История России. XX век. Эпоха сталинизма (1923–1953). Том II

3.1.1. От военного коммунизма к НЭПу. Лжетермидор

К концу 1922 г. большевики добились одной из своих главных целей – они подавили и изгнали из России организованную либерально-демократическую контрреволюцию. Победа была достигнута ценой жесточайшего запугивания населения смертью («Красный террор»), изнурения его голодом (продовольственная разверстка), лишения людей любых независимых источников существования (военный коммунизм) и, наконец, пропагандистской ложью, утверждавшей, что Белые желают восстановить крепостное право и царскую власть.

Когда победа была достигнута в Европейской России к весне 1920 г., никаких послаблений большевицкий режим не осуществил. И тогда по всей России вспыхнули народные восстания, размах которых во много раз превзошел и движение Разина в XVII в. и Пугачевский бунт в XVIII-м. При подавлении крестьянских и рабочих выступлений в 1921–1922 гг. погибло, умерло от ран, тифа и холеры 238 тысяч красноармейцев, военнослужащих ЧОН и партийных работников. Восставших погибло, скорее всего, значительно больше.

Всеобщее возмущение было, как и в предшествующие годы, успокоено неограниченным террором и спланированным голодом. Но результаты этих мер, усугубленные засухой 1921 г., оказались столь трагическими, что большевицкие вожди в 1921 г. были поставлены перед возможностью оказаться или свергнутыми всеобщим отчаянным бунтом голодных крестьян, рабочих и армии – в 1920–1921 гг. все население России, кроме новой элиты партийных функционеров и их гвардии, было против большевицкого режима; или оказаться правителями без народа, который погибнет в борьбе, уйдет за границу и вымрет с голоду. «На экономическом фронте, – признавался Ленин, – с попыткой перехода к коммунизму, мы к весне 1921 г. потерпели поражение более серьезное, чем какое бы то ни было поражение, нанесенное нам Колчаком, Деникиным или Пилсудским, поражение гораздо более серьезное, гораздо более существенное и опасное». «Россия после революции – погорелое место», – констатировал П.Б. Струве.

В этой, казалось бы, безвыходной ситуации большевицкие вожди нашли решение, хотя и опасное для них, но все же дававшее шанс на удержание власти: обескровленное террором и голодом население успокоить восстановлением нормальной рыночной экономики, которая тут же накормит голодных и увлечет трудящихся возможностью располагать результатами своего труда, при одновременном полном сохранении всецелой политической и идеологической власти за большевицким режимом. Новая экономическая политика (НЭП), а именно так стали называть этот курс большевиков с конца 1921 – начала 1922 г., была опасна для большевиков в первую очередь тем, что возрождала независимого от их власти человека – хозяйственно самостоятельного субъекта, который, обретя экономическую свободу от режима, естественно, возжелает свободы политической и свободы в сфере идей. Русское общество, так последовательно и старательно уничтоженное большевиками в годы Гражданской войны, могло быстро восстановиться вместе с народным хозяйством, а это означало для большевицкого режима и его вождей полную гибель – самоорганизовавшийся русский народ своих жестоких поработителей не потерпел бы ни дня. Поэтому в политической и идеологической сферах большевики не только не предполагали послаблений, но, напротив, готовились к новым ужесточениям, а в экономике допускали либерализацию только в тех пределах, в которых она легко могла быть свёрнута властью, когда к тому будет необходимость. Именно в 1922–1923 гг. большевики начали новые широкомасштабные гонения на Церковь, расправились с социалистическими партиями – эсерами и меньшевиками, установили всецелую цензуру, расширили полномочия карательной машины ВЧК – ОГПУ. «Как правящая партия, – объявлял Троцкий в 1922 г., – мы можем допустить спекулянта в хозяйство, но в политическую область мы его не допускаем».

В большевицком руководстве в 1919–1921 гг. шли споры – давать ли обществу послабления или дожимать его до конца. В конце 1919 г. Ленин клялся, что скорее всё население России вымрет, чем он ослабит государственную монополию на торговлю зерном (ПСС. Т. 39. С. 407). Троцкий, как он сам пишет в автобиографии, пытался убедить товарищей по ЦК заменить продразверстку продовольственным налогом уже в феврале 1920 г., но тогда потерпел полную неудачу. После долгих колебаний и споров только 15 марта 1921 г., сразу же после подавления восстания в Кронштадте, Х съезд РКП(б) постановил отменить продразверстку. Совнарком обнародовал это решение 23 марта.

«Я прошу вас, товарищи, ясно понимать, – говорил Зиновьев в декабре 1921 г., – что новая экономическая политика есть лишь временное отклонение, тактическое отступление, освобождение земли для новой и решительной атаки труда на фронте международного капитализма». Ленин любил сравнивать НЭП с Брестским договором 1918 г., когда тоже многим казалось, что большевики стали вассалами германцев, а на самом деле для большевиков Брестский мир был лишь тактическим шагом с целью удержания власти, а не союзом «навсегда». «Мы идем на экономические уступки, чтобы избежать политических», – откровенно высказывался Бухарин. Суть НЭПа была в обеспечении сохранности политических завоеваний большевиков ценой экономических подачек, которые легко могут быть взяты назад.

Далеко не все, как большевики, так и враги большевизма, правильно поняли НЭП. Для многих непосвященных в тайны большевицкой верхушки членов их партии НЭП казался «предательством Октября» и изменой коммунизму. Для многих врагов большевизма НЭП казался знаменьем надежды, что жестокий антинародный режим, столкнувшись с жизнью, начал перерождаться в нормальное государство, что «жизнь берет свое». И, вслед за рынком, вскоре начнут смягчаться и преследования инакомыслящих, и гонения на Церковь, исчезнут ужасные концентрационные лагеря и чрезвычайки. П.Н. Милюков говорил летом 1925 г. корреспонденту Chicago Tribune, что «новая экономическая политика заставит, в конце концов, советское государство пойти на компромисс по всей линии путем процесса устранения и восстановления. Ибо большевики уже не являются хозяевами в собственном доме».

Одни с надеждой, другие с ужасом называли НЭП «термидором русской революции», вспоминая календарь революции французской, на которую любили равняться русские революционеры. Месяц июль революционный календарь французов назвал термидором. В июле 1794 г. пала жестокая якобинская революционная власть, напоминавшая большевицкую, и Франция начала свою эволюцию к умеренному режиму, завершившемуся восстановлением монархии и реставрацией династии Бурбонов через двадцать лет – в 1815 г. Но во Франции термидор начался свержением и казнью Робеспьера и его соратников якобинцев, в России же сами якобинцы – Троцкий, Ленин, Сталин, Зиновьев начали в 1921 г. осуществлять «направляемую контрреволюцию», ни на минуту не упуская руль из рук. Через шесть лет, когда жизнь немного наладилась и общество успокоилось, а принципиальные враги большевизма были сломлены и обезврежены – убиты, сосланы на поселение или высланы за границу, тогда, в 1928 г. Сталин вновь повернул штурвал к тотальной, в том числе и экономической диктатуре партии большевиков над российским обществом.

Гриф секретности снят / Под ред. Г.Ф. Кривошеева. М., 1993.

Новая экономическая политика. М.,1974.

НЭП: экономические, политические и социальные аспекты. М., 2006.

Е.Г. Гимпельсон. НЭП и советская политическая система. 20-е годы. М., 2000.

3.1.2. Построение коммунистического государства. Создание СССР

Среди многих государств, возникших в Европе после Версальского мира, Советская Россия являла собой явное исключение. Она не последовала почти всеобщему тогда принципу этнического государства. Характерное для Европы XIX в. убеждение, что народность – это «дух государства», оказалось совершенно чуждым коммунистической идеологии. Не этничность, но интернациональный союз «пролетариев» стал главным принципом коммунистов. «Пролетарии всех стран – соединяйтесь!» – был их лозунг.

Лениным и его соратниками по коммунистической партии Россия переживалась и не как национальное государство, и не как предельная цель их политической деятельности, но лишь как плацдарм для всемирной пролетарской революции. Стратегической целью коммунистов было создание мировой социалистической республики.

Летом 1913 г. Ленин внес существенные поправки в свой подход к национализму. Полемизируя с тезисом меньшевицкой программы о «культурно-национальной автономии» для меньшинств в многонациональных государствах, Ленин, неожиданно для своих товарищей по партии, предложил принцип права наций на отделение и создание собственных независимых этнических государств. «Параграф нашей программы, касающийся проблемы национального самоопределения, не может пониматься никак иначе, кроме как в смысле самоопределения политического, то есть право на отделение и создание независимого правительства». Принцип этот присутствовал во всех советских конституциях, и именно он стал формальным средством разрушения Советского Союза в 1990–1991 гг., но существенно, что принцип этот вовсе не рассматривался Лениным в качестве средства для национального возрождения.

Ленин был убежден, что право на самоопределение должно быть провозглашено, дабы уничтожить желание самоопределяться в самом зародыше. «Разделение ни в малой степени не является нашей задачей, – подчеркивал Ленин. – Мы вовсе не предполагаем разделения». В другой работе он объяснял: «Мы требуем права на самоопределение, то есть права на независимость, то есть права на отделение угнетенных народов, не потому, что мы мечтаем об экономической разобщенности или о малюсеньких государствах, но напротив, поскольку мы желаем создания крупных государств и сближения, даже слияния народов, но на действительно демократическом, действительно интернациональном основании». Слияние народностей в едином всемирном социалистическом государстве оставалось высшей целью для Ленина и его соратников. Право на самоопределение было лишь тактическим лозунгом, используемым ради достижения этой стратегической цели.

Октябрьский переворот 1917 г. обратил коммунистическую теорию в практику, но реализация на практике большевицкого принципа о праве наций на самоопределение вовсе не входила в планы новых московских коммунистических вождей. Над множеством национальных пролетарских государств должна была господствовать единая, направляющая политическая властная воля. И эта единая властная воля оформилась в виде Российской коммунистической партии (большевиков) – РКП(б).

В 1922 г. на территории бывшей Российской Империи было 4 номинально независимые советские республики: Российская Федеративная (включавшая ряд автономий), Украина, Закавказская Федерация, состоявшая из Армении, Азербайджана, Грузии и ряда автономий, и образованная в январе 1919 г. Белоруссия. Уже в декабре 1920-го и январе 1921 г. большевизированные Украина и Белоруссия передали в ведение РСФСР свои комиссариаты военных и морских дел, внешней торговли, финансов, почт и телеграфов, труда. В 1921 г. такие же договоры были подписаны с большевицкими режимами, насажденными из Москвы в Закавказье – в Азербайджане, Грузии и Армении. В 1922 г. все эти окраины, а также Дальневосточная республика и занятые Красной армией Хива и Бухара, объявленные «народными советскими республиками», передали РСФСР свои международные отношения. Так большевики установили властное единство на большей части Российской Империи. В ЦК РКП(б) встал вопрос о его «правовом» оформлении.

В 1919–1922 гг. «национальные» коммунисты (украинские боротбисты, украинские социал-демократы; грузинские коммунисты – Махарадзе, Мдивани и иные; Энвер Паша и его пантюркисты в Туркестане, позже – члены Мусульманской коммунистической партии Султана Галиева) приняли принцип самоопределения наций не в качестве тактического лозунга, но как подлинную составляющую коммунистического символа веры, и согласились на сотрудничество с московскими большевиками ради не только социального, но и этнического освобождения соплеменных им «пролетариев». Коммунистические партии Украины, Белоруссии и Грузии, а также Мусульманская коммунистическая партия (татарских коммунистов) предпринимали энергичные попытки сохранить независимость своих социалистических республик и некоторую хотя бы автономию национальных коммунистических партий, но напрасно. Используя инструмент безусловной партийной дисциплины, Ленин и Троцкий смогли добиться соединения советских республик в Союз. Те, кто остались противниками соединения, даже если они возглавляли соответствующие республики, в знак протеста могли только подать в отставку со всех государственных и партийных постов. Такие видные национальные коммунистические лидеры, как Буду (Поликарп) Мдивани и Филипп Махарадзе в Грузии, Микола Скрыпник и Христиан Раковский на Украине, даже и не пытались сопротивляться объединительным действиям Москвы, опираясь на обычные, предусмотренные в таких случаях государственные средства, хотя они и возглавляли свои республики.

В России же, напротив, немало большевиков и даже большевицких лидеров желало создания единого Российского большевицкого государства, Российской коммунистической империи. За это в первую очередь ратовал нарком по делам национальностей Иосиф Сталин, за это выступал М.И. Лацис. Некоторые коммунисты отрицали саму возможность права на политическое самоопределение национальностей (Карл Радек, Георгий Пятаков, Николай Бухарин, Феликс Дзержинский, Михаил Покровский). «Всё это пресловутое «самоопределение» не стоит выеденного яйца, – рассуждал, например, Пятаков, одно время глава Коммунистической партии (большевиков) Украины. – Это или просто дипломатическая игра, которую в некоторых случаях нужно играть, или это хуже чем игра, если мы берём это всерьёз».

Столкнулись два национализма – имперский и местный, которые могли в самом начале разрушить любимое детище Ленина и Троцкого – Всемирную советскую социалистическую республику, ради которой большевики и захватили власть в России.

Ленин и Троцкий были совершенно свободны от какого бы то ни было этнического национализма. Русский патриотизм они ненавидели так же яростно, как и веру в Бога. Национального еврейского чувства в них не было совершенно. Это были странные существа безрелигиозные и безнациональные. Латыш Лацис и грузин Сталин так же не имели религиозного и национального чувства, но они были снедаемы имперской идеей. Ленин и Троцкий видели себя шире, границы Российской Империи были тесны для них. Они ощущали себя гражданами мира и желали владеть всем миром. Их кумиром была неограниченная никакими государственными границами власть над народами и континентами.

Как «защитить русских инородцев от нашествия того истинно русского человека, великоросса-шовиниста, в сущности, подлеца и насильника, каким является типично русский бюрократ… <от> этого моря шовинистической великорусской швали… от истинно русского держиморды?» – спрашивал Ленин. С другой стороны, Сталин предупреждал Ленина (письмо от 22 сентября 1922 г.), что «мы переживаем такую полосу развития, когда форма, закон, конституция не могут быть игнорированы, когда молодое поколение коммунистов на окраинах игру в независимость отказывается понимать как игру, упорно принимая слова о независимости за чистую монету и так же упорно требуя от нас проведения в жизнь буквы конституций независимых республик». Сталин был за «автономизацию» нерусских республик, то есть их вхождение в РСФСР на правах автономий.

