Отряд из пяти верховых неспешно продвигался к небольшой горной крепостице. Четверо из них не выделялись ничем: островерхие шлемы, кривые сабли, круглые щиты, и копья с бунчуками (здесь, в горах, совершенно бесполезные), легкие кожаные доспехи, с нашитыми бронзовыми пластинами и небольшим круглым нагрудным зерцалом, кожаные же штаны, да сапоги усиленные металлом – типичная экипировка монгольского конного воина среднего достатка. А вот пятый путешественник, ехавший впереди отряда, и по видимости являвшийся его главой, этот сразу привлекал к себе внимание. Свободно накинутый, по причине прохладной погоды, простой халат, скрывавший под собой кольчугу мелкого плетения – ее присутствие выдавал только кольчужный капюшон небрежно откинутый за спину. Открытый легкий шлем – в Киеве и окрестных землях такой кличут мисюркой. Ниже – пояс с шелковыми вставками, на котором вольготно расположились: слева – китайский легкий прямой меч «Дзянь», украшенный кистями, справа же – дамасский кинжал. Штаны тонкой кожи и сильно поношенные, но еще крепкие сапожки с загнутыми носами, стачанные башмачниками благословенного Багдада. Да и в более мелких деталях внимательные глаза нашел бы смешение стилей многих народов: кольца на пальцах, обереги, вышивка на одежде… Все его вещи были смешением обычаев и стилей, бытовавших среди очень разных народов, населявших огромные пространства, разделенные месяцами, а порой и годами конного, речного, морского пути… и соединенные воедино гигантской дорогой, со всеми ее петлями, ответвлениями и рукавами, которую отдаленные потомки с пафосом будут именовать «Великий Шелковый Путь». Но все эти разноплеменные вещи, надетые на одного человека не выглядели нелепо. Может быть потому, что каждая из них была маленьким произведением искусства, и все они были подобраны гармонично прочим деталям его облачения. Это разнообразие вместе выглядело скорее как овеществленная память, вехи на другом великом пути, пути – именуемом жизнью. Воистину, только Великий Воин отважится пройти столько дорог.
В принципе, дел в это каменном мешке ни у одного из всадников не было. Да и тропа, хоть проходила у самых стен этой твердыни, но никаких явных препятствий не содержала. Обозу, либо каравану здесь было бы, конечно, не пройти, но опытным всадникам налегке – вполне по силам. Их путь лежал дальше. Там за горами у моря их ждали сотни дорог – уже хоженых и новых, способных при удаче привести к неведомым племенам и новым богатствам. Так что, пятерке спутников несложно было миновать крепость. Лишь просьба старого друга, владевшего этой твердыней заставила их свернуть с тропы и постучать в ворота.
Некогда, младший сын местного властителя ушел из родного селения в поисках славы. Жизнь в горах жестока – отец, два старших брата, и лучшая часть дружины погибли в засаде. Слабые женщины – его мать и сестры с оставшимися воинами не смогли удержать родовое гнездо. Смерть храбреца, бросившегося мстить кровникам, была бы скорой и бесцельной, если бы не... Командир телохранителей, под началом которого служил молодой джигит, сдержал первый порыв безумца. Он убедил владыку дать юноше отряд воинов, и сам возглавил его. Так младший сын не желая того стал князем… и круглым сиротой, ибо гордые женщины его рода предпочли смерть рабству. Но наша повесть не о его жизни... И теперь, спустя годы и годы князь писал, что уже стар, и чувствует, что время его уходит, и просил, если случится такая возможность, повидаться с ним – заехать в гости в последний раз. И если друг уже не застанет его, что же – помянуть его в его доме по обычаям предков. Увы старик не дождался приезда дорогого его сердцу гостя, и в воротах всадников встречал его сын – младший сын… История повторялась. Но теперь некому было мстить – черная оспа враг невидимый и страшный, входит в дом незаметно, но забирает с собой любого, кто приглянется. От гордого древнего родового древа, вознесшегося над этой скудной каменистой землей, и так едва уцелела одна ветвь – и от той теперь боги отняли лучшие побеги… А вечером был поминальный ужин. Угрюмо воины пили вино, поминая хозяев этой твердыни, вспоминали деяния предков молодого князя. А ночью за Воином пришли княжеские телохранители. Воин… Воин убил многих, но одурманенный подмешанным в вино зельем не смог сохранить свободу.
Глава Рода – огромная власть на этих землях, способная развратить почти любого. Когда-то он был совсем мальчишкой… старая насмешка, невпопад сказанное сегодняшним гостем слово черной тенью легли ему на сердце. Слишком горд, что бы забыть, слишком пылок что бы простить. И славословия в честь предков лишь распалили пламя его гнева, погребшего под собой даже тень здравомыслия, заставив забыть древнейший обычай – жизнь гостя священна. А вино, подливаемое в этот злой душевный пожар, не позволило вспомнить, что существование его самого – заслуга казнимого им человека… Наутро над стенами твердыни вознеслись пять пик с нанизанными на них головами, тела же убитых властитель приказал сжечь. Воронье… воронье собралось на пир, хриплым карканьем оглашая окрестные скалы. Но даже в посмертии, Воин оставался велик – он не достался этим падальщикам. Гордый Орел спустился с небес, дабы забрать останки Воина в горние выси…
Вот такая вот печальная история моей смерти. Повесть о дружбе, повесть о предательстве – без выдумки. Правда и только правда. И заметьте – никакого спиритизма, никакой отлетевшей души, наблюдавшей за мучениями тела, и прочего бреда. В отличии от большей части жизни, ПОСЛЕДНИЕ ДНИ я помню замечательно, и это сделано намеренно: вдруг следующему мне захочется отомстить за смерть предыдущего… если не обидчику, то хотя б его потомкам. В той же части, где описывается события ПОСЛЕ моей смерти – частью знание, частью просто реконструкция событий. К примеру, что сотворят с моими бренными останками, убийца рассказал сам и с подробностями, и, помню, был весьма разочарован, когда я не впечатлился от обещанного мне СТРАШНОГО надругательства над моим трупом. (А мне главным было, что бы хоть какую-то часть тела не сожгли. А иначе мое воскрешение оставалось бы под бо-о-ольшим вопросом!)). А после расчленения… Если бы мои глаза выклевал заурядный ворон – он птица мудрая, в горы просто так не попрется, это пернатое все ближе к земле, к долинам, к людям. Я б уже через пять лет жил, а еще через четыре раза по столько же – приперся бы к этому придурку в гости, полюбоваться перепуганной рожей этого морального урода. А орел живет высоко, летает далеко. Вот и сомлела птичка, грызомая паразитом, аккурат над краем ледника, домой возвращающись. Так и провалялся мой зародыш в замороженном виде в птичке несколько столетий, как раз до вызванного людьми Глобального Потепления (спасибо техническому прогрессу). А уже когда столь оригинальная страховка от внезапной кончины оттаяла, начался процесс моего возрождения, который тоже прошел с бо-ольшими осложнениями. Уж слишком нынче развита медицина – в раз сыщет заведшуюся в теле пакость. И если ее не вырежет добрый дядя Хирург, то точно отравит не менее добрая тетя Гельминтолог. Так что паразиту пришлось неимоверно расплодился и захватил немалый ареал обитания в попытках зацепиться за человека. Не знаю, какой такой барышне и в каком водоеме «повезло» подхватить эту гадость и не додуматься сходить к доктору. Единственные кто приходит на ум, это какая-нибудь бедолажка из горного аула – и медицина современная им не шибко доступна, да и внебрачные дети в традиционной мусульманской семье ой как не приветствуются. Так, что родила бедняжка меня где-нибудь на выселках, подальше от чужих глаз, да и подкинула добрым людям… В общем, бессмертие в состав моего организма хоть и входило, но оно было какое-то неубедительное. Так что впредь, хотелось бы обойтись без повторения подобных экспериментов.
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *
.
Я как-то читал, что человеческие ученые добрались-таки до одного из внутриклеточных механизмов, блокирующих бесконечное количество ее делений – один из этаких регуляторов продолжительности человеческой жизни. Вернее не так – эта последовательность, определяет, с какой интенсивностью клетке позволено делиться, с каждым новым делением от нее отщипывается кусочек, и скорость деления соответственно падает. Зависимость опять же не линейная, и определяется не только этим параметром, но и функциональной принадлежностью самой клетки. (Кстати, в опровержении известной пословицы: нервные клетки восстанавливаются, и при определенных условиях – весьма интенсивно.) Эта последовательность, конечно, не определяет длину человеческой жизни непосредственно, но она точно обуславливает, с какой скоростью обновляются клетки Homo – с какой скоростью восполняются потери, и зарастают травмы. Любопытно, что ученые мужи (и дамы) уже успели поковыряться в этом механизме, добившись пока правда только весьма сомнительного полууспеха – при любой попытке восстановит этот участок цепи до начальных размеров, клетка начинает весьма интенсивно и бессистемно делиться, ведя себя по сути как раковая. И это правильно: (с религиозной точки зрения) Эволюция, оставляет каждому существующему виду право на выживание – право на изменение сообразно меняющимся условиям окружающей среды. Удачные, с точки зрения сиюминутной выгоды, мутации приживутся, неудачные соответственно исчезнут вместе с носителями – этот основополагающий закон каждый из нас еще в школе изучал. Так что интенсивная смена поколений – залог выживания вида в целом! И это правильно и с практической точки зрения, клетка живого существа – образование весьма хрупкое, легко повреждается, и потому бесконечная цепочка последовательных делений (без каких-либо качественных изменений) может привести к весьма… неоднозначным результатам. Но МЫ то поставили себя выше эволюции, НАД ее законами вечного изменения. И поэтому, не смотря на внешнее сходство с человечеством (фенотип мы почти не трогали) в нас нет ни человеческой вариативности, ни приспособляемости. Но, если при сравнении видов, Человек гораздо изменчивее нас (а значит, потенциально – успешней), то при сравнении отдельных индивидов явное преимущество уже на нашей стороне. Наша иммунная система, к примеру, ни при каких условиях не потерпела бы присутствия в организме инородной ткани, так что донорство для нас неприемлемо. С другой стороны, наше тело способно залечить повреждения несовместимые с жизнь обычного человека, более того – любые случайные изменения, либо повреждения клеток на генном уровне отслеживаются и исправляются гораздо четче и быстрее, чем это происходит у человека (если вообще происходит). Так, что хоть клетках особей моего вида присутствуют подобный человеческому счетчик делений, но он функционирует иначе. Вот и получается, что комбинирование этих возможностей позволяет продлить наше существование очень надолго. В итоге выходит, что мы свое бессмертие как вида, променяли на бессмертие индивидуальное. И я полагаю, что этот обмен для разумного существа весьма выгоден. Ведь высшее проявление сознания – наука, позволяет внести порядок туда, где ранее царил хаос и правила случайность.
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *
В ночь на четвертые сутки моего ожидания, разразилась чудовищная гроза. Мне даже стало несколько не по себе. Один в лесу, в трех днях хода от ближайшего жилья – и такая засада с погодой…
Потом, уже под утро, случился некий момент… момент дезориентации в пространстве и, кажется, даже кратковременной потери сознания, и в себя я пришел уже совсем не в обычном мире. По крайней мере, стоянку я разбивал в сосновом бору, а очухался в таком миленьком березнячке – на первый взгляд. На взгляд второй, он не казался уже столь милым. На третий – березняком. Судите сами. По первому впечатлению, вы оказываетесь в картинно очаровательном, пронизанным светом и березовым духом лесу, настолько вольно раскинувшемся вокруг, что ствол каждого дерева обласкан в косых лучах утреннего, еще красноватого света. Красиво. Если вы несколько более внимательны к окружающей реальности, чем какая-нибудь восторженная, экзальтированная девица, то заметите, что каждую березку по комлю, в полуметре от земли, опоясывает несколько рядов внушительных шипов более приличествующим акациям. А этакое строение родного всем нам дерева весьма нехарактерно для современной российской действительности. А если не полениться и поковыряться в земле (что я и проделал – не поленился, поковырялся) то выяснится, что корни той, той и вон той березки, во-о-он тех кустиков, а так же травки это все окружающей объединены в общую систему, центральный узел которой отбрасывает толстенный побег куда-то вглубь земли.
