Велько Петрович (1884—1967)

В воображении стремительного туриста или человека, который познакомился с этой страной по красочным, глянцевым фотографиям и рекламным киножурналам, при слове «Югославия» возникают яркие, залитые солнцем балканские кручи, герцеговинские и черногорские скалы, зеленые склоны горных массивов Сербии и Боснии, альпийские луга Словении, чистые водопады Хорватии, синее южное небо и неправдоподобно синее, прозрачное море со множеством островов и заливов, с пальмами и сказочными городами по берегам…

Но поезд, простившись с венгерской Келеби и миновав югославскую Субботицу, мчится и мчится по бескрайней равнине, то бурой и черной (ранняя весна!), то нежно-зеленой, то золотой от созревшей пшеницы, спелой кукурузы и подсолнечника. Часами несется он по ровной Бачке, оставляя направо — нивы Бараньи, налево — плодородный Банат, а впереди уже улыбается нарядный Срем, где, словно островки среди моря, поднимутся холмы Фрушкой горы и снова до Савы, до Белграда будет простираться спокойная, молчаливая равнина.

Житница Югославии, Воеводина. Сюда, в голые степи, поросшие упрямым, неистребимым пыреем, в топи стоячих болот и трясин, устремлялись во времена жестокого оттоманского владычества непокорные горцы из южных балканских краев. Они переселялись сюда в лихие годины ратных поражений, после кровавых схваток с поработителями. Здесь, у южных границ Венгрии, они брали на себя сторожевую службу, создав посреди Европы своеобразную Запорожскую Сечь. Здесь, веками приспосабливаясь к новым условиям жизни, переселенцы покоряли землю, создавали прочное хозяйство, лелея и развивая идею народного единения, которую теперь уже приходилось защищать не только с оружием в руках — от турецких завоевателей, но и от новых посягательств со стороны Венгрии и Австрии, стремившихся денационализировать, прежде всего средствами экономического и духовного воздействия, население своих южных границ. В условиях постоянных сербско-венгерских противоречий, разжигаемых австрийской политикой «кнута и пряника», эти земледельцы и воины, скотоводы и виноделы рано ощутили интерес к политике. Именно здесь, в районе австро-венгерской Воеводины, в XVIII веке началось сербское национальное возрождение, родилась новая литература и живопись, возникли первые сербские школы и культурно-просветительные учреждения…

Всеми своими корнями, всем существом, складом мышления, всем сердцем был связан с Воеводиной известный югославский писатель, академик Велько Петрович. Он родился и позднее учился в бачкском Сомборе, всю жизнь был тесно связан с нынешним главным городом Воеводины Новым Садом, а свои ранние годы провел в прелестном городке, раскинувшемся на холмистых склонах Фрушкой горы вдоль Дуная — в Сремских Карловцах, который в XVIII веке был духовным и культурным центром австрийских сербов.

«Я, можно сказать, впервые увидел белый свет в Сремских Карловцах, — вспоминал писатель. — Мы поселились здесь, когда мне только сравнялся год. Этот городок был для меня не центром, не пупом земли, а целым миром. Здесь все было огромным, мощным, сильным, славным!»[1]

На маленькой центральной площади с красивым фонтаном посредине — здание первой сербской гимназии (быть выпускником Карловацкой гимназии — большая честь!), роскошные палаты патриаршего дворца, величественный собор со знаменитым иконостасом и колоколом Бимбо, звон которого, говорят, слышен во всем Среме, семинария, где учились многие деятели сербской культуры, а с площади разбегаются — вниз, к Дунаю, и вверх, по холмам и склонам, — уютные, одноэтажные улочки, где среди кажущегося однообразия глаз то и дело останавливается на изящной кованой решетке окна, затейливом дверном замке, узорном миниатюрном портале. А за каменными заборами — цветники и старые стены, увитые плющом и розами. И маленькие домики внутри оказываются огромными — со множеством комнат, уставленных тяжеловесной, старинной мебелью, со старинными серебряными подсвечниками и подносами, с толстыми кожаными переплетами старинных книг. Дети и внуки землепашцев, торговцев и виноделов нередко превращались здесь в книголюбов, писателей и историков, здесь создавалась потомственная национальная интеллигенция.

В среде потомственных воеводинских интеллигентов родился и Велько Петрович. В доме была большая библиотека — произведения сербских и хорватских, западноевропейских и русских писателей. Чтение последних заметно сказалось, по выражению писателя, на его первом, «раннем лепете».

