Из Роттердама в Копенгаген на борту паровой яхты «Сен-Мишель»

XVI

На следующий день нашего пребывания в Копенгагене мы нанесли визиты французскому посланнику и советнику дипломатической миссии. Нас приняли довольно любезно и в ответ на наше приглашение пообещали побывать на борту «Сен-Мишеля».

Мы подумали, что гостям будет приятно прогуляться по рейду. И вот в назначенный день мы раскочегарили топку, так что «Сен-Мишель» встретил прибывших на борт уже стоя под парами.

После краткого осмотра яхты, чей внешний вид и великолепные качества гости оценили по достоинству, мой брат сделал им предложение, с удовольствием принятое.

Не теряя времени, мы подняли якоря, и четверть часа спустя «Сен-Мишель» оказался в нескольких кабельтовых от английского адмиральского корабля «Геркулес».

Все корабли эскадры, кроме одного (уж не знаю, по какой причине), были украшены флагами расцвечивания. На грот-мачте «Геркулеса» развевался английский королевский штандарт, поднимаемый лишь в самых торжественных случаях.

Рядом с ним, словно для того, чтобы указать на родственные связи правящих династий Дании и Великобритании, реял датский флаг.

Как раз в этот момент король Дании был в гостях у герцога Эдинбургского. Кристиан XII наносил ответный визит сыну английской королевы, которого накануне вечером принимал в замке Амалиенборг.

Если этот визит не затянется надолго, то мы сможем поприсутствовать при отъезде короля, чья яхта стояла на якоре в паре кабельтовых от «Геркулеса», и при салюте, который по этому случаю должна дать английская эскадра.

Корабельный салют производит большое впечатление, особенно в тех случаях, когда кораблей много и они вооружены орудиями главного калибра. Каждый корабль одновременно с адмиральским производит двадцать один залп, и с каждым выстрелом матросы, стоя на марсах и реях, оглашают воздух громкими криками: «Гип-гип! Урра!»

Это занимательное зрелище удается увидеть крайне редко, и можно посчитать за счастье, если довелось на нем присутствовать.

Очень скоро королевская яхта пришла в движение и подошла на полкабельтова к «Геркулесу»; наш «Сен-Мишель» тоже приблизился к адмиральскому судну, держась чуть позади броненосца «Воитель».

Прошло несколько минут. Кристиан XII, сопровождаемый наследным принцем и многими членами королевской фамилии, показался у наружного трапа «Геркулеса».

Пожав руку герцогу Эдинбургскому, король спустился в шлюпку и направился к своей яхте в сопровождении многочисленных лодок, перевозивших его свиту.

В этот момент небо, покрытое до той поры тучами, прояснилось. Луч солнца прорвался сквозь облака и осветил украшенные золотым шитьем мундиры датских должностных лиц.

Пурпурный тент, растянутый на корме королевской шлюпки, заиграл золотыми отблесками, и находившиеся под ним люди казались окруженными сверкающим ореолом.

Удивительно контрастировали с королевской яхтой корпуса английских кораблей — массивные и темные, ощетинившиеся с каждого борта мощными артиллерийскими орудиями, ужасным средством разрушения. Но, словно для того, чтобы заставить позабыть эту мрачную ноту, вымпелы и флажки всевозможной расцветки весело трепетали, вытянувшись до самых верхушек мачт, и, развеваясь под порывами морского бриза, вносили в эту грандиозную картину праздничное настроение умиротворенности.

Но, внимание! По сигналу боцманских дудок английские моряки быстро вскарабкались на реи. Раздался сигнал рожка. И пронзительные «Гип! Гип! Гип! Урра!» вырвались из крепких глоток Джонов Буллей[73]. Еще один сигнал рожка — и начался салют.

«Сен-Мишель» моментально окутало дымом. Глубокую тишину сменил оглушительный грохот. И высокие «Гип! Гип! Гип!» английских моряков, перекрывая грохот орудий, вырывались подобно сопрано, доминирующему над бассо профундо[74]. Наша яхта стояла так близко к «Воителю», что при каждом выдохе его мощных пушек содрогалась до самого киля, в то время как стремительные потоки воздуха били нам в лица, словно ураганные вихри.

