Замок Владетеля Симеона оказался на удивление невелик. Он скорее подошел бы небогатому родовитому, а не могущественному магу. Квадрат стен из темного камня, довольно глубокий ров, чищеный, судя по отсутствию запаха, и надо всем – знамя цвета майской листвы.
Подъемный мост был беспечно опущен, а в ворота Харальда, когда он назвал ключевое слово, сразу пропустили. И не успел он проехать и десятка шагов по двору замка, как впереди выросла знакомая широкоплечая фигура.
В желтых глазах Асгрима крылась насмешка.
– Что, явился, бахвал? – спросил он.
Харальд молча кивнул.
Говорить не хотелось.
Прошло десять дней с момента, когда он опустил клинок на шею Владетеля. Выбраться из замка было не так трудно. В предрассветном сумраке, когда часовые менее всего бдительны, Харальд с помощью веревки спустился со стены. Около небольшой пристани, рядом со знакомым уже баркасом притулилось несколько лодчонок. Он преспокойно забрался в одну из них и отплыл.
А организовать преследование было уже некому
– Тогда слезай с коня, – проговорил Асгрим, явно удивленный неразговорчивостью гостя. – Пойдем к хозяину.
– Только не уводи его, – сказал Харальд слуге, принявшему поводья. – Мой разговор с… Владетелем будет недолог, и я сразу уеду.
– Это уж как хозяин решит, – заметил Асгрим, но перечить не стал.
Слуга с конем остался у ворот, а Харальда повели к донжону.
Внутри пахло благовониями. Сильно и неприятно.
Харальд с трудом сдерживался, чтобы не поморщиться. Впереди мягко шагал Асгрим, позади топали сапожищами двое грозного вида стражников.
Перед дверью, которую охраняли ещё двое, провожатый остановился.
– Сними оружие, – сказал он. – Меч, ну и ножи, само собой…
Харальд равнодушно разоружился.
– А где ваш этот, который на крысу походил? – спросил он, складывая клинки на стул, украшенный причудливой резьбой.
– А казнили его, – охотно объяснил Асгрим. – Вчера вечером. В кипящем масле сварили. И воздух в замке сразу чище стал!
Харальд остался спокоен.
Лицо Асгрима исказила гримаса недовольства. Кинув на Харальда злой взгляд, он постучал в дверь.
Открыл её тот самый бровастый, которого Харальд запомнил ещё по Бабилю. Он сердито зыркнул глазами и спросил:
– Чего надо?
– Вот привел, – сказал Асгрим. – К Владетелю.
Дверь со стуком закрылась, но вскоре вновь распахнулась, и бровастый вышел оттуда ещё более злой, чем ранее.
– Приказано пустить одного и не беспокоить! – сказал он громко.
Харальд вошел и закрыл за собой дверь.
Приторный аромат здесь был ещё сильнее, он почти задыхался, словно плавая в осязаемом облаке розового масла. «Что он, купается в нем, что ли?» – мелькнула мысль.
– Входи, – прозвучал мягкий голос.
Владетель сидел в кресле с высокой спинкой. Солнце, врывающееся через оконце, освещало узкое лицо, черные блестящие волосы. Но глаза мага оставались в тени. Два темных пятна на гладкой белой коже.
– Садись. – Это было сказано тоном приказа, но Харальд и не подумал послушаться.
– Ты меня обманул, – сказал он, подойдя к магу на несколько шагов. – Ты сообщил им обо мне.
– Да, – не смутился Симеон, и на лице его появилась улыбка. – Но не обманул. Мы с тобой не уговаривались о том, чтобы я хранил тайну. Так что не сердись и возьми деньги. Ты их честно заработал
Владетель похлопал по кожаному мешку, лежащему на небольшом столике. Тот отозвался басистым звоном.
– А ты не боишься, Владетель, что я попробую убить тебя сейчас? – скучно поинтересовался Харальд. Он не испытывал ни гнева, ни раздражения, только отвращение к Владетелю, к магу, к существу, столь сильно похожему на человека. – Голыми руками, прямо сейчас? Арбалетчиков здесь нет, а воины, которые остались за дверью, могут и не успеть.
Симеон рассмеялся, точно услышал хорошую шутку.
– Ты, конечно, безумец, но не дурак, – сказал он. – Если ты убьешь меня, то и сам не уйдешь живым! И смерть твою я не назову легкой!
– Ты недооценил мое безумие. Из-за ваших развлечений я едва не погиб. – Харальд не чувствовал привычной ненависти, но знал, что она дремлет где-то внутри, готовая в любой момент полыхнуть обжигающим пламенем. – Я вынужден был убивать там, где это вовсе не нужно было. И поэтому я убью тебя. Совершенно бесплатно.
– Ладно тебе. – На лице Владетеля появилось раздражение. – Брось эти дурацкие шутки!
Харальд криво улыбнулся и демонстративно вскинул руку. В ладони был зажат заточенный металлический стержень длиной в пару вершков. До сего момента он находился в рукаве, даже бдительный Асгрим его не заметил.
– Прощай, маг, – сказал Харальд и швырнул оружие. Оно вошло точно в глаз Симеону, и тот осел в кресле. На лице Владетеля застыло выражение величайшего изумления.
Харальд подошел к столу и взял мешок с деньгами. Работа выполнена, и взять плату за неё необходимо. Мешок оттягивал руку. Харальд отстраненно подумал, что в отношении денег маг не пытался его обмануть.
Правда, это мало ему помогло.
Бросив последний взгляд на удивленного мертвеца, Харальд направился к двери. В настырном розовом аромате чудился душный смрад мертвечины.
За дверью его встретили настороженными взглядами. Выходя к воинам, Харальд не испытывал страха, хотя понимал, что, если не успеет выбраться из замка до того, как обнаружат тело, его ждет множество неприятностей.
Но странная уверенность вела его.
– Он опять жив! – искренне изумился Асгрим. – Не могу в это поверить!
– А придется, – ответил Харальд, привешивая на пояс меч. И тут же едва не застонал.
В голове с противным звоном лопнула почка ЗНАНИЯ. О том, что сейчас будет.
И тут же бровастый воин, бывший за старшего, схватился за живот, а лицо его прямо на глазах побелело.
– Проводи этого, – прошипел он, делая страшные гримасы. – А я… Ох! Живот скрутило!
Стражи у двери сохранили каменные физиономии, но Асгрим позволил себе улыбнуться.
– Ладно, иди. – Он повернулся к Харальду. – А ты, беловолосый, моли богов, чтобы Владетель не отдал приказа убить тебя!
Харальд молча пошел к лестнице.
Во дворе в лицо сразу ударил ветер, свежий, морозный, напоенный ароматом снега. Харальд невольно пошатнулся, а Асгрим, что все это время уверенно шагал позади, вдруг издал невнятный клокочущий звук.
– О, – сказал он. – Не надо было нам эти бобы с утра есть. Иди давай, я тебя у ворот догоню.
Но Харальд знал, что не догонит, а просидит в отхожем месте не меньше часа. Топот убегающего Асгрима затих за спиной, а он подошел к воротам и забрал у слуги коня.
