Из истории славянских синонимов

Синонимия привлекает к себе значительное внимание лингвистов, исследующих это явление с разных точек зрения. В частности, изучение синонимии важно для разработки семантической стороны этимологической процедуры, построения типологии семантики[1]. При этом используется метод семантических параллелей, основанный на регистрации регулярных семантических изменений (переходов). По мнению Ж. Ж. Варбот, наибольшей доказательностью обладают параллели из одного и того же языка или близкородственных или территориально близких языков, а особенно надежны данные этимологических гнезд, основанных на исходно синонимичных лексемах, одного или нескольких близкородственных языков[2].

В последнее время появились исследования, в которых в качестве синонимических единиц рассматриваются целые словообразовательно-этимологические гнезда[3]. Такая постановка вопроса вполне оправданна. Во-первых, синонимия, в одном из вариантов, предполагает частичное пересечение значений и употреблений единиц. Во-вторых, такое понимание применимо не только к лексемам, лежащим в основе подобных гнезд, так как, благодаря определенной регулярности словообразовательных процессов и параллелизму семантических изменений, значительная часть семантики гнезд оказывается совпадающей[4]. Наконец, в-третьих, следует считаться с явлением синонимии в разных языках и диалектах[5]. Так, родственные языки могут предпочитать в одном и том же значении формы, входящие в разные гнезда, основанные на исходно синонимичных корнях (лексемах). Особым вопросом является интерпретация древнейших синонимов в плане заимствований (ингредиентов), ср. работы В. В. Мартынова[6]; такой анализ существен для выяснения проблем славянского глотто‑ и этногенеза.

Поскольку известно, что синонимия — явление, свойственное языку на разных этапах его истории (ср. определения «исходное», «реконструируемое» для характеристики значений опорных глаголов синонимичных гнезд), интересно проследить бытование какой‑л. группы синонимичных гнезд во времени. Этому и посвящена предлагаемая статья, в которой рассматриваются гнезда, основанные на глаголах с исходным значением ‘вязать, плести’: праслав. *plesti, *verti, *verzti и *vęzti. Это не все глаголы с таким исходным значением, ср. слав. континуанты и.‑е. *(s)ner‑ ‘крутить, вить, плести’, *sneu‑ ‘крутить, связывать’ (Pokorny I, 975—977) и т. д. Однако именно эти гнезда засвидетельствованы довольно широко и позволяют делать различные обобщения, в отличие от других, представленных в славянской лексике, как правило, лишь реликтами. Анализируются глаголы и существительные указанных четырех гнезд; собранный материал, как правило, ограничен апеллативной лексикой.

Рассмотрим и.‑е. истоки анализируемых гнезд.

Праслав. *plesti, *pletǫ помещено Ю. Покорным в статью *plek̑‑ ‘плести’ (Pokorny I, 834—835). Слав. формы интересны зубным расширителем (ср. др.-греч. πλέκω ‘плету’), характеризующим еще только италийский и германский, причем предложена интерпретация этих форм как совместной инновации перечисленных языковых групп[7]. С другой стороны, сделана попытка объяснить праслав. форму наст. вр. «кентумной инфильтрацией», так как закономерной формой было бы **plestǫ, инфинитив же объясняют аналогией с *gnesti и под. (Преображенский II, 74). В этой связи интересны слав. диалектизмы, сохраняющие форму корня без расширения и с «кентумной» рефлексацией, вроде рус. диал. оплёка ‘паз, с помощью которого доски скрепляются замком; гнездо; тот, кто много болтает или врет’ (СРНГ 23, 261)[9] или словен. диал. plę́ka ‘маленькая плетеная калитка’ (Pleteršnik II, 55)[10]. Праслав. *plesti, по объяснению В. В. Мартынова, является италийским ингредиентом в праславянском. Этот глагол занял место глагола *pęti, утратившего первичное терминологическое значение, сохраняющееся в балтийском (лит. pìnti ‘плести’) и германском (гот. spinnan ‘прясть’, англ. to spin то же)[11]. По мнению О. Н. Трубачева, термин *plesti первоначально относился к плетению из гибких, тонких побегов, прутьев и веток дерева. Праслав. *plo(k)tъ, обозначавшее решетчатый борт воза, возможно, сплетенный из веток, является образованием и.‑е. времени, ср. герм. параллель ж. р. *flahtō[12].

