История русской церкви (Синодальный период)

§ 1. Миссионерство

На рубеже столетий не только правительственный и Святейший Синод, но и церковная общественность проявляли постоянную заботу о христианской миссии. В 1897 и 1898 годах были проведены Миссионерские съезды в Казани и Одессе. В 1910 году состоялся Миссионерский съезд в Иркутске под председательством архиепископа Томского Макария (Невского), в прошлом алтайского миссионера. Съезд постановил, что «проповедь, обучение, Богослужение, одним словом, все виды миссионерского делания должны совершаться на языке, понятном для инородцев, причем миссия, как таковая, не должна задаваться посторонними целями, но должна стремиться к достижению своей собственной единой и высокой цели -приобрести язычников для Церкви Христовой».

С 1896 году в Киеве издавался журнал «Миссионерское обозрение», редакция которого впоследствии была переведена в Петербург.

Особенно яркую страницу в истории миссионерства начала нашего века вписала деятельность Камчатской миссии. В конце XIX века она располагала 17 миссионерскими станами (на самом полуострове, Чукотке и Колыме); где проживали обрусевшие камчадалы, а также коряки, чукчи, алеуты, среди которых многие были крещены, но из-за беззаботности окормлявшего их духовенства не имели почти никаких представлений о вере: не все из них знали свои христианские имена, а в быту они оставались совершенными язычниками, слушали своих шаманов, приносили в жертву духам оленей и ездовых собак.

В 1907 году настоятелем Корякской походной миссии был назначен иеромонах Нестор (Анисимов), впоследствии митрополит (1885-1962). На Камчатку он отправился, испросив прежде благословение на благовестнические труды у великого Кронштадского пастыря протоиерея Иоанна Сергиева. Свои миссионерские труды юный иеромонах начал с Богослужений в Иоасафатской церкви в Гижиге, на берегу Тихого океана.

По его воспоминаниям, однажды во время службы язычница корячка, стоя перед Распятием, вдруг закричала, обращаясь к Богородице, Которую она приняла за виновницу страданий Христа: «Зачем Ты повесила Его там, на древе? Зачем Ты делаешь Ему больно? Сними Его с древа. Ты видишь, у Него кровь!» Подойдя к сострадательной женщине, иеромонах заговорил с ней на корякском языке о Христе, и полудикая корячка «озарилась светом Евангельской истины». Она стала просить священника скорее «дать ей веру». После обучения основам вероучения, на Пасху, она была крещена вместе со своей всей семьей.

Для большего успеха христианской проповеди иеромонах Нестор переводил на корякский язык молитвы и отрывки из Евангелия, обучал туземцев русскому языку. Он чем мог помогал голодавшим, лечил больных, обучал коряков правилам гигиены, раздавал мыло и лекарство. Он отучал туземцев от курения, а курили и жевали табак, который в изобилии привозили на Камчатку американские промышленники, все коряки поголовно, не только мужчины, но и женщины, дети, даже грудные младенцы. По словам миссионера, одним из главных препятствий для проповеди Евангелия на Камчатке было «нехристианское поведение местного русского населения Камчатки и иностранцев; чиновников, промышленников, купцов». Язычники спрашивали миссионера: «А где же светлый Бог вон у тех, которые день и ночь шаманят за картами и вином, грабят нас и дают грабить другим», американцам и японцам.

Миссии катастрофически не хватало средств. Тогда по благословению архиепископа Владивостокского Евсевия иеромонах Нестор отправился в Петербург хлопотать об учреждении Камчатского братства. План ревностного миссионера принял близко к сердцу митрополит Петербургский Антоний (Вадковский) и благодаря его поддержке, в 1910 г. Синод утвердил устав ново-учрежденного Камчатского братства во главе с почетным председателем архи-епископом Евсевием и иеромонахом Нестором. В Братство записались импе-ратор, высокопоставленные и состоятельные лица. Появились средства для продолжения миссионерской деятельности. Эти средства шли на устройство церквей, школ, приютов, лечебниц, миссионерских станов. В разборном виде из Петербурга на Камчатку присылали не только школьные здания, но и церкви. По примеру самоотверженного благовестника многие люди отправились на далекую Камчатку помогать Миссии. С их помощью отец Нестор устроил колонию для больных проказой, открывал приюты и школы.

В 1914 г. в селе Иосафатском был проведен Камчатский миссионерский съезд, заседания на котором велись на русском местном корякском языках. К 1916 г. на территории Миссии было 35 церквей и 42 школы.

В 1916 году по постановлению Синода было открыто Камчатское викариатство с кафедрой в Петропавловске. Епископом был назначен начальник Камчатской духовной миссии архимандрит Нестор. Его хиротония состоялась во Владивостоке. В слове при наречении в епископа ставленник сказал: «Совершая дело Евангельской проповеди и пастырского миссионерского служения… в обширной суровой Камчатской области, среди язычников-шаманистов, поклонников этой злой темной силы, приходилось неоднократно подвергаться смертельной опасности: мерзнуть под снегом, будучи заметенным снежным бураном, изнуряться голодом, погибать в волнах морской пучины, претерпевать напасти от хищного зверя, изнемогать в тяжелых болезнях, и Господь всегда оберегал меня, немощного, на всех путях миссионерского служения». С благоговением вспоминал он в этом слове о своих предшественниках - камчатских миссионерах: о мученически скончавшемся архимандрите Мартиниане, о монахе Игнатии (Козыревском). Об архимандрите (а позже епископе) Иосафе (Хотунцевском), об архимандрите Пахомии, о святителе Иннокентии (Вениаминове).

За пределами России на рубеже веков с особенным успехом действовала Японская Духовная Миссия. Ее основателем был святой равноапостольный Николай (в миру Иван Дмитриевич Касаткин) Он родился 1 августа 1836 года в семье диакона в Березовском погосте Смоленской епархии. В пятилетнем возрасте мальчик потерял мать. По окончании Смоленской Духовной семинарии в 1857 году Иван Касаткин поступил в Петербургскую Духовную Академий.

В 1860 году Синод решил направить в Японию священником консульской церкви иеромонаха-миссионера. К студентам Петербургской Академии обратились с предложением поехать в далекую, тогда почти неизвестную в России страну, где и власти и народ были заражены многовековой неприязнью к христианству. Отправиться в Японию вызвался Иван Касаткин. 24 июля состоялся его постриг с наречением имени Николай, через 6 дней инока хиротонисали в иеромонаха.

Он был назначен настоятелем консульской церкви в городе Хакодате. Сначала проповедь Евангелия в Японии представилась ему совершенно немыслимой. Он писал: «Тогдашние японцы смотрели на иностранцев, как на зверей, а на христианство, как на злодейскую церковь, к которой могут принадлежать только отъявленные злодеи и чародеи». 8 лет ушло на изучение японского языка, истории и культуры страны, нравов, обычаев и психологии японцев.

Со временем консульскую церковь стали посещать местные жители: одни из любопытства, другие от неудовлетворенности национальным синтоизмом и буддизмом. Хакодатский жрец Савабе до того возненавидел православного русского священника, что собирался убить его, но после нескольких бесед с мудрым миссионером серьезно и глубоко заинтересовался христианством. Наконец он уверовал во Христа, был крещен и при крещении получил имя апостола Павла. Павел Савабе стал первым православным японцем: за ним последовали новые обращенные. К 1868 году японская паства святителя Николая насчитывала уже 20 человек.

