Из Кармана

Глава 1 Ангелы и мухи

В обычном мире Лену назвали бы шлюхой и алкоголичкой. Но здесь, в "Кармане", она исполняла роль расслабляющего элемента. "Блэкджек и шлюхи"[1]? Да, как-то так. Она пила, курила, занималась сексом и исполняла все желания, которые могут прийти в голову путнику, попавшему в карман межмирья. Действия людей в "Кармане" не шли в карму, что было очень удобно для всех. Сама же Лена получила продолжение своей привычной жизни.

Что можно рассказать о ней? Всё ещё приятная, хоть и слегка "потрёпанная" внешность и теперь "бесконечное" здоровье, усталая улыбка и бутылка водки. Вот и вся Лена. "Водки?" — это её стандартное приветствие.

Когда видишь подобное, возникает чувство, что попадаешь не в пространственно — временной карман, а в Советский Союз глазами американца начала 90-х. Вот и сейчас блондинистая стерва протянула мне рюмку, но, увидев на моём лице явное отвращение, пожала плечами и выпила её сама.

— Откуда путь держишь? — начала она разговор, чтобы нарушить звенящую тишину комнаты.

— Издалека. А ты здесь, какими судьбами?

— В карты проигралась одному демону. У меня был выбор. Я выбрала "карман".

— В карты? Демону? Да ну, ты издеваешься!

Лена развела руками:

— Если бы. В жизни и не такие анекдоты бывают. Могли и меня в карты проиграть. Так хоть знаю — сама виновата.

Я сел на старую деревянную табуретку, тоже напоминавшую мне про советские времена.

— Да, глупо получилось. А зачем демону это нужно было?

Лена усмехнулась, но в глазах её блестели капельки грусти:

— А просто так. Это игра. Ты что, не знаешь их? Те же люди, только связей и возможностей больше. Смерть от них — скорее подарок, вручаемый очень редко. А я дура была молодая. Не поняла, что за игру затеял этот бородатый.

Я попробовал вспомнить, кого из демонов она могла иметь в виду. Кто из них представал бородатым мужиком и любил азартные игры? В голову упорно ничего не лезло, и размышления прервала сама Лена, приоткрывшая моему взору те части своего тела, на которые мужчины обычно любят смотреть. Явно намекая на продолжение в другой обстановке, она пошла в свою комнату, по пути сбрасывая халат и зазывающее виляя задом.

Сам не знаю, откуда, но я чувствовал, что попал в это место не для пьянок и гулянок. Как именно я очутился в квартире Лены, оставалось загадкой даже для меня самого. Нет, она была неплоха. Просто совсем не для меня. Жизнь приучила к совершенно другим девушкам и обстановке. И, судя по всему, я всё ещё был жив. Потому, "пачкать" пусть не карму, но совесть, вовсе не собирался. А ещё в памяти сохранилось, что в ином мире меня ждала жена. Потому не было ни малейшего желания следовать за "жрицей любви" в её комнату.

Не дождавшись меня, хозяйка закрыла дверь, хлопнув ею так громко, что штукатурка над косяком упала на пол.

Я улыбнулся. Видимо, это был едва ли не первый отказ в её "новой жизни". А может, даже в обеих. Легко толкнув дверь, я вошел к ней. Она лежала на диване, совершенно нагая, ожидая меня. Дождавшись зовущего жеста, я кинул ей халат:

— Одевайся, куртизанка, покажешь мне, где живёт Перевозчик.

Недовольно поворчав, Лена накинула халат и побрела искать вещи, в которых можно было выйти наружу. Она крайне редко покидала свою обитель, а всё необходимое ей доставляли Курьеры. Деньги, как я узнал позже, в этом месте не требовались. Она выполняла свою работу и имела полное право на некоторую компенсацию. Потому, отказываться от еды, косметики и шмоток не собиралась даже здесь.

На сборы у неё ушло не больше двадцати минут, что для женщины — впечатляюще. Мысленно порадовавшись её "результату", я подождал, пока она выйдет и закроет за нами двери.

Она еще раз недоверчиво оглядела меня:

— К перевозчику, значит? Что же, пошли, путник.

Шли мы довольно долго, и, будь это обычный мир, уже давно бы стемнело, и на небе появились звёзды и луна. Но здесь звёзд не было видно. Лена подошла к металлической двери, постучала и на ворчливое "кто?", ответила «я». Этого нехитрого пароля оказалось достаточно, чтобы дверь открылась, и чудаковатого вида старик в потрёпанном флотском мундире, пригласил нас пройти внутрь. В этом гадюшнике «срач» оказался на порядок хуже, чем дома у Лены, да и запах стоял такой, словно здесь кого-то убили, а похоронить забыли. Опять же, довольно странно для подобного места.

Откуда здесь вонь? Хотя, если эти ностальгирующие по прошлому люди, так любят тащить сюда всё из прежней жизни, то чему удивляться? Почему Перевозчик жил в этом месте, оставалось для меня тайной, покрытой мраком. Я брезгливо переступил через горку мусора, сваленную прямо посреди коридора и прошёл в комнату хозяина. Там, в полуразваленном кресле, сгорбившись над журнальным столиком, сидел толстый лысый мужик в рваных штанах и майке, растянутой до невероятных размеров. Он отмахивался газетой от назойливых мух, отгоняя их от чашки остывающего чая с молоком. Удивительно было видеть в руках этого человека, в таком месте, не водку, а чай!

Невольно проведя параллели между жилищем Лены, её жизнью, и этим вонючим помойным ящиком, я почувствовал нелогичность происходящего.

— Чаю? — Предложил он мне.

Я поднял глаза на мужчину, вновь невольно удивляясь контрасту с недавним «водки?».

Мужчина протянул мне чашку с чаем. Хотя она была такой же грязной, как и всё вокруг, я отлично понимал, что смерть от инфекции мне здесь не грозит. Потому отказываться не стал, позволяя хозяину оказать гостеприимство.

— Да ты не волнуйся. Тут только на вид свалка. В этом мире всё метафорично, знаешь ли. У кого-то в доме помойка, а у кого — в голове.

Я кивнул, соглашаясь, и отмечая для себя интересный ход мыслей Перевозчика. Что сделал он и кому проиграл в карты свою жизнь, что оказался здесь, посреди гор мусора, жуткой вони и мух?

И хозяин не стал мучить меня:

— Тебе интересно, что я здесь делаю, когда вокруг есть места намного чище и лучше? Наверное, решил, что я, как все влип, попал в какую-то переделку и вынужден здесь сидеть, отбывая вечное наказание? А вот и нет. Это совсем другая история. Вряд ли ты её поймёшь. Когда-то я был достаточно богат и влиятелен, жил в роскоши. А в этой, новой жизни, получил зеркальное отражение всего, что имел. Обратную сторону. Но, поверь мне, не жалею ни о чём. Это был мой выбор. Мне просто не повезло. Конкуренция, знаешь ли. И когда я лежал на земле, с пулей в животе, тот парень, сопровождающий путников в этот странный мир, предложил сменить его на посту, но с небольшим условием. Я согласился. И по сей день честно несу службу. Правда, "офис" достался мне вот такой. Но, у каждого ангела свой рай.

— Ангелом я бы тебя не назвал…

— Не все ангелы с крыльями, сынок. Некоторые сидят в грязи, отгоняя мух от чашки.

Перевозчик достал карту и разложил на грязном столе. Та сразу же пропиталась разлитым чаем, но пятна влаги совершенно не беспокоили хозяина квартиры. Он водил толстым коротким пальцем по бумаге и что-то бормотал себе под нос.

— Вот, сюда тебе надо. Оттуда путь прямой.

Я нагнулся над картой. Мелкий шрифт и без того был не слишком разборчив, а на старой карте местами стёрся и поплыл от многочисленных пролитых на него чашек чая, или чего-то ещё. Но то, что я успел разглядеть, привело меня в лёгкое недоумение. Особенно названия улиц. "Площадь Безразличия", пожалуй, оказалась самой приличной из всего, что я прочитал на этой карте. Особенно "порадовал" «Бульвар Содомии»[2], расположенный почти в самом центре Кармана. Кто выдумал такие "красочные" названия, оставалось только гадать.

Вероятно, они зависели от того, кто населял эти места. И на «Бульваре содомии», видимо, обитали гомосексуалисты. Однако, зная непредсказуемость этого места, логики могло и не быть вовсе. Я проследовал взглядом за толстым пальцем, который заканчивался грязным неровным ногтем.

Палец «ангела» остановился на улице «Противоестественной». Что именно там противоестественно, мне даже узнавать не хотелось. Сейчас, исходя из текущей ситуации, следовало туда идти, или ехать. Если здесь что-то ездит.

— Конечно, ездит. Хромой конь номер шестьдесят четыре, прямо от перекрёстка. Садишься и едешь до станции "Тошнотворный проспект". Оттуда пешком вверх, а дальше у людей спросишь.

Ещё и мысли мои читают. Но удивляться чему-либо в месте, где демоны выигрывают в карты девушек, а улицы называются в честь гомосексуалистов просто бессмысленно. Я вышел, не прощаясь, и с радостью вдохнул почти чистый, и почти свежий воздух. В сравнении с домом "ангела" воздух улицы был действительно чист.

Посмотрев на импровизированную карту в виде обрывка бумаги, я побрёл искать того самого "хромого коня". К моему удивлению, меня кто-то догнал и похлопал по плечу. Причём сделал это весьма болезненно, ударив чем-то тяжелым.

Обернувшись, я понял, что в этот момент мои глаза приняли форму неопознанных летающих объектов и вылезли из орбит. Прямо за мной стоял конь. Конечно, я понимаю, что ничего в этом необычного нет, да и меня предупреждали. Но конь, который появился, словно из воздуха, и похлопал копытом по плечу, это, как минимум, странно. Как минимум, в плане анатомии этих копытных…

Минута молчания была прервана самим конём:

— Садись, удивлённый. Тебе в какую сторону?

Я, всё ещё ошарашенный, показал "карту" и вдруг оказался уже в повозке, которую тащил за собой мой новый знакомый.

— Скорость не обещаю, комфорт тоже. Но жить будешь. Поехали! — он заржал. Только не как обычные лошади, а истерично, и совсем уж по-человечески.

Дорога была долгой, и я уже начал скучать. Заметив это, конь попытался разговорить меня, травил пошлые анекдоты, а под конец даже спел какую-то дворовую песню. С его стороны это было очень мило, но настроение у меня так и не поднялось.

— Приехали, слезай.

Я послушно выпрыгнул из телеги, и конь поехал дальше. Куда идти? Взглянув на карту, я попытался определить, где примерно нахожусь. Каракули толстяка как-то не слишком напоминали местный ландшафт и расположение домов. Возможно, конь высадил меня раньше или позже нужной остановки. Надо было посмотреть название улицы.

Я развернулся и тут же сел на землю от мощного удара в нос. Увидев небо в алмазах, и решив, что конец мне пришёл, совершенно неожиданно услышал хрипловатый бас:

— Извини, братуха, обознался. Ну, я это… пойду.

Ещё не отойдя от шока, я, молча, кивнул и пару минут наблюдал, как здоровенный мужик в тельняшке и с татуировкой «ВДВ»[3], уходит "в закат".

