Раздел I Российская империя в конце XIX — начале XX в

Российская империя на рубеже XIX–XX вв. оставалась крупнейшей державой мира, простираясь на тысячи километров с запада на восток и с севера на юг. Протяженность границ составляла почти 70 тыс. км, из них около 50 тыс. приходилось на долю океанов и внешних морей. Разнообразие географических зон и их естественных ресурсов создавали объективные предпосылки для процветания страны, но природно-климатические факторы обусловили существенные трудности в ее экономическом и социально-политическом развитии. На первое место следует поставить повсеместную суровость климата. Как отмечали авторы конца XIX в., «везде в России бывают зимою морозы, нигде температура самого холодного месяца не выше 7°». Даже для европейской части характерны длительные зимы с замерзанием рек и снежным покровом. Области с теплым климатом здесь сравнительно невелики (Крым, побережье Черного моря, Закавказье) в противоположность огромным территориям Севера Европейской России, отличающимся суровыми природными условиями. Пространства с очень холодными температурами абсолютно преобладают в Сибири и на Дальнем Востоке. Резкая континентальность климата присуща большей части Средней Азии и Степного края (Уральская, Семипалатинская, Акмолинская и Тургайская области). Долгая и холодная зима на российских пространствах дополняется весенними (до начала июня) и осенними заморозками, дождливыми ненастьями летом и осенью, беспощадными засухами в южных и юго-восточных районах страны. Такая экстремальность природно-климатических условий большей части территории России, особенно ее исторического центра, приводила к необычайно короткому рабочему сезону в земледелии, что резко ограничивало возможности его интенсификации и удорожало производство сельхозпродукции, прежде всего зерна. Этот же фактор, укорачивая сроки пастбищного содержания скота, заготовки кормов, выращивания технических, теплолюбивых культур, сдерживал развитие животноводства, огородничества и садоводства. Короткий рабочий сезон в аграрном производстве увеличивал потребность в трудовых ресурсах, удерживая массу населения в деревне. Природно-климатический фактор, деформируя экономику аграрного сектора, был помехой и в развитии российской промышленности, ее транспортной инфраструктуры, непомерно увеличивая расходы на обогрев производственных помещений и транспортных средств, траты наемного работника на теплую одежду, обувь, содержание теплого жилья. Практически повсеместно летними месяцами ограничивались сроки строительных работ, рыбного и многих горнодобывающих промыслов, а также речного и морского судоходства из-за длительного ледяного покрова большинства рек и морей. Поскольку теплые моря в Европейской России были внутренними и по их границам располагались другие государства, то развитие внешней торговли сдерживалось внешнеполитическими факторами. На Дальнем Востоке использование теплых морских пространств, имеющих выходы в Тихий океан, затруднялось их удаленностью от производящих центров страны и слабым экономическим развитием восточных регионов.

Суровость климата в сочетании с распространенностью болот, труднопроходимых лесов, высоких горных хребтов, сухих степей, пустынь и полупустынь привели к малой заселенности большей части территории России. По переписи населения 1897 г., в России (без Финляндии) проживало свыше 126 млн человек, а плотность населения составляла всего около 7 человек на 1 кв. версту. Ее увеличение к 1914 г. до 9 человек нельзя считать значительным. Огромная часть страны в конце XIX — начале XX в. оставалась почти безлюдной. В Сибири и на Дальнем Востоке проживало в 1897 г. в среднем 0,5 человека на 1 кв. версту, и даже после активно проводимой правительством переселенческой политики плотность населения в регионе увеличилась к 1914 г. только до 0,9 человека.

Показательна с точки зрения исторических особенностей России и ее природно-климатических условий динамика плотности населения в европейской части страны. В 1897 г. средняя плотность в этом наиболее заселенном районе, включая Польшу, превышала общеимперский уровень в 3 раза, в 1914 г. — почти в 4. Для Европейской России (при средней плотности чуть более 33 человек на 1 кв. версту) оставалось характерным и в начале XX в. уменьшение плотности населения с запада на восток и от торгово-промышленного центра страны, каковым оставалась Москва, к северным и южным окраинам. Довольно равномерным распределением населения отличался Литовско-Белорусский регион, в 6 губерниях которого в 1914 г. оно колебалось от 80 до 100 человек на 1 кв. версту. Понижение этого показателя заметно в прибалтийских губерниях: Лифляндская — около 44, Курляндская — 34 и Эстляндская — 29 человек на 1 кв. версту. В северо-западных губерниях отмечается резкий разброс показателей на небольшой территории: от 80 человек в Петербургской, 37 — в Псковской, до 16 человек в Новгородской. В Поволжье преобладали губернии со средними значениями признака — 44–51 человек на 1 кв. версту, понижаясь в Самарской до 28 и Астраханской до 6 человек, что было вызвано неосвоенностью здесь степей и полупустынь. Оставались слабо заселенными обширные территории уральских губерний. Очень низкая плотность населения (от 5 до 0,7 человека на 1 кв. версту) отличала Север Европейской России. Среди губерний Центрально-промышленного района (ЦПР) только резко выделявшаяся своей площадью Костромская не достигала среднего показателя европейской части. Владимирская, Нижегородская, Тверская, Ярославская губернии превышали рубеж в 40 человек на 1 кв. версту; Калужская, Тульская, Рязанская на южной периферии района имели более высокие значения: 54, 63, 75 человек. Особо выделялась Московская губерния — свыше 120 человек на 1 кв. версту. Губернии Среднечерноземной области (СЧО) имели плотность населения от 56 до 70 человек. Еще выше она была в Юго-Западном районе и Бессарабии (62–68 человек на 1 кв. версту), поднимаясь в Полтавской губернии до 86,5, а в Киевской и Подольской губерниях соответственно до 107 и 110 человек. Новороссия, Северный Кавказ и в 1914 г. оставались слабо заселенными. Только в Екатеринославской и Херсонской губерниях показатель плотности был выше 60 человек на 1 кв. версту. Итак, достаточной заселенностью, помимо ряда западных губерний, отличался основной исторический центр России (губернии ЦПР, СЧО и Юго-Западного региона), осваивавшийся на протяжении веков.

По средней плотности населения на всей территории страны и по размерам этого показателя в большинстве регионов империи, за исключением Царства Польского, Россия в начале XX в. уступала другим государствам. В 1913 г. она составляла в Великобритании 182 человека на 1 кв. км, Германии — 124, Австрии — 97, Франции — 74 человека, что свидетельствует о высоком социально-экономическом развитии этих стран. Однако нельзя забывать, что хозяйственное освоение огромных территорий, лежащих в зонах, крайне неблагоприятных для проживания человека, и последующее поддержание достигнутого уровня развития даже на рубеже XX–XXI вв. требуют колоссальных энергетических расходов, которыми Россия да и другие страны мира не располагали в начале XX в. Не случайно большинство колоний европейских государств находилось в зонах теплого и жаркого климата. В России и освоение южных земель из-за наличия там пустынь и полупустынь требовало проведения ирригационных работ, сопряженных с большими финансовыми затратами и привлечением значительных людских резервов.

Неблагоприятные природно-климатические факторы сдерживали выявление и разработку полезных ископаемых. На рубеже XIX–XX вв. в перечень существенных запасов страны включались залежи каменного и бурого угля (Урал, Донбасс, Домбровский и Подмосковный бассейны), горючих сланцев (Эстляндия, Поволжье), торфа (ЦПР), нефти (Апшерон, Терская и Закаспийская области). Были известны запасы каменного угля на Печоре, в Кузбассе, Караганде, нефти — на Севере европейской части, Сахалине, в Предуралье. О них в официальных отчетах сообщалось: «мало исследованы и не разрабатываются». О рудных залежах писалось: «В Сибири месторождения меди в общем довольно мало изучены, так как разведок на этот металл производилось мало». Или: «Что касается цинка, олова и ртути, то эти металлы встречаются у нас сравнительно в небольшом количестве». Когда в Первую мировую войну обнаружилось отсутствие данных о запасах руд, топлива, стратегического сырья (вольфрам, молибден, серный колчедан, сера, свинец, селитра), создали Комиссию естественных производительных сил России (КЕПС), активно действовавшую и после 1917 г.

Помимо сложных климатических условий, Россия страдала от недостатка плодородных почв. Значительная часть европейской территории страны находилась в полярно-тундровой зоне и области сухих степей, полупустынь и пустынь. Около половины ее площади занимали дерново-подзолистые почвы, а черноземные всего около 100 млн десятин, располагавшиеся в краях, где часто были жестокие засухи. Их повторение в течение 2–3 лет сводило к нулю нечеловеческие усилия земледельца. Лёссовая зона в Туркестане могла давать высокие урожаи, но только при крупных финансовых вложениях на орошение и рациональную обработку. В 1908–1912 гг. соотношение производительной, включая лесные насаждения, и непроизводительной площади (т. е. такой, на которой при тогдашнем уровне производства ничто не могло произрастать) в России составляло 28 % и 72 %, а в европейской части (без Финляндии) — 54 % и 46 %. В большинстве стран Европы показатель производительной площади превышал уровень 80 %, за исключением Норвегии (28 %). Правда, доля производительной площади в США составляла 22 %, а в Канаде — всего около 3 %. Однако благоприятный климат, обеспечивавший долготу сельскохозяйственного года, плодородие используемых земель, высокий уровень их обработки позволяли этим странам быть удачливыми конкурентами русскому хлебному экспорту, поставляя на европейский рынок в больших объемах дешевое и высококачественное зерно.

Огромные пространства создавали определенные сложности в организации государственного управления страной, в налаживании хозяйственных связей между ее отдельными частями. Эти проблемы, сопряженные с развитием транспорта, средств связи и требовавшие больших финансовых затрат, обусловили активную роль Российского государства в их разрешении. Начиная с эпохи петровских преобразований историческое развитие России происходило не без влияния примера и опыта западноевропейской цивилизации. Особенно это проявлялось в наиболее общих закономерностях социально-экономической эволюции страны, формировании ее промышленной основы. В середине XIX в. в ряде европейских государств, а также США утвердился новый социально-экономический уклад, именовавшийся современниками и последующей литературной традицией как капиталистический, или буржуазный. Капитализм стал определять основное направление исторического процесса Европы, а благодаря формированию колониальной системы — и всего мира. Эволюция стран, вступивших на путь капиталистического развития позже, происходила под воздействием мирового капитализма и специфики, исторически присущей их общественным структурам. Особенности существования русского социума, обусловленные природно-климатическими факторами, не только сохранялись в конце XIX — начале XX в. в виде определенных следствий предыдущего развития, но действовали как реальные факторы даже в условиях капиталистической эволюции пореформенной России. Это, в частности, проявлялось в сохранившейся особой роли государства в социально-экономическом развитии страны, которое по-прежнему должно было заботиться не только о создании всеобщих условий производства, но осуществлять известную «опеку» над сложившимся при его участии промышленным комплексом, содействовать его технологическому развитию, равно как и противодействовать всякому «оскудению» в аграрной и индустриальной сфере экономики. Государство принимало на себя обязанности в формировании системы подготовки инженерно-технических кадров для индустрии и специалистов для сельского хозяйства, содействовало распространению технических и агрономических знаний, оказывало поддержку в развитии традиционных отраслей народного хозяйства и создании новых производств.

Глава 1 Социально-экономическое развитие России в конце XIX — начале XX в. Начальный этап индустриализации страны

В середине 1880-х гг. в стране завершился промышленный переворот, показателем чего стало экономическое господство в российской индустрии крупных фабрик, базирующихся на применении паровых двигателей. Однако в российской промышленности и в эти годы, и позднее существовали производства, где превалировал ручной труд и мануфактурные формы организации производства. В России с ее огромными, мало заселенными пространствами сохранялись целые районы, где господствовал патриархальный уклад и не было развитых форм промышленного труда, а только их начальные ростки в виде домашней промышленности. В начале XX в. в большей или меньшей степени сосуществование различных укладов было характерно и для других стран мира, включая Европу. Наиболее значительным отличием России от группы капиталистически развитых государств являлась «спрессованность» во времени отдельных этапов капиталистической эволюции. В Западной Европе и Северной Америке переход к индустриальному обществу совершался постепенно, в условиях более длительного существования эпохи свободной конкуренции. Итогом индустриализации к концу XIX в. в Великобритании, Франции, Германии, Нидерландах, США стало возникновение сложной производственно-отраслевой структуры промышленности, включавшей развитую металлургию, машиностроение и такие их производства, как сталелитейное и станкостроение. Промышленность и городское хозяйство этих стран на рубеже веков активно переходили на электроэнергию. Здесь имелись развитые системы кредитных учреждений, транспорта, связи, страхования, организации торговли, произошла существенная капитализация аграрного сектора.

В 1880—1890-е гг. в развитии мирового капитализма начинают обозначаться новые тенденции, которые современниками и последующими исследователями определяются как переход к империализму, или эпохе финансового капитала. Среди первых трудов по изучению нового явления мирового капитализма были работы английского экономиста и пацифиста Дж. Гобсона «Империализм» (1902) и австрийского социал-демократа Р. Гильфердинга «Финансовый капитал» (1910). Рассмотрение этих проблем с позиций революционного марксизма содержалось в работе лидера российских большевиков В. И. Ульянова (Ленина) «Империализм как высшая стадия капитализма» (1917). Выделенные им экономические признаки во многом совпадают с идеями других авторов. Экономическая сущность империализма выражалась в установлении господства монополий и финансового капитала, в преимущественном вывозе капитала по сравнению с вывозом товаров, в начавшемся разделе мира международными трестами и завершении дележа территории земли крупнейшими капиталистическими странами. С точки зрения исторического развития России в начале XX в. следует заметить, что империализм есть лишь надстройка над капитализмом, что он не перестраивает капитализм снизу доверху, что «устранить обмена, рынка, конкуренций, кризисов и т. д. империализм не может». Особенностью индустриальных преобразований в России на рубеже XIX–XX вв., помимо их осуществления уже на стадии мирового империализма, была значительная роль государства в этих процессах, что характерно для всех стран, проводящих модернизацию позже, по примеру и опыту других. Но нельзя преувеличивать эти явления и говорить о преобладании в России «насаждения промышленности сверху», поскольку в основе ее индустриализации лежали общие законы развития общества.

§ 1. Состояние аграрного сектора экономики России на рубеже столетий

В последнее десятилетие XIX в. и в начале XX столетия аграрный сектор в России оставался наиболее крупной сферой занятости населения (более 75 %) и выступал основным системообразующим фактором ее экономического районирования. На долю сельского хозяйства в структуре народного дохода за 1913 г. приходилось 54 %, а в структуре народного богатства страны в 1914 г. оно составляло в совокупности с лесоводством, рыболовством и охотой 35 %. В России в 1890-е гг. продолжалось вызванное отменой крепостничества развитие капитализма, что обусловило достаточно стабильный рост аграрного производства, хотя внешние факторы этому не благоприятствовали. Начавшийся с конца 1870-х гг. мировой, точнее, европейский аграрный кризис стал следствием увеличения ввоза зерна в импортирующие государства Европы из США, Канады, Аргентины, Австралии. Это привело к падению цен на хлеб за 20 лет примерно вдвое и негативно отразилось на российском экспорте зерна. Его рост, бывший в пореформенную эпоху постоянным, в 1890-х гг. приостановился, хотя объем среднегодового вывоза оставался высоким — 444 млн пудов. При этом пшеницы вывозилось около 2/5 ее чистого сбора, ячменя — около трети. Уменьшение доходов от хлебного экспорта снижало инвестиции в сельскохозяйственное производство, что замедляло рост земледелия в производящих районах страны по сравнению с предшествующим периодом. Как обычно, не была благосклонна к русскому земледельцу природа. Урожайность хлебов в пореформенную эпоху резко колебалась по отдельным годам в зависимости от погодных условий. Регулярно повторявшиеся засухи приводили к неурожаю и голоду. Особенно жестокая засуха 1891 г. в большей части губерний Среднего Черноземья и восточных степных районов затронула территорию с населением 35–40 млн человек, где от голода и болезней умерло около 600 тыс. жителей.

Для сельскохозяйственного производства России рубежа веков характерна положительная динамика его основных показателей. Происходивший в пореформенные годы процесс капитализации аграрного строя ускорил в конце XIX в. освоение новых территорий, прежде всего окраинных. Однако на протяжении всего рассматриваемого периода характер, специализацию, формы землевладения и землепользования сельского хозяйства страны определяла ее европейская часть, заселенная преимущественно русскими. В начале XX в. структура сельского хозяйства России включала зерновое производство, льноводство, картофелеводство, производство специальных культур (конопля, сахарная свекла, подсолнечник, рапс, табак и пр.), хлопководство, огородничество и садоводство, виноградарство, птицеводство, животноводство, скотоводство.

Зерновое производство, остававшееся главной отраслью сельского хозяйства, сосредотачивалось в историческом центре страны, где около 9/10 всех посевов было под зерновыми. В 1890-х гг. их площадь наиболее значительно увеличилась в Заволжье, Нижнем Поволжье, Южном Приуралье, Причерноморье и Предкавказье (Северный Кавказ) как за счет освоения целинных земель, так и за счет вытеснения залежной системы полеводства трехпольем. Расширению посевов содействовала постройка в этих районах железных дорог (Оренбург — Самара, Уральск — Саратов, Александров Гай — Саратов, Тихорецк — Новороссийск, Ставрополь — Екатеринодар, Тихорецк — Царицын), обеспечивших вывоз хлеба по Волге и через порты на Черном и Каспийском морях. В начале XX в. прирост зерновых площадей в центре Европейской России относительно окраинных территорий существенно снижается. За 1901–1913 гг. в 62 губерниях России, включая Сибирь и Степной край, но без Польши, Закавказья, Дальнего Востока и Туркестана, площади под посевами увеличились почти на 16 %, а во всей европейской части — только на 8 %. Основной прирост приходится на южные районы (Предкавказье — 36 %, Степной край — свыше 72 %) и Сибирь, где посевные площади увеличились в 3 раза. В ЦПР земли переводились под пастбища и сенокосы, а посевы зерновых стабильно сокращались.

По производству зерна Россия занимала первое место в мире, оставаясь в начале XX в. основной хлебопроизводящей страной. На ее долю приходилось 25 % мирового сбора пшеницы, 53 % — ржи, около 38 % — ячменя, свыше 26 % — овса. На рубеже XIX–XX вв. средняя урожайность зерновых увеличилась с 34 до 44 пудов с десятины (7 ц). В 1900–1915 гг. урожайность в среднем увеличилась на 10 % за счет использования усовершенствованных орудий обработки почвы, машин при уборке зерна, улучшения севооборота. Урожаи ржи на помещичьих полях поднялись в эти годы до 70 пудов с десятины (11 ц), на крестьянских — до 59 пудов (9,4 ц); пшеницы соответственно до 57 пудов (9 ц) и до 50 пудов (8 ц). Урожайность хлебов была выше на тех помещичьих землях, которые обрабатывались за их счет (около 10 % общей посевной площади). Более половины пашни помещики сдавали крестьянам в аренду, и урожаи на этих землях были ниже, чем на надельных. Однако урожайность в России оставалась существенно ниже, чем в основных западноевропейских странах, достигнув там в эти годы 25–30 ц с га.

Начало столетия отмечено стабильным ростом среднегодовых сборов хлебов: в 1900 г. — 3,5 млрд пудов; в 1908–1912 гг. — 4,5 млрд и в 1913 г. — 5,6 млрд пудов. Высокий прирост (на 40 %) 1913 г. по отношению к предыдущему показателю во многом объясняется благоприятными климатическими условиями года, позволившими собрать очень высокий урожай. Не так значителен был прирост традиционных зерновых, распространенных в старых производящих районах. Прирост озимой ржи в 1913 г. к 1908–1912 гг. составил всего 10 %, а к 1912 г. — даже понизился на 6 %. Сопоставление данных о сборах хлебов с увеличением площади посевов в новых зернопроизводящих районах свидетельствует, что главным фактором прироста продукции оставался экстенсивный метод ведения хозяйства.

Исчисления роста урожайности по 50 губерниям Европейской России за 1901–1915 гг. с учетом большого числа крестьянских хозяйств свидетельствует о значительном повышении урожайности по частновладельческим землям (на 18–22 %), особенно в сравнении с предреформенной эпохой. Даже в нечерноземной Ярославской губернии она увеличилась с сам-2,5 до сам-5,7, составив 68 пудов с десятины. Однако такой рост урожайности в начале XX в. во многом был обусловлен сравнительно благоприятными погодными условиями, когда недороды 1901–1903 гг., 1911 и 1914 гг. восполнялись небывалыми урожаями 1912, 1913, 1915 гг. Неурожаи этих лет прежде всего обрушились на зернопроизводящие губернии Среднего и Нижнего Поволжья, Южного Приуралья, что в отдельных случаях снизило урожайность в них к предреформенному уровню. В итоге по всему Средне-Волжскому району урожайность на крестьянских землях выросла за 15 лет лишь на 6 %. Отрицательные последствия неурожайных лет отмечены и в Оренбургской губернии, где в 1911 г. собрали всего по 4 пуда с десятины, тогда как на семена требовалось 12 пудов. В регионах, отдаленных от воздействия засух Поволжья, например Нечерноземье, неблагоприятные погодные условия сказались слабее, и постепенное повышение урожайности здесь было более стабильным.

Хотя к началу XX в. произошли значительные изменения в зерновом производстве, увеличившие сборы хлебов, но достигнутый уровень, по существу, мог обеспечить земледельцу только минимум питания и простого воспроизводства. Расчеты доли чистого сбора зерна и картофеля в переводе на зерно по 51 губернии Европейской России дают весьма скромную цифру — 23,3 пуда на душу обоего пола, которая повторяется и при расчете на 93 губернии Российской империи. Для сравнения: в Германии в 1901–1910 гг. сбор зерновых с учетом картофеля в переводе на зерно составлял свыше 157 пудов с десятины, в 1911 г. — 140 пудов, в 1913 г. — 186 пудов, в 1914 г. — 162 пуда. Если же учесть экспорт зерна из России, который накануне Первой мировой войны колебался в пределах 9—12 % валового сбора и составлял примерно 4 пуда на человека, и вычесть также долю картофеля, то на душу среднестатистического жителя империи придется всего 19,3 пуда. Добавление картофеля, который стал выручать крестьянина в начале XX в., поднимет этот показатель до 22,5 пуда. Таким образом, товарный рынок внутри страны и экспорт зерна росли за счет суровой экономии потребления в крестьянском хозяйстве. Все это создавало ситуацию, когда основная масса населения должна была оставаться на земле, обеспечивая пропитание общества и одновременно существенно сдерживая развитие городов, промышленности, торговли, транспорта и т. д.

На рубеже XIX–XX вв. товарность зернового производства продолжала возрастать. При этом спрос на хлеб увеличивался на внутреннем рынке даже быстрее, чем его экспорт. В 1908–1913 гг. из среднего сбора хлеба всего на рынок ежегодно шло около 1,5 млрд пудов, т. е. 30 %. Основными покупателями зерна выступали нечерноземные губернии (свыше 500 млн пудов в год), среди которых столичные превратились в исключительно потребительские. Формирование районов торгового земледелия в начале XX в. делается более динамичным под влиянием общественного разделения труда, развития капиталистического уклада в целом, роста цен на мировых рынках. К 1914 г. основными поставщиками товарного хлеба стали Среднее и Нижнее Поволжье, Предкавказье, Новороссия, Южное Приуралье. На них приходилось более половины продаваемого в стране хлеба. В Азиатской России сложились два зернопроизводящих района — в Западной Сибири и Степном крае. В 1913 г. они производили 25 % всех хлебов. Однако зауральский хлеб, учитывая интересы помещиков центра России, не был допущен на внутренний рынок страны введением С. Ю. Витте челябинского тарифного «перелома», а направлялся через Архангельск на экспорт.

Увеличившаяся товарность зернового производства отразилась на росте в стране фабрично-заводского мукомолья, имевшего к 1908 г. самый большой удельный вес в структуре пищевой промышленности: 56 % всех предприятий отрасли; 74 % стоимости их производства; 84 % мощности энергетического оборудования; 82 % рабочих. 2200 фабричных мельниц, существуя в море разбросанных по всей России небольших мельниц (около 136 тыс.), перерабатывали более 51 % всего зерна, в основном закупленного, и отправляли муку на местные рынки в разные концы страны, за границу. Большинство предприятий промышленного мукомолья, вырабатывавших 90 % российской муки, концентрировалось в 20 губерниях империи. В их число входили промышленно развитые, но незернопроизводящие губернии. На одном из первых мест стояла Нижегородская губерния, на долю всего 8 мельниц которой приходилось около 9 % общей суммы производства муки. Это было характерно и для Ярославской, Симбирской, Пермской губерний, ввозивших зерно из других регионов. В формировании рынков муки участвовала Томская губерния, сосредоточившая 70 % западносибирского ее производства.

В большинстве европейских губерний посевы зерновых продолжали играть заметную роль в местном земледелии. Привозной хлеб в них был добавлением к своему. В начале XX в. Черноземный центр сохранил свою зерновую специализацию, но его роль в хлебном балансе страны уменьшилась, как и роль Среднего Поволжья. Развитие зернового производства в черноземных украинских губерниях при высокой плотности населения не давало излишков.

Разведение льна, самой старинной специальной культуры на Руси, было особенно распространено в Ярославской, Тверской, Смоленской, Псковской губерниях и прилегающих уездах Вологодской, Новгородской, Московской, Владимирской, Костромской, Нижегородской. Лен использовался для изготовления масла и выделки тканей. Он производился и перерабатывался исключительно в крестьянском хозяйстве. Из волокна, остававшегося внутри страны, на прядильные фабрики поступало лишь 16,5 %, а остальное перерабатывалось крестьянами-льноводами. «Крестьянский» характер льноводства, сложности выращивания этой культуры с поздними сроками ее сева предопределили длительное существование рутинных приемов возделывания льна и не менее примитивные способы льнообработки (стлание на росу по траве или его вымачивание). Хотя общая площадь посевов льна в России превышала все европейские в 11 раз, а сбор был в 10 раз больше, чем в Европе (без Бельгии), показатель урожайности российского льна (34 пуда с десятины) значительно уступал среднеевропейскому (около 45 пудов с десятины). На этом уровне урожайность была только в Минской (47 пудов) и Гродненской (41 пуд) губерниях. Средняя урожайность в основных льноводческих губерниях не достигала даже 30 пудов с десятины.

Картофелеводство к концу XIX в. получило значительное распространение в России. Его чистые сборы за 1880–1890 гг. возросли в 2,5 раза. Хотя посевы картофеля стабильно расширялись, но достигли в 51 губернии Европейской России в 1911–1915 гг. только 4 % площади зерновых. С начала века к 1910–1915 гг. средний сбор картофеля увеличился в Европейской России на 33 %. Распространению картофеля способствовало его активное включение в состав крестьянской пищи при недостатке хлеба. Товарный характер картофелеводство приобретает в Прибалтике, Белоруссии, ряде черноземных (Волынской, Черниговской, Тамбовской) и нечерноземных губерний. Его продукция используется для откорма свиней и в винокурении.

С конца XIX в. наиболее значительным районом разведения сахарной свеклы были юго-западные и центральные губернии (Киевская, Подольская, Харьковская, Курская и др.). Площадь под сахарной свекловицей с 1895 по 1913 г. возросла вдвое, но составила только 15 % посевов картофеля. Однако за счет повышения сахаристости свеклы вывод сахара из свеклы увеличился в 2 раза.

Животноводство, т. е. специализированное содержание скота в противоположность так называемому навозному животноводству, развивается в России только в пореформенную эпоху. К концу XIX в. общее количество крупного рогатого скота, свиней, овец, коз, лошадей, верблюдов, оленей составляло приблизительно 134 млн голов, из которых 81 % приходился на Европейскую Россию. Однако общее число скота в этом регионе в начале века неуклонно сокращалось. Только за 1911–1913 гг. оно уменьшилось на 15 млн голов, что привело к росту ввоза в страну 68 тыс. голов живого скота на сумму около 4 млн руб. и продуктов животноводства — свыше 182 млн руб. Содержание крупного рогатого скота на мясо распространилось в губерниях Черноземного центра и Малороссии.

Молочное животноводство в начале XX в. было представлено в центре, на севере и западе Нечерноземной полосы России. Благодаря специализации в разведении улучшенных пород крупного рогатого скота и условиям его содержания сравнительно высокие показатели отличали молочное животноводство в Ярославской губернии, смежных с ней уездах Костромской, Вологодской, Тверской губерний и особенно в Холмогорском уезде Архангельской губернии. Развитие молочного хозяйства обусловило рост отечественного сыроварения и маслоделия как домашнего, так и фабрично-заводского производств. Продукция российского маслоделия в значительном количестве поступала на экспорт. В 1913 г. по сравнению с 1901 г. объем вывоза масла из России вырос в 2 раза. Больших успехов в начале XX в. маслоделие достигло в Сибири. Сибирское соленое масло, востребованное на внутреннем рынке, шло также на экспорт, в частности в Англию.

В XX в. свиноводство, которого как отрасли хозяйства в XIX в. в России не существовало, получает развитие в регионах товарного картофелеводства, чему способствовал и привоз породистых английских свиней.

В начале века повсеместно сохранялось содержание овец для удовлетворения потребностей крестьянской семьи в мясе, шерсти и овчинах. Товарное овцеводство, связанное с получением шерсти для фабрично-заводских предприятий, с развитием усовершенствованных промышленных способов выделки овчины было распространено в губерниях Средне-Волжского, Южного и Юго-Восточного регионов и Туркестане. В Астраханской губернии развивается пастбищное скотоводство мясного направления.

Первые успехи отечественного птицеводства в 1880-е гг. повлекли экспорт птицеводческой продукции (живая и битая домашняя птица, яйцо, пух и перо). К 1913 г. он специализировался. Основным продуктом стало яйцо, вывозившееся почти на 90 тыс. руб.

Распространение наемного труда и рост применения машин на всех стадиях аграрного производства являются важнейшими признаками капитализации сельского хозяйства. Число наемных рабочих в этом секторе российской экономики к началу XX в. увеличилось с 3,5 до 4,5 млн человек. В большинстве европейских губерний наемный труд применялся в части хозяйств русского дворянства и зажиточного крестьянства, а главным образом — в крупных южных экономиях и прибалтийских владениях немецких баронов. Ряды сельских рабочих в Прибалтике пополнялись из местного населения, а в южных степных районах зернового производства, на свеклосахарных плантациях — выходцами из среднечерноземных и юго-западных губерний.

Материально-техническое оснащение сельскохозяйственного производства в России оставалось на очень низком уровне. Отмеченный к середине 1890-х гг. по сравнению с 1870-ми гг. более чем в 3,5 раза рост потребления машин и усовершенствованных орудий не мог изменить ситуацию, так как его стартовая позиция была минимальна. Кроме того, он охватывал ничтожное число хозяйств, прежде всего помещичьих. Принимая во внимание роль природно-климатического фактора, обусловившего кратковременность рабочего сезона, очевидно, что ограниченное использование машин и усовершенствованных орудий в сельском хозяйстве снижало уровень культуры аграрного производства, делая его малоэффективным. В одном из официальных документов, относящемся к 1910 г., нарисована такая безрадостная картина: «Наше сельское хозяйство вообще, а в особенности на крестьянских землях, занимающих в одной Европейской России до 75 % всех сельскохозяйственных угодий, ведется несовершенно. Плохая обработка земли, незначительное распространение усовершенствованных сельскохозяйственных орудий, недостаточное удобрение почвы, исключительно зерновое, большей частью по трехпольной системе, хозяйство являются до сих пор характерными признаками земледельческого промысла… В зависимости от сего состоящая под культурой площадь используется у нас слабо, урожайность полевых растений крайне низка, непостоянна, скотоводство поставлено плохо, а переработка продуктов сельского хозяйства развита недостаточно. При этом урожайность на крестьянских землях даже по сравнению с невысокими урожаями на владельческих экономиях менее в среднем почти на 20 %. В отношении производительности и культурности сельского хозяйства Россия, несмотря на свои природные богатства, далеко отстала от других стран».

В период 1906–1913 гг. за счет роста внутреннего сельскохозяйственного машиностроения, интенсивного ввоза машин из-за рубежа стоимость наличного парка машин и орудий увеличилась в аграрном производстве в 2,5 раза. Главными их потребителями оставались помещичьи хозяйства и хуторские хозяйства зажиточных крестьян. Однако значительная масса крестьян в русской деревне не перешла даже на плужную обработку земли. Доля хозяйств, не имевших плугов, равнялась в 1917 г. 52 %. Основными орудиями крестьянина-земледельца оставались соха, деревянная борона, серп, коса, цеп. Это подтверждают данные обследования использования сельскохозяйственных машин и орудий в 1910 г. Всего по империи доля усовершенствованных орудий вспашки составляла около 34 % на каждые 100 орудий, соответственно понижаясь в 50 губерниях Европейской России до 32 %, в Сибири — до 30 %, в Средней Азии и Степном крае — до 26 % и повышаясь на Кавказе за счет областей Северного Кавказа до 53 %. Средний показатель по Европейской России отражает недостаточность употребления сельскохозяйственных машин в числе хозяйств этого региона: 1 сеялка приходилась на 67 хозяйств, 1 жатка — на 25, а 1 молотилка — на 32. Велико было и количество пахотной земли, приходящееся на 1 единицу техники. По указанным машинам он соответственно составлял 432 десятины, 160 и 200 десятин. Иную картину можно было наблюдать на Кавказе, где 75 % пахотной земли числилось за Северным Кавказом. В этом регионе на 1 сеялку приходилось 27 хозяйств, на 1 жатку — 9, на 1 молотилку — 23. В большем объеме использовались здесь машины при севе и сборе урожая: на 1 сеялку — 216 десятин, на 1 жатку — 73, на 1 молотилку — 182 десятины. Применение в России новейших сельскохозяйственных машин, к которым в начале века относились трактора, было просто ничтожным — в 1913 г. их насчитывалось всего 152. В итоге повышение плодородия почвы путем более тщательной обработки земли оказывалось недоступно большинству производителей. Помимо очень малого числа машин и усовершенствованных орудий по обработке земли и сбору урожая, в аграрном производстве существовала большая разница в их распределении между крестьянскими и частновладельческими хозяйствами, а также регионами. Поражает общее количество сох (более 6 млн!), которые продолжали, по данным 1910 г., использоваться в крестьянском хозяйстве Европейской России (без Прибалтики, Польши и Закавказья), и в 1,5 раза меньшее количество плугов в этих же хозяйствах. Даже абсолютные значения показателей свидетельствуют, что во всей Нечерноземной зоне, занимавшей в указанной части Европейской России 59 % площади, количество плугов и практически всех остальных сельскохозяйственных машин было меньше, чем в Новороссии, на долю которой приходилось только 8 % площади. Обеспеченность Южного района (13 % территории) сельскохозяйственными машинами была выше по сравнению со всей черноземной полосой, особенно в группе частновладельческих хозяйств. Значительная часть машин и орудий, которые использовались в крестьянском хозяйстве, производилась в деревенских кустарных мастерских.

Внесение органических удобрений было распространено в основном в хозяйствах, использовавших наемный труд и машины. В зерновом производстве на 1 десятину в 1910 г. вносилось только 0,4 пуда искусственных удобрений. В других странах этот показатель в среднем был на уровне 2–3 пуда, а иногда и выше: Германия — около 9, Голландия — 10, Бельгия — 21 пуд. Расширению использования подобных удобрений препятствовало слабое развитие их производства в России. В итоге применение искусственных удобрений охватывало всего 2,5–3 % посевных площадей, на которых, главным образом, выращивалась сахарная свекла.

Общая динамика сельскохозяйственного производства и его капитализация в последние десятилетия XIX — начале XX в. могут быть оценены как значительные, особенно учитывая минимальность временного этапа и темп прироста показателей, но все-таки эти изменения были недостаточными, а главное — не столь радикальными. Наиболее наглядно это выразилось в отсутствии коренного перелома в крестьянском хозяйстве как основном производителе и сохранении весьма низких результатов аграрного производства в расчете на душу населения и на десятину пашни. Накануне Первой мировой войны средний урожай пшеницы с десятины составлял в России — 55 пудов, тогда как в Австрии — 89, в Германии — 157, в Бельгии — 168 пудов. По урожайности ржи — соответственно 56, 92, 127, 147 пудов. По оценке специалистов, русская корова давала в среднем продукции на 28 руб., тогда как американская — на 94 руб., а швейцарская — на 150 руб.

Дворянское землевладение. Владельцами основного земельного фонда России, включенного в сельскохозяйственное производство, оставались дворяне. По данным земельной переписи 1905 г., им с учетом офицерства и чиновничества принадлежало в 47 губерниях европейской части свыше 105 тыс. владений общей площадью почти 50 млн десятин, что составляло 53 % всей частной земельной собственности. Доля земли, которой владело около 500 тыс. крестьян, равнялась 14 %. Подобная монополия никак не стимулировала интенсификацию производства в дворянских имениях. Получаемые помещиками средства от непроизводительных доходов в основном не вкладывались в сельское хозяйство, а проживались. Даже в случае разорения дворянин сохранял массу привилегий в виде льготных условий залогов, продления сроков платежей по долгам и при продаже имений. Если поместье продавалось представителю дворянского сословия, то цена понижалась, а при его покупке лицами других сословий — повышалась, что обеспечивало в начале XX в. рост сумм от продаж имений. За счет увеличения цен на землю помещики даже при сокращении объемов продаваемой земли продолжали получать высокие доходы. Рост цен влиял и на повышение стоимости земли, оставшейся в руках дворянства. В 1877 г. ее основной массив в Европейской России оценивался в 1,5 млн руб., а в 1905 г. при уменьшении общего количества земли — в 4,5 млн руб. Несмотря на значительный объем продажи дворянской земли к 1915 г. (свыше 7 млн десятин), в распоряжении помещиков оставалось около 40 млн десятин, или 44 % всей частновладельческой земли. Наиболее значительно удельный вес дворянского землевладения уменьшился в Южном, украинском Левобережном, Центрально-промышленном районах и губерниях северо-запада.

Для поддержки помещичьего землевладения были учреждены государственные Дворянский земельный и для продажи крестьянам государственной и помещичьей земли Крестьянский поземельный банки. Последний обеспечивал помещикам продажу их земель по завышенным ценам, а Дворянский оказывал им на самых льготных условиях разнообразную финансовую поддержку. В 1901–1915 гг. помещики получили под залог земель в Дворянском и частных банках свыше 700 млн руб. ссуд (за вычетом погашения). При значительной распродаже помещичьей земли ее переход в руки крестьянства был не так велик — увеличение крестьянского землевладения заметно только в Южном и украинском Левобережном районах. Мобилизация земли в пользу крестьянства затронула десятую часть помещичьей собственности, главным образом владельцев средних и мелких имений. Одновременно шел рост крупных латифундий и увеличивался их удельный вес в общей площади частного землевладения.

Большинство дворян эксплуатировали свои земли путем сдачи их в денежную, испольную и отработочную аренду. Общий доход помещиков за 1907–1913 гг. от продажи, залога и аренды земли оценивался приблизительно в 3,3 млрд руб. Значительная часть этой колоссальной суммы, как и прежде, проживалась «в столицах и заграницах». Немалая доля капиталов превратилась в закладные листы земельных банков, ценные бумаги акционерных компаний, облигации государственных займов и т. п. Стремясь к высоким прибылям, дворянство обращалось не к интенсификации и развитию аграрного производства, а к реализации своего монопольного права на крупные земельные владения, что проявилось в росте доходов помещиков от сдачи земли в аренду, от продажи лесов и других угодий, от залога в кредитных учреждениях. На 1 января 1915 г. в залоге было свыше 80 % помещичьей земли. Дворянская монополия на землю выступала одним из основных факторов, тормозивших формирование в России единого макромеханизма движения цен в пространстве действия закона стоимости. В начале XX в. сложились или были близки к завершению единые товарные рынки на продукцию земледелия, рабочую силу, на такие средства производства, как сельскохозяйственные орудия и машины, живая тягловая сила. Однако земельный рынок не развивался, что стало серьезной преградой на пути формирования единого аграрного капиталистического рынка и утверждения развитых форм аграрного капитализма.

В 1916 г. в стране насчитывалось свыше 76 тыс. частновладельческих хозяйств. При этом группа, составляющая 8,5 % хозяйств, засевала 4 млн десятин, или 55 % общей площади земли. 3 % хозяйств с размером земли более 500 десятин засевали свыше 2 млн десятин, или 34 % общей площади. Капиталистически организованное помещичье хозяйство шло впереди крестьянского по материально-техническому оснащению, уровню агротехники, производительности земли и, следовательно, ее доходности. Однако число таких хозяйств было невелико, учитывая, что в первую группу входили хозяйства, земли которых сдавались в аренду или возделывались крестьянским трудом и инвентарем за взятые вперед деньги, ссуды хлебом, за потравы и пр. В итоге из 5 млрд пудов хлеба, произведенного в 1913 г., на долю помещичьего хозяйства приходилось всего 600 млн пудов, или 12 %. Но существование больших внеземледельческих доходов позволяло помещикам значительную часть своего хлеба (до 47 % валового сбора) вывозить на продажу. Показатель товарности помещичьего хозяйства выглядит более весомым, если учесть переработку на рынок сельскохозяйственной продукции на мельницах, сахарных и винокуренных предприятиях в дворянских имениях.

Крестьянское хозяйство в России в начале XX в. существовало на надельной и частновладельческой земле. На долю первой в 1905 г. в 47 губерниях европейской части приходилось более 136 млн десятин, которые распределялись между крестьянскими общинами (73 %), казаками (11 %), подворными владельцами (15 %) или не были распределены (около 1 %). Часть земли, бывшей в хозяйственном обороте, находилась в личной собственности крестьян, казаков, колонистов (10 % от надельной), принадлежала крестьянским обществам и товариществам (8 % от надельной). Имелось существенное различие обеспеченности землей отдельных владельцев в зависимости от типов личной и надельной собственности. Наиболее низкие показатели были характерны для владельцев подворной собственности (7,5 десятины), а самые высокие (211 десятин) — для членов крестьянских обществ. Соответственно высоким уровнем отличались земельные наделы казаков (53 десятины) и личное землевладение объединенной группы крестьян, казаков и колонистов (27 десятин). Средний размер владения крестьянина-общинника составлял 11 десятин, что было в 43 раза меньше (!) среднего дворянского владения (471 десятина). Развитие крестьянского хозяйства в начале XX в. стимулировалось ростом потребительского спроса и цен на сельскохозяйственную продукцию на мировом и внутреннем рынке. Столыпинская земельная реформа, проводившаяся с 1906 г., дала импульс повышению уровня производства и товарности хуторов. Развитию крестьянского хозяйства способствовали отмена в начале XX в. выкупных платежей и снятие недоимок.

Модернизации уклада жизни русской деревни и поддержанию сельскохозяйственного производства содействовало распространение кооперации. За 1900–1915 гг. число сельских кооперативов увеличилось почти в 18 раз и приблизилось к 24 тыс. Среди них 51 % составляли кредитные и ссудо-сберегательные товарищества. Низкая доходность крестьянского хозяйства предопределяла незначительность экономической мощи и влияния русской кооперации. Если кредитные товарищества в России выдали в 1913 г. в среднем на одного члена 42 руб. ссуд, то в Германии в 1910 г. — 634 руб.

Крестьянское хозяйство в начале XX в. оставалось основным кормильцем страны. Его роль в земледельческом производстве по мере развития капитализма возрастала. Из общего объема валового сбора зерна в 5 млрд пудов на долю крестьянского хозяйства приходилось 4,4 млрд. Почти половина этой массы (1,9 млрд пудов) производилась в зажиточных хозяйствах, товарность которых составляла 34 %, а в населении деревни не превышала 15–20 %. На долю середняцких и бедняцких хозяйств приходилось более половины валового сбора при весьма низкой их товарности — около 15 %. Оставаясь технически слабо вооруженным, агротехнически малоразвитым, базируясь на ручном труде и живой тягловой силе, хозяйство русского крестьянина, естественно, в большей степени подвергалось воздействию неблагоприятных погодных условий и всякого рода трагических событий (пожар, падеж скота, болезнь и смерть кормильца). Не случайно и в XX в. обязательными вопросами анкет земских обследований оставались: «причины разорения хозяйства, постоянного или временного нищенства».

Помещичье и крестьянское хозяйства на рубеже XIX–XX вв. значительно капитализировались, но эволюция каждого из них не была завершена. Шла острая борьба между двумя путями развития аграрного капитализма — «прусским» и «американским». Первый характеризуется установлением в системе аграрного строя господства крупного, помещичьего по своему происхождению, землевладения. Оно базируется на применении в производстве машин, наемного труда и отличается достаточно высоким уровнем агрокультуры и организации ведения хозяйства, что обеспечивает его высокую товарность и господство на рынке. Такой тип хозяйства был представлен в Прибалтийском, Литовско-Белорусском и Юго-Западном регионах. Классический «американский» тип подразумевает существование работающего на рынок фермера, имеющего землю в частной собственности и ведущего хозяйство с применением машин и наемного труда. Ему лишь отчасти соответствовало хозяйство русского крестьянина в Новороссии и Сибири. Юг России и Предкавказье, интенсивно осваиваясь выходцами из великорусских и малороссийских губерний, имели особенности в составе населения и социальной структуре хозяйства. Кроме Бессарабии, здесь практически отсутствовало помещичье землевладение. Для Ставрополья и Черноморской губернии было характерно крестьянское население, а Кубанской, Терской, Донской областей — казачье, хотя непрекращавшийся в начале XX в. приток переселенцев («иногородних») изменял сословный статус земледельцев этого края. Крестьянский тип социальной аграрной структуры был распространен также в Восточном и Юго-Восточном регионах (без Пермской и Уфимской губерний) и на Севере Европейской России. В остальных европейских губерниях страны существовал смешанный тип, т. е. помещичье-крестьянский. Таким образом, на основной территории исторического центра России развитие аграрного капитализма шло под воздействием помещичьего хозяйства, хотя здесь и существовала крестьянская разновидность эволюции.

Российское дворянство в начале XX в., ратуя за «прусский путь» и получая в этом всестороннюю экономическую и политическую поддержку самодержавия, опорой которого оно было, не смогло до конца реализовать свои устремления. В то же время, имея огромный земельный фонд и часто используя его для получения ростовщических доходов, дворянство сдерживало общий процесс капиталистической эволюции сельского хозяйства. Русское крестьянство, страдая от малоземелья и обремененности своего хозяйства многочисленными налогами и податями, испытывая разнообразные проявления своего сословного бесправия, боролось за получение земли для обеспечения достатка семьи и расширения производства, за отмену чрезмерного налогового бремени и уравнение своих прав с другими сословиями. Факторами, поддерживающими развитие этой линии, были высокая доля крестьянских хозяйств в общем хлебном балансе страны, а также усиливавшееся в начале XX в. и радикализировавшееся крестьянское движение за землю и социальные права. Реальное существование в аграрном секторе России двух, альтернативных путей капиталистической эволюции и социально-политической борьбы в обществе за победу одного из них были одной из острейших коллизий исторического развития страны в начале XX в., вызвавшей революционные взрывы 1905 и 1917 гг.

Аграрная специализация окраин Российской империи стала результатом вовлечения их сельского хозяйства в общую систему экономики страны с целью производства продукции, необходимой для русской промышленности или внутреннего потребительского рынка. Облик сельского хозяйства Сибири определило отсутствие помещичьего землевладения и наличие достаточно плодородных свободных земель по южной границе края. В первые пореформенные десятилетия переселение в Сибирь было не очень значительным — до 12 тыс. человек в год. Все изменила постройка Транссибирской железнодорожной магистрали. Со второй половины 1890 г. ежегодное число переселенцев составляет более 100 тыс., превышая естественный прирост. Особенно притягательными для крестьян из-за благоприятных для земледелия природно-климатических условий стали территории Алтайского края и вокруг Новониколаевска (Новосибирск). Помимо зернового производства, в Сибири получило развитие товарное животноводство.

В Прибалтике помещичье хозяйство было представлено крупными имениями немецких баронов со сложившейся к началу XX в. капиталистической организацией производства. Они отличались технической оснащенностью, широким использованием наемного труда, многопольным севооборотом, развитием мелиорационных работ на заболоченных почвах. Регион специализировался в картофелеводстве, свиноводстве, молочном животноводстве, маслоделии и винокурении. Большая часть земли крестьянских хуторов была сосредоточена в руках так называемых серых баронов, владевших участками по 30–50 га, машинами, лошадьми, крупным рогатым скотом (по 20 и более голов). В этих хозяйствах широко использовался труд батраков. Значительное число эстонских и латышских крестьян, не имея возможности окультурить свои небольшие заболоченные участки, попадало в зависимость от «серых баронов» и пролетаризировалось.

Специализация аграрного производства Закавказья и Средней Азии определялась их теплым климатом. Зерновое производство в Закавказье, включавшее посевы кукурузы, пшеницы, ячменя, а также риса (в Азербайджане и немного в Армении), было мало продуктивным, поэтому хлеб ввозился из Предкавказья и Нижнего Поволжья. Скотоводство в регионе было представлено овцеводством (в Азербайджане в значительной мере кочевым). Товарный характер имели шелководство, активно развивавшееся в Азербайджане, и табаководство (Западная Грузия, Азербайджан). Виноградарство и садоводство исстари базировались на крестьянских землях. С конца XIX в. винодельческое производство развивается в помещичьих имениях и, как правило, на капиталистических началах. Наибольших успехов оно достигло на землях удельного ведомства, скупившего в 1880–1890 гг. ряд крупных имений грузинской знати. За 1906–1914 гг. на 51 % увеличились площади зерновых в Туркестане. В Ферганской и Самаркандской областях распространяется садоводство. Однако основной культурой в Туркестане был хлопчатник, посевы которого в 1913 г. составляли 82 % общеимперских (остальные — в Закавказье). Сбор хлопка-сырца в регионе вырос с 18 млн пудов в 1907 г. до 29 млн в 1914 г., но перспективы среднеазиатского хлопководства, сосредоточенного в мелких хозяйствах, оценивались современниками пессимистически из-за отсутствия усовершенствований в обработке земли и водопользования, а также хищнического ведения хозяйства.

Специализация сельского хозяйства на окраинах происходила благодаря развитию русского капитализма «вширь» — в поисках новых источников сырья для промышленных производств, сосредоточенных в центре империи, в частности хлопчатобумажного, шелкового, табачного, кондитерского, коньячного и др. Одновременно здесь создавались предприятия по первичной переработке местного сырья с использованием дешевой рабочей силы. Процесс развития аграрного капитализма на южных и восточных окраинах империи, как и в центре, был осложнен сохранением привилегий местных феодалов, в руках которых сосредотачивались основные земельные владения, что сделало эти регионы дополнительным источником роста социальной напряженности в стране.

Итак, несмотря на ускорившееся развитие сельскохозяйственного сектора, Россия и в начале XX в. имела слабый потенциал аграрного производства и по-прежнему оставалась обществом с минимальным совокупным прибавочным продуктом.

§ 2. Промышленное развитие России в 1890–1914 гг

Структура промышленности и формы собственности. Завершение промышленного переворота к середине 1880-х гг. значительно ускорило рост крупного производства и усилило его размежевание с мелким, кустарным производством. Из состава цензовой промышленности России, подлежащей государственному учету и статистическим обследованиям, исключаются мелкие предприятия кустарного типа. Уже в 1890-е гг. среди учтенных предприятий резко сократилось (с 23 до 8 тыс.) количество заведений, имеющих менее 16 рабочих, но увеличилось (с 4,5 до 6,6 тыс.) число предприятий с 16 и более рабочими. В 1900 г. вся промышленность империи, включая нецензовую, насчитывала свыше 38 тыс. заведений, а цензовая только в европейской части — около 21 тыс., или 54 %. Однако ее доля была очень высока в численности рабочих (91 %) и валовой продукции (94 %), что свидетельствует о безусловном господстве в индустрии России крупного производства.

Как и в других капиталистических странах, в России не только сохранялось, но и развивалось мелкотоварное производство. В городах действовали многочисленные пошивочные, шляпные, обувные, часовые мастерские, заведения по ремонту мелких металлических изделий. Практически во всех российских губерниях существовала кустарная промышленность, представленная крестьянскими промыслами. Общее число промыслов, имевших общероссийское значение, колебалось по разным подсчетам от 20 до 40. Одни из них существовали века (владимирский иконописный, павловский сталеслесарный, тульский металлический и пр.), другие формировались в последние десятилетия XIX в. Часто специализация промыслов была уникальна и связана только с определенным районом (красносельский ювелирный, вологодский кружевной, оренбургский пуховязальный, казанский сафьяновый, кимрский обувной). Промыслы (овчинно-шубный, столярный, сетевязальный), распространенные в нескольких губерниях, непременно имели местные отличия. Сохранявшаяся домашняя промышленность удовлетворяла внутренние потребности крестьянской и рабочей семьи: домашнее ткачество, шитье одежды, в том числе верхней, вязание чулок, носков, выделка обуви, зимней одежды и пр. Доля мелкой промышленности в стоимости общеимперской продукции составляла 25 % (около трети этого показателя приходилось на городских ремесленников и кустарей), а в численности занятых с учетом огромного количества кустарей-одиночек — 63 % (городских соответственно — 1/5). Стоимость произведенной продукции на одного занятого в крупной индустрии превышала 2 тыс. руб., а в мелкой — достигала только 500 руб.

В некоторых отраслях кустарное производство долго удерживало свои позиции. В 1913 г. его доля составляла: в пищевой — 51 %, швейной — 96 %, кожевенно-обувной — около 89 %, в металлообработке — 20 %. Особенно значительно число кустарей превышало число рабочих крупной промышленности в отдельных производствах. Помимо 129 тыс. рабочих цензовой шерстяной промышленности, в кустарном валяльно-войлочном производстве было занято 250 тыс. человек. На ремонте сельскохозяйственных машин, изготовлении мелкого сельскохозяйственного инвентаря в деревенских кузницах трудилось свыше 260 тыс. человек, что составляло 54 % рабочих крупной металлообрабатывающей промышленности. В пищевой промышленности, не облагавшейся акцизом, насчитывалось 620 тыс. кустарей, а цензовых рабочих — только 78 тыс. Существенно дополняли кустари число рабочих (около 49 тыс.) крупной промышленности по обработке смешанных волокнистых материалов. В кружевном промысле этой отрасли трудилось почти 130 тыс., в трикотажном — 91 тыс., а в швейном — свыше 400 тыс. кустарей.

В промышленности России наибольшее распространение имела частная индивидуальная и корпоративная (акционерная) собственность. Первая в большей степени была характерна для средних и мелких предприятий, в том числе ремесленных. Промежуточной ступенью являлись частные семейные предприятия, существовавшие нередко в виде торговых домов и товариществ. Условием перехода промышленности к акционерной форме собственности было укрупнение производства, развитие которого потребовало больших финансовых затрат, превосходящих личные капиталы. Первоначально акционерные общества в основном аккумулировали средства для учреждения новых предприятий. В дальнейшем общества создавались для объединения нескольких предприятий, каждое из которых представляло отдельные стадии производственного процесса или смежные производства. Примером служит Южнорусское Днепровское металлургическое общество. В Донецко-Криворожском индустриальном центре Обществу в 1917 г. принадлежали 5 заводов (Днепровский металлургический, Кадиевский доменный, Кадиевский химический рекуперационный, Часов-Ярский завод огнеупорных изделий и находящийся в постройке вагоностроительный), железные, марганцевые рудники, угольные копи. На заводах Общества было занято до 30 тыс. рабочих и производилось в год 82–87 млн пудов металла, более 1 млн пудов чугунных отливок, до 5 тыс. товарных вагонов, 32–35 млн пудов кокса. В России в начале века было немало таких объединений.

Основным этапом акционирования российской индустрии стали 1890-е гг. В начале десятилетия ежегодно открывалось от 50 до 100 компаний, а в 1899 г. этот показатель поднялся выше 300. Число акционерных обществ, возникших в 1894–1900 гг., достигло 1 тыс., а закрывшихся — около 120. Большая часть компаний в 1901 г. действовала в горнодобывающей, металлургической и металлообрабатывающей промышленности, а в текстильной и пищевой отраслях их было меньше. Невелико было число акционированных предприятий на транспорте, в торговле и городском хозяйстве. К 1914 г. в России действовало уже более 2 тыс. компаний (без железнодорожных обществ) с общей суммой капиталов свыше 4,5 млрд руб. При этом каждая пятая из них существовала не менее 20 лет. К этому времени акционирование значительно усилило свои позиции во всех сферах российской экономики. Число акционерных обществ почти удвоилось в горнодобыче, металлургии и металлообработке, в 2,6 раза увеличилось в системе городского благоустройства, в текстильной и пищевой промышленности. Акционерные компании утвердили свои позиции в химической, лесной и деревообрабатывающей, бумажно-полиграфической отраслях. Их число возросло в торговле, системе кредита и страхования, на транспорте. Акционирование горнозаводской промышленности Урала встретилось с серьезными правовыми ограничениями, не допускавшими раздела производственных комплексов заводов с горнозаводским землевладением, дробления горнозаводских округов при продаже или передаче их по наследству. Однако предприниматели обошли эти затруднения. К 1917 г. из 18 частных уральских округов середины XIX в. 14 были преобразованы в акционерные общества.

В кустарной промышленности индивидуальная собственность соседствовала с артельной и кооперативной. Муниципальная собственность, ранее представленная в основном земельными владениями городов, в начале XX в. расширяется в связи с сооружением электростанций, водопроводов, канализации, организацией трамвайного движения и т. д. Городские предприятия часто действовали в форме акционерных обществ.

На рубеже XIX–XX вв. существенные позиции в ряде отраслей промышленности сохраняла собственность государственной («государевой») казны. Особенно значительны они были в горнодобывающей, или горнозаводской, промышленности, где казне долгое время принадлежали рудники, шахты, прииски, горнообогатительные и металлургические предприятия, расположенные преимущественно на Урале и в Восточной Сибири. К началу XX в. их число заметно сократилось. В Европейской России в собственности казны остались Олонецкий и уральские Горноблагодатский (6 заводов), Екатеринбургский (7 заводов), Пермский округа. Казна владела рыбным, соляным, пушным промыслами, огромным массивом лесов, нефтеносными землями. Управление казенными предприятиями распределялось между различными ведомствами. В ведении Горного департамента Министерства государственных имуществ (затем — Министерства торговли и промышленности) находились горнозаводские округа с лесами, рудниками, шахтами, металлургическими и металлообрабатывающими заводами, в том числе Боткинским железоделательным и механическим, Златоустовским металлургическим, Александровским в Петрозаводске и др. В управлении Морского министерства сосредотачивалось значительное число судостроительных предприятий: Адмиралтейский, Николаевский (казенный до 1911 г.), Балтийский, верфи «Галерного островка», а также сыгравший большую роль в развитии отечественного производства броневой стали Ижорский завод. Военное министерство имело арсеналы, орудийные, ружейные, патронные, пороховые заводы, предприятия по изготовлению обозного имущества, шанцевого инструмента, обмундирования, военные хлебопекарни и сухарный завод. Многочисленные предприятия обрабатывающей промышленности, а также казенные винные склады, типографии, железнодорожные мастерские находились в управлении департаментов министерств финансов, торговли и промышленности, путей сообщения. Среди них были единичные предприятия-монополисты по изготовлению металлических и бумажных денег (Петербургский монетный двор, Экспедиция заготовления государственных бумаг), Императорский завод по производству игральных карт. Казенная собственность имела очень сильные позиции в судостроении, орудийном, снарядном, патронном производствах, а в пушечном и ружейном — монополию, так как в них запрещалось строительство частных предприятий.

В России существовала практика временной аренды частными лицами (иногда длительной, как, например, солеваренных предприятий) казенных заводов, а также сдача их в подряд, что было характерно для государственных промыслов. В XVIII–XIX вв. производилась передача в частную собственность созданных государством металлургических заводов, текстильных мануфактур, целых горных округов. Имел место и переход частных предприятий в казенную собственность обычно для поддержания созданного промышленного потенциала. Этим целям служил выкуп в казну в 1881–1895 гг. 28 частных железнодорожных компаний. Введение казенного управления практиковалось на отдельных частных предприятиях в периоды их критического состояния. Так поступали с Путиловским заводом (и не раз!) и Мальцовским промышленным округом. В состав последнего входили крупные чугунолитейные, машиностроительные, стекольные и хрустальные заводы, железнодорожные линии внутреннего пользования. Промышленный комплекс был создан не одним поколением этой семьи, но особенно приумножен С. И. Мальцовым, который после серьезной дорожной аварии в 1883 г. перестал заниматься делами. Чтобы не допустить развала промышленной империи (стоимость ее имущества оценивалась почти в 16 млн руб.), округ в 1885 г. передали в ведение казны. К казенной форме собственности была близка собственность уделов. В значительной своей части организованная капиталистически, она приносила немалые доходы, особенно возросшие после преобразований, проведенных в 1880-х гг. министром уделов И. И. Воронцовым-Дашковым. Существовала собственность всего дома Романовых и царствующей семьи.

В промышленности России имелась собственность Русской православной церкви (РПЦ). Помимо принадлежавших ей в 47 европейских губерниях 300 тыс. десятин земли, она владела промышленными предприятиями (свечными, мукомольными, типографскими, кирпичными, деревообрабатывающими и т. д.). Полностью ею было монополизировано производство восковых свечей.

Циклы промышленного производства и его динамика. С последних десятилетий XIX в. развитие российской промышленности во многом совпадало с общемировыми экономическими циклами, но действовали и внутренние факторы. Для рубежа веков условно можно выделить три этапа: 1 — подъем второй половины 1890-х гг.; 2 — кризис 1901–1903 гг. и затем депрессия; 3 — подъем 1909–1914 гг., прерванный мировой войной. В годы войны развитие промышленности происходило в чрезвычайных обстоятельствах, что требует выделения этих лет в особый период.

Основным фактором промышленного подъема 1890-х гг. стало развернувшееся железнодорожное строительство. Это было то звено, которое потянуло всю цепь. Только прокладка новых путей требовала металлических изделий в переводе на чугун больше 15 млн пудов в год. Вся потребность развития железнодорожного транспорта увеличивала эту норму до 50–65 млн пудов. Огромный рост потребности в металле и топливе вызвал строительство новых металлургических заводов, а также открытие новых шахт для добычи каменного угля, особенно антрацита, сооружение при копях коксовых печей. Меняла облик нефтепромышленность, становясь основой топливной отрасли. Железнодорожное строительство повлекло развитие мостостроения, рост паровозо- и вагоностроения, сопровождавшийся выработкой коксового чугуна и производством стали. Значительные перемены происходили и в других отраслях промышленности. Рост производства портландцемента достиг 583 %. Развитие деревообрабатывающей промышленности шло, в частности, за счет увеличения производства шпал для железнодорожных путей.

Промышленный подъем 1890-х гг. ознаменовался небывалым заводским строительством. Доля новых предприятий практически во всех отраслях, кроме металлургии, превысила количество дореформенных и составила 25–35 % всех заведений, действовавших к началу XX в. Для ряда отраслей (бумажно-полиграфическая, химическая, обработка дерева, минеральных веществ, животных продуктов) эти годы явились временем складывания их индустриальной основы. Вновь построенные заводы отличались лучшей энерговооруженностью и базировались на новых технологиях. Индустриальное преобразование было сопряжено с общими модернизационными процессами, протекавшими в обществе. Рост деревообрабатывающей промышленности, цементного, кирпичного, стекольного производств был вызван и городским строительством, происходившим в условиях увеличения фабрично-заводского населения. Изготовление кровельного железа в эти годы обогнало производство рельсов. Развитие информационных потребностей общества привело к увеличению в 1,6 раза числа бумажно-полиграфических предприятий. В 1890-х гг. сооружением 28 электростанций (против 5 в предшествующие 10 лет) закладывались первые основы отечественной электроэнергетики. Пик заводского строительства пришелся на конец десятилетия. В 1894–1900 гг. возвели 445 металлургических и металлообрабатывающих заводов, или 79 % всех новых в отрасли; в пищевой промышленности — более 1 тыс. предприятий, или около 80 % всех новых.

Хотя основной этап промышленного подъема приходится на вторую половину 1890-х гг., но в целом начиная с 1885 г. шло поступательное развитие отечественной индустрии. За 15 лет ее рост составил 133 %. Наиболее интенсивно развивались отрасли тяжелой промышленности. Добыча каменного угля увеличилась в 2,5 раза, нефти — в 3 раза, выплавка чугуна — в 3 раза, производство стали — в 6 раз. Основную долю прироста в металлургии (60 %) дали заводы нового Южнорусского промышленного района. За 15 лет производство металлообрабатывающей промышленности увеличилось в 3 раза, производство паровозов — в 4,5 раза, вагонов — в 7 раз. Стоимость всей машиностроительной продукции за 1891–1900 гг. поднялась более чем в 4 раза, в паровозостроении она возросла в 10 раз. Темпы роста в легкой промышленности оказались более умеренными. По этому поводу на рубеже веков предприниматели замечали: «Величайшим тормозом развития русской промышленности является крайняя бедность нашего населения. Не обеспеченное даже хлебом насущным, оно не может явиться широким потребителем фабрично-заводской промышленности». Наиболее низкий прирост (76 %) за 15 лет характерен для текстильной промышленности в целом. Отрасли легкой промышленности не могли рассчитывать на непосредственную или косвенную финансовую поддержку государства. Практически реконструкция не коснулась отечественной цветной металлургии. Ее единственная в России отрасль — медная промышленность — находилась в упадке, обеспечивая около 40 % потребностей отечественной индустрии. Несмотря на успехи транспортного машиностроения, не получили развития производства сложного машиностроения (оборудование для текстильных фабрик, производство дизелей и динамо-машин).

За последнее десятилетие XIX в. промышленное производство в стране удвоилось, а производство средств производства увеличилось втрое. В итоге доля тяжелой промышленности, достигнув почти 40 %, стала даже несколько чрезмерной, превосходя ее удельный вес в Германии и Франции (около 33 %). В 1890-х гг. Россия совершила гигантский индустриальный скачок, обеспечивший последующую положительную динамику ее развития в начале XX в. По абсолютным показателям фабрично-заводского производства Россия перешла на 5-е место в мире и 4-е в Европе.

Промышленный кризис 1900–1903 гг. (финансовые крахи, закрытие предприятий, резкое падение производства) продолжался сравнительно недолго и не остановил общее развитие промышленности. Он выразился в снижении темпов прироста, составивших в 1900–1903 гг. соответственно 5 %, 4 %, 0,1 %, 6,5 %. Начавшись в легкой промышленности еще в 1899 г… он в большей степени поразил тяжелую, в частности металлургию, металлообработку, машиностроение. Абсолютные показатели производства паровозов снизились почти вдвое, а вагонов — более чем вдвое. Производство черных металлов осталось на уровне 1900 г. В старых металлургических районах, на Урале и в ЦПР, из строя выбыло 88 домен. Происходила ликвидация части предприятий. Сильнее всего пострадала нефтяная отрасль. Валовая добыча нефти даже в 1908 г. не достигла уровня 1900 г. Это было следствием начавшегося падения производительности Апшеронских скважин в основном нефтедобывающем районе страны и учиненного в 1905 г., не без участия зарубежных конкурентов, пожара на Бакинских промыслах. Легкая промышленность, которая не столь успешно развивалась и в 1890-х гг., в начале века снизила среднегодовые темпы прироста с 6 % до 4 %. Отмеченные после начала Русско-японской войны некоторые признаки оживления промышленности не получили развития — депрессия продолжалась. Торгово-промышленная пресса писала: «Все отрасли отечественной промышленности и торговли к концу 1908 г. пришли в полное расстройство». Очевидно, это стало следствием разных причин, в том числе низких урожаев 1906 и 1908 гг., изменениями в торгово-промышленной политике правительства, исчерпанностью внутренних резервов промышленности, позволивших в предшествующие годы дать известный прирост. Неблагоприятная конъюнктура сохранялась всю первую половину 1909 г., но к концу года наметилось оживление.

Одной из особенностей этого кризисно-депрессивного периода промышленности, характеризовавшегося предпринимателями как «почти десятилетний застой», были сдвиги в техническом перевооружении предприятий. Увеличилось на 21 % число паровых двигателей, общая мощность всего энергетического оборудования выросла на 41 %, а суммарная мощность двигателей внутреннего сгорания — почти в 10 раз. Однако использование электромоторов оставалось ограниченным. В 1908 г. среди 165 производств обрабатывающей промышленности было всего 18, где доля электродвигателей составляла 10 % и более в мощности всех типов двигателей. Новое силовое оборудование завоевывало позиции не столько в новейших и ведущих производствах, сколько в производствах, базировавшихся ранее на ручном труде и системе мелких операций — канительное, белошвейное, брошюровочно-переплетное и пр. Электромоторы ускоряли их переход на индустриальную основу. В 1900–1908 гг. количество предприятий увеличилось минимально, выросла численность рабочих всего на 16 %, но за счет совершенствования оборудования и повышения производительности труда возрастание суммы производства составило почти 40 %. Прекратился многолетний застой в медной промышленности, где на ряде заводов налаживается производство электролитической меди. Более активно формируется новое электротехническое производство, выпустившее в 1908 г. электрических машин и приборов в 2,5 раза больше, чем в 1900. В условиях модернизации российского общества общий прирост продукции всей бумажно-полиграфической отрасли составил 56 %.

Среди факторов предвоенного промышленного подъема обычно называются перестройка промышленности в условиях кризиса, часто повторяющиеся в эти годы высокие урожаи (1909, 1910, 1912, 1913), «успокоение» политической ситуации, достигнутая финансовая стабилизация, увеличение казенных заказов в связи с перевооружением армии и флота, развитие городского строительства, рост массового потребительского спроса как результат революционных завоеваний, приведших к повышению заработной платы рабочих (примерно на 20 %) и отмене выкупных платежей крестьянства. Однако их суммарное воздействие на развитие промышленности пока не исследовано и требует обоснования.

Промышленный подъем, начавшийся со второй половины 1909 г. и прерванный в июле 1914 г., был схож с подъемом 1890-х гг. своей кратковременностью и интенсивностью. Он характеризовался значительным ростом промышленного производства в целом. В 1913 г. по сравнению с 1908 г. количество предприятий увеличилось на 31 %, численность рабочих — на 24 %, превысив уровень в 3 млн человек, а стоимость валовой продукции, оцениваемая на сумму свыше 7,4 млрд руб., — на 52 %. Среднегодовой прирост последнего показателя определялся в 10 %. Однако предвоенный подъем не имел такого всеобщего характера, как в 1890-х гг. Сохранился высокий прирост производства отраслей тяжелой промышленности (84 %), а товаров широкого потребления — только на 33 %. Это позволило восстановить к 1914 г. упавший во время кризиса и депрессии удельный вес производств средств производства опять на уровне 40 %. В ведущих отраслях отечественной индустрии высокий прирост (от 50 до 120 %) показали текстильная, металлообрабатывающая и химическая. А среднегодовой прирост в топливной промышленности составил всего 5 %. При этом увеличение добычи нефти шло за счет новых районов (Грозненский, Кубанский, Уральский и Закаспийский), значительно уступавших по уровню нефтедобычи Бакинскому, на который приходилось более 80 % добываемой в стране нефти. Хотя угледобыча в 1908–1913 гг. по сравнению с 1895–1900 гг. увеличилась с 7 до 10 млн т, темп прироста понизился. Отставала в общем объеме угледобычи доля коксующихся углей, необходимых для производства высокосортных металлов. Явный дефицит топлива сопровождался в предвоенные годы ростом цен на все его виды, даже дрова. В итоге в 1913 г. были отменены запретительные пошлины на ввоз иностранного угля. Производство электроэнергии в России оставалось ниже по объему в сравнении с более молодыми капиталистическими странами и на душу населения со всеми странами.

