Итоги № 44 (2013)

Расплатитесь / Общество и наука / Культурно выражаясь

Расплатитесь

/ Общество и наука / Культурно выражаясь

Парламент России принял закон, согласно которому ущерб от террористической деятельности будут компенсировать родные и близкие террориста. Публицист и телеведущий Михаил Леонтьев уверен: когда мораль выдается за право, тогда и начинается законодательный произвол

Принятый закон — попытка решить давнюю проблему: что можно сделать с шахидом? Чем ты его напугаешь, если он уже готов сознательно принять смерть? Тем, что от его действий пострадают его родные.

Законотворцами делается допущение, что спонсоры террористу заплатят, а он оставит все это родным и близким людям. Что же, идея относительно приемлема, хотя я вполне могу представить себе шахида, который вообще никакой материальной выгодой себя не связывает. Если мы вспомним, скажем, русский революционный террор, то большинство этих людей, кроме, конечно, стукачков, не были выгодополучателями. Но в принципе эта логика уместна.

Все рассуждения на тему о том, что теперь, мол, отец за сына ответит, — пустое. Речь идет об ответственности выгодополучателя. Мысль, стоящая за этим законом, заключается в следующем: бенефициары террора, получившие какие-то дивиденды в виде денег или материальных ценностей, должны разделять ответственность, в том числе за причиненный материальный и моральный ущерб. Эту логику я тоже понимаю и принимаю.

Другое дело, что законодательная реализация этой логики не выдерживает никакой критики. И я не понимаю, каким образом этот закон с его более чем странными и расплывчатыми формулировками вписывается в правовую систему.

Прежде всего сам факт получения родней террориста вознаграждения за подготовку и осуществление теракта должен быть безусловно доказан в суде, а это чрезвычайно сложная процедура. В новом же законе явно просматривается попытка отодвинуть на второй план презумпцию невиновности. Мол, обоснуйте, откуда у вас этот дом или автомобиль с гаражом? А если не можете доказать, что это имущество нажито не от террора, то мы его отберем. А это уже откровенный произвол.

Отдельно порадовал пассаж о наказуемых. Бремя финансовой ответственности за теракт предлагается возложить не только на близких родственников (мать, отец, брат, сестра, жена, муж, дочь, сын, дедушка, бабушка) и так называемых свойственников (тесть, теща, свекр, свекровь, зять, невестка, золовка, деверь), но и на людей, формально террористу посторонних, «жизнь, здоровье и благополучие которых дороги ему в силу сложившихся личных отношений».

Любопытно, как планируется выявлять сей круг близких террористам и любимых ими особей разных полов и ориентаций? И как будут доказывать, что они любили друг друга, а не использовались, скажем, в сексуальных целях и поэтому не несут никакой ответственности? Как вообще такие формулировки могли появиться в законе? Правовая система тем и отличается от неправовой, что невиновный в ней не должен страдать.

Безупречным чувством справедливости может обладать лишь Бог. И он, наверное, как-то осуществляет свою волю, но вряд ли через судебную систему. Современная же состязательная судебная система возникла из понимания того, что человек не вправе судить себе подобных, она исходит из принципа «не судите и не судимы будете». Третейским судьей может быть лишь бесстрастная буква закона.

Вся правовая система исходит из презумпции невиновности, из того, что право — вещь сугубо формальная. Там, где форму пытаются подменить содержанием, где мораль выдается за право, начинается его произвольное применение и формируется неправовая система. Остаться в правовом поле можно, лишь создавая законодательство, которое полностью исключает произвол, какие бы соблазны ни возникали. Это важно.

Почему, например, для суда считаются неприемлемыми улики, полученные незаконным путем? Потому что это способ еще и держать в узде саму правовую систему. Потому что кроме необходимости и неотвратимости наказания есть и необходимость ограждения общества от произвола.

Правовая система стройна, спаяна единой логикой. Разрушение логики в одной ее части обрушивает все остальное. Общество, которое расширяет право до границ морали, теряет и право, и мораль. Общество, которое сужает нравственность и мораль до границ права, становится по сути аморальным. И то и другое — материя деликатная, очень разрушительная. Тут нельзя поддаваться соблазнам подмен, требуются ювелирно выверенные шаги.

Да, в Израиле активно используют наказание косвенно причастных к теракту лиц при борьбе с террором. Скажем, сносят бульдозерами дома и прочее, и это нередко срабатывает: семья понимает, что она вылетит на улицу, и многие бегут в полицию стучать на родственника. Но не факт, что это правильно, и не факт, что эта практика достойна копирования. К тому же Израиль не идеальный, мягко говоря, пример правовой модели. Евреи пережили Холокост, и эта нация до сих пор претендует на особые права и прерогативы.

У нас же правовая система, по-моему, уже существует в виде мечты и разной степени воспоминаний. Она трещит по швам в результате кипучей депутатской активности. Ее поступательно разрушает бессистемная, хаотичная, прецедентная по каждому поводу, по каждой картинке в Интернете манипуляция с правом.

Нынешний закон — из этой обоймы.