Потрогав нос и убедившись, что он цел и все зубы на месте, я огляделся. Вокруг, к моей радости, больше никого не было. И теперь, не смотря на всё, что случилось, нужно было искать дорогу. Присмотревшись, я разглядел на одном из домов вывеску с названием "Главнавозторг". Оптово — розничная база". Хм, это всё чудесно, но какая это улица? Здесь таблички с названием улиц вешать не принято, или их давно сорвали? С этой мыслью я побрёл вдоль длинного многоэтажного здания, пытаясь понять, насколько далеко я от места, куда должен был меня привезти конь. Нога предательски скользнула на чём-то", и я упал. Чёрт. Да это же дерьмо! Ну да… Возле оптовой базы навоза ждать чего-то ещё не стоило. Я попытался вытереть обувь об землю и в этот момент осознал, что сел я в такую же кучу… Замечательно. Заблудился, получил по роже и вымазался с головы до ног в дерьме. Что за день?!

— Потерялся что ли?

Я оглянулся. Ко мне подошла юная особа лет семнадцати, весьма недурно выглядящая и, что очень радовало, чистая. В этой вакханалии из грязи, мух и навоза она показалась мне просто сказочной принцессой.

— Ага. Заблудился, — ответил я и пожал плечами. Девочка переступила очередную кучу и подошла ко мне.

— Вымазался весь. Сразу видно — не местный. Пойдём со мной.

Я отряхнулся, но взглянув на свои руки, понял, что совершил ошибку. Девушка рассмеялась и протянула мне платок:

— Меня Вика зовут, а тебя?

Я, словно во сне, не понимая ещё, что происходит, ответил:

— Путник. Просто Путник.

Глава 2 В тихом омуте…

Я взглянул на новую знакомую, пытаясь понять.

— Так как ты сюда попала, принцесса помойки?

Девочка развела руками.

— Шмотки, гламур, дорогие телефоны, поклонники. А потом… обратная сторона. Много — много навоза. Я ведь тоже умирать не хотела. Не знала, что меня ждёт, и куда попаду. А потом пришёл он и сказал, что у меня есть шанс жить. Правда, ни подружек, ни дискотек, ни модных штучек и журналов. Зато жить…

— Пришёл он? Кто?

— Перевозчик. Предложил мне новую жизнь.

— Даже не знаю, что на это ответить. Жизнь понятие…

— Растяжимое. Знаю. Но кто знает, что там, в Бездне? Лучше навоз.

Пригласить незнакомого мужчину к себе было смелым решением. Однако я решил не отказываться от возможности привести себя в порядок. В квартире моей новой знакомой было очень чисто, что ярко контрастировало с уличным навозным беспределом. Да и сама девочка, даже в подобных условиях, выглядела просто безупречно. Девочка немного грустно улыбнулась:

— А знаешь, чего стоит эта безупречность? Чистая вода, например, находится в двух километрах от моего дома. И я каждые два дня хожу за ней с вёдрами, через квартал маньяков. Меня не трогают только по одной причине.

— И что же за причина?

— Вован. Думаю, ты его видел. Славный малый. В прежней жизни десантником был. А потом попал в передрягу. Мозги парню отшибли, мог помереть. Но ума хватило за жизнь уцепиться — тоже выбрал Карман. Так и ходит теперь по улицам. Ждёт того парня, что с ним это сделал. Столько уже морд набил, и не перечесть. Всё ещё ждёт. А я ему понравилась. Говорит, что очень я похожа на его девушку.

Была у него большая и чистая любовь. Только не дождалась она его из армии. Нашла другого парня, дура. Вован её любил очень.

— Ага. Любил. Мне вот по носу зарядил твой Вован. А потом так вежливо смылся.

— Да ты не сердись, он ведь не злой совсем. Просто отомстить тому, кто с ним это сделал. Вот и достаётся часто мимо проходящим. Зато за меня заступается. Одному маньяку все зубы выбил. Теперь, когда по воду иду, никто из домов не выходит. Знают, что меня лучше не трогать — Вован придёт.

— Интересно, за что же это меня сюда закинуло? Вот, хоть убей, не помню, чтобы со мной что-то случилось, или при смерти был. Проснулся просто в комнате с одной местной любительницей водки и секса. А как очутился — понятия не имею. Странное дело — вроде бы понимаю, что да как, а откуда — сам не пойму. И о себе помню мало. Ни имени, ни адреса…

— Тут случайных гостей почти не бывает. Все сами выбрали себе карман. Карманов вообще два, как и положено всякой рубашке, или штанам. Один, говорят, почти курорт, а наш — сам видишь. Зато не ад какой-нибудь. Мы тут ходим живые, здоровые, воплоти. Не болеем, и не умираем. Просто условия, сам видишь. Зато научились жизнь ценить и всё хорошее, что в ней было. Может быть, однажды сможем вернуться.

Я невольно вздрогнул при слове "вернуться", сам не понимая, почему. Что я здесь делаю? Почему помню про жену, но имени своего вспомнить не могу?

— И как мне попасть в это место?

Я протянул ей самодельную карту, нацарапанную Перевозчиком.

— Совсем толстый обленился. Мог и сам провести. А то конь часто не довозит народ куда надо. Ему-то что? Приехал-уехал и поминай, как звали.

— А что это за конь такой, говорящий?

— Хромой конь, самый обычный. Мало ли их что ли? Да и говорит он только одни глупости, меньше его слушай.

— А почему шестьдесят четвёртый?

— Потому что на нём так написано. Как на автобусе. Всё просто. А что?

— А бывают другие кони?

— А зачем нужны другие? Одного мало?

— Ну, в другие места возить. Неужели он один всё успевает? Да и если есть шестьдесят четвёртый конь, значит, есть и шестьдесят третий, второй, первый?

— Были. Перед ним.

— Передохли, что ли? Говорят же, что от работы кони дохнут.

— Ну почему сразу передохли? Тут никто не умирает. Даже кони. Смена закончилась, заступил новый конь. И вообще, дело тебе до тех коней? Ты дорогу искал, вроде бы?

Я пожал плечами:

— И то, правда. Показывай дорогу.

Глава 3 Черти водятся…

На улице уже заметно похолодало. И когда только успел сезон смениться? Моя спутница, казалось, вовсе не замечала суровости климата и спокойно шла вперёд. Вслед за ней плёлся я, стараясь не думать о погоде. Идти пришлось через тот самый район маньяков, о котором говорила Вика. И эта мысль меня совсем не воодушевляла. Случись что, и никакой Вован бы уже не помог. Когда мы, с горем пополам, добрались до места указанного на карте, Вика сказала:

— Дальше я не пойду. Нельзя мне.

— Почему?

— Нельзя и всё.

Я удивился, но не стал выяснять причину её поведения, а просто помахал рукой девушке, которая, не прощаясь, развернулась и, сверкая босыми пятками, быстрым шагом пошла назад. Искренне пожелав ей добраться домой без приключений в её навозный район, я пошел дальше.

По пути меня снова нагнал Шестьдесят Четвёртый и едва не сбил с ног:

— Куда идёшь? Подвезти?

— Нет уж, спасибо, сам доберусь. Дела есть.

— Женщины? Выпивка? Какие тут ещё дела-то?

— А тебе какое дело? Ты же конь.

— Ну и что, что конь? Может, мне интересно. Не каждый день к нам такие субъекты попадают. Авось и я пригожусь тебе?

Простодушие коня показалось мне слегка наигранным, да и толку от него сейчас было мало. Я пожал плечами и пошёл дальше. Конь снова догнал меня, гремя телегой, и перегородил дорогу.

— Ну, чего ты? Я же помочь хочу.

— Помог уже. Привёз неизвестно куда, я в дерьмо вляпался, еле отмылся, а теперь верить тебе? Нет уж, извольте.

Шестьдесят четвёртый обиженно опустил морду, и из его глаз потекли слёзы. Насколько они были настоящими, судить было сложно. Я обошел телегу и, ничего не говоря, пошёл вперёд. Однако, увидав вдали фигуру мужика в тельняшке, я резко изменил планы:

— Ладно, даю тебе ещё один шанс. Только на этот раз без глупостей.

— Слушаюсь, босс!

Конь радостно заржал, испугав пробегавшую мимо собаку, а я уселся в телегу, на этот раз самостоятельно.

— Проезжаем «Площадь Гомофобии». Тут обычно анти — гей парады проводят. Мрачные они, эти гомофобы. Не люблю их. Вечно придут во всём чёрном, с чёрными флагами, и орут, как ненормальные. Но сейчас у них не сезон — холодно. Вот завтра приходи, если хочешь посмотреть.

— Да нет, спасибо, у меня дела другие есть.

— Твоё дело, начальник. Едем дальше. Вон там, за углом, мой гараж. Я туда телегу ставлю на ночь. И гулять иду.

— Ты хоть когда-нибудь спишь, Шумахер?

— Сплю. В пути, бывает. Когда по прямой дороге идти, можно и вздремнуть.

— Тогда не удивительно, что привёз меня к Навозторгу.

— «Главнавозторг»! — поправил меня конь, — Ведущий производитель, экспортёр и реализатор высококачественного навоза! Натуральный продукт, никакой химии!

— Один чёрт — «Говнопром».

Конь мою последнюю фразу пропустил мимо ушей, потому что навстречу выбежала какая-то странная не то собака, не то…

Конь гневно топнул копытом, отгоняя животное:

— Совсем белки ополоумели! Под копыта выскакивают!

Я высунулся из телеги, чтобы посмотреть на дорогу. Действительно, белка. Только размером с хорошего добермана и совершенно безумная на вид. Шерсть дыбом, глаза навыкате. Хороша белка, ничего не скажешь.

— Она что, тоже говорящая?

— Ты что, сбрендил? Это же городская белка.

Ответ коня окончательно похоронил мою логику в обломках нарастающего беспредела. Белка исчезла из виду, так же внезапно, как и появилась. Дорога уже начинала утомлять и я не выдержал:

— Слушай, далеко там ещё до «Противоестественной»?

— Да не особо. За пару дней доедем.

— Пару дней?! Ты что, совсем "того"?

— А ты что думал? Во-первых, Карман большой. В нём всего много. Пока от одного места к другому попадёшь, сутки пройдут, а то и больше. А во-вторых, путь зависит не от расстояния, а от обстоятельств сопутствующих. Так что, если куда попасть нужно, то просто так и не дойдёшь из пункта «А» в пункт «Б». А без меня ты вообще месяц бы шел.

— Господи, куда я попал?!

Конь на это ничего не ответил, посчитав вопрос риторическим, и лениво продолжил плестись по дороге.

Уже светало, конь остановился передохнуть, а я просто сидел в телеге, вытянув ноги на расстеленной соломе, и смотрел в небо. Мимо прошла какая-то старушка и, встав посреди дороги, вытянула руку. Автостоп?

— Метлостоп. Попутку ждёт.

И действительно, через пару минут, с характерным звуком плохих тормозов, возле неё в воздухе притормозила метла. Самая настоящая. Бабка, слегка прижав хозинвентарь к земле, закинула ногу и, поправив юбку, проскрипела:

— Трогай!

Метла взвизгнула и рванула вперёд.

— Это что, ведьма была?

— Все бабки — ведьмы.

Не найдя, что коню ответить, я промолчал и лишь проводил взглядом улетающую бабку на метле. Вот интересно, неудобно, наверное, вот так на палке лететь чёрт знает сколько времени.

— Ясное дело, неудобно, — согласился конь с моими мыслями. — Их, ведьм, пойди, пойми. Говорят, у них от метлы на заднице выемка круглая остаётся. А может, шутят. Сам не проверял.

Что там у бабки с задом меня волновало меньше всего. Больше меня интересовало то, что я увидел впереди:

— Это что, виселица?!

— Ага, при маньяцкой школе. Вывесили лучших учеников, чтобы все их знали. Скоро снимут.

