II

При докладѣ лакея о Линдэйзенѣ Изнанцевъ весь какъ-то съежился, нахмурился, застегнулъ двѣ разстегнутыя пуговицы тужурки и сказалъ женѣ:

— Надо принять его… Надо уладить это дѣло. Оно меня такъ безпокоило и безпокоитъ. Проси… — обратился онъ къ лакею и, когда тотъ ушелъ, прибавилъ женѣ и дочери:- А вы уходите.

— Да, да… Вѣдь намъ надо умыться съ дороги. Вѣдь мы закоптѣли въ вагонахъ, — отвѣчала Лариса Матвѣевна, и вмѣстѣ съ дочерью вышла изъ кабинета, сказавъ мужу:- А ты не плати. Ну, что такое еврей? Можетъ подождать.

Вошелъ Линдэйзенъ. Это былъ еврей чистякъ, въ черномъ сюртукѣ, сѣрыхъ брюкахъ и бѣломъ жилетѣ, съ котораго свѣшивалась массивная золотая часовая цѣпь съ кучей брелоковъ. На рукахъ сіяли брилліантовыя кольца, волосы на головѣ съ проборомъ по срединѣ были напомажены душистой помадой, борода и усы носили слѣды брилліантина, но отъ него, не взирая на помаду, все-таки отдавало специфическимъ еврейскимъ запахомъ.

— Мое вамъ почтеніе, ваше превосходительство, — проговорилъ онъ съ небольшимъ еврейскимъ акцентомъ, развязано подходя къ Изнанцеву. — Простите, что безпокою васъ, но сегодня послѣдній срокъ.

— Знаю, знаю, мой милѣйшій. Прошу васъ садиться… Здравствуйте… — отвѣчалъ Изнанцевъ, не безъ брезгливости протянулъ ему руку и указалъ на кресло около стола.

Линдэйзенъ сѣлъ и полѣзъ въ боковой карманъ за бумажникомъ.

— Я нарочно пораньше, чтобъ застать васъ дома. Думаю, что на службѣ визитъ мой былъ-бы вамъ не совсѣмъ пріятенъ, — сказалъ онъ.

— Какъ возможно на службѣ! Зачѣмъ на службѣ! Тамъ совсѣмъ неудобно. Это дѣло домашнее, — нѣсколько испуганно произнесъ Изнанцевъ.

— Такъ можно будетъ получить по векселю? — спросилъ Линдэйзенъ, держа въ рукахъ вексель.

Изнанцевъ еще болѣе съежился, насильно улыбнулся и пробормоталъ:

— Все это прекрасно, но вотъ видите… въ настоящую минуту у меня денегъ нѣтъ. Совсѣмъ я васъ не лишу уплаты… Я вамъ дамъ сто рублей… по остальныя придется переписать.

Линдэйзенъ покачалъ головой, издавъ звукъ «пфай».

— А мнѣ сегодня такъ нужны деньги, такъ нужны… Я такъ разсчитывалъ… — началъ онъ. — Вы знаете деньги такой товаръ, что иногда одинъ день важнѣе, чѣмъ мѣсяцъ.

— Ну, полноте… У васъ всегда деньги найдутся… Вы найдете… Такъ вотъ… Я вамъ дамъ сто рублей, а остальные пятьсотъ рублей я попрошу еще отсрочить на три мѣсяца. У меня и вексельная бумага есть. Я приготовилъ бумагу.

— Что бумага! Бумага иногда только горе! — вздохнулъ Линдэйзенъ, вертя въ рукахъ вексель.

— Пожалуйста, милѣйшій господинъ Линдэйзенъ. Проценты, разумѣется, можете приписать.

Линдэйзенъ сдѣлалъ гримасу.

— Это ужъ само собой. Какъ-же можетъ капиталъ не работать! Капиталъ долженъ работать, — сказалъ онъ. — Но проценты-то ужъ очень малы, ваше превосходительство. Я не могу за тѣ проценты, въ которыхъ мы раньше условились.

— Какъ? Полтора процента въ мѣсяцъ вамъ мало! — воскликнулъ Изнанцевъ.

— Конечно-же немного, — спокойно отвѣчалъ Линдэйзенъ. — Ну, что такое полтора процента въ наше время, тѣмъ болѣе, что и вексель всего въ пятьсотъ рублей будетъ, да и на три мѣсяца!

— О срокѣ я не говорю. Хотите, такъ на шесть мѣсяцевъ. Для меня это будетъ даже удобнѣе.

— Нѣтъ, ужъ это зачѣмъ-же. Переписать вексель я согласенъ, но полтора процента въ мѣсяцъ мало. Тѣмъ болѣе, что эта ужъ переписка, первый вашъ вексель вы не хотите оправдать, а это ужъ колеблетъ вашъ кредитъ.

— Позвольте… Но вѣдь у меня казенная служба. Я получаю хорошее жалованье… У меня есть имѣніе въ Смоленской губерніи, стало быть, вексель нашъ вполнѣ обезпеченъ.

