– Нельзя сказать, что Валерия прямо копия господина Коха, – заметил Боря, рассматривая снимки, которые мне переслала Леокадия. – С другой стороны, она и не слепок Кирилла Фокина. У женщины есть нечто общее и с Кохом, и с Фокиным. Но вы вот похожи на Петра Первого, а он вам не отец родной.
– Надеюсь, у меня не характер царя-реформатора, а я всего лишь подобен ему ростом, – усмехнулся я. – Когда анализ ДНК на отцовство стал доступен широким массам, ряд мужей начали обращаться в лабораторию, чтобы выяснить, своих ли по крови малышей они воспитывают. И вылезла малоприятная правда: часть отцов, решивших сдать пробу, не имели ничего биологически общего с теми, кого любили как родных детей. У нас нет результата анализа ДНК девушки. Но есть повод задуматься. Валерий Кох – известный журналист, пишет о кино. Но ради Эмилии сделал исключение, ушел в тему балета. Это единственный раз, когда критик так поступил. Может, он не откажется побеседовать с нами? Попробуйте с ним договориться.
Мой помощник бросил взгляд на часы.
– Восемнадцать тридцать, в такой час вполне прилично позвонить незнакомому человеку.
Батлер начал изучать экран ноутбука, я спокойно пил чай.
– Готово! – воскликнул секретарь. – Нашел номер. Алло, добрый вечер, вас беспокоит…
Я продолжал наслаждаться напитком, глядя на то, как меняется выражение лица Бориса. Когда батлер положил мобильный на стол, мне стал ясен результат беседы.
– Если докладывать коротко о результате нашего общения, то меня корректно послали куда подальше, – мрачно сообщил батлер. – Контакт Коха, но не того, который нам нужен.
– Почему-то знакомая фамилия, – пробормотал я.
– Ну, она не такая уж редкая, – пожал плечами Боря, – в интернете нашлось немало людей, у которых в паспорте стоит «Кох».
Я схватил телефон и набрал номер Ирэн Львовны. Дама – наша соседка, мама Олега Котина, моего лучшего друга.
– Ванечка, – пропело красивое сопрано. – Как дела? Давно не виделись!
– Позавчера забегал к вам на чай, съел невозможно вкусный – или вкусное – хачапури. Не знаю, какого рода мегрельский пирог с сыром, – начал оправдываться я.
– Визит был в понедельник, а сегодня среда, – возразила Ирэн. – И у меня скопились вопросы. Вероятно, знаешь, куда Олежек начал исчезать примерно три раза в неделю? Как ее зовут? Она из приличной семьи или как обычно?
Я молча слушал маму Котина. В курсе ли я, чем Олег занимается несколько раз в неделю? Конечно. Но своих не сдаем.
Я набрал в грудь побольше воздуха.
– Честное слово, сегодня вечером загляну. Если только у вас нет каких-то планов.
– Иду в театр с Инессой, – засмеялась Ирэн. – А теперь спрашивай, что хотел выяснить.
– Вы ведете активный образ жизни, – начал я аккуратно подбираться к нужной теме.
– Как и Николетта, – отметила Котина.
– Но у вас разный круг общения, – возразил я. – Мне нужен Валерий Кох, журналист. Он не вхож в салон маменьки. У нее другая публика, а я ищу Коха. Образовался клиент, с которым он, вроде, связан.
Боря быстро повернул ко мне экран одного из своих ноутбуков. Я начал читать вслух любезно предоставленную информацию.
– Раньше Кох писал о кино, считался одним из самых влиятельных молодых критиков. Сейчас ведет ютуб-канал, весьма популярный. И там, опять же, ведет беседы только о киноискусстве.
– Валерик немилый мальчик, – хмыкнула Ирэн. – Я с ним в поверхностных отношениях, кухонных, вроде «вам какой чай?». Если хочешь с Кохом поболтать, звони Олежику, у него точно есть все контакты.
Поблагодарив Котину, я опять постучал пальцем по экрану, но друг сбросил вызов и прислал сообщение: «Прости, на совещании. Драка за бабло. Срочно?»
«Не очень», – ответил я.
«Через час-полтора?»
«Ок», – напечатал я.
И тут мой телефон зазвенел. Меня разыскивала маменька.
– Ты где? – как всегда не поздоровавшись, начала негодовать она.
– В офисе, – ответил я.
– В каком? – прилетел следующий вопрос.
– В своем.
– А-а-а, – протянула маменька, – интересно!
Я удивился. Что происходит? У маменьки странный тон!
Тут в мое ухо влетел вопль:
– Вава!
Моя рука дрогнула, трубка выпала, спланировала на пол, но продолжила кричать:
– Мы тут сидим, ждем, а он!..
Борис поднял сотовый, но маменька замолчала. Я глянул на экран и понял, что она отсоединилась.
Через пару секунд телефон вновь зазвенел, но на сей раз номер оказался незнакомым. Я протянул трубку Боре. Тот начал беседу:
– Слушаю вас! Добрый день. Сейчас. Иван Павлович, это Эдуард, модельер.
Телефон опять перекочевал ко мне.
– Ив, дорогой, – защебетал Трубецкой фон Блюмен, – мы договаривались насчет примерки на завтра. После визита к вам я поехал в свой офис. А госпожа Адилье отправилась пообедать в клуб к Жоржу.
– Так, – пробормотал я, – ясно.
– После трапезы Николетта прилегла отдохнуть, – лепетал Эдик, – а когда проснулась…
– …решила, что уже настало завтра, – не выдержал батлер.
– Да, Боренька, вы, как всегда, правы, – протараторил модельер, который его услышал.
Мне стало жаль парня. Сколько себя помню, маменька всегда любила днем подремать пару-тройку часиков. График жизни у нее никогда не меняется. Луна может свалиться с небосвода, на земле высадятся инопланетные чудовища, но маменька в шестнадцать часов обедает, а в семнадцать уютно устраивается в кровати. В девятнадцать-двадцать она просыпается, пьет кофеек и готова принимать гостей или сама к кому-то отправляется. Дневной сон идет маменьке на пользу, благодаря ему она способна бодрствовать до двух часов ночи. В три маменька ложится спать, просыпается в полдень. Летом у нее не случается проблем, а вот поздней осенью и зимой, когда темнеет рано, подчас происходят конфузы.
Помню, как в начале ноября матушка, открыв глаза в семь вечера, вышла в столовую, увидела меня, тогда еще школьника, и возмутилась:
– Ты почему не на уроке?
На беду, в тот момент мы были в квартире вдвоем. Отец давно уехал по каким-то делам, домработница отправилась за покупками. Рядом не оказалось никого, кто мог бы сказать мне: «Парень, молчание – золото». Поэтому я заявил:
– Сейчас вечер! Занятия только завтра утром.
Маменька вмиг разозлилась:
– Завтра? Неужели надеешься столь глупо обмануть меня? Я только что проснулась! Время…
Маменька посмотрела на часы, которые висели на стене, и договорила:
– Семь двадцать. Ужас! Видишь, до чего мать своими капризами довел? Проснулась ни свет ни заря, нервы из-за тебя разорваны.
Нет бы мне промолчать, но я почему-то начал спорить. Что подтолкнуло меня к столь опрометчивому поведению? Ответа нет. Мне не следовало говорить следующую фразу, но я ее произнес вслух:
– Не семь. Девятнадцать двадцать!
Маменька ткнула пальцем в сторону часов.