Я, конечно, помнил, что тут никто не может умереть, но школяры, повешенные за хорошую успеваемость, были явно вне моего понимания.

— Хорошо висят, — отметил конь и чуть сбавил темп. — Особенно вон тот, крайний справа.

На душе стало как-то тошно, и я отвернулся.

Чтобы отвлечься, я решил сменить тему: — А ты как сюда попал, рысак орловский?

— Неприятная история. Меня распилить собирались. Но повезло.

— На мясо, в смысле?

— На металл.

Я не совсем понял фразу коня, но он продолжил:

— Я в молодости ракетным катером был. И звали меня "Быстрый". А номер у меня на борту был "64". Служил верой и правдой в Черноморском флоте. А как начался развал армии, меня списали. Стоял пару лет, ржавел в доках. А потом приказ пришёл меня порезать на металл. Я уж было смирился, как вдруг объявляется Он. Весь при параде, прям адмирал. И говорит, дескать, есть для тебя новая работа, пригодишься ещё людям. В качестве пусть и не боевого, но вполне транспортного средства. Вот и вожу теперь народ.

— Ракетный катер?!

— Ага. "Вихрь", или, для тех, кто в курсе, «Проект-206МР». Нас одиннадцать братьев было. Я — старший в семье. Нынче в живых осталось восемь или девять. Одного распилили, другого убили в русско — грузинской войне. Глупая смерть…

От рассказа коня, или катера, сам не знаю, как его теперь называть, голова шла кругом. Я перестал прислушиваться и начал проваливаться в сон. Проснулся от резкого, практически аварийного торможения. От сильного толчка я больно ударился о борт телеги и рассёк лоб.

— Ты что, совсем? Кто так тормозит?!

Ранка на лбу оказалась небольшой, но кровь шла, и остановить её было не чем. А ещё мне хотелось узнать, что вообще произошло. Я высунул разбитую голову из телеги и посмотрел вперёд. Развилка. Посередине камень. Прямо как в сказке.

— Нам куда? — спросил я, показывая на камень.

Конь, дрожащим голосом ответил:

— Налево.

Я присмотрелся к надписям на камне и понял причину внезапного расстройства моего скакуна. Действительно, сказка. «Налево пойдёшь — коня потеряешь». Потерять коня? Нет, не годится. Может это и не самый лучший и не самый быстрый конь в мире, но терять его я точно не желал. Спрыгнув с телеги на землю, я подошел к камню. Да, кто-то здесь реально перечитал сказок. Ведьма на метле, камень у дороги. Хотя, всё лучше, чем оптовая база навоза. Я развёл руками:

— Значит, дальше сам пойду. Смысл тебе рисковать из-за меня?

Конь лишь грустно посмотрел мне в глаза и ни слова не говоря, побрёл назад.

Никогда не думал, что буду скучать по странному говорящему коню. Однако поймал себя на этой мысли. Тропинка по левую сторону вела через какое-то большое поле. Пройдя метров триста, я увидел, что где-то в центре, чуть впереди — огромная яма. Подобравшись поближе, я убедился, что так и есть. Всё это напоминало лунный кратер, на дне которого располагался небольшой городок. По узким улочкам сновали люди, и кипела жизнь. Я нагнулся и почувствовал, что за мной кто-то наблюдает.

— Ну, что высмотрел?

После всего, что я здесь увидел, оборачиваться было немного страшновато. Я ожидал увидеть что угодно, от огнедышащего дракона, до мотоцикла с коляской. Но… Будь что будет. Оглянулся — никого. Совсем никого. Неужели уже глючить начало?

— Начало? Скорее — продолжило. Вся наша жизнь — одна большая иллюзия. Дома, в своей постели, или в Кармане ты просто видишь набор картинок, проплывающих перед твоими глазами. И никакого глубокого смысла в них нет.

Я не выдержал и начал оглядываться по сторонам, пытаясь найти источник голоса:

— Ты где?

— Здесь, снизу.

— Снизу? Внизу ничего не было, кроме…

Кирпич оказался разговорчивым и даже склонным к философским размышлениям. В бытность человеком, он, как можно было догадаться, работал на стройке и пренебрёг правилами техники безопасности. Получив хорошенько по голове и впав вкому, он тоже сделал выбор.

Провалявшись около сорока лет на краю пропасти, кирпич успел многое повидать, и считал себя знатоком местной, "нижней" жизни. Себя же он считал возвышенным над мирской суетой. Хотя, как по мне, оставался обычным кирпичом с эгоистическим характером и специфическим строительным юмором.

— Возьми меня с собой. — Предложил он мне. — Хоть поближе погляжу, что там, внизу, у людей.

Я подумал, что идти к людям с кирпичом в руке — чревато последствиями. Мало ли, что подумают?

— А ты меня в сумку положи, — посоветовал кирпич.

А ведь правда. Я совсем забыл. Холщовая сумка, болтавшаяся у меня за спиной, вполне вмещала в себя моего нового знакомого. Я закинул его внутрь, и начал аккуратно спускаться вниз по покатому склону. Не скажу, что спуск по сырой земле был лёгким. Руки часто соскальзывали, и вырывали небольшие камни, за которые я пытался удержаться. Пока мы с кирпичом спускались, руки я ободрал окончательно. Может быть, смерть здесь и не грозила, но вот разбитые в кровь ладони, земля под ногтями и дикая усталость оказались вполне реальными. Силикатный товарищ пытался меня подбодрить, однако, в данных обстоятельствах, это ему удавалось не лучше, чем коню. Сейчас мне было совсем не до его строительной философии. Во-первых, я захотел есть. Впервые за время пребывания здесь. Даже не ожидал, что в Кармане есть голод. А во вторых я устал и дико хотел спать.

…Кирпичи, это души погибших строителей…

Когда я спустился вниз, город показался мне просто огромным. Высотных зданий здесь не было, но разных строений здесь стояло настолько много, и стояли они настолько плотно, что заблудиться оказалось проще простого. Куда следовало идти, я представлял с трудом. Однако вполне могло оказаться, что улица, которую я искал, была именно здесь, в этом городе, или районе Кармана. Кирпич посоветовал спросить дорогу у прохожих, но те, кажется, меня совсем не понимали или не хотели общаться. Я не выдержал и попытался схватить одного из них за рукав. Как же я удивился, когда рука прошла сквозь тело человека.

— Я что, мёртв?! Или они? Почему?

— А! Да ты не волнуйся. Просто забыл предупредить. На разных уровнях частоты, плотность, и вибрации разные. Точнее не поясню, я же строитель, а не физик.

— Ты кирпич.

— И это тоже. В общем, побудешь тут денёк-другой, начнут тебя и видеть, и слышать. А пока отдохни. А то устал и нервный стал, и вообще…

— Ты прав. Было бы неплохо где-то переночевать. Ночь под открытым небом, в компании говорящего кирпича, это конечно, ужасно романтично, но не сейчас. Да вот кто меня пустит, если я для них невидимка?

Кирпич задумался и спустя минуту выдал:

— Ты можешь зайти в любую гостиницу. Правда, потом, когда видеть тебя начнут, будешь думать, как объяснить своё появление внутри номера. А ещё веселее будет, если к тебе туда кого-то подселят.

— Вариант неоднозначный. Но пока других нет, можно попробовать. Осталось найти, где у них гостиница в этой дыре.

Гостиницу мы нашли не без труда. Местные её построили в таких дебрях, что, не зная расположения улиц, не то что найти, но и не заблудиться было сложно. Спасало только временное "состояние привидения", позволявшее ходить сквозь стены, заборы и прохожих. Встав перед входом, я в последний раз взвесил все "за" и "против" и прошёл сквозь закрытые двери "отеля". Внутри оказалось довольно чисто и приятно. Такая картина меня порадовала, потому что за последние дни я привык к бардаку, грязи и, простите, дерьму, которые здесь были повсюду, хотя и в куда меньших масштабах, чем в районе "Главнавозторга". Оглядевшись, я стал поочерёдно заходить в номера, подыскивая свободный. Конечно, можно было нагло вселиться к кому угодно, но шокировать людей своим внезапным "воплощением" не хотелось. Найдя в конце коридора незанятую комнату, я вошел, бросил сумку с кирпичом на пол и лёг… Мимо кровати. Слава Богу, местная обслуга ещё не могла слышать мой мат и звук падающего тела, что, несомненно, было плюсом моего теперешнего состояния. Хотя пока что минусов в нём я видел куда больше. Кирпич посетовал на боязнь темноты и попросился наружу. Впрочем, пусть лучше подышит воздухом, чем ноет всю ночь, что ему в сумке тесно, страшно и темно. Жуть… Говорящий кирпич с клаустрофобией. Ну да ладно. Я лёг на полу и уснул.

Сколько времени я проспал, сказать сложно. Экс — строитель потом утверждал, что весьма долго, и что он уже пытался меня несколько раз будить, впрочем, как вы поняли, безуспешно.

Проснулся я от громкого женского крика. Прямо надо мной стояла совершенно голая девушка, прикрывающая срам руками и истошно визжащая от увиденного, то есть меня. Уж так получилось, что она стояла голая у зеркала и приводила себя в порядок после принятия ванны, а я "проявился", очутившись головой практически у неё между ног. Ситуация и впрямь неловкая. Кирпич попытался её успокоить, чем вызвал ещё большую панику. Понимая, что ничем хорошим это не закончится, я принял решение. Схватил одной рукой девушку за талию, другой закрыл рот:

— Слушай, не ори, пожалуйста. Я, точнее мы с кирпичом, тебе ничего плохого не сделаем. Просто помолчи и выслушай. Хорошо?

Дождавшись кивка, я убрал руку от её рта, и, убедившись, что она перестала вырываться, отпустил. Девушка схватила полотенце и наспех замоталась, прикрыв всё, что я уже давно, пусть не ненамеренно рассмотрел.

— Вдох-выдох, — сказал кирпич, но увидев квадратные глаза девушки, добавил:

— Ладно, молчу-молчу…

Я не выдержал:

— Послушай, мы сюда случайно попали. Нас никто не видел и не слышал. Очень хотелось спать, и мы зашли в первый попавшийся пустой номер. Я спать лёг. А потом, видимо, тебя вселили. Мы тебе ничего плохого не сделаем, только не кричи. Ладно?

Девушка испуганно кивнула и посмотрела на дверь.

За ней был слышен какой-то шум.

— Девушка, у вас там всё в порядке?

Я умоляюще посмотрел на новую знакомую, и та недоверчиво оглядев меня, ответила людям, стоящим за дверью:

— Да, просто мышь увидела.

— Мышь? — удивлённо переспросил работник гостиницы.

— Точнее, мне показалось. Всё в порядке.

— Вы уверены?

— Да, всё уже хорошо.

Из-за двери были слышны голоса двух людей, видимо отвечающих за порядок. Они что-то шепотом обсудили между собой и ушли.

Да, везёт мне на приключения и незнакомых голых девушек. На этой мысли меня прервала звонкая пощёчина. Понимая, за что, я не стал ничего говорить и делать, а кирпич тяжело вздохнул, сочувствуя моей участи.

Девушка собралась с мыслями и с серьёзным лицом обратилась к нам:

— А теперь попрошу объяснить, кто вы такие, и какого чёрта делаете в моём номере. Только без шуток! Думаете, я поверю в бред про невидимость? Вы извращенцы!

Кирпич громко рассмеялся, намекая на тупость ситуации и выводов: кирпич — любитель подглядывать за дамами. Это действительно забавно. Девушка покраснела и отвернулась. Я подошёл к ней и взял за руку, но она явно не была настроена на контакт.