Чрезвычайное семантическое многообразие материала, предполагающего и.‑е. корень *u̯er‑, побудило Ю. Покорного дать в своем словаре тринадцать соответствующих статей (Pokorny I, 1150 sqq). Некоторые из группировок материала в семантическом отношении значительно удалены от приведенного под 1. u̯er‑ ‘связывать, присоединять’, однако в ряде случаев речь идет о несомненно генетически родственных образованиях. Так, в результате чрезмерной дробности в подаче материала рус. воронка ‘сосуд’ оказалось в статье 1. u̯er‑, а польск. wrona ‘отверстие’ — в статье 7. u̯er‑ ‘разрывать, царапать’, или: рус. диал. верать ‘совать, втыкать’ — в статье 1. u̯er‑, а рус. диал. завор ‘gesperrter Durchgang’ (собственно, ‘запор’) — в специальной статье 5. u̯er‑ ‘запирать, крыть; оборонять, защищать’, причем в обоих случаях оговаривается возможная принадлежность к 3. u̯er‑ ‘вертеть, гнуть’. В современных славистических исследованиях материал, мотивированный значениями ‘связывать’, ‘совать, втыкать’ и отчасти ‘вертеть, гнуть’, рассматривается как единое гнездо с семантически емким корнем *ver‑[13]. Уже в праиндоевропейскую эпоху лексика с корнем *u̯er‑ была сильно дифференцирована в семантическом отношении, и праславянский унаследовал это разнообразие, что доказывается наличием и.‑е. соответствий вроде праслав. *vьrvь: лит. *vir̃vė ‘веревка’, праслав. *vorъ (ср. рус. диал. во́ры ‘запоры, засовы, жерди, преграждающие вход куда‑л.’ (СРНГ 5, 129), укр. вір, во́ру ‘ограда из жердей’ (Гринченко 1, 239) и т. д.): лит. vãras ‘жердь в ограде’ и др.

И.‑е. корень *u̯erg̑h‑ интерпретируется как расширение 3. u̯er‑ ‘вертеть, гнуть’; как предполагается, он характеризовался семантикой ‘вертеть, сжимать, давить’ (Pokorny I, 1154). В слав. языках основным значением является ‘вязать, связывать’, выводимое и из ‘крутить’, и из ‘сжимать, давить’. Учитывая возобладавшую семантику ‘вязать’, особенно интересно отметить лексику, сохраняющую, как представляется, старую семантику кручения, например, с.‑хорв. vŕsti se, vŕzati se ‘крутиться, вертеться’: Tri se žene oko kuće vrzaju (RJA XXI, 539—540, 585), vȑza, vrzalo ‘вертун’ (RJA XXI, 585).