Жизнь бросала Петровича в разные уголки Югославии. Посвятив себя после окончания университета в Будапеште журналистике, он работал в Сремской Митровице и в Сараеве, в Загребе и Новом Саде; во время балканских и первой мировой войн, как военный корреспондент, он прошел с сербской армией путь от Белграда до Ниша, пересек Албанию, позже состоял при пресс-бюро в Женеве. В условиях острой национальной борьбы деятельность журналиста означала активное вмешательство в общественную жизнь и рассматривалась самим писателем как служение своему народу. Множество впечатлений из корреспондентских скитаний, плоды раздумий о судьбах родной страны составили тот жизненный опыт, из которого черпал писатель и свое вдохновение, и материал для своих произведений.

Писать Велько Петрович начал рано, еще в сомборской гимназии. С 1903 года сначала стихи, а вскоре и короткие рассказы его начали регулярно появляться в воеводинских и белградских журналах. Любовь к родной земле и ее людям, чувство горечи и боли от ее бесправия, ненависть к ее поработителям определяют основные мотивы творчества писателя. Поэт и прозаик призывает к борьбе, к активному действию, он протестует против смирения и моральной усталости, выступает национальным будителем. Познакомившись с первыми появившимися в печати стихами поэта, известный сербский критик — демократ Й. Скерлич отметил их гражданский пафос и отнес их «к самым оригинальным произведениям всей патриотической сербской поэзии». Высокую оценку критика получили и первые прозаические произведения Петровича.

На рубеже двух веков сербская проза переживала подъем. Именно в это время она обогатилась такими именами, как С. Сремац, П. Кочич, Б. Станкович, И. Чипико, С. Матавуль и др. В это время нашли свое высшее завершение традиции молодой сербской прозы XIX века и сформировались тенденции новых путей. Велько Петрович был младшим современником писателей, ознаменовавших своим творчеством литературный подъем на рубеже веков. Вместе с рано ушедшими Милутином Ускоковичем и Велько Миличевичем он принадлежал к поколению, по его выражению, «разбросанному войнами», которое, четко заняв реалистические позиции, явилось как бы своеобразным мостом между литературой начала века и периодом между двумя мировыми войнами.

Одной из отличительных черт ранней новеллистики В. Петровича является ее общественная актуальность и злободневность. Писателя и журналиста прежде всего привлекает современная жизнь, особенности духовного склада, интересы и устремления окружающих его людей. В центре внимания Петровича-прозаика, как и Петровича-поэта, находится родная Воеводина первых десятилетий XX века. Воеводина по-провинциальному чопорная и уже духовно отсталая. Ее былая слава отшумела, она словно бы устала от более чем двухвековой борьбы за сохранение своей самобытности, впала в состояние немощи.

Стремясь всесторонне изобразить воеводинскую действительность, Петрович создает ее обобщенный образ — город Раванград, который вместе с прилегающими к нему селами представляет собой символ родного края. Писатель беспощадно разоблачает обывательское захолустье, где нет места для больших дел и высоких страстей, где все мелко и ничтожно. Городская рутина, словно болото, засасывает все лучшее и все старается уподобить себе, а обыватели не могут подняться выше идеала сытой, размеренной жизни. Подобно Молоху провинция поглощает одну жертву за другой («Молох», 1913). Одну из причин запустения воеводинского города, падения городских нравов Петрович видит в отрыве разбогатевшей городской верхушки от своих сограждан, в забвении ею национальных интересов, патриотических стремлений, то есть того стимула, который определял всю интеллектуальную жизнь австрийских сербов на протяжении прошлых веков.

Наиболее полно эта мысль представлена в повести «Буня» (1909). Главный герой ее адвокат Стипа Паштрович. Сын крестьянина, он благодаря упорству и личным способностям получил высшее образование и приобщился к городской элите. Однако после многих лет душевного оцепенения Стипа, за которым утвердилось применяемое к жителям северной Бачки прозвище Буня — синоним деревенщины и увальня, — осознал наконец фальшь и нравственную несостоятельность окружающей среды. Он пытается обрести прежнюю простоту и вернуться в мир естественных человеческих отношений, которые, как полагает автор, сохранились на селе и которые обусловлены близостью к земле и родной природе. Однако Буня уже «человек без корней». Разочаровавшись в городской жизни, он утратил все связи с людьми, среди которых родился и вырос. А без твердых моральных устоев, без ощущения родины и своей причастности к родному народу человек обречен на гибель. В повести «Буня» Петрович противопоставляет нравственно разложившийся, денационализированный город здоровому, развивающемуся в духе народных традиций селу. Своеобразным гимном сельской жизни является рассказ «Хуторянин» (1921), сюжетно и идейно также связанный с довоенным, «венгерским» временем. По живописности и художественному мастерству это одно из наиболее совершенных произведений писателя. В центре его — богатый крестьянин — хуторянин Бабиян. Он запечатлен в двух совершенно противоположных ситуациях. В городе в качестве «представителя сербского народа» он присутствовал на торжественном обеде у жупана, где «городские отцы» — светские и духовные — вдоволь потешаются над неловким и неуклюжим в непривычной обстановке Бабияном. Но когда позже они оказываются гостями на его хуторе, Бабиян с полным сознанием своего превосходства берет своеобразный реванш. Петрович подчеркивает в этом своем персонаже народную силу, основанную на прочности экономического положения, ибо Бабиян — хозяин на своей земле, хозяин ее плодов. В условиях австро-венгерского господства писатель связывал свои идеалы с богатой фермерской прослойкой, видя в ней силу, способную добиться национальной независимости.