В конце 1869 года иеромонах Николай докладывал в Петербурге Синоду о первых результатах своей проповеднической деятельности и ходатайствовал об учреждении Миссии. Синод принял решение «образовать для проповеди между японскими язычниками слова Божия особую Российскую Духовную Миссию». Начальником ее назначили возведенного в сан архимандрита отца Николая.

Вернувшись в Японию, святитель Николай передал хакодатскую паству иеромонаху Анатолию, а сам перебрался в Токио, чтобы устроить там центр Миссии. В 1871-1873 года по Японии прокатилась волна гонений на христиан. Японские христиане, среди них ревностный миссионер Павел Савабе, подверглись преследованиям. Но после того как гонения стихли, просветитель Японии приступил к строительству церкви и православной школы в Токио. Ему удалось также открыть в японской столице Духовное училище, которое в последствии было преобразовано в семинарию.

В 1874 году в Токио прибыл епископ Камчатский Павел, чтобы рукоположить в диаконы и пресвитеры нескольких православных японцев, рекомендованных ему архимандритом Николаем. Среди них был и Павел Савабе.

В 1880 году отец Николай был возведен в Петербург, где состоялась его хиротония во епископа. Снова вернувшись в Японию, он с еще большим усердием и размахом продолжал свои апостольские труды; завершил строи-тельство Воскресенского собора в Токио, составил на японском языке право-славный богословский словарь, переводил на японский Богослужебные книги.

В 1889 году в Японии была объявлена полная веротерпимость. В связи с этим Миссия смогла шире развернуть свою деятельность. Крещение принимали тысячи японцев, и к концу столетия в стране насчитывалось уже около 25 тысяч православных, объединенных в 226 общин с 28 священниками. Общины были необычайно самодеятельны. При них открывались общества содействия религиозно-нравственному воспитанию. На собраниях обществ читались Священное Писание и жития святых, общества занимались благотворительными делами. В стране подвизалось 149 катехизаторов.

Нравственным испытанием для новорожденной Японской Церкви стала русско-японская война 1904-1905 годов. Мудрый архипастырь, оставаясь русским патриотом, келейно молился за победу своего Отечества и в общественных Богослужениях, на которых возносились молитвы о победы Японии, не участвовал, но православным японцам он благословил оставаться верноподданными своего правительства, чтобы не дать повода для обвинения их в измене родине. Благодаря этому, православные приходы не подвергались преследованиям, а сам святитель снискал глубокое уважение со стороны японцев. Ему разрешили посещать лагеря русских военнопленных. Духовным окормлением пленников занимались и православные пастыри японской национальности. За свои подвижнические труды в годы войны святитель был удостоен сана архиепископа.

Святой равноапостольный Николай скончался 3 февраля 1912 года. Созданная им Японская Церковь насчитывала тогда более 33 тысяч человек. Японская паства чтила почившего святителя как праведника, молитвенника и святого. Велико было уважение к его памяти и со стороны японцев, не принадлежавших к Православной Церкви. Его могила на Токийском городском кладбище даже язычниками и поныне почитается как национальная святыня. В 1970 году святитель Николай причислен к лику святых Православной Церкви с титулом равноапостольного.

Преемником просветителя Японии стал епископ Сергий (Тихомиров) († 1945), впоследствии удостоенный сана митрополита. Вступая на кафедру, епископ Сергий сказал: «Все, что есть в Японской Церкви доброго, до последнего христианина в церквах, до последнего кирпича в постройках, до последней буквы в Богослужебных переводах, есть дело просвещенного ума, широкого сердца и твердой, как скала, воли почившего святителя, счастливо сочетавшихся с непоколебимой верою его в святость своего дела и с благочестивым его жизненным подвигом».

В 1897 году была основана Русская Духовная Миссия в Корее. Цель Миссии состояла в окормлении русских православных людей, проживавших в этой стране, и, по возможности, в проповеди христианской веры местному населению. В состав Миссии вошли архимандрит Амвросий, иеродиакон Николай и псаломщик Красин.

Вскоре состав Миссии был обновлен. В Сеул направили архимандрита Хрисанфа, назначенного вместо отца Амвросия. Первым шагом архимандрита Хрисанфа в его миссионерском служении было обращение с проповедью Евангелия к русским подданным корейской национальности, проживавшим в Сеуле. Многие из них были переводчиками. Впоследствии с их помощью удалось осуществить перевод церковных книг на корейский язык. Благодаря трудам архимандрита Хрисанфа в октябре 1900 года открылась первая школа Миссии, в которой воспитывались дети корейцев.

Со временем христианская проповедь из столицы была перенесена в провинцию, где устраивались миссионерские станы, ставшие своего рода форпостами Православия в Корее. Положение Духовной Миссии осложнилось во время русско-японской войны. По обстоятельствам времени деятельность ее была временно прекращена и возобновилась лишь по окончании войны, в 1906 году.

Тогда же был назначен новый состав миссии из трех штатных и четырех нештатных членов. Во главе Миссии поставили архимандрита Павла (Ивановского). Архимандрит Павел много потрудился над христианским просвещением корейцев. Он завел такой порядок, что перед крещением оглашаемые сдавали экзамены по Краткому катехизису и Священной истории, и к купели допускались те, кто успешно сдавал экзамены. Архимандрит Павел продолжал труды своих предшественников по переводу Богослужебных книг на корейский язык. При нем продолжалось расширение миссионерских станов и школ в Корейской провинции. В 1912 году отца Павла в Корее сменил архимандрит Иринарх. В 1925 году при архимандрите Феодосии (Перевалове) Русская Духовная Миссия а Корее отмечала 25-летие со дня освящения первой церкви Миссии. В это время среди корейцев насчитывалось около 350 православных христиан.

§ 2. Духовная школа и церковная наука на рубеже веков

В «Отзывах» архиереев на предложение Святейшего Синода высказаться о состоянии церковной жизни, поступивших в конце 1905 года, с пристальным вниманием обсуждалось состояние Духовных школ. Веских оснований для тревог епископата скопилось немало. Чрезвычайно велик был «отсев» Духовных школ - уход выпускников Семинарий в университеты, а кандидатов богословия на светскую службу. С 1900 по 1910 года Духовные Академии окончило более 1600 человек, но в 1911 году во всей России на приходах и в безприходных церквах служило менее 700 священников с академическим образованием, из которых добрая половина прошла академический курс еще в XIX веке.

Нецерковные настроения, захватившие значительную часть семинаристов, выливались порой в волнения и беспорядки, особенно в революцию 1905 года. В 18 семинариях произошли тогда забастовки, доходившие до покушений на ректоров, инспекторов и преподавателей.

Некоторые архиереи в своих «отзывах» давали самую мрачную характеристику всей системы духовного образования. Архиепископ Волынский Антоний (Храповицкий) писал: «Строй духовно-учебных заведений, как унаследованный из мира западных еретиков, приводит дело Духовной школы до крайнего безобразия». В своем «отзыве» он передает слова неназванного им маститого архиерея: «Должно всю ее разогнать, разломать, вырыть фундамент семинарских и академических зданий и взамен прежних на новом месте выстроить новые и наполнить их новыми людьми».