Выходом из этого кризиса для большевиков оказалось, как всегда, хитроумно-лживое решение Ленина. Держа в уме цель «всемирной советской республики», Ленин отстаивал идею союза «равноправных республик». «Мы признаем себя равноправными с Украинской ССР и др. и вместе и наравне входим с ними в новый союз, «Союз Советских Республик Европы и Азии»», – писал Ленин. Входящие в союз республики, предложил он, как государства должны быть вполне независимы и потому могут в любой момент выйти из союза, порвать с ним. Но коммунистическая партия должна быть единой во всех государствах союза и должна удерживать власть над народом, не считаясь с волей самого народа. Эта единая коммунистическая власть будет обеспечивать всецелое политическое, экономическое и идеологическое единство союза коммунистических государств при формальной их независимости друг от друга. Понятно, что выход из союза в таком случае становится чистой фикцией. Единая коммунистическая власть никогда не согласится на него, а без согласия этой единой коммунистической власти никто и пальцем не должен сметь пошевелить в союзе независимых «советских» «республик».

Подход Ленина взял верх не без борьбы между Лениным и Сталиным. Они крепко поссорились на этом вопросе. Но позднее Сталин неукоснительно следовал ленинской модели. В октябре 1922 г. на пленуме ЦК РКП(б) руководство большевиков единогласно одобрило предложение Ленина. «Признать необходимым заключение договора между Украиной, Белоруссией, Федерацией Закавказских республик и РСФСР об объединении их в «Союз Социалистических Советских Республик», с оставлением за каждой из них права свободного выхода из состава «Союза»», – гласило решение пленума. 30 декабря 1922 г. I съезд Советов Союза, следуя указаниям большевицкой власти, утвердил декларацию о создании Союза Советских Социалистических Республик. Декларация провозглашала равноправность всех республик, добровольность их объединения, свободу выхода. Всё это была стопроцентная ложь. Привлекательный фасад советской федерации только для слепых мог скрыть стальной каркас клетки, выкованный единой коммунистической партией. Принцип, на котором предлагал строить большевицкое государство Ленин, полностью восторжествовал.

Съезд избрал новый верховный орган фиктивной советской государственной власти – Центральный исполнительный комитет (ЦИК) СССР, состоявший из двух палат – Союзный Совет и Совет Национальностей. Председателями ЦИК назначались Михаил Калинин от РСФСР, Григорий Петровский от Украинской ССР, Александр Червяков от Белорусской ССР и Нариман Нариманов от Закавказской СФСР. Общим правительством, совсем не фиктивным, стал Совет народных комиссаров (СНК) РСФСР во главе с Лениным (тогда уже тяжело больным), просто ставший теперь СНК СССР, а общая компартия, тоже совершенно реально властвовавшая на территории России, стала с 1925 г. называться Всесоюзной, или ВКП(б) – как и из названия государства, из названия правящей в нём партии сознательно была убрана всякая национальная привязка. Теперь это была интернациональная, в пределе – всемирная, партия коммунистов-большевиков.

К первоначальным «республикам» – включая Армению, Азербайджан и Грузию, которые до 1936 г. состояли в Закавказской Федеративной ССР, – были, после упразднения в 1924 г. Бухарской и Хорезмской (бывшее Хивинское ханство) народных советских республик, добавлены Узбекская и Туркменская ССР, позже Казахская, Киргизская и Таджикская. К 1936 г. СССР состоял из 11 «республик», внутренние границы которых еще не раз менялись партийной властью.

Формально вся власть в республиках принадлежала Советам рабочих и крестьянских депутатов, избираемых населением, но фактически она полностью находилась в руках партии большевиков, которые контролировали Советы и изнутри, через депутатов коммунистов, и извне, через распоряжения правящей партии. Советы были свои в каждой области, в каждой «республике», но партия была одна, жестко централизованная и полностью подчиняющаяся своему центральному комитету и политическому бюро. Коммунистическая партия «парализовывала» (термин Ленина) независимую активность Советов. И выборы депутатов в Советы, и принятие ими решений полностью контролировалось большевицкой партией из Москвы. Поэтому, кстати, говорить о «советской власти» в России с 1918 г. неправильно. Это была не советская, а большевицкая власть. Советы с 1918 г. превратились только в камуфляж, только в ширму для диктатуры партии большевиков, а еще точнее – для руководства большевицкой партии.

«Государство нового типа» – по форме союз советских республик, а по существу централизованная, жесткая диктатура компартии – претендовало со временем объединить в себе все страны мира. Декларация 30 декабря 1922 г. объявляла СССР открытым для вхождения в него новых социалистических республик и утверждала, что его создание является «шагом на пути объединения трудящихся всех стран в Мировую Социалистическую Советскую Республику». Отсюда и его герб – изображение земного шара с наложенными на него молотом и серпом – знаками рабочего и крестьянского труда – увенчанными пятиконечной звездой – символом единения пяти континентов под властью коммунистов. Государственным флагом СССР было объявлено красное полотнище с изображением в верхнем углу золотого серпа и молота, а над ними пятиконечной звезды. Гимном объявлен «Интернационал». Герб, флаг и гимн СССР являлись не новыми символами России, но эмблемами всемирного коммунистического государства, о котором грезили Ленин, Троцкий и их товарищи и которое должен был созидать Коминтерн. Преемства, продолжательства с исторической Россией большевики категорически не признавали, объявляя СССР новым государством, которое воздвигается «на руинах старого мира».

R. Pipes. The Formation of the Soviet Union. N. Y.: Atheneum, 1968.

3.1.3. Восстановление народного хозяйства

НЭП, начавшийся с отмены продовольственных экспроприаций в деревне, естественным образом стал распространяться на все стороны хозяйственной жизни. Если крестьянам разрешается свободно продавать те продукты, которые остаются в их распоряжении после уплаты продналога, то нужен рынок, нужны деньги, необходимы товарные отношения в промышленности и т. д. Когда с иностранной помощью был преодолен голод 1921–1922 гг., а урожай 1922 г. оказался на редкость хорошим, на очередь стал вопрос инфляции, достигшей абсурдных размеров. Назначенный в январе 1922 г. управляющим Наркомфина Григорий Яковлевич Сокольников (Гирш Янкелевич Бриллиант) привлек специалистов царского времени к разработке денежной реформы. Самым известным из них был бывший банкир и общественный деятель, министр земледелия в кабинете С.Ю. Витте, а затем депутат от КДП в Думе – Николай Николаевич Кутлер (1859–1924). Кутлер вошел в правление Госбанка, который был создан по его совету в октябре 1921 г. По его же рекомендации была выпущена новая валюта, а государственный бюджет пересчитан в царских рублях. Двумя годами позже подобную реформу провели в Германии под руководством директора Рейхсбанка Ялмара Шахта, в 1924–1925 гг. – в Польше по проекту эндека Владислава Грабского.

Вопреки левым коммунистам, желавшим упразднить Наркомфин и деньги вообще, Кутлер и Сокольников составили план перехода к золотой валюте. Так как золота для обеспечения всей денежной массы не было, в конце 1922 г. был выпущен червонец, обеспеченный золотом на 25 %. Его приравняли к 10 довоенным рублям, т. е. к 7,7 грамма чистого золота, и к концу 1923 г. за него давали 4,8 доллара США. Червонцем пользовались ограниченно, в оптовых сделках, но к нему были привязаны новые бумажные рубли. Было отчеканено и некоторое количество золотых червонцев, идентичных по размеру и весу царской десятирублевой монете. После девальваций старых дензнаков – «ленинок» в 1923 и 1924 гг. население получило 1 новый рубль за 50 000 000 000 (миллиардов!) старых. Чеканилась серебряная и медная разменная монета, также по размеру и весу идентичная соответствующим монетам последнего царствования.

Чтобы обеспечить бездефицитный бюджет, восстанавливался налоговый аппарат, натуральное обложение заменялось денежным, сокращались государственные расходы. Объем новых бумажных денег был четко ограничен, и население встретило их с доверием. Жесткая денежная политика Сокольникова способствовала подъему народного хозяйства. В 1924 г. бюджет советского правительства (в твердых ценах) достиг примерно половины бюджета царского времени. С 1924 г. продналог крестьяне могли давать уже не натуральной продукцией, а деньгами, продавая всё произведенное ими на свободном рынке.

ВСНХ и созданный в 1921 г. Госплан противились такой финансовой политике, требуя неограниченных кредитов на развитие промышленности. Поэтому в 1926 г. инфляция понемногу возобновилась. Сокольникова сняли с поста наркома, поддерживать курс червонца продажей золота стало невозможно – и конвертируемая советская валюта перестала существовать. Вплоть до распада СССР в 1991 г. советский рубль больше никогда не был конвертируемым и не принимался как средство платежа на международном рынке.

Денежная реформа помогла восстановить рыночные отношения на селе. В 1922 г. был принят Закон о трудовом землепользовании, а IV сессия ВЦИК в октябре 1922 г. приняла земельный кодекс РСФСР, который вступил в действие с 1 декабря 1922 г. Кодекс законодательно закреплял отмену частной собственности на землю, которая переходила в собственность «рабоче-крестьянского государства» (то есть, по сути, в руки партии большевиков). 27-я статья этого Кодекса категорически запрещала приобретение, продажу, наследование, залог или дарение земли. Устанавливались регулярные земельные переделы. Более всего большевики опасались превращения крестьянских хозяйств в самостоятельные. Деревня была отброшена в достолыпинские времена последней четверти XIX в. Однако крестьяне получили свободу выбора форм землепользования – общинного, подворно-участкового, товарищеского или смешанного. Частично допускался «вспомогательный наемный труд» и аренда земли у соседей. Мобилизация труда государством, трудовые армии были отменены.

За шесть лет крестьяне поправили свои дела после катастрофы 1918–1921 гг. и в 1928 г. вышли приблизительно на уровень 1913 г.

Сбор зерновых на душу населения поднялся с 2,4 центнера в 1921–1922 гг. до 4,5 центнера в 1926–1927 гг., но не достиг 4,9 центнера 1913 г. Рост за 1922–1928 гг. был, как видно, порядка 30–40 %, но он был неровным. Началось быстрое расслоение на верхушку трудолюбивых и успешных и массу продолжавших жить в общине с ее примитивной техникой и низкой урожайностью. Крестьяне строили себе дома и откармливали скот, но их хозяйство оставалось по преимуществу натуральным, а не товарным. Дробление хозяйств усугубилось: до революции было 13 млн дворов, теперь стало 24 млн. Между тем во всем мире агротехника требовала укрупнения хозяйств, промышленность – оттока рабочей силы в город. Товарный хлеб, как и в столыпинское время, стали давать зажиточные единоличники, порвавшие с общиной.

Но если вышедших на отруба крестьян в 1910-е гг. в шутку называли «столыпинскими помещиками», то теперь их без всяких шуток стали звать «кулаками». «Кулаков» большевики боялись – это были независимые от них «достаточные» хозяева, которые, располагая экономической свободой, могли пожелать и свободы политической. Чтобы тормозить рост «сельской буржуазии», большевики теснили «кулаков» налогами. В 1926 г. постановлением Совета труда и обороны было запрещено продавать тракторы единоличным хозяевам. Оставшиеся в деревне помещики получили в 1918 г. наделы наравне с крестьянами, но 3 апреля 1925 г. вышел закон «О лишении бывших помещиков права на землепользование и проживание в принадлежавших им до Октябрьской революции хозяйствах». Местные сельсоветы не спешили его исполнять, и в 1926 г. потребовался повторный закон на ту же тему. Не дожидаясь репрессий, бывшие помещики бросали свои усадьбы и скрывались в многолюдных городах, порой меняя даже фамилию.

В промышленности шло упорядочение повальной национализации 1918–1920 гг. Государство оставило за собой «командные высоты» – примерно три четверти объема продукции. Крупные предприятия объединялись в тресты, которые должны были работать на коммерческой основе. Мелкие предприятия возвращались прежним владельцам в собственность или в аренду. В 1920 г. был принят план постройки государственных электростанций ГОЭЛРО. Установленная мощность электростанций увеличилась с 1,2 млн кВт в 1922 г. до 1,8 млн кВт в 1928 г., удвоилось производство электроэнергии. Это была единственная отрасль, которая за время НЭПа значительно превзошла дореволюционный уровень.

Производство в целом, оправившись от обвала времен военного коммунизма, подошло в 1928 г. к уровню 1913 г., а в некоторых отраслях превзошло его. На территории, которая к 1928 г. контролировалась СССР, в 1913 г. было произведено промышленной продукции на 6391 млн золотых рублей, в 1927 г. – на 6608 млн тех же рублей; сельскохозяйственной продукции в 1913 г. – на 12 790 млн рублей, в 1927 г. – на 12 775 млн рублей. Стали выплавлялось 102 % от уровня 1913 г. (в сравнимых границах), хлопчатобумажных тканей производилось 104 %. Угля – 105 %, нефти – 112 %. В 1925 г. была воссоздана Всероссийская Нижегородская ярмарка. Но за первые 11 лет большевицкой власти в России другие цивилизованные страны в своем экономическом развитии ушли далеко вперед, а Россия «выпала» из первой «группы» стран, лидирующих по темпам экономического роста (США, Япония, Швеция).

Цены на промтовары были высокими, качество – низким, крестьяне требовали больше денег за свои товары. К тому же после ликвидации крупного капитала деньги на развитие промышленности брать было неоткуда, и в городах росла безработица. Одновременно появились люди, разбогатевшие на торговле, так называемые нэпманы.

В годы НЭПа большевицкий режим достаточно спокойно относился к забастовкам на государственных предприятиях, рассматривая их как неизбежное зло, порождаемое «узкими местами» народного хозяйства и произволом местной администрации. Лидер советских профсоюзов Михаил Томский на пленуме ЦК ВКП(б) в июле 1928 г. отмечал с иронией, что в России рабочие выигрывают больше стачек, нежели их товарищи за рубежом. Средняя зарплата рабочих в промышленности составляла 20–30 золотых рублей в месяц, а у высококвалифицированных поднималась до 45–50.