— Обиделась, — констатировал кирпич.

— И ничего я не обиделась. Просто не надо вламываться в чужие номера и пялиться туда…

— Я же не нарочно. Вы же понимаете, что я не телепортировался у вас между ног, а лежал там всё это время. А вы сами подошли к тому месту, где лежал я и встали таким образом, что…

— Что прямо всё видно! Фу! И не стыдно вам?!

Кирпич, чтобы разрядить обстановку, выдал:

— После этого, ты просто обязан на ней жениться!

Ох. И за что всё это мне? Одна сама раздевается и в кровать тянет, другая орёт, что на неё пялятся. Если сейчас сюда придёт её парень-десантник и набьёт морду, я уже ничему не удивлюсь. Живо представляя появление в дверях вованоподобного субъекта в тельняшке, вышибающего из меня душу с криками "За ВДВ", я уже начал жалеть, что вообще пришел в эту злосчастную гостиницу. Но мне повезло. Дулась девушка недолго. Любопытство взяло верх, и она сделала первый шаг в нашем не слишком удачном знакомстве:

— Меня Марина зовут.

Спустя полчаса она окончательно успокоилась, спрятала меня в ванной, а сама заказала в номер завтрак, и разделила его со мной. Кирпич от еды отказался.

Как оказалось, она здесь уже давно и тоже совершенно не помнит, как и за что сюда попала. Этот факт меня заинтересовал больше всего. Марина путешествовала по Карману уже больше года, в надежде найти какое-то объяснение всему, а если повезёт — выход.

Новая знакомая была ещё совсем молодой. Всего двадцать три года. С ВДВшниками, к счастью, не встречалась, а со своим реальным парнем она вот уже год как не виделась. Уснув у подружки в гостях, проснулась в центре того самого «Бульвара Содомии». В общем-то, повезло, что не у маньяков. "Голубые" её пристроили на ночлег, накормили и вообще очень даже хорошо приняли. Прожив у них около месяца, девушка, как это обычно бывает, начала скучать. В один прекрасный день она, собрав пожитки, пошла, куда глаза глядят. Так и попала сюда. Однако, что меня сильно удивило, у неё не было проблем с видимостью и слышимостью для окружающих. Кирпич предположил, что она была уже достаточно "грубой" для этого места, что снова обидело девушку и вызвало продолжительную ссору её и кирпича. Я не выдержал:

— Может быть, уже перестанете ругаться?

— Ага, пожмём друг другу руки, — съязвил кирпич.

Я не выдержал и, ничего не говоря, положил его в сумку, игнорируя вопли про темноту и права кирпичей, взял девушку за руку и сказал:

— Пошли.

От неожиданности Марина даже не додумалась спросить, куда и зачем нужно идти, и послушно пошла за мной.

— Изображай, что всё в порядке, — скомандовал я ей.

На выходе нас встретил швейцар.

— Выезжаете? — спросил он.

Но увидев, что багажа с ней нет, замолчал, и лишь окинул меня взглядом. Парень был готов поклясться, что я не входил в это помещение, но…

— Куда мы идём? — наконец-то спросила Марина.

— Ты помнишь, как сюда пришла? — Задал я встречный вопрос — в этот район.

— Да, конечно.

— Тогда веди меня туда, где жила раньше.

— Куда? К «голубым», что ли?!

— Да хоть к синим в крапинку. Просто подальше отсюда.

Глава 4 Цитадель[4]

За годы своего существования, «Бульвар Содомии» разросся и превратился в "Район толерантности", или "толерастии", как обозвали место гомофобы. И дело не в том, что "голубых" в мире становилось больше. Здесь собрались не только «нетрадиционно ориентированные», но и нестандартно мыслящие, творческие люди, которым не находилось места в обществе, живущем стереотипами.

Время от времени противники нетрадиционной ориентации пикетировали вход в "последний оплот сексуальной и моральной свободы", но ничего более серьёзного не предпринимали. Однако сейчас что-то изменилось. Границы района обступили гомофобские "войска" и район был на военном положении. В срочном порядке создавались временные укрепления и баррикады. Часть населения попряталась по домам, а наиболее смелые сформировали толерантную гвардию.

Нам с кирпичом очень повезло, что пошли сюда не одни, а в сопровождении Марины. Её узнали местные и пропустили нас всех под её ответственность, а во-вторых, посчитав нас парой, все свои симпатии ко мне оставили при себе.

Несмотря на военное положение, приняли здесь нашу компанию вполне дружелюбно и, учитывая сложившуюся ситуацию, предложили вступить в ряды гвардии.

Новая форма смотрелась на мне весьма неоднозначно. Посмотрев на себя в зеркало, я пришёл к заключению, что похож на смесь участника карнавала в Рио, тайской проститутки и канадского полицейского. Но, к сожалению, выбирать не приходилось. На Марине этот наряд смотрелся не менее странно, но ей, похоже, даже нравился. Кирпичу доблестные гвардейцы выдали «форму», сделанную из коробочки «Happymeal»[5] из "Макдональдс", крепившуюся двумя красными тесёмками за место, которое они посчитали головой. Не знаю, как отнёсся строитель к новой одежде, однако активные действия ему нравились куда больше, чем скучное лежание в сумке. Я, конечно, пару раз ловил на себе взгляды некоторых местных, которые просто прожигали мой зад. Но защита «Родины», даже для них, была сейчас первостепенным делом, и меня, к счастью, никто не донимал голубой романтикой.

Ближе к вечеру нас собрали возле штаба, которым служил музей Толерантности. Справа от входа был памятник высокому и мускулистому афроамериканцу в латексной одежде и фуражке. У входа стоял генерал местного войска и выдавал приказы младшим офицерам.

— Братья и сёстры! — обратился он к толпе. — Сегодня знаменательный день! Нам всем выпала огромная честь защитить то, что для нас дорого. Наш родной дом, нашу свободу, права и достоинство. Не посрамим идеалы толерантности, свободы и демократии! Ура!

Я выслушал эту речь, которая должна была вдохновить, и в первую очередь, у меня возник вопрос о вооружении. Потому что пока кроме карнавального костюма и красивых слов нам ничего не выдали, а идти с перьями и стразами на вооруженных вилами, ножами и палками головорезов, было откровенно самоубийственно. Словно отвечая на мой безмолвный вопрос, генерал вызвал помощника и тот выдал инвентарь: зонтики, веера и прочий хлам…

Лежать в засаде среди наваленных на земле подушек, перин и боковушек от мягкой мебели было довольно удобно. Хотя, это всё-таки странно, лежать посреди улицы, обложившись перинами и крутя на руке розовый дамский зонт. Марине выдали средних размеров сумочку, нагруженную разными женскими безделушками. Шансы не велики, а потому, я задумался о собирании подручных средств "модернизации вооружения". Спустя пару часов поисков, мы вооружились граблями и сковородкой, а кирпича, сетовавшего на свою нынешнюю бесполезность, напугали тем, что используем, как орудие пролетариата, чем заставили его замолчать на ближайшие полчаса.

Наш "противник", как оказалось, смелостью особой не отличался, и перед "атакой" скучковался у границы района, набираясь духа. Бойцов — антигеев пришло человек сорок. Пусть и вооруженные чем попало, от бутылок и досок, до гаечных ключей, эти ребята выглядели куда убедительней расписной армии.

Понимая их явное превосходство в "вооружении", нужно было что-то придумать, чтобы его ликвидировать. И тут я понял одну вещь. У нас было то, чего они никак не ожидали. То, что заставит их как минимум отвлечься и пропустить наш упреждающий удар. Но для того, чтобы мой план сработал, следовало всё это объяснить «толерантным», которые уже назначили себе командиров, и ещё кое-кому.

Тем временем, «враг» уже набрался смелости и проник за импровизированную границу.

Вопрос я решил просто. Кинув кирпич в гущу гомофобской армии, я выиграл немного времени, пока тот вешал им лапшу на уши. А сам побежал в стан толерантной гвардии. Нас было больше и этим следовало грамотно воспользоваться. Вступать в открытый бой против мужиков с досками, фомками и прочим хламом, вооружившись зонтиками — бессмысленное самоубийство. Потому, я придумал простой план по заманиванию гомофобов в ловушку. Теперь оставалось убедить вероятных участников этого плана

Красноречия кирпича хватило минут на сорок, после чего он прилетел обратно в наше "укрепление", окончательно задолбав своей болтовнёй и строительными байками войско противника. Я за это время успел провести инструктаж и убедить пару десятков "очень голубых беретов" в надёжности моего плана.

Это была самая сексуальная походка, самое сексуальное платье, и самая офигенная девушка, из всех, что эти парни видели в своей жизни. Словно факир с дудочкой, она выманивала их, заставляя забыть об осторожности, напрочь хороня их здравый смысл и инстинкт самосохранения. Толпа озабоченных гомофобов шла за виляющим задом, как кот за колбасой, совершенно игнорируя всё вокруг. Она лёгким движением скинула тонкий шарфик и бросила его в толпу. "Бойцы" едва не загрызли друг друга за него, а она даже не остановилась. Они продолжали идти за ней, как заворожённые. И вот тонкая кружевная кофточка плавно спустилась по плечам. Момент оценили даже "голубые", признав, что "девушка знает толк". В чём именно, они не пояснили. Кофточка вслед за шарфом полетела в ряды противника, вновь сея в них хаос. Но это был ещё не тот момент, когда следовало действовать. Мы, как мыши в норах сидели и ждали своего часа. Понимая важность момента, молчал даже кирпич. И вот, кульминация. Она, в пеньюаре, в двадцати метрах от толпы, готовой разобрать её на сувениры… Всё ближе и ближе… Лёгкий манящий жест, и вся толпа делает ещё несколько шагов вперёд.

Узкая улочка. По бокам два пятиэтажных длинных дома. В конце — тупик.

Понимая, что этот момент решающий, я отдал своему импровизированному отряду спецназа команду. Выход тут же загородили, а с крыш начали бросать разный хлам. Причём, временами весьма тяжёлый. Это посеяло панику в рядах гомофобов, среди которых и без того дисциплиной и порядком даже не пахло. Но меня сейчас волновал только один вопрос — как вытащить оттуда Марину. План был, но насколько он успешно сработает, не знал никто. Из окна второго этажа сбросили верёвку из простыней и девушка, ухватившись за неё, полезла наверх. Я стоял на крыше и командовал действиями своего отряда. Один из противников, увидев, что девушка пытается скрыться полез за ней. Он схватил её за ногу и попытался стащить вниз. Юная защитница «баррикад» брыкалась похлеще коня, но это его не останавливало. И тогда я принял решение. Кирпич летел не долго, но орал очень громко. Приземлившись точно на голову гомофоба и, нокаутировав его, строитель отлетел на асфальт, ударился, отколов приличных размеров кусок.

— Я ранен! Врача! Врача!!! — вопил кирпич, валяясь рядом с поражённым врагом. Как оказалось, именно получивший кирпичом по голове оказался лидером группы воинствующей анти-гей компании. Без него толпа быстро потеряла контроль и сдалась. Временно было решено их всех связать, и поместить в помещение клуба в центре. Охранять поручили "особо ответственным" товарищам, один вид которых вызывал у гомофобов ужас. Они ходили, пощёлкивая кожаными плётками и вызывая у пленных дрожь в коленках. На площади, тем временем, уже собрался митинг требующих строжайшего наказания для пленных врагов.