В годы предвоенного подъема не были преодолены кризисные явления в черной металлургии. Наиболее значительно возросла выплавка стали (72 %) и проката (67 %), а рост выплавки чугуна, составив около 63 %, не превысил показатель 1895–1900 гг. (110 %). В итоге правительство не только снижало ввозные тарифы, но в 1913 г. образовало Особое совещание по вопросу о недостатке железа. Одной из основных причин создавшейся ситуации была необходимость перевода крупнейших южнорусских металлургических заводов с выпуска продукции, используемой в железнодорожном строительстве, на выпуск продукции для машиностроения, металлообработки, домостроения. Однако такое перепрофилирование провести не удалось. Успешно продолжала развиваться медная промышленность, вдвое увеличив добычу руд и выплавку меди. Рост производства электролитической меди содействовал формированию меднопрокатного и кабельного производств, в чем нуждалась электроэнергетика страны. В итоге прирост машиностроения составил 73 % (в 1890-х гг. — 93 %). Большую часть этого прироста дали уже налаженные производства (судостроение, сельскохозяйственное машиностроение) и лишь частично новые (производственное машиностроение, электротехника). В составе продукции преобладали простые типы механизмов. В сельскохозяйственном машиностроении выпуск увеличивался в основном за счет плугов, сеялок, жаток-лобогреек, а сложные машины поступали из-за границы. Сходный процесс наблюдался в электротехнике, в производстве двигателей и станков. Наладили производство велосипедов, но не освоили выпуск автомобилей, начали строить самолеты, но не производили авиамоторы, занимаясь лишь их сборкой. Транспортное машиностроение только восстановило свой прежний уровень, несмотря на появление 4 новых заводов и увеличение энергетической мощности предприятий на 30 %. Особенно заметным было снижение натуральных показателей выпуска продукции. Падение производства паровозов продолжалось и в первые годы подъема, будучи к 1914 г. на 31 % ниже уровня 1900 г. Выпуск вагонов в 1914 г. достиг 32 тыс., приблизившись к показателю 1900 г. (33 тыс.).

Недостаточное развитие добычи топлива, производства металла и машиностроения увеличивало зависимость отечественной промышленности от заграничных поставок оборудования, станков, металлов, топлива. Серьезность ситуации показывают данные о приросте импорта в первую половину 1914 г.: по каменному углю, меди, свинцу, изделиям из меди и свинца он составил более 22 %, машинам, кроме земледельческих, — около 30 %, стали — свыше 75 %, железу сортовому и листовому — почти 190 %. Такие объемы ввоза вызывали большие траты частных фирм и государства, существенно осложняя обновление основных капиталов, что увеличивало расходы на ремонт оборудования, которые в 1900-х гг. росли быстрее, чем на новое имущество. Недостаток капиталов сказывался в предвоенные годы на относительном по сравнению с подъемом 1890 гг. сокращении заводского строительства.

В период промышленного подъема развивалось жилищное, коммунальное и общественное строительство, что привело к росту в 2 раза отрасли по обработке минеральных веществ и таких ее производств, как цементное (в 3 раза), кирпично-керамическое (в 2 раза) и стекольное (в 1,5 раза). Их суммарный прирост по общей стоимости производства составил 114 %. Однако в системе производств данной отрасли далеко не все имели такую положительную динамику. Значительными колебаниями отличалось развитие фарфоро-фаянсового производства, которое, увеличив в 1910 г. выпуск продукции в стоимостном выражении и в количестве изделий, затем демонстрирует их неуклонное снижение. В 1913 г. сокращение стоимости произведенной продукции и численности рабочих к уровню 1912 г. составило соответственно 18,5 % и 4 %; в 1914 г. — 36 % и 16 %; в 1915 г. — 47 % и 27 % и т. д. Такая неустойчивая динамика отражала низкий уровень благосостояния населения России, слабость развития новых отраслей (электроэнергетики, электротехники) и ограниченное строительство в российских городах многоэтажного комфортабельного жилья. Итогом стало отсутствие, помимо потребительского спроса, и производственного, в частности на технический фарфор и фаянс.

Итог развития промышленности с 1904 г., когда завершилась острая фаза кризиса, по 1913 г. выразился в увеличении стоимости произведенной продукции на 88 %, из которых более двух третей приходится на период промышленного подъема. Общий среднегодовой прирост составлял около 9 %. Эти цифры отражают увеличение промышленного производства в стране, но не динамику развития качественных показателей в условиях индустриализации.

Производственно-отраслевая структура промышленности является важным признаком модернизации индустриальной базы страны. Уже в последние десятилетия XIX в. в промышленности большинства развитых стран «пар и чугун» стремительно уступали место «электричеству и стали». В России этот процесс развивался крайне медленно и наиболее масштабно проявился только в эпоху подъема 1890 гг., а затем в период Первой мировой войны. В результате бурного развития в конце XIX в. новых производств и перехода многих традиционных сфер промышленного труда на индустриальную основу в российской промышленности сложилась ее отраслевая структура, которая оставалась неизменной до 1914 г. Обрабатывающая промышленность, включавшая 13 отраслей, занимала ведущее место в индустриальном потенциале страны, преобладая в показателях стоимости производства (свыше 90 %), в численности рабочих (свыше 82 %) и количестве предприятий (более 80 %). Ведущую роль в ней играли хлопчатобумажная, металлообрабатывающая и пищевая отрасли. Их доли в стоимости всей промышленной продукции страны находились на уровне 20 %, 16 % и 32 %. При этом для двух первых была характерна высокая концентрация рабочей силы — соответственно 20 % и 21 %. В 1913 г. усилились позиции металлообрабатывающей (около 20 %) и химической (7 %) отраслей. В горнодобывающей промышленности России ведущее место занимали каменноугольная и нефтяная отрасли. Их доли в начале XX в. составляли соответственно 29 % и 53 % в стоимости производства, 47 % и 15 % пролетариата горнозаводской промышленности. Каждая из отраслей промышленности подразделялась на подотрасли и производства, число которых в начале века достигало 300 наименований. Именно появление среди них новых производств обеспечивает динамизм эволюции отраслевой структуры индустрии страны.

Громадные территории России и ее континентальное положение в геополитическом пространстве требовали более активного развития и формирования новых отраслей, учитывая имевшиеся для этого природно-сырьевые ресурсы. Ощутимой лакуной производственно-отраслевой структуры российской промышленности было отсутствие развитой металлургии, особенно сталелитейного производства, специализированного машиностроения, включая станкостроение, производство сложных машин, агрегатов и прочего оборудования, а также электроэнергетики как основы топливно-энергетической базы индустрии XX в. В таких странах, как США, Германия, Англия, в это время существовала развитая сталелитейная промышленность, включавшая производство качественных сталей и ферросплавов, без которых невозможно наладить выпуск большинства видов машиностроительной продукции. В производственно-отраслевой структуре индустрии России отсутствовали электротехническая, автомобильная, авиационная промышленности, массовое фабричное производство одежды и обуви, индустриально оснащенная мясо-молочная промышленность и пр. В отличие от подъема 1890-х гг. предвоенный не принес радикальных изменений в отраслевую структуру российской промышленности, не показал значительного роста ни тяжелой индустрии, ни отраслей, обслуживающих массовый потребительский рынок. Он в целом не стал новым прорывом в индустриализации России. Основной причиной явилось отсутствие того импульса, которое государство дало промышленному развитию страны, начав в 1890-х гг. грандиозное казенное железнодорожное строительство. Использованные с этой целью государственные финансы обеспечили в конечном счете не только рост промышленного производства в стране, но радикальное преобразование его отраслевой структуры и технологическую реконструкцию. В годы предвоенного подъема средства, вырученные от возросшего хлебного экспорта и повышения хлебных цен, поступали в основном на текущие счета коммерческих банков и в государственные сберегательные кассы. Эти накопления не могли стать источником долгосрочных вложений в промышленность, так как подобное использование депозитов противоречило практике банковской деятельности. Сберкассы тратили средства в основном на приобретение облигаций государственных железнодорожных обществ. В предвоенные годы промышленность испытывала недостаток капиталовложений из-за сокращения внешних займов, что объяснялось увеличением государственного долга России к 1913 г. в 3 с лишним раза относительно приходной части бюджета. Скудные внутренние накопления в небольших количествах направлялись казной на финансирование столыпинской аграрной реформы и военных программ, а главное — на традиционную поддержку дворянства.

Инженерно-технические и рабочие кадры являются важным показателем степени индустриализации страны. Общая культурная отсталость России не способствовала решению этой проблемы. Грамотность рабочих, уже в конце XIX в. превосходя общий уровень по империи, оставалась низкой: 60 % среди рабочих-мужчин и 33 % среди женщин. Сохранялся существенный отраслевой и районный разброс значений этих показателей. Благодаря общим социокультурным процессам, протекавшим в российском обществе, технологическому усложнению производства в промышленности и на транспорте грамотность пролетариата постепенно росла. Этому способствовало развитие профессионально-технического образования, осуществлявшееся при содействии правительственных учреждений, и распространение внешкольного образования силами чаще всего общественных организаций. К 1918 г. грамотность среди рабочих-мужчин основных промышленных районов европейской части страны поднялась почти до 80 %, а среди женщин-работниц — до 44 %. Свидетельством недостаточности культуры индустриального труда в России оставалось широкое распространение «работы на глазок», т. е. на основе навыков мастерства, без использования чертежей, стандартов и других технических норм, которые обязательны в массовом индустриальном производстве. Решению этой проблемы мешало отсутствие достаточного количества инженерно-технических кадров, из-за чего множество руководителей низшего производственного звена были самоучками.

Концентрация производства и пролетариата была характерна для большинства отраслей российской промышленности. К 1908 г. в цензовой обрабатывающей промышленности исчезли отрасли, которые имели среднюю численность рабочих до 30 человек и годовую стоимость производства до 30 тыс. руб. на одно предприятие. Одновременно появились отрасли, где средняя численность на предприятиях превышала 500 рабочих (хлопчатобумажная промышленность). В ряде отраслей значительно увеличились показатели средней годовой выработки на одно предприятие. В обработке хлопка она была свыше 500 тыс. руб., а в обработке льна, металлообработке, химической промышленности колебалась в пределах 250–500 тыс. руб. В литературе существует преувеличение роли крупных предприятий в промышленности России, в частности по сравнению с Германией, как результата их поддержки правительством и «насаждения промышленности сверху». Однако сопоставление данных переписей обеих стран показывает, что в 1908–1912 гг. среднее число рабочих на одно предприятие по всей России составляло 112–137 человек, в отраслях по обработке хлопка — 520, а в металлообработке — 110 человек. В Германии эти показатели были следующими: 176 рабочих по всей промышленности, 204 — в обработке хлопка и 221 рабочий — в металлообработке.

Накануне предвоенного промышленного подъема в 165 производствах 12 основных отраслей цензовой обрабатывающей промышленности России доля мелкого производства, характерного для 23–29 производств (около 15 % от всех), была заметна только в общем числе предприятий, составляя 36,5 %. В общей структуре промышленности преобладали производства (всего 105–107), для которых были типичны средние предприятия. При незначительности числа производств (26–30), относящихся к разряду крупных, их доля в стоимости продукции (34 %) и числе рабочих (35,5 %) была значительна. Всего 5–6 производств, у которых средняя стоимость годового производства на предприятие превышала 3 млн руб, а число рабочих — 2 тыс., концентрировали более 17 % стоимости общеимперской продукции и свыше 20 % всех рабочих. Совокупная доля крупного и крупнейшего производства составляла 51 % в сумме производства и почти 56 % в числе рабочих.

Промышленные регионы. Важным показателем развития промышленности отдельного государства выступает характер ее размещения по территории страны и наличие индустриальных районов. Россию отличала высокая степень концентрации промышленности в европейской части, где находилось около 93 % всех предприятий и 96 % рабочих, вырабатывалось 92 % продукции обрабатывающей промышленности. В начале XX в. в Российской империи существовали Центрально-промышленный (ЦПР), Петербургский, Польский, Южнорусский и Уральский промышленные регионы. Заметным промышленным потенциалом обладали Юго-Западный и Прибалтийский районы.

ЦПР являлся крупнейшим индустриальным регионом России. Занимая 8 % территории европейской части страны и насчитывая 12 % населения, он сосредотачивал на своих заводах и фабриках более четверти всей промышленной продукции империи и треть ее пролетариата. Его ядро составляли Московская, Владимирская, Костромская, Нижегородская, Тверская, Ярославская губернии. Формирование ЦПР происходило на основе развития крестьянских промыслов, что обусловило распространение промышленности по всей территории района с одновременной ее концентрацией в ряде городов и фабричных сел. Особым сосредоточением промышленности (50 % регионального потенциала) выделялась Москва вместе с губернией. Первоначальный облик ЦПР определяли отрасли текстильной промышленности, но в начале XX в. значительные позиции занимают пищевая промышленность, металлургия и металлообработка. В дальнейшем доля металлообрабатывающих и машиностроительных, а также химических предприятий начинает возрастать, существенно меняя индустриальную структуру региона.

Петербургский район, сосредоточив почти 10 % общеимперского промышленного производства и 7 % всех рабочих страны, был уникален своими территориальными параметрами как район одного города, на который приходилось 80 % промышленности региона. Необычайно высокая концентрация производства сочеталась с многопрофильностью отраслевой структуры района, хотя своим развитием и ролью в общеимперской индустрии выделялись металлообрабатывающие и машиностроительные предприятия. Как «островной» промышленный центр, Петербург мало влиял на модернизацию окружающих его уездов и губерний.

Южнорусский район возник на базе горнозаводской промышленности, но в начале XX в. его облик существенно изменился за счет развития в нем судостроения, паровозо- и вагоностроения, сельхозмашиностроения, химических и цементного производств, ряда отраслей пищевой промышленности, что определило долю региона в общеимперском индустриальном производстве (11 %) и в численности рабочих (10 %). Для размещения его промышленности были характерны внегородские центры при шахтах, рудниках, железнодорожных станциях.

Урал, занимая существенные позиции в горнодобыче, имел и развитую структуру обрабатывающей промышленности. На его долю приходилось около 5 % стоимости производства и 8 % рабочих империи. Помимо множества заводов, производящих чугун и сталь, здесь находились основные медеплавильные и крупнейшие казенные военные предприятия — Мотовилихинский, Боткинский, Ижевский, Златоустовский и др. Каждый из них представлял сложную систему взаимосвязанных производств, сосредотачивая в своих стенах тысячи рабочих. Современники считали Урал одним из немногих районов страны, «где промышленное хозяйство наиболее крепко вросло и увязалось с сельским хозяйством».

Особенностью Прибалтийского региона, доля которого в общеимперском производстве составляла 5 %, а в численности рабочих — 4 %, было ограниченное распространение промышленности по его территории. Основными центрами являлись портовые города. Многоотраслевая промышленность Риги и уезда сложилась под влиянием продукции, которая ввозилась и вывозилась через Рижский порт. Почти половина пролетариата Эстляндии была сосредоточена на Кренгольмской бумагопрядильной мануфактуре в Нарве, где трудилось около 10 тыс. рабочих.

Юго-Западный район вырабатывал 7 % промышленной продукции и концентрировал более 6 % рабочих страны. Он был крупнейшим центром по переработке сельскохозяйственного сырья, что обусловило значительную долю в структуре его промышленности мелких предприятий, расположенных в городках, местечках, пристанционных поселках.

В начале XX в. значительные территории страны (западные и северо-западные губернии, Север европейской части, Закавказье) мало продвинулись в наращивании своего промышленного потенциала. Успехи можно отметить только в развитии Поволжского промышленного региона, включавшего в свой состав средне- и нижневолжские губернии. Факторами индустриального преобразования края выступали интенсивная перевозка по Волге бакинской нефти, а также рост торгового земледелия в губерниях региона и сопредельных с ним. Поволжье было крупным центром фабричного мукомолья, играло значительную роль в развивающейся химической промышленности, в производстве цемента и обработке животных продуктов. Астрахань в начале XX в. становилась крупнейшим центром промышленного рыболовства в Прикаспии.

Известные особенности в любой стране имеет размещение горнодобывающей промышленности. В России наиболее старым и многопрофильным был Урал.

К новым, отличающимся значительным уровнем развития в начале XX в., относился Юг России, где, помимо добычи угля, сосредоточилось свыше 70 % производства кокса и 71 % добычи железной руды.

В Закавказье, кроме крупнейшего Бакинского центра нефтедобычи (84 % общеимперского производства), велась активная добыча марганцевых и медных руд. Усиливал свои позиции в нефтедобыче и производстве кокса Северо-Кавказский регион. Большую роль в добывающей промышленности страны сохраняли торфяная (ЦПР) и соляная отрасли (Урал, Поволжье, Украина). В Восточной Сибири концентрировалась золото-платиновая промышленность.

Существование 7 крупных промышленных районов и формирование одного нового отражали значительное продвижение страны по пути индустриализации. Однако расположение всех регионов в Европейской России свидетельствует о недостаточности промышленного освоения большей части российской территории.

§ 3. Формирование индустриальной инфраструктуры в России. Складывание системы монополистического капитализма

Транспорт. Успешное функционирование сельского хозяйства и промышленности в условиях капитализма невозможно без развитой индустриальной инфраструктуры, включающей системы транспорта, связи, торговли и кредита. Для российского государства с его огромными территориями, часто труднодоступными, и с климатом, неблагоприятным для проживания человека, налаживание и развитие экономических связей на рубеже XIX–XX вв. оставались проблемами, требующими больших усилий и финансовых затрат. Интенсивное строительство железных дорог в России, начавшееся в пореформенную эпоху, как правило, определялось не задачами развития промышленности, а прежде всего обеспечением управляемости отдаленных регионов империи и решением военно-стратегических целей самодержавия. Особую роль играла заинтересованность дворянства в проведении железнодорожных линий прежде всего от производящих хлебных центров к западным границам, а также черноморским и балтийским портам. Итоги железнодорожного строительства к началу 1890-х гг. выглядели значительно (23 тыс. км), если абстрагироваться от масштабов территории России.

С 1893 г. в стране начинается невиданный подъем железнодорожного строительства. За короткий срок было сооружено 130 новых магистралей общей протяженностью в 22 тыс. верст, т. е. больше, чем за предшествующее двадцатилетие. Ежегодный прирост сети в 1893–1900 гг. составлял в среднем около 3 тыс. верст. Импульсом железнодорожного бума явилось сооружение Великой Сибирской магистрали, имевшее большое военно-стратегическое и международное значение. Правительство, отказавшись от множества предложений отечественного и иностранного капитала, приняло все расходы по строительству на казенный счет. Экономические перспективы дороги рассматривались как способ повышения международного престижа империи. Магистраль, по словам С. Витте, знаменовала «поворот в направлении сообщения между Европой и Азиатским Востоком», что пойдет на пользу России «не только как посредника в торговом обмене, но и как крупного производителя, ближе всего стоящего к народам» Дальнего Востока.

К проектированию и сооружению магистрали привлекались высококвалифицированные кадры русских инженеров-путейцев, мостостроителей, техников. Основным недостатком проекта была однопутность Сибирской магистрали, что предопределило ее низкую пропускную способность. Весь путь был разбит на 12 участков, строившихся поэтапно начиная с мая 1891 г. На постройке дороги ежегодно трудилось 60–80 тыс. рабочих. За восемь с половиной лет был проложен рельсовый путь длиной свыше 5 тыс. верст, что не имело примеров в мировой практике тех лет. Вся постройка магистрали заняла 15 лет из-за сложности прокладки пути через скалистые горы Забайкалья. Большинство линий (60 %) сооружалось путем частных подрядов, остальные — казенно-хозяйственным способом. На подрядах, монополизированных небольшой группой предпринимателей, наживались миллионные состояния. Строительство, значительно превысив первоначальные сметы, вызвало перенапряжение государственного бюджета.

Казенное железнодорожное строительство в конце XIX в. разворачивалось главным образом на окраинах империи и было связано с военно-стратегическими и экономическими задачами. Последние безусловно присутствовали в строительстве линии Пермь — Котлас с целью увеличения протяженности Сибирской магистрали и связи ее с Архангельском как основным внешнеторговым портом на Севере России. Средств продолжить дорогу от Котласа до Архангельска не нашлось, поэтому грузы, прежде всего сибирский хлеб, далее отправлялись по Северной Двине. Интенсивное железнодорожное строительство велось в Средней Азии и Закавказье. Завершение в 1900 г. строительства ветви от Владикавказа к Грозному и вдоль Каспийского моря к Баку позволило включить Закавказские магистрали в общероссийскую сеть железных дорог. В европейской части казенное строительство небольших линий военного назначения велось только в Польше и некоторых западных губерниях, что содействовало уплотнению их сети.

Частное железнодорожное строительство в 1890-х гг. сосредотачивалось в Европейской России. Еще 5 новых линий было проложено от Москвы — крупнейшего торгово-промышленного центра. Началось строительство железной дороги из Петербурга в направлении Киева. Значительно увеличилось количество линий, связывающих зерновые районы страны с Волгой. Это строительство уплотняло железнодорожную сеть Европейской России, но не ликвидировало неравномерность ее распределения. Промышленный центр страны оставался слабо связан железнодорожными путями с Уралом, а сеть железных дорог между Волгой и Уралом была просто ничтожной по сравнению с ее густотой на Юге России и в Юго-Западном районе. На восток страны не шло ни одной линии от большинства портов Верхней и Средней Волги. На Севере европейской части единственную железную дорогу Ярославль — Вологда продлили до Архангельска. Уральская железнодорожная сеть оставалась слабой в сравнении с ЦПР, Польшей, Прибалтикой. Кроме магистрали, идущей через Урал, с запада на восток страны построили линию, связавшую Челябинск — Екатеринбург — Пермь — Вятку и уходившую на север к Котласу. В отличие от других регионов Урал практически не имел железных дорог, проходящих с севера на юг, что, собственно, и создавало густоту железнодорожной сети.

В 1900–1904 гг. железнодорожные линии России увеличились только на 9 тыс. верст (менее 2 тыс. в год). В дальнейшем их прирост продолжал снижаться. С 1910 г. среднегодовой прирост сети составлял всего 700 верст, дав общее увеличение дорог за пятилетие лишь около 5 %. По оценкам же современников, экономические интересы страны требовали ежегодного прироста железнодорожной сети не менее 5000 верст. Протяженность всех железных дорог в Российской империи в 1913 г. составляла свыше 68 тыс. верст; низкой оставалась доля дорог с двойной колеей — всего 25 %. Плотность железнодорожных линий Европейской России, составляя 1 км дорог на 100 кв. км, значительно уступала Западной Европе — 6,5 км. С учетом плотности населения в европейской части империи специалисты начала XX в. считали, что железнодорожная сеть страны отставала от уровня развития европейских государств в 2 раза. Компенсация этого недостатка в 1911–1914 гг. увеличением нагрузки на перевозки или достигла предела, или к нему вплотную подошла. Это внушало опасность возникновения в стране железнодорожного кризиса, который и разразился в 1915 г.

В транспортной системе России в начале XX в. сохраняли свое значение водные артерии, хотя судоходство и использование рек для сплава леса были ограничены их замерзанием. Общая длина природных сплавных и судоходных участков в европейской части составляла почти 180 тыс. верст, а в азиатской — около 100 тыс. верст. К этому добавлялось небольшое количество искусственных водных путей, т. е. каналов и шлюзованных участков рек, — около 4 тыс. верст. Из-за неразвитости железнодорожной сети на Урале и Севере европейской части водные пути играли основную роль. Для ЦПР и Поволжья бассейн Волги имел существенное значение в перевозке таких грузов, как хлеб, мука, строительные материалы, нефть. Перевозка грузов по внутренним водным путям составляла к 1913 г. около 1/3 всех грузов, перевезенных по водным и железнодорожным. В конце XIX — начале XX в. в России не проводилось усовершенствования и развития природных водных путей. Только в 1912 г. государственные затраты на эти цели были повышены, составив 21 млн руб. против 14 млн руб. в 1910 г., а на 1913 г. испрашивалось свыше 27 млн руб. В Германии на 74 тыс. верст гораздо более усовершенствованных судоходных путей ежегодно тратилось по 1,5 тыс. руб. на версту. Если бы Россия следовала такой же норме (а для российских рек в силу неблагоприятных природно-климатических условий требовалось несомненно больше), то ее ежегодные расходы только по европейской части должны были составить 61 млн руб. Не способствовала развитию водного транспорта ограниченность парового речного пароходства. Во внешнеторговых операциях России в начале XX в. использовался торговый морской флот, на долю которого приходилось 52 % ввоза и 70 % вывоза товаров. Флот включал в свой состав немногим более 1 тыс. паровых судов и 2,5 тыс. парусных.

В начале XX в. большую часть российских путей сообщения составляли грунтовые дороги. Если на 1 тыс. кв. верст в 1913 г. приходилось в среднем рельсовых и водных путей около 8 верст, то грунтовых — свыше 85 верст. Кроме того, при значительности пространств очень многих губерний страны гужевой транспорт, как правило, использовался при подвозе (часто на большие расстояния) сельскохозяйственной продукции к железнодорожным станциям и пристаням. Ежегодно сельское хозяйство теряло на накладных расходах по гужевому подвозу около 60 млн руб. Практически невозможно было использовать грунтовые дороги в весеннее и осеннее время, в периоды затянувшихся дождей летом и снежных заносов зимой. В результате производители часто не могли вывезти свой товар на рынок. Однако расходы на грунтовые дороги и незначительное число шоссейных были совершенно ничтожными в сравнении с задачами их усовершенствования. В Европейской России они не превышали 21 млн руб. в год.

Торговля России в условиях развития капитализма претерпела изменения. К числу ее новых институтов относились товарные биржи, заключавшие сделки по образцам, стандартам, техническому описанию товаров, с точным указанием сроков поставок, взаимных расчетов. В 1913 г. действовало около 100 товарных бирж, из которых почти половина возникла в 1905–1911 гг. Большинство бирж осуществляло торговлю разными, имеющими иногда сотни наименований, товарами и размещалось в крупных, часто портовых городах. Ряд бирж осуществлял сбыт только отдельных товаров, прежде всего хлебов (Балашовская, Воронежская, Борисоглебская, Елисаветградская, Тамбовская, Балаковская, в Покровской слободе). В Петербурге и Москве биржи были специализированными: мясная и скотопромышленная; хлебная; яичная; масляная; птицеторговая. В Петербурге существовали еще фруктовая, чайная, винная биржи.

В структуру капиталистически организованной внутренней торговли входили крупные и средние магазины оптовой торговли, склады по продаже товаров, фирмы по закупке сельскохозяйственной продукции, магазины розничной продажи, печатной продукции, склады оптовой продажи вина, спирта, табака, элеваторы, а также аптеки, рестораны, трактиры и пр. Значительность сферы мелкотоварного производства предопределила сохранение множества лавочек розничной продажи, небольших трактиров, чайных, кофеин, аптек, мелких фирм по закупке сельскохозяйственной продукции, а также развозной и разносной торговли. Не исчезли в начале XX в. в России и ярмарки, которых насчитывалось более 16,5 тыс., и свыше 80 % из них были сельскими. Особое место в деловом мире страны занимала Нижегородская ярмарка с оборотом более 167 млн руб. Она выступала как посредник в европейско-азиатской торговле, обеспечивая выход своих торговых связей за пределы России.

В начале XX в. доля России в мировом экспорте составляла всего 4 %, так как она вывозила лишь 6–8 % своей продукции, а ввозила — 3,5 % мирового импорта. Основные товары российского экспорта — хлеб в зерне и муке, отруби, жмыхи, льняное семя, сахар, яйцо, коровье масло, лошади, лесная продукция, лен, пенька, шерсть, невыделанные кожи, марганцевая руда, нефтяные и прочие масла, платина, т. е. непереработанная сельскохозяйственная продукция или природное сырье для промышленности. Ввозила Россия в основном готовую продукцию (удобрения, машины и части к ним, различные железные изделия, химические материалы), а также сырье, которое не могла добыть и произвести в достаточном количестве внутри страны (каменный уголь, кокс, никель, олово, свинец, хлопок, шерстяная пряжа и пр.). Затраты на машины, металлические изделия, чугун, кокс и уголь, удобрения, краски и другие материалы составляли в 1913 г. более 300 млн руб., что равнялось половине стоимости хлебного экспорта страны.

Связь, переживавшая в начале XX в. бурное развитие, служила обеспечению возросших потребностей общества в обмене информацией с помощью новых видов услуг, в частности почтово-телеграфных в системе государственных учреждений, органов местного управления, в биржевых и банковских структурах, на промышленных предприятиях, в редакциях газет и издательствах. К услугам телеграфа прибегают частные лица, телефон появляется в квартирах состоятельных граждан. Новые виды связи имели более 7 тыс. государственных и почти 5 тыс. железнодорожных почтово-телеграфных учреждений, свыше 4 тыс. волостных правлений с приемом и выдачей почтовых отправлений. В то же время в России сохранялась старая конно-почтовая связь. На более чем 4 тыс. ее станций приходилось почти 300 тыс. верст межстанционных путей и по 130 тыс. верст ежегодно совершаемого пути. Хотя развитие услуг связи шло довольно динамично, но с точки зрения общей территории Российской империи, больших расстояний между населенными пунктами и особенно городами масштабы почтово-телеграфной и телефонной связи никак не соответствовали потребностям страны и были намного ниже европейского уровня. В Германии в 1910 г. одно почтовое учреждение приходилось на 1,5–3 тыс. жителей, телеграфное — на 1,5–4 тыс. В России эти показатели были соответственно на 10 тыс. и 35 тыс. жителей.

Кредитно-банковская система, сложившаяся в начале XX в. в России, отвечала потребностям финансирования различных секторов экономики, обеспечивала перелив капиталов между отраслями, способствовала объединению российской экономики в единый народно-хозяйственный комплекс. Структуру государственного кредита образовывал крупнейший в России, коммерческий по методам и формам деятельности Государственный банк, с 1897 г. ставший также эмиссионным. К 1914 г. его основные активы составляли около 1,2 млрд руб. В период кризиса 1900-х гг. Государственный банк оказывал существенную поддержку банкам, промышленным и торговым предприятиям, положение которых было неустойчивым. Благодаря его щедрой помощи уцелели крупные петербургские банки. В период предвоенного подъема Государственный банк продолжил политику кредитования товарооборота, главным образом на периферии страны, и увеличил масштабы кредитования коммерческих банков, превращаясь в банк банков. В сфере государственного кредита действовали также Дворянский земельный и Крестьянский поземельный банки, сберегательные кассы и казенные ломбарды.

Осуществлением торгово-промышленного кредита занимались частные акционерные коммерческие банки, активы которых составляли к 1914 г. около 5 млрд руб., банкирские дома, общества взаимного кредита, городские общественные банки. Под залог городской и земельной недвижимости кредитовали частные акционерные земельные банки, 8 сословных дворянских кредитных обществ и банков, 36 городских кредитных обществ. Развитие страхового дела, обеспечивавшего смягчение предпринимательских рисков и служившего аккумулированию капиталов, в России значительно отставало от других стран. К 1914 г. число страховых компаний не превышало 19. Чрезвычайно быстро развивались учреждения кредитной кооперации. В 1900 г. действовало 724, а в 1913 г. — уже более 13 тыс. кредитных и ссудо-сберегательных товариществ. Существовали еще земские кассы, выдавшие к 1914 г. ссуд на 53 млн руб. Потребительский кредит под залог движимого имущества предоставляли в 1913 г. 117 муниципальных ломбардов и 17 акционерных обществ.

Финансы. Основу финансового хозяйства Российской империи составлял государственный бюджет, утверждение которого с 1906 г. входило в компетенцию Государственной думы. По традиции бюджет делился на «чрезвычайный» и «обыкновенный» и долгое время сводился с дефицитом. Благодаря политике министра финансов В. Н. Коковцова доходная часть бюджета выросла к 1913 г. в 2 раза по сравнению с 1900 г., что в концентрированном виде отражало развитие отдельных секторов экономики страны и эффективность существующей налоговой системы. Прекратились крестьянские выкупные платежи, составлявшие в бюджете 1900 г. 5,6 %. Прямые налоги, помимо сборов с крестьян податей и налога с промысловой деятельности, включали незначительный сбор с недвижимости и доходов от денежных капиталов. Даже в 1913 г., в условиях роста производства и развития банковской деятельности, сборы с доходов от денежных капиталов составили чуть больше 35 млн руб., а выкупные платежи, которые вытягивали последние соки из крестьянского хозяйства, в 1900 г. превышали 96 млн руб. Правительство так и не ввело в России существовавший во многих странах прогрессивно-подоходный налог, который позволял бы адекватно проводить налогообложение состоятельных групп общества. Наиболее доходными статьями государственного бюджета империи оставались косвенные налоги, включавшие акциз с необходимых продуктов питания и товаров повседневного спроса (сахар, керосин, спички, бумагу и др.), доходы от казенных имуществ и капиталов (прежде всего от железных дорог) и так называемые правительственные регалии, в которые включались поступления от казенной винной монополии. В бюджете 1913 г. доли этих трех статей составляли соответственно 21 %, 30 % и 31 %. В расходной части бюджета превалировали непроизводительные расходы, т. е. военные, по государственному долгу, на содержание полицейско-административного аппарата и пр. В 1900–1913 гг. они колебались в пределах 62–59 %. Производительные расходы правительства, связанные с вложением бюджетных средств в казенные имущества и предприятия, а также частный сектор не отвечали требованиям индустриализации страны, составляя в 1913 г. соответственно 33 и 3 %. Еще ниже были общие расходы на просвещение, немного превышавшие 4 %.

Монополистические объединения, возникавшие в России в 1880-х гг., представляли собой нелегальные объединения картельного типа и действовали в металлургической, нефтяной, угольной промышленности. Особенно активно монополизировался сбыт продукции, связанной с железнодорожным строительством. Деятельность монополий была затруднена законодательным запрещением «стачек фабрикантов и торговцев» для повышения цен на рынке, поэтому они создавались под видом предпринимательских объединений («Союз рельсовых фабрикантов», «Союз бакинских керосинозаводчиков» и др). В период промышленного подъема большинство из них распалось, но обострение борьбы за источники сырья и топлива породили тенденцию к комбинированию производства под эгидой крупных фирм. Такой характер приобрело Товарищество бр. Нобель, объединившее предприятия по добыче, переработке, транспортировке нефти, хранению нефтепродуктов, их сбыту.

В условиях экономического кризиса начала XX в. процесс создания монополий ускорился и привел к их утверждению в основных отраслях промышленности. Всего к 1914 г. в России действовало около 200 монополий. Большинство из них были синдикатами, легализовавшимися под вывеской акционерных обществ — Контор для продажи, осуществлявших сбыт по установленным ценам. Монополистическая суть объединения получала отражение в секретных контрагентских договорах, заключавшихся участниками соглашения с так называемым Обществом, которое действовало на рынке открыто, как акционерное предприятие, имея законодательно утвержденный устав. Договор фиксировал доли, или квоты, заказов, разрешенные отдельному участнику синдиката, соответственно ограничивая размеры его производства. Достаточно широко были распространены и картели, т. е. более простые типы монополий, выполнявшие задачи по сбыту продукции или закупке сырья по фиксированным ценам. Не имея общих управленческих структур, картелированные предприятия продолжали выходить на рынок самостоятельно, что затрудняло установление фактов этих объединений. Многие картели носили временный характер и функционировали на основе устных договоренностей, как это было, например, с объединением ситцевых фабрикантов, ежегодно определявшим монопольные цены на Нижегородской ярмарке. Другой формой картелей в текстильной промышленности в начале XX в. явились регионально-отраслевые объединения фабрикантов, скрывавшиеся под вывеской предпринимательских союзов. Известными монополиями, возникшими в период 1900–1909 гг., были картели трубопрокатных заводов, предприятий, изготовлявших рельсы, кровельное железо (впоследствии синдикат «Кровля»), паровозы, синдикаты «Продамета», «Продвагон», «Гвоздь», «Продаруд», «Продуголь», «Цементкруг», снарядный и др. В нефтяной промышленности двумя мощными группировками, Товариществом бр. Нобель и Обществом «Мазут» банкира Ротшильда, был создан картель «Нобель — Мазут». В пищевой промышленности действовало объединение рафинеров, созданное для ограничения производства и повышения цен на внутреннем рынке.

В начале 1890 гг. при массовом выкупе частных железных дорог в казну развернулось формирование крупных железнодорожных предприятий государственно-монополистического типа. Небольшой группе частных обществ было предоставлено право постройки новых железнодорожных линий за счет выпуска гарантированных правительством облигационных займов, что содействовало и притоку иностранных капиталов. В группу вошло 8 акционерных обществ, укрупнение которых производилось путем объединения компаний соответствующего региона или направления дорог, получения долгосрочной аренды соседних казенных линий, а главное — строительства новых линий. Одним из следствий созданной системы стал территориальный раздел сфер влияния в Европейской России.

Железнодорожные монополии не только развивали основное производство, но активно расширяли свое участие в торговле, сфере кредита и пр. Одной из наиболее мощных монополий стало Общество Владикавказской железной дороги, охватившее своей сетью Северный Кавказ, часть побережья Черного моря, Каспия и Волгу и являвшееся ключевым звеном транспортного пути из Европейской России в Закавказье. Проложив к концу 1890-х гг. более 1,4 тыс. верст новых линий, Общество в 2,5 раза увеличило протяженность принадлежавших ему дорог. Получая прибыль от строительства и эксплуатации железных дорог, оно стремится установить контроль над основными отраслями хозяйства Северного Кавказа. Учитывая характер перевозимых грузов, Общество соорудило 8 крупных элеваторов, амбарные зерновые склады, морские пристани, нефтехранилища. Учреждая специальные агентства для скупки рыбы на Каспии, оно возвело в Дербенте огромный холодильный склад, откуда рыбный товар отправлялся во внутренние губернии России и на экспорт. Построив нефтеналивной флот, сеть нефтепроводов, нефтерезервуаров, собственный нефтеперерабатывающий завод, Общество стало одним из крупнейших экспортеров нефти. К 1900 г. по сравнению с концом 1880-х гг. его чистый доход увеличился в 5,5 раза. Росту экономической мощи Общества Владикавказской железной дороги способствовали гарантированные правительством облигационные займы, распространявшиеся на иностранных денежных рынках. Акционеры, в число которых входили члены царской семьи и придворной аристократии, получали ежегодные дивиденды от 10 до 18 %.

Крупнейшими многопрофильными предприятиями стали к концу 1890-х гг. общества Рязанско-Уральской и Московско-Казанской железных дорог. Каждое из них, увеличив свою железнодорожную сеть соответственно в 10 и 9 раз, одновременно вели иную коммерческую деятельность. Наращивая уровень грузооборота, Общество Рязанско-Уральской дороги строило пристани с механизированными устройствами для погрузки, десятки элеваторов, склады, лесопилки, солемолки, нефтекачки и нефтехранилища, создавала собственную речную флотилию. Оно в закупленных цистернах доставляло в Москву бакинскую нефть по линии Московско-Павелецкой дороги. Компания занималась выдачей денежных ссуд под хлеб, создав сеть комиссионных агентств. Прибыль от этой ростовщической операции пополняла доходы акционеров. Активно участвовало в хлебной торговле и Общество Московско-Казанской дороги, железнодорожная сеть которой охватывала промышленно развитые и зернопроизводящие губернии центра страны. Компания построила мощные элеваторы в Москве, Рязани, Коломне, Зарайске и ряд станционных зернохранилищ в Пензенской, Тамбовской, Симбирской и Казанской губерниях. В обоих обществах капитал, сформированный на основе иностранных облигационных займов, превышал акционерный: Рязанско-Уральской дороги — в 70 раз, Московско-Казанской — в 14 раз. Непомерно высокие доходы, устанавливавшиеся для акционеров Рязанско-Уральской дороги, привели в 1901 г. к образованию большого долга компании казне — 25,5 млн руб. Повышавшая выплаты акционерам, Московско-Казанская дорога прибегала к экономии средств на постройке, используя старые рельсы при сооружении новых линий. На необходимую вскоре их перешивку деньги опять испрашивались у казны.

В судоходстве Волжско-Каспийского бассейна монополии возникали на основе высокой концентрации флота в руках отдельных предприятий. 5 акционерных обществ региона к 1910 г. владели почти 43 % тоннажа всех паровых судов торгового флота. К 1914 г. крупнейшим из них: Обществу «Кавказ и Меркурий», Волжскому обществу торгового судоходства, Товариществу бр. Нобель — принадлежала уже половина тоннажа. Нобелевская компания придавала огромное значение расширению своего участия в транспортировке нефти из Баку, поэтому стоимость ее морских судов более чем в полтора раза превышала сумму, вкладывавшуюся в добычу нефти.

В российской промышленности к 1914 г. возникли и трестовские объединения, ставшие итогом поглощения отдельных предприятий более крупными и мощными. Тресты действовали в отраслях текстильной и нефтяной промышленности, в судостроении, паровозостроении, в резиновом и табачном производствах.

В оценке монополизации важна степень охвата монополиями сбыта или производства промышленной продукции. Высоким уровнем монополизации отличалась металлургическая промышленность. «Продамета» монополизировала 87 % производства железа и стали, «Медь» — 96 % производства. «Трубопродаже» удалось монополизировать около 100 % сбыта железных труб, чуть ниже был уровень монополизации кровельного железа синдикатом «Кровля». Нефтяные тресты сосредотачивали в своих руках 61 % добычи и 90 % сбыта нефти. Высокий уровень монополизации был характерен для производств, где количество предприятий было невелико: в паровозостроении он составлял 97 % сбыта, в вагоностроении — 99 %. Уровень монополизации каменноугольной промышленности Юга России по показателю добычи в основном был на уровне 45–47 %. Это было следствием существования в отрасли большой группы аутсайдеров, успешно конкурировавших с «Продуглем». За данным явлением скрывались различия в горнотехнических условиях донбасских шахт, объединенных в синдикат и «независимых». Министерство путей сообщения, регулировавшее перевозки угля и объемы его добычи, в своих меркантильных интересах сохраняло противоречия и стимулировало конкурентную борьбу между отдельными группами предприятий.

В годы предвоенного подъема в процессе создания монополий наметилась новая тенденция, когда достигнутые договоренности подкреплялись взаимным «участием» лиц, заключавших монополистические соглашения, в предприятиях друг друга. Такого рода объединения, именуемые часто концернами, получают развитие в различных отраслях и производствах, особенно после 1910 г., когда учреждаемым акционерным обществам было разрешено приобретать акции других предприятий. Создание Holding Company с целью установления контроля над другими предприятиями по закону не допускалось внутри страны, что заставило российских предпринимателей при организации трестов и концернов учреждать их за границей. Именно таким путем консорциум банков под эгидой Русско-Азиатского банка, скупив большинство акций 12 крупнейших табачных фабрик России, образовал в 1913 г. в Лондоне табачный трест (Russian Tabacco Company).

Финансовый капитал сложился в итоге расширения посреднических функций банков в сфере кредитования и существенного изменения их роли в экономике государств. В России господство финансового капитала в экономической жизни было недолгим. Промышленный подъем 1890-х гг. стал решающим этапом в формировании российской банковской системы. Капиталы акционерных коммерческих банков выросли более чем вдвое. Главным направлением их деятельности стало кредитование быстро увеличивающегося товарооборота. Значительно возросли операции банков в провинции, где особенно активно открывали свои отделения петербургские банки. Банки сыграли важную роль в учреждении акционерных обществ, размещении их капиталов и дополнительном выпуске акций. В 1893–1900 гг. акционерный капитал промышленных обществ увеличился втрое. В итоге основная масса депозитов (75 %) сосредоточилась в руках немногих петербургских и московских банков. Кризис и последовавшая за ним длительная депрессия привели к гибели небольших и достаточно крупных банков. С середины 1890-х гг. начинается сращивание банковского и промышленного капиталов. К 1900 г. Петербургский Международный банк уже был заинтересован более чем в 30 предприятиях, а Петербургский Учетный и ссудный — почти в 30. В группе крупных петербургских банков — Русского для внешней торговли, Петербургского международною, Петербургского Учетного и ссудного, Русского торгово-промышленного — «участия» переплетались довольно тесно. Сплоченностью отличалась группа второстепенных банков под эгидой владельца московского банкирского дома Л. М. Полякова. Процесс создания в России банковских группировок по учреждению промышленных предприятий был связан с участием иностранного капитала. Первоначально его финансовые группы сохраняли за собой последующее руководство новыми компаниями. Однако к концу 1890-х гг. позиции российских банков укрепились, и иностранным банкирам приходилось с этим считаться.

Процесс складывания «сфер интересов» замедлился в кризисно-депрессивный период, но совсем не прерывался. Часть крупных банков, вынужденных поддерживать финансировавшиеся ими предприятия, не выдержали расходы и перешли на вторые роли. Не только сохранил, но расширил «сферу интересов» Международный банк. Увеличилась роль прежних конкурентов петербургской группы. Среди них выделились Азовско-Донской банк и возникший в 1910 г. на основе слияния Северного и Русско-Китайского банков Русско-Азиатский. В период предвоенного подъема Международный, Азовско-Донской и Русско-Азиатский банки лидировали в финансировании промышленности, в организации новых монополистических объединений, добиваясь определенного разделения сфер деятельности между ними. Так возник машиностроительный трест «Коломна — Сормово», а в судостроении — «Наваль-Руссуд», монополизировавший, в частности, строительство военных судов на Черном море. Петербургский Учетный и ссудный банк сформировал мощную группу машиностроительных и металлообрабатывающих предприятий по производству подводных лодок, изготовлению торпед и мин. В сфере интересов Русско-Азиатского банка сложился военно-промышленный концерн, организационным центром которого стал Путиловский завод. Концерн контролировал производство орудий и значительную часть производства снарядов на частных заводах. Русско-Азиатский банк сыграл решающую роль в формировании концерна И. И. Стахеева, ядром которого было Товарищество «И. Стахеев и К°», активно действовавшее в сибирской и русско-китайской хлебной торговле, в торговле лесом, развитии Эмбинского нефтяного района и пр. Начатое в 1912 г. банком финансирование предприятий Товарищества и учреждение новых привели к созданию огромного концерна, расширившегося в годы Первой мировой войны.

Для усиления финансового контроля над предприятиями и общего влияния в промышленности банки активно использовали зарубежные холдинговые компании. В 1909 г. Азовско-Донским банком был создан отечественный вариант подобной структуры — Российское горнопромышленное комиссионное общество (Росгорн). В 1910 г. тот же банк совместно с Сибирским банком и Росгорном учреждает в Лондоне трест International Russian Syndicat (IRS), возглавляемый американцем Г. Гувером. В создании треста участвовал ряд иностранных финансовых групп, в том числе Л. Уркарта. Новый трест содействовал расширению и возникновению новых горнопромышленных предприятий на Урале и Алтае. В 1912 г. группой Гувера — Уркарта и Русско-Азиатским банком в Лондоне учреждается еще одна компания с целью «приобретения горных и других предприятий в России». В 1914 г. Международный и Русско-Азиатский банки при поддержке других отечественных и иностранных групп создали гигантское объединение в нефтяной промышленности, охватившее не менее 20 предприятий различной специализации с суммой акционерных капиталов более 150 млн руб.

Иностранный капитал на рубеже XIX–XX вв. играл существенную роль в формировании банковской системы России, в развитии промышленности и других сфер предпринимательской деятельности, где это допускалось законодательством. Притоку иностранных капиталов способствовали недостаток внутренних накоплений и высокие прибыли, обусловленные относительной дешевизной рабочей силы в России. Ни государство, ни частное предпринимательство не могли обеспечить в конце XIX — начале XX в. масштабное инвестирование индустриального развития страны, тем более что опека дворянского землевладения требовала громадных расходов. К 1914 г. казной на «общие нужды» государства и государственный ипотечный кредит было истрачено около 6 млрд руб.

Первоначально приток иностранного капитала в Россию осуществлялся стихийно, в основном на индивидуальном уровне. Капитал иностранных граждан, прибывавших для создания собственного дела, часто выражался даже не в денежной форме, а в определенном опыте, навыках предпринимательской деятельности. Многие из них прочно осели и обрусели, но некоторые, несмотря на многолетнюю деятельность на русском рынке, остались иностранцами, переводя немалую часть своих доходов за границу, на родину. В условиях развития монополистического капитализма, когда вывоз капитала выдвигается на первый план по сравнению с вывозом товаров, в Россию устремился банковский капитал крупнейших индустриальных стран: французский, германский, бельгийский, английский. Значительные размеры иностранные вложения (всего их было примерно 2 млрд руб.) приобретают с конца XIX в. Большая их часть шла в промышленность (около 1,5 млрд руб.), остальные — в кредитные, страховые, торговые предприятия (0,3 млрд), в городскую недвижимость и строительство (0,2 млрд руб.). Более половины промышленных инвестиций приходилось на горнодобывающую отрасль и металлургию, особенно в новых индустриальных центрах (Донбасс, Криворожье, Чиатуры, Экибастуз, Кыштым). Иностранный капитал удерживал господствующие позиции в таких прибыльных сферах горной индустрии, как нефтедобыча, медные и марганцевые рудники. Меньше были иностранные инвестиции в металлообработке (всего около 1/4) и совсем незначительно (свыше 1/10) — в текстильной промышленности. В начале XX в. германский капитал господствовал в электроэнергетике и электротехнике, а бельгийский — в современном городском транспорте. Значительную роль иностранный капитал играл в формировании финансовой системы, действуя в ней при участии российских банкиров. Общая его доля в основных капиталах всех российских акционерных компаний составляла около трети. Иностранные вложения в российские акционерные предприятия были преимущественно французскими (1/3), остальные распределялись между Великобританией (1/4), Германией (1/5) и Бельгией (1/7). Если учитывать другие виды вложений, то доля французских капиталов превысит половину всех иностранных инвестиций.

Оценить роль иностранного капитала, действовавшего в форме акционерного предпринимательства в России, довольно сложно в силу присущей ему противоречивости. Как показали исследования последних десятилетий XX в., эта деятельность имела большое значение для развития горнодобывающей промышленности, металлургии и металлообработки, таких отраслей, как электротехническая и химическая. Стремясь к получению более высоких прибылей, иностранные предприниматели, помимо капиталов, должны были привносить в российскую экономику сложившиеся в развитых европейских странах формы капиталистической организации промышленности, торговли, кредита, а также новейшие технологии. Это достаточно широко проявилось в быстром развитии Южного горнопромышленного района. Подобные явления можно было наблюдать и в начале XX в. Так, значительный прогресс в эти годы медной промышленности был непосредственно связан с внедрением английского капитала в отрасли по добыче меди и производству электролитической меди. Однако не всегда задачи развития отечественной промышленности совпадали с интересами зарубежных предпринимателей. Например, большая часть металлургических заводов Юга России была ориентирована на потребности железнодорожного строительства, производя в основном профили тяжелых металлов. Когда оно закончилось, но одновременно выросли запросы металлообрабатывающих и машиностроительных предприятий на качественный и специальный сортамент металлов, потребовалось переоборудование предприятий. Франко-бельгийские финансовые группы, которые преобладали в руководстве обществ южнорусских металлургических заводов, устранились от инвестирования их переоборудования. Не принял иностранный капитал участия и в восстановлении Бакинских промыслов после их разгрома в 1905 г. Имелась практика создания, особенно в области новейших отраслей, предприятий, которые были только сборными цехами, филиалами иностранных компаний. Например, учрежденный в Москве французской компанией завод «Гном» осуществлял лишь сборку авиамоторов из поступавших французских частей и деталей. Представитель военного ведомства, сообщая в 1916 г. о неудовлетворительной постановке дел на заводе, прямо указывал причину — нежелание парижского правления иметь сильное моторостроительное отделение в Москве.

Иностранные руководители действовавших в России обществ, чтобы обеспечить себе большие дивиденды, были вынуждены добиваться прибыльности предприятий, ориентируясь на потребности внутреннего рынка. Данные за 1881–1913 гг. показывают, что прирост иностранных капиталовложений в акционерные общества превышал сумму выплаченных дивидендов на уже вложенные зарубежные капиталы. Это означает, что прибыли в значительной своей части не вывозились из России, а реинвестировались в ее хозяйство. В отличие от государственных займов иностранные вложения в предпринимательство, как правило, впрямую не угрожают политической независимости стран, но могут существенно затормозить или деформировать ее экономическое развитие. Не располагая собственными капиталами и вынужденная прибегать к иностранным, Россия, в частности, не могла направлять потоки иностранных средств в нужные стране отрасли промышленности. В итоге на рубеже XIX–XX вв. не получили должного развития такие базовые отрасли индустрии, как машиностроение, станкостроение, электроэнергетика, производство высококачественных сталей и цветных металлов, химическая промышленность. В конечном счете это предопределило высокую степень зависимости России от ввоза готовой индустриальной продукции именно тех стран, капиталы которых вкладывались в ее экономику.

Важнейшим каналом поступления иностранных капиталов были государственные займы. На их долю приходилось в 1914 г. 3/5 внешней задолженности России, сумма которой приближалась к 8 млрд руб. Такой огромный долг образовался не только в результате займов, заключаемых непосредственно государством, но и частными компаниями, которые гарантировались правительством. Большую их часть (4 млрд руб.) составляли железнодорожные займы. Уже на рубеже 1880–1890 гг. главным кредитором стала Франция, на долю которой в 1914 г. приходилось почти 2/3 суммы размещенных за границей российских государственных займов. Сюда же в начале XX в. переместилась почти половина размещенных за границей облигаций российских железнодорожных обществ, сосредоточенных до этого в Германии. Несмотря на то что не все средства от займов, гарантированных правительством, реально вкладывались в строительство железных дорог (немалые суммы разворовывались финансовыми дельцами и строительными подрядчиками), нельзя не признать их роли в создании российской транспортной системы, оказавшей влияние на общий рост отечественной индустрии.

Необходимость уплаты по займам довольно скоро выявила их отрицательную сторону. Уже с 1880-х гг. платежи по размещенным за границей российским займам стали превышать поступления от новых. С 1881 по 1913 г. Россия выплатила иностранным владельцам свыше 5 млрд руб. Не следует забывать, что частично заграничные займы тратились царизмом на поддержание помещичьего землевладения, а общая сумма этих расходов, включавшая и внутренние накопления, в полтора раза превышала средства, полученные из-за границы на железнодорожное строительство. Поступление иностранных инвестиций в виде зарубежных займов в 1900-е гг. несколько уменьшилось, но совсем не прекратилось. В годы предвоенного промышленного подъема и благоприятной экспортной конъюнктуры, обусловленной высокими урожаями, заграничные инвестиции составили менее 1/5 новых капиталовложений в российские ценные бумаги и акции действовавших в стране иностранных предприятий. В итоге прекратился рост внешнего долга и начала уменьшаться его сумма.

Государственно-монополистический капитализм определяется как «сращивание» монополий и государственных структур. В России его черты проявились довольно рано, формируясь одновременно с процессом складывания финансового капитала, а не после его завершения. Во многом это объясняется исторической ролью русского государства в экономической жизни общества, когда даже в условиях развития капитализма невозможно было полагаться только на рыночные механизмы. Именно государству приходилось предпринимать усилия и тратить значительные средства на развитие индустриальной инфраструктуры, на поддержание и сохранение созданного промышленного потенциала, элементов банковской системы. В раннем проявлении государственно-монополистических тенденций сказалось недостаточное развитие отдельных отраслей отечественной промышленности и ограниченность капиталов. Одним из первых опытов государственного регулирования, осуществленным по настоянию предпринимателей, стало введение в 1895 г. на внутреннем рынке сахарной нормировки, что обеспечивало прибыли сахарозаводчиков и доходы казны. В условиях развивающегося промышленного кризиса в 1902 г. был создан Комитет по распределению железнодорожных заказов, позволивший избежать банкротства металлургических, металлообрабатывающих и машиностроительных предприятий, построенных или реконструированных в 1890-х гг. Учрежденное в 1908 г. при Морском министерстве Совещание по судостроению, помимо распределения заказов, определяло важнейшие технические и материальные условия их исполнения.

Таким образом, период 1910–1914 гг. является завершением процесса складывания в России системы финансового капитала, отвечавшей по своим основным параметрам, целям и направлениям деятельности тенденциям развития мирового капитализма начала XX в. Однако следует учитывать значительные особенности функционирования российской системы финансового капитала, которые не всегда позволяют считать ее вполне адекватной западноевропейской.

§ 4. Население Российской империи в конце XIX — начале XX в. Социальная структура российского общества

Общая динамика численности населения. Население России (без Финляндии) в пределах страны по переписи 1897 г. составляло 126,6 млн человек, из которых 73 % проживали в Европейской России. Данные переписи 1897 г. показали значительный прирост населения по сравнению с дореформенным периодом. Эта тенденция сохранялась и впоследствии, что подтверждают расчеты Центрального статистического комитета. К 1914 г. численность населения России (без Финляндии) достигала 175,1 млн человек, а общий прирост равнялся 38 %, в 50 губерниях Европейской России — 36 % и на Кавказе — 38 % соответственно. Естественный прирост в России (без Польши и Финляндии), составляя в 1908–1913 гг. около 16 %, относился к самым высоким в мире. Основными факторами проявления этой тенденции были заинтересованность крестьянской семьи в рабочих руках, постепенное улучшение условий жизни более значительной части населения, распространение медицинского обслуживания, особенно в привилегированных и городских слоях общества, что сокращало смертность, в частности детскую. Однако из-за часто повторяющихся голодных лет, различных эпидемий смертность в России вдвое превышала этот показатель в Германии и Англии. Необходимо отметить, что на протяжении всей истории России, включая и весь XX в., ни один народ, проживавший на ее территории, не исчез.

На 1 января 1914 г. в российских городах проживало 26,2 млн человек (15 %), а на селе — 148,8 млн (85 %). Реально городское население, особенно в Центре и на Юге России, было несколько выше, так как большие фабрично-заводские или кустарные села (Орехово-Зуево, Кимры, Сергиев Посад), рудничные и заводские поселки (Кривой Рог, Юзовка) с многочисленным пролетарским населением не имели статуса города. Прирост городского населения в начале XX в. к его численности в 1897 г. был очень высоким — 70 %. Число женщин в составе сельского населения было только на 500 тыс. выше мужского, а в городе оно было ниже на 8 млн. Доля городского населения в основных регионах России, кроме Польши, мало отличалась от общего по империи. В то же время в начале XX в. заметно выросло население крупных городов. В Петербурге оно увеличилось с 1,3 млн до 2,2 млн человек, а в Москве — с 1 млн до 1,7 млн человек. Города, в которых проживало свыше 100 тыс. человек, сосредоточили 33 % всего городского населения страны.

Национальный состав. На рубеже XIX–XX вв. Россия оставалась многонациональным государством. Как отмечалось в материалах переписи 1897 г., в ней существовало 146 языков и наречий. Черты многонационального социума приобретали новую окраску в условиях капитализма, в частности при формировании индустриальных районов. Многонациональный характер, например Бакинского промышленного центра, обусловливался не только исторически сложившейся пестротой национального состава Закавказья, но и массовым притоком на нефтяные промыслы рабочих из великорусских и малороссийских губерний, а также персов и армянских переселенцев. Эти же черты проявлялись в составе рабочих Риги и Ревеля, где наряду с жителями коренных национальностей была велика доля русских и выходцев из Германии, Швеции, Финляндии. Шведы и финны были представлены среди рабочих Петербурга. В русском обществе, как правило, не было отчуждения по национальному признаку, что было результатом многовекового совместного проживания различных этносов на одной территории, открытости русской культуры к восприятию культуры других народов, существования смешанных браков в различных социальных слоях. Наиболее представительными среди этносов империи по своей численности и распространенности по территории проживания были русские — более 55 млн, или 48 %. Вместе с ближайшими себе по языку и культуре украинцами (22 млн, или 19 %) и белорусами (около 6 млн, или 6 %) они составляли большинство населения страны — свыше 83 млн, или 72 %. К 1917 г. их совокупная численность превысила 114 млн. Из других национальностей выделялись поляки (около 8 млн человек, к 1917 г. — свыше 11 млн), татары и тюркские народы (около 14 млн человек, к 1917 г. — почти 17 млн), евреи (5 млн человек, к 1917 г. — свыше 7 млн).

Народы, населявшие Российскую империю, находились на весьма различных стадиях социально-экономического развития. Распространение форм родового строя было характерно для большинства народов Крайнего Севера, Сибири, горных районов Кавказа и Памира. Жизненный уклад казахов, киргизов, частично азербайджанцев основывался на кочевом скотоводстве. К этому следует добавить проявление других исторических особенностей развития отдельных народов Поволжья, Закавказья, Прибалтики, Бессарабии, Средней Азии: отсутствие у некоторых из них когда-либо государственности или ее расцвет в очень глубокой древности, длительную борьбу против завоевателей, в том числе и в XIX в. Это находило отражение в быте и укладе их жизни, в сохранении влияния культуры других народов и государств, под властью которых они ранее находились. Немаловажным фактором был и способ вхождения различных народов в состав Российской империи: или добровольный, или в процессе постепенной русской колонизации, или завоевания. Большинство народов России относилось к категории автохтонного населения этой части Евразии. Исключение, пожалуй, составляли евреи, немцы и незначительные группы других германских и скандинавских народов. Первые переселялись стихийно, а остальные — стихийно и в результате целенаправленной политики верховной власти. Формирование греческой диаспоры в России было связано с проживанием греков в Причерноморье с времен античности, а также турецким владычеством на Балканах. Последнее повлекло переселение и представителей юго-славянских народов, особенно болгар, сербов, черногорцев.

Социальная структура российского общества в начале XX в. покоилась на господстве сословной системы, несмотря на образование классов, характерных для капиталистического общества. Сохранение прежней сословной иерархии, сословных привилегий проявлялось в экономической сфере, в занятии государственных должностей, в личных взаимоотношениях. Основными сословиями, социальный статус которых определялся законом и принадлежность к которым наследовалась, были дворянство, духовенство, крестьянство, мещанство, казачество и почетные граждане. По существу своего положения к сословию было близко купечество. Данная система сословий была характерна для большей части Европейской России, Сибири и Дальнего Востока, заселенных по преимуществу русскими. На национальных окраинах сохранялись значительные элементы той сословной структуры общества, которая там сложилась исторически. Представителями господствующих землевладельческих сословий в ней оставались князья, шляхтичи, ханы, беки, бароны, социальный статус которых признавался царизмом. Такая практика распространялась и на духовенство тех конфессий, которые не запрещались и не преследовались властями.

Дворяне, оставаясь высшим сословием в России, к началу XX в. насчитывали вместе с семьями 1,8 млн человек, или 1,5 % всего населения. К этому времени, будучи выходцами из других сословий, получили дворянство за службу, благотворительную деятельность, особые заслуги и т. д. 600 тыс. личных дворян. Среди потомственных дворян русские составляли только половину, поляки — почти треть; остальная часть распределялась между грузинами, тюрко-татарами (по 6 %), немцами и литовцами (по 2 %). Дворянство, хотя теряло свое экономическое могущество, продолжало оставаться самым привилегированным сословием, широко представленным во всех властных структурах империи (Совет министров и министерства, Государственный совет, армия, флот, судебные институты). Ему принадлежали господствующие позиции и во вновь учрежденной Государственной думе. До начала XX в. сохранялось право дворян надзирать за крестьянским сословием. Дворянство имело значительные преимущества перед другими с точки зрения укорененности различных корпоративных организаций. Данные привилегии обеспечивались преимуществами дворянского сословия в получении среднего, особенно гимназического образования, и высшего, в частности университетского и военного. Правда, при расширении государственного аппарата в условиях модернизации дворянских кадров просто не хватало. Однако наиболее заметное увеличение чиновников-недворян (до 78 %) наблюдалось только среди служащих низших рангов, в частности IX–XIV классов. В армии эта тенденция проявилась лишь в Первую мировую войну, а до этого потомственные дворяне составляли половину всего офицерского корпуса, 90 % генералитета и 75 % полковников.

Выявившееся нежелание и неспособность дворянства к активной предпринимательской деятельности привели на рубеже XIX–XX вв. к ухудшению его экономического положения в результате полной или частичной продажи земельных владений. В 1905 г. сохраняло имения менее трети помещичьих семей, а к 1917 г. — только четверть. Основными источниками доходов большей части даже потомственных дворян стали служба в государственных учреждениях, в промышленной и финансовой сферах, профессорская, адвокатская, политическая деятельность, служение на ниве искусства. Тем не менее наличие в руках господствующего сословия значительного земельного фонда по-прежнему служило источником высоких доходов. Общая стоимость дворянского земельного фонда на 60 % превышала массу акционерного капитала в России. Сохранению дворянской состоятельности содействовала социальная и экономическая политика правительства, не допускавшая их «оскудения». Особенно важным каналом поддержания экономической силы дворянства была система ссуд под залог имений в таких размерах и на такие сроки (до 48–66 лет), которые никак не могли быть обоснованы потребностями перестройки хозяйств. Но предотвратить объективный процесс размывания господствующего сословия, ускорившийся в начале XX в., было невозможно. Помещичье хозяйство все более активно взаимодействовало с промышленностью. Развитие капиталистического уклада втягивало отдельных представителей дворянства в предпринимательскую деятельность. Несмотря на известное сближение дворянства с буржуазией, оно сохраняло черты прежнего феодального сословия, пребывая в своей основной ипостаси — помещика, барина.

Особым слоем политически господствующего поместного дворянства была высшая бюрократия, которую отличало активное приобщение к накоплению денежных богатств, восходящее еще к XVIII в. В пореформенную эпоху сановные чиновники активно участвовали в учредительстве железнодорожных обществ, первых банков и крупных предприятий, составив на этом немалые капиталы. Впоследствии они нередко входили в правления частных компаний, иногда вновь возвращаясь на государственную службу. На рубеже XIX–XX вв. роль высшей бюрократии в выборе путей и методов модернизации России усилилась, и одновременно перед обществом обнаружились ее столкновения с правым консервативным дворянством и его либерально настроенными кругами. После революции 1905 г. в условиях открытой борьбы политических партий эта роль заметно падает. Несмотря на сближение с верхами буржуазии, сановная бюрократия с ними не соединялась, сохраняя дворянскую обособленность.

Духовенство христианских исповеданий вместе с семьями (589 тыс. человек) составляло 0,5 % всего населения империи. Привилегированный общественный статус имело православное духовенство. Как свидетельствуют различные материалы обследований и обсуждений, жизнь большинства священнослужителей, особенно в небольших сельских приходах, не отличалась особым достатком. В начале века в связи с ростом приходов на территории империи и вне ее пределов происходило пополнение данного сословия за счет выходцев из других социальных групп.

Крестьянство оставалось наиболее многочисленным сословием российского общества (97 млн человек). Его доля составляла в 1897 г. в населении 50 губерний Европейской России 84 %, а всей империи — 77 %. Правовое положение крестьян в течение долгого времени оставалось униженным, что выражалось в применении к ним телесных наказаний и рукоприкладства.

В крестьянской среде шел активный процесс имущественного расслоения и социальной дифференции. Внутри общины к концу XIX в. вполне определенно выделились группы бедняков, середняков и зажиточных крестьян, имущественная состоятельность которых различалась по ряду признаков. Количество надельной земли на 1 крестьянский двор, особенно при редких переделах, было намного больше в семьях, где преобладало мужское население. В начале XX в. в размерах наделов сказывались также региональные отличия, возникшие при проведении реформы 1861 г. В земледельческом центре с его многочисленным аграрным населением надел составлял всего 3–6 десятин, в Нечерноземной полосе поднимался до 7—10 десятин, в Поволжье и Новороссии был еще выше — соответственно по 12–15 и 15–20 десятин. Не были до конца изжиты пореформенные имущественные различия бывших крепостных крестьян по отношению к другим категориям крестьянства (государственным, монастырским и пр.). В 1905 г. средний надел бывших помещичьих крестьян в центре страны составлял всего 6,7 десятины, а бывших государственных — 12,5 десятины. У крестьян трех прибалтийских губерний в пользовании было в среднем 37 десятин, у башкир — свыше 28 десятин. Отличия в размерах наделов дополнялись разной долей арендованной и купленной земли на двор. К этому способу преодоления малоземелья прибегали представители всех групп, но особенно зажиточные крестьяне. Если разница в отдельных губерниях между бедняками и зажиточными крестьянами по надельной земле была в 2–3 раза, то по арендованной земле она исчислялась в 5—10 раз, а по купленной — в 50 раз и более. Еще более значительно имущественное расслоение деревни (в основном в южных регионах) проявлялось по другим признакам: количество тяглового (лошадей, волов), крупного мясного и молочного скота на двор, наличие машин и усовершенствованных орудий труда, хозяйственных построек для содержания скота и сохранения урожая и пр. По всем этим показателям не только бедняцкое, но и середняцкое хозяйство уступало зажиточным. Разрывы между показателями имущественной состоятельности отдельных групп внутри общины были не так велики в отличие от существенных различий между общинами.

Причинами оскудения и часто полного разорения крестьянства, особенно исторического центра страны, были нехватка земли и рабочих рук, недостаток машин и усовершенствованных орудий. Сохраняли свое воздействие на бедственное положение русской деревни неблагоприятные природно-климатические условия, от которых не были застрахованы ни зажиточные, ни середняки, ни бедняки и которые, резко понижая возможности интенсификации земледелия, практически были непреодолимы при тогдашнем уровне развития его материально-технической основы. При первом же большом недороде, падеже скота, смерти мужчин в семье ее достаток исчезал почти мгновенно, поскольку в историческом центре страны сохранялось минимальное превосходство высших групп в сфере сельскохозяйственного производства. Все это не позволяло сформироваться внутри русской общины, особенно центральных областей, даже прочному слою середняков. На протяжении всего пореформенного времени доля середняцких хозяйств относительно общего состава крестьянства уменьшалась, а доля бедняцких и разорившихся крестьян возрастала. Число бедняцких хозяйств в центре страны составляло от 30 до 50 % по отдельным районам, понижаясь на Украине и в Поволжье. Примерно 25 % крестьянских дворов в центральных губерниях жили впроголодь даже в урожайные годы, а в остальных регионах таких дворов было 10–15 %. Объективно сохранявшаяся «прикрепленность» крестьянства к земле в условиях земельной тесноты не могла быть преодолена путем переключения больших масс крестьянства на промышленный труд по нескольким причинам. Во-первых, объем зернового производства в стране делал земледельческий труд основной массы крестьян общественно необходимым, что удерживало их на земле. Во-вторых, обратной стороной этого было отсутствие необходимого расширенного развития в России промышленного производства. Следствием названных обстоятельств явилось отсутствие реальных условий интенсификации сельского хозяйства на том уровне его развития и при сохранении голодных лет.

Довольно внушительная с конца XIX в. группа зажиточных крестьян Европейской России весьма неравномерно распределялись по отдельным общинам — колебание их доли было от 3–5 % до 15–20 %. Крепкие крестьяне сосредотачивались в бывшей государственной деревне, в многоземельных общинах южных окраин или в губерниях, где через Крестьянский поземельный банк они скупили значительную часть помещичьей земли. Неэффективность и ненадежность земледельческого занятия в историческом центре страны привели к складыванию в среде зажиточного крестьянства особой категории — кулаков, или «мироедов», «кулаков-процентщиков». В деревне начала XX в. это понятие не имело точного употребления, что сохранилось потом и в литературе. Кулацкая верхушка избегала вкладывать капиталы в земледелие и животноводство. Она стремилась извлечь выгоду, занимаясь торговлей, трактирным промыслом, прямым ростовщичеством. Нещадно обирая своих общинников, кулаки вызывали их жгучую ненависть, основанную и на отрицательном отношении к несправедливо нажитому богатству в православном менталитете русского крестьянства.

Неземледельческие занятия в виде кустарных и отхожих (уход на заработки) промыслов были присущи разным группам крестьянства. Бедняцкая часть общины, даже если окончательно не разорялась, надолго бросала свои наделы и уходила в поисках заработков в города, на шахты, прииски, промыслы, на строительство железных дорог, в старательские артели и пр. Однако чаще она продолжала обрабатывать землю меньшими силами, отправляя в разные концы России своих сыновей и дочерей. Эти явления были характерны и для середняков. Три пятых крестьян центральных губерний основные доходы получали от промыслов и дополнительных заработков членов семьи. Хотя за этим стояла сложность организации на Русской равнине доходного сельскохозяйственного производства из-за неблагоприятных природно-климатических условий, в сознании большинства крестьянства причины его бедственного положения объяснялись нехваткой земли. Это поддерживало в нем неистребимое желание захвата помещичьей земли для обретения благосостояния.

Процесс «раскрестьянивания», отражавший тенденции роста социальной мобильности, был связан с переходом крестьян в другие общественные группы и сословия. Многие русские предприниматели начала XX в., имевшие купеческое звание, были из крестьянской среды. Основная масса крестьянских выходцев, особенно мужчин, влилась в ряды наемных рабочих или занималась индивидуальной торгово-промысловой деятельностью. Часть крестьян оказалась в маргинальных слоях общества, среди так называемых босяков, пребывая в городских ночлежках или бродяжничая по России. Начиная с 1895 г. доля крестьян, покидавших деревню, возрастала постоянно, резко увеличившись в период аграрной реформы 1906–1913 гг. Процесс раскрестьянивания выразился и в уменьшении занятия земледелием. Из более 81 млн жителей деревни 50 губерний Европейской России в ходе переписи 1897 г. 12 млн человек показали основным занятием торгово-промысловую деятельность, а по данным 1905 г., это число увеличилось до 17 млн. Однако эти лица в основном не покидали деревню. Длительное пребывание, часто годами, значительной части мужского населения вне села сказалось на положении женщины-крестьянки, ее роли в семье и общине, пробудив ее социальную активность.