Парень, судя по красному лицу и трясущимся губам, замерз и, едва выпустив поводья, помчался в помещение – греться. Лениво поскрипывая, поползла вверх решетка – Харальд неторопливым шагом выехал на мост.
В неправдоподобно чистой воде рва отражалось низкое зимнее небо.
Миновав полосу вырубки, Харальд оказался под прикрытием деревьев и сразу же дал коню шпоры. В том, что бравым воинам убитого Владетеля не взбредет в голову броситься в погоню, он не был уверен.
Ветер дергал за края одежды, неслась под копытами бурая, промерзшая земля, а деревья по сторонам тревожно шумели, словно предупреждая путешественника об опасности.
Теневой Берг не был в Бабиле почти девять месяцев и теперь с наслаждением вдыхал городские запахи, которые в другое время показались бы ему отвратительными. Зима шла к концу, сугробы осели, покрылись черным налетом. Кое-где из-под них выглядывал мусор, накопившийся с осени.
В очередной раз ощупав кошелек, Берг уверенно повернул коня к «Спившемуся демону». Надо было отметить возвращение доброй пирушкой, и не важно, что его вновь вышибли со службы за слишком малую готовность лизать родовитому нанимателю сапоги…
Дверь «Демона» открылась, как обычно, с ужасающим скрипом, а к Бергу с поклоном поспешил хозяин.
– Рад видеть вас, почтенный! – заявил он торжествующе. – Легок ли был ваш путь?
– Да уж не тяжел, – ответил наемник, оглядывая почти пустой зал. Двое незнакомых воинов шумно хохотали, да ещё кто-то сидел, оборотившись к двери затылком, заросшим короткими светлыми волосами.
«Вот дурак. Кто ж так располагается? А вдруг опасность какая?» – подумал Берг, усаживаясь за стол, а вслух сказал:
– Так, мне пива – сразу кружки три, ну и поесть чего-нибудь.
Белобрысый обернулся на звук голоса, и Теневой с изумлением понял, что перед ним непривычно постриженный и какой-то мрачный Харальд.
– Эй, дружище, иди сюда! – радостно крикнул мечник.
По мере того как приятель шел к нему, Бергом все сильнее овладевало изумление. Харальд двигался неуверенно, словно после долгой болезни. Однажды даже зацепился за ножку стула и чуть не упал.
– Привет, – проговорил он глухо, усаживаясь. – Рад тебя видеть…
– А по тебе и не скажешь! – откровенно ответил Теневой. – Вид у тебя такой, точно ты к своим похоронам готовишься!
Харальд болезненно скривился, и только тут, приглядевшись, Берг определил, насколько его молодой друг изменился. Лицо его похудело, щеки впали. Глаза словно потеряли цвет, кожа обветрилась и покрылась морщинами.
Он выглядел гораздо старше своих лет.
– Так что произошло? – поинтересовался Теневой, прихлебывая пиво.
– Да со мной все в порядке, – словно с неохотой ответил Харальд. Смотрел он исключительно на столешницу, глаз не поднимал. – Зарабатываю нормально. Недавно с очередного… дела вернулся. Вон дом купил.
– Ты? – Чтобы не расплескать, Берг поставил кружку на стол, а отвисшую челюсть пришлось возвращать на место. – Серьезно? И где?
– На улице Дырявых Горшков. Потом покажу.
– Это здорово! За дом надо выпить! – Теневой замахал рукой, подзывая хозяина. – И не отказывайся! Я знаю, что ты не любишь пиво! Но если сейчас не выпьешь, то ты меня обидишь!
Харальд подавленно молчал.
Берг хорошо понимал, что друг в беде, что ему надо помочь, пусть даже помимо его желания. А для этого надо выяснить, в чем же именно состоят неприятности. Иного способа развязывать язык, чем алкоголь, наемник не знал…
Подбежавший хозяин выслушал Берга, и вскоре стол украшало уже полдюжины кружек и тарелка с мелкой вяленой рыбешкой, поблескивающей крупинками соли.
– Ну, за дома и домовладельцев! – провозгласил Берг, поднимая кружку.
– За них, – мрачно кивнул Харальд. Они выпили, и пришла очередь рыбы. Волокнистое мясо оставляло на губах соленый привкус. С удовлетворением наблюдал Теневой, как сотрапезник раз за разом приникает к кружке.
А потом принесли жаркое. Исходящее аппетитными запахами блюдо было водружено в центр стола, и Берг почувствовал, как в животе что-то зашевелилось, а рот наполнился слюной.
Он уговорил Харальда выпить ещё раз. Тот выглядел все так же мрачно, хотя лицо его порозовело, а в глазах появился блеск. «Да, пиво – это сила!» – убежденно подумал Берг, опрокидывая очередную кружку, седьмую или восьмую по счету…
От жаркого остались только ребрышки, и он с удивлением ощутил, что наелся. По телу плыла мягкая истома. Двигаться не хотелось, хотелось сидеть, говорить и ещё – пить.
– Так что с тобой произошло? – вкрадчиво поинтересовался Теневой, пытаясь сдержать отрыжку.
– Ара от меня ушла, – сообщил Харальд грустно.
Он говорил поначалу с трудом, натужно, выдавливая слова, а потом все легче и легче. И Берг узнал про то, что у его молодого друга давно есть подружка (ну, это понятно), что она из «Зеленой розы» (это, пожалуй, слишком!), что он её выкупил и поселил в собственном доме (сумасшедший, но это ладно), а она, не дождавшись Харальда, сбежала…
– Я её нашел, понимаешь, – неуклюже размахивая руками, говорил юноша. Лицо его раскраснелось, глаза сверкали. – Она опять в «Зеленой розе», но уже по своей воле… Я её спросил, почему она ушла. А она ответила, что не привыкла принимать подачки. Что за свободу мне, конечно, спасибо, но жить она дальше будет сама, так, как захочет, и там, где захочет, а не там, куда её поселят насильно!
– Ох уж эти женщины, вечно от них одна морока! – глубокомысленно пробурчал Берг, разглядывая столешницу, заляпанную жирными пятнами.
– Вот я и не знаю, чего делать. – Голос Харальда надломился, точно тростинка в бурю. А на лице, обычно невозмутимом, как у статуи, застыло выражение отчаяния.
– А ничего ты не сделаешь, – пожал плечами Теневой. – Вот я видел у моря раковины, из которых добывают жемчуг, невзрачные такие, в скорлупе. Не подумаешь, что под ней драгоценность. Вот и у каждой женщины есть своя сердцевина, как жемчужина, у одних глубже, у других ближе к поверхности. Если ты сумеешь добраться до этой сердцевины, то все – она в твоих руках. Но женщины защищают себя, как и раковины, с помощью прочного панциря. У одних он сделан из жадности, у других – из взбалмошности, у третьих – из стервозности, у некоторых – из распутства. У твоей, похоже, защита из нескольких слоев.
– Но она любит меня, а я – ее!
– Это не важно. На то, чтобы пробить панцирь, могут уйти годы. Многим мужчинам не удается сделать это ни разу в жизни.
Харальд грустно всхрапнул, и его голова со стуком упала на стол.