В городе, как и в деревне, НЭП был решением неустойчивым, а потому временным: очень быстро полусвободные товарно-денежные отношения в стране стали несовместимы с политическим господством большевиков.

Е.И. Сафонова. Московские текстильщики в годы нэпа: квалификация и дифференциация в оплате труда // Экономическая история. Ежегодник. 2000. М.: РОССПЭН, 2001.

М.Я. Ларсонс. На советской службе. Записки спеца. Париж: La Source, 1930.

С. Есиков. Российская деревня в годы НЭПА. К вопросу об альтернативах сталинской коллективизации (по материалам Центрального Черноземья). М.: РОССПЭН, 2010.

3.1.4. Национальная политика большевиков

После победы в Гражданской войне большевики начали претворять в жизнь проекты «развития угнетенных народностей бывшей Российской империи». В марте 1921 г. в третьей части своей резолюции Х съезд РКП(б) провозгласил необходимость развития национальных культур, работы по созданию судопроизводства на национальных языках, организации соплеменной большинству населения местной советской власти, подготовку руководящих национальных кадров и обучение местным языкам, обычаям и традициям тех русских коммунистов, которые будут направляться на работу на национальные окраины. Другое положение той же резолюции определяло курс на «хозяйственное выравнивание развития промышленности в национальных регионах», при одновременном «отстранении местных эксплуататорских элементов и классов, церковников и феодалов». В четвертом пункте третьей части резолюции X съезд обещал предоставление всей возможной помощи малым и отсталым народам для осуществления скорейшего их развития. ХII съезд РКП(б) в апреле 1923 г. вновь указал на особую важность для коммунистов активности в решении национального вопроса.

В противоположность общепринятому в начале XX столетия мнению, что только национальная идея может успешно объединить государство, русские коммунисты в 1920-е гг. уделяли основное внимание не главенству русской народности, но развитию всей полноты этнического многообразия при одновременной борьбе с естественно главенствующим положением русских в подвластной им стране. «Великорусский шовинизм, – провозглашают оба съезда, – враг для Советского Союза более опасный, чем местный национализм». Резолюция X съезда подчеркивала «необходимость борьбы с переселенческой политикой царизма, когда русским колонистам отдавались лучшие пахотные земли, а коренных жителей изгоняли в бесплодные пустыни». Резолюция далее отмечала, как весьма положительный факт, что «на Тереке и в Туркестане уже отбирают землю у кулацких элементов из русских крестьян и казаков и возвращают эту землю туземцам». Делегат съезда Георгий Сафаров сообщал, что «сносятся целые кулацкие поселки, количество выселяемых из Средней Азии кулаков и казаков – сотни тысяч». Другими словами, лишалось средств существования практически все европейское переселенческое население Туркестана, зачисленное в кулаки и казаки. И лишалось оно прав на жизнь по воле Российской компартии, 72 % членов которой в 1922 г. составляли этнические русские.

В 1918–1922 гг. большевики создали множество автономных республик и областей, назвав само созданное ими государство федеративной республикой. Националистические движения в это время, малочисленные и сравнительно слабые, были только на Волге, Урале и Северном Кавказе, в Туркестане. Но национальные территориальные образования возникли не только здесь, но и в тех местах России, где коренные народы и вовсе не помышляли о национальной автономии – например, на Дальнем Востоке, в Сибири, на Севере. Сами национальные движения, там, где они были мало-мальски влиятельны, жестоко подавлялись, но народам, от имени которых говорили националисты, предоставлялось широкое культурное самоуправление с элементами собственной государственности. Так, после присоединения Азербайджана были арестованы тысячи членов правившей в республике националистической партии Мусават. Её лидеры были убиты почти сразу же в Баку, а другие идейные азербайджанские националисты, выжившие после нескольких лет издевательств в местных тюрьмах, – отправлены в Соловецкий лагерь, где почти все погибли или покончили собой, не выдержав нечеловеческого обращения.

Специальный указ ВЦИК от 29 апреля 1926 г. разрешил организацию в РСФСР национальных районов и сельсоветов. Другие входившие в СССР республики последовали примеру РСФСР. В результате в 1932 г. в Советском Союзе насчитывалось 19 автономных республик, 17 автономных областей, 10 национальных округов, 250 национальных районов и 5800 национальных сельских советов. Большинство народностей, получивших такую автономию, никогда не искали во времена Российской Империи национально-территориального самоуправления или независимости. «Исключая, может быть, Польшу и Финляндию, ни один из живших на окраинах Империи народов и не желал и не был готов к отделению от России» (Ричард Пайпс). А через пять лет после октябрьского переворота практически все народности СССР от русских в нерусских землях до мельчайших сибирских племен орочей, тофаларов, коряков, айнов, алеутов получили ту или иную форму национально-территориальной организации.

На Украине, например, в 1931 г. были следующие национальные районы и сельсоветы и, кроме того, в состав Украины входила Молдавская автономная республика:

Помимо описанной национально-территориальной реорганизации большевики создали специальные научно-исследовательские центры по изучению языков и культур населяющих СССР народов. Более чем шестьдесят народностей получили благодаря этим исследованиям свой алфавит. Начальное образование велось на более чем шестидесяти языках, а на некоторых обучение продолжалось и далее. Издание книг и периодических изданий на языках меньшинств получало энергичную поддержку большевицкой власти. В 1934 г. школьные учебники печатались в СССР на 104 языках, газеты – на 87.

В Белоруссии, где большинство коренного белорусского населения считало белорусский язык «деревенским», а русский – культурной городской языковой нормой, в 1924 г. началась «белоруссизация». Ученые рука об руку с белорусскими коммунистическими вождями прикладывали массу сил для создания системы национальной школы, для укоренения средств массовой информации на белорусском языке. Тогда же из состава РСФСР в Белорусскую ССР, которая до того ограничивалась частью Минской губернии, были переданы уезды из Витебской, Гомельской и Смоленской губерний РСФСР, включая такие крупные города, как Витебск, Могилев, Гомель, Полоцк, «так как население этих уездов и городов преимущественно использует белорусский язык». Территория Белорусской ССР увеличилась более чем в два раза. Принятая в 1927 г. новая Конституция Белорусской ССР объявляла четыре языка государственными: белорусский, русский, еврейский и польский. В 1930–1931 гг. 88 % школьников обучались в школах Белоруссии, где языком преподавания был белорусский. Но при этом в Белоруссии были созданы 23 еврейских, 19 польских, 16 русских, 5 латышских, 2 украинских и 2 немецких сельсовета, а в 1932 г. организован польский национальный округ. Сходное положение сложилось в иных республиках СССР в 1920-е – начале 1930-х гг.

С 1923 г. Российская коммунистическая партия дозволила так называемую «коренизацию». В органы государственного управления стали активно привлекать представителей «коренного» населения и всячески поощрять создание «национальной интеллигенции». Повсюду создавались академии наук, оперные и драматические театры, кинематограф, поощрялась «пролетарская» литература, музыка, изобразительное искусство. Создавались типовые для всего СССР творческие союзы писателей, художников, композиторов. Левацкие группы националистов были приняты в Коммунистическую партию, и национальная интеллигенция пользовалась сравнительной свободой деятельности в областях языка, литературы, искусства, филологических и исторических изысканий.

ХII съезд РКП(б) принял решение, что «руководство национальных республик и областей должно главным образом состоять из лиц коренных национальностей, говорящих на местных наречиях и знающих местные обычаи», и это решение активно претворялось в жизнь. В Казахской автономной республике в 1927 г. среди членов местного ЦИК насчитывалось 12 казахов, два русских, один узбек и один каракалпак. Среди государственных министров республики 11 были казахами и пять – иными. Даже в русских губерниях со смешанным населением делались попытки выдвигать руководителей различных национальностей. Так, в Черноморской губернии Северокавказского края в 1930 г. русские среди руководителей сельсоветов составляли только 45 процентов. Остальные были украинцами, греками, армянами, немцами, даже эстонцами и поляками.

Не следует, однако, забывать, что «либеральная» политика большевиков в отношении национальных меньшинств политически была ограничена почти исключительно лингвистической областью. Автономии не обладали никаким реальным самоуправлением. Не было у них и возможностей организовать культурную, политическую и хозяйственную жизнь в соответствии с собственными намерениями. Совершенно централизованная Всесоюзная коммунистическая партия контролировала все проявления жизни и деятельности, во всех уголках Советского Союза. Развитие национальной культуры, исследования в области языка, истории, изящных искусств, национальной философии дозволялись только до тех пор, пока они служили делу развития «пролетарской культуры». Все другие формы национальной деятельности, как политические, так и культурные, оставались совершенно воспрещенными, и те, кто пробовали заниматься ими, немедленно объявлялись «врагами народа» и жестоко наказывались. В 1920-е гг. концентрационные лагеря и тюрьмы СССР были полны «буржуазными националистами». Другие национальные лидеры были казнены, принуждены к эмиграции или доведены до самоубийства. Начиная с октябрьского переворота, Россия была тоталитарным государством, и свободы в области национальных отношений четко ограничивались задачами пролетарского образования и коммунистической культуры. Но в этих жестких границах национальная самобытность обеспечивалась с большой тщательностью.

В 1920-е гг. коммунисты не были озабочены подведением националистического фундамента под свое государство. Их главным образом увлекало дело строительства «всемирного союза трудящихся». Пройдет время, полагали они, и в таком союзе исчезнут всяческие этнические и культурные границы, языки сольются, расы смешаются. «Все будут приятно смуглявенькими», как объявлял один из героев шолоховской «Поднятой целины». Но все это в будущем, а нынче надо привлечь народы к интернациональному братству трудящихся и разорвать узы, соединяющие рабочий люд любой национальности с соплеменным ему классом буржуазии. Отсюда жесточайшая диктатура в политике и идеологии и либерализм в языковой политике.

В подготовке к слиянию народов коммунисты применяли целый набор хорошо продуманных методов. Во-первых, борьба и уничтожение всех националистов, не вписавшихся в коммунистические ряды. Во-вторых, система национально-территориальных образований, которая предполагает, что территория проживания того или иного народа должна быть выделена в особое автономное или, по меньшей мере, в национально-административное образование. Система национально-территориальных автономий кажется весьма демократическим учреждением, но на практике она приводит не столько к этническому возрождению, сколько к ассимиляции меньшинств.

Третьим средством, к которому прибегли коммунисты в их национальной политике в 1920-е гг., стала изоляция народов от исторических корней их культур. Для этого, кроме уничтожения носителей традиционной культуры – небольшевицкой интеллигенции, духовенства, образованных представителей высших слоев, – использовался метод смены алфавита. Многие языки с древней письменной традицией и богатой литературой – татарский, монгольский, тувинский, таджикский, узбекский, азербайджанский – были переведены на латинскую графику. Вместо арабского алфавита была введена латиница в Азербайджане в 1923 г., в Татарии в 1927-м, в Средней Азии в 1929-м. В тюркских областях сторонниками перехода на латинский алфавит были и тюркские националисты, считавшие, что переход на латинскую графику сделает образование более доступным, а также расширит возможность освоения тюрками достижений европейской науки. Эта идея была поначалу поддержана большевиками, но по другим причинам. Большевики увидели в латинизации графики «начало революции на Востоке», а именно разрыв с мусульманской традицией. Отказ от традиционной арабской письменности рассматривался как эффективное орудие борьбы против ислама, т. к. арабской вязью написаны Коран и другие священные тексты мусульман.

Новые алфавиты для ранее неписьменных народов также создавались на основе латиницы. Научные и технические термины, как правило, транслитерировались при этом с английского или с немецкого, а не образовывались с использованием традиционных лингвистических методов. Нарком просвещения Луначарский попытался даже русский язык перевести на латиницу в конце 1920-х гг., вспоминая слова Ленина, что латинизацией русского языка надо обязательно заняться «в более спокойное время, когда мы окрепнем». Языки должны были разорвать со своим «буржуазно-поповским» прошлым с помощью внедрения нового «революционного» алфавита. Арабские буквы центральноазиатских языков «смотрят в прошлое», латинские буквы – в будущее коммунистическое общежитие – утверждали большевики. Так поступали, кстати, не только большевики, так поступил и Кемаль-паша в Турции, реформировав турецкий язык и заменив его графику с арабской на латиницу, так позднее поступали коммунисты в Северной Корее, Китае, Вьетнаме.

Как и НЭП в экономике, языковая политика большевиков была тактическим временным отступлением и пропагандистским маневром. Большинство российских инородцев вовсе не владело или очень плохо владело русским. Поэтому пропаганду среди них коммунистических идей возможно было вести только на национальном языке. Иначе народы, как калмыки или якуты, окажутся не охваченными большевицкой идеологией и, следовательно, чуждыми и враждебными «советской власти», которая привлекала к себе не делами, а словами. Поскольку пропаганда в то время главным образом велась через печатное слово, инородцев надо было научить читать на родном языке и создать большевицкую национальную интеллигенцию, которая бы могла писать и говорить на этом языке то, что надо московским коммунистам. Чтобы исключить всякое воздействие национальных традиционных идей, возрождение национализма, столь опасного и даже непереборимого коммунистической пропагандой (как убедились большевики, столкнувшись во время Гражданской войны с национализмом польским, финским, грузинским), коммунисты уничтожали физически своих конкурентов – культурный слой всех народов, а простонародье отрывали от культуры предков, меняя алфавит и сжигая книги. Поскольку в 1920-е гг. коммунистические вожди были ориентированы на создание всемирной коммунистической «республики», они кириллице предпочитали латиницу. Вскоре их предпочтения изменятся. Но стратегической целью большевиков оставалась не национальная форма культуры с коммунистическим содержанием, а полная денационализация, превращение русского, якута, азербайджанца, поляка в «советского человека», не сознающего своего родства ни с каким народом, ни с какой национальной историей, ни с какой общностью, полностью преданного «коммунистической партии и советскому правительству».