А еще у меня присутствовало стойкое ощущение, что я когда-то здесь уже бывал. Да что я говорю: я (в прошлой жизни), конечно посещал эту аномалию, но… Вы когда-нибудь, через много лет возвращались в город, в котором когда-то немало пожили? Какие-то места, где бывал часто, помнятся прекрасно, но город ведь живет собственной жизнью, где-то строится, где сносится, где-то ветшает, а где-то и приукрашается. И потому хорошо запомнившиеся места, хоть и предстают перед тобой в совершенно другом виде, но ориентироваться в них все же возможно. Что-то посещалось не так часто, и теперь есть немалая вероятность вообще не найти дороги, а добравшись до памятного места, где это нечто когда-то располагалось, не обнаружить там искомого объекта. Ну а виденное мельком, вообще забывается, и ты вспоминаешь, что бывал уже здесь, только наткнувшись на какой-нибудь уцелевший с тех пор приметный ориентир. И это в городе – искусственном объекте, в развитии, подчиняющемся определенным законам, и спустя каких-то пару-тройку десятилетий. Моим же самым свежим воспоминаниям об этих местах было куда больше тысячелетия. Так, что из содержимого моей памяти могли пригодиться только общие сведения о местной топологии, и, возможно, некоторые результаты как поведенческого, так и биохимического исследований этого странного биологического образования, именуемого мною: «Лес».
Вдоволь налюбовавшись местными диковинами, я решил все же двигаться вперед. Насколько я помнил, это милое местечко делили между собой две сущности. С одной я уже познакомился и даже дал ему имя. Со второй мне еще предстояло встретиться. В силу местных законов, ветер в ближайшие дни тут, в зависимости от времени суток, будет дуть исключительно в двух противоположных направлениях. Так что заблудится мне не грозило. Лес (да, так я и стану называть окружающее меня существо) в принципе был невелик, я без труда пересек его за каких-то полтора часа. Когда деревья вокруг ощутимо поредели, я выбрал «березку» поудобней и повыше и вскарабкался на нее. Передо мной предстало… Там, за Лесом – открытое, ровное пространство, вот только нельзя было даже предположить сколько его, оно колыхалось, изгибалось, шло волнами, визуально – то сокращаясь, то неимоверно растягиваясь. И вдали, но все же в пределах видимости, его ограничивало марево межпространственного перехода – подобие стены, казавшейся местами прозрачней тончайшего газового платка, участками она мутнела до тонов старой пластиковой пленки. Эта стена колыхалась, казалось, по ней гуляли волны нездешнего, неземного ветра. Чудилось, этот ветер находил прорехи в этой завесе, проникал сквозь ее рваную ткань, и свободно разливался по самой равнине. Набрав разгон над пустошью, он подхватывал с ее поверхности такую безобидную, такую эфемерную на вид серую дымку, и бросал ее на заросли Леса. И под воздействием этой субстанции Лес погибал. Видно было, что ОН сопротивлялся атаке. От благостной картины «Березовая Роща пронизанная теплом и светом» не осталось и следа: синие, сиреневые, голубые щупальца, отращиваемые Лесом буквально за несколько минут, пульсировали, ежесекундно менялись, пытаясь противостоять вторжению, но поникали, чернели и рассыпались в пыль, под напором новых и новых воздушных волн напоенных этой серой смертью. Лес отступал… Я спустился с дерева: пока я находился в не пораженной заразой части Леса, и бояться мне было нечего, но мне все же было сильно не по себе. Мне действительно было неуютно, видя как проигрывает этот почти всемогущий гигант. Я с содроганием представлял себе, что случится с моим телом, если костюм, в который я был одет, окажется даже не неисправен – просто если хотя бы одна-единственная живая спора проникнет сквозь систему его фильтров. В прочем, не смотря на кажущуюся слабость Леса, эта битва, на сколько мне известно, с переменным успехом длится уже два тысячелетия. И полагаю, если не вмешаются сторонние силы, сравнимые по мощи с бьющимися гигантами, будет длиться еще вечность. У них была почти вечность… а вот мое время стремительно утекало: мне надо было идти вперед – пересечь остатки Леса, пресечь поле, дойти и пройти сквозь межпространственный барьер. И к этому переходу на грани жизни и смерти нужно было еще и подготовиться. Не без колебаний я остановился в прифронтовой полосе. Переться через Пустошь в обычном противогазе мне что-то стало стремно, а ничего оригинальней, чем усилить его фильтр обрезками Лесных веток, мне в голову не приходило. При чем ветки, как я понимаю, нужно было брать здесь – в измененной зоне уже приготовленной Лесом для противодействия Лишайнику. Так, что пришлось мне снимать шлем и приступать к работе. Угу, умный мальчик, очень умный – нет что бы сначала нарубить и измельчить ветки, а потом скидывать шлем, я поступил строго наоборот. Итог очевиден: при рубке побегов, брызнувший из-под ножа сок попал мне в лицо, угодил прямиком в полуоткрытый (от усердия) рот. Удивительно, я ждал любых печальных последствий вплоть до быстрой смерти, но вместо этого вдруг ощутил прилив сил, подъем настроения, даже какой-то намек на эйфорию. Не раздумывая, заполнил бежавшей из рассеченного стебля жидкостью одну из фляжек – кто знает, возможно наступит момент, когда у меня не останется своих ни сил, ни храбрости, и, для выживания, придется воспользоваться заемными и тем и другим.
Закончив усиливать фильтр противогаза обрезками растений, и нахлобучив шлем на свою не шибко умную голову, я вновь двинулся в путь. Сначала перебрался через завал сизых, слабо колышущихся щупалец, за тем преодолел серую, склизкую и расползающуюся под ногами массу уже погибших «деревьев», и вышел на пустошь. Под ногами мерзко захрустела черная, жирно блестящая корка, по внешнему виду похожая на шлак (впрочем это и был шлак – останки Леса, практически всухую переваренные его врагом). Из-под лопающейся под моим весом корки вырывался пепел, и, взбитый моими же шагами, поднимался в воздух, подхватывался ветром и тянулся вслед за мной черным-пречерным шлейфом. Впрочем, это непотребство длилось едва два десятка шагов, а дальше начиналось серое нечто, уже виденное мной с вершины дерева – серая поверхность, серый от поднятой пыли ветер.
Выйдя на пустошь, я едва успел сделать полсотни шагов, как почувствовал сначала затруднение дыхания, а за тем и все признаки удушья. Видимо, уж очень велика была агрессивность пропитавшей воздух отравы, так, что слишком стремительно разрушающиеся ткани Леса начали закупоривать фильтр противогаза… В общем, мне не хватило смелости переться через Пустошь прямо сейчас. Однако достало благоразумия, что бы чуть задержаться, и заполнить капсулы наконечников трех свободных спец стрел смертоносной жизнью, процветавшей на этом поле. Столь смертельный инструмент мог стать весьма весомым аргументом в мою пользу в любой драке. За одно я сподобился вблизи разглядеть этого убийцу. Крохотные резные листики вились замысловатыми узорами, кое-где собирались в миниатюрные розетки, серенькие… ну очень хрупкие и трогательно беззащитные на вид. Внешне это нечто очень напоминало эдакий бледно-серый лишайничек, селящийся у нас, в средней полосе России на древесине разного рода, и при чрезмерном распространении, иссушавшем за несколько лет порой целые деревья. Вот и название этой субстанции искать не надо – само нашлось; отныне эту прожорливую гадость так и стану именовать «Лишайником»… В общем, после этих изысканий я едва добрался до Леса; еще чуть-чуть и задохнулся бы к Едрене Фене – но оно того стоило.
Мои дерганья туда сюда (назовем их благородно – разведка боем), так вот, разведка боем оказалась все ж небесполезна. Я пополнил собственный арсенал, и за одно убедился, что за столетия моего отсутствия, радиационный фон на Пустоши хоть и снизился, но оставался все еще весьма далек от безопасного. Впрочем, теперь на Лишайниковом Поле и обычный человек мог бы себе позволить провести половину суток, не опасаясь подхватить лучевую болезнь. Так, что единственное, что мне теперь оставалось: дождаться смены ветра, и уж тогда, под прикрытием контратакующего Леса, попытаться пересечь Пустошь. А пока, я решил вернуться в центр Лесного массива, и уж там почистить фильтр противогаза, переупаковаться, и немного отдохнуть.
М-да… Межпространственный переход – любопытно, что сделав несколько шагов сквозь эту дымку, ты можешь мгновенно оказаться за тысячи километров в «Большом» мире. Весьма интересный способ передвижения – быстрый, удобный. А если представить, что эти два куска пространства, здесь выглядящее почти единым целым, разнесены в реальном мире на тысячи уже не километров, а световых лет. Интересная возможность. Жаль, что пока мне элементарно не хватает знаний, что бы ее обдумать.
Лес.
Неизвестные, но, весьма любопытные существа, вторглись в него. На возможную разумности этих созданий указывало сложное поведение, не укладывающееся в рамки простой пары раздражитель – условный (или безусловный) рефлекс. Кроме того, в отличии от Него, эти существа пользовались несложными механическими приспособлениями, тем не менее, при более пристальном изучении, обнаружившими сложный химический состав и весьма упорядоченную структуру, стремящуюся к некоемому эталону (весьма приближенно по Его меркам – но тем не менее).
Аналитический отдел мозга, принявший сигнал первичной рецепторной сети, немедленно взял под непосредственный контроль охотничий участок Леса, в котором обнаружились столь интересные существа, и принялся ловить их всеми доступными в этот сезон средствами. Механических ловушек на данном охотничьем поле не располагалось, но и биохимических средств контроля было более чем достаточно, что бы надежно обездвижить любопытные объекты.
Лес всегда захватывал и поглощал любую новую органику, исследовал ее, и в случае хоть какого-то превосходства этих образцов над уже входящими в собственную структуру аналогами, делал их частью себя и перестраивался Сам, что бы наиболее эффективно использовать обретенные таким образом возможности. Но сейчас… Что-то смутно знакомое, родное, но утраченное в давней катастрофе, породившей Лес в нынешнем его виде, присутствовало в этих существах: в структуре и химическом составе выделений, распространяемых их телами, в биоизлучении их нервной системы. Пока непонятно что, но оно БЫЛО, и Лес решил понаблюдать за существами еще. Еще один отдел Его мозга, непосредственно ответственный за обработку поступающей извне информации, перенаправил существенную часть своих ресурсов на обработку данных, поступающих от этих существ, и принялся сопровождать их.