Кирпичу было совсем худо. И, судя по всему, строитель не притворялся. Как помочь тяжело раненому кирпичу, я понятия не имел. Как и о том, что будет с ним дальше… Марина сидела с ним рядом, гладя щербатый бок, рядом с которым бережно положила отломанный кусок. Драматизм момента выбил бы слезу даже из самого жёсткого человека.

К утру кирпич навсегда замолчал. Отмучался… «Голубые», которые были в головных уборах, сняли их в знак памяти, а кто-то даже принёс цветы. Марина тихо плакала в углу, да и у меня самого на душе кошки скреблись. Ведь это именно я пожертвовал кирпичом, чтобы спасти девушку. Пожертвовал чужой жизнью.

Хоронить силикатного героя собралось несколько тысяч человек, возможно, здесь был почти весь район. О кирпиче — герое уже слагали легенды, писали песни и стихи. Он стал примером для подражания. И всё это за один день. Местный архитектор — невысокий грузин, соорудил для него некое подобие склепа, который я окрестил мавзолеем.

Кирпича несли на большом золочёном подносе, который застелили бордовым шелком. Местные музыканты играли траурный мотив. Мы молча шли за процессией. Внезапно передние ряды начали что-то кричать, а через пару секунд раздался грохот, сопровождавшийся громким матом. Я пробрался через толпу народа, окружившую место происшествия и подошел ближе. На земле валялся поднос, на котором сидел здоровый небритый мужик в бумажной панаме и спецовке, потирая ушибленный зад и отгоняя зевак.

Семёныч (а именно так его звали при жизни), как оказалось, ничего не помнил из своей кирпичной биографии. Когда я рассказал ему всё, что произошло, он долго смотрел на меня, как на полоумного, не веря ни единому моему слову. Но это уже не имело значения. Он был жив и, видимо, своим поступком искупив вину, вернул себе человеческий облик. Теперь я мог вздохнуть с облегчением. После "смерти и воскрешения" кирпича — Семёныча, я стал куда серьёзнее относиться к происходящему, замечать детали, ценить каждый момент. С Мариной мы стали за это время очень близки, и среди "голубых" уже ходили слухи, что между нами роман. Она оказалась действительно очень хорошей девушкой, и временами я невольно смотрел на неё не только как на друга и соратника, но и как на красивую молодую женщину. Да и что в этом такого, если мы оба не позволяли себе абсолютно никаких вольностей. Семёныч же над нами подшучивал и спрашивал, позовём ли на свадьбу.

Напряженность в гейско-гомофобском конфликте несколько снизилась, и произошел обмен пленными. Вернувшиеся из плена, «голубые» рассказывали, что их одевали в военную форму, ушанку и сапоги, крутили часами шансон, заставляли смотреть Плейбой и всячески издевались. А ещё их кормили борщом с салом. Никакой косметики, духов, маникюра и педикюра в течение месяца. Никаких женских шмоток, сумочек… Геи даже пожалели о своем хорошем обращении с пленными. Следовало бы их нарядить в "рюшечки и стразики"… И крутить клипы Моисеева пополам с Пенкиным. А для курящих только слимы "Гламур". Именно отсутствие нормального табака, водки и баб раздражало Семёныча больше всего. Он грустил по дому, своей прежней жизни, работе. Ничего не помня из нашего общего прошлого, к нам он относился хорошо, но иначе, чем раньше. И мне было даже немного жаль, что потерял боевого силикатного товарища.

Глава 5 Исход, или в поисках Изумрудного Города[6]

Примерно через две недели Марине вновь наскучила жизнь в гей — районе, и я её поддерживал на все сто процентов. Семёныч при словах "валим отсюда" подскочил с койки и бодро пошёл за нами. Ушли мы по-английски, не прощаясь, захватив лишь личные вещи и небольшой запас еды в дорогу. География Кармана была нам известна весьма смутно. Карта перевозчика сохранилась в моей памяти лишь отрывочно, а где теперь искать самого перевозчика я понятия не имел. Если верить карте, мы сейчас находились в самом её центре. Вот кого я сейчас действительно хотел видеть, так это хромого коня.

По пути сняв с себя майку с надписью "Свобода от сексуальных предрассудков", повязку "нет гомофобии!" и кучу всякого гламурного барахла, я с облегчением вздохнул, чувствуя себя снова нормальным мужиком. Удивительно, что мне после всех событий не выдали обтягивающий супергеройский костюм голубого цвета с буквой «Г» на груди… Увидев такое преображение, Семёныч выдал ёмкое "О!", означавшее одобрение. Марина лишь улыбнулась моей натянутой серьёзности.

— Ничего не заметил необычного?

Я посмотрел на девушку в недоумении, — Ты о чём?

— Под ноги посмотри.

Я послушно опустил глаза вниз:

— Обычная дорога. И что?

— Из чего дорога?

И тут я понял, о чём она. Дорога была из жёлтого кирпича.

— Нас, как минимум, меньше в два раза. Так что это просто совпадение.

— Ну и что! По пути встретим остальных. Ребята, чего вы такие серьёзные? Тут сказка начинается, а вы…

Впереди было что-то вроде блокпоста, над которым что-то летало. Вот бы бинокль сюда сейчас, разглядел бы, что да как. Но бинокля с собой не было. Хотя…

— Марин, а что у тебя в сумочке?

— Ну… духи, косметика, всякие безделушки, зеркальце, театральный бинокль… А, поняла! Держи!

Силы увеличения хватило, чтобы разглядеть картину. Это действительно напоминало границу. Столбы, лес, блокпост часовыми, над которым кружили дозорные белки-летяги. Выглядели зверьки более чем сурово, и проверять, насколько погранцы злые, мне совершенно не хотелось. И кирпича в качестве отвлекающего манёвра у нас уже не было. Рисковать Мариной во второй раз, не имея плана её спасения, я тоже не мог. Нужно было провести разведку. Либо…

Семёныч, почёсывая пузо, шел к белкам, размахивая намотанной на палку белой майкой. Мы все искренне надеялись, что звери в курсе, что такое парламентёр, и не загрызут строителя.

— Эй, штурмовики, по-русски говорит тут кто?

Одна из белок отделилась от группы и, приземлившись, представилась:

— Старший инспектор пограничного контроля Орехов.

— Пройти через границу можно? Нас тут трое. Со мной ещё парочка — парень с девушкой. Без оружия.

— Вы кто такие? Зачем в Тёмный лес идёте? Почему без проводника?

Белка проводник оказался таким же болтливым, как и конь. На удивление, при жизни он пограничником не был. Кривозуб был пьянствующим работником парикмахерской. Брил людям бороды, стриг и всё такое. Никаких военных заслуг и службы ракетным катером, как у коня. Да и смелостью не отличался.

— Трусливый лев, — предположила Марина.

— Тогда, кто-то из нас — маленькая собачка?

— Вы вообще, о чём сейчас, — недоуменно спросил Семёныч.

— Да так, о своём.

Строитель явно не читал и не смотрел ничего, что навело бы его на подобные мысли. Простой мужик. Как кирпич.

"Вот и тёмный лес густой, заходи, коли крутой". — Такая табличка висела на столбе при входе в тот самый лес. Что могло ждать внутри, не знал даже Кривозуб. Но, исходя из его нервного поведения, ничего хорошего ждать не стоило. Он сел на плечо Семёныча и нервно теребил шерсть на груди.

— Семёныч, у тебя, кажется, белочка, — поддела строителя Марина.

— Кто первым пойдёт? — спросил я.

Семёныч почесал живот.

— Ну, вот Кривозуб у нас проводник, так что лети, орёл, показывай дорогу. Белка вцепилась когтями в плечо строителя и всем своим видом показывала, что идти/лететь первой не собирается. Что же в этом лесу такого ужасного, что даже пограничники боятся? Я пожал плечами и пошел первым. В конце концов, не убьют же нас тут, а после всего, что с нами произошло, бояться чего-то просто глупо.

В лесу было довольно темно и тихо. Изредка поскрипывали ветки, заставляя белку и Марину испуганно смотреть по сторонам. Семёныч пытался высмотреть, растёт ли здесь что-то съедобное. Строитель и монстра сейчас рассматривал бы, как закусь. За почти сорок минут ходьбы по лесу, монстров мы так и не встретили. Однако явно заблудились.

— Ой, смотрите, ещё табличка висит! — Марина показала на прибитую к дубу фанеру с надписью "Кто заблудится в лесу — порублю на колбасу".

Семёныч хмыкнул: — И кто же это такой грозный?

— Увидишььььь, — просвистел ветер у него над головой.

— Ну, ни хрена же себе… — строитель снова почесал пузо, и прислушался к звукам леса.

Тем временем я осматривался, и хотя ничего странного не обнаружил, стоило быть начеку.

— Держимся вместе, никто не отстаёт. Если кого-то потеряем, потом хрен найдём. И не шуметь, слушаем звуки.

— Чувствую себя акустиком на подводной лодке, — мечтательно сказал Кривозуб. Дрожать он наконец-то перестал, чем очень обрадовал Семёныча и его истерзанное когтями плечо.

— Семёныч, ты в леших веришь? — вновь прозвучал тихий голос над ухом строителя. Прораб обернулся, пытаясь понять, кто его спросил. Голос ему был совершенно не знаком. Причудилось?

— Нет, ну серьёзно, веришь?

Минут через двадцать, я заметил, что Семёныча прошиб холодный пот. Все мы шли рядом. Молча и не замечая ничего странного. Строитель остановился.

— О! Кривозуб, слазь, чёрт мохнатый!

После того, как белка послушно спрыгнула с плеча, он прислушался к звукам леса.

Марина подошла к нему и потрогала лоб.

— Семёныч, ты вообще в порядке? Голова горит просто. Может, простыл?

— Да тихо вы! Я тут эксперимент ставлю! — Какой ещё эксперимент?

— Проверяю зависимость «белки» от белки.

— Чего? Совсем уже?

— Да ну вас… — Строитель немного оторвался от группы и шел по тропинке, прислушиваясь к каждому звуку.

— Совсем у прораба крыша тю-тю, — с сожалением констатировала Марина.

— А я всё слышал! — Отозвался белкоэкспериментатор.

Внезапно кусты впереди зашевелились, и на нас вышел огромный медведь. Марина едва ли не запрыгнула на меня от страха, белка спряталась за спину Семёныча, а сам строитель замер на месте.

— Чего стоим, кого ждём? Вы вообще куда чешете? — медведь вопросительно посмотрел на прораба, который стоял к нему ближе всего.

— Мммы… ииии…идём на улицу Ппп…

— Ты больной что ли? Ребята, надеюсь, вы не все такие? А то я от него явно и до вечера ответа не дождусь.

Я собрался с мыслями и, с трудом скрывая страх, ответил:

— Нам сказали, что только через лес можно в другой район пройти сейчас. Нам на «Противоестественную» надо. Подскажете?

— Ну, вы даёте. Тут вообще-то опасно ходить. Особенно сейчас. Я сам только по тропинке хожу. Работа-дом-работа. И по субботам в клуб.

Медведь, который ходит в клуб…

— Надо же мужику иногда отдыхать, — ответил медведь на мои мысли, — А то совсем крыша от быта поедет. Может, вас проводить через лес? Я дорогу знаю. А то, я смотрю, ваш "проводник" завёл вас неизвестно куда.

Я оценил ситуацию и кивнул медведю.

— Ну, вот и славно. Пошли. Вон туда вам надо, самая короткая дорога. Никаких проблем.

Медведь оказался славным малым. У него здесь домик, пасека, жена и двое детишек. Помогает белкам обустраивать лес. В общем, прекрасный семьянин и порядочный че… медведь. Никаких воспоминаний из "домедвежьей" жизни у него не было и это меня даже удивило. А ещё я вспомнил ситуацию с белкой в городе. Там она была не говорящая. А здесь — совсем наоборот.

