Итоги XX века для России

Формула выживания: Этноэгоцентризм

ИТАК, если вернуться к началу работы, мой прогноз — скорее пессимистический, чем оптимистический.

Итоги ХХ века обещают нам, русским, новые испытания, новую борьбу не на жизнь, а на смерть. Для этого имеются как субъективные (наши отношения с другими участниками исторического процесса), так и объективные (наша включенность в общемировые закономерности развития) предпосылки и основания.

Два таких объективных момента, а именно, наш выход из завершившейся фазы раскрестьянивания и прекращение в этой связи действия для нас Главного Закона Жизни — позволяют ставить вопрос о том, суждено ли нам пережить новый век вообще.

Ясное сознание опасности, ее четкая характеристика позволяют строить стратегию защиты. Учитывая, что собственных сил у нас сейчас мало, а будет, вероятно, еще меньше, именно стратегия защиты, ухода от опасности, отражения вызовов XXI века должна стать для нас проблемой номер один.

Прежде, чем перейти к разговору о стратагемах, хотел бы сказать несколько слов о распространенных в наши дни иллюзиях и ложных задачах. В первую очередь это связано с выбором стратегического союзника на ближайшие десятилетия.

Кажется логичным искать себе союзника среди товарищей по несчастью — раскрестьяненных стран, в особенности родственных нам по расе. На деле это не так.

Из раскрестьяненных наций можно назвать, пожалуй, только две, не подвергшихся пока что засилию инородцев в такой же страшной самоубийственной мере, как рассмотренные выше страны Европы и Америка: мы да японцы. Это значит, что сегодня только мы и они свободны пока еще от «синдрома заложника», можем позволить себе какое-то сопротивление «ползучей» внешней экспансии. Но островной, мононациональной и трудолюбивой Японии, думаю, вообще ничего особенно не грозит. Ее не заселят с легкостью китайцы, корейцы, среднеазиаты, тюрки, негры и арабы, которым гораздо проще и удобнее направить свой напор на малозаселенные материковые земли. А вот нас — запросто. И этот напор, не вчера начавшийся, набирает силу с каждым годом. Его сдерживает пока только наш суровый климат и нищета нашей жизни. Если Россия начнет выходить из кризиса, расцветать, то, учитывая ее просторы и ископаемые богатства, в нее, невзирая на скверный климат, хлынут афро-азиатские и даже индо-пакистанские и латиноамериканские массы в количестве большем, чем их уже хлынуло в Европу и Америку. Иммиграция примет обвальный характер, как в США 1960-х.

При этих обстоятельствах, признаться, до Японии и японцев мне нет никакого дела. Я никак не соотношу себя с ними, и их судьба меня очень мало волнует. Я не симпатизирую им, трижды жестоко воевавшим с русскими в ХХ веке и укрывшимся ныне под эгидой США от всех возможных неприятностей. Ни о какой солидарности с японцами, хоть и прошедшими, как мы, через раскрестьянивание и вставшими на путь депопуляции, не может быть и речи. Возможно, со временем Япония, как и объединенная Корея, будет нужна как средство сдерживания Китая, но до того еще надо дожить. К тому же нельзя забывать, что японцев там, на их крохотных островах, вблизи пустующих земель Приморья, — 125 миллионов человек, чуть больше, чем российского населения во всей европейской части России, и в четыре раза больше, чем в азиатской, от Урала до Камчатки! Если японцев станет меньше в два, три раза — это будет очень, очень хорошо для нас.

Я, конечно, не могу сказать так о судьбе Европы, белой арийской расы, к которой принадлежим и мы, русские. Нам небезразлична эта судьба, во многом общая для нас? Однако тот факт, что мы оказались с европейцами «в одной лодке» — еще ничего не значит. Оказаться в одной лодке с людоедом или прокаженным — обстоятельство, нимало не способствующее солидарности и консолидации.

Посмотрим непредвзято: как ведут себя европейцы по отношению к нам — и по отношению к тем народам, нашествие которых угрожает всей белой расе?

Пока что белые арийцы-европейцы, насмерть перепуганные экспансией исламских народов, всячески заигрывают именно с ними, заискивают именно перед ними и предпочитают идти на союз и консолидацию именно с ними, а вовсе не с нами, братьями по расе. При этом, не таясь, натравливают их — на нас, а нас — на них, в надежде отвести удар от себя. И именно потому демонстративно не ценят усилия России по «обузданию исламского экстремизма», коими щеголяет президент Путин перед лицом Европы. Он щеголяет «усилиями», а Европа и США в ответ — «беспристрастностью» в освещении чеченских событий, где Россия предстает в виде кровожадного монстра, а чеченцы — в виде невинных жертв. Самопредательство (политическое и цивилизационное) насквозь инфильтрованной мусульманами Европы неизбежно оборачивается предательством любого ее гипотетического союзника — хоть бы и Америки, хоть бы и России. Это тот самый случай, когда мертвый хватает живого, чтобы утащить с собой на тот свет.

