Иван Грозный

Немного о состоянии России к середине XVI столетия

Объединительные процессы в России привели к созданию крупнейшей в Европе страны, широко раскинувшейся на бескрайних просторах Восточно-Европейской равнины – от берегов Белого и Баренцева морей на севере до Чернигова и Рязани на юге, от Финского залива и Смоленска на западе до Северного Урала и нижегородских земель на востоке.

В это время, несмотря на определенные трудности (природно-климатические условия, маленькую плотность населения на 1 км², незначительный процент городского населения и т. д.), экономика России постепенно набирала силы, хотя и сохраняла аграрный характер.

Основным содержанием русской истории XVI века явились: процесс укрепления Российского государства, рост национального самосознания, связанный с успехами в развитии единого Российского государства, и подъем буквально во всех областях экономики и культуры. С бурными переменами в жизни русского общества был связан и расцвет общественной мысли. Публицисты XVI века смело берутся за самые масштабные проблемы своего времени. Они рассуждают о природе царской власти и положении сословий в новом государстве, о необходимости введения законов и о месте России во всемирной истории; они требуют реформ, обличают пороки и трактуют вопросы веры.

Однако во многовековой истории феодальной России трудно найти время более противоречивое, чем XVI век. Никогда еще дотоле борьба нового и старого не была столь яростной и всесторонней. Утверждение начал сословно-представительной монархии и постепенная ликвидация политической обособленности земель были остановлены опричным деспотизмом Ивана IV и расчленением страны на государев «удел» и земщину. На смену небывалым взлетам русской культуры и свободомыслия конца XV – середины XVI столетия пришли клерикальная реакция и средневековая схоластика.

События первых двух десятилетий показывают, что острых проявлений борьбы за власть в годы правления Василия III не было. Все как бы шло по уже накатанной дороге. И тем не менее, два обстоятельства свидетельствовали о том, что грядут потрясения: отсутствие у великого князя Московского наследника и ухудшение международного положения страны.

Более заметные изменения происходили в государственно-политической системе. Уже дед Ивана IV Грозного – Иван III заявлял: «Чи не волен яз, князь великий, в своих детях и в своем княжении, кому хочу, тому дам княжение». Духовная грамота Ивана III ясно отразила стремление великого князя высоко поднять положение наследника над его братьями. Всего Иван III оставил пять сыновей. Старший сын Василий, объявленный наследником, из территории государства получил 66 городов. Среди них крупнейшие – Москва, Новгород, Тверь. Остальные четыре брата получили лишь 30 городов. Значительная часть налогов поступала великому князю, и только 28 % – его братьям. К тому же только Василий получил право чеканить монету.

Власть Василия III, отца будущего Ивана Грозного, еще более усилилась в годы его правления. Отдельные свидетели того времени говорят, что Иван III еще выслушивал от бояр «многие поносные и укоризные словеса». Василий III боярских противоречий уже не допускал. Однажды представитель старого московского боярства Берсень Беклемишев попробовал спорить с великим князем по вопросу о Смоленске. На это великий князь ему заявил: «Поди, смерд, вон, ты мне не надобен». Боярин жаловался своим друзьям, что ныне государь не советуется со своими боярами, а решает дела «сам третей у постели», т. е. совещается с несколькими ближайшими людьми в своих внутренних комнатах. Не зная, как объяснить причины перемен в обращении великого князя с боярами, Берсень Беклемишев отнес это на счет приезда гречанки Софии Палеолог в Москву. (На Софье, племяннице византийского императора, был женат великий князь Иван III Васильевич, дед Ивана Грозного). Боярин говорил: «Как пришла сюда грекове ино и земля наша замешалася, а дотоле земля наша русская жила в тишине и в мире». Аналогичные перемены во власти государя отметил и посол австрийского императора Сигизмунд Герберштейн, дважды побывавший в Москве. По его словам, Василий III превосходил своей властью всех монархов в мире. «Всех одинаково гнетет он жестоким рабством, – писал Герберштейн, – так что если он прикажет быть кому при его дворе или идти на войну, или править какое-либо посольство, тот вынужден исполнять все это на свой счет». (Говоря по правде, иностранец умалчивает, что в тот период в России бояре владели огромными вотчинами, населенными крестьянами. Так что именно за владение этими вотчинами они и отбывали государеву службу.)

