей других категорий индуистов. Поэтому у неприкасаемых были свои храмы, свои жрецы и свои культы, располагавшиеся, тем не менее, в русле основных течений индуизма, ведь неприкасаемые – тоже индуисты.

Тем не менее, истории известны случаи, когда в отношении неприкасаемых снималось ограничение на посещение храма (правда, частично). В Тамилнаду хорошо известна история о том, как неприкасаемый по имени Нанданар страстно желал посетить чидамбарамский храм Натараджи, чтобы увидеть любимого Господа. Но жрецы запрещали ему входить, ибо он, принадлежа к самым низким слоям общества, считался нечистым. Поэтому жрецы предложили Нанданару пройти через очищение огнем, на что тот незамедлительно согласился.

Еще в колониальный период иностранные авторы, писавшие об Индии, отмечали некоторые странности в отношении прихожан индуистских храмов. К примеру, М. Филлипс удивлялся тому, что в некоторых храмах неприкасаемые имеют странные привилегии, которые он считал следами былого господства. В Мелкоте, который является важным центром для последователей Рамануджи, неприкасаемые имеют право входить в храмы три раза в год в специально отведенные для них дни. В Диндигуле, в дистрикте Мадурай, во время торжества, связанного с праздником быков[13], только каллары, или каста грабителей, могут исполнять функции жрецов и общаться с главным божеством. Поэтому на празднике они держатся высокомерно, демонстрируя свое превосходство над брахманами. В Тирувалуре во время шиваитского праздника лидер неприкасаемых восседает на слоне вместе с изображением божества, держа при этом зонт (чаури) – символ превосходства и высокого положения. В Мадрасе на ежегодном празднике в честь богини Эгатталь Амман, являющейся покровительницей Черного города, на шею мурти повязывают тали (символ замужества) и выбирают для нее жениха из числа неприкасаемых. Также неприкасаемые принимают участие в процессиях, когда тяжелую храмовую колесницу приводят в движение с помощью канатов. Они помогают тянуть толстые канаты, чтобы колесница сдвинулась с места. Так происходит в Канчипураме, Кумбаконаме и Шриваллипуттуре. Оказывается, в подобных случаях прикосновение парии не оскверняет (Phillips, 1903: 113–115).

Примерно с XIII века представители низких каст начали еще больше отдаляться от больших храмов и их культов. Но если южноиндийские шудры и веллала нашли все же свою нишу в храме, то неприкасаемые [14], или парии, веками оставались как бы вынесенными за скобки, пока на них не обратил внимания М. К. Ганди, а ДК и ДМК не попытались интегрировать их в тамильский социум[15]. В XX веке отдельные политические лидеры встали на путь борьбы с неприкасаемостью[16]. В Тамилнаду против дискриминации неприкасаемых выступал Перияр, основавший в 1925 году политическую организацию «Движение самоуважения» (Self-Respect Movement), а в 1944 году – ДК, или партию «Дравидийская Федерация» (Dravidar Kazhagam). Перияр (1879–1973) еще в юности испытал на себе всю прелесть дискриминации, когда его не пустили в храм в Варанаси только потому, что он не был брахманом. С того самого момента он разочаровался в религии и посвятил себя борьбе за улучшения положения неприкасаемых и угнетенных масс. Он даже организовывал сатьяграху против дискриминации неприкасаемых в княжестве Траванкор.