Но большинство архиереев, давая более умеренные оценки, склонялось к проекту, выдвинутому в свое время архиепископом Димитрием (Муретовым): разделить существующие Семинарии на школы двух типов: всесословные пастырские школы и общеобразовательные средние школы для детей духовенства. Ведь нецерковные, а часто и прямо нигилистические настроения вносили в Семинарии те выходцы из духовных семей, кто учился в них не потому, что хотел посвятить себя пастырскому служению, а потому, что в Семинариях, в отличие от гимназий, образование для них было бесплатным.

Особо обсуждался вопрос о высшей школе. Архиепископ Финляндский Сергий (Страгородский) высказался за широкую автономию Академий, но при этом он считал обязательным епископский сан для ректора, через которого Академия канонически подчинялась бы священноначалию. Митрополит Петербургский Антоний (Вадковский) приложил к своему «отзыву» записку профессора Н. Н. Глубоковского, предлагавшего открыть при университетах богословские факультеты «для свободного развития богословской науки», а Академии сохранить в качестве «научно-апологетических институтов Православной Церкви».

Архиепископ Волынский Антоний предлагал сократить в академических программах преподавание богословских систем и расширить изучение Священного Писания и отцов: «Система православного богословия есть еще нечто искомое, - писал он, - и потому должно тщательно изучать его источники, а не списывать системы с учений еретических, как это делается у нас уже 200 лет».

В 1908 году Синод назначил ревизию Духовных Академий. Петербургскую и Московскую Академии инспектировал архиепископ Херсонский Димитрий (Ковальницкий), казанскую - епископ Псковский Арсений (Стадницкий), Киевскую - архиепископ Волынский Антоний. Ревизоры обнаружили в Академиях слишком много «светского духа» и церковного либерализма, упадок дисциплины.

В результате этой ревизии частичная автономия, предоставленная Академиям в 1906 году, была отменена. В 1910 году вышел новый Устав Духовных Академий, некоторые дополнения были внесены в него в 1912 году. Устав предусматривал расширение преподавательского персонала, введение практических занятий для студентов, увеличение числа кафедр: вновь открывались кафедры истории Византийской и Славянских церквей. Особое внимание уделялось религиозному и нравственному воспитанию студентов и укреплению дисциплины. Посещение Богослужений стало обязательным и для студентов и для преподавателей. Устав отмечал важность соблюдения постов студентами. Для повышения авторитета администрации для ректора Академии устав предусматривал епископский сан, а для инспектора - сан архимандрита. От преподавателей Академий устав требовал читать лекции в строго православном духе. Предпочтение отдавалось профессорам и преподавателям в священном сане. То обстоятельство, что в профессорских корпорациях преобладали миряне, вызывало озабоченность Святейшего Синода: в Московской Академии из 27 преподавателей лишь 9 состояли в священном сане, а в Петербургской даже через 7 лет после издания нового устава из 33 преподавателей 27 оставались мирянами. Устав предоставлял более широкие административные права ректору Академии и усиливал власть епархиальных архиереев над высшими Духовными школами.

Научный уровень академического богословия в эту эпоху был весьма высок. На рубеже столетий богословская мысль переживала расцвет, который, однако, таил в себе серьезную опасность отрыва от церковного Предания.

Замечательным библеистом был профессор Московской Академии М. Д. Муретов, автор текстологического исследования о Четвероевангелии и работ о ветхозаветном храме, о Филоне Александрийском. Он написал блестящую апологетическую книгу против Ренана, которая из-за неразумного цензурного запрета (чтобы опровергать Ренана, автору пришлось изложить его доводы) опоздала на 15 лет. Профессор М. Д. Муретов занимался также переводами творений святых отцов на русский язык.

Одним из крупнейших богословов был профессор Н. Н. Глубоковский (1863-1937). Выпускник Московской Академии, он читал лекции в Петербургской Академии. На студенческой скамье Н. Н. Глубоковский написал двухтомное магистерское сочинение «Блаженный Феодорит, епископ Кирский», напечатанное в 1890 году. Этот труд принес ученому мировую известность. Крупнейший труд Н. Н. Глубоковского по Новозаветной экзегетике и исагогике озаглавлен «Благовестие апостола Павла по происхождению и существу» (1905-1912). Это исследование является примером блестящего применения историко-филологического метода для анализа новозаветного текста. Книга поражает энциклопедической эрудицией автора, глубиной и тонкостью его аналитической мысли.

Событием в богословской науке стало издание в 1895 году магистерской диссертации иеромонаха Сергия (Страгородского), будущего Патриарха, «Православное учение о спасении».

Одним из самых талантливых духовных писателей рубежа веков был Преосвященный Антоний (Храповицкий), впоследствии митрополит (1864-1936). Он родился в дворянской семье. После окончания гимназии поступил в Петербургскую Духовную Академию. В 21 год принял постриг. После окончания Академии началась его церковно-педагогическая служба. С 1887 года он преподавал в Петербургской Академии. В 1890 году архимандрит Антоний был назначен ректором Московской Академии. Из Москвы его перевели в Казанскую Академию, в 1897 году состоялась его хиротония во епископа Чистопольского. С 1900 года епископ Антоний занимал Уфимскую кафедру, потом - Волынскую, и, наконец, с 1914 года - Харьковскую. В 1918 году митрополит Антоний был избран на Киевскую кафедру.

Его статьи и лекции по пастырскому богословию отличались свежестью взгляда и вдохновением. Пастырство для преосвященного Антония - это прежде всего дар деятельной, сострадательной любви, дар духовного единения пастыря с пасомыми.

Учение Преосвященного Антония о пастырстве органически связано с его пониманием догмата искупления. Он писал: «вопреки школьным богословским системам, Божественное искупление заключается, главным образом, именно в восстановлении сего новоблагодатного единения любви и послушания людей с Богом, со Спасителем и между собой». Основным в искупительном подвиге Христа он считал Гефсиманское борение, оставляя в тени и Голгофу и Воскресение. В этом смещении акцентов проявилась главная слабость его догматической и пасторологической системы: чрезмерный морализм и психологизм. Для епископа Антония пастырство заслоняло священство. Сакраментальный момент в жизни Церкви в его статьях остается нераскрытым. Справедливо упрекая схоластическое богословие в безжизненности и отвлеченности, епископ Антоний стал искать выхода в нравственном раскрытии догмата. Объясняя смысл Голгофы, он писал: «Телесные муки и телесная смерть Христова нужна прежде всего для того, чтоб верующие оценили силу Его душевных страданий, как несравненно сильнейших, нежели телесные муки Его». Не на таком языке говорили о тайне Крестной смерти святые отцы.

В своей антропологии епископ Антоний недалек от вполне пелагианского первородного греха. «Адам, - писал он, - был не только виновником нашей греховности, сколько первым по времени грешником, и если бы мы не были его сынами, то все равно согрешили бы», Отрыв моралистического богословия епископа Антония от сотериологии святых отцов очевиден.

Широкая популярность епископа Антония в церковных кругах объяснялась в значительной мере его особой чуткостью к современным общественным проблемам. У него было острое чувство независимости Церкви от мира. Будучи монархистом, он, подобно славянофилам, был непримиримым противником синодальной системы и обличал ее с редким бесстрашием, которое ставило его в постоянно натянутые отношения с обер-прокурорами Синода. Громче всех своих современников он высказывался за восстановление Патриаршества.

Стремясь усилить воздействие Церкви на мир, епископ Антоний особые надежды возглавлял на ученое монашество, и в бытность ректором Академий он многих студентов убедил принять постриг.

Но в монашестве он, вопреки церковной традиции, видел не сколько поприще аскетического подвижничества, собирания души, сколько своеобразный церковный авангард, призванный оказывать действенное влияние на церковную и политическую жизнь страны.

