Итоги № 25 (2012)

Камешек в ботинке / Искусство и культура / Кино

Камешек в ботинке

/ Искусство и культура / Кино

Фильм — обладатель Гран-при «Кинотавра» мог вообще не попасть в конкурсную программу

Кира Саксаганская, продюсер фильма Павла Руминова «Я буду рядом», вышла на сцену получать главный приз фестиваля с мобильным телефоном. Она как раз собиралась отстучать мужу Алексею Учителю эсэмэску с именем лауреата — скорее всего, это «Кококо» Авдотьи Смирновой. Супруга Анатолия Чубайса их студии «Рок» не чужая, писала сценарии для Учителя и сняла здесь свой режиссерский дебют «Связь». Решение жюри для Киры, как и для большинства собравшихся, было неожиданностью. Впрочем, приятной. Но многих, особенно критиков и журналистов, оно повергло в шок. «Сериальная слезовыжималка», «триумф телемуви», «сублимация авторского кино», «главное недоразумение фестиваля», «ничего нового о современности» — это цитаты из публикаций. Устно противники фильма выражались совсем неполиткорректно. Они уверяли меня, что это «плевок всем нам в лицо» и «фильм, который ни на каком фестивале не должен получать призов». Недаром председатель жюри Владимир Хотиненко, хорошо знакомый с логикой мышления коллег, предварил награждение фразой: «Я извиняться не буду».

Но мне, поскольку я вхожу в отборочную комиссию «Кинотавра», пришлось отстаивать и наш выбор, и выбор жюри. Павел Руминов, что называется, режиссер со сложной судьбой: вслед за успешной короткометражкой последовал провальный дебют в полном метре «Мертвые дочери», затем возврат к короткому метру и клипам. И вот на фестивальный отбор режиссер представил свою новую работу «Я буду рядом», правда, в совершенно ином виде, чем ее показали на «Кинотавре».

В действительности фильм «Я буду рядом» — это часть пока еще не созданного мини-сериала. Павел уверяет, что им отснято более ста часов материала, из которого можно монтировать разные сюжеты. Замечательно придуманная история молодой женщины, которая, узнав о смертельном диагнозе, находит для своего маленького сына приемную семью, развивалась по принципу «вот новый поворот» в конце каждой условной серии. Сначала героиня мужественно умирала, потом жанр переключался на хоррор с призраком, дальше шло воскрешение и юридический триллер, а завершалось все целой цепочкой морально-психологических уроков для зрителя, ни один из которых не становился финальной точкой. В рамках одного фильма эта череда событий не смотрелась художественно убедительной.

В таких случаях приходится со вздохом отказываться от картины с припевом: «Да нас в Сочи порвут!» Ведь рвут ежегодно за все — за «чернушную жесть», за «сладкие сопли», за «идеологические демарши», за «советское кино», за «народное кино» и больше всего как раз за «телекино», «мыло». К сожалению, предъявлять в конкурсе сжатый в два с лишним часа сериал означало бы заранее вывести его за рамки обсуждения — «телеформат» у нас слово ругательное. Хотя это говорит прежде всего о провинциальности мышления, так как телеформат в мировом кино давно перекочевал на большой экран и ему рукоплещат даже на «Оскаре». Недавние «Маленькая мисс Счастье», «Тужься», «Детки в порядке» и особо любимая мною «Джуно» из этого ряда — кино, которое, развлекая, учит и даже лечит зрителя. Будь оно сделано у нас, его гордо заклеймили бы спекуляцией на чувствах, игрой на понижение и заискиванием перед домохозяйками.

К счастью, реакция продюсеров и режиссера «Я буду рядом» на вердикт кинотавровских отборщиков была необычной. Вместо обид и надувания губ через две недели нам прислали фильм совершенно иной стилистики — простая, внятная история, содержащая в себе то, что у нас принято называть социальной значимостью, а на Западе — терапией. Но при этом неожиданно эмоционально теплая благодаря предельно естественной игре Марии Шалаевой и Ромы Зенчука. Причем заявлена тема, с которой в нашем кино я не встречалась, да и в мировом с ходу не припомню. Случилась частная трагедия — болезнь и приговор врачей. Обычно из этого выжимается безнадежный сюжет о том, как страшно жить и умирать. А в фильме Руминова обреченная мама делает все при жизни, чтобы любимый сын не пропал после ее смерти, чтобы утрата не исковеркала его, чтобы встреча с неизбежным для нее самой не сопровождалась чувством неисполненного долга.

Сам Руминов, комментируя свою картину, сказал: «Я захотел ощутить контакт с другими людьми — не высасывать из пальца подонков. В силу какого-то эволюционного сбоя наши режиссеры фокусируются на негативе. А мне нравится американский «ремесленный» подход. Я хочу сделать студию, чтобы ее фильмы работали как психологический инструмент. Сегодня я вижу смысл кино за пределами борьбы за эстетику». По-моему, тут он перегибает палку. С эстетикой у него все в порядке. Раз она заставляет вспомнить слова Ларса фон Триера о том, что фильм должен беспокоить зрителя, как камешек в ботинке.