И.‑е. истоки праслав. *vęzti, в отличие от трех предшествующих случаев, не установлены однозначно. Существует ряд версий происхождения этого обширного гнезда: 1) и.‑е. корень *ang̑h‑, представленный в лат. angō, angusutus, др.-греч. ἄγχω ‘душить, давить’, не знал чередований гласных; закономерными продолжениями этого корня стали слав. формы серии *(v)ǫza, а все славянские глагольные формы с корневым вокализмом *е являются вторичными (Vaillant. Gramm. comparée I, 185; III, 147); 2) предполагается и.‑е. корень *eng̑h‑ с перфектом *ong̑h‑ (Skok III, 584); 3) предполагается контаминация синонимичных корней *u̯erg̑h‑ и *ang̑h‑[14]; 4) корень *vęz‑ (*venz‑) является продолжением формы *verz‑ с заменой r на n[15]; 5) реконструируются и.‑е. *veik̑‑ и *veig̑‑, удвоение заднеязычного дало в слав. *vig̑g̑‑ → *vęz, ср. лат. *vik̑k̑ → vinc‑ (vincīre ‘связывать’) (Machek² 679). Есть и другие толкования (см. лит.: Фасмер I, 374). В данной работе мы не ставим задачи однозначного решения вопроса о происхождении слав. *vęzti, хотя имеющийся в нашем распоряжении материал позволяет предполагать, что гнездо слав. *vęzti формировалось, вероятнее всего, на основе и.‑е. *ang̑h‑, подвергшегося каким-то воздействиям. В пользу того, что воздействие оказывалось со стороны синонимичного *u̯erg̑h‑, свидетельствуют факты слав. лексики: 1) рус. диал. перевясло × повересло → перевесло; 2) чеш. provaz ‘веревка’, при ст.-чеш. povraz, словац. povraz то же, иллюстрирующие взаимодействие производных *vęzti и *verzti. Указанное взаимодействие объясняет начальное v‑[16], но не может однозначно объяснить корневой вокализм.

Таким образом, праславянский язык унаследовал лексику, входящую в и.‑е. гнезда *plek̑‑, *u̯er‑, *u̯erg̑h‑ и *ang̑h‑, причем степень устойчивости этой лексики (и формальной, и, как будет показано ниже, количественной) оказалась различной.

Рассмотрим основные черты праславянской истории гнезд.

Наиболее значительным процессом праслав. периода было формирование гнезда *vęzti на основе и.‑е. гнезда *ang̑h‑ под воздействием синонимичного *verzti (*u̯erg̑h‑), а также, возможно, еще каких-то факторов. За гнездом *plesti искони была закреплена семантика изготовления чего‑л. единого, плетения из веток и под. (см. выше), сохранились также некоторые древние термины ткачества (см. ниже о праслав. *platъ). Семантически емкое гнездо *verti сохраняло свои многообразные значения (ср. выше о трех основных сферах семантики этого гнезда). Генетически связанное (производное на и.‑е. уровне) с ним гнездо *verzti, преобладающей семантикой которого является ‘связывать’, сохранило и значения, соответствующие и другим значениям *verti, а именно — ‘совать, втыкать’, ср. с.‑хорв. vȓsti ‘вставить, вдеть (ремень)’ (RJA XXI, 539), uvráziti ‘вдеть (нитку в иголку)’ (RJA XX, 205) и под. Под влиянием *verzti формируется крупное гнездо *vęzti, причем значения ‘сжимать, давить, теснить’ (ср. др.-греч. ἄγχω ‘душить, давить; мучить’, нем. Angst ‘страх’) сохраняются в серии прилагательного *ǫzъkъ. Это прилагательное для праславянского уровня может считаться лишь соотносительным с *vęz(a)ti, но указанная семантика обнаруживается и в таких именах с корневым *о, которые правомерно рассматривать как производные от праслав. *vęz(a)ti, о чем свидетельствуют их значения и форма (особенно префиксальные образования). Ср. континуанты праслав. *(v)ǫza, например, с.‑хорв. ȕza ‘веревка, путы; тюрьма, темница; неволя, плен’ (RJA XX, 228—231). Продолжения праслав. *obǫza редко демонстрируют материальную семантику, ср. в этой связи блр. диал. абу́за ‘грузило, привешиваемое к нижней тетиве сети’[17], чаще в славянских языках представлены продвинутые, метафорические значения, ср. н.‑луж. hobuza ‘ноша, груз; беспокойство, досада, раздражение, печаль, забота, шутка, проделка, вред; раздосадованный, неприятный человек, меланхолик’ (Muka I, 385).