Крайним представителем «морализма» в русском богословии был профессор М. М. Тареев (1866-1934). Он занимал в Московской Академии кафедру нравственного богословия. Главный труд Тареева назван «Основы христиантва». В этой книге содержится открытая критика «исторического христианства». Тареев убежден в том, что мир внешний, исторический, в котором действуют свои естественные законы, и мир личной человеческой жизни по Евангелию совершенно разомкнуты. Церковь из этого мира приобретает своих чад, но христианству нечего делать в истории и в мире. Для Тареева «Церковь» есть «второстепенная» или «производная реальность в христианстве». «Внутреннее христианство всецело божественно, -писал он, -Церковь же имеет земной вид, носит черты человеческой условности, исторически развивается».

В своей последней книге «Христианская философия» (1917) Тареев ставит под сомнение святоотеческое учение, подозревает его в искажении первоначального христианства. Учение святых отцов он обвиняет в гностицизме, сводит патристику к национально-греческому, византийскому типу миросозерцания, чуждому духовному складу русского народа. Весьма скептически относится Тареев и к догматике, противопоставляя ей христианскую этику. «Догматист, - писал он со странной под пером православного богослова иронией, - учит о том, что было, когда ничего не было, что происходит на небе и что будет за гробом, а о том, что происходит в христианской душе, здесь на земле, теперь, у него и терминов нет, слов нет». В «христианской философии» М. М. Тареев повторял те возражения против церковного учения и святоотеческого Предания, которые несколько веков назад были выдвинуты зачинщиками Реформации.

Моралистическому уклону в богословии начала века противостояла онтологическая школа религиозно-философской и богословской мыли. К этому направлению принадлежали профессора Сергей Николаевич и Евгений Николаевич Трубецкие, Сергей Николаевич Булгаков (впоследствии протоиерей), священник Павел Александрович Флоренский (1882-1943): философ, богослов, математик, искусствовед, автор «Столпа и утверждения истины» (1914). Это - очень личная книга, в ней отразился опыт личного восприятия святоотеческого Предания, в котором автор особенно дорожил «александрийским направлением», связанным с платоновским онтологизмом. «Столп и утверждение истины» - труд не сколько богослова-догматиста, сколько религиозного философа, который стремился подчинить свою мысль суду церковного разума.

В последние годы синодальной эпохи появились замечательные работы талантливого богослова архимандрита, впоследствии архиепископа Иллариона (Троицкого) (1886-1929), профессора Московской Академии. В своих экклезиологических построениях архимандрит Илларион, подобно митрополиту Антонию (Храповицкому), принадлежал к тому направлению в богословии, которое находилось под сильным влиянием А. С. Хомякова. Архимандрит Илларион не уставал повторять мысль о том, что единство Церкви строится не только на единстве веры, но и на единстве благодатной жизни, что Церковь подобна живому и деятельному организму. Поэтому общества, отделившиеся от Единой Церкви, он, независимо от меры их догматических отступлений, считал совершенно безблагодатными. Впадая в крайности, в ригористическую нетерпимость, архимандрит Илларион был прав в главном: превыше всего он ставил сохранение единства Церкви.

Среди крупных деятелей церковной науки начала ХХ века следует также назвать имена несравненного знатока и исследователя патристического нас-ледия профессора В. И. Попова, замечательных канонистов С. В. Троицкого и В. Н. Бенешевича, пасторолога В. Ф. Певницкого, церковного историка Н. Ф. Каптерева (1847-1917).

Ученик протоиерея А. В. Горского, профессор Каптерев выбирал для исследования узкие темы, но ему удавалось включить их в широкую перспективу исторического процесса. Ему принадлежит фундаментальная монография «Патриарх Никон и царь Алексей», посвященная одному из самых переломных моментов в истории Русской Церкви и Русского государства.

Церковно-исторические работы писал и В. О. Ключевский (1841-1912), крупнейший русский историк, который занимал в Московской Академии кафедру гражданской истории. Для его исследований характерен тщательный анализ источников, материалов, фактов, но в анализе документов ему удавалось избежать гиперкритизма Е. Е. Голубинского, В. О.Ключевский был мастером исторического синтеза. В своих работах, в том числе и церковно-исторических: «Древнерусские жития святых как исторический источник». «Значение Преподобного Сергия для русского народа и государства» - он обнаруживал незаурядный литературный дар: со страниц его книг и статей встают мастерски написанные живые картины минувших эпох.

В духовной литературе рубежа столетий совершенно особое место занимают книги Е. Поселянина, посвященные житиям неканонизованных праведников и подвижников: «Жизнеописание подвижников благочестия XVIII-XIX веков». Без этих книг наше представление о синодальной эпохе было бы ущербным и невосполнимым. Труды Е. Поселянина убеждают в том, что и в этот кризисный период своей истории, когда потускнел образ Святой Руси, Русская Церковь, возрастившая сонм святых подвижников и праведников, оставалась Святой Церковью.

§ 3. Религиозно-нравственное состояние общества и церковная жизнь на рубеже веков

В начале ХХ века Россия была втянута в водоворот бурных исторических событий. Политические потрясения оказывали влияние на религиозно-нравственное состояние народа. В народе умножились случаи отпадения в секты, особенно опасным был стремительный рост баптистской общины. В среде городской бедности вполне обычным явлением стало отчуждение от Церкви.

Интеллигенция в эти переломные годы русской истории переживала неоднозначные духовные процессы. С одной стороны, большая часть ее, отличавшаяся политической активностью, разделяла антирелигиозные настроения, так что противопоставление духовенства «обществу» стало одной из главных тем церковной и светской печати; с другой, уже в конце XIX столетия в обществе снова, как и в Александровскую эпоху, пробуждалась потребность в духовной жизни. И хотя в интеллигентском «богоискательстве» много было легкомысленного и суетного, православное духовенство с пастырской заботой отнеслось к мировоззренческим исканиям возвращавшейся в Церковь интеллигенции.

С 1901 по 1903 годы в Петербурге проводились религиозно-философские собрания, на которых интеллигенция, разочарованная в позитивизме и материализме, вела диалог с православными пастырями и профессорами богословия. Председательствовал на собраниях епископ Сергий (Страгородский), ректор Петербургской Академии. Во вступительном слове при открытии собраний он говорил: «Самое искреннее мое желание быть здесь не по рясе, а на самом деле служителем Церкви, верным выразителем ее исповедания. Я бы счел себя поступившим против совести, если бы хотя немного уклонился от этого из-за какого-нибудь угодничества или из ложно рассчитанного стремления к миру… Настоящего, серьезного, действительно прочного единства мы достигнем только в том случае, если выскажемся друг перед другом, чтобы каждый видел, с кем он имеет дело, что он может принять и чего не может».

О влиянии председателя на атмосферу, которая установилась на собраниях, говорят слова, прочитанные на заключительном заседании от имени членов-учредителей: «Дух пастыря почил на пастве, и определил счастливый и совершенно неожиданный успех собраний. На них собирались с сомнением и не знали: возможно ли и не нужно ли будет собираться после 2-3 встреч духовенства и общества. Ничего не ждалось, кроме недоумений, раздражения, непонимания… Но добрый дух пастыря все сотворил… Епископ духом своим показал, как надо вести себя: своего не искать, а чужое беречь… Тщеславие и самолюбие умерли, а забила живая струя духовных интересов».

