Из одного металла

МОСТ НАДЕЖДЫ

Генерал-лейтенант Бутков, командир 1-го танкового корпуса, снова перечитал текст только что врученной ему радиограммы. В ней говорилось:

«Командиру 1 тк

Копия: командующему 39 армией

Приказываю:

1 тк с утра 21.1.45 г. продолжать наступление на Гросс Ширрау, Таплакен.

К исходу дня овладеть узлом дорог и переправой через р. Прегель южнее Таплакен и прочно закрепиться в этом районе.

Черняховский, Макаров, Иголкин».

Не выпуская из рук бланка радиограммы, Бутков, хмурясь, прошелся по комнате. Подошел к столу, накрытому, словно скатертью, картой, склонился, вцепившись взглядом в знакомое уже разноцветье квадратов... Вот он, Таплакен. Небольшой городишко, скорее всего даже поселок. А вот река Прегель. Течет по болотистой низине с востока на юго-запад. Серьезная преграда для танков! К тому же подходы к ней с нашей стороны — хуже не придумаешь.

В районе Таплакена через реку есть мост. В радиограмме сказано — овладеть переправой через реку Прегель. Значит, взять этот мост, потому что другой переправы нет. Разведчики вторую ночь ищут броды, но безрезультатно: многоводна эта Прегель.

«Да, на этот мост вся надежда, ему — особое внимание... — подумал Бутков. — А кто будет его брать? Так, так. Выходит, бригада Соммера. И Таплакен заодно...»

Бутков качнул головой — решено, позвал громко, не оборачиваясь к двери:

— Назаров!

В дверях тут же вырос адъютант — молодой подтянутый лейтенант.

— Вот что, Володя, — сказал Бутков. — Свяжись срочно с восемьдесят девятой, вызови ко мне Соммера. Пусть бросает все и едет. Дело срочное.

— Понял, товарищ генерал.

— Тогда действуй.

— Есть!

Адъютант исчез за дверью. А Бутков снова склонился над картой...

* * *

— Товарищ генерал, полковник Соммер по вашему приказанию прибыл.

— Проходи, Андрей Иосифович, — сказал Бутков, пожимая руку командиру бригады. — Давно жду тебя. Садись. Рассказывай, что у тебя в бригаде. Сколько машин успели в строй вернуть?

Бутков знал, что 89-я бригада вчера понесла довольно большие потери, шла головной, то и дело вступала в бои.

— Семь танков уже полностью отремонтировали, — доложил Соммер. — К утру еще три машины техники обещают подлатать. Если удастся, двадцать семь единиц в строю будет.

— Да-a, не густо, — покачал головой комкор. — Из бригады едва ли батальон наскребем... Ну а люди, люди-то как? Устали?

— Не без того, товарищ генерал. Но настроение боевое. А что, или отдых намечается?

— Напротив, совсем напротив, Андрей Иосифович! Ha-ко вот, почитай. — Протянул Соммеру радиограмму. Подождав, пока тот ознакомится с ней, спросил: — Ну что скажешь?

— А что тут говорить? — пожал плечами Соммер. — Приказ есть приказ... Хорошо хоть не завтра с утра начинать, все-таки сутки в запасе есть.

— Да, сутками мы еще располагаем, — кивнул Бутков. — И использовать их надо, что называется, на всю катушку.

— Моя бригада как, снова головной пойдет?

— И да, и нет. Впрочем, давай-ка к карте. Смотри сюда. Вот шоссе. Наши передовые подразделения сейчас находятся здесь, — указал острием карандаша Бутков. — По данным разведки, противник выставил на шоссе сильные заслоны и танковые засады. Ждут фашисты, что мы пойдем напрямик, и неплохо подготовились... А теперь смотри, что я решил. Будем наступать не по шоссе, а вдоль него. Конечно, местность здесь не из лучших, но зато для противника это будет неожиданностью. Как, Андрей Иосифович, одобряешь? — Бутков скосил глаза на Соммера.