Гнездо *verzti оказывается в целом наименее объемным, однако славянская территория, и это единственный яркий случай такого рода в рассматриваемой группе гнезд, членится, с точки зрения сохранения и развития этого гнезда, на две неравные части. Дело в том, что в болгарском языке возобладала форма въ́ржа, вытеснившая продолжения праслав. *vęz(a)ti, но обязанная своим нынешним обликом воздействию на *vьrze‑ именно со стороны *vęže‑ (см. об этой контаминации Vaillant. Gramm. comparée III, 148). На остальной славянской территории данное гнездо в праслав. эпоху было распространено гораздо шире, чем сейчас, ср. хотя бы распространение континуантов *povorzъ: ц.‑слав. повразъ ‘lobus, penna’ (Miklosich LP 585), с.‑хорв. pȍvrȃz ‘веревка, завязка; перевязь на сумке; ручка, дужка (у котла, кастрюли)’ (RJA XI, 290), словен. povràz ‘веревка, завязка’, póvraz ‘ручка, дужка (у котла, корзинки)’ (Pleteršnik II, 199), чеш. provaz ‘веревка, канат; фитиль’ (Kott II, 1199), словац. povraz ‘веревка, канат’ (SSJ III, 376), польск. powróz ‘веревка’ (Варшавский словарь IV, 864), кашуб.-словин. povrȯz ‘веревка, жгут’ (Sychta IV, 152), укр. по́вороз ‘шнурок, бечевка; завязка’ (Гринченко III, 226), — с распространением (точнее, сохранением) континуантов соответствующего глагола *poverzti: ст.-слав. поврѣсти ‘связать’ (Miklosich LP 586), с.‑хорв. povrsti[18] ‘связать, скрепить что‑л.’ (RJA XI, 295).

Ниже мы остановимся на наиболее важных с формальной и семантической точки зрения образованиях в каждом из гнезд.

При определении контуров гнезда *plesti ключевым является вопрос о природе праслав. *platъ, обозначавшего кусок ткани, и считающихся родственными этому слову *plata, *platiti (куски ткани применялись как средство платежа, см. Фасмер III, 274—275). Обычное сближение с праслав. *poltьno не является единственным объяснением этих форм (см. против Machek¹ 372; лит. см. Фасмер III, 274). Наиболее убедительной нам представляется гипотеза Ж. Ж. Варбот о принадлежности *platъ к гнезду *plesti как имени с корневым вокализмом *ō и этимологическим значением ‘сплетенное’[19]. Помимо приводимых ею примеров, о реальности таких имен в данном гнезде свидетельствуют: 1) кашуб.-словин. platk ‘гнездо сороки’ (Lorentz. Pomor. I, 632), ср. рус. диал. оплёка ‘гнездо’ (СРНГ 23, 261); 2) словен. platník ‘вид плетеного улья’ (Pleteršnik II, 52), ср. словен. pletę̑r ‘улей из соломы’ (Pleteršnik II, 59); 3) словен. plȃtek ‘колдовство’, oplȃtki ‘сглаз’ (Pleteršnik II, 50; I, 836), ср. кашуб.-словин. oplǫtac ‘околдовать’ (Sychta IV, 82): словен. oplaté̯̣ti od koga ‘быть околдованным кем‑л.’ (Pleteršnik I, 835)[20]. Еще один старый термин ткачества в этом гнезде — *plety, *pletene[21].

Представлены названия частей телеги. Это прежде всего *o(b)ple(t)nъ/​*o(b)ple(t)nь, обозначавшее крепежную перекладину у повозки или саней, ср. болг. диал. о̀плѐн ‘перекладина, в которую забивают чеки у телеги’ (БД I, 258; III, 126), с.‑хорв. òplen ‘перекладина, держащая копылья саней’ (RJA IX, 73), словен. oplẹ̀n ‘планка, крепящая перекладины бортов повозки’ (Pleteršnik I, 836), чеш. oplen ‘соединительная перекладина у телеги; перекладина, соединяющая полозья саней’ (Kott II, 387), рус. диал. опле́н, опле́нь ‘верхняя перекладина, соединяющая копылья саней’ (СРНГ 23, 262), укр. оплі́н, оплі́нь ‘деревянная подушка, лежащая на оси, на ней лежит кузов; перекладины, положенные на копылы в санях для связки полозьев’ (Гринченко III, 58). Праслав. *naplatъ обозначало колесный обод или его часть, ср. болг. на́платъ ‘косяк колесного обода’ (Геров III, 198), с.‑хорв. náplatak ‘часть колесного обода’ (RJA VII, 494).

