Избранное. Романы

ОЧЕВИДЕЦ Вступительная статья

«Я не знаю, как назвать этот труд, — воспоминаниями, книгой рассказов о себе, мемуарами или как-то еще. Пусть это решат литературоведы», — пишет Габиден Мустафин, предваряя первую книгу задуманной им трилогии «Очевидец». Цель автора — рассказать, как изменился облик его самого и «его нации на протяжении полувека». А затем, сообщив, что повествование охватит период с кануна революции до наших дней, добавит: «Если в прежних своих работах, обращаясь к истории, автор допускал художественный вымысел, то в этой книге воля автора подчинена фактам.

Я писал правду, и только правду»[1].

Его действительно можно назвать очевидцем эпохальных событий нашего сурового XX века, круто повернувшего человечество на новые путч социального развития.

Габиден Мустафин родился в 1902 году, и его младенчество проходит в годы японской войны, хотя и не затронувшей казахскую кочевую степь непосредственно, но донесшей до нее своеобразный глухой отзвук тревоги, назревающих общественных противоречий. А события 1905—1907 годов уже более явственно отражаются и в среде формирующегося рабочего класса на затерявшемся в степях Казахстана медеплавильном заводе, куда через малое время повезет ребенка его богобоязненный, но дальновидный отец хаджи Мустафа учиться русскому языку у не шибко грамотного, зато «правоверного» мусульманина.

Здесь мальчик в конце концов попадет и в русскую школу, и в среду рабочих — агитаторов революции, что впоследствии окажет решающее влияние на его гражданский и творческий облик.

Юность Габидена (а в 14 лет он был уже просватанным с младенчества женихом) придется на бурное время первой мировой войны, отозвавшейся восстанием 1916 года, охватившим все среднеазиатские просторы, жестоко подавленным царизмом, но давшим свои всходы в период февральской и Октябрьской революций, колчаковщины и гражданской войны. Тогда происходит (по-своему долгий и трудный) раскол, сопровождавший переход казахского феодально-родового общества, минуя капиталистическую стадию развития, непосредственно в социализм.

Шестнадцатилетнего сына малоимущего (но в то же время глубоко верующего во всемогущего аллаха) хаджи Мустафы, Габидена, женят на дочери одного из самых богатых баев округи, отдавшего дочь за неровню в целях приобретения родни, более близкой к новым хозяевам жизни.

Несмотря на то, что все эти обстоятельства существенно осложняли жизнь Габидена, он смог, во многом благодаря общению с заводской рабочей средой, с юных лет встать на путь активного строителя нового общества, сперва помогая аульным активистам в качестве своего рода посыльного, которому можно доверить любое поручение, но вскоре поднимаясь и до административных должностей в учреждениях молодой советской власти.

В 24-летнем возрасте Г. Мустафин работает уже в судебных органах тогдашней столицы Казахстана Кзыл-Орды. Писать он начинает с заметок в газете «Энбекши казах» («Рабочий казах»), потом переходит к небольшим очеркам и рассказам, и в 1929 году выходит в свет его небольшая книжечка «Ер шойын».

С 1930 по 1938 год Габиден, казалось бы, окончательно утверждается в профессии журналиста. Его привлекает слава заново возрождающегося угольного промысла в прошлом концессионной Караганды. Он поселяется там, работает в местной газете и копит материал для романа о шахтерах, одновременно сотрудничая и в новосибирской газете «Козыл ту» («Красное знамя»).

Переехав затем в новую столицу республики Алма-Ату, он работает в редакции литературного журнала «Адабиет майданы» («Литературный фронт») в качестве его главного редактора (1940 г.). Теперь выходит в свет его первый роман о шахтерах Караганды «Жизнь или смерть». Привыкший острым пером газетчика вскрывать недостатки в той или иной области народной жизни, Габиден, видимо, слишком сгустил краски в изображении трудностей возрождения разоренного хозяйства. Да оно и создавалось-то концессионерами в целях быстрейшего извлечения максимальных доходов за счет нещадной эксплуатации рабочих и само по себе требовало решительной перестройки. Критика встретила первый роман журналиста резким осуждением, и автор, приняв эту критику, упорно работая над книгой, выпустил в свет новый вариант под названием «Караганда». Его мы и печатаем в этом сборнике.