— Замысел неплохой, товарищ генерал...

— Ну вот и добре! — снова повернулся к карте комкор. — А порядок движения будет следующий. — Его карандаш вновь заскользил по квадратам. — Будешь наступать на Таплакен с последующим захватом моста через Прегель. — Бутков испытующе посмотрел на Соммера. Подтвердил: — Да, Андрей Иосифович, захват моста поручается твоей бригаде. Так что уже сейчас начинай прикидывать что и как. Мост нам нужен позарез, на него вся надежда. Надо подобрать для этого опытных, проверенных людей, — тихо продолжил Бутков. — В батальоне Удовиченко такие есть. Малов, например. Ну да что я тебе говорю, ты и сам все знаешь не хуже меня. Все! Успеха тебе, — Бутков крепко, обеими руками сжал руку Соммера и, глядя ему прямо в глаза, повторил еще раз: — Успеха!

* * *

— Товарищ младший лейтенант, вас к комбату!

— А по какому такому делу? — спросил связного Малов.

— Этого не знаю, — ответил связной.

— Что, всех командиров танков собирают?

— Нет, вас одного. Так и сказано — младшего лейтенанта Малова.

— Ого, это уже интересно! — враз повеселел Малов, направляясь к танку комбата.

Майор Удовиченко сидел на раскатанном на трансмиссии брезенте и с удовольствием ел из банки холодную тушенку. Увидев Малова, махнул зажатой в руке ложкой:

— Лезь ко мне, здесь тепло. Ужинал?

— Еще не успел, товарищ майор, — взобравшись на трансмиссию и усаживаясь рядом с комбатом, ответил Малов. — Кухня-то небось еще не подошла.

— На подходе, я ординарца на мотоцикле за ней посылал. А ты бы вот так, как я, сухим пайком. Будешь? — майор протянул младшему лейтенанту банку. — Ешь, я уже заморил червячка.

— Да нет, спасибо, товарищ майор, — ответил Малов. — Я уж лучше потом, с экипажем. А что случилось, товарищ майор?

— Пока и сам не знаю, — отставляя банку, развел руками комбат. — Комбриг зачем-то вызывает. Короче говоря, приказал явиться к нему с двумя командирами танков. Тебя я сам назвал, а вот второго... Чует мое сердце, что-то серьезное Соммер задумал. Ты-то кого хотел бы себе в помощники взять?

— Товарищ майор, я бы старшего лейтенанта Кондрашина назвал, — твердо ответил Малов.

— Что ж, будь по-твоему, — кивнул Удовиченко и окликнул связного: — Где ты там, Петров?

— Здесь, товарищ майор! — выскочил из-за танка солдат.

— Быстро за старшим лейтенантом Кондрашиным.

* * *

Полковник Соммер, изредка посматривая на начальника разведки бригады, говорил:

— Сегодня в ночь к мосту пойдут разведчики и саперы. Вы оба с ними. Задача: во что бы то ни стало найти проходимый для танков путь вот сюда, — полковник показал на отрезок шоссе, проходящего вдоль берега реки. — Иначе нельзя. По нему до моста километра четыре, не больше. Вопросы есть?

— Да какие же могут быть пока вопросы, товарищ полковник, — пожал плечами Малов. — Вот побываем на месте, тогда, может быть, и появятся.

— Что ж, резонно, — кивнул Соммер. — Тогда готовьтесь к выходу. На сборы — час, время не ждет. Старшим группы на время операции по захвату назначаю младшего лейтенанта Малова! У меня все. Можете идти...

Вернулись уже под утро. С ног до головы в грязи, продрогшие. И, не сменив заскорузлую, схваченную морозцем одежду, направились к комбригу. Помнили его приказ: явиться сразу же по возвращении.

Докладывал Малов. Детально, с пояснениями, то и дело обращаясь к разложенной на столе у Соммера карте.

