История монгольских завоеваний. Великая империя кочевников от основания до упадка

Глава 1 Евразийское кочевничество

В географическом отношении обширный Азиатский континент подразделяется на четыре зоны: 1) тайга – северные леса; 2) степи; 3) пустыни и 4) речные долины юга (Хуанхэ и Янцзы, Ганг и Инд, Евфрат и Тигр, на плодородных почвах которых появились и развились великие цивилизации (китайская, шумерско-вавилонская, индийская).

Северные леса располагаются на высоком расчлененном плоскогорье, спускающемся к Северному Ледовитому океану. Его перерезают могучие реки – Обь, Енисей, Лена и Амур. Лена берет начало в небольшом озерце, расположенном рядом с озером Байкал. В этой зоне лесов склоны гор заросли соснами, на равнинах растет кустарник и трава. Дождей здесь выпадает много, однако климат резкий и суровый. В районе Якутска почва постоянно промерзает до глубины 130 метров. Только немногочисленное население охотников и рыболовов выдерживало эти суровые условия. Самоеды – финно-угорское племя, которое может иметь некоторую примесь монгольской крови, было оттеснено сюда из южных степей более сильными племенами и не сыграло заметной роли в истории. В противоположность этому, тунгусы, заселившие Восточную Сибирь и бассейн Амура, временами выходили из лесов и занимались скотоводством и разведением лошадей в регионе между Кореей и горами Хинган. Под разными названиями (сиенпи, чин, маньчжуры) они угрожали китайской империи и покоряли ее.

Родной дом кочевников

Зона пустынь – это унылая местность, которая тянется от Гоби, между Маньчжурией и Великой стеной, через Такла-Макан в бассейне Тарима до Кызылкума, что к юго-востоку от Аральского моря, Гарагума (Каракумы), что к востоку от Каспийского моря и Большой Соляной пустыни Персии. (Заметим, что в монгольском языке гоби – не название, а имя нарицательное, обозначающее участок твердой глины с вкраплениями гравия, в отличие от степей и песчаных пустынь.) В этих местах ни одна из рек не достигает моря. Они теряются в песках или впадают в соляные озера, как Тарим в Лобнор. Гоби – безрадостная пустыня, где есть только песок и камни. Долгое время люди верили, что там живут только демоны, издающие громогласные завывания. Громкие звуки, которые там действительно можно слышать, скорее всего, исходят все же не от демонов, а от перемещающихся под напором ветра песчаных дюн. Растительность – низкорослые тростники. Климат резко континентальный. Зимой и весной бушуют ледяные песчаные бури, дожди бывают редко, но даже после короткого дождя пустыня расцветает. Такла-Макан меньше Гоби. Летом здесь бывают удушающие пылевые бури, так что пересечь пустыню можно только зимой. Даште-Кевир – Персидская пустыня – шириной около 1300 километров состоит не столь из песка, сколь из высохших соляных озер. Там довольно много оазисов, и потому ее пересечение является чрезвычайно опасным, скорее из-за бандитских набегов, чем из-за нехватки воды.

Зона степей – дом пастухов-кочевников – тянется с перерывами через Евразийский континент от Маньчжурии до Венгрии. Согласно классификации древнегреческого географа Птолемея, степи различают следующим образом: Scythia intra Imaum и Scythia extra Imaum, где Imaus — Гималайская горная система, которой Памир является продолжением. (Речь идет о горных и луговых степях.) «Крыша мира» – Памир – поднимается в небо до высоты более 7000 метров и имеет широкие, напоминающие каньоны равнины между пиками. К востоку располагается горная система Тянь-Шань – Небесные горы, и Алтынтаг. Эти горы вместе с их продолжением Куньлунь окружают бассейн Тарима. К северу Тянь-Шань отделяется Джунгарской впадиной от Алтая – Золотых гор, за которыми раскинулись степи Монголии. Заметим, что, по утверждению многих авторов, название Джунгария произошло от джунгар, которые образовывали левое крыло монгольской армии (джун – левый, тар – рука), захвативших этот регион – бассейн реки Или; название относится примерно к XVI веку. К западу от Памира или, точнее, от Тянь-Шаня местность постепенно понижается к равнинам, по которым текут Волга, Дон и Днепр. По обеим сторонам обширной зоны степей горные хребты пересекают открытые пастбища. В Восточной Азии – Хинганская горная система, а в Европе – Карпаты.

Настоящая степь – это пастбище без деревьев, травянистая равнина между горами, не приспособленная для земледелия, если только не устроено дорогостоящее орошение, но прекрасно подходящая для скотоводства. На пастбищах растет отличная трава. Почва варьируется от каменистой до соляной и суглинков. Климат хотя и суровый и в высокогорьях зимой очень холодно (на Алтае температура ниже нуля бывает до 200 дней в году), чрезвычайно сухой и потому легко переносится, а здешние пастухи славятся своим долголетием. Пастбища Монголии и Киргизии намного обширнее, однако сердцем степей всегда считались пастбища вдоль северных предгорий Тянь-Шаня и южных предгорий Алтая. Через низкие проходы между этими двумя горными цепями конные кочевники с дней скифов до эпохи монголов снова и снова проникали из Азии в Европу.

Кочевое скотоводство не является промежуточной стадией на эволюционном пути от охоты к земледелию. Это в высшей степени специализированный образ жизни, включающий одомашнивание и контроль над самыми разными животными и использование больших участков земли, где редко выпадают дожди, таким образом, чтобы обеспечить выживание людей и животных. Кочевник (его греческое название означает «погонщик скота») пользуется свободой на открытых территориях, считает себя властелином огромных пространств, постоянно перебирается с места на место и зачастую презирает земледельца, который привязан к земле, которую обрабатывает, и обречен на жизнь, полную напряженного физического труда. Мясо животных обеспечивает кочевника едой, их шкуры – одеждой и крышей над головой. Тем не менее он является пленником, а иногда и жертвой времен года, и суровая зима может оказаться для него роковой. Во все века кочевое общество, хотя и предпочитало торговлю грабежам, часто обладало более или менее развитыми хищническими инстинктами. Борьба за лучшие пастбища вызывала вражду между племенами, а стремление к роскоши – товарам, которые не производила их простая экономика, – гнала кочевников из степей и подталкивала к грабежам полей и городов их оседлых и более цивилизованных соседей.

В этой извечной борьбе кочевники имели бесценное преимущество – они уже успели одомашнить лошадей. Эта революционная инновация была заслугой, вероятнее всего, скифов южнорусских степей и имела место в начале первого тысячелетия до н. э. Операция состояла из двух стадий, которые, несомненно, разделял длительный период времени. Сначала дикая лошадь была одомашнена, так что могла тащить легкую повозку или военную колесницу. Военные колесницы, которые тащили лошади, – в них колесо со спицами заменило сплошное колесо, изобретенное шумерами, – появились у индо-европейских кочевников около 1000 года до н. э. Китайцы стали ими пользоваться вскоре после этого, о чем свидетельствуют останки лошадей в захоронениях династий Шан и Чжоу. Впоследствии появились новые породы лошадей, имеющие достаточно крепкий хребет, чтобы выдержать вес всадника в бою. Эта перемена, скорее всего, имела место между 400 и 200 годами до н. э. Скорость, с которой кочевник мог перемещаться верхом, дала ему на 2000 лет господство над евразийскими степями и сделала его существенной угрозой для оседлых сообществ юга. Главным оружием кочевника был лук, сделанный из рога (дерево являлось недостижимой роскошью в безлесных степях). Лучник довольно быстро научился стрелять из него, сидя верхом на лошади, а изобретение стремени (возможно, изначально китайское) позволило ему стрелять во врага, двигаясь от него. Стремя не могли изобрести задолго до начала христианской эры. И металлическое стремя не было изобретением кочевников. Слово изначально означало «подняться», поставив одну ногу в петлю из ремня или каната. Появление стремени привело к укорачиванию седла между передней и задней лукой. Таким образом, всадник смог поворачиваться и стрелять в стороны и назад, не сваливаясь с коня. В китайской литературе стремя впервые упоминается в 477 году.

У кочевника не было постоянного дома. Покрытый шкурами шатер, в котором он жил, легко разбирался, сворачивался, грузился на повозку и перевозился на новое место, где так же легко собирался и устанавливался. Верность кочевника не имела территориальной базы и отдавалась своему клану и лидеру. Согласно степной терминологии, от шести до десяти шатров – юрт составляли лагерь, то есть дом, несколько лагерей – клан, несколько кланов – племя (урук, ил, улус). Должность лидера не была наследственной. Им становился военный вождь, отвага которого проверялась в многочисленных набегах. Правда, нечто большее, чем умение виртуозно владеть оружием, требовалось от человека, который должен был объединить большое племя, состоящее из нескольких разрозненных групп, направлять сезонные миграции больших отар и стад сотен семейств и осуществлять гармоничное распределение пастбищ. Качество лидерства было не всегда одинаково высоким. Слабый лидер, которого люди презирали, мог только беспомощно наблюдать за распадом своей конфедерации. В то же время сильный лидер мог подчинить себе дальние кланы и сплотить большой народ. Кочевые империи возвышались и исчезали с непостижимой быстротой. Однако основные черты кочевых скотоводческих сообществ степей веками оставались неизменными. Описание, данное Геродотом скифам V века до н. э., с небольшими изменениями вполне применимо к монголам XIII века н. э., какими их изобразили Джованни Плано Карпини и Гильом де Робрук. Неспособные к социальному и экономическому прогрессу, кочевники веками двигались по одному и тому же кругу. Животные давали им еду и питье, что дополнялось некоторыми овощами, выращивание которых не составляло труда. Занятие добычей ископаемых или каким-нибудь производством повлияло бы на их свободные сезонные миграции. Из всех ремесел они долгое время знали только кузнечное. Если же они испытывали потребность в тех или иных металлических или просто обработанных предметах, их легко можно было купить или украсть у соседей.

Религией кочевников было простое поклонение природе. Для людей, жизнь которых проходила в открытых степях, небо и небесные тела были предметами благоговейного страха и почитания. Тенгри – старое тюркское имя, означающее вечный голубой небосвод, – являлся для них почти личным божеством, от которого происходит вся сила. Для некоторых кочевников Тенгри, святой покровитель, находился в прямой связи со своим народом, для других такой контакт обеспечивался только при посредстве шамана. Тот, впадая в экстатический транс, поднимался на небеса и узнавал волю божества. Шаманизм возник у жителей северных лесов и распространился на юг в степи, где существовал уже при советской власти, враждебной всем предрассудкам и религиям. Из-за бедности и отсутствия подходящих материалов религия кочевников существовала без алтарей и храмов, однако жертвы приносились на специальных пирамидах, сложенных из камней, а горы, с которых можно было беспрепятственно видеть небо, считались священными. Самой распространенной жертвой божеству была лошадь – наиболее ценное имущество. Когда мужчина умирал, его коня убивали и хоронили вместе с ним, чтобы он мог ездить на нем в следующем мире, а над захоронением часто насаживали на колья выпотрошенных лошадей, предположительно в честь бога Тенгри. Об этом пишет в своих трудах Бойль. Широко распространенная легенда, которую китайцы относят к 150 году до н. э., повествует о существовании где-то в Центральной Азии божественной породы «небесных лошадей», которые потеют кровью и их не может поймать ни один земной человек. К горам, где они жили, люди приводили своих кобыл, чтобы их оплодотворили небесные жеребцы и жеребята унаследовали их особенности. Об этом можно прочитать у Артура Уэйли.

Культура кочевников, по понятным причинам, была бедной. Хотя со временем некоторые их диалекты могли развиться до создания письменности, кочевники почти не оставили письменных свидетельств. Орхонские надписи VIII века, выполненные на древнетюркском языке, и «Тайная история монголов», датированная XIII веком, – единственные исторические документы неграмотной расы, скудные анналы которой собирались их цивилизованными врагами. Но в области искусства их достижения более примечательны. Они вырезали из кости, рога или твердого дерева самые разные предметы: миски и чаши, таблички и тарелки, броши и браслеты, украшая их анималистическими или геометрическими узорами. Их изображения львов и тигров, лошадей и оленей, орлов и соколов демонстрируют завидное мастерство и точность. Традиционные для кочевников виды изобразительного искусства рассеялись, благодаря завоеваниям или влиянию по большой части Старого Света от Китая до Британии. Так, среди предметов, найденных в англосаксонской погребальной лодке XVII века в Суффолке, был кошелек с изображением хищной птицы, выполненной в стиле кочевников.

Языки евразийских кочевников делятся на четыре группы:

1. Иранские или индоевропейские, родственные более позднему персидскому. На них когда-то говорили на востоке – до оазисов бассейна Тарима и Лобнора и, возможно, даже в Кансу. Согдианский и тохарианский – его формы, которые были выкопаны из засыпанных песком руин Туркестана. Скифы и сарматы говорили на языках этой же группы.

2. Тюркский – агглютинативный язык, вероятно возникший в Алтайском регионе, – намного старше, чем его название, которое прослеживается не дальше чем до VI века. В 500—1500 годах тюркоговорящие народы двигались на запад, постепенно вытесняя иранский язык по всей центральной части Азии. А завоевания сельджуков и османов принесли тюркский язык в Азербайджан, Анатолию и на юго-восток Европы. В Восточной Азии тюркский язык уцелел только среди якутов бассейна Лены – самых северных пользователей этого языка.

3. Монгольский – древний язык, вероятно возникший в лесах, расположенных к северо-востоку от озера Байкал. Но хотя завоевания Чингисхана познакомили с ним жителей обширных территорий, он так никогда и не вытеснил тюркский – основной язык сердца Азии.

4. Тунгусские языки – группа диалектов, на которых говорили в восточной части Сибири, бассейне Амура и Маньчжурии. Но только один из них – маньчжурский – имел письменность. Нет необходимости акцентировать внимание на том, что речь и раса не всегда имеют одинаковые границы во времени и пространстве. Учитывая постоянные перемещения кочевников, подчиненное племя могло в тот или иной момент принять язык завоевателей, или, наоборот, завоеватели могли принять язык завоеванных племен. Так люди монгольской крови становились тюркоговорящими, и племена иранской группы начинали говорить на тюркском языке. В некоторых случаях малочисленность свидетельств вообще не позволяет нам установить язык и расу людей, становившихся временными хозяевами степей. Несмотря на постоянные исследования филологов, до сих пор не установлено органичной связи между тюркским, монгольским и протоалтайским языком, от которого они оба могли произойти.