От этих размышлений меня отвлек чей-то крик – протяжный, панический – и чисто инстинктивно, на автомате, прихватив наличное оружие, я бросился на помощь. Что сказать – идиот, поскольку современные люди обычно бегут В ПРОТИВОПОЛОЖНУЮ от опасности СТОРОНУ. Тем более уж кого – кого, а людей здесь быть не могло В ПРИНЦИПЕ – просто не выжили бы без серьезной подготовки, материального обеспечения и определенных знаний… Оп-па – ЛЮДИ, вернее людь, тьфу ты, человек – парень, если быть точным; и если я этому парню сейчас не помогу, он станет трупом парня, и мое предположение о том, что живых людей здесь нет – станет верным. К парню стремительно неслось… НЕЧТО ОГРОМНОЕ. А этот и-ди-от застыл в ступоре – да парня заклинило от страха! Черт, черт, черт: лук при мне, стрелы – вот они. Выстрел – гадость, эта гигантская тварь бронирована! Пальцы нащупали в колчане спецстрелу с разрывным наконечником, второй выстрел – уже лучше, от этого шифоньера на ножках полетели ошметки плоти. (Да дьявол, почему этот парень не убегает!) И решающая стрела – надеюсь яд Лишайника свалит эту тварь. Свалил – но за мгновение до того как отрава подействовала, эта туша подмяла человека. Все? Нет, не все; всего сапиенсов оказалось пятеро: два парня, две девушки, и теперь уже бесполое, остывающее тело – как их занесло-то в эти потаенные места?! Парни в шоке, девчонки в истерике, трупу уже все равно. Да, и с собой мне что-то тоже надо делать, слишком резко начались неприятности – я не был к ним готов. И заполучил, соответственно, в организм лихую дозу адреналина. Ручки-то трясутся, а этим товарищам только покажи, что и мне страшно – вмиг разбегутся. И решай потом: то ли, рискуя жизнью (и теряя время), разыскивать этих покойников ходячих, то ли бросить их, и повесить на совесть вину еще за четыре смерти.
Рассказывая бодрым голосом какие-то справочные сведения – что-то про Лес, что-то про этих тварей (надо-ж, от стресса и память прорезалась) – я сделал обход места трагедии, мимоходом прирезав нечто мелкое и шустрое – наездника и компаньона этой гигантской животины. Дрожь в коленках не утихала, и утихать не собиралась, и к ней прибавился еще и шум в голове, явный предвестник обморока. А мне еще предстояло как-то договариваться с Лесом, и по поводу дезинфекции этой лужайки, и по поводу жизни этих «туристов». Впрочем, боль отрезвляет, и пробив руку шипами местной «березки», я стремительно отошел от предобморочного состояния, стал воспринимать действительность как и за полчаса до описанных событий, то есть – кристально четко. Честно сосредоточившись я с убегавшей кровью передал Лесу предложение: жизни этой четверки в обмен… в обмен… А в обмен я перенесу кусочки леса сквозь межпространственный переход и помогу им укорениться на соседней платформе. Спустя полминуты, когда голова начала кружиться от потери крови, как-то исподволь, во мне проснулась твердая уверенность в том, что отныне Лес для нас безопасен, а соки текущие по его ветвям – целебны. Лечебные свойства этих соков мне и пришлось тут же проверить, уж слишком велика (даже для меня) оказалась кровопотеря за время нашего с Лесом диалога.
Итак, два парня, две девушки. (Итого у меня на шее, фигурально выражаясь, повисло четыре человека.) Особенно хороша была темненькая – даже сейчас, после произошедшего кошмара. Если б только не ее взгляд, непрерывно направленный на меня – точь-в-точь как у человека, въяве обретшего недостижимую мечту (или у телка, нашедшего наконец мамку) – мне бы было гораздо комфортней. Светленькую барышню, как и парней, ее утешавших, с того места, где я занимался мазохизмом, разглядеть было несколько сложнее. Но как минимум она выглядела миловидно, парни же казались достаточно крепкими… НЕТ, шансов, что я хоть кого-нибудь из них ЖИВЫМ доведу до выхода – мизер. При всем моем старании увеличить эти шансы, все равно – мизер. И все же я попытаюсь довести их до выхода, но… пусть для меня они останутся если не безымянными, то безликими – точно. Я еще не готов ХЛАДНОКРОВНО терять окружающих меня людей, и хочу хоть как-то облегчить бремя памяти… Ну а пока, эту компанию фатальных неудачников надо приставить к работе – и мыслей паникерских будет поменьше, и вероятность выбраться из этой истории – всяко больше. И первым пунктом в нашем плане, как это ни печально, стояли похороны… Вторым – подготовка к переходу через Лишайниковую Пустошь.
Лес.
Он стремился захватить заинтересовавши его существ мягко и незаметно, не нанеся им сколько-нибудь заметного урона. Недостатком избранной тактики было то, что после начала воздействия, жертвы еще какое-то время сохраняют самостоятельность. Так, что одно из созданий, проявляя активность, попалось существу-охотнику пребывавшему неподалеку. Невелика потеря вроде бы – одна особь. Но… странная реакция на сигналы тревоги, испускаемые погибающим существом – прочие особи, вместо того, что бы попытаться избежать встречи с хищником, кинулись навстречу гибели. Лес недоумевал недолго: группа, потеряв всего одно существо, убила агрессора – хотя, исходя из предварительной оценки биологических параметров противостоявших сторон, из них не должно было уцелеть никого. Они умертвили хищника дистанционно, еще раз подтвердив свою (в некоторой степени) разумность.
А потом, одно из существ прикоснулось к Нему, (намеренно?) повредило свою наружную оболочку, и тем самым предоставив в Его распоряжение весь объем, необходимых для исследования материалов…Структура ДНК существа напоминала… она несла на себе участки явно искусственного происхождения. Она безусловно ранее была Ему неизвестна, и тем не менее структура привнесенных извне изменений – сам почерк каковым эти изменения были совершены был Лесу известен. И Он и это существо были сотворены одним демиургом. Получалось, что ЭТО создание было из тех давних времен, когда зародился сам Лес. Ведь Он не помнил своего начла – лишь смутные образы извлеченные им из самых древних (и наиболее поврежденных) запасников памяти иногда тревожили Его сознание. Некогда, Лес тщательно скопировал в собственную память все данные из древних, еще неорганических хранилищ памяти – все, вплоть до бесполезных обрывков, и шифров не имевших ключей. И информация, считанная из этого существа, дополнила эти, до сих пор бессмысленные обрывки, позволяя хоть как-то прикоснуться к временам собственного зарождения.
Лес…
Тем временем это пока непонятное, но явно полноценно разумное и способное к общению существо, предложило интересное. Три законченных фрагмента Леса оно намеревалось в целости перенести через земли, занятые стихией смерти – Врагом, в битве с которым Лес изнемогал с самого рождения. За это оно предлагало не поглощать себя и тех пятерых существ меньшего разума, что были рядом с ним – много так нужной Лесу животной органики поменять на слабую надежду осуществления давней мечты, ранее казавшейся вовсе несбыточной и невозможной. Лес колебался недолго – Он согласился. Он сообщил ответ, хотя мозг предложившего сделку создания, был плохо приспособлен для общения подобным образом; известными же этим существам средствами коммуникации Лес пока не обладал.
И еще, эти создания за чем-то опустили под землю, прямо в объятия Его корневой системы подобного себе. Конечно, данное существо было сильно повреждено в недавней стычке с хищником, но ведь ничего не мешало Лесу починить его и изучить получше?
Ужас, ЧТО мы общими усилиями сляпали из одной ихней (или – еёшней?) палатки. Было бы смешно, если бы не было так грустно – даже мой костюмчик смотрелся прилично на фоне этого шоу уродов. Но! Главную задачу: защиту людей при переходе через Пустошь – эти костюмы, при удаче, должны были выполнить, а марафет наводить, при столь критичном недостатке времени, было глупо. Все пару часов, пока эта четверка работала, я развлекал их рассказами – и сам «вспоминал» местные причуды, и туристов просвещал. Ну и за одно, из подручных материалов, собрал каждому из них по паре сандалий (спасибо папе за его уроки). В общем, время проходило и нескучно, и с пользой. Только вот жаль было, что этого времени было так мало, и оставалось все меньше и меньше. Так что, едва упаковав ребят в некое (весьма отдаленное) подобие костюмов химзащиты, мы тронулись в путь. Идти было не сколько далеко, сколько неудобно и медленно, все же эти чудеса сермяжной мысли сильно уступали моей экипировке в удобстве и подвижности. Да и физическая форма девушек была, мягко говоря, неудовлетворительна.
Когда первая паника прошла я принялся искать реальные пути решения нашей маленькой проблемы. Вообще, я собирался провести на соседней платформе, в имеющихся там пещерах, неделю. За одно и обследовать их в поисках перехода к Последней Базе. (Не – Последняя база звучит некрасиво. Пусть лучше будет Последний Оплот, или Приют.) Припасов у меня было не слишком много, но на запланированное время их бы хватило, в обрез, но – хватило. А через неделю, как раз, когда на платформе, на которой мы в данный момент находились, вновь установилась бы хорошая погода, открывалось большое окно домой. Теперь же, когда я понял, что я не брошу здесь таких… неприспособленных товарищей, время автономности, с учетом их припасов, падало раза в два. А это значило, что у нас (у меня) было всего три дня, что бы отыскать дорогу к Последнему Оплоту, где были укрыты и Сфера Знаний… да и тела нас Изначальных хранились там же. Очень хотелось взглянуть на существо, которым я уже давно не был, но осколки памяти которого все еще хранились в моей голове. А потом мы должны были уйти… со сложностями… с риском, возможно – кровью… попытаться попасть через очень узкое (и по пространственным, и по временными рамкам) окно в наш мир, при кошмарных погодных условиях. То есть, если нам улыбнется удача… Ха! Нам нужна была не только улыбка, а голливудский оскал в тридцать два зуба в ее исполнении, и активное махание вслед шелковым платком, что бы наш путь была таким же гладким и недолгим, как этот платок.
За столь невеселыми размышлениями мы добрались до опушки Леса. Положение тут изменилось кардинально. Лес распылял по ветру со своих ветвей такие объемы аэрозолей, что этот шлейф был видим невооруженным глазом. Он медленно воспарял над опушкой, подхватывался ветром и уплывал к пустоши, что бы уже там помутнеть, потяжелеть и опуститься на ее поверхность, сковывая серую смерть Лишайника, обугливая ее до черноты асфальта. Лес уже отвоевал несколько метров потерянного за первую половину дня пространства, и спешил до очередной перемены погоды захватить как можно больший кусок спорной территории. Вот любопытно: догадывается ли Лес, что пытаясь уничтожить ВЕСЬ Лишайник, БЕЗ ОСТАТКА, он совершает серьезный стратегический просчет. Ведь заливая ВСЮ Пустошь дефолиантом он и удобряет и поливает столь ненавистного врага. Дожди здесь большая редкость, а извлечь хоть что-то питательное из голого камня способна лишь столь сложно организованная структура, как Лес. И не является ли агрессия Лишайника просто раздражителем, инстинктивным стремлением разжиться за счет Леса поливом и питанием, в отчаянной попытке выжить на этих каменистых засушливых землях. Может стоить намекнуть Лесу воздержаться от ответных действий, потерпеть пару недель: ну подумаешь, потеряет он за это время несколько гектаров пространства, за то большая часть Лишайника гарантированно погибнет от бескормицы. И останется Лесу одним массированным ударом прикончить остатки заразы растущей на ранее потерянных землях. Нет, пока не стану вмешиваться. Вдруг своим вторжением, по неведению я сделаю только хуже. Ведь мне не известны толком возможности ни одной из противоборствующих сторон. Ни пределы живучести спор Лишайника, ни границы прочности его оппонента А вдруг потеря даже столь незначительного (по его меркам) пространство настолько ослабит Лес, что он будет способен больше сдерживать экспансию этой заразы. Или вдруг, в случае окончательной победы над извечным врагом, без постоянного противостояния его агрессии, Лес деградирует и выродится? А учитывая, что только благодаря его усилиям существует данная платформа. (Да, да – это органическое чудо, в незапамятные времена, своей необъятной тушкой поглотило местный Генератор Состояния, и досконально изучило его. И теперь – то ли подкармливает его прожорливое тельце невесть как добываемой энергией, то ли вообще, изобрело и построило в самом себе органический аналог этой штукенции.) И мне не улыбается следующий раз, когда захочется навестить Последний Оплот, плыть на Бермудские острова, либо лезть в Амазонскую сельву (не говоря уже о путешествии на полюс холода в Антарктиде). Так, что будем собирать данные, потом считать и думать, еще раз думать, а уж только потом решать – советовать что-либо Лесу, либо благоразумно промолчать. Кстати, недавнее мысленное общение с Лесом, что-то существенно изменило в моем восприятии этого гиганта, и теперь, к примеру, я просто знал, какие его побеги для нас безвредны, а какие лучше не трогать. С более существенными, но менее очевидными последствиями прошедшего столь странного диалога между нами, еще предстояло разбираться, но это было задачей будущего. А уже осознанных возможностей хватило как раз, что бы без колебаний наполнить пару фляжек лесным соком и заполнить обрезками его побегов как фильтр встроенного в мой шлем противогаза, так и импровизированные фильтрационные камеры, вшитые в костюмы моих нечаянных спутников. Ну и отобрать, разумеется, пяток побегов, способных не только пережить дорогу, но и успешно укорениться на новом месте. После принятия «на грудь» нехилой порции лесного сока, мы вышли в Пустошь. Ребята, с такого питья, конкретно «поплыли», я же хлебнул этой гадости всего пару глотков, и потому оставался более-менее адекватен.