— Вот здесь, — Малов провел карандашом перпендикуляр к шоссе, — примерно в километре от моста, какой-то вал проходит.

— И что, до самого шоссе? — быстро спросил Соммер.

— Почти, товарищ полковник, — кивнул Малов. — Метров сто пятьдесят не доходит. Но этот участок можно загатить.

— Это чем же? — спросил младшего лейтенанта комбат Удовиченко. — Бревнами? Там же леса, как я понимаю, нет?

— Все голо, товарищ майор, — подтвердил Малов.

— Вот видите. К тому же мост совсем рядом. Без шума по подойдешь...

— Верно, — согласился с Удовиченко и Соммер, — здесь без шума надо.

— Выход есть, товарищ полковник, — заверил комбрига Малов. — Мы эти топкие метры можем не бревнами, а железобетонными столбиками выстлать. Нами обнаружены штабеля этих столбиков. В обоих триста двадцать штук.

— Хватит ли завтрашней ночи на перетаскивание и укладку? — с сомнением посмотрел на младшего лейтенанта Соммер. — Наконец, вправо и влево по шоссе необходимо охранение выставить. Может, вам автоматчиков выделить? Они потом на том берегу вам пригодятся...

— Я как раз и хотел вас об этом просить, товарищ полковник. Хотя бы отделение.

— Хорошо, договорились... Ну а теперь об обстановке на самом мосту. Охрана большая?

— Никак нет, товарищ полковник, — выступил вперед теперь уже командир разведчиков, невысокий, но кряжистый лейтенант. — Охрана — до взвода, не больше. Перед мостом пулеметное гнездо, парный патруль. Сменяется через каждый час. За мостом у немцев — два блиндажа. Думаю, один для охраны, а другой для подрывников.

— Думаете? Это не доклад, лейтенант! — хмуро посмотрел на разведчика Соммер. — Нужно точно знать, где находятся подрывники. И уничтожить их вместе с адской машинкой в первую очередь!

— Понимаю, товарищ полковник. На ту сторону смог переплыть лишь сержант Вавилов. Он у этих блиндажей целый час просидел, но выяснить что-либо конкретно не удалось. Уж больно бдительные у них там часовые.

— А как же вы намерены действовать впредь? Тоже наугад?

— Никак нет. Снимем пулеметчиков, патруль на мосту, потом и до часовых у блиндажей доберемся. У меня ребята надежные.

— Смотрите, лейтенант! Ведь этот мост для нас... Короче говоря, — мост надежды, понятно?

— Так точно, товарищ полковник!

* * *

И было все. И трудный, буквально след в след, провод танков по узковатому валу, и дрожь измученного тела после того, как наконец-то загатили те сотни раз проклятые метры до шоссе. Теперь же подошла пора ожидания. Томительного, напряженного. Он стоял в открытом люке. Ждал, что вот-вот в стороне моста грохнут разрывы гранат, застрочат автоматы.

Но было тихо. Так тихо, что звенело в ушах.

Правда, в одном можно было быть теперь уверенным: пулеметчиков, да и часовых разведчикам снять удалось. Иначе б со стороны моста раздались бы выстрелы. Значит, задержка с разминированием?

...Малов так ждал сигнала, что вначале до него даже как-то и не дошло, что это грохнули за мостом гранаты. И лишь когда в небо врезалась желтая ракета, он, охнув, полез вниз. Захлопнув за собой крышку люка, скомандовал механику-водителю:

— Заводи, вперед!

И, переключившись уже на внешнюю связь, бросил в эфир:

— «Сосна», я «Чайка». Делай, как я!

Это — Кондрашину.

Что они уже на мосту, Малов понял по гулу настила. Теперь бы поскорее проскочить на тот берег.

Мост оказался длиной метров сто, не меньше.

— Дима, теперь круто вправо, уходи с дороги, — приказал Малов. И тут же предупредил: — Смотри в оба, где-то здесь наши разведчики с саперами. Включи-ка на время фару.