Ряд существительных обозначал части тела. Ср. *pletje ‘плечо’, т. е. ‘плечевой сустав’ (осмыслено как место соединения нескольких костей)[22], а также *ple(t)smo, реконструируемое, в частности, на основе словен. plésmọ ‘подъем ноги’ (Pleteršnik II, 57) (осмыслено как место соединения стопы и голени)[23]. Реальность указанных толкований (а это не единственные объяснения данных слов) подтверждается данными других гнезд глаголов с исходным значением ‘вязать, плести’, где представлены аналогичные анатомические термины (см. ниже).

Существительные гнезда *verti могут быть представлены в виде нескольких серий. Это 1) названия веревки, завязки, ср. *vьrvь, *ob(v)ora, *sъvora и т. д.; 2) названия цепочки, ср. *veriga, *veruga; 3) многочисленные названия жердей различного назначения, ср. *povora, *povorъ, *pověrъ; *zavorъ ‘запор, засов’; *vьrdlo; *verěja ‘воротный столб’ и т. д.; 4) названия плетня, ограды, стены или целого строения, ср. *vora, *vorъ, *ob(v)ora, *zavora; в этом же ряду обычно рассматривают и *vorta (Pokorny I, 1160; Фасмер I, 354—355), хотя возможна и принадлежность этого имени к гнезду и.‑е. *u̯ert‑; 5) названия пробки, затычки, втулки, ср. *vorna, *vornъ, *vornь; 6) названия соединительных элементов в повозке, телеге: дроги, шкворня и под., ср. *orzvora, *sъvora, *sъvorьnʼь, *sъvorьnikъ и др.; 7) названия плетеных изделий, например, *vernʼa, ср. блр. диал. верэ́ня ‘плетеная корзинка’ (Тураўскі слоўнік 1, 116), рус. диал. вере́нька ‘корзинка’ (Даль² I, 182); 8) анатомические термины, которые можно было бы объединить под рубрикой ‘место соединения нескольких костей; соединительная кость’, например, *jьverъ, ср. с.‑хорв. диал. ȉvȇr ‘коленная чашечка’ (RJA IV, 103), словен. ivę́r то же (Pleteršnik I, 300)[24], или болг. диал. свѝркъ ‘кость между кистью и локтем; кость между лодыжкой и коленом’ (БД VII, 129). Особое развитие получила в этом гнезде лексика, восходящая к *vьrati и *varati, обозначающая обман, хитрость и под.[25]

В гнезде *verzti представлены названия веревки, завязки, жгута, ср. *vorza (укр. воро́за ‘веревка или ремень в кнуте, которыми бьют’, Гринченко I, 255), *pavorzъ (рус. диал. па́вороз ‘шнурок, завязка’, СРНГ 25, 112), *povorza, *povorzъ, *uvorzъ (ст.-польск. uwroz ‘веревка’, Варшавский словарь VII, 420), *verzslo (с.‑хорв. vrijèslo ‘веревка и т. д.’, RJA XXI, 514), *obverzslo, *poverzslo и др. С формальной точки зрения интересно болг. вързо̀п ‘пакет, тюк, узел, кипа’ (БТР 113). Это слово имеет целый ряд толкований: суф. *‑оръ[26], позднее образование от връ̀звам по образцу сноп (БЕР I, 210), — но наиболее убедительно объяснено Е. Русеком[27], реконструировавшим праслав. *vŕ̥zobъ с редким суф. *‑obъ, ср. производные болг. диал. (родопск.) варзо̀балʼ ‘сетка из бечевки, в которой перевозят на животных травяной фураж’ (БД II, 136), варзо̀беў ‘пряжа с большим количеством узлов’ (БД V, 160) и рум. заимствования со звонкой финалью: диал. hirzób, vîrzób (БЕР I, 211). В правосточнославянских диалектах распространены образования с префиксальными элементами *ka‑, *ko‑, ср. *kavьrza. См. также о формах, проявляющих формальное и семантическое своеобразие: Vaillant. Gramm. comparée III, 411.