По зрелому размышлению, я решил идти первым. Самого здорового парня (по имени Саша), нагрузил посильнее и поставили вторым. Следом за ним следовало бы идти девчонкам (Ольге, Наталье), но темненькая (Наташа) принялась дурить. И поскольку времени на ее уговоры не оставалось совсем, пришлось согласиться с ее желанием идти замыкающей, пропустив вперед второго парня (Владимира). Хотя у меня и не было глаз на затылке, что бы следить за туристами, пришлось рискнуть и согласиться с тем, что один из слабейших членов группы идет замыкающим. Сначала я полагал идти чуть наискось к ветру, забирая несколько вправо от кратчайшей линии, соединяющей Лес с границей Платформы. Так же намечалось, что мы пойдем не след в след, а эдаким уступом: каждый, со смещением на шаг-два влево от маршрута впереди идущего. Эти меры предосторожности несколько удлиняли путь, который нам предстояло преодолеть, но так ядовитая пыль, поднимаемая с земли каждым нашим шагом, относилась бы ветром в сторону от колонны, а не оседала бы на товарищах, топающих сзади. Я бы обдумал еще много важных и ценных мыслей, и придумал бы немало способов предохраниться от смертоносного воздействия Лишайника, но тут мы вышли в открытое поле из-под, хоть и жидковатой, но все же тени, отбрасываемой Лесом. Солнечный жар ощутимо навалился на плечи, сдавил голову, выжигая из организма умные мысли. Да и все внимание теперь поглощало отслеживание препятствий под ногами, в попытке банально не споткнутся о помехи, скрытые под толщей Лишайника. Да еще мне предстояло высматривать неровности в этом пухляке не только под собственными ногами, но и на семь-десять шагов влево от себя. А я не супермен, и в глубь земли мой взгляд не проникает. Камни, хоть сколько-то выступающие над этой живой пылью я еще мог как-то заметить, но небольшие рытвины, скрытые под ее поверхностью – разумеется нет. Да и видимость сквозь забрало шлема, мгновенно покрывшегося мелкой пылью, сразу же сильно ухудшилась. И это у моего мотоциклетного шлема, насколько я понимаю, специально спроектированного так, что бы что бы в максимально возможной степени нивелировать подобные неблагоприятные эффекты. Что же говорить о лицевых пластинах самоделок, напяленных на головы моих спутников – наверняка, товарищи студенты почти ослепли. К тому же, каждому пробивать свою собственную колею в этом пухляке, непринужденно засасывающем ногу по самую щиколотку, оказалось трудновато. Так что вскоре «туристы», понукаемые моими жестами, встали на мою тропу и вытянулись вслед жиденькой цепочкой. Вот только теперь, что бы порождаемое нашими же шагами пылевое облако нас не задевало, мне приходилось еще сильнее забирать вправо от кратчайшей прямой Лес-Граница Платформы, тем самым серьезно удлиняя путь. Хорошо, хоть поверхность этого поля была некогда вылизана огнем чудовищного взрыва – камни тогда долго текли и плавились, не в силах устоять перед столь неистовым жаром. И хотя с тех пор прошло достаточно много времени, еще и при весьма агрессивных погодных условиях, что бы сплошная корка спекшегося камня к нынешнему времени успела сильно потрескаться, а местами и вовсе искрошиться, но это было всяко лучше любой другой возможной альтернативы, при данных обстоятельствах. В общем, мелких препятствий под ногами почти не оставалось, а крупные сильно выдавались из-под слоя Лишайниковой пыли, были хорошо видны и нам не угрожали. Только вот времени на этом смертоносном поле (и под этим яростным солнцем), из-за этих экзерсисов, мы провели слишком много – я всерьез начал опасаться за ребят – их самодельные костюмы из голимого брезента, были много хуже моего (хоть и самодельного, но собранного в приличной мастерской, а не сшитого впопыхах на коленке в полевых условиях). Но студенты там, сзади, одурманенные Лесным соком, механически – неспешно, но неутомимо переставляли ноги; перли и перли вперед как заведенные. И вообще – описывать нашу дорогу, весьма неблагодарное занятие. Что яркого можно найти в монотонном переходе, тупом передвижении по голой, безжизненной, ровной как судьба мелкого клерка, поверхности. Ну сделали мы одну остановку: сошел я разок с черной тропы, выжженной Лесом, в плоти извечного врага. Углубился на несколько шагов в гущу живого Лишайника, заполнил одну из колб его активной плотью вперемежку со спорами – вот и все разнообразие в пути, иных отклонений от заданного маршрута мной не предполагалось и не предвиделось. А потом…
Понять не могу, как мы проглядели этот роковой камень – три человека перешагнули его без затруднений, а четвертый – споткнулся. Упасть в полный рост, плашмя, без страховки на твердокаменную поверхность и так чревато увечьями. А тут еще и туча смертоносной пыли, облепившей пострадавшего с головы до ног. Но ничего, с помощью друзей Владимир (а это был Владимир) поднялся на ноги. Девчонки отобрали у него рюкзак, и так – налегке он все же сумел ковылять дальше самостоятельно. Правда скорость передвижения еще упала, но это было уже несущественно – через десяток минут мы все же достигли межпространственного перехода. А дальше: потеря ориентации в пространстве на пару мгновений, секундное головокружение – и вот мы уже стоим в полусотне шагов от каменной осыпи, ведущей, как мне помнится, на невысокое плато. Восхождение тоже не заняло много времени – склон был довольно полог, без неприятных сюрпризов, да и ребята еще оставались под воздействием Лесного сока. И хотя Владимиру на последней четверти пути наверх и стало несколько хуже, но с моей и Александра помощью он справился с подъемом.
Некогда, именно здесь располагалась наша центральная лаборатория – самая-самая и по энерговооруженности, и по обеспеченности оборудованием и материалами, что в конечном счете и позволило ей пережить Первую и Вторую катастрофы без фатальных последствий; лаборатория, в конечном итоге ставшая Последним Приютом для уцелевших и выживших.
Из-за своей стратегической важности (ведь именно здесь хранилась Сфера) этот комплекс, даже на самом пике нашей экспансии на Землю, не лишился ни одного из собственных источников энергии. И по тому, когда наступила Вторая Катастрофа он выстоял (в отличии от второстепенных лабораторий и вспомогательных комплексов) под прессом взбесившегося пространства, стремящегося стереть из реальности ВСЕ следы нашего присутствия. Только вот, что бы не сжечь функционирующие в запредельном режиме энерговоды, пришлось сильно уменьшить мощности, подаваемые на Генераторы Состояния, стабилизирующие тот несчастный клочок пространства, что прилегал к внешним границам базы. Так, что и по здешней земле успело пронестись несколько волн искажений, наложивших на пространство причудливую вязь изменений. Нынче, эти полудохлые генераторы питались почти исключительно остатками лунного излучения, что точно не улучшало безумный пейзажик, раскинувшийся вокруг нас. (Насколько я понял из общения с Лесом, именно он, частью используя древние механизмы, частью изобретя их органические аналоги, поддерживал в стабильном состоянии платформу на которой сам располагался.) Вообще, пространство вокруг напоминала трехслойный бутерброд: нормальное пространство-Платформа-База; мы как раз ползли по начинке, и только я знал, что где-то есть еще один хлебушек, накрывающий конструкцию сверху. И мне предстояло как-то извратиться, и попасть в этот самый «хлебушек». Но не будем о грустном… В общем, в итоге второй катастрофы, центр плато, где некогда располагался корпус лаборатории, опустел. То есть Лаборатория все еще оставалась здесь, но была для нас невидима и неощутима. Этакая Платформа в Платформе – некое подобие всепланетно известной нашей национальной куклы Матрешки. Так что вместо базы, перед нашими глазами предстала слегка подтопленная дождевыми водами выемка под ее фундамент, технологические туннели, выплавленные в скале, да скальная площадка под более не существующее выносное оборудование и парковку для летающей техники. При чем, поскольку лаборатория изначально была все же космическим объектом, кое-как приспособленным для работы на планетарной поверхности, да и строили ее отнюдь не люди, то и выемка под фундамент – в сущности тривиальный и вполне вроде бы узнаваемые объект – напоминала человеку все что угодно, но не себя саму. Поясняю: столь массивному и сложному по форме конструкту, каковым являлась База (по форме кстати она отдаленно напоминала фасолину[34]), что бы банально не развалиться под собственной тяжестью в поле постоянной гравитации, требовалось куда больше трех классических точек соприкосновения с поверхностью планеты. В идеале, предполагаемое место посадки должно было бы полностью повторять рельеф нижней трети Базы – что, как вы понимаете в природе отыскать довольно затруднительно. Так что квартирмейстерам пришлось сильно постараться, что бы пристроить Последний Оплот на планете с максимальным комфортом для его обширной тушки. В конце концов, они подыскали-таки каменное ущелье (высшее качество – сплошной базальт и мизер посторонних включений), сильно расширяющееся от основания к устью, и увенчанное в этом самом основании массивной скалой. Скалу и боковые стенки ущелья вчерне обработали, придав им «правильную» форму, излишки камня раздробили и сбросили на его дно. Потом внутреннюю поверхность получившейся заготовки раскалили до температуры плавления базальта. А когда камень потек, База всей массой опустилось в это каменное ложе, с таким расчетом, что бы одной из торцевых стенок опираться на скалу, венчавшую ущелье. Масса жидкого камня, вытесняемая ее немалой тушей, заполнила пустоты и неровности между днищем Последнего Оплота и дном ущелья – излишки выплеснулись, заливая допуски оставленные между бортами Базы и стенами ущелья. Таким образом Последний оплот оказался надежно вмурован в каменную толщу. Позже, от внешних люков базы, оказавшихся глубоко под землей, были проложены вышеупомянутые технологические туннели, быстро заполнившиеся всякой всячиной, и разросшиеся со временем в обширную сеть коммуникаций. Местная скала (для столь ограниченного пространства так просто – гора), позже была искусственно сформирована – от нее было отсечено все «лишнее» добавлено «недостающее», и со стороны она стала напоминать куб с длинной стороны порядка полукилометра ( и с прислоненной к нему осьмушкой бублика). Верхняя ровная площадка (полкилометра – нехило) использовалась под выносное оборудование, для парковки транспорта, и для отдохновения и любования пейзажем. А теперь попытайтесь представить, как, после всех этих экзерсисов, может выглядеть ущелье, после внезапного исчезновения Базы. Во первых, после того, как База и платформа оказались в разных пространственных слоях, скальная стена, столь долго служившая опорой для Последнего Оплота, из-за внезапно перераспределившихся нагрузок, частично обвалилась. В результате чего бывшее ложе Базы оказалось изрядно засыпано камнем. Добавим еще эрозию камня, из-за весьма агрессивной окружающей среды, протекавшей здесь гораздо стремительней, чем в естественных условиях. Все же минуло три с половиной тысячелетия, с момента второй катастрофы, и мелкие местные катаклизмы за истекшее время серьезно поработали над пейзажем. Так, что котловина предстала перед нашими взглядами отнюдь не в лучшем виде, и все же было заметно, что это образование искусственного происхождения. Но вот что оно такое когда-то было, без обладания известной мне информацией, понять оказалось уже невозможным. Так, что моим спутникам предстояло немало поломать голову, соображая, что это за хрень такая раскинулась вокруг них, и все равно – вряд ли бы они додумались до правильного ответа.