Среди участников собраний были В. А. Тернавцев, Д. С.Мережковский, князь С. М. Волконский. Академическое богословие, кроме епископа Сергея, представляли профессор протоиерей С. А. Соллертинский, профессор П. И. Лепорский, профессор А. И. Бриллиантов.

Настроения светских участников религиозно-философских собраниях хорошо характеризуют слова Д. С. Мережковского: «Для нас христианство в высшей степени неожиданно, празднично. Вот мы именно эти непризванные, не приглашенные на пир, - прохожие с большой дороги… а мертвая академическая догматика - это старая, верная прислуга Хозяина, которая не пускает нас. Мы пришли радоваться празднику, а богословы слишком привыкли к христианству. Оно для них серо как будни». В этом высказывании сильно прозвучал новый, эстетический уклон религиозной мысли, который шел на смену моралистической традиции. Интеллигенция возвращалась в Церковь без должного смирения, не сколько для того, чтобы спасаться в ней и учиться у нее, сколько чтобы учить Церковь, чтобы попытаться реформировать ее на свой вкус.

С обеих сторон на собраниях высказана была мысль о неотложной необходимости церковного Собора. В 1903 году собрания были закрыты по настоянию К. П. Победоносцева, который находил их опасными. Он боялся, что влияние нецерковных участников собраний возобладает над миссионерским направлением, которое стремился придать собраниям их председатель.

В 1907 году в Москве было учреждено религиозно-философское общество имени В. Соловьева, в которое вошли С. Н. Булгаков и П. А. Флоренский, принявшие впоследствии священный сан, а также Н. А. Бердяев, В. Ф. Эрн, В. Свенцицкий. Члены общества в разной мере испытывали на себе влияние В. С. Соловьева (1853-1900), философа и религиозного мыслителя, который пытался синтезировать христианство с неоплатонизмом римской теократии и искал единения христианского мира под духовной властью папы и светской властью русского царя, но, разочаровавшись в своих унитарных и экуменических надеждах, в «Повести об антихристе» проповедовал скорое наступление апокалиптической катастрофы. От В. С. Соловьева идет волновавшая богословскую мысль ХХ века софиологическая тема.

На рубеже веков начал меняться устоявшийся за два столетия синодальной эпохи нравственно-психологический и бытовой тип русского духовенства. Росла его общественная активность. Многие из священнослужителей избирались в Государственную Думу и проявляли немалую активность в ее работе. Постепенно духовенство переставало быть тем «запуганным сословием», в которое превратили его свирепые разборы XVIII века и отчуждение от Церкви дворянства и интеллигенции.

В конце XIX столетия начинали ломаться сословные границы духовного чина: чаще, чем прежде, сана священства искали выходцы из других сословий. Об этом косвенным образом можно судить по сословному происхождению ар-хиереев первой половины ХХ века. Большинство из них по-прежнему уже по рождению принадлежало духовному чину. Но такие архиереи, как митрополит Серафим (Мещеряков), епископ Павлин (Крошечкин), вышли из крестьян. Из дворян вышли Патриарх Алексий (Симанский), митрополиты Антоний (Храповицкий), Серафим (Чичагов), Серафим (Александров), Трифон (князь Туркестанов), епископ Андрей (князь Ухтомский) и другие архиереи, в то время как из епископов XIX века лишь Игнатий (Брянчанинов) и Ювеналий (Половцев) принадлежали по рождению дворянству.

Как и во все века русской истории, очагами духовной жизни и в эту эпоху оставались монастыри. Аскетическое подвижничество на рубеже столетий процветало в Оптиной и Глинской пустыни, на Валааме и в Сарове, в Дивеевской и Шамординской женских обителях. Возрождение духовной жизни происходило и в Троице-Сергиевской Лавре - в ее скитах, и особенно в Гефсимании. В Гефсиманском скиту спасались старцы Филипп, Исидор, Александр, Герман.

Особенно знаменит Гефсиманский иеромонах Варнава (в миру Василий Меркулов). Он родился в 1831 году в крестьянской семье. В 20 лет пришел в Лавру и поступил в нее послушником. Послушнический искус проходил под руководством старцев Григория и Даниила. В 1865 году он принял постриг и вскоре был рукоположен в иеромонаха. Уже тогда, несмотря на его молодость, у него искали совета и помощи богомольцы. Отец Варнава поселился в Гефсиманском скиту, и в этот скит к нему приходило много верующих за наставлением и духовной помощью. Более 30 лет продолжалось служение икона. Скончался старец Варнава 17 февраля 1906 года.

Восстановлению Патриаршества предшествовало ряд благодатных перемен в церковной жизни, которые придавали ей совершенно особый духовный тон. Одним из самых отрадных явлений было умножение числа канонизаций.

В царствование Николая II к лику святых причислено было больше подвижников, чем за предшествующие два века. Первым был прославлен Черниговский святитель Феодосий, почивший в 1696 году. Через 200 лет после его блаженной кончины, 9 сентября 1896 году состоялось перенесение святых мощей угодника.

4 сентября 1911 году к лику святых был причислен епископ Иоасаф Белгородский, мощи которого сохранились совершенно нетленными.

300 лет спустя после мученической кончины страдальца за Православие и русский народ Патриарха Московского Гермогена, 12 мая 1913 года, состоялось прославление его памяти. На праздничные торжества прибыл Патриарх Антиохийский Григорий V, который совершил Божественную литургию в Успенском соборе Кремля. 28 июля 1914 года к сонму святых угодников причислен был святитель Питирим, епископ Тамбовский, который преставился в 1698 году. Место упокоения святого с самой его кончины благоговейно почиталось православным народом. Память святителя Иоанна, митрополита Тобольского, чтилась в Сибири издавна. Ввиду его местного почитания и множества чудес, явленных у его могилы, в 1916 году. Святейший Синод установил всероссийское празднование его памяти, назначив его на день кончины святого 10 июня. 12 июня 1909 года совершились торжества прославления памяти благоверной княгини Анны Кашинской, вдовы замученного в Орде святого князя Михаила Тверского, которая издревле благоговейно чтилась в Кашине и во всей Тверской земле. Собор 1649 года постановил открыть мощи благоверной княгини и причислить ее к лику святых. Но в 1677 году в связи со старообрядческим расколом, использовавшим имя святой Анны в своих целях, Московский Собор отменил ее почитание. В 1909 году было восстановлено почитание святой Анны Кашинской. Торжества перенесения ее мощей привели в Кашин десятки тысяч богомольцев.

Великим торжеством Православной Церкви и благочестивого русского народа стало прославление преподобного Серафима Саровского. Еще при его земной жизни тысячи верующих, получавших от него духовную помощь, почитали его за святого. Чудеса на его могиле совершались непрестанно. В 1903 году Святейший Синод постановил причислить преподобного Серафима святых. 1 августа, в день рождения Чудотворца, в Сарове состоялось открытие его мощей и перенесение их в уготованную гробницу. На эти торжества в глухую лесную обитель съезжались и сходились люди всех состояний и званий, от самых высокопоставленных в России до бездомных странников и нищих. Все дороги, ведущие в пустынь, на многие версты были заполнены сплошными толпами богомольцев. Много исцелений совершилось в день прославления в Сарове по молитвам к новоявленному чудотворцу и светильнику Русской земли.