Несмотря на происходившие изменения, крестьянство продолжало оставаться самым многочисленным сословием империи, обнаружив даже тенденцию к численному росту, составившему с конца XIX в. до 1913 г., по расчетным данным, не менее 20 %. Подобное явление было совершенно нехарактерно для западноевропейских стран, где индустриальное развитие и высокая эффективность сельского хозяйства влекли заметное сокращение аграрного населения. Это свидетельствует о существенном отличии развития русского социума, когда в условиях предельно ограниченного сельскохозяйственного года деревня сохраняла избыток рабочих рук, который ей был остро необходим при проведении посевной, во время сенокоса и особенно в период сбора урожая и закладки нового. К этому добавлялись недостаточное развитие отечественной фабричной индустрии и ограниченность жилья в русских городах, что не позволяло принять избыточное сельское население. Однако глубинные причины лежали в потребностях самой деревни, свидетельством чему является распространенный в начале XX в. в ЦПР уход части рабочих с фабрики в деревню на время сенокоса и уборки урожая. Процесс «раскрестьянивания» выражался не в сокращении крестьянского сословия, а в более медленном его увеличении относительно других социальных слоев, особенно пролетариата и буржуазии. Рост численности крестьянства скрывал увеличение внутри него неземледельческих занятий.

Казачество, оставаясь служилым военным сословием, в конце XIX в. составляло чуть более 2 % населения империи. Более значительно оно было представлено в населении Кавказа и Предкавказья (10 %), Сибири (свыше 4 %), Средней Азии и Степного края (3 %). За службу государству казаки наделялись землей, находившейся в собственности отдельного казачьего войска и передаваемой им в пользование казачьих станиц. Такое типично феодальное землевладение сохранялось вплоть до октября 1917 г. В начале XX в. существовали Донское, Кубанское, Оренбургское, Забайкальское, Терское, Сибирское, Уральское, Амурское, Семиреченское, Астраханское, Уссурийское казачьи войска, енисейские казаки и якутский казачий полк. В годы войны казаки призывались на фронт, а в остальное время использовались для сторожевой службы на окраинах и подавления волнений крестьян, забастовок рабочих, разгона манифестаций. Численность казачьего населения в 1916 г. превышала 4 млн человек.

Казаки занимались земледелием преимущественно на окраинах империи. Положение 1869 г. предусматривало наделение их земельным «паем» в размере 30 десятин на казака. На практике в начале XX в. наделы колебались в пределах 10–30 десятин. Казачество было в достаточной мере обеспечено землей (свыше 50 десятин на двор) и в массе своей, по российским меркам, занимало положение середняков, обрабатывая землю главным образом при участии членов семьи. Зажиточная верхушка, как правило, сочетала земледельческие занятия с торговлей, содержанием трактиров, магазинов и выдачей односельчанам ссуд хлебом, деньгами под проценты или на условиях отработки. Наличие войсковых земельных запасов предусматривало удовлетворение потребностей растущего казачьего населения. Однако внутри станичного сообщества возникло определенное неравенство между казачьей верхушкой, успешно втягивавшейся в процесс капитализации сельскохозяйственного производства, торговли и ростовщичества, и основной массой станичников, среди которых росла доля бедняцких хозяйств. Особенная острота отличала отношения казачества с иногородними, т. е. крестьянскими переселенцами, хлынувшими после 1861 г. в окраинные области империи, отличавшиеся более теплым климатом и наличием неосвоенных земель. Казачество, охраняя свои привилегии, в том числе и земельные, препятствовало получению земли иногородними. Правительство также стремилось законсервировать традиционный экономический, социально-политический, бытовой уклад жизни казачества, поэтому в начале XX в. это сословие отличалось существенной замкнутостью и консервативностью. Однако модернизационные процессы неизбежно приводили к внутренней дифференциации казачества и переходу его представителей в новые социальные слои, в том числе рабочих.

К крестьянскому сословию относилось большинство сельских жителей Средней Азии, Степного края и частично Сибири, официально причисляемых в общественной иерархической структуре Российской империи к категории «инородцев». Общая их численность в конце XIX в. составляла более 8 млн человек, или около 7 %.

Городское население России в начале XX в. подразделялось на несколько сословий. Мещане были основным приписным населением российских городов и составляли свыше 10 % всех жителей страны. Из них формировались ряды купечества, городских ремесленников, рабочих, мелких служащих. В небольших заштатных городках и местечках мещанство, занимаясь сельским хозяйством, торговлей, извозом и другими промыслами, мало чем отличалось от крестьянства больших сел. Городское сословие почетных граждан в начале XX в. насчитывало немногим более 300 тыс. человек. Лица, принадлежавшие к нему, получали свое звание от самодержавной власти за особые заслуги или наследовали его.

Буржуазия в России, как и пролетариат, появилась в результате упрочения капиталистического уклада. Численность российской буржуазии определить довольно трудно, поскольку в статистических обследованиях того времени фиксировалась сословная принадлежность торговцев и промышленников. Вместе с помещиками и высшими чиновниками крупная буржуазия в 1913 г. насчитывала более 4 млн человек, значительно увеличившись (3 млн) по сравнению с 1897 г. Удельный вес этой социальной группы в составе населения практически не изменился, поднявшись с 2,4 до 2,5 %, что никак не согласуется с ростом ее экономического могущества. О нем частично можно судить по данным о доходах от торгово-промышленной и финансовой деятельности, с которой в первую очередь была связана российская буржуазия. Самая большая сумма доходов (без учета доходов ниже 1 тыс. руб.) в течение 1909–1910 гг. принадлежала владельцам торгово-промышленных предприятий, превышая 850 млн руб., и владельцам денежных капиталов, доход которых исчислялся в 340 млн руб. В сумме это составило 45 % всех учитываемых доходов. В составе имущих классов можно наблюдать резкую дифференциацию между их основной массой (88 %), доходы которой не превышали 5 тыс. руб., и небольшой группой особо состоятельных лиц (около 2 %) с доходами более 20 тыс. руб. Доля наиболее состоятельных групп чуть превышала 30 % в общей сумме всех доходов, приближалась к 800 млн руб. Средние группы в составе имущих классов (10 % всех владельцев) были не так велики по численности, превосходя высшую почти в 6 раз, но уступая основной массе в 10 раз. Представленные данные показывают ограниченность капиталов в России. Значительное преобладание среди мелких землевладельцев и предпринимателей лиц с небольшими доходами вряд ли позволяло им накапливать средства, чтобы обратить их в капитал. Достаточно проблематично это было и для средних групп, учитывая уровень их доходов. Образование капиталов в высших группах сдерживалось входившими в них крупными землевладельцами, не направлявшими свои доходы на развитие производства.

Российская буржуазия складывалась из представителей мещанского сословия, почетных граждан, крестьянства, но важнейшим каналом ее формирования стало купечество, закрепившее свой социальный статус еще в XVIII в. Купеческое сословие было единственным в России, для вступления в которое требовался денежный взнос. Принадлежность к купечеству, разделенному в 1860-е гг. на две гильдии, реализовывалась покупкой промысловых свидетельств различных разрядов и ежегодным приобретением соответствующего гильдейского свидетельства. Введением в 1897 г. Закона о промысловом налоге была разорвана связь между предпринимательской деятельностью и принадлежностью к купеческому сословию. Выборка гильдейских свидетельств стала добровольной, что сразу привело к резкому сокращению численности купцов. Отказ фабрикантов от купеческого звания в дальнейшем только увеличивается. Продолжали выбирать гильдейские свидетельства представители старых династий, которые числились купцами в ряде поколений, а также лица, желавшие получить звания коммерции советника или мануфактур-советника. Подобные звания и пребывание в 1-й гильдии не менее 20 лет были основанием для получения сословного звания почетного гражданина, которое, в отличие от купеческого, наследовалось. Поскольку купеческое звание расширяло общие права и социальный статус его владельца, то к приобретению гильдейских свидетельств, хотя это была дорогая процедура, прибегали лица «низших сословий», некоторых национальных и конфессиональных меньшинств. Паспортная льгота для купечества позволяла представителям податных сословий получить приписку к городскому разряду, занимать должности биржевых маклеров и пр. Покупка купеческих свидетельств давала возможность евреям жить вне черты оседлости, занимаясь предпринимательством или получая образование. Гильдейские свидетельства приобретались для изменения сословного статуса при вступлении в брак с представителями высших сословий.

История русской буржуазии неотделима от крестьянства, наиболее «капиталистые» представители которого основали не одну промышленную династию. Из крестьянской среды вышли крупнейшие московские фабриканты — Морозовы, Прохоровы, Рябушинские, Коноваловы и др. В их успехе большую роль сыграли старообрядческие общины, которые проводили льготное, практически беспроцентное и безвозвратное субсидирование закладки новых предприятий, организации «нового дела» членами общины, требуя взамен только преданность своей вере. Московские промышленники долгое время следовали традиции сохранения семейных предприятий и фирм. Учреждая собственные банки, они не торопились к установлению связей с банковскими монополиями. Однако это не помешало возникновению сильного политического влияния московской буржуазии в среде торгово-промышленного класса. Ее лидерство особенно выявилось в годы Первой мировой войны.

Видные представители российской финансовой олигархии, сосредоточенной в основном в Петербурге, были выходцами из технической интеллигенции и чиновничества — А. И. Путилов, А. И. Вышнеградский, А. П. Мещерский, Н. С. Авдаков, Н. Ф. Дитмар и др. Связанная с отраслями тяжелой промышленности, где были сильны позиции иностранного капитала, петербургская буржуазия имела с ним прочные контакты. Формирование буржуазии в российской провинции отставало от центра, поэтому предпринимателям из регионов не всегда удавалось пробиться в сферу крупной промышленности и банков. Их деятельность преимущественно была связана с торговлей. Ситуация начинает меняться в годы предвоенного подъема. Российская буржуазия отличалась многонациональностью своего состава. Среди крупных дельцов были армянские и азербайджанские нефтепромышленники, еврейские банкиры. Связала свою жизнь с Россией часть иностранных предпринимателей: владельцы станкостроительного завода Бромлей, металлургического Гужон, кондитерских предприятий Эйнем, Сиу, текстильных Кноп, Арманд и др.

Правовые стеснения предпринимательской деятельности, неопределенность социального статуса в сословном имперском обществе, грозные окрики власти по поводу любого проявления инициативы — все это не способствовало политическому развитию российской буржуазии и выразилось в ее социальной инертности.

Рабочие, составлявшие 23,5 % населения России, в массе своей были выходцами из крестьянства, что подтвердили данные переписи 1897 г. и городских переписей в Москве, Петербурге, Одессе, Баку и т. д. Численность пролетариата к концу XIX в. была довольно значительна, если учесть хронологическую ограниченность времени его формирования. Помимо фабрично-заводских рабочих, постоянно возрастала масса населения, занятого наемным трудом, к которому относились чернорабочие, поденщики, обслуживающий персонал в учреждениях, на промышленных и бытовых предприятиях, домашняя прислуга. Эти процессы приобрели еще больший динамизм в начале XX в. За период 1900–1913 гг. численность рабочих увеличилась в полтора раза, т. е. прирост этой социальной группы опережал общий рост населения страны. По исследовательским расчетам, численность всех наемных рабочих определяется на 1913 г. в 18–19 млн человек, из которых в сфере фабрично-заводской промышленности, горной и на транспорте было занято около 4 млн человек, в мелкой промышленности — 3 млн, в строительстве — 1,5 млн. Число наемных рабочих в сельском хозяйстве достигло 6,5 млн, а занятых в лесном деле, чернорабочих в строительстве, на транспорте и в торговле — свыше 3 млн. В среде фабрично-заводских и железнодорожных рабочих на рубеже веков возрастает до 40 % прослойка потомственных пролетариев, сокращается их связь с землей. Одним из проявлений этой тенденции стало удлинение рабочего года, особенно в начале XX в., и увеличение трудового стажа рабочих. В обрабатывающей промышленности доля женщин поднялась с 26 % в 1900 г. до 31 % в 1913 г. Особенно много женщин трудилось на текстильных предприятиях. Однако в целом применение женского труда в России отставало от западноевропейских показателей. В то же время отечественная промышленность в отличие от индустрии других стран продолжала широко использовать труд подростков и детей. Российский пролетариат по возрастным параметрам был самым молодым среди других социальных групп населения. Доля рабочих до 39 лет составляла 81 %, а 25 % всех рабочих не перешли 20-летний предел.

В составе пролетариата России выделялось несколько крупных отраслевых слоев. Наиболее старым из них были горнозаводские рабочие Урала и Сибири. В начале XX в. к ним присоединились рабочие Южного района, трудившиеся на шахтах Донбасса, рудниках Криворожья и Бакинских промыслах. Одним из самых значительных по своей численности был слой текстильщиков. Общая численность рабочих 5 текстильных отраслей к 1913 г. достигала почти 820 тыс. человек, что составляло около 45 % всех рабочих обрабатывающей промышленности. Из них 69 % было сосредоточено в ЦПР. Большая часть предприятий ЦПР размещалась в фабричных селах. В результате текстильщики оказались очень тесно, буквально тысячами нитей связаны с русской деревней. Значительное число текстильщиков было в Лодзинском фабричном центре и Петербургском регионе. Многочисленным был слой металлистов, включавший в свой состав рабочих металлургических, металлообрабатывающих производств и машиностроителей. Подавляющая их часть была сосредоточена в Петербургском, Южнорусском, Уральском районах; значительные группы имелись в прибалтийских губерниях и ЦПР. Рабочие-металлисты отличались более высоким уровнем грамотности. Особую группу среди них составляли рабочие железнодорожных мастерских, рассредоточенные по всей стране. Большая их часть трудилась непосредственно на железнодорожном транспорте. Железнодорожники в основном являлись рабочими казенных предприятий. К ним же относились металлисты, работавшие на судостроительных, снарядных, пушечных, ружейных и прочих заводах морского и военного ведомств. Их отличали более высокая грамотность и квалификация, чему способствовали лучшие условия труда и жизни.

На рубеже XIX–XX вв. экономическое положение рабочих в России оставалось тяжелым с точки зрения уровня заработной платы, условий труда и жизни, правового положения. Принятые законы о штрафах (1885), сокращении рабочего дня (1897), страховании (1902) сопровождались массой ограничений и не распространялись на всех фабричных рабочих, не говоря о других категориях лиц наемного труда. Средняя продолжительность рабочего дня пролетариата обрабатывающей промышленности в начале XX в. составляла более 11 ч, что превышало уровни других стран: в Англии, США, Дании, Норвегии — 8–9 ч, в Германии, Франции, Швеции — 10,5 ч. При средней заработной плате в 194 руб. она была существенно выше у металлистов, железнодорожников, химиков, нефтяников и горняков (251–338 руб.), но ниже у самого большого слоя пролетариата — текстильщиков (всего 130–168 руб., к тому же нередко выдаваемых «харчами», т. е. натурой) и пищевиков (181 руб.). В отдельных регионах этот показатель мог еще понижаться. Часто уровень заработной платы не достигал границы физического минимума, т. е. необходимых расходов на пищу, одежду, топливо, жилье. Крайне неудовлетворительными были жилищные условия рабочих из-за нехватки жилья и малого его строительства даже в крупных городах. Почти 2/3 промышленных рабочих жили в фабричных казармах, бараках, «семейных домах», отличавшихся чрезвычайной теснотой и антисанитарией. Не лучше было проживание на «вольных» квартирах, которые нередко представляли так называемые углы, койки, сдававшиеся владельцами жилья посменно: одно и то же помещение или койка сначала для рабочего дневной смены, а потом — ночной. Политическое и гражданское бесправие рабочих на рубеже XIX–XX вв., когда им запрещалось создавать профессиональные организации, иметь специальную печать, собираться и обсуждать свои жизненно важные проблемы, — все это поднимало рабочих на борьбу, усиливало их социальный протест. В ходе революции 1905 г. рабочие добились значительного повышения заработной платы, права создания профессиональных организаций, организации страхования и т. д. Однако в целом социально-политическое положение пролетариата (резкое ограничение избирательного права, преследование профсоюзов и рабочей печати), условия его труда и быта оставались тяжелыми. На предприятиях практически отсутствовала охрана труда; широко были распространены профессиональные заболевания и трудовой травматизм; медицинское обслуживание находилось в зачаточном состоянии даже на передовых предприятиях. Образование рабочих осуществлялось в основном в системе внешкольного обучения. Мало что изменилось в жилищных условиях рабочих.

Интеллигенция в начале XX в. в России численно увеличилась и насчитывала вместе с семьями около 800 тыс. человек (чуть более 2 % всего населения). Больше всего образованных (350 тыс.) было занято в промышленности, сельском хозяйстве, финансово-кредитных учреждениях, на транспорте. Кроме того, имелось 12 тыс. юристов. В области просвещения и медицины трудилось 240 тыс. человек, в науке и культуре — 22 тыс. Интеллигенция была одной из значительных социальных прослоек российского общества, состоящей из весьма разнородных групп. Недаром в 1860–1870 гг. представители этой прослойки определялись как разночинцы. Этот признак был присущ и интеллигенции начала XX в., только с большим представительством в ее среде выходцев из крестьян и мещан. Как особая социальная группа интеллигенция в России образовалась в медленно протекавшем и незавершенном процессе размывания прежних сословий. Для XX столетия характерно образование двух групп в составе интеллигенции. Одна была ориентирована на обслуживание разных систем развивающегося капитализма: индустрии, транспорта, связи, банков, науки, образования, медицины, периодической печати, культуры, искусства и пр. В ее состав входили высокооплачиваемые управляющие предприятиями и банками, крупные инженеры, ученые, профессора, преуспевающие юристы, врачи, издатели, театральные деятели и т. д. Вторая, представленная массовым слоем учителей, врачей, инженеров и техников, литераторов, актеров, сочувствовала тяжелому положению народа, стремилась облегчить его участь и найти для него путь к лучшей жизни. Сплочению этой группы и формированию определенных мировоззренческих установок способствовали те социально-экономические противоречия, которые нарастали в российском обществе и требовали своего разрешения. Наиболее значительная часть российской интеллигенции была настроена революционно-демократически, что обусловило ее активное участие в создании и деятельности возникавших в стране политических партий. Устойчивые революционные настроения интеллигенции сформировались в пореформенную эпоху, когда размышления о судьбах страны занимали русское образованное общество. Значительные различия в уровне развития России и западноевропейских стран не связывались мыслящей публикой с колоссальной разницей их природно-климатических условий, не позволявших даже в европейской части империи провести результативные аграрные преобразования. В то же время географическая близость Европейской России к высокоразвитым странам Западной Европы, вековые разнообразнейшие контакты между ними, включенность России в европейскую цивилизацию — все это еще больше обостряло болезненное восприятие русским обществом того разительного контраста, который можно было наблюдать в уровне развития России и Западной Европы. К этому добавлялось сильное влияние Запада на развитие общественно-политической и философской мысли в России. Вековые архаизм и отсталость, бедственное положение крестьянства, многочисленные жертвы периодических засух, слабая в сравнении с Европой урбанизация и другие подобные явления порождали необычайную восприимчивость русской философской и политической мысли к наиболее радикальным идеям социально-экономического переустройства общества, приводили к формированию в среде интеллигенции различных течений, стремящихся утвердить справедливость путем революционной борьбы.

Глава 2 Внутриполитическое положение России в 1890 — начале 1900-х годов и международные отношения

В октябре 1894 г. скончался император Александр III. Хотя он почти год болел, его смерть оказалась неожиданной для общества и близких. Цесаревич Николай Александрович записал в дневнике: «Боже мой, что за день!.. Голова кругом идет, верить не хочется — кажется до того неправдоподобной ужасная действительность». Как наследник престола Николай II получил хорошее образование, чему способствовали и его учителя. Обучение наукам дополнялось опытом военной службы (строевая служба в гвардии, командование ротой, потом эскадроном) с получением соответствующих званий: штабс-капитан (1887), капитан (1891), полковник (1892). В семье был установлен строгий распорядок, и цесаревич не пренебрегал занятиями, хотя, как пишут многие авторы, звезд с неба не хватал. Хорошие манеры, образование и общее воспитание, приучившее к сдержанности, располагали к нему окружающих. Эти черты и молодость царя (26 лет) вселяли обществу надежды на будущее благополучие России. Но сам Николай II чувствовал себя неуверенно, записывая в дневнике: «Я не подготовлен быть царем. Я не могу управлять империей. Я даже не знаю, как разговаривать с министрами». Александр III не приобщал цесаревича к делам государственного управления. У нового императора не было и собственного глубокого, всестороннего представления о своей роли верховного правителя огромной империи в ту переломную эпоху, в которую он встал у кормила власти. Обыденность этих воззрений Николая II выразилась в переписном листе в его известной записи о роде занятий: «Хозяин земли русской».

Начальные шаги молодого императора, в частности его замечания в адрес земских и дворянских собраний в январской речи 1895 г., показали следование курсу усопшего отца в неуклонной охране самодержавия. Предлагаемые преобразования российской жизни обычно вызывали у него отклик: «Даст Бог, постепенно так и сделаем». Различные уступки делались в безвыходных ситуациях и под давлением других лиц, что влекло по прошествии кризиса стремление минимизировать начатые преобразования и отдалить тех, под влиянием которых они проводились. В проводимой царем политике и принимаемых решениях не чувствовался опыт пребывания у власти. Несоответствие личности правителя огромной страны масштабам и сложности стоящих перед ним проблем, необходимость следовать воле более сильных людей развивали у Николая II недоверие, скрытность, хитрость и упрямство. Это часто затрудняло выработку и реализацию политических мер, деятельность органов верховного управления. Отмеченные черты Николая II объективно предопределили большую роль его окружения. В начале царствования особым влиянием пользовались мать Мария Федоровна и дяди императора, великие князья Владимир, Алексей и Сергей Александровичи, занимавшие важные государственные посты. С начала 1900-х гг. постепенно усиливает свое воздействие на Николая II его жена — императрица Александра Федоровна. Венчание царя с гессенской принцессой Алисой, внучкой английской королевы Виктории, состоялось сразу после кончины Александра III. И современники, и исследователи отмечают властность императрицы, склонность к мистицизму, религиозную экзальтированность и полное неведение русской жизни. Долгое ожидание наследника, его врожденная тяжелая болезнь (гемофилия) способствовали развитию у Александры Федоровны истерии.

На рубеже XIX–XX вв. как высшее законосовещательное учреждение действовал назначаемый императором Государственный совет, рассматривавший новые законы или законодательные предположения своих членов. По-прежнему оставался в бездействии Совет министров, падала роль Комитета министров, но резко возросло при отсутствии ответственного правительства влияние отдельных министров, прежде всего внутренних дел и финансов. В течение всего царствования сохранялась практика учреждения временных Особых совещаний, комиссий и комитетов, которые были эффективным каналом воздействия на монарха клана высших сановников. Вплоть до 1905 г. в выработке внутриполитического курса была необычайно велика роль обер-прокурора Святейшего Синода К. П. Победоносцева. Внушая императору архаичные представления о характере самодержавной власти в России, он стал главным идеологом реакционно-консервативного внутриполитического курса. В царствование Николая II резкое возрастание роли высших сановников происходило в силу несоразмерности масштабов личности императора и его министров, обладавших широтой государственного кругозора, более четким пониманием современных задач государственной политики. Такие министры, как С. Ю. Витте, И. Н. Дурново, В. К. Плеве, П. А. Столыпин, были крупными администраторами, отличались организаторскими способностями. В окружении Николая II не раз появлялись лица, не принадлежавшие к императорской семье или сановной элите, но сыгравшие заметную роль при принятии отдельных решений внутренней и внешней политики (князь В. П. Мещерский, ротмистр А. М. Безобразов, жандармский полковник С. В. Зубатов и др.). Постоянно около императорской четы находились весьма экзальтированные представители из числа официальных служителей православной церкви и лица, поведение которых не укладывалось в традиционные нормы ортодоксальной религии.

§ 1. Проблемы торгово-промышленной политики правительства. Рабочий вопрос

Проведение внутриполитического курса в России на рубеже XIX–XX вв. осложнялось существованием неразрешимого противоречия: с одной стороны — феодальная самодержавная монархия, стремившаяся всеми силами сохранить свое господство, с другой — изменившиеся экономический базис и социальная структура российского общества, требовавшие последовательных и радикальных социально-экономических преобразований. Основной целью экономической политики царизма в этот период являлось укрепление материальных основ власти, обеспечение прочности ее социальной базы, а также создание всеобщих условий производства, что всегда было характерно для российского государства как общества с низким уровнем прибавочного продукта. В выборе основного звена экономической политики правительства сказалось влияние взглядов целой плеяды руководителей Министерства финансов второй половины XIX в. (М. X. Рейтерн, Н. X. Бунге, И. А. Вышнеградский), считавших расширение сферы промышленного труда важным фактором подъема благосостояния России. Эти позиции разделял и новый министр финансов Сергей Юльевич Витте, утвержденный в должности в январе 1893 г. Своим ближайшим помощником Витте избрал В. И. Ковалевского, которого современники называли «министром по делам промышленности и торговли». Суть своих экономических воззрений он выразил так: «Только равновесие сельскохозяйственной и промышленной деятельности народа является залогом мощи и независимости государства. Страны, исключительно земледельческие, в конечном своем результате обречены на бедность и политическое бессилие».

В программе преобразования руководства торгово-промышленным развитием страны, подготовленной к октябрю 1893 г., отмечалось, что промышленность заняла такое место в народном хозяйстве, когда ее судьба неразрывно связана с экономикой страны в целом, и правительству следует с этим считаться. Программа провозглашала широкое развитие всех отраслей российской перерабатывающей промышленности для обеспечения конкурентоспособности ее продукции за пределами страны. В ней отмечались различия в историческом развитии промышленности в России и Западной Европе и признавалась трудность задач русских предпринимателей, задумывающих новое дело, большей частью непосильных для отдельных лиц. Исходя из этого, государству предлагалось оказывать промышленникам через органы Министерства финансов материальную и нравственную помощь. Однако результативность принятых мер, по признанию Витте, оказалась не столь эффективна, как ожидалось.

Денежная реформа Витте, начатая еще по инициативе Вышнеградского, осуществлялась с большой осторожностью и постепенно. В итоге сложившийся курс рубля на уровне 66,5 коп. золотом считался обеспеченным от колебаний. Это дало возможность весной 1896 г. представить на рассмотрение Комитета финансов и Госсовета законопроект о введении в Российской империи золотого обращения. Однако обсуждение вопроса вызвало острые дискуссии. Настаивая на скорейшем принятии решения, Витте учитывал благоприятную конъюнктуру промышленного подъема, что позволяло не опасаться ухода значительной части российского золота за границу. Поскольку обсуждение в Государственном совете затягивалось, Витте убедил Николая II рассмотреть вопрос в расширенном заседании Комитета министров. Его решение было утверждено царским указом в феврале 1897 г. Хотя закон понизил содержание рубля на 1/3, но скрытый характер этой меры позволил провести реформу сравнительно безболезненно, не вызвав особого изменения торговых цен.

Программой 1893 г. намечалось последовательное проведение таможенного покровительства, что осложнялось зависимостью российской индустрии в целом от ввоза иностранного оборудования, а многих ее отраслей и производств от импорта сырья. В силу этого, несмотря на протекционистский тариф 1891 г., импорт оставался весьма значительным и даже увеличился. Таможенная политика Витте не отвечала интересам дворянства и части промышленников, но нападки на нее удавалось сдерживать благодаря очевидной экономической необходимости такой меры и удачно организованной финансовым ведомством агитации в ее пользу.

Одним из следствий политики протекционизма стал усиленный прилив в страну иностранного капитала — льготные условия для промышленной деятельности были привлекательными не только для русских предпринимателей. После введения золотого обращения иностранные инвестиции в промышленность России возросли, что вызвало нападки в националистически настроенной прессе и кругах отечественных предпринимателей. Критика усилившегося влияния иностранного капитала связывалась с недостатками протекционистской политики, которая оказалась не так эффективна, как предполагалось, в реализации своей основной цели — создания развитой национальной индустрии. Витте настаивал на недопустимости стеснять приток капиталов и деятельность иностранных предпринимателей. Высочайшее повеление от 19 марта, заявленное по итогам обсуждения в Особом совещании министров, свидетельствовало об одобрении монархом общей линии торгово-промышленной политики Витте. Введенный в 1903 г. таможенный тариф с более повышенными ставками служил выгодным основанием для предстоящего перезаключения торговых договоров с рядом европейских стран.

В области налогообложения Министерство финансов стремилось создать высокодоходные статьи в государственном бюджете и усовершенствовать систему сбора налогов, отвечающую модернизационным процессам в российском обществе. Среди намеченных мероприятий важную роль сыграло введение казенной винной монополии, т. е. преимущественного права государства на продажу спиртных напитков. В начале XX в. она действовала на всей территории империи, за исключением отдельных окраин. Винная монополия означала очистку спирта, розничную и оптовую торговлю крепкими спиртными напитками через казенные оптовые склады и винные лавки. При одновременном росте числа винокуренных предприятий, составлявших до 25 % всех обрабатывающих заводов в России, и цен на спиртное это приводило к увеличению питейного дохода государства. Его доля в бюджете 1900 г. составляла 11 %, а к 1913 г. поднялась до 22 %.

Промысловый налог в общей сумме российских доходов равнялся всего 3,5 %. Разработка новых правил его сбора началась еще в 1892 г. и велась очень тщательно. Положение о государственном промысловом налоге было утверждено в июне 1898 г. Согласно новому закону налогом облагались все фабрично-заводские, ремесленные и перевозочные предприятия, торговые, страховые, кредитные заведения, личные промысловые занятия. Налог отвечал требованиям большей уравнительности и пропорциональности обложения, способствовал увеличению государственного дохода. Рост в начале XX в. поступлений в казну по абсолютным показателям составил 27 %. Однако щадящий режим налогообложения промышленности и торговли не изменился — доля дохода от него в бюджете не поднималась выше 3–4 %.

Министерство проводило и другие мероприятия, содействовавшие развитию российской промышленности: совершенствование практики выдачи привилегий на технические изобретения, учреждение службы мер и весов, устройство промышленных выставок внутри страны и обеспечение участия России на международных выставках. В 1894 г. Государственный совет по представлению С. Ю. Витте пришел к заключению о необходимости передать все коммерческие училища в управление Министерства финансов и предоставить промышленникам и торговцам права «как в учреждении коммерческих школ, так и в их управлении». В итоге значительно увеличившегося поступления средств на устройство и содержание училищ от частных лиц, прежде всего купечества, в 1896–1902 гг. открыли около 150 заведений (против одного в предшествующее десятилетие).

Торгово-промышленное законодательство России, возникшее в основном в начале XIX в. и даже в конце XVIII в., подлежало обновлению по программе 1893 г. Однако удалось принять лишь отдельные новые установления (Строительный устав, 1900 г.) и провести определенную систематизацию, внесение изменений в Устав горный, Торговый и Промышленный уставы. В стране отсутствовала единая система правового регулирования предпринимательства. Особые законы действовали в горнозаводской, акцизной, ремесленной и кустарной, казенной промышленности. Отдельные акты регулировали деятельность иностранных предпринимателей. Разработка нового законоположения об устройстве и содержании фабрик и заводов, начавшаяся в 1892 г., не вышла из стадии обсуждения и в 1900-е гг. Предложения Министерства финансов по модернизации законодательства о статусе ремесленных заведений, открытии и деятельности бирж, явочной системе акционерного учредительства и порядке функционирования общих собраний акционерных компаний, их ревизионных органов, правлений не встретили понимания ни в Комитете министров, ни в Государственном совете.

Характеристика промышленной политики, проводимой С. Ю. Витте в 1890-х гг., как целенаправленной индустриализации является известным преувеличением. Экономическое развитие страны в основном происходило стихийно, подтверждением чему служит факт разразившегося в 1900 г. кризиса, несмотря на все принятые перед этим решения по содействию индустрии. При решении вопросов, связанных с промышленностью и аграрной сферой, проявлялись две линии внутриполитического курса, которые на рубеже веков олицетворяли министерства внутренних дел и финансов. Руководители первого (Д. С. Сипягин, В. К. Плеве) придерживались реакционно-консервативных позиций. Министры финансов склонны были воспринять некоторые либеральные идеи, а главное — сознавали необходимость модернизации страны, не забывая об интересах помещиков и заботясь о сохранении самодержавной власти. Разразившийся в начале XX в. экономический кризис вызвал сомнения в правильности курса на ускоренное промышленное развитие страны. Противники политики Витте требовали поставить во главу угла преимущественное содействие сельскому хозяйству и крестьянским кустарным промыслам. Возражения его сторонников, что нельзя игнорировать достигнутые индустриальные успехи и скоропалительным отказом обесценивать затраченные усилия, не были услышаны.

Рабочий вопрос в 1890-е гг. приобретал особую остроту, посколько пролетариат все решительнее выступал на борьбу за свои права. Развитие на рубеже XIX–XX вв. российского фабрично-заводского законодательства, регулирующего правовые отношения предпринимателей и рабочих, было результатом сложного взаимодействия трех факторов. Первый — рост рабочих выступлений с требованиями улучшения условий труда, быта, введения норм социальной защиты. Второй — осознание более широкими кругами предпринимателей необходимости изменения положения рабочих и на производстве, и в повседневной жизни как условия повышения производительности труда, предотвращения социальных конфликтов, приносящих убытки владельцам предприятий. Наконец, третий — стремление самодержавной власти сохранить свою попечительскую роль, выступая третейским судьей в урегулировании противоречий между трудом и капиталом. В позиции Министерства финансов отразились задачи верховной власти и интересы промышленников. Одновременно необходимость предупреждать социальные столкновения, особенно политического характера, заставляла министерство С. Ю. Витте содействовать разработке новых фабричных законов, следуя линии, намеченной еще Н. X. Бунге. Это не всегда встречало понимание в предпринимательских кругах и в среде чиновников-консерваторов. Первые попытки в 1893 г. принять в Государственном совете подготовленный при И. А. Вышнеградском законопроект об ответственности предпринимателей за увечья рабочих закончились неудачей. Участвовавший в обсуждении К. П. Победоносцев объявил Витте социалистом. Только в июне 1897 г. при подъеме стачечного движения был принят закон об ограничении продолжительности рабочего дня. Его нормы определяли максимально допустимое рабочее время в 11,5 ч, а накануне праздников и в ночной смене — 10 ч. Закон применялся только на предприятиях, подчиненных надзору фабричной инспекции, т. е. не распространялся на массу мелких и ремесленных заведений, для которых особенно характерна чрезмерная продолжительность рабочего дня. Закон не действовал, если время ежедневной работы в договоре найма не оговаривалось. Лишь в 1903 г. удалось принять в урезанном виде закон о вознаграждении рабочих при увечьях на производстве и избрании на предприятиях фабричных старост, обязанных регулировать отношения с предпринимателями. Подготовленные Министерством финансов законопроекты о разрешении экономических забастовок и создании профсоюзов не были реализованы.

§ 2. Неразрешимые проблемы аграрной политики царизма. Национальный и конфессиональный вопросы

Аграрный вопрос в России. Новое царствование ознаменовалось открыто заявленной поддержкой высшего сословия Российской империи, прежде всего поместного дворянства. Уже в Манифесте от 14 ноября 1894 г. объявлялось об очередном снижении процента по ссудам должников Дворянского земельного банка. Это послужило поводом подачи правительству ходатайств дворянских собраний, в которых содержались призывы о помощи, необходимости оградить дворянские родовые гнезда как сельскохозяйственные культурные центры от разорения. Во время коронационных торжеств Николай II выразил сочувствие нуждам дворянского сословия, что увеличило поток прошений. Приобретавший все большую агрессивность социальный паразитизм помещичьего класса вызывал неудовольствие в министерских сферах. Однако это не помешало в мае 1897 г. ввести императорским указом очередное понижение учетного процента Дворянского земельного банка с 4 до 3,5 %.

Вопросы аграрной политики на рубеже XIX–XX вв. бурно обсуждались на специально созываемых ведомственных совещаниях, особых совещаниях, комиссиях и т. п. В 1896 г. стало работать Совещание с участием губернских предводителей дворянства в рамках Министерства внутренних дел (МВД), в 1899–1901 гг. действовало так называемое Особое совещание И. А. Звегинцева. Его сменила Комиссия центра, возглавляемая государственным контролером B. Н. Коковцовым. В 1902 г. учреждаются Особое совещание о нуждах сельскохозяйственной промышленности под руководством C. Ю. Витте и Редакционная комиссия при МВД во главе с В. К. Плеве. В ходе этих многолетних обсуждений крестьянского вопроса, сопровождавшихся сбором огромного и разнообразного материала о нуждах русской деревни, выдвигались идеи о необходимости перехода в политике государства от опоры на крестьянскую общину к опоре на крестьянина как частного земельного собственника, ликвидации круговой поруки. «Оскудение» исторического центра страны увязывалось с громадными затратами государства на окраинные владения и тяжестью обложения крестьянства коренной России. Участники комиссий и совещаний предлагали понижение, но не отмену выкупных платежей, говорили о необходимости увеличить государственные расходы на подъем сельского хозяйства, повышение образования в крестьянской среде и пропаганду специальных агрономических знаний. Одновременно появились проекты расширения и регулирования переселенческого процесса, развития аренды и купли-продажи земли. Вместе с тем были и проекты сохранения неприкосновенности общины, патриархальных устоев крестьянской семьи, противодействия разделам семей и т. п.

26 февраля 1903 г., в период работы Совещания Витте и Редакционной комиссии, был обнародован Манифест, возникший по инициативе и при участии князя В. П. Мещерского, а затем отредактированный чиновниками МВД под руководством Плеве. В целом документ отражал реакционно-консервативную линию на решение крестьянского вопроса, но содержал и такие положения, которые свидетельствовали о колебаниях правительства. Подтверждая неприкосновенность общинного крестьянского землевладения, сохранение сословного строя и неотчуждаемость надельных земель, царь обещал выработать меры для облегчения выхода крестьян из сельских обществ и отмены круговой поруки.

Вся многолетняя работа учрежденных по царскому повелению комиссий и особых совещаний привела к принятию лишь нескольких частных законодательных актов, отменявших самые устарелые обычаи и правовые нормы. Среди них были законы об отмене телесных наказаний крестьян (1902), круговой поруки (1903), облегчении выхода из общины зажиточных крестьян (1903), упрощении процедуры переселения (1903). Столь разительный контраст с более результативным решением проблем торгово-промышленной сферы свидетельствует о сложности и глубине аграрных противоречий в России, их непосредственной связи с положением господствующего сословия империи и ее верховной власти. Не случайно поиск на рубеже XIX–XX вв. мер к разрешению дворянского и крестьянского вопросов неизбежно выявлял их социально-политический аспект, что приводило к возникновению трений между самодержавием и поместным дворянством по вопросам о методах и целях внутренней политики. Стремясь сохранить свои экономические, социальные, политические привилегии и монархию как охранительницу этих старых устоев российского общества, поместное дворянство начинает подталкивать верховную власть к модернизации, к ликвидации очевидной архаики. Однако это не встретило понимания ни в лице самого Николая II, ни в деятельности приближенного к нему после отставки Витте в 1902 г. В. К. Плеве, что со всей очевидностью показали итоги работы Редакционной комиссии и Особого совещания о нуждах сельскохозяйственной промышленности.

Национальный и конфессиональный вопросы в условиях развития общего социально-политического кризиса приобретают новую остроту. Их взаимодействие и сложное переплетение было обусловлено принципами, что «нет отдельных народов, есть только подданные» и утверждением православия как официальной религии. В начале XX в. экономическое развитие отдельных окраин приводило к росту их буржуазии, заявлявшей о своих претензиях. Шло также формирование национальной интеллигенции, являвшейся питательной средой для сепаратистских и леворадикальных течений. В России начинают возникать национальные политические организации и партии, число которых в конце концов превысило количество русских политических объединений. Развитие национального самосознания сопровождалось ростом изданий национальной периодики. Указанные тенденции были особенно заметны в регионах с сильными традициями национально-освободительного движения и развитыми экономически — Польше, Финляндии, Украине. В индустриальных городских центрах, возникших в Прибалтике и Закавказье (Рига, Ревель, Баку), в силу многонационального состава пролетариата, значительной доли русских кадровых рабочих на первый план выступала общепролетарская борьба за свои права.

В конце 1890-х гг. вновь обострился финляндский вопрос. По инициативе Николая II были ограничены права сейма княжества, в делопроизводство введено употребление русского языка, установлен порядок замещения административных должностей выходцами из России, ликвидирована самостоятельность финской армии. Это вызвало демонстрации протеста, проведение сбора подписей под петицией царю с просьбой отменить законы, ущемляющие финляндскую автономию, посылку депутации к царю. Депутация, однако, не была принята, что только усилило сепаратистские и революционные настроения в Финляндии.

Постоянно тлеющим огнем в России оставался еврейский вопрос, поскольку для лиц, исповедовавших иудаизм, сохранились все прежние ограничения, касавшиеся территории проживания, прав собственности, занятий, приобретения высшего образования. Это привело к активному формированию на рубеже XIX–XX вв. многочисленных еврейских общественно-политических организаций, от сионистских до социал-демократических. Значительная часть еврейской молодежи, стремившаяся вырваться из замкнутого местечкового мира, вступала в ряды русского освободительного движения. Это давало повод многим лицам из числа высших сановников да и самому Николаю II считать евреев главными возмутителями спокойствия. Такие взгляды высказывались открыто, что провоцировало возрождение в 1903 г. еврейских погромов.

К возникновению народных движений на окраинах империи часто приводили действия властей. В июне 1903 г. был издан царский указ о секвестре движимого и недвижимого имущества армянской церкви и передаче под контроль государства ее расходов. Ему предшествовали закрытие в середине 1890 гг. армянских школ и конфискация в 1898 г. их денежных средств; ликвидация в 1900-х г. армянского издательского общества и гонения на армянскую прессу. Стачка на Юге России заставила власти отсрочить исполнение указа и одновременно ускорила переход армянского населения к активным действиям. В июле — августе 1903 г. прошли демонстрации протеста в городах Армении, Азербайджана и Грузии. В Гяндже произошло столкновение демонстрантов с полицией, были убитые и раненые. Армянская партия «Дашнакцутюн» в 1904 г. решила «заменить стратегию самозащиты на Кавказе стратегией революционных действий». Ею был осуществлен ряд террористических актов против царских чиновников.

Брожение среди коренных народов Сибири и Алтая было вызвано изъятием у них на основе актов, принятых в 1896–1901 гг., земель для передачи их в пользование царского двора (кабинета) и в Переселенческий фонд. Закон сопровождался проведением общего землеустройства и реформированием системы управления сибирскими народами, в ходе которого российское чиновничество потеснило представителей местной феодальной и полуфеодальной знати. Все это привело к массовым выступлениям эвенков, бурятов, алтайцев. Правительство прибегло к массовым репрессиям и введению в бурятских районах «Положения об усиленной охране». Хотя волнения пошли на убыль, но проведение землеустройства и реформы управления затормозились надолго.

Стремление к реформированию прежних устоев затронуло и Русскую православную церковь. В условиях резкого обострения борьбы трудящихся классов против своего бедственного положения церковь, включенная через синодальную систему в структуру государственного управления, многое теряла с точки зрения возможностей воздействия на массы. Этот недостаток особенно усилился в годы деятельности на посту обер-прокурора Синода К. П. Победоносцева, который поощрял процесс огосударствления православной церкви, что приводило к стеснению ее самостоятельности, утрате инициативности. 25 — летнее пребывание Победоносцева во главе духовного ведомства способствовало возникновению кризисного положения в РПЦ и снижению нравственного влияния православного духовенства на массы верующих. В силу этого внутри РПЦ появляются течения «обновления», имевшие целью возвысить авторитет православной церкви через подъем морального уровня ее духовенства. В ходе обсуждения этих проблем на страницах светской, а главным образом церковной печати выдвигались конкретные предложения. Прежде всего речь шла об освобождении РПЦ от жесткой государственной опеки и предоставления ей реальной самостоятельности; реформировании церковного суда и епархиального управления, преобразовании прихода. Высказывалась мысль о превращении Синода в «синодальное правительство Всероссийского собора», независимое от светской власти. Некоторые сторонники «обновления», особенно из числа церковных иерархов, говорили о восстановлении патриаршества. Среди белого духовенства получали распространение идеи «соборности», подразумевавшие расширение участия в делах церкви рядовых священников и верующих.

Отчуждению РПЦ от масс трудящихся содействовала пассивная позиция церкви в аграрном вопросе, что объяснялось наличием обширных церковных земельных владений. Патриархальная набожность в начале XX в. была малохарактерна для демократической интеллигенции и заметно исчезала среди пролетариата. Через рабочих идеи атеизма привносились в крестьянство. Несмотря на это, многие представители церкви, особенно из числа рядовых монахов и священников, пользовались авторитетом и влиянием среди верующих различного социального статуса. На встречи со старцами Оптиной пустыни устремлялись крестьяне, мастеровые, аристократы, военные, предприниматели и интеллигенция. Большой отклик в различных слоях общества нашло возрождение поклонения мощам св. Серафима в Сарове.

§ 3. Нарастание массового движения рабочих и крестьян

Начало массового рабочего движения относится в России к концу XIX в. Первая волна крупных, длительных забастовок прошла в середине 1896 г., когда на борьбу поднялись столичные текстильщики, требуя сокращения рабочего дня с 13 ч до 10 с половиной, повышения расценок, уплаты сполна за «коронационные дни». В стачке участвовало более 30 тыс. человек. Она прекратилась 18 июня после повальных обысков, высылки «на родину», арестов свыше 1000 человек и обещаний рассмотреть требования. Когда стало очевидно, что власти не выполняют данные посулы, рабочие возобновили борьбу. К забастовавшим в январе 1897 г. текстильным мануфактурам присоединились металлисты Александровского, Невского, частично Путиловского заводов. Всего в стачке участвовало до 20 тыс. человек. По фабрикам было распространено правительственное объявление о подготовке законопроекта об урегулировании рабочего дня, а предпринимателям разрешалось, не дожидаясь принятия закона, сокращать рабочее время. Петербургская майско-июньская стачка 1896 г., возобновленная в январе 1897 г., нашла отклик у рабочих Москвы, Иваново-Вознесенска, Сормова, Екатеринослава и других промышленных центров. Ее результатом был закон о сокращении рабочего дня на фабриках и заводах и установлении праздничного отдыха, принятый 2 июня 1897 г. по проекту, обсуждение которого длилось более 10 лет. Показателем превращения рабочего движения в характерную черту жизни российского общества стал его рост даже после принятия нового закона. Количество стачек на предприятиях, подчиненных надзору фабричной инспекции в Европейской России, в сравнении с 1897 г. увеличивается. Особенно возросло число бастующих металлистов: с 3 тыс. в 1897 г. до 20 тыс. в 1899 г.

Начавшийся в 1900-е гг. экономический кризис сопровождался ростом безработицы, особенно отразившейся на положении металлургов, металлистов, нефтяников, угольщиков. В эти годы лишились работы почти 30 % рабочих бакинских промыслов, 15 % шахтеров Донбасса, 20 % рабочих, занятых в доменном и передельном производствах Юга России. Свыше 200 тыс. человек оказались на улице; вместе с членами их семей это составляло около миллиона человек. Скопление безработных, особенно в крупных городах, делалось опасным, и правительство установило льготный железнодорожный тариф для отправки на родину уволенных рабочих. И без того низкая заработная плата, которая существовала в России, в годы кризиса еще упала, в том числе за счет неполной занятости рабочих. Не была изжита сохранявшаяся изощренная система штрафов. Все это создавало почву для экономических забастовок. Однако в начале XX в. заметным явлением становятся политические выступления рабочих. Одним из них была 10-тысячная первомайская демонстрация 1900 г. в Харькове. По окончании трудового дня рабочие вышли на улицы с красными знаменами, чтобы отметить свой праздник. В следующем году первомайские демонстрации состоялись в Тифлисе, Варшаве, Лодзи, Вильно, Казани. Крупное волнение рабочих, подавленное конной полицией и солдатами, произошло в мае 1901 г. на казенном Обуховском заводе в Петербурге.

На рубеже XIX–XX вв. участились противоправительственные выступления студентов. В феврале 1899 г. в Петербургском университете вспыхнула студенческая забастовка, спровоцированная действиями его ректора. После избиения студентов казаками волнения развивались по нарастающей: от непрерывной 3-дневной сходки к всеобщей университетской забастовке, затем к прекращению занятий в Военно-медицинской академии, Технологическом, Горном, Лесном и Электротехническом институтах, присоединению к бастующим слушательниц Медицинского института и Высших женских курсов. Вскоре движение охватило ряд учебных заведений Киева, Харькова, Риги. В конце февраля число бастующих достигало почти 30 тыс. Расследование причин беспорядков, порученное императором генерал-адъютанту П. С. Ванновскому, привело к введению «Временных правил», дозволявших отдачу «бастующих студентов в солдатство». В январе 1901 г. они были применены к 183 участникам студенческих волнений в Киеве (декабрь 1900 г.), что вызвало настоящую бурю в ряде университетских городов. 14 февраля студент П. В. Карпович несколькими выстрелами смертельно ранил министра народного просвещения Н. П. Боголепова. 19 февраля в Петербурге студенты, требуя отмены «Правил» и амнистии киевлян, провели у Казанского собора демонстрацию, в которой участвовали и рабочие. Очевидец события М. Горький писал: «Сначала народу собралось тысячи три, потом — целая лава». Внушительная манифестация студентов и рабочих прошла 19 февраля в Харькове. Активно против правительственной расправы со студентами выступали пролетарии Москвы. 4 марта в Петербурге опять состоялась демонстрация студентов и рабочих, что заставило правительство издать новые «Временные правила». Они допускали под наблюдением учебного начальства устройство студенческих столовых, касс взаимопомощи, кружков для научной работы.

В 1902 г. политические демонстрации и стачки рабочих становятся повсеместным явлением. Они проходят в разных городах России, в центре и на окраинах. Их отличительной особенностью было сочетание экономических требований с политическими. Февраль — март 1902 г. ознаменовался стачками в Батуме. В майские дни 1902 г. под лозунгом «Долой самодержавие!» состоялась демонстрация в Баку, на которую вышли русские, азербайджанцы, армяне, персы — всего около 5 тыс. человек. Большой резонанс получили первомайская демонстрация в Сормово и суд над ее участниками. В ходе развития рабочего движения, помимо политических демонстраций и манифестаций, большое распространение получают стачки протеста и солидарности, групповые выступления рабочих, значительно расширяются районы одновременных забастовок. Таким массовым выступлением в ноябре 1902 г. явилась стачка в Ростове-на-Дону, в которой участвовали все предприятия города. Ее особенностью стало завоевание рабочими явочным порядком свободы массовых уличных собраний. В одном из загородных районов ежедневно проходили многолюдные митинги, собиравшие до 30 тыс. человек и прекращенные только с помощью войск.

В 1903 г. действия властей против бастующих, особенно применение войск, придавали даже сугубо экономическим забастовкам общественно-политическое звучание. В Златоусте губернатор Н. М. Богданович приказал открыть огонь по безоружным людям. 69 человек, в том числе несколько женщин и детей, были убиты, и более 259 ранены. На лето 1903 г. приходится пик массовых выступлений рабочих, когда всеобщая стачка на Юге России парализовала жизнь двух десятков индустриальных городов и крупных морских портов. Стачка началась 1 июля 1903 г. на одном из предприятий Баку из-за невыполнения администрацией обещания повысить заработную плату. Уже 4 июля все рабочие Баку и его промышленных пригородов выступили в поддержку товарищей. Избранный на рабочем митинге стачечный комитет предъявил требования предпринимателям: введение 8-часового рабочего дня, повышение заработной платы, освобождение демонстрантов, арестованных в ходе предшествующих выступлений, возвращение на работу уволенных и др. Сопротивление пролетариата удалось сломить только силой оружия. В знак солидарности с бакинцами выступили Тифлис, Батум, Поти и Чиатур. Скоро выступления перекинулись в портовые города и промышленные центры Новороссии. 17 июля политическая забастовка в Одессе стала всеобщей. Стачки прошли в Херсоне, Немирове, отдельные выступления состоялись в Севастополе, Симферополе, Ялте и других городах. В борьбу вступили рабочие Киева, судостроители Николаева. В августе стачка распространилась на Екатеринослав, Елизаветград, Конотоп, Керчь.

Зубатовщина. Царские власти, обеспокоенные ростом рабочего движения и его очевидным соединением с марксизмом, действовали различными способами. На первом месте среди них были репрессивные. В то же время предпринимались попытки снизить пролетарскую активность методами «идейного характера», для чего создавались многочисленные православные братства и общества, поддерживалось при участии РПЦ трезвенническое движение. Автором одного из проектов легальных организаций рабочих был начальник Московского охранного отделения, жандармский полковник С. В. Зубатов, получивший поддержку от всесильного московского генерал-губернатора великого князя Сергея Александровича. В зубатовских рассуждениях главной была мысль о том, что рабочие могут рассчитывать на внимание царя в решении своих нужд и проблем. Зубатов был убежден в существовании в народной массе, в том числе и рабочей, веры в царя и необходимости «питать эту веру фактами попечительности». При этом речь шла исключительно об улучшении экономического положения рабочих. Зубатовские идеи распространялись через пропагандистов, подготовленных из числа рабочих с наиболее консервативными взглядами. На собраниях зубатовских кружков присутствовали чины полиции, а само руководство организации включало даже платных агентов охранки. Но надежды властей на зубатовщину не оправдались. Наиболее значительным ее выступлением стала манифестация московских рабочих у памятника Александра II в Кремле, проведенная 19 февраля 1902 г. Зубатовские организации, помимо Москвы, действовали в Петербурге, Перми, Харькове, Киеве, Екатеринославе, Николаеве. Однако, используя легальные организации, рабочие продолжали решительно отстаивать свои экономические и политические права в ходе демонстраций и забастовок. После массовой стачки на Юге России, в которой участвовали и зубатовцы, Зубатов был отправлен в отставку без права проживать в столицах.

Преемником идей и методов Зубатова стал священник столичной пересыльной тюрьмы Г. А. Гапон, отличавшийся честолюбием и авантюрным складом характера. Подавая прошение о разрешении организовать рабочее общество, он подчеркивал, что «сущность основной идеи заключается в стремлении свить среди фабрично-заводского люда гнездо… откуда бы вылетали здоровые и самоотверженные птенцы на разумную защиту своего царя, своей родины и на действительную помощь своим братьям-рабочим». Устав организации, именовавшейся «Собрание (клуб) русских фабрично-заводских рабочих», был утвержден в феврале 1904 г. Гапоновское «Собрание», направившее свои усилия на духовно-нравственный подъем пролетарской массы, не могло вмешиваться в отношения предпринимателей с рабочими. Это предопределило первоначальную малочисленность общества. По мере роста революционных настроений рабочих происходили изменения и в деятельности гапоновской организации. Ее глава, следуя своим амбициозным целям, стремился, судя по всему, вырваться из-под опеки охранки, так как настроения и взгляды рядовых членов организации заметно радикализировались. Левение «Собрания» привело к численному росту его рядов и усилению влияния среди рабочих. К началу 1905 г. «Собрание» имело в Петербурге 11 районных отделений и насчитывало свыше 10 тыс. членов.

Крестьянское движение уже в конце XIX в. отличается повышенной активностью. В 1895–1899 гг. произошло почти 400 выступлений против 200 в предшествующее пятилетие. Их причиной стало невыносимо мучительное положение численно самого большого сословия России. Об этом говорили многие выдающиеся деятели русской и мировой культуры. Обдумывая характер и сущность голода в русской деревне, Л. Н. Толстой в 1898 г. писал: «Если… под голодом разуметь недоедание, не такое, от которого тотчас умирают люди, а такое, при котором люди живут, но живут плохо, преждевременно умирая, уродуясь, не плодясь и вырождаясь, то такой голод уже 20 лет существует для большинства Нечерноземного центра». Размер крестьянского надела на мужскую душу уменьшился в европейском центре с 4,8 десятины в 1861 г. до 2,6 десятины в 1905 г., что позволяло характеризовать его как голодную земельную норму.

Безрадостная картина состояния русской деревни предстала со страниц многочисленных материалов, направленных в 1902–1903 гг. в адрес Особого совещания о нуждах сельскохозяйственной промышленности. Примечательно, что в разнообразной корреспонденции, авторами которой были дворяне, новые землевладельцы, крестьяне и многие другие лица, занимавшиеся сельским хозяйством или наблюдавшие жизнь русской деревни, никто не сообщал хороших известий. Факт бедственного положения крестьянства констатировали как документы, вышедшие из их среды, так и официальные заключения Совещания. В последних указывалось, что «не только вполне, но даже в удовлетворительном положении нет ни одного крестьянского хозяйства в России». В журналах Совещания отмечалось, что цены за аренду земли являются по существу монопольными, определяемыми «исключительно волею собственника земель, окружающего крестьянский надел», в результате чего средства, присваиваемые дворянами за аренду своих земель, «значительно превосходят сумму выплачиваемых крестьянами налогов и повинностей как по выкупной операции, так и по всем государственным, земским, мирским и проч. сборам». Все материалы свидетельствовали также о сословном бесправии и культурной отсталости крестьянства. В препроводительной записке к журналам Совещания Витте сообщал царю, что сложившийся порядок держится единственно на долготерпении крестьянства и что оно слишком долго подвергается перенапряжению.

И все-таки долготерпению приходил конец, о чем свидетельствует резкий подъем крестьянского движения в 1900–1904 гг. Число выступлений начинает исчисляться не десятками, а сотнями, в несколько раз превосходя уровень начала века. В 1900 г. — 33, 1901 г. — 119, 1902 г. — 358, 1903 г. — 533, 1904 г. — 162 выступления. В крестьянском движении начала 1900-х гг. чаще встречались активные формы борьбы: захват крестьянами помещичьей земли, увоз хлеба из помещичьих амбаров, погромы и поджоги дворянских имений. Это приводило к участившимся фактам применения войск для подавления крестьянских выступлений. В 1900 г. войска вызывались 6 раз, в 1901 г. — 12, а в первой половине 1902 г. — уже 17 раз.

Настоящий взрыв крестьянского движения пришелся на 1902 г., давший трехкратное увеличение выступлений. Причиной этого был страшный неурожай 1901 г. и голод, охвативший 20 губерний с населением в 24 млн человек. Движение началось в марте — апреле в Полтавской и Харьковской губерниях, распространившись на 165 сел с населением более 150 тыс. человек. Восставшие громили помещичьи имения, захватывали хлеб, семена, скот, землю. Всего пострадало 104 экономии. Помещичий скот, зерно, сельскохозяйственный инвентарь крестьяне разделили между собой. Для усмирения восстания властям потребовалось более 10 тыс. солдат и казаков во главе с командующим Киевским военным округом и двумя губернаторами. Движение жестоко подавлялось: проводились массовые порки крестьян, а свыше тысячи из них были преданы суду. Восстание вызвало волнения во многих селах и деревнях Киевской, Черниговской, Новгородской, Пензенской, Орловской, Саратовской губерний, областях Кубани и Кавказа. Особенно значительными они были в Грузии. Общее число крестьянских выступлений по стране в 1903 г. в полтора раза превышало показатели предшествующего года.

Хотя крестьянство оставалось в плену веры в доброго царя, разрыв с этой верой становился вопросом времени. Крестьянские волнения начала 1900-х гг. свидетельствовали о приближении и в России той новой поры, о которой К. П. Победоносцев в своем письме 1898 г. предупреждал Николая II. Тревожась за будущность самодержавия, императорский наставник отмечал: «Мы живем в ином мире сравнительно с тем, что было лет 40–50 назад. Массы народные издавна коснели в бедности, нищете, невежестве и умирали бессознательно». Однако, продолжает Победоносцев, «в последнее время эта бессознательность миновала, умножились средства сообщения, и вопиющая разница между нищетою одних в большинстве и богатством и роскошью других в меньшинстве стала еще разительнее… Душа народная стала возмущаться. Стали подниматься вопросы: для чего мы страдаем, а другие обогащаются нашим трудом, кровью и потом? И к чему служат власти, которые в течение тысячелетий ничего не могли устроить для нашего облегчения? И к чему правительство, которое только гнетет нас своими податями, правителями, судами? И к чему, наконец, государство и всякая власть государственная?» Обеспокоенная размахом крестьянских выступлений, власть использовала не только кнут. В речи перед сельскими старостами и волостными старшинами, собранными в Курске в августе 1902 г., Николай II, порицая крестьян за разгром экономий, обещал им ряд уступок. Вскоре были отменены круговая порука при уплате податей (март 1903 г.), право волостных судов приговаривать крестьян к телесным наказаниям (август 1904 г.). С крестьянства были сняты недоимки по выкупным платежам, земским и мирским сборам, накопившиеся к январю 1904 г.

Рост в начале XX в. массовых выступлений рабочих, крестьян и демократической интеллигенции, участившиеся факты столкновений с войсками свидетельствовали о том, что низы не хотят жить по-старому и готовы к отчаянной схватке с властью.

§ 4. Развитие революционных организаций и становление либеральной оппозиции

В последнее десятилетие XIX — первые годы XX в. в стране динамично развивалось революционно-освободительное движение, направленное на свержение абсолютной монархии, и оппозиционно-либеральное, ратовавшее лишь за модернизацию самодержавия. Существенные успехи с точки зрения разработки идеологии движения имела леворадикальная российская социал-демократия. Большая роль в утверждении в России марксизма как самостоятельного течения общественно-политической мысли принадлежала организованной в 1882 г. в Женеве группе «Освобождения труда» во главе с Г. В. Плехановым. Середина 1890-х гг. ознаменована началом революционной деятельности Владимира Ильича Ульянова, вошедшего в мировую историю под своим партийным псевдонимом — Ленин (или Н. Ленин). Приехав в Петербург в 1893 г., он вскоре проявил себя как организатор и публицист, интересующийся большим кругом теоретических и конкретно-тактических проблем развития российской социал-демократии. Лениным был написан целый ряд значительных трудов по проблемам марксистской политэкономии, истории русского освободительного движения, истории капиталистической эволюции русской пореформенной деревни и промышленности, часть из которых была издана легально. Он активно вел разработку программы социал-демократической партии. Деятельность В. И. Ленина как публициста и исследователя развития капитализма в России на основе обширных статистических материалов делает его известным среди социал-демократов и оппозиционно настроенных либеральных деятелей, а также в более широких кругах российского общества.

В 1895 г. в Петербурге возник «Союз борьбы за освобождение рабочего класса». В него входили представители нового поколения русских марксистов, объединенные в Центральную группу, которая руководила районными, а те через организаторов из числа рабочих направляли деятельность кружков на заводах и фабриках. Новая организация живо откликалась на рабочие выступления, посылая на предприятия агитаторов и снабжая забастовщиков листовками и прокламациями. В конце 1895 — начале 1896 г. многие участники «Союза борьбы» были арестованы, но вплоть до весны 1896 г. он продолжал действовать. По типу петербургского союза возникли организации в Москве, Иваново-Вознесенске, Екатеринославе, Киеве, других промышленных центрах России. В отдельных случаях между ними были установлены контакты. Одновременно появлялись новые социал-демократические кружки и группы во многих городах ЦПР, Поволжья, Урала, Сибири и Юга России. Из-за арестов, ссылки их участников большинство «Союзов» и групп действовали кратковременно, но на смену им приходили другие.

Создание Российской социал-демократической рабочей партии (РСДРП) было провозглашено в Манифесте, принятом в марте 1898 г. в Минске на съезде представителей региональных «Союзов борьбы» и ряда социал-демократических групп. Члены избранного Центрального комитета скоро были арестованы, поэтому организационных результатов I съезд РСДРП не имел. Реальное создание партии началось с подготовки за рубежом издания общерусской газеты «Искра», первый номер которой вышел в декабре 1900 г. Ее доставка из-за границы специальными агентами в разные уголки страны и распространение через созданные местные комитеты среди рабочих, сбор информации для редакции газеты помогли сформировать организационные структуры партии.

Проходивший в 1903 г. II съезд РСДРП принял Программу партии, готовившуюся и обсуждавшуюся при участии редколлегии «Искры», и Устав. Программа РСДРП была единственной в европейской социал-демократии, где содержалось требование диктатуры пролетариата. В ней определялись две группы задач, стоящих перед русскими марксистами. Первая предполагала осуществление буржуазно-демократической революции с целью свержения самодержавия, ликвидации сословной структуры общества, создания представительных учреждений, обеспечения демократических свобод граждан. Программа содержала требование 8-часового рабочего дня и возвращения крестьянам отобранных при освобождении земельных «отрезков». Эта часть именовалась программой-минимум. Программа-максимум определяла более длительную перспективу революционной борьбы и была нацелена на решение задач социалистической революции — установление диктатуры пролетариата и построение социалистического общества. Документ призывал рабочих к активному участию в предстоящей буржуазно-демократической революции.

На съезде развернулась острая дискуссия о параграфе первом Устава партии. В. И. Ленин, как автор проекта, настаивал на необходимости материальной поддержки партии взносами и обязательном участии всех ее членов в работе организации. Его оппонентом был Л. Мартов (Ю. О. Цедербаум), формулировку которого, не содержащую требований Ленина, принял съезд. Однако при выборе Совета партии и Центрального комитета ленинские сторонники («твердые» искровцы) получили большинство и стали именоваться большевиками, а мартовцы — меньшевиками. Раскол привел к серьезному кризису молодой партии. К концу 1904 г. большевикам удалось укрепить ряды российской социал-демократии, воссоздав руководящие центры. Состоявшиеся Южная, Кавказская и Северная областные конференции комитетов РСДРП выразили недоверие меньшевистским центральным учреждениям и создали Бюро комитетов большинства во главе с Лениным.

На рубеже XIX–XX вв., нередко раньше РСДРП, в Российской империи возникли национальные социал-демократические партии. К ним относились Социал-демократия Королевства Польского (1893), Литовская социал-демократическая партия (1896), Всероссийский Еврейский Рабочий Союз в Литве, Польше, России — «Бунд» (1897), Социал-демократия Финляндии (1899), Латвийский социал-демократический союз (1900), Еврейская социал-демократическая партия «Поалей Цион» (1900) и др. Такому массовому их созданию способствовало существование в этих регионах недовольства на национальной почве, усугублявшееся вхождением Литвы и Польши в черту оседлости. Известную роль играла близость этих областей к западным границам страны. Это облегчало контакты, в частности с Германией и Австро-Венгрией, где существовали социал-демократические партии, представленные в парламентах, открыто распространялась марксистская литература.

Возникновение партии социалистов-революционеров. На рубеже XIX–XX вв. в освободительном движении России продолжал существовать мощный демократический поток, слабо дифференцированный организационно. Заметным явлением леворадикального крыла освободительного движения стало возникновение на основе различных неонароднических организаций партии социалистов-революционеров (эсеров). В ней были представлены лица, часто сочетавшие упрощенное понимание марксизма со старыми взглядами революционного народничества. В разноголосице мнений объединяющим началом явилась старая идея о «вождях» и «массе», трансформировавшаяся в утверждение об авангардной роли интеллигенции в грядущей русской революции. Одним из видных теоретиков неонародничества стал В. М. Чернов, пытавшийся приспособить социалистические идеи к сугубо крестьянским странам.

С конца XIX в. число организаций социалистов-революционеров в России и эмиграции увеличивалось, но процесс их консолидации шел медленно. Он был ускорен террористическими актами против высших сановников российской бюрократии, когда их вершители заявили о своей принадлежности к социалистам-революционерам. Так поступил студент Карпович, стрелявший в министра Боголепова, и статистик самарской земской управы Лаговский, пытавшийся в марте 1901 г. убить К. П. Победоносцева. Хотя эсеровские группировки не были инициаторами этих покушений, но воспользовались ситуацией, заявив, что избирают террор важнейшим средством борьбы с правительством. Процесс объединения в партию различных эсеровских организаций растянулся на весь 1902 г. В опубликованном соглашении об объединении отмечалось, что партия будет вести свою деятельность среди промышленных рабочих крупных центров и интеллигенции, а также признавались «неизбежность и целесообразность террористической борьбы». Для этого группы террористов были сведены в Боевую организацию во главе с Г. А. Гершуни. Размах крестьянского движения в 1902 г. заставил эсеров заявить: «Интеллигенция и пролетариат без крестьянства бессильны, в союзе с крестьянством они могут достигнуть всего».

1902 г. стал началом активной террористической деятельности эсеров, направленной против представителей высшей царской бюрократии, причастных к проведению репрессий в отношении революционеров и трудящихся. 2 апреля в Мариинском дворце С. В. Балмашев в упор выстрелил в министра внутренних дел Д. С. Сипягина. вскоре скончавшегося. Покушение Ф. Кочуры на харьковского губернатора И. М. Оболенского, творившего массовые расправы над восставшими крестьянами, оказалось неудачным. 6 мая 1903 г. О. Е. Дулебов покарал организатора «Златоустовской бойни» — уфимского губернатора. Руководитель подготовки покушения Гершуни попал в руки полиции, был приговорен к смертной казни, замененной пожизненной каторгой. Во главе Боевой организации был поставлен Евно Азеф (Азев). 15 ноября 1904 г. Е. С. Созонов убил В. К. Плеве, а 4 января 1905 г. бомбой, брошенной И. П. Каляевым, террористы покончили с великим князем Сергеем Александровичем.

Партия социалистов-революционеров, объективно выражавшая интересы мелкобуржуазных слоев населения, в частности крестьянства, оставалась преимущественно организацией интеллигентов, как и большинство других политических партий и объединений в России.

Эсеровская партия отличалась особо значительным расхождением взглядов ее членов, в том числе отношением к народничеству и марксизму, определением социальной среды деятельности партии, основных методов революционной борьбы и т. д. Это обусловило длительный процесс выработки программы партии, утвержденной только в 1906 г. на Учредительном съезде. Боевая организация эсеров существовала автономно, имея свой устав, кассу, явки, адреса и квартиры.

Либерально-оппозиционное движение на рубеже XIX–XX вв. оставалось пестрым по своему составу и аморфным организационно. В либеральных кружках этой эпохи объединялись помещики разных званий и разной состоятельности, а также буржуазная интеллигенция. Сословная неоднородность либеральной оппозиции обусловила значительную амплитуду в понимании политических и социально-экономических проблем русского общества между отдельными участниками движения. Надеясь получить необходимые реформы из рук самодержца, они по-разному видели методы и формы «давления» на монарха. Главным для русского либерализма оставалось: не допустить в России демократической республики.

Дворянская оппозиция в этот период остается сосредоточенной в земствах, которые по-прежнему ориентируются на подачу царю всякого рода ходатайств, петиций, составленных в весьма осторожных выражениях и предлагавших обсудить животрепещущие вопросы российской реальности. Нередко подобные акции приобретали характер кампаний, как это было в середине 1890-х гг. и в 1904 г. В среде либерального дворянства на рубеже веков сохранялось представительство аристократической верхушки, которая держалась особняком и объединялась в отдельные кружки. Наиболее известным был кружок «Беседа», образованный в Москве в ноябре 1899 г. К 1905 г. в нем было 54 человека. Все они являлись помещиками, в основном членами земских уездных или губернских управ. Среди недовольных оказалось 9 князей Рюриковичей, 8 графов, 2 барона. Программой кружка предполагалось действовать легально с целью «пробуждения общественной деятельности, общественного мнения… Способ достижения этой цели заключается в том, чтобы действовать через земские и дворянские собрания, а также путем печатного и живого слова…». Другой центр земского либерализма, причисляемого к правому (или славянофильскому) крылу, сложился зимой 1900/01 г. вокруг известного общественного деятеля Д. Н. Шипова, состоявшего председателем бюро земских съездов и председателем Московской губернской земской управы. Среди его участников были члены княжеских фамилий, крупные землевладельцы и представители университетской профессуры. Намереваясь восстановить нарушенное бюрократией «единение царя с народом», члены кружка ратовали за создание при государю совещательного органа из представителей земств и введение некоторых политических свобод. В сущности, земцы намеревались помочь власти справиться с наступавшим кризисом и не допустить революционного взрыва.