Чудовищный по своей логике поступок НАТО (этой аббревиатурой вполне обоснованно можно заменить словосочетание «американцы плюс европейцы» или «евро-американцы») — последовательная поддержка мусульман во всей череде югославских войн 1990-х годов, включая вооруженный конфликт в Косово. Подлая трусость, трусливая подлость, пошлая недальновидность — всех подобных непарламентских выражений не хватит, чтобы квалифицировать этот поступок по достоинству. Однако он есть свершившийся факт, и это полностью выдает всю психологию современного европейца, пораженную «синдромом заложника»; вскрывает присущий истинному натовцу алгоритм поведения. Вышеуказанная поддержка выразительно сопровождается деятельностью международного исламского центра в Лондоне (всего в Англии — около 400 исламских организаций!), вербующего добровольцев для войны на Кавказе, многотысячными антироссийско-прочеченскими митингами мусульман (совместно с французами!) в Париже… Нет, нам не приходится надеяться на союз с Европой в создавшемся противостоянии народов и рас: не нужно питать иллюзий и несбыточных надежд. Европейцы не ждут и не хотят в этом деле от нас поддержки, и сами, безусловно, не поддержат нас. (А про Америку, населенную, по выражению Кеннеди, «нацией иммигрантов», и речи быть не может.)

Следует добавить к сказанному, что натовцы, сами переживая жестокий демографический кризис, при этом еще ведут с нами незримую демографическую войну, «гуманитарную интервенцию», организуя у нас деятельность различных светских организаций и религиозных сект, уводящих людей от создания нормальной многодетной семьи. А также навязывая России выгодную Западу миграционную политику. (См. об этом публикации В. Горячева, Ю. Сандалова, Т. Шишовой, И. Медведевой, В. Башлачева, академика Академии образования В. Мухиной, издания центра «Жизнь» и др.) Справедливости ради вспомним, что и мы немало нагадили братьям по расе, семьдесят лет поддерживая по всему миру антиимпериалистические, антиколониальные движения. Итого в наших взаимоотношениях накоплены огромные завалы обид, претензий и вполне обоснованного недоверия. К истинному союзничеству сегодня не готовы ни мы, ни белые евро-американцы, которые нас за европейцев никогда не считали, не считают, да и считать не будут. Мы для них — вечно чужие.

Сегодня, напомню, за политической авансценой наметился сговор трех глобальных участников процесса: натовского Запада, всемирного еврейства и «третьего мира», сговор, обрекающий разгромленную и слабую Россию в жертву его участникам. Лавировать между ними, используя противоречия между всеми нашими противниками, мы можем и должны, но искать себе надежного союзника среди них — конечно, нет.

Правда, наиболее дальновидные европейские и американские общественные деятели и мыслители — в том числе, такие заметные, как Дэвид Дюк, Юрген Граф и некоторые другие — обращают сегодня взоры к России как последнему заказнику белой расы. Стали приезжать к нам (белая пока еще в целом Москва радует их взор) в надежде навести мосты, выстроить «Белый Интернационал», международный «Фронт спасения арийства». Это хорошо, но никакой эйфории по этому поводу у меня нет. Их пример единичен и бесконечно далек от государственной политики их стран. Предложение политического союза не обеспечено ими ни организационно, ни финансово. За ним просматриваются перспективы столь отдаленные, что трудно отнестись к ним всерьез.

И это еще большой вопрос, достойна ли вообще неблагодарная Европа того, чтобы мы ее в очередной раз спасали. Монголо-татары вовсе не имели в виду завоевание Руси, их путь лежал в Европу. Вот пусть бы и шли туда, на Рим, Вену и Лютецию. Зачем мы, заметно обгонявшие в X–XII веках в своем цивилизационном развитии Западную Европу, остановили нашествие монголов ценою моря своей крови и двухвековой отсталости? Что мы получили от Европы в ответ за этот свой подвиг? Насмешки над этой благоприобретенной отсталостью? А что — в ответ на сокрушение всеевропейского диктатора Наполеона? Крымскую войну. А за разгром раздавившего Европу Гитлера? Холодную войну, крах СССР.

…Нет уж, хватит! Давно пора русским вместо того, чтобы навязываться остальным народам в спасители, — обзавестись мудростью китайской обезъяны, с горы наблюдающей схватку тигров в долине…

Конечно, нельзя полностью исключить такой поворот в истории, когда европейцы вдруг в своей массе проникнутся к нам, русским, братским чувством, раскроют нам — искренне! — свои объятия и предложат — опять-таки искренне! — взаимовыгодный и полный уважения стратегический союз, так сказать, астральный брак на горе и радость, пока смерть нас не разлучит. Мне в это очень плохо верится, но вдруг, все же… Что ж, я буду этому безумно рад и сразу предложу концепцию такого союза. Но инициатива, повторю это стократ, должна на сей раз исходить с Запада, иначе веры ей нет и не будет.

ИТАК, пока что нам следует определяться со своим собственным будущим, со своей собственной судьбой и со своим собственным целеполаганием, исходя из сознания проблем и вызовов, преломленных через сознание наших собственных интересов. Даже если эти проблемы и вызовы имеют глобальный характер.

Если мы хотим сохраниться в веках, мы с абсолютной неизбежностью должны принять идеологию и психологию этноэгоцентризма. Воля к жизни не предполагает других решений. Если же желания сохраняться у нас нет — тогда о чем вообще говорить? Воля к смерти предполагает только одно: умереть. Либо в сладком забытьи, либо в яростной битве. Современное общество дает к тому и другому достаточно средств. Но я надеюсь, что это не наш выбор.

Остальной мир пусть живет, как сам знает.