— Ну, правильно, — отозвался на мои мысли Кривозуб. — В естественной среде мы правильно развиваемся, а в городских джунглях дичаем. Такие дела.

— К природе надобно ближе быть, — согласился медведь.

Мы с Семёнычем переглянулись.

Наконец, мы добрались до просеки. Там стояла хижина медведя. Вокруг были аккуратно сложены дрова и привязана собака, охранявшая всё это добро. Из домика вышла молодая медведица в цветастом переднике, с большой ложкой в руках.

— Ну и где ж тебя носило так долго?

— Всё в порядке, жена. Туристы вот заблудились. Дорогу им показывал.

— Хм. А ну-ка, дыхни?

— Хык…

— Надо же, даже медовухи не пил.

Из хижины выкатились два меховых клубка и кубарем вниз, к поленнице.

— Папка! Папка вернулся!!! Давай в прятки играть, ну давай!

Медведица легонько шлёпнула малышей:

— Тихо, дети, папе надо отдохнуть! Да, милый, еда уже на столе, я накрыла, чтобы не остывала. И гостей приглашай. Там на всех хватит.

Семёныч расплылся в довольной улыбке. Да и мы тоже давно проголодались.

Жена медведя и впрямь оказалась хорошей хозяйкой. После её обеда я понял, что отечественные забегаловки с фастфудом, и продукты из супермаркета ни в какое сравнение не идут с домашней кухней от хорошей кулинарки. Через двадцать минут мы уже с трудом могли встать с лавок, так нас накормили радушные хозяева.

— Может, вы у нас на ночь остановитесь? — предложила хозяйка.

Посоветовавшись, мы решили, что это хорошая идея, и нас уложили на лавках. Семёныч играл с малышами, Марина о чём-то болтала с хозяйкой, а Кривозуб молча сидел у окна, наблюдая, как на темнеющее небо выходит полная луна. Увидев луну, медведица заметно заволновалась, подошла к окну и завесила его тёмно-фиолетовой шторой.

— Пора бы уже спать, гости дорогие — она протянула нам покрывала и пошла к себе.

Марина посмотрела ей вслед.

— Странно это всё. Что-то здесь явно не так. Она была права, но идти посреди ночи через лес казалось ещё более глупой идеей.

Полнолуние никак особо на нас не влияло. Разве что белка заметно нервничала, словно чувствуя приближение чего-то.

Марина придвинула свою лавку к моей, — Страшновато мне чего-то… Сама не пойму, чего.

— Да я понимаю. Ночь, полнолуние, а мы в одном доме с семейством медведей.

— А вдруг они выйдут ночью и нас сожрут! Или превратятся в ужасных монстров!

— Ага, из них вылезут «чужие», и нас заразят. Насмотрелась ужастиков?

— Ну и ладно… — Девушка надулась и отвернулась в другую сторону.

За окном раздался громкий шум. Собака залаяла, а из комнаты хозяев послышался странный звук. На втором этаже кто-то ходил, это слышали мы все. Я напрягся, не зная, чего ждать. В комнату вбежал хозяин-медведь, с ружьём:

— Вставайте, быстрее!

— Что случилось?!

— Полнолуние! Бобры мёд воровать пришли. Надо прогнать их, пока всё не унесли!

— Бобры? Какие ещё бобры?

— Злые и голодные. Держи топор, и зажги факелы. Палки от камина подпалите. Они огня боятся.

Мы взяли факелы и выбежали из дома. Вдоль стены промелькнули чёрные тени.

— Лови их! — Скомандовал медведь.

Семёныч рванул первым, за ним я и Марина. Медведи с белкой обходили дом с другой стороны. Встретившись с обратной стороны и не найдя никого…

— Куда они делись? У вас бобры норы рыть обучены, или телепортации?

Строитель присветил факелом в кусты малинника. Никого. Как сквозь землю провалились. Наверху что-то затрещало и нам на головы рухнули два бобра с небольшим бочонком мёда. Медведь не растерялся и схватил обоих за шиворот.

Пленные говорить упорно отказывались, потому медведи их связали и оставили возле камина, греться. Присматривать за ними посадили Семёныча с Кривозубом. Белка пыталась разговорить молчунов, но совершенно безуспешно.

— Мёда хотите? — Хозяйка, словно дразня, прошла с тарелкой мимо воришек и поставила её перед нами. У одного из бобров громко заурчало в животе. Мы засмеялись и предложили ему ложечку. Борясь с собой, бобёр гордо отрицательно помотал головой и отвернулся. А вот его товарищ, смотрел на ложку, с которой стекал мёд, так, словно это было золото.

— Может, скажете что-то?

Медведь подошел к связанным бобрам и наклонился к тому, что жадно смотрел на мёд.

— Вот что вам мешает пасеку сделать, пчёлок завести? Обязательно воровать, да? Ну, хоть пришли бы, да попросили нормально, или поменяли на что. Никто ведь не против. Мёда у нас много. А вы забор сломали, овощи потоптали, всё перевернули. Эх вы…

Бобры стыдливо опустили глаза.

— Может, нам милицию вызвать.

— Не надо милицию, — буркнул бобёр.

— А я думала, бобры рыбу едят, — сказала Марина.

— Фу… Рыбу…Она воняет. Терпеть не могу, — ответил бобёр.

Видя всеобщее недоумение, медведь пояснил:

— У белок с бобрами давно уже тёрки. И за территорию и за независимость. Просто если дать бобрам суверенитет, так они совсем от рук отобьются. Дикий народ, совершенно дикий. Только набегать и воровать умеют…

Я обернулся к белке:

— А ты чего молчал?

Кривозуб, едва не поперхнувшись орешком, взглянул на меня.

— Боброфобия. Он даже говорить про это боится, — пояснил Медведь. — У белок иногда бывает. Кошмары по ночам, при упоминании о бобрах потеют, и глаза бегать начинают. Вот — сам смотри.

Вид у пограничника сейчас был, как у загнанной лошади. Забавно то, что сами бобры, связанные и сидящие у него перед носом, вызывали у пограничника куда меньше страха, чем разговоры о них.

— А это ещё мирные воришки. Настоящие злые бобры, особенно при полной луне, это куда страшней.

Медведь прищурил один глаз и посмотрел на белку. Кривозуб сидел в углу и дрожал, повторяя одну фразу "От бобра не жди добра… От бобра не жди…».

— Да перестань ты. — Осадила белку Марина. — Что тебе эти бобры сделали?

— Они мою сестру похитили…

Кривозуб достал из сумки старую фотографию. На ней он был с другой белкой.

— Это твоя сестра?

— Да. Ёё год назад бобры забрали. Потому в пограничники и ушел. Защищать от таких.

— Грустно. Интересно, она жива ещё?

— Возможно. У бобров в чаще леса плантации, туда всех пленных на работы сгоняют. Если она жива, то, скорее всего, её туда повезли.

— А вы не думали найти эти плантации и спасти своих?

— Мы искали, но не нашли. А потом наш отряд в ловушку попал. Еле лапы унесли.

Семёныч подсел к белке.

— А что случилось? На вас бобры напали? Много?

— Много… Нас пятеро в отряде было. Уйти смогли двое. Я и командир наш.

— А остальных убили?

— Забрали их.

Идея о том, чтобы помочь белкам, меня не покидала. Если я не могу здесь умереть, значит, никакие бобры мне не страшны.

Стоп. Мне сказали, что здесь не умирают. А значит и белки тоже живы. И сестра Кривозуба. Хотя, если Кирпич преобразовался, возможно, погибающее зверьё тоже становится людьми? Но это пока только домыслы. Факт только один — полностью помереть здесь нельзя. И это несомненный плюс.

— Ребята, мы идём искать белок.

Семёныч, не вставая с лавки, приоткрыл один глаз и внимательно посмотрел на меня:

— Хочется на плантации? Валяй. Но без меня.

Марина же отнеслась к моему предложению совершенно иначе.

— Семёныч, ты бессердечный! У Кривозуба сестру похитили, а тебе лишь бы поспать и поесть. Или ты струсил?

Последняя фраза заставила прораба открыть второй глаз и даже поднять голову:

— Кто струсил?!!

Участок леса, через который мы пробирались, зарос так, что временами приходилось пригибаться, как в пещере. Да ещё и постоянные странные звуки, доносящиеся из глубины леса. Что это, мы понять так и не смогли. Однако звучало довольно жутко.

— Стой, — скомандовал строитель. — Кажись, вижу что-то.

Я достал маринин бинокль, но так ничего и не разглядел. Света здесь было крайне мало, а ночным видением театральный бинокль не обладал.

Я пролезу ближе и рассмотрю.

Это сказал Кривозуб. Мы недоумённо посмотрели вниз. Пограничник, вечно трясущийся от страха, сейчас был полон решимости.

Белка вернулась минут через десять. Глаза горели, шерсть дыбом.

— Ух! Чуть не попался патрулю! Там бобров десятка три, казарма, или вроде того стоит. В ней, наверное, ещё бобры. А казарма голов на сорок! Нам туда соваться…

— Ты плантации видел? или белок пленных?

— Я дальше пройти не мог, там прожектор и патрули ходят со свиньями.

— Со свиньями?

— Ну да, сторожевые кабаны окрестности прочёсывают. У них нюх такой что… Еле успел убежать, а то уже, кажется, почуяли.

Семёныч вгляделся в темноту леса.

— Не кажется тебе. Сюда патруль идёт. Минуты через две нас найдут.

— Чёрт! Зарываемся в листья! Быстро!

Все дружно потушили огонь и начали усердно маскироваться среди сломанных деревьев, веток и опавшей листвы.

— Слышал что-то?

Бобёр в рваных камуфлированных штанах прислушался. Свинья обнюхала землю и противно взвизгнула.

— Свин что-то учуял. Пойдём, глянем в тех кустах.

Патрульные пустили свинью по следу, и побрели за ней. Кабан, нюхая землю, пришел к большому кусту малины, раздвинул ветки пятачком. Между веток, дрожа от страха, сидел заяц:

— А? Чо? Я просто малину ем! Чо сразу я?! Бобёр вытер пот со лба.

— Тебя тут не хватало. Вали давай, куцехвостый, пока свиньям не скормили.

— Всё-всё, намёк понял, убегаю.

Заяц, как гепард, огромными прыжками, скрылся из виду. Бобры посмотрели ему вслед.

— Ну что, на базу? Вроде бы чисто.

— Пошли. А то я тут всю форму уже подрал.

— Кажись, пронесло, — прошептал Семёныч. — Думал, найдут они нас. Видать, косой сильнее пахнет.

— Ага, или нагадил от страха так, что кабан учуял.

Марина не выдержала:

— Может быть, вы замолчите и начнёте думать, что нам делать.

— Тихо, тихо, щас всё придумаем, — успокоил девушку строитель. — Надо выяснить, где заканчивается периметр, который бобры — патрули обходят, и взять чуть левее. Вон там. И за ветром смотреть, чтобы не унюхал какой свин.

— Эх… и понесло нас сюда… Лучше бы…

— Что лучше? сидеть всю жизнь в гейлэнде? Носить клоунские костюмы и оборонять от гомофобов "последний оплот толерантности"? Нет уж, родная, спасибо!

— Ты назвал меня родная? Это так мило! — Девушка вмиг потеряла нить разговора и расплылась в улыбке. На щеках появился лёгкий румянец смущения.

Я отвернулся и сел на землю.