Большую активность в оппозиционном движении рубежа столетий начинает проявлять буржуазная интеллигенция, включавшая видных адвокатов, профессуру, врачей, крупных инженеров. Выходцы из различных сословий, ставшие весьма состоятельными людьми во многом благодаря собственному таланту, труду, преодолению множества препон, а иногда и унижений, они не забывали тяжести пройденного пути и не всегда были удовлетворены своим новым социальным статусом. Размышляя о судьбах страны и ведя идеологический поиск, часть из них в 1890-е гг. пережила увлечение марксизмом. Не соглашаясь и не принимая его революционной идеологии, П. Б. Струве, М. И. Туган-Барановский, Н. А. Бердяев, С. Н. Булгаков и другие разделяли целый ряд положений Марксовой политэкономии. Особенно близок «легальным марксистам» (так именовал их В. И. Ленин) был тезис о прогрессивности капитализма, ставший одним из оснований будущей программы русского буржуазного либерализма. Из положения о борьбе за более последовательное развитие в стране капитализма путем ликвидации преград, тормозящих этот процесс, вытекало утверждение о долговременности эпохи российского капитализма как определенного исторического этапа и неправомерности каких-либо разговоров о социалистической революции в России.

В условиях нарастания социально-политического кризиса в стране и нежелания верховной власти прислушаться к самым умеренным рекомендациям, часть лидеров буржуазного либерализма убеждается в необходимости более решительных действий. Одним из существенных факторов проявления этой тенденции было опасение потерять влияние в обществе и утратить активно настроенных сторонников, которые, отшатнувшись от либерализма, «уйдут в революцию». В 1901–1902 гг. русская социал-демократия помогала либералам, инициируя их политическое развитие, критикуя за непоследовательность и подталкивая их влево. На рост умеренно-либеральной оппозиции повлияла и политика царизма по отношению к земствам при обсуждении крестьянского вопроса. Когда отбушевали крестьянские восстания на юге России, в Москве собралось совещание земских деятелей. Хотя в принятом ими постановлении обходился вопрос о земле, но предлагалось уравнять крестьян в личных правах с другими сословиями, освободить их от чиновничьей опеки, отменить телесные наказания, реформировать суд, земства, предоставить свободу слова и т. д.

На новый всплеск земской активности в конце 1903 г. верховная власть ответила репрессиями. В январе 1904 г. правительство приступило к разгрому тверского земства как давнего очага земской оппозиции. Поводом послужило предложение новоторжского уездного земства обратиться к царю с адресом, который был интерпретирован как намек на необходимость перейти к конституционной форме правления. Решение, высказанное в письме Николая II на имя В. К. Плеве, ясно и недвусмысленно гласило: «Настало время треснуть неожиданно и крепко». Уже 16 января появляется сообщение о смещении тверской губернской и новоторжской уездной управ. В ходе борьбы с земской фрондой в 1902–1904 гг. власть предпринимала и всякого рода обходные маневры, создавая впечатление готовности пойти на уступки, если земство будет держаться в указанных ему рамках. Но ни власть, ни земские лидеры уже не могли реализовывать какие-либо маневры, так как нельзя было, как прежде, загнать внутрь накопившиеся в России социально-экономические противоречия. Они требовали своего разрешения, о чем заявляло развивавшееся движение народных масс. Начавшееся размежевание земской оппозиции привело к проведению в ноябре 1903 г. в Москве I съезда сторонников конституционной монархии, который положил начало «Союзу земцев-конституционалистов».

В процессе объединения российских либералов в политические организации важную роль сыграл нелегальный журнал «Освобождение», выходивший с лета 1902 г. в Штутгарте. Его редактором был Петр Бернгардович Струве, к этому времени перешедший на сугубо либеральные позиции. В передовой статье первого номера журнала подчеркивалось: «Культурное освобождение России не может быть ни абсолютным, ни преимущественным делом одного класса, одной партии, одного учения. Оно должно стать делом национальным или общенародным… Пусть национальное освобождение будет провозглашено открыто общим делом детей и отцов, революционеров и умеренных». Подобное заявление показывало, что в отличие от предшествующих земских кружков новые представители буржуазного либерализма намеревались повести за собой не только своих сторонников, но и представителей революционной демократии. В 1903 г. в Швейцарии состоялся съезд, в котором участвовали земцы, субсидировавшие журнал, бывшие «легальные марксисты» и народники. Участники обсуждали перспективы деятельности будущего объединения, получившего наименование «Союз освобождения», не придавая ему статуса политической партии. Официально «Союз» начал действовать с января 1904 г., когда в Петербурге прошел его учредительный съезд. Господствующее положение в «Союзе земцев» занимали либеральные помещики, а в «Союзе освобождения» три четверти членов были буржуазные интеллигенты. Существо программы либеральной оппозиции сводилось к требованию некоторой модернизации самодержавия путем введения выборного представительства и осуществления отдельных реформ для ограничения «произвола самодержавной бюрократии». Смысл программы в социально-экономическом аспекте заключался в обеспечении более свободного развития в России капитализма.

Российская буржуазия медленно втягивалась в процесс политического сплочения. Даже защита своих экономических интересов и социального статуса не имела активной общественной поддержки в предпринимательских кругах. Разнообразные по типу и назначению объединения предпринимателей были ограничены по территориальному, производственному или профессиональному признакам. Власти, допуская учреждение биржевых комитетов, обществ фабрикантов и заводчиков отдельных районов, советов съездов предпринимателей отдельных отраслей и индустриальных центров, не торопились упростить процедуру их создания, осуществляли надзор за их работой, ограничивали их функции. Развитие капитализма и проявление монополистических тенденций активизировали рост предпринимательских объединений. В 1895–1904 гг. образовалось 39 новых биржевых комитетов, а число отраслевых съездов удвоилось. Представители торгово-промышленных кругов в начале XX в. редко принимали участие в создании политических партий. Это не исключало, однако, финансирования некоторыми из них даже леворадикальных движений, как это делал московский фабрикант С. Т. Морозов, выделяя средства для издания «Искры».

§ 5. Русско-японская война и ее последствия внутри страны

Борьба мировых держав за передел колоний, получение новых рынков сбыта, источников сырья и сферы приложения капиталов привела к возникновению очагов международной напряженности. С конца XIX в. намерения России укрепить свои позиции на Дальнем Востоке столкнулись с интересами Японии. Милитаристские круги последней, мечтая о «Великой Японии», хотели завладеть побережьем Китая, Кореей, Маньчжурией, русскими Приморьем, Забайкальем, Сахалином, Камчаткой.

В политике царизма на Дальнем Востоке отражались интересы русской буржуазии к расширению внешних рынков, что было актуально для развивающейся отечественной индустрии из-за узости внутреннего рынка и слабой динамики его увеличения. Китай был традиционным торговым партнером России. Кроме того, участие русского капитала в железнодорожном строительстве в империи Цин благоприятствовало экономическому освоению Забайкалья и особенно Приморья. Защита безопасности Дальнего Востока отвечала геополитическим задачам России, так как именно в этом регионе обеспечивался непосредственный выход в теплые воды Мирового океана. Внешнеполитическая линия царизма противоречиво соединяла два аспекта. Один предусматривал активное решение указанных задач, но без конфронтации с другими странами этого региона, а также европейскими державами и США, имевшими здесь свои интересы. Другой был связан с внешнеполитическими и военными амбициями царизма, желавшего продемонстрировать российскую мощь в условиях империалистического дележа мира. Постройка Транссибирской железной дороги встревожила промышленные и правительственные круги Японии и США. Неслучайно американцы не раз предлагали свои услуги по завершению сооружения Транссибирской магистрали. Япония попыталась закрепиться на азиатском континенте до окончания постройки дороги. Воспользовавшись восстанием в Корее, в марте 1894 г. японцы начали войну против Китая и без особого труда завладели Корейским и Ляодунским полуостровами. Китайское правительство, запросив мира, согласилось признать полную независимость Кореи, передать Японии Пескадорские острова, Тайвань, Ляодунский полуостров с Порт-Артуром, выплачивать контрибуцию. Это создавало реальную угрозу дальневосточным территориям России. На Особом совещании министров 30 марта 1895 г. было решено объявить Японии ультиматум об очищении Ляодунского полуострова и в случае отказа начать военные действия на море. Россию поддержала Германия, заинтересованная в ослаблении японских позиций и отвлечении внимания самодержавия от европейских дел. Пообещала действовать заодно с Россией и Франция. В итоге Япония временно отказалась от аннексии Ляодунского полуострова.

Китай и мировые державы на рубеже XIX–XX вв. В 1896 г. был подписан секретный русско-китайский договор об оборонительном союзе против Японии. Он предусматривал постройку через китайскую территорию железной дороги из Забайкалья к Владивостоку, что значительно сокращало путь и сроки строительства Транссибирской магистрали. Для сооружения новой дороги и ее последующей эксплуатации учреждалось акционерное общество Китайско-Восточной железной дороги (КВЖД). Благодаря подкупу подписавших договор китайских чиновников, Обществу КВЖД разрешалось административное управление землями в полосе отчуждения дороги и размещение вдоль нее российской военной охраны. Через 80 лет после эксплуатации дорога безвозмездно переходила Китаю; досрочно ее выкупить китайцы могли только через 46 лет.

Русско-китайское сближение происходило на фоне усиления в 1897–1898 гг. экономической экспансии Англии, Германии, Франции и США в Цинской империи, сопровождавшейся нередко занятием ими в различных формах китайских территорий. Добиваясь упрочения своего влияния в Китае и боясь, что Россию могут опередить экономически более сильные соперники, царское правительство приняло решение о военной демонстрации. 18 декабря 1897 г. русская эскадра встала на рейде Порт-Артура. Этот шаг ускорил заключение в марте 1898 г. русско-китайского договора. Россия получила в безвозмездную аренду на 25 лет Ляодунский полуостров с правом создания в Порт-Артуре военно-морской базы, а для сооружения торгового порта — Далянь (переименован — в Дальний). Обществу КВЖД была дана концессия на постройку от магистральной линии ветки к обоим портам.

Открытый экономический грабеж, появление иностранных войск на территории Китая привели в 1900 г. к народному восстанию. В его подготовке большую роль сыграли тайное общество «Ихэтуань» («Кулак во имя справедливости и согласия») и его отряды. В европейской традиции их именовали «боксерами», а восстание соответственно — «боксерским». Наибольший размах движение приобрело в северо-восточных провинциях Китая, где хозяйничанье империалистических держав было особенно оскорбительным для национального самосознания китайцев. В середине июня восставшие вошли в Пекин и осадили посольский квартал, заставив правительство объявить войну интервентам. В ответ западноевропейские державы при участии России, США и Японии подвергли китайскую столицу разграблению и оккупации. Царское правительство ввело войска в Маньчжурию. В сентябре 1901 г. цинскому Китаю был навязан грабительский и унизительный договор, предусматривающий и выплату огромной контрибуции, предполагаемая доля России в которой составляла почти 30 % (около 5 млрд золотых руб.). Однако ослабление Китая было невыгодно самодержавию, и оно не поддержало столь тяжких требований.

В дальнейшем русско-японские противоречия нарастают, а европейские державы и США стремятся подтолкнуть Японию к военному конфликту с Россией. Подобное развитие событий усилило позиции «безобразовской клики», объединившей сторонников решительной политики самодержавия на Дальнем Востоке. Ее лидером был выходец из аристократических кругов, отставной ротмистр кавалергардского полка А. М. Безобразов. Выдвигая различные «прожекты» захвата и подчинения русскому влиянию северо-восточных территорий Китая, Кореи, «безобразовцы» мало верили в саму возможность нападения Японии на Россию. Противники такой авантюристической линии (Витте, министр иностранных дел В. Н. Ламздорф и др.) настаивали на продолжении вывода войск и переговоров с Китаем. Однако их усилия оказались безрезультатными из-за антияпонских настроений царя. Витте получает отставку, а Безобразов становится статс-секретарем. Выражением агрессивного отношения к Китаю явилось замедление вывода войск из Маньчжурии и введение наместничества на Дальнем Востоке с резиденцией в Порт-Артуре, куда назначили сторонника Безобразова адмирала Е. И. Алексеева. В то же время деятельность по усилению флота и сухопутных войск в регионе была минимальной, что объясняется искаженным представлением о военно-экономическом потенциале Японии.

Между тем к началу XX в. социально-экономические преобразования японской буржуазной революции 1868 г. принесли свои плоды. Среди них было создание при содействии Англии и США современной армии и военно-морского флота. Пытаясь замаскировать непосредственную подготовку к военным действиям, Япония начинает в июле 1903 г. переговоры с царским правительством по спорным вопросам. Умеренно-осторожным политикам, учитывавшим неготовность России к войне, удалось убедить Николая II проявить уступчивость. Русский ответ в конце декабря 1903 г. содержал признание японских интересов в Корее, принципа «открытых дверей» в Маньчжурии для Японии и других стран, пользующихся преимуществами по договоренности с Китаем. Однако это уже не могло сдержать военные устремления японского правительства. Не дождавшись ответа на очередные ультимативные требования, в ночь на 27 января 1904 г. Япония вероломно, без официального объявления войны, напала на Порт-Артур. Броненосцы «Ретвизан», «Цесаревич», крейсер «Паллада» получили серьезные повреждения.

Начавшаяся война явилась результатом не только русско-японского соперничества на Дальнем Востоке, но и сложного клубка противоречий между крупнейшими империалистическими державами, стремившимися к разделу Китая и утверждению своего влияния в Тихоокеанском регионе. В этой войне самодержавие оказалось в политической изоляции. Правящие круги Франции не устраивал перенос внешнеполитической деятельности России на Дальний Восток, что, по их мнению, обесценивало значение конвенции 1893 г. В итоге французские власти в годы войны подвергали интернированию и разоружению русские суда, заходившие в порты Индокитая. Формально объявив о своем нейтралитете, Англия и США в течение всей войны помогали Японии займами, углем, нефтью, другим стратегическим сырьем и вооружением. На английских верфях строились японские корабли.

Начавшаяся война быстро вскрыла экономическую и военно-техническую отсталость России, несовершенство управленческих структур государства, что отражалось на состоянии вооруженных сил. Слабое аграрное развитие Дальневосточного края, полное отсутствие в регионе крупной промышленности обусловили необходимость вести все снабжение армии и флота из Центральной России. Протяженные одноколейные железнодорожные перевозки затруднялись недостроенностью кругобайкальского участка дороги. К распространенным в военной среде казнокрадству и взяточничеству добавились большие просчеты в непосредственной подготовке армии и флота к войне с Японией. Малочисленные армейские силы (98 тыс. солдат и 24 тыс. охранной стражи КВЖД) были разбросаны по территории Забайкалья, Приморья, Маньчжурии и Квантуна. Переброска подкреплений шла медленно. Инженерное оснащение Маньчжурского плацдарма было недостаточным, как и военно-тактическая подготовка флота и армии. Войска не имели достаточного количества горной артиллерии, необходимой по характеру местности, автоматического оружия и запаса гранат. В Тихоокеанской эскадре не хватало крейсеров и особенно миноносцев. Несмотря на достижения русских ученых в области радиосвязи, в армии по-прежнему использовались конные ординарцы. Серьезным просчетом высших военных и дипломатических кругов, самого Николая II была недооценка вооруженных сил противника. Между тем перевооружение японской армии и флота было выполнено в намеченные сроки, заканчивалась подготовка транспорта к переброске войск на континент. Японский флот превосходил русский Тихоокеанский по тоннажу и наличию хорошо оборудованных баз; его суда отличались значительной мощью артиллерийского огня и высокой скоростью хода.

Морские сражения и оборона Порт-Артура стали важнейшими событиями Русско-японской войны. Установление господства на море путем уничтожения русского Тихоокеанского флота было главной военно-стратегической задачей Японии. Ни в феврале, ни в марте японцы не смогли заблокировать русскую эскадру в Порт-Артуре. Столкновения кораблей противников с первых дней войны показали военно-технические преимущества японских судов. На стороне российского флота были накопленное за два века мастерство и героические традиции, основанные на беззаветной отваге и стойкости офицеров и матросов. Еще 26 января 1904 г. находившимся в нейтральном порту Чемульпо крейсеру «Варяг» и канонерской лодке «Кореец» был заявлен ультиматум о немедленном уходе с рейда. Японцы превосходили артиллерию русских кораблей более чем втрое, а по торпедному снаряжению — в 5 раз. Командир «Варяга» капитан I ранга В. Ф. Руднев сказал, обращаясь к экипажу: «Мы идем на прорыв и вступим в бой с эскадрой, как бы она сильна ни была… Мы не сдадим ни кораблей, ни самих себя и будем сражаться до последней возможности и до последней капли крови». Причинив разрушения японскому флагману и другим кораблям противника, «Варяг» получил несколько пробоин, все его орудия были повреждены, многие комендоры убиты, однако команда, руководимая раненым Рудневым, продолжала сражаться. Не спустив перед врагом боевой флаг, русские потопили крейсер на рейде Чемульпо, а «Кореец» взорвали. 10 марта с 4 японскими миноносцами встретились возвращавшиеся из разведки в Порт-Артур миноносцы «Решительный» и «Стерегущий». Первый, обладая большей скоростью, ушел под защиту береговых батарей, а «Стерегущий» принял неравный бой. Когда замолчало последнее орудие, японцы решили взять судно на буксир, но два матроса открыли кингстон, и корабль скрылся в водах Желтого моря.

24 февраля (8 марта) 1904 г. в Порт-Артур прибыл новый командующий Тихоокеанской эскадры вице-адмирал С. О. Макаров. Выходец из простой матросской семьи, Макаров достиг высших военно-морских отличий благодаря своим выдающимся способностям. Бесстрашный флотоводец с твердой волей и неукротимой энергией, ученый-новатор и патриот Макаров стал одной из примечательных фигур русской истории начала XX в. Главным правилом военного искусства он считал умение всегда сохранять инициативу и придерживаться наступательного образа действий, что изменило ситуацию в Порт-Артуре. Боеспособность и решимость эскадры возрастали с каждым днем. Стремясь запереть русский флот в порт-артурской бухте, японцы перешли к разбрасыванию мин на подступах к ней. 31 марта Макаров вывел эскадру в море и вступил в бой с противником, чтобы заманить его под огонь береговых батарей. Маневр первоначально удался, но, приближаясь к Порт-Артуру, японцы внезапно развернули свои корабли обратно. Русская эскадра уже шла к месту стоянки, когда у входа в бухту «Петропавловск» наскочил на японскую мину. На флагмане вместе с Макаровым погиб его штаб. Из 727 человек экипажа спаслись только 80. Во главе эскадры был поставлен не подготовленный к этой роли контр-адмирал В. К. Витгефт, перешедший к пассивной обороне. Узнав о гибели Макарова, японская Ставка отдала приказ о высадке войск на Ляодунском полуострове.

Попытка деблокады Порт-Артура в начале июня с суши потерпела поражение. Тогда по настоянию Алексеева было решено перебазировать эскадру во Владивосток. Не веривший в успех прорыва, но подчиняясь приказу, Витгефт 10 июня вывел русские корабли в море. Встретившись с эскадрой Того, он боя не принял. Потопив 3 японских миноносца, русские корабли вернулись в порт-артурскую бухту. В июле, когда противник вышел к внешнему обводу крепости, к перебазированию флота вернулись вновь. Витгефт и часть командиров оставались противниками прорыва, считая, что он ускорит падение крепости. 28 июля эскадра из 6 броненосцев, 4 крейсеров, 8 эсминцев вышла в море. В начавшемся бою успех был на стороне русских кораблей. Однако взрывом на флагмане был убит Витгефт и выведен из строя его штаб. Потеряв руководство, русская эскадра рассеялась. 3 броненосцев, крейсер и 3 эсминца вернулись в Порт-Артур. Корабли, направившиеся из-за повреждений и недостатка топлива в нейтральные порты, были в них разоружены.

Первый штурм Порт-Артура был возложен на армию генерала Ноги, насчитывавшую до 50 тыс. солдат и около 400 орудий. К началу войны в крепости была частично готова береговая оборона, а сухопутной фактически не существовало. Генерал-лейтенант А. М. Стессель, комендант крепости и с марта 1904 г. начальник Квантунского укрепрайона, мало соответствовал своей должности как человек поверхностный и склонный к паникерству. Всю работу по укреплению Порт-Артура проводил начальник сухопутной обороны генерал Р. И. Кондратенко. Ему активно содействовали начальник артиллерии крепости генерал В. Ф. Белый, инженеры С. А. Рашевский, А. В. Шварц и др. Благодаря их энергичным усилиям по ускоренному строительству фортов, возведению батарей и редутов был создан сильный оборонительный пояс. К началу осады русский гарнизон насчитывал свыше 42 тыс. человек. 6 августа японцы атаковали почти по всему периметру обороны и заняли отдельные участки. Осадные японские батареи 2 дня неустанно обстреливали русские укрепления. В ночь на 8 августа натиск был отбит. Тогда Ноги резко увеличил войска прорыва, после чего японцы проникли в крепость в районе Китайской стенки. Мощный огонь русской артиллерии и атаки пехоты с флангов позволили выбить врага. Потеряв до 20 тыс. человек, Ноги перешел к методической осаде. Эта победа была достигнута благодаря умелым действиям Кондратенко и героизму защитников крепости. Отбитый штурм улучшил положение русской армии в Маньчжурии, заставляя противника распылять сухопутные силы. 6 сентября японцы вновь попытались взять крепость с боя, но, понеся большие потери, прекратили второй штурм. Не удался Ноги и третий штурм Порт-Артура 14 октября, хотя японский обстрел из 11-дюймовых гаубиц привел к большим разрушениям в системе фортов и батарей.

К середине ноября силы японцев, получивших свежую кадровую дивизию, втрое превысили ряды защитников крепости, сокращавшиеся из-за военных потерь и болезней. 13 ноября 1904 г. начался четвертый штурм, нацеленный на захват гор Высокой и Плоской. 22 ноября, пользуясь огромными потерями русских, японцы заняли Высокую, что привело к окончательной гибели русской эскадры Порт-Артура, расстрелянной японцами на внутреннем рейде. В начале декабря гарнизон Порт-Артура в 4–5 раз уступал противнику, вплотную подошедшему к линии фортов. Вплоть до своей гибели 2 декабря Кондратенко стремился продлить сопротивление, оттягивая силы японской армии. Назначенный на его место генерал А. В. Фок при поддержке Стесселя создавал условия, при которых защита Порт-Артура становилась невозможной. Он сокращал гарнизоны отдельных укреплений, не давал им поддержки при атаках, после японских обстрелов приказывал их оставлять, даже если защитники отбили врага. Большинство созванного 16 декабря Стесселем военного совета не поддержало решения о сдаче крепости. 19 декабря начался бой на линии обороны Порт-Артура. Всего несколько десятков человек на высоте Большое Орлиное Гнездо отбили 5 атак японцев. Перед шестой произошел взрыв склада гранат, в результате которого погибли все офицеры, и защитники покинули высоту. Еще до окончания боя Стессель и Фок, не уведомив других генералов гарнизона, отправили к японскому командованию парламентеров с согласием на капитуляцию. 20 декабря после 157 дней осады был подписан акт о капитуляции, согласно которому в плену оказались 23 тыс. офицеров и нижних чинов. Японцы не допустили выхода русского гарнизона с оружием в руках. Знамена и документы порт-артурских полков были вывезены пятью эсминцами, прорвавшимися в Чифу. За сдачу Порт-Артура Стессель был предан военному суду и приговорен к смертной казни, которую вскоре заменили на заключение, а потом Николай II его и вовсе помиловал. Героический 50-тысячный гарнизон крепости почти год притягивал целую армию неприятеля. На момент капитуляции армия Ноги насчитывала около 100 тыс., потеряв за время осады и штурмов более 110 тыс. солдат и офицеров. Оборона Порт-Артура стала новой страницей в истории русского военного искусства и мужества русского воинства.

Сухопутные бои русской армии начали разворачиваться с середины апреля 1904 г. Силы сторон были приблизительно равны, но японцам предстояло форсировать реку Ялу, отделявшую Корейский полуостров от Маньчжурии, и произвести высадку десанта с моря. В этой ситуации русские могли действовать более активно, чему мешали просчеты командования. Генерал А. Н. Куропаткин, возглавлявший Маньчжурскую армию, был опытным военачальником, но ему не хватало решительности и воли. Численно незначительные русские силы располагались небольшими группами вдоль железной дороги Порт-Артур — Ляоян. При форсировании неприятелем Ялу русский отряд всего в 15 тыс. штыков, потеряв 3 тыс. убитыми и ранеными, отступил на север. Победа обеспечила японцам высадку войск на Квантунском полуострове. Перерезав железную дорогу на Порт-Артур, генерал Оку в середине мая подготовил десант армии Ноги на Ляодунь.

Положение на маньчжурском театре летом 1904 г. характеризовалось упорным продвижением японских войск, поскольку Куропаткин уклонялся от решительных боев до подхода крупных подкреплений. Постоянные отступления не способствовали выработке военной стойкости у солдат и офицеров, что было необходимо, так как Русско-японская война стала первой крупной кампанией, в которой действовали резервисты, не прошедшие военного обучения и не имевшие боевого опыта. К началу августа армия Куропаткина, получившая подкрепления, насчитывала до 130 тыс. штыков при 670 орудиях и включала два отряда (Южный и Восточный), державших оборону на подступах к г. Ляояну, расположенному на северо-западе от Порт-Артура. Однако почти половина армии находилась в резерве и на флангах. 13 августа 1904 г. японская армия под командованием генерала Ойяма пошла в наступление практически без резервов. Русские войска достаточно успешно отбивали атаки неприятеля, что подняло боевой дух армии. Несмотря на это, командование 21 августа отдает приказ об отступлении, опередив на 2 часа Ойяма, готового оставить позиции, так как японские части выдохлись в кровопролитных боях. Ляоянское сражение показало недостаточную координацию действий русских войск, хаотичность редких контратак, отсутствие точных карт местности, из-за чего отряды терялись и попадали под огонь своих батарей. Несмотря на отступление, обстановка благоприятствовала русской армии, так как порт-артурский гарнизон сковал крупные силы противника. Японцы, численно уступая русским, не могли рассчитывать на быстрое пополнение. В этих условиях Куропаткин решился на контрнаступление в районе р. Шахэ, сосредоточив на направлении главного удара лишь треть армии, а вспомогательного — четверть. Русское наступление, начатое 22 сентября и заставшее неприятеля врасплох, развивалось так медленно и нерешительно, что японское командование сумело организовать оборону, а главное — перейти в контрнаступление. Остановить японцев смогли после 2-недельных боев, потеряв свыше 40 тыс. человек. Обе стороны перешли к позиционной войне.

Куропаткин, назначенный еще в октябре 1904 г. главнокомандующим вместо Алексеева, имел в своем распоряжении три армии, численно превосходящие японцев. Наступление 12–15 января 1905 г. на деревню Сандепу стоило русской армии потери 12 тыс. человек и не принесло никаких результатов. Обострявшееся внутриполитическое положение заставляло правящие круги России более настойчиво требовать военных успехов. Сразу после неудачи при Сандепу стали готовить новое наступление. Японская сторона получила подкрепление после падения Порт-Артура.

Мукденское сражение по своим масштабам было невиданным для того времени. На 160-километровом фронте столкнулись две крупные военные силы. Японские армии насчитывали 260–270 тыс. штыков, около 900 полевых, 170 тяжелых орудий и до 200 пулеметов. Русские не уступали ни в численности войск (свыше 270 тыс. штыков), ни в артиллерии (более 1200 полевых и 250 тяжелых орудий), но недопустимо отставали в обеспеченности новейшим вооружением — только 56 (!) пулеметов. Сражение, начавшееся 5 февраля наступлением японской армии, длилось без перерыва три недели. Под Мукденом вновь проявились неспособность командования предугадывать действия противника, нерешительность при обнаружении егообходных маневров, неумение пойти на риск для деморализации противника. После прорыва фронта японцами и возникновения реальной угрозы окружения 25 февраля начался отход русских армий. Действия арьергардных частей, геройски сдерживавших натиск противника, позволили войскам уйти из мукденского мешка, но не помогли избежать больших потерь. Они составили около 69 тыс. убитыми, а 21 тыс. попала в плен. Потери японцев тоже были значительны — свыше 70 тыс. человек. В ходе отступления армия утратила боеспособность: проявилось падение дисциплины и нарастание недовольства солдат и офицеров бездарностью командования, которое стало выливаться в антивоенные выступления. Вести о революции в России накаляли обстановку. Смещение Куропаткина как главного виновника поражения в Маньчжурии ничего не могло изменить. Однако и после Мукдена царизм с упорством обреченного продолжал войну, сделав ставку на 2-ю Тихоокеанскую эскадру.

Цусима. Решение о посылке дополнительной эскадры с Балтики на Дальний Восток приняли еще в апреле 1904 г., но из-за достройки ряда кораблей она вышла из Либавы только 2 октября под командованием вице-адмирала З. П. Рожественского. В районе Мадагаскара было получено известие о сдаче Порт-Артура и гибели 1-й Тихоокеанской эскадры. На обращения Рожественского о необходимости прекратить поход Николай II приказал прорываться во Владивосток для завоевания господства на море и взаимодействия с сухопутной армией. В начале апреля эскадра прибыла в Индокитай, где дожидалась созданной из устаревших кораблей 3-й Тихоокеанской эскадры под командованием контр-адмирала Н. И. Небогатова.

14 мая 1905 г. русские корабли, украшенные флагами по случаю годовщины коронации Николая II, вошли в Цусимский пролив. Соединенная эскадра, выстроенная в длинную кильватерную колонну с тихоходными кораблями, двигалась со скоростью 9 узлов. На пересечение ее курса вышли два японских броненосных отряда, корабли которых отличались высокой скоростью хода (16–18 узлов). Флагман «Князь Суворов» открыл огонь по противнику. Того, совершив поворот и взяв обратный курс, сдвоил свои корабли. Бой стал разворачиваться на параллельных курсах. Японские корабли вели прицельный огонь, начав с броненосцев «Суворов» и «Ослябя». Раненый Рожественский был снят с горящего флагмана миноносцем, а командование принял Небогатое. Его попытка уйти от противника удалась ненадолго. Возобновившийся бой свелся к методическому расстрелу русской эскадры. Утром 15 мая пять окруженных кораблей сдались. Одному крейсеру и 2 миноносцам удалось прорваться во Владивосток; 3 легких крейсера ушли в Манилу, где были разоружены. Трагическая гибель эскадры, явившаяся результатом авантюрных решений власти и бездарного руководства непосредственного командования, завершила Русско-японскую войну. Поражение в Цусимском проливе стало окончательным военным крахом самодержавия. На Особом совещании в Царском Селе 24 мая 1905 г. принимается решение о немедленном прекращении войны. Япония тоже нуждалась в мире, так как ее финансы были истощены, а тяготы войны грозили волнениями масс. Ее правительство прибегло к посредничеству США, которые, как и Англия, не желали усиления молодого соперника.

Портсмутский мир. Переговоры начались 27 июля 1905 г. в Портсмуте (США) и продолжались почти месяц. Японскую делегацию возглавлял министр иностранных дел Комура, а русскую — С. Ю. Витте. Николай II согласился на его назначение после безуспешных попыток поручить это другому лицу. Для Витте ведение переговоров было делом чести. Как государственный деятель он хотел добиться наилучших условий мира для своего отечества, несмотря на тяжкие поражения русской армии и флота. Удачное завершение переговоров открывало для него возможность вернуться в большую политику. Это предопределило поведение Витте на переговорах, державшего себя так, как будто с Россией «приключилось в Маньчжурии небольшое несчастье, и только».

Требования японских милитаристов простирались не только на Китай, но включали русские территории (Сахалин, Камчатку, Приморье) и выплату контрибуции в 3 млрд руб. Витте начал переговоры с второстепенных вопросов, втягивая японцев в обсуждение, изматывая их на мелких и незначащих деталях. Когда дошли до главных, он стал непреклонен, вынудив японцев признать нереальность первоначальных условий. Их новые требования включали передачу аренды Квантуна, железной дороги Порт-Артур — Харбин, Сахалина, признание Кореи сферой японских интересов, установление в Маньчжурии принципа «открытых дверей», предоставление японцам рыболовных участков в русских водах, а также уплаты контрибуции. Поскольку перечислялись в основном территории, реально уже занятые Японией, то с этим трудно было спорить. Однако Витте категорически отверг пункт о передаче Сахалина и требование контрибуции как затрагивающий достоинство великой державы. В результате взаимных уступок сторон 23 августа 1905 г. был подписан мир, по которому Россия лишалась южной части Сахалина до 50-й параллели вместе с имевшимся там имуществом. Такое же правило распространялось на Порт-Артур, Дальний, участки железной дороги, переходившие к японцам. Пункт о контрибуции был снят, но Россия оплачивала содержание русских пленных в Японии. За свои заслуги Витте получил графский титул и вновь оказался в горниле большой политики. Долгое время поражение в Русско-японской войне оставалось неутихающей болью в сознании русского народа и общества. В 1905 г. это стимулировало рост революционных настроений в стране.

Глава 3 Первая русская революция 1905–1907 гг. и модернизация России

§ 1. Народ и власть на начальном этапе революции. Нарастание революционного натиска в сентябре-декабре 1905 г

Весь 1904 г. отмечен усилением массового движения рабочего люда и крестьянства по всей стране. Прокатившаяся осенью волна стачек улеглась ненадолго. В декабре в бакинской всеобщей забастовке участвовало до 25 тыс. человек. Рабочие держались стойко и впервые в российской истории добились заключения коллективного договора с предпринимателями, по которому устанавливался 9-часовой рабочий день, а заработная плата увеличивалась на 20 %. 3 января 1905 г. началась стачка на Путиловском заводе, к 8 января она стала всеобщей. В стремлении погасить разгоравшийся пожар Г. Гапон активизировал подготовку петиции рабочих к царю. Выработанный в ходе обсуждений документ сочетал искреннюю веру в милость и заботу монарха о народе с выражением недовольства своим положением и требованием демократических реформ. «Государь! Мы, рабочие и жители города С.-Петербурга разных сословий, наши жены, и дети, и беспомощные старцы-родители, пришли к тебе, государь, искать правды и защиты. Мы обнищали, нас угнетают, обременяют непосильным трудом, над нами надругаются, в нас не признают людей, к нам относятся как к рабам, которые должны терпеть свою горькую участь и молчать», — говорилось в петиции. Помимо созыва Учредительного собрания путем «всеобщей, тайной и равной подачи голосов», в ней предлагалось введение демократических свобод — слова, собраний, совести, неприкосновенности личности. Конец петиции звучал с некоторой угрозой: «Не отзовешься на нашу мольбу — умрем здесь на этой площади, перед твоим дворцом… У нас только два пути: или к свободе и счастью, или в могилу».

Социал-демократам не удалось убедить питерцев отказаться от гапоновского замысла и оставалось только быть вместе с рабочими. Комитет РСДРП выпустил листовку «К солдатам», призывая не стрелять в рабочих. От имени обеспокоенных деятелей культуры М. Горький испрашивал приема у министра внутренних дел, но получил отказ. Открыто власти не препятствовали обсуждению петиции, подготовке шествия, намеченного на воскресенье 9 января, но на собраниях у петербургского градоначальника 7 и 8 января была определена детальная диспозиция войск. О принимаемых мерах П. Д. Святополк-Мирский доложил царю, уехавшему потом в Царское Село. Ранним, по-зимнему темным утром возглавляемые Гапоном 140-тысячные колонны с иконами, хоругвями, портретами царя, с пением молитв и гимна двинулись с рабочих окраин в центр города. На площади перед Зимним дворцом манифестантов встретили цепи солдат, которые после первых холостых залпов начали стрелять по безоружным. Рабочие колонны, направлявшиеся в центр, расстреливали и в других районах города. Охваченные паникой люди избивались казаками, не щадившими ни старого, ни малого. Число убитых и раненых достигало 5 тыс. Очевидная бессмысленность и жестокость расправы с беззащитными, мирно настроенными людьми, среди которых было много детей, стариков, женщин, вызвали взрыв возмущения в различных кругах русского общества и за границей. Утверждения, что Николай II отсутствовал в столице и не отдавал приказ стрелять, не могли вернуть прежних иллюзий. Рабочие, которые утром шли просить царя о помощи, вечером 9 января строили баррикады. Началось разоружение городовых, нападение на полицейские участки, захват оружейных магазинов. Первые баррикады появились на Васильевском острове еще днем. Протест так стремительно развивался, что стало ясно — в России началась революция.

Массовые движения зимой — летом 1905 г. и тактика власти. На кровавое злодеяние властей ответом были стачки протеста, в которых участвовало до 440 тыс. человек. За один месяц бастовало больше, чем за все предшествующее десятилетие. Стачки сопровождали массовые демонстрации под лозунгом «Долой самодержавие!». В авангарде движения были металлисты. На их долю в первом квартале 1905 г. приходилось 3/4 всего числа политических стачечников. Брожение перекинулось и в деревню. В феврале отмечены волнения в Курской, Орловской и Черниговской губерниях, а к апрелю 1905 г. они охватили более 20 % уездов Европейской России. В первомайских стачках приняло участие свыше 200 тыс. рабочих. В движение включился самый многочисленный отряд российского пролетариата — текстильщики. Большую роль в событиях мая — июня 1905 г. сыграла всеобщая стачка в крупном индустриальном центре — Иваново-Вознесенске. Она длилась с 12 мая по 23 июля; в ней участвовало до 70 тыс. человек. По инициативе рабочих в городе создали особый орган, названный Советом уполномоченных. Он взял на себя поддержание порядка, сбор денег в пользу бастующих и снабжение забастовщиков и их семей.

Стремительно росло число крестьянских выступлений: в январе — 17, феврале — уже 109, апреле — 144. В мае эта цифра более чем удвоилась, а в июне приближалась к 500. Всего до сентября 1905 г. только в Европейской России произошло свыше 1600 выступлений крестьян, т. е. в среднем по 200 в месяц против 240 за весь 1904 г. Основными очагами борьбы стали Черноземный центр, Поволжье, прибалтийские губернии и Кавказ. Крестьяне захватывали и запахивали помещичьи земли. В Курской, Черниговской, Орловской губерниях участились разгромы и поджоги дворянских усадеб. На усмирение восстаний бросили войска. Крестьян пороли, заставляли часами стоять на коленях в снегу, отбирали захваченное добро, сжигали дома зачинщиков. В районах, больше затронутых аграрной капитализацией (Правобережная Украина, Новороссия), крестьянские выступления соединялись со стачками сельскохозяйственных рабочих. В Лифляндии и Курляндии крестьяне и батраки выступали против засилья немецких баронов и богатых хуторян. В Эстляндии в стачках объединялись мызные рабочие, батраки и арендаторы. В Гурии крестьяне весной поделили захваченные земли. Организованные в Озургетском районе комитеты выставили политические требования — созыв Учредительного собрания, введение демократических свобод. После появления указа от 18 февраля 1905 г., дозволившего всем подданным обращаться к верховной власти по вопросам своего бедственного положения, повсеместно стали проходить сельские сходы, на которых принимались «приговоры» с изложением крестьянских требований. Попытки правительства запретить обсуждение общегосударственных вопросов не удались.

Брожение затронуло и армию. Знаменательным событием стало восстание 14 июня 1905 г. на броненосце «Князь Потемкин-Таврический». Поводом послужил протест матроса Вакуленко против некачественной пищи. Его избиение и попытка ареста привели к возмущению команды — Вакуленко освободили из-под стражи, а наиболее ненавистных офицеров перебили. «Потемкин» направился в Одессу, охваченную всеобщей забастовкой. Однако матросам и рабочим не удалось объединиться. Отправленная на подавление восставшего корабля эскадра Черноморского флота 17 июня появилась вблизи Одессы, но матросы отказались стрелять в мятежников, а броненосец «Георгий Победоносец» присоединился к ним. Командование поспешило увести эскадру. К этому времени власти в Одессе, овладев положением, захватили «Георгия Победоносца». Сосредоточение на берегу войск и артиллерии не позволяло «Потемкину» подходить к порту, хотя у него заканчивались запасы угля, воды, продовольствия. Вечером 18 июня восставший корабль направился к западным берегам и в конце июня бросил якорь в румынском порту Констанца. «Потемкин» был сдан местным властям, а матросы сошли на берег в качестве политэмигрантов.

В начале революции самодержавие надеялось на быстрое подавление народного бунта. С уступками в ответ на требования революционных сил власть не спешила. Несмотря на очевидную необходимость скорейшего решения вопроса о созыве народных представителей, только в середине февраля Николай II поручил новому министру внутренних дел А. Г. Булыгину составить соответствующий проект. Его предваряли обнародованные 18 февраля Манифест, призывавший власти и население содействовать правительству в искоренении крамолы, и указ, разрешавший представление на имя царя от частных лиц и учреждений предложений об усовершенствовании государственного устройства и улучшении народного благосостояния. Подписанный в тот же день Николаем II рескрипт на имя Булыгина объявлял о намерении «привлекать достойнейших, доверием народа облеченных людей к участию в предварительной разработке и обсуждении законодательных предположений».

Нарастание открытого сопротивления народа способствовало возникновению и активизации деятельности политических организаций. Накал этой борьбы заставлял либералов делать шаги навстречу требованиям масс. В программе «Союза освобождения», принятой на III съезде (март 1905 г.), предусматривалось создание народного представительства (без указания: в условиях монархии или республики), введение буржуазно-демократических свобод и осуществление социальных реформ. Общеземский съезд (апрель 1905 г.) высказался за монархию с двухпалатным народным представительством. Гораздо радикальнее выступали организации, возникшие в условиях революции. В марте — апреле 1905 г. появились имевшие политическую окраску профессиональные союзы демократической интеллигенции: академический союз профессоров, союзы писателей и журналистов, инженеров, учителей, адвокатов, врачей, агрономов, статистиков, конторщиков, железнодорожных служащих и пр. На учредительном съезде «Союза союзов» (май, Москва), хотя и подчеркивалась нейтральность, беспартийность союзов, большинством голосов было признано, что их целью является мобилизация общественности для борьбы с существующим режимом. В начале июля III съезд «Союза союзов» признал проект Булыгина о законосовещательном представительстве «дерзким вызовом со стороны правительства всем народам России» и счел недопустимым какое-либо участие в нем. Созданный летом 1905 г. Всероссийский крестьянский союз (ВКС) высказался за немедленный созыв Учредительного собрания на основе всеобщих, равных, тайных и прямых выборов; введение политических свобод и амнистию политическим заключенным; уничтожение частной собственности на землю и отобрание без всякого выкупа монастырских, церковных, удельных, кабинетских и государственных земель. Съезд РСДРП (Лондон, апрель 1905 г.) призвал к вооруженному восстанию с целью свержения самодержавия и установления демократической республики.

Активная борьба народа весной — летом 1905 г. и нарастание оппозиционных выступлений заставили самодержавие 6 августа опубликовать законоположение о Государственной думе, которая по своим правам и составу не могла рассматриваться как реальное народное представительство. Думу, прозванную «булыгинской» по имени автора ее проекта, поддержало консервативное дворянство. Сентябрьский съезд земских и городских деятелей признал желательным участие в думских выборах. За бойкот высказались социал-демократы, эсеры и левый фланг либерализма в лице «Союза союзов», что делало булыгинскую думу мертворожденным созданием.

* * *

Осенью 1905 г. основным очагом революционной борьбы в стране стал крупнейший по численности пролетарский центр — Москва. Начало сентябрьским стачкам положили печатники типографии И. Д. Сытина. 23 сентября забастовка охватила все московские типографии. Очень быстро в движение вовлекались рабочие других профессий, занятые в крупных и мелких заведениях, — текстильщики, металлисты, трамвайщики, деревообделочники, булочники, кондитеры, строители и пр. Стачки, начинавшиеся как экономические, стремительно перерастали в политические. После прекращения полугодовой забастовки открывшиеся учебные аудитории, особенно Московского университета, стали использоваться для проведения многотысячных митингов. Принятое правительством при согласии либеральной профессуры решение снова закрыть университет привело к росту активности демократически настроенных студентов и расширению уличной борьбы. Действия властей по разгону демонстраций, митингов рабочих и студентов приводили к настоящим сражениям.

Всероссийская Октябрьская политическая стачка и Манифест 17 октября. Выступления рабочих и студентов Москвы поддержали Петербург и другие города. От Москвы как крупнейшего промышленно-торгового центра железнодорожные линии тянулись во все уголки страны, поэтому вступление в борьбу рабочих-железнодорожников резко изменило характер стачки. Предложение МК РСДРП объявить всеобщую стачку на железных дорогах, в депо, железнодорожных мастерских было поддержано Центральным бюро железнодорожного союза, в состав которого входили эсеры и либералы. 7 октября в Москве забастовали Казанская и Ярославская железные дороги. В последующие три дня прекратилось движение на остальных 6 линиях Московского железнодорожного узла. К 10 октября забастовка охватила почти все дороги страны, что парализовало жизнь империи не только в экономическом, но и в управленческом отношении. С 11 октября стачка в Москве перерастает во всеобщую.

Забастовка в Петербурге тоже сопровождалась уличными демонстрациями, столкновениями с полицией и войсками. 11 октября на 10-тысячном митинге рабочих, служащих, студентов возле Петербургского университета прозвучал призыв к всеобщей стачке. К 15 октября в городе остановились практически все крупные предприятия и железные дороги. Примеру столиц последовали другие регионы. Политическая стачка быстро охватила промышленные губернии вокруг Москвы и стала распространяться на Поволжье, Урал, Юг России, Украину, Закавказье, Белоруссию, Литву, Прибалтику, Польшу, перекинулась в Сибирь и Туркестан. Во многих городах выступления рабочих сопровождались сооружением баррикад, стычками с войсками и полицией (Харьков, Екатеринослав, Одесса, Полтава, Ревель, Саратов, Самара и др.). К стачке присоединились учащиеся, мелкие служащие, учителя, инженеры, адвокаты, врачи. По всей стране не работало свыше 2,5 тыс. предприятий, бастовали железные дороги, почта и телеграф; прекратили работу городской транспорт, коммунальные службы, учебные заведения, магазины, вынужденно закрывались административные учреждения, конторы Государственного банка и частных коммерческих обществ. В Октябрьской стачке участвовало около 1 млн промышленных рабочих, свыше 700 тыс. железнодорожников, а общее число бастующих с учетом учащихся и служащих превышало 2 млн человек. Стачка сопровождалась массовыми митингами, шествиями, политическими демонстрациями. В различных регионах России создаются новые органы борьбы — Советы рабочих депутатов, избиравшихся на фабриках и заводах. Помимо Петербурга и Москвы, в октябре — декабре 1905 г. Советы рабочих депутатов действовали более чем в 50 городах и рабочих поселках.

В октябрьские дни 1905 г. страна стояла на пороге вооруженного восстания. Получивший диктаторские полномочия петербургский генерал-губернатор Д. Ф. Трепов разослал всем генерал-губернаторам, губернаторам и градоначальникам телеграмму, предписывавшую не останавливаться перед применением вооруженной силы. Его приказ от 14 октября гласил: «Холостых залпов не давать и патронов не жалеть». Однако приступить к реализации этого замысла у царских властей не было сил. Но и у бастующих их было недостаточно для решающего удара. В условиях зыбкого равновесия верховная власть искала и другие выходы из ситуации. С 14 по 17 октября в Петергофе шли непрерывные совещания по разработке новых актов. Поручив написать один из вариантов манифеста С. Ю. Витте, император прибегал к разным уловкам и вынуждал его максимально уменьшить предоставляемые права и свободы, урезать полномочия будущей Государственной думы. Узнав, что Николай II в принципе готов принять его текст, Витте решительно заявил об уходе в отставку, вынуждая тем самым царя дать согласие. Отступать больше было некуда и некогда. Даже переписывать набело проект нового акта не стали. Вечером 17 октября Николай II его подписал. Манифест даровал «незыблемые основы гражданской свободы на началах действительной неприкосновенности личности, свободы слова, собраний и союзов», заявлял о предоставлении Думе законодательных прав, привлечении к участию в ней «по мере возможности» тех «классов населения», «которые ныне совсем лишены избирательных прав».

Обнародование Манифеста вызвало ликование масс, добившихся первой победы в ходе упорной борьбы. Во многих городах России проходили грандиозные митинги и шествия, вынудившие власть пойти на новые уступки. 21 октября была объявлена, хотя и в урезанном виде, политическая амнистия. В отставку со своих постов был отправлен Трепов. Николай II ускоряет решение вопроса о создании правительственного кабинета с целью «объединить деятельность министров» и «восстановить порядок повсеместно». Председателем Совета министров, превращенного в постоянно действующее высшее правительственное учреждение, был назначен С. Ю. Витте. Этот выбор объяснялся умением Витте находить общий язык с деловыми кругами и либеральной оппозицией, расположением к нему иностранных банкиров, у которых требовалось получить заем на подавление революции.

Будучи не в силах открыто расправиться с волнениями, царизм попытался направить против них монархически настроенные слои населения. Выходцы из мещан, мелких торговцев, городских низов привлекались в отряды «черной сотни», руководители которых возбуждали их ненависть против представителей революционных партий, особенно евреев, якобы заставивших царя внести изменения в прежние устои. Волна погромов, избиений и убийств прокатилась по стране. Такие действия властей нередко вызывали новый протест. Похороны большевика Н. Э. Баумана, убитого в Москве, превратились в грандиозное шествие по центральным улицам города рабочих, студентов и представителей творческой интеллигенции.

Октябрьская стачка оказала стимулирующее влияние на рост освободительного движения на национальных окраинах. В ходе всеобщей стачки в Финляндии рабочие создали свою Красную гвардию. Волнения вынудили генерал-губернатора бежать на военном корабле, а царя подписать 22 октября Манифест о восстановлении автономии Финляндии. Продолжили всероссийскую стачку польские рабочие, еще в начале июня поднимавшиеся в Лодзи на вооруженное восстание. Осенью 1905 г. массовые митинги и демонстрации в промышленных центрах Польши часто заканчивались кровавыми столкновениями с полицией. 28 октября правительство объявило военное положение на всей территории Царства Польского. Однако в 1905–1907 гг. этно-конфессиональные противоречия в большинстве национальных регионов России заслонялись социальными, и сепаратистские настроения проявлялись в слабо выраженной тенденции.

События всероссийской стачки повлекли резкий подъем крестьянского движения, пик которого приходится на ноябрь — декабрь 1905 г., когда в Европейской России произошло почти 1400 выступлений. Начавшись в Саратовской и Черниговской губерниях, крестьянские восстания вскоре охватили другие губернии ЦЧО (Тамбовская, Воронежская, Курская, Харьковская, Полтавская) и Поволжья (Симбирская, Пензенская), распространились на Прибалтику, Литву, Белоруссию, Грузию и Польшу. Движение не обошло сравнительно многоземельные регионы (Приуралье, Сибирь, Степной край). Осенью крестьянские выступления отмечены в половине уездов (240) Европейской России, исключая Кавказ и Прибалтику. Существенным импульсом для роста движения послужил Манифест 17 октября, в котором даже не упоминался земельный вопрос. В эти месяцы особенно распространились разгромы и поджоги помещичьих имений, вооруженные столкновения с войсками. В Балашовском уезде Саратовской губернии уничтожили все помещичьи усадьбы. В Курляндии и Лифляндии сожгли и разгромили почти 500 имений немецких баронов (43 %), а их общие убытки составили 9 млн руб. Проявлением крестьянской решимости и инициативы стали смещение руководства сельских и волостных сходов, организация комитетов по распределению захваченной земли и народных судов, создание в ходе восстаний революционных комитетов и боевых дружин. Направляемые на село воинские отряды вешали и расстреливали крестьян, осуществляли массовые порки. Одновременно власть пошла на важнейший шаг — отмену выкупных платежей с 1 января 1907 г. Однако достичь краткого спада крестьянской борьбы удалось лишь в феврале — апреле 1906 г.

Свидетельством развития политического сознания крестьянства стал быстрый рост Всероссийского крестьянского союза. К концу 1905 г. он объединил не менее 200 тыс. членов и имел на местах, по неполным данным, 470 волостных и сельских организаций. В ряде регионов местные комитеты ВКС, в которые входили эсеры и социал-демократы, возглавляли вооруженные восстания и при их победе брали власть в свои руки. Настроения крестьянства отразил съезд ВКС (ноябрь, Москва). Помимо требования созыва Учредительного собрания, он высказался за ликвидацию частной собственности на землю и всю ее передачу, в первую очередь помещичьей, в собственность всего народа.

В октябре — декабре 1905 г. вновь усилились революционные выступления в армии и на флоте (всего их было около 200), которые очень быстро подавлялись. Наиболее дерзким явилось восстание в Севастополе, где был создан Совет матросских, солдатских и рабочих депутатов, выдвинувший требование немедленного созыва Учредительного собрания. Военное руководство восстанием осуществлял капитан 2-го ранга П. П. Шмидт, завоевавший симпатии матросов и рабочих как создатель «Союза офицеров — друзей народа» (1905) и одной из первых профсоюзных организаций на морском транспорте. Прибыв 14 ноября на крейсер «Очаков», Шмидт поднял на нем красный флаг и вымпел командующего. Восстание охватило большинство военных судов и частей севастопольского гарнизона. Властям удалось стянуть к городу верные войска и расстрелять «Очаков». Шмидт, не покинувший крейсер, вместе с активными участниками предстал перед военным судом. В феврале 1906 г. его и ряд руководителей восстания расстреляли.

С конца октября 1905 г. губернии, охваченные крестьянскими волнениями, стали объявляться на чрезвычайном или военном положении. К декабрю их число превысило 40. В важнейшие центры борьбы крестьянства направлялись карательные экспедиции под командованием царских генерал-адъютантов. В начале ноября в ответ на требование петербургских рабочих о введении 8-часового рабочего дня закрываются сначала казенные, а затем частные заводы, что вызвало увольнение около 100 тыс. рабочих. Вскоре появляются указы о применении чрезвычайных мер против забастовок на железных дорогах, почте, телеграфе и лиц, ведущих пропаганду в армии, об уголовном преследовании забастовщиков; производится закрытие 8 столичных газет и арест Петербургского Совета рабочих депутатов.

Московское восстание. Известия о репрессиях были получены в Москве в разгар волнений солдат гарнизона города, начатых 2 декабря Ростовским гренадерским полком. По предложению Московского Совета 5 декабря на заводах и фабриках прошли митинги и собрания, на которых рабочие решительно заявили, что не желают расставаться с завоеваниями революции и не сдадутся без боя. Начавшаяся вечером в училище Фидлера у Чистых прудов городская конференция РСДРП высказалась за проведение всеобщей политической стачки и подготовку восстания. Ее решение поддержали делегаты железных дорог. Большевики, меньшевики и эсеры договорились о единстве действий в предстоящих выступлениях. 6 декабря Московский Совет единогласно постановил начать в 12 часов 7 декабря всеобщую политическую забастовку, возложив руководство борьбой на Исполнительный комитет.

На следующий день остановилось большинство фабрик и заводов города. Началась забастовка железнодорожников, хотя продолжала работать под усиленной охраной войск Николаевская дорога, связывавшая обе столицы. Возможности боевых дружин оценивались военными специалистами невысоко. К началу стачки волнения в московском гарнизоне были подавлены, а неустойчивые части московский генерал-губернатор Ф. В. Дубасов разоружил и изолировал в казармах. 7 декабря он ввел в городе военное положение и, воспользовавшись пассивностью забастовщиков, стал наносить удары. 9 декабря пулеметным огнем была расстреляна, а затем разогнана драгунами демонстрация на Страстной площади. Вечером артиллерийскому обстрелу подверглось училище Фидлера. В ночь на 10 декабря по городу развернулось строительство баррикад, а днем столкновения с войсками происходили уже в разных районах. Рабочие сопротивлялись отчаянно и часто успешно. Войска, пытаясь расколоть восставших, вытесняли их за Садовое кольцо, в сторону рабочих окраин. Дубасов настойчиво требовал подкрепления из столицы, но там войска удерживали на заставах 100 тыс. бастующих, охраняя вокзалы и другие стратегические пункты города.

12—15 декабря борьба в Москве достигла наивысшего напряжения. Восставшие потеснили войска в районе Арбата. Боевые дружины пытались перекрыть движение по Николаевской дороге. 13 декабря газета «Право» сообщала: «Канонада не смолкает. Грохочут пушки, трещат пулеметы, в воздухе свистит шрапнель… В бою уже пали сотни, а может быть и тысячи жертв… Быстро редеющие ряды революционеров, расстреливаемых буквально, как птицы, ежеминутно пополняются новыми и новыми силами… Замечательное мужество обнаруживают, между прочим, женщины». 13-го вечером Николай II решил послать подкрепление. Утром 16 декабря в Москву прибыли гвардейский Семеновский и Ладожский полки, что позволяло властям начать решительное наступление. Последним очагом борьбы оставалась Пресня. В ночь с 18 на 19 декабря Московский Совет принял решение о прекращении восстания.

Известие о московских событиях побудило к вооруженным выступлениям рабочих других городов. 10–13 декабря начались восстания в Харькове, Екатеринославе, Ростове-на-Дону, Новороссийске, рабочем районе Нижнего Новгорода Сормове и на Мотовилихинском заводе близ Перми. Волна восстаний прокатилась по станциям и городам, расположенным вдоль Сибирской магистрали. В ряде мест создавались «рабочие республики». В Новороссийске и Красноярске они просуществовали 2 недели, а в Чите — почти 2 месяца.

§ 2. Конечный этап революции

Результатом народной борьбы в осенние месяцы 1905 г., помимо издания Манифеста 17 октября, стало принятие других актов, вносивших изменения в политическую жизнь страны. После публикации 24 ноября «Временных правил о повременных изданиях», упразднявших предварительную цензуру периодики, создались более благоприятные условия для развития российской прессы. В 1906–1907 гг. печать в России стремительно увеличивается по числу, типам, тиражности изданий. Она отличается разнообразием идейно-политических направлений и ориентированностью на различные слои российского общества. Конечно, цензура не отменялась окончательно: продолжалось взимание штрафов, вынесение предупреждений, приостановка и закрытие изданий. Только в 1906 г. таких взысканий в отношении издателей и отдельных журналистов было до 250, а закрылось 370 периодических изданий. Рост периодики был связан также с возникновением политических партий и общественных организаций, которые не могли полноценно функционировать, не имея своих печатных органов.

Создание политических партий существенно ускорилось в годы революции. Одной из особенностей складывающейся системы являлось множество национальных, региональных партий. Из общего приблизительного числа всех партий (около 300), существовавших по 1917 г., более двух третей составляли национальные и региональные. Основной блок наиболее значительных политических объединений, представлявших реальные общественные силы и выражавших интересы определенных классов и социальных групп, был не так велик и составлял не более 30. Их политический спектр включал охранительно-консервативное, оппозиционно-либеральное и революционно-социалистическое направления. Внутри и между основными направлениями находились различные течения, что обусловило существование фракций внутри партий и небольших, мало значимых групп, примыкавших к ним. Исключительную роль в создании и становлении партий сыграла интеллигенция, составляя подавляющее большинство среди их членов. Ее революционные настроения привели к преобладанию во многих партиях радикальных политических течений.

После 17 октября сторонники неприкосновенности основ самодержавия начали создавать по всей стране организации, получившие у современников и в последующей историографии название «черносотенных». В разные годы их насчитывалось до 30. Часто возникновение правых партий было результатом раскола предшествующих объединений или их слияния. Среди них были Партия правого порядка (1905–1906), Монархическая народная партия (1906–1914), Национально-консервативная партия (1907), Русская монархическая партия (1905–1917), «Русский монархический союз» (1911–1915), Патриотическое общество молодежи «Двуглавый орел» и др. Многие организации в отдельных городах и губерниях, имея одно название (например, «Союз русских людей», 1905–1917), действовали разрозненно. Наиболее крупным среди правых партий был «Союз русского народа» (СРН), учрежденный в ноябре 1905 г. и объединивший к весне 1907 г. большинство правых организаций, которые и впоследствии пополняли его ряды. «Союз» поддерживался правительственными лицами и государственными структурами. К концу 1907 г. отделения СPH действовали в 66 губерниях и областях Российской империи. В разное время в них насчитывалось от 60 до 100 тыс. членов. В «Союз» входили представители титулованной знати, высшего чиновничества, помещики, мещане, крестьяне, часть творческой интеллигенции, рабочие, купцы, мелкие лавочники. Членов СРН отличал не просто монархизм, а особая, на уровне ментальности, приверженность государю. Николаю II были близки взгляды черносотенцев, но публично он старался это не показывать. Среди лидеров «Союза» известностью пользовались бессарабский помещик, чиновник особых поручений при МВД В. М. Пуришкевич (вышел из СРН в конце 1907 г.), доктор медицины, публицист и издатель А. И. Дубровин, курский помещик Н. Е. Марков, известный в Думе как Марков—2-й. Председателем Главного совета СРН стал Дубровин.

СРН, возрождая известную триаду: православие, самодержавие, народность, провозглашал необходимость сохранения неограниченной царской власти, отвергал привнесение в государственный строй России начал конституционализма и парламентаризма, выступал за «единую и неделимую Россию», ратовал за господствующее положение РПЦ, отстаивал принцип неприкосновенности частной собственности. Черносотенцы выступали ярыми противниками евреев, проживающих в империи, требуя лишить их всех прав и добиться выдворения в специально созданное еврейское государство. Во многих городах Европейской России возникли боевые дружины «Союза», которые занимались организацией террористических актов против революционеров, включая и кадетов. Самой многочисленной дружиной была одесская «Белая гвардия» (около 300–350 человек). Анахронизм основных идей СРН и воинствующий национализм отпугивали представителей верховной власти и ее окружения.

Наиболее влиятельной среди либеральных партий и претендовавшей на общенациональное лидерство была Конституционно-демократическая партия (кадеты), впоследствии официально именовавшаяся Партией народной свободы. По своему составу, организационным принципам и методам деятельности она являлась преимущественно «интеллигентской» партией. В нее входили ученые, преподаватели высших и средних учебных заведений, врачи, инженеры, адвокаты, писатели, деятели искусства, либерально настроенные помещики и предприниматели, незначительное число ремесленников, рабочих и крестьян. В кадетской партии широко была представлена элита русской интеллигенции начала XX в.: известные ученые (В. И. Вернадский, С. А. Муромцев, П. Н. Милюков, В. М. Гессен, С. А. Котляревский, А. А. Корнилов, А. А. Кизеветтер, М. О. Гершензон, Ю. В. Готье), популярные публицисты П. Б. Струве, А. С. Изгоев, видные деятели земств Ф. И. Родичев, И. И. Петрункевич, А. И. Шингарев. После Учредительного съезда (октябрь 1905 г.) партия быстро развивалась. К концу 1907 г. действовало свыше 300 ее комитетов, а количество членов колебалось в пределах 50–60 тыс. Одним из ведущих кадетских лидеров был видный историк, блестящий оратор и публицист Павел Николаевич Милюков. За свои оппозиционные выступления он был уволен из Московского университета в 1894 г. До 1905 г. занятия наукой, в том числе в европейских университетах и США, чередовались у Милюкова с политическими акциями и следовавшими за ними арестами, ссылками и даже тюремными заключениями. Находясь за рубежом, он встречался с деятелями русской эмиграции различных эпох, от П. А. Кропоткина до В. И. Ленина. Вернувшись в Россию в апреле 1905 г., Милюков сделал выбор в пользу политики.

Кадетское руководство подчеркивало «идейный, внеклассовый» характер своей партии, отмежевываясь от землевладельцев и промышленников. Своей главной целью кадеты определяли введение в России демократической конституции. Ратуя за парламентский строй европейского образца, они умалчивали в своей программе о дальнейшем существовании монархии и определенно не говорили об установлении республики. Кадеты поддерживали специальные требования рабочих о социальном страховании, 8-часовом рабочем дне, отмечая, однако, возможность введения этой нормы не во всех производствах. Они не шли дальше отчуждения 60 % крупных помещичьих владений за выкуп, выступали в принципе за частную собственность на землю, высказывались за автономию Польши и Финляндии и за культурную автономию других народов. Кадетская партия объективно выражала интересы российской буржуазии, особенно ее средних слоев, заинтересованных в модернизации российского общества, преодолении его социокультурной отсталости и либерализации политического режима в стране. Однако чрезмерное следование западноевропейским образцам, предпочтительность реформ революционным методам и явная ограниченность социальных требований в программных установках кадетов не привлекали городскую мелкую буржуазию, крестьянство, рабочих, демократическую интеллигенцию, т. е. те социальные слои, которые в годы революции отличались радикализмом.

В октябре 1905 г. возник «Союз 17 октября» (октябристы), организационно оформившийся на I съезде в феврале 1906 г. Само название партии подчеркивало отношение октябристов к принятому Манифесту, предначертавшему, по их мнению, путь России к конституционной монархии. Партия была близка к верхам торгово-промышленной буржуазии и помещиков-предпринимателей, многие из которых были ее членами и руководителями. Возглавил «Союз 17 октября» выходец из купеческой семьи, крупный фабрикант и домовладелец Александр Иванович Гучков. Он был человеком образованным — окончил Московский университет, учился в Берлинском и Гейдельбергском университетах Германии. Яркий оратор и публицист, считавший политику своим призванием, Гучков отличался некоторой экстравагантностью своих поступков, о чем свидетельствуют его переход через Тибет, служба в охране КВЖД во время «боксерского восстания», пребывание в Македонии во время антитурецкого восстания 1903 г., участие добровольцем на стороне буров в англо-бурской войне, нахождение на театре военных действий в годы Русско-японской войны и т. д.

Численность октябристов в годы революции достигала 80 тыс., но не была стабильной, так как местные организации партии активно работали лишь перед выборами в Думу, а потом распадались. Идеалом «Союза» была наследственная конституционная монархия, поэтому они выступали против как неограниченного самодержавия, так и парламентского строя. Октябристы, допуская культурную автономию, придерживались принципа «единой и неделимой России». В аграрном вопросе они не поддерживали требований крестьянства, считая возможным ограничиться возвращением отрезков, частичным отчуждением частновладельческих земель за счет казны, переселением крестьян на «свободные земли». Наиболее прогрессивным и демократичным было их требование уравнения крестьян в правах с другими сословиями. Позиции октябристов по рабочему вопросу отличались большой осторожностью. Меры по ограничению продолжительности рабочего дня, созданию профсоюзов, сокращению налогового обложения трудящихся сопровождались бесчисленными оговорками в отличие от решительно сформулированных ими же требований свободы промышленно-торговой деятельности, права приобретения собственности и охраны ее законом.

В процессе создания ведущих либеральных партий часть земцев не восприняла их программные установки, образовав к июлю 1906 г. в I Государственной думе из правых кадетов и левых октябристов Партию мирного обновления (мирнообновленцы). Ее лидерами были известные земские деятели граф П. А. Гейден, князь Н. Н. Львов, князь Е. Н. Трубецкой и Д. Н. Шипов. Мирнообновленцы стремились к созданию политического центра, который, нейтрализовав силы правых и левых радикалов, обеспечит тем самым мирное, эволюционное развитие России. В аграрном вопросе партия выступала за наделение землей малоземельных и безземельных крестьян, для чего предлагалось использовать казенные, удельные, кабинетские, монастырские владения, а также часть принудительно отчужденных помещичьих земель. Помимо Петербурга и Москвы, организации партии существовали в 12 крупных городах и насчитывали в конце 1906 г. около 2 тыс. членов. К этому времени в руководство партии вошли известные представители русского делового мира — П. П. Рябушинский, С. И. Четвериков, А. С. Вишняков. Партии не удавалось провести в значительном числе своих депутатов ни во II, ни в III Государственные думы, что предопределило ее последующее преобразование.

Социалистическое направление общественного движения в стране в наибольшей степени было плодом вековых иллюзий, сводящихся к тому, что «отсталость» России является итогом лишь субъективных причин, связанных с несправедливостью власти и господствующих слоев российского социума. Оно ратовало за революционно-демократическое разрешение задач русской революции, являлось непримиримым противником самодержавного строя и сторонником уничтожения всех остатков сословно-феодальной системы общества. Это оказалось созвучно осознанному и неосознанному настроению масс крестьянства, пролетариата и интеллигенции. В социалистическом направлении одно из первых мест занимала Российская социал-демократическая рабочая партия (эсдеки), которая сложилась в партийную структуру раньше других общественно-политических движений. Она активно заявила о себе с самого начала революции, что способствовало росту ее рядов. В середине 1905 г. численность РСДРП достигала 26,5 тыс. членов. В партии действовали две фракции, которые различались своими идейно-политическими воззрениями. Большевистская отстаивала идеи революционного марксизма, четкость организационных принципов построения пролетарской партии, решительно выступала против сотрудничества с либералами. Большевиков отличал радикализм в выборе путей ликвидации в России всех пережитков феодализма и демократизации государства. В спорах с меньшевиками они отстаивали идею гегемонии пролетариата в революции. Это предусматривало активное участие рабочих в борьбе за свержение самодержавия, уничтожение остатков крепостничества, наиболее последовательные демократические преобразования.

Большевистская и меньшевистская фракции, отличаясь численно, часто уступали первенство друг другу в зависимости от колебаний настроения рабочего класса. Различия по национальному составу были более стабильны. В годы революции в большевистском крыле (всего — 14 тыс.) доля русских составляла 89 %, а в меньшевистском (всего — 12,5 тыс.) — 37 % при значительной численности грузин (29 %) и евреев (23 %). РСДРП много внимания уделяла своей организационной структуре, создавая сеть районных комитетов и партячеек на предприятиях. В России было также 74 тыс. членов национальных социал-демократических партий, из которых выделялись «Бунд» (33 тыс.) и Польская социалистическая партия (28 тыс.).

Среди леворадикальных партий значительную роль играла Партия социалистов-революционеров (эсеров). Возникновение ее относится к 1902 г., а окончательное оформление к рубежу 1905–1906 гг., когда проходил Учредительный съезд партии. К этому времени в стране действовало свыше 40 эсеровских организаций, численность которых составляла около 2–2,5 тыс. членов. Программа эсеров предусматривала использование различных методов распространения своих идей и борьбы с существующим режимом: ведение пропаганды и агитации, организация стачек, демонстраций, вооруженных акций вплоть до восстания, осуществление индивидуального политического террора. В годы революции эсерами было совершенно до 200 террористических актов. Этому способствовали обновление состава и придание большей компактности Боевой организации (от 10 до 30 человек), повышение дисциплины ее членов, проведенные Е. Азефом. Эсеры активно участвовали и инициировали развитие массового рабочего и крестьянского движения. В эсеровской партии постоянно возникали достаточно обособленные группы, с деятельностью которых не было согласно руководство партии и большинство ее членов. Например, еще накануне революции возникло внутрипартийное течение «аграрного терроризма», укрепившееся в ходе разраставшегося крестьянского бунта. Его сторонники усиленно призывали крестьян не только к захвату помещичьих земель, уничтожению имений, но и к расправе с их владельцами. Борьба с подобными явлениями затруднялась слабостью вертикальных и горизонтальных связей в структуре эсеровской партии. Для эсеров не была характерна повседневная кропотливая работа с массами, что приводило к быстрому сокращению рядов партии и ее влияния в моменты спада революции.

Последователи более решительного применения террора, выделившиеся в группу в конце 1904 г., на исходе 1906 г. создали «Союз социалистов-революционеров-максималистов» и сосредоточились на проведении экспроприаций и террористических актов. Казнь лидера «Союза» М. И. Соколова, аресты и полицейские преследования других его членов привели в 1907 г. к фактическому разгрому организации.

В условиях спада революционного движения заявила о себе Трудовая народно-социалистическая партия (народные социалисты, или энесы), окончательно оформившаяся в ноябре 1906 г. Партия имела в 1907 г. 56 местных организаций, но число ее членов (городская интеллигенция, земские служащие, незначительное число крестьян) было невелико — не более 2 тыс. Идеологами партии были известные профессора и публицисты А. В. Пешехонов, В. А. Мякотин, Н. Ф. Анненский, В. И. Семевский, ранее принадлежавшие к левому флангу «легального» народничества. Энесы выступали за особый путь России к социализму, минуя капитализм. Их программа предусматривала ликвидацию монархии и учреждение демократической республики, замену постоянной армии народной милицией, отмену сословного строя и введение демократических свобод. Они ратовали за введение местного самоуправления, за право наций на самоопределение, предлагали конфискацию земель различных форм собственности, за исключением надельной и частновладельческой, на которых «ведется трудовое хозяйство».