В области церковного искусства знаменательным событием являлось так называемое «открытие иконы». В 1905 году в связи с разрешением старообрядцам строить новые храмы усилился интерес к древней иконописи, традиции которой старообрядцы хранили особенно бережно. Коллекционеры-старообрядцы Рябушинский, Мамонтов, Морозов - свозили в Москву не только незаписанные «строгановские иконы», но и потемневшие и записанные иконы более древнего происхождения. Реставраторы очищали их от копоти, потемневшей олифы, и наконец, научились освобождать образы от позднейших записей. Расчищенные новгородские иконы XV века поразили ценителей иконописи своим высоким искусством. Подлинным открытием явилась расчистка Рублевской «Троицы» из иконостаса Троицкого собора Сергиевой Лавры. От позднейших записей освобождены были лики Богомладенца и Богоматери на чудотворной Владимирской иконе.

В 1913 году в Москве открылась большая выставка древнерусского искусства, на которой показаны были и расчищенные древние иконы. У посетителей выставки словно пелена упала с глаз. Они увидели творения высокого искусства, которые приоткрывали завесу над духовной реальностью горнего мира.

«Открытие» древней иконы оказало влияние на работу художников-иконописцев. Самыми знаменитыми среди них были В. М. Васнецов и М. В. Нестеров. Они высоко ценили древнюю икону и в своем творчестве вдохновлялись ею, хотя их собственный живописный язык был совершенно иным. Более смелые попытки усвоить изобразительные приемы древней иконописи предпринимал Н. К. Рерих.

Для храмостроительства начала ХХ века характерны поиски новых архитектурных форм. Лучшие зодчие с несравненно большим искусством, чем прежде, в 60-80-е годы, воспроизводили древние типы русских храмов. В 1910-1913 годы в московских Сокольниках по проекту архитектора П. Толстых была воздвигнута церковь Воскресения Христова, одна из наиболее удачных свободных стилизаций под древнерусскую шатровую архитектуру. В ее основу положен древний тип четырехстолпного и трехапсидного храма. Большим мастерством в воспроизведении архитектурных форм древнерусского храмового зодчества отличался А. Щусев, построивший ансамбль Покрово-Марфинской обители в Москве, храм Преподобного Сергия на Куликовом поле, Троицкую церковь в Почаевской Лавре, мозаики для которой выполнил Н. К. Рерих.

На рубеже столетий постоянно рос интерес к древним церковным распевам. Особенно удачны опыты гармонизации древнего пения, предпринятые А. Д. Кастальским (1856-1926). Выдающимися церковными композиторами ХХ века были П. Г. Чесноков, Калинников, Гречанинов. Древнее осмогласное пение вдохновило великого композитора С. Рахманинова на написание его знаменитой «Всенощной».

§ 4. РПЦ на пути к Поместному Собору

На протяжении двух веков синодальной эпохи церковное сознание православной иерархии, духовенства и паствы не мирилось с навязанной Церкви государственной опекой, с противоканонической формой высшей церковной власти, лишенной первосвятительского возглавления. В начале ХХ века громче стал раздаваться голос тех, кто выступал за возрождение соборности и восстановления Патриаршества. Мысль о созыве Поместного Собора разделяли виднейшие иерархи, лучшие пастыри, ученые богословы и церковно-общественные деятели из мирян.

Во главе российского епископата в эти годы стоял первоприсутствующий в Синоде митрополит Петербургский Антоний (Вадковский). Он родился в 1846 году в семье священника Тамбовской епархии. Образование получил в Казанской Академии, завершив его защитой магистерской диссертации. Овдовев и потеряв детей, он в 1883 г. принял постриг. В 1887 году его назначили ректором Петербургской Академии с возведением в сан епископа Выборгского. С 1898 году после смерти митрополита Петербургского Палладия (Раеева), Пресвященный Антоний занимал столичную кафедру.

Это был человек редкой доброты, мягкости и доступности, настоящий бессеребреник. Он посещал приюты, больницы, тюрьмы, раздавая нуждавшимся все свое архиерейское содержание. После кончины митрополита в 1912 году оказалось, что он, получавший самое высокое жалование среди русских архипастырей, не оставил никаких средств, так что погребать его пришлось за счет Александро-Невской Лавры. Ученый богослов со степенью доктора, митрополит Антоний был покровителем Духовных школ, богословской науки и церковной печати. Он болезненно переживал непомерное бюрократическое давление на Церковь со стороны обер-прокурора и светского правительства. В 1905 году Пресвященный Антоний возглавил церковное движение, направленное на возрождение соборности.

Правительственные сферы вынуждены были обратить внимание на нужды Церкви в связи с законодательством о свободе вероисповедания, подготовка которого началась в канун революции и завершилась апрельским манифестом 1905 года «Об укреплении начал веротерпимости». При подготовке манифеста выяснилось, что с его изданием Православная Церковь, находившаяся под жестким правительственным контролем, оказалась в худшем положении, чем привыкшие к большей независимости старообрядческие, инославные и даже иноверные общины.

Епископ Сергий (Страгородский), выступая на религиозно-философских собраниях, прямо заявил, что объявить полную свободу совести «значило бы всем развязать руки, а деятелей Церкви оставить связанными». 17 февраля 1905 года на молебне в память об основании Петербургской Академии ее ректор Епископ Сергий выступил с речью по поводу предстоявшего манифеста: «После столетий мирного пребывания под защитой закона, за крепкой стеной государственной охраны, наша Церковь выходит теперь беззащитная, не прикрытая никем, прямо на поле брани под удары врагов… В дальнейшем потребуют от нас уже не красных фраз и не заученных силлогизмов, не пестрого народа показной учености, от нас потребуют духа и жизни, потребуют веры… потребуют, чтобы мы писали не чернилами, да еще заимствованными, быть может, из чужих чернильниц, а кровью из нашей собственной груди».

В Особое совещание был приглашен первенствующий член Синода митрополит Антоний. Он заявил: «Если не изменить правового положения господствующей Церкви, она одна будет оставлена стесненной опекой государства». Эта опека связывает самодеятельность духовенства и «делает голос Церкви совсем неслышным ни в частной, ни в общественной жизни». Митрополит подал меморандум, в котором потребовал «устранить или хотя бы несколько ослабить ту постоянную опеку и тот слишком бдительный контроль светской власти над жизнью церковной, которой лишает Церковь самостоятельности и инициативы».

С. Ю. Витте в марте 1905 года подал составленную неизвестным автором пространную записку «О современном положении Православной Церкви», в которой резкой критике подвергались бюрократизация синодального правления и обер-прокурорский произвол.

В «Записке» выдвинута была мысль о созыве Собора и восстановлении Патриаршества. Болезненно задетый этим документом, обер-прокурор К. П. Победоносцев выступил с «Соображениями по вопросам о желательных преобразованиях в постановке у нас Православной Церкви», в которых категорически отвергал целесообразность восстановления Патриаршества, утверждая, что Патриаршество противоречит «соборному началу в Церкви», а обер-прокурорский надзор является надежным гарантом коллегиальности и соборности. По ходатайству Победоносцева вопрос о проведении церковных реформ был изъят из ведения Особого совещания и переведен в Синод.

После трех заседаний Синода 22 марта 1905 года императору Николаю II был подан доклад с предложением «пересмотреть нынешнее государственное положение Церкви в России», «возглавить Синод Патриархом», и «созвать в Москве для обсуждения церковных преобразований Поместный Собор». 31 марта государь наложил на докладе резолюцию, в которой признавалась необходимость созыва Собора, но, по настоянию Победоносцева, царь объявил неудобным созыв Собора «в настоящее тревожное время». Николай II дал разрешение на открытие Предсоборного совещания.