Но лучше бы этого было не делать. Едва лучик фары прорезал ночную мглу, как неподалеку от их тридцатьчетверки разорвался снаряд. Затем еще и еще.

— Выключи свет! — крикнул Малов. — Движение — по фронту! Туда — обратно. Веди машину зигзагами.

По вспышкам выстрелов Малов определил, что вражеские батареи расположены у леса, по обе стороны дороги. Мелькнула тревожная мысль: как бы Кондрашин не напоролся на эти орудия. Хотя они и условились, что он сразу же возьмет влево.

Кстати, проскочил танк Кондрашина вслед за его тридцатьчетверкой или нет?

Решил связаться с напарником. Включил приемник на передачу, запросил:

— Я «Чайка», я «Чайка». «Сосна», как слышишь меня, прием...

Молчание. В наушниках — лишь треск эфира. Что за чертовщина? Почему Кондрашин не отвечает? Вышла из строя рация? Маловероятно... Но что же тогда случилось?..

— «Сосна», я «Чайка», как меня слышишь? Как слышишь, «Сосна», прием!

Молчание...

Этого еще не хватало! Выходит, он один на этом берегу? Да-а, дела! Как же докладывать командованию? Все, как есть?.. Нет, нужно подождать до рассвета. А там видно будет. Может, действительно у Кондрашина просто рация вышла из строя.

Подкрутил рукоятку настройки. Нашел волну командира бригады, передал:

— Я «Чайка», я «Чайка». «Стрела», слышишь меня? Мост проскочил. Две немецкие батареи ведут огонь. Я «Чайка», прием...

Спокойный голос Соммера ответил с того берега без промедления:

— «Чайка», я «Стрела». Вас понял. Держитесь до подхода главных сил!

— «Стрела», я «Чайка». Будем держаться. Выстоим!

Но где же все-таки Кондрашин?.. Сменил волну, вновь начал вызывать:

— «Сосна», я «Чайка», слышишь меня? «Сосна»...

И вдруг волна ожила! Выдала хрипловатое:

— «Чайка», я «Сосна», мы застряли. Слышишь, «Чайка», мы застряли! Принимаю меры. Конец связи...

Теперь Малов испытывал сразу два чувства. С одной стороны, облегчение: Кондрашин наконец-то отозвался.

А с другой — непроходящую тревогу. Значит, на напарника рассчитывать не приходится. «Ну что ж, будем держаться наличными силами! — приказал сам себе Малов. — Не впервой. Тем более, что сейчас пехотное прикрытие имеется. Кстати, как там мой десант? — Высунулся из люка, глянул за башню. — Спешились. Правильно сделали, могло и осколками посечь. Теперь окопаются, приготовятся. Что-то будет, когда рассветет?..»

Тем временем фашисты уже прекратили огонь, решив, видимо, не жечь зря снаряды по невидимому советскому танку. А вот с утра, когда развиднеется...

Рассвет же — не за горами. Вон ведь, уже и небо студенистым становится. Значит, скоро.

* * *

На счастье, с рассветом удалось обнаружить выемку. Загнали в нее машину, укрылись чуть не по башню. Малов, приоткрыв крышку башенного люка, посмотрел влево, в сторону моста. Его пехотное прикрытие успело окопаться. Это уже хорошо.

Вдруг где-то в глубине леса, вначале глухо, а затем все явственней, зарокотало. По звуку — танковый двигатель. Сомнений нет: фашисты хотят заставить советскую машину обнаружить себя. Вскоре из леса выкатил вражеский танк. Осторожно, словно на ощупь, пошел прямо к мосту. Явно провоцирует. Ну что ж, встретим.

— Приготовиться! — выждав, подал команду Малов. — Бронебойным... Огонь!