— Что служба! Это выйдетъ скандалъ. Я этого терпѣть не могу. Нѣтъ, ваше превосходительство, полтора процента я теперь при перепискѣ не могу взять. Деньги дороже стоятъ, — твердо произнесъ Линдэйзенъ.

— Такъ сколько-же вы хотите? — спросилъ Изпанцевъ.

— Да по крайней мѣрѣ хоть ужъ три процента въ мѣсяцъ.

Изнанцевъ задумался и потомъ рѣшительно махнулъ рукой.

— Извольте. Я не сквалыжникъ и не капризенъ, — сказалъ онъ. — Три, такъ три процента. Давайте переписывать вексель. Вотъ бумага.

Онъ полѣзъ въ ящикъ письменнаго стола и вынулъ вексельную бумагу.

— Сто рублей въ уплату, разумѣется, сейчасъ отдадите, — напомнилъ ему Линдэйзенъ.

— Да, да… Вотъ вамъ…

Изнанцевъ досталъ бумажникъ, раскрылъ его, сталъ считать въ немъ деньги и къ ужасу своему увидалъ, что у него нѣтъ тамъ ста рублей. Въ бумажникѣ было съ небольшимъ девяносто. Онъ весь вспыхнулъ. «Что тутъ дѣлать? — мелькнуло у него въ головѣ. — Скандалъ, совсѣмъ скандалъ. Обѣщалъ сто рублей, а ста рублей нѣтъ. Да и во всемъ домѣ больше нѣтъ. У жены ни копѣйки. До тла проигралась за границей… Еле доѣхала. На службѣ рублей пятьдесятъ занять можно, но вѣдь этому жиду сейчасъ отдать надо. И дернула нелегкая меня обѣщать ему эту уплату. Впрочемъ безъ уплаты онъ, пожалуй, и вексель не согласился-бы переписать. Бѣда… прямо бѣда»…

Онъ былъ какъ на иголкахъ и соображалъ, что ему дѣлать, какъ выйти изъ неловкаго положенія.

«Надо будетъ занять у Захара… — явилась у него мысль. — Вѣдь только десять рублей… Десять рублей у него навѣрное есть. Онъ человѣкъ запасливый… трезвый… скопидомъ».

— Тутъ у меня нѣтъ ста рублей для уплаты вамъ… Сейчасъ я вамъ принесу… — сказалъ Изнанцевъ Линдэйзену, заперъ столъ, поднялся съ кресла и отправился искать своего лакея Захара.

Захара онъ засталъ въ людской заправляющимъ лампы и не безъ нѣкотораго трепета сказалъ ему:

— Не могу разсчитаться съ этимъ жидомъ. У меня все крупныя бумажки, а у него сдачи нѣтъ. Нѣтъ-ли у тебя десяти рублей, Захаръ? Дай мнѣ до вечера.

— Да вѣдь можно гдѣ-нибудь въ лавкѣ размѣнять, ваше превосходительство, — предложилъ Захаръ. — Давайте, я вамъ размѣняю.

— Ахъ, это все-таки долго. А мнѣ хотѣлось-бы поскорѣй этого жида спровадить. Дай мнѣ лучше ты десять рублей. Такъ скорѣе будетъ. Есть у тебя?

— А вотъ сейчасъ посмотрю, ваше превосходительство. Кажется, что наберу… Полтинника развѣ не хватитъ.

— Ну, давай хоть только девять рублей, даже восемь… — сказалъ Изнанцевъ.

Захаръ отеръ руки о передникъ и полѣзъ къ себѣ въ сундукъ, находившійся тутъ-же въ людской, подъ кроватью. Выдвинувъ его и открывъ, онъ сталъ отсчитывать деньги, прибавляя къ пятирублевому золотому серебряными рублями и мелочью.

— Девять рублей вамъ, ваше превосходительство, нашлось. Вотъ пожалуйте, — подалъ онъ деньги.

«Ну, слава Богу, что нашлось, а то вѣдь былъ-бы совсѣмъ скандалъ», — подумалъ Изнанцевъ и поспѣшно пошелъ къ себѣ въ кабинетъ.

— Вотъ вамъ сто рублей въ уплату, господинъ Линдэйзенъ, — сказалъ онъ еврею, вынимая ихъ изъ бумажника и тутъ-же сейчасъ сообразилъ, что на расходы ему остается всего три рубля. Сейчасъ я вамъ напишу вексель въ пятьсотъ рублей на три мѣсяца, и вы мнѣ смѣняете его на старый.

— Не въ пятьсотъ рублей долженъ быть написанъ вексель, а въ пятьсотъ сорокъ пять, — поправилъ его Линдэйзенъ. — Проценты-то вы и забыли

— Да, да… Пятьсотъ сорокъ пять…

Изнанцевъ принялся писать вексель.

Загрузка...