В августе 1852 года Шишкин поступил в Московское училище живописи и ваяния. Здесь он проведет три с лишним года - с осени 1852 по январь 1856-го. Московские годы оставили глубокий след в судьбе Шишкина. Он был молод, полон надежд и творческих планов, и в Москве сбылась его мечта стать художником. Здесь он сделал первые самые важные шаги в пейзажной живописи в пору становления московской школы пейзажа и почти одновременно с ее будущим главой А.К. Саврасовым - на шаг позади него.
Московское училище, имевшее к тому времени уже двадцатилетнюю историю, было органичной частью жизни Москвы с ее домашностью, простотой нравов, отсутствием казенности в отношениях. Именно поэтому Училище оказалось столь открыто к восприятию новых идей, возникших в 1850-1860-е годы, к духу обновления в искусстве и стало фундаментом, на котором отчетливо формировалась национальная школа искусства.
Шишкин в начале 1850-х годов находился в самой гуще этих процессов, интуитивно отыскивая свой путь. В набросках к автобиографии он написал: «Явный протест против классицизма: я, Перов, Маковский К., Седов, Ознобишин»5. Под классицизмом Шишкин подразумевал «академизированный» метод работы живописца, начиная от выбора темы произведения и заканчивая формальным подражанием классикам. Именно поэтому он так противился методу обучения посредством копирования «гипсов» и в молодости своей, и в зрелые годы, давая советы начинающим живописцам, противопоставлял ему работу с натуры.
Талант А.К. Саврасова, его старшего коллеги по пейзажному жанру, развивался где-то поблизости от Шишкина. И хотя нет свидетельств о жизненных и творческих пересечениях этих двух художников (Саврасов окончил Училище в 1850 году, когда Шишкин еще не приехал в Москву, а приступил к преподаванию в пейзажном классе в 1857-м, когда тот уже был в Академии), несомненно, происходившие в Училище процессы обновления пейзажа равно затронули и определили будущность их обоих.
Таким образом, пребывание в Училище стало для Шишкина чрезвычайно важным этапом становления. Будучи старше многих своих товарищей, он проявил себя более зрелым и целеустремленным. Московская школа в те годы напоминала семью теснотой товарищеских уз. Здесь не было официозности в отношениях педагогов и учеников, присущей Петербургу, а заявляло о себе, скорее, подобие художественного братства.
Здесь Шишкин обрел первый успех среди однокашников и педагогов, оценивших проявление наиболее яркого дара Шишкина - его графического таланта. В Москве он впервые обратился к гравюре, создал свой первый офорт.
Среди педагогов особенно благожелательным и верящим в талант Шишкина был Аполлон Николаевич Мокрицкий. «Ему я и многие обязаны правильным развитием любви и понимания искусства», - писал Шишкин об учителе6.
Почему под руководством Мокрицкого - портретиста брюлловской школы - формируется талант Шишкина-пейзажиста? Мокрицкий начал свою творческую жизнь с пейзажа и с 1832 года брал уроки у А.Г. Венецианова в Петербурге. И хотя он отошел от венециановского направления, попав под влияние К.П. Брюллова, в класс которого Мокрицкий был зачислен в 1836 году, уроки Венецианова не прошли даром. Они стали частью его педагогической программы в Московском училище, куда Мокрицкий был приглашен в 1851 году.
Несмотря на то что Мокрицкий не был выдающимся художником, как преподаватель Училища он был одним из тех, кто формировал его педагогическую политику в переломные 1850-е годы. Одним из первых сильных движений стало приближение искусства к реальности, к жизни, к ее разнообразным подлинным явлениям и формам. И здесь оказался востребованным опыт педагогической школы Венецианова с его установкой на верность натуре.
Школа Венецианова основывалась на передаче собственных открытий великого художника своим ученикам. И главной его мыслью было то, что учителем художника является сама натура. Венецианов отказался от копирования образцов даже на ранних этапах обучения. Венециановская школа воспитывала умение видеть окружающий мир, но при этом отчасти останавливала художника от излишнего продвижения в интерпретации натуры, закрепляя созерцательно-фиксирующее отношение, может быть наивное, но цельное и позитивное - то самое, по выражению Венецианова, «бесхитростное воззрение» на натуру. Именно в произведениях Венецианова и его учеников впервые был художественно освоен среднерусский ландшафт. В них впервые появились широкие дали равнинного пейзажа, необъятное небо особой нежной голубизны, красота реальной родной природы.