На сей раз, в полном соответствии с действительностью, рисуя нечеловеческие условия труда, созданные концессионерами (черные норы плохо крепленных шахт, где уголь «рубали» ручным кайлом, а поднимали на-гора в деревянной бадье на веревке), писатель изображает борьбу за подъем производства, создание и развитие предприятия на основе достижений науки и техники, показывает ту огромную роль, какую играло это предприятие для всей перестройки многовекового феодально-родового уклада кочевой степи, вызывая оседание вокруг угольных шахт кочевников, порывавших с бывшими хозяевами жизни — баями. Происходит приобщение их к новому, пролетарскому образу мыслей, культурному обиходу, начиная с простой грамоты и теплого, светлого жилища и кончая овладением высоким научно-техническим уровнем труда и коммунистическим мировоззрением.

В результате перед читателем возникает поистине символичная, широкая картина подъема всей жизни промысла от выкопанных в глухой степи вручную угольных нор, где гибли за кусок черствого хлеба темные беззащитные степняки, до высокоразвитого механизированного социалистического предприятия под землей, где работают умные машины, управляемые высококвалифицированными рабочими-казахами, где вчерашняя байская рабыня ведет электрокар или учит шахтерских ребятишек в светлой школе современного благоустроенного города Караганды.

Для того чтобы стала наглядной картина развития нового, социалистического предприятия как основы воспитания и роста нового, советского человека, хозяина своего труда и народной судьбы, автор прибегает к известной условности в изображении этих процессов, длившихся добрых полтора-два десятка лет.

За это время в руководстве и основном рабочем костяке Караганды появилось и сошло со сцены множество разных лиц. Г. Мустафин, показывая приход на шахту многих людей, их противоборство и сплочение, отсев или рост, рисует среди них и одну и ту же, неизменную во все времена возрождения шахты, тесно спаянную группу деятельных героев, идущих во главе процесса созидания нового казахстанского очага социалистической индустрии. Это бессменный (по Мустафину) директор предприятия старый большевик Щербаков, становящиеся его верными соратниками пожилой рабочий-коммунист Ермек и молодой образованный парторг Мейрам, целые семьи бывших кочевников-рабочих, ранее определявших бег времени по мычанию своей коровы, а теперь становящихся высококвалифицированными мастерами производства, и юная учительница Ардак, дочка задешево купленной жены-служанки, бывшая бессловесной рабой своего отца-бая, ныне равноправная участница великих дел своего народа. Все они растут вместе с городом шахт, одновременно организуя условия для роста его самого и всей системы новых общественных отношений своего народа.

И рост и восхождение людей и шахт у Мустафина отнюдь не легки и не беспечальны. Они происходят в условиях жестокой классовой борьбы, свирепого сопротивления феодального байства, не желающего уходить от власти, если не явной, то скрытой хотя бы эксплуатации своих неимущих сородичей. Эта классовая борьба идет не только между социально полярными группами людей, но и между членами одной семьи, между отцами и детьми, кровными, казалось бы, родственниками, на деле оказывающимися непримиримыми классовыми врагами.

И если мы никак не можем упрекнуть автора в сглаживании классовых противоречий в его романе, то читатель вправе посетовать на то, что иной раз у писателя возникает попытка несколько упростить изображение неизбежных трудностей грандиозной стройки путем списания всех их на счет классового врага.