— О-па… Да тут колючая проволока. И как мы пройдём?

— Ага. Столбы, колючка. Они здесь свою границу провели. Совсем обнаглели. Вот и табличка. Белка пригляделась к надписи. "Независимая республика Бобростан».

— Офигеть! Сепаратисты хреновы.

— О своём отношении к суверенитету Бобростана расскажете командованию, — раздался голос сзади.

— Так-так-так. Кто к нам пожаловал. Туристы, значит? И что вы здесь забыли? Вы за кого меня держите? Вас эти пушистые твари подослали шпионить за нами!

Главарь бобров выглядел весьма внушительно. Едва ли не вдвое крупнее остальных, на правом глазу чёрная повязка и шрам через всю морду. На поясе висело нечто странное, явно служившее оружием, и большой армейский нож.

К утру нас привели на поляну. Там надсмотрщики надели нам на головы мешки, и повели куда-то через лес. Мы шли не меньше часа, спотыкаясь и падая. Радовало лишь то, что идти нужно было по протоптанной тропе, а не через заросли. Когда мы добрались на место, мешки сняли, и мы поняли, что попали именно туда, куда и хотели. Вокруг были ухоженные грядки, на которых работали пленные, а периметр охраняли бобры со свиньями. Вокруг этого всего стояли четыре вышки с часовыми, а чуть дальше — бараки для пленных.

— Видишь свою сестру? — шёпотом спросил я у пограничника.

— Пока что нет.

— Молчать! — скомандовал надсмотрщик. — У вас есть пять минут, чтобы собраться у бараков, получить инструкции и инвентарь и приступить к работе. У меня нет времени на вас. Всем всё ясно?

Мы кивнули и побрели к баракам под присмотром бобра с повязкой на морде. Для Семёныча, отмахавшего полжизни на стройке, работа сложной не была, я тоже как-то привычно воспринял сельхоз работы. Не помню, но, скорее всего, у меня была дача. Для Марины же этот труд казался непосильным. К вечеру у неё заболела спина, и я попытался ей помочь, за что тут же получил от бобров. С этим нужно было что-то срочно делать. Но что? Побег? Восстание пленных? Но под таким надзором, сделать что-то незаметно.

Старый бобёр сложил лапы на груди и обратился к стоящим перед ним наёмникам.

— Братья и сёстры! Я ждал этого дня много лет и вот он настал. Сегодня прекрасный момент, чтобы поставить неверных на место! Мы вернём былую славу и введём бобриархат во всём лесу! Мы заручились поддержкой дружественных государств. Объединённые Бобриаты, Бобран, Бобрак, Бобривия и наши диаспоры в других странах уже готовы взять оружие в руки и поддержать нас!

Его голос гулко отдавался в стенах барака, заставляя полусонный неровный строй, время от времени приоткрывать слипающиеся веки. Духовный лидер бобров любил устраивать свои агитационные мероприятия посреди ночи. Объяснялось это банальной бессонницей и скукой, которую старик пытался отогнать, совмещая это с промыванием солдатских мозгов.

Он ненавидел почти всех. Но сильнее всего — белок. Именно в них он видел корень всех бед своего народа. Покарать неверных и ввести бобриархат, сперва — в лесу, а затем и на территории всего Кармана, было его навязчивой идеей. Он ночами не мог уснуть, обдумывая планы по захвату мира.

Кривозуб прислушался к звукам. Из соседнего барака доносился какой-то шум, в окнах горел свет. Он попытался разобрать, о чём говорят бобры. "Ввести бобриархат по всему…"- услышал пограничник. Теперь становились понятными планы противника. Необходимо передать в штаб донесение. Но как? Голубиная почта? Да вот голубей здесь нет… Зато…

Черепаха по прозвищу Шустрик была любимым питомцем заключённых. Её все подкармливали, делясь и без того скромным пайком. Кривозуб подозвал рептилию, неспешно обходящую барак. — Слушай, друг, просьба есть к тебе одна. Вопрос жизни и смерти!

Понимая скоростные возможности нашего курьера, о быстроте исполнения говорить не приходилось. Однако нас ждал сюрприз. Вернулся наш друг уже спустя сутки. Наверное, такси поймал.

— Ребята, всё пучком, — успокоил нас Шустрик. — Ваши уже готовят операцию, координаты я им передал, и дорогу пометил. И кроме белок вам помочь ещё кое-кто вызвался.

Бар «Меридиан» стоял в самом центре района. Названный в честь своих хозяев — Мэри и Дианы, он был любимым местом сбора местной "богемы". Когда до местных дошли слухи о пленении "героев" ужасными злыми бобрами, сразу же сформировалась ячейка "активных членов", готовых помочь. А они, в свою очередь, агитировали местное население собраться и поддержать своих кумиров, одному из которых уже возвели памятник в самом центре. Вооружившись всяким хламом и, как полагается, нарядившись, войско подошло к границе Леса. Проведя переговоры с беличьим командованием, и получив краткий инструктаж, ОГОБР (особый гей-отряд быстрого реагирования) включили в состав спецгруппы, посланной на спасение пленных. Сразу за ними должны вступали в дело части регулярной беличьей армии и танковые подразделения. Белки ждали повода для нападения на позиции сепаратистов, и спасательная операция была отличным вариантом.

Часовые традиционно спали на постах, и лишь сторожевые свиньи бдели, обнюхивая окрестности. Время близилось к пяти часам утра, одинокие птицы расправляли перья и вылезали из гнёзд, чтобы приступить к привычным для себя делам.

Бобёр на вышке потёр слипающиеся глаза и посмотрел вниз. В тот же миг, он упал, сражённый дротиком, смазанным ядом пятнистой вислозадой макаки. Яд оказался сильным парализующим токсином, который не убивал жертву, но заставлял её терять сознание на несколько часов, а после пробуждения, еще около часа оставаться в состоянии полу-зомби. Бобёр сполз по полу вышки и обмяк. Спецназовец подал условный знак группе, и пятеро белок в масках разделились, беря каждый по вышке, и часового по центру. Через две минуты периметр очистили от охраны, бобры и свиньи мирно храпели, а вояки внутри бараков даже ничего не услышали. Внутрь барака охраны влетели три газовых гранаты, и никто даже не успел понять, что происходит.

— Сектор чист, — доложил боец командиру группы.

— Обходим барак с пленными, отключаем охрану и выводим заключённых. Без шума. Никто не должен нас заметить.

Надзирателю сильно захотелось в туалет прямо во сне. Ему снилось всю ночь, как толпа разъярённых белок гонится за ним по всему лесу. Он подскочил и понял, что в очередной раз уснул на посту. Бобёр помотал головой, отгоняя последние остатки сна, и подозвал кабана, мирно копающего землю под стоящим у барака дубом. Свин послушно подбежал к хозяину и потёрся влажным пятачком о руку. Часовой наклонился погладить животное, и в этот момент над ухом просвистел дротик и вошел в стену над головой.

— Тревога! — завопил бобёр и схватил оружие. Тут же три дротика вонзились в его мохнатое пузо, и он упал на землю. Бобры, ещё сонные и ленивые, наспех натягивая сапоги и форму, выбегали из барака, становясь жертвой снайперски стреляющих белок. Однако их численность явно превосходила ожидания спецназа. Потому в силу вступил план «Б». Кривозуб услышал шум и толкнул меня:

— Началось. Наши пришли.

— Бежим, пока надзирателей нет! — скомандовал я пленным. Белки и мои спутники вскочили с кроватей и выбежали из барака. Снаружи царил полнейший хаос. Охрана, не обращая на нас внимания, палила из всех стволов по кустам, свиньи бешено визжали. Время от времени кто-то из надзирателей падал, сражённый дротиком. Издалека послышался какой-то гул.

— Что это? — спросила Марина.

— Танки едут, — пробормотала белка.

Я удивлённо посмотрел на пограничника.

— Какие ещё танки?

— Ядерные, ясное дело, — ответил Кривозуб и пригляделся, что творится в районе зарослей, по которым стреляла охрана.

Семёныч хорошенько приложил какого-то бобра по темечку, заставив того присесть на корточки от удара пудового кулака строителя. Будь земля влажной — точно бы по колено вбил. Я недоумевал по поводу едущих через лесную чащу беличьих ядерных танков. Откуда у белок такие технологии? Однако, вопреки всем моим ожиданиям, вместо танков на поляне возле барака оказался отряд "борцов за свободу и толерантность". Под крики и улюлюканье, около двадцати "воинов" взяли в кольцо оставшихся бобров, и оттеснили их к входу в казарму. Хоть какая-то от них польза…

С другой стороны уже бежало подкрепление бобрам. Видимо это были солдаты с той базы, что мы видели. И тут настало время танковой дивизии. С диким скрипом танки выкатились на поляну, встали боевым порядком в два ряда и нанесли ядерный удар по позициям бобров.

Атака беличье-гейского войска оказалась настолько успешной, что остатки войска бобров поспешили скрыться в зарослях. Догонять их не стали, хотя, я думаю, что зря. Несколько десятков сонных, побитых и других "некондиционных" бобров взяли под конвой, и повели к пограничникам. Пленные поспешили присоединиться к колонне военных, чтобы поскорее попасть к родным. Кривозуб стоял посреди поляны, обнимая молодую бельчиху. Мы подождали, когда они перестанут плакать и обниматься, и подошли к ним.

— Белла Кривозуб, — представилась сестра пограничника и протянула мне лапу. Мы по очереди поздоровались и представились. Бельчиха рассказала, что уже дважды пыталась сбежать, но её ловили и план срывался. Все попытки передать весточку на волю тоже провалились, и она уже не надеялась увидеть ни свободу, ни брата. Кривозуб был на седьмом небе от счастья. Родители их давно умерли, и сестра была единственным близким человеком для него. А он теперь стал для неё ещё и героем. Да и среди своих, считавшийся трусом пограничник, теперь мог ходить без стыда. Он не посрамил ни имя, ни форму. Семёныч похлопал белку по плечу:

— Молоток, мохнатый зад. Хватай теперь сестрёнку и домой. Теперь тебя любая нормальная бельчиха в женихи захочет!

Кривозуб наверняка покраснел, если бы не шерсть. Но по его виду стало понятно, что погранец засмущался.

Дорога назад далась нам куда легче. Марину мы посадили на борт танка, который действительно был ядерным. Работал на ядрах орехов и ими же наносил артудар по противнику. Интересная конструкция, хотя и весьма странная на вид. Семёныч садиться на такой же аппарат отказался, сославшись на внешнюю его ненадёжность, а я сам рад был размять ноги после плантаций.

— Интересно, а бобры не нанесут ответный удар? — спросила военных Марина.

Я при словах "ответный удар" вспомнил фильм "Звёздные войны"[7] и усмехнулся. Вояки тоже думали о возможной контратаке противника и уже обсуждали план обороны. Бобёр-агитатор говорил о поддержке разных бобро — стран, а это немалых размеров армия. Плюс возможность диверсий и даже терактов.

Колонна танков с диким грохотом въехала в большой беличий город. За нами сразу увязались бельчата, радостно встречающие героев. Но больше всего меня удивило не это.

Посреди площади, на которую мы приехали, стоял конь и мирно жевал траву. Да-да, тот самый конь, с которым мне пришлось иметь дело в первом городе. Что он делал здесь, оставалось загадкой, и я решил пообщаться со старым знакомым. Когда мы проезжали мимо, я уже было собирался окликнуть его, но вблизи заметил номер на его боку. Цифры «58» красноречиво говорили, что это совершенно другой конь. Я с сожалением посмотрел на коня, и мой танк проехал мимо него. Нас высадили возле отеля "Золотой орех". Гостиница была по моим меркам скромной, но вполне приличной, как для белок. Постель и питание, пусть и вегетарианское, меня вполне устраивали. Марину, вечно трясущуюся за фигуру — тоже. Только прораб жаловался на отсутствие нормальной еды. Временами, я даже жалел, что он уже не кирпич.