«Развитие национальных культур и языков в период диктатуры пролетариата в одной стране может допускаться, но только ради создания условий для их последующего отмирания и слияния культур и языков в единую социалистическую культуру и в единый общий язык, когда социализм одержит полную победу во всем мире», – указывал Сталин на ХIV съезде ВКП(б) в 1930 г. Такой была цель коммунистов – национальное развитие для полной денационализации всего человечества. Не больше, не меньше.

Национальный вопрос и Советская Россия. М.: Госиздат, 1921.

E.Carrere D’Encausse. The Great Challenge: Nationalities and the Bolshevik State. 1917–1930. N.Y., 1991.

Ethnic Minorities in the Soviet Union. N. Y.: Praeger, 1968.

J. Ornstein. Soviet Language Policy: Continuity and Changе // Ethnic Minorities in the Soviet Union. N. Y., 1968.

Language planning in the Soviet Union / Ed. by M. Kirkwood. L., 1989.

Terry Martin. The Affirmative Action Empire: Nations and Nationalism in the Soviet Union, 1923–1939. Ithaca, N.Y.: Cornell University Press, 2001.

3.1.5. Внешняя политика большевиков

Завершение Гражданской войны и переход к хозяйственному строительству в мирных условиях объективно требовали перестройки всей системы внешней политики СССР. Однако курс большевиков на международной арене оставался воинственно-агрессивным. Лидеры партии и Коминтерна продолжали активно использовать любую возможность для организации вооруженных восстаний в разных уголках мира с целью расширения зоны коммунистического господства. Большевицкая внешняя политика продолжает двигаться по двум проложенным Лениным параллельным колеям. Наркоминдел под руководством Г.В. Чичерина обеспечивал дипломатическую защиту большевицкого государства, а Коминтерн под руководством Г.Е. Зиновьева работал над свержением правительств «буржуазных стран».

Своим главным врагом в то время большевики считали «английский империализм» и, следуя ленинской тактике лавирования, делали все возможное для его ослабления. В конце 1923 – начале 1924 г. Г.В. Чичерин стал даже ратовать за создание некой «континентальной системы» в Европе. Имелось в виду наладить партнерские отношения не только с Германией, но и с Францией, где, как полагали большевики, были сильны антибританские настроения. Резко враждебное отношение проявляли большевики и к созданной в 1919 г. Лиге Наций, в которой доминировала Англия. Особое раздражение вызывала у них 16-я статья Устава Лиги, которая обязывала стран-участниц прибегать к санкциям, включая военные действия, против любой страны-агрессора, если Совет Лиги Наций выскажется за это.

Однако в связи с победой на выборах в Великобритании партии лейбористов, симпатизировавшей большевикам, именно Англия стала второй после Германии крупной западной державой, которая de jure признала большевицкий режим. Произошло это 2 февраля 1924 г. Через шесть дней СССР признала фашистская Италия, а после этого дипломатические отношения с Советским Союзом поспешили установить более 20 стран, в том числе Китай, Франция и Япония. Только Соединенные Штаты, а также ряд небольших государств (например, Югославия) долгое время отказывались признавать Советский Союз. США изменили свою позицию лишь в 1933 г.

Западные и восточные страны устанавливали дипломатические отношения с СССР, как будто бы он был таким же государством, как все остальные, а не провозглашал своей целью захват всего мира и не вёл постоянной Гражданской войны против собственного народа. Западные государства были недовольны конфискацией имущества их граждан и отказом большевиков платить по царским долгам, но в «мировую советскую республику», о которой прямо говорила советская Конституция 1924 г., они верить не желали, считая агрессивную социально-политическую риторику большевиков «только фразой». А о страдающих народах России и вовсе не вспоминали, полагая, что каждый народ достоин того правительства, которое имеет.

Волна признаний СССР способствовала укреплению международного положения большевицкого режима, содействуя и развитию его внешнеторговых связей. Но основным советским торговым партнером на протяжении всех 1920-х гг. оставалась Германия, в отношениях с которой неизменно господствовал «дух Рапалло». Большевики энергично играли на объективных противоречиях, существовавших между Германией, задавленной репарациями, и странами-победительницами бывшей Антанты, и всеми возможными способами старались привлечь немецкое правительство на свою сторону.

В июле 1922 г. в Берлине им удалось даже подписать с немцами секретное соглашение о военном сотрудничестве, по которому советские коммунисты начали активно участвовать в воссоздании германской военной авиации и танковых войск. По этому соглашению Германия могла производить и испытывать в Советской России запрещенные ей Версальским договором виды оружия, обучать офицеров.

Командиры РККА А.И. Корк, А.И. Тодорский, В.К. Триандафиллов, М.Н. Тухачевский, И.П. Уборевич и др. и офицеры Рейхсвера – генерал-майор П. фон Хассе, полковник О. фон Нидермайер, подполковник Г. Гудериан, майор В. Модель и др. участвовали в делегациях обмена для учёбы и повышения квалификации, манёврах, учениях, знакомстве с новой техникой сотрудничающих сторон. Контакты с Рейхсвером были полезны для РККА в узкопрофессиональном смысле, но в первую очередь их стоит рассматривать с политической точки зрения и возможных последствий для общей европейской безопасности.

В рамках советско-германского сотрудничества Германия получила возможность выпускать в Советском Союзе авиабомбы, танки, самолёты, средства химической войны и подводные лодки. В 1926 г. на закупки вооружений и боеприпасов в СССР расходовалось более 150 млн марок – около трети годового бюджета Рейхсвера. На территории СССР действовали авиационная школа Рейхсвера в Липецке («4-я эскадрилья авиационной части Красного Воздушного Флота»), танковая школа в Казани (центр «Кама»), в перечне выпускников которой в 1929 г. был Г.В. Гудериан – будущий мастер танковых атак Вермахта и генерал-полковник, а также особо засекреченная школа химической войны на Волге близ Вольска под Саратовым (центр «Томка»). На заводе ГАЗ № 1 в Филях под Москвой с 1924 г. фирма «Юнкерс» выпускала в год по несколько военных самолётов. В Липецке отрабатывалась новая тактика воздушного боя и пикирования на цель.

До 1933 г., когда в результате прихода к власти нацистов началось свёртывание сотрудничества, в СССР были подготовлены 30 специалистов-командиров бронетанковых войск, около 130 первоклассных немецких пилотов и около 100 лётчиков-наблюдателей в качестве инструкторов и преподавательского персонала для кадров будущих Люфтваффе. Один из зарубежных историков П. Карелль так оценил значение авиационной школы в Липецке: «Если бы не Липецк, Гитлеру понадобилось бы ещё 10 лет для того, чтобы создать современную военную авиацию». Среди выпускников Липецкой школы был будущий генерал-фельдмаршал и один из высших командиров Люфтваффе Хуго Шперле.

Вместе с тем, когда председатель Совнаркома А.И. Рыков в феврале 1925 г. предложил немцам заключить военный союз против Польши, германское правительство отказалось. Не удалось большевикам склонить Германию и к отказу от сближения с Францией и от вступления в Лигу Наций.

В 1924 г. бывшие страны Антанты пошли на существенные уступки в вопросе о репарациях, решив предоставить Германии многомиллиардные кредиты на восстановление ее экономики и стабилизацию марки. Для реализации этой программы был выработан специальный план, названный в честь американского бизнесмена Чарльза Дауэса, председателя комитета экспертов Союзной комиссии по репарациям. План заложил основу экономического сближения Германии и держав-победительниц, что вызвало резкое недовольство большевиков, расценивших его как попытку создания единого империалистического блока против СССР.

Точно так же определили большевики и результаты состоявшейся в октябре 1925 г. в г. Локарно (Швейцария) международной конференции, на которой Германия подписала ряд соглашений с бывшими странами Антанты, в том числе Рейнский гарантийный пакт, обеспечивший неприкосновенность франко-германских и германо-бельгийских границ и обязательство решать все международные споры арбитражным путем, без применения силы или угрозы силой (в дипломатии этот принцип получил название «дух Локарно»). В ответ на это 24 апреля 1926 г. советское правительство подписало в Берлине договор с Германией о нейтралитете и ненападении на пять лет, добившись от немецкой стороны заверения в том, что Германия не будет участвовать в каких бы то ни было действиях Лиги Наций против СССР. Еще до этого, в октябре 1925 г. Германия предоставила СССР заём в 100 млн золотых марок. Германия стала ревностным защитником большевицкого режима и даже добилась принятия особого положения по борьбе с антисоветскими тенденциями в Лиге Наций. «Чемберлен считает, что в Локарно он окружил нас кольцом враждебных государств, – писала в эти месяцы газета «Правда». – Наоборот, это мы возьмем его в окружение трудящимися массами в его же собственном доме».

В 1925–1927 гг. договоры о нейтралитете и ненападении были также заключены с правительствами Турции, Афганистана, Литвы и Ирана. 20 января 1925 г. СССР и Япония подписали договор, подтверждающий условия Портсмутского мира (1905 г.). После этого Япония передала большевикам северную половину Сахалина, занятую с 1919 г. японскими войсками в обмен на предоставление ей нефтяных и угольных концессий в этой части острова.

В августе 1928 г. СССР первым ратифицировал пакт Бриана-Келлога, подписанный в Париже за полгода до того представителями пятнадцати стран. Сделано это было несмотря на то, что пакт был оформлен в отсутствие представителя СССР. Документ, заключенный по инициативе министра иностранных дел Франции Аристида Бриана и госсекретаря США Фрэнка Келлога, провозглашал отказ от войны как орудия национальной политики. В феврале 1929 г. советское правительство договорилось с Польшей, Литвой, Финляндией, Эстонией, Латвией и Румынией, не дожидаясь общей ратификации пакта, подписать Протокол о введении его в действие. По мнению большевиков, все эти договоренности, хоть и формально, но сковывали «силы империализма», затрудняя формирование антибольшевицкого фронта.

Хотя Соединенные Штаты отказывались признать СССР, товарооборот между двумя странами в 1927 г. достиг 100 млн долл. (в два раза больше уровня 1913 г.). Впрочем, Конгресс США рекомендовал своим компаниям заключать сделки с СССР таким образом, чтобы оставались средства для выплаты компенсаций бывшим владельцам собственности в России, с которой американские предприниматели получают прибыль.

Сталин и немцы. Новые исследования. М.: РОССПЭН, 2009.

Т.Э. О’Коннор. Георгий Чичерин и советская внешняя политика 1918–1930 гг. М., 1991.

3.1.6. Крушение мировой революции

В том же направлении, что и Наркоминдел, только прямолинейнее и целенаправленнее, действовал Коминтерн. Вплоть до конца 20-х гг. эти ведомства дублировали друг друга. Не случайно нарком по иностранным делам Чичерин, наряду с Лениным, Троцким, Зиновьевым и Бухариным, представлял большевицкую партию на Учредительном конгрессе III Интернационала в марте 1919 г., а все большевицкие дипломаты в той или иной степени работали и на Коминтерн.

После V конгресса Коминтерна в 1924 г., на котором еще выступал Зиновьев, конгрессы долго не созывались, чтобы не вовлекать иностранные компартии в шедшую в Москве внутрипартийную борьбу. В 1926 г. Зиновьева сняли, и пост Председателя Коминтерна упразднили. Руководство организацией Сталин поручил Бухарину, который возглавлял политическую комиссию Исполкома Коминтерна. Но в 1929 г. Сталин уволил из Коминтерна и Бухарина. Когда Сталин укрепил свое положение, то VI конгресс Коминтерна в 1928 г. поставил перед иностранными партиями на первое место задачу защиты «отечества всех трудящихся» от внешней агрессии. Действуя в подполье в своих странах, они должны были в случае «агрессии против СССР» «превратить войну империалистическую в войну гражданскую». Задача была совершенно нереальной, так как нападать на СССР тогда было некому. На конгрессе было принято решение о жёстком подчинении интересов местных коммунистических партий «интересам международного коммунистического движения», то есть интересам Политбюро ЦК ВКП(б). Безоговорочное выполнение любых решений Коминтерна стало обязательным.

Кроме того, Сталин сумел добиться принятия решения, в соответствии с которым главным противником коммунистов объявлялись не партии Гитлера и Муссолини, а социалистические и социал-демократические партии («социал-фашисты»), «отвлекающие рабочий класс от революционной борьбы». В результате в 1928–1932 гг. в Германии коммунисты направляли основную пропаганду не против НСДАП, а против социал-демократов и их союзников, что существенно облегчило приход Гитлера к власти в 1933 г. До 1933 г. коммунисты и нацисты неоднократно устраивали совместные уличные акции, направленные против социалистических и либеральных партий.

Грубое вмешательство Коминтерна в дела других государств то и дело приводило к дипломатическим конфликтам между СССР и его зарубежными партнерами. Наиболее яркие из них имели место в 1923 и 1927 гг. Первый из них был связан с подготовкой ИККИ социалистической революции в Германии. К середине октября 1923 г. в эту страну из Москвы были переведены многомиллионные средства в твердой валюте, германские коммунисты объединили в свои «пролетарские сотни» (Красную гвардию) около 133 тыс. человек. Для руководства революционным движением в Германскую Республику были направлены крупные деятели большевицкой партии, в том числе К.Б. Радек, Г.Л. Пятаков и А.Я. Гуральский. Но все оказалось тщетным. Вооруженное восстание, вспыхнувшее 23 октября 1923 г. в Гамбурге, обернулось бесполезным кровопролитием и окончилось неудачей – вдохновить рабочие массы Германии на их собственную октябрьскую революцию не удалось. Для большевицких вождей это явилось страшным ударом: очередная попытка разжечь пожар мировой революции провалилась. К тому же после гамбургского восстания германское правительство приняло решение добиваться вступления в Лигу Наций, в том числе и для того, чтобы иметь защиту от СССР.

Неудачами закончились и вооруженные выступления коммунистов в Болгарии, и в польском городе Кракове, имевшие место также в 1923 г., в Эстонии и Албании в 1924 г., в Болгарии – в 1926 г. Все они способствовали дальнейшему утверждению в сознании европейской общественности образа СССР как агрессора.