– Эх, молодежь, – сварливо сказал Теневой, но в голосе его звучала нежность. – Пить не умеют, а туда же…
Проснулся Берг оттого, что его потрясли за плечо.
Подняв веки, он увидел Харальда, который с выпученными глазами сидел на стуле, и лицо его было таким, словно он только что побеседовал с говорящей мышью.
– Чего тебе? – прохрипел Теневой. После вчерашней попойки в голове покалывало.
– Где мы? – поинтересовался Харальд, недоуменно осматривая небольшую, бедно обставленную комнату.
– В «Спившемся демоне», – надрывно зевая, сообщил Берг. – Ты мне точно не сказал, где твой дом, и я решил заночевать здесь.
– А, да. – Харальд судорожно сглотнул. – Как болит голова, – пожаловался он, – и тошнит, точно тухлого мяса наелся…
– Так это же похмелье. – Берг зевнул ещё раз и, решив, что переполненный мочевой пузырь больше ждать не сможет, сел на кровати. – Ты что, ни разу в жизни не напивался?
– Нет. И больше не собираюсь!
– Ну-ну, – буркнул Теневой и принялся нашаривать под кроватью сапоги.
От завтрака Харальд отказался, и вообще был хмур и неразговорчив. Когда Берг возжелал осмотреть дом на улице Дырявых Горшков, он лишь угрюмо кивнул и теперь тащился впереди с таким видом, словно собрался умирать.
А за ночь в Бабиль нагло вторглась весна.
Небо было напоено просто сумасшедшей синевой, яростно щебетали птицы, пристыженные сугробы мягко оседали, исходя ручьями, и надо всем этим плыл запах пробуждающейся жизни, который можно услышать лишь раз в году – в конце февраля-начале марта. Этот запах заставляет сердце биться чаще, глаза с надеждой взирать на мир, полнит душу ожиданием чего-то нового, несбыточного…
Харальд, похоже, этого запаха не чувствовал.
Они прошли небольшой переулок, пересекли площадь, где множество голубей яростно дрались из-за крошек, а из дверей пекарни пахло свежим хлебом, и оказались на недлинной улице.
– Вот, – проговорил Харальд, останавливаясь. На лице его, измученном похмельем, появилась гордость.
Дом Бергу понравился. Толстые стены, узкие окна, гладкая крыша с возвышающимися над ней башенками. Дверь, способная выдержать удар тарана.
Такой дом легко оборонять.
– Войдем? – предложил Харальд, и в этот момент слегка скрипнула одна из ставен. Никакого ветра не было. Берг насторожился.
– Погоди, – сказал он серьезно. – Там есть кто?
– Нет и не может быть! – В голосе хозяина дома звучало раздражение. – Ара ушла, а кроме нее, ключ есть только у меня!
– Так, – Теневой проверил, достаточно ли удобно висит меч. – Но мы лучше будем соблюдать осторожность. Дай мне ключ!
Харальд с неохотой повиновался. Тяжелый ключ лег в руку Берга, и он направился к двери, не отрывая взгляда от окон. Но все было тихо.
Открывал он дверь, встав немного в стороне, чтобы пущенная изнутри арбалетная стрела, пробив дерево, не зацепила тело. Харальду он велел прижаться к стене и не торчать на виду. Тот сразу посерьезнел, а в руке его очутился метательный нож.
Дверь, слегка скрипнув, распахнулась.
Переждав, Берг выглянул из-за косяка.
Прихожая пуста, и спрятаться тут негде. Массивная старая вешалка в углу и более ничего.
Махнув рукой Харальду, он вошел.
– Я чувствую незнакомый запах, – пробормотал хозяин дома за спиной, но Теневой уже был уверен, что дело здесь нечисто. То самое чувство, что не раз предупреждало его об опасности, сейчас просто вопило, умоляя хозяина бежать.
Берг велел ему заткнуться и вытащил меч.
Толкнув следующую дверь, он вжался в стену. Но ничего не произошло. Здесь тоже было пусто. Стол, громадный комод времен основания города, легкий шорох где-то сбоку…
Он упал, и что-то гулко вжикнуло над головой. Послышался глухой удар, и Теневой с холодком осознал, что в него стреляли из арбалета, а он сумел увернуться. Повезло.
Выругался Харальд, и тут же дверь шкафа распахнулась, и оттуда, точно гадюка из норы, бесшумно выскочил высокий воин. Светло-карие глаза на его лице горели яростью, в правой руке был меч, а в левой – длинный кинжал.
По тому, как двигался воин, Берг понял, что справиться с ним будет непросто.
– Держи того, который стрелял! – крикнул он, поспешно вскакивая.
Мечи столкнулись, и тотчас зазвенела сталь где-то рядом – Харальд тоже вступил в бой. Похоже, что ожидавших в доме было всего двое, и эта мысль немного порадовала Теневого.
Больше радоваться было нечему.
Противник его оказался силен и умел, и, кроме того, он вчера не пил пива. Меч и кинжал мелькали с такой скоростью, что иногда сливались в единое сверкающее колесо, и Бергу приходилось использовать все свое умение, чтобы отражать атаки.
Он вертелся, словно белка на ветке, и пот заливал глаза. Во рту быстро пересохло, язык натыкался на сухую шершавую поверхность, похожую на песок. Ноги противно подкашивались, а в животе поселилось обессиливающее мерзкое подташнивание.
«Эх, не надо было вчера пить! – мелькнула мысль, когда острие кинжала пробило защиту, рукав на правом предплечье оказался разрезан, а по руке огненным бичом хлестнула боль. – Глядишь, и уделал бы этого наглеца…»
Но рана помогла немного прийти в себя. Берг сам перешел в наступление. Сделал несколько обманных финтов и ударил острием в шею, понимая, что мало кто может сравниться с ним в скорости.
Раздался глухой лязг, и лезвие его отшвырнуло вверх. От удивления Теневой запоздал с защитой и только чудом избежал того, чтобы его живот был вспорот. Лезвие лишь скользнуло по боку, оставив неглубокую рану.
Хрипя, точно загнанная лошадь, он вновь перешел к обороне.
Двигаться было все труднее, ближе становилась перспектива первого в жизни поражения.
Спас положение Харальд. Что-то сверкнуло в воздухе, словно рыбка в воде, и противник Берга на миг отвлекся. Клинок его дернулся в сторону и отбил метательный нож.
Но секундного замешательства врага хватило Бергу для атаки. С глухим чмоканьем лезвие вошло в грудь кареглазого воина, из раны хлынула красная, точно клюквенный сок, кровь.
Воин зашатался и упал.
Теневой, хватая воздух ртом, словно не дышал полгода, без сил опустился на пол. Меч из ослабевшей руки, правда, не выпустил.
В поле зрения появился Харальд.
Лицо его уродовал свежий шрам. Лезвие соперника рассекло кожу на скуле, оставив отметину, которая если и исчезнет, то очень не скоро. Да, не быть юноше больше красавцем…
Кроме того, он слегка подволакивал ногу и постоянно морщился.
– Зацепили? – спросил Берг.