После освобождения Воеводины, вошедшей в Королевство сербов, хорватов и словенцев, перед художником встанут новые проблемы, которые заставят его задуматься над судьбой не только благополучного фермера, но и тех, «кто пашет, сеет и жнет хлеб, а сам ест мякину, кто откармливает свиней, а сам всю жизнь постится». В рассказе «Мишка — старший батрак» (1924) старый батрак-венгр говорит о земле, обращаясь к молодым сербам-переселенцам: «Это неважно, сербская она, или мадьярская, или турецкая, дело в том… кто ее обрабатывает и кто забирает плоды. Пахарь трудится, а господин берет». В рассказе «Мишка — старший батрак» впервые у Петровича проводится мысль об интернациональной солидарности людей труда и прежний идеал хозяина-собственника заменяется образом хозяина-труженика. Интересен этот рассказ и тем, что в нем появляется активный герой, который будет характерен для поздних рассказов писателя, особенно периода второй мировой войны.

Еще в ранних рассказах Петровича проявился большой интерес писателя к внутреннему, душевному миру человека, его чувствам, стремлениям, мечтам. Во многих новеллах автор изображает непонятый окружающими чистый, душевный порыв юноши, мир детских впечатлений, первых радостей, побед. В рассказе «Папа играет» (1907) черствое и мелочное себялюбие взрослого больно ранит душу ребенка, а в рассказе «Crucis amore» (1905) холодная монастырская среда, атмосфера постоянного страха не просто ранит душу, а лишает ребенка детства. Гуманизм писателя проявляется в защите им слабого, страдающей личности, будь то жертва эгоизма преуспевающего дельца «Самец» (1913) или жестких канонов обветшалой морали «Наш учитель» (1910). В двадцатые — тридцатые годы локальные рамки в творчестве писателя расширяются. Рядом с провинциальными обывателями и духовенством, банатскими и сремскими крестьянами появляется столичная интеллигенция, военные и штатские господа, трудовой люд города, безымянные солдаты и нищие. Действие рассказов свободно перемещается из военного Ниша в туберкулезные санатории Швейцарии, из Италии и Франции 1918 года в послевоенный Белград, столицу созданного после первой мировой войны нового государства, с уже спокойной и сытой жизнью буржуа и тревожными буднями рабочего и ремесленного предместья. Доминирующими в творчестве Петровича становятся морально-этические проблемы. Для многих рассказов этого периода характерно изображение исключительных жизненных ситуаций, темных человеческих инстинктов, остроконфликтный сюжет. Роковая страсть довлеет над человеком, и никакие усилия воли не могут спасти его от ее власти («Искушение»), ревность, соперничество в любви приводит к кровавым развязкам («Дрейка», «Маковка» и др.)

Судьбы Воеводины по-прежнему продолжают волновать писателя, но он обращается к ним уже спорадически, он как бы прощается со старой Воеводиной («В остывшем доме Негована», 1934). Однако воеводинские мотивы постоянно звучат в творчестве писателя. С ними связаны такие шедевры этих лет, как «Маковка» (1925), «Мица» (1928).

Нередко конкретный жизненный факт служит писателю толчком для размышлений о смысле жизни, о смерти. В рассказе «Земля» (1927) автор реалистически изображает сербскую эмиграцию во время первой мировой войны и широко известные факты торпедирования немецкими подводными лодками французских судов с сербскими переселенцами. Однако основная идея рассказа — это утверждение мысли о взаимосвязи всего живого на земле.