Еще более серьезные последствия для СССР имела коминтерновская политика в Англии в 1926–1927 гг., во время общенациональной забастовки шахтеров в этой стране. Прямая поддержка, оказанная британским рабочим Коминтерном и Профинтерном (еще одной международной коммунистической организацией, созданной большевиками в Москве в июле 1921 г.) в размере 2,25 млн долл., привела к тому, что в мае 1927 г. новое британское правительство консерваторов разорвало дипломатические отношения с СССР. Восстановлены они были только в октябре 1929 г., когда к власти в Англии вновь пришли лейбористы.

Крайне авантюристической была тактика Коминтерна и в Китае, стране, которая стала привлекать наибольшее внимание большевицких вождей в 1923 г., сразу же после поражения гамбургского восстания. Бурный подъем китайского национально-освободительного движения, во главе которого стоял Гоминьдан (Националистическая партия), привел тогда коминтерновских лидеров к мысли о том, что «маршрут мировой революции изменился». Место Германии как главного центра будущего всемирного катаклизма занял в их сознании Китай. Еще в 1920 г. агенты Коминтерна Григорий Войтинский и Хендрик Маринг (Снеевлиет) по поручению Ленина убедили китайцев основать большевистские кружки, которые в июле 1921 г. объединились в коммунистическую партию. Пока ее влияние было невелико, и Коминтерн сделал ставку на ее внедрение в партию Гоминьдан.

В январе 1924 г. под давлением Коминтерна местные коммунисты официально оформили единый фронт с Гоминьданом, вступив в эту партию, но сохранив внутри нее организационную и политическую независимость. Сам Гоминьдан, находившийся тогда под руководством доктора Сунь Ятсена, а с 1925 г. – его преемника генерала Чан Кайши, большевики считали тогда «многоклассовой партией». В 1923 г. СССР и Коминтерн стали оказывать Сунь Ятсену и Чан Кайши, контролировавшим южную часть страны (город Кантон и прилегающие районы) колоссальную финансовую и военную помощь. На юг Китая были направлены десятки военных и политических советников, сыгравших решающую роль как в реорганизации Гоминьдана на большевицких организационных принципах, так и в строительстве его армии. Агент Коминтерна Михаил Бородин (Грузенберг) и Блюхер создали «Академию Вампу», где ковались кадры Гоминьдана. Все это было сделано с целью помочь Гоминьдану организовать успешный Северный поход для объединения Китая, находившегося тогда в состоянии раздробленности.

Победа китайской национальной революции должна была, по мысли коминтерновских лидеров, нанести ощутимый удар по позициям «империалистов» на Дальнем Востоке, заинтересованных, якобы, в слабом, разобщенном Китае. Наряду с этой целью (программой минимум) существовала и другая (максимум). Она заключалась в том, чтобы во время Северного похода помочь членам китайской компартии захватить власть внутри Гоминьдана путем вытеснения с руководящих постов, а затем и исключения из этой партии «представителей буржуазии». После этого КПК надо было подчинить своему влиянию «мелкобуржуазных» союзников с тем, чтобы, в конце концов, установить «гегемонию пролетариата» в Китае не напрямую через компартию, а через Гоминьдан, превратив его в «народную партию». Наиболее энергичным проводником этой линии был Сталин.

Но коминтерновская политика в Китае полностью обанкротилась. 6 апреля 1927 г. полиция совершила обыск в большевицком посольстве в Пекине и изъяла множество компрометирующих СССР документов, подтверждающих его участие в подготовке коммунистического переворота. 12 апреля Чан Кайши первым нанес удар по китайской компартии, осуществив антикоммунистический переворот в Шанхае. (К тому времени этот город был занят его войсками в ходе успешного Северного похода). Вслед за тем последовала серия антикоммунистических переворотов в других городах, находившихся под контролем гоминьдановской армии. 27 июля 1927 г. шеф советской миссии Бородин был отозван Сталиным из Китая. Античанкайшистские восстания «осеннего урожая» в 1927 г. были подавлены, и отдельные группы китайских коммунистов ушли в горы, где развернули партизанскую борьбу. В ноябре 1931 г. в провинции Цзянси они провозгласили советскую республику, председателем Совнаркома и ЦИК которой стал Мао Цзэдун. Китай для Сталина оказался надолго потерян, а «восточный маршрут мировой революции», так же, как и западный, привел в тупик. Крах идеи всемирного социалистического переворота к концу 1920-х гг. стал очевиден.

А.В. Панцов. Тайная история советско-китайских отношений. Большевики и китайская революция (1919–1927). М., 2001.

А.Ю. Ватлин. Коминтерн: первые десять лет. Исторические очерки. М., 1993.

Карл Радек о Китае. Документы и материалы. М., 2005.

3.1.7. Борьба за власть в коммунистической элите. Псевдоправые и псевдолевые

Хотя «классики марксизма» исписали тысячи страниц, они не дали представления о том, как после взятия власти строить социализм. Разногласия по этому поводу обнаружились в компартии очень скоро. После споров вокруг Брестского мира «военная оппозиция» – сторонники добровольной армии с выборными командирами – выступили на VIII съезде РКП(б) (март 1919) против подхода Троцкого, настаивавшего на привлечении «военспецов» царской армии. Затем на IX и X съездах (март 1920 и март 1921) подобный конфликт возник с «рабочей оппозицией», выступавшей против единоначалия на предприятиях, за передачу их управления профсоюзам. А.Г. Шляпникова и других лидеров «рабочей оппозиции» Ленин вынужден был щадить – в руководстве своей партии он не прибегал к репрессиям, предпочитая уговоры, – но передавать им руководство народным хозяйством не собирался. По военным и профсоюзным вопросам «левых», т. е. противников традиционных приемов управления, не послушались, в то время как политика повальной социализации производства и торговли в 1918–1920 гг. проводилась по рецептам Николая Осинского (В.В. Оболенского) и Юрия Ларина, выражавших крайние радикальные взгляды.

Восстановление рынка и денежной системы в 1922–1924 гг. вызвало новые споры в партии большевиков. В стране, потерявшей целое десятилетие из-за войны и революции, надо было развивать промышленность. Но как? Сокольников, проводя денежную реформу, считал необходимым сперва укрепить сельское хозяйство, а затем вкладывать валюту, вырученную от экспорта продуктов, в промышленность. В силу государственной монополии на внешнюю торговлю это было возможно. Но руководители Госплана и ВСНХ, прежде всего С.Г. Струмилин, считали, что финансировать промышленность надо не валютой, а выпуском бумажных денег. Инфляцию, полагали они, можно будет сдержать административными мерами. Путь Сокольникова грозил создать зависимость от крестьян и от конъюнктуры на мировых рынках. Путь Струмилина таил опасность спада жизненного уровня всего населения и административного насилия над народным хозяйством.

Дравшиеся за власть на верхах партии политики не отстаивали последовательно тот или иной курс. Ранее «левый» Бухарин склонился теперь к курсу Сокольникова. Троцкий же, выступив в 1923 г. против попыток командовать ценами на манер военного коммунизма, позже занял антирыночную позицию. Ленинская резолюция X съезда в 1921 г. «О единстве» запретила внутрипартийные фракции. В 1923 г. XII съезд партии подтвердил, что «диктатура рабочего класса» может быть обеспечена только в виде диктатуры компартии. А передача Сталину в апреле 1922 г. Секретариата ЦК позволила ему расставлять кадры аппаратчиков так, чтобы в будущем обеспечить единство партии своей диктатурой над ней.

В ведении вверенного Сталину Секретариата находился Учетно-распределительный отдел, который занимался расстановкой партийных кадров. В ноябре 1923 г. ЦК утвердил т. наз. список № 1, перечислявший 4000 должностей, замещать которые можно было только по решению ЦК. Этот перечень, или «номенклатура» должностей, и дал название высшему слою партийных работников, из которого черпались кандидаты на высокие должности в партии и правительстве. Сталин активно формировал этот слой, подбирая туда людей не обязательно образованных или сведущих в какой-либо области, но желательно «пролетарского происхождения» и обязательно верных ему лично. Слой «руководителей вообще», которых то и дело перебрасывали с одной должности на другую, и стал политической опорой Сталина. С середины 1920-х гг. он сам вёл их личную картотеку.

Ленин был в глазах его соратников непререкаемым авторитетом. Они понимали, что без него бы не было ни октябрьского переворота, ни Брестского мира, ни диктатуры компартии. Ни по одному из этих ключевых вопросов в партии единомыслия не было, и только одержимость Ленина привела ее к успешному захвату и удержанию власти над Россией. Но в мае 1922 г. Ленин перенес инсульт и на время выбыл из строя. На посту председателя Совнаркома его вскоре сменил А.И. Рыков, но кто будет главным преемником, оставалось неясно. Многие полагали, что преемником должен стать Троцкий – организатор победы в Гражданской войне, «вооруженный пророк революции». Но Троцкий был слишком увлечен идеей «непрерывной революции» по всему миру и слишком заносчив, чтобы налаживать отношения с «разными посредственностями» в ЦК партии. Несмотря на прошлые разногласия с Лениным, Зиновьев и Каменев играли теперь важную роль в ЦК и Совнаркоме. Сталин вступил с ними в сговор, чтобы изолировать Троцкого. Ленин был недоволен грубостью и интриганством Сталина, писал об этом (в т. наз. «завещании»), но, после очередного удара в марте 1923 г., он лишился речи и стал полным инвалидом. Сталин укрепляет свои позиции, уже не обращая на него внимания. К середине 1923 г. РКП(б) и страной фактически управлял триумвират из Сталина, Зиновьева и Каменева. 21 января 1924 г. Ленин умер.

Троцкий, то ли обманутый Сталиным, который сообщил ему неверную дату, то ли по собственной оплошности, не приехал на похороны вождя. Сам же Сталин на II съезде Советов СССР дал «клятву» покойному: «хранить единство партии как зеницу ока…»; «укреплять диктатуру пролетариата…»; «укреплять и расширять союз республик, Красную армию и Коминтерн».

К этим целям Сталин шел, борясь сначала против Троцкого. Открытое соперничество между ними за власть над партией и, следовательно, над Россией, началось уже в октябре 1923 г., когда окончательно стало ясно, что дни Ленина сочтены. Троцкий опирался на партийцев в армии и старых большевиков. Еще до смерти Ленина вышло «Заявление 46-ти», недовольных «бюрократизацией партии» и выступавших против «внутрипартийной диктатуры». Но на XIII съезде партии в мае 1924 г. находившиеся в сговоре со Сталиным Зиновьев и Каменев добились повторного утверждения Сталина как Генерального секретаря, скрыв от съезда ленинское «завещание», не рекомендовавшее Сталина на пост генсека (с ним ознакомили только ЦК). Троцкого обвинили во фракционной деятельности. В вину ему «товарищи по партии» стали ставить его прошлые, дооктябрьские разногласия с Лениным, представляя Троцкого извечным противником ленинизма.

В январе 1925 г. Троцкий был снят с постов наркома по военным и морским делам и председателя Реввоенсовета СССР. Его преемником стал М.В. Фрунзе, но он вскоре умер на операционном столе в результате «медицинской ошибки» – Сталин добился решения ЦК «об оперировании тов. Фрунзе в связи с обострившейся язвой желудка». Однако, когда Фрунзе вскрыли на операционном столе, выяснилось, что язва давно зарубцевалась, и операция, в сущности, была не нужна, но организм Фрунзе не перенес хлороформа. Для Сталина Фрунзе был слишком независимым и самостоятельным на должности наркомвоенмора, слишком близким к Зиновьеву и Каменеву. Пост наркома занял К.Е. Ворошилов, «человек Сталина» еще со времен осады Царицына. Позже появилась и песенка: «С нами Сталин родной, и надежной рукой / Нас к победам ведет Ворошилов». Политическая карьера Троцкого была сломана, и он занялся организацией «левой оппозиции».

К тому времени в руководстве РКП(б) возникли серьезные разногласия относительно перспектив дальнейшего социалистического строительства. Отсутствие мировой революции все настоятельнее выдвигало вопрос: возможно ли построение (победа) социализма в СССР в условиях капиталистического окружения? Точка зрения Троцкого и троцкистов в этом вопросе заключалась в следующем. Социализм возможен лишь по достижении страной, где победила революция, высочайшего уровня развития производительных сил, и такой уровень в общих чертах уже известен – это тот рубеж, к которому подошли передовые империалистические страны (ведь империализм, продолжали полагать большевики, – высшая и последняя стадия капитализма, канун социалистической революции). Поэтому Советская Россия должна была как можно быстрее преодолеть разрыв, отделявший ее от наиболее развитых государств. Троцкий, в частности, предлагал энергично и эффективно использовать все возможности, которые открывал перед СССР мировой рынок. Однако даже преодоление разрыва, считал он, не могло еще означать построение социализма: для «торжества» последнего нужны были гарантии от реставрации капиталистических отношений извне, т. е. все та же мировая революция, в которую Троцкий продолжал верить слепо и безоговорочно.

По-иному ответил Сталин. Он прекрасно понимал, что большевицкая власть в СССР не выдержит состязательности, конкуренции с капиталистическим миром и если не через 10, так через 15 лет советская власть рухнет. Поэтому единственный способ сохранить власть заключался в том, чтобы превратить страну в огромный цех по производству оружия и, хорошо вооружившись, силами идеологически выдрессированных миллионных масс советизировать Европу – то есть распространить большевицкую власть на весь европейский континент. Принципиальное разногласие с Троцким было лишь в тактике: Троцкий метался по всему миру, считая, что нужно разжигать революционные очаги там, где уже тлеет. Сталин же полагал, что нужно перестать заниматься ерундой и, хорошо подготовившись в военном отношении, вторгнуться в Европу в тот момент, когда противоречия между победителями и побежденными в Первой мировой войне достигнут максимальной остроты.

Концепция «осажденного лагеря социализма» давала прекрасный повод уничтожить не только внутрипартийную оппозицию, но и саму возможность ее появления в принципе. Уничтожить социальную среду, которая бы могла порождать оппозицию. Политика Сталина – это политика сохранения власти в отдельно взятой стране ради будущей советизации Европы. Политика Троцкого – это политика немедленного принесения страны в жертву мировой революции.