Семейство Кривозубов от нас отделилось, направившись, домой.

Радовало, что гей-отряд нас сопровождать не стал. Эту расписную армию я бы больше не выдержал, даже при всей своей толерантности.

Проснулся я от стука в двери. Открыв, я обнаружил на полу конверт, а в нём ключ и записку. В записке было всего два слова "Ищи дверь". Кто прислал записку, зачем и что за дверь искать — вопросы века. Семёныч по — отцовски похлопал меня по плечу.

— Не дрейфь! Найдёшь ты свою дверь. Вот, Маринку бери, и дуйте на поиски. А я пока посплю, вещи покараулю.

Сомнения терзали душу, однако любопытство было куда сильнее. Да и желание узнать, кто я, зачем здесь и как попасть домой меня не покидало всё это время. Единственное, что удивило, это мысль о том, как тяжело будет расстаться с ней…

Я всё реже думал о прошлой жизни, жене, и это было очень странно.

— Отдохнул бы и сам перед дорогой, — предложил строитель.

Снилось мне что-то странное. Какое-то странное место, куча людей. Они что-то говорили обо мне, потом мы все вместе поехали куда-то на машинах. И тут я присмотрелся и понял, что это ЗАГС. Так, а кто женится? На этой мысли меня разбудили. В номер принесли обед. Я неохотно открыл глаза. Надо мной стояла Марина с тарелкой и звала есть. Сейчас мне совсем не хотелось просыпаться. Я хотел досмотреть сон и увидеть, кто же невеста. Если это была моя свадьба, я бы увидел её лицо и, возможно что-то вспомнил о своём прошлом. Отказавшись от еды, я попытался снова уснуть. Получилось не сразу, да и момент, когда я провалился в сон, уловить не удалось. Однако то, что попал в тот же сон, можно считать успехом. Сейчас я ехал в машине, снова с какими-то людьми, вспомнить которых не мог. Невеста, как и полагается, ехала в другом авто, и увидеть её я мог только в Загсе. Время тянулось ужасно долго. Я осознавал, что нахожусь во сне, и просто ждал момента встречи с будущей женой. Проснулся я от того, что кто-то толкал меня в бок. Думая, что это Семёныч, я отмахнулся.

— Кажется, ему плохо. Вызовите скорую, скорее!

Вокруг суетились какие-то люди, а я лежал на полу и не мог пошевелиться. Через некоторое время, пришли врачи, посмотрели на меня, вкололи что-то и унесли. Лекарство начало действовать, и я снова провалился в сон.

Что было сном — мир с говорящими конями, или мир, где меня увезла скорая помощь? Теперь я уже ни в чём не был уверен. Версия, что я сейчас в глюках под наркозом, лежу где-то в реанимации, звучала вполне реалистично. Сколько я уже здесь? И сколько времени прошло в реальном мире? Может быть, я уже пять лет лежу в коме, или даже умер. Думать об этом было немного страшно. Я посмотрел на Марину. Она стояла в углу и плакала.

— Что с тобой?

Девушка молчала и лишь изредка шмыгала носом.

— Может быть, всё-таки расскажешь?

Она обернулась и у меня дико заболела голова, в висках страшно ломило, кровь пульсировала. Я схватился за голову, и, кажется, снова отключился.

— Дима, родной, держись! Всё будет хорошо!!! Я почувствовал, как кто-то крепко сжимает мою руку. Открыв глаза, я увидел над собой лицо Марины. Девушка плакала и что-то мне шептала. В глазах потемнело, я попытался что-то сказать, но не смог.

Утро было ничуть не лучше. Голова всё так же жутко болела, а мысли о том, что всё это может мне просто сниться, не оставляли меня. Марина уже начала волноваться за моё здоровье. А я хотел вернуться назад и узнать, что же произошло со мной. И что делала там Марина. Поднявшись с кровати, я увидел на тумбочке ещё один конверт. Я открыл его. Записка внутри пахла женскими духами. Запах до боли знакомый. И слова «Не оставляй меня». Шатаясь, я вышел на улицу. Глоток свежего воздуха несколько улучшил моё самочувствие. Вихрь из мыслей и эмоций разрывал меня изнутри. Кто я? Что произошло, и как с этим связана Марина? Возле гостиницы стоял дикий шум. Белки — торговцы, ремесленники и просто зеваки, то и дело сновали туда-сюда, сбивая меня с мысли. Во всём, что произошло, и моём здесь нахождении, определённо есть какой-то смысл. Что-то, что я должен понять, сделать выводы. Предположение, что этот мир — мой сон или глюк от анестезии казалось вполне логичным. Оставалось понять — смогу ли я просто прийти в себя "там", или для этого нужно что-то сделать здесь. Я полез в карман, вспоминая, что там лежал ключ. Вещица всё ещё оставалась на месте. Значит, хотя бы это мне не причудилось. Теперь вопрос — где дверь.

— Что-то ищете?

Я посмотрел вниз и увидел маленького бельчонка. Он был настолько крошечным, что я легко мог его раздавить, не заметив под ногами. Я присел и наклонился к нему:

— Знаешь, от чего это?

— Конечно. От двери.

Логично. Но бельчонок сказал слово "дверь" так, словно имел в виду что-то конкретное.

— Пойдёмте, покажу.

Неужели я оказался прав? Малыш проворно и очень быстро провел меня по узким улочкам беличьего города. Мы шли долго и без остановок, пока не добрались до прохода между стен двух домов.

— Вам сюда. В самый конец. А дальше сами поймёте.

В самом конце узкого прохода была дверь. Я поймал себя на мысли, что даже немного боюсь узнать, что за ней. Но иного пути сейчас не видел. Если я действительно без сознания, или в коме, видимо, это последовательность действий для пробуждения. Последние десять шагов дались особенно тяжело. Дотронувшись до двери, я услышал тихие шаги сзади.

— Я с тобой.

— Даже не зная, куда я иду?

Девушка молча кивнула, подошла ко мне и взяла за руку. Я достал ключ из кармана и вставил его в небольшое отверстие в двери. Дверь исчезла вместе со стеной. Передо мной была большая комната, в которой стояли столы с компьютерами. Внутри было прохладно и тихо. В дальнем конце стоял большой письменный стол, за которым работал какой-то человек. Мимо прошёл кто-то с папкой, посмотрел на нас и пошел дальше.

— Простите, — начал я. — Мне пришло письмо, и в нём лежал ключ от этого места. Могу я узнать…

— Можете, — прервал меня голос. Я его уже где-то слышал. Подойдя ближе, я узнал в человеке перевозчика. Только теперь мужчина был хорошо одет, гладко выбрит и аккуратно причёсан.

— Присаживайтесь. Вижу, вы уже нашли друг друга.

— В каком смысле?

— У…запущенный случай. — Перевозчик полез в стол и достал чёрную папку. — Смотрите сами.

Внутри было несколько фотографий. На одной из них были мы с Мариной. Вместе. На ней было белое свадебное платье…

— Поцелуйте невесту, уже можно, — улыбнулся перевозчик.

— Точнее, уже жену, — поправила Марина. — Мне сон приснился. Я всё вспомнила.

— Так это всё было на самом деле? Свадьба, скорая помощь?

Марина посмотрела на перевозчика, и тот достал ещё одну папку.

— Вот отчёт по вашему делу. Кто-то отравил шампанское. Несколько человек пострадали. Вы, свидетель и подруга невесты. На Марину яд почему-то подействовал гораздо позже. Вы оба сейчас в реанимации на искусственном жизнеобеспечении и стоит вопрос об его отключении. Потому, было принято решение дать вам выбор. Вы можете вернуться, но никто не гарантирует, что память и состояние мозга будут в норме. А можете остаться. Со всеми текущими воспоминаниями. Здесь. То есть, я предлагаю вам выбор между бессмертием и обычной жизнью, без гарантий её успешности.

Мы с Мариной переглянулись. В уголках её глаз светились слезинки. Я понимал, что она хочет жить. Жить по-настоящему. Завести детей, гулять, ходить в кино, театры, в парк, как нормальная пара. Но никто не мог дать нам гарантии, что мы вообще сможем нормально жить, придя в сознание. Любил ли я свою жизнь? Пожалуй, да. Она никогда не была идеальной, но я считал себя счастливым человеком. У меня были друзья, приличная работа и хорошая семья. Впрочем, сейчас, для счастья мне было достаточно быть рядом с ней. Я снова обернулся к Марине, крепко её обнял и поцеловал. В ушах снова зазвенело, а вокруг стали слышны голоса.

— Мы его теряем, давайте разряд!

Эпилог

Я не знаю, сколько прошло лет с тех пор, как мы сделали окончательный выбор. Что происходит по ту сторону кармана, нас уже давно не интересует. Наверняка, мы давно похоронены и оплаканы родными. Это уже не важно. Здесь мы начали новую жизнь, совершенно другую.

Я выглянул в окно. Марина гуляла с коляской, а рядом суетилась жена Кривозуба, пытаясь утихомирить троих бельчат. Мой сын тянул маленькие ручки к пушистым комочкам и улыбался. О чём ещё можно было мечтать?

Строитель нашел своё место в этом мире. Он стал тем, кем был всю свою жизнь. Теперь, вместе с главным архитектором, они строят новые районы. И дают им нормальные названия. В одном из них живём мы.

Наш дом стоит на площади «Справедливости», от которой идут улицы «Любви», «Счастья» и «Добра». В центре стоит красивый фонтан, а вокруг разбит чудесный парк.

Седой старик снял очки. Перед ним была большая карта.

— Посмотрите, коллега. Кажется, всё меняется к лучшему.

Его помощник склонился над картой:

— Совсем неплохо. Думаю, мы сделали правильный выбор, оставив их здесь.

— Да. А ведь мы уже почти поставили крест на этом месте.

— Не в месте дело. Что в карман положишь…

Малыш протянул руку к засохшему старому дереву, и ветка сама потянулась к нему, по пути обрастая свежей листвой и распускающимися цветами.

— Когда ты вырастешь, тебе придётся побывать там, откуда пришли твои мама и папа. Там всё по-другому. Надеюсь, они тебя полюбят. — Марина обняла и поцеловала сына:

— Я верю в тебя сынок.

Сын встал, земля под его маленькими ножками светилась и немного вибрировала. Я посмотрел вверх. Купол кармана стал прозрачнее и через него были видны звёзды внешнего мира. Местные подняли головы. Многие из них никогда даже не слышали о звёздах, да и о небе тоже.

У каждого из нас есть свой маленький мир, внутри которого мы — Боги. Мы меняем наш мир каждый миг. И несём ответственность за все изменения. Важно это никогда не забывать.

Postscriptum

Карта нового, единого мира, сейчас лежала у него на столе. Больше никакой грязи и мух. Всё сделано правильно, и он заслужил покой. Перевозчик сел в удобное мягкое кресло. В кабинет зашли двое в серых костюмах с толстыми папками в руках:

— Ты готов?

— Да. Я готов.

Они достали бумагу, и на ней появилось лицо человека:

— Это новый ты.

Перевозчик посмотрел на фото и ответил:

— Хорошо. Я согласен. Кто заменит меня?

— Ты сам найдёшь его.