История «святого» Веспалууса

— Расскажите мне что-нибудь, — попросила баронесса, рассеянно глядя в окно на мелкий дождь, зарядивший с утра.

— У вас есть какие-то особые пожелания? — учтиво поинтересовался Кловис.

— Cлишком реалистичные истории мне скоро надоедают, но ещё меньше я люблю выслушивать откровенный вымысел.

— Это случилось давным-давно, — начал Кловис, — в те неуютные унылые времена, когда одни были язычниками, другие — христианами, но большинство исповедовало ту религию, которой благоволил двор.

Жил-был король по имени Хкрикрос, отличавшийся необузданным темпераментом, но, увы, не имевший прямого наследника. Впрочем, королю было из кого выбирать, поскольку его замужняя сестра произвела на свет целую ораву племянников. И, по общему мнению, наиболее вероятным кандидатом на престол являлся шестнадцатилетний Веспалуус. Он был пригож собой, считался лучшим наездником и борцом и имел бесценный, поистине королевский дар — мог пройти мимо просителя с таким выражением лица, которое словно говорило: «Будь у меня что-нибудь, я непременно поделился бы с вами». Хкрикрос был язычником чистейшей воды и истово поклонялся священным змеям, обитавшим в небольшой рощице на холме, неподалёку от его замка. Простые люди пользовались определённой свободой в выборе религии, но любой придворный, решившийся открыто исповедовать иной культ, рисковал удостоиться неодобрительных взглядов сверху вниз, как в переносном, так и в прямом смысле, — последнее случалось, когда отступника сталкивали в глубокую яму, где обитали вечно голодные королевские медведи. Поэтому нетрудно представить себе скандал, разразившийся при дворе, когда Веспалуус однажды появился там с чётками в руках и во всеуслышание заявил, что решил стать христианином. Сделай это любой другой его племянник, король немедленно предпринял бы самые решительные меры: подверг бы наглеца жестокой порке и отправил в вечное изгнание, но в данном случае он повёл себя примерно так же, как иной современный папаша, узнавший, что его чадо собирается стать бродячим актёром. Прежде всего, он немедленно послал за королевским библиотекарем, должность которого в те времена была не настолько обременительной, чтобы от него нельзя было требовать дополнительных услуг при решении всевозможных затруднительных ситуаций.

— Ты должен побеседовать с принцем Веспалуусом, — сказал ему король, — и убедить его в опрометчивости подобного заявления. Мы не можем позволить наследнику престола подавать остальным столь опасный пример.

— Но где мне взять необходимые аргументы? — спросил библиотекарь.

— Ты волен избрать местом поисков королевские рощи, — милостиво разрешил король, — и если ты не отыщешь там подходящие случаю хлесткие возражения и сокрушающие доводы, это будет свидетельствовать о крайней ограниченности твоего мышления.

Библиотекарю не оставалось ничего иного, как отправиться в ближайший лес и нарезать там изрядное количество крепких прутьев, с помощью которых он попытался доказать Веспалуусу ошибочность и — что самое главное — полную неуместность его новых воззрений.

Аргументы библиотекаря произвели глубокое впечатление на юного принца — их последствия сказывались в течение многих недель. О неудачном уклонении наследника престола в христианство стали постепенно забывать, но тут разразился новый скандал. Во время очередной религиозной церемонии, в самый ответственный её момент, когда требовалось громко взывать к заступничеству и покровительству священных змей, Веспалуус, как многие слышали, распевал песнопения в честь святого Одило из Клюни. Узнав об этом, король пришёл в неописуемую ярость — Веспалуус, упрямо держась своей веры, мог дурно повлиять на других. Впрочем, внешне он ничем не напоминал религиозного фанатика или мистически настроенного провидца. У него сохранялся здоровый цвет лица, в глазах цвета созревшей шелковицы самый внимательный наблюдатель не сумел бы обнаружить ни малейшего намёка на потустороннюю мечтательность, его тёмные волосы были, как всегда, тщательно уложены, а ладно скроенная фигура не утратила присущей ей элегантности, — короче говоря, Веспалуус оставался самым пригожим юношей при дворе.

— Слушая вас, нетрудно представить, как вам хотелось бы выглядеть в шестнадцатилетнем возрасте, — заметила баронесса.

— Возможно, моя матушка показывала вам мои ранние фотографии, — невозмутимо парировал Кловис, превратив, таким образом, сарказм в комплимент.

— Король, — продолжал он, — велел запереть Веспалууса на три дня в тёмную башню, где его единственными компаньонами были летучие мыши, в изобилии населявшие это мрачное помещение, а рацион ограничивался лишь куском хлеба да кувшином воды. Среди местных христиан поползли зловещие слухи о молодом мученике. Впрочем, если уж говорить о еде, муки голода оказались вполне терпимыми, поскольку тюремный страж относился к своим обязанностям настолько небрежно, что раз или два — исключительно по рассеянности — забывал в камере узника свой собственный ужин, состоявший из хорошей порции варёного мяса, фруктов и кувшина отличного вина.