На самом левом фланге радикальных политических организаций существовали анархистские объединения и группы, т. е. сторонников уничтожения государства, всякой политической власти как орудия насилия. Их число быстро увеличивалось с начала XX в. В годы революции рост стал еще более значительным: со 125 объединений в 1905 г. до 255 в 1907 г., действовавших в 180 городах в большей части губерний и областей империи. В годы революции для большинства организаций анархистов террор стал главным оружием, хотя «идейные анархисты» во главе с П. А. Кропоткиным пытались этому препятствовать. Политические следствия такой «анархии» были неблагоприятны для революционно-демократического движения, так как теракты, экспроприации, вооруженные нападения и даже грабежи анархистов приписывались вообще социалистическим партиям.

Общественные организации также активно создаются в России в годы революции. Их появление означало вовлечение в исторический процесс различных классов, социальных слоев и групп, что было естественным следствием модернизации общества. Революция многократно ускорила этот процесс, заставив самодержавную власть разрешить создание массовых организаций и упростить процедуру их легализации.

Профессиональные союзы рабочих в России до революции были запрещены. Дозволенные властями общества взаимопомощи, больничные и ссудные кассы на предприятиях действовали под бдительным надзором фабричной инспекции, а иногда полицейских структур, и не могли вести решительной борьбы даже за экономические права пролетариата, как это делали с середины XIX в. профсоюзы в Западной Европе и Америке. Ситуация начала меняться с первых месяцев революции. Для организации борьбы рабочих, защиты их прав перед хозяевами, осуществления помощи бастующим, безработным, семьям арестованных создавались заводские комиссии, фабрично-заводские и стачечные комитеты, делегатские и депутатские собрания, собрания уполномоченных. Профсоюзные организации отдельных железнодорожных узлов объединились во Всероссийский железнодорожный союз (ВЖС). В металлообрабатывающей и текстильной промышленности, где были распространены крупные предприятия, профсоюзы, как правило, действовали в рамках отдельных заводов. Рабочие средних и мелких предприятий тяготели к общегородским объединениям, организовав профсоюзы булочников, официантов, электромонтеров Москвы, рабочих портняжного дела, сапожников, часовщиков Петербурга, табачников Харькова и т. д.

Активизации создания профсоюзов явочным порядком способствовали Октябрьская стачка и проведение в Москве в конце сентября I Всероссийской конференции профсоюзов. После поражения декабрьского восстания рост союзов замедлился и резко сократилась их численность. Оставшиеся организации переходили на нелегальное или полулегальное положение. Состоявшаяся нелегально в феврале 1906 г. в Петербурге II Всероссийская конференция профсоюзов высказалась за создание профсоюзных объединений в городах и общероссийского центра профессионального движения. Принятием 4 марта 1906 г. «Временных правил о профессиональных обществах» правительство легализовало профсоюзы, ограничив их цели выяснением и согласованием экономических интересов. Уставы организаций утверждались губернатором, а на их собраниях требовалось присутствие чинов полиции. Запрещалось объединение союзов в пределах губернии и даже города, создание профсоюзов на железнодорожном транспорте, предприятиях связи, в государственных учреждениях и банках.

Принятие закона вызвало появление новых профсоюзов и рост численности уже существовавших. Наряду с развитием региональных организаций текстильщиков, печатников, булочников, строителей проявилось и дробление организаций по цеховым признакам. Среди металлистов возникли союзы кузнецов, жестянщиков, золотосеребряников, бронзовщиков и др. Попытки предпринимателей и ряда политических партий («Бунд», «Дашнакцутюн») создать профсоюзные организации по национальному признаку потерпели крах. Несмотря на запреты, некоторые профсоюзы принимали участие в избирательной кампании во II Думу, были инициаторами многих забастовок. Так, впервые за время революции в июне 1906 г. выступили под руководством своего союза более 10 тыс. петербургских пекарей. Поддержка других отраслевых профсоюзов, в частности текстильщиков и печатников, позволила им заключить коллективный договор, предусматривавший сокращение рабочего дня до И ч, введение обеденного перерыва и воскресного отдыха. За время забастовки профсоюз почти вдвое увеличил свою численность. Профсоюзы организовали материальную помощь безработным, добивались от предпринимателей введения для них временных подрядов.

Политическая активность российских профсоюзов влекла аресты профсоюзных активистов, обыски в помещениях союзов, приостановку издания их газет, закрытие союзов и отказы в регистрации, но это не могло остановить их рост. К началу 1907 г. в европейской части страны (без 3 прибалтийских губерний и Финляндии) действовало не менее 650 союзов. Однако искусственное сдерживание создания профсоюзов, запугивание черносотенцами рабочих угрозой террора привели к низкой численности профсоюзов. Большинство союзов (246) насчитывало по 300 членов в каждом, а крупных, свыше тысячи членов, было всего 30. Поэтому доля рабочих, объединенных в профсоюзы, составляла всего 3,5 % численности пролетариата производств, где профсоюзы разрешались законом. К середине 1907 г. в 36 крупных городах России действовали Центральные бюро профессиональных союзов, прошли областные и всероссийские конференции отраслевых союзов текстильщиков, металлистов, печатников, швейников и т. д. Несмотря на законодательный запрет, восстановился и продолжил свою деятельность ВЖС (около 1,5 тыс. членов), но его влияние в рабочей среде упало из-за примиренческой позиции руководства. Одной из самых масштабных акций российских профсоюзов в 1907 г. стала кампания солидарности с жертвами лодзинского локаута. В декабре 1906 г. свыше 20 тыс. польских текстильщиков были выброшены за ворота фабрик, и четыре месяца 60 тыс. членов их семей оставались без всяких средств к существованию. Сбор денег в помощь польским пролетариям шел по всей России. Важным стимулятором роста профсоюзного движения и одновременно просвещения рабочих была периодическая печать профсоюзов, которая в 1905–1907 гг. насчитывала более 100 изданий.

Корпоративные объединения предпринимателей и дворян. Попытки торгово-промышленных кругов в годы революции создать собственную партию заканчивались неудачей. Возникшие партии (Всероссийская торгово-промышленная, Прогрессивно-промышленная, Прогрессивно-экономическая, Торгово-промышленная) были немногочисленны и недолговечны. Гораздо успешнее, особенно после принятия «Временных правил о профессиональных обществах», развивались предпринимательские организации. В начале XX в. их насчитывалось около 150. Они представляли сложную совокупность организаций разного типа и разной степени зависимости от государства. Среди них были полуказенные комитеты торговли и мануфактур (15), купеческие управы (3), биржевые комитеты (85), съезды промышленников и торговцев. Близки к этим организациям по своему составу и характеру деятельности были Общество для содействия русской промышленности и торговле (1867) и Общество для содействия русскому торговому мореходству (1873). В революционную и послереволюционную эпоху шел общий рост числа предпринимательских объединений. Наиболее развитыми выборными организациями стали съезды предпринимателей, к которым представительные функции перешли от биржевых комитетов. Именно съезды явились важнейшим компонентом социальной организации российской буржуазии. Среди первых объединений этого типа были Съезд горнопромышленников Юга России (1874), Съезд горнопромышленников Урала (1880), Съезд бакинских нефтепромышленников (1884), Съезд мукомолов (1888), Съезд металлозаводчиков Северного и Прибалтийского районов (1899). В начале 1906 г. был создан Съезд представителей промышленности и торговли, имевший статус всероссийской организации. В нем было представлено 48 торгово-промышленных организаций как действительных членов и 101 отдельное предприятие, имевшее право совещательного голоса. Съезд объединял и отражал интересы цензовой буржуазии, о чем свидетельствует очень высокий уровень показателя доходов, позволявший состоять в организации. Другим общероссийским объединением стал Съезд представителей биржевой торговли и сельского хозяйства (1906). В годы революции и после нее возникло более 50 съездов, а к началу Первой мировой войны в России действовало около 70 съездов, в том числе свыше 40 — в сфере промышленности и торговли. Главной их целью стала выработка единой тактики в вопросах давления на правительство для проведения экономической политики, отвечавшей интересам промышленно-торговых и финансовых кругов.

Основной классовой организацией крупного и среднего поместного дворянства оставались дворянские собрания. Начало создания общероссийской организации дворянства относится к сентябрю 1905 г., когда в Саратовской губернии было создано объединение помещиков для защиты своих владений, ставшее основой «Всероссийского союза землевладельцев». Примеру саратовцев последовали помещики в других губерниях Европейской России. Учредительный съезд новой организации (17–20 ноября 1905 г.) прежде всего высказал неодобрение Манифесту 17 октября. Съезд выбрал Совет и принял программу. Ее идейная направленность выражалась в намерении отстаивать православие, самодержавие и народность. В аграрном вопросе съезд призывал окончательно раскрепостить крестьянство, для чего предлагалось ликвидировать общину, так как она «есть та язва, которая делает их [крестьян] положение безвыходным». Абсолютная бескомпромиссность правых была неприемлема для верховной власти в условиях продолжающегося подъема революции. На открывшемся 21 мая 1906 г. I съезде уполномоченных дворянских обществ председателем был избран представитель одной из знатнейших и богатейших фамилий, известный общественный и политический деятель граф А. А. Бобринский. Заявляя, что дворянство идет «навстречу крестьянской нужде», съезд склонился к необходимости разрушения общины, на развалинах которой сформируется крестьянин-собственник. В период отступления революции на каждом очередном съезде представителей объединенного дворянства (ноябрь 1906 г.; март 1907 г.) усиливалось стремление вернуть старые порядки и нежелание учитывать новые тенденции.

Политические нововведения старой власти. Царизм, избрав консервативно-реформаторский курс и стараясь максимально сохранить за собой все прежние властные полномочия, был все-таки вынужден реализовать обещанные нововведения. Законом о выборах в Государственную думу (декабрь 1905 г.) устанавливались землевладельческая, городская, крестьянская, рабочая избирательные курии. Выборы были многоступенчатыми, т. е. избрание депутатов осуществлялось на губернском избирательном собрании уполномоченными (или выборщиками), которых избрали курии. Только 26 крупных городов получили право непосредственного выбора своих депутатов. Избирательными правами наделялись не все подданные империи, в частности их были лишены чины полиции и военные. В рабочей курии преимущества имели более мелкие заведения. Соответствие числа выборщиков и избираемых ими депутатов было неодинаковым для разных сословий: 1 голос помещика приравнивался к 3 голосам городской буржуазии, 15 голосам крестьян и 45 голосам рабочих. В итоге землевладельцы избирали почти 32 % депутатов, крестьяне — 43 %, горожане — 22 %, рабочие — 3 %. Вопрос о преобразовании Государственного совета был изложен в Манифесте от 20 февраля 1906 г. Часть Совета формировалась из лиц по высочайшему назначению, список которых объявлялся каждый год 1 января, другая — из выборных. Из 98 членов Совета крупные землевладельцы избирали 74, по 6 членов — духовенство и Академия наук совместно с университетами, 12 — торгово-промышленная буржуазия. Члены Совета избирались на 9 лет, но каждые 3 года треть состава обновлялась.

Важнейшим политическим событием весны 1906 г. стало принятие «Основных государственных законов» (ОГЗ) за четыре дня до открытия 1-й сессии Государственной думы. В них содержались нормы, которые минимально ограничивали самодержавную власть и устанавливали жесткие рамки деятельности представительных учреждений. В главе «О существе верховной самодержавной власти» подтверждалась незыблемость основ самодержавия, но исключалось понятие «неограниченной власти» и перечислялись права императора-самодержца, что устанавливало их пределы. Принятые законы, закрепляя положения о гражданских свободах на основе Манифеста 17 октября, урезали права Государственной думы и Государственного совета. Утверждалось верховенство императора в законодательной инициативе: ему принадлежал «почин по всем предметам законодательства» и «единственно по его почину Основные государственные законы» могли подлежать пересмотру. За монархом оставалось полное право «назначать и увольнять председателя Совета министров, министров и главноуправляющих отдельными частями», что делало правительство неподотчетным Думе. Ст. 86 ОГЗ, по которой «никакой новый закон не может последовать без одобрения Государственного совета и Государственной думы», ограничивалась ст. 87, допускавшей принятие законов императором в перерывах работы Думы. Ограничением деятельности народного представительства являлось право царя на установление времени ежегодного созыва Государственного совета и Государственной думы, определение продолжительности их занятий и сроков перерыва в течение года, роспуск по императорскому указу Думы «до истечения пятилетнего срока полномочий ее членов».

I Государственная дума начала свою работу 27 апреля 1906 г., просуществовав всего 72 дня. Кадеты получили в ней 35 % депутатских мест. В условиях незавершенности процесса создания политических партий мелкие либеральные группировки примкнули к ним, обеспечив устойчивое кадетское большинство в Думе. Поднявшееся на активную борьбу за свои права, прежде всего за землю, русское крестьянство оказалось достаточно широко представленным в I Думе. Большинство избранных крестьян и леворадикальных интеллигентов, среди которых преобладали эсеры, энесы (свыше 20 % мест), объединились в Трудовую группу. Большевики бойкотировали выборы в Думу. Торжественное открытие I Государственной думы состоялось в Зимнем дворце. После царского приветствия депутатов как «лучших людей» России и обещания сохранить дарованные установления депутаты на пароходе отправились в Таврический дворец, отведенный для заседаний Думы. Председателем был избран кадет, профессор Сергей Андреевич Муромцев.

В канун открытия Государственной думы был отправлен в отставку С. Ю. Витте, оставшийся членом Государственного совета и Комитета финансов. Проведение премьером политики вынужденного лавирования между по-прежнему влиятельными консервативными силами и набиравшими вес либеральными партиями, череда бесконечных маневров то в сторону реформ, то укрепления прежних основ и порядков привели к известному падению его авторитета в оппозиционных кругах общества и крайне раздражали царя. Верхи терпели Витте, пока он не добился заключения крупного заграничного займа, который должен был спасти Россию от очевидного финансового краха. Председателем Совета министров стал Иван Логгинович Горемыкин, известный как один из наиболее твердых приверженцев сохранения прежних устоев самодержавия и в силу этого не намеренный сотрудничать с Государственной думой. Но власть не учла, что радикально настроенные крестьянские депутаты, политические группы, выражавшие их настроения, и даже кадеты, стремившиеся сыграть роль ведущей политический партии, не могли себя вести в Думе послушно, одобряя любые предложения правительства.

В ответном адресе на «тронную речь» кадеты, не без влияния трудовиков, в весьма осторожных выражениях выразили намерение удовлетворить земельную нужду крестьян с помощью обязательного отчуждения частновладельческих, удельных, монастырских и церковных земель. Однако царь не принял депутацию, избранную для вручения адреса. Еще хуже оказались последствия просьбы кадетов сформировать свое, кадетское правительство. В ответ Горемыкин заявил, что пожелания Думы о составе правительства выходят за рамки ее компетенции. Более решительно поступили трудовики, предложившие вотум недоверия правительству, за который высказалось и кадетское большинство Думы. Горемыкин проигнорировал это постановление. В дальнейшем третирование Государственной думы со стороны правительства выражалось в довольно редком направлении в ее адрес основополагающих законопроектов, а поступавшие выглядели как насмешка. Дума всерьез должна была обсуждать законопроекты об учреждении оранжереи при Юрьевском университете в Дерпте, об освещении дома военного министра и т. п.

Тем не менее сама Государственная дума выдвинула законопроекты по наиболее животрепещущему вопросу российской жизни — аграрному. Внесенный кадетами законопроект предусматривал возможность отчуждения лишь части помещичьих земель с выкупом ее по «справедливой оценке». Трудовики, опираясь на волю крестьян, представили проект, в котором предлагалось принудительное отчуждение всех частнособственнических земель, включая и помещичьи, а затем их бесплатное распределение по установленной «трудовой норме». Дума поручила особой комиссии разработать земельный закон на началах принудительного отчуждения. Допустить обсуждение такого законопроекта власть никак не могла. 8 июля последовал Манифест о роспуске I Думы, обвинявшейся в разжигании смуты. Об окончании своих трудов депутаты узнали на следующий день, обнаружив на закрытых дверях Таврического дворца текст Манифеста. Попытка не подчиниться роспуску Думы как незаконному группой депутатов от кадетов, трудовиков и меньшевиков, уехавших в Выборг и принявших воззвание, не имела реальных политических последствий. Впрочем, 167 депутатов, подписавших «Выборгское воззвание», в декабре 1907 г. приговорили к 3 месяцам тюрьмы. Преследования перводумцев своеобразно отразились на ходе избирательной кампании во II Думу в крестьянской среде. Своих кандидатов, считая их «мучениками за народное дело», крестьяне стали укрывать, имена их заранее не оглашать, чтобы они не подверглись арестам или высылке.

Почувствовав ослабление революционного натиска и убедившись на примере I Думы, что кадеты не в состоянии повести за собой крестьянство, власти избирают более решительную тактику. Вместо отправленного в отставку Горемыкина председателем Совета министров в июле 1906 г. назначается Петр Аркадьевич Столыпин, принадлежавший к старинному дворянскому роду и проявивший себя энергичным управленцем в должности гродненского (1902–1903) и саратовского (1903–1905) губернатора, министра внутренних дел с апреля 1906 г. Преданность самодержавию он доказал решительным подавлением весной — летом 1905 г. крестьянских восстаний на территории вверенной ему губернии, чем заслужил монаршую благодарность. Одновременно Столыпину удалось удержать «в узде» черносотенные губернские организации и устраниться от участия в карательных экспедициях осени 1905 г., за что он даже прослыл либералом. Новый премьер избрал курс на раскол общины и модернизацию жизни русской деревни.

Революционное движение рабочих и крестьян, которое приобрело в 1905 г. значительные масштабы по своей численности, распространенности по территории страны, упорству и отваге участников, не могло прекратиться само собой, и его не сразу удавалось ликвидировать властям. Рабочее движение 1906 — первой половины 1907 г. оставалось еще значительным. В первые месяцы 1906 г. в стачках участвовало от 200 до 220 тыс. человек, а 70 % стачек 1906 г. (в предшествующем году — 50 %) сопровождались политическими требованиями. Из-за массовых локаутов рабочие прибегали к забастовкам реже и проводили их путем прекращения работы в ведущем цехе, организации бойкота заказов бастующих заводов и пр. В 1905–1906 гг. рабочие добивались полной или частичной победы приблизительно в 70 % стачек, в 1907 г. — более чем в 40 %. В течение 1906 г. получили распространение формы своего рода партизанской борьбы. Лето 1906 г. ознаменовалось новыми вспышками борьбы в армии и на флоте: беспорядки в крепости Брест-Литовск, в Дешлагаре (Дагестан); выступление артиллеристов крепости Свеаборг (побережье Финляндии), охватившее почти все укрепления на островах вокруг крепости. Свеаборг поддержали отряд Красной гвардии из Гельсингфорса, крейсер «Память Азова» и Кронштадт, где в ночь на 20 июля началось восстание матросов, минеров, саперов и рабочих дружин. Однако власти его подавили.

В 1906 г. вновь обострилось крестьянское движение, приближаясь в отдельные месяцы к самой высокой отметке 1905 г. Подъем крестьянских выступлений в Европейской России относится к маю 1906 г., увеличившись по частоте в сравнении с апрелем почти в 3,5 раза. В июне — июле накал борьбы достигает своего пика — свыше 1400 выступлений. Общее же их число (1843) в июне — сентябре превзошло уровень октября 1905 — января 1906 г. (1769). Достаточно высоким оставалось летом 1906 г. количество уездов (260, или 47,6 %), охваченных крестьянским движением. Во второе полугодие 1906 — первую половину 1907 г. движение по-прежнему отличает значительное число крестьянских выступлений, в 2–3 раза превышающее показатель февраля — апреля 1906 г. В 1906–1907 гг. сохранялись такие формы крестьянской борьбы, как захват земель, сенокосов, лугов, скота, фуража, хлеба, продолжался и разгром помещичьих усадеб, большей частью уничтоженных в конце 1905 г. Всего в революцию было разгромлено до 2 тыс. (по новым подсчетам только в Европейской России и Грузии — 3–4 тыс.) имений. Общий размер убытков помещиков, поскольку крестьяне захватывали зерно, орудия труда и другое имущество ненавистных землевладельцев, составил около 29 млн руб. Наибольшее число владений было уничтожено в основных центрах крестьянского движения: в ЦЧО — почти 700, Поволжье и Пензенской губернии — свыше 1200, прибалтийских губерниях — около 650. Разрушая усадьбы, крестьяне стремились изгнать помещиков из деревни, чтобы завладеть землей, которая, по их убеждению, должна принадлежать тем, кто ее обрабатывает. Значительную часть в аграрном движении 1905–1907 гг. составили забастовки сельскохозяйственных рабочих. В 1905 г. они охватили 50 % уездов Европейской России, а в прибалтийских губерниях и районах капиталистически организованного свекловичного производства — 70–87 % уездов.

«Приговорное движение» было одним из основных проявлений решительной борьбы русского крестьянства за свои права. Инициированное указом 18 февраля, это движение до осени 1905 г. не приобрело значительного размаха, несмотря на усиление интереса крестьянства к событиям внешней жизни, в частности политической. Этот интерес разжигали демократически настроенная сельская интеллигенция (учителя, врачи, земские служащие и др.), рабочие, приезжавшие в родные края. Наиболее восприимчивы к политической агитации были грамотные крестьяне, доносившие затем ее идеи в приемлемой форме до своих односельчан. В приговорах этого времени преобладает описание нищеты, бесправия, невежества и забитости крестьян, высказывается мысль о переходе государственных, удельных, церковных, а также в известной мере и частновладельческих земель в руки крестьян. С октября 1905 г. резко упало число приговоров, адресованных царю и правительству, но возобладали обращения к революционным организациям. Несколько тысяч их поступило в адрес II съезда Крестьянского союза (ноябрь 1905 г.), который настойчиво рекомендовал составление общественных приговоров о крестьянских нуждах. Содержание приговоров свидетельствует о радикализации крестьянских требований, прежде всего политических: созыв Учредительного собрания и Государственной думы, наделенной законодательными правами; расширение прав земства; выборность его и всех властей сверху донизу. Крестьяне высказались за введение демократических свобод, всеобщего бесплатного образования. В большинстве приговоров заявлялось о необходимости уничтожения частной собственности на землю и передачи всех земель крестьянству. На этом этапе проявилось влияние взглядов эсеров и социал-демократов на содержание крестьянских требований. Газеты этих партий публиковали образцы приговоров, агитаторы участвовали в обсуждении и составлении документов на сходах. Выборы в I Думу и ее деятельность были связаны с массовым распространением приговоров вопреки противодействию властей. После речи царя и министерской декларации 13 мая усиливается поток приговоров и телеграмм с выражением поддержки депутатов против министров, требований «свободы», без которой, как подчеркивается, нельзя добиться земли.

II Государственная дума отличалась изменением партийного состава. Кадеты потеряли почти половину своих мест, но увеличилось число депутатов, представлявших октябристов и черносотенцев, а также левые партии. Трудовики, эсеры и энесы получили во II Думе 157 мест вместо прежних 94, социал-демократы — соответственно 65 вместо 18. Полевение Думы означало, что дни ее сочтены. Правительство не могло выйти из кризиса, не прибегая к насилию, а энергия масс, особенно рабочих, была уже на исходе. Забастовочное движение в первой половине 1907 г. отмечено небольшим подъемом в январе и резким всплеском в мае. Открытие II Государственной думы состоялось 20 февраля 1907 г. Председателем был избран известный деятель земского движения и один из основателей кадетской партии Федор Александрович Головин. Кадеты надеялись создать конституционный центр, привлекая фракции народнической ориентации и часть депутатов от октябристов, польского коло и мусульманской группы. Они не допустили голосования о вотуме недоверия правительству и после правительственной декларации высказались за переход к очередным делам. С помощью октябристов и запугивания трудовиков угрозой роспуска Думы кадеты добивались принятия большинства правительственных законопроектов.

Предложенный кадетами новый земельный закон отличался от предыдущего проекта: не все крупные владения подлежали отчуждению; примерно половина расходов по вознаграждению помещиков за отчуждаемую землю возлагалась на крестьян; исчезло признание национализации в виде образования постоянного государственного фонда. Черносотенцы и октябристы выступили против любых предложений о принудительном отчуждении помещичьих земель. Трудовая группа поставила на обсуждение Думы проект «Основных положений земельного закона», воспроизводящий их прежнюю записку. Трудовики и эсеры доказывали принадлежность земель народу и нелепость предложений их покупки теми, чьей собственностью они являются. Они особо подчеркивали, что эти земли — «свои земли», «нами уже десять раз отработаны кровью, потом и деньгами». Критике подвергался принцип неприкосновенности и священности частной собственности на землю. Депутат из Саратовской губернии заявил: «Бог сотворил человека и вручил ему землю, но у нас ее нет, почему это? Я прямо скажу и откровенно: украли у нас ее». Выступивший перед окончанием прений Столыпин ответил на эти требования многомиллионной массы крестьянства, трудом которой обрабатывалось и большинство помещичьих земель, что правительство не позволит «обездолить 130 тыс. владельцев и оторвать их от привычного и полезного для государства труда». Слова премьера привели к выработке всеми левыми фракциями формулы с требованием принудительного отчуждения частновладельческих земель и немедленной отмены столыпинских аграрных законов, утвержденных по ст. 87. Кадеты сорвали обсуждение этой формулы.

Слушания аграрного вопроса показали, что кадетский центр не способен добиться соглашения с левыми фракциями, но распускать Думу в ходе данных дебатов, когда усмирение деревни не закончилось, было рискованно. Власти прибегли к обвинению в «военном заговоре» против государственного строя депутатов РСДРП. Как позднее признавался Ф. А. Головин, «был действительно заговор, но не заговор 55 членов Думы… а заговор Столыпина и К° против народного представительства и основных государственных законов». В ночь на 3 июня 1907 г. был произведен арест социал-демократической фракции, а днем опубликован Манифест о роспуске Думы. Первая российская революция завершилась. Страна вступила в новый период своей истории.

* * *

Революция 1905–1907 гг. имела главными причинами те несоответствия, которые сложились в российском обществе к началу XX в. и определили ее цели — уничтожить остатки феодализма в политическом строе, социальной структуре общества и его экономическом базисе, обеспечив интенсивную модернизацию страны, преодоление ее социокультурной отсталости. Реализация этих целей требовала упразднения неограниченной монархии, уничтожения сословного неравноправия, ликвидации или ограничения помещичьего землевладения, обеспечения свободы предпринимательской деятельности. Однако революция шла в своих требованиях еще дальше, выдвигая демократические лозунги всеобщего равноправия, прямых и тайных выборов при формировании представительных учреждений, установления 8-часового рабочего дня и т. д. Основную борьбу в России вели пролетариат и крестьянство. В 1905–1907 гг., по официальным, вдвое заниженным данным, бастовало 4,7 млн рабочих, т. е. в 4 раза больше, чем в предшествующее десятилетие. Рабочие поднялись и на вооруженное восстание против самодержавия. Пролетариат не раз вставал на защиту тех, кто подвергался преследованию властей, что формировало в обществе представление о нем как основном борце за свободу и демократию. Мощность протестного движения многомиллионного российского крестьянства (26 тыс. различных проявлений) является важнейшим показателем размаха революции. Крестьянская борьба в 1905–1907 гг. проходила под лозунгом ликвидации помещичьей собственности и многочисленных революционно-демократических требований, зафиксированных в тысячах крестьянских приговоров. Необычайно значительную роль в первой русской революции сыграла интеллигенция, активно участвуя в революционных событиях или им сопереживая. Только ее меньшинство оказалось по другую сторону баррикад. Интеллигенция стала основой политических партий России, она активно действовала в возникших новых структурах (профессионально-политические союзы, Государственная дума); расширившимся полем ее деятельности стала журналистика. Революционно-демократическая интеллигенция являлась одним из самых энергичных участников массовых движений. Не осталась в стороне от борьбы учащаяся молодежь, особенно студенчество. Российская буржуазия не стремилась на баррикады, в массовом движении ее представляли в основном средние городские слои. В процессе развития революции усиливалась роль политических партий, привносивших в стихийное движение масс свое понимание задач и свои представления о будущем устройстве российского общества. И все-таки в революции 1905 г. стихийный процесс ее развития и подъемов опережал деятельность политиков и идеологов движения.

Революция 1905–1907 гг. потерпела поражение в том смысле, что попытка уничтожить препятствия на пути модернизации страны не удалась до конца, так как самодержавная власть удержалась, а проведенные под влиянием революции реформы не разрешили тех противоречий, которые вызвали революционный кризис в России. Тем не менее царизму были нанесены такие удары, от которых он уже не смог оправиться. Царская монархия удержалась, пойдя на уступки требованиям революционных сил и отвечая на вызовы процесса модернизации. Попытки после революции отменить ее завоевания были обречены на провал. Россия перешла в другую эпоху, изменились весь ее облик и уклад жизни. Революция пробудила от вековой спячки миллионы крестьянства, резко изменила уровень политической сознательности рабочих. Революция, показав в действии все классы общества и партии, способствовала развитию новых форм политической деятельности, росту политической культуры общества.

Размах революции и продемонстрированное ее участниками многообразие форм борьбы против угнетения и бесправия трудящихся не могли не оказать влияние на развитие массовых народных движений в начале XX в. во многих странах мира.

§ 3. Складывание новой политической системы в условиях думской монархии

Революция оказала большое влияние на последующее экономическое и социально-политическое развитие России. Однако данный ею импульс не привел к существенной модернизации страны, поскольку преобразования осуществлялись консервативной властью, медленно и путем ограниченных реформ. Традиционно в отечественной историографии послереволюционная эпоха определяется как третьеиюньская монархия, противоречиво сочетавшая в себе укоренившиеся принципы абсолютизма и весьма еще слабые, не развитые до конца элементы обновляющейся политической системы.

Государственная дума, ставшая новым явлением в политическом устройстве Российской империи, при всех ее несовершенствах была близка по своим правам и характеру деятельности парламентам других монархических государств мира. Изданием 3 июня 1907 г. Манифеста о роспуске II Государственной думы и нового избирательного закона самодержавная власть совершила государственный переворот, отступив от принципов, заложенных в ранее принятых актах. При спаде активности населения это было неизбежно. Манифест провозглашал: «Только власти, даровавшей первый избирательный закон, исторической власти русского царя, довлеет право отменить оный и заменить его новым». Сохраняя антидемократические ограничения старого, новый закон о выборах сокращал число лиц, имевших избирательное право, и усложнял процедуру выборов депутатов. Народы Средней Азии, Якутской области, Забайкалья, кочевники Астраханской и Ставропольской губерний вообще лишались представительства в Думе. Резко снизилось число депутатов от Кавказа (10 мест вместо 29) и Польши (14 вместо 37). Это отвечало принципам Манифеста 3 июня — иные народности «не должны и не будут являться в числе, дающем им быть вершителем вопросов чисто русских». По новому закону рабочие потеряли около половины выборщиков, крестьяне — больше половины. С 26 до 5 (Петербург, Москва, Рига, Киев, Одесса) сократилось число городов, в которых проводились прямые выборы в Думу. Только в Петербургской, Московской, Владимирской, Костромской, Харьковской и Екатеринославской губерниях остались рабочие курии, избиравшие по одному депутату. В 53 губерниях Европейской России от крестьянской курии выбиралось по одному депутату. Введение новых цензов привело к разделению городской курии и вытеснению из числа выборщиков демократически настроенной городской интеллигенции. На губернских избирательных собраниях теперь при всех обстоятельствах преобладали представители только 2 курий: помещики от землевладельческой и крупная буржуазия от первой городской. Общее число депутатов Думы сократилось с 524 до 442.

По итогам выборов в III Думу места распределились таким образом: крайне правые — 50, умеренно правые и националисты — 97, октябристы и примыкающие к ним — 154, прогрессисты — 28, кадеты — 54, мусульманская группа — 8, польское коло вместе с литовско-белорусской группой — 18, трудовики — 13, социал-демократы — 20 (затем — 14, за счет отсева случайных лиц). Эсеры в выборах не участвовали. Ни одна из помещичье-буржуазных партий не имела абсолютного большинства, что предопределило особую роль в III Думе октябристского центра. Изменение состава большинства придавало неустойчивость Думе и позволяло самодержавию играть на противоречиях помещиков и буржуазии, оставаясь хозяином положения. Каждое думское большинство реализовало свои задачи. Правооктябристское содействовало осуществлению карательной политики власти, октябристско-либеральное — проведению минимума реформ, которые даже с точки зрения правительства были необходимы в России. Эту систему одни современники определили как «думский маятник», другие — как проявление политики бонапартизма.

Председателем Думы стал член ЦК «Союза 17 октября» помещик Николай Алексеевич Хомяков, бывший директор департамента земледелия и бывший губернский предводитель дворянства. В марте 1910 г. Хомяков ушел в отставку. Вместо него был избран председатель «Союза 17 октября» А. И. Гучков. С этого момента Думу возглавляли лидеры политических партий. Начиная с III Госдумы утверждаются основные формы парламентской деятельности: дебаты по заявлениям правительства, обсуждение законопроектов и бюджета, в том числе и в думских комиссиях, а также слушание ответов на запросы депутатов. Председатель Думы играл решающую роль во время дебатов и получил, хотя и с ограничениями, право всеподданнейших докладов. Из депутатов формировались постоянные и временные комиссии. На основе одной или нескольких политических платформ создавались партийные фракции (или группы), регистрировавшиеся Совещанием Думы, но число беспартийных депутатов оставалось большим. Имелись думские объединения иного типа — польское коло, группы мусульманских депутатов, казаков, крестьян и священников. Деятельность Думы и постоянных комиссий фиксировалась в стенографических отчетах, которые не велись во временных комиссиях и руководящих органах Думы.

Совет министров стал важным звеном складывающейся политической системы, в обязательном порядке рассматривая законопроекты, поступавшие в Думу, и те, которые, минуя Думу, непосредственно утверждались царем. В пределах своей компетенции Совет министров принимал постановления, инструкции и распоряжения. После упразднения Комитета министров в апреле 1906 г. его функции перешли к Совету министров. Для оперативного решения множества мелких административных дел в декабре 1909 г. был образован так называемый Малый Совет министров. В «Основных государственных законах» специально перечислялся значительный круг вопросов государственного управления, которые оставались в ведении императора и которые передавались на рассмотрение Совета министров только в порядке высочайшего повеления. Известную самостоятельность по отношению к председателю сохранил каждый из министров, подчиняясь в своей деятельности только монаршей воле и монаршим указаниям. К формальным правилам добавлялись, осложняя совместную работу и усиливая независимость отдельных министров, различная степень их влияния на царя и его окружение, их связи с императорской фамилией и двором, с царскими фаворитами. История отдельных правительственных кабинетов 1906–1914 гг. показывает, что сплочению Совета министров способствовали авторитет и личность его главы. Объединительные тенденции в деятельности правительства особенно усиливаются при П. А. Столыпине, главным образом в связи с критическими обстоятельствами подавления революционного движения и тем доверием, которое первоначально царь оказывал Столыпину и выдвинутой им программе. Свою роль сыграла незаурядность личности самого Петра Аркадьевича. В момент назначения Столыпина главой кабинета (с одновременным оставлением его в должности министра внутренних дел) в Совете министров оставалось много представителей старого состава. В дальнейшем в правительстве происходят перестановки, продиктованные стремлением Столыпина привлечь к работе своих единомышленников и удалить лиц, настроенных против его преобразований. Кабинет, осознавая необходимость налаживания сотрудничества с Думой, регулярно представлял парламенту законопроекты. Большое внимание уделялось правительственным декларациям, речам премьера в Думе и ответам министров на депутатские запросы.

Деятельность политических партий и организаций стала характерным явлением общественной жизни России в послереволюционную эпоху. Активный процесс размывания в русском обществе старых сословий и утверждение новых буржуазных классов во многом предопределяли нечеткую связь политической партии и ее социальной базы. Одновременно это порождало существование внутри крупных партий фракций, групп, создание очень небольших, как правило, недолговечных политических объединений, придавая некоторую хаотичность политической борьбе в российском обществе. В эпоху третьеиюньской системы наиболее значимыми политическими партиями, как правило, представленными в Госдуме, были черносотенцы, октябристы, кадеты, трудовики и социал-демократы.

Черносотенные объединения в период III Думы и в предвоенные годы не преодолели организационной рыхлости. Не обладал должной устойчивостью и «Союз русского народа». Уже в ноябре 1907 г. от него откололся «Русский народный союз имени Михаила Архангела», оформившийся в партию в марте 1908 г. Его лидером стал B. М. Пуришкевич. В «Русском народном союзе» была представлена наиболее монархически настроенная часть православного духовенства. Партия насчитывала около 20 тыс. членов. Под огонь критики черносотенцев попадали не только революционеры и либералы, но и сановное чиновничество, которое они считали повинным в изменениях политической системы России, в проведении реформ и поддержке различных нововведений. Объектом их нападок часто был П. А. Столыпин, не ликвидировавший представительные учреждения и вознамерившийся расколоть русскую общину. Сторонников такой линии в «Союзе русского народа» называли дубровинцами в отличие от обновленцев. Окончательное оформление дубровинского течения в самостоятельную организацию произошло только в августе 1912 г.

В послереволюционной ситуации явления апатии, гипертрофированной критики всего предшествующего этапа борьбы были характерны для всех общественных движений и политических партий. Глубокий кризис переживал либерализм в целом и особенно былая, оппозиционно настроенная, русская интеллектуальная элита. Наиболее ярко это проявилось в сборнике «Вехи». Его статьи, написанные видными мыслителями и общественными деятелями — Н. А. Бердяевым, C. Н. Булгаковым, М. О. Гершензоном, П. Б. Струве, — были посвящены истории русской интеллигенции, ее участию в освободительном движении. Сборник пронизан настроением неверия и социальной апатией. Особой критике в «Вехах» подверглись идеи марксизма, увлечению которым отдали дань и авторы сборника, а также попытки их применения на русской почве. В сборнике безусловно осуждались все действия русской демократической интеллигенции и даже сами ее помыслы, вызвавшие чудовищную ярость народа. Обвиняя интеллигенцию в безбожии и отсутствии христианского смирения, авторы призывали обратиться к идеалам личной нравственной ответственности и гражданского правосознания. Идеи «Вех» не совсем были поняты и восприняты широкими кругами демократической интеллигенции.

Одной из влиятельных партий в годы третьеиюньской монархии стал «Союз 17 октября». Октябристы образовали правый фланг либерально-буржуазной оппозиции, видя свою цель в оказании содействия правительству, что предопределило их роль в III Думе. Партия в целом и ее лидер А. И. Гучков публично одобряли разгон II Думы, политику и деятельность П. А. Столыпина, введение военно-полевых судов, принятие нового избирательного закона. Такая позиция и социальный состав партии, где вес крупных аграриев был значителен, не позволили октябристам стать ведущей партией российской буржуазии. Промышленные круги относились к «Союзу 17 октября» с недоверием.

В послереволюционную эпоху осложнилось положение наиболее крупной русской либеральной партии — конституционно-демократической. Несмотря на стремление дистанцироваться от власти, кадеты вместе с тем не раз демонстрировали свою готовность идти на сотрудничество с ней, что проявилось еще в переговорах 1905 г. с Витте о вхождении в правительство и в июне 1906 г. в переговорах с П. А. Столыпиным, Д. Ф. Треповым, А. П. Извольским. Общая апатия способствовала падению популярности партии в мелкобуржуазной среде города и деревни, привела к значительной потере голосов на выборах в III Государственную думу, к сокращению общей численности партии до 30 тыс. членов, полной ликвидации сельских ячеек, большей части уездных комитетов и групп. Число местных организаций партии уменьшилось в 5 раз. Тем не менее кадетская фракция в новой Думе проявляла активность в разработке собственных законопроектов и обсуждении поступавших от правительства и других фракций, в выступлении с депутатскими запросами. Постепенно усиливавшаяся критичность выступлений кадетских депутатов привела к размежеванию партии. Правое крыло выступало за «оздоровление власти» с помощью парламентских средств. Левое, возглавляемое Н. В. Некрасовым, настаивало на более решительных шагах в Думе и вне ее, заявляя, что революционный исход в России неизбежен. Большинство во главе с Милюковым высказывалось за сбалансированную позицию, суть которой сводилась к «изоляции правительства», не исключая совместных действий с левыми партиями.

Неоднородность состава российской буржуазии, имевшиеся в ее среде региональные и отраслевые различия интересов, противоречия между крупным финансовым капиталом, тесно связанным с правительственными верхами и дворянством, и промышленной буржуазией, не забывавшей своего крестьянского происхождения, предпочитавшей сохранять купеческие звания, чувствовавшей отчужденность представителей элитарной культуры, привели к возникновению в ноябре 1912 г. Партии прогрессистов. Она явилась преемницей партии мирного обновления, которая в 1907–1908 гг. сошла с политической сцены, уступив место новому движению — прогрессизму, сближавшему представителей русской интеллектуальной и деловой элиты. По своему социальному составу это была самая буржуазная партия. Политические требования прогрессистов были умеренны: конституционная монархия, выборное двухпалатное представительство на основе большого имущественного ценза для депутатов, перераспределение прав и полномочий в пользу широких кругов отечественной буржуазии.

По мере нарастания трений между императором, премьером, Советом министров, Государственной думой и Государственным советом развивались разногласия и в думских фракциях. Осенью 1909 г. от октябристов откололась группа, образовавшая фракцию правых октябристов. Не без участия Столыпина, нуждавшегося в поддержке, шло создание новой партии и новой фракции среди правых. В апреле 1909 г. состоялся учредительный съезд партии умеренно правых, избравший комитет во главе с П. Н. Балашовым. В октябре 1909 г. умеренно правые и националисты слились в одну фракцию, а в январе 1910 г. «Всероссийский национальный союз» объединился с умеренно правыми в Партию русских националистов. В Думе возник новый центр — националистический. Тяжелые времена продолжала переживать кадетская партия, насчитывавшая к середине 1909 г. всего 22 губернских и 29 уездных партийных групп.

Отсутствие влиятельной политической партии российской буржуазии восполнялось в период 1908–1914 гг. активной деятельностью предпринимательских организаций. Регионально-отраслевые и всероссийские съезды промышленников, финансистов, торговцев наиболее последовательно осуществляли представительские функции перед государством, «обществом» и рабочими. Как правило, съезды и их исполнительные органы (Советы съездов) действовали помимо высших представительных учреждений — Государственной думы и Государственного совета. Корпоративные организации предпринимателей предпочитали обращаться со своими вопросами непосредственно к монарху или к органам исполнительной власти — министерствам финансов, торговли и промышленности, путей сообщения, государственных имуществ. В послереволюционный период важное значение приобрели регулярно проводившиеся съезды предпринимательских объединений и созданная сеть периодических изданий этих организаций. Съезды стремились опереться на более широкие круги буржуазии и интеллигенции, особенно научно-технической, значительно представленной в аппаратах съездов и среди авторов их изданий. В обществе целенаправленно создавался привлекательный образ промышленника. Если ранее фабриканты стремились урегулировать свои отношения с рабочими через правительство, то теперь они берут обеспечение собственной безопасности в свои руки. Одним из первых объединений работодателей стал возникший в конце 1905 г. Союз фабрикантов 10 губерний ЦПР, позднее переименованный в Общество фабрикантов и заводчиков Московского района. Через год Союз располагал противостачечным фондом в 750 тыс. руб. В 1907 г. зарегистрировано 127 антирабочих объединений, а к середине 1910 г. их насчитывалось около 150.

Одна из ведущих российских социалистических партий, РСДРП, после революции также испытывала трудности. Поражение революции не могло не вызвать радикальных расхождений по вопросам дальнейшей стратегии и тактики партии. Резко уменьшилась численность партии, которая весной 1907 г. достигала 150–170 тыс. членов, а позднее — около 60 тыс. большевиков и свыше 45 тыс. меньшевиков. Из партии ушло значительное число активных функционеров, особенно из среды инженерно-технической и творческой интеллигенции. Исчезло множество нелегальных организаций в столицах и в отдельных регионах. Большая роль в деятельности среди масс отводилась периодическим изданиям, которые после очередных закрытий упорно возрождались, и их общее число в итоге росло. Широко использовались легальные рабочие организации: профсоюзы, страховые кассы, воскресные школы, рабочие клубы и пр.

Период 1908–1912 гг. связан с появлением множества течений и групп внутри обеих фракций РСДРП. «Ликвидаторы» выступали за свертывание и минимизацию подпольной борьбы. Группа «отзовистов» (или «впередовцев»), напротив, стояла исключительно за развитие подпольной деятельности партии и призывала к отказу от легальных средств борьбы и организаций, отзыву социал-демократических депутатов из Думы. Против этих крайностей решительно выступало основное ядро большевистского крыла и часть меньшевиков-партийцев во главе с Г. В. Плехановым. Попытки в 1908–1910 гг. преодолеть раскол партии не дали результата. Лишь решительное изгнание инакомыслящих восстановило ее единство. Эта линия, отстаиваемая В. И. Лениным, получила завершение в Праге в январе 1912 г. на Всероссийской конференции РСДРП, исключившей ликвидаторов. С апреля 1912 г. в Петербурге большевистский ЦК стал издавать легальную ежедневную рабочую газету «Правда».

Партии радикально левого направления после революции пострадали в результате репрессий самодержавной власти и от активно используемой охранкой системы провокаторства. Это наносило существенный вред нелегальным организациям не только в связи с их раскрытием, но и потому, что провокаторами нередко оказывались видные партийные деятели. В РСДРП таким был рабочий Малиновский, окончательно разоблаченный лишь после Февральской революции. В партии эсеров в качестве провокатора действовал один из создателей партии, руководитель ее Боевой организации Е. Азеф. Руководство партии и рядовые члены, участники Боевой организации отказывались верить сообщениям, поступавшим с сентября 1905 г. от чинов Департамента полиции о давней провокаторской деятельности Азефа. Расследование специально созданной комиссии ЦК эсеров, третейский суд вынудили ЦК партии эсеров 7 января 1908 г. официально объявить Азефа провокатором. Это разоблачение, как и дальнейшие неудачные попытки Б. Савинкова возродить деятельность Боевой организации, вызвали значительный отток из эсеровской партии и ослабление ее политической роли.

В условиях наступившей реакции эсеровские организации нещадно уничтожались охранкой. Полностью были ликвидированы летучие боевые отряды, созданные взамен распущенной Боевой организации. После разоблачения Азефа старый состав ЦК, признавший себя политически и морально ответственным за его провокаторство, подал В 1909 Г. в отставку. Большинство нового состава ЦК вскоре арестовали. Кризису партии способствовало проведение столыпинской аграрной реформы, укреплявшей у части крестьянства собственнические настроения. Призывы эсеров к бойкоту реформы не находили широкого отклика в деревне.

Более активно проявило себя в условиях спада революционного движения течение социалистов, названное «трудовическим» (или трудовики). Его истоки связаны с левым флангом легального народничества, и в противоположность эсеровскому радикализму оно было умеренным. Трудовики сотрудничали в Думе с партией народных социалистов. Хотя энесы действовали сугубо на легитимной основе, резко выступая против подпольной работы, но по программным установкам в глазах властей выглядели ниспровергателями «существующего в государстве строя», поэтому часто привлекались к уголовной ответственности. Как влиятельная партия энесы с 1910 г. исчезают с политического горизонта, а их немногочисленные организации влачат жалкое существование.

Рабочие профсоюзы. Несмотря на распространение неверия и усталости, рабочие тянулись к легальным обществам и союзам, которые давали выход общественной энергии. В связи с этим важную роль играли профсоюзы, хотя их вдвое уменьшившееся число в 1908 г. по сравнению с 1907 г. через 2 года понизилось до 200 союзов с общей численностью около 38–40 тыс. членов. Профессиональные рабочие организации продолжали существовать в большинстве губерний, областей, градоначальств и округов, объединяя в своих рядах рабочих 79 профессий. Не переставали выходить профессиональные журналы: «Единство» (орган металлистов), «Печатное дело», «Станок текстильщика», «Голос деревообделочника», «Петербургский кожевник», «Профессиональный вестник» и др. Профсоюзы выступали инициаторами создания бюро труда для безработных, рабочих библиотек, проведения лекций, литературных вечеров, экскурсий и пр. Характеризуя специфику и многообразные направления деятельности профсоюзных объединений на Юге России, находящихся под влиянием социал-демократов, киевский генерал-губернатор отмечал: «Уставы обществ… построены на общих принципах социал-демократической программы. Общества ставят своей целью объединение рабочих в пределах всего генерал-губернаторства, содействие умственному и нравственному развитию членов». Российские рабочие не смирялись с закрытием профсоюзов, возрождая их в нелегальных формах, не успокаивались при отказе в регистрации, подавая новые прошения, противодействовали стремлению властей не допустить создания централизованных отраслевых, городских или губернских профсоюзов. Защищая завоеванные права, не позволяя снижать жизненный уровень в условиях продолжавшейся депрессии, рабочие расширяли участие в кооперативном движении. Сначала это были фабричные и железнодорожные кооперативы, находившиеся в зависимости от администрации, но потом стали создаваться независимые потребительские общества. В целом количество рабочих кооперативов в России было не очень значительно (в конце 1911 г. всего 86), но они существовали повсеместно. Кооперативы более других массовых рабочих организаций стояли в стороне от политической борьбы.

§ 4. Внутренняя политика правительства: проблемы модернизации России

После третьеиюньского переворота правительство принимает жесткие меры по стабилизации положения в стране. Наиболее активно эта линия внутренней политики проводилась до 1909 г., т. е. в годы премьерства П. А. Столыпина, что обусловило ее характеристику как «столыпинской реакции». Председатель Совета министров неоднократно публично заявлял о своей убежденности в необходимости искоренения революционных настроений и решительных действий против революционеров. Он не отступил даже перед непрекращавшимися (всего их было 11) покушениями на него. Правительство широко использовало Положение об усиленной и чрезвычайной охране, вводя его нормы в отдельных регионах страны. С кануна революции (июль 1904 г.) и по июль 1909 г. репрессиям подверглось не менее 1,5 млн человек. Беспощадное искоренение смуты сопровождалось обысками в железнодорожных поездах, школах, университетах, церквях, учреждениях земств и судов. К началу 1908 г. в тюрьмах находилось более 200 тыс. человек, что вдвое превышало число мест в них и содействовало распространению болезней, особенно сыпного тифа. Смертная казнь, по словам В. Г. Короленко, стала в России «бытовым явлением». В 1906–1909 гг. было закрыто 350 профсоюзов рабочих, почти 500 — отказано в регистрации. Большинство возникших в революцию демократических организаций подверглись полному уничтожению. Исчез Крестьянский союз, жалкие обломки остались от студенческих и профессионально-интеллигентских союзов.

Столыпинская аграрная реформа. Идеи дальнейшей модернизации России в социально-экономической сфере получали все большее распространение даже в правящем классе. Такой позиции придерживался и новый председатель Совета министров П. А. Столыпин, считая необходимым ликвидировать глубинные причины народной борьбы против власти. Он заявлял: «Революция — болезнь не наружная, а внутренняя, и одними наружными средствами ее не вылечишь». В модернизационно-реформаторской линии политики столыпинского правительства ключевое место заняла аграрная реформа. Суть ее сводилась к решению крестьянского вопроса не через отчуждение помещичьих земель, а предоставлением крестьянству земли в индивидуальную собственность за счет общинного фонда. Данная идея к этому времени прошла уже определенный путь развития на съездах уполномоченных дворянских обществ и в Особом совещании о нуждах сельскохозяйственной промышленности под председательством Витте. При известном сходстве позиций Столыпина и Совета объединенного дворянства в разрешении аграрного вопроса у них были различия, даже определенные противоречия, которые в дальнейшем привели к серьезному конфликту. Дворянство, высказываясь за разрушение общины, видело в этом единственную возможность отвести крестьянскую угрозу от помещичьей земли. Столыпин, не покушаясь на дворянские имения, руководствовался идеей создания в земледельческом центре страны хуторского хозяйства. В этой позиции премьера, вероятно, сказался его жизненный опыт, никак не связанный с русской деревней. Это было характерно и для разработчика землеустроительной части реформы, датчанина А. А. Кофода. Приехав в Россию в 22-летнем возрасте и совершенно не зная русского языка, он долго жил в датской колонии в Псковской губернии. В проведении аграрной реформы отразилось личное неприятие Столыпиным духа русской общины, о чем он писал в 1904 г.: «У русского крестьянина — страсть всех уравнять… а так как массу нельзя поднять до уровня самого способного, самого деятельного и умного, то лучшие элементы должны быть принижены к пониманию, к устремлению худшего, инертного большинства». На эти деятельные элементы он и рассчитывал, приступая к разрушению общины. Осуществление реформы неотделимо у Столыпина от проявления силы верховной власти: «Не беспорядочная раздача земель, не успокоение бунта подачками — бунт погашается силою, а признание неприкосновенности частной собственности и, как последствие, отсюда вытекающее, создание мелкой личной земельной собственности, реальное право выхода из общины и разрешение вопросов улучшения землепользования — вот задачи, осуществление которых правительство считало и считает вопросами бытия русской державы».

Началом аграрной реформы стал Указ, принятый 9 ноября 1906 г. между I и II Думами в порядке ст. 87 «Основных государственных законов». По новому закону домохозяину, владеющему надельной землей на общинном праве, разрешалось требовать укрепления его части земли в личную собственность. При наличии излишков больше душевого наделения домохозяева могли и эту землю укрепить за собой. Выделенная земля становилась личной собственностью домохозяина, которой он мог распоряжаться, но с ограничениями. Продавать ее можно было только лицам, приписанным к сельскому обществу, закладывать — только в Крестьянском поземельном банке, а завещать — только ближайшим наследникам. Закон ориентировался на зажиточные слои деревни, которые получали возможность мобилизации земельных владений за счет скупки наделов бедноты. Указ поступил на рассмотрение Думы в конце 1909 г. Правооктябристское большинство готово было его сразу одобрить. Кадеты, страшась нового революционного взрыва, предлагали действовать осторожно и постепенно. Решительно против столыпинского указа выступили трудовики. Крестьянские депутаты из правых фракций дополнительно внесли законопроект, предлагая наделение безземельных и малоземельных крестьян за счет помещичьих земель. Их требования поддержали социал-демократы. Поправка думской земельной комиссии к проекту была направлена на расширение условий выделов. Сельские общества, в которых не проводилось в течение последних 24 лет общих переделов, объявлялись целиком перешедшими к наследственному землевладению. С этим дополнением правительственный законопроект был принят Думой. Поправка Государственного совета устанавливала единоличное владение также в обществах, где переделов не было с момента наделения землей. 14 июня 1910 г. закон был утвержден царем. 29 мая 1911 г. был принят Закон о проведении землеустроительных работ, по которому селения, где прошло землеустройство, оказывались перешедшими к наследственному участковому владению. Подобная норма давала право землеустроительным комиссиям насаждать хуторское и отрубное землепользование.

К началу реализации столыпинской аграрной реформы от общего числа 12,3 млн крестьянских и казацких дворов владели землей на общинном праве в Европейской России 9,5 млн (или 77 %). Желание выйти из общины было характерно для части зажиточной верхушки, стремившейся освободиться от стеснительных общинных порядков и завести более рациональное хозяйство. Эти тенденции особенно проявлялись в районах сравнительно недавнего заселения (Новороссия, Предкавказье, степное Заволжье), где община была слабее и где более интенсивно шел процесс капитализации аграрного хозяйства. Достаточно многочисленной в русской деревне была группа выделенцев, намеревавшихся полученную землю сразу продать. Это были, как правило, малоземельные крестьяне, уже порвавшие связь с хозяйством или желавшие этого. Две крайние группы деревни — богатая и беднейшая — и составили основное число выходцев из общины, причем вторая преобладала. Часть середняков выделялась из опасения остаться в начавшейся земельной перетасовке с худшими и урезанными наделами.

Данные об итогах реформы свидетельствуют, что община упорно сопротивлялась переделу крестьянской земли, поскольку помещичья оставалась нетронутой. К сентябрю 1914 г. заявления об укреплении земли в личную собственность подало 2,7 млн хозяев, т. е. менее трети. Из них только около 27 % получили согласие сельских сходов, поэтому 9 % крестьян взяли свои заявления обратно. Больше всего выходов приходилось на Поволжье, Таврическую, Херсонскую, Екатеринославскую губернии. В 1907 г. выделилось из общины 48,3 тыс. хозяйств. В 1908 и 1909 гг. этот показатель составил соответственно больше 508 тыс. и почти 580 тыс. выделов, т. е. увеличение к первому году было в 10 и 12 раз. В последующее пятилетие выделы неуклонно снижались, достигнув в 1914 г. 98 тыс., а в военном 1915 г., опустившись до 30 тыс. Невелико было число выделов в общинах, которые по закону 1910 г. признавались полностью перешедшими на новые права землевладения. За 1910–1915 гг. из 3,7 млн членов этих общин удостоверительные документы потребовало около 17 % домохозяев, а получило менее 13 %. В общей сложности за 1907–1915 гг. около 2,5 млн крестьян получили право собственности на бывшую надельную землю. К этому числу следует добавить 2,8 млн хозяйств с подворным владением землей, для которых снимались ограничения в продаже земли. В итоге 39 млн десятин земли могло свободно покупаться и продаваться.

Процесс втягивания укрепленной в личное владение надельной земли в торговый оборот шел весьма интенсивно. За 1908–1915 гг. продало свои наделы почти 1,1 млн домохозяев. Большая часть этой земли (3,4 млн десятин) приходилась на долю бывших общинников, и только 600 тыс. десятин — подворников. По официальным данным, в 45 губерниях Российской империи 1/4 из числа крестьян, продавших землю к 1914 г., порвала с хозяйством раньше его продажи. Среди оставшихся продали свою землю сразу и полностью половина крестьян, а другая половина лишилась земли частично. Основными причинами расставания крестьян с землей были нехватка рабочих рук и общий упадок хозяйства (25 %), продажа с целью купить землю в других местах (20 %), а для развития хозяйства — только 6 %.

Крестьянские земли при выделе сводились в хутор (усадебная земля, пашни и угодья объединены в одном месте) или отруб (усадьба находится в отдалении от других земель). П. А. Столыпин и другие разработчики реформ были поклонниками хуторских хозяйств, характерных для западных, прибалтийских губерний, Новороссии. Они хотели также преодолеть чересполосицу, проводя землеустройство. При этом совершенно не учитывались природно-климатические особенности различных зон, низкая плодородность почв в историческом центре России, значительные перепады ее характеристик даже на небольшом пространстве, которые и нивелировались чересполосицей. Устроители не тратили особых усилий, а тем более средств на помощь выделившимся крестьянским хозяйствам. Земельные размеры создаваемых хуторов и отрубов были в десятки раз меньше тех хозяйств, с которыми реформаторы знакомили крестьян из русских деревень, организуя с этой целью специальные поездки. Насмотревшись в ходе таких «экскурсий» на добротные хутора латышских «серых баронов» со всеми необходимыми угодьями и обилием воды, на 60-десятинные участки херсонских немцев-колонистов с каменными постройками, на 100-десятинные хутора самарских меннонитов с собственными артезианскими колодцами, крестьяне возвращались на свой 5-десятинный хутор, не имевший воды, дороги, без луга и выгона, и становились противниками хуторского хозяйства. Теоретически прогрессивное дело разбивалось о нереальную для осуществления реформы ситуацию. Землеустроительные работы, предусмотренные реформой, шли медленно из-за нехватки специалистов, ассигнований и сопротивления крестьянства, вызванного волокитой и мздоимством чиновников, необходимостью оплачивать адвокатов при земельных спорах. В итоге проводившееся землеустройство увеличивало накапливавшуюся в крестьянской среде ненависть к существующим порядкам, неистребимое желание захвата помещичьей земли.

Существенная роль в проведении реформы отводилась Крестьянскому поземельному банку с его правом покупать имения (дано в 1895 г.) и выпускать ценные бумаги на всю сумму сделок (добавлено в 1905 г.). В процессе реформы ситуация на рынке грозила обесценением помещичьей собственности, поэтому Крестьянский банк развернул массовую скупку помещичьих имений. За 1906–1907 гг. он приобрел в 3 раза больше имений, чем за 11 предыдущих лет. При этом банк поднял цены почти на 1/3, что привело к их дальнейшему росту. Всего за 1906–1916 гг. Крестьянский поземельный банк выплатил помещикам за 4,6 млн десятин около 500 млн руб. Взвинчивание банком земельных цен, сопровождавшееся наложением на заемщиков, т. е. крестьян, больших платежей, неминуемо приводило большинство хуторян и отрубников к разорению. В 1906–1915 гг. за неуплату взносов по старым и новым ссудам у заемщиков было отобрано до 570 тыс. десятин земли. Недоимки клиентов Крестьянского поземельного банка постоянно росли, а число новых сокращалось, так как падало доверие крестьян к банку. Надежды устроителей реформы на этот банк как важный рычаг создания в деревне новой социальной опоры монархии рухнули.

Составной частью столыпинской реформы была целенаправленная организация переселенческого движения. Власти поощряли заселение территорий за Уралом, надеясь ослабить искусственный земельный голод в европейской части страны. Правительство стимулировало переселение выдачей небольших пособий, ссуд и льгот по переезду и налогам. Для переселенцев был даже сконструирован особый («столыпинский») вагон. Им предоставлялось право укрепить и свободно продать свой земельный надел. Переселенческий поток возрастал, начиная с 1906 г., и особенно высоким был в 1908–1909 гг., когда на новые места двинулось более 1,3 млн человек, в том числе многие на свой страх и риск. Таких в одной только Томской губернии в 1910 г. скопилось около 700 тыс. Главной трудностью на новых местах было отсутствие необходимых средств для организации хозяйства у подавляющего числа переселенцев, принадлежавших в своем большинстве к деревенской бедноте. Ссуды на обзаведение, по подсчетам экономистов, требовались в сумме не менее 450 руб. даже в ближайших областях Сибири, а практически они не превышали 100 руб. Большинство переселенцев (61,5 %) имело при себе менее этих 100 руб. Если начальная часть ссуды расходовалась на прокормление, а не на хозяйство (что было обычным явлением), то переселенец терял право на получение оставшейся части. Повсеместно переселенцы сталкивались с бесконечными поборами чиновников. Все это нередко приводило к возвращению неудачных новоселов в родные края. Общее число переселенцев за 1906–1916 гг. составило более 3,1 млн человек, процент возвратившихся в первые годы равнялся 9 %, в последующие поднимался до 31 %. Дополнительные сложности возникали у переселенцев из Европейской России, в основном русских и украинцев, направлявшихся в Туркестан, Степной край, Закавказье. Отвод земель, пригодных для земледелия, сопровождался здесь нередко отчуждением их у коренных народов или земельным утеснением местного населения. Организация переселенческого движения проводилась на уровне минимальных государственных затрат и с очевидной попыткой переложить все тяготы освоения новых земель, в том числе финансовые, на крестьянские плечи. При этом недостаток государственных средств был не в реальном их отсутствии, а в продолжавшейся безмерной и многоканальной поддержке дворянского землевладения.

В стремлении уменьшить аграрное перенаселение и повысить доходы крестьянской семьи правительство намеревалось поддержать развитие кустарных промыслов. Поскольку промыслы, особенно в селах, ставших очагами кустарной промышленности, были основным занятием и источником дохода крестьянства, власть надеялась использовать этот канал для понижения крестьянского спроса на землю. Однако к проведению намеченных мероприятий, требовавших больших средств, которые правительство не находило даже на земельную часть реформы, фактически не приступили.

Общие данные о динамике развития хуторов и отрубов, имевших, как правило, больше земли на двор, чем общинники, свидетельствуют об определенных положительных тенденциях в их производственной деятельности. За сравнительно короткий срок в них увеличилась стоимость сельскохозяйственных орудий на двор, несколько возросла площадь посевов и урожайность хлебов; повысилась доля хозяйств с улучшенным севооборотом. Однако во многом повышение итогов сельскохозяйственного производства в отдельные годы проведения столыпинской аграрной реформы связаны с чередованием урожайных и неурожайных лет в России, которое целиком определялось природно-климатическим фактором. В пятилетие 1908–1912 гг. крупными недородами отмечены 1908 и 1911 гг., а остальные, и особенно 1913 г., отличались очень высокими урожаями. Правительству не удалось разрушить общину, так как показатели выхода крестьян очень быстро пошли на убыль, и общий итог оказался незначительным. Ряд современных исследователей полагают, что успех реформы мог быть ощутимым только через 50–80 лет. Иначе говоря, это срок постепенного формирования крупных капиталистических ферм, которые при краткости рабочего сезона в российском земледелии могли существовать лишь при возможной резкой концентрации рабочей силы и техники в ключевые моменты аграрного производства. Но такая перспектива к самой реформе Столыпина уже непосредственного отношения не имела.

Неудача столыпинской реформы резко оттеняет трагизм социально-экономического развития России. Волею судьбы оказавшись в самых неблагоприятных природно-климатических и географических условиях среди основных европейских стран, великорусский социум еще в Средневековье создал механизмы своего выживания и развития в лице крепостничества и сохранения общины. В XIX в. с активным ростом промышленности роль этих механизмов неуклонно ослаблялась, набирая отрицательные качества. Поиск новых компенсационных механизмов в силу развития в стране капитализма был ориентирован на опыт западной цивилизации, но в начале XX в. он оказался неудачным.

* * *

Содействие государства в период третьеиюньской монархии модернизационным процессам в индустриальной сфере было минимальным. Еще в начале 1900-х гг. его роль в процессе промышленного развития была поставлена под сомнение. Сторонники этой позиции считали, что государство должно прежде всего способствовать подъему сельского хозяйства и кустарных промыслов. Предприниматели ратовали за сбалансированное внимание власти к отечественной индустрии и аграрному сектору. Отказ от какой-либо государственной поддержки промышленности был крупнейшим просчетом правительства, вина за который лежит прежде всего на Столыпине и министре финансов, а с 1911 г. председателе Совета министров В. Н. Коковцове. Они не оценили и не продолжили экономическую политику выдающихся реформаторов второй половины XIX в., включая Витте. Не финансировались даже отрасли (сельскохозяйственное машиностроение, производство минеральных удобрений), которые должны были содействовать развитию сельского хозяйства в целом и нарождавшемуся в Центральной России хуторскому крестьянскому хозяйству. Недостаточно внимания уделялось строительству казенных элеваторов, холодильников, обеспечивающих длительное хранение сельхозпродукции.

В годы революции фабриканты и заводчики надеялись добиться общего пересмотра многих архаичных форм правового регулирования торгово-промышленной и кредитной сферы, но эта работа, начатая только в 1910 г., не была завершена. Изменению ситуации не помогло даже учреждение специального Министерства торговли и промышленности. Министры регулярно составляли записки о направлениях промышленной политики правительства. Однако ни одна из этих программ не стала предметом обсуждения в Совете министров — Столыпин клал их под сукно, что не уменьшало настойчивости предпринимателей. Слишком многие правовые проблемы торгово-промышленной деятельности и общие условия развития индустриального производства, в частности его инфраструктуры (транспорт, связь, новейшая система электроэнергетики), не могли быть решены без участия государства. Выработке торгово-промышленной программы правительства препятствовала антипромышленная группировка в составе министров внутренних дел, юстиции, путей сообщения, народного просвещения. Это содействовало проведению таких непопулярных в предпринимательской среде мер, как разрешение льготного ввоза промышленных товаров из-за рубежа, расширение казенного хозяйства, стеснение акционерного дела.

Однако существовали проблемы экономической политики, занявшие в эти годы значительное место в деятельности правительства. Русско-японская война и революция поставили страну на грань финансового краха. Сбора обыкновенных доходов не хватало для удовлетворения необходимых государственных расходов, был поколеблен курс рубля. Для предотвращения катастрофы законом 2 января 1906 г. были значительно повышены ставки промыслового обложения, а в апреле заключили соглашение с французскими банками о займе. Возглавивший Министерство финансов В. Н. Коковцов считал необходимым продолжать увеличение золотого запаса в Государственном банке и не спешить с заключением новых займов, так как это было небезопасно при экономическом и политическом состоянии страны. Поскольку налоговые поступления достигли своего предела, оставалось одно — жесткое регулирование расходов бюджетных ресурсов, что стало стержнем финансовой политики Коковцова. Чрезмерная экономия бюджетных средств и отказ от займов затрудняли прилив капиталов в сельское хозяйство и ограничили финансирование столыпинской аграрной реформы. Промышленность, особенно в условиях начавшегося оживления, так остро не нуждалась в государственном субсидировании. Уже к 1909 г. Коковцову удалось добиться активного сальдо государственного бюджета и окончательно стабилизировать денежное обращение.

Программа правительства Столыпина предусматривала реформы, направленные на модернизацию социально-политической и социокультурной сферы жизни русского общества, регулирование отдельных систем управления. Однако их реализации помешало нарастание среди консервативного большинства страха даже перед минимальными реформами, поскольку в стране сохранялась нестабильность. Во многих губерниях не был отменен режим управления на основе исключительных положений, так как деревня и помещичья усадьба продолжали представлять два враждебных стана. Правые откровенно боялись, что быстрое проведение задуманных реформ спровоцирует выступления масс, как это было после 17 октября.

Подобные опасения сдерживали разработку фабрично-заводского законодательства. Даже уже подготовленные проекты (об упорядочении продолжительности рабочего дня, об условиях найма) правительство не торопилось представлять в Думу. Летом 1908 г. в нее поступили законопроекты о страховании рабочих от несчастных случаев и по болезни, разрабатывавшиеся с января 1905 г. После долгих обсуждений в думских комиссиях в апреле 1911 г. они были вынесены на общее заседание Думы, где подверглись резкой критике. Кадет Н. Н. Щепкин предупреждал консервативно-реакционное большинство о необходимости «пойти на некоторые жертвы», чтобы трудящиеся не пошли «на катаклизмы». Трудовики предлагали осуществлять страхование рабочих государством за счет прогрессивного налога с капиталистов. Свою развернутую программу по государственному страхованию рабочих представили социал-демократы. Наиболее значительные поправки кадетов, тем более трудовиков и социал-демократов, были отвергнуты. Однако Думе пришлось восстановить в правительственной редакции статью, возлагавшую расходы за лечение рабочих на предпринимателей. Законопроекты о страховании только в январе 1912 г. были приняты Думой, а высочайшее их утверждение последовало в июне. Создаваемые страховые товарищества объединяли владельцев определенного района и передавали в их руки мощную организацию со своим штатом служащих, специалистов страхового дела и врачей, которой в одиночку противостоял рабочий.

Обязательное страхование рабочих предусматривало их объединение в больничные кассы, которые осуществляли выдачу пособий заболевшим. Каждая касса объединяла не менее 200 рабочих. Средства больничной кассы, формировавшиеся в основном из денег рабочих (обязательный взнос в размере 1–2 % заработка, штрафной капитал) и отчислений владельца предприятия (2/3 суммы взносов рабочих), находились в руках владельца предприятия, чтобы не допустить их использования как стачечного фонда.

Свидетельством неустойчивости третьеиюньской политической системы являлось развитие конфликтных ситуаций по весьма незначительным поводам. Законопроекты, малозначимые по существу и с точки зрения жизнедеятельности всей страны и ее населения, могли не только вызвать жаркие дебаты в Думе и Государственном совете, но приводили к правительственным или парламентским кризисам. Впервые это случилось весной 1909 г. После одобрения в мае 1908 г. Думой законопроекта об ассигнованиях на расширение штатов Морского министерства он был отвергнут верхней палатой как нарушавший прерогативы монарха. Дума в декабре вторично приняла законопроект, после чего под нажимом Столыпина он был поддержан в марте 1909 г. и Государственным советом. Однако последовавший рескрипт царя с отказом в утверждении закона свел на нет усилия правительства и выявил отсутствие с его стороны должной поддержки Столыпина.

Проекты реформ местного управления предусматривали включение в волость, помимо общинных, и помещичьих земель. Создаваемая мелкая земская единица становилась основой местного управления, а избрание уездных и губернских земств предлагалось на принципах бессословности и имущественного ценза, что увеличило бы в них долю зажиточного крестьянства. Проекты, вызвав неодобрение дворян-помещиков, привели к формированию в Государственном совете открытой антистолыпинской оппозиция во главе с П. Н. Дурново, не позволившей их реализовать. Эта ситуация повторилась и при разработке законодательства о национальных окраинах. Проблема их усмирения и сохранения единства империи под эгидой самодержавия инициировалась черносотенцами, выдвинувшими лозунг «Россия для русских». Одной из первых целей воинствующего национализма стала Финляндия. Столыпин поддержал позицию правооктябристского большинства, потребовав покончить с финляндским сепаратизмом и конституцией. В соответствии с законом об общеимперском законодательстве (1910) из ведения финляндского сейма изымались вопросы о налогах, воинской повинности, суде, охране государственного порядка, уголовном законодательстве и др. В итоге были приняты акты об уравнении прав русских граждан в Финляндии и о сумме, выплачиваемой финляндской казной взамен отбывания ее гражданами воинской повинности, но они, по существу, остались на бумаге.