– Да, – ответил Харальд, разглядывая убитого. Лицо хозяина дома было мрачным, а на губах блуждала злая усмешка.
– Давно я так не дрался. – Закряхтев, Берг попытался подняться, и, к собственному удивлению, это у него получилось. – Ты не знаешь, почему эти парни так тебя не любили?
– Знаю, – мрачно ответил Харальд. – Это воины одного из… магов, которого я.. устранил.
– Ничего себе! – Рана на животе почти не чувствовалась, а вот та, что на руке, болела, да и рукав был весь заляпан кровью. – И скольких ты «устранил» за последнее время?
– Многих. – Харальд посмотрел на Берга. В глазах его, зеленых и холодных, было что-то властное, от чего хотелось повалиться на колени…
Теневой с трудом сдержал странное желание.
– Тогда готовься к тому, что оставшиеся в живых объединятся против тебя!
– И что они мне сделают? – В голосе Харальда звучала насмешка. – Нашлют заклятие, приведут в Бабиль войска?
– Наймут такого же, как и ты. И не одного!
По лицу Харальда было видно, что подобная мысль не приходила ему в голову. Похоже, на его умственных способностях все ещё сказывалось выпитое вчера пиво.
– Не могу же я просидеть здесь всю жизнь! – Харальд был зол и не скрывал этого.
После схватки прошло семь дней, и Берг все это время не выпускал хозяина из собственного дома. Они заколотили заднюю дверь, через которую Асгрим с бровастым дружком проникли в здание, и даже спали по очереди, опасаясь нападения.
– Не можешь, – поскреб рыжую бороду Берг. На бесхитростном лице его было явное смущение. Они сидели на кухне, в самом теплом помещении, и от очага тянуло легким запахом гари.
– Может, никто и не будет нападать на меня? Что, у Владетелей других дел нет, как за мной охотиться?
– Ты для них – самая главная опасность. – Теневой вновь почесался. – Если я правильно понимаю, те три Владетеля, которые погибли за последний год, пали от твоей руки. И остальные если не вместе, то поодиночке будут стараться убить тебя.
– Но не прямо же на улице Бабиля!
– Кто знает, – пожал плечами Берг. – Есть много способов убийства, против которых мы бессильны Сможешь ли ты распознать яд?
– Но это не повод, чтобы сидеть здесь и трястись от ужаса!
– Ладно, уговорил. – Рыжебородый мечник поднялся, слегка скривившись от боли в правой руке. Харальд собственных шрамов почти не ощущал. Они зажили очень быстро, и даже тот, что на лице, превратился в едва заметную белую полоску.
– Если ты думаешь, что не нуждаешься в моей помощи, – проговорил Теневой, направляясь к двери, – тогда я буду в «Спившемся демоне». Поживу недельку, а там, глядишь, какая работа появится. Ты заходи, если чего!
– Обязательно, – ответил Харальд, вставая, чтобы проводить гостя.
К ночи подморозило. Улицы, днем залитые водой, превратились в настоящий каток. Земля блестела, отражая свет звезд. Это красиво, но идти было неудобно.
Харальд перемещался очень осторожно. Ноги скользили, то и дело намереваясь разъехаться в стороны, и приходилось прилагать немалые усилия, чтобы удержаться на льду.
Он засиделся допоздна в компании наемников и очень радовался, что отказался от выпивки. Плещись в животе хоть одна кружка пива – точно не избежал бы падения.
За спиной раздался какой-то шорох. Словно кто-то быстро пробежал.
Харальд обернулся. Улица, светлой лентой тянущаяся между темнеющих отвесными стенами домов, была пуста.
«Крысы», – подумал он и зашагал дальше. Но непонятное беспокойство поселилось в сердце, засучило мохнатыми лапками. На ходу проверил, на месте ли ножи и хорошо ли вынимается из ножен меч.
Все было в порядке.
Теперь он шел ещё медленнее, стараясь прислушиваться к тому, что происходит вокруг. Когда свернул на улицу Дырявых Горшков, вздохнул с облегчением. Еще сотня шагов – и он дома.
Со стороны сточной канавы тянуло мощным запахом нечистот, и Харальд поспешил пройти неприятно пахнущее место. За спиной вновь зашуршало, и не успел он дернуться, как что-то невесомое скользнуло по лбу, мелькнуло перед глазами. Шелковистое прикосновение к носу, жесткий рывок за шею…
«Удавка!» – подумал Харальд, вскидывая руки.
Но он опоздал. Брошенная сзади веревка стягивала горло, не позволяя подсунуть под неё даже палец. Гортань судорожно пыталась протолкнуть через себя воздух, но безуспешно. Перед глазами постепенно темнело, подобно огромному барабану, стучала в висках кровь…
Затылка Харальда коснулась рука. Уперлась, усиливая натяжение.
Раньше Харальд убивал сам, теперь кто-то пытался лишить жизни его. Осознав, что ещё немного – и все, он внезапно ощутил гнев. Ноги его подогнулись, и земля ударила в колени, но он не обратил на это внимания.
Точно огромный костер, в который бросили связку сухих дров, полыхнуло бешенство в душе Харальда. Рванулось во все стороны, грозя пробить телесную оболочку, разорвать человека, превратить его в шар пламени…
Сквозь гул крови пробился какой-то новый звук – кто-то кричал, тонко и пронзительно.
И смертоносная петля на шее ослабела.
Воздух водопадом ворвался в иссушенную грудь. Харальд закашлялся и жадно задышал, точно новорожденный. Перед глазами немного прояснилось, и он смог встать. Растянутая удавка соскользнула и осталась лежать на плечах мертвой змейкой.
Ноги все ещё тряслись, но ладонь крепко сжимала ребристую рукоять меча. Холодный ветер обдувал лицо, помогая прийти в себя.
По земле, покрытой ледяной коркой, катался человек в темной облегающей одежде. С губ его текла слюна, глаза были закрыты, а тело изгибалось самым причудливым образом.
Судорожно хрипя, он дернулся ещё раз и замер.
Опустившись на корточки, Харальд коснулся руки убийцы. Тот был мертв. Кровь не билась в венах, и не было слышно дыхания. На чисто выбритом лице без особых примет застыло страдание.
Харальду на миг показалось, что он где-то видел этого человека, но он отбросил дурацкую мысль и поспешно поднялся. Душу терзала тревога, приправленная изрядной толикой удивления. Отчего умер ловкий убийца?
В то, что он скончался своей смертью, верилось с трудом.
– Так сам и умер? – Лицо Берга было серьезным, а на губах замерла недоверчивая усмешка. Он только что выслушал рассказ Харальда о ночном нападении.
– Да, – кивнул Харальд. – Я отнес труп к себе в дом и осмотрел. Никаких повреждений. А сегодня с утра позвал лекаря. Плешивого старикашку с Собачьей улицы.
– Так он тебя страже сдаст! За убийство! – уверенно хмыкнул Теневой. Кружка с пивом, стоящая рядом с ним, была почти полной, и уже это говорило о том, насколько рыжебородый мечник заинтересован разговором.