Но не в этом, конечно, заключен пафос романа. Он в конкретном ярком и живом изображении тех воистину чудесных перемен, которые приносит в жизнь социалистическая индустрия. И вот тут-то сказалась, если можно так выразиться, журналистская природа авторского почерка Габидена Мустафина: его умение увидеть и обобщить главные, характерные черты нового, те порою для поверхностного взгляда неприметные факты и явления, в которых выражается самая суть развивающегося жизненного процесса.

Будучи отмеченными пером художника, они, эти факты, становятся символичными. Такой встает со страниц «Караганды» и, казалось бы, многократно воспетая в стихах, но получившая новое звучание встреча первого поезда Турксиба с шествием народа с красными знаменами и всадниками, бросающимися наперегонки с паровозом на своих быстроногих степных скакунах.

Такова, казалось бы, камерная картинка, рисующая пожилого степняка-шахтера, впервые увидевшего свою жену не у порога сырой холодной юрты, мелющей просо на самодельных ручных жерновах, а в чистой, светлой и теплой комнате за швейной машинкой, строчащей распашонку для своего первенца.

Эти и подобные им сценки-зарисовки, наряду с открывающей роман картиной запустения, заброшенной шахты с далеко видной в необозримом степном пространстве ржавой трубой и угрюмым сторожем у полуразвалившегося барака, — лучшие страницы романа писателя, вышедшего из недр народа и смотрящего его глазами на обветшалый старый и чудесно изменяющийся новый мир.

Опыт журналиста-газетчика, его зоркий на все новое глаз позволили писателю увидеть и написать наиболее убедительные в своей конкретности признаки победы новых гуманных начал в развивающемся социалистическом бытии народа. Но этот же опыт обусловил и некоторые суховато публицистические описания размышлений персонажей о классовой борьбе и своих в ней позициях, о коварных замыслах врага и других социальных проблемах.

«Караганда» — первое крупное произведение Г. Мустафина (если считать и первый подступ к теме роман «Жизнь или смерть»). «Очевидец» — одно из последних по времени написания. На русском языке вышла в свет пока лишь первая часть трилогии, которой мы и открываем книгу «Избранного» писателя.

По первому впечатлению, это бесхитростное повествование о трудной жизни юноши, почти мальчика, пытливо и настойчиво ищущего правильный путь в тревожной, взбаламученной войной и революцией степи, где все перевернулось, сдвинулось с места. Автор пишет просто, словно рассказывая в семейном кругу, о том, как трудно было юному человеку понять, на чьей стороне правда: у тех, кто веками распоряжался жизнью и душой простого степняка, «отцов-благодетелей» — баев, или у тех, кто сверг «божественную» власть белого царя и своих почтенных аксакалов и звал за собой в незнаемый еще мир правды и справедливости, туда, где тот, кто был ничем, станет всем.

Но именно это бесхитростное повествование и свидетельствует о многократно возросшем мастерстве писателя, остающегося верным своему пути, проложенному пером чуткого и опытного журналиста, с годами напряженного труда утратившего прямолинейность газетчика, но поднявшего свои публицистические приемы на уровень истинной художественной изобразительности. Ведь путь между «Карагандой» и «Очевидцем» пролег не только через обстоятельства жизни автора и всего народа (через Великую Отечественную войну с ее непомерными военными трудами и жертвами, через величайшую радость Победы, но и скорбь огромных потерь человеческих жизней и народного достояния, через общенародный труд по ликвидации разрушений и радость новых глобальных наших открытий и небывалых свершений). Путь Габидена пролег через неустанный творческий труд, в процессе которого крепло его коммунистическое мировоззрение, совершенствовался творческий почерк. Расширился в это время и его опыт организационной работы. Ряд лет он руководил Союзом писателей Казахстана. А в связи с этим глубже и объемнее стали его взаимосвязи с творческой интеллигенцией нашей страны. Он много ездил, читал, выступал, работал плечом к плечу с выдающимися деятелями литературы и искусства. Все это неизмеримо расширяло жизненные, а следовательно, и художественные горизонты и перспективы писателя, обогащало его эстетическую мысль, совершенствовало стиль.

