1941 год. Архангельск. На улице Серафимовича, дом 43, в квартире 4 живет одинокий мужчина. Минимального размера пенсия, получаемая по состоянию здоровья, едва позволяет ему сводить концы с концами. Это Филадельф Николаевич Паршинский, 1887 года рождения, уроженец г. Ровно, русский (по другим данным поляк), гражданин СССР, беспартийный, образование среднее, из семьи служащих, по специальности педагог, одинокий, дважды судим, неработающий. Он — один из тех архангелогородцев, чью жизнь и судьбу изломал 1917-й.
Тридцатилетний канцелярский чиновник, служивший в таможне, бьш отнюдь не в восторге от тех изменений, что происходили в жизни северян после октябрьского 1917 года переворота и особенно после восстановления в Архангельске в феврале 1920 года советской власти. Превратившись из чиновника в советского служащего, Филадельф Паршинский не скрывал своего отношения к действиям советской власти, приведших, по его мнению, к заметному ухудшению условий жизни никах по контрреволюционной деятельности ответил, что их «у меня нет. Враждебную работу я проводил один. Связи ни с кем не имел». Но при этом признал, что был сторонником фашистской Германии и ожидал прихода немцев в Архангельск, «а они боялись этого». Следователь попытался приписать Паршинскому в качестве сообщника его соседа по дому Брюханова. Не признал. А те же соседи сообщили следователю, что Паршинский «клеветал на жизнь трудящихся Советского Союза, заявляя: вот дожили при советской власти, что ничего не стало, никаких продуктов, даже хлеба и того нет. Вспомнишь, как жили раньше при Николке — никакой нужды ни в чем не видели». Соседи доложили следствию и о том, что Филадельф Николаевич считал, что СССР «к войне не подготовлен. У Советского Союза не хватит сил и средств продолжать войну с такой страной, как Германия»". На очной ставке, несмотря на то, что бывшие соседи подтвердили его антисоветские настроения, Паршинский никого из них не оклеветал и в свои сообщники не записал. А вполне мог сделать это. Признав, что был готов писать антисоветские статьи в немецкие газеты, отказался признать, что намеревался выдавать немцам советских граждан-патриотов. 19 января было вынесено постановление о предъявлении обвинения и привлечении его в качестве обвиняемого по ст. 17, 58-1а и 58-10 ч. 2 УК РСФСР. На предложение рассказать следствию подробно о своей враждебной деятельности Ф.Н. Паршинский вновь заявил, что «я был и остаюсь враждебным к советской власти. Я не разделяю политики, проводимой советским правительством. В строительство социализма я не верил».
Следствие по делу Ф.Н. Паршинского было закончено 21 января. Следует отметить, что допрашивали его, как правило, в ночное время, начиная примерно с десяти часов вечера и до четырех утра. На большинстве допросов присутствовал прокурор по спецделам прокуратуры Архангельской области. А если не присутствовал, протокол допроса докладывался ему в тот же день, о чем свидетельствуют его подписи. 22 января 1942 года начальник Управления НКВД АО утвердил обвинительное заключение. На следующий день военный прокурор Архангельского военного округа военный юрист 2-го ранга Степанов также наложил резолюцию «Утверждаю», переквалифицировав статьи 17, 58-1а на ст. 19, 58-1а УК РСФСР. Управление НКВД и военный прокурор посчитали необходимым направить дело Ф.Н. Паршинского на рассмотрение Особого совещания НКВД СССР, рекомендовав применить к обвиняемому высшую меру наказания — расстрел. 27 мая 1942 г. Особое совещание вынесло вердикт — заключить в исправительно-трудовой лагерь сроком на десять лет, считая срок отбытия наказания с 7 января 1942 года.
Дальнейшая судьба Филадельфа Николаевича Паршинского неизвестна.