Указом Синода от 27 июля 1905 года епархиальным архиереям было поручено представить свои соображения о желательных церковных преобразованиях. Отзывы архиереев поступили к концу года и сразу же были напечатаны. В них дана разумная и смелая оценка существовавшего положения. Резче всех о неканоничности синодального строя отозвался архиепископ Волынский Антоний (Храповицкий). Решительное большинство архиереев высказалось за созыв Поместного Собора. Разногласия вызвал вопрос о составе Собора: одни Преосвященные настаивали на исключительно епископском его составе, другие предлагали призвать на Собор представителей клириков и мирян.

В обсуждении ожидавшихся церковных преобразований приняло участие и белое духовенство. На имя митрополита Антония была подана записка от лица петербургских священников, так называемой «группы 32-х», составленная в духе расплывчатого церковного либерализма, с развязной критикой прошлого и настоящего положения Русской Церкви, с демагогическим лозунгом всестороннего обновления, с призывом к духовенству сосредоточить внимание на проблемах земной жизни, с требованием ввести в Церковь выборное начало на всех уровнях. «Группа 32-х» высказалась против единоличной власти Патриарха. Патриарх, считали они, не должен быть чем-то большим, чем председателем Поместного Собора. Архиереи в своих «Отзывах» категорически отвергли домогательства церковных либералов.

17 декабря 1905 года Николай II дал аудиенцию трем высшим иерархам: митрополитам Петербургскому - Антонию, Московскому - Владимиру (Богоявленскому), Киевскому - Флавиану (Городецкому), и обсудил с ними вопрос о созыве Собора. Через 10 дней состоялась вторая встреча. Царь заверил митрополитов о том, что он считает неотложно необходимым проведение преобразований в структуре Церкви. 16 января 1906 года государь утвердил состав «Предсоборного присутствия» во главе с митрополитом Антонием. В него было включено 10 архиереев, 7 священников, 21 профессор богословия.

Предсоборное Присутствие заседало в Александро-Невской Лавре с марта по декабрь 1906 года. Участники заседаний единодушно высказались за восстановление Патриаршества. В Присутствии прозвучали решительные требования освободить Церковь от мелочной обер-прокурорской опеки. Большинство выступавших поддержало предложение о многократном увеличении числа епархий. Обсуждались также вопросы о благоустройстве приходской жизни, о состоянии Духовных школ. В основу работы Присутствия легли «Отзывы» архиереев. Главной темой совещаний была подготовка Поместного Собора. Но когда работа предсоборного присутствия завершилась и материалы его были предложены государю, он наложил резолюцию: «Нахожу созыв Собора неблаговременным».

Через два дня после издания Октябрьского манифеста о гражданских свободах и созыве законодательной палаты - Государственной Думы К. П. Победоносцев, не одобривший этого шага, вышел в отставку с поста обер-прокурора. Его преемником стал князь Д. А. Оболенский, благожелательно относившийся к мысли о Соборе, но через полгода Оболенского сменил князь А. А. Ширинский-Дихглатов, продержавшийся в обер-прокурорском кресле всего 2 месяца. С июля 1906 по 1909 годы обер-прокурором был П. И. Извольский, чиновник с либеральными воззрениями, относившийся к православному духовенству неблагосклонно, но оказавшись на закате жизни в эмиграции, он сам принял священство и скончался в 1928 году в Брюсселе приходским настоятелем. С 1909 по 1911 годы обер-прокурором Синода был С. М. Лукьянов, который пытался поддерживать хорошие отношения с Думой, откуда раздавалась крикливая и неосновательная критика в адрес Синода.

В 1911 году государь назначил обер-прокурором многоопытного синодального чиновника В. К. Саблера (1847-1929), который еще с 1881 года служил в канцелярии обер-прокурора. Многие годы он был ближайшим помощником К. П. Победоносцева, с изрядным административным талантом проводил его церковно-политический курс. С архиереями он умел ладить, и, несмотря на свое немецкое положение, в церковных кругах считался строго православным человеком. В 1905 году у него вышло разногласие с Победоносцевым по вопросу о созыве Собора. В. К. Саблер выступил тогда в поддержку иерархии, стремившейся к возрождению соборности. Поэтому назначение В. К. Саблера обер-прокурором в церковных кругах принято было с удовлетворением.

По инициативе нового обер-прокурора возобновилась подготовка Собора. Для этой цели 28 февраля 1912 года указом императора было созвано Предсоборное совещание под председательством архиепископа Финляндского Сергия (Страгородского). Видными деятелями Совещания были архиепископы Волынский-Антоний (Храповицкий) и Холмский-Евлогий (Георгиевский). На Совещании пересматривались материалы Присутствия 1906 года. Из них тщательно удалялись идеи, носившие оттенок церковного либерализма. Работы Совещания были прерваны начавшейся в июле 1914 года мировой войной.

Первые месяцы войны сопровождались патриотическим подъемом, когда, казалось, возродилось всенародное единение, спасавшее Отечество в пору грозных испытаний. Синод благословил русское воинство на брань с врагом. Во главе военного духовенства стоял протопресвитер армии и флота Г. Шавельский. Сотни священников служили в действующей армии, совершали молебны и панихиды на полях сражений, духовно окормляли раненых и напутствовали умиравших в военных лазаретах. Тысячи монахинь и послушниц, рискуя жизнью, служили в лазаретах сестрами милосердия.

Затянувшаяся война оказалась неимоверно тяжелой. Народные силы были перенапряжены. Углубились кризисные явления: в обществе росло взаимное несогласие и вражда. Со стороны либеральных кругов, и не только в печати, но и в Думе, раздались обвинения высочайшей власти в измене, в тайном сговоре с Германией.

Излюбленным поводом для выпадов против царской семьи и придворных кругов служила одиозная личность Григория Распутина, малограмотного авантюриста из сибирских крестьян, хлыста и знахаря, который в 1910 году пришел в Петербург и вскоре получил доступ в аристократические круги: экзальтированные светские дамы принимали его за целителя и пророка. Его ввели во дворец, познакомил с членами императорского дома. Влияние Распутина на императрицу Александру объяснялось глазным образом неизлечимой болезнью наследника. Царица верила, что Распутин в силах помочь Алексею. Распутин стал орудием беспринципных и корыстных интриганов. Через него им удавалось оказывать влияние на назначение министров и генералов. Влияние Распутина ощущалось и в церковно-административной сфере: в канцелярии обер-прокурора, в самом Синоде.

Подавляющее большинство епископов со скорбными чувствами смотрели на проделки Распутина. Наиболее решительные из них пытались противодействовать ему. Саратовский епископ Гермоген (Долганов), который по своей доверчивости некогда приблизил к себе этого проходимца, обманувшись его мнимыми духовными дарованиями, яснее разглядев нечистый источник этих дарований, потребовал от него прекратить скандальные похождения и удалиться из дворца. Когда же тот отверг требование архипастыря, Преосвященный анафеметвовал его. Этот шаг архиерея вызвал неудовольствие при дворе. Епископ Гермоген был уволен из Синода.