В 1945 году был издан роман Г. Мустафина «Шиганак Берсиев», написанный на документальной основе жизни и деятельности знатного просовода-мичуринца, памятник которому воздвигнут у входа в Казахстанский павильон на ВДНХ в Москве.

Замысел, казалось бы, чисто журналистский, но для Г. Мустафина он послужил (при тщательном воспроизведении всей деловой стороны труда героя) основой для создания живых человеческих характеров и взаимоотношений, постановки серьезных общесоветских и национальных проблем: влияние успехов оседлого земледелия на развитие народного хозяйства и благосостояние оседающих на земле кочевников (раскрытое на судьбе бедняка Олжабека). Или проблемы фактической ликвидации многоженства (обрисованной через противоречия в личной жизни самого героя романа, обе жены которого, не зная иных порядков, составляли действительно одну дружную семью, и «уволить» одну из них было бы нанесением незаслуженного удара близкому человеку). В сильно сокращенном русском переводе этот второй мотив, разумеется, отсутствовал, но в годы написания книги он был актуальным для множества семей, и его справедливое административное решение настоятельно требовало вмешательства не только юриспруденции, но и «инженерии душ».

Уже в 1948 году появляется новый роман Г. Мустафина «Миллионер», написанный на актуальнейшую в те годы тему колхозного строительства, когда из ряда хозяйств, заново возрождавшихся на землях, разоренных войной, начали выделяться зажиточные колхозы-«миллионеры», успехи которых, зачастую связанные с фигурами передовиков, именовавшихся позже «маяками», должны были быть тщательно и критически изучены. Ведь общенародная задача состояла не в выделении любой ценой отдельных высот (бывало, что и за счет обеспечения их роста путем ущемления интересов окружающих хозяйств), а в долговременном общем подъеме и развитии сельскохозяйственного производства.

Не случайно А. А. Фадеев, выступая на встрече с французскими писателями в зале «Палейль» в Париже в феврале 1949 года, отметил в числе двух «замечательных» романов, появившихся у казахского народа (вслед за «Абаем» М. Ауэзова), и роман Г. Мустафина «Миллионер».

Удостоенный Государственной премии СССР, этот роман не просто рисует разбогатевшее коллективное хозяйство, но ставит проблему о руководстве нового типа, требующем искоренения пережитков феодально-родовых отношений, мешавших старому руководителю колхоза Жакыпу понять зыбкость успехов, достигнутых путем «хозяйской прижимистости», опоры на близких сородичей, замкнутости в кругу своих земель и своих доверенных лиц (далеко лично не бескорыстных).

Носителем новых идей хозяйствования, обещающего не просто закрепление успехов, но развитие всего колхозного строительства в атмосфере широкого взаимодействия с соседями, районом, областью, с опорой на достижения науки и техники, выступает демобилизованный офицер, агроном по образованию — Жомарт. Сама ситуация, рисующая тот освежающий ветер, который приносит с собой на производство демобилизованный, изголодавшийся по мирному труду и закаленный в боях молодой офицер, далеко не нова в литературе тех лет. Новой была сама общесоветская и одновременно национально-особенная постановка проблем послевоенного строительства, связанного с необходимостью отказа от всего устаревшего, замкнутого, келейного во имя общенародного подъема на новый научно-технический уровень труда, неотделимый от нового нравственно-этического уровня сознания народа-победителя.

С учетом нового уровня уже в 50-х годах обращается и сам писатель к относительно близкому прошлому — годам нэпа, по-своему отразившимся в жизни все еще кочевой в те годы казахской степи, — роман «После бури», трилогия «Очевидец», мудрая, не простая «простота» их и показывает ту глубину социального постижения истории и высоту художественных средств ее выражения, которых достиг Габиден Мустафин, еще и сегодня остающийся в строю активно действующих писателей нашей страны.

З. Кедрина