Теоретическое обоснование программа Сталина нашла в концепции построения социализма в отдельно взятой стране – в СССР.

Ее истоки можно найти уже в идее «врастания в социализм», впервые в общей форме сформулированной Бухариным в ноябре 1922 г. В феврале 1924 г. Бухарин развил эту идею. Однако ее концептуальное изложение принадлежит Сталину, выдвинувшему в конце 1924 г. в своей работе «Октябрьская революция и тактика русских коммунистов» соответствующий политический курс.

Сталин в брошюре «Об основах ленинизма» (апрель 1924 г., лекция в Свердловском университете) еще отрицал возможность построения социализма в отдельно взятой стране. Генсек утверждал: «Можно ли… добиться окончательной победы социализма в одной стране, без совместных усилий пролетариата нескольких передовых стран? Нет, невозможно. <…> Революция победившей страны должна рассматривать себя не как самодовлеющую величину, а как подспорье, как средство для ускорения победы пролетариата в других странах». Тогда принципиального различия во взглядах между Сталиным и Троцким не было. Были лишь претензии на верховную власть, на ленинское наследство. Свою теорию, заимствованную у Бухарина, Сталин объявил только в конце 1924-го – в 1925 г.

Эта теория, ставшая основой нового направления – сталинизма, отражала устремления партийно-государственной номенклатуры, которая абстрактным идеалам мировой революции предпочитала реальное укрепление своего господствующего положения в завоеванной большевиками России. Реализуя эту теорию, можно было и далее искусно манипулировать массами, увлекая их светлой идеей «близкого и вполне достижимого социального счастья» и подчиняя, тем самым, своему диктату. А то, что эта политика вела общество к деградации и одичанию, ибо самоизоляция от мира равносильна медленному самоубийству, в расчет не принималось. Счастье людей большевиков никогда не волновало.

Смещение Троцкого привело к тому, что в отсутствие общего врага амбициозные Зиновьев и Сталин начали борьбу за власть друг с другом. Зиновьева поддержал Каменев, Сталина – другие члены партийного руководства, в том числе такие крупные деятели, как редактор «Правды» Николай Бухарин, председатель Совнаркома Алексей Рыков и секретарь ЦК и Оргбюро ЦК ВКП(б) Вячеслав Молотов. Троцкий в изменившейся расстановке сил вначале склонялся к союзу со Сталиным. Сталин даже поддержал в пику Зиновьеву и Каменеву переизбрание Троцкого в ЦК и Политбюро. Очутившись в изоляции, Зиновьев и Каменев решили примкнуть к «левой оппозиции», т. е. к Троцкому, оторвав его от Сталина. У них это получилось. В 1925 г. Троцкий, Зиновьев и Каменев отчетливо выявили практическую идентичность своего подхода к вопросу о возможности построения социализма в одной стране. Все три лидера «левой оппозиции» такую возможность отрицали, по существу повторяя общие постулаты большевизма о необходимости мировой революции.

Но теория теорией, а потерявший власть Троцкий был недоволен тем, что не партия контролирует свой аппарат, а аппарат управляет партией, и опасался, что в результате НЭПа к власти придет союз «нэпманов, кулаков и бюрократов». Он боялся возрождения благодаря НЭПу «буржуазной стихии», иными словами, русского общества, которое, окрепнув, свергнет рано или поздно большевиков. Сталин же оперся на сторонников НЭПа – «правых» Бухарина, Рыкова и Томского, – чтобы не допустить усиления Зиновьева и Каменева.

Дискуссия о том, идти ли дальше путем укрепления рыночных отношений в деревне или вернуться к политике насильственного отчуждения у крестьян «излишков» сельскохозяйственной продукции, развернулась на XIV партконференции 27–29 апреля 1925 г. Зиновьев и Каменев были за усиление налогового бремени на крестьян, Сталин и Бухарин и Калинин – за его облегчение. «Теперь главная проблема состоит в том, как увеличить производительность труда середняка: мы должны завоевать симпатии середняка». В свете тех действий, которые он предпримет через три года, эти слова звучат лицемерно и политикански. Судьбы крестьян для Сталина – только оружие в борьбе за власть, так же как и союзы с соратниками. Соратников он только терпел до поры до времени, а полагался исключительно на беспрекословных исполнителей его воли.

Борьба между Сталиным, с одной стороны, и Зиновьевым – Каменевым – с другой (по сути – борьба сталинского аппарата против ленинградской партийной организации), началась в июне 1924 г., далее шла зигзагообразно, но в 1925 г. все время нарастала. Смерть Фрунзе – сторонника Каменева и Зиновьева – следствие этой борьбы. В руках у Зиновьева была крупнейшая парторганизация, и Сталин отсрочил XIV съезд на 9 месяцев, чтобы лучше подготовиться к схватке с Зиновьевым. XIV съезд ВКП(б) состоялся в декабре 1925 г., и на него пришелся пик борьбы Зиновьева и Каменева со Сталиным. Только за месяц до съезда из уст московских эмиссаров партийная масса узнает, что, оказывается, в ВКП(б) существует «новая оппозиция». Но на самом деле у оппозиции не было никакой особой платформы: XXII Ленинградская губернская партконференция 1 декабря 1925 г. постановила: «Конференция целиком и полностью одобряет политическую и организационную линию ЦК». Крестьянский вопрос для большевицкого руководства был слишком мелок, а вопрос о возможности построения социализма в одной стране – слишком абстрактен, чтобы из-за них ломать себе голову. В действительности спор шел о другом. По словам Сталина, и здесь он говорил правду, суть «платформы» оппозиции заключалась… в «реформе Секретариата». Т. е. в борьбе против Генсека.

Каменев предложил на XIV съезде снять Сталина с поста Генсека, выполнив наказ Ленина – и это при том, что сам Каменев соучаствовал на XIII съезде РКП(б) в сокрытии «завещания» Ленина от членов партии. Троцкий весь съезд отмалчивался, не поддерживая ни Сталина, ни «новую оппозицию». А Сталин на XIV съезде объявил: «Партия нуждается в единстве, и она достигнет его с Каменевым и Зиновьевым, если они того пожелают, или без них, если они этого не захотят». В январе 1926 г. Зиновьев, Каменев и другие «оппозиционеры» были сняты с партийных постов – но Троцкий молчит, так как не может им простить собственной травли в 1923–1924 гг. В апреле 1926 г., на пленуме ЦК началось их сближение не на почве политики (совместной борьбы против сталинского диктата), а на почве экономики (повысить зарплату рабочим, обложить новым налогом 15 % кулацких хозяйств, увеличить производство в стране ширпотреба). Сталин тут же объявил, что «левые» предлагают «грабить» деревню – как будто он ее защищал.

Через три месяца, на июльском пленуме, произошло формальное объединение оппозиции на общей платформе, т. н. «Платформе 83-х». Основным методом борьбы оппозиции против сталинского большинства было беспрерывное бомбардирование высших партийных органов письмами-протестами и заявлениями. Использовали они для нападок на своих оппонентов и трибуны различных партийных митингов и собраний. Сталина, Бухарина, Молотова и их сторонников они обвиняли в «правом уклоне», «меньшевизме» и «оппортунизме», а после того, как в конце 1926 г. Зиновьев был снят с поста председателя Исполкома Коминтерна, в вину оппонентам, возглавлявшим ВКП(б), оппозиционеры стали ставить и провалы в коминтерновской политике. В конце 1926 г. «Платформа 83-х» стала предметом обсуждения на партийных собраниях. Здесь сторонники Сталина возобладали над «левыми». В десятую годовщину октябрьского переворота, 7 ноября 1927 г., Троцкий и Зиновьев вывели «объединенную оппозицию» на уличные демонстрации в Москве, Ленинграде и Харькове. Произошли стычки и потасовки. Демонстрантов разогнали, избивая палками и стеклянными бутылками. Всю вину за беспорядки возложили на Троцкого и Зиновьева. В середине ноября 1927 г. постановлением ЦК и Центральной контрольной комиссии Троцкий и Зиновьев были исключены из ВКП(б).

На XV съезде в декабре 1927 г., съезде, который можно считать началом сталинского самодержавного правления, Сталин решительно расправился с «левой оппозицией» и вывел из центральных органов 75 ее сторонников. Вслед за этим троцкистско-зиновьевский блок дал трещину. Зиновьев и Каменев стали склоняться к мысли о капитуляции перед Сталиным. В декабре 1927 г. зиновьевцы заявили о безоговорочном подчинении XV съезду ВКП(б), единогласно одобрившему резолюцию, объявлявшую принадлежность к оппозиционной фракции и пропаганду ее взглядов несовместимыми с пребыванием в рядах большевицкой партии. Троцкисты не согласились с пунктом о запрещении пропаганды взглядов.

Съезд, однако, не стал вдаваться в детали и, утвердив ранее принятое решение об исключении Троцкого и Зиновьева, одобрил еще одну резолюцию, исключавшую из партии и других активных участников оппозиции. Вслед за тем зиновьевцы обратились в Президиум съезда с заявлением об «идейном и организационном разоружении». «Объединенная оппозиция» перестала существовать. Некапитулировавшие троцкисты в начале 1928 г. были депортированы в отдаленные районы СССР. Троцкий первоначально был выслан в Алма-Ату, а затем в феврале 1929 г. насильно выдворен в Турцию. Его же сторонники, оставшиеся в СССР, были, в конце концов, вынуждены признать «правильность» сталинской линии или отправиться в лагеря.

Очень многие убежденные троцкисты, активные участники революции и Гражданской войны – Б.М. Эльцин, В.В. Косиор (брат С.В. Косиора), М.Г. Варшавская, И.Н. Смирнов – никогда не признавали «правильности» сталинской линии, порой вплоть до момента собственного расстрела. Самые разные свидетельства (в т. ч. и бывших сотрудников органов НКВД) позволяют утверждать, что в 1936–1938 гг. в ГУЛАГе было убито несколько тысяч идейных троцкистов, уходивших из жизни с фанатичными лозунгами мировой революции и криками в пользу своего кумира.

Сталин продолжал опираться на «правую оппозицию», на Николая Бухарина, Алексея Рыкова и М.П. Томского, Марецкого, Стэна, Рютина, отстаивавших мысль, что пока крупные капиталистические державы окружают СССР, ему надо сперва стать крупной социалистической державой, а потом уже думать о мировой революции. Но Бухарин выступал и против преследования кулаков, против сплошной коллективизации и выдвинул идею «затухания классовой борьбы» по мере успехов социализма. Сталин же теперь частично присвоил себе лозунги «левых» – против «кулака и нэпмана» (но не против бюрократа) и требовал, напротив, «обострения классовой борьбы». Лозунг о «мирном врастании буржуазии в социализм» он отверг, но полностью принял идею «социализма в одной, отдельно взятой стране». Сталин вновь следовал тактике «преодоления путем частичного присвоения». Ноябрьский пленум ЦК 1929 г. вывел «правого оппортуниста» Бухарина из Политбюро, а Рыкову, Томскому и другим сделал «серьезное предупреждение». За два года после XV съезда окончательно укрепилась единоличная власть Сталина, и 50-летие «вождя» было в декабре 1929 г. пышно отмечено.

Ни Сталин, ни его союзники и противники в руководстве большевицкой партии не искали политический курс, который бы привел к благосостоянию и свободе народа России. Борьба большевицких вождей между собой в первую очередь была соперничеством за власть, а во-вторых, спором, как лучше удержать в повиновении завоеванный ими российский народ и распространить коммунистическое влияние на весь мир. «Советская власть есть хроническая гражданская война против настоящей России», – написал П.Б. Струве во время внутрибольшевицкой дискуссии – в июле 1925 г.

Архив Троцкого. Т. 1, 2. Харьков, 1999, 2001.

Коммунистическая оппозиция в СССР. 1923–1927. Из архива Льва Троцкого. В 4 т. М., 1990.

Письма И.В. Сталина В.M. Молотову 1925–1936 гг.: Сборник документов. М., 1995.

А.В. Панцов. Троцкий и Преображенский // ЭКО. 1990. № 1. С. 63–66.

3.1.8. Культура как пропаганда в СССР

Захватившие власть над Россией большевики культуру, как и всё в стране, желали строить заново, порвав с наследием «проклятого царизма». Эту цель преследовал целый ряд декретов Совнаркома.

Культурной революцией ведал Народный комиссариат просвещения. С 1917 по 1929 г. им руководил «богостроитель» А.В. Луначарский. Сперва он поощрял новаторские и экспериментальные течения: «дальтонплан» в педагогике, абстракционизм в искусстве. Москва несколько лет оставалась одной из мировых столиц художественного авангарда. Но затем Ленин решил, что пролетариату эксперименты не нужны. Уже в декабре 1920 г. ЦК партии принял решение «О пролеткульте» в том смысле, что вопросами пролетарской культуры не надо заниматься ни пролетариату, ни деятелям культуры – это дело компартии.

Чтобы приобщить «массы» к «социалистической культуре», требовалась скорейшая ликвидация безграмотности. Царское правительство предполагало завершить введение всеобщего начального обучения к 1922 г., но революция сорвала эти планы. Декабрьский 1919 г. декрет Совнаркома тоже предусматривал всеобщее начальное обучение, а также различные курсы «ликбеза». Из-за революционной разрухи и гибели или эмиграции множества грамотных людей доля грамотных среди населения старше 9 лет возросла поначалу немного – примерно с 40 % в 1917 г. до 51 % в 1926 г. Зато к 1939 г. она достигла 81 % (впрочем, определение грамотности при переписи 1939 г. было менее строгим). В сентябре 1920 г. были введены рабфаки для подготовки рабочих к получению высшего образования. Для новой элиты в 1921 г. был создан Институт красной профессуры. Число учащихся в вузах всех типов возросло со 134 тыс. в 1917 г. до 672 тыс. в 1939 г. Это было время становления «советской интеллигенции», людей, многие из которых могли о себе сказать: «если бы не советская власть, то кем бы я был?»