Тридцатьчетверка знакомо дернулась от выстрела. И тут же Малов увидел, как немецкий танк качнулся, словно наехал гусеницей на валун, развернулся, встав поперек дороги.

— Огонь! — повторно скомандовал младший лейтенант.

И вражеский танк вначале нехотя, а затем все сильнее зачадил. Но радоваться успеху некогда. Они уже обнаружены. И вот-вот тридцатьчетверку накроет шквал артиллерийского огня.

— Дима! — крикнул Еремину Малов. — Давай задний ход! И — вдоль берега! Да зигзагами, зигзагами!

Но странное дело, вражеские батареи на этот раз молчали. Неужели снялись по темноте и отошли? Не может быть.

И вдруг... Вот теперь-то он понял, почему молчали вражеские батареи. Как это он просмотрел, когда немцы подкатили эти два орудия?! Они всего метрах в четырехстах. Теперь ждут, что танк, развернувшись, пойдет в обратную сторону.

«Что ж, надейтесь, — со злорадством подумал о вражеских артиллеристах Малов. — А вот мы вас сейчас...»

Но не успел он подать команду, как возле левого фашистского орудия вскинулся султан разрыва. И в тот же миг в наушниках у Малова раздался возбужденный голос:

— «Чайка», я «Сосна», мы на твоем берегу! Принимай помощь! Иван, ты слышишь меня? Я на твоем берегу! Бью по двум противотанковым!

Это был Кондрашин.

С противотанковыми пушками они вдвоем расправились довольно быстро. И вот тут-то злым огнем ощетинились молчавшие до поры артбатареи со стороны леса.

Обе тридцатьчетверки утюжили прибрежную полосу безостановочно, не отвечая на этот огонь. Малов и Кондрашин были уверены, что главное — впереди. Следовательно, нужно беречь снаряды.

Но снаряды — это еще не все. Таяло и горючее в баках.

Уже не раз рука Малова тянулась к ручке радийной настройки. Не терпелось переключиться на знакомую волну «Стрелы», поторопить. Но командир бригады, конечно же, и сам отлично понимает, что им здесь, за мостом, не сладко. И коль не выходит пока в эфир, значит Таплакен оказался довольно крепким орешком. Следовательно, и там сейчас жарко.

Мысли Малова перебил тревожный доклад Разгулина:

— Командир, танки! Идут на мост... с пехотой!

Младший лейтенант приник к смотровой щели. Действительно, из леса на равнину выкатилась одна стальная коробка, вторая... Ого, пять танков! И автоматчиков за ними — не меньше роты.

Вот оно — главное, начинается!

— «Сосна», я «Чайка», видишь коробочки? — запросил Кондрашина Малов.

— Вижу, — коротко ответил тот.

— Не горячись, подпускай ближе.

Вражеские танки шли неспешно, не отрываясь от пехоты. Огня не вели. Зато артбатареи буквально ошалели.

И Малов понимал тактику врага: гонять, гонять советские тридцатьчетверки по береговой кромке, не давать им возможности даже на короткую остановку.

Но — хитрость на хитрость. Вот этого-то фашисты явно не ожидают. И Малов командует своему механику-водителю:

— Дима, разворот! Идем с фрицами на сближение! — И уже по внешней связи: — «Сосна», делай, как я!

Да, гитлеровцы действительно не ожидали подобного. Советские тридцатьчетверки не мечутся по берегу, а на высокой скорости вырвались из огненной полосы и идут на сближение! Это же против логики!

Батареи, не успев сменить прицел, выбросили еще с десяток снарядов по пустому месту и ... смолкли. Ведь теперь можно угодить и по своим. Именно это и учитывал Малов, решаясь на столь дерзкий маневр. По его команде Еремин тут же взял на себя оба рычага управления. Тридцатьчетверка замерла. Грянул выстрел. Фашистский танк вздрогнул и стал, раскуриваясь чадным дымом. Его сосед начал было разворачивать угловатую башню, да не успел. Страшной силы взрыв приподнял и скинул эту башню в сторону. Снаряд, выпущенный танком Кондрашина, попал, видимо, в боеукладку.

