Предисловие

Данный выпуск, посвященный эпохе первого царя из дома Романовых, не богат крупными или драматическими событиями. То была эпоха сравнительного затишья, наступившего после разрушительных бурь Смутного времени, эпоха постепенного восстановления и укрепления государственного и общественного порядка вместе с дальнейшим развитием московской централизации. Собственно, одно только событие нарушает ее относительное однообразие и бесцветность – это смоленская эпопея, любопытная в политическом и культурном отношении и важная по своим последствиям. Поэтому мы отводим ей в книге видное место, причем даем несколько иное освещение на основании новоизданных материалов и детального изучения фактов. Самая эта польская война, несмотря на свой неудачный исход, имела для Михаила Федоровича благоприятное значение: после нее прекратились притязания его соперника Владислава и с внешней стороны Поляновский договор окончательно утвердил династию Романовых на московском престоле. По отношению к Западной России настоящий выпуск дает обзор главных исторических явлений первой половины XVII века; причем, основывая историю малороссийского казачества главным образом на документальных свидетельствах, автор, как и в предыдущей эпохе, приходит отчасти к иным выводам, сравнительно с господствовавшими доселе.

Что касается обзора внутренних отношений, общественных, культурных и бытовых, его изложение за XVII столетие предполагается в конце московско-царского периода, то есть перед петровской реформой, – если только в мои годы можно вообще предъявлять планы своих будущих работ.

Следящие за моим трудом, вероятно, уже заметили, что почти с каждым его выпуском расширяются объем и значение примечаний. Многое, что не нашло себе места в тексте, что служит для него объяснением или дает к нему подробности (например, биографические), отнесено в примечания. Таким образом, кроме обычного обзора источников и пособий или литературы предмета, примечания нередко являются дополнением к тексту, а иногда заключают в себе некоторые изыскания или детальное рассмотрение какого-либо вопроса. Иногда замечание или вывод, почему-либо упущенный в тексте, приводится в соответствующем примечании. (Например, о восстановлении царского самодержавия курсив в примеч. 19.) В другой раз сочинение, которым автор не успел воспользоваться в тексте, обсуждается в примечании (например, польская книга Яблоновского об Украине в примеч. 26).

Медленно подвигается вперед общая русская история в моей обработке: в течение с лишком 20 лет издано мною не более четырех томов (если не считать тома предварительных «Разысканий»), и она доведена только до эпохи Алексея Михайловича. Помимо субъективных причин, тут действуют и разные другие условия, независимые от автора. Главным из них является все более и более усложняющаяся задача русского историка, и не столько со стороны предъявляемых к нему научных требований, сколько со стороны быстро и обильно накопляющегося материала, по преимуществу сырого. Я уже имел случай печатно высказать свое мнение, что обработка общей русской истории, хотя бы в данных приблизительно размерах, начинает уже превышать единичные силы и средства и что дальнейшим ее фазисом, по всей вероятности, представится обработка коллективная.

Заговорив о своем труде, не пройду молчанием и того обстоятельства, что он доселе не только находил мало сочувствия в большинстве органов периодической печати, но и встречал с их стороны или полное равнодушие, то есть игнорирование, или прямую неприязнь. Помимо недостатков самого труда, помимо жаркой полемики, возбужденной моими «Разысканиями», несомненно, существуют и другие причины сей неприязни – причины, коренящиеся в современных общественных течениях, в политическом и национальном антагонизме. До чего доходит этот антагонизм, обостренный личными мотивами и не разбирающий средств, показывает следующий факт: некоторые органы печати принялись трактовать мою «Историю России» не как работу самостоятельную, а как бы простую компиляцию, составленную по Карамзину и Соловьеву[1].

Если судить по предыдущим опытам, то и настоящему выпуску едва ли посчастливится вызвать серьезную историческую критику; зато все мелкие его недочеты и недосмотры, даже и корректурные, по всей вероятности, найдут себе усердных искателей, и даже среди профессоров русской истории, так что с этой последней стороны могу считать себя обеспеченным.

При помянутых равнодушии и неприязни периодической печати (которая в наше время создает книгам контингент читателей) я уже и не рассчитываю на массу публики, а имею в виду небольшой круг нелицемерных любителей русской историографии и людей, желающих пополнить свои научно-исторические сведения.

Эти замечания автор считает нелишними, собственно, для будущего, более беспристрастного поколения, дабы оно знало, при каких обстоятельствах и при каких общественных течениях приходилось ему трудиться и что могло или поддержать, или ослабить ту степень одушевления, без которой подобный труд почти немыслим. Прибавлю только одно: источником необходимого одушевления автору служила горячая преданность русскому народу и его истории – преданность, способная противостоять и более неблагоприятным условиям.

Загрузка...