– Нет, – покачал головой Харальд. – Не за что сдавать! Умер-то нападавший не от моей руки. А за молчание дед столько получил, сколько своими снадобьями и кровопусканием за два года не заработает.
– И что он сказал? – Кто-то из проходящих мимо задел Берга локтем, и тот рявкнул: – Эй, осторожнее там!
Они сидели в маленькой таверне около рынка. Люди здесь собирались опасные, но Харальд осознанно привел приятеля сюда. В «Спившийся демон» идти не хотелось.
Теневому что-то ответили, не слишком лестное, и Берг, недолго думая, вскочил и двинул обидчику по роже. Тот отчего-то упал. Возникла легкая суматоха, и только когда явившиеся вышибалы выкинули несколько человек на улицу (Теневого они трогать не стали, судя по всему его знали и здесь), удалось вернуться к разговору.
– Так о чем мы? – изрек Берг, усаживаясь.
– О том, что сказал лекарь. Осмотрев труп, старикан долго тряс головой, жевал губами и размахивал руками. А когда мне удалось заставить его говорить по-нормальному, он заявил, что скончался тот тип от поражения сердца. Словно оно неожиданно перестало биться.
– Такое разве бывает? – Теневой озадаченно почесал подбородок.
– Лекарь сказал, что да, но обычно у старых людей. – Харальд нашел в себе силы натянуто улыбнуться.
– И что ты думаешь об этом?
– Повезло. – Харальд ощупал шею, которая продолжала побаливать, а на коже темнел кровоподтек от веревки. – Еще немного, и я бы умер.
– А я вот что скажу! – Бородатый мечник подался вперед, голубые глаза его смотрели твердо и сердито. – В следующий раз тебе так не повезет, и Владетели до тебя доберутся! Тебе надо уезжать из Бабиля. Скрыться на время.
– Куда я поеду?
– На востоке война. Родовитые и маги рвут друг у друга из рук наследство убитых Владетелей. Опытные бойцы там нужны…
– Я не хочу воевать, – мрачно ответил Харальд. – В одиночку я много чего могу, а сражаться в строю не обучен.
Теневой скривился.
– Да это ерунда все! Сейчас нанимают кого угодно, даже сопливых салаг, которые едва поняли, с какого конца за меч берутся! И не всем приходится сражаться в строю! Из тебя может выйти неплохой лазутчик. На коне ты сидишь отменно, лучшего следопыта я не знаю. Поедем со мной на восток. За полгода войны можно неплохо заработать!
– Это ты мне говоришь? – Харальд усмехнулся и покачал головой.
– А… – На лице Берга появилось озадаченное выражение. – Ну да, конечно… Ты столько заработал, что до конца жизни хватит.
Теневой завистливо вздохнул.
– Хочешь, я отдам половину денег тебе? – Харальд улыбнулся, глядя, как округляются глаза собеседника. – Ведь ты все равно откажешься?
– Конечно! – В голосе мечника слышался гнев. – Я не принимаю подачек!
– Поэтому я не предлагаю тебе денег. А ты не зови меня воевать. Я устал убивать. Пусть даже те, кого я лишил жизни, и не снятся мне по ночам, – Харальд почувствовал некоторое стеснение в груди, словно ему не хватало дыхания, – мне хотелось бы отдохнуть. Не смотреть на то, как кто-то перестает дышать из-за того, что мой меч застрял у него в горле… – И он твердо закончил: – Я поеду к Торгриму! Надеюсь, он не откажется взять меня в личную охрану!
– Хорошая мысль, – одобрительно кивнул Берг. – Надеюсь, что там тебе полегчает!
– И я, – очень серьезно проговорил Харальд.
В это утро Харальд проснулся от холода. Разожженный с вечера костер давно умер, от него остался только запах дыма. Всхрапывал в стороне стреноженный на ночь конь, деловито цокала на дереве белка.
Потянувшись, Харальд сел. Рыжий хвост мелькнул среди деревьев – зверек, напуганный его движением, исчез.
В седельных сумках отыскался слегка зачерствевший хлеб и кольцо копченой колбасы. Не тратя времени, Харальд вскочил в седло и, жуя, двинулся в путь. Колбаса была излишне нашпигована чесноком, но выбирать было не из чего.
Апрель распростерся над миром блекло-голубым небом, с которого нестерпимым после зимнего полумрака светом бил отлитый из самого лучшего золота фонарь солнца.
Апрель, неистовый весенний месяц, окончательно убил зиму и кое-где превратил дороги в полосы жидкой коричневой грязи, по которой трудно пробираться даже верхом.
Сверху тянуло жаром, в то время как внизу было сыро и прохладно.
Апрель.
Харальд пробирался на север, породистый скакун под седлом послушно расплескивал искусно подкованными копытами воду в лужах. Ночевать в лесу было холодно, но иногда приходилось.
А вокруг собирала обильную дань война.
Со времени смерти Владетеля Канута, которая случилась год назад, здешние земли так и не обрели нового правителя. С юга и востока наступали рати других Владетелей, местные родовитые зубами отстаивали независимость, несколько удачливых колдунов основали собственные маленькие государства, не получив при этом цвета и титула, а Торгрим фон Жахх неутомимо увеличивал свои земли…
Горели деревни и города, смрад пожарищ носился над землей. Двигались по дорогам отряды всадников, с проклятиями ползла пехота, и лязг железа смешивался с воплями умирающих.
Война.
Дорога виляла, словно пьяный сапожник, и за каждым поворотом открывалось одно и то же – ровные ряды серых стволов, меж которых лишь кое-где мелькали пушистые зеленые платья елей и сосен, – жирно отблескивающая полоса дороги.
Монотонность пути убаюкивала, из-за этого он и прозевал засаду. Что-то зашуршало в ветвях слева от дороги, свистнула стрела. При первом шорохе Харальд начал падать с седла, поэтому смертоносный снаряд прошел выше, чуть обдав ветерком лицо.
Радостно чмокнула грязь, принимая в себя тело.
Спустя мгновение он был уже на ногах. Привычная тяжесть меча ощущалась в правой ладони, а кровь весенним паводком бушевала в жилах. Кто бы ни напал, он об этом скоро пожалеет!
Конь с испуганным ржанием ускакал вперед, а Харальд бросился к месту засады. Увернулся ещё от одной стрелы, и тотчас обожгло, накатило воспоминание: потешная кукла рубит голову «злому магу», а тот умирает под радостный хохот зевак…
Он резко остановился, точно налетев на невидимую стену, и только это спасло его от очередного выстрела, который был сделан с упреждением. Стрела разочарованно присвистнула, уносясь на другую сторону дороги.
«Хозяин я себе или нет? – думал Харальд, прячась за белый березовый ствол. – Или я могу только убивать, уничтожать всех, кто встает на моем пути?» Дерево глухо загудело, приняв выстрел на себя.
Резким рывком он бросился вперед. Под ногами хрустели сучья, и молотом по наковальне билась в голове мысль: «Нет радости в смерти других существ, и даже те, кто напал на меня, достойны милосердия…»
Мысль была странной, непривычной, но додумать её Харальд не успел, поскольку вышел наконец на расстояние рукопашной. Крутясь в горниле схватки, он только повторял про себя: «Не убивать, не убивать!»