Я все время оглядывался: невозможность нормального общения со спутниками сильно раздражала. Примитивная сигнальная система, принятая перед самым переходом, похоже была ими уже окончательно забыта, и группа (ее остатки) постепенно превращалась в стадо. Ни мой шлем, ни тем более их самоделки, не были оборудованы ни микрофонами, ни внешними динамиками. И если громкие однотонные звуки в этих пародиях на гермошлем, расслышать еще было можно, то разобрать уже с дистанции в пару метров, что там жужжит твой спутник – становилось просто нереально. Нормально поговорить с кем-нибудь было возможно, только при соприкосновении лицевых пластин масок. Но не будешь же каждый раз, когда понадобится скорректировать поведение группы, стукаться лбами со всеми ее членами поочередно. Останавливаться и кучковаться каждые несколько минут, что бы просто обменяться информацией о самочувствии, тоже как-то глупо. Мы так вообще никуда не доберемся – замерзнем при следующей смене сезонов нафиг. Так, что о физическом состоянии моих спутников я мог судить только опосредованно – по тому как они движутся. Хотя и здесь были сложности: мешковатые костюмы скрадывали движения, и без того неуклюжие из-за неудобства тех же костюмов.
Я вовремя обернулся – одна из фигур, шагавших за мной, пошатнулась и рухнула на камни. Остальные, заметив, что и я встал, тоже безучастно остановились. Похоже дело было скверно: Владимир, упав на том проклятом поле, слегка повредил костюм и видимо нахватался токсина больше, чем сумел нейтрализовать лесной сок. Плохо, очень плохо – я на себе чувствовал, что передозировка Лесного Сока обладала побочными эффектами. И одним из самых неприятнейших из них являлась некоторая потеря четкости восприятия, его замыливание, что на фоне возникающей по тем же причинам эйфории, могло закончиться весьма печально – сожрут, а ты и не заметишь, плавая в розовых соплях. Те несколько минут, что я осматривал Володю, ни один из прочих туристов не поспешил мне на помощь – так и простояли равнодушно на одном месте. М-да… я полагал, что дела у моих спутников, из-за несовершенства их организмов, будут обстоять несколько хуже, чем у меня, но я и помыслить не мог, что они будут настолько неадекватны. Ведь с той стороны смертоносного поля, уже после приема Сока, они вели себя вполне осознанно. Надо было что-то делать, и делать срочно – и с раненым, и с этими истуканами бесчувственными. Заметив блеск воды, я отпустил лямку саней (уже порядком мне осточертевших) и скорым шагом рванул вперед. Вынул из бокового кармана одну из фляг с лесным соком и вылил все ее содержимое в большую лужу, скопившуюся в довольно обширной каменной чаше. Затолкал в воду троицу неадекватов, доволок кое-как туда же Владимира, опустил его в лужу поближе к бережку – что б не захлебнулся ненароком; забросил в самый центр водоемчика сани… Как же мне хотелось рухнуть в прохладную воду, блаженно расслабить натруженные мышцы, побалдеть десяток минут, чувствуя, как успокаивается в груди заходящееся диким стуком сердце, расслабляются натруженные мышцы, и затихает боль в отдавленных лямками саней плечах. Вместо этого пришлось быстро, буквально пару раз с головой окунуться по центру лужи, дезинфицируя свой костюм, и со стоном отодрав себя от воды, заняться Владимиром. Я порезал на куски защитный костюм, ибо никак иначе не удавалось извлечь из него парня. Володя выглядел скверно: его трясло, губы посинели – все было очень плохо, начались судороги, а я ничем не мог ему помочь. Будь среди нас врач с приличным набором медикаментов, тогда все могло бы сложиться иначе, а так, мне оставалось только ждать и надеяться, что его организм справится с отравлением сам… Но следовало еще позаботиться о прочих полутрупах: отлежавшись в прохладной водичке и поостыв, они похоже стали более адекватны. По крайней мере сумели самостоятельно избавиться от костюмов и выползти из лужи. Правда, на берегу силы их покинули окончательно, и они дружно впали в полудрему-полуобморок. Пошел откат от использования столь сильного стимулятора каковым являлся Лесной Сок, да еще в таких чудовищных дозах…
Через три часа, к тому времени, когда я сумел разбудить остальных, Владимир уже скончался. Его смерть прочие члены группы восприняли… а никак не восприняли – слишком велика была душевная усталость, на сильные эмоции уже не оставалось здоровья… даже у меня. Такое иногда бывает: ты так хочешь верить, что беда произошла не с тобой, что это лишь дурной сон: ты скоро проснешься, проблемы развеются как ночной кошмар, и все будет как прежде…
Чуть позже, когда мы уже уходили с этой стоянки, я заметил в отдалении такую же кракозябру, что напала на ребят в Лесу. Так вот, никто даже не вздрогнул, когда я ее расстреливал. Кстати, как и в прошлый раз, я выстрелил сначала разрывной стрелой, а потом ядовитой, только на этот раз колба внутри наконечника была заполнена не Лишайником, а обычным цианидом – тварь была далеко, так что и «обычная» отрава свалила ее надежно и качественно. Я еще не обезумел настолько, что бы засевать Лишайником окрестности, не имея поддержки Леса. А колбу, заполненную мной на том смертоносном поле, предполагалось использовать как САМЫЙ последний аргумент, как оружие судного дня – если хотите. Мы похоронили Владимира здесь же, на берегу водоема. Единственное, что мы смогли сделать для него среди этих скал – завалить тело камнями. По моему настоянию, мы посадили один из принесенных с собой ростков Леса на могиле. Поймите меня правильно – да, я знал, что Лес существо в том числе и плотоядное. Но я не мог допустить ни малейшего шанса к тому, что бы Лишайник, споры которого, возможно, угнездились в теле погибшего, сумел захватить еще и эту платформу. Пусть уж тело Владимира достанется Лесу, чем этой заразе.
Лес.
Сведения о родном мире для закопанного в его корнях существа, поразили Лес. В пока еще неясных, малопонятных, весьма отрывочных картинах, почерпнутых из разума этого создания, Он увидел столько возможностей, ранее даже не приходивших ему на ум. И когда там, за Непреодолимой Завесой, погиб еще один человек, Лес не удержался и потребовал от Ростка, укоренившегося на его могиле (Лес нащупал в памяти существа как самоназвание этих разумных, так и наименование заинтересовавшего его феномена) любой ценой сохранить и передать ему как генетическую информацию, так и собственно память поврежденного мужчины.
Для лагеря я выбрал самою первую (считая от горы) пещеру. Во первых, она находилась ближе всего к точке, в коей через пару дней (или около того) открывался переход домой. Далее, ее вход был частично завален каменной осыпью (за тысячелетия столь беспокойного существования, скопившейся у подножия горы). А через оставшийся узкий лаз, в пещеру не смогло бы забраться ничего крупного. Глубже, ход резко расширялся, тем самым давая обороняющимся место для маневра, и одновременно ставя нападающих в очень невыгодные условия – двое против одного, к тому же зажатого в теснине шкуродера. В таких условиях и от стаи средне размерных плотоядных было бы отбиться несложно, главное – не позволить себя оттеснить от входа, уничтожая врагов по одному, не давать им накапливаться в пещере. Кроме того, осыпь состояла в основном из довольно крупных камней, так что потоп нам так же не грозил – любой силы дождь свободно просачивался бы в промежутки между глыб. Да и, из-за той же узости входа, возможные (да что там – обязательные!) колебания атмосферной температуры, конечно сказывались на внутреннем микроклимате пещеры, в гораздо меньшей степени. Более того, после первичного осмотра пещеры (потолок – сойдет, камней и мусора немного), она порадовала нас еще одним каменным валом в десятке метрах от входа. Так что мы, в итоге, оказались в импровизированном базальтовом пузыре, оба выхода из которого было довольно несложно оборонять.
После распаковки вещей и завершения силовой части монтажа палатки и печки (все эти: поднять, подержать, надавить, стукнуть), мы с Александром оставили девушек завершать обустройство лагеря, и готовить еду. А для нас я нашел другую работу: надо было прибрать тушу хищника, недавно убитого мной, пока она не привлекла внимания еще кого-нибудь голодного. Дома, возле нее уже наверняка тусовалась бы шобла хищников – наше счастье, что здесь не водилось собственной фауны, да и пришлых тварей было не много. (Лес не в счет – он ни под одну классификацию не подпадает. Это собрание генетических достижений планеты само кого хочешь классифицирует.) И потому – тем более – органика на этих землях оставалась весьма ценным и трудновосполнимым ресурсом.
Одной третьей частью туши я полагал подкормить Лесок, укоренившийся на могиле Владимира. Остатки твари собирался оттащить в пещеру, и по-братски разделить между двумя оставшимися у нас саженцами. Увы при переходе через пустошь, из пяти взятых нами с собой частичек Леса уцелело лишь три, и один из них я уже использовал. Я собирался посадить оставшиеся два ростка внутри пещеры – один на входе в нее, а второй на вершине завала в ее глубине. Таким образом, я намеревался исключить возможность проникновения на территорию нашей стоянки всякой кусачей (и обязательно ядовитой) мелочи. Кроме того, насколько мне вспоминалось, жидкость, наполняющая ноги убитого мной монстра, была горючей. Таким образом, с его помощью, отчасти решалась еще одна проблема: почти полное отсутствие у нас топлива, и это притом, что один из предстоящих сезонов обещал быть чрезвычайно холодным. В общем, проблема нехватки топлива теперь стояла не столь остро.
Ангидрит твою перекись марганца, в разделанном виде эта тварь выглядела весьма омерзительно, а уж воняла сразу после рубки, как сто несвежих покойников сразу. Хорошо, что немного времени спустя, нестерпимый смрад развеялся. Старательно сохраняя лицо, я таскал куски туши в пещеру, Александра же без затей пару раз вырвало желчью (поскольку ничего съедобного, как я понял, в туристов не падало со вчерашнего вечера; я же с утра чуть-чуть перекусил, но тоже, завтрак у меня был – не фонтан). Особого трудового энтузиазма после этого у него не обнаружилось, но все же, к тому времени, как девчонки завершили благоустройство лагеря, мы с Александром закончили заниматься огородно-садоводческой деятельностью. Я понимаю – не до подобных частностей. Все же это не триллер и не ужастик, а вполне себе серьезная работа, для широкой публики вроде бы не предназначенная. Главной целью написания этих записок, является попытка как структурировать свои воспоминания о прошлых моих «жизнях», так и фиксация моих действий сегодня, в жестких стрессовых условиях – по свежим следам. Дабы на основании этих записей, вычленить в дальнейшем совершенные мной ошибки, и не повторять их уже (никогда?) до конца жизни. И если я в этой работе примусь описывать ВСЕ красоты природы, мои от них впечатления, и прочее в том же духе, то я просто захлебнусь во второстепенных деталях. Но здесь, извините – не удержался. Уж слишком эта гадость ВОНЯЛА!