Высокое положение государя в стране и по отношению к иностранным государствам обосновывалось и закреплялось в официальных документах, летописях, литературных произведениях. После падения Византии московские писатели стали доказывать, что Москва является исторической преемницей Византии. А падение Византии объяснялось подписанием Флорентийской унии с католической церковью в 1439 году и завоеванием впоследствии Константинополя турками-османами. В понимании же московских книжников эти события привели к потере Константинополем первенства в православном мире. Между тем, раньше в русских землях смотрели на Византию как на мировую державу, а на Константинополь – как на центр православия, или Второй Рим, унаследовавший значение Древнего «ветхого Рима». С падением Византии церковное и политическое значение ее столицы постепенно берет на себя Москва, где не поддержали Флорентийскую унию. Здесь уже в 1448 году избирается, без традиционного согласия византийского патриарха, самостоятельный митрополит из русских. В начале следующего столетия монах одного из псковских монастырей Филофей в своих посланиях Василию III обосновал превращение Москвы в центр православия. По его словам, старый Рим пал вследствие уклонения в ересь. Новый Рим (Константинополь) погиб вследствие измены православию на церковном соборе во Флоренции. Поэтому храм Софии и стал достоянием «неверных», турок. «Два Рима пали, – подчеркивает Филофей, – а третий [Москва] стоит, четвертому же не бывать». Монах не забыл похвалить и Василия III. «Скажем несколько слов, – пишет он, – о нынешнем преславном царствовании пресветлейшего и высокопрестольнейшего государя нашего, который во всей поднебесной единый есть христианам царь и сохранитель святых божиих престолов, святой апостольской церкви, возникшей вместо римской и константинопольской и существующей в богоспасаемом граде Москве, церкви святого и славного Успения пречистой Богородицы, что одна во вселенной краше солнца светится».

Несколько раньше посланий Филофея появились литературная повесть «Сказание о князьях владимирских» и «Послание о Мономаховом венце» Спиридона Саввы, купившего в Константинополе место митрополита Киевского. Эти сочинения легендарны и во многом однообразны. В них передается легенда о том, что император Константин Мономах передал непосредственно князю киевскому Владимиру Мономаху царский венец и животворящий крест. Эта легенда получила распространение несмотря на то, что из переводной литературы было известно, что Константин умер в 1055 году, тогда как Владимир княжил в Киеве в XII столетии. Версия о передаче регалий сочеталась с легендой о происхождении московских государей от императоров первого Рима и прежде всего от Августа, которого провозгласили «властителем» вселенной. На Августа возложили знаки власти, одели в одежду египетского царя, а голову увенчали индийской короной. Август же поставил правителей в разных местах земли, в том числе своего родственника Пруса – на реке Висле. Ну а новгородцы пригласили княжить Рюрика, будто бы потомка Пруса. Таким образом генеалогия русских князей восходила не только к Рюрику, но и к легендарному Прусу и далее до реального римского императора Августа.

Величественной и пышной родословной московских государей противопоставлялась родословная литовских государей, происходивших от Гедимина (который, впрочем, якобы был конюхом). Потомки цесаря Августа, с одной стороны, и потомки конюха – с другой. Кто же из них имел подлинные права на владение русскими землями и на их объединение? В отличие от теории «Москва – Третий Рим», идеи «Сказания о князьях владимирских» уже в 30-е годы XVI столетия проникли на страницы летописей, вошли во многие официальные (в том числе дипломатические) документы и использовались для обоснования российского самодержавия. Таким образом, ко времени вступления на престол Ивана IV в теории русской феодальной монархии утверждались два важнейших положения: божественное происхождение великокняжеской (царской) власти и историческая преемственность этой власти московской династией.