Их было трое, судя по одинаковому вооружению – дезертиры. Осколок разбитого войска, дротик, ставший ненужным. На счастье Харальда, лук у них был только один, да и тот явно охотничий, отнятый в какой-то деревне.
На грязных лицах, заросших неопрятной щетиной, угрюмо сверкали полные злобы глаза. Дезертиры размахивали мечами, точно крестьяне цепами во время молотьбы, и были неуклюжи, будто стельные коровы.
Харальд ударил, и только в последний момент сумел повернуть руку. Лезвие меча лишь слегка царапнуло противника, хотя должно было разрубить ему лицо.
Он мог бы убить их в считанные минуты. Но он не хотел этого и всеми силами сдерживал привыкшие бить без жалости руки.
Харальд сражался не столько с дезертирами, сколько с собой. Битва давалась тяжело. Он был, как никогда, неловок и один раз едва не пропустил удар. Кончик меча царапнул ухо. По мочке потекло что-то теплое, и в такт ударам сердца задергалась боль…
Перед глазами потемнело, пробужденная болью ярость, точно жидкость из кипящего котла, стремилась выплеснуться наружу. Хрипя и обливаясь потом, Харальд поспешно отскочил на несколько шагов.
Он боялся не сдержаться.
Но противники поняли его отступление по-своему. Радостно гогоча, они бросились в атаку.
Когда они достигли Харальда, тот сумел успокоиться. Он ждал их.
Ужом скользнул за спину одному из пыхтящих противников и ударил его по затылку. От души. Плашмя. Сталь шлема отозвалась гулким звоном, а незадачливый разбойник молча упал вперед. Лицом в груду полусгнившей листвы.
Второго постигла та же участь, а третий попытался бежать.
Но был настигнут, сбит с ног и оглушен.
Дезертиры лежали перед Харальдом, точно выловленные пескари, и на лицах их было столько же разума, сколько у речных рыбешек. А он стоял и не знал, что с ними делать.
В конечном счете плюнул и ушел. Конь послушно прибежал на свист. В душе недодержанным пивом бродила странная радость. Он смог, он не убил их, он даже не пролил крови!
Но продолжало дергать болью ухо, и кто-то тихо смеялся внутри.
Харальду очень хотелось заглушить этот смех.
Едва он выехал из леса, ветер донес запах пожара. Впереди лежало голое пока поле, за которым виднелась деревня. Судя по поднимающимся серым клубам дыма, горький смрад доносился оттуда.
Первым побуждением Харальда было свернуть в сторону, объехать место, где недавно люди убивали людей.
Он прислушался. Через поле доносился тонкий плач, похожий на вой. Звона оружия и криков не было слышно.
Харальд медленно двинулся вперед.
Крайний дом сгорел полностью. От него осталась только груда черных углей. Торчали обугленные скелеты яблонь.
Посреди дороги лежал труп. Молодой мужчина, чьи светлые волосы слиплись от крови, а на широком лице застыло выражение удивления.
Женский плач усиливался. Он ввинчивался в уши, уязвляя хуже осиного жала, и Харальд невольно морщился.
Остальные дома пострадали немногим меньше. Огонь погулял на славу. Уцелел только северный конец деревни, где Харальду посчастливилось наконец встретить живых.
Около закопченного сруба находились пять или шесть мужчин. Двое из них держали кричащую и бьющуюся женщину, у других в руках были ведра и топоры. Они только что боролись с пожаром. И кое-что успели спасти.
На стук копыт крестьяне пугливо обернулись, все сразу, точно по команде. На темных от дыма лицах не было страха, а глаза сверкали злобно и решительно. Мгновение – и они сбились вместе.
Женщина неожиданно перестала кричать.
Харальд остановил коня.
– Я не собираюсь убивать, – проговорил он, показывая пустые ладони. – И грабить тоже не собираюсь. Но если вы вздумаете напасть на меня, то я отвечу.
Топоры опустились, а один из крестьян – среднего роста, но с широкой, словно бочка, грудью – заговорил.
– Прости, путник, – сказал он. – Но мы не можем оказать тебе гостеприимства. Сам видишь, у нас недавно побывали непрошеные гости…
– Вижу. – Харальд коротко кивнул. – Кто это был?
– Воины доблестного Торгейра фон Винри, – скривившись, ответил молодой парень с огромным синяком на пол-лица. – Чтоб его демоны разорвали!
– А разве ему не выгоднее принять вас под свою руку?
– Может, и выгоднее, – сплюнул широкогрудый. – Да только и других охотников на окрестные земли хватает. То одни нас сжигают и грабят, то другие…
– И давно это началось? – Харальд чувствовал, что знает ответ, но боялся признаться в этом.
– Да уж почти год, с того времени, как убили Владетеля Канута, – охотно пояснил третий крестьянин. – Мы ведь раньше ему принадлежали. И оброк небольшим был, и трогать нас никто не осмеливался. Хорошие были времена!
Харальд ощутил, что седло под ним перестало быть надежной опорой. Чтобы удержаться, он был вынужден вцепиться в луку.
– Удачи вам, добрые люди, – проговорил он каким-то мертвым голосом, едва шевеля губами.
– И тебе удачи, путник, – отозвался широкогрудый уже в спину Харальду. Тот развернул коня и двинул его на север.
Что совершал он, убивая магов? Кто сказал, что они – величайшее зло для этой земли и что их надо уничтожать, словно крыс? Может быть, только они способны держать в узде злобное и буйное племя родовитых?
Вопросы жгли душу сильнее каленого железа. Ответов не было, и стегал по ушам полный отчаяния и горя крик вновь заголосившей женщины.
– И куда же почтенный держит путь? – поинтересовался могучий воин на кауром жеребце. Конь косил на Харальда темным глазом и сердито фыркал, словно напрашиваясь на драку.
Патруль в десяток всадников появился из-за поворота стремительно, как атакующая волчья стая. На кольчугах играли мягкие отблески, острые наконечники копий смотрели точно на чужака, а лица воинов были полны решимости.
– В замок Жахх, к родовитому Торгриму, – ответил Харальд.
– Вот как? – поднял темные брови командир патруля. – Тогда мы покажем дорогу.
В окружении мрачных патрульных Харальд чувствовал себя не очень уютно. То и дело накатывало глупое желание выхватить меч и вступить в схватку.
Наваждение исчезло, только когда он увидел замок. Черно-белый флаг все так же гордо реял над главной башней, походившей на ножку от громадного гриба, тем же был запах застоявшейся воды изо рва, и даже подъемный мост не стал грохотать меньше, чем год назад.
Только Харальд стал другим.
Во дворе его встретил Лот в блестящих доспехах. При виде гостя лицо его искривилось в улыбке, а темные глаза просияли.
– Вот уж не ждали! – сказал он, хлопнув Харальда по плечу так, что тот пошатнулся. – Пойдем к Торгриму. Он будет рад тебя видеть.
Массивная дверь донжона, способная выдержать удар тарана, распахнулась бесшумно. Масла для смазки здесь не жалели.