— Отходим! — крикнул Еремину Малов. Он отыскал глазами машину Кондрашина и передал:

— «Сосна», следи за мной. Сейчас отходим, но затем — новый разворот и повторим. Как понял, прием...

Но что такое? Тридцатьчетверка Кондрашина стала. Подбита? Вроде не дымит. Что со связью?

— «Сосна», «Сосна»! Я «Чайка». Иван! Ты слышишь меня, тезка? — с тревогой позвал Малов.— Ты слышишь меня?!

«Сосна» молчала...

* * *

Кондрашин с трудом открыл глаза. Голова раскалывалась от шума. Поднял руку, чтобы потрогать шею. И вновь потерял сознание.

Вторично очнулся от чьего-то голоса, звавшего:

— Командир! Товарищ старший лейтенант! Да откройте же глаза! Вы живы?

— Кажется, жив...

Совсем рядом увидел лицо склонившегося над ним младшего сержанта Снегирева.

— Кажется, меня контузило, — еле шевеля непослушными губами, сказал Кондрашин. Спросил: — Не горим?

— Вроде, нет, — ответил Снегирев. Потянул носом воздух. — Не пахнет...

— Что... с остальными?

— Стрелок-радист убит. Савин ранен, вести машину не сможет, — доложил Кондрашину Снегирев.

— А ты-то сам как?.. Вести машину сможешь? Занимай место Михаила!

— Есть!

Завизжал стартер. Двигатель взял сразу.

— Вперед! И следи за машиной Малова. Он сейчас снова маневр повторит, на сближение пойдет. Ну и мы тоже, понял?

— Понял, командир! — отозвался Снегирев. — Только танк Малова к мосту отходит!

Кондрашин отыскал через смотровую щель тридцатьчетверку Малова. И даже застонал от досады.

— Ну уж не-ет! — зло выдавил старший лейтенант. — Мы с этого берега — ни шагу! Снегирев! Давай разворот! И — на сближение! Одни будем щипать фашистов!

Взялся за маховик поворота башни. Ручка не поддалась. Дернул раз, другой... Заклинило!

— Снегирев, обратный разворот! Башню заклинило! Танк Малова видишь?

— Не вижу, командир!

— А, черт!..

Кондрашин резко повернулся к приемнику. Контрольная лампочка не горела. Рация вышла из строя. Значит, связи с «Чайкой» нет.

* * *

Да, танк младшего лейтенанта Малова отходил. Но не на тот берег.

— Дима, стой! — приказал механику-водителю Малов. Открыл башенный люк, высунулся по пояс, огляделся. Танк стоял на песчаной косе, тянувшейся вдоль берега.

Выбрался из башни, вскарабкался наверх. И сердце тревожно сжалось. До немцев было уже с полкилометра. Но не это кинуло в пот. Увидел: пехоту теперь вел лишь один фашистский танк. А два других, оторвавшись и взяв правее, гонялись... за ожившей тридцатьчетверкой Кондрашина! Гонялись нахально, без выстрелов. Зажимали с флангов, отрезая от реки. У одного танка даже был открыт башенный люк, из которого торчала фигура танкиста.

А что же Кондрашин? Почему он не ударит по приближающимся танкам врага? Кончились боеприпасы? Не может быть. Или из всего экипажа в машине остался механик-водитель? Ах вон в чем дело! Башня у кондрашинской тридцатьчетверки довернута в сторону. Заклинило ее, точно!

Все поняв, Малов скатился вниз, забрался в башню и, не включаясь в связь, скомандовал:

— Дима, вперед! Там Кондрашина зажимают!

* * *

— Товарищ старший лейтенант, нас отрезают! — выпалил Снегирев.

