История княжеской Руси. От Киева до Москвы

4. Св. Владимир и его сыновья

Договариваясь о крещении и женитьбе, св. Владимир позаботился и об организации Русской церкви. Никоновская и Иоакимовская летописи сообщают, что князь просил царей Василия и Константина прислать в Киев митрополитом Михаила Сирина, весьма ученого иерея Константинопольской патриархии, но родом болгарина. Это было понятно. Славянские языки в ту эпоху почти не отличались. Новый митрополит и его паства понимали бы друг друга, он мог служить на славянском языке по книгам, переведенным св. Кириллом и Мефодием (этим переводом Православная Церковь пользуется до сих пор). А если уж император был вынужден отдать замуж сестру, ему пришлось уважить и требование насчет митрополита. Князь запросил также «иереи и диаконы и демественники из славян».

Хотя в свите царевны Анны к Владимиру прибыл и большой штат «царевниных» священников. Уж конечно, это был особый, специально подобранный и подготовленный «десант», чтобы «обращать землю Русскую к покаянию». Не перед Богом, а перед греками. Взять князя под контроль, подчинить влиянию Константинополя. Но Владимир Святославович постарался избежать подобных последствий. Он забрал с собой священников и диаконов из Херсонеса. Кроме того, он не порвал связей с Болгарией. Там существовала независимая Охридская патриархия, и по просьбе Владимира от царя Симеона прибыли «иереи учены и книги». Что тоже понятно. Откуда же еще великий князь мог получить в нужных количествах богослужебную литературу? Болгарская патриархия оставалась единственной, где официально было установлено славянское богослужение, Охрид уже сотню лет являлся центром миссионерской деятельности среди славян [100]. Славянские священники имелись и в Византии – из местных жителей, из оккупированной Восточной Болгарии, но Константинополь размножал книги на греческом и насаждал среди подданных греческое богослужение.

Нет, св. Владимир не хотел враждовать с Византией. Он сохранял верность союзническим обязательствам, в составе греческой армии действовал 6-тысячный русский корпус, сражался в Сирии, в Закавказье. Но великий князь не желал, чтобы его втягивали в зависимость от империи, и церковь пытался создавать свою, русскую, а для этого использовал возможность маневрировать между Константинопольской и Охридской патриархиями. Впрочем, и русский корпус на службе империи уже не был теми княжескими воинами, которых Владимир прислал спасать Василия и Константина. Наряду с «русским», его называли «вэрингами» или «варангами», то бишь варягами. Это были наемники, вербовавшиеся как из русичей, так и из балтийских славян, скандинавов. Удальцы, желавшие подзаработать своим мечом. Если такие останутся насовсем на чужбине или погибнут за морем – что ж, это их личное дело.

Крещение потребовало от св. Владимира скорректировать не только политику, но и пересмотреть свои семейные дела. В связи с этим летописец привел легенду, которую в XIX в. подхватили либеральные историки, писатели, композиторы. О том, как князь, насильно взявший полоцкую Рогнеду, охладел к ней, увлекшись другими женщинами. Оскорбленная супруга хотела убить его ножом, но князь перехватил ее руку и вознамерился казнить ее. Повелел одеть свадебное платье и ждать смерти. Однако Рогнеда подговорила ребенка Изяслава, он объявил вошедшему отцу: «Ты не один здесь». Тот устыдился сына, отменил приговор и, по совету бояр, вернул Рогнеде и ее отпрыску отцовский удел, Полоцк.

Все это не более чем байка. К сожалению, Нестор насобирал в свою летопись немало сплетен и фольклорных фантазий, не выдерживающих не то что критики, а даже совсем абсурдных. Например, о том, что у князя было 300 наложниц в Вышгороде, 300 в Белгороде и 200 в Берестове. Хотя достаточно вспомнить, что в году всего 365 дней. На 800 дам князю потребовалось бы более 2 лет! А 8 лет своего языческого правления он провел в непрерывных походах, отправляясь с одной войны на другую, в Киеве бывал лишь короткими наездами. Аналогичную несуразицу легко увидеть и в ситуации с Рогнедой. Владимир состоял с ней в браке 8 лет, и она родила 5 детей. Изяслава, Мстислава, Ярослава, Всеволода, Предславу. Какое уж тут охлаждение! В язычестве она оставалась законной и любимой супругой Владимира. А при удалении жены с ней почему-то уехал лишь старший ребенок, младшие сыновья отправились в другие города, дочь осталась в Киеве…

Кроме Рогнеды, у Владимира было еще несколько жен. Второй по счету стала беременная гречанка, супруга казненного брата Ярополка, на Руси ее звали Преславой. Это диктовалось не извращением, не похотью. По славянским обычаям, вдова переходила к брату покойного. Конечно, бывшая монахиня была не пленницей, а может и не монахиней – Святослав Игоревич и Свенельд, правивший при Ярополке, не приводили пленных византийцев, при заключении мира их вернули императору. Скорее, она была греческой шпионкой, подсунутой направлять политику Ярополка. Она была значительно старше юного мужа, могла воспитывать и наставлять его. Разница ее возраста с Владимиром была еще больше, лет 12–15. Но за преступления супруга она не отвечала, и Владимир поступил, как требовало русское право. С гречанкой он не жил как с женой, но принял в семью, содержал наравне с другими женами и признал своим ее сына Святополка. Хотя на Руси таких детей называли «сыновьями двух отцов».

Авторитет князя, побеждавшего всех врагов, был огромным. Многие монархи хотели заключить с ним союз. Даже христианские властители стремились породниться с язычником, готовы были отдать ему своих родственниц. Среди жен Владимира летописи называют внучку германского императора чешку Мальфриду, родившую сына Вышеслава, еще одну чешку Адель, родившую Святослава и Мстислава, мелькают и норвежка Олова, болгарка Милолика [89]. Не уточняется, от каких матерей родились Судислав и Позвизд. Ревновать у язычников было не принято. Напротив, славянки гордились количеством жен у своих мужей. Та же Рогнеда намеревалась стать второй женой Ярополка в дополнение к гречанке.

Но когда князь обратился к Христу и предъявил претензии на руку византийской царевны, многоженство оказалось уже недопустимым. Дети и те его супруги, кто еще пребывал в язычестве, приняли крещение одновременно с Владимиром. Но этих жен и впрямь требовалось куда-то убрать. Помог другой обычай, издавна существовавший на Руси, давать детям в уделы те или иные города. Сыновья еще детьми ехали туда с пестунами-боярами, с младых лет постепенно постигали искусство управления, ведения хозяйства. Для них формировали дружины из сверстников, боярских сыновей, они росли вместе с князьями, становились их помощниками. Так когда-то росли Святослав, сам Владимир с братьями.

Теперь великий князь сделал то же самое. Старшего сына, Изяслава, назначил в Полоцк. С ним отправил и любимую Рогнеду. Государь счел, что в родном городе ей будет легче перенести перемену своего положения. Вышеслав был определен в Новгород, с ним уехала Мальфрида. Святополк с матерью-гречанкой получил Туров, землю дреговичей, Святослав с чешкой – землю древлян. Мстислав был назначен в Тмутаракань, Ярослав в Ростов, Всеволод во Владимир-Волынский, Судислав в Псков. Но какого-либо разделения страны это не предполагало. Владимир назначал сыновей не в центральные города, а по границам. Они оставались в полном подчинении отца, выступали его наместниками на далеких окраинах, должны были вырасти настоящими правителями и воинами.

На Руси было учреждено четыре епархии. Но процесс ее обращения к новой вере стал далеко не быстрым и не гладким. Крещение Киева воодушевило князя, сразу же после этого был намечен Новгород. Уж этот-то город был для Владимира почти родным, его главной опорой. Его дядя Добрыня вообще «прирос» к Новгороду, женился на местной боярышне. Тут и христианство уже начало утверждаться, действовал храм Преображения Господня. Сюда и отправился с легким сердцем Добрыня Никитич с недавно окрещенными дружинниками и епископом, Иоакимом Корсунянином. Этот уроженец Херсонеса был достойным пастырем, искренне отдал себя великой задаче, привести к вере Христовой северные края. Он знал русский язык, впоследствии записывал исторические предания новгородцев и стал автором летописи.

Но это было позже, а поначалу Новгород встал на дыбы против христианства. Причем организовали сопротивление не язычники, а «волхв» Богомил, проповедник богумильской ереси. Объединиться с язычниками оказывалось для еретиков ничуть не зазорно, главное – не допустить утверждения Православия. Богомил взбунтовал народ, его поддержала и часть бояр, постановила новой веры не принимать. Восточную, Торговую сторону, где жители составились из словен, тысяцкий Путята удержал в повиновении. Встретил Добрыню, Иоаким ходил по улицам и учил людей, за два дня окрестил несколько сот. А западную часть города населяли финны-нарова, они были настроены совершенно иначе. Выбрали себе другого тысяцкого, Угоняя. Вооружились, разобрали мост через Волхов, выставили заряженные камнеметы.

Богомил и Угоняй подзуживали мятежников, толпа кинулась к дому Добрыни, зверски растерзала его жену, слуг и родных, разнесла храм Преображения. Только после того, как дошло до бесчинств, Добрыня применил силу. Ночью через Волхов переправился Путята с отрядом из 500 человек, захватил Угоняя с несколькими зачинщиками. Остальные бунтовщики навалились на десант, прижали к реке. Но утром к нему подоспел Добрыня с дружиной, велел поджечь ближайшие дома. Часть язычников разбежалась тушить пожар, других сломили, и они запросили мира. Условие было – снести капище и уничтожить идолов. После этого началось крещение новгородцев в Волхове. Оно шло непрерывно в двух местах, мужчины приходили и крестились выше моста, женщины ниже [30].

Ну а в Залесскую землю поехал первый ее князь Ярослав, будущий Мудрый. Но в то время вряд ли кто-нибудь стал бы называть его «мудрым», он был еще мальчиком, хромым от рождения. Он поехал с греком, епископом Федором. Однако здесь результат стал вообще нулевым. Город Ростов епископа выгнал. Князя-христианина тоже принимать не желал. Ярославу пришлось остановиться в селении с красноречивым названием Медвежий угол. Местные жители воспротивились, чтобы князь жил у них, но мальчик и его опекуны не устрашились, проявили упорство. Отец дал Ярославу хороших дружинников, и в стычках они взяли верх. На месте Медвежьего угла возникла крепость Ярославль.

Постепенно отряд Ярослава осваивался в северных краях, приучал людей уважать власть князя. Через некоторое время из Киева прислали другого епископа, грека Илариона. Ростовцев заставили принять его. Но крестились только суздальцы. На суздальском ополье селились пришлые славяне, не связанные с финскими племенными культами, и их оказалось легче обратить в истинную Веру. Меряне же отвергали ее напрочь. Подчиняться они не отказывались, платили подати. Но как только дело касалось их религии – стояли твердо, крещение отвергали и храмов строить не позволяли. А вокруг епископа в Ростове нагнеталась такая атмосфера, что он предпочел сбежать. В итоге в Залесской земле вместо одного главного города стало два, языческий Ростов и христианский Суздаль, куда и переместилась княжеская администрация.

Эти конфликты породили шутку в адрес новгородцев – знаем, мол, какие вы христиане, Добрыня крестил вас огнем, а Путята мечом. Атеисты и либералы выдернули фразу из контекста летописи, преподносили ее так, будто речь шла о германских крестоносцах. Хотя на самом-то деле после первых конфликтов св. Владимир принял принципиальное решение, определившее русскую церковную политику на много веков вперед: насильственного крещения не насаждать. Действовать не страхом, не расправами, а именно по-христиански, убеждением и силой Слова Божьего. Карательных экспедиций в Ростов не посылали. А крещение следующего большого города, Чернигова, произошло лишь через 3 года после Новгорода, в 992 г. Сперва подготовили, а уж потом провели. Крещение соседнего с Черниговом Смоленска состоялось аж через 21 год…

Впрочем, распространение христианства задерживалось не только противодействием язычников, а и другими причинами. Где было набрать священников для всей Руси? А что толку окунать людей, если не объяснить им суть христианского учения? Греческие священники были не способны донести его до русичей. Примутся лопотать и петь на непонятном языке – не обратят, а отпугнут. Оставалось рассчитывать на болгар и готовить собственные кадры. Для этого Владимир открыл в Киеве первые в нашей стране училища, определял туда детей и подростков.

Надо сказать, грамотных на Руси, в отличие от Западной Европы, было очень много. Удобная в обиходе кириллица получила широкое распространение даже раньше принятия христианства. В Новгороде торфяная почва хорошо сохраняла древесину, и до нас дошло большое количество берестяных грамот. Образцы их найдены и в Старой Руссе, Смоленске, Пскове, Витебске, Мстиславе. Они показывают, что писать умели и мужчины, и женщины, и слуги, даже сапожники подписывали свои колодки [19, 72]. Но училища, кроме грамоты, давали православное воспитание, готовили будущих чиновников, а в первую очередь – необходимых, как воздух, священнослужителей.

Сам Владимир воспринял христианскую веру глубоко и искренне, всей душой. В Киеве он начал строить величественный собор Успения Пресвятой Богородицы. Выписал архитекторов и художников из Византии, отдал этому храму драгоценную утварь, вывезенную из Херсонеса, отделил десятую часть доходов от своих сел – отсюда пошло другое название собора, Десятинная церковь. Великий князь стремился строго выполнять евангельские заповеди. Устраивал массовые раздачи милостыни для бедных, одаривал их деньгами, продуктами. Мало того, приказал, чтобы хлеб, овощи, мясо, мед, квас, возили по улицам для престарелых и больных, которые не могут сами прийти во дворец. При храмах организовывались богадельни, больницы, странноприимные дома.

Пытаясь буквально следовать Евангелию, государь даже отменил смертную казнь. Прощал преступников или смягчал кары, довольствуясь штрафами. Правда, ни к чему хорошему это не привело. Разбойники почувствовали безнаказанность, стали наглеть. Множились грабежи, убийства. И получилось так, что священники и епископы не заступались за осужденных, а наоборот, наставляли князя быть строже. Доказывали, что для правителя добродетелью является отнюдь не всепрощенчество, а соблюдение справедливости. Грех не в том, чтобы наказать преступника, а в попустительстве преступлениям, ведь от этого пострадают другие люди. «Ты поставлен Богом на казнь злым, а добрым на милование» [31].

Владимир внес поправки в законы в соответствии с греческим Номоканоном. Священники и все церковные учреждения выводились из юрисдикции светских властей и подчинялись лишь своему начальству. Епископам предоставлялись большие полномочия, в их ведения передавались разборы семейных споров, дела о супружеской неверности, незаконных браках, идолопоклонстве, волшебстве, непристойной брани и др. Великий князь пробовал организовать и миссионерскую деятельность, донести свет христианства до печенегов, в 990 г. послал философа Марка Македонянина к волжским болгарам [30]. Но печенеги оказались к вере в Христа почти не восприимчивы, крестился лишь один из ханов. А в Волжской Болгарии прочно утвердился ислам, и сменить веру склонились только несколько мелких князьков.