– Все воюете? – спросил Харальд, когда они поднимались по узкой полутемной лестнице.
– А то как же, – довольно ухмыльнулся Лот. – Опять все лето в седле проведем.
Капитан без стука вошел в дверь, у которой застыли двое часовых, и поманил за собой Харальда.
– Входи, не стесняйся.
Торгрим фон Жахх за прошедший год сильно сдал. Морщины избороздили лицо, кожа пожелтела, точно старый пергамент, серебра и лисьей шерсти почти поровну стало в несколько поредевших волосах.
В голосе хозяина замка слышалось странное придыхание, словно родовитому было трудно разговаривать.
– Харальд, – проговорил он, улыбаясь, и тут же надрывно закашлялся. – Нежданный гость! Лот, чего стоишь? Распорядись насчет еды и выпивки! Наш гость голоден, и его необходимо накормить!
Капитан исчез, а родовитого скрутил новый приступ кашля. Лицо его побагровело, а в дыхании появился хорошо различимый хрип.
– Вот хвораю, – сказал он, немного отдышавшись.
На Харальда его слова произвели странное впечатление. Внутри, где-то в груди, словно налилась и лопнула почка, породив пробежавшую по телу горячую волну. Вместе с легкой тошнотой явилось чужое присутствие, и что-то заставило Харальда шагнуть вперед.
Прежде чем фон Жахх успел удивиться, Харальд прижал ладони к его ребрам. По рукам и пальцам струилось тепло, сопровождаемое зудом. Оно словно переливалось в тело Тогрима, а тот, застыв, со странно отрешенным лицом глядел куда-то в сторону.
Тепло иссякло, словно зачах его источник, и Харальд поспешно отдернул руки. Ладони невыносимо чесались, и бухало кузнечным молотом сердце.
Лицо хозяина замка стало розовым, а дыхание – легким и почти неслышным. Он словно помолодел сразу на несколько лет, как-то распрямился и стал выше ростом.
– Что ты сделал? – спросил он, с недоверием прислушиваясь к собственным ощущениям. – Грудная болезнь мучает меня с осени, а сегодня впервые я не чувствую ее…
– Не знаю, – честно ответил Харальд. – Сам не понимаю, что случилось!
Он посмотрел на собственные руки, словно надеясь, что они все объяснят. Но ладони выглядели обычно, а цветок ЗНАНИЯ не спешил распускаться в голове. Это почему-то злило.
– Может, ты все-таки маг? – В голосе Торгрима прорезались нотки страха. – Какие-то способности унаследовал от отца?
– Нет, – сердито ответил Харальд. – Я не люблю магов и не умею колдовать! Я понятия не имею, как я это проделал!
– Странно, – пробормотал фон Жахх, но тут распахнулась дверь, и появился Лот в сопровождении слуг.
Комната наполнилась ароматами пищи.
– Зачем ты к нам пожаловал? – спросил хозяин замка, когда гость насытился.
– Он явно хочет повоевать, – засмеялся Лот, впиваясь зубами в истекающую жиром свиную ножку.
– Нет, – ответил Харальд очень спокойно. – Не хочу.
– Зачем же ты проделал столь длинный путь? – Светлые глаза фон Жахха были серьезны.
– Отсидеться, переждать, – пожал плечами Харальд.
– Чего? – Лот вновь рассмеялся, но в смехе его было больше недоумения, чем веселья.
– Пока те, кто хотят меня убить, не отступятся.
Лот удивленно присвистнул, а хозяин замка усмехнулся.
– Эк тебя угораздило, – проговорил он после некоторого размышления. – Конечно, я дам тебе убежище. Но если ты не хочешь воевать, что ты будешь делать?
– Надеюсь, что твоим личным охранникам не приходится убивать так уж часто?
Лот и Торгрим переглянулись. Капитан медленно кивнул, и хозяин замка поднял кубок, в котором недовольно булькнуло пиво.
– Что же, тогда выпьем за моего нового телохранителя!
Под ногами черная, точно уголь, земля без единой травинки, а вокруг багровый, плотный туман, текущий струями. Тусклый свет падает откуда-то сверху, но солнца не видно. Очень холодно.
Со всех сторон доносятся странные звуки: гул, чмоканье, писк.
Из полумрака появляется огромная фигура – человек, точно вылепленный из глины. Коричневая кожа маслянисто блестит, лоб, способный крепостью поспорить с бычьим, могучие плечи. На чреслах повязка из шкуры, в руке, которая толще, чем туловище обычного человека, громадная дубина, выточенная из цельного древесного ствола.
Завидев Харальда, великан ревет, и глазки его загораются алым.
Исполинское оружие начинает подниматься, и тут Харальд обнаруживает в руке привычную тяжесть меча. С радостным ревом он вскидывает его, и по стальному лезвию пробегает розоватый отблеск, словно язык, жаждущий крови…
Но размышлять над странным образом некогда. Дубина падает, и сучки на ней готовы раздробить кости, разорвать кожу и мускулы. Парировать бесполезно, на это просто не хватит сил.
Ловко отскочив, Харальд сам бросается в атаку. Тепло победной волной течет по жилам.
Его противник неуклюж, острое лезвие прорывает темную кожу, точно непрочную ткань, и входит в тело исполина почти на аршин. Рев боли обрушивается на уши. Очень трудно сдержаться, чтобы не закрыть их руками.
Сладостная дрожь пронзает все тело. В нем словно сливается все самое приятное, что только может быть в жизни, – экстаз единения с женщиной, радость созерцания красоты, тепло дружбы…
Багровая, тягучая, как смола, кровь медленно льется из раны на землю.
Харальд выдергивает меч и бьет вновь. Содрогаясь от наслаждения, раз за разом вонзает оружие в тело великана, хотя ясно, что первого удара хватит для победы.
Тяжелое тело рушится на землю, и та содрогается точно от боли.
Экстаз уходит, испаряется, будто дым от костра на сильном ветру. На смену ему приходит холод. Морозцем обсыпает плечи, наваливается неудержимая дрожь, и Харальд начинает в страхе оглядываться, пытаясь понять, что он делает в этом ужасном, неуютном месте.
Тело гиганта тает, течет коричневыми струями. Они светлеют, превращаясь в пряди багрового тумана, который по-прежнему струится во всех направлениях.
Лязг раздается за спиной.
Харальд оборачивается и оказывается лицом к лицу с закованным в тяжелый доспех воином. Вороненой сталью отливает шлем, словно рыбья чешуя, лежат пластины панциря.
Не сказав ни слова, незнакомец бросается в атаку.
Поднимая меч, Харальд ощущает, что ему вновь сделалось тепло. Радостное предвкушение наполняет душу – сейчас, ещё мгновение, и клинки сойдутся в гибельной пляске, а затем я убью его, этого выскочку в доспехах, и вдоволь насмотрюсь, как он корчится…
Столкновение мечей прерывает приятные мысли.