Мокрицкий приступил к педагогической деятельности незадолго до появления Шишкина в Училище. Он относился к ученикам с повышенным вниманием, угадывая их потенциал. В Шишкине он увидел вполне сложившуюся личность и разглядел его незаурядный дар. Поэтому В.Г. Перов в своих воспоминаниях оценивает влияние Мокрицкого на учеников, и прежде всего на Шишкина, как «благотворное»7.
Под руководством Мокрицкого Шишкин писал акварели бытового жанра, изображения крестьян, интерьеры, копировал пейзажные этюды В.И. Штернберга и Ж. Куанье. Одновременно с этим он с товарищами по классу пропадал целыми днями на этюдах в окрестностях тогдашней Москвы - Сокольниках, Свиблове, воплощая установки венециановской школы в тесном общении с природой. Друг Е. Ознобишин писал ему: «Я думаю, что ты уже все Сокольники нарисовал»8.
То, что рисунок Мокрицкий ставил выше живописи, также отразилось на становлении Шишкина-пейзажиста: он воспринимал рисунок как незаменимое для пейзажиста средство изучения натуры. Исполненные им многочисленные этюды растений составили подобие ботанической коллекции - в них берет начало аналитический метод его работы.
В его ранних работах влияние живописи А. Г. Венецианова несомненно. Об этом свидетельствует одна из них - картина «Жатва» (1850-е). Начинающий художник обратился здесь к чрезвычайно сложной задаче панорамного решения пейзажа, он стремится одним взглядом охватить всю красоту мира, связывая ближний и дальний планы картины в единое целое. Эта еще несовершенная и робкая работа тем не менее открывает складывающиеся приоритеты Шишкина в пейзажной живописи. В Училище о нем говорили: «Шишкин рисует такие виды, какие еще никто до него не рисовал: просто поле, лес, река, а у него они выходят так красиво, как и швейцарские виды», - сообщает А.Т. Комарова, племянница художника и его первый биограф9.
Камни в лесу. Валаам. Этюд. 1858-1860 Холст, масло. 31,7 х 43 см
Государственный Русский музей, Санкт-Петербург
В 1852-1853 годах Шишкин вел для себя записи в ученической тетради, отбирая из книг и журналов то, что казалось ему важным, существенным лично для его судьбы. Это были фрагменты биографий великих художников, изречения по поводу задач искусства, описания природы и многое другое10. В этих записях проявляется глубоко осознанный поиск своей программы, своего пути в искусстве, который напряженно ведет в эту пору Шишкин. Одна из выписок (фрагмент статьи о художнике С.Ф. Щедрине), сделанная в конце его пребывания в Училище, звучит как итог юношеских размышлений и формулировка принципов будущей работы пейзажиста: «Одно только безусловное подражание природе может вполне удовлетворить требованиям ландшафтного живописца, и главнейшее дело пейзажиста есть прилежное изучение натуры, - вследствие сего картина с натуры должна быть без фантазии... Природу должно искать во всей ее простоте, - рисунок должен следовать за ней во всех ее прихотях формы»11.
Облик и характер Шишкина тех лет воплотил карандашный автопортрет московского периода, датированный 17 февраля 1854 года, с которого смотрит большеглазый серьезный юноша. Ему 22 года, и он испытующе вглядывается в самого себя.
За годы, проведенные в Москве, Шишкин приобрел много друзей, и возникшие в Училище дружеские и творческие связи сохранились почти до конца жизни. Среди ближайших Шишкину людей был старый другА. Гине, поступивший в Училище двумя годами позже, а также В. Перов, И. Нерадовский, П. Крымов, В. Петров, А. Колесов, В. Шокорев, Е. Ознобишин, Г. Седов, К. Маковский и другие. Большая и тесная компания молодых художников спорила, рисовала, читала одни книги, обменивалась идеями.
Вид на острове Валааме. Местность Кукко 1859-1860
Холст, масло. 69 х 87 см
Государственный Русский музей, Санкт-Петербург
Кроме В.Г. Перова и К.Е. Маковского, это имена практически забытых сегодня художников, хотя некоторые - Гине, Шокорев, Седов - стали академиками. Но большинство из них окончили Училище со званием учителя рисования в гимназиях или неклассного художника. И имена их, и произведения затерялись в анналах русской живописи. Но именно рядом с ними, в тесном дружеском общении формировался могучий талант Шишкина. Тем более что некоторые из них продолжили обучение вместе с Шишкиным в Академии художеств в Петербурге.