Новая власть обращает внимание на воспитание молодёжи – в январе 1923 г. были закрыты внешкольные молодежные организации, в частности отряды скаутов-разведчиков. Их руководители подверглись репрессиям – были арестованы известные скаут-мастера: Г.И. Бострем, П.Б. Ясинский, позднее (в апреле 1926 г.) – Б.Л. Солоневич и др., а скаутская методика была частично использована основанной в мае 1922 г. организацией пионеров, которая получила монополию на внешкольное воспитание юношества. Пионерская организация была создана группой бывших скаут-мастеров (И.Н. Жуков, О.С. Тарханов и др.), которые пошли на сотрудничество с большевиками.

В марте 1926 г. комсомол получает своё новое имя ВЛКСМ (Всесоюзный Ленинский Коммунистический Союз Молодежи). В 1927 г. в Москве открывается Центральный театр рабочей молодежи (впоследствии Театр им. Ленинского комсомола – ныне «Ленком»).

Чтобы заложить основы государственной монополии на печать, несколько ведомственных и кооперативных издательств были в мае 1919 г. объединены в Госиздат. Главным инструментом контроля над всей издательской деятельностью стал Главлит – Главное управление по делам литературы и искусства, созданное в июне 1922 г. для «объединения всех родов цензуры», а за ним и Главрепертком (февраль 1923 г.) для контроля над репертуаром театров и радиовещания. После этого в течение более чем шести десятилетий ни одно печатное издание (включая карты, афиши, музыкальные ноты и даже надписи на тортах), ни одна театральная или кинематографическая постановка не могли увидеть свет без одобрения соответствующих инстанций, тесно связанных с ГПУ – НКВД – КГБ. Главлит составлял и списки запрещенных книг и периодических изданий (журналов, газет), отправленных в «спецхраны» разной степени доступности, а также правила работы библиотек, типографий, правила книготорговли.

История России и история русской культуры переписываются, отрицаются, замалчиваются военные, политические и культурные достижения прошлого. Показательна оценка русской военной истории, данная в те годы Сталиным: «История старой России состояла, между прочим, в том, что её непрерывно били за отсталость. Били монгольские ханы. Били турецкие беки. Били шведские феодалы. Били польско-литовские паны. Били англо-французские капиталисты. Били японские бароны. Били все – за отсталость. За отсталость военную, за отсталость культурную, за отсталость государственную, за отсталость промышленную, за отсталость сельскохозяйственную».

Политика текущего момента, по завету главного марксистского историка Покровского, «опрокидывается в прошлое». Это означает, что память о реальном прошлом должна быть стерта и заменена сказкой на историческую тему, нужной власти в данный момент, а еще лучше жить настоящим и будущим, а не прошлым. Этому служит вакханалия переименований улиц и городов в честь деятелей и явлений большевицкого периода. Новые названия создают впечатление, что прошлого нет, а есть только советское настоящее. Они потом менялись каждые несколько лет, в зависимости от того, кто в фаворе у партии: Гатчина одно время называлась Троцк, Пермь – Молотов, Ижевск – Устинов, Рыбинск – Щербаков, потом Андропов, Оренбург – Чкалов, Юзовка – Сталино (теперь Донецк), не говоря про множество других городов с именами, производными от Сталина.

Большевики пытались изменить представления о семье и морали. «Семья перестала быть необходимой», – провозгласила большевичка Александра Коллонтай. В 1920 г. в РСФСР впервые в мире было разрешено искусственное прекращение беременности. С тех пор широкое распространение абортов (несмотря на временный запрет в 1936 г.) стало характерной чертой «советской цивилизации». В «Азбуке коммунизма» Н. Бухарина и Е. Преображенского было чётко сказано: «Ребёнок принадлежит обществу, в котором он родился, а не своим родителям». Один из большевиков так характеризует воздух времени в 1923 г.: «Родительский авторитет? – нет его. Авторитет религии? – нет его. – Традиции? – нет их. – Моральные чувства? – но старая мораль умерла, а новая ещё не народилась» (Молодая гвардия. 1923. № 7).

В 1925 г. ЦК ВКП(б) впервые принимает резолюцию «в области художественной литературы», в которой утверждалось, что партия «безошибочно» распознаёт «общественно-классовое содержание литературных течений». Незадолго перед этим было собрано совещание Московского комитета компартии, специально посвященное проблемам русской интеллигенции, на котором Н. Бухарин заявил: «Да, мы будем штамповать интеллигентов, будем вырабатывать их, как на фабрике».

Для пропаганды большевицкой идеологии в 1923 г. открываются журналы Ассоциации пролетарских писателей – «Огонёк», «Леф», «На посту». С того же года выходит ежемесячный журнал «Безбожник у станка», а также газета «Атеист». В 1924 г. создаётся Ассоциация пролетарских музыкантов, выходит первый номер журнала «Большевик», начинают издаваться журналы «Октябрь», «Звезда», «Пионер». В 1925 г. Емельян Ярославский (Губельман) по поручению ЦК ВКП(б) создаёт Союз воинствующих безбожников, выпускающий массовый журнал «Безбожник». Тогда же начинают выходить газеты «Пионерская правда» и «Комсомольская правда», журнал «Новый мир».

Протесты против безвременной гибели и убийств видных деятелей науки и культуры в годы Гражданской войны (см. 2.2.45) и желание получить международное дипломатическое признание советского режима побудили Ленина к «гуманному акту» – высылке за границу в октябре и ноябре 1922 г. более 200 видных литераторов, политиков и ученых. Их высылали с семьями, но без денег и без имущества (специально оговаривалось, что высылаемый может взять с собой за границу две пары кальсон, две пары носок, брюки, пиджак, пальто, шляпу, две пары обуви). Всё нажитое высылаемыми большевицкая власть оставляла себе, отказывалась только от интеллекта. Ум был лишним в стране «победившего пролетариата».

Среди высланных – философы Николай Бердяев, прот. Сергий Булгаков, Федор Степун, Борис Вышеславцев, Иван Ильин, Лев Карсавин, Семен Франк, Иван Лапшин, Николай Лосский, Сергей Трубецкой, профессора медицины Борис Бабкин, Дмитрий Крылов, профессор археологии Василий Бардыги, профессор права Александр Боголепов, профессора агрономии Борис Бруцкус, Борис Одинцов, Александр Сигирский, профессор-метеоролог Владимир Палетика, профессор-астрофизик Всеволод Стратонов, профессор экономики Сергей Прокопович, профессор зоологии Михаил Новиков, профессор биологии Александр Угримов, профессора технических наук Владимир Зворыкин, Всеволод Ясинский, профессор химической технологии Сергей Зубашев, профессор статистики, ректор Казанского университета Александр Овчинников, профессор социологии Питирим Сорокин, личный секретарь Льва Толстого Валентин Булгаков, профессор ботаники Валентин Вислоух, профессор математики Дмитрий Селиванов, писатели – Николай Волковысский, Борис Зайцев, Виктор Ирецкий (Гликман), публицист Аарон (Александр) Изгоев, профессор, психиатр Григорий Трошин, профессора истории Иринарх Стратонов, Александр Кизеветтер, Антоний Флоровский, историк-архивист Александр Изюмов, архитектор Николай Козлов, академик, литературовед Нестор Котляревский, общественные деятели и журналисты Сергей Мельгунов, Борис Харитонов, культуролог Павел Муратов, богослов и церковный историк, протоиерей Георгий Флоровский.

Гибель многих людей культурного русского слоя, уход за границу иных привели к резкому сокращению числа интеллигентных людей и выдвижению на руководящие посты полуграмотных «пролетариев». Свободное знание иностранных языков, например, совершенно естественное для любого гимназиста старой России, в конце 1920-х гг. стало редкостью среди большевицкой «номенклатуры». Резко снизился общий культурный уровень в школах, в государственных учреждениях и на предприятиях. К тому же все эти заведения наполнялись не только назойливым агитпропом по радио и на плакатах, но и нравственно удушливой атмосферой сыска, доносов, подсиживания и периодических «чисток» – то есть проверок, изгнаний и арестов тех, кто казались коммунистическому руководству недостаточно благонадежными.

В наибольшей степени культура как пропаганда ощущалась в 1920-е гг. в большевицком кинематографе. Самый значительный фильм этого времени – фильм Эйзенштейна «Броненосец Потёмкин» (1925 г.) – обнаружил и несомненное дарование молодого режиссера, и очевидную политическую направленность фильма, подминающую под идею факты истории (с еще большей очевидностью эта тенденция проступит в поздних исторических фильмах Эйзенштейна). Агитационный характер поэзии декларируется поэтами «левого фронта» и их наиболее одаренным лидером – Владимиром Маяковским. В поэме «Владимир Ильич Ленин» (1924) Маяковский льстил умершему вождю с той энергией, с какой русская поэзия не позволяла себе этого делать последние полтора столетия.

Новую идеологию пропагандирует и новое художественное искусство: картина М. Грекова «Отряд Буденного» (1923), скульптуры В. Мухиной «Пламя революции» и И. Шадра – «Крестьянин» (1923). Такие произведения, как «Чапаев» Д. Фурманова (1923), романы Ф. Гладкова «Цемент» и А. Фадеева – «Разгром», сборник новелл И. Бабеля «Конармия», пьеса Вс. Иванова «Бронепоезд 14–69», К. Тренева – «Любовь Яровая», фильмы С. Эйзенштейна «Стачка», Пудовкина – «Мать», внедряли в народы России большевицкую идеологию социальной ненависти, богоборчества, идейной нетерпимости, слепого послушания вождям.

Но немало талантливых людей не за страх, а на совесть стали работать на большевиков. Особенно выделялась группа писателей из Одессы – В. Катаев, И. Бабель, В. Каверин, И. Ильф, Е. Петров и др. Прежде всего они, вероятно, соблазнялись громадными возможностями, которые им сулил режим – не только материальными (хотя они были немаленькие), но и участием в грандиозном проекте «формовки» нового общества.

Одновременно с необходимостью прославлять новый строй обществу навязывался и запрет на инакомыслие. 2 февраля 1923 г. было издано Постановление Оргбюро ЦК РКП(б) о запрещении публикации критических отзывов о работе партийных органов и ГПУ без ведома партийных комитетов. В том же 1923 г. были внесены поправки в Уголовный кодекс РСФСР. В понятие «контрреволюционное преступление» и «вредительство» включалось теперь не только деяние, но и умысел.

Высылка вместо расстрела. Депортация интеллигенции в документах ВЧК – ГПУ. 1921–1923. М.: Русский путь, 2005.

3.1.9. Борьба против религии. Обновленчество

Особым направлением «культурной революции» была борьба против религии.

На процессе московского духовенства (см. 2.2.43) было вынесено «частное определение» о привлечении к суду Патриарха Тихона, который был взят под домашний арест в мае 1922 г. Это свидетельствовало о проявлении качественно нового элемента в антицерковной политике большевиков, связанного с замыслом Троцкого вызвать раскол среди православного духовенства и привести к высшей церковной власти тех, кого он называл «сменовеховскими попами».

Под контролем начальника 6-го отделения секретно-оперативного отдела ГПУ Е.А. Тучкова была создана церковно-политическая организация «Живая Церковь» во главе с запрещённым в священнослужении епископом Антонином (Грановским), архиепископом Нижегородским Евдокимом (Мещерским) и клириками Петроградской епархии – протоиереем Александром Введенским и священником Владимиром Красницким. После отказа находившегося под домашним арестом Патриарха Тихона передать высшую церковную власть руководству этой обновленческой организации и арестов двух назначенных Патриархом Патриарших Местоблюстителей – митрополита Петроградского Вениамина Казанского и митрополита Ярославского Агафангела Преображенского, обновленцы объявили о создании своего собственного Высшего Церковного Управления (ВЦУ) во главе с епископом Антонином, которое стало претендовать на возглавление всей Русской Православной Церкви.

Направляя репрессии органов ГПУ против священнослужителей, которые отказывались признать их самозваное ВЦУ, и, получив признание части епископов, среди которых был и митрополит Нижегородский Сергий Страгородский, лидеры обновленцев стали создавать в России параллельную православной церковную иерархию и стали готовить самозваный церковный собор, призванный осуществить нужные большевицкому режиму изменения церковной жизни.

Созвав в апреле 1923 г. в захваченном ими за полгода до того московском храме Христа Спасителя свой первый церковный собор, обновленцы «лишили» епископского сана и монашества находившегося под арестом Патриарха Тихона, сформировали для управления церковной жизнью Высший Церковный Совет (ВЦС) из 18 членов под председательством епископа Антонина, возведенного в сан митрополита. ВЦС, впоследствии названный Синодом, объявил ряд реформ.

Некоторые реформы откровенно превращали Церковь в идеологическую марионетку большевицкого режима. Другие решительно меняли весь строй священнослужения и церковной жизни, нарушая, порой, древние установления Православной Церкви.

Обновленческий собор также разрешил рукополагать во епископа женатых священников и вторично вступать в брак овдовевшим священникам и диаконам. Были расширены права контроля «снизу» приходов за делами епархий, в которых эти приходы состоят. Монастыри дозволялись только как исключение, и только в качестве «трудовых коммун» в удаленных от городов местностях. Богослужение переводилось на русский язык и вводился новый чин литургии, составленный епископом Антонином на основании древних литургий Востока – коптской, палестинской, синайской. Литургию было решено совершать на середине храма в окружении молящегося народа.

Надеясь преодолеть сопротивление, которое оказывала обновленцам лишь незначительная часть русского народа, и рассчитывая на дальнейшие репрессии властей по отношению к православному духовенству, обновленцы стремились создать церковную организацию, которая при поддержке большевицкого режима должна была занять место Русской Православной Церкви. Обновленцев не признала ни одна из православных церквей. Не признали их и иные христианские исповедания – католики, англикане, древние «дохалкидонские» церкви Востока – армянская, халдейская, коптская. Правительство Великобритании объявило даже на государственном уровне, что разорвет дипломатические отношения с СССР, если Патриарх Тихон не будет освобожден.

Но ожидавший в тюрьме ГПУ на Лубянке показательного суда, сам Патриарх Тихон не знал о широкой международной кампании в защиту его и Русской Православной Церкви и согласился принять условия Антирелигиозной комиссии ЦК РКП(б), при выполнении которых Верховный суд РСФСР должен был освободить его из-под стражи.