После отбытия наказания за Веспалуусом был установлен надзор, и некоторое время всё шло хорошо. Приближалось ежегодное ристалище, и юный принц был слишком увлечён подготовкой к состязаниям по бегу, борьбе и метанию копья, чтобы ввязываться в религиозные распри. Кульминацией праздника, однако, являлся всеобщий ритуальный танец вокруг рощи со священными змеями, от участия в котором Веспалуус наотрез отказался. На сей раз, оскорбление, нанесённое государственному культу, было слишком очевидным, чтобы его можно было оставить без серьёзных последствий. Король на целый день заперся в своих покоях, решая, как все считали, пощадить племянника или нет. На самом же деле он обдумывал, какой смертью казнить отступника. Он знал, что иного выбора у него не оставалось, а раз так, то следовало превратить казнь в эффектный, запоминающийся и поучительный для зрителей спектакль.

— Если забыть о его извращённых религиозных пристрастиях, — изрёк наконец король, — и о его бычьем упрямстве, Веспалуус — учтивый, приятный в общении юноша, а потому мы считаем, что смерть ему принесут крылатые посланники сладости.

— Ваше величество хочет сказать…? — начал библиотекарь.

— Я хочу сказать, что его зажалят до смерти пчелы, — пояснил король. — Королевские пчелы, разумеется.

— Изысканнейшая смерть, — одобрительно кивнул королевский библиотекарь.

— Именно такой она и должна быть: изысканной, зрелищной и в то же время крайне болезненной, — сказал король.

Король лично продумал все детали предстоящей экзекуции. По его замыслу Веспалууса предстояло раздеть донага, связать ему руки за спиной и подвесить в крайне неудобном положении над тремя самыми крупными ульями с королевской пасеки. Малейшее движение должно было потревожить обитателей ульев, которым и предстояло завершить начатое. Агония, по расчётам короля, должна была длиться от пятнадцати до сорока минут, хотя на заключаемых во множестве пари во дворце можно было услышать и другие прогнозы, сильно отличавшиеся как в большую, так и в меньшую сторону.

Но, как бы там ни было, все сходились во мнении, что лучше умереть так, чем быть обглоданным до костей прожорливыми до не-приличия королевскими медведями.

К счастью, королевский пасечник сам сочувствовал христианству и, самое главное, подобно подавляющему большинству придворных, весьма симпатизировал Веспалуусу. Поэтому накануне экзекуции он потратил целую ночь на то, чтобы удалить жала у всех — или почти у всех — королевских пчёл. Это была сложная, кропотливая операция, но королевский пасечник не зря слыл мастером своего дела.

— Я и не подозревала, что можно удалить жало у живой пчелы, — удивилась баронесса.

— В каждой работе есть свои секреты, — с таинственным видом заметил Кловис, — иначе те, кто занимается ею, не назывались бы профессионалами. Так вот, в назначенный час король со свитой заняли места на специально сооружённой для этого случая трибуне, а многочисленные зрители теснились по краям весьма обширной пасеки и оккупировали редкие деревья. Веспалууса, несколько смущённого, но в то же время явно польщённого выпавшим на его долю вниманием, вывели на всеобщее обозрение и поставили перед ульями.

— Боюсь, у вас с ним сходства куда больше, чем это кажется на первый взгляд, — заметила баронесса.

— Не прерывайте рассказ на самом важном месте, — сказал Кловис. — Едва Веспалууса подвесили в нужной позиции, как он сильным ударом ноги опрокинул все три улья, и в следующую же секунду пчёлы облепили его тело с головы до пят. Каждое насекомое прекрасно знало о неспособности исполнить в эту критическую минуту свои обязанности, но, сколь бы унизительным ни было это знание, не собиралось показывать, как всё обстоит на самом деле. Веспалуус корчился, как сумасшедший, буквально задыхаясь от смеха, — пчёлы едва не защекотали его до смерти; впрочем, время от времени из уст юноши вылетало крепкое словцо — это происходило в те неприятные моменты, когда какая-либо из немногих оставшихся неразоружёнными пчёл пускала своё жало в ход. Изумлению зрителей не было предела: Веспалуус не проявлял ни малейших признаков агонии, а утомлённые пчёлы начали целыми комьями сваливаться с него, являя на всеобщее обозрение неповреждённую плоть, покрытую тонким слоем нежно-жёлтого воска, которым её запачкали бесчисленные пчелиные ножки; кое-где можно было увидеть небольшие красные пятнышки — отметины от пчелиных укусов, — но в целом юный принц выглядел ничуть не хуже, чем до начала экзекуции. В толпе зрителей раздался один общий вздох изумления, смешанного с восхищением, — на глазах у всех свершилось чудо. Король распорядился увести Веспалууса и ждать дальнейших распоряжений относительно его участи, а сам отправился обедать. Надо отдать ему должное — он уплетал кушанья с завидным аппетитом, как если бы ничего необычного не произошло, а, управившись с ними, немедленно послал за библиотекарем.

— Что означает сегодняшнее фиаско? — осведомился он.

— Ваше величество, — залепетал сконфуженный библиотекарь, — либо с вашими пчёлами случилось что-то неладное…

— С моими пчёлами всё в порядке, — высокомерно перебил его король. — Это лучшие пчёлы в королевстве.

— …либо, — продолжал, запинаясь, библиотекарь, — принц Веспалуус в чём-то оказался прав…

— Если прав он, значит, ошибаюсь я, — нахмурил брови король.

Библиотекарь не сразу нашёлся, что ответить. Необдуманные речи стоили головы многим придворным, но и несвоевременное молчание не сулило ничего хорошего. Забыв о подобающем его сану достоинстве, а, самое главное, — о золотом правиле, категорически запрещающем активные телодвижения после обильной трапезы, король набросился на своего библиотекаря и разбил о его голову, последовательно, шахматную доску из слоновой кости, оловянный сосуд для вина и медный подсвечник; затем он несколько раз изо всех сил ударил хранителя книг о железный шандал, повалил на пол и принялся энергично пинать ногами. После того как тело несчастного трижды пересекло взад-вперёд банкетный зал, король поволок его вниз по длинной лестнице с высокими, окованными железом ступеньками и выкинул, наконец, в окно на мощёный двор.

— Ему было наверное очень больно? — непроизвольно поёжилась баронесса.

— Полагаю, что очень, поскольку король славился необузданностью темперамента. Однако следует заметить: он никогда прежде не давал рукам воли сразу же после сытного обеда. Библиотекарь долго болел, но, вполне возможно, всё же выздоровел — насколько мне известно, в хрониках ничего не говорится о его быстрой кончине, — а вот Хкрикрос умер в тот же вечер. И не успел Веспалуус до конца очистить свою кожу от воска, как к нему явилась делегация, чтобы немедленно возложить на него корону.

Неудивительно, что после таких событий появилось множество желающих принять новую веру, и срочно присланный в столицу епископ едва успевал крестить новообращённых в наспех приспособленной для этого лачуге, именуемой теперь собором Святого Одилона Клюнийского. В общественном мнении образ принца-мученика быстро трансформировался в образ короля-праведника, чья слава притягивала в столицу многочисленных паломников и просто зевак. Впрочем, Веспалуусу некогда было обращать внимание на религиозный ажиотаж, создавшийся вокруг его собственной персоны — в то время он с головой ушёл в организацию грандиозных спортивных игр, которыми собирался отметить начало своего правления. Однако когда камергер — должность, срочно введённая по примеру других христианских дворов, — принёс для его высочайшего одобрения проект церемониальной вырубки рощи, где обитали священные змеи, реакция юного монарха оказалась весьма неожиданной.

— Ваше величество должны будут первым срубить дерево специально освящённым для этого случая топором, — раболепно склонился перед сувереном камергер.

— Сначала я снесу твою глупую башку любым топором, который попадётся мне под руку! — с негодованием воскликнул Веспалуус. — Разве можно посягать на священных змей в тот момент, когда царствование только начинается? Это очень дурной знак.

— Но как же христианские принципы, ваше величество? — изумился камергер.

— Какое мне до них дело? — рявкнул Веспалуус. — Я прикидывался христианином лишь для того, чтобы досадить Хкрикросу. Это приводило его в такую ярость, что я готов был вытерпеть и порку, и даже заключение в башне. Но я прошу тебя не забывать, что священные змеи всегда помогали мне. Только благодаря их заступничеству пчелиные жала не причинили мне никакого вреда. А теперь ты хочешь, чтобы я отплатил им чёрной неблагодарностью за всё добро, которое они мне сделали?

Камергер в отчаянии всплеснул руками.

— Ваше величество, — взмолился он, — простой народ почитает вас святым, знать крестится целыми семьями, и главы соседних христианских государств направляют к вам послов по особым поручениям, чтобы приветствовать вас, как брата. Вас собираются провозгласить святым покровителем пчелиных ульев, а при дворе императора, по слухам, светло-медовый оттенок стали называть Веспалуусским золотом. Можно ли теперь отступить?

— Я не против того, чтобы мне оказывали должные почести, — не без самодовольства сказал Веспалуус, — и не стану возражать, если меня захотят канонизировать. Но ты должен понять раз и навсегда: я ни при каких обстоятельствах не отрекусь от культа священных змей.

При этом глаза цвета спелой шелковицы опасно блеснули, а в интонациях, с которыми были произнесены последние слова, камергеру послышался намёк на ужасную яму с медведями.

«Новое правление — прежние нравы», — вздохнул он про себя.

В конце концов, интересы государства вынудили Веспалууса пойти на компромисс. Время от времени король появлялся в столичном соборе перед своими подданными в ипостаси святого Веспалууса, а злополучную рощу мало-помалу свели. Но священным змеям это нисколько не повредило — они благополучно справили новоселье в густом кустарнике в королевском саду, где Веспалуус и кое-кто из его приближённых продолжали поклоняться им с былой ревностью. Возможно, именно в этом следует искать причину того, что до конца его дней удача сопутствовала Веспалуусу как в рыцарских турнирах, так и на охоте. И вдобавок это объясняет, почему, несмотря на всеобщее почитание, его так никогда и не канонизировали.

— Кажется, дождь перестал, — зевнула баронесса.