«Занятиями своими и любовью к искусству подавал большие надежды», - написал Мокрицкий в последнем отчете о занятиях с Шишкиным после его отъезда в Петербург. Эти надежды Шишкин вполне оправдает. Сердечный характер отношений ученика и учителя сохранился и после переезда Шишкина в Петербург, о чем свидетельствует их переписка.
Окончив курс в Московском училище и понимая, что должен идти дальше, Шишкин 25 января 1856 года уезжает из Москвы в Петербург, чтобы поступить в Академию художеств. «Чувства у меня не совсем спокойные при оставлении Москвы. В Москве привык, сжился, приобрел любовь товарищей и наставников...» - пишет он в Елабугу. В одном из первых петербургских писем есть слова о том, что здесь «не верят почти никаким чувствам, души здешних обитателей такие же черствые и холодные, как и самый климат». «Москва как-то проще, а потому лучше» - таков был приговор Шишкина12.
Но именно с Петербургом отныне будет связана его жизнь. И уже через четыре года он напишет иное: «Петербургская жизнь с ее мишурой и прежде на меня не производила ровно никакого действия. Но в этой же самой жизни есть великолепные стороны, которые нигде у нас в России покамест встретить нельзя, и действие их так сильно и убедительно, что невольно попадешь под их влияние, и влияние это благотворно. Не принять и не усвоить их - значит, предаться сну и неподвижности, и застою»13.
Первое появление в Академии художеств вызывало у него робость. «Страшно представляться к строгим профессорам Академии, здесь мне кажется все величавым, массивным...» - писал Шишкин родным14. Однако все обошлось как нельзя лучше и он был определен в пейзажный класс, которым руководил Сократ Максимович Воробьев, сын известного живописца М.Н. Воробьева. В должность преподавателя пейзажной живописи после своего отца он вступил незадолго до приезда Шишкина - в 1855 году, а звание профессора получил в 1858 году. Шишкин в письмах отмечал его неизменную благожелательность и интерес к себе.
Уже в мае 1856 года Шишкин привлек внимание преподавателей Академии своими рисунками с натуры: «Я... представил им рисунки такие, что они удивились и почти единогласно воскликнули: молодец, москвич... И здесь я нашел людей, которые меня поняли... Посему я приобрел здесь почти всеобщее уважение, как было и в Москве»15.
Для первой летней натурной работы Иван Шишкин и еще несколько учеников были направлены советом Академии в живописное местечко Лисий Нос на Финском заливе, в 25 верстах от Петербурга. С конца мая до ранней осени они увлеченно работали здесь, на морском берегу. Но море не стало для Шишкина объектом художнического интереса. «Море, которое я прежде жаждал посмотреть, даже прискучило, вечная беспредельность, и видишь только свой берег, а другого никак...» - пишет он родным16.
В качестве отчета о летней работе в совет Академии Шишкин представил картину, написанную на основе натурных этюдов, - в своих письмах он называет эту картину «Полдень теплого дня, вид из окрестностей Петербурга». Художник так характеризует задачи, которые он решал в картине: «В ней нужно было выразить теплоту воздуха и прозрачность его, влияние солнца на предметы - верность, сходство, портретность изображаемой природы - и передать жизнь жарко дышащей натуры. Исполнил по мере сил и воле Бога - недурно...»17.
Одно из самых ранних сохранившихся живописных произведений Шишкина носит название «Вид в окрестностях Петербурга» (1856) и также связано с натурной работой на Лисьем Носу. Возможно, и эта картина была представлена на экзамен. В ней еще с трудом можно угадать будущего Шишкина-пейзажиста - здесь налицо академические приемы исполнения пейзажа, открывающиеся в декоративности листвы, расположенной в виде своеобразной рамы, сквозь которую открывается даль, в изяществе рисунка, в искусственности колорита и в общей условности решения с привкусом пасторальности17.