Самую серьезную попытку оказать противодействие Распутину и убедить царя удалить от себя личность, которая компрометировала его в общественном мнении, предпринял митрополит Петербургский Владимир, преемник митрополита Антония. Митрополит Владимир (в миру Василий Богоявленский) родился в 1848 году в семье сельского священника Тамбовской епархии. После окончания Киевской Академии преподавал в родной Тамбовской Семинарии, потом священствовал на приходе: служил настоятелем Покровского собора в городе Козлове, привлекая прихожан глубиной и назидательностью проповедей, дышавших твердой верой, искренностью, задушевностью, пастырской любовью. После смерти жены и ребенка, он в 1886 году принял постриг и вскоре был назначен архимандритом Новгородского Антониева монастыря.

В 1888 году состоялась его хиротония в епископа Старорусского, викария Новгородской епархии. Богослужения в храмах епархии он совершал всегда с особым молитвенным благоговением. В 1891 году епископ Владимир был назначен на Саратовскую кафедру, где он с великим воодушевлением занимался религиозно-просветительской и благотвори-тельной деятельностью. Во время холерной эпидемии святитель снискал всенародную любовь самоотвержением и бесстрашием, с которыми он кормил больных смертельно опасным заразным недугом, утешал и успокаивал перепуганных и растерянных жителей. В 1892 году Преосвященный Владимир был назначен экзархом Грузии и членом Синода. В Грузии ему удалось построить больше 100 храмов, открыть более 300 приходских школ.

С 1898 по 1912 годы он управлял Московской митрополией. В эти годы он решительно подавал голос за прославление угодников Божих: преподобного Серафима и благоверной княгини Анны Кашинской, ходатайствовал о канонизации священномученика Патриарха Гермогена. Во время его святительства в Москве был построен Епархиальный дом. В этом доме читались лекции, проводились беседы. В 1911 году под председательством митрополита Владимира был проведен Российский противоалкогольный съезд. Святитель был одним из самых деятельных иерархов, боровшихся с распространением пьянства в народе.

В Петербурге, переведенный после кончины митрополита Антония и назначенный первенствующим членом Синода, митрополит Владимир столкнулся с интригами распутинской клики. И он счел долгом внушить государю решимость удалить от себя Распутина. Попытка эта оказалась тщетной. После его беседы с царем последовало перемещение митрополита на Киевскую кафедру.

В январе 1918 году, вскоре после избрания Патриарха, митрополит Владимир, которого называли Всероссийским архипастырем, потому что он занимал последовательно три главных кафедры: Московскую, Петербургскую и Киевскую, был злодейски убит в Киеве бандитами-анархистами. Это был иерарх чистой и святой жизни.

В 1915 году на Петербургскую кафедру был назначен переведенный из Тифлиса Питирим (Окнов), которому благоволил Распутин. Попытка противодействовать Распутину стоила обер-прокурорского кресла А. Д. Самарину, известному своей широкой церковно-общественной деятельностью в славянофильском духе. А. Д. Самарин, сменивший В. К. Саблера, всего 3 месяца пробыл обер-прокурором. Его преемники А. П. Волжин (1915-1916) и особенно последний обер-прокурор царского правительства Н. П. Раев старались не ссориться с распутинской кликой.

2 марта 1917 года император Николай II отрекся от престола. Власть перешла к Временному правительству, образованному Государственной Думой.

9 марта Синод обратился к всероссийской пастве со словами. «Свершилась воля Божия. Россия вступила на путь новой государственной жизни. Да благословит Господь нашу великую Родину счастьем и славой на ее новом пути».

По настоянию обер-прокурора В. П. Львова, назначенного Временным правительством, в первые дни после Февральской революции были уволены Петроградский митрополит Питирим, Московский митрополит Макарий (Невский) и архиепископ Тобольский Варнава (Накропин). Начались массовые увольнения архиереев то под предлогом их, чаще всего надуманных, связей с Распутиным, то по обвинению в поддержке старого режима. Провозгласив всевозможные политические и гражданские свободы, правительство ужесточило давление на Церковь. 20 марта вышел закон об отмене ограничений в правах, связанных с религиозной и национальной принадлежностью. Тем самым Православная Церковь теряла свой привилегированный статус. Разрабатывался декрет о факультативном, вместо обязательного, преподавании Закона Божия. Многовековое единение Церкви и государства рушилось. Но Временное правительство пыталось сохранить за собой право контроля над внутренней жизнью Церкви. В глазах православных зависимость Церкви от Временного правительства, лишенного всякой сакральности, приобретала противоестественный характер.

Между тем, огульно обвиняя епископат в реакционности и опираясь на поддержку либеральных общественных кругов, а также обновленчески настроенной группы петроградского духовенства, обер-прокурор уже в апреле 1917 года начал настоящую войну с иерархией. Без согласия Синода он распорядился передать «Церковный вестник» из ведения Синода Петербургской Духовной Академии, а редактором журнала назначил известного своим либерализмом профессора Б. Титлинова. С этих пор «Вестник» стал рупором обновленческого движения; в нем печатались статьи с клеветой на прошлое Церкви, с грубыми нападками на ее иерархический строй, с развязными обвинениями архиереев в монархизме.

В ответ на протест членов Синода против беззаконной акции Львов распустил Синод, уволив митрополита Владимира и архиепископов Новгородского Арсения (Стадницкого), Литовского Тихона (Белавина) и Гродненского Михаила (Ермакова). В Синод были введены экзарх Грузии архиепископ Платон (Рождественский) архиепископ Ярославский Агафангел (Преображенский), епископ Уфимский Андрей (Ухтомский), а также пресвитеры и миряне. Из прежнего состава в Синоде остался архиепископ Финляндский Сергий (Страгородский), который и возглавил его.

29 апреля Синод обратился с Посланием к российской пастве, в котором призывал провести «выборное начало на всех уровнях церковного управления», в том числе и при замещении архиерейских кафедр. Во многих епархиях выборы проходили в нецерковной обстановке. Обновленческие настроения захватили часть мирян и клириков, особенно низших - псаломщиков, пономарей. В церковной печати раздавались призывы ввести белый епископат и даже упразднить монашество. При таком помрачении церковного сознания многие из достойных иерархов оказались забаллотированными. Под предлогом самых вздорных обвинений в Тверской епархии голосами псаломщиков был уволен с кафедры архиепископ Серафим (Чичагов). Им недовольны были за строгие требования, которые он предъявлял к кандидатам священства.

Но среди иерархов, избранных в это беспокойное время, были и архиереи выдающихся церковно-административных способностей, преданные Церкви, любимые в православном народе. На Петроградскую кафедру голосами питерской бедноты был избран архиепископ Вениамин (Казанский), на Московскую - архиепископ Тихон (Белавин). Архиепископов Вениамина, Тихона и экзарха Грузии Платона возвели в сан митрополита.

29 апреля 1917 года Святейший Синод принял решение о подготовке к Поместному Собору. В июне открылись заседания Предсоборного совета, в который вошли видные иерархи, профессора Академий, представители монашества, белого духовенства и церковно-общественные деятели из мирян.

5 июля по докладу Предсоборного совета Синод принял постановление открыть Собор в Москве в день Успения Пресвятой Богородицы.

Синодальная эпоха в истории Русской Православной Церкви доживала последние дни. Ее конец совпал с устранением самодержавия. В прошлое уходила и просуществовавшая более полутора тысячелетий в православном мире симфония Церкви и государства. Синодальная система церковного управления, исказившая внутреннюю духовную суть симфонии, явилась переходом к совершенно новым условиям бытия Церкви в мире.