В гнезде *vęz(a)ti следует иметь в виду известную двойственность формы с.‑хорв. zauziti ‘завязать’ (RJA XXII, 535), oduziti ‘отвязать’ (RJA VIII, 699), которые удовлетворительно объясняются как десубстантивные от ȕza (ср. uzati ‘navrći uzu konju ili oglav, надеть недоуздок’, RJA XX, 244), но не исключают и интерпретации в качестве редких рефлексов собственно глагольных форм с корневым вокализмом *о.

Представлены многочисленные названия веревки, шнура и под.: *(v)ǫza, *(v)ǫzъ, *(v)ǫže, *vęzъ, *vęzslo, *povęzslo и т. д.; словом *pri(v)ǫzъ, вероятно, обозначался соединительный ремень у цепа, ср. рус. диал. приу́з ‘сыромятная привязь цепа, связь била с держалкою’ (Даль² III, 465). Ряд слов обозначал жерди различного назначения, это прежде всего *pa(v)ǫzъ, ср. чеш. pauz, pavuz ‘жердь-гнет на телеге’ (Kott II, 514), польск. pawąz ‘жердь-гнет на телеге с решетчатым бортом; жердь для переноски тяжестей’ (Варшавский словарь IV, 94), *pa(v)ǫza, ср. чеш. диал. pauza, pavuza ‘жердь-гнет на телеге’ (Kott II, 514) и производное *pa(v)ǫzina, ср. с.‑хорв. pauzina ‘жердь-гнет на телеге’ (RJA IX, 710), рус. диал. па́узина ‘жердь-притужина на стоге’ (СРНГ 25, 281). Отмечены термины бортничества, ср. континуанты *(v)ǫza: польск. wąza ‘первая постройка сотов в улье; сухие соты в пчелином улье’ (Варшавский словарь VII, 541), каш.-словинск. vą̃ză ‘соты в улье’ (Lorentz. Sl. Wb. II, 1276), рус. у́за́ ‘вощинка, которая выступает плоскими колечками по суставам ножек пчелы; восковой клей, из почек березы или других деревьев; сотовая сушь, без меду; вощина из-под сотов’ (Даль² IV, 478), блр. диал. ву́за́ ‘соты; вощина’ (Бялькевіч 113; Касьпяровіч 62; Слоўн. паўн.-заход. Беларусі 1, 335)[28]. Из анатомических терминов следует отметить *vęzъ, обозначавший шею (затылок), т. е. сочленение костей, ср. чеш. vaz ‘затылок, шея’ (Kott IV, 563), рус. диал. вя́зы ‘шейные позвонки, шея’ (СРНГ 6, 77), укр. в’я́зи ‘шейные позвонки’ (Гринченко I, 261), белор. диал. вја́зы ‘шея и прилегающая часть туловища’[29]. В этом же ряду и рус. диал. за́вязь ‘запястье’ (СРНГ 9, 350), белор. диал. вјазкы́ ‘место сгиба кисти руки’[30] и др.

В данном обзоре были приведены лишь некоторые образования. Уже в праславянскую эпоху все гнезда характеризовались значительной разветвленностью: собранный материал позволяет реконструировать не менее 400 лексем, претендующих на праславянский статус.

Можно выделить несколько вариантов отношений между гнездами с точки зрения обозначения отдельных реалий. Есть реалии, обозначавшиеся, вероятно, словами только одного гнезда, например, *pletje ‘плечо’. В значительной части случаев одна и та же реалия обозначалась существительными нескольких гнезд. При этом образования одного гнезда могут быть гораздо многочисленнее образований другого. Так, плетеная корзина, короб называлась *plenica, *pletenikъ, *pletenica, *pletenъka, *pletenьcь, *pleterъ, а также *vernʼa (и, возможно, *vernьka). Иногда же в нескольких гнездах представлены целые ряды образований, например, ограда, плетень назывались *plotъ, *o(b)plotъ, *perplotъ, *zaplotъ, *o(b)plota, *plety, ‑ene, *pletъ, *perpletъ, *poplěta, а также *vora, *vorъ, *ob(v)ora, *privora, *zavora. Ср. также многочисленные названия веревки, жгута, шнура, завязки в гнездах *verzti и *vęz(a)ti.