Шалаш. 1861
Холст, масло. 36,5 х 47,5 см
Государственный музей изобразительных искусств Республики Татарстан, Казань
Осенью Шишкин с тревогой ждал результатов первого экзамена. Для него это был поворотный момент в судьбе - он обещал родителям, если не получит медали, бросить свои художественные занятия, чтобы стать наконец полезным семье. «Сбрасываю с себя оболочку художника, и я тогда в полной вашей воле»18, - пишет он. Но экзамен был надолго отложен, и только в марте 1857 года Шишкин получил Малую серебряную медаль - первую академическую награду, доказательство правильности избранного пути. С этого времени все экзамены он переживал очень нервно, беспокоился о том, как примут его работы, жаловался на нехватку времени. Шишкин честолюбив, чувствителен к похвалам и порицаниям. Он постоянно погружен в работу, не переносит ничего, что отвлекает от нее, - ни праздников, ни формальностей академической жизни. И в то же время постоянно корит себя за лень, за манеру оттягивать завершение работы. Его образ жизни, сложившийся в этот период, остается неизменным на протяжении всего творческого пути художника. Шишкин жил в это время в большой бедности, получая очень скромную помощь из Елабуги. Художник П.И. Нерадовский писал в своих воспоминаниях: «Отец мой учился вместе с И.И. Шишкиным в Московском училище живописи, а затем и в Академии художеств. В Петербурге они жили вместе. Отец мой был немного более обеспеченным. Шишкин был беден настолько, что у него не бывало часто своих сапог. Чтобы выйти куда-нибудь из дома, случалось, он надевал отцовские сапоги»19.
Свое второе академическое лето 1857 года Шишкин провел в деревне Дубки близ Сестрорецка вместе с П. Джогиным, А. Гине и И. Волковским и работал там, по его собственному выражению, «с ожесточением». Профессор Воробьев отдал «под начало» Шишкину двух младших учеников, и с этого, можно сказать, началась «педагогическая деятельность» Шишкина. Руководство этюдной работой на натуре, в том числе и на собственном примере, впоследствии станет основным методом его работы с учениками.
Мельница в поле. 1861 Холст, масло. 37 х 56,5 см
Государственный музей изобразительных искусав Республики Татараан, Казань
Здесь, в Дубках, Шишкин нашел натуру, которая сыграла огромную роль и в его дальнейшей творческой биографии. Это была историческая дубовая роща, посаженная на берегу моря самим Петром I. Отчетом художника о летней работе явились на этот раз четыре пейзажных рисунка карандашом, выполненные в большом размере. «До сих пор еще никто не рисовал в Академии и никто не представлял на экзамен подобного рода рисунков, - пишет Шишкин в письме. - Эти рисунки так сделаны, что профессора удивились, пришли в восторг от них и назначили медаль, и чтобы выставить на выставку... Своих собратий озадачил, да главное, с этого времени Советом положили и обязали всех учеников пейзажистов, чтобы каждый представлял на экзамен в каждую треть года рисунки подобного рода»20.
Среди летних академических сезонов особую роль в творческом становлении Шишкина сыграли три сезона - с 1858 по I860 год, - которые он провел на острове Валааме. В ту пору Валаам становится притягательным местом для петербургских художников-пейзажистов, туда постоянно направляли учеников Академии. И для Шишкина суровая и величавая природа острова стала откровением. Строгий уклад монастыря, в котором жили ученики Академии, соответствовал натуре Шишкина, и здесь ему многое удалось сделать. «До того я свыкся с тишиной монастырской жизни и Валаамом вообще, что трудно отвыкнуть. Бог даст, на следующее лето туда опять», - писал он после первого этюдного сезона21. В декабре 1858 года он получил Большую серебряную медаль за представленные отчетные работы - три рисунка пером и восемь живописных этюдов. Один из этих этюдов - «Сосна на Валааме» - сохранился в собрании Пермской картинной галереи. Его этюды суховаты по живописи, еще условны по колориту, но точны в рисунке. «Там природа такая разнообразная, дикая и, следственно, трудная...» - отмечал Шишкин. Пристальное штудирование натуры дает ему уверенность в характеристике пейзажных форм. А виртуозно исполненные большие рисунки пером «произвели страшный фурор, некоторые приняли их за превосходную гравюру», - писал художник22. Этюды и рисунки, созданные на Валааме, Шишкин в 1859-1860 годах перевел в литографию в связи с предполагавшимся составлением альбома летних работ, который он задумал издать вместе с Джогиным и Гине.