Постепенно в обществе стали подниматься вопросы, связанные с допуском неприкасаемых в храмы. Эта тема горячо обсуждалась на общественных собраниях, в кругу друзей, на страницах газет и журналов. В журнале “Revolt” в послании “Exploiting Religion”, автором которого был А. Рамасами Мудалияр, от 10 апреля 1929 года [17] говорилось, что вопрос о входе в храм – чрезвычайно важный, и общество вынуждено будет взяться за его решение. «Многие люди говорят о различиях в богатстве и в положении, но никакие различия не должны позволять одним входить в храм, чтобы поклониться Богу, а другим запрещать это делать. Потому что согласно всем религиозным канонам, Бог не признает каких бы то ни было различий – ни кастовых, ни различий по рождению, ни по положению, ни по месту. Это могло быть актуально две тысячи лет тому назад, но сегодня с этим нельзя мириться» (Revolt, 2010: 127). Далее автор пишет: «Вы хотите сказать, что человек, который считает, будто его может осквернить даже тень чандалы[18], и который приходит в ужас от самой лишь мысли, что чандала может войти в храм, является религиозным человеком? Я спрашиваю своих друзей, которые все еще являются сторонниками варнашрама-дхармы, не думали ли они о том, что эта система до сих пор существует лишь потому, что предоставляет определенные права и привилегии отдельным слоям общества?.. Друзья мои, бесполезно поддерживать систему, демонстрирующую всеми способами свою деспотическую сущность» (Revolt, 2010: 128)[19].

Несколько месяцев спустя «Revolt» опубликовал не менее пламенную речь А. Бахулеяна (Bahuleyan) от 30 июня 1929 года, в которой автор упоминал состоявшуюся в Мадрасе встречу между североиндийским пандитом Малавия и южноиндийскими шастри (то есть знатоками шастр). На этой встрече обсуждались вопросы о неприкасаемости, в частности, вопрос о том, можно ли разрешить неприкасаемым вход в храм и имеют ли они право на мантра-дикшу. Обе стороны цитировали шлоки своих шастр, доказывая авторитет того или иного текста. Господин Малавия утверждал, что неприкасаемым можно позволить входить в храм и дать мантра-дикшу. При этом он процитировал несколько шлок из шастр, подкрепляющих его точку зрения. В свою очередь, южноиндийские шастри тоже цитировали шлоки, подкрепляющие их собственную точку зрения, и утверждали, что неприкасаемым ни в коем случае нельзя позволять входить в храм. Интересно, что большинство шлок, цитируемых шастри, были совершенно новыми для североиндийского пандита, поэтому он попросил показать ему печатное издание. Шастри сразу же послали за нужными книгами и предъявили их североиндийскому пандиту. Поскольку господин Малавия верит в истинность шастр, то вынужден был согласиться с аргументацией своих южноиндийских оппонентов – мадрасских пандитов, хотя и признавал, что не встречал этих шлок ни разу в жизни.

Рассказав эту историю, А. Бахулеян взывает читателей к здравому смыслу. Он справедливо полагает, что если какие-либо шлоки не поддерживают справедливую реформу, они просто абсурдны. А. Бахулеян искренне удивляется тому, что до сих пор актуально следующее утверждение брахманов: «Мир зависит от богов, боги зависят от мантр, мантры зависят от брахманов, следовательно, брахманы являются богами богов» (Revolt, 2010: 98). Согласно шастрам, если брахманы не соответствуют идеалам своих шастр, по сути, своей джати-дхарме, то они хуже чандалов. Соответствует ли брахман своей джати-дхарме? А господин Малавия соответствует своим шастрическим идеалам? С точки зрения мадрасских шастри, выступая против них, господин Малавия выступал против шастр. И как насчет брахманов, которые содержат отели, являются владельцами алкогольных магазинов, акцизными чиновниками, брокерами и т. д.? Ведь их занятия не соответствуют их джати-дхарме. И поскольку они требуют признавать авторитет их шастр, то и судить их должны в соответствии с их собственными шастрами (Revolt, 2010: 99).

Заканчивая свою речь, А. Бахулеян попытался объяснить своим потенциальным слушателям, что в священных книгах любой религии, как и в Ведах, полно абсурдных ошибок, непристойных и детских идей. И очень жаль, что люди цепляются за ветхие Веды якобы божественного происхождения. Не следует принимать точку зрения того или иного текста только потому, что он древний. Только «правильное знание» следует рассматривать как настоящую шастру, и при этом абсолютно не важно, когда оно пришло. Такое знание может прийти в любой момент через любого человека из любого уголка мира. Мы не должны забывать, что шастры являются результатом человеческих мыслей (Revolt, 2010: 100).

На Южноиндийской Конференции Социальных Реформаторов один из важных пунктов принятой резолюции звучал так: «Никому не следует отказывать входить в храмы и общественные места на основании касты»[20]. И некоторые люди это решение попытались воплотить в жизнь, а «Revolt» на своих страницах рассказал, как это было. Во исполнение резолюций, принятых храмовым комитетом города Ироду (Erode Devasthanam Committee), некоторые верующие из низших слоев пошли в храм Шивы, чтобы поклониться Богу, но храмовый жрец поспешил закрыть двери и немедленно ушел. «Говорят, что верующие просидели всю ночь в надежде почтить Шиву. Двери храма так и не открылись до самого утра… Мы надеемся, что храмовый комитет будет верен своим решениям и не позволит слугам управлять своим господином. Со своей стороны, мы будем только рады, если все храмы закроются навсегда. Тогда энергия нашего народа направилась бы в другое русло и послужила бы более высоким целям – служению человечеству. Но если храмы все же должны быть открыты для публичного поклонения, то они должны быть открыты для всех, включая неприкасаемых» (Revolt, 2010: 321).

Тем не менее, не все придерживались прогрессивных взглядов, и попытка людей, принадлежащих к низшим слоям населения, войти в один из храмов Шивы, находящихся в тамильском городе Ироду, не просто не увенчалась успехом, но привела к печальным последствиям – люди были наказаны. Полиция арестовала несколько человек в соответствии со статьями 295, 297 и 169 IPC за попытку осквернения и за подстрекательство (Revolt, 2010: 321). История сохранила имена тех, кто впервые решился войти в запретный храм – это Ишваран, Пашупати и Каруппан. Всем было назначено наказание в виде штрафа в размере 60 рупий, а при неуплате им грозило тюремное заключение сроком на 2 месяца. Двое обвиняемых уплатили указанный штраф, но Ишваран отказался и с готовностью согласился отбыть тюремное заключение (Revolt, 2010: 322). А спустя некоторое время на конференции в Паттукоттее в качестве одного из пунктов итогового постановления было поздравление храмового руководства города[21] Ироду (Erode Devasthanam Committee) с принятием важного решения открыть доступ в храм всем людям. Поздравление предназначалось и трем отважным господам – Ишварану, Пашупати и Каруппану – «за смелые действия в данном направлении» (Revolt, 2010: 368).

Борцы за равные права всех индуистов входить в любой индуистский храм порой весьма своеобразно трактовали события, чтобы заставить ортодоксов взглянуть на проблему с иной точки зрения и признать поражение или, по крайней мере, отсутствие в своих суждениях здравого смысла. К примеру, на страницах журнала “Revolt” можно было встретить следующие рассуждения.

Благодаря таким людям как Перияр и его соратники со временем положение неприкасаемых во многом изменилось. Постепенно храмы вынуждены были открыть свои двери для данной категории населения. К примеру, последний правитель Траванкора Читтира Тирунал Баларама Варма (1932–1947) в 1936 году издал документ под названием Temple Entry Proclamation, согласно которому неприкасаемым разрешалось поклоняться в храме Каньякумари и в других храмах. Этот поступок одобрил сам М. К. Ганди, который в январе 1937 года вместе с другими неприкасаемыми поклонялся в храме Каньякумари (Singh, 1985: 106). 14 ноября 1946 года в Тиручендуре для представителей всех индуистских каст, включая неприкасаемых-хариджанов, открылся храм Субрахманьи (Pillai, 1948: 60). А уже в 1968 году в Тамилнаду некоторые люди из числа неприкасаемых смогли стать храмовыми попечителями (Ghose, 1996: 276–277).

Хотя ограничения относительно допуска неприкасаемых в большие храмы официально сняты, они до сих пор посещают лишь свои храмы. Когда неприкасаемые на основании принятого закона получили доступ к большим храмам, то эти храмы все равно не смогли стать платформой для социальной сплоченности, и на сегодняшний день допуск неприкасаемых туда – это не более чем вопрос равенства на бумаге[22].

Перияр