27 июня 1923 г. Патриарх Тихон был освобождён из Лубянской тюрьмы, сопроводив, согласно преданию, своё «освобождение» трагическими словами: «Пусть имя моё погибнет для истории, лишь бы Церковь была жива». С этого дня и до конца своего Патриарх Тихон жил в келье Донского монастыря, где до этого в течение почти целого года находился под домашним арестом, тем самым обозначая своё новое положение как Патриарха, находившегося в заточении, хотя после снятия ареста ему и разрешались иногда поездки, например, в Сергиев Посад.

Возвращение св. Патриарха Тихона к руководству Русской Православной Церковью не только усилило влияние сохранявшей ему верность значительной части церковной иерархии, но и обусловило возвращение под его омофор большого количества духовенства, признавшего было власть обновленцев (среди них и будущего Патриарха Сергия Страгородского). Обновленческая церковь с этого времени вошла в состояние разложения, которое через 20 лет привело её к полному исчезновению.

Однако вынужденный «временно» допустить в порабощённой им стране существование Русской Православной Церкви большевицкий режим стал предъявлять Патриарху Тихону новые требования, при исполнении которых деятельность Церкви в лице её высшего и епархиального управлений могла получить в СССР легальный статус, а церковные гонения, якобы, могли быть ограничены. Продолжавшиеся до самой кончины Патриарха переговоры святейшего Тихона и его ближайших советников архиепископа Иллариона Троицкого, а после его ареста осенью 1923 г. митрополита Петра Полянского с главным чекистским «куратором» Церкви Е.А. Тучковым предполагали, прежде всего, следующие условия легализации Русской Православной Церкви:

1) Периодические выступления Патриарха с заявлениями о лояльности Церкви советскому государству;

2) Объединение хотя бы с одной из обновленческих группировок;

3) Осуждение вплоть до запрещения в священнослужении русских православных епископов, находившихся в политической эмиграции;

4) Предварительное согласование всех епископских назначений с ГПУ.

Патриарх Тихон соглашался лишь частично выполнять навязывавшиеся ему условия легализации. Он неоднократно выступал с посланиями, в которых подчёркивал свою лояльность советскому государству (послания от 28 июня 1923 г.; от 1 июля 1923 г.; от 7 апреля 1925 г.). В марте 1924 г. Патриарх Тихон вступил в переговоры с возглавлявшейся священником В. Красницким «Живой Церковью», но после требования православных епископов, высказанного ему митрополитом Казанским Кириллом Смирновым, прекратил эти переговоры. Периодически критикуя находившихся в эмиграции русских епископов за их политические заявления, делавшиеся от имени всей Русской Православной Церкви, Патриарх Тихон отказывался подвергать их запрещению в священнослужении. Наконец, требование допустить вмешательство ГПУ в систему назначения епископов св. Патриарх Тихон всегда категорически отвергал как канонически и морально неприемлемое.

Отказ предстоятеля Русской Православной Церкви выполнять большую часть требований большевицкого режима вызывал на него постоянно усиливавшееся давление большевицких властей, самым жестоким проявлением которого стало покушение на жизнь Патриарха 9 декабря (ст. стиля) 1924 г. Не исключавший возможность очередного ареста или иной внесудебной расправы над собой Патриарх Тихон во исполнение решения Поместного Собора сделал 7 января 1924 г. распоряжение о назначении в случае своей кончины Патриаршего Местоблюстителя.

7 апреля 1925 г., при обстоятельствах, позволяющих подозревать руку ОГПУ, Патриарх Тихон скоропостижно скончался в одной из московских больниц, войдя в историю Русской Православной Церкви как архиерей, стремившийся являть неисчерпаемую любовь в эпоху безграничной ненависти, умевший идти на уступки гонителям Церкви, но не переходивший грани между политическим компромиссом и церковным отступничеством. Ко времени смерти Патриарха Тихона в тюрьмах и в ссылке находилось 66 архиереев – почти половина русского епископата.

Политбюро и Церковь. Архивы Кремля. В 2 кн. Кн. 1. 1922–1925 гг. / Под ред. Н.Н. Покровского и С.Г. Петрова. М.; Новосибирск, 1997.

Русская Церковь, ХХ век. Кн. 1. Материалы конференции. История Русской Православной Церкви в ХХ веке (1917–1933 гг.). Мюнхен, 2002.

А. Левитин, В. Шавров. Очерки по истории русской церковной смуты. В 3 т. Kusnacht, 1978.

3.1.10. Отношение большевицкой власти к национальным культурным ценностям России в годы НЭПа

Судьбу культурных ценностей в революционной России, затем в СССР нельзя рассматривать однозначно. Несомненно, разрушительные тенденции с конца 1917 г. явились преобладающими, особенно – в рамках борьбы большевиков с религией и ее служителями, с ведущим слоем старой России. И в том, и в другом случаях бесчисленны проявления бессмысленной жесткости к произведениям культуры и искусства со стороны большевицкой власти.

Из воспоминаний Владимира Маяковского хорошо известна, например, история библиотеки Александра Блока в Шахматово. Об этом он писал в некрологе поэту в 1921 г., затем – в знаменитой поэме «Хорошо», посвященной десятилетию революции:

И для В.В. Маяковского, и для советского школьного курса поведение А.А. Блока служило ярким примером недооценки необходимого этапа всеобщего разрушения… (ныне Шахматово по мере сил восстановлено и функционирует как музей). В итоге основная часть загородных усадеб и дворцовых ансамблей России безвозвратно погибла и до нашего времени сохранилась ничтожная доля замечательного наследия этой культуры. Среди них – пригороды Петербурга и Пушкинские горы (разрушенные позднее во Вторую мировую войну), Архангельское, Абрамцево, Кусково, Останкино…

Столь же целенаправленным и еще более зверским – по крайней мере по размаху истребления – было уничтожение имущества и наследия Церкви. Протестуя против действий новых властей, Св. Синод издает в 1917–1918 гг. несколько определений, новоизбранный Патриарх Тихон обращается с серией посланий; в одном, датированном 2 февраля 1918 г., говорится следующее: «…святые храмы подвергаются… ограблению и кощунственному оскорблению…; чтимые верующим народом обители святые… захватываются безбожными властителями тьмы века сего… Имущества монастырей и церквей православных отбираются под предлогом, что это – народное достояние…»

Несмотря на волну возмущения, процесс закрытий, изъятий и уничтожения ценностей мировой культуры, связанных со сферой религии, лишь нарастал по указанию ЦК ВКП(б). В Москве создается специальный трест по разборке древних зданий. Ставится вопрос о сносе храма Василия Блаженного на Красной площади. При строительстве электростанций затоплено множество древних храмов и монастырей (напр. Макарьевский монастырь в Калязине на Волге). К 1930 г. на территории СССР не осталось ни одного действующего монастыря; множество храмов – нередко лучших – уничтожено. В архивах и музейных фондах сохранились свидетельства очевидцев и актовые документы об изъятиях и передаче в музеи церковных древностей и драгоценностей. Но намного больше переданного в музеи было перелито на металл или продано с молотка на международных аукционах. В этой трагической обстановке удалось уберечь основную часть ризниц и хранилищ («рухлядных») лишь крупнейших монастырей – Троице-Сергиева и Кирилло-Белозерского. Но большинство монастырских сокровищ исчезло безвозвратно. Больше повезло рукописным коллекциям, распределенным по библиотекам. Но и здесь были ужасные потери. Так, например, знаменитый Синайский кодекс – древнейший в мире сохранившийся свод Нового Завета (IV в.), подаренный настоятелем монастыря св. Екатерины на Синае русскому Царю, – был продан в Британскую библиотеку за 100 тыс. фунтов стерлингов (ок. 0,5 млн долл.)

Одновременно с этим активно действует образованная в 1918 г. Комиссия по сохранению и раскрытию памятников древней живописи, в 1924 г. преобразованная в Центральные государственные реставрационные мастерские во главе с И.Э. Грабарем. Интересы и того и другого учреждений не ограничивались, естественно, древнерусским искусством. В поле зрения ученых и реставраторов попадает множество произведений западноевропейского и восточного искусства из «национализированных» имений и коллекций. Часть награбленного большевиками удается спасти и передать музеям, которые, начиная с 1918 г., организуют многочисленные экспедиции по поиску и сбору памятников. Но это было уже противодействие культурного меньшинства вакханалии уничтожения национальной культуры большевиками.

В те же годы были открыты еще многие шедевры раннего времени. К 1927 г. было организовано три реставрационные выставки. Наряду с произведениями древнерусского искусства на них экспонировались творения европейских мастеров. В 1926 г. Игорь Эммануилович Грабарь издает свою самую известную работу «Андрей Рублев. Очерк творчества художника по данным реставрационных работ 1918–1925 гг.». Появляется множество статей и сборников, посвященных вновь открытым шедеврам зарубежного искусства.

Но одновременно меняется идеологическая основа отношения к культурному наследию. Экспозиции музеев приобретают заостренно антирелигиозное содержание, вводятся особые атеистические разделы. Появляются и специализированные музеи. В Москве их было два – в Донском и Страстном монастырях. Позднее оба были переведены в Ленинград, в отнятый у верующих Казанский собор.

Успехи в области музейного строительства, реставрационной и выставочной деятельности, в научном осмыслении культурного наследия соседствуют в годы НЭПа с вульгарно-социологическими оценками искусства прошлого и разрушительными тенденциями по отношению к настоящему. Одна из характерных примет послереволюционного времени – распродажа «излишнего», ненужного в будущем раю социализма. Продавалось буквально все: мебель и посуда, библиотеки из усадеб и дворцов, включая Зимний дворец и пригородные царские резиденции – Царское Село, Петергоф, Ораниенбаум, Гатчину. Хаотичность распродаж первых лет сменилась более организованной и корректной внешне системой выставок-продаж, аукционов и т. п. Так, в 1924 г. в Нью-Йорке состоялась распродажа картин В.Д. Поленова из цикла «Жизнь Христа», лучшего в творчестве художника. Акция осуществлялась без ведома автора, и ни одного доллара голодавший художник от государства за это не получил. Всё пошло в большевицкую казну. Характерным для времени было то, что отвечал за успех мероприятия тот же Грабарь.

Гатчинский дворец был распродан полностью в среднем по 4 доллара за экспонат в начале 1930-х гг. Так веками собиравшиеся и создававшиеся в России художественные сокровища открылись не простому народу, как это обещали большевики, а или были уничтожены, или пополнили коллекции музеев и богатых любителей антиквариата в Европе, Америке, Азии. Трудовому народу России от сокровищ своей страны досталось ничтожно мало. Большевики, ограбив Россию, обогатили весь остальной мир, да и самих себя не забыли.

И. Грабарь. О древнерусском искусстве: Сб. статей. М.,1966.

3.1.11. Репрессивный аппарат ВЧК – ОГПУ. Тюрьмы и лагеря

Всероссийская Чрезвычайная Комиссия по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и преступлениями по должности (ВЧК) при Совнаркоме РСФСР занимала исключительное положение. Созданная с целью ликвидации антибольшевицкого сопротивления, ВЧК быстро превратилась в карательный орган партии, репрессировавший открытых и потенциальных противников большевицкой власти, обеспечивавший политический контроль над населением. Стремительно рос центральный аппарат ВЧК – ОГПУ: 25 сотрудников (декабрь 1917), 779 (сентябрь 1918), 1648 (январь 1921), 2735 (январь 1922), 21 870 (сентябрь 1924). К концу 1920 г. на территории России действовали 86 областных и республиканских, 508 уездных ЧК, 16 Особых отделов. По оценкам ведомственных специалистов ФСБ РФ в 1918–1920 гг. органы ЧК расстреляли от 50 до 100 тыс. человек, преимущественно из представителей «имущих классов». Действительные цифры, скорее всего, раз в десять выше – слишком много расстрельных списков от этих лет не сохранилось, а много где убивали и вовсе без «бюрократического оформления».

Постановлением ВЦИК 6 февраля 1922 г. ВЧК была реорганизована в Государственное политическое управление (ГПУ) при НКВД РСФСР. ВЦИК наделил ГПУ не только правами дознания и следствия, но и правом применения внесудебных репрессий – высылки и заключения в лагерь. После образования Союза ССР на базе ГПУ 15 ноября 1923 г. возникло Объединенное ГПУ (ОГПУ) при Совнаркоме СССР. Назначения на руководящие должности осуществлялись Политбюро. Председателем ОГПУ остался Ф.Э. Дзержинский, его 1-м заместителем стал В.Р. Менжинский, 2-м – Г.Г. Ягода. 28 марта 1924 г. ЦИК СССР учредил Особое совещание (ОСО) при ОГПУ для осуществления высылок, ссылок и заключения в концлагерь сроком до трех лет. Общий уровень образования чекистов оставался низким – сам Дзержинский среди итоговых оценок за 7 классов гимназии имел «тройки» и две «двойки». В начале 1920-х гг. лишь 1 % чекистов имел высшее образование, а 57 % довольствовались начальным. Средняя зарплата чекистов в 1927 г. равнялась 130–160 руб. После смерти Дзержинского председателем ОГПУ 3 августа 1926 г. был назначен Менжинский, которого из-за болезни часто замещал Ягода.

Общий штат органов ОГПУ в 1922–1923 гг., включая сотрудников центрального и местных аппаратов, составлял около 120 тыс. человек. 36 тыс. из них были сексотами (секретными сотрудниками), численность которых в четыре-пять раз превышала число сексотов в России в 1914 г. В структуру ОГПУ входили Коллегия, Спецотдел, несколько центральных управлений (Секретно-оперативное, погранохраны и др.), ОСО, территориальные отделы – губернские, областные, Особые (в армии и на флоте), транспортные, полномочные представительства и другие подразделения. Задачи ОГПУ остались прежними: борьба с антибольшевицким сопротивлением и защита власти партийной номенклатуры, цензура, контрразведывательная деятельность, охрана транспорта, коммуникаций и госграницы, выполнение спецзаданий высших советских и партийных органов. К 1929 г. 66 % сотрудников центрального аппарата ОГПУ состояли в ВКП(б), среднее и высшее образование имели лишь 20 %. По национальному составу по-прежнему преобладали русские (64,8 %) и украинцы (8,2 %).