В связи с введением земства в Витебской, Минской, Могилевской, Волынской, Киевской, Подольской губерниях возник польский вопрос. Появление данного законопроекта стало обходным маневром правительства после неудачи с реформой местного и волостного управления. В отличие от земского Положения 1890 г., проект вводил две национальные курии — польскую и русскую, в которую зачислялось все непольское население. По нему также предусматривалось, что председатель, часть членов управ и земские служащие будут русскими. Проект, одобренный Думой, отвергли антистолыпинские силы в верхней палате, что заставило премьера провести его в чрезвычайноуказном порядке, распустив в марте 1911 г. Думу на 3 дня. Драматично с ноября 1911 г. протекало в Думе рассмотрение законопроекта «О выделении из состава губерний Царства Польского восточных частей Люблинской и Седлецкой губерний с образованием из них особой Холмской губернии», по которому из-под опеки польского дворянства высвобождалось русское население Холмщины. В ходе обсуждения черносотенцы возмущались полонизацией русского края, представители польского коло заявляли о «четвертом разделе» Польши, а украинские депутаты доказывали, что Холмщина — колыбель украинства. Закон был принят Думой в апреле 1912 г., в мае одобрен Государственным советом, а в июне утвержден царем.

Острота национального вопроса проявилась и вне парламента в антисемитских кампаниях, не раз инспирировавшихся в послереволюционный период реакционно-охранительными силами. VII съезд объединенного дворянства открыто требовал «очищать русскую землю от евреев, очищать твердо, неуклонно, шаг за шагом и по выработанному заранее плану». Это повлекло массовое выселение евреев из Киева, Смоленска, Чернигова, Гомеля, Полтавы и других городов в законодательно установленные районы черты оседлости. Правительство предпринимало меры по ограничению приема иудеев в школы и университеты. Символом антисемитской компании стало «дело Бейлиса», по которому в 1911 г. в совершении ритуального убийства мальчика Андрея Ющинского был обвинен Мендель Бейлис, приказчик кирпичного завода, вблизи которого был обнаружен труп. Министром юстиции И. Г. Щегловитовым была принята версия ритуального убийства. Для судебного процесса по делу проводился специальный отбор состава присяжных, однако суд оправдал Бейлиса.

Программой П. А. Столыпина предусматривалась также реорганизация армии и флота, дабы они были на высоте, «которая соответствует чести и достоинству России». В 1906–1910 гг. большинство этих планов не удалось принять по причинам финансовых трудностей власти, а также технико-экономической отсталости России, затруднявшей перевооружение армии и флота. Достижение стабилизации бюджета и начавшийся промышленный подъем, сопровождавшийся рядом урожайных лет, привели к некоторому увеличению внутренних накоплений в стране. Рост государственных доходов почти до 1 млрд руб. позволил увеличить военные расходы. Увлечение строительством крупных морских флотов, согласно распространившейся в мире концепции маринизма, повлияло и в России на выбор приоритетов при разработке программ совершенствования армии и флота. Последнему был дан зеленый свет, чему содействовали и чисто русские факторы: урон, который понес флот в Русско-японской войне, и амбиции царизма. Морской министр адмирал И. М. Диков утверждал: «Флот России как великой державе необходим, и она должна иметь его и быть в состоянии послать туда, куда его потребуют государственные интересы». Морской генеральный штаб еще в 1906 г. предложил царю 4 варианта программы. Не получив ее одобрения в Совете государственной обороны, император созвал адмиралов, высказавшихся за оптимальные масштабы строительства флота. Однако из-за отсутствия денег в казне царь утвердил варианты программ, предусматривавших постройку кораблей для Балтики и Черного моря. Приступить к ее реализации смогли лишь летом 1909 г.

Разработка программы перевооружения армии началась с большим опозданием. Сделанные расчеты показали, что размер нужной суммы составляет приблизительно годовой доход государства. Представленный план минимальных потребностей армии не стал и рассматриваться Николаем II. Только обострение ситуации на Балканах вынудило правительство вернуться к этому вопросу. На созванном царем в феврале 1908 г. совещании генералов и адмиралов для армии испрашивалось 315 млн руб., включая 1914 г. Из этой суммы более половины шло на усиление материальной части — артиллерия, пулеметы, телефон, телеграф и пр. Изменение финансового положения страны к 1909 г. обусловило новую постановку программ развития армии и флота на ближайшие 10 лет. Морское министерство получало около 700 млн руб., в том числе на новое судостроение 540 млн руб., а военное — чуть более 700 млн руб. Программа 1910 г., поздно принятая, рассчитанная на длительный срок выполнения и явно не учитывающая быстрый рост потребностей в новой технике, выглядела штопаньем прорех в оснащении русской армии. Общие расходы в 1911–1913 гг. на армию и флот составили в среднем около 720 млн руб. в год против менее 570 млн руб. в первые послереволюционные годы.

§ 5. Сохранение социальной напряженности и новый подъем освободительного движения. Международное положение России накануне Первой мировой войны

Кризис третьеиюньской системы. С начала 1911 г. стала обнаруживаться шаткость позиции председателя Совета министров, в политике которого разочаровывались правые силы. Все заметнее отказывал в поддержке Столыпину Николай II. Борьбу против премьера возглавили лидеры правых в Государственном совете П. Н. Дурново и В. Ф. Трепов, которые вели свою кампанию продуманно. Они заручились общей поддержкой царя и его разрешением на голосование в Совете против законопроекта правительства о земствах в западных губерниях. Столыпин, не учтя коварства, присущего российскому самодержцу, переоценил прочность своей позиции. Государственный совет, рассматривая закон о земствах, изъял положение о национальных куриях. Столыпин подал в отставку, но царь ее не принял, не допуская решения подобных вопросов подданными и учитывая мнение императрицы-матери, великих князей, продолжавших видеть в Столыпине опору трона. В итоге председатель был оставлен на своей должности и даже с принятием определенных условий с его стороны, но, как трезвый политик, Столыпин понимал, что дни его премьерства сочтены.

Возникший весной 1911 г. «министерский» кризис вскоре сменился «парламентским». Поводом явился перерыв в работе Думы, который депутаты сочли незаконным. В сходных выражениях определил свою позицию и Государственный совет. В итоге А. И. Гучков сложил с себя полномочия председателя Думы. Его сменил крупный помещик и деятель екатеринославского земства Михаил Владимирович Родзянко, поддержанный правооктябристским большинством. «Министерский» и «парламентский» кризисы, показав шаткость третьеиюньской системы, выявили усиление вмешательства царя в деятельность высших органов государственной власти. В дальнейшем эта тенденция развивалась, осложняя функционирование исполнительной власти, обремененной массой нерешенных проблем и вопросов.

28 августа Столыпин приехал в Киев на торжества по случаю открытия земских учреждений и памятника Александру II. Устроители продемонстрировали пренебрежение к главе правительства — ему пришлось нанимать извозчика, так как для него не нашлось места в экипажах, предоставленных царю и царской семье, приближенным лицам, и не был выделен отдельный казенный экипаж. Охраной высокопоставленных лиц занимался товарищ министра внутренних дел и командир корпуса жандармов П. Г. Курлов, смещения которого добивался Столыпин. Поступившее в киевское охранное отделение сообщение от жителя города Д. Г. Богрова, что на его квартиру прибыл человек с оружием, должным образом не оценили, и вряд ли по недомыслию. Богров сотрудничал с охранкой, выдавая за деньги анархистов. Ему предоставляли пропуска и билеты на все мероприятия, где он буквально по пятам ходил за Столыпиным. 1 сентября в киевской опере в антракте Богров в упор дважды выстрелил в премьера. Несколько дней состояние Столыпина было неопределенным, а после резкого ухудшения 5 сентября он умер. Богров предстал перед Киевским окружным военным судом 9 сентября, а 12-го уже был повешен. Новым председателем Совета министров был назначен Владимир Николаевич Коковцов, сохранивший за собой пост министра финансов. Коковцов происходил из знатной дворянской семьи, в 1896–1902 гг. был товарищем министра финансов С. Ю. Витте, затем — статс-секретарем Государственного совета, а с февраля 1904 г. занимал с небольшим перерывом должность министра финансов.

Просуществовав весь положенный по закону срок, III Государственная дума завершила свою работу 9 июня 1912 г. Выборы в IV Государственную думу, проходившие осенью 1912 г., еще раз подтвердили надежность закона 3 июня 1907 г. В новой Думе по-прежнему сохранялись правооктябристское и октябристско-кадетское большинство. Однако потери октябристской фракции (50 мандатов) были существенны, как и рост почти в 2 раза фракции прогрессистов. Такая ситуация стала результатом общего «полевения» буржуазии и одновременно сдвига части кадетов вправо, которые даже не включили аграрный вопрос в свою избирательную платформу. В течение первой сессии IV Думы правительство не внесло на ее рассмотрение ни одного значимого законопроекта. Пресса постоянно писала о «скуке», царившей в Думе. Кадеты, пытавшиеся оживить думскую деятельность, представили явно непроходные законопроекты — о неприкосновенности личности, о союзах и собраниях, о замене избирательного закона 3 июня 1907 г. и т. д. Правооктябристское большинство не поддержало предложения прогрессистов об изменении земского Положения 1890 г. и левых октябристов о понижении ценза при выборе земских гласных. Все это усиливало законодательный паралич Думы.

В структуре исполнительной власти наблюдалось снижение роли Совета министров с одновременным усилением инициатив и действий самодержца. При этом оба процесса развивались в условиях роста давления на царя и правительство дворцового окружения и так называемых темных сил, группировавшихся вокруг Г. Распутина. Новый премьер В. Н. Коковцов по своему характеру и сугубо чиновничьей карьере был исполнителем, чутко улавливающим настроения монарха. Однако он был слишком связан с торгово-промышленными кругами и уже этим чужд высшим сферам, слишком рационален, чтобы не понимать невозможности исполнения царской воли, когда Николай II требовал от него заставить замолчать прессу, смаковавшую похождения Распутина. Как убежденный монархист, Коковцов и сам не мог спокойно взирать на рост влияния при дворе «старца», настаивая на его отъезде из столицы. Этим он предопределил свою будущую отставку. Выступления премьера в Государственной думе не раз подвергались оскорбительным нападкам со стороны националистических и ультраправых фракций. На него яростно нападала правая печать. 29 января 1914 г. последовала отставка Коковцова. Его преемником стал Горемыкин, уже зарекомендовавший себя противником какого-либо сотрудничества с Думой. Это отражало настроения царского окружения, о чем Коковцов писал впоследствии: «В ближайшем кругу государя понятие правительства, его значение, как-то стушевывалось, и все резче и рельефнее выступал личный характер управления государем…»

В течение 1913–1914 гг. полевение позиций либеральных партий делалось заметнее. Съезд октябристов (ноябрь 1913 г.), констатировав нарушение со стороны правительства сделанных обещаний, заявлял, что дворцовое окружение, Совет объединенного дворянства, правое крыло Думы погубили такого исполина, как П. А. Столыпин, и проводимый им курс, чем открыли дорогу реакции. А. И. Гучков предложил перейти в оппозицию правительству. В итоге участвовавшая в многодневных дебатах октябристская фракция распалась на три: земцев-октябристов (65 депутатов), «левых» октябристов и беспартийных (15 депутатов), которые представляли собственно правое крыло. На конференциях Партии народной свободы, заседаниях ее ЦК и думской фракции, «реальные политики» во главе с Милюковым начинают теснить правое крыло руководства партии, требуя учитывать настроение в обществе. На конференции (январь — февраль 1913 г.) в докладе Милюкова прозвучало заявление о «непримиримой оппозиции власти» до тех пор, пока не будет осуществлена «демократизация государственного строя». Лидер кадетских левых Н. В. Некрасов предлагал центр тяжести работы партии перенести на внедумскую деятельность, что диктовалось осознанием роста силы рабочего движения, необходимостью не утратить своих позиций во главе либерального движения и не упустить шанс в случае радикальных перемен в стране. Полевение было заметно среди прогрессистов, предлагавших не беспокоиться о «сбережении Думы». В мае 1914 г. съезд представителей торговли и промышленности призвал правительство отказаться от крайностей черносотенно-националистической политики и встать на путь постепенных реформ, указывал на неправомерность применения только полицейских мер борьбы с рабочим движением, высказывал тревогу по поводу распространения политических забастовок, которые создают неуверенность на бирже, подрывают международный финансовый кредит страны и затрудняют прилив иностранных капиталов.

Как правые, так и либеральные фракции пытались воздействовать на правительство, требуя проведения минимальных реформ, чтобы предотвратить новый революционный взрыв. С весны 1914 г. кадеты, прогрессисты и октябристы активно использовали бюджетные права Думы, отклоняя сметы наиболее консервативных министерств и Синода. Такие действия порождали в верхах мысль об очередном государственном перевороте. Министр внутренних дел Н. А. Маклаков испрашивал у Николая II разрешения на разгон парламента и получил его согласие, которое не удалось реализовать. Правительство решило действовать методами притеснения и обструкции. Так, новый премьер Горемыкин заявил, что не обязан отвечать на депутатские запросы. На подобные действия Дума реагировала усилением критических выступлений.

Нарастание массового движения. После переворота 3 июня 1907 г. массовое движение почти сошло на нет. К 1910 г. забастовочная борьба замерла в 40 % губерний Европейской России. Стачка стала редким явлением — не более 1–3 в год. Однако начавшийся промышленный подъем способствовал оживлению рабочего движения. Прошедшие в 1910 г. стачки рабочих Москвы и Московской губернии соединяли экономические требования с социально-политическими. В ноябре всю страну взволновало известие о смерти Л. Н. Толстого. В день похорон русского гения забастовали заводы и фабрики в Москве, Петербурге, Николаеве и Киеве. Вскоре к ним присоединились студенты Петербургского университета и других учебных заведений столицы, устраивая сходки и демонстрации.

Как и в начале XX в., массовое движение инициировала революционно настроенная молодежь. Еще осенью 1910 г. студенческие выступления под лозунгом «Долой смертную казнь!», сопровождавшиеся стычками с полицией, прошли в Петербурге, Москве, Томске, Харькове и Киеве. К началу 1911 г. студенческие организации действовали повсюду. Повсеместно возникали коалиционные советы социал-демократов и эсеров, к которым присоединились студенты-кадеты, не желая остаться в изоляции. Волнения достигли критической точки в январе 1911 г., когда всю страну охватила студенческая забастовка, после чего последовали исключения, аресты, высылки. В, учебных заведениях профессора нередко читали лекции под охраной полиции. Особенно накалилась обстановка в Московском университете, где в феврале более 100 профессоров подали в отставку в знак протеста против действий министра народного просвещения Л. А. Кассо. Покинули кафедры и многие профессора Киевского политехнического института. Осенью началась кампания за освобождение сосланных на каторгу социал-демократических депутатов II Думы. Запрос депутатской фракции был поддержан рабочими забастовками по всей стране. Число депутатов, подписавших запрос, все росло, и правое большинство решилось на его обсуждение, но в закрытом заседании. В знак протеста социал-демократы и трудовики покинули зал. К ним присоединилась и буржуазная оппозиция.

Весной 1912 г. в стране начался подъем рабочего и крестьянского движения. В Восточной Сибири в феврале 1912 г. на предприятии компании «Ленского золотопромышленного товарищества» («Лензото») вспыхнула забастовка, охватившая к середине марта все прииски. В сформированный Центральный стачечный комитет вошли меньшевики, эсеры, анархисты и беспартийные рабочие. Власти провели аресты активистов, хозяева вызвали войска. 4 апреля 1912 г. колонна рабочих, направлявшаяся к правлению с просьбой об освобождении арестованных, была обстреляна без всякого предупреждения. 270 человек было убито, 250 — ранено. Уже через день сообщения о «Ленском расстреле» появились в центральной печати, а 7–8 апреля начались митинги на петербургских предприятиях. Негодование в обществе нарастало по мере того, как становились известны факты причастности к организации расстрела Министерства внутренних дел, а также военного, торговли и промышленности, одобривших применение военной силы. Волна стачек (всего их было около 700) прошла по крупнейшим промышленным центрам страны: Петербург, Москва, Рига, Киев, Харьков, Николаев, Екатеринослав, Одесса и др. В движении протеста участвовало около 300 тыс. рабочих. О выступлениях пролетариата весной 1912 г. известный журналист М. О. Меньшиков писал: «…по чьей-то невидимой команде сотни тысяч рабочих прекратили работу и вышли на улицу… Именно дисциплинированность отличает политическое движение от полицейского беспорядка».

Проведение первомайских забастовок, митингов и демонстраций увеличило число борцов. Только за один день 1 мая состоялось более тысячи стачек в 50 губерниях страны. С самого начала нового подъема движение шло под лозунгом «Долой царское правительство!». На сходках в высших учебных заведениях шел сбор средств семьям расстрелянных рабочих, студенты принимали участие и в рабочих демонстрациях. Стачечные бои, преимущественно экономического характера, не затихали все лето 1912 г., а осенью начались политические забастовки и демонстрации рабочих против смертных приговоров матросам, готовившим восстание на Черноморском флоте. В выступлениях участвовало более 250 тыс. человек. В ноябре 1912 г., в день открытия IV Думы, проходят стачки рабочих и демонстрации против третьеиюньского режима.

Политические забастовки в память 9 января прошли в начале 1913 г. в ряде российских городов. В годовщину «Ленского расстрела» бастовало 140 тыс. человек. В канун 1 мая рабочие Петербурга расходились с заводов с революционными песнями и красными флагами. Первомайские стачки и демонстрации состоялись в Риге, Ревеле, Либаве, Митаве, Вильно, Москве, Сормове, Астрахани, Киеве, Харькове, Николаеве, Екатеринославе, Ростове-на-Дону, Архангельске и Томске. Число их участников достигало 420 тыс. Стачечная волна нарастала в течение всего 1913 г. Забастовки охватили Юзовку, чиатурские марганцевые рудники, бакинские и терские нефтяные промыслы. Политическая атмосфера весны 1914 г. была отмечена грозой. Только в первомайских забастовках приняло участие свыше полумиллиона человек. Начавшаяся 28 мая и охватившая свыше 50 тыс. человек стачка в Баку постепенно распространилась по всей стране. К лету 1914 г. размах стачечной борьбы (1,5 млн участников) превысил уровень 1905 г. (около 1,3 млн). Ее нарастание прервала начавшаяся война.

* * *

Выработка нового внешнеполитического курса. Поражение в Русско-японской войне и революция 1905–1907 гг. заметно осложнили условия, в которых приходилось действовать русской дипломатии, тем более что на мировой арене произошли весьма существенные изменения. Усиливавшееся соперничество между Англией и Германией привело к формированию в Европе двух противостоящих блоков. Состояние российского общества, раздираемого прежде всего социальными противоречиями, финансы страны, подорванные еще с времен Русско-японской войны, деморализованная бесславным концом дальневосточной кампании армия, незавершенные ее перевооружение и восстановление боеспособности, — все это усложняло возможности русской дипломатии. Перед царизмом стояла и общая задача приспособления деятельности государственного аппарата, в том числе его внешнеполитического ведомства, к новым условиям, созданным появлением российского парламента и провозглашением политических свобод. В выборе союзников самодержавию предстояло решить непростую задачу. Германия оставалась одним из важнейших экономических партнеров России: доля германских товаров превышала одну треть русского импорта, и, соответственно, почти половина экспортируемой сельскохозяйственной российской продукции шла на немецкий рынок. Однако наступление германских капиталов в страны Ближнего и Среднего Востока неминуемо вело к ослаблению влияния в этих регионах России и, кроме того, серьезно угрожало ее стратегическим интересам, прежде всего на Балканах, в зоне черноморских проливов. Об отказе России от сближения с Германией свидетельствует провал попытки Вильгельма II в июле 1905 г. навязать Николаю II Бьёркское соглашение, предусматривавшее взаимную помощь обеих стран во время военных конфликтов в Европе. Хотя франко-русский союз уже существовал не один год, но его объединение с англо-французской Антантой, возникшей в апреле 1904 г., было проблематичным. Туманный Альбион оставался для Петербурга не только традиционно недружественным государством, но и одним из активных сторонников Японии, внесшим свою лепту в маньчжурскую катастрофу России. Сложность выбора усугублялась обострением противоречий с Австро-Венгрией, экономические и политические позиции которой на Балканах после Берлинского конгресса 1878 г. продолжали усиливаться. Не уменьшалась для России ни актуальность, ни сложность задачи сохранения на Дальнем Востоке хотя бы оставшихся позиций. Отсюда вытекала необходимость выработки такого внешнеполитического курса, который позволял бы избежать значительных уступок и в то же время не доводить дело до опасных осложнений.

Обострение борьбы великих держав за передел мира, столкновение старых колониальных империй с новыми претендентами на территориальные захваты, обострение внутренних противоречий в Османской и Австро-Венгерской империях, нарастание внутреннего кризиса в России, оказавшейся в годы Русско-японской войны в состоянии международной изоляции, — вот тот фон, на котором предпринимались усилия царского правительства по обеспечению международного мира для осуществления назревших внутренних реформ.

Реализация нового внешнеполитического курса была поручена А. П. Извольскому, назначенному на пост министра иностранных дел в апреле 1906 г. Он был убежденным сторонником европейской ориентации России исходя из того, что страна была не способна проводить активную внешнюю политику одновременно и на Дальнем Востоке, и в Средней Азии, и в Европе. Международное положение России требовало принятия срочных мер по недопущению нового вооруженного конфликта с Японией, снятию напряженности в отношениях с Германией после отказа от Бьёркского договора, нейтрализации наступления Англии на позиции России в сопредельных с ней азиатских странах, прежде всего в Персии. Следовало считаться также с политической активностью Австро-Венгрии на Балканах, где находилась область особых интересов России, связанных как со значением черноморских проливов, так и со стремлением играть роль покровителя славянских народов. Сближение с Францией объективно становилось главным направлением внешней политики России и в какой-то мере единственным выбором. А. П. Извольский настаивал на своей позиции, что именно в Европе сосредоточились основные интересы России. Исходя из этого, он проводил такое внешнеполитическое лавирование, которое давало возможность с помощью искусной дипломатии быстрее восстановить внешнюю безопасность страны. Однако существенным объективным препятствием к достижению соответствующих соглашений была экономическая, военная и политическая слабость России. Именно поэтому отдельные успешные акции носили тактический характер и в принципе не могли гарантировать проведение подлинно самостоятельного курса во внешней политике. Следует также иметь в виду, что в придворных кругах, в Государственном совете господствовали германофильские настроения. Не был их чужд и Николай II. Либеральные партии, их фракции в Государственной думе выступали за союз с Францией и Англией, настойчиво заявляя об этом со страниц своих периодических изданий и думской трибуны.

Первым шагом А. П. Извольского было проведение переговоров с Англией и Японией. Здесь требовалась решительная ломка стереотипов, причем и в общественно-политическом сознании правящих кругов и в социально активных группах российских граждан. Линия на улучшение отношений с Англией привела в 1907 г. к подписанию конвенции о разделе сфер влияния в Иране, Афганистане и на Тибете. Кроме того, было получено неофициальное обещание Англии в будущем пойти навстречу России в вопросе об открытии черноморских проливов для русских военных кораблей. Крайне сложным оказалось урегулирование отношений с Японией. Только под давлением Англии, заинтересованной в русско-японском сближении, а также Франции, отказавшей Японии в займе до заключения соглашения с Россией, японское правительство пошло на компромисс. В 1907 г. были подписаны русско-японское торговое соглашение и другие документы. Самым важным из них стала подписанная общеполитическая конвенция. Она явилась основой договоров 1910 и 1912 гг., определивших зоны влияния обеих стран в Северном Китае и Корее. В итоге к 1907 г. в основных чертах завершился процесс формирования системы, при которой в Европе наряду с Тройственным союзом (Германия, Австро-Венгрия и Италия) действовало, не будучи формально закрепленным в общем договоре, и Тройственное согласие, или Антанта (Франция, Англия и Россия).

«Дипломатическая Цусима». В 1908 г. после революции «младотурок» в Османской империи Австро-Венгрия активизировала усилия по аннексии Боснии и Герцоговины. Намерения Вены были направлены, помимо Турции, и против Сербии, которая имела свои виды на эти территории. В развитие ситуации вмешалась Россия. А. П. Извольский и австрийский министр А. Эренталь достигли 2–3 сентября 1908 г. устной договоренности, по которой Россия соглашалась на аннексию Боснии и Герцоговины, а Австро-Венгрия — на открытие проливов для русских военных кораблей. Кроме того, министры условились признать Болгарское королевство независимым государством. Франция и особенно Англия решительно воспротивились договоренности, достигнутой Россией без их согласия. Пока Извольский пытался добиться поддержки союзников, Австро-Венгрия, воспользовавшись провозглашением Болгарии независимым королевством, объявила об аннексии Боснии и Герцоговины, открыв при этом свою договоренность с Россией. Под давлением Германии, ультимативно потребовавшей признать аннексию без всяких условий, Петербург отступил. Это позорное поражение российского МИДа, названное «дипломатической Цусимой», повлекло отставку Извольского. Новым министром был назначен С. Д. Сазонов, во многом следовавший прежнему курсу. При нем была предпринята попытка добиться «умиротворения» с Германией за счет экономических уступок. В 1911 г. заключается Потсдамское соглашение, в соответствии с которым Германия признавала интересы России в Иране, а Россия обещала не препятствовать строительству стратегической железнодорожной линии Берлин — Багдад и выступить посредником в конфликте Германии и Франции из-за Марокко.

Одновременно в правительстве крепло убеждение, что единственным средством успешной борьбы с проникновением Германии на Балканы может стать сближение России с Турцией, а затем объединение Турции, Болгарии, Сербии и Черногории (по возможности Греции и Румынии) в союз под эгидой России. Правда, теперь специально подчеркивалось, что должен эффективно действовать и союз России с Англией и Францией. Указанные усилия русской дипломатии встречали противодействие со стороны Германии и Австро-Венгрии, желавших создать турецко-болгарско-румынскую коалицию против Сербии и Черногории. Непреодолимым препятствием на пути к балканскому союзу, который планировала Россия, оказались споры между Константинополем, Софией, Белградом и Афинами по вопросу об автономии Македонии. Кроме того, Франция добивалась от Турции концессии на железную дорогу в районе, на преимущественные интересы в котором претендовала Россия. Обнаружились попытки Англии усилить свое влияние в Тегеране, что вызвало дополнительную напряженность в русско-английских отношениях. Окончились неудачей и русско-турецкие переговоры, на которых Россия, используя конфликт Турции с Италией, добивалась согласия на открытие проливов для кораблей русского военного флота с гарантией неприкосновенности европейских владений Турции. При настойчивом содействии со стороны России в марте 1912 г. был подписан сербско-болгарский союзный договор. Война против Турции объявлялась в нем возможной лишь с согласия России. Затем последовали аналогичные соглашения о совместных действиях против Турции в случае конфликта с ней между Грецией и Болгарией, Грецией и Сербией. Русское правительство надеялось удержать союзников от нежелательных для себя осложнений на Балканах. Однако и здесь русскую дипломатию поджидала неудача — ей не удалось не допустить вооруженного конфликта между Балканским союзом и Турцией.

Балканские войны 1912 и 1913 гг. стали крахом надежд России играть роль великой державы на Балканах, регулируя отношения между малыми государствами региона, их отношения с Турцией и заинтересованными европейскими державами и осуществляя контроль над проливами. Русской дипломатии приходилось иметь дело с такими трудностями, преодолеть которые только дипломатическими усилиями без опоры на экономически мощное и пользующееся на международной арене влиянием государство было невозможно. Особые сложности возникали в этой связи в отношениях с Турцией. Назначение германского генерала О. Лимана фон Сандерса командиром корпуса турецкой армии показало, кто стал фактическим хозяином положения. Англия и Франция, к которым Россия обратилась за помощью, не желали брать на себя какие-либо новые обязательства и выполнять старые тоже не спешили. Только угроза России расторгнуть Потсдамское соглашение, экономически выгодное Германии, вынудило ее пойти на частичные уступки, сохраняя решающее влияние в Турции.

В итоге всех внешнеполитических усилий царского правительства оказывалось, что именно в самом взрывоопасном для Европы Балканском регионе Россия была на грани столкновения с Германией и Австро-Венгрией, на сторону которых явно склонялись Болгария и Турция. При этом к середине 1914 г. Россия со всей очевидностью могла рассчитывать только на поддержку Франции, Сербии и Черногории. Позиция Англии оставалась неопределенной вплоть до июльского кризиса 1914 г. Положение России в системе международных отношений накануне мировой войны свидетельствует, что самодержавию не удалось в третьеиюньский период восстановить силу и влияние страны как ведущей державы.

Глава 4 Россия в Первой мировой войне

§ 1. Стратегические планы и военно-экономическая подготовка сторон

Основной причиной Первой мировой войны стала борьба за территориальный передел мира. Главный узел противоречий лежал в отношениях между Великобританией, крупнейшей колониальной империей мира, и Германией, возросшее экономическое могущество которой требовало новых рынков сбыта и сырья. Сложной была ситуация на Балканах, в которую были втянуты великие державы и молодые государства, получившие независимость. Экономические (хлебный экспорт через южные порты) и возможные военные проблемы создавали заинтересованность России в благоприятном режиме черноморских проливов. Царское правительство традиционно стремилось укрепить свой авторитет среди балканских, особенно славянских государств, защищая их от посягательств Турции и стран Тройственного союза. Давность династических связей Романовых с немецкими Гогенцоллернами позволяла решить спорные вопросы, не выходившие за границы Балкан и проливов, дипломатическим путем. Не завершив военную подготовку, Россия менее других европейских стран желала ускорить наступление войны. Однако ее огромная сухопутная армия была нужна Франции, чтобы отвлечь германские войска, а Великобритании — разбить Германию на суше. Согласие царского правительства на обязательную военную поддержку союзниц по Антанте не оставляло возможностей для маневра, тогда как Великобритания избегала брать на себя формальные обязательства.

Чреватая войной европейская ситуация ставила вопрос о подготовке к ней. Осуществление преобразований вооруженных сил в период третьеиюньской монархии затянулось на 3–4 года из-за нехватки средств. Более успешно шло перевооружение флота в условиях распространения новой мировой доктрины, определявшей мощь государства по показателям его флота, и незабытых поражений в Русско-японской войне. Этому содействовали энергичность морских министров И. М. Дикова, И. К. Григоровича и благоволение Николая II. Настойчиво поддерживали морскую программу судостроительные монополии, надеясь на получение выгодных казенных заказов. К перевооружению сухопутных сил приступили только в октябре 1913 г., когда «Большую программу по усилению армии к 1918 г.» одобрил Николай II, что реального значения для наступавшей войны уже не имело.

Мобилизационный план предусматривал сосредоточение русских армий у западных границ империи, а направление главного удара намечалось сначала против Австро-Венгрии или Германии. Не исключались и одновременные действия против обеих стран, учитывая союзнические и собственные интересы. Французская сторона открыто оказывала давление на Россию с целью обеспечения большей подвижности и маневренности русских войск на границе с Германией, используя встречи руководителей генеральных штабов, визит президента Пуанкаре летом 1913 г. в Петербург, переговоры Коковцова в Париже о заключении займа. Французский посол в Петербурге убеждал военное ведомство в необходимости расширения стратегических железных дорог, а послу России в Париже давали понять, что средства на это предоставят.

В 1909–1913 гг. ввели территориальную систему комплектования армии, сократив сроки службы в пехоте до 3 лет, а на флоте — до 5, что увеличило численность лиц, получивших военную подготовку. В пехоте, артиллерии, кавалерии крестьянство составляло около 60 %; в инженерных войсках такой же процент — ремесленники, рабочие, служащие. Накануне войны упорядочили внутреннюю структуру основных подразделений армии (корпус и дивизия), состав и соотношение в них полков, батальонов, рот и взводов, упразднили резервные и крепостные части, что позволило увеличить полевые войска. Значительные изменения функций и роли артиллерии в годы войны привели к появлению минометно-артиллерийских дивизионов, батарей противоаэростатной артиллерии, бригад тяжелой артиллерии особого назначения. В сухопутных войсках сохранились казачьи части (сотни) и государственное ополчение, обеспечивавшее обучение резерва. В 1912 г. в армии были созданы авиаотряды. В инженерных войсках во время войны появились химические команды, а в железнодорожных — автомобильные роты. Накануне войны в армии насчитывалось 1,4 млн человек.

Военное обучение солдатских кадров осложнялось наличием среди них большой доли неграмотных крестьян. Офицерские кадры готовились в системе военно-профессионального образования. Накануне войны армия испытывала определенный недостаток унтер-офицеров, которые уходили из армии, получив краткосрочную подготовку, так как их не устраивали статус и материальное обеспечение. Привлекательной мерой могло стать получение офицерского чина, чему решительно противился Военный совет. В итоге уже в годы войны пришлось вести спешную подготовку унтер-офицерских чинов без учета их социального положения. Из-за активного размывания дворянского сословия в начале XX в. намечается несоответствие численности офицерского корпуса потребностям приближавшейся большой войны. Кадровые офицеры армии и флота имели отличную подготовку, чего нельзя было сказать об офицерах запаса. Хотя события Русско-японской войны продемонстрировали недостаточный профессионализм и преступную халатность многих генералов и адмиралов, но решительных выводов из этого сделано не было. Высший командный состав армии и флота сохранял сословную кастовость (доля дворян среди генералов и адмиралов доходила до 100 %) и весьма заметное представительство в своих рядах остзейского, немецкого дворянства. И тем не менее благодаря организации службы, проведению учебных сборов и маневров, накопленным традициям русского военного искусства, солдатский и офицерский состав русской армии отличался высоким уровнем подготовки.

Создание мобилизационных запасовармии заняло важное место в подготовке к войне. Основу промышленно-стратегического потенциала России составляла система казенных заводов. Привлечение частной промышленности к созданию мобилизационных запасов было очень ограниченным. Не были задействованы в полной мере и все казенные предприятия. Производство винтовок на Тульском, Сестрорецком, Ижевском оружейных заводах с 1900 г. неуклонно сокращалось. К переоборудованию предприятий приступили за 4 месяца до начала войны. На всех 3 заводах изготовлялась только постоянно модифицирующаяся винтовка С. И. Мосина. Прошедшие в 1912 г. испытания более совершенные винтовки В. Г. Федорова и Ф. В. Токарева не были приняты к серийному производству ни до, ни во время войны. Пулеметы, выпускавшиеся небольшими партиями на Тульском оружейном заводе, в основном закупались у фирмы «Виккерс-Максим». В 1914 г. их нехватка по штатному расписанию составляла 833 шт. Сложным оставалось обеспечение армии патронами для винтовок и пулеметов, производившимися на казенных Петербургском, Луганском заводах и частном Общества Тульских меднопрокатных и патронных заводов. Из опыта Русско-японской войны, когда армии недоставало патронов, уроки не извлекли. Более того, в течение 1903–1914 гг. Министерство финансов требовало снижения мобилизационных запасов патронов.

К началу войны армия была полностью обеспечена полевой артиллерией и снарядами согласно штатам мирного времени и имела запас для потребностей новых артиллерийских формирований в условиях войны. Однако в основе расчетов лежала ложная идея о краткосрочности войны и ведении военных операций с имеющимся запасом артиллерии и боеприпасов без последующего наращивания производства. Между тем намеченные потребности в артиллерийских орудиях и снарядах были превышены во время войны в 12–15 раз! К тому же русская армия фактически не имела тяжелой артиллерии в отличие от своих противников. Не лучше обстояли дела с минометами, которые до войны считались второсортным оружием. Производство снарядов осуществлялось на 7 казенных горнозаводских и 10 частных металлообрабатывающих предприятиях. Оценка мобилизационного запаса, превышавшего на 21 тыс. ед. плановые расчеты, оказалась совершенно недостаточной. Начавшаяся война моментально поглотила имеющиеся запасы. Уже в конце 1914 г. потребность определялась в 1,5 млн снарядов в месяц, и встал вопрос, как и на каких производственных мощностях решать эту задачу. Низкая производительность казенных Охтенского, Шостенского, Казанского пороховых заводов, к тому же работавших в 1906–1911 гг. не на полную мощность, усугублялась отсутствием отечественного производства сырья для них, которое ввозилось в основном из Германии.

Незавершенность подготовки вооруженных сил России обусловила нежелание ряда членов правительства, прежде всего премьера В. Н. Коковцова, намеренно обострять отношения с Германией, оттягивая начало войны. Эта линия не находила поддержки у министров иностранных дел, военного и морского, среди чинов Генштаба, ратовавших за жесткую линию в отношениях с Германией. На проходивших в конце 1913 — начале 1914 г. Особых совещаниях министров, при участии дипломатов и военных, поддержку большинства получила выраженная С. Д. Сазоновым линия на укрепление связей с Францией и Англией и одновременно проявление неуступчивости в отношениях с Берлином и Веной. Николай II разделял эту позицию. В таком поведении верхов отразились во многом наивные после событий Русско-японской войны и революции 1905 г., но традиционные представления, что война поможет приглушить недовольство и укрепить авторитет власти в обществе. Царь не прислушивался и к мнению сановников из лагеря правых, предупреждавших об опасности военного конфликта с Германией. П. Н. Дурново в начале 1914 г. писал Николаю II, что при любом итоге войны «Россия будет ввергнута в беспросветную анархию, исход из которой не поддается даже предвидению». Ему вторил Н. А. Маклаков: «Война у нас, в народных глубинах, не может быть популярной, и идея революции народу понятнее, нежели победа над немцами». В период Балканских войн либералы проявляли активность (проведение демонстраций, мощная кампания в прессе), подталкивая царизм к решению проблемы проливов. Однако подъем революционного движения и их заставил быть сдержаннее. В позиции либеральных партий сказались и недоверие к способности власти осуществить победоносную военную кампанию, и нежелание идти на компромиссы с Германией. Такая противоречивость обусловила голосование кадетов в Думе против выделения правительству военных кредитов. Прогрессисты проголосовали за кредиты, но вместе с кадетами не поддержали законопроект об увеличении призыва в армию.

Начало Первой мировой войны непосредственно связано с событиями на Балканах. В июне 1914 г. в Сараево на маневры австро-венгерской армии прибыл наследник престола, эрцгерцог Франц Фердинанд. 15 июня 1914 г. он и его супруга были убиты членом организации «Молодая Босния» Г. Принципом. Австро-Венгрия, согласовав свою позицию с Германией и не прислушавшись к мнению русского министра иностранных дел об опасных последствиях такого шага, 10 (23 по нов. ст.) июля предъявила Сербии ультиматум. Он содержал требование предоставить австрийской полиции право вести на сербской территории расследование убийства, что было неприемлемо для суверенного государства. Сербское правительство обратилось за помощью к России, которая, сознавая свою неготовность к войне, предложила уступить и обратиться к посредничеству великихдержав. Сербия последовала рекомендации, но Австро-Венгрия сочла ответ неудовлетворительным и 15 (28) июля объявила войну.

В ответ российское правительство заявило о начале мобилизации, проинформировав Берлин, что она носит оборонительный характер. К этому времени Россией были получены подтверждения от Франции и Англии о готовности исполнить союзнический долг. Хотя для германских правящих кругов вопрос о начале войны был решен, Вильгельм II направил Николаю II телеграмму, в которой предлагал посредничество между Россией и Австро-Венгрией и просил не торопиться с военными приготовлениями. Это кайзеровское послание, как и последующие, преследовало цель возложить ответственность за развязывание масштабной войны на Россию. Попытке Николая II заменить всеобщую мобилизацию частичной решительно воспротивился Генштаб, поскольку плана таковой не существовало. Сазонов сумел убедить царя в необходимости всеобщей мобилизации с 17 (30) июля 1914 г. В ответ германское правительство в своем ультиматуме России потребовало в течение 12 часов ее прекратить. Пытаясь оказать давление на Николая II, кайзер в очередной телеграмме подчеркивал: «Вся тяжесть решения ложится теперь исключительно на тебя, и ты несешь ответственность за мир или войну». Вечером 19 июля (1 августа) 1914 г. германский посол в России Ф. Пурталес вручил С. Д. Сазонову ноту с объявлением войны. Принятый 1 августа (по нов. ст.) царский Манифест извещал о вступлении России в войну.

24 июля (6 августа) объявила войну России Австро-Венгрия. В последующие дни взаимные объявления войны сделали другие европейские государства, а также Япония, выступившая на стороне Антанты. Италия и Турция, являвшиеся сторонниками Тройственного союза, первоначально уклонились от участия в войне. Однако германское давление на младотурецкое правительство было велико, и уже в октябре 1914 г. турецкие корабли без предупреждения обстреляли Севастополь и Одессу. Италия, объявив в мае 1915 г. войну Австро-Венгрии, присоединилась к Антанте.

Масштабы Первой мировой войны в целом и участия каждой отдельной страны поражали воображение современников, что породило по ее окончании в Западной Европе кризис массового общественного сознания, отразившийся в философии, историографии и художественной литературе. Война продолжалась свыше 4 лет — по 11 ноября (нов. ст.) 1918 г. В ней участвовало 38 государств мира, на ее полях сражалось более 70 млн человек. На стороне Антанты воевали 34 страны, а в составе австро-германского блока — только Германия, Австро-Венгрия, Болгария и Турция. Боевые действия происходили в Европе, Азии и Африке, но исход войны решился на Западном (Бельгия, Франция) и Восточном (Россия) фронтах.

§ 2. Основные военные кампании 1914–1916 гг

По российским законам в большой европейской войне обязанности Верховного главнокомандующего возлагались на императора, чему Николай II намеревался последовать. Однако он столкнулся с решительными возражениями министров и даже И. Л. Горемыкина, считавших нежелательным отсутствие царя в столице. Вынужденный согласиться с их мнением, царь оговорил, что вернется к этому вопросу. Верховным главнокомандующим был назначен великий князь Николай Николаевич-младший. По закону власть военного министра не распространялась на действия армии на фронте, а ограничивалась только вопросами формирования и комплектования войск, их последующего боевого и материального обеспечения. При усложнении характера войны, увеличении ее масштабов, совершенно новой взаимосвязи, которая возникла между фронтом и тылом, такое распределение обязанностей не способствовало оперативному решению вопросов, порождало излишние согласования, безответственность в управлении и ненужное соперничество. Последнее подогревалось благоволением либералов и думских кругов к великому князю. К военному министру В. А. Сухомлинову они относились более чем враждебно, исходя из его известных обществу легкомысленности и мздоимства. В годы войны распространились слухи о недостаточной бдительности министра и даже попустительстве деятельности в пользу Германии лиц из ближайшего к нему окружения.

Военная кампания 1914 г. Первые же месяцы войны обнаружили крах первоначальных стратегических замыслов ее участников. Особенно ощутимыми выглядели неудачи германского плана, предусматривавшего нанесение в течение 2–3 месяцев мощных ударов сначала по Франции, а затем — по России. В начале августа германские войска вторгаются в Бельгию и Люксембург, а в двадцатых числах, продвигаясь в глубь Франции, устремляются к Парижу. Однако в итоге вторжения, и особенно в сражении на реке Марне, начавшемся 5 сентября 1914 г., немцы не смогли разгромить основные англофранцузские силы. Эти неудачи во многом объясняются действиями русских войск на Восточном фронте.

Не дождавшись завершения мобилизации, сосредоточения армий на запланированных позициях и уступив настойчивым просьбам французского правительства, русское командование перешло к активным действиям. Восточно-Прусская операция предусматривала охват вражеской группировки с флангов. 1-я армия под командованием генерала П. К. Ренненкампфа наступала в обход Мазурских озер с севера, чтобы отрезать немецкие войска от Кенигсберга и Вислы. 2-я армия под командованием генерала А. В. Самсонова перекрывала отход немцев за Вислу. Русские войска, имея превосходство перед противником по всем позициям, могли рассчитывать на успех начавшейся 4 (17) августа операции. В ходе ожесточенных боев обе армии заставили противника отступать на запад. Однако германское командование, выявив отсутствие должного взаимодействия между русскими войсками, сумело нанести им тяжелое поражение. Два корпуса 2-й армии были окружены, и большая часть воюющих сдалась в плен, а Самсонов застрелился. На исходные позиции была отброшена 1-я армия. Потери Северо-Западного фронта составили почти 80 тыс. солдат и офицеров. Вторжение русской армии в Восточную Пруссию в итоге спасло Францию от поражения, заставив германское командование перебросить на восток дополнительные силы и в дальнейшем оставить на русском фронте значительную группу войск.

Еще более масштабной операцией на Восточном фронте стала Галицийская битва, длившаяся с 5 августа по 8 сентября (18 августа — 21 сентября). В ней были задействованы 4 армии русского Юго-Западного фронта, развернутых против трех австро-венгерских, всего участвовало с обеих сторон до 2 млн человек. Командующий фронтом генерал Н. И. Иванов и начальник его штаба генерал М. В. Алексеев предполагали уничтожить основные силы Австро-Венгрии. Отразив натиск австро-венгерских войск, 8-я русская армия под началом генерала А. А. Брусилова и 3-я под командованием генерала Н. В. Рузского перешли в контрнаступление, заняв Львов и Галич. Военная мощь Австро-Венгрии, потерявшей более 400 тыс. человек, была значительно подорвана, не позволив ей в дальнейшем действовать без поддержки германских войск. Галицийская битва упрочила военно-стратегическое положение России, а главное — помогла армиям Франции и Англии.

Проходившая с 28 сентября по 8 ноября (11 октября — 21 ноября) Варшавско-Ивангородская операция началась удачным наступлением немецкой армии в поддержку австро-венгерских частей в Галиции. Однако, понеся большие потери в попытках захватить ивангородскую крепость, германские войска отступили от Варшавы. Русские армии в ходе успешного контрнаступления отбросили противника к границам Силезии, но оторванность от тыловых баз заставила прекратить наступление. Между тем противник, используя разветвленную железнодорожную сеть, быстро мобилизовал резервы. 11 (24) ноября началась Лодзинская операция, одна из самых сложных в ходе войны. Немцам удалось вклиниться между двумя армиями Северо-Западного фронта. В конце ноября стало очевидно, что истощенные в кровопролитных боях за Лодзь русские армии, несмотря на успешный контрудар, не имеют возможности продвинуться в глубь Германии, а немецкие — окружить и уничтожить их. Противники перешли к обороне.

После вступления в войну Турции был открыт Кавказский фронт, на котором российский Генштаб, учитывая тяжесть боев на Восточном, решил ограничиться активной обороной. Численность русских войск на Кавказе (170 тыс. штыков) была меньше турецких. Сарыкамышская операция на этом фронте, проводившаяся русским командованием с 9 по 25 декабря (22 декабря — 7 января) 1914 г., закончилась разгромом 3-й турецкой армии. В дальнейшем Турция не смогла восстановить свою боеспособность на Кавказе.

Военная кампания 1915 г. Провал стратегии молниеносной войны имел более отрицательные последствия для Тройственного союза, чем для Антанты. Военное командование Центральных держав, находящихся, по существу, в блокаде, решило сосредоточить свои усилия в 1915 г. на Восточном фронте, чтобы разгромить военные силы России и вывести ее из войны. Из-за отсутствия единства среди русского высшего командования было решено одновременно нанести два удара по расходящимся направлениям на Берлин и Вену, что требовало больших сил и средств, которыми Россия не располагала.

Русские войска, начавшие операцию на правом фланге Северо-Западного фронта, не смогли быстро разбить немецкие силы. Командование просмотрело сосредоточение неприятеля в районе Августова, что заставило к концу марта отступить с завоеванных позиций. Кровопролитные бои в январе — феврале в Карпатах тоже не принесли победы, так как австро-венгерские войска были поддержаны значительными немецкими силами. В итоге армия Брусилова оставила предгорья Карпат и перешла к обороне между реками Прут и Днестр. Известной компенсацией этих неудач стало взятие 9 (22) марта стратегически важной крепости Перемышль с ее 120-тысячным гарнизоном, создавшее условия для русского прорыва на венгерскую равнину. Это заставило Германию перебросить на Восточный фронт 4 вновь сформированных корпуса и отборные части с Западного. Всего на участке прорыва было сосредоточено 126 тыс. солдат и офицеров немецких и австро-венгерских войск, а с русской стороны — только 60 тыс. В целом по артиллерии державы Тройственного союза превосходили русскую армию вдвое, а соотношение тяжелых орудий оставалось катастрофическим — 4 против 159. Начавшаяся 19 апреля (2 мая) Горлицкая наступательная операция длилась 52 дня и стала одной из самых крупных оборонительных операций русской армии за годы войны. Прорыв русского фронта в районе Карпат привел к «Великому отступлению», в ходе которого оставили Галицию, Львов и Перемышль. Отступление выявило нехватку боеприпасов. Когда на русские войска обрушивалась лавина огня тяжелой артиллерии противника, они были вынуждены экономить даже винтовочные патроны. Позиции оставляли, чтобы сохранить людские ресурсы.

Командование Центральных держав постаралось также вытеснить русских из Польши, Литвы и Прибалтики. В июне австро-германские войска вышли на линию Люблин — Холм, а после прорыва из Пруссии и форсирования реки Нарев они уже с тыла угрожали русским армиям в Польше. Летом 1915 г. русские войска вели оборонительные бои, стараясь вовремя уйти из-под удара и не допустить окружения. 5 июля Ставка приняла решение об отводе армий на восток для спрямления фронта. Однако отступление продолжалось в течение всего августа. Осенью фронт установился по линии Западная Двина — Двинск — Барановичи — Пинск — Дубно — Тарнополь — р. Прут. Занятие немцами Галиции, Польши, Литвы, Западной Белоруссии и Курляндии было серьезным ударом по политическому престижу монархии. Стремясь найти выход из положения и веря в свое божественное предназначение, Николай II берет на себя Верховное главнокомандование, что вызвало негативную реакцию в политических кругах, но отговорить царя не было никакой возможности. Назначенный начальником Генштаба генерал М. В. Алексеев фактически руководил Ставкой, расположившейся в Могилеве.

В решении геополитических задач России большое значение имела Дарданелльская десантная операция Антанты (февраль 1915 — январь 1916 г.), проводившаяся для отвлечения турецких войск с Кавказского фронта. Слишком активная подготовка англичан к операции напугала Петроград. Это привело к оформлению в марте — апреле 1915 г. ряда договоров, по которым Англия и Франция соглашались на передачу России Константинополя с прилегающей к нему территорией. Однако и морская часть операции, и высадка на Галлиопольском полуострове оказались неудачными. В итоге войска союзников были переброшены на Салоникский фронт.

1915 г. принес самый большой урон русской армии за время войны — около 2,5 млн убитыми, ранеными и пленными. Потери неприятеля составили более 1 млн человек. И все-таки противнику не удалось решить свои стратегические задачи: окружить в «польском мешке» русскую армию, покончить с Восточным фронтом и заставить Россию выйти из войны, заключив сепаратный мир. Важно отметить, что успеху немецких войск на Восточном фронте способствовала минимальная активность союзников на Западном фронте. Только бои итальянской армии при Изонцо против Австро-Венгрии оказали определенную помощь России. Военное положение стран Антанты несколько ухудшилось в 1915 г. в результате вступления в войну на стороне Германии Болгарии и последовавшего разгрома Сербии. Общим итогом военной кампании 1915 г. явилось сохранение для центральных держав борьбы на два фронта. Страны Антанты наращивали материальные резервы, но беспокойство всех государств вызывали большие, невосполнимые людские потери.

Военная кампания 1916 г. В первые два года войны подготовка операций не согласовывалась странами Антанты, но в канун 1916 г. на 2-й межсоюзнической конференции в Шантильи была предпринята попытка выработки общего плана. Идея русского Генштаба об обязательной союзнической поддержке наступлениями, даже в случае их неполной готовности, той армии, которая будет неожиданно атакована неприятелем, вызвала противодействие представителей других стран, в том числе Франции. Из этого следовало, что основную ношу военных тягот и в 1916 г. придется нести России. Дальнейшие попытки добиться более согласованных действий реализовать не удалось, так как созыв очередной конференции опередило немецкое наступление в районе Верденского выступа, являвшегося опорой французского фронта. Утром 21 февраля (нов. ст.) началась Верденская битва, названная «мясорубкой». Почти за год боев в ней погибло 600 тыс. немцев и 350 тыс. французов. Это были невиданные до той поры потери в одном сражении. Немцы так и не смогли взять крепость, как и не смогли предотвратить наступление англо-французских войск на реке Сомме. Усилия Антанты поддерживало наступление итальянских войск при Изонцо.

Отвлекающие и притягивающие к себе войска противника операции проводились на Восточном фронте неоднократно. При этом русское Верховное командование решительно отвергло французский план операции на Балканах в районе Добруджи со значительным участием русской армии. Алексеев в феврале 1916 г. писал по этому поводу С. Д. Сазонову: «По долгу службы перед Россией и государем я не имею права доложить Верховному главнокомандующему о необходимости принятия такого плана и присоединения к такой военной авантюре». 5 (18) марта силами Северного и Западного фронтов началась Нарочская операция. Не приведя к реальному успеху, она сковала около полумиллиона германских войск и вынудила их командование на некоторое время прекратить атаки на Верден, перебросив на Восточный фронт часть резервов.

На февральском совещании Антанты по выработке общего стратегического плана были согласованы общие наступательные операции в мае 1916 г. Русская Ставка запланировала на конец апреля главный удар войсками Западного фронта (командующий генерал А. Е. Эверт), а вспомогательные операции — Северного (генерал А. Н. Куропаткин) и Юго-Западного (генерал А. А. Брусилов) фронтов. Нанесение противнику упреждающего удара было важно Для успеха операции ввиду невозможности осуществлять быструю переброску войск из-за огромной растянутости русского фронта и недостаточной густоты железнодорожной сети. Наиболее активно подготовка наступления велась командующим Юго-Западного фронта, что существенно изменило основную оперативную идею плана. Русское наступление в Галиции началось 22 мая (4 июня), на 2 недели раньше намеченного срока. Командование в очередной раз учло тяжелое положение союзников, возникшее в связи с майским поражением итальянских войск в Трентино. Выбор пал на Юго-Западный фронт как наиболее подготовленный, а главное — направленный против Австро-Венгрии. В ходе боевых действий русским удалось осуществить прорыв сильной позиционной обороны противника на глубину 80—120 км. Не имея общего перевеса над австро-германскими войсками, но использовав фактор внезапности, осуществив одновременные удары на нескольких участках, достигнув большой слаженности действий пехоты и артиллерии, русская армия добилась серьезных успехов. Опасная ситуация для неприятеля была создана на участке прорыва армии генерала А. М. Каледина, где уже 25 мая (7 июня) был занят Луцк, определявшийся Ставкой как центр наступления Юго-Западного фронта. Предпринятый Брусиловым прорыв остался, к сожалению, без поддержки действий других фронтов.

После некоторой передышки, 21 июня (4 июля) армии Юго-Западного фронта возобновили атаки, получив подкрепление за счет частей, снятых наконец с бездействующих фронтов и выделенных резервов Ставки Верховного главнокомандующего. Основные успехи были достигнуты в Южной Галиции и Буковине, где были взяты города Галич, Броды, Станислав. Запоздалые действия в июле Западного фронта в районе Барановичей, натолкнувшиеся на уже хорошо организованную оборону противника, закончились неудачей. Последующие попытки наступления, несмотря на подкрепление фронта двумя армиями, постоянно откладывались Эвертом, а осенью вовсе прекратились. Не помогла необходимая замена Куропаткина на Северном фронте Н. В. Рузским. Из-за возникшей паузы в мощном брусиловском наступлении неприятель смог укрепить свою оборону. В результате попытки овладеть важным железнодорожным узлом Ковелем не дали результата. Постепенно военные действия на Юго-Западном фронте принимали затяжной характер. В ходе общего наступления, получившего в истории название «Брусиловский прорыв», потери противника (1,5 млн человек) в три раза превысили потери русских. При развитии успеха русской армии австро-германское командование должно было перебросить на Восточный фронт свыше 30 пехотных и более 3 кавалерийских дивизий, что облегчало положение союзников во Франции и Италии. Наступление на Юго-Западном фронте продемонстрировало достаточные силу и боеспособность русских войск, что в известной мере подняло моральный дух всей армии. К сожалению, успех Брусиловского прорыва в должной мере не был использован ни на русском фронте, ни командованием Франции и Англии. Наступление их армий на р. Сомме, начавшееся строго по плану, пришлось на время, когда, по признанию начальника Генштабa Германии, «в Галиции опаснейший момент русского наступления был уже пережит».

Вступление в войну на стороне Антанты Румынии быстро показало чрезвычайную слабость и неподготовленность ее армии. Начав 14 (27) августа наступление против Австро-Венгрии, эта «армия» была тут же разбита, без боя сдала Бухарест и отступила к устью Дуная, потеряв более трети своего состава. Спасать нового союзника пришлось опять России, пославшей на помощь 35 пехотных и 13 кавалерийских дивизий и открывшей Южный фронт. В 1916 г. русская армия одержала ряд побед на Кавказе, продвинувшись в глубь территории Турции. Общим итогом кампании 1916 г. было упрочение положения стран Антанты, несмотря на отдельные поражения и разгром Румынии. Потери Центральных держав были более ощутимы, а их ресурсы таяли. В итоге стратегическая инициатива ведения войны переходила к Антанте.

Хотя в предвоенных планах предусматривались активные боевые действия российского флота, однако с первых же дней войны он оказался фактически закупоренным в Черном море и на востоке Балтийского. Примечательным явился бой 19 июня 1915 г. российских и немецких флотов у острова Готланд, в котором успех сопутствовал нашим морякам. Русский флот не допустил немцев в Финский и Ботнический заливы и не позволил им установить свое господство в Рижском. На Черном море действия были еще более ограничены. Русский флот не понес там никаких потерь, потопив 9 турецких судов, а 2 немецких крейсера подорвались на минах.

К концу 1916 г. Россия имела самую многочисленную сухопутную армию из всех воюющих держав, в которой насчитывалось на фронте и в резерве 275 дивизий (из них 228 пехотных), всего около 6,5 млн человек. За время войны в армию было призвано почти 15 млн человек, что составляло 37 % всех сил, мобилизованных странами Антанты. К концу 1916 г. протяженность русского Восточного фронта, упиравшегося своими флангами в Балтийское и Черное моря, достигала 1500 км. Он притягивал, по данным Ставки, 134 вражеские дивизии. На турецком фронте Россия сдерживала свыше половины турецкой армии. Под давлением союзников 4 особых бригады общей численностью до 45 тыс. человек находились во Франции и на Салоникском фронте. В Персии успешно действовал казачий корпус Баратова. Русская армия сыграла существенную роль в вооруженной борьбе держав Антанты с германским блоком. На Восточном фронте потери немецкой армии составили 1,7 млн убитыми, ранеными и пленными, а австро-венгерской — 2,6 млн. Боевые операции на Восточном фронте в 1915 г. обеспечили почти полуторагодовую передышку Франции и Англии, что позволило им провести значительное улучшение вооружений своих армий, их полное укомплектование и создать надежные укрепления. Однако к концу 1916 г. в результате больших людских потерь, сохранявшегося недостатка вооружений, а также распространения на фронте сведений о хозяйственном кризисе внутри страны, росте рабочего и оппозиционного движения, слухов об измене в верхах власти в русской армии росло брожение. Для солдатской массы цели войны оставались по-прежнему малопонятны и чужды. В офицерском корпусе недовольство усугублялось слишком частыми ошибками командования в подготовке и проведении военных операций.

§ 3. Организация работы тыла на вооружение и материально-техническое обеспечение армии. Изменения в промышленном потенциале страны

Политики начала XX в. не осознавали связи между экономическим базисом страны и уровнем ее вооружения. Русские экономисты даже считали, что аграрные страны проявят в годы войны большую хозяйственную устойчивость. М. И. Тутан-Барановский в этой связи писал: «В сельскохозяйственной стране война тяжело ложится на государственный бюджет, но переносится народным хозяйством с большей легкостью, чем в странах торгово-промышленного типа». Военное руководство России не верило в возможность длительной войны и на этом строило планы мобилизационных запасов.

В первые месяцы войны царское и правительства других воюющих государств не предпринимали мер к мобилизации хозяйства для удовлетворения потребностей армии в оружии и боевом снаряжении. Исключение составляла только Германия, где уже 9 августа 1914 г. был создан Центральный военно-промышленный совет. Мероприятия в России по преодолению вызванных войной нарушений в функционировании хозяйства, увеличению выпуска вооружения, по смягчению топливного и металлического голода, пресечению спекуляции хлебом носили разрозненный характер и свидетельствовали о сохранении прежних представлений о войне. Одним из первых стал вопрос о милитаризации труда на оборонных заводах. Военное ведомство предлагало лишить права перехода на другие заводы рабочих 22 казенных предприятий, отменить на них действующее рабочее законодательство и применять за небрежное выполнение работы или неявку на нее жесткие меры вплоть до тюремного заключения. Совет министров, утвердив 3 августа 1914 г. этот проект, решил повременить с его реализацией. Дальнейшие попытки военного министра возобновить его обсуждение не дали результата. 17 октября 1914 г. царь одобрил Положение «Об установлении надзора за деятельностью промышленных заведений, исполняющих заказы военного и морского ведомств», дозволявшее казне осуществлять реквизиции предприятий, принадлежащих им материалов и оборудования. Однако при этом не учреждалось органа, который бы следил за исполнением нового установления. Предпринимательские круги не проявляли заинтересованности в выработке плана мобилизации промышленности для работы на оборону. Они довольствовались полученными заказами и не осознавали ни масштабов предстоящих трудностей, ни грядущих колоссальных прибылей. Перепрофилирование охватило немногие предприятия, и еще меньшим было число строившихся заводов. Перешли на военное производство Люберецкий и Харьковский заводы сельскохозяйственных машин. Сократив выпуск паровозов и пароходов, Сормовский завод увеличил в 1915 г. производство артиллерийских снарядов в 140 раз к уровню 1913 г. Невский судостроительный превысил нормы изготовления 3-дюймовых снарядов за счет свертывания основного производства. Коломенский завод, прекратив постройку подводных лодок, занялся изготовлением артиллерийских снарядов. К лету 1915 г. закончилось сооружение шрапнельного завода Путиловского акционерного общества.

Традиционно действовали возникшие в начале войны общественные организации. Созданный в июле 1914 г. Земский союз помощи больным и раненым воинам (Земсоюз) занимался организацией лазаретов, госпиталей, формированием санитарных поездов, подготовкой для них медицинского персонала, закупкой санитарного снаряжения и лекарств. Им был открыт в Москве фармацевтический завод и налажено производство белья и теплой одежды. Если осенью 1914 г. лечебные заведения Земсоюза могли принять 60 тыс. больных, то в конце года — 155 тыс., а потом — свыше 170 тыс. С 1915 г. Союз принимает непосредственное участие в санитарном обслуживании фронта, создавая полевые госпитали (за 2 года через них прошло более 300 тыс. раненых), банно-прачечные отряды, починочные мастерские. Он участвовал также в организации мелкой промышленности, объединяя кустарей для производства обозного снаряжения, шанцевого инструмента, сапог и др. Деятельность Союза развивалась на основе взносов местных организаций, личных пожертвований и субсидий правительства. Всероссийский союз городов (Согор), возникший в августе 1914 г., занимался медико-санитарным обеспечением армии, борьбой с распространением эпидемий на фронте и в тылу. Большое внимание уделялось организации эвакуации: через Согор прошло 30 % всех беженцев. С зимы 1915 г. Союз участвует в решении продовольственной, топливной и транспортной проблем городской жизни. Для усиления позиций при распределении военных заказов в возникающих органах регулирования в июле 1915 г. создается объединенный Главный по снабжению армии комитет Всероссийских земского и городского союзов (Земгор). Однако участие этих организаций в производстве вооружений оказалось незначительным в отличие от их оппозиционно-политической деятельности.

Обнаружившийся серьезный недостаток в снарядах и винтовках привел к созданию при Главном артиллерийском управлении (ГАУ) в феврале 1915 г. Особой распорядительной комиссии по артиллерийской части во главе с великим князем Сергеем Михайловичем. Наиболее важным результатом ее деятельности явилось получение отсрочки от призыва для 12 тыс. квалифицированных рабочих. Прикомандированные к заводам инженеры налаживали снабжение предприятий сырьем и топливом. В целом Комиссия, оставаясь чисто бюрократическим учреждением, не выходила за рамки распределения снарядов и винтовок и не поднимала вопроса о расширения их производства.

В начале 1915 г. при ГАУ создаются Комиссии по заготовке взрывчатых веществ и по производству удушающих средств, позже объединившиеся в Химический комитет. Все они возглавлялись генералом В. Н. Ипатьевым. Условием, позволившим наладить производство взрывчатых веществ в годы войны, стали разработанные Ипатьевым новые технологии по получению сырья для их изготовления, которое ранее почти полностью привозилось из Германии. Химический комитет принял меры для развития отечественного производства кислот, поскольку эта отрасль испытывала трудности с импортом селитры, серного колчедана, усугубившиеся в 1915 г. оккупацией польских и прибалтийских губерний, где находилось большинство сернокислотных заводов.

Усиливавшийся снарядный голод, с которым не справлялась Артиллерийская комиссия, привел к созданию структур, занимавшихся непосредственно развитием производства. В апреле 1915 г. учреждается Организация уполномоченного ГАУ по заготовлению 3-дюймовых снарядов по французскому образцу во главе с генерал-майором С. Н. Ванковым для содействия заводам в их снабжении сырьем, топливом, рабочей силой и финансировании. Организация, используя французский опыт, помимо крупных (головных) заводов, привлекала мелкие предприятия, изготовлявшие при техническом содействии наблюдающих военных специалистов и инженеров отдельные части гранаты. Первый заказ ГАУ (апрель 1915 г.) составлял 1 млн трехдюймовых гранат, более 1 млн запальных стаканов и детонаторных трубок, второй (июнь 1915 г.) — 2,5 млн корпусов гранат. Такие же значительные масштабы имели последующие заказы.

К лету 1915 г. большинство крупных металлообрабатывающих и машиностроительных предприятий уже выполняли заказы ГАУ, поэтому новая организация мобилизовывала для работы на оборону неспециализированные средние и мелкие предприятия, общее число которых иногда достигало 500. Среди них были мельницы, винные склады, ремонтные мастерские текстильных фабрик, лаборатории учебных заведений, множество кустарных мастерских. Опытные инженеры и мастера Организации проводили обучение их кадров, последовательно внедряли технологическую дисциплину и стандартизацию производства, увеличили оборудование предприятий путем закупок и распределения реквизированного, внесли изменения в способы изготовления изделий, широко развивали внутреннюю кооперацию.

Мобилизация промышленности для работы на оборону и органы регулирования хозяйства. Уже с конца 1914 г. проявился машинный характер войны с громадными расходами оружия и особенно боеприпасов, с применением новых видов вооружения (танки, самолеты), требующих создания специальных производств. Эта война обусловила необходимость постоянного и в больших количествах пополнения численности армии, армейских запасов, предполагавших обеспечение жизнедеятельности тыла, организацию его работы на оборону. Все это привело к выдвижению особых мобилизационных и регулирующих задач в экономике. Учреждения, призванные решать вопросы обеспечения армии всем необходимым, выполняли распределительные и регулирующие функции в экономическом развитии всех воюющих стран. Их деятельность была ориентирована не на стихийный рынок, а на соответствующую государственную потребность. Война, разворачивавшаяся на больших пространствах России и одновременно приближавшаяся к ее историческому центру и столице, требовала мобилизации всех материальных ресурсов страны, прежде всего ее промышленности, а также людских резервов. В итоге сложившаяся система регулирования экономики и всей жизни воюющей державы отличалась громоздкостью, полифункциональностью, иерархичностью.

Глубина сложности возникших проблем начинает осознаваться думскими кругами, заинтересованными в победном завершении войны. Буржуазия, значительно усилившись экономически, желала воспользоваться трудностями правительства не только для решения политических задач. Предприниматели хотели получить выгодные казенные заказы, приносившие высокие прибыли. На фронт участились поездки председателя Государственной думы М. В. Родзянко и лидера октябристов А. И. Гучкова. Думские деятели и видные предприниматели предлагали с целью привлечения частной промышленности для работы на оборону создать орган из представителей военного министерства и промышленно-финансовых кругов. Такие идеи высказывались и в управлениях военного ведомства, лучше других знавших положение с производством вооружения и боеприпасов. В мае 1915 г. Родзянко, видный чиновник Министерства торговли и промышленности В. П. Литвинов-Шалинский, а также петербургские банкиры А. И. Вышнеградский и А. И. Путилов посетили Ставку и встретились с Николаем II. По их предложению, получившему высочайшее одобрение, учреждается так называемое майское Совещание. Оно получило право привлекать все частные заводы к производству снарядов, орудий, патронов и ружей, реквизировать заводские запасы и станки, испрашивать кредиты на оборудование новых заводов или расширение военного производства старых. В Совещание входили банкиры, промышленники, представители законодательных учреждений, военного ведомства и общественных организаций.

Накануне IX съезда представителей промышленности и торговли московские прогрессисты развернули кампанию за мобилизацию промышленности с участием организаций самой буржуазии. Открывшийся 27 мая съезд одобрил высказанную П. П. Рябушинским идею создания военно-промышленных комитетов (ВПК). С их помощью руководители московских торгово-промышленных кругов надеялись обеспечить регулирование экономики в интересах фронта и скоординировать политические усилия буржуазии. По всей стране развернулся массовый процесс создания областных и уездных ВПК, число которых достигало почти 300. Состоявшийся в июле 1915 г. I съезд военно-промышленных комитетов избрал председателем Центрального военно-промышленного комитета (ЦВПК) А. И. Гучкова, а его товарищем — А. И. Коновалова. Руководителями областных и губернских комитетов избирались лица, часто демонстрировавшие свою оппозиционность власти (П. П. Рябушинский, М. И. Терещенко). С созданием ВПК появилась общероссийская организация буржуазии, претендовавшая на руководство военно-экономической мобилизацией тыла страны. Однако утвержденное в августе 1915 г. Советом министров Положение о комитетах ограничило их деятельность лишь «содействием» делу снабжения армии и флота. В итоге комитеты занимались объединением для работы на оборону в основном мелких и средних предприятий, предприняв также сооружение новых фабричных заведений (более 100). Сумма заказов, в выполнении которых участвовали ВПК, составила около 200 млн руб.

Буржуазия была не удовлетворена начавшейся деятельностью «майского» Особого совещания, поскольку оно подчинялось Сухомлинову, против которого выступали думцы. В июле 1915 г. в Думу был внесен законопроект буржуазных фракций о создании вне старых исполнительных органов власти Главного управления по снабжению армии с назначением на должность его главы лица из членов Думы или Государственного совета. Представленный правительственный законопроект значительно расширял состав и функции Совещания, передавая ему вопросы снабжения предприятий и железных дорог топливом, а также общее руководство продовольственным делом. Именно этот проект, предлагавший в итоге создание четырех Особых совещаний, был принят Думой и Государственным советом. 17 августа 1915 г. царь подписал Манифест об учреждении Особых совещаний для обсуждения и объединения мероприятий: по обороне государства; по обеспечению топливом путей сообщения, государственных и общественных учреждений и предприятий, работающих для целей государственной обороны; по перевозке топлива, продовольствия и военных грузов; по продовольственному делу. Совещания подчинялись соответственно военному министру, министрам торговли и промышленности, путей сообщения и земледелия.

Среди Особых совещаний и других центральных учреждений по регулированию экономики выделялось Особое совещание для обсуждения и объединения мероприятий по обороне государства, или Особое совещание по обороне. Являясь высшим государственным установлением и подчиняясь только верховной власти, оно было призвано осуществить мобилизацию всей российской промышленности, организовать ее работу для обеспечения и улучшения снабжения армии. Особое совещание по обороне имело развитую систему своих органов в центре, на местах и за рубежом. Совещание по обороне отличалось от других органов своими задачами, функциями, предоставленными правами, составом своих членов. Только через военного министра осуществлялось (вплоть до конца января 1918 г.) расходование средств из специального военного фонда. Основным способом привлечения частной промышленности к выпуску предметов вооружения и общего материально-технического обеспечения фронта была широкая раздача казенных заказов, сопровождавшихся выдачей авансов, безвозвратных пособий, беспроцентных или с небольшим процентом ссуд. Поскольку заказы обычно предполагали реконструкцию, перепрофилирование старых предприятий, а часто и строительство новых промышленных объектов, то владельцам заведений предоставлялись валютные кредиты для закупки оборудования и необходимых материалов за границей. Такая практика выдачи заказов частным предприятиям для их развития была традиционна для Российского государства, но в годы войны она приняла необычайно большие масштабы. Полномочия других Особых совещаний были ограничены более узкими экономическими сферами.