После приема пищи, народ сморил сон, ну а мне предстояло подумать и поработать. Я твердо помнил, что в одной из таких же пещер, недалеко от входа, был оборудован автономный модуль, способный переместить меня внутрь Последнего Оплота. Вот только из-за нестабильности окружающей действительности этот «лифт» был не всегда доступен. Конечно, когда оборудовалась данная кабина, и снаружи пещеры, и внутри нее, ставились неприметные указатели, объяснявшие посвященным, куда идти, сколько ждать, и какие действия предпринять для того, что бы попасть внутрь Последнего Оплота. Вот только, как выглядели эти знаки, в какой пещере располагалась искомая машинерия, и режим работы устройства переноса, вылетели из моей головы напрочь.
Общение с Лесом, давалось мне все легче и легче. Мне стоило только сосредоточиться на своей просьбе, да пару минут подержаться за ветку саженца, как в моем мозгу сформировалалась уверенность в том, что этот клочок Леса так же дружественен нам, как и его прародитель. И да – он способен синтезировать для меня четыре порции стимулирующего коктейля… только вот – в сравнении с предком, его ресурсы весьма ограничены, так что потом не помешало бы его чуточку подкормить. В общем, как только – так сразу… М-да, – а может быть, причина столь полного взаимопонимания меня и Саженца была в том, что этот новорожденный кустик был еще мал, и его «мыслительные» способности, как и скорость реакции на раздражители пока еще оставались сравнимы с человеческими – в отличие от его предка, чьи возможности были несопоставимо больше чем у людей, но из-за того, что его «тело» занимало значительную территорию, создавалось впечатление что общаешься, извините, с тормозом. А здесь же я общался с… существом пока еще не сложным, чьи основные желания и возможности были просты и понятны. Главное, что желания саженца в какой-то степени совпадали с моими – параллельно с поиском «лифта» можно и поохотится, тем более так я получаю еще и серьезное основание в глазах моих спутников для отлучки из пещеры. Резюмируя все вышесказанное – пора собираться на охоту.
На «улице» вечерело – было тепло и сухо. До смены сезонов, которая произойдет уже с закатом солнца, оставалось два-три часа. А потом на Платформе опять наступит день, и вместе с новым днем придут арктические морозы. И я сомневаюсь, что за оставшийся коротенький отрезок «теплого» времени, мне удастся разрешить все поставленные перед собой задачи. Так что предстояло мне, в ожидании этого занимательного похолодания, таскать с собой рюкзак теплых вещей, а еще химические греющие подкладки и стельки, да еще и нательный электрообогреватель с набором аккумуляторов.
Из-за пурги, не было ни фига не видно, снег залеплял забрало шлема, забивал дыхательные фильтры, слуховые мембраны: мешал дышать, мешал видеть и слышать хоть что-нибудь кроме мельтешения снега и завывания вьюги. Хорошо, что мой блочный лук был исключительно металлическим; просто замечательно, что я додумался заранее, вместо синтетической тетивы, натянуть металлическую струну – несколько выстрелов выдержит, а мне больше и не надо: не воевать же я здесь собирался. Деревянное или пластиковое оружие давно бы уже потеряло гибкость из-за мороза, а это ничего – держится, если бы только не вездесущий снег, ухитрявшийся забиваться в блоки, вообще было бы хорошо. Я глянул на пленочный термометр, наклеенный на рукав костюма – минус десять и мокрый снег в придачу. Угу – еще семь минуты назад было около нуля. Если температура и дальше будет падать с такой же скоростью еще хотя бы пол часа, то я околею прямо тут нафиг, и никакая теплая одежда, никакой обогреватель не помогут. Будем надеяться, что все окажется не настолько плохо, и я – толстый и красивый, умру в возрасте ста лет, и в собственной постели, в окружении душеприказчика, чад и домочадцев.
Непогода застала меня, когда я уже возвращался в лагерь после трехчасовых бесплодных поисков « лифта» в Последний Оплот. Впрочем, я провел это время все же не совсем бесполезно – почти треть пещер было мной наскоро обследовано на пятьдесят метров вглубь, и признано пустышками. Так, что смена сезонов настигла меня в чистом поле – в поисках дичи, я решил немного удлинить обратный путь, быстренько пробежаться вдоль Границы, и вот – нарвался на неприятности. Сквозь завывание вьюги, до меня вновь донесся трубный рев какого-то животного – звук, на который я, почти на ощупь, пробирался вот уже десять минут. (Согласен – внезапно, без предупреждения и подготовки, попасть в подобную переделку – еще и не так взвоешь.) Ни о каких охотничьих приемах, навроде подкрадывания к добыче с подветренной стороны, в такую погоду и речи быть не могло – я тупо пер вперед, пока прямо перед собой, буквально в трех метрах, не узрел огромную заросшую волосами тушу. Моя реакция оказалась получше: крупная, внешне похожая на яка, животина завалилась на бок, получив отравленную бронебойную стрелу в глаз – гоняться за подранком у меня не было ни времени, ни возможности, так что пришлось бить наверняка. Все равно, лично я не собирался употреблять в пищу эту сомнительную говядину из непонятно какого мира. А Саженцам, которым и предназначалась в основном данная добыча, присутствие цианида в пище было глубоко безразлично…
Убитое мной существо оказалось самкой, и при ней обнаружился детеныш. Увидь я теленка таких размеров у нас в деревне – сказал бы, что ему месяцев семь от роду, а так – кто знает. В метели, в скоротечном столкновении, я не успел его заметить, да ничего наличие приплода и не меняло: для нашего выживания были необходимы мясо и жир, и шкуры.
Я с трудом ворочал за ноги стремительно остывающую тушу – в одиночку разделывать столь крупное животное было адски тяжело. В итоге, я едва успел снять с нее шкуру, срезать килограмм тридцать сала, да столько же мяса, потом туша замерзла напрочь, а нормального топора на эту прогулку взять с собой я не догадался. Все это время, теленок жалобно мычал и жался поближе к телу матери – пугался запаха крови, отскакивал, но спустя несколько минут – снова возвращался. Наконец, утомленный этими метаниями, я поймал детеныша и посадил на привязь, благо веревки взял из лагеря с избытком.
Когда дальше разделывать тушу не оставалось никакой возможности, я завернул большую часть добычи в уже порядком задубевшую на морозе шкуру. С трудом навьючил получившийся тюк на телка. Оставшиеся куски мяса и жира сложил в рюкзак, в котором до смены сезонов таскал теплые вещи.
Одно радовало: не по детски достававшее меня мокрое непотребство, сплошной стеной сыпавшееся с неба, постепенно сошло на нет, сменившись нормальной для такой погоды мелкой снежной крупкой. Впрочем, надо было спешить: на улице к тому времени, как мне пришлось забросить работу, стоял уже сорокаградусный мороз, и судя по скорости, с которой продолжала падать температура, до нижнего предела было еще далеко. При чем на все про все у меня было от силы часа два – дальше температура должна была упасть настолько сильно, что от холодной смерти не спасали бы уже никакие трусы с электроподогревом, тем более, что заряд аккумуляторов отнюдь не бесконечен. Да и химические грелки интенсивно выделяли тепло от силы часа три, и большая часть этого времени мной уже была растрачена. (Правда, в отличие от аккумуляторов, зарядить которые в полевых условиях не было никакой возможности, грелки, после нескольких часов интенсивного прогревания, вновь были бы готовы к работе.)
Теленок шел за мной довольно охотно, смерзшаяся намертво каменная осыпь держала крепко, и оказалась для него не великим препятствием, так что мы добрались до пещеры за каких-то полчаса. Привязав сосунка недалеко от входа, я покидал в пещеру добычу. Из-за узости входа, пришлось повозиться, но не так, что бы уж очень долго. К тому времени, как я вернулся к теленку, стремительная и скоротечная буря уже улеглась, небо прояснилось, и – все еще холодало. Там же – чуть в отдалении от пещеры, я, стремительным ударом, заколол зверика. Прости малыш, но вы с матерью вряд ли выжили в этом месте более нескольких часов, а ваши смерти позволят продлить жизнь и мне, и моим подопечным. С остальным я справился без проблем – быстро освежевал тушу, в несколько ударов порубил ее крупными кусками, занес в пещеру – и все. Дальше – накрыть (пусть даже сырой) большой шкурой крышу палатки, маленькую бросить внутри той же палатки под ноги. Перетопить животный жир, залить его в топливный бак (вовремя я успел, еще чуть, и обогреваться было бы просто нечем).
От входа ощутимо тянуло нешуточным холодом, и это притом, что мы, по возможности завалили лаз всяким хламом. И все равно, сквозь оставшиеся щели, сквозь трещины в камне, как сквозь коктейльную трубочку, вглубь пещеры тянуло и тянуло холодный воздух. Этот поток, конечно уносил дым, источаемый нашей печуркой, за завал – в пещерную бесконечность, а иначе, через несколько минут такого обогрева, мы бы банально задохнулись. Но право слово, лучше бы этой тяги не было – при том скудном наборе теплых вещей, которым мы обладали, постепенное понижение температуры внутри нашего убежища вскоре превратилось в нешуточную пытку. Александр предложил убраться, от рвущегося к нам с улицы жесточайшего холода, подальше – вглубь пещеры. Это было бы разумно, находясь мы на родной, почти безопасной нашей Земле. Здесь же, соваться в переплетение туннелей, в неизвестность, рискуя в лучшем случае – вляпаться в засаду какого-нибудь хищника, а в худшем – навсегда вывалиться через Границу в какой-либо малопривлекательный мир, было бы весьма опрометчиво. (О последней возможности как раз и намекал недвусмысленно сквозняк, непрерывно тянувший холод вглубь пещеры. Столь длительный, да еще и с неизменной скоростью поток воздуха указывал, что газообмен происходит между уж ОЧЕНЬ большими «емкостями». О чем я Александру, в ответ на его требование, и поведал. В итоге, мы немного поцапались – напряжение прошедших суток и две смерти подряд плохо сказались даже на моих нервах (а моя психика, что не говори, всяко погибче человеческой будет), что уж тут говорить о «туристах», попавших в эту (дерьмовую) кашу вообще без подготовки, и тут же потерявших двух друзей… В общем, мне пришлось всерьез надавить на этих горе-путешественников, что бы они не приумножили и без того немалый ворох уже совершенных глупостей.
Следующие несколько часов я помню довольно плохо: передозировка лесного сока, употребленного нами в качестве стимулятора, сказалась даже на мне. Моих же спутников, просто-напросто свалило с ног от такого «лекарства», они пребывали в бреду – каждый, в каких-то своих холодных кошмарах. Ну а в общих чертах: мы набились в единственную уцелевшую палатку, было нестерпимо холодно, мы скопом злоупотребили лесным соком, поскольку запредельные морозы в отсутствии теплой одежды, да без стимуляции обмена веществ, как минимум привели бы к обширным обморожениям (если мы вообще не замерзли бы насмерть). Не знаю как остальным, а лично мне было очень холодно, а еще смертельно хотелось спать – несколько раз я и впрямь проваливался на считанные мгновения в темный колодец то ли обморока, то ли сна. Я не представляю себе, насколько холодно было там – снаружи, если даже пещера вымерзла так быстро. Последние три-четыре часа, не смотря на работающую печь, температура в палатке была на двадцать градусов ниже нуля (даже в палатке!). В общем – было туго.