Симпатии писателя связаны с такими чистыми людьми, как батрачка Мица («Мица»), крестьянин из рассказа «Горец». И даже в рассказах, посвященных первой мировой войне, писатель, сам испытавший тяжести и лишения, не изображает ужасы мировой бойни. Он рисует рядовых солдат, которые в тяжелых условиях проявляют человечность и любовь ко всем, кто страдает. Самоотверженно ухаживает за ранеными одинокая старушка («Бабка Мица», 1922), на помощь больному приходят случайные попутчики («В теплушке», 1923), благородство по отношению к раненому врагу проявляет безвестный сербский солдат («Даже имени его не знаю», 1933). Гуманизм писателя проявляется в его любви ко всему живому.

Нередко в произведениях писателя положительные герои терпят поражение, нередко они оказываются недостаточно сильными и позволяют окружающей рутине сломить их. Петровича привлекает сфера личных, интимных отношений между людьми, — обманутые надежды, развенчанные кумиры, одиночество человека среди людей, невидимые миру слезы.

«Я думаю, — говорил Петрович, — что писатель у нас исполняет определенную миссию. Правда, он выражает себя, но он должен собрать в душе своей в потенции все радости и всю боль человечества, и уже от величины его таланта зависит, сумеет ли он эту боль и эту радость поднять на тот уровень, который можно было бы назвать «общезначимым»[2].

Страдания, любовь, ненависть, рождение страсти — все это дается художником как бы изнутри. Психологизм становится одной из характернейших особенностей его прозы. Многие короткие новеллы представляют собой почти бессюжетные психологические зарисовки («Чубура — Калемегдан», 1934).

Некоторые рассказы Петровича этих лет могут показаться слишком камерными, узкими и обыденными по теме. Но это только на первый взгляд. В обыденном и незначительном автор умеет показать и разоблачить ненавистную ему обывательскую мораль.

В 1938 году в новелле «Ястреб и лесные птицы» Велько Петрович в условной форме призывал к объединению народных сил для борьбы с надвигающимся фашизмом, а весной 1941 года немецкие захватчики уже маршировали по улицам Белграда. Жизнь оккупированного Белграда, страшные будни фашистских застенков, зверства гестапо и борьба патриотов, ни на один день не прекращавшаяся в захваченной, но непорабощенной столице, нашли свое отражение в рассказах и повестях сороковых — пятидесятых годов. Наиболее значительным произведением этого времени является рассказ «Перепелка в руке» (1948). В нем психологически тонко показано, как далекий от политики молодой учитель музыки приходит в ряды участников Сопротивления.

Велько Петрович прожил большую жизнь. Он умер на восемьдесят четвертом году жизни. До последних дней появлялись в печати его стихи и рассказы, очерки, воспоминания, исследования по вопросам литературы и искусства. Он очень любил живопись, прекрасно знал средневековую сербскую архитектуру. Занимая много лет пост директора Народного музея в Белграде, он приложил массу усилий и энергии, чтобы восстановить, собрать и приумножить разграбленную во время войны экспозицию этого крупнейшего музея Сербии. Последние годы он провел в небольшом особняке на Дединье — в самом зеленом районе современного Белграда. Широкое окно его кабинета выходило в сад. Он сидел за своим столом высокий, всегда подтянутый, очень красивый, и работал, и радовался, когда к нему приходили товарищи, читатели, молодежь. Темпераментный и живой, он не любил одиночества. А когда видел перед собой собеседника, охотно и много рассказывал, даже если слегка нездоровилось. Он многое помнил и рассказывал необыкновенно интересно. Тут были воспоминания детства, воспоминания о встречах с людьми — широко известными писателями, учеными, артистами и совсем безвестными — попутчиками, крестьянами, провинциальными родственниками, — и целые устные поэмы о родине, о родном искусстве.

Друзья и жена писателя, стараясь сохранить эти живые импровизации, установили в ящике его письменного стола портативный магнитофон. Он снисходительно, как детскую игрушку, показывал его и улыбался, но нередко, увлеченный воспоминаниями, выключал аппарат. Ему явно мешал этот холодный, механический слушатель.

Когда в Советском Союзе вышла первая книжка его рассказов, он был несказанно счастлив.

«Вы меня так обрадовали, — писал он по поводу этой книги, — но и напугали очень! Как мои рассказы зазвучат на «великом, бессмертном и вечном русском языке» и как их встретит читатель, воспитанный на таких великанах, как Гоголь, Тургенев, Достоевский, Толстой, Чехов и Горький!»

Новая книга рассказов Велько Петровича — это новая встреча советских читателей с наследием большого современного писателя, чье творчество составляет одну из примечательных страниц в богатой и разнообразной культуре народов Югославии.


Т. Попова

Загрузка...