Из Чикаго

Уже внутри

Но меня встретил Илья, и мы ехали на машине, так что деталей поездки от аэропорта на метро-электричке я в этот раз не выясню. По шоссе-то что: сначала пустоты, одноэтажные окрестности, какие-то промзоны, развязки, а потом и небоскребы. Дорога из аэропорта втыкается в город сбоку, он узкий, даунтаун не шире двадцати кварталов. У небоскребов сворачиваем налево, на север. Небоскребы длятся недолго, начинаются четырех-пятиэтажные дома, парки, развязки, затем – двух-трехэтажные районы с домами плотно друг к другу. Снова одноэтажные – это уже начинался Эванстон, северный пригород, который по своим соображениям предпочитал считаться отдельной муниципальной единицей. Райское место – как вскоре выяснится.

Я весьма городозависим, мне нравятся города. Больше, чем кино (которое почти не смотрю), чем театр, разумеется, и, несомненно, чем бóльшая часть литературы. Города лучше, плотнее, в них больше смысла, ну и просто я на них резонирую чувственно. Музыка, визуалка – это другое дело: это арт, другая субстанция. Ну и правильная литература, конечно, – правильность которой еще будет чуть-чуть определена, раз уж она стала причиной приезда, то есть – частью Чикаго.

Так вот, в других городах я бы расстроился, что вот же, новый город, а мы его проехали. В таких случаях непременно нужна какая-то его главная, основная точка, исходя из которой затем выстроится ощущение от места. Не формально главная точка, но какой-то сегмент, зона города, где надо оказаться, чтобы что-то там относительно него ощутить. Даже не «что-то», а именно этот город, и немедленно. А тут проезжаем через центр – дома всё выше, потом очень высокие, потом совсем высокие, после даунтана – в обратном порядке, но – никакого ощущения, что город остался позади. Нет, не остался, продолжается, он тут всюду, хотя и в разном виде. Мы в машине разговаривали, конечно. Но такое чувство возникло бы в любом случае и, скорее всего, – если бы возникло – даже и беседу бы изменило. Я бы расстроился, что город остается позади, сказал бы, возможно, что давай назад и немного там покрутимся. Но тогда мне это и в голову не пришло. Потому что город же всюду. Даже в той его части, которая и называет себя по-другому.

Словом, это уже Эванстон. Там все преимущественно одноэтажное с садами (центр тоже есть, в основном двух-трехэтажный, небольшой), апрель – цветы всех романтических расцветок: и снизу, и сверху, и деревья, и газоны. Озеро рядом, горизонта не видно, то есть – на горизонте ничего не видно, ровно море или океан. Гостиница – шестиэтажный краснокирпичный дом, но вход в него совершенно усадебный. Белый, с деревянными колоннами и верандой на входе, отчего этажи складывались и он будто двухэтажный. Холл тоже был историческим. Видимо, потому, что они называли себя чем-то венским, гарантируя постояльцам типичный старый европейский отель. Уровень подражания был неплох, даже картинки в холле выглядели ровно как картинки, какие бывают в венских пансионах. Графика с птичками: утки всякие, вот они уж точно аутентичны и в аутентичных рамках. Мебель тоже. Гнутые ножки с позолотой, овальные столики. То же и в номере: латунные ручки, деревянные рамы – зачем им это и как они этому научились? Впрочем, этого я так и не узнаю, да и какая разница.

Тут же и возвращение к главному вопросу этой книги, уже в конкретном, а не теоретическом отношении к его предмету: Is Chicago? Это Чикаго? Вроде бы какое же Чикаго, но – конечно, Чикаго. Любопытно: если бы дорога сюда была в обход даунтауна, то возникло бы это ощущение в данной одноэтажной – с вкраплением громадных домов пенсионных фондов для пожилых (потому что райское место) – местности? Ну что тут строить версии, как уж вышло. По факту – Чикаго. Или же я все-таки видел по дороге даунтаун, или как-то иначе, но нечто под названием Чикаго уже вошло в мой ум. Да, еще один плюс местности: тут нет пальм. Почему-то я их не люблю. В Майами однажды был небольшой ураган, сначала его все страшились, но он по дороге ослаб и в итоге всего-то повалил пару пальм. А они оказались неплотными, сырыми на изломе (я ощупал стволы). Неприятные, в общем.

Засыпая (лег рано, чтобы минимизировать джетлэг; все равно не поможет, но будет чуть легче), я думал те же мысли чуть с другого ракурса. Вот, собственно, почему такой точки нет? Если бы она была, то попадание сюда в обход нее не дало бы ощутить местность как Чикаго. Значит, ее, скорее всего, нет – по дороге не было ничего такого. Разве что какая-то реклама над развязкой со словами «Easy come. Easy go». И не Европа это по возрасту, там такие точки сами сложились за тысячу лет. Причем среда тут равномерно заполнена небольшими отдельными пригородами и частями города – общее ощущение города должно быть довольно слабым, не резким, но это не так. Значит, эта неизвестная точка весьма мощно транслирует Chicago во все его углы.

В Европе полно накопившихся за века идентификаций и значимостей, это делает города внятными. Но тут нет даже мифа, как, скажем, в Нью-Йорке или в Калифорнии в лице того и сего. Скажем, Sunny Miamy. Тут-то что на уровне устойчивых клише? Аль Капоне и чикагские банды? Капоне еще, наверное, знают за пределами США, но не банды, причем Капоне – он для всей Америки сразу. Чикагская школа экономики – who cares? Еще тут «Боинги» делают – тоже кому до этого какое дело, тем более что давно уже, наверное, перевели производство в Китай. Впрочем, вот я уже и про «боинги» вспомнил – видимо, местное знание начало проникать в меня. Конечно, оно имелось в латентной форме ранее, но тут активизировалось.

Это, значит, включается роуминг. Так бывает с языком, который по приезде в местность его бытования как-то сам включается в голове, и начинаешь говорить аутентично. С английским, да, это уже тут происходило – для этого и говорить на нем не обязательно, для включения роуминга хватит и вида вывесок. Да, здесь же еще и атомную бомбу делали – Манхэттенский проект, это было тут, в виде первого атомного реактора, в институте… ну, в каком-то институте. Еще мюзикл «Чикаго» – не видел, и вряд ли он как-то соотносится с городом. Но чем может быть та точка, которая задает город и включает этот роуминг? Не в «О’Харе» же она установлена, хотя понимание того, что ты в Чикаго, возникает даже раньше даунтауна и совершенно не слабеет в Эванстоне. В общем, городопроизводящая и идентифицирующая штука здесь есть, но она работает по неизвестным правилам. Разумеется, особняк староевропейского формата был абсолютно чикагским, не имеющим к Европе никакого отношения. Может быть, кроме столиков и уточек в рамках. Что не отменяло его уюта, комфорта, уместности и т. п.