А потом, вечность спустя, когда даже мне уже начала мерещиться холодное дыхание смерти за левым плечом, тяжелый гул декомпрессии прошел по Платформе, знаменуя собой так неистово ожидаемую нами смену сезонов.
Туман. Причины его появления были просты и понятны – теплый и влажный воздух, пришедший на Платформу вместе с очередной сменой сезонов, соприкоснулся камнем, порядком вымерзшим за половину суток арктического холода. Отсюда и эта непроглядная муть вокруг, отсюда и треск камня, стремительно вбиравшего тепло из окружающего воздуха и конденсирующейся влаги. Мои спутники, выскочившие вперед меня из холодного ада пещеры, чуть отогревшись, поспешили вновь укрыться в ее недрах, тем более, что без постоянной подпитки извне, холод, царивший внутри, довольно быстро был вытеснен пришедшим из глубин пещеры влажным, слегка приправленным едва ощутимой гнильцой, ветерком. (М-да, похоже – на разных «Землях» атмосферное давление тоже различно, раз эта теплая влажная муть с такой легкостью вытеснила, казалось бы более плотный, холодный арктический воздух.) Мне тоже было несколько не по себе вне уже обжитой, уютной пещеры, но на мне все еще лежали пусть добровольно взятые, но твердые обязательства перед Лесом и его Саженцами. А Саженцам, сильно ослабевшим за истекший холодный сезон, срочно нужно было мясо. И я знал где его взять в необходимом количестве – туша не до конца разделанной мной «коровы» так и валялась смерзшимся комом в двадцати минутах ходьбы от нашего пристанища. Кроме того, в поисках «лифта» на мне оставалось обследовать еще довольно много пещер. Так что, с учетом того, что часов через десять-двенадцать нам представилась бы замечательная возможность покинуть сии негостеприимные места – работы было невпроворот.
Мне наконец то повезло – две пещеры спустя, в неприметном тупичке одного из ответвлений тоннеля, я обнаружил искомый лифт. Следовало бы возвращаться, что бы присмотреть за своими спутниками, а сюда придти позднее, в более удобное время. Но проклятое любопытство – я сделал таки лишний шаг, ступил на каменную плиту лифтовой платформы, и потерял сознание…
Мой разум плавал в пустоте, – здесь не было моего тела, только рассудок, голое сознание, не зависевшее более от гормональных выкрутасов организма. А вокруг – сотни, тысячи… сотни тысяч путей вели из точки моего пребывания в отдаленные скопления знаний. И как только мое любопытствующее сознание затрагивало одну из этих нитей, в нем тут же возникало понимание, к каким отраслям знаний, историческим архивам либо научным выкладкам, теориям, гипотезам приведет та или иная струна. Наконец чуть освоившись в бестелесности, я захотел понять, что произошло, и почему я оказался в таком… подвешенном состоянии. Немедленно из глубин моей (или не моей?) памяти услужливо всплыли ответы. Понятно – для активации перемещения на территорию Последнего Оплота, было достаточно даже не ментального приказа, а лишь знания, что такой объект существует и… желания в нем оказаться. Это было сделано намеренно, специально для доставки на Базу таких неумех как я. А ступая на лифтовую платформу, я этого желания имел в избытке, вот и получил… чего хотел. А дальше… дальше все оказалось сложней: по логике создателей этого места, после небольшого медицинского обследования, я должен был очнуться в особом жилом блоке – этаком изоляторе для дикарей. И лишь после экспресс курса соответствующего обучения, допущен на основную территорию базы, – но это в теории. Вот только, в процессе медосмотра, помимо разнообразнейших мелких повреждений и целого букета ядов разной степени токсичности, медицинский блок обнаружил проблему, с решением которой не смог справиться самостоятельно. А поскольку единственным дееспособным разумным здесь был только я, логика медблока была вынуждена подключить мое сознание к «сфере», дабы получить дальнейшие указания по поводу меня самого. Так, что мое тело сейчас покоилось на медицинском столе (или что у них тут?) и подвергалось более тщательному обследованию, а сознание парило в «сфере», в ожидании результатов этого самого обследования. С непривычки мой разум, перегруженный столь новыми, и столь странными впечатлениями, потерял четкость восприятия: то, на что не было непосредственно направлено мое внимание, оказывалось как бы не в фокусе, было расплывчато и неясно – я помнил, что я что-то забыл, чего-то не учел. Я знал, что существовал некий фактор, вспомнив который, я серьезно поменял бы приоритеты. Но я никак не мог вспомнить, чем это позабытое являлось. Любопытное ощущение. Впрочем, местный «компьютер» успокоил меня, пояснив, что для первых погружений в Сферу, подобное состояние естественно. Несколько учебных сеансов спустя, мое сознание полностью освоиться в глубинах Сферы, и смогу вполне контролировать как свою память, так и содержащуюся в Сфере информацию. Ага, вот и результаты… перед моим взором возникла трехмерная модель моего тела. А вот и проблема… какая же скотина этот Лес, подсадил в мой организм шпионский блок, подключил его чревному нервному сплетению. При чем моя «совершенная» иммунная система даже не шелохнулась в ответ на столь наглое вторжение – ага, а что ей шевелиться когда клетки этого органа сформированы на основании моего собственного генетического материала. Понятно, почему этот гад, во время нашего столь памятного общения, так долго тянул с ответом – мастерил эту кракозябру, скотина. Угу, блока внешнего управления нет, что радует – то есть Лес не стремился полностью подчинить меня себе, а только облегчить общение между нами, ну и пошпионить чуть-чуть с моей помощью, конечно. Хотя, что этому образованию помешает отрастить управляющий модуль позднее? Насколько я вижу, это весьма гибкая система – обо всех ее возможных свойствах не догадывается даже здешний многомудрый компьютер. Угу, итак – у проблемы имелось целых три решения, хирургическое – быстро, но без гарантии, что в организме не останется перерожденных клеток, хирургически-медикоментозное – несколько дольше, но надежнее… И третий путь – оставить все как есть. Мне абсолютно не хотелось становиться удаленным терминалом в чьей-то сети, но и потерять единственную возможность (пока, по крайней мере) полноценного общения с Лесом, я тоже себе позволить не мог. Так, что я предложил медицинскому компьютеру обдумать четвертую возможность – создание биологического (в крайнем случае – биомеханического) устройства, расположенного возле инородной ткани, и предназначенного отслеживать размеры и структуру «лишнего» органа. Способного так же блокировать его деятельность либо по моей команде, либо самостоятельно, в случае значительных размерных или структурных его изменений. После установки данного модуля, доставить меня к выходу и выпустить из Оплота. Компьютер (или что там у них?) немного подумал, и отключился. Мгновением спустя отключился и я, что бы прийти в себя сколько-то времени спустя в том же тупичке, в котором столь неожиданно и началось это приключение. В области солнечного сплетения немного побаливало – после осторожного пальпирования, там прощупалась небольшая шишка. А в остальном, я ощущал себя совсем не плохо (совсем не лохом), даже очень бодренько я себя чувствовал. Так, что я, подхватив свои вещички, ломанулся к туристам.
Мать моя женщина – я вспомнил, что оставил их, даже не предупредив о своей возможной задержке. Как же: предполагалось, что я ушел всего лишь на разведку – на пару часов, не более. Не предусматривалось, что я, по ошибке попаду в Последний Оплот. А там, ошалевший от новых впечатлений, оглушенный открывшимися возможностями – банально забуду о существовании своих спутников. (И того, что я не смог предусмотреть этой нечаянной экскурсии по Базе – не оправдание. А вот надо было подумать о возможных последствиях удачи в поиске «лифта».)
Я опоздал… И я совершил ошибку, приведшую к трем бессмысленным смертям. То, что вход в выбранную мной для стоянки пещеру был полузасыпан оползнем, я считал положительным фактором. Как же – оползень довольно пологий, старый и потому не склонный к подвижкам. Ум-мный ход! Когда же я научусь мыслить правильно: в четырех измерениях (включая время), и без значительных просчетов.
Я знал, что Платформы – неустойчивые образования. Знал, что смена «сезона», не что иное, как смена окружающего Платформу мира вообще (и охватывающего Платформу рельефа в частности). Понимал, что из-за неоднородности этого самого рельефа местности, вернее – перепада высот между противоположными краями пространственного разрыва, к которым «стыкуется» этот бродячий кусок парадоксального пространства, вектор гравитационной постоянной планеты может оказаться отнюдь не перпендикулярным поверхности самой Платформы. И более того. Из вышесказанного прямо следует вывод, что в мгновение, когда Платформа сменяет «мир пребывания», направление гравитационной постоянной по отношению к ее поверхности изменяется. Чаще всего это отклонение незначительно, и, по этому параметру, смена сезонов происходит почти незаметно, но бывает и такое, что смещение вектора ощущается как весьма сильный толчок. Ну почему же из этого знания, я не сумел сделать прямо напрашивающийся вывод, что в момент смены сезонов, потревоженный нами оползень может сдвинуться, и напрочь завалить вход в пещеру. А разобрать образовавшуюся груду камней изнутри, окажется очень долго и сложно (если возможно вообще). И ребята останутся заперты в каменном мешке, без надежды отступить на поверхность, если из глубины пещеры полезет что-нибудь опасное.
Бойня… Следы бойни уже были затянуты белесой порослью молодого Леса, получившего сегодня немало халявной пищи. Сквозь оставшиеся прорехи в растительных кружевах были отчетливо видны последствия учиненной здесь резни. Под ногами хрустели останки черных, некрупных (с крысу), даже на вид юрких существ, напоминающих внешне непомерно разросшихся тысяченожек. Ребята защищались отчаянно: тела тварей сплошным ковром усеивали пол, частью порубленные на куски (Александр), частью расстрелянные крупной дробью (Ольга), частью обугленные (Наташа и мой самопальный огнемет), следы копоти на каменной баррикаде свидетельствовали об использовании коктейлей Молотова (опять Наташа). Обожженные, разрубленные, изорванные тела усеивали пол, свидетельствуя об отчаянной схватке, безнадежной попытке отбиться от этих некрупных, но, по всей видимости быстрых существ, вытекавших сплошным потоком из-за завала, – из самых глубин пещеры. Ребята погибли… А всех уцелевших тварей истребил отожравшийся за время сражения и сильно окрепший на даровых харчах, Саженец. Еще на что-то надеясь, я решил обследовать пещеру более тщательно. По моей просьбе, Поросль расступалась, открывая проходы в самые дальние углы обжитой нами части пещеры. Увы, так рассеялась последняя надежда на то, что кто-то из моих спутников уцелел. Три кокона в человеческий рост – в ряд, лежащие вдоль боковой стены пещеры (левой от входа), развеяли все мои надежды. Видимо, человеческие тела были еще крупноваты по массе для молодого Леса, и их быстрая утилизация пока представляла для него проблему…
А мне оставалось только собрать уцелевшие вещи, и отправиться на Базу.
Четыре дня спустя я получил допуск к основным помещениям Последнего Оплота. Существовали, конечно, еще отсеки, для посещения которых у меня пока не хватало компетенции, но пока это было не критично. Главное, я получил право посетить Хранилище… Там я долго стоял перед капсулой, в которой хранилось мое первое тело. То существо, каким я некогда был изначально. И которым я давно не являюсь, поскольку свыше четырех тысячелетий борьбы и свершений отделяет меня от него. Исподволь, медленно и незаметно планета меняла меня, и теперь Я и Он – два совершенно чуждых друг другу существа – как непохожи исток и устье реки, хотя и то и другое – все та же река.