Таким образом, в праславянском языке, после формирования на базе и.‑е. *ang̑h‑ гнезда *vęz(a)ti, бытовали образования всех четырех гнезд, но (на большей части славянской территории) развивалась тенденция к маргинализации гнезда *verzti и вытеснению образований этого гнезда, передавшего часть своих потенций гнезду *vęz(a)ti. Лексика гнезд обслуживала разнообразные сферы деятельности праславян, причем одна и та же реалия часто обозначалась (в одних и тех же диалектах) лексемами разных гнезд группы. В то же время не удается найти примеров предполагаемой ситуации, при которой в части диалектов реалия называлась бы только лексемой одного гнезда, а в части — только лексемой другого, можно говорить лишь о предпочтениях.

Рассмотрим основные черты истории группы гнезд в период существования отдельных славянских языков.

Прежде всего, следует обратить внимание на судьбу гнезда *verti. Выше уже отмечалась тенденция к маргинализации гнезда *verzti, на новом этапе эта тенденция затрагивает и гнездо *verti (правда, о вытеснении образований этого гнезда говорить следует, по меньшей мере, с осторожностью). Для исторических славянских языков бо́льшая часть лексики этого гнезда — предмет скорее этимологии, чем словообразования. Живыми словообразовательные процессы остаются лишь для сферы десубстантивного глагольного словообразования и для сферы продвинутых, метафорических значений, характеризующихся в данном случае экспрессивностью (‘лгать’ и ‘красть’, ср. рус. производные от врать и вор); лексика же, соответствующая терминологическим и близким к ним значениям, почти не производится. Вместе с тем, важность реалий, обозначавшихся лексикой гнезда *verti в праславянском, обусловила значительную степень сохранности этого слоя образований.

Итак, после снижения активности двух гнезд — *verzti и *verti, — сильными членами группы, осуществляющими активные словообразовательные процессы, остаются гнезда *plesti и *vęz(a)ti (для болгарского — *plesti и *verzti). Ср. случаи контаминации и аналогических преобразований в «слабых» гнездах под влиянием «сильных», вроде чеш. provaz при ст.-чеш. povraz, словац. povraz и т. д.

Таким образом, на протяжении истории праславянского языка и отдельных славянских языков группа гнезд глаголов с исходным значением ‘вязать, плести’ претерпевала различные перестановки и перемещения максимумов словообразовательной активности. Основными этапами истории группы гнезд являются: 1) вытеснение праслав. *pęti в значении ‘плести’ кентумным ингредиентом *plesti (ранняя праслав. стадия); 2) формирование на основе и.‑е. *ang̑h‑ праслав. гнезда *vęz(a)ti; 3) снижение активности и постепенное вытеснение образований гнезда *verzti (в частности, за счет усиления *vęz(a)ti; праслав. стадия и в истории отдельных слав. языков); 4) (в части праслав. диалектов и параллельно предыдущему) усиление *verzti за счет *vęz(a)ti; 5) ослабление словообразовательной активности и маргинализация гнезда *verti (в истории отдельных слав. языков); 6) наличие двух «сильных» — *plesti и *vęz(a)ti — и двух «слабых» — *verti и *verzti (с иным распределением в болгарском) гнезд (хотя все гнезда должны считаться именно словообразовательно-этимологическими, только с разной весомостью каждого из двух компонентов, — современная стадия).

Следовательно, группа синонимичных гнезд сохраняет единство на протяжении длительного периода существования праславянского языка и отдельных славянских языков, но единство изменчивое, сопряженное с межгнездовыми взаимодействиями, из которых прежде всего следует отметить явления контаминации.