Это ощущение не лишено было своеобразного обаяния. Вначале появилось некоторое возбуждение от ужасной канонады, но скоро мы опьянели от выстрелов, и в конце концов они стали нам казаться даже слабоватыми.

В этом чудовищном концерте невозможно было выделить хоть какую-нибудь музыкальную тему. Самое большее, что воспринималось, была какая-то урезанная гамма, слагавшаяся орудиями различных калибров. Когда бы Рихард Вагнер исчерпал все современные средства инструментовки, когда бы надо было прибегнуть к изготовлению духового инструмента такой величины, что дуть в него пришлось бы дюжине человек, тогда бы он нашел ценных помощников в пушках, весящих тридцать, пятьдесят и даже сто тонн. Подобные новые инструменты оказались бы для него тем полезнее, что слушатели, уже совершенно оглушенные, доверчиво аплодировали бы гармоническим комбинациям немецкого маэстро, иной раз весьма экстравагантным.

Но вот кого надо было видеть во время описываемой церемонии, так это Томаса Пиркопа: он весь сиял, глаза его выкатились из орбит, из могучей груди вырывались невнятные звуки, еще немного — и он бы тоже закричал «Гип! Гип! Гип!», причем с такой же силой, как и его соотечественники.

Достойный малый был так счастлив, что, возможно (хорошенько запомните это мое ограничение), мы, перед тем как покинуть порт, сказали бы ему: «Пиркоп, английская эскадра, — соединение, которым вы так гордились, — собирается отсалютовать Его Величеству королю Дании. Мы намерены присутствовать при этой величественной церемонии, но поскольку находим, что ваш счет за лоцманскую проводку — тридцать фунтов! — несколько велик, то не выйдем на рейд, прежде чем вы прямо сейчас не согласитесь снизить упомянутое жалованье хотя бы до двадцати фунтов, что и так слишком много! Если вы откажетесь, то останетесь на суше в продолжение всей нашей экскурсии и пропустите праздник!.. Выбирайте!»

Ну что же! Наверняка, учитывая его патриотизм, законную гордость, появившуюся у него при одном виде эскадры, его восхищение отечественными броненосцами, он бы поколебался, поторговался и в конце концов, возможно… Нет! Ясное дело! Пожертвовать десятью фунтами? Никогда!.. Лучше уж остаться в порту.

Перед тем как расстаться с английской эскадрой, позволю себе упомянуть о том, что многие датчане, как в Копенгагене, так и на землях, аннексированных Пруссией, не раз выражали сожаление по поводу того, что французский флаг почти совсем не присутствует в этих морях.

Вот Англия не позволяет о себе забыть. Кроме многочисленных торговых судов, бороздящих районы Балтики и Северного моря, она отправила в этом году эскадру броненосцев в Копенгаген и Санкт-Петербург. Франции было бы куда легче проделать то же самое (если не большее) и встретить такой же горячий прием было бы гораздо проще.

В самом деле, английский флот, появившийся в копенгагенских водах, почти целиком состоял из устаревших, малоценных кораблей. Посмотрите на «Воитель», первый английский броненосец, построенный еще в те времена, когда мы оснащали «Славу»[75]. Единственным более или менее современным кораблем был адмиральский «Геркулес», и тем не менее его артиллерия несравнима по мощности и дальнобойности с орудиями наших современных броненосцев.

Если бы мы пожелали затмить Англию, достаточно было бы послать эскадру, включив в нее «Опустошение»[76] с его пятидесятитонными пушками, «Адмирал Дюперре»[77], «Грозный»[78], добавив к ним крейсер — «Дюкен»[79] или «Турвиль», развивающие скорость до восемнадцати-девятнадцати узлов. Разумеется, англичане могли бы противопоставить нам свой линкор «Непреклонный»[80] с восьмидесятитонными пушками. Но этот корабль, судя по публичной критике, которой он был подвергнут в палате общин, далек от совершенства. Броней покрыта только центральная его часть, и трудно предсказать, что случится, если в его нос и корму, пораженные снарядами главного калибра, начнет поступать забортная вода.