Помимо Особых совещаний, в стране функционировали другие органы, связанные с регулированием работы тыла. Большую роль в мобилизации отраслей легкой промышленности сыграли комитеты, возникшие по инициативе предпринимательских организаций, при Министерстве торговли и промышленности — Главный комитет по кожевенным делам, Комитет по делам суконной промышленности, Комитет хлопкоснабжения, Льноджутовый комитет и др. Еще в 1915 г., характеризуя систему регулирующих органов в стране, журнал «Промышленность и торговля» писал: «Если взглянуть на вереницу учреждений общественных, правительственных и смешанных, местных и центральных, созданных у нас за время войны, то получится такой сложный лабиринт, в котором не всякий сразу сориентируется. Следовало бы, положительно, издать путеводитель по хозяйственным учреждениям, порожденным у нас войною, с указанием компетенции, круга деятельности и состава». Продолжавшееся, включая осень 1917 г., создание чрезвычайных органов было обусловлено и развитием кризисных явлений в различных сферах народного хозяйства.

Важным объективным фактором, который затруднял работу учреждений по регулированию промышленности, был характерный для них параллелизм функций, обусловленный неразграниченностью полномочий, нечеткостью определения задач деятельности, многоступенчатостью рассмотрения вопросов. Свойственная бюрократическому аппарату самодержавия длительность рассмотрения вопросов, неспешность принятия решений не изменились даже в условиях военного времени. Значительная часть органов регулирования экономики, создаваемых в России в годы Первой мировой войны, сочетала в своей деятельности принципы коллегиальности и единоначалия, что также мешало оперативному решению вопросов и порождало безответственность. Коллегиальное обсуждение имело в большинстве государственных органов предварительный характер, так как полнота власти в принятии решений сосредотачивалась в руках руководителя учреждения, личные качества которого имели большое значение. Так, например, необычайная результативность работы Химического комитета ГАУ обязана была техническим открытиям и организаторскому таланту его председателя — академика В. Н. Ипатьева. Деятельность Организации при уполномоченном ГАУ по производству 3-дюймовой шрапнели по французскому образцу отмечается в литературе как одна из самых успешных в годы Первой мировой войны. Ее руководитель генерал С. Н. Банков отличался высоким профессионализмом и несомненным предпринимательским талантом. Он был руководителем, не знавшим слова «не могу» и умевшим заставить забыть это слово своих подчиненных.

В ходе мобилизации промышленности для работы на оборону решалось множество вопросов, вызванных обстоятельствами военного времени. К их числу относилась эвакуация промышленных предприятий и восстановление их деятельности на новом месте. Эвакуация предполагала сохранение промышленного потенциала страны и квалифицированных кадров. Однако правительство не сразу озаботилось ее организацией, что привело к утрате большей части промышленного комплекса Польши. Наиболее организованно эвакуация проводилась во второй половине 1915 г. из Рижского промышленного центра, оказавшегося вблизи линии фронта. Основными регионами перемещения промышленности стали территории на восток от линии Москва— Харьков и Юг России (Екатеринослав, Донбасс). Особенно много предприятий и эвакуированных грузов сосредоточилось в Москве. Несмотря на ограничения, большое число заводов осело в Петрограде.

Решения, принятые в 1915 г., по отзыву с фронта части кадровых рабочих, закреплению на предприятиях оставшихся помогали сберечь достаточно узкий в России слой квалифицированных рабочих. Участие в изготовлении военной продукции, требующей высокой точности и умения, способствовало повышению квалификации российского рабочего класса, а создание предприятий новых отраслей — формированию таких групп, как самолетостроители, рабочие автомобильного производства, химики и др. Характерные черты квалификации индустриального труда (строгое соблюдение технологической дисциплины, параметров и качества основных изделий) получили заметное развитие в российской промышленности. Этому способствовала жесткая стандартизация продукции предприятий, контролировавшаяся военным ведомством и всеми организациями по мобилизации промышленности для работы на оборону. Регулирующие органы всячески поощряли, в частности выдачей премий, специализацию заводов, что повышало уровень технологической дисциплины и квалификацию рабочих.

Рост промышленного потенциала страны. Среди объективных факторов, которые значительно затрудняли работу промышленности на оборону, была общая технико-экономическая отсталость России, выражавшаяся в недостаточной развитости производственно-отраслевой структуры отечественной индустрии и соответственно высокой степени ее зависимости от импорта станков, оборудования, цветных металлов, качественных сталей, химического сырья и др. В этой связи уже с конца 1915 г. для органов регулирования промышленности выявилась необходимость, помимо мобилизации предприятий для работы на оборону, решать проблемы создания новых производств и даже отраслей промышленности, вести поиск компенсационных методов для налаживания и развития производства недостающего вооружения и боеприпасов для русской армии. Принимавшиеся Особым совещанием по обороне, отдельными управлениями военного министерства, другими Особыми совещаниями программы увеличения промышленного потенциала страны касались преимущественно отдельных отраслей или производств и даже в этих рамках не отличались комплексным подходом. Существенные недостатки имелись и в общих концепциях разрабатываемых программ. Их составители ориентировались лишь на постепенное наращивание промышленного потенциала, не пытаясь найти пути ускорения индустриализации страны. Недостаточное внимание со стороны органов регулирования уделялось проблемам развития отечественного станкостроения, топливно-энергетической базы и транспортной сети.

Важнейшим направлением деятельности многих регулирующих органов стало заводское строительство. Особенной интенсивностью в годы войны отличалось сооружение химических предприятий, инициированное технологическими разработками Комитета Ипатьева. Всего в 1914 г. в России действовало 7 заводов этих производств, включая один казенный. Развернувшееся с осени 1915 г. строительство бензольных предприятий позволило удвоить отечественное производство уже в 1916 г. Построенные к 1917 г. сернокислотные заводы обеспечили превышение довоенного уровня на 33 %. Общим итогом стало сооружение 34 заводов серной и азотной кислоты, 100 бензольных по производству тротила и толуола и 40 по выпуску удушающих средств.

В значительном строительстве казенных предприятий начальник ГАУ генерал А. А. Маниковский видел возможность ликвидации промышленной зависимости России от других стран. По его словам, это было важно после окончания войны, когда возрастет экономическая борьба: «Если мы не будем готовы к ней, то могучая техника, и наших друзей, и наших врагов, раздавит нашу все еще слабую технику». Его программа расширения казенного сектора российской индустрии предусматривала сооружение 37 предприятий. К концу 1916 г. было закончено 16 предприятий, а 21 — строилось, что означало удвоение общего числа казенных заведений, подчинявшихся ГАУ до войны. Недостатком программы Маниковского являлась непредусмотренность в ней постройки заводов новых производств и ограниченность сооружения предприятий в базовых отраслях тяжелой промышленности.

Первая мировая война показала возможности применения авиации на фронте. С середины 1915 г. начинается привлечение отечественных авиационных предприятий к работе для армии, сопровождавшееся выдачей заказов, ссуд, авансов, содействием в получении необходимых материалов и топлива. Особое внимание уделялось стандартизации производства введением запрета вносить изменения в конструкции аппаратов и моторов до окончания контракта. Значительную роль в налаживании работы отечественных предприятий на новых технологических основаниях сыграла авиационная комиссия Особого совещания по обороне. Выработанная ею программа предусматривала увеличение оборудования и реконструкцию действующих предприятий, а также сооружение новых. Благодаря казенным субсидиям, составившим 35 % всех расходов по строительству, в Таганроге был возведен завод Общества воздухоплавания «В. А. Лебедева». Предприятие, ориентированное на конвейерное производство, имело специальный цех, рассчитанный на сборку в двух потоках обычных аэропланов и гидросамолетов русских авиаконструкторов. В дальнейшем на его базе действовал один из крупнейших в СССР авиационных заводов им. Г. Димитрова. В годы войны в крупное авиационное предприятие превратился завод Общества «Дуке» Ю. А. Меллера, выпускавший, помимо велосипедов, 10–15 аппаратов в месяц. Получив большие контракты, сопровождавшиеся выдачей авансов, беспроцентных ссуд, разрешениями на приобретение земли в Москве для строительства, оно выстроило 2 новых производственных корпуса и ряд вспомогательных сооружений. В конце 1916–1917 гг. на предприятии было занято около 3 тыс. рабочих и выпускалось по 100 аппаратов в месяц. Впоследствии это было одно из ведущих авиационных предприятий СССР («Знамя труда»).

Значительно отставало в годы войны моторостроение из-за общей неразвитости отечественного машиностроения и отсутствия автомобильных заводов, которые в других странах стали основой авиамоторного производства. Огромные трудности в производстве двигателей создавали недостаток квалифицированных кадров как инженерно-технических, так и рабочих; неразвитость цветной металлургии, отсутствие производства качественных сталей, подшипников и т. д. В годы войны благодаря существенному финансированию казной значительно расширился первый в России специализированный моторный завод «Гном», принадлежавший французской фирме. Такая же политика проводилась в отношении французских заводов «Мотор» и «Сальмсон». Их потенциал использовался при создании советского авиамоторостроения. В 1927 г. в Москве они объединились в завод № 24. В годы Великой Отечественной войны на его основе возник Куйбышевский завод и завод № 45 в Москве (впоследствии — «Салют»). Общество «Русский Рено», возглавлявшееся французским предпринимателем П. Сико, обязалось по контракту с Главным военно-техническим управлением построить в Рыбинске, где оно сооружало автомобильный завод, моторный. Правление получило аванс в 1,6 млн руб. и валюту для покупки необходимого оборудования за границей. На базе этого предприятия впоследствии возник один из самых мощных и высокотехнологичных авиационных заводов СССР.

Государственная поддержка развития авиационной промышленности дала свои результаты. Перед войной в России было всего 10 авиационных заводов и мастерских. К началу 1917 г. в стране существовало 14 самолетостроительных предприятий, на которых было занято около 12 тыс. рабочих, и 4 авиамоторных завода, где трудилось около 3,5 тыс. рабочих. Суммарная средняя производительность аэроплановых заводов в конце 1916 г. составляла 200 аппаратов в месяц (довоенная норма — 40), а моторных — около 100 двигателей (против 10–15 до войны). Это позволило обеспечить в начале 1917 г. 80 % всех поставок самолетов и 30 % моторов с отечественных предприятий. Количество заводов, их техническое оборудование и производительность, число рабочих — все это свидетельствует о создании в России в годы Первой мировой войны самолетостроения и основ моторостроения.

Особое совещание по обороне целенаправленно способствовало развитию отечественного автомобилестроения. Перед войной наиболее успешный опыт налаживания собственного производства имел лишь Русско-Балтийский вагонный завод в Риге, создавший весьма совершенную для того времени конструкцию автомобиля «Руссо-Балт». Эвакуация предприятия привела к остановке производства. Военные круги России, как и других стран, не предвидели возможности использования автомобильного транспорта в военных условиях. В русской армии к началу войны было всего 400 грузовых и около 100 легковых и вспомогательных автомашин. Проведенная реквизиция позволила собрать более 4 тыс. автомобилей, в том числе около 500 грузовых. Основным способом пополнения автопарка стали заграничные заказы. Однако, как заявляло военное ведомство, союзнические страны сами нуждались в автотранспорте, поэтому распределение заказов вызывало сложности, как и последующая доставка машин в Россию и по России. С неизбежностью вставал вопрос о создании отечественного автомобилестроения, который получил положительное решение в Особом совещании по обороне. При финансовой поддержке государства предполагалось сооружение 5 частных автомобильных заводов и одного казенного. 26 февраля 1916 г. были заключены контракты с акционерными обществами Русско-Балтийского вагонного завода, «Аксай», «Русский Рено», «В. А. Лебедев» и Товариществом на паях Московского автомобильного завода («АМО»). Поставщики обязывались построить, оборудовать и пустить заводы в начале октября 1916 г. Государство взяло на себя большую часть расходов при сооружении частных заводов. В мае 1916 г. был подписан контракт с Британским инженерным обществом Сибири («Бекос»), которому передавался подряд на строительство, оборудование и первые 3 года эксплуатации казенного завода военных самоходов.

Внутренние хозяйственные трудности и особенно катастрофическая затяжка с выполнением зарубежных заказов на оборудование вызвали перенесение сроков пуска. Однако большинство предприятий, за исключением завода «Аксай», к концу 1917 г. было построено и в значительной мере оборудовано. Наиболее успешно шло сооружение «АМО», на котором уже с осени 1916 г. выполнялись авторемонтные работы. Завод был первоклассным производственным сооружением, рассчитанным на большую производительность. В середине 1920-х гг. на нем был освоен выпуск машин собственной конструкции. Коренным образом реконструированный и перестроенный в начале 1930-х гг., «ЗИС-ЗИЛ» в течение многих десятилетий достойно держал марку первенца отечественного автомобилестроения. Ярославский завод В. А. Лебедева производил авторемонт с осени 1916 г. С середины 1920-х гг. до 1958 г. он был ведущим предприятием советского тяжелого автомобилестроения. Строительство и автомобильного, и моторного заводов Обществом Русско-Балтийского вагонного завода в Москве, на Филях, не было завершено окончательно, как и их оборудование. В 1920-е гг. предприятие было сдано в концессию фирме «Юнкере», став впоследствии известным авиационным заводом им. М. В. Хруничева. После 1917 г. корпуса возведенного в подмосковных Подлипках казенного автомобильного завода использовались оборонными предприятиями, а в 1940-е гг. стали базой научно-производственного объединения С. П. Королева.

Государственно-монополистический капитализм. В процессе привлечения промышленности к работе на оборону неизбежно усиливалось обобществление производства, что способствовало развитию плановых начал в работе промышленности, росту предпринимательских организаций и монополистических объединений, формированию более тесных связей государственного аппарата и монополий. Хотя правительство декларировало борьбу с синдикатами и банками, но в реальности, чтобы решить проблемы обеспечения армии вооружением, предприятий металлами и топливом, приходилось использовать опыт монополий в области налаживания производственной кооперации и создания контрольно-распределительного аппарата. Не случайно, приступая к производству снарядов, С. Н. Банков прежде всего встретился с участниками «Продаметы» для согласования вопросов о возможном объеме поставок металла и ценах. Если по первому вопросу синдикат пошел навстречу новой организации, то вопрос о ценах был решен в пользу заводчиков. Комитету по делам металлургической промышленности, созданному для распределения металла по всем заводам и организациям, включая ВПК, Земсоюз и Согор, отдельные министерства, пришлось в налаживании этой работы использовать аппарат «Продаметы». Важнейшим следствием процесса государственного регулирования промышленной деятельности во время войны стало усиление монополизации отдельных отраслей и производств, рост и укрепление в них монополистических объединений. Государство, создавая такие структуры, как Организация Ванкова, осуществляло фактически принудительное синдицирование предприятий. Подобное объединение по изготовлению колючей проволоки было создано при инспекторе инженерной части Киевского военного округа (КВО). Привлечение частной промышленности к работе на оборону способствовало появлению монополистических объединений в кожевенной промышленности, укрепляло монополистические объединения текстильной промышленности, которым до войны были присущи рыхлость и слабая структурированность. Примечательно проявление объединительных тенденций в производствах, получивших свое развитие только в годы войны, как, например, коксо-бензольное, авиационное и автомобильное. В первом возникло монополистическое объединение, а два других учредил осенью 1916 г. Съезд представителей авиационной и автомобильной промышленности. Усиление государственно-монополистических тенденций придавало более законченный характер системе монополистического капитализма в России.

Обеспечение вооружением и боеприпасами русской армии к началу 1917 г. свидетельствовало об итогах деятельности органов регулирования промышленности. Потребность в стрелковом оружии на протяжении всей войны удовлетворялась за счет невероятного напряжения 3 казенных заводов (круглосуточная работа в 2–3 смены, увеличение общей численности рабочих к концу 1916 г. до 52 тыс.) и обращения к заграничным поставкам, на которые приходилось до 43,5 % всех винтовок. Рост отечественного производства только в 1916 г. начал приближаться к необходимому уровню, увеличившись по сравнению с 1914 г. почти в 10 раз. К сожалению, постройка двух новых казенных заводов не была завершена. На Тульском заводе производство пулеметов в 1917 г. увеличилось в 9 раз, но составляло только 40 % расчетной потребности Ставки. Попытка привлечь частные заводы к выпуску пулеметов не удалась из-за сложности производства, а строительство нового казенного завода в Коврове было сорвано по вине Датского оружейного синдиката, получившего подряд на его сооружение. Недокомплект ликвидировали с помощью заграничных заказов, поступавших крайне неудовлетворительно. Имевшиеся 3 патронных завода работали по 22 часа в сутки и 29 дней в месяц, постоянно увеличивая численность рабочих, но достичь максимума производительности не смогли. За время войны было произведено более 4 млрд патронов. Недостаток покрывался за счет заграничных заказов в США, Японии, Франции и Италии. Однако в Россию поступило немногим более 2 млрд патронов, что практически равнялось заказам, сделанным только в США.

Катастрофически низкий уровень выпуска полевых орудий в 1914 г. (405 ед.) увеличился в 1915 г. в 4 раза, а в 1916 г. вырос в 2,5 раза к показателю предыдущего года. Часть потребности в орудиях покрывалась из запасов. На протяжении всей войны русская армия отставала в обеспеченности тяжелой артиллерией. В 1915 г. при потребности, установленной для фронта в 3 тыс. орудий, на казенных Пермском и Обуховском заводах было изготовлено в 5,5 раза меньше. Успешной оказалась деятельность промышленности в изготовлении минометов и бомбометов, производство которых освоили частные заводы и предприятия ВПК. Общая потребность в орудийных патронах, определенная летом 1915 г. в 3 млн, требовала увеличения производства в 4–5 раз. Подключение к выполнению заказов на снаряды, помимо казенных, ведущих частных заводов не помогло, так как последние не сразу смогли освоить новое производство. Только широкая мобилизация более значительного числа заводов, произведенная Организацией С. Н. Ванкова, решила проблему. К концу 1915 г. производство снарядов увеличилось по сравнению с 1914 г. в 90 раз, а в 1916 г. — в 30 раз к объему 1915 г., почти достигнув цифры в 31 млн снарядов против 100 тыс. в 1914 г. Бурное развитие в годы войны химических производств позволило значительно увеличить выпуск взрывчатых веществ, который в 1916 г. вырос в 3,3 раза к уровню 1915 г. и продолжал расти в 1917 г. Менее успешным было положение с производством пороха на казенных заводах. Постройка в годы войны Тамбовского казенного и частного акционерного общества П. В. Барановского задержалась, поэтому 62 % потребности русской армии в порохе удовлетворялись за счет заграничных закупок.

Хотя к 1917 г. материально-техническое снабжение русской армии значительно улучшилось, но отставание по целому ряду показателей от противника и армий союзников сохранялось. Немцы по-прежнему имели преимущество в артиллерии, особенно тяжелой. К середине 1916 г. русские войска были хуже обеспечены по сравнению с французскими и английскими (из расчета на км фронта) полевой артиллерией почти в 5 раз, тяжелой артиллерией почти в 9 раз, пулеметами в 4,5 раза. По обеспеченности снарядами для тяжелой артиллерии Россия уступала союзническим армиям в 6 раз. Имея протяженность фронта вдвое больше, чем англо-французский, русская армия израсходовала в 4 раза меньше артиллерийских снарядов. Несмотря на значительные достижения отечественной научной и инженерной мысли в области авиации, русская армия была обеспечена самолетами в 4 раза меньше своих союзниц. Остававшийся значительным недостаток вооружения и снаряжения русской армии снижал ее боеспособность и во много раз увеличивал людские потери. В военных действиях страна потеряла около 4 млн солдат и 77 тыс. офицеров убитыми и ранеными, 2,3 млн — пропавшими без вести. От болезней умерло более 110 тыс. человек. Относительные потери России, не говоря об абсолютных, были значительно выше, чем у союзников. На тысячу человек английская армия потеряла 6 человек, французская — 59, а русская — 85.

§ 4. Влияние войны на экономику России. Развитие хозяйственного кризиса на рубеже 1916–1917 гг

Промышленность в годы войны. Первый год войны привел к потере Польши и части губерний западного края, что уменьшило общее число предприятий и отразилось на промышленном потенциале таких отраслей, как угольная, текстильная, металлообрабатывающая и химическая, имевших значительные объемы в этих регионах. В 1914 г. отмечался очень незначительный рост (менее 1 %) численности рабочих в отраслях, которых мобилизация коснулась в большей степени. Существенно воздействовали на состояние промышленности дезорганизация внутреннего товарооборота, нарушение режима работы транспорта, затруднившие регулярную доставку сырья и топлива. Сокращение экспорта больно ударило по лесной и рыбной промышленности, пушному промыслу, маслоделию. Промышленность страны остро ощущала недостаток станков и оборудования из-за снижения и усложнения их ввоза. Уменьшение импорта хлопка, кож, красителей и другого химического сырья осложняло работу текстильной, кожевенной и химической промышленности.

По неполным данным переписей 1918 и 1920 гг., охвативших большую часть губерний исторического центра страны и ее основных индустриальных регионов, закрытие и остановка заведений из-за недостатка топлива, сырья, оборудования, кадров были постоянной тенденцией в годы войны. Из почти 10 тыс. предприятий, учтенных переписью 1918 г., открылось в годы войны 12 %, а закрылось 23,5 %, т. е. практически в 2 раза больше. Особенно этот процесс коснулся мелких предприятий и отраслей, непосредственно не обслуживающих нужды фронта. Так, в пищевой промышленности доля закрытых заведений составила к концу войны более 38 %.

Повышение прироста всей промышленной продукции в 1916 г. на 21,5 % к уровню 1913 г. сменилось уже в 1917 г. его падением почти на 25 % к 1913 г. Основной чертой отечественной индустрии в годы войны стала огромная разница в динамике отдельных производств и отраслей промышленности. В одних происходил колоссальный рост производства. В химической промышленности оно увеличилось в 2,5 раза, в отрасли по обработке волокнистых веществ, включавшей фабрики по пошиву армейской одежды, — более чем в 3 раза. Одновременно существовали отрасли, где рост был минимальным или вовсе отсутствовал. К их числу относились базовые отрасли российской промышленности, в частности горнодобывающая, где заметно снизились натуральные объемы производства и слабо выраженным оказалось развитие в основных производящих районах, т. е. в Донбассе, Баку и на Урале. Рост добычи в новых центрах не играл решающей роли в обеспечении углем и нефтью промышленности, транспорта, поскольку Донбасс и Бакинский регион оставались основными поставщиками топлива. Общий уровень добычи нефти в 1916 г. был на 15 % ниже объема 1901 г. В динамично развивавшихся отраслях российской промышленности рост был характерен для производств, занятых выпуском оружия, боеприпасов, материального обеспечения армии. Так, в структуре химической промышленности на 250–300 % возросло производство сырья для изготовления пороха и взрывчатых веществ, тогда как в спичечном производстве неуклонно сокращалось число рабочих к уровню 1913 г., а ежегодное падение стоимости этого производства составляло в 1915 г. — 22 %, в 1916 г. — 23 %, в 1917 г. — уже 40 %. Несмотря на значительное в годы войны заводское строительство, снижались показатели развития цементного производства, относящегося к высокоиндустриальным отраслям российской промышленности. Число рабочих в 1917 г. уменьшилось к 1914 г. почти на 30 %, а валовая продукция и в стоимостном, и в натуральном исчислении — на 50 %.

Изготовление всех видов вооружения росло в гигантских размерах. Производство винтовок в августе 1916 г. поднялось по сравнению с началом войны на 1100 %, ружейных патронов — на 250 %. Производство пушек увеличилось в январе 1917 г. к уровню предыдущего года более чем на 1000 %, 76-мм снарядов — на 2000 %. Такой рост обеспечивался правительственными субсидиями, первоочередным отпуском сырья и топлива, бронированием рабочей силы и другими льготами в отношении оборонных предприятий. Именно развитие этих производств проявилось в увеличении (300 %) металлообрабатывающей промышленности, включая машиностроение. В то же время одно из наиболее развитых производств этой отрасли — сельскохозяйственное машиностроение — сократилось почти на 40 %. Разнохарактерность динамики развития отдельных отраслей и производств создавала неустойчивость отечественной промышленности, тем более что трудности переживали и отрасли, работавшие на оборону. В годы войны перешли на индустриальную основу две отрасли российской промышленности — кожевенно-обувная и производства одежды.

В период войны увеличилась общая численность пролетариата в России, что отражало рост производств с высокой занятостью рабочих (самолетостроительное, авторемонтное, фабричный пошив одежды и обуви и др.). Кроме того, недостаток технически более сложного и совершенного оборудования на российских предприятиях приводил к повышенной дифференциации производственных операций, что увеличивало занятость. Это отразилось на росте числа рабочих в металлообрабатывающей промышленности — на 67 %, включая металлургию. Однако снижалась численность рабочих в отраслях, не работающих на оборону: текстильной, деревообрабатывающей, бумажно-полиграфической, а также в строительстве и сельском хозяйстве. В годы войны возросла концентрация рабочих, чему отчасти способствовало закрытие массы мелких предприятий. К 1918 г. доля рабочих на предприятиях с числом занятых более 500 человек поднялась до 70 %, и увеличилось число крупнейших заводов. Всего имелось 250 предприятий с числом рабочих более 1000, из них 38 насчитывали свыше 10 тыс. человек. Две эти группы концентрировали более 58 % всего фабрично-заводского пролетариата. Наибольшее увеличение численности рабочих (почти в 6 раз) имело место на казенных военных предприятиях.

К началу 1917 г. рабочих крупной промышленности, железнодорожного и водного транспорта в России насчитывалось около 4,3 млн человек. Усилив темпы роста промышленного пролетариата, война оказала отрицательное влияние на его качественный состав. В первые месяцы на фронт было призвано 15–19 % всех рабочих, т. е. 20–25 % его мужского состава. По ориентировочным подсчетам, этот показатель составляет от 400 до 500 тыс. человек. При недостатке на заводах обученных рабочих кадров эти изъятия тяжело отразились на профессиональном составе пролетариата, увеличивая прослойку старших возрастов (свыше 40 лет). Нехватка рабочих восполнялась привлечением подростков и женщин, не прошедших должного обучения, что сказалось на понижении общего уровня квалификации рабочих и производительности труда. В ряде отраслей промышленности и в отдельных регионах, в частности Донецко-Криворожском, прибегали к использованию труда военнопленных. Война, особенно в связи с принятием решений об отсрочках для рабочих оборонных предприятий, вызвала значительный приток в промышленность выходцев из мелкобуржуазных и даже буржуазных слоев города и деревни.

Сельское хозяйство, которому экономисты предсказывали благоприятную перспективу, опасаясь только возникновения избытка аграрной продукции в связи с прекращением экспорта, испытывало массу трудностей с начала войны. Разрыв торговых связей с мировым рынком, куда вывозились русский хлеб, лен, конопля, масло и другие продукты, лишил сельское хозяйство важнейшего источника доходов. Одновременно сократился импорт машин и удобрений. Закрытие в годы войны многих сельских кузниц также понижало производственные возможности русской деревни. Ее производительные силы были подорваны реквизициями для армии 2,6 млн самых рослых и выносливых лошадей. Уже в 1916 г. военный министр отмечал, что трудно осуществлять пополнение «лошадей высших сортов» для артиллерии и кавалерии из-за недостатка их в крестьянских хозяйствах. Это существенно ослабило помещичьи хозяйства с величиной посевов до 250 десятин, которые часто обрабатывались крестьянами. Учитывая низкую степень механизации сельскохозяйственного труда, большой урон аграрному сектору нанес призыв в армию мужского населения. В европейских губерниях мобилизовали свыше 11 млн человек, или около 60 % взрослых мужчин, занятых в сельском хозяйстве. И крестьянские, и помещичьи хозяйства испытывали недостаток рабочих рук, что обусловило широкое использование женского и детского труда. В больших хозяйствах прибегали к труду военнопленных (около 640 тыс. человек в 1916 г.). Отмеченные факторы привели к уменьшению посевных площадей в Европейской России на 6,5 млн десятин, не считая убыли территорий, занятых неприятелем в 1915 г. Сокращение посевов продовольственных культур составляло 12 %, а кормовых (овес и ячмень) — 10 %. При этом для крестьянского хозяйства было характерно сокращение площади под кормовыми (12 %) и продовольственными (10 %) культурами. Особенно уменьшились посевы продовольственных культур в районах торгового зернового хозяйства — на Юге России и Северном Кавказе. В южных степных губерниях вся посевная площадь сократилась на 13 %, а под продовольственными хлебами — на 21 %. Этому способствовал обострившийся недостаток рабочих рук, вызванный уменьшением количества сезонных работников из центральных губерний и убылью местного крестьянского и казачьего населения, призванного на фронт. В помещичьих и крупных крестьянских хозяйствах возросли посевы овса для армейской конницы, поэтому сокращение площадей кормовых культур в них было невелико — всего на 3 %. Однако основным носителем этой тенденции стало помещичье хозяйство, в котором доля посевов под продовольственные культуры в 1916 г. понизилась до 62 %. При высокой товарности помещичьего хозяйства, определявшей состояние хлебного рынка в стране, это был опасный симптом. И все-таки главным регулятором зернового производства в России оставался природно-климатический фактор. Несмотря на негативное воздействие войны (недостаток капиталов, машин, удобрений, нехватка тяглового скота и рабочих рук), благоприятные погодные условия обеспечили в 1915 г. самый высокий урожай за десятилетие, а в 1916 г. — выше среднего за пятилетие.

Финансовое положение России с началом войны ухудшилось, так как происходил стремительный рост расходов казны. За первый месяц они составили столько же, сколько за год Русско-японской. Всего с августа 1914 г. до марта 1917 г. на военные и обыкновенные нужды было истрачено 39 млрд руб., в том числе на военные расходы — 30,5 млрд руб. Источниками финансирования стали выпуск бумажных денег, внутренние и внешние займы, увеличение налогового бремени населения. На 1 марта 1917 г. сумма бумажных денег в обращении достигла 10 млрд руб. (при золотом обеспечении только 1,5 млрд руб.). Если количество бумажных денег во Франции увеличилось на 100 %, в Германии — на 200 %, то в России — на 600 %. К началу 1917 г. рост дороговизны обгонял выпуск денежных знаков.

За время войны царское правительство выпустило 6 внутренних займов на сумму 8 млрд руб., которые с трудом распространялись среди населения, особенно среди трудящихся. Большую роль в покрытии военных расходов играли внешние займы, составившие к марту 1917 г. более 6 млрд руб. Главным кредитором России стала Англия, предоставившая царскому правительству 4,5 млрд руб. За ней следовала Франция — свыше 1 млрд руб. Небольшие займы на общую сумму 525 млн руб. предоставили России США, Япония и Италия. Средства займов расходовались на оплату заграничных заказов вооружения. Расходование средств осуществлялось под контролем английского и французского правительств. Особенно жесткую позицию занимала Англия, препятствовавшая использованию русской стороной заемных средств на закупки оборудования и станков. Невыгодной была предусмотренная в союзнических соглашениях посредническая роль Англии при размещении и оплате российских заказов в США. Не дожидаясь окончания войны, в счет предоставленных кредитов Россия доставила в Великобританию на 68 млн фунт, стерлингов золота, обязалась продать десятки тысяч пудов пшеницы, платины. В годы Первой мировой войны финансовая и общая экономическая зависимость России от своих партнеров по Антанте сильно возросла.

Если весной 1915 г. Россия переживала кризис вооружения армии, то в процессе наращивания военного производства она столкнулась с масштабным экономическим кризисом. Его факторами были ограниченность промышленно-экономического потенциала страны; отсталость российского сельского хозяйства; непродуманность принимаемых мер по милитаризации промышленности и регулированию экономики, резко нарушавшие соотношение разных секторов экономики. Важнейший недостаток деятельности органов военного регулирования состоял во всемерном сокращении производства изделий, шедших на нужды тыла, и в увеличении за счет этого выпуска продукции для удовлетворения чисто военных потребностей. Не было принято даже минимальных мер к расширению железнодорожной сети, таких базовых отраслей промышленности, как топливная и металлургическая. Развертывание военного производства шло за счет беспощадного расхищения основного капитала отечественной индустрии и транспорта, которые и так не отличались мощностью и высокоразвитостью.

Кризис железнодорожного транспорта в России в Первую мировую войну был предопределен недостаточным числом железнодорожных линий, учитывая пространства страны. Даже в европейской части показатель рельсовых путей на единицу площади был в 11 раз меньше, чем в Германии, и в 7 раз меньше, чем в Австро-Венгрии. Российская железнодорожная сеть отставала от мирового уровня по своим качественным характеристикам: слабая густота, низкая доля двухколейных дорог, недостаток усовершенствованного железнодорожного полотна, количества железнодорожных мостов с металлическими конструкциями. В результате снижения даже в годы промышленного подъема интенсивности развития паровозо- и вагоностроения накануне войны для нормального грузооборота русским дорогам не хватало 80 тыс. вагонов и 2 тыс. паровозов, а из имеющихся 25 % устарели и нуждались в замене. За период войны железнодорожное строительство и усовершенствование путей было крайне ограниченным. К осени 1917 г. построили чуть больше 3 тыс. верст новых линий, в том числе Мурманскую дорогу, соединившую порт с основной железнодорожной сетью страны, и проложили более 1 тыс. верст второй колеи, включая линию Архангельск — Вологда. Возникновение хозяйственного кризиса в стране во многом было вызвано нарушением деятельности железнодорожного транспорта. Необходимость обеспечить проведение мобилизации, доставку войск и вооружения в районы военных действий привела к решению о разделении железнодорожной сети на две части. Треть дорог передавалась в подчинение военному ведомству, дополнительно получившему свыше 21 тыс. вагонов и около 900 паровозов. Это резко снизило обеспеченность в подвижном составе второй части дорог, обслуживавших остальное пространство громадной страны. Грозные предвестники наступающего кризиса проявились в декабре 1914 г., когда из-за нарушения регулярности подвоза топлива на Юге России остановилось 13 доменных печей, а несвоевременное поступление хлопка затруднило работу московских текстильных предприятий.

В 1915 г. произошло полное расстройство железнодорожного транспорта. Оно было вызвано, во-первых, отступлением армии, сопровождавшимся перемещением военных складов, техники, массовой стихийной эвакуацией предприятий, людей из западных и юго-западных областей империи. Во-вторых, широкая мобилизация промышленности для работы на оборону вызвала усиленные перевозки топлива, сырья, продовольствия. Рост заводского строительства увеличил перевозки строительных материалов, оборудования, топлива. В итоге были нарушены все графики движения, что привело к снижению вывоза топлива, металла, продовольствия из производящих районов. В сентябре 1915 г. из Донбасса вывезли только 74 млн пудов угля, подвоз продуктов питания в Петроград уменьшился наполовину, а в Москву — на 2/3. Руководство дорог принимало меры для улучшения организации движения, что позволило к концу года увеличить на 30–40 % поступление продовольствия из Сибири, металла и топлива из Донецко-Криворожского района в центральные районы страны, особенно в столицы. Однако радикально изменить ситуацию не удавалось. К январю 1916 г. общее число невывезенных вагонов, из которых треть была первоочередными, увеличилось вдвое. Почти 600 станций пришлось закрыть для погрузки. Залежи на железных дорогах металла, топлива, оборудования, продовольствия, необходимых для промышленности и населения, в дальнейшем росли, достигая 25 % всех планируемых грузов. Коренное оздоровление железнодорожного транспорта требовало пополнения дорог рельсами и подвижным составом, убыль которого в ходе военных действий увеличивалась. Однако план производства рельсов, паровозов и вагонов срывался из-за нежелания заводчиков заниматься неприбыльными по сравнению с военными заказами.

Органы, на которые возлагалось обеспечение бесперебойной работы транспорта, перешли к регулированию перевозок важнейших грузов на основе соответствующих разрешений — «литеров». В 1916 г. стали составляться планы перевозок по отдельным грузам. Поскольку общего государственного плана всех перевозок не существовало, то сохранялся стихийный поток грузов. Кроме того, выдача литеров производилась нередко за взятки. Об этом М. В. Родзянко сообщал Николаю II в начале 1917 г. Он отмечал, что «развились крайние злоупотребления железнодорожных агентов, система сложного взяточничества, которая одна только действует сколько-нибудь удовлетворительно. В стране сложилась горькая поговорка, что лучше всего сейчас возить товары на литера Д (деньги)». К началу 1917 г. железнодорожный транспорт находился в глубочайшем кризисе, что пагубно сказывалось на общем состоянии страны и ее обороны. Генерал М. В. Алексеев писал царю: «В переживаемое время нет ни одной области государственной и общественной жизни, где бы не ощущались серьезные потрясения из-за неудовлетворения потребности в транспорте… В среднем заводы, работающие на оборону, удовлетворяются транспортом всего лишь на 50–60 % своей потребности… При таких условиях не только немыслимо увеличение производительности заводов, но придется сократить и теперешнюю работу».

Металлический и топливный голод. В связи с ростом производства вооружений увеличился спрос на металл. Уже в 1914 г. Ставка определяла ежемесячную потребность в снарядах в 2,5 раза больше, чем за все время Русско-японской войны. Для строительства укреплений в условиях позиционной войны были нужны миллионы пудов проволоки. Выпуск многих видов вооружения, их частей обусловили рост спроса на качественные стали и цветные металлы, производство которых в России или было крайне ограниченным, или вообще отсутствовало. О недостаточности уровня развития отечественной металлургии свидетельствует такое сравнение: количество металла на 1 бойца в русской армии составляло 5 кг в месяц, а в германской — в 20 раз больше. Рост выпуска металла на отдельных предприятиях не компенсировал систематического общего падения производства в отрасли в целом. Это приводило к увеличению разрыва между растущим спросом на металл и его реальным выпуском. Месячная производительность предприятий на рубеже 1915–1916 гг. составляла 16 млн пудов, а потребность — 26–27 млн пудов. В такой ситуации единственным выходом являлось строгое регламентирование потребления металла. С октября 1916 г. Комитет по делам металлургической промышленности Особого совещания по обороне наладил ежемесячную разверстку между министерствами и ведомствами всего металла, производившегося в стране и ввозимого из-за границы. Однако ему не удалось хоть сколько-нибудь стимулировать производство металла, которое продолжало катастрофически падать. Большинство заводов сокращало прокат металла из-за нехватки топлива и сырья, что приводило к использованию мощности действовавших предприятий примерно на 2/3. Уже в ноябре 1916 г. дефицит металла достиг 8 млн пудов, или 50 % производства внутри страны. Положение ухудшалось с каждым месяцем. Подобное развитие процесса свидетельствует о глубоком системном кризисе всей российской промышленности в годы Первой мировой войны.

Относительный упадок добычи топлива еще накануне войны изменил структуру топливного баланса страны, в котором доля дров увеличилась до 57 %, а минерального топлива снизилась до 41 %. Дефицит топлива сопровождался ростом цен на все его виды. В Москве розничная цена на дрова поднялась уже в 1912 г. на 70 %. Разрыв экономических связей с началом войны, блокада балтийских портов лишили российскую промышленность, в частности петроградскую, импортного топлива. Вскоре страна потеряла Домбровский угольный бассейн. Прекращение экспорта российской нефти лишь в малой степени закрывало брешь в топливном балансе. Наращивания объемов производства угля в Донецком бассейне удалось добиться в первые годы войны главным образом за счет роста численности рабочих. В 1916 г. добыча в Донбассе поднялась на 13 % и достигла почти 2 млрд пудов. Однако это не соответствовало растущим потребностям промышленности и транспорта. Только Петроградский район увеличил в годы войны потребление донецкого угля в 16 раз, продолжая испытывать недостаток в топливе порядка 20 %. Потребности в топливе Уральского, Одесского, Поволжского районов удовлетворялись и того меньше — чуть более 50 %. К трудностям увеличения добычи угля добавлялись сложности его доставки по железным дорогам, что еще больше снижало обеспеченность народного хозяйства топливом. Нефтедобыча увеличивалась в годы войны очень медленно, небольшой ее прирост (7 %) относительно низкого предвоенного уровня имел место только в 1916 г. На железных дорогах, горнозаводских предприятиях Урала, для отопления зданий во многих городах России увеличивалось потребление дров. В годы войны значительно расширилась добыча и использование торфа, особенно в ЦПР.

Регулирующие мероприятия ограничивались установлением предельных цен на топливо, планированием его перевозок и распределением между потребителями. Разработкой и реализацией этих мер, в том числе контролем за расходованием топлива, занимались различные органы. В марте 1915 г. был учрежден Комитет по распределению топлива во главе с министром путей сообщения С. В. Рухловым. Возникшие затем Особые совещания так распределили обязанности: Совещание по топливу занималось проблемами увеличения добычи топлива и его последующего распределения, а Совещание по перевозкам — вывозом угля по железным дорогам.

Острейший топливный кризис, во многом обусловленный плохим подвозом топлива, страна пережила в сентябре — декабре 1915 г. В декабре Петроградский район получил около 50 % топлива, Москва — 46 % угля и 57 % нефти. Положение стало выправляться только в первой половине 1916 г., что обеспечило более ровный темп работы промышленности. Однако с осени началось новое обострение топливного кризиса, который на этот раз был порожден не только трудностями перевозки топлива, но и снижением его добычи. К этому добавилось резкое увеличение потребностей промышленности, мобилизованной для работы на оборону. Минимальная ежемесячная потребность только в угле составляла 125–130 млн пудов, а общий его недогруз достигал 30 %. Особое совещание по обороне в феврале 1917 г. констатировало: «Положение дела снабжения заводов топливом подлежит признать критическим и внушающим серьезные опасения. Во всяком случае необходимо считаться с предстоящим сокращением деятельности или даже временным закрытием некоторых обслуживающих оборону заводов». Топливный кризис приобрел постоянный характер и был проявлением общего кризиса российской экономики.

Обострение продовольственного вопроса. В годы войны промышленное потребление зерна, особенно в связи с введением сухого закона, снизилось почти в 6 раз. Резко уменьшился экспорт зерна, составив в 1914–1916 гг. в среднем 26 млн пудов против довоенного ежегодного 665 млн пудов. Важным положительным фактором являлись высокие урожаи 1915 и 1916 гг., что, как считалось, позволяло удовлетворить потребности армии, несмотря на их семикратное увеличение к довоенному уровню в 1915/16 г. и почти шестикратное в 1916/17 г. На основании прежней российской традиции закупка продовольствия и в мирное, и в военное время осуществлялась силами отдельных воинских частей и подразделений, получавших от центральных ведомств соответствующие денежные средства. Никаких специальных запасов для армии и стратегических для страны в целом не создавалось. Однако масштабы войны и ее очевидная продолжительность заставляют правительство уже в 1915 г. переходить к систематическим закупкам продовольствия для армии. Этим занимаются сначала специальные органы при Министерстве земледелия, а с осени 1915 г. к ним присоединяется Особое совещание по продовольствию.

Общий сбор продовольственных и кормовых хлебов в России за 1914–1916 гг. составил 13,5 млрд пудов, из которого правительством было приобретено около 1,4 млрд пудов. В ходе закупок, проводившихся в 1915/16 г., государство изымает 50 % товарного зерна. Несмотря на принятые меры, уже с 1916 г. армия начинает испытывать недостаток в хлебе, мясе, жирах, сахаре и фураже. К этому времени наблюдалось сокращение зернового производства в помещичьем хозяйстве, которое вкупе с крупными крестьянскими хозяйствами производило до войны половину хлеба, а на рынок давало более 80 % товарного хлеба. Уменьшал количество продаваемого хлеба процесс натурализации крестьянского хозяйства в годы войны. Имело место и падение сбора хлебов, который в 1916 г. составил у крестьян 86 % довоенного уровня, а у помещиков — только 66 %. Масштабное изъятие товарного зерна на армейские нужды в сочетании с уменьшением товарности по зерну сокращало частную торговлю хлебом, что отрицательно сказывалось на положении городского населения. Известную опасность в динамике производства зерна представляла Нечерноземная полоса, где проявлялась тенденция его падения, что увеличило зависимость региона, особенно промышленных губерний, от ввоза зерна. Оценивая имеющиеся запасы хлеба, как товарного, так и для внутреннего потребления крестьянских семей, не следует преувеличивать их масштабы в годы войны. Необходимо помнить, что основная масса хлеба, потребляемого в деревне в мирное время, определялась низкой душевой нормой. В то же время армейские, особенно фронтовые, нормы были значительно выше ее. С увеличением численности рабочих росло потребление хлеба в промышленных центрах. Например, прирост пролетариата в такой аграрной области, как Среднечерноземная, составил в 1915 г. 50 % к уровню 1912 г. Все это определило значительность объема планируемой хлебной разверстки, установленной правительством в 1916 г., — свыше 771 млн пудов. Это было на 100 млн пудов выше довоенного экспорта.

Развитию продовольственного кризиса содействовали сокрытие излишков хлеба, нарушение его перевозок и плохая организация распределения. К июню 1916 г. значительное количество хлеба оказалось сосредоточенным прежде всего в банках, у крупных торговцев и мукомолов, а также помещиков и кулаков. Придерживало хлеб и крестьянство зерновых районов. Запасы крестьян Черноземья были в 4 раза больше, чем крестьян нечерноземных губерний. Малочисленное крестьянство 6 сибирских губерний имело хлеба столько же, сколько крестьяне 21 нечерноземной губернии. В этих условиях для налаживания продовольственного снабжения армии и тыла требовалось строгое регулирование цен, поддержка деревни, организация доставки продуктов питания в города, особенно индустриальные центры. То, что делалось в этой области, проводилось с большим опозданием или совсем не осуществлялось, как организация снабжения деревни промышленными товарами, городского населения продовольствием, регулирование цен и пр.

Особенно неудовлетворительно решалась проблема доставки продовольствия в связи с кризисом транспорта. Хлеб, скопившийся к 1917 г. в сибирских губерниях (640–670 млн пудов) практически не вывозился. Доставка зерна осложнялась постоянным ростом потребностей в нем. Только в нечерноземные губернии осенью 1916 г. надо было перевезти в 2,5 раза больше зерна, чем в предыдущий год. Между тем хлебные перевозки по железным дорогам неуклонно сокращались. В 1915 г. они составляли к уровню 1913 г. только 65 %. Попытки увеличить перевозки водным транспортом, в частности по Волге, не дали желаемого результата: после небольшого их увеличения в 1915 г. они сокращаются в следующем.

Осенью 1916 г. резко ухудшается состояние продовольственного обеспечения страны, в чем немалую роль сыграли частные банки, бравшие партии зерна и муки под залог и потом придерживавшие их. Попытки Особого совещания по продовольствию и Государственной думы установить контроль над банками были решительно пресечены министром финансов П. Л. Барком, что явилось своеобразным разрешением на спекулятивные хлебные операции. Все это приводило к распространению среди массы населения ненависти к алчности представителей торгового класса, начиная от деревенского лавочника и кончая владельцами хлебных фирм. В этих условиях попытки организовать продовольственную разверстку на уровне крестьянского двора в 31 губернии Европейской России закончились полным крахом. Волостные сходы только в 5 % селений дали свое согласие на участие в заготовке хлеба. Трудности хлебных заготовок на рубеже 1916–1917 гг. привели к снижению его поступления на фронт. В декабре— январе реальная доставка хлеба составляла от 50 до 33 % плановых норм. Из-за нехватки овса и сена происходил падеж лошадей. Нарушение подвоза хлеба и истощение его запасов было характерно для крупных городов, включая столичные. Даже в городах губерний, производящих зерно, зимой 1916/17 г. недоставало хлеба в лавках и на рынке, а городское население Нечерноземной полосы находилось на голодном пайке. Здесь все чаще случались перебои с хлебом и другими продовольственными товарами, повлекшие очереди и взвинчивание цен спекулянтами. Недостаток хлеба ощущался и на селе, особенно в северо-западных губерниях.

Довольно предсказуемым явлением, учитывая предвоенные годы, было снижение обеспеченности страны мясопродуктами. В урожайный предвоенный год общее производство мяса в России составляло около 200 млн пудов. Количество скота, которое приходилось на крестьянский двор, в центре Европейской России по переписи 1916 г. составляло всего одну единицу взрослого рогатого скота, или 1,5 — за вычетом бескоровных хозяйств. Поскольку помещичье хозяйство в 34 губерниях Европейской России (без Северного района, Прибалтики, Литвы и части Белоруссии) к 1917 г. было обеспечено продуктивным скотом меньше крестьянского (соответственно 6,6 и 55,8 голов на 100 десятин пашни), то оно могло выделить на рынок не более 200 тыс. голов крупного рогатого скота. Ни о каком избытке в этой ситуации говорить не приходится. Помещики имели 900 тыс. голов, из которых на рынок могло быть выделено не более 200 тыс. Сибирская деревня, располагавшая некоторыми ресурсами товарной продукции животноводства, была практически заблокирована транспортным кризисом. Между тем годовая потребность армии в мясе на рубеже 1916–1917 гг. определялась военным ведомством в пределах 53–55 млн пудов, или около 150 тыс. пудов в день. Годовая норма на одного солдата составляла 6 пудов. Однако основной фонд скота в Европейской России к этому времени сократился на 5–7 млн голов, что позволило поставить в армию в 1916 г. лишь немногим более 6 млн пудов мяса и 1,5 млн голов скота. Государство монополизировало снабжение мясом фронта и городов. В итоге поступление мяса на частный рынок в столице уменьшилось в 1916 г. в 4 раза по сравнению с 1915 г., а цена на него, включая большие города, уже в середине года поднялась на 200–220 % к уровню 1914 г.

В годы войны Россия переживала сахарный голод, вызванный сокращением производства сахара на 1/3 из-за уменьшения и гибели значительной части посевов свеклы. В 1916 г. в 70 губерниях империи вводятся карточки и твердые цены на сахар.

Развитие экономических процессов в России в годы Первой мировой войны показывает, что общая слабость промышленного потенциала страны, включая состояние железнодорожного транспорта, отсталость сельского хозяйства, недостаток финансовых средств даже в условиях принятия определенных мер по регулированию народного хозяйства не смогли предотвратить нарастание глубочайшего кризиса российской экономики. В начале 1917 г. все признаки надвигающейся хозяйственной катастрофы были налицо.

§ 5. Назревание революционного кризиса в России. Февральская революция 1917 г

Патриотический подъем, вызванный началом войны, в России не был таким всеобъемлющим, как в других воюющих государствах, что можно объяснить сохранением пропасти между «верхами» и «низами» российского общества и отсутствием приемлемой для его большинства идеологии, позволяющей сплотиться перед внешней угрозой. Особенно заметным подъем был в привилегированных, интеллигентских и городских слоях русского общества. В начале войны во многих городах страны прошли шествия под лозунгами «Все для войны!». «Все для победы!». В Петербурге состоялась манифестация перед Зимним дворцом. Воодушевление, охватившее дворянство и купечество, повлекло добровольный уход на фронт и участие в работе по помощи раненым.

В интеллигентской и, соответственно, политической среде идеи русского национализма распространялись еще в предвоенные годы. Старательно отмежевываясь от высказываний черносотенных идеологов, октябристы, прогрессисты, а также правые кадеты говорили о «здоровом» русском национализме. Россия, ее культура, основанная на идеях православия, противопоставлялась лютеранству и германской культуре, породившим идеологию милитаризма. В прессе особо развивалась тема славянской солидарности. Среди сторонников либерального патриотизма заметную роль играл П. Б. Струве, заявлявший: «Русский либерализм будет всегда осужден на слабость до тех пор, пока он не сознает себя именно русским». Большая часть кадетов, не разделяя этих идей, тем не менее выступала против германского милитаризма. П. Н. Милюков утверждал, что война со стороны России и ее союзников является борьбой «во имя уничтожения войны» и путем к «международной организации Европы». Свою ленту в распространение идей русского национализма внесли С. Н. Булгаков и В. В. Розанов, противопоставляя мировоззрение Святой Руси гибнущей европейской цивилизации. Н. А. Бердяев и С. Н. Трубецкой, отрицая избранность России, отстаивали идею возрождения в процессе войны православного сознания.

Определенную роль в росте патриотического воодушевления играла целенаправленная пропаганда государства. Одним из первых ее актов явилось переименование столицы в Петроград, совпавшее с публикацией сообщений о поражении русских войск в Польше. Негативная реакция на этот акт некоторой части представителей интеллигенции, рассматривавших «позорное переименование» как бестактную выходку, омрачающую «память о великом преобразователе России», свидетельствовала о хрупкости патриотического единства общества. Важно подчеркнуть, что с начала войны осуществлялся значительный выпуск плакатов, открыток, литературы патриотического содержания, в частности о фактах немецких зверств в прифронтовой полосе. Такое нагнетание эмоций провоцировало непредсказуемые действия участников патриотических манифестаций и шествий. Это привело в начале войны к разгрому магазинов иностранцев в столице и даже нападению на посольство Германии. В мае 1915 г. массовые погромы против немецких предпринимателей произошли в Москве, в ходе их уничтожались торговые заведения и конторы, которые принадлежали лицам с иностранными фамилиями.

На заседании Государственной думы 26 июля 1914 г. депутаты заявили об отказе от какой-либо борьбы с существующим политическим режимом. Дума единогласно, за исключением воздержавшихся социал-демократов, проголосовала за военные кредиты и обещала сплотиться вокруг «своего державного вождя, ведущего Россию на бой с врагами славянства». От имени оппозиции лидер кадетов П. Н. Милюков заявил о необходимости сделать все во имя «сохранения страны единой и нераздельной» и добиться разрешения «вековой национальной задачи: свободного выхода к морю». После демонстрации единения царя и народных избранников Дума была распущена. Надежды либеральных думцев, что их лояльность по отношению к власти каким-то образом будет вознаграждена, в очередной раз не оправдались. Депутаты большевистской фракции, занявшие антивоенную позицию, вскоре были осуждены и отправлены на вечное поселение в Сибирь.

Выдвинув лозунг «Война до победного конца!» и ведя целенаправленную антитевтонскую пропаганду, правительство и либеральная общественность в то же время мало заботились о систематическом разъяснении народу причин и целей войны в доступной и одновременно идеологически разработанной форме. Примечательна в этой связи неудавшаяся летом 1914 г. попытка группы петербургских интеллигентов во главе с бароном Н. Н. Врангелем начать издание под эгидой военного ведомства специальной фронтовой газеты для солдат. Инициаторы издания «Война за мир» не получили финансовой поддержки ни государства, ни частных лиц. Между тем уже 1 августа 1914 г. французское правительство решило издавать ежедневный военный бюллетень для войск, «находя необходимым принести сражающимся могущественное утешение, давая им возможность взвешивать значение их личных усилий в общем национальном напряжении».

В отличие от горожан жители русской деревни, которых война коснулась в первую очередь (массовая мобилизация, реквизиция лошадей, введение военных повинностей), не выразили особого патриотического подъема. Позже генерал А. И. Деникин вспоминал: «Народ подымался на войну покорно, но без всякого воодушевления и без ясного сознания необходимости великой жертвы». Война крестьянством чаще всего воспринималась как ссора русского царя с немецким, как необходимость защищаться, «ежели немец прет». Однако в Сибири, на Урале даже в первые недели войны имели место беспорядки новобранцев. В Барнаульском уезде призывники произвели массовые порубки леса на кабинетских землях, сожгли 2 канцелярии лесничества, разгромили несколько волостных правлений и магазинов. В самом Барнауле «многотысячная толпа запасных наступала на тюремный замок», а заградительный «вооруженный взвод солдат был смят». В ходе погромов на трех городских улицах было сожжено 32 здания, включая фабричные и банковские конторы, магазины, торговый пассаж и пакгаузы.

Вступая в войну в сложной ситуации, самодержавие надеялось задержать развитие революционного движения в стране, которое стремительно нарастало летом 1914 г. Власть не остановилась перед мобилизацией на фронт почти 40 % кадровых рабочих, хотя была хорошо осведомлена о недостатке в России квалифицированных кадров. Сам факт начала войны привел к резкому падению стачечной борьбы: в августе — декабре 1914 г. было только 68 забастовок. В первые недели войны были произведены массовые аресты деятелей леворадикальных партий, разгром многих легальных рабочих организаций, типографий, закрытие периодических изданий. Вопреки позиции лидеров II Интернационала о защите буржуазного отечества РСДРП(б) провозгласила отнюдь не бесспорный лозунг поражения царского правительства и превращения империалистической войны в войну гражданскую, т. е. против существующей власти и эксплуататорских классов, развязавших мировую бойню во имя собственной наживы. Развернувшаяся в прессе патриотическая пропаганда в поддержку власти, вполне понятно, захватила и рабочих, что затрудняло восприятие ими этих лозунгов. Однако затянувшаяся война принесла столько бедствий, страданий, гибель тысяч людей, что это привело к крушению первоначальных иллюзий.

Впервые в новейшей истории страны фронт проходил по значительной части территории России, вблизи ее исторического центра, что позволяло большей части населения ощутить дыхание войны. Особенно это относится к событиям 1915 г., когда началась эвакуация предприятий части населения Польши и ряда западных губерний. Совершенно не сопоставимая с прежними войнами численность русской армии потребовала мобилизации непосредственно на фронт и в тыловые части огромной массы людей. Армию необходимо было все время пополнять. Появление новых видов вооружения (пулеметы, минометы), таких способов ведения боя, как артподготовка, бомбежки, применение удушливых газов против армий противника, резко увеличили численность раненых и искалеченных. Военные тяготы усугублялись распространением и на фронте, и в тылу инфекционных заболеваний (дизентерия, сыпной тиф, «испанка»). Все это заставляло задуматься о смысле войны, ее целях и их соразмерности со страданиями огромных масс народа. К изменению прежних представлений приводили длительная окопная война и нахождение в плену значительной части военнослужащих.

В Первую мировую войну гораздо теснее проявилась связь фронта с тылом в силу географической близости театра военных действий и благодаря росту обмена информацией. Появление кинематографа позволяло, пусть и очень ограниченно, наблюдать то, что происходило на фронте. Ежедневная посещаемость российских кинотеатров в эти годы составляла около 2 млн человек. Ход военных действий, повседневная жизнь фронтов и тыла освещались на страницах периодической печати. В 1914–1916 гг. оживленная переписка фронта и тыла, что подтверждают регистрационные документы военной цензуры, позволяла судить о происходящих событиях по обе стороны фронта. Если о каких-то фактах не писали газеты, то об этом рассказывали раненые, приехавшие на лечение, представители общественных организаций, регулярно совершавшие поездки на фронт.

Политический кризис лета 1915 г. Взрыв общественного негодования после отступления русской армии весной — летом 1915 г. и обнаружившегося кризиса ее вооружения похоронил основанное на патриотизме единство общества и власти, положил начало неуклонному нарастанию социального недовольства в тылу, а затем брожению в армии. Объективной основой этого процесса явилось развитие хозяйственного кризиса. Он ставил под сомнение прежние успехи политики государства и одновременно оценивался как неспособность власти справиться с надвигавшейся катастрофой.

Весной 1915 г. либералы развертывают критику деятельности правительства и начинают кампанию за созыв Думы. Кризис вооружения заставил Николая II согласиться на участие представителей предпринимательских кругов и законодательных палат в «майском» Особом совещании. Для демонстрации совместной деятельности правительства и Думы Николай II был вынужден пойти на отставку министров, подвергавшихся наиболее резким нападкам со стороны либеральных фракций. Первой жертвой в июне 1915 г. стал ярый противник Думы и ставленник царя Н. А. Маклаков. На его место был назначен князь Н. Б. Щербатов, известный своими правыми взглядами. Кризис вооружения русской армии ставился в вину военному министру В. А. Сухомлинову. Кадеты отказывались посылать своих представителей в созданное Особое совещание, которое тот возглавлял. Отставке военного министра способствовали арест и затем казнь по обвинению в шпионаже в марте 1915 г. полковника С. Н. Мясоедова, с которым Сухомлинов и его жена поддерживали отношения. Эта отставка и назначение на должность военного министра генерала А. А. Поливанова выглядели двойной уступкой власти мнению думской оппозиции, так как он был кандидатурой октябристов и кадетов. По императорскому указу вместо И. Г. Щегловитого Министерство юстиции возглавил давний сотрудник и друг Горемыкина А. А. Хвостов, а Синод — московский предводитель дворянства А. Д. Самарин (вместо В. К. Саблера).

Июньские перемены в правительстве, начавшаяся мобилизация промышленности при участии предпринимателей, разрешение на создание военно-промышленных комитетов в очередной раз ввели либералов в заблуждение. Оппозиция наивно ожидала существенных изменений курса, надеясь, что правительство «готово лояльно и дружно работать с Государственной думой». Начало работы Думы, приуроченное к годовщине войны — 19 июля, декларация премьера и внесенные Советом министров законопроекты ее разочаровали. Объясняя отсутствие постановки общеполитических вопросов, Горемыкин прямо заявил, что теперь не время для их обсуждения, в чем его поддержали правые депутаты. Необходимость соединить усилия правящих классов для защиты монархии от угрозы военного поражения и революционных выступлений трудящихся заставляла умеренно правое большинство Думы пойти на некоторые уступки либеральным кругам. Выражением чего явилась принятая большинством Думы «формула перехода» с требованием правительства, пользующегося доверием. Однако законодательная программа кадетов, предлагавшая обсуждение законопроектов о мелкой земской единице, реформе городского и земского самоуправления, введении подоходного налога, а также законов о кооперативах и профсоюзах, была отвергнута правооктябристским большинством как слишком радикальная. После завершения подготовки закона об Особых совещаниях октябристы взяли курс на прекращение занятий Думы, что вызывало тревогу либеральной оппозиции в связи с появлением слухов о заключении сепаратного мира.

С целью создания более широкого оппозиционного блока внутри Думы в начале августа проходит серия параллельных совещаний депутатов, в которых принимали участие члены Государственного совета и, очевидно, закулисную роль играли отдельные министры. Достаточно быстро определились границы этого блока, получившего название Прогрессивного, — без крайне правых и без левых. Завершение его создания относится к середине августа 1915 г. Основными программными требованиями блока, в который вошло большинство буржуазно-помещичьих фракций Государственной думы и Государственного совета, были отставка правительства Горемыкина и создание «министерства доверия», опирающегося на Думу. В согласованной к 22 августа 1915 г. декларации поднимались и другие вопросы: обновление состава местных органов власти, прекращение преследований за веру, восстановление украинской и еврейской печати, разработка проекта автономии Польши, частичная амнистия политических заключенных и административно высланных, желательность восстановления профсоюзов и др. Однако даже такая умеренная программа представлялась правым и Николаю II вызовом власти, что провоцировалось и критикой деятельности правительства, развернувшейся на страницах оппозиционной печати. Газетная активность дополнялась заявлениями деловых кругов. В частности, П. П. Рябушинский говорил о необходимости «вступить на путь полного захвата в свои руки исполнительной и законодательной власти». Однако большинство деятелей Прогрессивного блока, включая кадетских лидеров, боялись брать на себя бремя власти.

Объединение в рамках Прогрессивного блока фракций от кадетов до националистов и превращение их в думское большинство ставило правительство перед дилеммой: пойти на соглашение с Думой или проявить твердость. Этот вопрос вызвал серьезные разногласия в Совете министров. Обнародование декларации блока показало, что сотрудничество правительства Горемыкина с Думой маловероятно. Разногласия в Совете министров были осложнены намерением Николая II принять на себя верховное командование. Неудачи русской армии на фронте, сетования правительства на вмешательство Ставки в дела гражданского управления вызвали естественное беспокойство монарха. Благоволение либеральных кругов к великому князю Николаю Николаевичу и одновременно нападки императрицы на него как врага Распутина ускорили решение Николая II возглавить Ставку. Сообщение испугало членов кабинета, сознававших, что, не обладая никакими военными талантами, император может при планировании армейских операций склоняться к мнению случайных лиц. Министров беспокоило, что отъезды царя из столицы нарушат нормальное управление страной и повлекут еще более активное вмешательство в дела со стороны императрицы. Горемыкин, как убежденный монархист, поддержал решение императора. Восемь министров подписали письмо на высочайшее имя с просьбой отказаться от этого шага, но Николай II не внял их советам. Приезд царя в Ставку совпал с известной стабилизацией фронта и наметившимся улучшением артиллерийского снабжения, что позволяло не очень считаться с мнением оппозиции. Активизировавшиеся правые на проходившем в августе Совете объединенного дворянства обвинили правительство в том, что оно излишне допускает «проявление инициативы управления со стороны общественных элементов». В результате 3 сентября 1915 г. последовал указ о прекращении занятий Думы до начала 1916 г. Либеральная оппозиция не решилась на какие-либо демонстрации по этому поводу и откровенно испугалась заявлений о поддержке Думы, сделанных в ходе отдельных рабочих забастовок.

Рабочее движение уже с февраля 1915 г. начинает оживляться, а в июне число бастующих достигает 180 тыс. Этому способствовал спад патриотических настроений в условиях поражения русской армии, а также рост дороговизны и спекуляции продуктами первой необходимости. Подъем рабочего движения начался в ЦПР. Московская, Костромская, Владимирская губернии дали летом 1915 г. 50 % всех стачек и 60 % стачечников. Текстильные предприятия региона мало привлекались к работе на оборону, что вызывало сокращение производства, понижение заработной платы при укороченном рабочем дне и рост безработицы, особенно среди мужчин. Цены на продовольствие поднялись на 40–60 %, а доходы рабочих понизились на 20 %. На этой почве в мае 1915 г. разразилась всеобщая забастовка в Иваново-Вознесенске. Требования повышения заработной платы, установления контроля за организацией распределения продуктов и справедливых цен бастующие направили губернатору. В первых числах июня началась объединенная забастовка ряда фабрик Костромы. Когда рабочие попробовали освободить арестованных зачинщиков, по ним открыли стрельбу, убив 12 человек, в том числе подростка. Это вызвало стачки протеста на других предприятиях города. Росту политических выступлений рабочих способствовало воссоздание в ЦПР большевистских организаций. Проведение массовых обысков и аресты обострили ситуацию. 10 августа остановили работу все крупные фабрики Иваново-Вознесенска. На митингах в центре города звучат антивоенные речи и распространяются листовки такого же содержания. Тысячная толпа рабочих при попытке освободить своих товарищей была обстреляна полицией и солдатами. Имелись убитые и раненые. Как отклик на иваново-вознесенские события, прошли забастовки в других губерниях ЦПР, в Петрограде, Харькове, Екатеринославе. В них участвовало более 40 тыс. человек. В сентябре 1915 г. по стране бастовало около 250 тыс. рабочих.

В рабочее движение втягивались и представители политически более отсталых слоев пролетариата, чему в известной степени способствовала легальная деятельность меньшевиков в Думе. Одновременно меньшевики и правые эсеры осенью 1915 г. начали кампанию по созданию рабочих групп в военно-промышленных комитетах. Рабочая группа ЦВПК, возглавляемая меньшевиком К. А. Гвоздевым и входившим в ее состав агентом охранки В. М. Абросимовым, не оправдала надежд ни деятелей либеральной оппозиции, ни властей. Члены группы, принимая участие в разбирательстве конфликтов рабочих и предпринимателей, настаивали, в частности, на выполнении требований рабочих о повышении заработной платы, о сокращении изнурительных ночных работ и др. Это вызывало недовольство предпринимателей и стимулировало рост рабочих выступлений. Разгром, закрытие и запрещение (в Петрограде — до окончания войны) властями профсоюзов вынуждали все более широкие слои рабочих включаться в политическую борьбу.

Начало 1916 г. ознаменовалось в Петрограде стачкой в память жертв 9 января, в которой участвовало около 100 тыс. рабочих. Экономические забастовки, связанные с нехваткой многих продуктов, инфляцией, развитием спекуляции и одновременно бесстыдным, часто выставляемым напоказ ростом доходов заводчиков, носили ярко выраженный антивоенный характер. Забастовка с участием 14 тыс. человек, вызванная отказом владельцев удовлетворить требования рабочих об увеличении заработной платы, прошла в январе — феврале 1916 г. в Николаеве на заводе «Наваль-Руссуд». Остановка в феврале Путиловского заводского гиганта, ежедневно отправлявшего на фронт целый железнодорожный состав со снарядами, артиллерией и другим военным снаряжением, производившего артиллерийские башни, железнодорожное оборудование, легкие суда для Балтийского флота, встревожила правительство. Уговоры депутатов-меньшевиков не помогли. На митинге 23 февраля была принята большевистская резолюция. Правление завода объявило локаут, а командующий Петроградским военным округом провел мобилизацию всех военнообязанных путиловцев. Вскоре завод был передан в казенное управление. События на Путиловском вызвали стачки солидарности на других предприятиях города. В конце апреля — начале мая забастовали 22 тыс. шахтеров и 3 тыс. металлистов Донбасса. Во второй половине мая начались забастовки на Никополь-Мариупольском, Луганском патронном, Петровском в Енакиево, Днепровско-Русского металлургического общества заводах и др. Рабочие требовали увеличения заработной платы, улучшения снабжения продуктами питания.

Осенью 1916 г. основные события в рабочем движении разворачиваются в Петрограде, где накал борьбы достигает большой силы. Как отмечалось в донесении начальника Петроградского охранного отделения, создавшееся тяжелое экономическое положение и политическое бесправие рабочих «заставляют рабочие массы, руководимые в своих действиях и симпатиях наиболее сознательными и уже революционизировавшимися элементами, резко отрицательно относиться к правительственной власти и протестовать всеми мерами и средствами против дальнейшего продолжения войны». Выступления рабочих были направлены на бойкотирование нового государственного займа, против растущей дороговизны, спекуляции и участившихся нарушений снабжения города топливом и продовольствием. В середине октября в столице проходят митинги и забастовки в ответ на призыв Петроградского комитета РСДРП большевиков развернуть борьбу против голода, войны и царского самодержавия. Движение росло быстро: 17 октября бастовало 27 тыс., а 20 октября — уже 75 тыс. Однако 21 октября забастовка была прекращена. Вскоре она возобновилась для защиты 19 кронштадтских матросов, которым по обвинению в принадлежности к большевистской партии угрожала смертная казнь. С 26 октября стачка солидарности охватила большинство крупных предприятий Петрограда. Рабочие не испугались объявления о локауте. 27 октября бастовало почти 80 тыс. человек, что заставило смягчить приговор матросам. 1 ноября стачка завершилась. Всеобщий локаут был отменен, но более тысячи активных забастовщиков было арестовано, около 1800 военнообязанных отправили на фронт.

Крестьянское движение в годы войны отличается многообразием форм активной и пассивной борьбы, ее социальной разнонаправленностью — против помещиков, кулаков, представителей государственной власти. Мобилизация значительной части мужчин деревни, осторожность запасных из-за угрозы отправки на фронт привели к заметному увеличению в массовых выступлениях женщин.

Вопреки ожиданиям властей в деревне довольно быстро усиливались социальные противоречия. В официальных сообщениях уже в конце 1914 г. подчеркивается, что «крестьянское население сосредоточенно ожидает окончания войны», что в нем живы воспоминания о событиях революции и что при выборах на общественные должности предпочтение отдается наиболее радикальным элементам, в том числе участникам «бунтовщического движения 1905–1906 годов». С началом войны усилилась борьба крестьян против помещиков. За вторую половину 1914 г. отмечено в 3 раза больше выступлений, чем за довоенный период. Крестьянство пасло скот на незасеянных помещичьих полях. Призванные в армию начинали массовые порубки в помещичьих лесах, чтобы обеспечить свои семьи дровами. Множество стычек на этой почве в 1915 г. было отмечено в Волынской, Подольской, Минской, Могилевской, Тамбовской и Нижегородской губерниях. Крестьянство не соглашалось с несправедливым распределением тягот войны между деревенским миром и помещиками. Усмирение достигалось только с помощью казаков и драгун.

В годы войны росло возмущение крестьянства увеличением налогов, а особенно введением новых. В частности, это вызвало сопротивление в губерниях, где учреждалось земство, так как земские сборы оказывались самыми большими. В Ставропольской губернии осенью 1914 г. дело доходило до вооруженных столкновений. Беспорядки, охватившие 7 селений Благодарненского уезда, были прекращены только с появлением вице-губернатора с казаками. В январе 1915 г. волнения на той же почве возобновились в селениях Ставропольского уезда. Отказ от уплаты земских сборов привел к принудительному при содействии конных полицейских и казачьих отрядов изъятию у крестьян скота на продажу. В донесениях за 1916 г. губернатор сообщал о продолжавшихся упорных отказах от платежа земских сборов. Против введения земства выступало крестьянство Оренбургской губернии. Усиливалась борьба против реквизиции лошадей, крупного рогатого скота, повозок, теплых вещей для армии. Недовольство вызывал неэквивалентный обмен: цена, например, за лошадь, которая выплачивалась крестьянину, была вдвое ниже рыночной. Высшее армейское руководство признавало недальновидность такой политики, так как реквизиции, «обеспечивая вполне интересы войск, не соблюдают вовсе экономических интересов населения, расшатывая, таким образом, в корне экономическую выносливость последнего, столь необходимую при ведении затяжной войны».