Я так и не решился взглянуть на то, как выглядел я изначальный… Может быть позже. А пока меня ждала Сфера, сокровищница, вмещавшая в себя не только знания созданные обитателями целой галактики, но и историю земной цивилизации за последние тридцать пять тысячелетий. Поддавшись мальчишескому порыву, сунулся в раздел наблюдений за космосом, в частности – за внутрисистемным и околоземном пространством. Любопытно: НЛО, тайком наблюдающие за нашей планетой, – существуют. Более того, они осторожно исследуют Землю и ее обитателей. (Уж не Сферу ли они ищут?) Череда кратковременных человеческих похищений – их рук дело. Кратковременных – потому, что ни одно разумное существо нельзя насильственно вывезти из Солнечной системы. Автоматы оборонительного пояса, уцелевшие еще с ТОЙ войны, тщательно следят за этим. А вот отловить «ценные» экземпляры на месте, здесь же выпотрошить их сознания – таких ограничений нет. Впрочем, такой слепой поиск малоэффективен… хотя, если бы чужие случайно наткнулись на меня, они получили бы главный приз лотереи (где лотерейными билетами является все население планеты, а вероятность выигрыша всего-то – один к шести миллиардам).
Изначально все было не так мило, вежливо и ненавязчиво. Наткнувшись (случайно, или нет – неизвестно) на густонаселенный мир, расположенный в буквально напичканной артефактами системе, товарищи решили банально «наехать» на ее жителей. Но, уцелевшие остатки внутрисистемного оборонительного пояса, после Катастрофы перешедшие в автоматический режим работы, были оснащены стрелковыми комплексами, обладавшими на порядок большей дальнобойностью, чем у оружейных систем, стоявших на вооружении флота противника. К тому же они оказались весьма эффективны против защитных систем вражеских кораблей. Так, что вооруженное вторжение, предпринятое неизвестными инопланетянами – провалилось. Экспедиционный корпус интервентов банально пожгли еще на подходе к поясу астероидов, не дав ему ни малейших шансов приблизиться к паре Земля-Луна. После столь наглядной демонстрации, инопланетные товарищи резко поумнели, поснимали все наступательное вооружение с кораблей, и занялись «мирными» исследованиями.
М-да, после той всеобъемлющей войны, Галактика очень многое забыла, если даже жалкие остатки оборонительного пояса Солнечной системы, недобитые врагами и временем, способны ввергнуть пришельцев в столь сильный трепет. Похоже, были утеряны не только «эксклюзивные» сверхсекретные знания, составлявшие основу конкурентного выживания разумных видов в галактическом сообществе. Но и многие общеизвестные научные истины оказались забыты; канули в Лету ценнейшие технологии. И за истекшие тысячелетия, Галактика, похоже, так и не оправилась от понесенных потерь во время ПОСЛЕДНЕЙ войны. В таких условиях, те разумные, которые сумеют первыми обнаружить, захватить и удержать в собственности Сферу, получат решающий перевес во внутригалактической расстановке сил…
А еще три дня спустя, в жилой зоне Базы сами собой материализовались… материализовалось пять коконов.
Лес.
С подобной проблемой он еще не сталкивался. Раньше любой побег был его частью, частью единого и единственного тела. Отростки же, унесенные с собой маленькими странными существами, оказались слишком далеко – не просто вне прямого контакта, а за пределами устойчивой связи. С этой молодой порослью можно было лишь обмениваться информацией, помогать им доступными Лесу знаниями, а не контролировать их полностью, как всегда это было.
Они не оставались частью его, как любая ветвь его тела, Они были… они росли самостоятельными, Он нашел в памяти людей это слово: «его детьми». Он, вобрали и сохранили в себе память и индивидуальность людей, убивавших и погибавших возле их корней, обеспечивших их пищей и ставших их кормом. Позволившим его детям набрать достаточно сил, что бы выжить в этом непростом мире. Теперь он был не одинок. Создания, похожие на него, и в то же время неуловимо от него отличающиеся… И он решил сделать памяти людей хранившейся в Нем, и ставшей частью его детей, подарок. Тела – новые тела, что бы дать им шанс с успехом прожить весть отмеренный срок, прервавшийся насильственно, в том числе и по Его вине.
М-да, понятие «деликатность» Лесу не знакомо в принципе – так нагло вторгаться в мои сны! И…
Дьявол! Назрела еще одна проблема. Лес выдал мне пять готовеньких тел. Судя по приборам, все мои нечаянные спутники целы, в полной сохранности, и (невероятно!) с абсолютно неповрежденной памятью – более того, генетическая структура их клеток несколько усовершенствована, и эталоном для улучшений послужил, сами понимаете, я сам. (Вырастил новые тела за сутки? Воскресил старые и «чуть» подправил, используя технику «прыгающего гена»? В любом случае, это сродни чуду.) Пока они в глубоком сне навеянном Лесом, но вскоре проснуться, и до их пробуждения мне надо успеть принять решение. Решение… решение – я просмотрел их последние воспоминания – каждый из этой пятерки помнит в подробностях свою смерть. Да-а-а, Лес – удружил. Нет, я понимаю: шаг доброй воли, и предложение к сотрудничеству – в его понимании. А мне что прикажете делать с этими приключенцами. В моих планах никак не значатся пять оживших покойников. За сохраненные (вернее воссозданные) жизни конечно спасибо, но память… Впрочем, откуда ему, ежесекундно гибнущему и возрождающемуся, знать, что память о смерти – СОБСТВЕННОЙ НАСИЛЬСТВЕННОЙ СМЕРТИ – с большой долей вероятности способна разрушить психику человека. Так что мне остается один путь – подправить воспоминания о путешествии в один конец, в которое вляпалась пятерка этих авантюристов. Конечно, насколько это вообще возможно: не трогая основы, кое-где добавить ложных воспоминаний, кое-где подтереть существующие, что-то изменить, что-то исказить, а на момент смерти наложить как можно больше сильных и противоречивых эмоций (что бы они понадежней… понадежней погребли под собой смертный ужас). И надеяться, что пробуждение не убьет рябят. А незаметно подбросить их бессознательные тела поближе к одной из посланных за ними же поисковых партий, при помощи имеющейся в моем распоряжении техники, вообще не составит труда.
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *
Теперь, три года спустя, мне кажется, это было не лучшее решение, не лучший выход из ситуации: подчистить память людей, с которыми меня тогда свела судьба, и отправить домой – преступное малодушие. Во мне еще очень много от обычного юноши, не смотря на то, что я помню несколько жизней, помню историю человечества, видел славу и закат космических цивилизаций. Испугаться ответственности за судьбы пяти человек, когда в моих силах изменить течение истории человечества в целом… или, если не захочется погружаться в клоаку людской политики, построить рядом с человеческим свой новый – лучший мир. А, что – объединить Марс и Венеру в пару, на подобии системы Земля-Луна – они вполне подойдут для этих целей, да к тому же при взаимодействии друг с другом, обзаведутся приличным магнитным полем. Поместить образовавшуюся систему на достойном расстоянии от Солнца (на мой вкус, на Земле несколько холодновато). Поронять на поверхность планет ледяные глыбы, уворованные из колец планет гигантов, погасить излишнюю тектонику. Останется только засеять атмосферу соответствующими микроорганизмами (запас которых обнаружился на Последней Базе). И вуаля – мы получаем два мира, готовых к заселению. Вот только, перед реализацией в жизнь этого проекта, осталось одно ма-а-аленькое препятствие: необходимость как-то добраться до парочки кораблей – гигантов (способных двигать миры), обретающихся на парковочных орбитах вокруг Марса, именуемых земными жителями Фобосом и Деймосом, и активировать их вручную. А уж с их помощью нетрудно будет отыскать прочие артефакты Инженеров и Мягких, затерянные на поверхностях спутников планет-гигантов. А уж уберечь мой прекрасный новый мир, от загребущих лапок земных политиков, имея в своем распоряжении подобную мощь, не представлялось бы трудной задачей. (Это-то после организации пилотируемого полета на Марс, да еще и с собственной персоной во главе экспедиции?! Если решу эту задачу – осилю и прочие.) При моих возможностях трясти Землю, как детскую свинью-копилку – любые претензии хоть частных лиц, хоть государств, подкрепленные хоть всей имеющейся в их распоряжении силой, выглядели бы несерьезно. Гадить исподтишка, это да, это возможно, а выступить напрямую, считаю – самоубийц среди народных лидеров нет, а если и есть, я полагаю, в их окружении достаточно здравомыслящих людей, способных удержать властителей от опрометчивых шагов. И в реализации моих планов, была бы неоценимой помощь людей, еще не посвященных в тайну, но уже прикоснувшейся к ней.
И еще… я на распутье. Душа и совесть требуют разбудить моих товарищей: этих древних Богов, сначала спасших вид Homo от вымирания, а за тем многие века оберегавших и учивших лучших представителей человечества. Разбудить по крайней мере тех из них, кто этого пожелает… (Древние боги… ведь большинство из них не спешат просыпаться – они устали, они разочаровались в себе и своих воспитанниках, они потеряли веру в возможность удачного завершения столь грандиозной задачи, столь запредельно сложного проекта, каковыми и является создание из жалкой кучки прямоходящих обезьян развитой цивилизации, способной к космическим полетам. Ну а разум и здравый смысл утверждают, что делать этого не следует, поскольку после столь длительного самостоятельного развития мира, возможное вмешательство прежних хозяев планеты может оказаться неуместным или даже опасным.
Но это все задачи, не требующие немедленного решения, скорее даже – программа на отдаленное будущее, а пока – учиться, учиться, и еще раз учиться (как завещал сами знаете кто); впитывать и осмысливать любое знание, которое только окажется в пределах досягаемости. Так, что живу я пока в Академгородке, и навещаю Последний Оплот только на каникулах и только по делу. Кстати, этим летом у меня выдастся пара свободных недель, и пара причин прогуляться до Базы. За одно пообщаюсь с Лесом, тем более, что старый знакомец становится все более и более человечным.
Кстати, роясь в Сфере, в разделе архивов, я случайно набрел на интересный обрывок воспоминаний. И я, кажется, понимаю, почему эти несколько страниц жизни неведомого существа, с такой тщательностью хранятся уже десятки тысячелетий. Похоже, мне повезло соприкоснуться с тайной возникновения всего того видового разнообразия разумных существ, той межзвездной ойкумены, что распространила свое влияние на целую ветвь нашей галактики.
Человеческая письменная речь – слишком бледна, что бы адекватно отобразить столь могучие мыслеобразы. Но я все же попробую. И хоть я не великий писатель, я приложу максимум сил, что бы возможно лучше передать сопутствующие этой, недолгой в общем-то, повести ощущение спокойствия, стойкости; веры в себя и свой народ… и усталости, чуть приправленной сожалением.
* * * * *
Оп-па, ОНИ вернулись… Видно, что к этому походу друзья подготовились чрезвычайно серьезно. Столько высококлассной, можно сказать – штучной техники, и смертоносных машинок в пользовании пяти «обычных» молодых людей, это – как минимум – заявка на серьезное к себе отношение.
Ну что же, такое упорство достойно награды (или кары?). Так что, сначала нас ждет долгая и обстоятельная беседа, а там – кто знает? Возможно, долгое и удачное сотрудничество, либо… либо мне придется научиться быть жестоким.
Любопытно: Если умножить длину пирамиды Хеопса на 1 млрд. то получится 1 а.е., то есть расстояние от Земли до Солнца.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги