Он разок потряс меня, будто проверяя, все ли сигареты на месте. Далее потянул за оттопыренный язычок целлофановой обертки и освободил меня от смертной духоты. Я ощутила природную свежесть вперемешку с его парфюмом, к слову, он мне показался неплохим. Он же напротив, хотел разбавить эту свежесть коктейлем из мышьяка и никотина. Мне не оставалось ничего кроме как угостить. Его черный "Cricket" оказался ленивым Прометеем, и дал пламя только с третьей попытки. Подкурил. С пятитонной тяжестью выдохнул. Ему стало легче. Я безмолвно наблюдала за его обрядом загрязнения легких, который длился порядка трех минут. В это время улица молча ушла на антракт, оставив пустую сцену в его распоряжении, поэтому слышался только хруст тлеющей бумаги. Когда он закончил, не было оваций и летящих цветов, был только кашель и моя обезглавленная сигарета, от которой остался только желтый фильтр. Он развернулся к парадной, и зашел в шестиэтажный дом из красного кирпича.