Противник силен и опытен, но на нем латы, которые сковывают движения. Харальд кружит вокруг него, словно охотничья собака около медведя. Меч порхает в руках с легкостью бабочки, и предсказать удары столь же сложно, как и рывки насекомого…
Стремительное, как атакующая гадюка, лезвие находит щель в сочленении доспехов, и оттуда начинает сочиться тягучая, точно мед, жидкость. Глядя на нее, Харальд невольно облизывает губы, а из горла рвется урчание, рык охотящегося хищника.
Обманный финт, удар, и противник не успевает защититься.
Меч не встречает сопротивления, и отсеченная голова катится по черной земле. Из перерубленной шеи бьет фонтан крови, и Харальд ощущает на губах её соленый вкус…
Труп в доспехах безмолвно валится назад, исчезая в тумане.
Обжигающей волной обрушивается холод.
Шаги сбоку, легкие, почти невесомые. Харальд поворачивается, готовясь встретить очередного врага, и на миг замирает. Перед ним высокая и статная женщина. Одета по-мужски, до середины стройных бедер спускается сетка легкой кольчуги.
На голове воительницы шлем, из-под которого выбивается волна роскошных черных волос. В одной руке воительницы легкая сабля, в другой – маленький круглый щит.
Неужели ему придется сражаться с ней?
Сомнение проникает в душу.
Но женщина не колеблется. Легким, скользящим шагом она двигается навстречу, и сабля поднята.
Харальд непроизвольно готовится к защите, и холод исчезает, сменяясь теплом.
Все просто и ясно. Надо убить, и тогда будет хорошо.
Чистый, мощный звук рушится откуда-то сверху. От него дрожит почва под ногами, а пейзаж вокруг начинает морщиться, распадаться на отдельные кусочки. Харальда словно подхватывает вихрем и тащит вверх…
Он заворочался и открыл глаза.
Очень близко оказался дощатый потолок с бегущим по нему рыжим тараканом. В окно врывался яркий свет майского утра. Под спиной чувствовалась жесткая койка, а в ушах все ещё звенели отзвуки сигнала побудки.
Во всем теле ощущалась ватная слабость, а во рту – как всегда после кошмара – противный кислый привкус. Жуткие сны начались почти сразу, как Харальд поселился в замке. Сначала они приходили раз в несколько дней, а теперь, в самом конце мая, мучили его почти каждую ночь.
О том, что могло их вызвать, он даже боялся думать.
Тело было словно мешок с крупой, тяжелым и мягким. С некоторым трудом Харальд поднялся и потащился к стоящему в углу тазику – умываться.
Когда нагибался, в пояснице что-то сухо щелкнуло.
Холодная вода несколько взбодрила, и, вытершись насухо шершавым полотенцем, Харальд распрямился и встретился взглядом с собственным отражением в зеркале.
Отражение было мрачным. Изможденный человек с белыми, почти седыми, волосами, смотрел из овальной металлической рамы, и глаза его горели зеленым огнем.
Зеркало стояло тут ещё до того, как гостя поселили в комнате, да так и осталось. Харальду оно мешало, но до того, чтобы убрать, никак не доходили руки.
Скривившись, он отвернулся от зеркала и принялся одеваться.
Двор замка заливал яркий солнечный свет. Холода уже прошли и, хотя по утрам подмораживало, дни стояли по-летнему теплые и ясные. Шумел ветер, облизывая шершавым языком башни замка, от кузни доносились удары молота.
От площадки, где упражнялись охранники Торгрима, до Харальда долетел взрыв хохота. Двое здоровенных воинов, раздевшись до пояса, рубились деревянными учебными мечами.
Прочие столпились вокруг них, подбадривая поединщиков криками.
Поначалу соратники относились к Харальду прохладно. Любимчик фон Жахха, живет в отдельной комнате, почти запанибрата с капитаном и ещё позволяет себе не носить доспехов.
Не смотрели косо лишь те, кто знал Харальда по прошлому приезду в замок.
Но узнав, как он владеет оружием, даже откровенные недоброжелатели преисполнились уважения, и неприязнь, коли такая была, старались не показывать. А то мало ли что.
Харальд нес с собой лук, надеясь пострелять по мишеням.
Когда подошел ближе, то схватка закончилась. Один из воинов получил здоровенный синяк на плече и был признан проигравшим. К пришедшему тотчас повернулось несколько голов.
– О, Харальд, – пробасил здоровяк Хамунд, давний знакомый. – Не хочешь сразиться? Приз – бочонок ячменного пива!
– Нет. – Харальд покачал головой. В замке он избегал поединков, даже на учебном оружии. Дурные предчувствия иголочками кололи сердце, заставляя отказываться от предложений, подобных сегодняшнему.
– Ты что, боишься? – выкрикнул кто-то из задних рядов. – Может быть, ты трус?
Голос был незнакомый, чем-то напоминал крысиный писк.
Воины недоуменно зашумели.
– Да, Харальд, – нахмурился Хамунд. – Ты здесь больше месяца, а ни с кем ни разу не скрестил клинка. А раньше ты был не против, я помню! Что с тобой случилось?
– Ничего, – ответил Харальд, поворачиваясь спиной.
– Трус, трус! – В противном голосе звучала откровенная издевка.
Харальд рывком развернулся, сунул лук в руки опешившему Хамунду.
– Дайте мне меч, и пусть тот крикун, который назвал меня трусом, выйдет сюда!
Деревянная рукоятка больно ткнулась в ладонь, а Хамунд пробасил смущенно:
– Сначала одолей его. – Рука Хамунда указала на воина, победившего только что. – И только тогда получишь возможность выбирать соперника. Бой идет до пропущенного удара!
Харальд молча вышел в центр круга.
Противник его шутовски поклонился и поднял меч. На руке вспухли твердые, словно валуны, мускулы.
Он был гораздо крупнее и сильнее Харальда.
Но это не имело значения.
Деревянные мечи соприкоснулись, ладонь дернула отдача от удара, и тут Харальд с ужасом ощутил, как по жилам бежит хорошо знакомое тепло. Такое мягкое, приятное, явившееся прямо из того кошмара, в котором он только и делал что убивал…
Удар, ещё удар. Улыбающиеся лица со всех сторон, твердая почва под ногами. Но почему все вокруг затягивает знакомым багровым туманом? Почему остальные его не видят?
Из груди вырвалось хриплое хищное мурлыканье…
Похоронная песня для противника.
Харальд легко увернулся от удара, ещё от одного. Тело его словно действовало само, и в самой глубине потихоньку рождалось предвкушение экстаза, который наступит в момент…
– Нет! – Он прокричал это вслух, понимая, что уже не в силах остановить собственный удар.
Тупое деревянное лезвие летело вперед, чтобы спустя мгновение разбить мягкий затылок соперника. Треснут кости, и восхитительно алая, соленая кровь брызнет во все стороны…
Запредельным усилием он повернул кисть. Захрустели на пределе прочности сухожилия, просто взвыли от боли мускулы, но меч сдвинулся и ударил в плечо противника.
«Вот и славно», – подумал Харальд, ощущая, как в нем самом что-то ломается. Меч выпал из ослабевшей руки, только что гулявшее по мускулам тепло исчезло, и на смену ему пришел свирепый, дикий мороз.
Земля, ткнувшаяся в колени, а затем и в лицо, показалась теплой и мягкой.