По валаамским этюдам он начал писать картину «Ущелье на Валааме» и, испытывая неуверенность в ее живописном решении, делился своими сомнениями с А.Н. Мокрицким. Учитель отвечал ему: «Вы пишете, любезнейший Иван Иванович, о какой-то вещи, изготовляемой Вами на выставку, - я понял, что это должна быть картина масляными красками; Вы боитесь за нее? А я не боюсь, - кто так понимает рисунок и владеет им, тому стыдно бояться за краски...»23. В апреле 1859 года эта картина принесла Шишкину заслуженную Малую золотую медаль. Его очень тронула надпись, выбитая на этой медали, - она гласила: «Достойному».
Пейзаж. 1861 Холст, масло. 35 х 51 см
Государственный Кировский областной художественный музей имени В.М. и А.М. Васнецовых
Этюды, написанные на Валааме, Шишкин отправил на выставку в Московское училище живописи и ваяния. Они были проданы, что сделало жизнь художника более сносной в материальном отношении. Он позволил себе на скопленные деньги купить два офорта швейцарского художника А. Калама, романтической манерой которого вто время Шишкин восхищался.
Летом 1859 года на Валааме Шишкин работал над этюдами к программе - конкурсной картине, которую собирался представить на Большую золотую медаль, успешно завершив тем самым свое образование. Однако конкурс, который должен был состояться в марте 1860 года, был отложен на сентябрь. Это дало возможность Шишкину провести еще одно лето на Валааме в работе над программой и в результате представить на конкурс не одну, а две картины с одинаковым названием - «Вид на острове Валааме. Местность Кукко».
Одна из этих конкурсных картин находится ныне в собрании Государственного Русского музея, другая - в зарубежном частном собрании. В Государственном Русском музее находится и один из этюдов Шишкина к конкурсным произведениям - «Камни в лесу. Валаам», в котором художник прорабатывает фрагмент переднего плана, передавая и фактуру каменистой поверхности, и разнообразный характер близко взятого растительного покрова. Скалы Валаама стали зерном его конкурсных картин. Шишкин хорошо передает естественную взаимосвязь камня и растений, воспроизводит все пластическое разнообразие природных форм, которые за три года работы на острове стали для него знакомыми во всех деталях.
Значение Валаама в его творчестве было столь велико именно потому, что здесь натура оказалась воплощением романтической сути природы, к которой Шишкин был в этот период весьма чувствителен. На Валааме не нужно было ничего сочинять, достаточно запечатлеть его таким, какой он есть. По мере становления, романтизм в произведениях Шишкина уступает место вдумчиво-реалистической манере - и это начинается на Валааме.
Пришел сентябрь, и Шишкин выставил свои картины в залах Академии в числе претендентов на Большую золотую медаль. Наконец он мог сообщить родителям о получении последней и высшей награды Академии художеств. «Теперь ворота все открыты и я свободен», - пишет он24. В письмах Шишкину Мокрицкий в свойственной ему манере говорил о Большой золотой медали, что она «для художников есть золотой ключ к дверям земного рая». Но молодой художник, болезненно требовательный к себе, был неудовлетворен своими конкурсными работами и даже собирался написать и представить в Академию взамен них другую картину.
Большая золотая медаль давала художнику право на длительную заграничную пенсионерскую командировку. Однако отъезд за границу не слишком привлекал Шишкина, и он попытался заменить его путешествием в Крым или по России в качестве пенсионера Академии. В апреле 1861 года он подал прошение в Академию, предполагая отправиться на год с профессором А.П. Боголюбовым в поездку по Волге, Каме и Каспийскому морю. Но этот план не осуществился, и 25 мая 1861 года Шишкин уехал в Елабугу, где провел пять месяцев. Здесь он много писал, рисовал, и, судя по дневниковым записям его отца, создал около пятидесяти произведений. Среди них - «Шалаш» и «Мельница в поле». В этих работах Шишкин открывается по-новому, в них явно наметились уже поиски поэтического воплощения национального пейзажа.
В Петербург он возвратился в конце октября 1861 года. Настоятельные советы Мокрицкого, который считал полезной для него перемену натуры и говорил об окрыляющем воздействии Италии на северных художников, сыграли свою роль, и в апреле 1862 года Шишкин выезжает за пределы России.
Дубы. Эскиз для картины «Вид в окрестностях Дюссельдорфа». 1865
Дерево, масло. 41,5 х 34,5 см
Государственный Русский музей, Санкт-Петербург