Одновременно с нарастанием в городах возмущения дороговизной и спекуляцией, нехваткой продуктов первой необходимости волнения распространяются и на деревню. Особенной решительностью и дерзостью отличались выступления против торговцев новобранцев, которые громили лавки на рынках и ярмарках, как это случилось в июне 1915 г. в Бобруйском уезде Минской губернии. В течение осени 1915 г. на Кубани возмущенные толпы крестьян, состоявшие преимущественно из женщин, не раз врывались в магазины и лавки, забирая припрятанные продукты. В 1916 г. подобное все чаще происходит в разных регионах страны, общее число таких случаев превысило 200. Особенно большой размах борьба против дороговизны и спекуляции приобрела в летние месяцы в юго-восточных губерниях, на Северном Кавказе и Юге России, испытывавших трудности из-за сокращения доставки в них промышленных товаров по железным дорогам. В одной только Кубанской области волнениями были охвачены 84 станицы. На Дону бунтовали 22 станицы и селения. Солдатки требовали от торговцев письменных обязательств производить продажи по довоенным ценам, а в случае отказов начинали разгром магазинов. В Ставропольской губернии, кроме волнений в 20 крупных селах, сильное возмущение охватило и ее центр, в результате в Ставрополе было объявлено осадное положение. Усмирение повсеместно производилось с применением военной силы и сопровождалось арестами организаторов.

В годы войны обострилась борьба основной массы крестьянства против зажиточной части верхушки деревни, особенно кулаков. Этому способствовали те льготы и послабления, которые кулаки получали от местной власти по выполнению повинностей и несению военных тягот. Кулачество, активно занимаясь торговлей и ростовщичеством, обогащалось в противоположность усиливавшемуся обнищанию значительной части середняков и бедняков. Возмущение крестьянства вызывали действия кулачества по расширению своих земельных владений. Воспользовавшись отсутствием в деревне большинства активного мужского населения, сельские богатеи при поддержке землеустроительных комиссий старались произвести выдел за счет лучших земель. Однако этому активно противодействовали солдатки. Поскольку отказ в выделении через приговоры сельских сходов не всегда принимался во внимание, то в годы войны получают распространение более острые формы борьбы. Так, в апреле 1915 г. в ходе противодействия отрубному выделению земель кулакам в одной из слобод на Сумщине произошло настоящее побоище между крестьянами и собравшимися представителями землеустроительной комиссии, земских властей, стражниками и прочими местными чинами. В итоге два кулака были убиты, полицейские побиты, дом волостного правления разгромлен. Для усмирения слободы, насчитывавшей до 18 тыс. жителей, прибыла специальная карательная команда. Волнения на подобной почве происходили в Нижегородской, Тамбовской и Казанской губерниях. В ходе них толпы крестьян сгоняли землемеров с полей, ликвидировали все межевые знаки, громили дома односельчан-укрепленцев и их промысловые предприятия. Нарастание борьбы против землеустроительных работ заставило Министерство земледелия разослать циркуляр, предупреждавший об осторожности проведения подобных работ и только после достигнутого соглашения. В ноябре 1916 г. правительство вообще отменило землеустроительные работы по выделу отрубов.

Резкое увеличение крестьянских выступлений в 1916 г. свидетельствовало о нарастании общего кризиса в стране. Эти процессы в центральных регионах страны дополнило вспыхнувшее в июле 1916 г. восстание народов Средней Азии и Казахстана в ответ на военные поборы и реквизиции.

Ситуация в «верхах» и либеральная оппозиция в конце 1915 — начале 1917 года. По мере продолжения войны, развития хозяйственного кризиса, роста рабочих и крестьянских выступлений развивался конфликт внутри правящих кругов. Важным его фактором были отношения императора с различными структурами власти, что во многом определяло всю социально-политическую ситуацию в стране. Усилившаяся с лета 1915 г. критика отдельных министров и премьеров вынуждает императора прибегать к их частой смене. Назначения производились под давлением то либеральной, то правой оппозиции, по настоянию царицы или дворцового окружения. Значительную роль играли изменения представлений самого Николая II об отдельных лицах. С осени 1916 г. отставки в правительстве стали такими частыми, что именовались не иначе как «министерская чехарда».

При очередных переменах на вновь назначенных премьера или даже отдельных министров возлагались надежды по коренному изменению ситуации. Именно таким было отношение к А. Н. Хвостову, возглавившему МВД в сентябре 1915 г. и содействовавшему привлечению в правительство лиц крайне правых взглядов. Возвращается на службу мастер политического сыска и провокаций С. П. Белецкий, став товарищем нового министра. Его свойственник А. Н. Волжин, бывший директором Департамента МВД, возглавляет Синод. Вместо отправленного в отставку министра земледелия А. В. Кривошеина назначается крупный самарский землевладелец А. Н. Наумов, а министра путей сообщения А. Ф. Трепова сменяет С. В. Рухлов. Для улучшения продовольственного снабжения населения Хвостов вводит контроль подвоза продуктов к городам и стимулирует создание под эгидой местных органов МВД потребительских обществ. Последнее вызвало недовольство тех общественных организаций, в частности кооперативов, которые уже функционировали в этой области. Проводившиеся внезапные налеты на железнодорожные станции для выявления невывезенных грузов раздражали Министерство путей сообщения. Надеясь получить пост премьера, Хвостов действовал через Распутина, но одновременно хотел скрыть свои связи с ним и даже удалить его из столицы. Такая двойная игра насторожила «старца», и в марте 1916 г. императрица добилась отставки Хвостова.

В условиях постоянной критики либералами Горемыкина 20 января 1916 г. главой кабинета назначается Б. В. Штюрмер, бывший новгородским и ярославским губернатором, директором Департамента общих дел МВД. Он стал заметной фигурой в предвоенные годы, создав политический салон и установив дружбу с Распутиным. Отставка Горемыкина воспринималась как примирительный жест власти в отношении думских оппонентов. Прибытие 9 февраля на открытие заседаний Государственной думы императора, впервые посетившего Думу и даже выступившего с краткой речью, оценивалось как дополнительное проявление «благожелательности» власти к обществу. Однако в декларации Штюрмера было заявлено, что правительство не намерено обсуждать выдвинутые Прогрессивным блоком законопроекты, что разочаровало кадетов и прогрессистов. Вскоре Штюрмер принимает меры к ограничению деятельности военно-промышленных комитетов. Однако усилия воспрепятствовать раздаче оборонных заказов общественным организациям не имели под собой материальных оснований. Как заявил новый военный министр Д. С. Шуваев, армия без этих поставок обойтись не сможет. В июне 1916 г. усиление экономического кризиса поторопило правительство с роспуском Думы.

Нараставшая в стране нестабильность тревожила не только правительство, но и армейское командование. 15 июня М. В. Алексеев в докладе на имя Николая II предложил ввести должность полномочного лица, «которое возможно было бы именовать верховным министром государственной обороны», стоявшего над всеми государственными и общественными учреждениями и подчинявшегося только императору. Речь, по существу, шла об установлении диктатуры для предотвращения социальных конфликтов. Но проект Алексеева был отвергнут. Постановка этих вопросов совпала с очередной реорганизацией кабинета. Штюрмер, уже занимавший пост министра внутренних дел после отставки Хвостова, одновременно становится министром иностранных дел после удаления англофила С. Д. Сазонова. Для достижения большей однородности правительства и ужесточения его курса в него вводятся представители правых. Министром земледелия назначается председатель Совета объединенного дворянства А. А. Бобринский. Смещенный ранее за отказ на просьбу царицы и Распутина освободить из-под ареста В. А. Сухомлинова А. А. Хвостов становится министром внутренних дел, а его должность министра юстиции занимает А. А. Макаров. В течение августа — начале сентября 1916 г. проблема установления твердых цен на хлеб выявила прямое противодействие отдельных министров решениям друг друга. В этой ситуации военный министр властью председателя Особого совещания по обороне созывает 8 сентября совместное с Совещанием по продовольствию заседание и добивается понижения уровня твердых цен. На следующий день Совет министров их вновь повышает, но не до прежнего уровня. Такие действия свидетельствовали о разладе системы государственного управления, отдельные звенья которой отражали не столько общегосударственные, сколько корпоративные интересы определенных социальных групп. Попытка создать очередное сильное правительство опять обернулась полным крахом. Поиск очередного кандидата на роль спасителя страны привел к выдвижению А. Д. Протопопова.

Симбирский помещик и предприниматель, пользовавшийся доверием крупных банкиров, Протопопов в Думе принадлежал к левому флангу октябристов. Усиленно выдвигавшие Протопопова октябристы проглядели его давние связи с Распутиным. Еще 18 сентября 1916 г. Протопопов был назначен управляющим МВД. Очень скоро его действия вызвали недовольство большей части Прогрессивного блока, особенно передача продовольственного дела в МВД, что означало отстранение общественных организаций военного времени и земств. Настроение либеральной оппозиции было настолько негативным, что Протопопов, уже добившись у Николая II согласия по этому вопросу, в последний момент решил отсрочить его реализацию. Проявленная им слабость вызвала недовольство Распутина и императрицы, которые в очередной раз ошиблись с «диктатором».

Готовясь к открытию 31 октября 1916 г. сессии Государственной думы, Штюрмер не исключал ее скорого роспуска. Его опасения подтвердились: каждый день работы Думы проходил под знаком критики деятельности правительства, особенно премьера и Протопопова. Одновременно на Николая II увеличилось давление членов императорского дома, высказывавшихся за удаление Распутина, прекращение вмешательства императрицы в дела государственного управления и создание «ответственного министерства» (перед Думой), чтобы «предотвратить общую катастрофу». Итогом явилась отставка 9 ноября Штюрмера и назначение председателем Совета министров к неудовольствию императрицы А. Ф. Трепова.

В последние месяцы самодержавия в правящих верхах выявились две линии политики. Первая предполагала проведение курса при полном игнорировании общественного мнения и думской оппозиции, роспуск Думы без указания срока нового созыва, возможное ее преобразование в законосовещательный орган, введение осадного положения в столицах и др. Вторая, которой придерживались лица из императорской фамилии и ряд сановников, включая нового премьера, имела целью раскол Прогрессивного блока и формирование нового правооктябристского большинства, но без крайне правых. При выступлении премьера с декларацией в Думе Прогрессивный блок заявил, что не намерен свергать правительство, но высказался за отставку Протопопова и ликвидацию влияния «темных сил». Эти требования поддержал В. М. Пуришкевич, заявив, что «все зло идет от тех темных сил… которые возглавляются Гришкой Распутиным».

Дело в том, что в течение 1916 г. императорская чета и ее ближайшее окружение подвергались все более резким нападкам за связи со «старцем». Распутин довольно умело создавал видимость своей необычной власти, погрязнув в основном в пьянстве и разгуле, что тоже не прибавляло авторитета самодержавию и с чем пытались бороться еще Столыпин и Коковцов. Характер газетных публикаций на эту тему приобретает все более скандальный оттенок. К либеральному хору присоединяются возмущенные голоса представителей крайне правых, черносотенных кругов. Обсуждение похождений Распутина, его реальной и мнимой роли в государственных делах на страницах печати, в Думе, на собраниях корпоративных организаций приводит к дискредитации царской семьи, от которой отворачивается самая надежная опора самодержавия — поместное дворянство. XII съезд уполномоченных дворянских обществ (конец 1916 г.) потребовал устранения от государственных дел «темных сил» и создания правительства, способного к совместной работе с законодательными учреждениями. Эта тема поднимается в различных адресах правонационалистических организаций на имя Николая II. Нахождение Распутина при дворе вызывает возмущение в армии, в том числе в высших армейских кругах. Выражением накопившегося недовольства стал заговор против «старца» правых и представителей высшего света. 16 декабря 1916 г. Г. Распутин был убит при участии одного из самых известных лидеров думских черносотенцев В. М. Пуришкевича, великого князя Дмитрия Павловича и князя Ф. Ф. Юсупова. Однако убийство не столько повергло в глубокий траур царя и особенно царицу, сколько вызвало с их стороны ожесточение и озлобление против правых и членов императорской фамилии, поддерживавших и оправдывавших заговорщиков. Императорская чета, все больше утрачивая чувство реальности и наивно надеясь на сохранение давних патриархальных представлений о самодержавии в народе и армии, видит своего главного врага в Думе. В то же время царь не решился на суровое наказание убийц. Пуришкевич успел уехать на фронт и не был тронут. Юсупова выслали в его имение, а великого князя Дмитрия Павловича отправили в действующую армию в Персию. Среди великих князей, очевидно, продолжались разговоры об устранении влияния на императора Александры Федоровны, предпринимались попытки составления новых коллективных писем, возможно, даже велись разговоры о заговоре. Однако, как вспоминали потом современники, последнее порождало еще больший страх перед надвигающейся катастрофой, лишая заговорщиков остатков решимости.

В конце 1916 — начале 1917 г. император производит новые изменения в правительстве, демонстрируя свое несогласие с Думой. Протопопов не отправляется в отставку, а утверждается в должности министра, министр юстиции реакционер А. А. Макаров заменяется распутинским ставленником Н. А. Добровольским. Д. С. Шуваева сменяет генерал М. А. Беляев, прозванный «мертвая голова» и вскоре вступивший в конфликт с Особым совещанием по обороне. 27 декабря после 5 недель пребывания в должности Трепов отправляется в отставку вместе с министром народного просвещения Игнатьевым, на чем ранее настаивали правые. Председателем Совета министров назначается Н. Д. Голицын, очевидный протеже императрицы и известный гонитель либералов. В начале января, отложив сессию Думы, провели изменения в составе Государственного совета. Пост председателя занимает И. Г. Щегловитов вместо «недостаточно твердого» А. Н. Куломзина. На вакансии выведенных членов Совета разной партийной ориентации были назначены исключительно правые деятели. Очевидным просчетом власти было представление о незначительности оппозиционных сил (как замечал Протопопов, их всего человек 300) и уверенность в том, что «в низших слоях… совершенно патриархальный взгляд на дело» (Н. А. Маклаков).

До самого момента революционного взрыва либералы надеялись решить все вопросы через Государственную думу и ввести в рамки стихийный процесс народного возмущения. Лидеры Прогрессивного блока отваживались только на громогласные думские речи, критикуя нелепости правительственной политики и вопрошая, что это — «глупость или измена?». В то же время ухудшение общего экономического положения в стране, бедствия значительной части населения вызывали радикализацию левого фланга либеральной оппозиции. Этому способствовало систематически проводившееся в течение 1916 г. правительством и различными местными властями наступление на общественные организации, где были широко представлены демократически настроенные группы интеллигенции. Запрещение проведения съездов Земсоюза и Горсоюза, предпринятое властями в декабре 1916 г., аресты членов Рабочей группы ЦВПК в конце января 1917 г. еще больше обостряли ситуацию. Однако необычайно усилившись в годы войны экономически и вплотную приблизившись к власти через разветвленную систему органов регулирования экономики, российская буржуазия по-прежнему сохраняла свою нерешительность и немедленно отступала после очередного окрика самодержца или его министров. Больше всего ее страшило повторение революции 1905–1907 гг.

В начале 1917 г. правительство и Николай II готовят очередной разгон Государственной думы и роспуск ряда буржуазных организаций. В обществе усиливаются слухи о подготовке в «верхах» сепаратного мира. Все это настораживает либеральную оппозицию. В буржуазных и в дворянских кругах ведутся разговоры о дворцовом перевороте, в которых, вероятно, участвовало и высшее армейское командование. Такое поведение военных косвенно отражало те существенные изменения, которые произошли в вооруженных силах в 1914–1916 гг. Офицерский корпус армии, позволявший определять ее как преимущественно дворянскую, царскую, был практически уничтожен в первый год войны. Исключение составлял высший командный состав, хотя и здесь усиливалось размывание. К началу 1917 г. часть офицерства состояла из представителей демократической интеллигенции, а низшие чины пополнялись выходцами из мещан и даже крестьян, что меняло социальный состав армии и ее настроения. Распуская слухи о перевороте и, возможно, подготавливая его, лидеры либеральной оппозиции стремились добиться от царя новых уступок. Однако объективно такие действия свидетельствовали о переходе российской буржуазии в антиправительственный лагерь. Это усиливало единый поток социальных сил, стремившийся свергнуть самодержавие.

Война, вызывая страдания и бедствия трудящихся, явилась могучим ускорителем революционного взрыва в России. Начавшийся 1917 г. усилил в массе населения недовольство неспособностью власти решить проблемы, вызванные войной и хозяйственной разрухой. Деревня устала ждать возвращения основных работников, роптала из-за продолжавшихся реквизиций лошадей, частично продовольствия, с тревогой прислушивалась к слухам о хлебной разверстке. Помещики не могли компенсировать свои потери в скоте, рабочих руках, прекращении хлебного экспорта. Заводчики, предприятия которых работали на оборону, были недовольны ростом топливного и металлического голода, острой нехваткой квалифицированных кадров, что не позволяло работать на полную мощность и извлекать максимальные прибыли. Многочисленные владельцы мелких и средних предприятий, особенно не занятых работой на оборону, испытывали эти трудности еще в большей степени и были вынуждены закрывать предприятия или сокращать производство. Рост дороговизны с одновременным исчезновением или сокращением продажи необходимых товаров (керосин, мыло, спички, ткани) и продуктов питания (хлеб, сахар, мясо, масло) в городах, фабрично-заводских селах, станционных и заводских поселках вызывали повсеместно очереди, столкновения с торговцами, владельцами магазинов и пр. Волнения рабочих, особенно женщин, вспыхивали в разных губерниях. Солдаты, преимущественно крестьянская масса, не сознавая целей и смысла войны, психологически измотанные длительной окопной жизнью, мечтали о скорейшем возвращении домой, к своему хозяйству, которое, как это было известно из писем, приходило в упадок. Офицерство, в том числе высшее, было недовольно бездарным осуществлением военных операций. Критическое настроение армейской массы подогревалось слухами об измене при дворе. С конца 1916 г. участились случаи братания с противником, отказы воинских частей выполнять приказы. Леворадикальные партии продолжали вести систематическую агитацию и пропаганду за свержение самодержавия, против войны, за организацию в условиях экономического кризиса контроля и распределения в производстве и потреблении. 9 января 1917 г. по всей стране прокатилась волна политических стачек и демонстраций по случаю 12-й годовщины Кровавого воскресенья. В Петрограде в ней участвовало до 200 тыс. человек. В феврале общее число бастующих перевалило за 400 тыс., из которых 96 % выступали с политическими требованиями.

Свержение самодержавия. 17 февраля началась забастовка в одной из мастерских Путиловского завода, вскоре охватившая все предприятие, которое к этому времени перешло в казенное управление. 22 февраля администрация объявила о закрытии завода, что еще больше накалило обстановку. Путиловцев поддержали рабочие других питерских предприятий, вышедшие 23 февраля на многотысячную демонстрацию под лозунгами «Долой войну!», «Долой самодержавие!», «Хлеба!». В последующие дни февраля стачки и демонстрации делались все настойчивее и упорнее. 25 февраля в городе не работало уже ни одно предприятие. Большевики усилили агитацию среди солдат петроградского гарнизона, добиваясь их перехода на сторону восставшего народа. Первоначальные события не насторожили правительство. Николай II, уехавший в Ставку 22 февраля, в ответ на сообщения о волнениях в Петрограде распорядился: «Повелеваю завтра же прекратить в столице беспорядки». Только вечером 25 февраля Совет министров заслушал вопрос о положении дел в столице, по-прежнему рассматривая их как подстрекательство со стороны Думы. Принятое решение о применении оружия против демонстрантов опоздало. Происходившие днем 26 февраля столкновения демонстрантов с полицией и войсками к вечеру завершились первыми переходами армейских частей на сторону восставших. Правительство было в полной растерянности, обнаружив ненадежность войск. В Ставку пошли тревожные телеграммы. В спешном порядке на Северо-Западном фронте формируется карательный корпус генерала Н. И. Иванова, который не смог пробиться к столице. В Петрограде было объявлено осадное положение, однако утром 27 февраля армия переходит на сторону народа. 28 февраля революция в Петрограде победила окончательно. Царское правительство было арестовано.

Победа революции в столице явилась сигналом к выступлениям по всей стране. Столь быстрый успех революционного натиска свидетельствовал о внутреннем саморазрушении монархии, об отсутствии в тот момент ее поддержки в каких-либо социальных слоях, что подтверждают события отречения Николая II. Узнав о продолжающихся волнениях в Петрограде, император утром 28 февраля отбыл из Могилева в столицу. Вечером в Малой Вишере им было получено известие о решении Временного комитета Думы взять власть в свои руки. Одновременно выяснилось, что дальнейший путь царскому поезду перекрыт восставшими солдатами. Николай II приказывает повернуть на Псков и обдумывает вопрос об отречении. Алексеев в это время уже разослал запросы командующим всеми фронтами не только для получения информации о положении на местах, но и об их отношении к возможному отречению императора. Все высказались «за». Вскоре в Псков, где находился царский поезд, прибыли депутаты Думы А. И. Гучков и В. В. Шульгин. При отъезде из столицы думцы надеялись сохранить самодержавие, предполагая передачу престола наследнику цесаревичу Алексею. Однако 1 марта из Ставки была получена телеграмма о начале революции в Москве и угрозе ее распространения на армию. Вечером 2 марта 1917 г. Николай II подписал Манифест о своем отречении в пользу брата великого князя Михаила Александровича, который также предпочел отказаться от прав на престол, в чем с ним была согласна и либеральная оппозиция. Как частное лицо Николай II со своей семьей был размещен в Царском Селе. В дальнейшем Временное правительство предпринимало попытки вывезти царскую семью за границу, но восставший народ этого не допустил, а западные монархии не проявили особой активности. Многовековое существование самодержавия в России рухнуло.

Глава 5 Русская культура начала XX в

Русская культура начала XX в. испытывала воздействие различных факторов. Индустриализация вызвала спрос на научные и технические открытия, образованных специалистов, грамотные рабочие кадры, формировала общественные потребности в области строительства, архитектуры, промышленного дизайна, рекламы и др. Разное понимание существа общественно-политических процессов 1900-х гг., нового революционного кризиса, нараставшего в годы Первой мировой войны, общих перспектив развития страны способствовали разнообразию направлений русской литературы и искусства. Острота социальных конфликтов обусловила с конца 1890-х гг. психологическую напряженность общественно-культурной жизни России, связанную с ожиданием «великого переворота» (А. Толстой), ощущением «рубежности» времени и неизбежности перемен в жизни страны. Деятели культуры не остались равнодушны к событиям первой русской революции, запечатлев их в своих произведениях (картины и рисунки И. Репина, В. Серова, Н. Касаткина, «Рассказ о семи повешенных» Л. Андреева, «Сорочинская трагедия» В. Короленко и др.). Революция, способствуя политическому просвещению общества, более четко определила идейные позиции отдельных слоев научной и художественной интеллигенции. Слова А. Блока о символистах («нас разделил уже 1905 г.») могут быть отнесены к интеллигенции в целом и к различным ее группам. Русская культура начала XX в. оставалась тесно связанной с западноевропейской. В ней сохранялись существенные различия между элитарной культурой, доступной сравнительно узкой прослойке господствующих классов, интеллигенции, и массовой культурой низших слоев общества, остававшихся в значительной своей части неграмотными.

§ 1. Образование и народное просвещение. Достижения науки и техники

Образование и просвещение. Система начального, среднего и высшего образования в России начала XX в. основывалась на принципах, выработанных в пореформенное время. 94 % начальных школ являлись одноклассными училищами с курсом обучения в 2–3 года. Земские училища, в большей степени отвечая задачам обучения по сравнению с церковноприходскими, оставались лучшим типом начальной школы. Внесенный во II Государственную думу законопроект о всеобщем начальном обучении не был принят, несмотря на благоприятный отклик в обществе и решение этой кардинальной проблемы уже к концу XIX в. в Западной Европе. Обсуждение проекта показало, что рост числа земских и церковноприходских школ, кажущаяся широта их сети не отвечали потребностям огромной страны: их открывалось в год не более 2 тыс., а требовалось не менее 5 тыс. Грамотность населения старше 8 лет не превышала 40 %. При неравномерности распределения грамотности в различных слоях общества и регионах очевидно, что больше половины населения России было неграмотным. Как свидетельствуют данные профессиональной переписи 1918 г., среди крестьянства европейского центра, включая Урал, таковых было около 70 %. В начале XX в. принимались частные меры по совершенствованию образования и его распространению. В 1910 г. узаконили 4-летнее обучение во всех начальных школах. В программу воскресных школ для взрослых по просьбам обучавшихся в них крестьян и рабочих вводились новые предметы, в частности отечественная история. К 1915 г. в 2 раза возросло количество средних общеобразовательных школ, к которым относились гимназии и реальные училища. По сравнению с 1890-ми гг. более чем в 3 раза увеличилось число женских гимназий, что свидетельствовало о распространении женского образования и об обучении значительной части мальчиков в кадетских, коммерческих, технических училищах, а также духовных.

Приоритет в высшем образовании оставался за университетами, дававшими наиболее разносторонние и фундаментальные знания. В эти годы открыт был только Саратовский университет (1909) с единственным медицинским факультетом. В связи с эвакуацией в Первую мировую войну Варшавского университета на его базе возник Ростовский университет. Отделение Петербургского университета открылось в мае 1917 г. в Перми. Число студентов в начале XX в. увеличилось с 35 тыс. в 1905 г. до более 38 тыс. в 1916 г. Профессорско-преподавательские кадры университетов (около 2 тыс. человек) обеспечивали совершенствование учебного процесса и развитие научных исследований. Университеты принимали активное участие в создании курсов для рабочих, народных университетов, издании книг серии «Библиотека для самообразования». Содействуя распространению научных знаний, многие известные ученые выступали в разных аудиториях с публичными лекциями.

На рубеже XIX–XX вв. в России в условиях усложнения технологий промышленного производства, транспорта и связи, применения агротехники в сельском хозяйстве, расширения системы образования и здравоохранения создавались учебные заведения для подготовки горных и путейских инженеров, инженеров-механиков, агрономов и землеустроителей, врачей и учителей. По инициативе Витте учредили Петербургский, Варшавский, Киевский политехнические институты. Получили распространение частные учебные заведения различного уровня и типов. Среди них известностью пользовались Психоневрологический институт (1908), Высшие курсы воспитательниц и руководительниц физического образования П. Ф. Лесгафта. В них работали, часто безвозмездно, видные русские ученые — В. М. Бехтерев, И. П. Павлов, М. М. Ковалевский, С. А. Венгеров, В. И. Семевский, Е. В. Тарле и др. Однако общее число высших учебных заведений в России оставалось незначительным — всего около 50.

В начале столетия продолжалось создание женских высших учебных заведений, именовавшихся обычно «курсами». В 1903 г. в столице открылся Женский педагогический институт, в 1904 г. Петербургский женский медицинский институт приравняли к медицинским факультетам университетов. Помимо действовавших столичных Высших женских курсов (Бестужевских), в Москве в 1908 г. возобновили работу Высшие женские курсы В. И. Герье и открылись Высшие сельскохозяйственные курсы под руководством Д. Н. Прянишникова. Общее число курсов достигло к 1910 г. 11 заведений. Законом 1911 г. признавалось право женщин на высшее образование и получение по окончании вуза тех же прав, что и мужчины.

Низкий уровень грамотности и культуры большинства населения обусловили сохранение в России различных форм просветительской деятельности. Большую роль в просвещении народа продолжали играть внешкольные и культурно-просветительские учреждения для взрослых. Широкую известность имели, например, Пречистенские рабочие курсы, открытые в 1897 г. в Москве на средства представительницы известной семьи текстильных фабрикантов В. А. Морозовой. В годы революции и после нее получают распространение народные университеты и просветительские рабочие общества, возникавшие в столичных, губернских и даже уездных городах. Попытка правых депутатов Государственной думы препятствовать этой общественной инициативе успеха не имела, и Положение о народных университетах было Думой принято. Большой известностью пользовался созданный в 1908 г. на средства либерального деятеля народного образования А. А. Шанявского Московский городской народный университет. В нем обучались лица, достигшие 16 лет, вне зависимости от социального положения, вероисповедания, пола. Преподавание в народных университетах и на рабочих курсах велось при участии видных ученых, профессоров университетов. Обучение осуществлялось по вечерам и на отделениях, соответствовавших разным ступеням образования (начальное, среднее и высшее). Такое соединение имело место и в государственных учебных заведениях. Например, в Петербургской и Московской консерваториях курс обучения составлял 9 лет, включая освоение азов музыкальной грамоты и высших форм музыкального искусства. С 1890-х гг. в России получают распространение народные дома, ставшие важной формой культурно-просветительской работы среди взрослых. Они объединяли в себе библиотеку, читальню, театрально-лекционный зал, иногда даже чайную и торговую лавки. При отдельных домах существовали воскресные школы. Всего их насчитывалось около 180.

Значительную культурно-просветительскую функцию выполняли периодическая печать и книжная литература. Накануне Первой мировой войны в России существовало почти 300 крупных издательств, из которых лишь 99 выпускали в год более 20 названий с суммарным тиражом свыше 100 тыс. экземпляров, и только у 90 издательств стоимость продукции превышала 30 тыс. руб. По этим показателям бесспорным лидером было издательство И. Д. Сытина, выпускавшее в год более 800 наименований тиражом почти в 15 млн экземпляров на сумму свыше 2 млн руб. и осуществлявшее через офеней всю продажу книг для народа. По отдельным показателям к лидерам относились издательства «Посредник», «Просвещение», А. С. Балашова, В. М. Саблина, Брокгауза — Эфрона, Товарищества М. О. Вольфа. По количеству наименований издаваемых книг Россия в начале XX в. занимала 3-е место в мире после Германии и Японии, но резко уступала другим странам по числу и тиражности газет и журналов. На 1000 жителей в Российской империи в 1890-е гг. приходилось всего 10 экземпляров газет против 285 в Великобритании, 224 во Франции, 208 в Германии, 72 в Австрии. К 1913 г. этот показатель увеличился лишь до 21 экземпляра газет. Две трети повременных изданий и книг выходили в Москве и Петербурге. Доля книг, изданных в 1913 г. на русском языке, составляла 83 % всего книжного тиража страны, а русских повременных изданий — 74 %.

В начале XX в. издавались книги самой различной тематики и назначения. Количеством наименований и тиражностью выделялись учебные пособия и народные издания. Тиражи изданий календарей в 2 раза превосходили тиражи детских изданий и почти в 2,5 раза — церковных. Им уступала даже беллетристика, тиражи которой составляли 56 % от календарных. Средняя цена одного экземпляра книги, изданной в 1913 г., равнялась 33 коп. Выше она была для учебной литературы (43 коп.), религиозной (37 коп.), беллетристики (35 коп.), а ниже — для детской (31 коп.) и календарей (20 коп.). Многократно от этих показателей отличалась цена народных изданий — всего 4 коп. за экземпляр. Это является ярким свидетельством различия книг, которые предназначались для сравнительно небольшого слоя образованной, читающей части русского общества, и книг для огромной массы населения, преимущественно крестьянской, владевшей только азами грамотности. Более высокая цена учебной литературы подчеркивает ограниченность числа учащихся и их преимущественную принадлежность к состоятельным слоям общества.

Большую роль в распространении просвещения играли повременные издания общего характера, предназначенные для так называемого семейного чтения, и научно-популярные журналы. Среди первых известностью пользовался еженедельный тонкий журнал «Нива», издававшийся с 1870 г. А. Ф. Марксом. Его тираж к 1900 г. превысил 230 тыс. экземпляров. Вопросы начального, дошкольного и внешкольного образования освещались журналом «Вестник воспитания», отличавшимся демократической направленностью. Популяризации научных знаний содействовали журналы «Вокруг света», «Природа», «Научное обозрение» и др. Литература для народа включала серию из 40 книг «Научно-популярной библиотеки по естествознанию», выпущенную Ф. Ф. Павленковым и выдержавшую 5 изданий (1899–1917). Продолжала выходить основанная им серия «Жизнь замечательных людей». Распространением книг и журналов, особенно в провинции, занимались библиотеки. Значительная их часть была организована земствами. В 1914 г. до 78 % библиотек находилось при учебных заведениях. Общедоступные библиотеки действовали на коммерческих основаниях, а также в виде народных библиотек и кабинетов для чтения. В 50 губерниях Европейской России библиотеки имели 227 городов (их общее число превышало 1100), только читальни — 13, библиотеки и читальни — свыше 400. На остальной территории страны (без Польши) эти показатели были значительно ниже — 37, 15 и 108 городов.

Делу просвещения народа служили в России выставки и музеи. На рубеже XIX–XX вв. продолжали проводиться сельскохозяйственные и промышленные выставки. В 1896 г. в Нижнем Новгороде состоялась Всероссийская художественно-промышленная выставка, ставшая заметным событием в истории русской индустрии. Впоследствии в построенных павильонах в меньшем объеме была создана постоянная экспозиция. Значительное развитие выставочное движение получило в провинции, где за 1897–1902 гг. прошло 85 выставок. Помимо региональных (Всесибирские, Общекавказские и др.), часто проводили специализированные выставки. В Москве они были посвящены электричеству, гидробиологии, фотографическому делу. В Петербурге прошли промышленно-кулинарная выставка и Всероссийская художественно-промышленная, в семи разделах которой демонстрировались предметы, необходимые в быту; в Риге состоялась спортивно-промышленная выставка. В России проводились международные выставки автомобилей и воздухоплавания. Особенно богатым на проведение различных выставок, включая приуроченные к юбилею царской династии, стал 1913 г., завершившийся в Киеве Всероссийской сельскохозяйственной, фабрично-заводской, торгово-промышленной и научно-художественной выставкой. Россия участвовала во Всемирной выставке в Париже (1900) и международных специализированных.

Наука и развитие техники. Основными центрами разработки научных исследований в начале XX в. оставались Академия наук, университеты, научные общества (Русское техническое, Вольное экономическое, Московское математическое, Русское физико-химическое, Русское географическое и др.). Большую роль в определении перспектив научных направлений, обсуждении дискуссионных проблем науки, консолидации научных кадров и лиц, оказывающих содействие развитию науки, играли всероссийские съезды ученых различной специализации: съезды естествоиспытателей и врачей, археологические съезды и др.

Для развития отечественной науки сохраняли свое значение потребности российской общественной практики, состояние естественнонаучных и гуманитарных знаний в мире. Однако уровень, достигнутый русской наукой в XIX в., содействовал ее развитию и под влиянием внутренних закономерностей, с учетом познавательных задач, которые определялись результатами, полученными в процессе научных разработок. Отечественная наука имела на рубеже веков значительные достижения в физике, химии, математике, истории, языкознании и других областях знания. Профессор Московского университета и создатель русской научной школы физики П. Н. Лебедев в эти годы открыл и экспериментально доказал существование давления света, возможность измерения его величины. Б. Б. Голицын стал основоположником сейсмологии как науки. И. П. Павловым было создано учение об условных рефлексах и дано материалистическое объяснение высшей нервной деятельности человека. Ему — первому из русских ученых — была в 1904 г. присуждена Нобелевская премия. В 1908 г. этой премией за исследования в области иммунологии и инфекционных заболеваний был удостоен ученый с мировым именем, основоположник иммунологии И. И. Мечников. Выдающуюся роль в изучении физиологии растений имели труды К. А. Тимирязева. Продолженные К. Э. Циолковским исследования по теории движения ракет, в том числе в мировом пространстве, его труды о космических полетах, вышедшие в 1911–1914 гг., заложили теоретические основы современной космонавтики. Работы Н. Е. Жуковского по гидро- и аэродинамике составили фундамент теории и практики воздухоплавания. Большую роль в этой области сыграли открытия С. А. Чаплыгина. Научные изыскания В. И. Вернадского легли в основу формирования биохимии, биогеохимии, радиологии.

Открытия на рубеже веков в области естествознания и особенно молекулярной физики — радиоактивности, рентгеновских лучей, делимости атома, превращения элементов и др. — привели к новому пониманию таких фундаментальных понятий, как пространство и время, новая концепция наследственности и др. Русские ученые внесли в формирование этих научных направлений свою лепту. Труды Лебедева сыграли большую роль в разработке теории относительности, квантовой теории и астрофизики. Достижения естествознания, изменив представления об окружающем мире, привели к рассуждениям об «исчезновении материи» и распространению субъективного идеализма, что было вызвано невозможностью объяснить сделанные открытия с позиций стихийного материализма и метафизики. «Кризис физики» оказал влияние на понимание общественных процессов и породил интерес многих исследователей к поиску их новых теорий. Особое внимание этим проблемам уделял в своем научном творчестве В. И. Вернадский. Русские марксисты (Г. В. Плеханов, В. И. Ленин) не только защищали роль диалектического материализма в познании мира, но пытались с его позиций объяснить возникший кризис в системе научного знания, подчеркивая его временный характер, вызванный развитием самой науки.

В области гуманитарных наук, где более значительно сказывалось влияние господствующей идеологии и позитивизма, развитие осуществлялось путем расширения проблематики исследований, введения в научный оборот новых фактов и обращения для их объяснения к другим теориям и концепциям. Это было характерно для историко-экономических трудов М. И. Туган-Барановского, П. И. Лященко, исторических и источниковедческих исследований Н. П. Павлова-Сильванского, А. С. Лаппо-Данилевского, Н. И. Кареева, П. Г. Виноградова, Д. М. Петрушевского, В. В. Бартольда. Многочисленные раскопки и обобщающие исследования В. А. Городцова заложили основы научной археологии. В эти годы успешно трудились историк литературы, библиограф С. А. Венгеров, выдающийся антрополог, этнограф и географ Д. Н. Анучин. Изучение истории народов Востока было возможно благодаря богатым материалам, собранным в экспедициях П. К. Козлова, Г. Е. Грум-Гржимайло, В. К. Арсеньева.

Научные открытия в области естественных и математических наук привели к значительным достижениям в технике. Выдающийся инженер и ученый В. Г. Шухов изобрел крекинг-процесс и различные типы нефтепроводов, создал водотрубные паровые котлы, получившие мировую известность, разработал конструкцию арочных сетчатых перекрытий и решил множество других инженерных задач. По его проектам было сооружено около 200 башен оригинальной конструкции (среди них Шаболовская в Москве) в нашей стране и за рубежом. Больших успехов достигла отечественная конструкторская мысль в авиастроении. И. И. Сикорский создал оригинальные типы истребителей, многомоторных самолетов, явившихся прототипами пассажирских авиалайнеров и транспортных самолетов. Совместно с Б. Н. Юрьевым им был теоретически разработан и построен вертолет, за что они удостоились Золотой медали на Международной выставке воздухоплавания (1912). Новаторством отличались конструкции гидросамолетов Д. П. Григоровича, выпускавшиеся на русских заводах. Г. Е. Котельниковым в 1911 г. был изобретен авиационный ранцевый парашют. Автор многочисленных трудов по органической химии и изобретений Н. Д. Зелинский создал угольный противогаз (1915), принятый на вооружение в русской и союзнических армиях.

§ 2. Художественная культура

Важнейшими чертами художественной культуры рубежа веков стали радикальный пересмотр прежних эстетических принципов и ценностей, изменение отношения к индивидуальному началу в искусстве. Наступивший этап отличался отходом от реалистических традиций, поиском новых форм в искусстве и утверждением их в общественном сознании. Эта тенденция породила модернизм, в котором новые изобразительные возможности и технические решения часто доминировали над проблемами содержания и общественного назначения искусства. Порожденный ситуацией кризиса, модернизм по-своему искал выход из нее, отводя большую роль личности художника-творца.

Одной из отличительных особенностей эпохи было распространение объединений деятелей культуры, в чем отразилась идея синтеза искусств, на которую претендовал модернизм и которая в целом была характерна для художественного сознания рубежа веков и в России, и в мире. В поиске новых форм творческой деятельности, новых методов и стилей искусства свои усилия соединяли литераторы и художники, философы и живописцы, театральные деятели, писатели и архитекторы. Часто они объединялись под эгидой журнальных изданий, например «Весы» (1904, редактор В. Я. Брюсов), «Золотое руно» (1906, редактор-издатель Н. П. Рябушинский). Центрами подобных объединений стали общедоступный Художественный театр в Москве, возглавляемый К. С. Станиславским и В. И. Немировичем-Данченко, Московский литературно-художественный кружок, созданный в 1899 г. по инициативе литераторов, артистов, ученых и просуществовавший до 1920 г. Его собрания посещали М. Н. Ермолова, А. П. Чехов, В. Я. Брюсов, К. С. Станиславский, М. М. Ковалевский.

Наиболее известным, давшим название определенному художественному направлению было объединение «Мир искусства». По словам одного из ведущих его участников, А. Н. Бенуа, «Мир искусства» — это «некий коллектив, который жил своеобразной жизнью, особыми задачами, старался разными средствами воздействовать на общество, пробудить в нем желаемое отношение к искусству, понимая это в самом широком смысле, т. е. со включением литературы и музыки». В 1899–1904 гг. объединение выпускало на средства княгини М. К. Тенишевой журнал под тем же названием. Оно было участником и организатором художественных выставок. Среди создателей кружка были художники А. Н. Бенуа, Л. С. Бакст, К. А. Сомов, Е. Е. Лансере, литераторы Д. В. Философов, В. Ф. Нувель, А. П. Нурок, художественный критик и театральный деятель С. П. Дягилев. Истоком начальных поисков участников кружка было отторжение передвижничества. В их творчестве воплотилась мечта о подлинной европеизации русской культуры. Эстетизируя прошлое, мирискусники особо восторгались XVIII в., создав культ Петербурга. Значительных успехов они добились в книжной графике благодаря тонкому вкусу и замечательному рисунку. Идея синтеза искусств отражена в созданных ими великолепных театральных декорациях. С «Миром искусства» сотрудничали представители других художественных направлений, в частности К. А. Коровин, В. А. Серов, М. А. Врубель. Мирискусники способствовали развитию художественной журналистики, декоративному и прикладному искусству, выставочной деятельности.

Один из создателей кружка «Мир искусства» С. П. Дягилев уделял особое внимание знакомству Западной Европы с произведениями живописи, музыки, оперным и балетным искусством России. В Париже на организованных им концертах играл С. В. Рахманинов, пел Ф. И. Шаляпин. С 1909 г. Дягилев проводит в Париже «Русские сезоны», благодаря которым русское искусство вошло в моду и получило признание западного зрителя. К участию в его спектаклях, помимо художников «Мира искусства», привлекались молодые композиторы (И. Ф. Стравинский, С. С. Прокофьев), выдающиеся постановщики и солисты балета.

В начале XX в. получают распространение Религиозно-философские собрания, что отразило духовные искания части деятелей культуры, а также стремления служителей РПЦ к обновлению. Обсуждение проблем церкви и культуры проводилось под контролем Синода. Более светский характер отличал обсуждение религиознофилософских проблем на квартире поэта-символиста Вяч. Иванова («Ивановские среды»). Довольно скоро дискуссии переросли в необходимость создания «нового христинства», или «нового религиозного сознания». В этих поисках Д. С. Мережковский исходил из идей русского философа Вл. Соловьева. «Богостроители» послереволюционной эпохи, в частности среди социал-демократов и близких к ним представителей творческой интеллигенции (В. А. Базаров, А. В. Луначарский, М. Горький), обращались к идеям Маха и Авенариуса.

Литература на рубеже XIX–XX вв. по-прежнему была краеугольным камнем русской художественной культуры. Оставаясь во многом элитарной, она сохранила значительную социальную направленность, будучи тесно связанной с общедемократическим и революционным движением. Существуя в эпоху утверждения капиталистических начал в российской экономике, наблюдая становление могущества финансового капитала и не отрицая технических, социокультурных достижений индустриальной цивилизации, русская литература не обращалась к изображению формирования буржуазных династий, описанию российских Ругон — Маккаров или Форсайтов. Прежде всего она запечатлела в своих творениях всю безысходность жизни русского крестьянства в пореформенную эпоху, разрушение ростовщическим и спекулятивным торговым капиталом дворянских гнезд с их «вишневыми садами», традиционных основ нравственности и самого народного уклада русской жизни. Идея отрицания неправедно нажитого богатства присуща произведениям поклонника патриархальной Руси И. С. Шмелева и пролетарского писателя М. Горького. Он, пожалуй, единственный в русской литературе XX в. попытался выявить положительные черты предпринимателя, силу и красоту его хозяйственного таланта, организаторского умения («Фома Гордеев», 1899), одновременно показав внутренний кризис личности, поддавшейся власти денег.

Доминирующие позиции в русской литературе по-прежнему принадлежали реализму. В русле его традиций продолжали работать многие выдающиеся писатели старшего поколения и молодые литераторы. Центральными фигурами литературной и всей культурной жизни России рубежа веков были Л. Н. Толстой и А. П. Чехов. В последнем своем романе «Воскресение» (1899), изображая невыносимо тяжелую жизнь народных масс, обличая социальную несправедливость, поддерживавшуюся государственными, в частности судебными, институтами, Толстой отвергает устои утверждавшейся в России буржуазной цивилизации. Художественные обличения великого мастера дополнялись его публицистическими выступлениями против зверских репрессий власти («Не могу молчать!», 1908). В 1900-е гг. публикуются шедевры чеховской прозы — «Мужики», «Дом с мезонином», «Дама с собачкой», «Невеста». Совершенно новым явлением искусства стала драматургия Чехова. Его пьесы прочно вошли в репертуар русского театра и определили пути развития мировой сцены XX В. Во всей силе таланта и художественного мастерства предстает в начале века творчество А. И. Куприна, И. А. Бунина, Л. Н. Андреева. В произведениях Бунина изображена жизнь русского крестьянства («Деревня», 1910) и экономическое, духовное оскудение поместного дворянства на переломе эпох («Антоновские яблоки», «Суходол», 1911). Куприн представил в своих произведениях новых героев технической и творческой интеллигенции, рабочих, показал скрывавшуюся за парадным фасадом внутреннюю жизнь армии. Традиции реализма присущи литературно-художественному и публицистическому творчеству В. Г. Короленко. В романах Н. Г. Гарина-Михайловского, повестях и рассказах В. В. Вересаева отразились духовные искания демократически настроенной русской молодежи. Общественное внимание привлекли произведения М. Горького, который от романтического воспевания свободного человека пришел сначала в своих пьесах, рассказах, а потом в романе «Мать» к реалистически жестокому изображению «мерзостей жизни» фабричного люда и вызреванию в рабочей среде революционных настроений. Удивительным явлением русской литературы стало творчество Сергея Есенина. Неотделимое от поэтической традиции XIX в., оно было обогащено образностью языка крестьянского сына, его мировосприятием, органически сопричастным жизни русской деревни и родной природе.

Модернизм в литературе привел к появлению разнообразных течений, которые, провозглашая упадок современной словесности, обещали своим поклонникам новое художественное сознание. Многим из них был свойственен декаданс, т. е. безрадостное мироощущение, тоска и уныние, что отражалось в упаднических мотивах их произведений. Наиболее ранним направлением модернизма был символизм. Символистами называли себя Д. В. Мережковский, З. Гиппиус, В. Я. Брюсов, К. Д. Бальмонт, Вяч. Иванов, А. Белый, А. А. Блок. Поэты-символисты раскрыли богатые возможности русского стихосложения, что содействовало их успеху у читающей публики. Однако их неприятие действительности, чему они старались следовать и в своей повседневной жизни, разнообразные «уходы», которые они воспевали, были понятны немногим и тем более не находили отклика в среде демократической интеллигенции, считавшей бунтарство Брюсова и Блока нарочитым.

Освобождением от символистских порывов к идеальному стал акмеизм, провозгласивший возврат к вещному миру. К нему принадлежали Н. С. Гумилев, А. А. Ахматова, М. А. Кузмин, воспевавшие первозданные чувства, гордую и сильную личность. Радикальным изменением литературной формы отличалось творчество футуристов, чей манифест «Пощечина общественному вкусу» появился в 1912 г. Футуризм, как и другие литературные течения эпохи, не отличался единством. Разные его группы дали русской поэзии таких столь непохожих между собой поэтов, как В. В. Хлебников, В. В. Маяковский, Б. А. Пастернак. В предвоенные годы огромной популярностью пользовались стихи эгофутуриста Игоря Северянина. Позднее разнообразные в идейном и стилевом отношении, очень разные по своему художественному уровню литературно-художественные искания эпохи модернизма были объединены литераторами, принадлежавшими к этим течениям, понятием Серебряный век, что напоминало о Золотом веке русской культуры. Но многие современники подлинным Серебрянным веком русской поэзии считали эпоху Н. А. Некрасова, Ф. И. Тютчева, А. К. Толстого, А. Н. Майкова, А. А. Фета, Я. П. Полонского.

Театральное новаторство на русской сцене связано с К. С. Станиславским и В. И. Немировичем-Данченко. В 1898 г. ими был открыт Московский Художественный театр (МХТ) как «первый разумный, нравственный, общедоступный театр», призванный передать «правду жизни». Первая постановка пьесы А. К. Толстого «Царь Федор Иоаннович» почти буквально воспроизводила реалии старого боярского быта. Однако подлинным рождением нового театра и его символом стала чеховская «Чайка» (1898). Успеху театра способствовали репертуар, включавший пьесы Чехова и Горького на современные темы, талантливая игра актерского ансамбля (М. Г. Савицкая, О. Л. Книппер-Чехова, М. П. Лилина, В. И. Качалов, и. м. Москвин, Л. М. Леонидов и др.), продуманное оформление спектаклей, новые принципы режиссуры, позволявшие донести идею спектакля до зрителя. Значительную роль в развитии театра начала века сыграла выдающийся мастер сцены В. Ф. Комиссаржевская. Откликаясь на революционный порыв молодежи, она создавала образы, символизирующие разрыв с устоями старого мира. По ее инициативе в Петербурге в 1904 г. был открыт драматический театр, где шли пьесы Чехова и Горького. Общественная позиция Художественного театра и его новаторство, органически связанные с традициями реализма, не во всем принимались представителями модернизма. Символистам, например, ближе оказались эксперименты В. Э. Мейерхольда по созданию условного театра. В целом достижения МХТ, особенно в области актерского мастерства по системе, разработанной К. С. Станиславским и ныне признанной в мире, оставались недоступны большинству российских театров (их было около 340), из которых в начале XX в. только половина были постоянными.

Значительных успехов в начале XX в. достигло искусство балета и вокала. Этому способствовали выдающиеся постановщики А. А. Горский, М. М. Фокин, певцы (Ф. И. Шаляпин, Л. В. Собинов, А. В. Нежданова) и мастера балета (А. П. Павлова, В. Ф. Нижинский, Т. П. Карсавина, Е. Гельцер). Развитию театрального искусства, осознанию назначения театра в жизни общества и народа содействовали созданные Союз драматических и музыкальных писателей (1903) и Всероссийский союз сценических деятелей (1906).

На развитие музыкального искусства в стране влияло появление консерваторий в Саратове, Одессе, Киеве, народной консерватории в Москве, открытой при участии С. И. Танеева. Его творческая и общественно-педагогическая деятельность, как и выдающегося музыканта М. М. Ипполитова-Иванова, содействовала росту музыкальной культуры в России. Распространением традиций и новых достижений отечественной музыки занималось Русское музыкальное общество, имевшее отделения в провинции. В начале XX в. продолжалась творческая деятельность представителя «Могучей кучки» Н. А. Римского-Корсакова, создавшего разнохарактерные оперные произведения — от сказок, народных драм («Сказка о царе Салтане», «Сказание о невидимом граде Китеже») до сатиры («Золотой петушок»). В музыке композитора в эти годы более ярко выделяется лирико-индивидуальное начало.

В произведениях разных музыкальных форм усиливался интерес к общим философско-этическим проблемам бытия и внутреннему миру человека. Новые тенденции музыкального искусства ярко проявились в творчестве С. В. Рахманинова и А. Н. Скрябина. Следуя традициям отечественной музыкальной классики, Рахманинов в то же время самобытно и новаторски отразил в своих произведениях неповторимое звучание русской природы, сумел передать с помощью музыкальных средств мир русского человека, его думы и чувства, голоса русских сказок и православных праздников. Его симфонии и камерные ансамбли, фортепианные концерты, сюиты, романсы переполнены чувствами, отличаются большой эмоциональной выразительностью. Музыкальному новаторству Скрябина присущи глубокий философский смысл («Божественная поэма»), необыкновенная экспрессия («Поэма экстаза»), устремленность в будущее и даже пророчество. В творчестве С. И. Танеева, А. С. Аренского, А. К. Глазунова, не порывавших с традициями реалистической культуры XIX в., присутствовали и изысканные формы модерна. Авангардные тенденции отражены в музыке И. Ф. Стравинского к балетам «Жар-птица», «Петрушка».

Неотъемлемой частью русской народной культуры было хоровое пение, особую красоту которому придавала редкая слаженность голосов. Однако основной отличительной особенностью уникального мощного звучания русского хора являются необычайно низкие басы-профундо, обладатели которых рождаются только в России. Развитие хорового искусства получает в начале XX в. существенный импульс благодаря появлению профессиональных хоровых коллективов и оркестров народных инструментов. Заслуга в этом принадлежит виртуозу игры на балалайке В. В. Андрееву, организовавшему еще в конце 1880-х гг. первый русский оркестр народных инструментов, с которым он в начале XX в. успешно концертировал в России, Европе и Америке, а также исполнителю и собирателю народных песен М. Е. Пятницкому, создавшему в 1910 г. русский народный хор. Выдающимся творением русского хорового искусства начала века стала «Всенощная» С. В. Рахманинова (1915). Она представляет собой гениальную аранжировку древних народных и церковно-православных напевов, переложение их традиционного одноголосого исполнения на многоголосие хора без оркестра.

В живописи начала века значительные позиции сохраняло реалистическое направление, связанное с Товариществом передвижников, выставки которого продолжались до 1924 г. Это нашло отражение в творчестве В. А. Серова. Унаследовав глубокий психологизм, присущий манере его учителя И. Е. Репина, он создал целую серию замечательных портретов своих современников, в частности деятелей русской культуры рубежа XIX–XX вв. (М. Н. Ермолова, Ф. И. Шаляпин, К. А. Коровин, В. В. Стасов, М. Горький и др.). Портреты Серова — итог длительного развития этого жанра в русской живописи и одно из высочайших достижений ее реалистического направления. Неоценим вклад в развитие реалистической традиции В. Д. Поленова, А. Е. Архипова, Н. А. Касаткина, обогативших творческую манеру, технику письма мастеров реализма достижениями новейших течений. Сюжеты их полотен существенно отличались от картин передвижников XIX в., отразив мироощущение и устремления художников переломной эпохи. Творчество М. В. Нестерова выразило религиозно-этические настроения православного человека. Эти тенденции были созвучны музыкальным произведениям А. Ф. Гречанинова, С. В. Рахманинова и поискам в архитектуре (церковные сооружения А. В. Щусева). Особой темой изобразительного и музыкального искусства стала Древняя Русь, отраженная на полотнах В. М. Васнецова, Н. К. Рериха, И. Я. Билибина, в произведениях Римского-Корсакова, Стравинского («Весна священная»).

К. А. Коровин был одним из первых реалистов, овладевших системой импрессионизма и оставшихся ей верным до конца своего творческого пути. Его полотна чрезвычайно разнообразны по своей стилистике: то декоративно-артистичные (крымские пейзажи и натюрморты), то возвышенно-романтичные (вечерние интерьеры с фигурами, «Пристань в Гурзуфе»). Коровин проявил свой талант и как театральный художник. В. А. Серов был не только великим продолжателем своих учителей, но мастером, открывшим новые пути русскому искусству. В его портретах и картинах начала XX в. (Ида Рубинштейн; О. К. Орлова; «Похищение Европы»), отвечающих общей направленности модерна как стиля, присутствует поиск соединения условного и реального. В живописи М. А. Врубеля возникает фантастический мир сказки, созвучный поэзии символистов. Его многочисленные вариации на тему Демона отражают напряженность переломной эпохи и искания мятущейся души.

В 1910 гг. в условиях распространения идей модернизма возник русский авангард. Символом нового направления стал знаменитый «Черный квадрат» К. С. Малевича. Художники русского авангарда (В. В. Кандинский, К. С. Петров-Водкин, П. Н. Филонов и др.) отличались большой творческой индивидуальностью, разным пониманием меняющейся жизни русского общества.

В архитектуре начала XX в. господствующим стилем явился модерн. Его отличают, по мнению Д. В. Сарабьянова, построение сооружения «изнутри наружу», перетекание пространства из одного интерьера в другой, живописная композиция, отрицающая симметрию, построение декоративного убранства на соотношении гнутых форм и линий и другие признаки. Новый стиль, как и существовавшие рядом с ним неоклассицизм и неорусский (вариант модерна), выросли из эклектики второй половины XIX в. Стремление к синтезу искусств в архитектуре проявилось в сооружении первых зданий модерна при участии живописцев (В. М. Васнецов, В. Д. Поленов, К. А. Коровин). Стилевые особенности и само утверждение русского модерна связано с московским модерном и прежде всего с творчеством выдающегося архитектора Ф. О. Шехтеля. Вершиной его творчества и развития особнякового строительства в русской архитектуре начала столетия стал дом С. П. Рябушинского в Москве. Все принципы модерна здесь нашли полное художественное выражение. Распространению модерна способствовало его умение выбирать из старой архитектуры то, что позволяло более наглядно выразить черты нового стиля. С этой точки зрения показательно здание Ярославского вокзала в Москве, построенное Шехтелем в 1902–1904 гг. Черты древнерусской архитектуры в данном сооружении поглощены модерном: закомары, например, вписаны в его гнутые линии, а через кубовидные формы пробивается характерный для модерна мотив волны.

Достижения отличают развитие промышленной архитектуры, в которой трудились такие мастера, как А. В. Щусев (трамвайное депо на Шаболовке и Казанский вокзал в Москве). Пожалуй, это был единственный вид искусства, который непосредственно выразил рост отечественной индустрии. Фабричное строительство последнего десятилетия XIX и начала XX в., представленное модерном, неорусским стилем и элементами будущего конструктивизма, отмечено поиском сбалансированности производственного назначения здания и его внешней привлекательности. Многие русские художники, последователи реализма и модерна, успешно трудились в создании промышленной рекламы и оформления упаковки промышленной продукции (обертки шоколада, конфет, мыла, этикетки вин, папирос и др.) Участие представителей изобразительных искусств, в том числе мастеров, в производстве массовой печатной продукции (оформление журналов, афиш, почтовых открыток, рекламных проспектов, ресторанных меню и пр.), существенно расширившись в начале XX в., способствовало воспитанию художественного вкуса широкой публики.

Кинематограф стал новым видом искусства, появившимся благодаря изобретению братьев Люмьер. Первый показ фильмов в России начался в 1896 г. Спустя несколько лет в городских кинотеатрах показывали художественные фильмы, в основном иностранного производства, и отечественную хронику. Кинематограф шел навстречу потребностям городской публики в непритязательном и дешевом развлечении. Возникшие отечественные кинофирмы выпускали в год десятки игровых картин. Ведущие позиции среди них занимала фабрика А. А. Ханжонкова. В 1908 г. вышла первая русская игровая картина «Понизовая вольница», «Стенька Разин», позже — «Пиковая дама», «Отец Сергий» (режиссер Я. А. Протазанов). Первыми звездами немого кино стали актеры В. В. Холодная и И. И. Мозжухин.

§ 3. Общие социокультурные процессы в условиях модернизации

Информационная система общества. Проявлением модернизации российского общества и существенным компонентом общественно-политической жизни страны, особенно в послереволюционную эпоху, стала периодическая печать, система которой окончательно сложилась именно в эти годы. Развитию периодики содействовало совершенствование типографского дела, в котором использовались новые машины, электричество, распространились новейшие способы передачи информации (телефон, телеграф). В начале XX в. сбором и распространением информации для печати, помимо развивавшейся корреспондентской сети, занимались Российское телеграфное агентство (1895–1907) и Санкт-Петербургское, созданное в 1904 г. на базе Торгово-телеграфного агентства. Рост выпуска повременных изданий был связан с превращением этой сферы деятельности в крупное капиталистическое производство, но главным фактором являлось развитие политической борьбы в обществе. Среди всех повременных изданий России (около 3 тыс.) политические и литературно-публицистические составляли почти 44 %, а посвященные проблемам торгово-промышленной, кредитно-финансовой, ремесленной деятельности, городскому хозяйству и благоустройству, кооперации — только 10 %. У периодики по всему кругу сельскохозяйственных проблем и земства этот показатель был еще ниже — 7 %. Наряду с традиционными официальными и множеством церковных изданий, частной периодикой сформировалась печать политических партий, массовых общественных и корпоративных организаций. Власть после 1905 г. не смогла ликвидировать ни революционную, ни общедемократическую прессу.

В системе российской периодики доля провинциальных изданий составляла 70 %, но их распространение по территории страны оставалось к 1913 г. чрезвычайно слабым. Они выходили только в 278 городах, и лишь в 43 их число превышало 10 наименований. Число газет, выходивших 6–7 раз в неделю, оставалось низким — только 22 %. Типы, тематика периодических изданий были обусловлены развитием особых сфер предпринимательства. Среди «деловой печати» в период предвоенного подъема появляются издания, освещающие механизм функционирования акционерных предприятий и операции с ценными бумагами. В Петербурге выходило более 30 биржевых газет. Их появление свидетельствовало о существовании читателей, прежде всего биржевых дельцов, день которых начинался с просмотра издаваемой исключительно утром биржевой прессы. Развитие страхового дела также привело к возникновению ее специальной прессы. Создание новых отраслей и производств, связанных с научными открытиями и техническими изобретениями, сопровождалось учреждением изданий, которые занимались их пропагандой (журналы «Автомобиль», «Самолет», «Холодильное дело», «Электротехника» идр.).

Важнейшим элементом информационного пространства российского общества были разнообразные энциклопедии, словари, статистические ежегодники, справочно-информационные издания и реклама в виде специальных плакатов, афиш, открыток и т. д.

Российские города, испытав воздействие модернизационных процессов, во многом сохранили в качестве основной своей функции административно-военную. Это выразилось в распространенности среди официально признанных городов страны небольших селений, которые по числу жителей, их занятиям, самому укладу жизни вряд ли могли претендовать на звание города. Из общего числа городов и административных пунктов в империи (без Польши) только 1100 имели не менее 10 тыс. жителей. В то же время селениям, складывающимся вокруг крупных фабрик и заводов, железнодорожных узлов, в районах массовых кустарных промыслов, в очень редких случаях присваивался статус города. Эти факторы предопределили типологию российских городов в начале XX в., часто обусловленную причинами их возникновения. Среди городов абсолютно преобладали административные центры (столичные, губернские и областные, уездные), дополнявшиеся категориями заштатных и военно-крепостных городков, местечек. На рубеже веков возникает ряд городских поселений в связи с железнодорожным строительством (Новониколаевск) и сооружением новых портов (Мурманск). Облик отдельных городов определялся наличием в них крупных портов (Одесса, Рига, Архангельск, Владивосток и др.) и, как исключение, — университетов (Дерпт). В начале XX в. в российских городах появляются водопровод, канализация, электрическое освещение улиц и домов, трамвай. Однако степень распространения этих нововведений, в том числе телеграфа и телефона, оставалась незначительной. Из указанного общего числа, в основном в Европейской России, электрическое освещение имело только 13 % городов, водопровод — 20 %, канализацию — 5 %, трамвай — 4 %, телеграф и телефон — 28 %. Только один из восьми российских городов имел водоснабжение в домах. Примерно пятая часть городов освещалась электричеством и газом, используя керосиновое освещение на окраинах.

Изменение внешнего архитектурного облика вызывалось промышленным оснащением городов, развитием их транспортной инфраструктуры и общими переменами в общественной жизни. Повсюду строились вокзалы, рестораны, магазины, рынки, пассажи, театры, входили в моду многоэтажные доходные дома, возводились промышленные предприятия. Сооружение традиционных особняков, усадеб уступало место пригородным дачам. Строительство осуществлялось не только на свободных землях, но и в рамках расширенных границ городов и окружающих их поселков. Социально-пространственная структура российских городов не отличалась значительными усовершенствованиями, не пережив во второй половине XIX — начале XX в. радикальной реконструкции. Не случайно проблемы градостроительства не занимали в эту эпоху умы русских архитекторов. Новой тенденцией в развитии городской среды явилось ускоренное сооружение зданий банков, торгово-промышленных, кредитно-финансовых обществ, что объясняется значительным распространением этих структур по территории империи. Почти половина городов имела банки и их отделы, общества взаимного кредита, ссудо-сберегательные кассы. Сберегательные кассы и страховые учреждения были представлены в 70–76 % городов. Сооружение зданий для этих учреждений в столицах и провинции (Нижний Новгород, Самара) существенно меняло облик традиционной застройки города, поскольку в них использовались разные варианты модерна, включая готику. Особенно примечательной явилась постройка в 1912–1913 гг. по инициативе и на средства крупного промышленника и финансиста Н. А. Второва комплекса «Деловой двор», замыкающего Варварскую площадь в Москве. Архитектором И. С. Кузнецовым был выстроен целый квартал с внутренними двориками и улицами. Грандиозное 5-этажное здание выдержано в строгой ритмике вертикалей и горизонталей. Только центральная часть главного фасада, расположенная на углу двух улиц, была украшена немногими элементами классицистического ордера. Начавшееся переселение крупных предпринимателей в центр городов, на традиционные дворянские улицы, отразилось в постройке новых великолепных особняков или реконструкции приобретенных старых усадеб.

Развитая городская информационная, образовательная и культурно-просветительская системы были характерны преимущественно для административных центров. Во многом это было обусловлено политикой государства, учреждавшего в губернских, уездных, заштатных городах соответствующие типы начальной и средней школы, специальные училища, осуществлявшего издание соответствующих газет («Губернские ведомости»). В центрах административных учебных и военных округов открывались университеты (Казань, Киев, Одесса) и военные учебные заведения. Однако итоги этой деятельности были не столь значительными. Высшие учебные заведения имели 21 город в Европейской России и 2 в Азиатской, средние — соответственно 894 и 57, начальные — 1062 и 96. Заметную роль в развитии данных процессов играли земства, учреждавшие в городах школы, специальные училища, больницы, выпускавшие значительную литературу справочно-информационного характера с десятками наименований («Труды» земств, материалы земских переписей), выступавшие организаторами традиционных региональных сельскохозяйственных, кустарных и промышленных выставок, музеев. Научные и благотворительные общества, а также частные лица, содействовавшие просвещению, основывали библиотеки, музеи, картинные галереи и театры, проводили художественные выставки и научные съезды. Они принимали участие в благоустройстве городов, в частности в установке памятников в честь исторических событий, деятелей культуры, знаменитых уроженцев этих мест.

В абсолютном большинстве городов на рубеже XIX–XX вв. в силу характера занятий населения сохранялись прежние сословия, среди которых численно преобладало мещанство. Тесно связанное с крестьянством, оно выступало носителем архаичного мировоззрения и традиционной народной культуры. Среди образованных горожан большинство обладало только элементарной грамотностью. Весь уклад жизни русских городов отличался патриархальностью и следованию определенным нормам сословного общества. Различия между дворянством, купечеством и мещанством сохранялись и в городе, проявляясь в разграничении мест их компактного проживания, их профессиональных занятиях, разных типах и убранстве жилищ, одежде, пище, проведении досуга, культуре речи. В связи с ростом промышленности, железнодорожного строительства заметно увеличивалось число городов, втянутых в процесс индустриализации, что сказалось на развитии предпринимательской деятельности их жителей и появлении в них рабочих. Особенно это было характерно для обеих столиц, губернских центров (Ярославль, Тверь, Тула, Нижний Новгород, Екатеринослав, Киев, Баку, Рига, Пермь и др.) и городов основных промышленных районов страны (Коломна, Иваново-Вознесенск, Рыбинск, Николаев, Одесса). В среде предпринимателей и рабочих разрыв с архаичными нормами патриархального уклада был более заметен, чему способствовали рост образования, культуры и самосознания личности.

Слабость урбанизации России отразилась на масштабах и формах городского строительства. Большинство развивающихся городов, испытывая острую нужду в жилье, практически не знало массовой застройки. Строительство многоэтажных доходных домов, рассчитанных на достаточно состоятельных граждан, было невелико и велось в очень немногих городах. Даже в Петербурге и Москве они были единичны. Сооружение рабочих поселков только начиналось и было в основном предметом обсуждения. Большинство зданий в городах оставались деревянными или имели только каменный первый этаж (почти 70 % в 50 губерниях Европейской России). Основным типом застройки были 2-этажные дома, рассчитанные, как правило, на одну семью, первый этаж в которых занимался под магазин, лавку или мастерскую.

Социокультурные процессы индустриализации еще меньше затронули русскую деревню. Исключение составляли крупные фабричные села, где изменение жизненного уклада проходило более активно. В основе российской традиционности и архаичности лежало отсутствие радикальных сдвигов в характере крестьянского труда и общей культуре земледелия. Патриархальность жизни крестьянской общины была связана с ее трудовым ритмом, который по-прежнему жестко определяли природные циклы и соответствующие им работы (сев, сенокос, жатва, уборка урожая и закладка нового). Разнообразие вносили праздники с их яркой эмоциональной нагрузкой, строгой обрядностью, которая уходила в глубь веков и сочетала, как и сами праздники (Масленица, Пасха, Троица, Покров) черты язычества и русского православия. Элементы языческих верований в леших, домовых, русалок, всевластие Перуна и обрядов были достаточно широко представлены в мировосприятии русского крестьянства и его оценке явлений повседневной жизни. Они сохранились и в среде городского мещанства. Не случайно о начавшемся пожаре своей красильни нижегородский мещанин Василий Каширин, дед М. Горького, сообщает жене: «Ну, мать, посетил нас Господь, — горим!»

Явления индустриальной культуры мало проникали в повседневную жизнь и быт русской деревни. Наиболее распространенные каналы ее влияния — сельская школа и больница. В немногих крестьянских домах появляются книга, часы, предметы фабричной одежды и обуви, фабричные посуда и утварь. Основная масса крестьян, особенно бедняцких семей, одевалась в домотканую одежду, лапти и полушубки собственной выделки. Специальные постельные принадлежности, в частности одеяла, подушки были единичны, а в основном укрывались одеждой. Не отличалась разнообразием способов приготовления (в русской печке, сыром и засоленном виде) и составом продуктов крестьянская пища. Деревенская семья, особенно в центре России, не имела достаточного количества овощей, выращивание которых ограничивалось нехваткой рабочих рук, отсутствием холодостойких сортов, и молока из-за малой продуктивности коров или за их неимением в хозяйстве, а также яиц, мяса и т. д. Недостаток малокалорийной и не богатой витаминами пищи частично пополнялся весной и летом, когда широко использовались различные травы, коренья, грибы, ягоды, но только в районах, где имелись леса.

Русская деревня в начале XX в. организовывала свой досуг в традиционных формах: зимой — посиделки с пением, рассказами, в теплое время года — гулянья за околицей с пением, плясками, частушками. Бедность множества российских деревень приводила к тому, что далеко не в каждой из них были музыкальные инструменты — гармонь или балалайка. По-прежнему сохраняли значение своеобразных сельских клубов кабаки и трактиры, где собиралось мужское население. В начале XX в. в них можно было не только услышать новости, но и прочитать газету. В подобных заведениях богатых сел появлялись первые граммофоны. Кабаки и трактиры, как и в городе, были рассадником пьянства в крестьянской среде.

Традиционным элементом деревенской жизни, связанным с поддержанием духовных начал личности, было регулярное посещение церкви. Эта регулярность была относительной, поскольку церкви имелись только в селах, куда не всегда можно было дойти и доехать из-за дальности расстояния, распутицы, половодья, сильных морозов и пр. Разнообразие в деревенскую жизнь вносили «престольные» праздники, которые отличались в разных приходах. На них приезжала родня из других деревень, собирались жители округи.

Если русская деревня в историческом центре страны сохраняла существенные пережитки патриархального уклада жизни, то в труднодоступных регионах Европейской России (Север, лесные зоны Заволжья и Урала, юго-восточные степи, горы Кавказа) и тем более Сибири в начале XX в. он оставался господствующим.

Загрузка...