История Киликийского армянского государства и права (XI - XIV вв.)

§ 1. Государственное и административное право

Институты государственного права рассматриваются главным образом в §§ 1-7, 70, 71, а также в §§ 63-69 и 115 – 118 Судебника. И в этих, и в ряде других параграфов установлены нормы, касающиеся отношений между царем и его вассалами, между самими вассалами, между ними и другими сословиями.

Основной принцип Судебника Смбата в отношении существа верховной власти разрешается им в том смысле, что светская власть стоит выше церковной. И это понятно, ибо в Киликии армянское духовенство не обладало той исключительной властью, которую оно имело в Армении. В Киликии светская власть в лице царя и его вассалов подчинила себе всю область правоотношений, оставив за церковью лишь вопросы вероисповедания и морали. Поэтому Смбат сознательно поместил на первом месте нормы государственного (светского) права, а затем церковно-каноническое право, тогда как Гош ставил церковную власть выше светской и поэтому поместил церковное право на первом месте.

В Киликии светская власть не только подчинила себе всю область правоотношений, но задавала тон даже решениям церковных соборов. Это объясняется тем, что светская власть в лице царя и церковная власть в лице католикоса всех армян перестали открыто бороться за первенство в Киликии. Армянские великие князья, а потом цари укрепились здесь раньше, чем церковная власть. В этой связи Судебник Смбата определенно устанавливает, что царь стоит выше католикоса. Это являлось крупным шагом вперед по сравнению с Судебником Гоша. Более того, по Судебнику Смбата церковь лишалась той судебной компетенции, которую она имела в Армении; даже дела о преступлениях, совершенных клириками, подлежали теперь разбирательству светского суда. Вместо церковного покаяния Судебник применяет преимущественно денежный штраф.

К сказанному необходимо добавить и то, что Судебник не считает армянского католикоса первостепенным духовным лицом; выше него он признает римского папу и восточных патриархов (§ 71). Чем же это объясняется? Христианство в Армении существовало еще в III в., и стало государственной религией в 279 г.[154] Глава армянской церкви назывался католикосом, т.е. вселенским владыкой, хотя и подчинялся греческому епископу Кесарии в Каппадокии, которым он посвящался в сан католикоса. Значит, армянская церковь подчинялась греческой. Но на соборе в 366 г. армянские епископы и князья во главе с царем, решив стать самостоятельными и в церковных делах, избрали и сами посвятили в сан католикоса патриарха Нерсеса и установили, что впредь армянские католикосы не подчиняются епископам Византии. Так была утверждена автокефалия армянской церкви. С тех пор армянская церковь и ее глава стали независимы от римского папы, александрийского и византийского патриархов. С IV в. в армянской церкви установилась иерархия, имеющая девять степеней:

1) католикос-патриарх всех армян,

2) архиепископы, патриархи или митрополиты, т.е. епископы городов,

4) епископы,

5) священники,

6) диаконы,

7) дьяки,

8) анаганосы, т.е. чтецы,

9) псальты, т.е. певцы.

Но этим борьба между двумя церквами не кончилась: в 381 г. второй вселенский собор признал патриарха Константинополя вторым после римского папы и равным с другими патриархами. Патриарший престол в Константинополе стал в связи с этим претендовать на первенство над армянским, особенно после халкидонского собора 451 г., решения которого армянская церковь не приняла. Греки все время, особенно при императоре Маврикии, предлагали армянам унию и подчинение. Они ссылались на то, что существует всего четыре патриарших престола, и появление пятого-армянского не обосновано. Чтобы показать грекам, что католикос является полноправным и независимым патриархом, армянский католикос Абраам I (596-616) сделал католикоса Албании (Азербайджана) своим архиепископом и католикоса Грузии своим митрополитом. Но этим были недовольны и грузины, и греки. Западные церкви не прекращали попыток подчинить себе армянскую и установить унию, особенно в IX и X вв., когда почти все императоры Византии были армянского происхождения. Эти попытки не имели успеха, ибо большинство армянского духовенства было против унии.

В 1071 г. при Маназкерте турки нанесли почти смертельный удар Византийской империи, и постепенно начали утрачивать свое влияние восточные патриаршества – Александрийское, Антиохийское, Иерусалимское и Константинопольское. Напротив, римские папы с помощью крестоносцев приобрели большую силу на Востоке. Они делали все возможное, чтобы подчинить себе христианские церкви, в том числе и армянскую. Между тем, как только в Киликии окрепло армянское княжество, патриарший престол в 1147 г. был перенесен из Армении в Ромклай, а в 1293 г. в Киликию, где и оставался до 1441 г. Но здесь католикос-патриарх всех армян и армянская церковь потеряли ту исключительную роль, которую они играли раньше в Армении. Во-первых, потому, что Запад настоятельно требовал у армянской церкви пойти на уступки и признать власть папы. Во-вторых, ряд выдающихся деятелей, из среды духовенства опасался ислама и, исходя из этого, проповедовал «объединение христиан», «братство», т.е. унию. Это привело к расколу армянской церкви и образованию ряда самостоятельных патриарших престолов, которые не подчинялись католикосу – патриарху всех армян. В-третьих, католикосы-патриархи постепенно сделались послушными воле армянских царей, которые без особых трудностей расправлялись с непокорными и назначали угодных им лиц, как об этом подробно говорилось выше. И хотя уния и не состоялась, но церковь потеряла свой прежний вес в государстве, и духовенство лишилось своих судебно-административных функций[155]. И если в §§ 52, 60, 71 Судебника Смбат считает, что римский папа и восточные патриархи стоят выше католикоса-патриарха армян, то он это делает, исходя из соображений и внешнеполитических, и внутригосударственных. Нужно было показать западным соседям, что закон признает первенство папы и патриархов, что все христиане едины, что из-за формальных разногласий по вопросам веры не следует враждовать. Основываясь на признании первенства папы, армяне ожидали помощи от Запада. В действительности же все это оставалось лишь на бумаге, так как армянская церковь по-прежнему сохраняла свою независимость от западных церквей. Внутригосударственное соображение заключалось в том, чтобы католикос-патриарх не считал себя прежним самовластным владыкой, которого раньше боялись армянские феодалы. Не признавая гегемонии католикоса, армянские цари подчинили его себе, и светская власть фактически вырвала из рук церкви всю область правоотношений, оставляя за ней чисто религиозные и семейно-нравственные вопросы. Поэтому Смбат в §§ 8-71 своего Судебника, излагая нормы канонического права, всюду отводит церкви такое место, чтобы она не выходила за рамки религиозно-нравственных отношений. Он формулирует эти нормы, исходя из государственных интересов, стремясь ограничить церковь в уголовных и гражданских вопросах даже по отношению к церковникам. Первый абзац § 11 устанавливает, что церковники обязаны нести службу в церквах и монастырях, как и все другие сословия феодального общества, каждое по своей профессии. §§ 13, 16, 29, 49, 63 и другие устанавливают, что духовные лица, даже епископы, за уголовные преступления подлежат светскому-царскому суду. И это является не произвольным добавлением Смбата, как думает И. Карст, а результатом торжества светской власти над духовной. Борьба между церковью и светской властью не является выдумкой Смбата – она велась в течение многих веков как на Западе, так и на Востоке. Это соперничество между церковью и светской властью в споре о приоритете напоминает нам аналогичную борьбу в Московском государстве, когда Иван Грозный в переписке с князем Курбским со всей резкостью и принципиальностью поставил проблему о взаимоотношении «священства» и «царства».

Подчинив себе церковь, светская власть в Киликии признала ее внутреннюю автономию. Во внутренних делах церковного строительства церковь имела самоуправление, а духовные чины подчинялись друг другу по установленному канонами иерархическому порядку. §§ 1, 34, 35, 37, 46, 47, 48, 50 и другие Судебника Смбата устанавливают пошлины, которые взимают в свою пользу церковники с населения. Кроме этих пошлин, которые поступали от всего христианского населения, церковь пользовалась также даровым трудом своих крепостных и рабов, которых эксплуатировала по феодальному праву, как землевладелец. Наконец, церкви и монастыри, кроме эксплуатации своих крепостных и рабов, получали десятину и другие поступления от прихожан. Так в руках белого и черного духовенства скоплялись большие земельные и денежные фонды, которые становились собственностью церквей и монастырей. Эти церковно-монастырские земли передавались отдельным лицам «за службу» в виде кормления (епископам -епархии и священникам – приходы). Но священники и особенно епископы, выходившие из дворянских родов, превращали свою епархию в наследственную собственность своего рода и передавали эти земли, вместе с духовным саном, своим наследникам. Против этого боролись в прошлом как главы церкви, так и армянские цари. Эта борьба продолжалась и в Киликии. Нерсес Ламбронаци резко выступал против тех духовных лиц, которые превращали эти земли в вотчину. А Судебник Смбата прямо запретил духовенству передавать свои епархии и приходы наследникам. Светская власть с тревогой взирала на это. Ибо когда церковные или монастырские земли превращались в вотчины отдельных церковников и их потомков, происходило укрупнение земельных участков и возрастала сила церковников. Поэтому § 16 Судебника прямо гласит: «Святая церковь никоим образом не считается вотчиной епископа, и епископ не может назначать своим наследником своего епископата никого другого, кроме того, кто будет удостоен по выбору бога, патриарха и всего народа». Епископ, дерзнувший это сделать, подлежал низложению и карался светским судом. Эта статья красноречиво выявляет тенденцию светской власти не давать возможности церковникам замыкаться в касту, имевшую в своем распоряжении громадные средства.

О строгой соподчиненности духовных лиц говорят § 71 и другие параграфы Судебника, а также ст. 21 постановления церковного собора 1243 г., в которых говорится, что священники взимают десятину с народа, епископы – со священников, а патриархи – с епископов. Церковные доходы множились. Почти каждый умиравший богач считал своим долгом выделить церкви землю или деньги не только «за упокой души», но и за упокой тела – за могилу. Чтобы быть похороненным во дворе церкви или около нее, имущие люди добровольно оставляли в пользу церкви «хогадрам» (плата за землю, могилу). Церковники превратили эти доброхотные подаяния в обязательную дань, несмотря на то, что каноны неоднократно запрещали вообще взимание какой бы то ни, было платы за церковные службы – крещение, брак, похороны и т.д. Были даже такие священники и епископы, называвшиеся «капалаворами», т.е. подрядчиками, которые за определенную (единовременную или ежегодную) плату получали от князей или высших церковных сановников тот или другой приход и безжалостно эксплуатировали прихожан. § 47 Судебника строго запрещает беззаконную эксплуатацию прихожан, устанавливая применение к виновным смертной казни через сожжение. § 48 взимание платы за церковные службы и за могилу угрожает смертью с конфискацией имущества в пользу государства. §§ 17, 32, 54 и другие запрещают духовным лицам заниматься гражданскими делами прихожан и предписывают интересоваться делами их совести, не интересоваться мирскими делами и не наживать деньги путем ростовщичества. §§ 23, 30, 53 и другие запрещают духовенству вести тяжбы друг против друга из-за прибылей.

Таким образом, Судебник Смбата, запрещая церковникам выходить за рамки религиозных обязанностей и сдерживая их алчность, одновременно в § 42 освобождает их от уплаты налогов, понимая место церкви в государстве.

Привилегированная и послушная церковь была одним из столпов Киликийского государства. Многочисленные храмы и монастыри были построены на добровольные пожертвования богатеев и с принудительным участием в работах неимущих слоев общества или на средства государства, в интересах духовных и светских феодалов.

Именно поэтому Судебник уделяет особое внимание благоустройству монастырей и в §§ 33-34 и 62 подробно останавливается на уставах монашеских братств, которые помогали государству в деле призрения, обучения, попечительства над больницами, устройства благотворительных домов и тому подобных учреждений. Монашеские ордена были вне церковной иерархии, имели своих настоятелей, свои братства, хотя и подчинялись епископу епархии (§ 62). Эти вардапеты (учитель, ученый, доктор богословия) учились сами и учили других, составляли летописи и переписывали древние рукописи. Именно им мы обязаны тем, что многие труды древних армянских историков и ученых дошли до нас.

Монастыри, как указывает абзац 6 § 34, первоначально имевшие значение подворья для нуждающихся npoезжих, постепенно превратились в места паломничества, покаяния, духовного покоя. Наряду с этим они стали главным центром выработки различного рода норм и первоначальными школами. § 34 устанавливает те сборы, которые должны были поступать на содержание монастырей. Наряду с этим «скромные и кроткие» монахи жестоко эксплуатировали монастырских крепостных крестьян и рабов. § 50 запрещает вардапетам, членам монашествующих братств, иметь свой приход; приход могли иметь священники, но они не имели права запрещать своим прихожанам делать разные приношения монастырям. Кроме этих приношений, монастыри получали субсидию от епископов. Поэтому § 66 Судебника запрещает вардапетам брать вознаграждение от учеников за обучение. Напротив, монастыри сами должны были обеспечивать этих учеников всем необходимым и поощрять в них трудовые и образовательные навыки.

О значении армянских монастырей и их месте в церковной иерархии акад. Н. Марр писал: «Вне церковной иерархии получает широкое развитие орден духовных учителей, самопополняющийся избранием посвященных и представляющий пересаженную в церковный мир цеховую организацию. Само звание члена этого ордена, вардапет – учитель, сохраняет название главы как бы цеха каменщиков или зодчих, так как вардапет означало также главу мастеров, архитектора»[156]. Здесь нужно отметить, что «избрание» этих вардапетов, особенно на должности настоятелей и в состав высшего духовенства, происходило не путем свободного самопополнения, а из дворян и других имущих слоев общества. Судебник не указывает прямо на это, но в §§ 18 и 94 лишь запрещает рабам становиться духовными лицами без согласия своих господ. Из этого понятно, что лица из неимущих слоев общества в то время, как правило, не могли быть избранными в духовный сан, особенно высший, ибо они: в подавляющем большинстве были неграмотными; кроме этого, здесь играло огромную роль и то, что церковь и монастыри являлись доходными местами, которые дворянство и иные имущие слои не желали упускать из своих рук. Этим объясняется и тот факт, что духовенство в целом, ведя глухую борьбу против светской власти, в то же время помогало господствующему феодальному классу.

Мы оставляем в стороне главы, Судебника относительно собственно канонического права, и особенно те из них, которые имеют чисто религиозное содержание. Заканчивая рассмотрение параграфов, касающихся отношений между государством и церковью, отметим, что вся названная выше церковная иерархия: так или иначе «служила» феодальному государству. Духовные лица, особенно в местном управлении, помогали органам государственной власти в деле взимания налогов и соблюдения порядка. Они были верными слугами государства в борьбе с «грехами» своих прихожан и этим помогали местным судебным органам и властям.

В виде общего замечания следует указать, что в то. время как борьба между духовной и светской властью закончилась в пользу последней, борьба между царской властью и феодальными магнатами продолжалась. И хотя в §§ 70 и 71 Судебника четко очерчено место и положение каждого лица на лестнице светской и духовной иерархии и царь признается главой монархии, однако в других главах Судебника проступает воля феодальных магнатов.

Нужно отметить, что в самом Судебнике проводится тенденция сочетания крепкой централизованной власти в лице царя с иммунитетом крупных феодалов. Смбату не удалось разрешить этот вопрос. С одной стороны, он как брат царя, главнокомандующий войсками государства и дипломат боролся всеми силами за целостность и независимость созданного с таким трудом армянского средневекового государства, с другой, – как представитель аристократии хотел бы сохранить за крупными феодалами их политические вотчинные права, допускал их центробежные устремления. Это противоречие отразилось в Судебнике в столь важном вопросе, как порядок престолонаследия. В §§ 1 и 70 устанавливается, что царь должен быть выборным, т.е. он должен быть ставленником высшей аристократии, в то время как на практике действовал принцип наследственности престола. Более чем за тысячелетие до образования Киликийского государства, в Армении, как передают Мовсес Хоренаци и другие, действовал институт первородства – трон наследовал старший сын или, в случае его смерти, внук от старшего сына царя. Армянские же феодалы всегда стремились к тому, чтобы наследование престола проводилось по феодальному принципу старшинства, чтобы наследовал не старший сын царя, а старейший член царского дома, причем по избранию феодалов. Но перевес оставался на стороне первого, традиционного порядка. Поэтому только в редких случаях в истории Армении имела место узурпация со стороны братьев или родственников царя, нарушавшая господствовавший порядок наследственности престола. Но эти исключения только подтверждают существование института единонаследия и указывают на непрекращающуюся борьбу между царской властью и феодальной аристократией.

Магистр юридических наук архимандрит Бастамянц в своих комментариях к Судебнику Гоша[157] не признает достоверным проведенное в нем начало, по которому в первую очередь должны были наследовать братья царя и лишь при их отсутствии – сыновья. Он правильно указывает, что в государственной жизни древней Армении действовало не это начало, а принцип первородства. Но Бастамянц все же ошибался, полагая, что Гош заимствовал принцип старшинства у мусульманских народов, которые действительно применяли этот институт. Не прав и проф. И. Карст, считавший, что принцип избрания царя Смбат взял у западных феодалов. Эти ошибки произошли от неправильного понимания существа феодальных отношений вообще и армянского феодализма в частности. На самом деле, ни Гош, ни Смбат не заимствовали ни принципа избрания царя, ни принципа наследования по старшинству. Они выражали старую тенденцию древнеармянских нахараров (феодалов), желающих видеть на троне «своего царя», избранного ими и подчиняющегося им. Царь, который по «милости бога» наследовал престол согласно началу первородства, являлся бы в их глазах ярым противником притязаний феодальных магнатов. Поэтому, в то время как армянские феодалы мечтали законодательным порядком санкционировать феодальный принцип старшинства, практика и обычное право шли своим путем: действовала норма наследования по первородству. Таким образом, принцип старшинства в вопросе престолонаследия никогда в древней Армении не имел под собой твердой почвы. Эту историческую социальную подоплеку упускают из виду сторонники теории заимствований.

Нелишне отметить, что принцип, по которому наследует престол старейший член рода, был известен как на Востоке, так и на Западе Европы. Как указал Генри Мэн в своей работе о Салической правде[158], этот институт известен на Западе под названием «Tanistry» (танистри – кельтский термин, означающий, что наследует не старший сын, а старейший в роду мужского пола). Вначале этот институт действовал как в наследовании собственности, так и престола.

Салический закон (VI в. н.э.) франков в 59 статье запретил переход салических земель во владение женщины. В XIV в. эта статья стала комментироваться в том смысле, что она запрещала женщине занимать французский престол. На Западе этот институт давно перестал действовать, и его сменил институт primogeniture (первородства), но он продолжал действовать в области наследственного (вотчинного) права собственности и был отменен лишь в XVII в. в Англии при Джеймсе I (1603 – 1620). На Востоке же в странах ислама в престолонаследовании до начала XX в. действовал институт танистри, старшинства. Поэтому прав Г. Мэн, считая, что «прошлое Запада живет в настоящем Востока». Этот же порядок наблюдается в истории и других народов: когда идет борьба между королевской властью и крупной феодальной аристократией за упрочение королевской власти, короли стремятся узаконить первородство, между тем как аристократия, дабы ослабить ее, стремится сохранить за собой право избрания королей. Следует также отметить, что при Багратидах действительно имело место нарушение принципа престолонаследия по первородству и братья царя старались получить предпочтение перед его сыновьями, в связи с чем этот период армянской истории ознаменован войнами за престол. Однако такое явление объясняется тем, что арабы, проводя в жизнь принцип «разделяй и властвуй», давали корону каждому, кто готов был сделаться их вассалом и, таким образом, подстрекали царей к междоусобицам. Халифы не могли согласиться с тем, чтобы в Армении образовалась сильная монархия. Этого не хотели и армянские нахарары. Именно эту практику имел в виду Гош, излагая законы о порядке престолонаследия.

Смбат же в этом вопросе сделал крупный шаг вперед по сравнению с Гошем, оставив совершенно в стороне братьев царя и установив, что престол должен наследовать один из его сыновей, хотя и по избранию. Первая часть этого постановления выявляет стремление к централизации власти в руках царя по прямой линии – от отца к сыновьям, вторая же часть-допущение возвести на престол одного из сыновей, но не обязательно первородного, а того, кого пожелают крупные феодалы.

На Востоке в средние века и позже, как мы уже указывали, престол наследовал старейший член королевского рода; Гош сделал шаг вперед – по его Судебнику наследует один из братьев царя; Смбат сделал дальнейший шаг – по его Судебнику наследует один из сыновей царя. Несмотря на тенденцию Гоша и Смбата провести феодальный принцип старшинства, они не могли полностью отойти от древнего армянского обычая наследования первородного и в виде компромисса допускали избрание царя или из братьев (Гош) или из сыновей (Смбат) царя[159]. Но эти положения Гоша и Смбата оставались лишь на бумаге: как правило, престол Киликии наследовал старший сын, как это имело место исстари в Армении.

Но никогда в древней Армении институт наследования первородным не достигал своего логического завершения: если первородной была дочь царя, она не наследовала престола, как и по Салической Правде, т.е. вообще женский пол отстранялся от престола. Это был общепринятый принцип, и в древности в редких случаях женщина наследовала престол. Судебник Смбата делает и в этом вопросе шаг вперед: он разрешает дочери царя, при отсутствии сыновей, наследовать престол, но с тем, что ее сыновья уже не имеют права наследования престола. Практика Киликийского государства перешагнула и это ограничение – наследовала не только дочь, но после нее -также и ее сыновья: Левон II оставил наследницей престола свою дочь Изабеллу, после смерти которой престол наследовал ее сын от царя Хетума I.

В истории средневековой Армении другие случаи наследования престола дочерью царя не известны.

Итак, в Киликии светская власть в лице царя стала выше духовной; вопреки реакционным стремлениям феодальной фронды, здесь существовало довольно централизованное государство во главе с верховным сюзереном-царем, а наследование престола происходило по принципу первородства.

После этих предварительных замечаний перейдем к вопросу о царской власти, ее компетенции, регалиях и т.д.

Царь в Киликии – это средневековый монарх, каким были вообще армянские цари феодального периода. Тенденция ряда армянских историков считать армянских царей «восточными деспотами» не обоснована, во-первых, потому, что древнеармянские цари были сами вассалами иноземных царей, во-вторых, потому, что они не могли предпринимать никаких важных мероприятий без согласия нахараров. Если и есть некоторые основания считать древнеармянских царей подобием «восточных деспотов», то разве только Тиграна II Великого и некоторых других царей Артаксиадского периода, т.е. до н.э., но, начиная с Аршакидского периода, цари были всегда окружены могущественными нахарарами, которые постоянно вели борьбу с монархом и зачастую даже не считались с его волей.

С этим тесно связан и другой вопрос, являлись ли все земли страны собственностью царя, как настаивает на этом проф. X. Самуэлян? Выше мы уже останавливались на этом вопросе и, чтобы не повторяться, можем лишь отметить, что царь считался верховным собственником всех земель лишь номинально, а его нахарары были действительными собственниками своих вотчин. Это особенно подчеркнуто во многих параграфах Судебника Смбата, где, как мы увидим ниже, вотчины отличаются от поместий и где царь представляется феодальным монархом.

Цари, по Судебнику Гоша (ч. II, 114) и по Судебнику Смбата (§ 70), бывают или «поставленными богом» или же «возведенными на престол людьми». Поставленные богом, хороши они или дурны, только богом и могут быть низвергнуты с престола; возведенные на престол волею людей ими и могут быть свергнуты. Во всяком случае, свергнуть царя можно только с согласия другого какого-нибудь царя, патриарха и «всей страны»; причем сыновья свергнутого царя не лишаются окончательно престола, ибо царство является наследственной собственностью (переходящей) от отца к сыновьям.

Царь, по Судебнику Смбата (§1), является «инкнакалом», т.е. самодержцем, автократом. Это, конечно, не значит, что он абсолютный монарх или восточный деспот, просто он является суверенным монархом, независимым от византийского или какого-либо иного императора.

В конце XII в. Левон II, став царем и формально признав над собой власть германского императора и римского папы, тем самым снял с себя вассальную зависимость от византийского императора. Этому способствовало еще и то, что участники IV крестового похода в 1204 г. разгромили Византию. После этого армянские цари почувствовали себя независимыми и начали называться «инкнакалами».

В действительности, однако, царь в Киликии был «первым среди равных», среди своих феодалов. Об этом говорят те места Судебника, где права царя сужаются в пользу его вассалов. Касаясь регалий царя, § 3 Судебника устанавливает, что найденная на земле вассала золотая и серебряная руда принадлежит царю и царице, но они должны выделить часть добычи землевладельцу. Остальная же руда – железо, медь и др. – безраздельно принадлежит землевладельцу. В этом вопросе Гош и Смбат расходятся, поскольку Гош оставляет за царем право распоряжаться добычей золота и серебра полностью, Смбат же обязывает царя выделять часть добычи. В вопросе использования другой руды Гош также ограничивает права землевладельцев; Смбат этих ограничений не устанавливает.

Тенденция Судебника Смбата ограничить права царя и расширить права феодалов проявляется также и в предоставлении царю права отбирать лен (феод, поместье) только в одном случае, когда вассал совершил государственную измену; но при этом его сыновья и братья, родившиеся до совершения им этого преступления, не лишались отцовского имущества. §§ 2, 3, 4 и 70 ярко иллюстрируют неограниченные права вассалов на вотчину. Предпоследний абзац § 1 прямо запрещает царю накладывать руку на крепости, постройки и земли князей-вассалов. По Гошу же царь имеет право отнять поместье, когда ему угодно. Нельзя согласиться с проф. Карстом, когда он утверждает, что расширение прав феодальной аристократии в Киликии происходило под влиянием латинских государств. Если в Судебнике Смбата мы видим расширение прав баронов в ущерб царской власти, то здесь сказалось не западное влияние, а восстановление прав древнеармянских нахараров.

Из вышесказанного можно сделать заключение, что верховный сюзерен в Киликии оставался феодальным монархом, который стал «инкнакалом» (самодержцем, сувереном) по отношению к императорам Византии и Германии и хотел стать независимым также от своих вассалов, но внутренние и внешние обстоятельства этому не благоприятствовали.

Этот монарх имел следующую компетенцию и исключительные права:

1) он представительствовал во внешней политике;

2) все законы издавались им или от его имени;

3) только он имел право объявлять войну и заключать мир;

4) его. «дарпас» (двор) был одновременно и судом, и казной, и центром управления;

5) ему принадлежало исключительное право чеканить монету, вводить налоги и пошлины;

6) только он или уполномоченный им великий князь или барон, а также другие князья, происходившие из царской династии, имели право выносить смертный приговор;

7) он был председателем совета баронов и верховного суда по делам дворянства.

По Судебнику Смбата трудно установить, отделялся ли государственный бюджет от царской казны. Из § 1 и других явствует, что царь получал определенную долю из военной и другой добычи, налоги и пошлины от населения и торговли; все эти средства поступали в «казну».

Едва ли можно утверждать, что царь был таким же слугой государства, какими были другие чиновники, которые получали определенное жалование, но из § 1 и других явствует, что все постройки и сооружения государственного значения – крепости на границах, мосты, города – сооружались за счет «казны». За счет казны содержались также государственные чиновники.

Все золотые и серебряные рудники принадлежали государству в лице царя и царицы. Царю принадлежало также все золото, добытое в походе, и половина всех остальных трофеев. Если же он в походе не участвовал, то ему принадлежала 1/10 трофеев и все золото.

Параграф 112, говорящий о купле-продаже, свидетельствует, что торговля вообще и внутренний рынок в частности находились под строгим надзором государства. Ежегодно осенью царь собирал всех своих гаварапетов (начальников уездов) и князей и устанавливал цены на хлеб, другие зерновые культуры и вино по урожайности. Самый распорядок торговли устанавливали бароны царя. Их наместники и начальники рынков (дуки и мухтасибы) следили за проведением в жизнь установленных порядков и за наказанием их нарушителей. Дук был главным надзирателем над рынками, одновременно председателем суда по торговым делам и делам о нарушениях правил торговли; мухтасиб был начальником рынка. Они следили за уплатой торговцами налогов и пошлин там, где происходила торговля и за соблюдением установленных цен. Интересно в этом отношении выражение Судебника: «цена придает всему прочность».

Судебник признает за феодалами право добывать «трофеи» своим мечом, т.е. путем грабежа, но разрешает им продавать эту добычу лишь в том случае, если часть ее будет отдана барону; в противном случае они караются как воры.

Судебник Смбата не говорит, какие именно виды налогов и пошлин взимались с торговцев, но из других актов киликийского двора[160] мы знаем, что там резко различались:

1) баж, или ввозная, таможенная, пошлина,

2) апур, или транзитная пошлина (passagium).

Первая взималась по установленному государством общему тарифу, вторая – по установленной отдельными баронами таксе за «путь чист», т.е. за свободный проезд. Кроме того, взималась также пошлина при совершении торговых сделок:

а) таблагиум, или пошлина за постоялый двор,

б) самрсчек (censarium) – налог в пользу фиска за маклерство при покупке на публичных площадях или в частных лавках.

Разными налогами облагались ремесленники. В городах Тарсе и Айасе взималась особая пошлина в пользу царя, называемая regia duana. В пользу казны взимался налог за взятие под арест должника по требованию кредитора, а также за установление суммы залога или поручительства, если должник не подвергался тюремному заключению. Среди пошлин, взимаемых в пользу казны, известна экзекацио – еженедельная плата за содержание иностранцами харчевен или трактиров.

Следует отметить, что хотя в Киликии и были в обращении арабские и византийские деньги, однако налоги взимались в армянских деньгах. Из исследования архимандрита – мхитариста Сибильяна (вкратце переданного на русском языке С. А. Гамаловым-Чураевым), основанного на изучении 3000 армянских денежных знаков, дошедших до нас из Киликии, мы знаем, что армянские цари, как отмечалось выше, чеканили свои деньги – золотые (дахекан), серебряные (драм) и медные (пог). Были и более мелкие монеты -динар, данг, пшит (лума, лепте), накарагит.

Царь и его вассалы. Царь получал от своих многочисленных вассалов военную помощь и часть взимаемых ими налогов. Вассалы не могли назначать или увеличивать налоги без ведома и разрешения царя. По § 70 Судебника Смбата вассалы делятся на два разряда:

1) возведенные царем в князья,

2) суверенные или самодержавные князья, которые были таковыми и до вступления царя на престол, т.е. существовавшие в Киликии до образования армянского государства Рубенидов.

С первыми царь мог обращаться как угодно, вплоть до лишения звания, в отношении вторых он мог действовать только с согласия других суверенных или «самодержавных» князей.

Как это вытекает из § 2 Судебника, даже в случае измены вотчина вассала не подлежала отбиранию, но оставалась за сыновьями и братьями, родившимися до измены казненного вассала. Вообще Судебник Смбата запрещает изъятие у кого бы то ни было без законных оснований собственности: царь должен был следить за сохранностью имущества своих князей – вассалов, а последние – за сохранностью имущества своих подданных, как гласит предпоследний абзац § 1. По § 3, кроме золота и серебра, все остальное, что добывается из земли, принадлежит князьям; крепостные-шинаканы имели право на дикорастущие плоды, а десятую часть собранных для продажи ягод они должны были отдавать господину. Этим доказывается неограниченное право князей на землю. Землевладельцы по этому же праву взимали налоги или пошлину (часто десятину) с добытого строительного материала, с дичи и рыбы.

Мы отмечали выше, что основную массу класса феодалов -землевладельцев составляли дзиаворы, т.е. рыцари (бывшие азаты) или мелкие помещики, которые составляли ядро войска и получали земли от царя или его вассалов, а затем превращали эти поместья в вотчину. Дзиаворы особенно были заинтересованы в закрепощении крестьян-шинаканов и превращении части своих рабов в крепостных-парикосов, т.е. страдных людей. Дзиаворы имели такое же важное значение для армянских царей Киликии, как рыцари и их ордена на Западе. Как на Западе, так и в Киликии, все принцы крови, и все бароны в обязательном порядке должны были принимать звание дзиавора. Вассал в 14–15-летнем возрасте принимал в торжественной обстановке от своего сюзерена звание дзиавора. Армянские цари стали посвящать в рыцарство своих вассалов преимущественно на больших национальных и церковных праздниках, когда производился осмотр и парад рыцарского ополчения. Эти дзиаворы носили одежду из белого или синего сукна с золотым крестом и изображением льва, с надписью «служит кресту и армянскому льву». Алишан в своей работе «Сисуан», основываясь на свидетельстве арабского писателя начала XII в. (1113), говорит, что тогда как дзиаворы получали содержание по 12 золотых в месяц, другие воины (особенно – пешие) – лишь по 5 золотых. Институт рыцарства настолько вкоренился в быт киликийских феодалов, что многие из армянских царей на монетах изображены на лошади и со знаком рыцаря. Это был век, когда воспевались меч и голая сила. Но дзиаворы сражались не столько «за веру» и «за царя», сколько для себя. Пятый абзац § 112 Судебника прямо говорит, что самое лучшее имущество – то, которое добыто мечом в походе против «неверных», т.е. прямо провозглашает право добычи.

Дзиаворы, вассалы царя или баронов, были, в силу права иммунитета, в свою очередь, полными господами над своими подданными-крепостными, не говоря уже о рабах. В защиту их интересов § 118 запрещает бегство крепостных от своих господ.

Бароны-дзиаворы, хетзелворы (всадники) являлись высшими и низшими служилыми людьми царя. Среди них были бердакалы-командующие крепостями, гаварапеты – начальники уездов, военные и гражданские высшие чины. Центральный государственный аппарат делился на военные и гражданские ведомства, компетенция которых простиралась на всю страну. Им подчинялись все местные правители, в свою очередь являвшиеся почти полноправными господами над своими подданными.

Среди подданных Киликийского государства были также и многочисленные иноземцы: «франки» (французы, немцы, итальянцы), греки и мусульмане (арабы, турки, египтяне) и др. По отношению к подданным иностранного происхождения в Судебнике Смбата иной подход, чем в Судебнике Гоша.

Гош, исходя из угнетенного положения Армении и пренебрежения по отношению к армянам со стороны мусульманских поработителей, а также вследствие религиозной нетерпимости, разжигаемой эксплуататорскими классами, в свою очередь пренебрегает мусульманами и ставит их ниже христиан. По Гошу, мусульманин, в отличие от христианина, должен платить кроме общих налогов также и поголовный.

Иначе обстояло дело в Киликии. Здесь армянское государство не находилось под игом мусульман. Мусульманские подданные облагались такими же налогами, как и христиане. Только в § 1 сквозит пренебрежение к мусульманину, когда его «кровь» оценивается в три раза дешевле, чем «кровь» христианина. Возможно, это было результатом того, что в соседних мусульманских государствах также относились к христианам. В остальных же статьях исключительных норм по отношению к мусульманам как к иноверцам, не содержится. Нечего и говорить о подданных христианах чужеземного происхождения. Они пользовались разными льготами и иммунитетом. Киликийскому государству, небольшому и не очень сильному, невыгодно было вести политику пренебрежения к своим подданным иноземного происхождения или исповедующим нехристианскую веру. Наоборот, дальновидные политики Киликии старались всячески угодить своим лояльным подданным. Левон II построил много школ, где учились все, невзирая на национальную и религиозную принадлежность. Он привлек к себе на службу французов, итальянцев, немцев, англичан и других. Эту политику уважения прав других народов и людей иностранного происхождения проводили и потомки Левона II. Его внук Левон III в 1285 г. заключил с мамелюкским султаном Келавуном договор, в котором проводился принцип равноправия сторон: при обмене пленными каждая из сторон должна была передать равное число людей; за рыцаря-рыцаря, за крестьянина-крестьянина и т.д.[161]

Киликийское армянское царство было суверенным государством. Государственная территория не была раздроблена на отдельные, политически независимые феодальные владения – уделы. Царь признавался главой монархии, стоящим на вершине феодальной иерархии. Все это нашло свое законодательное закрепление в ст. ст. 1, 70 и 71.

O влиянии феодальной знати в вопросе об управлении страной, о взаимоотношениях между сюзереном и его вассалами свидетельствуют и другие статьи Судебника (ст. ст. 2, 3 и т.д.).

Тенденция Смбата ограничить власть царя видна и в ст. 2, согласно которой царь имел право отбирать вотчину у вассала только в случае совершения последним такого тяжкого преступления, за которое предусматривалась смертная казнь. Причем даже в таком случае дети и братья вассала, родившиеся до совершения последним тяжкого преступления, не могли лишаться отцовского имущества. Статьи 2, 3 и 4 Судебника Смбата ярко иллюстрируют неограниченные наследственные права вассалов на вотчину, а ст. 1 устанавливает норму, прямо запрещающую царю «наложить руку» на замок, крепость или другую какую-нибудь постройку вассала, последний будет «навсегда владеть своей собственностью и оказывать помощь царю» военными силами.

Следуя в основном Мхитару Гошу, Смбат гундстабль установил нормы, которые санкционировали и оформляли сложившиеся сословные порядки периода развитого феодализма. При этом «по сравнению с Мхитаром Гошем, Смбат гундстабль сильно подчеркивает значение знати и духовенства...»[162].

Например, в конце ст. 1 Судебника Смбата установлена норма, гласящая: «уважайте всякого рода ремесленников, но больше других кузнеца, плотника и каменщика. Еще больше – писателей и врачей, так как они имеют попечение о людях. Дворцовые должностные лица заслуживают уважения всей страны. Больше всякого рода людей должны быть уважаемы вардапеты, так как они являются врачами душ и опорой церкви». При этом он не включает в эту норму слова из соответствующей статьи Судебника Мхитара Гоша (ст. I, II ч.) о том, что «земледелие...необходимое и полезное искусство...»

В ст. ст. 1, 142, 147, 149 и других открыто проводится принцип классового и сословного неравенства людей. Ст. 118 санкционировала крепостное положение помещичьих крестьян. Заметим, что эта статья помещена в разделе о рабовладельческом праве. Это свидетельствует о том, что Смбат не видел особой разницы между рабами и крепостными. Более того, из ст. 112 Судебника Смбата явствует, какие большие размеры принимали обезземеливание крестьян Киликии и их зависимость от помещиков и ростовщиков. Характерно, что соответствующей статьи в Судебнике Гоша нет.

§ 2. Гражданское право

Этот раздел изложен в §§ 94–114 Судебника Смбата, но в ряде других параграфов также имеются нормы гражданско-правового содержания. §§ 9497 относятся к наследственному праву, §§ 99–101 и последний абзац § 104 – к залоговому и вообще к вещному праву, §§ 113–114-к завещанию, §§ 54, 72, 81, 106–112, 140, 152, 156, 158 и другие – к обязательственному праву, причем различаются обязательства ex contractu (купля-продажа, заем, наем, ссуда, поручение, поклажа, дарение) и обязательства, возникающие из деликтов (eх delictu).

1. Собственность рассматривается в Судебнике в §§ 1, 2, 3 и других. Различаются недвижимое и движимое имущество, имущество, находящееся в городе и вне его, причем устанавливаются разные нормы для купли -продажи.

Источниками собственности являются вотчина, клад, находка, захват, дарение и др. Различаются вотчины родовые, приобретенные захватом или путем дарения и купленные.

Конечно, собственность в Судебнике не совсем освободилась от феодальных ограничений, но торговый капитал стремительно разрушал многие преграды, так что приобрести всякую, в том числе и земельную собственность мог каждый, имевший на это средства. В этой связи следует отметить тенденцию Судебника к стиранию разницы между поместьем и вотчиной, считая эти оба вида землевладения наследственной неограниченной собственностью. Это стремление Судебника ярко выражено в §§ 1, 2, 3, 4 и 70, где ленная, условная земля действительно уравнивается с вотчиной. Король, как сказано выше, мог отнять поместье у вассалов лишь в исключительных случаях, за совершение измены.

Однако ограничения все же существовали. Достаточно сказать, что Судебник различает, до некоторой степени, вотчину и поместье, а также церковно-монастырские земли, земли духовенства, земли горожан и ремесленников в городах и пригородах. Таким образом, хотя земля в основном и принадлежала классу светских и духовных феодалов, но она стала объектом гражданского оборота, и, при значительном развитии в Киликии в XIII в. товарно-денежных отношений, землю могла приобретать и верхушка городского населения, как и феодалы, которые, в свою очередь, стояли в первых рядах торгового люда. Это подтверждается еще и сильным развитием залогового права.

Имелись и другие ограничения отчуждения собственности.

1) Параграф 26 признает за каждым из наследников право продать свою долю, причем закон обязывает его продать эту долю не одному из своих

братьев, а всем. Хотя здесь прямо не запрещается отчуждение вотчины, но то, что отчуждение ее было возможно лишь в пределах семьи, позволяет полагать, что закон запрещал продажу родового имущества, и в первую очередь земли, вне рода.

2) Другое ограничение приводится в § 109, где закон устанавливает, что проданную по нужде вотчину родственники продавшего могли выкупить в течение 7 лет. Но если кто продал свою вотчину не по нужде, то ее можно было выкупить лишь в течение одного года.

3) Третье ограничение дано в § 65, где сказано, что землю священника может приобрести только другой священник, а церковную землю – другая церковь или духовное лицо.

Но все эти ограничения не имели существенного значения, ибо §§ 106, 109, ПО (третий абзац) говорят о свободной купле-продаже земли. Хотя здесь не говорится прямо о том, что под этими землями понимаются и вотчины, но из этого нельзя делать ошибочного вывода, что указанные нормы касаются лишь земель горожан. Достаточно указать на то, что § 106 говорит о куплепродаже домов не только в черте города, но и вне его. причем эта купля-продажа приравнивается по условиям к продаже пахотных земель. Третий абзац § 110 говорит о купле-продаже садов и деревьев. Объектами купли-продажи по последнему абзацу этого параграфа могли быть мельницы, желоба «и всякие вещи». § 112, касающийся условий купли-продажи, прямо говорит, что отец имеет право продать свою вотчину, но только с согласия наследников. Здесь принцип отчуждения земли не отрицается, но утверждается начало, по которому купля-продажа земли должна происходить по взаимному соглашению наследников-членов семьи, рода и т.д.

Таким образом, Судебник, с одной стороны, ограничивает выход земельной собственности из рук феодалов и церкви, а с другой, – превращает ее в объект купли-продажи, т.е. отвечает запросам торгово-денежного капитала с его тенденцией превращения все в товар. Только церковно -монастырские земли не могли перейти в руки светских лиц и учреждений. Четвертый абзац § 62 устанавливает, что член братства, монах, не мог завещать своего имущества, находившегося в монастыре, родственникам, если они не являются членами данного братства. Это означает, что имущество, вошедшее в монастырь, оставалось там навсегда.

С институтом собственности тесно связан вопрос о принадлежности найденного клада. Гош (II. 72, 105) вслед за Моисеевым законом (Второзаконие 22, 1–3) считает, что найденная вещь, как правило, должна быть возвращена собственнику и оставляет за ним право решения вопроса о вознаграждении нашедшего. Смбат же, наоборот, считает (§4 Судебника), что находка, как правило, принадлежит нашедшему, если он не бедный человек. При этом он допускает следующие исключения:

а) клад государев передается царю, который при этом вознаграждает нашедшего и владельца места, где клад найден, в размере десятой части находки каждому, а если находчик и земледелец совпадают в одном лице, -то пятой части находки;

б) клад княжеский не передается, но последний дает 1/5 его землевладельцу и 1/10 царю (по Гошу, княжеская находка должна быть возвращена с условием вознаграждения).

Если нашедший является батраком, крестьянином и вообще бедным человеком, то он получает лишь часть соответствующего вознаграждения. В силу берегового права имущество, выброшенное на берег морем, принадлежит землевладельцу, как находка.

Совсем иначе Судебник регулирует вопрос о находке потерянной вещи. Он устанавливает в §§ 102–103, что найденная вещь должна быть возвращена собственнику, как только он появится. Отказ возвратить найденную вещь считается преступлением.

С институтом собственности связано и право на чужую вещь, особенно залоговое право.

2. Институт залога, давно известный армянскому обычному праву, нашел утверждение в §§ 99–104 Судебника Смбата. Но Судебник ограничивает круг объектов, которые могут быть предметом залога. Тогда как обычное право признавало неограниченные права кредитора на имущество залогодателя, закон, исходя из потребностей хозяйственной жизни страны, объявил ряд вещей вне сферы залога. При натуральном сельском хозяйстве Киликии важнейшими орудиями производства, кроме человека (manoperea) были быки и вообще вьючные животные (carroperae); поэтому § 100 запрещает закладывать быков. Нельзя было закладывать лошадей и конское снаряжение, ибо они имели не только хозяйственное, но и военное значение. Конь и его снаряжение также «служили» феодальному государству, как и сам рыцарь. Принцип Судебника в данном вопросе таков: не подлежит залогу все то, что имеет жизненно важное значение для залогодателя, без чего его хозяйству будет причинен непоправимый ущерб или разорение (Existenz minimum). Иными словами, орудия производства и войны исключаются из сферы залога.

Первый параграф (99), относящийся к залогу, запрещает брать ручную мельницу (верхний и нижний жернова) как в залог, так и в виде неустойки. В разных вариантах оригиналов Судебника Смбата, и в соответствующей статье 81 Гоша действительный смысл закона уловить трудно. Он соответствует Моисееву закону (Второзаконие 24, 6), где также запрещается закладывать ручную мельницу. Проф. И. Карст в своих комментариях правильно объясняет, что по смыслу эта глава о ручной мельнице имеет символическое значение. Закон принципиально не запрещает применения института залога, а лишь устанавливает, что в случае крайней нужды должника, залогодержатель должен возвратить ему заложенную вещь, ибо она имеет для; него жизненно важное значение.

К этому можно, однако, добавить, что ручная мельница имела не только и не просто символическое значение, как вообще предмет производства, но и действительно практическое значение для крестьянина в Армении, особенно в древности и в средние века. Именно поэтому закон и запрещал; закладывать ее.

В этом параграфе обращает на себя внимание еще и то, что в качестве неустойки (пени, штрафа) при невыполнении договора отбирается вещь, в данном случае ручная мельница. Таким образом, греческий пристимон (неустойка) под влиянием армянского обычного права приблизился к залогу: в качестве неустойки можно было брать не только деньги, но и вещи.

За исключением названных жизненно важных вещей, закон дает кредитору полную власть над остальным имуществом должника. По словам закона, «все остальные вещи твоего должника находятся под твоей властью» (§ 100).

Как по Моисееву закону, так и у Гоша (II, 82, 47) выходит, что залогодержатель является хранителем вещи, т.е. кредитор ответственен за нее, разумеется за omnis culpa, а не за casus. Кредитор должен вернуть вещь, приплод и все доходы, полученные им от заложенной вещи. У Гоша залог не имеет значения моргаджа (mortgage, antichrese), когда кредитору предоставляется право пользования приплодом и доходами от вещи вместо процентов; наоборот, залог является для него погашающим (amortisation)., т.е. идет в зачет долга. Более того, кредитор обязан возмещать залогодателю причиненный ему ущерб.

Конечно, все это противоречило обычному праву, и эти нормы Судебника Гоша не применялись на практике. Поэтому в польской редакции этого Судебника уже внесены соответствующие поправки. Здесь (гл. III) постановлено, что после истечения срока платежей и троекратного напоминания об уплате долга кредитор имеет право продать заложенную вещь. Точно так же, если вещь не взята залогодателем в срок, то в силу давности она переходит в собственность кредитора. Так и было на практике.

Смбат положил в основу своего § 101 обычное право и поэтому разошелся с Гошем. По Смбату, если должник не выполняет обязательства, в срок, залог переходит в собственность заимодавца. Более того, должник обязан возместить ущерб, причиненный им невыполнением обязательства в срок. Хотя §§ 102, 103 и 104 Судебника Смбата внешне сходны с соответствующими статьями Судебника Гоша, но по существу они расходятся: тогда как Гош говорит об ответственности кредитора-залогодержателя за причиненный им ущерб, Смбат привлекает должника к ответственности за невыполнение им обязательства. Гош здесь касается только залога, а Смбат – вообще вещного права, в том числе и залога. Поэтому прав проф. И. Карст, считая, что такое пользование первоисточниками- со стороны Смбата является ярким примером внесения кодификатором нового содержания в старую форму.

Кредитор, по § 100 Судебника, имеет неограниченную власть над вещами должника. Судебник запрещает лишь самовольное вторжение в дом должника для изъятия его вещи в залог. Это считается преступлением. Входить в чужой дом с этой целью можно лишь по разрешению суда и при свидетелях. Однако вне дома кредитор самовольно может отобрать в залог вещь должника даже без свидетелей.

§ 101 относит к числу «вещей», могущих быть заложенными, землю и вотчину. В § 104 в виде исключения запрещается без разрешения суда брать в заклад вещи вдовы. Но тогда как. у Гоша этот запрет носит абсолютный характер, у Смбата он распространяется лишь на случаи (как в «Ассизах Антиохии», часть II, гл. 14), когда кредитор без разрешения суда применяет силу.

Кроме вышеупомянутых статей о вещном праве – о праве собственности и залоге, – в Судебнике имеется § 172, который касается сервитутов, но одновременно говорит и о праве собственника отгородить стенами и заборами свое владение и свой дом, причем указывает, что смежные стены являются собственностью двух владельцев.

3. Обязательства. Как мы указывали выше, Судебник различает обязательства из договоров (ex contractu) и обязательства из правонарушений (ex delictu). Почти все институты обязательственного права рассматриваются им с точки зрения culpae и поэтому изложены в разделе о деликтах.

Вся последняя часть Судебника (§§ 119–177) касается деликтов против как имущественных, так и неимущественных благ, и интересов. Деликты против имущественных благ включают случаи причинения ущерба животными, пожаром, воровством, обманом, грабежом, наживой, присвоением чужой доверенной вещи, а также ущерба при пользовании взятыми в аренду вещами, вследствие несоблюдения договора работником или арендатором. Сюда же относятся деликты, совершаемые лицами определенных профессий – пастухов, садовников, мельников и др.

К деликтам против неимущественных благ относятся телесные повреждения или преступное убийство (умышленное и неумышленное), убийство, совершенное малолетними в игре или по закладу, убийство в пьяном состоянии или при самозащите.

Лишь купля-продажа и ссуда рассматриваются как обязательства чисто договорного характера.

Основными реквизитами договора Судебник считает:

1) письменную форму;

2) взаимное соглашение контрагентов и согласие наследников при куплепродаже вотчины; причем Судебник считает законным не всякое соглашение, а лишь соглашение при законности обуславливаемых действий; если стороны соглашаются на определенные действия, являющиеся незаконными, договор по § 81 считается недействительным;

3) совершение сделки при свидетелях.

В качестве предпосылки прочности обязательства признается необходимость хотя бы частичного его выполнения, т.е. чтобы договор не остался лишь на бумаге; при этом покупатель может отказаться от договора, беря на себя убытки от его невыполнения. Хотя для действительности купли-продажи вотчины требуется соглашение сторон при свидетелях и согласие наследников, но § 112 устанавливает, что сделка, произведенная и без свидетелей, но в присутствии нотариуса или судьи, действительна, и договор не может быть расторгнут.

Судебник знает следующие виды договоров: куплю-продажу (§§ 106–112), ссуду (§ 158), заем-прокат (§ 156), подряд или ремесленный заказ (§ 140), аренду (§107), поручение (§ 142), поклажу (§§ 121, 157), соглашение об определенном действии (§§ 72, 81), поручительство (§ 54), дарение (в ряде параграфов).

При заключении договора купли-продажи Судебник указывает, как на необходимое условие – на добросовестность сторон: за умышленный обман со стороны продавца (§ 111) угрожает ему проклятием и объявляет договор недействительным; более того, по § 112, обманщик считается вором и карается как таковой. Общие условия действительности купли-продажи изложены в §111: продавец должен дать точные сведения о продаваемой вещи, указать на ее скрытые недостатки; но если покупатель, не обращая внимания на эти недостатки, все же купил вещь, то все последствия он принимает на себя. Для действительности договора § 108 требует совершения его при свидетелях, обычно троих. При продаже животных дается семидневный «испытательный» срок. Если вещь окажется краденой, то собственник ее в любой момент имеет право истребовать от любого приобретателя, причем добросовестный покупатель удовлетворяется за счет продавца.

Параграф 106 Судебника устанавливает различие условия купли-продажи домов и земель в черте огражденного города и вне его пределов. Если объект купли находится в городе, то кроме срока, назначенного в договоре, покупателю предоставляется еще годичный срок для расплаты. Если предмет находится вне города, то дополнительного срока не полагается. Вообще все постройки, находившиеся вне черты города, подлежали наравне с земельным участком немедленной оплате по договору.

В той же главе говорится, что если покупатель и после годичного дополнительного срока не уплатил полностью по договору, то продавец или его наследники имеют право считать договор недействительным, т.е. получают дом обратно, возвратив покупателю полученную ими часть цены. Судебник Гоша в соответствующем месте дает продавцу или его наследникам право выкупа проданного ими по бедности дома в течение года. Судебник Смбата такого права не знает, он допускает возврат дома не по праву выкупа, а вследствие невыполнения покупателем условий договора. Наследники продавца получают дом обратно на том же основании. Вообще у Смбата наблюдается тенденция поставить институт собственности на более твердую почву, устранить произвол продавца. Этого требовали интересы торговцев Киликии. Право выкупа Судебник Смбата предоставляет лишь дворянству при продаже вотчин, и то в случае, если продажа совершена вследствие бедности, причем отчужденная вотчина может быть выкуплена лишь в семилетний срок. Как указано выше, по § 106, проданный в пределах города дом может быть возвращен, если покупатель через год после условленного срока не выполнит договор. Но и здесь закон стоит на стороне покупателя, давая ему дополнительный срок, если он не выполнит условия договора по нужде, а не умышленно.

Иначе смотрит Судебник в § 107 на водяные мельницы, лавки и подобные объекты договора, приносящие доход: он не признает в этих случаях отсрочки – покупатель должен или немедленно уплатить по договору или возвратить купленное продавцу. Отсрочка платежей в подобных случаях зависит лишь от воли продавца. Это положение вызвано интересами коммерческого оборота.

По § 108 покупатель имеет право в течение года возвратить животное, о недостатках которого он не знал, хотя продавец обязан был сообщить о них; краденную же вещь покупатель имеет право возвратить продавцу в любое время. При нормальных условиях вьючные животные и крупный рогатый скот продаются с условием указанного выше «испытательного» семидневного срока.

По § 109, как об этом уже упоминалось, если земля продана по бедности, то родственники продавца имеют право выкупить ее в течение семи лет, в остальных случаях – лишь в течение одного года. При этом следует отметить, что Судебник стремится приравнять землю к другим вещам и упрочить право покупателя на купленную вещь.

§ 110 затрагивает алеаторные договоры (aleatorisch, aleator), когда купля-продажа носит характер emptio spei, т.е. когда в момент заключения сделки неясно, на чьей стороне будет выигрыш. Здесь речь идет о купле-продаже пчел, причем покупка совершается на риск покупателя, хотя ему и дается испытательный срок в 10-20 дней, и о купле-продаже чего-либо в непрочных сосудах, причем ответственность ложится на продавца. Так, если глиняная бочка с вином или другой жидкостью оказывается худой или плохо сделанной, так что допускает утечку жидкости, то отвечает продавец. При покупке фруктового сада продавец не отвечает за урожай в год покупки – риск несет покупатель. Ему предоставляется лишь 10-дневный срок для испытания состояния сада. При продаже мельницы, жёлоба, дома и тому подобного, если сделка заключена при свидетелях и оформлена письменным документом, стороны не могут отказаться от исполнения договора, на чьей бы стороне ни оказался ущерб. Если после совершения сделки купли-продажи произойдет гибель или повреждение вещи, продавец не отвечает за вещь, если сам не был причиной ее гибели.

В заключение можно отметить, что Смбат в § 106, 107 и 109 своего Судебника в интересах прочности торгового оборота сознательно сильно отклоняется от Гоша, особенно в вопросе о выкупе родственниками проданной вотчины, в сторону интересов покупателя и укрепления сделки. При этом § 106 устанавливает особый порядок продажи домов. Если дом находится в черте города, то при его продаже платеж его цены может следовать через год или более; если же дом находится вне черты города, то при его продаже он приравнивается к земельному участку и платеж должен иметь место немедленно, без отсрочки. Таким же образом по § 107 не разрешается отсрочка при продаже мельниц, лавок и вообще вещей, «которые приносят арендную плату». При продаже вотчины по § 109, если это произошло из-за бедности землевладельца, его родственники имеют право выкупить ее в течение 7 лет. Если же продажа имела место не из-за бедности, то право на выкуп предоставляется только в течение одного года после сделки.

О ссуде-займе говорят §§ 54 и 158 Судебника. Смбат весьма отрицательно относится к процентному займу. Так, в § 54 он объявляет священника, дающего деньги взаймы за проценты, еретиком. В § 158 вообще строго запрещается взимание «роста», процентов за деньги, данные взаймы. Такое же отрицательное отношение к процентам характерно для Прохирона и Эклоги. В § 158 особо подчеркивается, что дети умершего должника не обязаны платить проценты по долгам отца. Исходя из этой оговорки, можно полагать, что закон разрешает такое взыскание с самого должника. Как известно, на Востоке брали не только проценты, но и проценты на проценты. Киликия, где торговый капитал играл такую важную роль, едва ли могла быть исключением в данном случае. И хотя Судебник Смбата запрещает взимать проценты, однако он умалчивает о. последствиях взимания. § 158 дает диспозицию, но не дает санкции. А то, что § 54 имеет специальную санкцию, наводит на мысль, что запрет взимания процентов и наказание за это касаются не всех, а только священников. Это лишний раз доказывает стремление Судебника вытеснить духовенство из сферы гражданского оборота, не давая ему возможности еще более обогащаться. Специальное значение запрещения (§ 158) взимания процентов с наследников имеет подтверждение и в том, что Гош (II, 46) вслед за Моисеевым законом (Исход 22, 25) запрещает взимать проценты только с бедных; отсюда можно сделать вывод, что с прочих лиц это разрешается. Фактически же проценты взимались, конечно, в первую очередь с малоимущих. Отрицательное же отношение законодателя к взиманию процентов носило скорее характер «морального» осуждения, чем общего запрета.

Армянские Судебники и обычное право знают два вида процентов:

1) токос (от греческого «тохос»), т.е. рост, простые проценты на капитал, что англичане называют simple interest,

2) токос сложный, т.е. проценты на проценты, сложные проценты или compound interest. Судебник в § 158 не упоминает о вашхе, проценте сверх нормы (вероятно, он был категорически запрещен законом), хотя на практике как в Киликии, так и в Армении применялись все виды процентов. О том, что проценты, уплачиваемые неимущими, имели погашающий (амортизационный) характер, в Судебниках ясно не сказано.

О подряде говорит § 140, имея в виду работу ремесленника. Принявший заказ обязан удовлетворить заказчика, хозяина, а последний – уплатить по договору. Работник по подряду отвечает за вещи и материалы, врученные ему для обработки, и освобождается от ответственности только в случаях утраты вещей:

1) при нашествии врагов,

2) вследствие кражи, если при этом пропали и собственные вещи нанявшегося,

3) при пожаре, возникшем не по вине нанявшегося.

О существовании института аренды говорит § 107, где упоминается о найме водяных мельниц, лавок и тому подобных объектов, которые «приносят доход». Отметим здесь также § 156, говорящий о посуде, взятой в наем, т.е. на прокат. Посуду нужно возвратить вместе с платой за пользование ею.

Наниматель отвечает за целость вещи, кроме того случая, когда она уничтожается при нашествии врага.

Об институте поручения (комиссии) говорит § 142.

За ущерб, понесенный уполномоченным, отвечает лицо, давшее ему поручение.

Поклажа рассматривается в §§ 121 и 157. Поклажеприниматель отвечает за целость вещи, причем в случае кражи собственник вещи и хранитель ее должны вместе выслеживать вора. Спор по поводу пропажи вещи решается судебным порядком. Если хранитель признается невиновным в пропаже вещи, он не должен возмещать ее стоимость.

Судебник знает также и дарение. Незначительный дар мог быть совершен без свидетелей. Но землю и вещи, имеющие значительную ценность, можно было передать в дар только при свидетелях. Дарение рассматривается в §§ 61, 66 бис и т.д. Подаренная вещь должна служить определенной цели, если же она используется не по указанному при дарении назначению, то даритель имеет право отобрать ее и передать другому, кто исполнит его волю (§ 61).

Как уже было сказано выше, почти все институты обязательственного права выводятся в Судебнике из деликтов, т.е. как последствие правонарушения и причинения ущерба, нанесенного собственнику. Начиная с § 119 и до конца, почти во всех 58 параграфах, говорится об обязательствах, возникших вследствие преступных действий. В этих главах рассматриваются как уголовная, так и гражданская (имущественная) ответственность третьих лиц за их действия. Вопрос об уголовной ответственности будет изложен в дальнейшем; здесь же рассмотрим лишь гражданскую ответственность, как последствие деликта.»

Необходимо отметить, что Судебник не только защищает права собственника против их нарушителей, не только следит за тем, чтобы ущерб был возмещен, но и проводит принцип вмешательства власти во всех случаях правонарушений со стороны частных лиц. Таким образом, возмещение ущерба не являлось лишь частноправовым институтом, и государство за нарушение своих публичных прав взимало «туганк», т.е. штраф с нарушителя.

По § 119, при отсутствии возможности возмещения ущерба в натуральном виде, допускается возмещение деньгами.

Судебник знает обязательства, возникающие вследствие нанесения не только имущественного, но и неимущественного ущерба, как, например, убийство, телесное повреждение, бесчинство (вырывание волос) и изнасилование. В этих случаях, независимо от уголовной ответственности, предполагается и возмещение причиненного ущерба. Так, например, согласно § 123, если в оставленный открытым колодезь упадет и погибнет животное или человек, собственник колодезя должен соответственно возместить стоимость животного или уплатить за «кровь». При этом, если человек упадет в колодезь днем или в пьяном виде, то собственник несет половинную, ответственность. Гош и Смбат здесь расходятся, т.к. Гош устанавливает для случая гибели в пьяном виде полную ответственность собственника колодца.

Защищая собственника, параграф 147 признает незаконное использование чужой вещи преступлением и устанавливает, что незаконно присвоивший чужое имущество должен возместить собственнику в четырехкратном размере стоимости вещи.

Параграф 150 предусматривает возмещение ущерба при проведении кем -либо каналов для воды через чужой участок; здесь затрагивается вопрос о праве сервитута, причем закон разрешает проведение воды через чужой участок, но при условии не нанесения ущерба владельцу участка.

По § 159, срубивший чужое фруктовое дерево должен взамен его посадить новое и возместить собственнику причиненный ущерб из расчета за все время до плодоношения нового дерева.

Параграф 163 обязывает каждого быть осторожным при уборке хлебов, чтобы не причинить ущерба соседям; при несоблюдении осторожности виновный должен возместить убытки.

Параграф 164, разрешая всем в чужом саду потреблять виноград, запрещает, однако, вынос винограда из сада.

В заключение следует отметить одно из основных для Судебника положений – каждый отвечает за себя. Так, в § 98 говорится, что отец не отвечает за сына, брат за брата и т.д., если кто-либо из них подвергается смертной казни. Можно думать, что это положение Судебника распространяется на все виды ответственности и на всякие обязательства. Исключение из этого общего правила представляет § 126, устанавливающий круговую поруку или ответственность общины за совершенное в пределах поселка убийство, когда убийца не обнаружен. В этом случае, если родственник убитого потребует удовлетворения, вся община обязана уплатить «за кровь». Цель установления такой ответственности заключается в побуждении жителей поселка к обнаружению убийцы.

Подытоживая, следует отметить, что институты собственности проникнуты феодальными принципами. Различались собственность феодалов и собственность других слоев населения, недвижимое и движимое имущество, купля-продажа которых производилась по-разному.

Хотя в Киликии и наблюдалась тенденция к стиранию разницы между поместьем и вотчиной, превращению земли в объект гражданского оборота, чтобы каждый мог приобрести ее, однако законодательство в целом ограничивало право собственности. Земля принадлежала, как правило, светским и духовным феодалам. Ее имела право приобрести также верхушка городских людей.

Относительно купли-продажи земельных участков, приобретенных путем захвата, покупки или дарения, а также садов и деревьев, как и всякого рода движимого имущества закон не устанавливает никаких преград (ст. ст. 106, 109, 110, 112). Таким образом, законодательство, исходя из интересов развития торговли и товарно-денежных отношений в значительной мере расширяло круг объектов, могущих быть предметом гражданского оборота, освобождало право собственности от многих ограничений.

Судебник знает также многочисленные обязательства, вытекающие из деликтов. Возмещение ущерба, нанесенного собственнику вследствие правонарушения, предусмотрено почти во всех статьях, относящихся к уголовному праву. При этом закон не только защищал права собственника, требуя возмещения ущерба, но и повелевал, чтобы возмещение осуществлялось через государство (суд). Закон (ст. 170) прямо запрещал частным лицам мириться без суда, ибо в таком случае государство лишалось дохода (штрафа). Если потерпевший осмелился помириться с человеком, нанесшим ему ущерб вследствие преступного деяния, то закон рассматривал его как вора, с которого следовало взимать штраф в двойном размере сравнительно с частным вознаграждением. Аналогичное понятие («самосуда») имеется в уставных грамотах Древней Руси.

Исходя из установленной в ст. 98 нормы, согласно которой отец не должен отвечать за сына, а брат за брата и «каждый человек отвечает за себя собственной головой», можно сделать общий вывод, что только человек, совершивший преступление или причинивший ущерб, должен был нести уголовное наказание и возместить ущерб. Другие не должны были отвечать за него. Исключением из этого общего правила являлась другая норма этой же статьи, согласно которой за тяжкое преступление мужа и отца должны были отвечать его жена, а также их дети, родившиеся после совершенного преступления. Другое исключение из этого общего правила мы находим в ст. 126, которая установила круговую поруку или ответственность членов общины, на территории которой было совершено убийство, но убийца не обнаружен. Причем жители поселка обязаны были возмещать «ущерб», то есть платить «за кровь» только в том случае, если бы родственники убитого потребовали удовлетворения.

§ 3. Брачно-семейное право

Судебник Смбата уделяет большое внимание брачно-семейным отношениям. Им посвящен обширный § 72 и ряд последующих параграфов до 93 включительно. Отношениям между родителями и детьми посвящены §§ 97–98.

Основанные на каноническом и обычном праве эти параграфы рассматривают вопросы о заключении и расторжении брака, об имущественных отношениях супругов, о порядке наследования (§§ 94–97), об обязанностях мужа и жены друг к другу и к детям. Изучение этих параграфов дает основание для общих выводов, что Судебник стремится:

1) по возможности подчинить область брачно-семейных отношений государству и светской юрисдикции, тогда как по Судебнику Гоша они целиком находятся под юрисдикцией церкви,

2) смягчить условия для развода,

3) обеспечить господство мужчины над; женщиной.

Судебник Смбата подробно останавливается на вопросе о разводе, главным образом с точки зрения его имущественных последствий, т.е. расценивает развод и его последствия, поскольку в этом были заинтересованы светские власти. Религиозно-обрядовая сторона оставляется в ведении церкви. Судебник Смбата мало останавливается на обстоятельствах, разрешающих вступление в брак, указывая только запрещающие условия (например, слепота, болезнь и т.д.), при нарушении которых брак может создать те или иные затруднения для государственной власти.

Судебник не дает прямого определения понятию брака, ибо оно было установлено в армянском праве еще в IV в. в канонах Саака Партева[163]. Канон 27 Саака гласит, что брак – это добровольное согласие брачующихся, которые достигли брачного возраста; канон 27 угрожает наказанием священникам и родителям, заставившим молодых людей сочетаться браком вопреки их воле. Этот принцип нашел свое отражение в § 88 Судебника, который устанавливает брачный возраст в 15 лет. Вступивший в брак по принуждению до достижения этого возраста, после его наступления имел право расторгнуть брак. Судебник требует также взаимного согласия брачующихся, угрожая священнику, нарушившему это условие, лишением сана.

Вопросы брака и семьи в древней Армении, хотя и изучены довольно обстоятельно, но все еще имеют много неясных мест. Наиболее авторитетные ученые, В. Бастамянц, проф. И. Карст, Н. Адонц, X. Самуэлян, интересовавшиеся этими вопросами, различно подходят к их разрешению. Некоторые из них представляют себе армянскую семью как нечто идеальное и совершенно своеобразное. Эта тема еще ждет правильного освещения; основанного на марксистской методологии. Этот вопрос должен рассматриваться на фоне развития феодального общества и тех культурно-этических сдвигов, которые при этом совершались в армянском обществе.

Важнейшим, переломным моментом в данном случае явилось принятие армянами в конце III в. христианства. Новая церковь прививала в Армении общехристианские взгляды на брак и семью в духе римско-византийского учения. Затем общие начала этого учения периодически развивались церковными соборами в зависимости от эволюции данного общества, так что принципы нового вероучения стали элементами обычного права, санкционированными государственной властью.

Эти принципы нашли отражение в литературе христианского периода, причем многое, относившееся к языческому периоду, было предано забвению. Вследствие этого о браке у армян в дохристианском периоде многое остается неясным. У нас нет пока конкретных данных для выяснения таких вопросов, например, как многоженство и моногамия, похищение жен, «покупка» жен и т.д. Аналогия же не всегда дает возможность восстановить прошлое. Ссылка на одинаковый общественно-экономический строй недостаточна для решения конкретных исторических проблем. Например, в феодальных. Индии и Китае многоженство запрещалось законом[164], а в феодальных Аравии и Иране оно разрешалось. И даже в одной и той же стране, например, в Индии, институты брака и семьи отличались многообразием. В феодальной и христианской Европе существовало право первой ночи феодалов, в феодальной и христианской Армении его, по утверждениям армянских историков, не существовало.

До нас дошли сведения о том, что среди армян в языческий период практиковалось похищение жен. Имеется ряд указаний, в силу которых можно полагать, что в Армении институт брака в общих его чертах развивался таким же путем, как и в других странах. О том, что и у армян существовало многоженство, свидетельствует Мовсес Хоренаци[165]. Мнение В. Бастамянца о том, что многоженство практиковалось лишь среди имущих классов, не меняет существа дела: как институт семейного права оно существовало. Даже после принятия христианства оно еще практиковалось, и в первоначальных канонах мы не находим особых запретов его применению. Лишь постепенно церковь покончила с этим пережиточным институтом. Существовал также обычай похищения жен; канон 9 (гл. 30) Григория Просветителя объявил брак, совершенный похищением, незаконным.

Кроме институтов многоженства и похищения, вернее наряду с ними, в языческий период развивалась и так называемая «покупка» (выкуп) жен. Об этом упоминается в армянских легендах: жених вносил «вардзанк», т.е. «плату» за невесту. Когда этот институт перестал действовать в Армении, установить трудно. Но в связи с тем, что с давних времен существовал институт «приданого» (dos) можно полагать, что еще в далеком прошлом вместо «платы» или «выкупа» за жену применялся обычай дарения. Когда женщина выходила замуж, она приносила с собой в дом мужа свое имущество в виде приданого. В чем же тогда смысл «покупки» или «выкупа» жены? Дело в том, что институт приданого дает жене самостоятельное имущественное положение в браке: если она вступает в дом мужа со своим имуществом, она не является объектом купли и не включается в famulus мужа. Ее положение еще более укрепляется, когда она получает брачный дар от мужа, также являющийся ее собственностью, подобно тому как это устанавливалось нормами «Русской правды». С возникновением института приданого «выкуп» жены заменился приношением – donatio propter nuptias.

Среди трудового народа дар и приданое имели весьма малое значение, так как брачующиеся почти одинаково участвовали в общем хозяйстве. Приданое имело большое значение, когда жена входила в богатый дом, где, разумеется, она не работала. Приданое (ожит) в этом случае компенсировало то, что жена не вкладывала непосредственного труда в обслуживание семьи.

Институт «выкупа» жены фактически терял свое значение еще и потому, что приданое, как правило, превышало дар мужа, причем оно должно было служить средством обеспечения жены.

В этом вопросе некоторые буржуазные ученые (например, Дарест, Колер и Карст), основываясь на эдиктах и новеллах Юстиниана 535 – 536 гг. о браке среди армян, но не верно понимая суть этих актов, делают ошибочные выводы. Они считают, что раньше у армян существовал институт «покупки» жен, превратившийся затем в институт дара. Поскольку последний имел обязательный характер, по существу оба эти института совпадали. Значит дар – это фактически цена жены. Институт же приданого, по мнению И. Карста, чужд армянам, и неизвестно откуда они взяли его.

Эта точка зрения неправильна. Правильно разъяснил этот вопрос Н. Адонц[166]. Он указывает, что институты дара и приданого давно известны у армян, как и у иранцев. Дар у иранцев назывался «дастиаром», приданое – «пишдатаем». В Армении соответственно «вардзанк» и «ожит». Армянский термин «вардзанк» означал плату, а потом дар. Таким образом, муж не уплачивал за жену определенной цены, а давал немного вещей в виде дара, а жена входила в дом мужа с приданым.

«Ожит» (dos, приданое) – не армянский термин, но институт «ожита» известен армянам давно.

«Вардзанк» и «ожит» не были закреплены законом, но санкционировались обычным правом. В течение веков для родителей институт «ожита» был неписаным законом, и они должны были серьезно беспокоиться о приданом своих дочерей. «Ожит» был фактически выделом доли дочери из наследства, которую она получала и вносила в дом мужа. Если бы муж покупал жену, «ожит» не играл бы такой роли.

Таким образом, Н. Адонц и другие установили, что «покупка» жены исчезла из быта Армении после принятия армянами христианства. Указание Юстиниана на то, что армяне будто бы в VI в. «покупали» своих жен, является не только недоразумением, но и вымыслом, находящим объяснение в отрицательном отношении Юстиниана к недопущению женщин в Армении к наследованию недвижимости и к получению при выходе замуж лишь «ожита». В Армении в VI в. действовал агнатический принцип наследования, в силу которого вотчины оставались за мужским потомством. Нахарарские дома оставались при этом цельными и сильными – обстоятельство, которое шло вразрез с политикой Юстиниана, стремившегося к подрыву мощи нахараров и потому добившегося приравнения армянских женщин в праве наследования к мужчинам, что способствовало бы дроблению вотчин нахараров и ослаблению их.

Формальный подход к этому вопросу европейских юристов привел к утверждению, что если женщина не наследует наравне с мужчиной, то при выходе замуж «без наследства муж «покупает» ее.

«Вардзанк» и «ожит» не были определенно-обязательными для брачующихся в Армении, как в высших кругах Византийской империи, где брак носил характер имущественного договора. В Армении, как указано выше, брак был соглашением сторон на сожительство брачующихся и ведение ими общего хозяйства. И чем меньше жена участвовала в хозяйстве, тем больший «ожит» она должна была вносить в него.

Так обстояло дело до образования Киликийского государства. В Судебнике Смбата приданое и дар приблизились по своему существу к соответствующим институтам византийского права. Нерсес Ламбронаци в своем переводе Сирийско-римского Судебника еще в 1197 г. употреблял греческие термины «пруйг» (dos) и «туайр» (donatio). Эти термины заменили армянские «ожит» и «вардзанк» и нашли почву в киликийском гражданском обороте. Смбат внес их в свой Судебник. «Пруйг» и «туайр» имеются и в Судебнике Гоша, но они были внесены в него позднее переписчиками и редакторами, на что правильно указали В. Бастамянц, Н. Адонц и другие. Эти институты не были известны Гошу, и поэтому он не мог применять их. Но даже если бы он и знал их, он не сумел бы внести их в свой Судебник в качестве обязательных норм, потому, что эти институты были чужды армянскому брачному праву. Они имеют римско-византийское происхождение. Древние эллины считали брак долгом перед государством и потомством. В древнем Риме и Византии брак обычно заключался по расчету. По Сирийско-римскому кодексу V – VI вв. он считался законным, если договор о нем, как обязательное условие, содержал «пруйг» и «туайр». На западе империи «пруйг» равнялся «туайру», а на востоке был в два раза больше него. Если та или другая сторона не могла немедленно внести обязательную сумму, то она давала другой стороне вексель, а при уплате получала расписку. «Туайр» вносился мужем перед браком как цена жены, а «пруйг» носил двоякий характер и определял:

1) имущество, вносившееся женой в дом мужа при браке,

2) имущество, получавшееся ею потом от своих родителей и родственников по наследству, в виде подарков и т.д.

Таким образом, термины и институты «пруйг» и «туайр», заимствованные из византийского права, по существу отличаются от армянских институтов «ожита» и «вардзанка». По византийскому закону «магр», «метр» (по-арабски – цена лица, дар жене) или «туайр», т.е. donatio ante nuptias, становился собственностью жены лишь после фактического сожительства с мужем (как это имело место и в самом недалеком прошлом среди мусульман). У Смбата, как видно из § 96 и последнего абзаца § 95, «мегр», или «туайр», как будто имеет обязательный характер. Закон требует, чтобы при разделе отцовского имущества сначала выделялся «туайр» холостых сыновей, а затем уже делилось остальное имущество. Таким образом, «туайр» – это дар в виде определенной суммы или имущества, приносимый мужем и переходящий в собственность жены. Но в отличие от византийского права, «туайр» у Смбата не всегда является собственностью жены. Например, согласно абзацам II и V § 72, если развод произошел по вине жены, муж не обязан выдавать ей «туайр». Если жена живет с мужем, то «туайр» является ее собственностью, а после нее остается ее наследникам. Если виновником развода является муж, «туайр» остается у жены. Таким образом, «туайр» в Судебнике носит характер обеспечения жены при разводе по вине мужа. Поэтому «туайр» не «цена» жены, а обязательный взнос мужа, его дар в обеспечение жены.

Не только «туайр», но и «пруйг» приобретает в Судебнике Смбата условный характер. По византийскому праву, «пруйг» (dos) – это доля женщины в отцовском имуществе, которая является ее собственностью и которую она вносит в дом мужа. У Смбата общий принцип- тот же. Но согласно абзацу V § 72, если развод произошел на почве «ненависти», т.е. семейного раздора по вине жены, муж имеет право не возвращать ей «пруйг». Значит и «пруйг» не является, по существу, безусловной собственностью жены. Согласно тому же абзацу § 72, если жена попала в рабство и находится в нем в течение семи лет, «пруйг» не возвращается ее родителям в том случае, если от нее у мужа остался ребенок. По абзацу VIII того же параграфа, если жена разводится по причине мужеложства или скотоложства со стороны мужа, то она получает половину «пруйга». Поэтому нельзя согласиться с заявлением проф. И. Карста, что «юридическое понятие армянского приданого полностью совпадает с греческим «пройгом»[167]. Несомненно, Смбат хотел ввести греческий «пройг» и «туайр» в армянское право, но это ему не вполне удалось, так как эти институты не нашли надлежащей почвы в армянском обычном праве. «Пруйг» и «туайр» действительно являются собственностью жены, и муж имел лишь ограниченное право пользования этой собственностью при продолжении мирного сожительства супругов. При разводе же по вине жены она лишалась права на весь «пруйг» и «туайр» или на часть их.

В заключение можно сказать, что «пруйг» и «туайр», но Судебнику Смбата, являются обязательными условиями законного брака, причем они, с одной стороны, обеспечивают прочность семьи и заинтересованность супругов в общем хозяйстве, с другой, – носят характер материального обеспечения жены, на случай развода по вине мужа или его смерти.

Хотя эти институты заимствованы киликийцами у византийцев и имеются в Судебнике Смбата, едва ли они применялись в народных массах, которые держались древнего обычая, по которому дар и приданое не имели такого определенно-обязательного характера. Во всяком случае эти институты были известны только в Киликии, где товарно-денежные отношения получили значительное развитие. Дар и приданое-институты, которые подробно рассматривали В. Бастамянц и другие исследователи, в «армянском обычном брачном праве оставались необязательными и неопределенными по своим размерам. Поэтому было бы ошибкой отождествлять армянский дар («вардзанк») с «калымом-мегром» или с «туайром». Эти институты категорически отвергаются Гошем, когда он говорит о браке среди армян. Ст. 121 I части Судебника Гоша гласит: «Брачный союз у магометан происходит иначе, (чем у нас). У них сперва определяют цену личности жены, и цена эта называется махр. Та же самая плата существует и у римлян под названием «туайр».

Затем определяют долю жены в родительском имуществе, каковая доля и называется «пройг».

После того как муж овладеет женою, махр переходит в безвозвратную собственность последней.

Муж же становится хозяином «пройга» жены, но никогда не махра, – лишь после рождения ребенка. Посему у них и постановлено, что, если жена родит ребенка, и как только услышат голос последнего, то с этого времени пройг переходит в распоряжение мужа, который, таким образом, быть может, приобретает имущество взамен махра, или туайра, который он выдал жене.

У нас же не так. Муж у нас не платит цены личности жены, а преподносит невесте немного подарков, называемых у нас «на смотрины» (ересацтес), жена же вступает в дом мужа со своей долей (из родительского имущества), и доля эта находится в распоряжении мужа».

Таким образом, брачующиеся до и после брака делали друг другу подарки. Жена же входила в дом мужа с «ожитом», а ее родители подносили зятю разные подарки. Жених и его родственники в свою очередь трижды давали невесте «ересацтес» («на лицезрение»):

1) до брака – небольшую сумму денег или вещи для приготовления платья и постели невесты,

2) в день брака, после церковного церемониала-вещи и деньги,

3) после брачного праздника, когда жених и невеста входят в «арагаст», т.е. в спальню, жених давал невесте «беранбацук», то есть какие-либо драгоценности, чтобы она соизволила говорить с ним.

Но все это, а также и подарки, которые родители жены дают своему зятю, имеет условный характер и зависит от состоятельности сторон. Брак для большинства населения – это в первую очередь сожительство и общее ведение хозяйства, а «дар» и «ожит» – это средства, идущие в помощь супругам.

Следует в заключение отметить, что вопрос о браке среди древних, армян все еще остается не вполне выясненным. Проф. X. Самуэлян пытается выяснить эволюцию брачных форм в Армении. Он считает, что брак похищением и покупкой существовал в Армении в условиях патриархальной семьи, где женщина, являясь рабочей силой, принадлежала мужу как его собственность. Против брака похищением боролась церковь. Например, церковный собор в Вагаршапате 326 г. считал брак похищением недействительным. О том, что похищение практиковалось, хоть и в форме пережитка, свидетельствуют те запретные нормы, которые устанавливались даже в XII – XIII вв. Эти пережитки, согласно этнографическим данным, замечаются среди армян вплоть до XIX в. То же самое проф. X. Самуэлян утверждает и о браке в форме покупки жены[168]. При этом он ссылается на известную XXI новеллу Юстиниана, утверждающую, что в Армении в VI в. практиковалась покупка жены. Однако проф. X. Самуэлян приходит к заключению, что обычай покупки жены со временем изжил себя и превратился в обычай приношения подарка жене. Относительно же выкупа и приданого он считает, что эти институты первоначально существовали одновременно и что приданое равнялось той сумме, которую вносил жених в виде выкупа. Однако институт приданого (ожита) постепенно вытеснил институт выкупа.

Таким образом, мы видим, что брак в форме похищения или же покупки жены оставался пережитком старого обычая. Закон, после принятия армянами христианства в 279 г., всегда преследовал и похищение, и покупку.

На условиях, необходимых для вступления в брак, Судебник останавливается мимоходом. Смбата больше интересовали обстоятельства, препятствовавшие заключению брака, а также вызывавшие развод. Условия вступления в брак установила церковь. Некоторые из них не нашли прямого выражения в Судебнике Смбата, но представляются сами собой разумеющимися его автору.

1. Пол. Брачующиеся должны быть разных полов. Брак между лицами одинакового пола является незаконным и преступным.

2. Моногамия. Состоящий в браке не может вторично вступить в брак. Церковь преследовала тех, кто держал у себя наложницу.

3. Брачное совершеннолетие. Седьмой канон собора 1243 г. требовал, чтобы при вступлении в брак жениху было не менее 14 лет, а невесте – не менее 12 лет. Судебник (§ 88) установил. 15-летний возраст для вступления в брак и в ряды рыцарей. (Для сравнения можно указать, что у древних евреев возрастом половой зрелости для мальчиков считалось 13 лет и 1 день, для девушек – 12 лет и 1 день; у римлян – 14 и 12 лет; у греков – 15 и 13 лет).

В нарушении канонов бывали случаи, когда, исходя из политических (династических и других) соображений, не соблюдались минимальные законные сроки вступления в брак. Так, Левон II в 1210 году, будучи уже 60летним стариком, женился на сестре Кипрского короля, которой было 11 лет. Или, в 1222 г. выдали семилетнюю дочь Левона II – Изабеллу замуж за принца Филиппа, которому было 18 лет. Или, 12-летнего Левона IV женили на 7летней принцессе из Лузиньянов. (М. Орманян, §§ 1080, 1102, 1213).

4. Добровольное согласие брачующихся, по принципу – «брак требует согласия». Конечно, брак заключается при согласии родителей, опекунов и господ, но и каноны и закон преследовали насилие с их стороны по отношению к брачующимся (см. каноны 26 и 27 св. Саака).

5. Брачующиеся должны быть одинаковерующими. Канон 13 патриарха Нерсеса VI в. запрещает христианам сочетаться браком с язычниками, под которыми имеются в виду нехристиане. Этот канон повторяет Судебник Гоша (1, 72); он запрещает брак между христианами и иноверующими и еретиками. Смбат также установил этот запрет в § 26. § 92 разрешает жениться и на рабыне с условием, чтобы она стала христианкой.

§ 93 излагает обстоятельства, препятствующие вступлению в брак. Брачующиеся должны быть не только совершеннолетними, но и здоровыми. Принцип Судебника таков: брачующиеся должны быть в состоянии производить здоровых детей и уметь их воспитывать. Закон запрещает смешивать кровь здорового с кровью неизлечимо больного, поскольку таким путем можно «испортить человеческий род», поэтому запрещает вступать в брак прокаженным. Он запрещает вступать в брак слепым и немым, утверждая, что они не могут воспитать своих детей.

Налагая эти запреты, Смбат ничего не говорит о браке между родственниками. Это – один из наиболее запутанных вопросов армянского брачно-семейного права. По Бастамянцу, армяне в языческий период будто бы не сочетались браком с близкими людьми, т.е. родители с детьми и дети между собой. Однако, известно, что христианство впервые ввело этот запрет. Собор 447 г. (канон 10) запретил брак между родственниками 4 степени. Собор 768 г. повторил это (канон 16). Так было и на Западе, где не разрешался брак между двоюродными братьями и сестрами. Но в то время как на Западе церковь постепенно суживала в этом отношении круг брачующихся и в XI в. установила 7 степень, как законную степень, допускающую брак между родственниками, армяне сохраняли разрешение брака с 4 колена. В XI в. Нерсес Благодатный установил, что брак допускается только между лицами, родство которых считается в 11 степени. Это новшество Нерсеса Благодатного имело целью устранение одной из помех на пути к унии с западной церковью. Однако Собор 1243 г. (канон 7) разрешил брак между родственниками с седьмого колена. Смбат не остановился на этом вопросе, вероятно, потому, что поскольку даже обычай с трудом усваивал это новшество, сам Смбат не мог остановиться на том или другом решении.

Кроме того, церковь запрещала брак между людьми, воспитанными одной и той же кормилицей (молочное родство), между пасынками и падчерицами, между детьми сестер и правнуками сестер и братьев. Брак между этими лицами считался кровосмешением. Запрещался брак между людьми одноутробными, но от разных отцов до шестой степени, а также между кумовьями и сватами.

Судебник обстоятельно рассматривает вопросы, касающиеся развода и его имущественных последствий. Почти весь § 72 посвящен этому вопросу. Поводы для развода и его последствия определяются в Судебнике так:

1. Непослушание жены. Следует отметить, что в § 72 и в других местах Судебника закон санкционирует существовавшее в Киликии неравноправие женщины. Абзац 1 § 72 гласит: «Божественный закон повелевает, что муж является главой жены, и следует, чтобы жена находилась под властью мужа так, как ноги...под (властью) головы». Господство мужа над женой видно также из того, что по § 72, VI жена из-за прелюбодеяния мужа не имела права оставить его. Неравноправие женщины явствует и при разделе имущества. Здесь мы наблюдаем проявление пережитков патриархальной семьи. В этом и дальнейших параграфах Судебника проводится идея подчинения жены мужу и ее зависимое от него положение. Если на почве непослушания жены произойдет раздор между супругами, то брак может быть расторгнут. (У Гоша непослушание или непокорность жены не является поводом к разводу). В этом случае жена получает все, что она принесла в дом мужа и половину приплода животных. Ни муж, ни жена не получают компенсации за использованные постель, свадебные платья и т.д.

2. Душевная болезнь. Судебник требует, чтобы было установлено следствием, что беснование является не мнимым, а действительным.

Если жена душевнобольная и была больна до замужества, то расходы по лечению должны нести ее родители. Неизлечимая душевная болезнь является поводом к разводу. Так было и в Византии. Номоканон Абулфарага (гл. VIII, разд. 5) гласит: «Daemonis obsessio seperandi causaest. Morbum comitialem agnoscium legislatores, eo quod modi omnes melaneholiae non in curabiles sunt...»[169].

При разводе по этому поводу муж обязан отдать жене все, что она принесла с собой, исключая «туайр».

Если жена заболела в доме мужа, то он должен ждать 7 лет и может развестись только в случае, если болезнь жены окажется неизлечимой; при этом он должен отдать ей все ее имущество, т.е. «пруйг», «туайр» и т.д. При согласии жены развод может произойти и до истечения семилетнего срока. Жена также может требовать развода, если муж заболевает душевной болезнью.

Нужно отметить, что закон не разрешает развода, если стороны, зная о болезни, все же сочетались браком. В таком случае только смерть мужа или жены могла освободить другого от супружеских обязанностей.

Когда неизлечимо больная жена соглашается на развод с условием получения от мужа определенного содержания, чтобы муж имел возможность вторично жениться, такое соглашение § 81 Судебника считает действительным лишь в том случае, если оно одобрено судом или церковью. Такая санкция требовалась для того, чтобы обеспечить соблюдение законов брачного права. Здесь закон выступает в качестве защитника прав женщины, предупреждая случаи, когда женщина соглашается на развод под угрозами или по обещаниям мужа.

3. Проказа. Закон запрещает сочетаться браком с прокаженным. При заболевании после брака, другая сторона должна ждать истечения 7 лет, если нет согласия на немедленный развод.

4. Увод в рабство одного из супругов. Если жена уведена в рабство из дома мужа, то он должен выкупить ее. Если в течение 7 лет она не найдется, то муж считается свободным; при этом:

1) если нет детей, он возвращает родителям жены ее «пруйг», но не «туайр»;

2) если есть дети – все переходит им.

Те же правила действуют и в случае пленения мужа. Во всяком случае, по § 40, вступление в новый брак возможно только по истечении 7 лет.

5. Взаимная ненависть и антипатия. Если такие отношения создались не из-за прелюбодеяния жены, и муж требует развода, то он должен возвратить жене все ее имущество; при этом жена имеет право выйти замуж, муж же не имеет права жениться, пока жива оставленная им жена.

Если указанные отношения создались по вине жены, и она требует развода, муж не обязан отдавать ей ни «пруйг», ни «туайр». При разводе в этом случае муж имеет право жениться, жена же может выйти замуж лишь после смерти первого мужа. Однако закон оставляет за сторонами право разрешать друг другу вступление в новый брак, но с согласия епископа.

При разводе по причине ненависти, если в этом виновен муж, он не только должен возвратить жене «пруйг» и «туайр», но и «уплатить жене штраф в размере третьей части пруйга, как цену ее личности, если он взял ее невинной». Этот штраф он не обязан платить, если женился на женщине, лишившейся девственности до брака с ним. В этом вопросе Гош и Смбат расходятся. Для Гоша невинность не играет никакой роли. Он считает (1, 8), что независимо от того, была ли жена невинной, при разводе по вине мужа он должен отдать половину своего имущества жене за то, что нарушил семейную жизнь и попрал ее женское достоинство.

Смбат же считает, что в данном случае муж должен платить штраф в виде pretium virginitatis. Этот штраф не является ни римским donatio ante nuptias, ни theoretron византийского права, потому что первый. являлся ценой непорочности (pretium pudicitiae), а второй – дополнением к «туайру» или «мегру», который уплачивался до брака. У Смбата же это является штрафом только в случае, когда муж развелся с женой, которую взял девственницей.

Кроме этого, закон требует, чтобы при разводе по вине мужа дети оставались у матери, муж же может еще раз жениться только с разрешения разведенной жены.

Если же в разводе виновата жена, то дети должны оставаться у мужа, который получает все имущество и имеет право жениться; такого права жена без разрешения мужа или до его смерти, не имеет.

6. Прелюбодеяние также является поводом к разводу. Муж имеет право развестись с женой – прелюбодейкой, но жена такого права не имеет. Жена может требовать развода лишь в том случае, если муж – прелюбодей не обращает внимания на нее, не кормит ее и т.д. Здесь наглядно видно неравноправие жены. Во всяком случае, виновная в разводе сторона не может больше вступать в новый брак. По § 78 Судебника, как прелюбодеяние, так и колдовство со стороны жены дает мужу безусловное право на развод.

7. Бесплодие жены, по Смбату, как и по Талмуду и по Эклоге (11, 12, 13), также является причиной развода. Гош, наоборот, бесплодие жены не считает причиной развода (1, 10), разрешая его лишь в случае, когда из-за этого муж останется без наследника.

Бесплодие всегда относится за счет жены, а не мужа. Развод не допускается, если муж знал о бесплодии женщины до брака и тем не менее женился на ней. Если же он не знал об этом, то имеет право на развод, причем должен обеспечить жену жилищем, питанием и т.д. При разводе по этому поводу муж должен ждать 7 лет. У Гоша (1, 10) этот срок увеличивается в ряде случаев, т.к. исчисление его идет с 18 лет у мужчин и 15 лет у женщин. При заявлении о разводе епископ должен исследовать причину развода и если ею является неимение наследника, установить, есть ли такое имущество, чтобы стоило беспокоиться о наследнике. При разводе он должен возвратить жене ее «пруйг» и, кроме этого, пожизненно обеспечить ее всем необходимым.

8. Мужеложство и скотоложство со стороны мужа дают жене право на развод.

9. Такое же право имеет жена, если муж совершил апостазию, т.е. перешел из христианства в другую религию, или впал в ересь. При разводе в данном случае жена имеет право получить половину «пруйга». И здесь, как и в других случаях, Судебник затрудняет развод для жены: она имеет право развода, но теряет при этом половину своего имущества.

10. Смерть мужа на чужбине дает жене право развода, но при этом жена должна убедиться в том, что муж больше не вернется, т.е., что он действительно умер. Жена при этом может выйти замуж только спустя 7 лет со дня смерти мужа. Если же муж не умер на чужбине, а задержался и даже женился там, жена должка ждать его возвращения, после чего только может жаловаться в суд на попрание мужем их брачной святыни.

11. Обман со стороны жены. По § 74, с женой обманно выдавшей себя за невинную, муж имеет право развестись, если судье не удастся помирить супругов.

12. Неравноправие женщины сказывается и в том, что право на развод дают мужу нечистоплотность и сварливость жены. Под нечистоплотностью нужно понимать такие телесные недостатки, как, например, дурной запах изо рта, скверный запах кожи и пота, которые вызывают неодолимое отвращение и делают физическую близость невозможной. По причине нечистоплотности и сварливости жены развод может быть произведен не судебным порядком, а путем выдачи мужем расписки в том, что жена свободна и может выйти замуж за кого угодно. При этом муж должен отдать ей все ее имущество, а сам не имеет права жениться, пока отпущенная жена жива.

13. Неспособность к сожитию со стороны мужа по § 80, дает жене право на развод. Это право, по § 80-бис жена имеет также в случае если муж -импотент или скопец. При этом, если муж скрыл указанные недостатки перед вступлением в брак, он обязан отдать жене половину своего имущества, чтобы дать ей возможность выити замуж за другого.

Как видно из вышеизложенного, Судебник проводит следующие принципы в институте развода:

1) муж имеет почти неограниченное право на развод, а жене – это право предоставляется лишь в ограниченном числе случаев;

2) так как семья должна быть прочной, то легкомысленное расторжение брака считается незаконным, и поэтому § 79 устанавливает, что самовольно оставляющий жену и попирающий брачный венец муж подлежит церковному наказанию и лишается права вступить в новый брак.

Закон допускает развод только тогда, когда церковь, в лице епископа, убедится, что это необходимо (§§ 80, 80 бис, 81); § 87 прямо предупреждает брачующихся, что при вступлении в брак они должны учесть все обстоятельства, ибо расторгнуть брак будет трудно; 3) если согласие между супругами невозможно, и совместная их жизнь чревата всякого рода осложнениями, то лучше разрешить развод (§ 72).

Союз родителей и детей. Семья, по Судебнику, – это не только совместное сожительство супругов, но и союз родителей и детей, преследующий цели воспитания подрастающего поколения. § 97 излагает общие принципы обоюдных прав и обязанностей родителей и детей. Еще задолго до появления Судебника Смбата, в IV в., канон 13 Саака Партева (гл. 55) призывал родителей отдавать детей в школу, чтобы они учились, ибо «как слепота глаз ненавистна телу, так и невежество души ненавистно богу...» § 97 Судебника указывает, что родитель, который не кормит и не воспитывает своих детей, подобен собаке и будет осужден богом. Родители обязаны кормить и воспитывать детей до их совершеннолетия или, по словам Судебника, до тех пор, пока дети будут в состоянии, жить самостоятельно. Именно с этой точки зрения Судебник, говоря о разводе в § 72 и других местах, указывает, что тот из родителей, кто был причиной развода, не может быть примером для своих детей и поэтому он не имеет права на них: дети должны оставаться у того, кто является примерным родителем и воспитателем.

Дети обязаны быть послушными по отношению к родителям. Они находятся под их властью до совершеннолетия, однако эта власть не является patria potestas римского права, несмотря на то что § 116 дает отцу право продать свою дочь за долги. Отец и мать-это естественные опекуны своих детей. Абзац 5 § 72, §§ 79 и 97 обязывают родителей, и в первую очередь отца, материально обеспечить и воспитать своих детей. Пока жив один из родителей, другого опекуна не назначают; опекун назначается для круглых сирот и для тех детей, которых оставшийся в живых родитель не в состоянии воспитать. Стремясь обеспечить господство мужа над женой, Судебник, согласно этим же принципам, устанавливает tutela – попечительство мужа, покровительство его по отношению к жене.

Наличие детей в семье является решающим моментом для определения имущественных отношений супругов. Так как дети являются наследниками как отца, так и матери, то имущество супругов имеет общесемейный характер. Если нет детей, ни один из супругов не имеет права на имущество другого, и оно переходит к ближайшим родственникам собственника. Если нет детей, муж не наследует жене и жена мужу, т.е. имеет место раздельность имущества.

Когда при наличии детей и общности имущества в семье, тот или другой супруг является одним из наследников, переживший должен обеспечить расходы «на помин души» умершего. В случае если супруги почему-либо не наследуют друг другу, переживший супруг может, если захочет, взять на себя расходы «за душу» умершего, но не обязан делать этого. Из § 114 видно, что этот институт, известный византийскому праву («pro animo»), имел применение и в армянском праве. В Византии впервые император Леон Мудрый (IX в.) установил, что 1/3 имущества умершего на войне без наследника переходит церкви «за душу» умершего, затем Константин Порфирородный установил, что одна треть имущества всякого умершего без завещания переходит к церкви «за его душу». Этот институт в Армении был известен издавна; канон 18 Собора 768 г. устанавливает обязательную норму – каждый умерший должен оставить церкви «за душу». По Гошу (1, 101), Уз часть наследства в обязательном порядке должна перейти к церкви, независимо от наличия завещания.

У Смбата этот вопрос разрешается иначе. Посвященные этому институту §§ 37 и 113 Судебника на первый взгляд кажутся противоречащими друг другу: тогда как по § 37 каждый должен выделить часть имущества в первую очередь в пользу церкви, § 113, наоборот, оставляет это на усмотрение завещателя; § 37 признает право церкви обогащаться за счет верующих, § 113 ограничивает это право. Кроме того, как по § 37, так и особенно по § 113, в пользу церкви можно оставить имущество только по завещанию, без завещания церковь ничего не получает. Указанное выше противоречие §§ 37 и 113-только кажущееся. По Судебнику Смбата, отнюдь не обязательно, чтобы часть имущества умершего переходила к церкви, если нет завещания, нет также и указания, что к церкви переходит именно Уз имущества, как у Гоша и по византийскому праву. У Смбата назначение в пользу церкви -свободный акт завещателя, причем § 113 не связывает его никакими определенными предписаниями, а § 37 имеет лишь религиозно-этическое значение. Судебник поэтому и не говорит ничего о случаях, когда завещатель ничего не оставляет в пользу церкви.

Итак, законодательство уделяло большое внимание регулированию брачно-семейных, особенно имущественный отношений.

В качестве необходимого условия для брака Судебник Смбата считал наличие «туайра» и «пруйга» (пройг).

Хотя Смбат и внес эти институты в свой Судебник, однако они противоречили армянскому обычному праву, по которому жених вносил «вардзанк», то есть предбрачный дар, а невеста входила в дом мужа с «ожитом», т.е. с приданым. Таким образом, институты пруйга и туайра по существу отличались от армянских институтов «ожита» и «вардзанка». Институты «пруйг» и «туайр» применялись в Киликии и Византии, где товарно-денежные отношения получили довольно широкое развитие и где брак для имущих слоев общества был в первую очередь имущественной сделкой.

В Судебнике Смбата содержатся также нормы, установившие препятствия к вступлению в брак. Следуя принципу о том, что брак есть долг перед государством, Смбат исходил из того, что брачующиеся должны быть в состоянии производить здоровых детей и уметь их воспитывать. Поэтому закон запрещал брак между здоровым и неизлечимо больным, чтобы не «испортить человеческий род» (ст. 93).

В Судебнике Смбата установлены также обстоятельства развода, причем с точки зрения его имущественных последствий, что именно интересовало светских властей, оставляя религиозно-обрядовую сторону развода в ведении церкви.

Давая мужу почти неограниченные права на развод, закон одновременно боролся против легкомысленного расторжения брака.

Законодательство детально регламентировало отношения между родителями и детьми, причем наличие детей в семье являлось решающим моментом для определения имущественных отношений супругов. Так как дети считались наследниками как отца, так и матери, то имущество супругов имело общесемейный характер. Если же не было детей, то имущество супругов считалось раздельным, и никто из них в таком случае не имел права на имущество другого.

Дети обязаны были слушаться родителей, под властью которых они оставались до совершеннолетия. Отец не осуществлял patria potestas римского права над детьми, однако ст. 116 давала ему право продать свою дочь за долги.

§ 4. Наследственное право

Как показывают §§ 94 и 95, Судебник Смбата рассматривает институт завещания как господствующую форму права наследования в Киликийском государстве. Воля завещателя была законом для его наследников. Закон (последний абзац § 94) дает отцу право завещать свое имущество даже своему рабу, лишая наследства своих детей. Здесь, конечно, мы не имеем «exheridatio» римского права. Как было указано выше, по Судебнику Смбата, отец не имеет неограниченной patria potestas римского права. Отец имеет право лишить своих детей наследства только в случае, если они проявили непослушание, и отец считает их недостойными наследства, и притом если светские власти согласны с таким решением отца. Такое же ограничение права завещателя имелось и в византийском праве («apokeryxis»), по которому для лишения наследства требовалось, чтобы дети оказались недостойными наследства и судебные органы согласились с решением отца[170].

Кроме этого частичного ограничения права завещателя в отношении законных наследников, в остальных случаях закон дает полное право завещателю распределять свое имущество среди наследников по своему усмотрению. В этом смысле завещание – закон для наследников, и никто из них не имеет права вносить в него какие-либо поправки.

Судебник придал воле завещателя настолько большое значение, что порядок наследования по закону предусматривается лишь «как выход из беспомощного (безвыходного) положения, на случай, если отец не оставит завещания»; при наличии же завещания, весь порядок наследования по закону «теряет силу, и следует то, что даст отец» (подобно тому, как по «Русской Правде»: «как рядил, на том стоять»).

Поэтому, рассматривая нормы наследственного права по Судебнику, необходимо иметь в виду, что они применимы лишь в случаях отсутствия завещания. Наследование по завещанию играло большую роль не только во всех слоях киликийского общества, но и в отношении царского домена, который в соответствии с феодальными представлениями рассматривался как личное достояние царя. Закон в § 1 Судебника гласит: «И царь вправе при жизни...сделать завещание и установить и передать горы и поля и всю свою землю так, как это ему угодно, а противиться этому не могут ни его дети, ни другой какой-нибудь человек». Далее, хотя наследники по женской линии и не имели равных с наследниками по мужской линии прав, все же отец имел право оставить по завещанию своим дочерям какую угодно долю своего имущества.

Завещание по Гошу, является testamentum coram parocho et testibus, т.е. оно составляется при священнике и свидетелях. В рукописи Е Судебника Смбата предусмотрен такой же порядок. Но более правильным следует считать вариант В, так как в нем принципиально выявляется тенденция Смбата вытеснить, где возможно, церковь из гражданского оборота.

Судебник Смбата в § 113 допускает священников к участию в составлении завещания только в деревнях, вернее, там, где нет государственного нотариуса.

В варианте В, который более близок к оригиналу, Смбат совсем обошел священников. Здесь публичная власть вступает по принципу testamentum ruri conditum, когда завещание составляется с участием представителя власти на месте. Завещатель, находясь в здравом уме, приглашает к себе своих знакомых, номикоса (нотариуса) и трех свидетелей и при них составляет завещание, причем он имеет право изменить его содержание. После смерти завещателя куратор, или распорядитель, в качестве душеприказчика выполняет завещание. Часто таким куратором являлся переживший супруг.

Согласно § 114, по отношению к общему имуществу муж имеет право односторонне распорядиться им по завещанию. Но если имущество супругов раздельно, то один супруг мог распоряжаться имуществом другого только с его согласия. Хотя закон давал завещателю право распоряжаться своим имуществом как ему угодно, но обычное право с давних времен выработало ряд положений, от которых завещатель не мог отступить: он должен был оказать предпочтение старшему сыну перед другими сыновьями, сыновьям перед дочерьми, родственникам по отцовской линии перед родственниками по материнской линии, не забывать своей жены и младшего сына и т.д.

При наследовании по закону Судебник (§§ 94-96) предусматривает единый порядок как для дворянства, так и для других слоев общества, вернее, не делает четкого различия между ними, как это имело место в «Ассизах Антиохии». Конечно, в Киликии, как и в Антиохии, должен был существовать иной порядок наследования для феодалов, чем для горожан и крестьян, но Судебник не отразил этого. Поэтому § 114 оставляет за судьей право, при разделе имущества по закону, в каждом отдельном случае исходить из местного обычая. Это объясняется, по-видимому, тем, что не всюду в Киликии действовали одинаковые нормы наследственного права, они переплетались с нормами наследственного права византийцев, франков и мусульман. В связи с этим Смбат и излагает лишь общие принципы армянского обычного права, оставляя в стороне отдельные моменты различия между сословиями. Это обстоятельство объясняется еще и тем, что, как правило, родовое имущество феодалов оставалось за близкими родичами (по завещанию или по обычаю), общесемейное имущество крестьян-общинников также оставалось за семьей (которая сохранила свой патриархальный уклад), а в городах, где был широко развит имущественный оборот, завещательная практика получила более свободный характер. Среди армянских баронов и их вассалов, с одной стороны, действовали принципы старины, а с другой, – эти принципы разрушались под натиском новых торгово-денежных отношений. В -старину, у предков этих баронов, т.е. у нахараров, действовал строго феодальный принцип по отношению к родовому имуществу, предполагавший определенный круг наследников (heredes necessaria); имущество было родовым и поэтому не могло передаваться по завещанию, женщина не наследовала землю. Так было и на Западе со времен Салической Правды. Но в XIII в. дело обстояло иначе. Армянские бароны больше не могли руководствоваться полностью принципами нахарарского права, когда торговля и деньги превращали и вотчину в товар, как это явствует из § 109. Именно поэтому для Смбата было бы трудно провести резкую линию в порядке наследования для отдельных сословий.

Судебник различает наследование по мужской и по женской линии. Наследниками по мужской линии могут быть дети, братья, братья отца, ближайшие родственники по крови до четвертого колена; жена, если у наследователя были от нее дети; по женской линии – дети и другие родственники по крови до четвертого колена; муж, если от брака с наследодательницей имеются дети. Соотношение доли в наследстве таково: жена получает половину доли мужа; две дочери – столько, сколько сын, а две замужние дочери – столько, сколько одна незамужняя дочь; исключением является замужняя дочь царя и, вероятно, других феодалов – она получает половину доли брата (§ 1).

Как по мужской, так и по женской линии ближайшие родственники по крови исключают других. При отсутствии родственников по крови до четвертого колена имущество, как выморочное, переходит в пользу казны.

Наследование по мужской линии. По степени родства наследники шли в таком порядке (§ 94):

1) дети;

2) братья;

3) братья отца;

4) другие родственники по мужской линии до четвертой степени.

Как видно, здесь действует когнатический принцип, с исключением всех женщин, кроме дочери.

Дети, по Судебнику, являются законными наследниками первой степени. Их наличие исключает наследников других степеней родства. Среди детей преимуществом пользуются сыновья, которые получают равную долю, кроме старшего и младшего. Старший сын, по § 96, «садится на место отца» и поэтому получает двойную долю, а младший наследует отцовский дом. Как раньше было сказано, незамужняя дочь получает половину доли брата, а две замужние дочери, – долю одной незамужней.

Если нет сыновей, то наследуют незамужние дочери; замужние же при них не наследуют. Если зять живет в доме жены, то они вместе получают долю одного брата. Дети и внуки от дочерей, зять, брат жены, тетка не могут быть наследниками, как потомки другой крови. Если нет сыновей и незамужних дочерей, наследуют замужние, но при этом А наследства должны получить братья умершего.

Необходимо отметить существенное противоречие в Судебнике: тогда как по § 94 внуки от дочерей не являются наследниками, по § 95 они, наоборот, наследуют наравне с внуками от сыновей. Это – прямой удар по привилегии мужской линии в праве наследования.

Таким образом, все женщины, кроме дочерей, исключаются из наследования: сестры, если они выходят замуж, идут в чужой дом, незамужние находятся под опекой братьев и поэтому не могут наследовать; мать и жена, как происходящие от чужой крови, тоже не могут наследовать: мать находится под опекой своих детей или мужа, жена получает свои «пруйг» и «туайр», если уйдет от детей, а если останется при них – будет находиться под их опекой и наследует вместе с ними.

В вопросе наследования по женской (материнской) линии Судебник устанавливает такой же порядок, как и по мужской. Но здесь, по § 95, агнаты становятся такими же наследниками, как и когнаты; наследуют одинаково как сыновья и дочери (хотя последние получают меньшую долю), так и внуки от сыновей и дочерей. Этот принцип, как отмечено выше, явно противоречит положению § 94, по которому внуки от дочерей не являются наследниками. Получается, что внук от дочери не является наследником деда, но является наследником бабки. Это противоречие можно объяснить тем, что в практике киликийского общества не проводился последовательно принцип агнатического наследования, что женщины постепенно завоевывали право наследования наравне с мужчинами. Можно при этом предполагать, что практика держалась агнатического наследования лишь по отдельным видам имущества, преимущественно вотчинам. Отмеченное явное противоречие могло иметь место только потому, что строго последовательного проведения принципа наследования по агнатическому принципу фактически не существовало.

Следует отметить, что термин «агнатический» применяется нами условно. Необходимо очень осторожно и с оговоркой прибегать к аналогии, когда идет речь об армянском семейно-брачном и наследственном праве. Институт agnatio – институт рабовладельческого права Рима – не мог быть применимым полностью в феодальном праве Армении, а тем более Киликии XIII в. Как известно, патриархальная семья в Риме была единством не кровной связи, а власти. Pater familias имел право manus над женой и patria potestas над детьми. Всякий, кто входил в семью, делался ее членом, все, что выходило из нее, становилось юридически чужим: усыновленный мог наследовать как агнат, выходившая же замуж дочь или эмансипированный сын – не могли. Юстиниан уничтожил эту систему родства, заменив ее когнатическим (кровным) началом[171].

В древнеармянском нахарарском строе не существовали институты pater familias и агната. Институт усыновления в Армении и в Киликии играл -ничтожную роль, причем усыновленный не имел всех прав естественного (кровного) наследника. В древней Армении не получили развития институты наследственного права: феодалы имели не наследников, а преемников; вотчина переходила нераздельно от отцов к сыновьям; выходившие замуж дочери получали ожит, т.е. приданое. Почти так обстояло дело и в крестьянских семьях общинников, где имущество принадлежало дыму-дому. Таким образом, в Армении наследовали преемники по крови, т.е. когнаты. Однако наследование по кровному родству не проводилось последовательно, поскольку женщины не наследовали наравне с мужчинами. Это объяснялось тем, что род продолжал лишь мужчина. В Судебнике Смбата видна борьба между двумя началами: с одной стороны, стремление сохранить целость феодального нераздельного землевладения и поэтому исключить из наследства родственников по женской линии, ибо они могли вынести родовое имущество в чужой род, а с другой стороны, по мере того, как под натиском торгового капитала вотчины становились объектами купли-продажи, – стремление проводить последовательное наследование по кровному началу, когда и женщины были бы наследниками наравне с мужчинами. И хотя Судебнику Смбата не удалось преодолеть эти противоречия, все же когнатическое начало имело большой успех – дочери наследовали. Жена наследователя наследовала не потому, что она является «агнатом», а потому, что она является матерью детей наследодателя. Отсутствие детей исключало ее как наследницу мужа (как и мужа в отношении имущества жены).

Таким образом, согласно § 95 по женской (материнской) линии наследуют в первую очередь дети, затем внуки от сыновей и дочерей. Когда жена выходит замуж за другого, 1/4 ее имущества передается первому мужу, но только в том случае, если их сожительство было супружеством в полном смысле слова.

Деление наследства по § 95. Когнатический принцип наследования явно нарушается, когда Судебник говорит о разделе имущества. Несмотря на то, что по § 94 жена не считается наследницей, здесь, наоборот, она причисляется к законным наследникам и получает определенную и обязательную долю из наследства мужа, а по одному из вариантов Судебника-даже равную долю с сыновьями. Таким образом, Судебнику не удалось быть последовательным и держаться исключительно принципа когнатического наследования, и мы видим, что как жена, так и внуки от дочерей наследуют одинаково с сыновьями и внуками по мужской линии.

Далее, вариант В нарушает также неравноправие, установленное Судебником в отношении дочерей, поскольку по этому варианту незамужняя дочь получает столько же, сколько и сын.

Нельзя, конечно, основываясь на этом варианте, утверждать, что дочери имели равное с сыновьями право на наследование, но имеются все основания считать, что жена и внучки также являлись наследницами: таким образом, твердые устои агнатической системы рушатся, и получает признание когнатическое начало.

Для наглядности приведем схему, в которой показаны доли наследства сыновей, дочерей и жены. В ней параллельно приведены состветствующие нормы по Судебнику Гоша (Г) и Венецианскому (В) и Ереванскому (Е) вариантам Судебника Смбата.

При наличии незамужних дочерей наследники получают:

При наличии замужних дочерей, наследники получают:

Эти расхождения произошли, по-видимому, от того, что замужние и незамужние дочери все еще не считались наследницами, имевшими одинаковые права в наследстве. Но так как вариант В и Судебник Гоша полностью совпадают, то можно придти к следующим выводам по вопросу о разделе наследства.

1. Из общего имущества сначала выделяются свадебные дары для сыновей, т.е. «туайр» и другие расходы; свадебные расходы дочерей и их «пруйг» не выделяются, ибо они входят в их наследственную долю.

2. Все остальное имущество делится на шесть равных частей, или дангов, одну из которых получает мать, т.е. жена умершего.

3. Остальные 5/6 части наследства, или 5 дангов, делятся между сыновьями и дочерьми по такому расчету, что две незамужние дочери получают столько же, сколько один сын, а две замужние дочери-столько, сколько одна незамужняя.

Итак, раздел имущества между ближайшими родственниками производился следующим образом:

а) сначала из общего имущества выделялась определенная сумма для покрытия свадебных расходов еще не женатых сыновей («туайр» и другие расходы); свадебные же расходы дочерей и их «пруйг» (приданое) не выделялись, ибо входили в их наследственную долю.

б) Все остальное имущество делилось на шесть равных «дангов» (частей). Одну шестую часть получала жена умершего (мать детей). Остальные пять дангов имущества делились между сыновьями и дочерьми с таким расчетом, что две незамужние дочери получали столько же, сколько один сын, а две замужние дочери-столько, сколько, одна незамужняя.

Для Смбата (§ 96) все дети, как от первого; так и от второго брака, кроме первородного или старшего сына и младшего сына, имеют одинаковое положение.

Гош же (II, 96) делает различие, отдавая детям от первого брака преимущество.

Усыновление. По § 41 Судебника Смбата, усыновление разрешается только при отсутствии детей и родственников до четвертой степени, т.е. когда нет законных наследников. Хотя в этом параграфе и говорится лишь о праве священника на усыновление, но из этого можно сделать вывод о существовании института усыновления. Усыновленный (по арм. «духовный сын») имеет право на движимое имущество усыновителя, но не на его дом и вотчину. По § 41, усыновленный имеет право на половину дома и вотчины священника, если он сам станет священником. Этот институт мало развит в армянских судебниках, вероятно потому, что случаи, когда законных наследников в роде или семье не оставалось, встречались очень редко.

Итак, статьи 94-96 Судебника Смбата устанавливали общие принципы наследования по закону. Однако, ст. 114 оставляет за судьями право в каждом отдельном случае при разделе имущества исходить из местного обычая. Различие между сословиями по вопросу о наследовании по закону не нашло своего четкого отражения в Судебнике Смбата. Относительно имущества феодалов, возможно, в Киликии продолжали действовать нормы старинного обычного права, согласно которому феодалы не имели наследников, а лишь преемников, вотчина переходила нераздельно от отцов к их сыновьям, а выходившие замуж дочери получали «ожит», приданое. Почти также обстояло дело и в отношении имущества крестьян-общинников: оно принадлежала дыму-дому. Однако развитые товарно-денежные отношения пробили брешь в праве феодальной собственности, во всяком случае в отношении имущества, добытого феодалами путем захвата или покупки. Именно поэтому Судебник Смбата не проводит четкого разграничения в порядке наследования для отдельных сословий. Нет определенности и в вопросе о круге наследников по закону и получаемой ими доли наследства. В разных рукописных списках Судебника имеются различные нормы.

Наследниками по закону могли быть, как правило, конгнаты, т.е. родственники по крови, хотя в Судебнике наблюдается попытка узаконить также агнатический принцип, согласно которому могли наследовать и другие лица, входившие в семью и ставшие её членами.

Наследники по закону делились на ряд категорий в зависимости от их близости к умершему. Ближайшие родственники исключали других. Наследниками первой категории считались дети, затем внуки и правнуки, т.е. родственники по нисходящей линии до четвертой степени. Причем наличие детей отстраняло внуков и правнуков от наследства.

При отсутствии наследников по нисходящей линии, наследовали ближайшие родственники по боковой (братья. и т.д.) линии, затем по восходящей (отец, дяди и т.д.) линии, до четвертой степени. При отсутствии когнатов до четвертого колена имущество умершего считалось выморочным и переходило в пользу казны.

Хотя дочери, а также жена считались наследниками по закону, однако они и вообще наследники женского пола, получали меньшую долю из наследства, чем лица мужского пола. С другой стороны, среди сыновей особое положение занимали старший и младший. Согласно ст. 96 «перворожденному бог дал предпочтение, и следует, чтобы он занял место отца и получил двойную долю из наследства». Что же касается младшего сына, то он должен был наследовать отцовский дом.

§ 5. Уголовное право

Нормы уголовного права не выделены Смбатом в особый раздел, а разбросаны по всему Судебнику, больше всего их в первом и последнем разделах, т.е. в §§ 1–10 и 119–177.

Эти нормы указывают на существование в Киликии довольно развитой системы уголовного права. Судебник Смбата в этом отношении большой шаг вперед по сравнению с Судебником Гоша. Это заметно по всем параграфам, рассматривающим преступления и наказания, где эти институты трактуются главным образом с государственной точки зрения. Карательная система Судебника Смбата имеет много общего с византийской, и Судебник больше подходит к Эклоге.

Преступление, по Судебнику (§ 137 и др.), представляет общественно-опасное деяние, воспрещенное законом. Всякое насилие, совершенное по отношению к кому бы то ни было, затрагивает интересы государства и направлено против него. Эта мысль ясно выражена во втором абзаце § 104, в §§ 7, 73 и других. Поэтому мстителем за насилие выступает государство в лице своих судебных органов. § 137 категорически воспрещает потерпевшему прибегать к талиону; право применять институт талиона принадлежит только государству. Право на самосуд разрешается законом лишь в исключительно редких случаях при защите чести и жизни: можно было безнаказанно убить прелюбодея, пойманного на месте преступления, как опасного нарушителя семейного права (§ 72, абз. 15), вора и убийцу с большой дороги (§§ 28, 143).

В связи с тем, что преступление признается нарушением закона, а преступника карает государство, теряет свое первоначальное значение система композиций. Тем более, не может быть речи о кровной мести, которой не знает Судебник Гоша, и которая задолго до Гоша перестала действовать как особый институт; Гош выдвинул на первый план институт композиции. Однако его Судебник в данном вопросе не отвечал уже действительности, так как различные наказания, вплоть до смертной казни применялись самими властями. Именно в этом Судебник представляет lex ferenda, где высказываются субъективные взгляды Гоша-монаха, отвлекавшегося от объективной действительности и смягчавшего на бумаге наказания, на деле достаточно суровые. Гош допускает смертную казнь только по отношению к иноверцам, а для верующих – лишь телесные наказания (П, 71). Но он высказывается и против телесных наказаний, допуская их только в редких случаях, когда денежный штраф является недостаточным. Гош всячески старается смягчить наказания, взятые им из норм Моисеева закона. Вместо смертной казни и телесного наказания он выдвигает выкуп и штраф; причем штраф и телесное наказание имеют альтернативный характер; предпочитается, конечно, выкуп и штраф. Только в одном случае (II, 126) – по отношению к вору-рецидивисту-допускается и штраф, и отсечение руки, с целью предупредить возможность повторения преступления. Насколько Судебник Гоша пропитан системой композиций говорит и то, что в нем термины «преступление» и «ущерб» часто имеют одинаковое значение и передаются термином «внас» (арм. – ущерб, вред). Совсем иное представляет Судебник Смбата. Смбат, как правило, не выдает своих пожеланий за действительность; в его Судебнике отражена карательная система Киликийского государства, для которого композиции имели весьма второстепенное значение. В Судебнике Смбата уголовное наказание господствует, сфера же действия композиций сильно сужена. По § 137 композиция, имеющая форму штрафа, допускается лишь с согласия потерпевшего и разрешения суда. Там, где Гош предписывает денежный выкуп, Смбат требует телесного наказания и смертной казни. Такое резкое различие карательных систем Судебников Смбата и Гоша И. Карст ошибочно объясняет иностранным влиянием. Но, как мы видели выше, это находит правильное объяснение в том, что Гош, уделяя широкое внимание интересам частного порядка, вопреки жестокой карательной практике, предписывает мягкие меры наказания, главным образом в виде штрафа, Смбат же, наоборот кладет в основу своей карательной системы государственный интерес. Поэтому-то и композиция у него является не выкупом, который преступник вносит в пользу потерпевшего за свое освобождение от дальнейшего наказания, а штрафом. Частичное или полное лишение преступника собственности Судебник предписывает не ради возмещения ущерба, понесенного потерпевшим, а как уголовное наказание, как это видно из §§ 13, 14, 16, 19, 29 и 46. Имущественные наказания, широко применяемые Судебником Смбата, чужды Гошу, для которого главная цель-возмещение ущерба потерпевшего.

В Судебнике Смбата возмещение ущерба и выкуп превращены в уголовное наказание даже в том случае, когда часть выкупа и штрафа идет в пользу потерпевшего.

Другой отличительной чертой Судебника Смбата является то, что вместо церковного наказания (эпитимии, покаяния), широко применяемого Гошем, им вводится уголовное наказание. Судебник оставляет церковное наказание только для преступлений против религии и для тех случаев, когда судья не считает нужным применять уголовное наказание.

Одним из основных уголовно-правовых принципов Судебника Смбата является индивидуальная ответственность преступника. Второй абзац § 98 гласит, что «каждый человек отвечает за себя собственной головой». По этому же параграфу ни отец, ни братья не ответственны за уголовное преступление сына и брата. Ни жена, ни дети не ответственны за преступление мужа и отца. Единственным исключением, предусмотренным §§ 2 и 98, является государственная измена, когда наряду с отцом, осужденным на смертную казнь, несут ответственность также жена, его братья и дети, родившиеся после совершения преступления. Об освобождении от ответственности жены и детей свидетельствует абзац 4 § 1, по которому, если убийца не в состоянии уплатить «за кровь», можно продать его самого, его дом и имущество в зачет подлежащего с него взыскания, жену же и детей продать было нельзя. В данном вопросе Смбат сделал шаг вперед по сравнению с Гошем, который (II, 1) разрешает привлекать к ответственности всю семью убийцы.

Принцип индивидуальной ответственности проводится в Судебнике Смбата последовательно. Нет оснований считать исключением из этого принципа § 126, о котором мы говорили выше и в котором устанавливается коллективная ответственность жителей поселка, где найден труп убитого человека, а убийца не обнаружен. Жители этого поселка обязаны предать тело убитого погребению, если он христианин, и уплатить выкуп родственникам убитого, если они явятся; если же родственники не предъявят иска, то жители поселка ни перед кем не отвечают. Ответственность жителей поселка не имеет никакого отношения к ответственности родственников убийцы, потому что в данном случае вообще не известно, кто является убийцей. Государство привлекает в данном случае жителей поселка к ответственности лишь для того, чтобы побудить их помочь ему в розыске преступника, что отнюдь не нарушает принципа индивидуальной ответственности.

Принцип индивидуальной ответственности не нарушается также и в том частном случае, который предусмотрен § 1, устанавливающим право царя на арест и продажу жены и детей казнокрада. Такой ответственности не несут жена и дети вора, который совершил кражу у частного лица. Казнокрадство, как и государственная измена, является тягчайшим преступлением против государственной власти и, естественно, что Судебник относится несравненно более сурово к членам семьи преступников, совершивших эти преступления, презюмируя их соучастие.

Таким образом, Судебник последовательно проводит принцип, по которому каждый отвечает за совершенное им преступление, но не все, однако, одинаково отвечают за одно и то же противозаконное деяние. В этом вопросе в Судебнике явно выступают классовые тенденции, подчеркивающие неравноправие членов феодального общества. По § 1 «цена крови» (вернее, выкуп) зависит от социального положения убитого. Общая «цена крови» христианина определяется в 300 золотых монет (перперат деканов), причем здесь имеются в виду люди низших классов, в отношении же людей вышестоящих сословий эта сумма увеличивается. Характерным показателем классовых тенденций является § 5 Судебника, предписывающий суровую кару человеку низшего сословия, если он осмелился поднять руку на привилегированных лиц. Особенно строго наказываются преступления против царя, князей (§ 19) и духовных лиц (§ 9).

При оценке преступного деяния, особенно убийства, принималось во внимание не только классовое положение преступника и потерпевшего, но и их принадлежность к той или иной религии. По § 1, «цена крови» мусульманина была в три раза ниже, чем христианина. Нужно, однако, отметить, что тогда как монах Гош в своем Судебнике проводит всюду резкое различие между христианами и мусульманами, Смбат подходит к: этому вопросу более осторожно и различает мусульман и христиан в исключительных случаях (например, в случае убийства христианина мусульманином). Религиозные моменты у Смбата часто теряют свое значение. Имеющиеся отдельные отступления от этого начала являются отражением политики соседних мусульманских государств по отношению к христианскому государству Киликии, к своим подданным христианам.

При оценке преступления Судебник Смбата больше всего интересуется личностью преступника и последствиями его противозаконного деяния.

Поэтому Судебник рассматривает преступления с точки зрения виновности и причинной связи. Принимаются во внимание моменты самообороны и крайней необходимости (§§ 132, 145), вменяемости и возраста преступника (§ 126 второй абзац), злого умысла и неумышленности (§§ 132, 151 и другие) и т.д.

Момент вины в Судебнике достаточно разработан. Это сказывается в развитой казуистике. В многочисленных, параграфах последнего раздела, рассматривающих проступки и преступления, всесторонне учитываются как субъект и субъективная сторона преступления, так и его объект, и объективная сторона.

Причинная связь в Судебнике берется формально. По § 137 убийство имеет место только в том случае, если потерпевший умирает тотчас же после нанесения ему ударов; если же он умрет не сразу, нападающий отвечает не за убийство, а лишь за нанесение опасных ударов.

Самооборона, по Судебнику, является обстоятельством, исключающим ответственность за совершенное при этом убийство. Совершивший убийство в поединке (§ 145) или убивший разбойника с большой дороги (§ 1. 32) не отвечали за убийство. Характерно, что по § 132, убийство разбойника (независимо от того, было ли совершено им нападение) считалось неумышленным и даже награждалось.

Крайняя необходимость рассматривается в § 151 tris. Если кто-нибудь, зная, что при убийстве врага он одновременно убьет своего товарища и все же убивает его, то он не отвечает за убийство полностью. Предусмотренное § 132 убийство разбойника можно скорее считать убийством в условиях крайней необходимости, чем необходимой обороны, так как с точки зрения государственной безопасности, как отмечалось, разбойника следует убивать независимо от совершения им нападения. Крайняя необходимость в данном случае вытекает не из интересов того, кто убивает разбойника, а из общеопасного характера разбоя.

Ряд параграфов (126, 130, 155, 169 и др.) касается вменяемости, определяемой по признакам возраста я проявления воли. По § 126 устанавливается полная ответственность по достижении 12 лет; дети, имеющие 11 лет от роду, несут ответственность, но наказание снижается вдвое, при меньшем возрасте наказание еще более снижается. Преступление, совершенное в пьяном состоянии, карается по § 130 более строго, поскольку пьянство само является преступлением. Однако по § 155 наказание, применяемое за поджог в пьяном состоянии и без злого умысла (тюремное заключение) имело целью исправление преступника. Здесь закон несколько смягчает постановление § 130. Не карается убийство, совершенное душевнобольным, т.е. Судебник считает (§ 169), что душевнобольной невменяем и у него отсутствует сознание.

С точки зрения виновности Судебник различает преступления неумышленные, умышленные и смешанные. Автору Судебника не удалось точно определить субъективную сторону преступления, поэтому он прибегает к понятию смешанного преступления, относя к этой категории такие преступления, которые не являются ни чисто умышленными, ни чисто неумышленными, или же содержат в себе элементы и того и другого. При этом «смешанные» преступления иной раз приближаются то к умышленным, то к неумышленным.

Умышленным Судебник признает такое преступление, когда преступник действует преднамеренно и злостно. Впрочем, в отдельных случаях (§ 152 tris), где, предусмотрено умышленное убийство, о преднамеренности не упоминается. § 152 требует для признания преступления умышленным проявление преступником определенной воли, желания совершить преступный акт. Однако к числу умышленных убийств § 151 относит причинение смерти неопытными врачами при лечении, но при условии, что смерть наступила не в результате непослушания больного, не по его вине. Неосторожность, проявленная врачом, также считается преступлением, и если больной умрет в результате такой неосторожности, врач признается убийцей.

Интересен еще один, критерий, который Судебник выдвигает при определении понятия умышленного убийства. Кроме уже указанных моментов, он учитывает настроение убийцы после смерти потерпевшего. Если убийца радуется этому результату, то убийство считается умышленным.

О неумышленных преступлениях говорит § 151-бис. К этой категории относятся убийства, которые могут быть признаны убийством по неосторожности, по злоупотреблению властью или превышению власти, по необходимой обороне и т.д. Здесь приводятся такие, например, случаи как: убийство совершенное случайно, вырвавшимся из рук человека топором, случайно брошенным камнем; случайное убийство при стрельбе в дичь; нанесение отцом побоев сыну, от которых он умер; нанесение учителем удара ученику, от которого тот умер; убийство матерью дочери, свекровью снохи, бароном своего слуги или крепостного, госпожой своей служанки и т.д. Во всех этих случаях нет момента преднамеренности, но убийство произошло в результате сознательных действий преступника; он, не имея намерения убить, но он обязан был знать, что его действия могут вызвать смерть.

«Смешанные» преступления. Смбат не преодолел существовавших в его время теорий об умышленных и неумышленных убийствах. Поэтому, когда нет преднамеренности и злостности (умышленность) или явной неосторожности и случайности (неумышленность) – Судебник считает убийство смешанным. В смешанном преступлении наличие злой воли не ясно.; неизвестно, имел ли преступник желание убить, а при наличии такого желания-какова была степень проявления злой воли. Судебник приводит («последний абзац § 151 бис и § 151 трис) следующие примеры смешанных убийств: убийство, совершенное от страха человеком, подвергшимся нападению и убийство на почве необходимой обороны. Смешанным убийством считается также случай, когда преступник, желая убить врага, убивает своего товарища. Соответствующее место у Гоша (II, 117) надо понимать в том смысле, что преступник убивает своего товарища по ошибке, думая, что убивает врага. Формулировка же § 151 Судебника Смбата дает возможность понимать этот случай и так, как у Гоша, и в том смысле, что убийца действовал, зная, что при убийстве врага он может поразить своего товарища.

Таким образом, Судебник в основу учения о преступлении кладет понятие вины; преступление-это такое деяние, где в той или иной мере сказалась воля преступника. Поэтому признаются преступлениями действия, совершенные по неосторожности или по небрежности, где все же имеется признак вины. Поэтому «смешанные» преступления караются то как умышленные, то как неумышленные, смотря по тому, как проявилась воля преступника, т.е. в какой мере он был неосторожен и т.д. Если преступление признавалось неумышленным или случайным, то наказание смягчалось, и преступника предоставляли церкви (§ 29).

Преступник, по Судебнику, -это лицо, совершившее преступление в здравом уме, злостно и не раскаявшееся в содеянном. Если преступник раскаивался, то наказание принимало форму исправительной меры.

Таковы важнейшие моменты учения о преступлении в Судебнике Смбата.

Остановимся на отдельных предусмотренных Судебником видах преступлений и установленных за них наказаниях.

1. Преступления против государственной власти и управления.

Киликийское государство, как указывалось выше, представляло довольно централизованную монархию, где цари добивались безусловного подчинения своих вассалов. Отъезд феодалов запрещался. Уходивший без согласия царя вассал считался изменником. Крайне жестокую уголовную политику Киликийского государства можно объяснить той ожесточенной борьбой, которая велась между крестьянами и дворянством и стремлением феодалов не только окончательно закрепостить крестьян, но и закрепить порядки, отвечающие интересам господствующего класса.

Измена признавалась в § 1 тягчайшим преступлением. Здесь имеется в виду в первую очередь военная измена-сдача врагу крепости, караемая смертью или тяжким увечьем, § 2 говорит об измене царю, карая ее смертью.

Оскорбление величества, т.е. злословие против государя считалось преступлением против самого бога, ибо, как сказано у Гоша (II, 18), «цари и князья – образы божьи». Поэтому дела об этих преступлениях рассматривались церковными судами; но, по § 19, если преступник не являлся в церковный суд, дело переходило в государственный суд. Оскорбление величества каралось увечьем и конфискацией имущества.

Неправильное применение закона судьями (§ 10), приравнивавшееся к продаже правосудия (симонии, «богопродаже»), влекло за собой лишение должности и конфискацию имущества.

Неподчинение, т.е. неповиновение приговору. Приговор, как и сам закон, подлежал безусловному выполнению. Неподчинение приговору или отказ выполнить его § 66 считал тягчайшим преступлением. Неповиновение приговору объявлялось неповиновением самому богу, и виновный карался смертью.

Лжесвидетельство, имеющее целью ввести в заблуждение cyд, по § 160 каралось очень строго. Однако ложная клятва подсудимого не считалась преступлением. Ложная клятва свидетеля, с целью обвинить невинного человека, каралась тем же наказанием, какому подвергся бы обвиняемый, если бы свидетельство оказалось правильным.

2. Преступления против религии и церкви.

Церковь как орудие в руках господствующего класса в Киликийском государстве, ограждалась решительными мерами. Уголовная политика государства направлялась против тех, кто осмеливался нарушить установленные церковью и санкционированные государством порядки.

Богохульство, святотатство, кощунство по §§ 63, 64 и 61 карались смертью.

Симония (по арм. «богопродажа»), т.е. торговля священным саном, по § 47 каралась смертью через сожжение.

Взимание «хогадрама» (денег за место на кладбище), и незаконное взимание пошлин карались конфискацией имущества (§§ 47 и 48). По церковному праву, священники должны были отправлять богослужение и другие церковные службы бесплатно, довольствуясь теми «добровольными» приношениями, которые предписывались канонами. Но духовенство превратило свою профессию в средство эксплуатации «паствы»: священники и епископы бесцеремонно торговали могилами, епархии раздавались в «кормление», и приходы переходили по сделкам из рук в руки за большие деньги.

Гадание по § 68 каралось конфискацией имущества. Такая же кара по § 67 постигала и афериста, выдававшего от имени церкви фальшивые документы.

Незаконное вступление в сан священника по § 49' каралось мучительным телесным наказанием, тюремным заключением и конфискацией имущества.

Судебник предусматривает большое количество других деликтов против церкви, таких, например, как несоблюдение поста, наказание за которое (покаяние, лишение причастия и др.) налагалось церковью.

3. Преступления против жизни и здоровья

Убийство рассматривается в ряде параграфов (1, 28, 151 и др.). По § 151 tris, оно карается смертной казнью. По Судебнику Гоша, христиане, как правило, не подлежат смертной казни. Смбат установил за умышленное убийство и за убийство, когда убийца радуется смерти потерпевшего, смертную казнь, выкуп или увечье по усмотрению суда. За неумышленное убийство взимался половинный выкуп или применялись мучительные наказания (§ 28). Размер выкупа различался в зависимости от социальной принадлежности потерпевшего.

Квалифицированными считались следующие виды убийства:

а) убийство мужа женой путем отравления; за это злодейское убийство (parricidium) полагалась смертная казнь с применением пытки (§ 72, пункт XVI);

б) детоубийство, в частности путем удушения, по § 133 каралось смертью также путем удушения;

в) хладнокровное убийство жены мужем считалось тягчайшим убийством и каралось смертью (§ 72, пункт XIV);

К привилегированным видам убийства относились:

а) убийство при самообороне (§§ 132 и 28), считавшееся «неумышленным» и не влекшее наказания;

б) убийство на войне по ошибке своего товарища (§ 145) не подлежало наказанию;

в) убийство, совершенное в состоянии умопомешательства (по § 169) не наказывалось, но после излечения больной подвергался церковному покаянию;

г) причинение смерти врачом при лечении не подлежало наказанию только в том случае, если устанавливалась явная ошибка врача;

д) убийство прелюбодейки жены мужем (§ 72, XIV) считалось

привилегированным только в том случае, если муж убил жену на месте преступления и в состоянии аффекта; в этом случае убийца не подвергался наказанию; если же муж являлся причиной прелюбодеяния жены и убил ее хладнокровно, он считался «большим убийцей» и как сказано выше карался смертью;

е) убийство разбойника и ночного вора (§ 143).

По вопросу об убийстве и наказании за него по Судебникам Гоша и Смбата можно сделать следующие выводы: Гош, исходя из карательной системы канонического права, ограничивает применение смертной казни и членовредительных наказании он-сторонник системы композиции и канонических наказаний; Смбат же – сторонник уголовного наказания, причем выкуп имеет для него второстепенное значение. Так, в случае причинения смерти человеку бодливым животным (§122) Смбат предлагает альтернативно-или избиение камнями хозяина животного, или уплату им выкупа, Гош же устанавливает только выкуп. По § 123 Смбат предлагает казнить или наказать выкупом собственника, оставленного открытым колодца, в котором погиб человек; Гош (II, 34) предлагает только выкуп.

Судебник Смбата устанавливает беспощадные наказания убийцам, но большое значение придает раскаянию убийцы, особенно если он нашел приют в церкви. Использование этого права приюта в церкви освобождало раскаявшегося убийцу от смертной казни и телесных наказаний. Такое право существовало и в Византии (новелла 10 Константина Порфирородного), но оно не освобождало убийцу полностью от наказания, он все-таки подвергался имущественному наказанию.

Преступления против здоровья рассматриваются в § 137. Эти преступления, по Судебнику Смбата, караются телесными наказаниями, тогда как Гош предусматривает имущественные наказания. Для Судебника Смбата характерно и то обстоятельство, что в нем получил отражение институт талиона, неизвестный Судебнику Гоша. Но Судебник Смбата применяет «око за око» лишь к мелким деликтам, по постановлению суда, а не самим потерпевшим.

По § 137, преступления против здоровья имеют следующие оттенки:

а) нанесение увечья отсечением какого-нибудь члена тела или причинением расстройства органов чувств наказывалось по приговору суда аналогичным же увечьем или же, по согласию с потерпевшим, путем возмещения по 26 золотых монет за каждый поврежденный член тела;

б) опасное для здоровья повреждение, без увечья, предусматривалось в двух видах:

1) простое, когда за ним не следовала смерть, но потребовалось лечение, влекло уплату штрафа и расходов по лечению потерпевшего,

2) квалифицированное, последствием которого явилась смерть, влекло, кроме наказания штрафом и церковным покаянием, уплату вознаграждения родственникам умершего;

в) легкие телесные повреждения, наказывавшиеся избиением плетью или палками.

Первые два вида «а» и «б» повреждений являлись квалифицированными преступлениями против здоровья и карались тюремным заключением или членовредительными наказаниями, а сверх того-денежным штрафом и возмещением ущерба. Привилегированным причинением повреждения считалось нанесение побоев господином своему рабу, если он умер от этого через два дня; при смерти же раба непосредственно после побоев господин наказывался штрафом за убийство.

4. Преступления против нематериальных благ

Судебник рассматривает преступления против нематериальных благ с точки зрения нарушения начал нравственности и чести.

В числе преступлений против нравственности следует отметить разврат, изнасилование, прелюбодеяние, похищение женщины, обольщение и т.д.

Противоестественное удовлетворение полового чувства, как противонравственное деяние, преследовалось как каноническим, так и светским законом. Развратом считались как кровосмешение, так и мужеложство, и скотоложство, караемые наравне с изнасилованием и прелюбодеянием.

Изнасилование женщины, особенно, обрученной девушки, каралось по §§ 62 и 73 Судебника смертью или лишением половых органов.

Прелюбодеяние, по Судебнику это разновидность изнасилования. Как и при изнасиловании, при прелюбодеянии принимается во внимание обман. Если прелюбодеяние совершено женой, то она карается урезыванием ей носа и денежным штрафом (§ 72, XVII). Муж не отвечал за убийство жены пойманной на месте преступления, только в том случае, если он убивал одновременно и любовника. Муж не подвергался наказанию за прелюбодеяние, если он выполнял свои супружеские обязанности.

Похищение женщины также рассматривается, как изнасилование. В случае насильственного увоза похититель должен был жениться на увезенной и уплатить ее родным штраф в размере 50 золотых драмов (§ 73). Если увезенная была обручена или похититель не соглашался жениться на ней, он подвергался наказанию лишением половых органов.

За обольщение, соблазн (§ 72, XVII), совершенный мужчиной в отношении замужней женщины, виновный карался смертью или лишением половых органов. Соблазнитель-женщина подвергалась отрезанию носа.

Другие противонравственные деяния, упоминаемые в Судебнике спорадично, не имеют особого значения с точки зрения уголовного права. Таково, например, предусмотренное § 91 как неприличное переодевание женщины в мужское платье и наоборот.

Среди преступлений против чести надо отметить обиду и злословие.

Обида словом или действием (injuria) наказывается смертной казнью в случае нанесения бесчестия или оскорбления действием детьми в отношении родителей (§ 97 бис). Защищая и отстаивая высокое положение духовенства, Судебник назначал наказание-отсечение руки у оскорбителя (§ 9).

Injuria имела место только тогда, когда она наносилась нижестоящим по социальному положению. Это ясно выражено в § 5. При одинаковом социальном положении, кроме случая оскорбления детьми своих родителей, состава обиды нет.

По § 74, муж, обвинявший свою жену в том, что она якобы не была девственницей до брака, карался при явном клеветничестве за злословие избиением палками и денежным штрафом.

5. Имущественные преступления по Судебнику карались с такой же строгостью, как и описанные выше. Судебник ревниво охранял собственность имущих классов против всякого посягательства на нее. Наибольшей охраной пользовались царское, княжеское и церковное имущества.

Кража, по § 13, каралась телесным наказанием- отсечением руки и ноги с одновременным возмещением ущерба не только в однократном, но и в многократном размере. Особо строго наказывались, по § 1, казнокрады, подвергавшиеся телесным наказаниям или превращавшиеся вместе с членами их семьи в рабов. По Судебнику Гоша, кроме случаев казнокрадства (II, 1), похищения людей (II, 24) и похищения из мест погребения (II, 8), телесные наказания за кражу вообще не применялись.

Совершивший нападение с целью ограбления, разбоя, объявляется вне закона; убивший разбойника, по § 143, не только не наказывается, но и награждается.

Среди имущественных преступлений следует отметить поджог, каравшийся, по § 120, сожжением.

Наказание, по Судебнику Смбата, -это возмездие за преступление, причем в качестве мстителя выступает государство (§ 60). Наказание имеет своей целью также устрашение и исправление (§ 151). Преступник наказывается потому, что нарушил закон; но его наказание, как часто повторяет Судебник, должно служить примером для других. В состав наказания входит возмещение ущерба потерпевшему, составляющее часть штрафа.

Следует отметить, что кровная месть и композиции в тех государствах, где они применялись, приобрело публично-правовой характер. При родовом строе весь род выступал в качестве мстителя за нанесение ущерба своему члену. В классовом обществе государство санкционировало применение института талиона частным лицом, и частное лицо использованием права талиона помогало государству восстанавливать нарушенное право. Затем институт талиона стало применять само государство. Талион заменился композицией; изменилась форма, но осталась сущность: выкуп или откуп-это то же наказание, что и талион. Не меняло дела и то, что часть выкупа поступала к частному лицу-потерпевшему. Взиманием выкупа государство мстило за нарушение права самого государства. Вознаграждение потерпевшего являлось лишь дополнением к наказанию. Именно такой характер оно носило по Судебнику Смбата.

Смертная казнь и другие тяжкие наказания могли быть заменены выкупом или штрафом только по постановлению суда. При этом выкуп «за кровь» являлся не платой «за голову» потерпевшего, а штрафом, налагавшимся на преступника, который только «откупался» от другого вида наказания. Система композиций в Судебнике Гоша применялась почти всюду, заменяя смертную казнь и другие виды наказания. В Судебнике Смбата композиция играла второстепенную роль и являлась лишь составной частью наказания, но преимущественно применялись смертная казнь и другие виды наказания.

По Судебнику Гоша, одно наказание исключало другие, по Судебнику Смбата, наоборот, допускалось одновременное применение двух и более наказаний. Наказание, особенно телесное, как сказано выше, имело своей целью возмездие, устрашение и исправление. При этом возмездие и устрашение проводились государством, а исправление оставалось, главным образом, за церковью. Именно поэтому Судебник Смбата последовательно устраняет вмешательство церкви в рассмотрение уголовных дел; более того, он оставляет за светским судом право наказывать преступления, совершенные церковнослужителями (§§ 13, 14, 16, 19, 26 и др.). Суровость карательной политики Киликийского государства находит подтверждение в том, что там, где каноническое право или Судебник Гоша применяли покаяние или пост, Судебник Смбата предписывает уголовное наказание. Это обстоятельство указывает на то, что Киликийское государство принимало самые суровые меры в борьбе с посягательствами на имущественные и иные привилегии эксплуататорских классов.

1. Смертная казнь совершалась путем повешения, сожжения, избиения камнями, обезглавливания, закапывания живым в землю.

Так, по § 29, повешению подвергался всадник, наехавший на человека и задавивший его. Приговоренный к смерти через повешение, по § 139, подлежал повешению даже в случае смерти до казни-смерть не освобождала преступника от наказания; его труп должен был оставаться на виселице до похорон, производившихся через день после казни.

Казни через удушение, по § 133, подвергался удушивший ребенка. Закапыванию живым подвергался похитивший вещи с погребенного (§ 144).

Казнь через сожжение применялась за идолопоклонство и святотатство (§§ 47-48), а также за поджог (§§ 120 и 155).

Побивание камнями (§§ 63-64 и др.) налагалось за преступления против религии и церкви; § 122 предписывал побить камнями человека, животное которого, по небрежности владельца причинило смерть человеку.

Видом смертной казни было утопление. Рубен II приказал завязать камень на шею убийц и бросить их в глубокую воду (Смбат, 103; М. Орманян, § 998).

2. Членовредительные и иные телесные наказания. Членовредительные наказания применялись за неумышленное убийство и другие преступления, когда суд не находил нужным применение смертной казни. В числе этих наказаний можно указать на увечье, бичевание, наказание плетью и др. По Судебнику Смбата, они применялись как самостоятельные наказания, тогда как у Гоша эти наказания носили характер дополнительных и применялись в исключительных случаях.

При применении членовредительных, а также иных телесных наказаний и смертной казни Судебник Смбата часто исходил из принципа талиона.

Отсечение рук, ног, носа и других членов тела, ослепление применялись как за тяжкие преступления, так и за мелкие проступки, если суд считал это необходимым.

Судебник Смбата во многих параграфах устанавливал увечье за различные преступления без точного указания вида наказания, предоставляя выбор суду (например, по отношению к побежденному врагу или вору – § I, ограбившему церковь – § 13 и др.).

Во многих случаях наряду с увечьем налагалось клеймо, особенно за квалифицированные хищения, а именно за кражу церковного имущества, за похищение людей и т.д. Увечье и клеймение в целях устрашения производились публично. В § 112 прямо сказано: «клеймить публично, чтобы другие устрашились».

По §§ 13, 14 и 19 членовредительные наказания сопровождались конфискацией имущества.

За менее значительные преступления применялось бичевание и битье палками, позорное бритье пли вырывание волос, клеймение. Иногда два или несколько таких наказаний применялись одновременно. Битье назначалось за драку, повлекшую тяжелые последствия, по § 137, плохое обращение мужа с женой, по § 72 XI, опозорение жены, по § 74, небрежное допущение пожара, ущерб, допущенный при пастьбе скота, противозаконные действия со стороны духовных лиц. Бичевание применялось в качестве самостоятельного или дополнительного наказания наряду с тюремным заключением или денежным штрафом.

3. Лишение свободы, в частности тюремное заключение, применялось также в целях устрашения или исправления преступника. По Судебнику Гоша, тюремное заключение имело целью только задержание преступника для обеспечения явки его в суд; по Судебнику Смбата оно, в первую очередь, являлось наказанием. Иногда тюремное заключение сопровождалось телесным наказанием и заковыванием в кандалы.

Кроме того, применялись в виде мер наказания в исключительных случаях высылка и изгнание (например, изгнание низверженного царя – § 70, изгнание преступного священника – § 19).

4. Имущественные наказания имели форму штрафа, наложения запрета на имущество и его частичкой или полной конфискации.

Денежный штраф, по Судебнику Смбата, представлял 1/5 суммы, уплачиваемой как выкуп или возмещение ущерба, и передаваемой в пользу казны. Вернее, и выкуй и возмещение ущерба являлись разновидностями штрафа, причем государство оставляло часть штрафа себе, остальное отдавало потерпевшему за причиненную ему «обиду». Случаи, когда возмещение ущерба и штраф сливались в одно, предусмотрены §§ 13, 14, 16, 19 и 170; здесь штраф носил побочный характер-суд взимал его за свои услуги, за совершение правосудия. Но в §§ 138 и 153 штраф, взимаемый государством, как публично-правовая мера, четко отличается от возмещения ущерба потерпевшему. В тяжких случаях кражи штраф достигал четырехкратного размера стоимости украденного имущества. Штраф в этих случаях являлся самостоятельным, главным видом наказания. Иногда штраф применялся наряду с телесным наказанием.

В ряде случаев штраф носит характер временного запрета, налагаемого на имущество, или его конфискации. Здесь штраф уже не зависит от величины нанесенного ущерба. В Судебнике Смбата это наказание имеет три вида:

а) временное наложение запрета на часть имущества; это временный арест (изъятие) или секвестр имущества, обозначаемый термином «саза» или «джаза» (§§ 13, 14 к 19);

б) частичная конфискация – «хоноврум», представляющая собой окончательное лишение преступника части его имущества, например, конфискация части имущества священника, не заботящегося о нуждах церкви, в пользу нуждающейся церкви (§ 11), конфискация части имущества преступника, осужденного за оскорбление царского величества (§ 19);

в) конфискация всего имущества, применявшаяся в случаях святотатства или симонии, когда преступник подвергался вместе с тем и сожжению (§§ 48 и 68); незаконного присвоения сана священника (§ 49); казнокрадства (§ 1); за превышение владельцем мельницы установленной таксы за помол (§ 173).

Как видно из изложенного, Судебник Смбата весьма широко допускал применение имущественных наказаний, тогда как Гош допускал, например, конфискацию лишь в одном случае-при осуждении за казнокрадство (II, 1). Смбат, стремясь к централизации власти, старается укрепить государственную казну за счет средств преступных и непокорных феодалов, светских и духовных.

5. Канонические наказания в Судебнике Смбата играли совсем незначительную роль. Они применялись к тем преступникам, которых суд не считал нужным подвергать уголовному наказанию. Покаяние допускалось, как правило, в тех случаях, когда дело ограничивалось композицией, и суд не считал нужным присоединять к этому уголовное наказание. Канонические наказания применялись преимущественно за преступления против веры и нравственности, но могли применяться и за такие преступления, которые требуют «очищение души», «раскаяния в грехах» и т.д.

Подводя итоги, следует отметить, что изучение многочисленных уголовно-правовых норм, содержащихся в первоисточниках, приводит к заключению, что карательная система в Киликии имела много общего с византийской и в этом отношении Судебник Смбата больше подходил к Эклоге.

Судебник рассматривал преступление с точки зрения виновности и причинной связи. Принимались во внимание моменты самообороны и крайней необходимости (ст. 145), вменяемости и возраста преступника (ст. 126). злого умысла и неумышленности (ст. ст. 132, 151 и др.). Закон учитывал, как субъекта и субъективную сторону, так объекта и объективную сторону преступления.

Нет ясности в определении субъективной стороны преступлений, которые в Судебнике Смбата делятся на умышленные, неумышленные и смешанные.

Преступником считалось лицо, совершившее противозаконное деяние в здравом уме, злостно и не раскаявшееся в содеянном. Для раскаившегося преступника наказание принимало форму исправительной меры. За преступление, считавшееся неумышленным или случайным, налагалось церковное наказание (ст. 29).

Переходя к учению о наказании, следует отметить, что судебники Гоша и Смбата не знают кровной мести. Гош на первый план выдвинул институт композиции (выкупа) и денежный штраф, допуская телесные наказания в исключительных случаях, а смертную казнь- только в отношении «неверных» (ст. ст. 71 и 126, II части).

В Судебнике же Смбата композиция имела весьма второстепенное значение.

Наказание, по Судебнику Смбата, – это возмездие за преступление, причем в качестве мстителя выступало государство (ст. 60). Оно имело своей целью также устрашение и исправление (ст. 151). Преступник наказывался потому, что «он нарушал закон». Его наказание должно было служить примером другим, предупреждением для них.

Одним из основных уголовно-правовых принципов Судебника Смбата являлась индивидуальная ответственность преступника (ст. 98).

Судебник Смбата проводил резко классовый подход в карательной политике. Размер выкупа «за кровь» зависел от социального положения убитого.

В Судебнике Смбата предусмотрены преступления, направленные против:

1) государственной власти и управления,

2) религии и церкви,

3) жизни и здоровья,

4) нематериальных благ,

5) имущества.

Среди государственных преступлений тягчайшими были измена и оскорбление величества. Изменой считались самовольный отъезд вассала от царя и сдача врагу крепости, караемые смертью или тяжким увечьем (ст. ст. 1, 2). Оскорбление государя даже словом каралось увечьем и конфискацией имущества. Неправильное применение закона судьями приравнивалось к симонии («богопродаже») и влекло за собой лишение должности и конфискации имущества (ст. 10). Неповиновение приговору суда каралось смертью. За лжесвидетельство, имеющее целью ввести суд в заблуждение и обвинить невинного человека, виновный карался тем же наказанием, какому подвергался бы обвиняемый, если бы свидетельство оказалось правильным (ст. 160). Подобное же наказание известно украинскому праву, как потвара. Ложное же показание подсудимого не считалось преступлением.

Жестоко карались также преступления, направленные против церкви и духовенства.

Среди преступлений, направленных против жизни, Судебник Смбата уделяет особое внимание убийству. При этом различались квалифицированные и привилегированные убийства.

Устанавливая смертную казнь за некоторые виды убийства, Судебник Смбата одновременно придавал большое значение раскаянию убийцы, особенно если последний находил себе приют в церкви.

Сурово наказывались также преступления против здоровья (ст. 137). Они влекли за собой, как правило, телесные наказания. Характерно, что в Судебнике Смбата нашел своё отражение институт талиона, отвергнутый Судебником Гоша. Однако закон допускал «око за око» только в отношении мелких деликтов и то по постановлению суда.

Объектами преступлений против нематериальных благ считались начала нравственности и личное достоинство. Среди подобных преступлений можно указать на разврат, похищение женщины, изнасилование, прелюбодеяние, обольщение и т.д. Оскорбивший духовное лицо отвечал отсечением руки (ст. 9). Следует подчеркнуть, что обида имела место, как правило, тогда, когда она наносилась нижестоящим по социальному положению (ст. 5). Клевета (злословие) мужа на невинность жены каралась избиением палками и денежным штрафом.

Закон ревниво охранял собственность имущих слоев населения, особенно царское, княжеское и церковное имущество.

Из разбора системы преступлений ясно, какую суровую карательную политику проводило государство в Киликии. Это находит своё подтверждение и в системе наказаний.

Судебник Смбата установил следующие виды наказаний: смертную казнь, членовредительные и иные телесные наказания, лишение свободы, имущественные и канонические наказания.

В исключительных случаях закон предусматривал также высылку и изгнание преступника (ст. ст. 19, 70).

Имущественные наказания имели форму штрафа, наложения запрета на имущество и частичной или полной его конфискации.

Разновидностью штрафа являлось временное наложение запрета на имущество. Это- временный арест (изъятие) или секвестр имущества, когда собственнику запрещалось пользоваться своим имуществом (ст. ст. 13, 14, 19). Частичная конфискация представляла собой полное лишение преступника части его имущества в пользу церкви или казны (ст. ст. 11, 19).

Полная конфискация (изъятие) имущества применялась за тяжкие преступления-самостоятельно или же наряду с другими видами наказаний (ст. ст. 1, 48, 49, 68, 173). Отметим, что в отличие от Судебника Смбата,

Судебник Гоша предусматривал конфискацию имущества лишь за казнокрадство (II часть, ст. I).

§ 6. Судебный процесс

Для проведения в жизнь материального уголовного права Киликийское государство располагало довольно крепкой дубинкой-развитой сетью судебно-карательных органов, о которых, однако, Судебник Смбата дает очень мало сведений. Этот пробел Судебника удается частично восполнить другими документами того времени.

Судебник Смбата мало похож на обычный средневековый судебник именно потому, что в нем меньше всего говорится о судоустройстве и судопроизводстве. При наличии множества норм материального права, изложенных в отдельных разделах, в нем нет специального раздела, относящегося к судебному праву. Нормы, касающиеся подсудности, доказательств и других процессуальных вопросов, разбросаны по всему Судебнику и требуют от исследователя тщательного подбора и анализа для восстановления картины суда в Киликии.

Именно в отношении судебного права судебники Смбата и Гоша более всего расходятся. Гош предпосылает своему Судебнику большое «введение», в котором нормы судебного права изложены довольно обстоятельно. Здесь в II главах рассматриваются вопросы состава суда, привлечения свидетелей и иных видов доказательств и т.д. В Судебнике Смбата, как отмечалось, нет раздела, специально посвященного судебному праву. Но дело не только и не столько во внешнем расхождении судебников Смбата и Гоша, а в их точках зрения на судебную власть. В чьих руках должны быть весы правосудия-в руках духовенства или светской власти?

Ответы на эти вопросы Гош и Смбат дают по разному. Это объясняется тем, что Гош является представителем, а следовательно, и сторонником духовной власти, а Смбат – светской. Далее, Гош составлял свой Судебник в Армении тогда, когда она лишилась своей государственности, а в Киликии еще существовало самостоятельное государство. Поэтому Гош считал церковь носительницей высшей судебной власти, а Смбат отодвинул ее на второй план.

У Смбата нет сомнений в том, кто является носителем верховной судебной власти. Он последовательно проводит мысль, что носителем этой власти являются царь и его заместитель-великий князь, а духовная власть подчиняется светской.

У Гоша же наблюдается противоречие, так как у него первым судьей являются то государь, то католикос-патриарх. Но в конечном счете он оставляет власть преимущественно за католикосом и епископом, а светской власти предоставляет выполнение воли духовенства. Судебная власть царя, князей и правителей областей имеет у Гоша второстепенный, случайный характер. Настоящим, верховным судьей (summus judex), наследником и наместником «небесного судьи» является католикос. Где корни этого взгляда Гоша?

В древности, в дохристианский период армянской истории, правосудие находилось в руках курмов (языческих духовных лиц), во главе которых стоял царь, как первый жрец, первосвященник. Тогда нормы права и религии переплетались друг с другом. Различий между jus humanum и jus divinum не существовало.

В конце III и начале IV в. на смену курмам пришли священники-христиане, с проповедью феодальной доктрины о верховенстве духовной власти над светской. Глава армянской церкви вначале подчинялся восточным патриархам, а с 366 г. стал автокефальным, подчиненным «только богу»; на этой почве развернулась ожесточенная борьба между армянскими царями и католикосами. Цари не раз пытались подорвать авторитет церкви, вырвать экономический фундамент из-под ног духовенства, отобранием у них церковной земельной собственности, подчинить себе церковь. С упразднением царской власти в V в. церковь взяла верх. По словам В. Бастамянца[172], целых три столетия после этого не было определенного размежевания между светской и духовной юрисдикцией. Армянские князья, хотя и неохотно, но все же соглашались проводить в жизнь уголовное законодательство церковных соборов, которые издавали карательные каноны, как, например, каноны собора 444 г. Таким образом, в конце концов, судопроизводство и, правосудие вообще стало монополией духовенства. За князьями осталось только право рассмотрения незначительных дел, не считая расправы над крепостными. Иностранные правители-персы, арабы и др. особенно не вмешивались во внутренние дела Армении, касающиеся правосудия, и оставляли эту область в руках духовенства.

Так продолжалось до конца IX в., когда в Армении была восстановлена царская власть, и вновь возобновилась острая борьба за власть между государством и церковью. Багратиды ввели светские суды, оставив за церковью рассмотрение только религиозных и семейно-брачных дел. Но это продолжалось недолго. В середине XI в. армянское государство вновь было разрушено, и церковь выступила на авансцену. Завоеватели-сельджуки оставили почти всю область правосудия в руках католикоса, епископов и вардапетов. Так было и при Гоше, в Судебнике которого отразилось такое положение вещей.

Совсем иначе обстояло дело в Киликии, где духовенство вынуждено было сложить оружие перед государством. Здесь царь являлся главой всего государства, а католикос-только главой церкви, подчиненной государству. Поэтому направление правосудия перешло в руки светской власти, а церковь довольствовалась только рассмотрением дел, имевших непосредственное отношение к религии и нравственности. Более того, церковные соборы в Киликии, например, собор 1243 г., оставили рассмотрение всех, даже мелких уголовных дел за светскими судами.

Вопросы подсудности рассматриваются в § 1, 70 и 71 Судебника Смбата. Общий принцип подсудности, по Судебнику, состоит в том, что:

1) равные судят равных,

2) вышестоящий судит нижестоящих.

Высшей инстанцией светской юрисдикции был царский суд, а духовной-суд католикоса.

Киликией до установления там царской власти управлял великий князь; эта должность сохранилась и при царской власти, здесь великий князь считался исполняющим обязанности царя в его отсутствие.

Царский суд рассматривал дела о тягчайших преступлениях: измене родине, казнокрадстве, умышленных убийствах и другие. «Мстителем за убийство являлся царь. Царю и его наместнику-великому князю-принадлежало право вынесения смертного приговора (§1).

Князья не имели права вынесения смертного приговора, кроме случаев, когда они получали на это прямое полномочие царя или же действовали ex officio в качестве его заместителя. Такие же права имели и князья царской династии, являвшиеся «самодержавными» вельможами (§§ 1, 70). В §§ 48, 49, 61, 79 и 112 упоминается суд царя или барона. В этих случаях барон являлся не просто князем, а заместителем царя по его судебным правомочиям.

Княжеские суды рассматривали все остальные, менее важные уголовные дела, например, о краже и т.д.

Гражданские дела разбирались княжескими местными судами.

Таким образом, юрисдикция царя распространялась на всю страну: снизу доверху действовали светские суды-царские, княжеские и местные.

Царская юрисдикция касалась всего населения Киликии, без различия национальной и религиозной принадлежности. Царскому суду подлежали не только мусульмане и франки, но и колонисты из итальянских городов. Эти последние получали льготные грамоты на монопольную торговлю, имели известные автономные права, но, когда речь шла о тяжких преступлениях, судились в царском суде. Спорные дела между армянами и иностранцами также рассматривались армянскими судами. Акты царской канцелярии, данные генуэзцам и венецианцам, показывают, что армянское государство предоставляло этим колонистам право самим через своих консулов решать мелкие уголовные и гражданские дела, возникавшие между ними, но дела о тяжких преступлениях и гражданские споры между ними и армянами оставляло за армянскими судами. Об этом свидетельствует договор, заключенный в марте 1201 г., с Венецией.

В договоре Левона II от 15 марта 1215 г. с республикой Генуей почти повторяются условия вышеприведенных договоров, где прямо сказано, что дела о краже и убийстве могут рассматриваться только царскими судами, генуэзцы же сами могли рассматривать возникавшие между ними дела, кроме дел о краже и убийстве.

По привилегии, данной преемником Левона II – Рубеном Раймундом республике Пизе, дела о тяжких преступлениях, совершенных пизанцами, рассматривались также царским судом; пизанцы же имели право рассматривать все остальные дела.

В грамоте царя Хетума I от марта 1245 г., данной республике Венеции, венецианцам разрешалось улаживать споры, возникавшие между ними. Но дела, в которых одной из сторон был не венецианец, а также дела о тяжких преступлениях, совершенных венецианцами, рассматривались армянскими судами.

В грамоте Левона III от января 1271 г., данной той же республике, повторяется то же самое на старофранцузском языке.

В грамоте Левона V от ноября 1332 г., данной сицилианцам, рассмотрение дел об убийствах также отводится царскому суду[173].

Как видно из этих документов, царская власть не хотела делить с кем бы то ни было своих прав в области правосудия; некоторые отступления от этого принципа в пользу могущественных республик средневековья не распространялись на других переселенцев иностранного происхождения.

Если Судебник Смбата передавал рассмотрение всех уголовных и гражданских дел в руки светских судов, то что же оставлял он за церковными судами?

По § 160 светские суды выносили «датастанк», т.е. приговоры, а духовные суды – «канонк» или «канонадрутюнк», т.е. канонические решения, назначившие дисциплинарные меры исправления. Церковное судопроизводство являлось лишь субсидиарным, дополнением к светскому. Церковные суды применяли свои канонические, или дисциплинарные меры тогда, когда светские суды не считали нужным применять наказания.

В компетенцию церковных судов входило рассмотрение:

1) дел культа и споров между духовными лицами (уголовные дела священников, по § 11, подлежали светскому суду, как и кража, по §§ 12 – 13);

2) дел об оскорблении величества, по § 19;

3) дел о симонии и святотатстве, по § 10;

4) дел о незаконном обложении налогами госпиталей по § 44;

5) брачно-семейных дел, нарушавших церковно-моральные нормы; дела этой категории, имевшие уголовный или гражданский характер, целиком подлежали светскому суду по Смбату. тогда как по Гошу они тоже входили в компетенцию церкви;

6) уголовных дел о преступлениях, не представляющих опасности для государственного строя, ко все же требующих применения дисциплинарных и исправительных мер; дел, рассматриванием которых церковь как раз могла оказать услуги государству, используя свое влияние на верующих; такими преступлениями били «тайные» замыслы по § 1, непретворенные еще в действие, которые не могли быть изобличены судебными органами, но о которых «духовные отцы» имели возможность узнать и подвергнуть виновных покаянию, а также неумышленные убийства, совершенные по ошибке или на почве самообороны или вследствие душевного расстройства, за которые, по §§ 145, 165, 29 и 169 устанавливалось не уголовное наказание, а церковное покаяние.

Как видно из изложенного, Судебник Смбата оставлял за церковной юрисдикцией незначительные права в области уголовного и гражданского права.

Исходя из такого разграничения светской и духовной юрисдикции, в Киликии были созданы судебные органы почти такой же системы, как раньше в Армении при Багратидах.

Царский верховный суд (куриа регалиа) был первой инстанцией для рассмотрения уголовных дел о тягчайших преступлениях (измена, убийство и т.д.); но так, как только суд царя и суд великого князя имели право выносить смертный приговор, то не исключено, что царский верховный суд являлся также высшей инстанцией для всех вообще уголовных дел, ибо могли быть случаи, когда низшие суды рассматривали дела о преступлениях, вызывавших необходимость применения смертной казни; тогда дело и восходило в царский суд. Более вероятно было бы предположение, что царский суд рассматривал дела об исключительно тяжких преступлениях, остальные же оставлял на рассмотрение великого князя или местных судов, смертные приговоры которых он санкционировал. Тем самым царский суд оставался судом преимущественно для рассмотрения споров и уголовных дел крупных феодалов, вассалов царя.

Суд великого князя заменял суд царя и во многом облегчал его задачи. Этот суд также был первой инстанцией для рассмотрения дел о наиболее тяжких преступлениях и второй инстанцией для низших судов.

Суд архиепископа столицы Сиса был первой инстанцией для дел по гражданским спорам, возникавшим между иностранцами и армянами. Он был также высшей инстанцией для всех вообще гражданских дел. Спорь; между армянами и иностранцами, не входившие Б компетенцию суда архиепископа и возникавшие, вероятно, на морском транспорте, рассматривались судом дука (curia ducalis) и судом пайла (bailia regis). Оба суда считались тоже коронными, причем председателем первого был представитель гундстабля, а второго -капитан столицы, вероятно городской голова.

Суд баронства или областной суд рассматривал преимущественно уголовные дела, возникавшие в пределах баронства. Он был судом первой инстанции для феодалов данного баронства.

Окружные суды рассматривали преимущественно гражданские дела, в том числе вотчинные споры феодалов.

Городские суды (бурджесы) были местными судами. Члены их избирались горожанами. Они рассматривали гражданские споры и дела о мелких преступлениях городского населения, кроме дворян, дела которых шля в окружные суды. Что касается крепостных крестьян, то право суда над ними имели их господа-дворяне, которые, согласно § 70, могли подвергать крестьян телесному наказанию и высылать их.

4. К церковным судам относились верховный суд католикоса, или суд синода, суд епископа. Они, в основном, рассматривали дела о преступлениях против веры и нравственности.

Судебник Смбата не дает сведений о составе и внутренней организации судов. Надо полагать, что в Киликии судебные органы и судопроизводство были похожи на судебные органы и судопроизводство периода Багратидов, как они получили отражение в Судебнике Гоша.

По Судебнику Гоша, суд состоял из председателя и двух или более судебных заседателей. Таким образом, суд имел коллегиальный состав обычно из трех членов.

Председателями в Киликии были:

1) в царских судах-царь, великий князь и архиепископ Сиса;

2) в княжеских судах – «пайл», или «байл» (bailie), т.е. наместник барона;

3) в духовных судах-католикос и епископ;

4) в городских судах-выборный председатель.

Кроме членов суда, в его состав входили присяжные заседатели, которые участвовали во всех светских судах по всем делам, а также «номикос» или «нотар» (диванчи, диван-баши), т.е. писарь, составлявший судебные протоколы. Судьей мог быть всякий неопороченный подданный государства, как светский, так и духовный, достигший совершеннолетия, т.е. 25 лет.

Судопроизводство велось бесплатно. Царские судьи получали жалование. Значительную часть денежных штрафов, поступавших в казну, получали судьи. Пятая часть штрафов, поступавших по §§ 1 и 170, шла также в пользу судей. Среди судей было сильно развито взяточничество.

В суде участвовал «хокцог» (curator, procurator), т.е. прокурор (§ 160). Прокуроры существовали в Армении еще при Аршакидах.

Начала судопроизводства изложены в гл. VI Введения Судебника Гоша.

Обе стороны признавались равными перед судом. Рекомендовалось, чтобы до суда они приняли все меры к примирению. Впрочем, Судебник Смбата не поддерживал этот принцип, а в § 170 прямо требовал от судей, чтобы они спешили вершить суд, пока стороны не успели помириться.

Судопроизводство было публичным и устным. Слушание дел происходило в присутствии обеих сторон, в отсутствии сторон слушание дел не допускалось. Как правило, не допускалось и представительство. Велся протокол заседания.

Гражданский и уголовный процессы по существу совпадали.

Наиболее существенный момент различия между гражданским и уголовным процессами, по Гошу, состоял в том, что в гражданском процессе, при отсутствии свидетелей, присягать имел право ответчик, а не истец; в уголовном же процессе к присяге допускается обвинитель-пострадавший, а не обвиняемый. Уголовный процесс содержал в себе элементы обвинительного и инквизиционного характера. Как правило, дела возбуждались в порядке частного обвинения, но из ряда статей Судебника Смбата явствует, что нередко государство брало на себя инициативу возбуждения уголовных дел, особенно если потерпевший не был в состоянии защищаться. Судебник Смбата прямо обязывает местные власти брать на себя отмщение за преступления в тех случаях, когда отсутствуют «естественные» (частные) обвинители. Например, по § 73 при изнасиловании бедной девушки за неё должен был заступиться барон, т.е. местный князь; последний абзац § 104 прямо говорит: «если кто-нибудь применит насилие к вдове и беззаконно будет брать её имущество в заклад, то это насилие считается направленным не против вдовы, а против дарпаса, ибо всякая вдова находится под, его опекой. Так как дарпасом на армянском языке средневековья назывался чаще всего царский двор и суд, то в тех случаях, когда закон говорил, что беспомощные сироты и вдовы находятся под опекой дарпаса, представители власти ex officio должны были выступать в их защиту в качестве обвинителей, если не было частного обвинителя. Суд в уголовных делах имел инквизиционный характер. По Судебнику Гоша, явно преступное деяние могло быть наказуемо и без тщательного судебного рассмотрения. По Гошу, нельзя судить ни явно хороших, ни явно плохих людей, так как, по господствующему тогда взгляду, хорошие люди не могут быть преступниками, а известных всем воров и грабителей нет необходимости тщательно судить, их следует прямо наказывать. Люди, выступавшие против феодалов или казавшиеся почему-либо опасными для существующего строя, объявлялись дурными, лихими людьми и подвергались внесудебной расправе. Судить можно лишь по спорным делам, когда еще неизвестно, хорошие или плохие. люди будут судиться.

Доказательствами могли быть: показания свидетелей, письменные документы (особенно по гражданским делам) и присяга. Доказательства носят формальный характер. О пытке и ордалиях Судебник не упоминает.

Свидетельство могло быть устным и письменным. Число свидетелей не могло быть менее двух (§§ 15 к 60 Судебника Смбата). Полноценные свидетели должны обладать следующими качествами: быть совершеннолетними, т.е. иметь не менее 25 лет от роду; быть в здравом уме, т.е. обладать нормальным душевным состоянием; иметь неопороченное происхождение; быть мужчиной; быть правоверным; быть честным и незапятнанным и не быть под подозрением. Люди, не достигшие 25 лет, а также старики допускались к свидетельству, но полноценными свидетелями не признавались.

Не могли быть вообще свидетелями рабы, еретики и раскольники (§ 15 Судебника Смбата), а по Гошу- также мусульмане, родственники и заинтересованные лица, сборщики податей, лгуны, подкупленные лица, преступники и пьяницы.

Два несовершеннолетних свидетеля или две женщины расценивались, как один полноценный свидетель. Женщины вообще не допускались на суд, а их свидетельство передавалось через доверенных лиц, называвшихся арбаняками (спутниками) или советчиками: это были как бы заместители лиц женского пола, свидетельство которых они доводили до суда.

Свидетелями считались или очевидцы, или так называемые послухи. И. Карст полагает[174], что свидетельство двух послухов равнялось свидетельству очевидца, как это было и в мусульманском праве.

Судебник особо не указывает на вещественные доказательства, но так как договоры составлялись почти исключительно письменно, то надо полагать, что письменные доказательства имели важное значение. Однако решающее значение в процессе имели все же показания свидетелей.

Присяга. Как вид доказательства, применялась в исключительно редких случаях, и то только тогда, когда, не было свидетелей. Как Судебник Гоша, так и Судебник Смбата боролись против злоупотребления присягой как видом доказательства. В мелких спорах присяга вовсе не допускалась. В тех же редких случаях, когда присяга все же применялась, присягнувший подлежал церковному покаянию, как за греховное деяние.

Для действительности присяги требовалось:

1) чтобы присягающий имел внутреннюю уверенность в правоте своего дела; ложная клятва считалась преступлением;

2) чтобы он действовал добровольно, а не по внушению со стороны;

3) чтобы он был в нормальном физическом и умственном состоянии;

4) чтобы он был честным и не опороченным человеком.

Под этим предлогом можно было любое лицо произвольно лишить возможности воспользоваться этого вида доказательством.

Вовсе не допускались к присяге: духовные лица, наказанные покаянием, несовершеннолетние, больные, старики, роженицы и беременные на последних месяцах беременности, сборщики податей, пьяные и преступники.

Присяга могла быть присягой признания и присягой отрицания. Первая могла выражаться лишь одним способом (призыв бога, как свидетеля правоты, перед крестом, евангелием и т.п. реликвией), вторая – семью способами (попрание изображения креста на земле, тушение свечи и т.п.). Это напоминает ордалии, но без свойственных им жестокостей.

В заключение, на основе изложенного, сделаем ряд выводов.

Судебник Смбата содержит незначительное количество норм, относящихся собственно к судебному праву. В этом отношении этот сборник законов мало похож на средневековый судебник, ибо в нем отведено несравненно больше места другим отраслям права, чем судоустройству и судопроизводству.

В вопросе о подсудности Судебник Смбата исходил из того, что равные судят равных, вышестоящие судят нижестоящих; преступления рассматривались, как правило, светскими судебными органами. Царская (государственная) юрисдикция распространялась на всю страну. Сверху донизу действовали светские суды разных инстанций-царские, княжеские и низшие.

Царская юрисдикция касалась всего населения Киликии, без различия национальной или религиозной принадлежности. Царскому суду подлежали наряду с армянами и мусульмане, и крестоносцы, и «колонисты» из итальянских городов. Этим последним предоставлялось право судиться у своих «консулов» только по мелким уголовным и гражданским делам. Но тяжкие преступления, совершенные ими, и гражданские споры, возникавшие между ними и армянами, были подсудны царским судам.

В Киликии церковное судопроизводство носило субсидиарный характер, как дополнение к светскому суду. Церковные суды назначали дисциплинарные меры на основе канонов тогда, когда светские суды не считали нужным применять уголовное наказание.

Судебный процесс, по тяжким уголовным делал, носил инквизиционный характер[175]; в других случаях он происходил в порядке состязания или обвинения.