Эти слова придали Кондрашину новые силы. Вцепившись в рукоятку маховика подъема орудия, он попытался его сдвинуть. Ведь если орудие поставить горизонтально и, доворачивая танк вправо-влево, тоже можно навести его на цель. В какой-то момент показалось, что сдвинул, вроде провернул на четверть оборота. Прохрипел Снегиреву обрадованно:

— Ничего, Алеша, прорвемся, я сейчас. Ты только маневрируй, маневрируй!

Но больше маховик не сдвинулся.

Наблюдать за полем боя Кондрашину тоже было неудобно, под погон башни будто сунули клин, даже смотровые щели куда-то вверх глядят.

— Плохи наши дела, Алексей. Ни башня, ни пушка не сдвигаются... Остается...

Не договорил. А Снегирев понял его по-своему. Доложил:

— От моста нас отрезали, командир. Два танка. Думают отжать к своим.

— Ну уж это черта с два! На худой конец... Машина-то еще на ходу. Хотя бы одного, но рубанем!

— На таран? — негромко уточнил Снегирев.

— Говорю же, — на худой конец. Может, все-таки сдвину пушку.

Вновь завозился у маховика.

— Ишь, скалится, гад! — неожиданно бросил Снегирев после очередного разворота.

— Что? — не понял Кондрашин.

— Да немец, говорю, скалится. Вон с того танка, что от реки нас отрезал. Высунулся, гад, из люка, руками машет, что-то кричит нам.

— Далеко до него?

— Метров с полста, не больше...

— Может, его-то и рубанем? Ты как, Алеша?

В танке повисла тишина. Даже рокот двигателя словно бы отодвинулся куда-то.

— А что если вы, командир, через десантный люк, — сиплым голосом выдавил Снегирев. — А уж я...

— Нет, Алеша! Вместе воевали.

— Ну, тогда... Прощай, командир!

— Прощай, Алеша!

— Эх, была не была — повидалася! — с какой-то веселой злостью выкрикнул Снегирев, круто бросая машину в разворот. — Я ему, гаду ползучему, сейчас поскалюсь! Кровавой юшкой умоется, сволочь!

И в тот же миг Кондрашина с силой бросило вперед, он больно ударился головой о броню. Вначале не понял, что это Снегирев резко затормозил.

— Ты что, Алексей?! Вперед!

— Так горит же, командир! Гори-ит!

— Кто горит?

— Да танк же немецкий горит! Тот, на который мы шли.

— Что за чертовщина? Кто это его?

— Может, Малов?.. Нет, его нигде не видно... — И вдруг — радостно, взахлеб: — Командир, наши! Наши по мосту идут! Бригада!

Это было последнее, что услышал Кондрашин. Сказались контузия и нечеловеческое напряжение нервов. Он снова потерял сознание.

* * *

— Ну и отъелся же ты, тезка, на госпитальных харчах! — младший лейтенант Малов еще раз оглядел смущенного Кондрашина. — Теперь небось и в люк не втиснешься. И чем это тебя здесь откармливали?

— Да ну тебя! — рассмеялся старший лейтенант Кондрашин. — Оглядываешь, будто коня на ярмарке выбираешь. Даже перед людьми неудобно.

— Это перед кем? — оглянулся Малов. Заметил высунувшихся в распахнутое окно девчат медсестер, которые, весело переговариваясь, глазели на молодых, ладных, со звездами Героев на гимнастерках офицеров, усмехнулся: — Поня-атно! Может, среди них есть и твоя? Так зови попрощаться, я ведь отойти могу, не гордый!

— Зря ты так, Иван, — помрачнел Кондрашин. Добавил глуховато: — Мне моя Галка до сих пор снится.

— Ну ты это, того... Не серчай, — смутился Малов, поняв, что ляпнул про зазнобу невпопад. — Я ведь так, шутя.

— Да я и не сержусь, — вяло улыбнулся Кондрашин. — Тоже ведь к слову... — Тряхнул русым чубом, натянул на голову фуражку, которую держал до этого в руке. — Ладно! Поехали, что ли?

— Что ж, двинем, — неохотно согласился Малов. Теперь его самого так и тянуло к распахнутому на третьем этаже окну. Но все же пошел за Кондрашиным. Однако не удержался, обернулся, сожалеюще развел руками. На призывный крик из окна повторил все тот же жест, вздохнул и, козырнув девушкам, заспешил за другом.

Дорогу после ночного дождя развезло. Иногда машина даже буксовала, особенно на подъемах.

— Ничего, километров через пять на шоссе выберемся. — Малов покосился на сидевшего рядом Кондрашина. Тот, откинувшись на спинку сиденья, улыбался каким-то своим мыслям. — Рад, что из госпиталя вырвался? Чему улыбаешься?

— И этому, — кивнул Кондрашин, — да и вообще... Весна ведь.

— Это верно. Оживает земля, — вздохнул Малов.

С минуту ехали молча.

Грунтовая дорога, повиляв по небольшой сосновой рощице, вырвалась наконец на подсохшее шоссе. Водитель прибавил скорость.

— Давай, Володя, жми на всю железку! — подбодрил его Малов. — Чтоб часа через два были в бригаде!

— Будем, товарищ младший лейтенант! — весело ответил водитель, лет девятнадцати ефрейтор.

— А все-таки здорово, что ты приехал, — подался к

Малову Кондрашин. — А я намеревался на попутках добираться.

— Все Соммер, — пояснил Малов. — С утра еще вызвал. Приводи, говорит, себя в порядок и мотай на моем «виллисе» за побратимом своим. Мол, неудобно Герою на перекрестках голосовать.

— Хороший он мужик, комбриг наш. В госпиталь вместе с комкором приезжал Звезду мне вручать. Шоколаду чуть ли не целый ящик привез. Да, Иван, мою тридцатьчетверку как, отремонтировали?

— Еще бы! На следующий же день. Снегирев сейчас ей командует. Временно, до твоего возвращения. А остальной экипаж — новенькие, из пополнения.

— А Мишу Савина, значит, в тыловой госпиталь отправили, — с грустью сказал Кондрашин. — Отличный был механик-водитель.

Тем временем показалась развилка.

— Володя, притормози, — тронул водителя за плечо Малов. «Виллис», взвизгнув тормозами, остановился рядом с указателем.

— Читай тезка. Знакомое название?

Кондрашин по слогам прочитал:

— Таплакен. Ах это Таплакен! Ну как же, знакомо! Значит, от этой развилки до него семнадцать километров?

— Точно. Дорога, что влево, к мосту ведет. К тому самому... Тронем, что ли?

— Давай, — нетерпеливо заерзал на сиденье Кондрашин.

Проехали еще километра четыре.

— Стоп, Володя! — вновь приказал Малов.

Они вышли из машины, подошли к обочине.

— Вон наша гать, — кивнул Кондрашин. — А там вон мы засели. Еле выбрались.

— Я уж решил — все, один остался, — признался Малов. — Вызываю тебя, а в ответ — молчание...

До моста они домчали минут за пять. Снова остановились.

— Вон оттуда я тот танк срезал, который тебя от моста отжимал, — кивнул на косу под берегом Малов. — Там вымоина есть — лучше не придумаешь. Жаль, что раньше мы это место проглядели, а то бы не метались по тем плешинам. Ну да ладно, что уж теперь... Главное, что мост-то отстояли!

Да, этот мост мне теперь всю жизнь помниться будет, — глуховато обронил Кондрашин. — Так что, считай, он для меня мостом второго рождения стал...

— Комбриг его иначе, мостом надежды зовет, — подсказал Малов.

— Мостом надежды? — переспросил Кондрашин. — А что, в этом есть смысл. Действительно не только бригада, весь корпус на него рассчитывал!

— А мы его отстояли.

— Отстояли...