Спящий джинн

Игнат Ромашин

Утро выдалось росистое, хрустальное, синее. Над лугом, цепляясь за кусты ивы, стлался туман, пели птицы, и где-то в глубине лесной зоны ворочался кто-то тяжелый и угрюмый – судя по ворчанию и треску.

Я побегал по мокрой траве, окунаясь в низине в туман с головой, поискал ворчуна – он оказался громадным быком. Как он сюда попал – неизвестно. Я сделал зарядку и умылся росой. Спустя полчаса я уже был в семейной столовой.

– Чья сегодня программа?

– Моя, – сказал отец. – Надеюсь, всем понравится. А ну-ка, ставь руку.

Я с готовностью уперся локтем в стол и встретил твердую руку отца. С минуту пытался сломить его сопротивление, будучи не очень уверенным в успехе: я еще помнил, как эти руки с легкостью подбрасывали меня в воздух. Мать смотрела на нашу борьбу с улыбкой, и я знал, что душа ее сейчас поделена на равные части…

Борьба закончилась ничьей, хотя мне понравился мгновенный косой взгляд отца на мать.

– Жульничаешь? – обиделся я. – А еще директор УАСС!

Отец улыбнулся.

– Ничуть, хотя резервы у меня еще есть. А ты, брат, вырос, я бы даже сказал – возмужал. Там часто приходилось использовать физику тела на пределе?

Мать, разливая дымящийся бульон, замерла.

Я взглядом показал на нее, отец виновато заморгал. «ТАМ» означало – в экспедиции. Я небрежно пожал плечами.

– Мало. За нас все делали роботы.

Я вспомнил, как в трюме головного корабля армады с оружием, которую мы догнали в семи световых годах от Солнца, сработала автоматическая защита и на группу десанта обрушился огонь «драконов»: пули гудящими белыми шмелями жалили корпус десантного когга, прожигали металл переборок и перекрытий. Двое бойцов были ранены, третий убит пулей в голову… Если бы я не успел взорвать блок управления всей электроникой трюма, уйти в живых из бункера никому бы не удалось… Завтрак прошел в молчании, потом я заспешил, пожелал всем творческих забот и оставил родителей выяснять ту меру опасности, которой я подвергался в полете; мама ничего об этом, конечно, не знала, но догадывалась, а тут эта неосторожная фраза отца…

В отдел я прибыл на полчаса раньше остальных сотрудников. Сосновский заявился следом и молча выложил на стол две пронумерованные кассеты к видео.

– Здесь все, что удалось узнать.

Я перестал диктовать на информбраслет программу предстоящих дел и вынул из копира «таблетку» кассеты.

– Отлично. Сейчас мы с тобой летим в Северную Америку, на место гибели чистильщиков, по дороге введешь в курс дела.

Тайм-фаг мгновенно перенес нас из здания главного оперативного центра УАСС в Финикс, откуда нам предстояло добираться до места еще неизвестным мне видом транспорта.

Разница во времени между Брянском, где располагалось управление, и Финиксом составляла десять часов. В Финикс мы прибыли около шести часов вечера по местному времени, и я первым делом направился в линейный отдел американского филиала УАСС.

В отделе, занимавшем шестиэтажную башню в стиле «опрокинутая пирамида», диспетчер любезно выделил нам четырехместный триер с неограниченным запасом хода – аппарат имел устройство подзарядки от высотных, невидимых человеческому глазу энерголиний. Стартовали в седьмом часу вечера.

Я набрал курс на пульте «джорджа», как называли автопилот англичане и американцы, устроился поудобней и закрыл глаза.

– Рассказывай, что там у тебя нового. До цели минут сорок ходу.

Витольд встрепенулся – он любовался вечерним пейзажем Американского континента.

– Зо Ли – малаец, родился в Пинагре. Тридцать шесть лет, рост метр семьдесят восемь, вес семьдесят два килограмма – это данные его личного дела. По образованию он инженер-механик больших интегральных систем, в «Аиде» работает уже шесть лет. Имеет феноменально быструю реакцию на опасность, спортсмен – золотой пояс по тайбо.

– Ого! – не выдержал я, и не зря. В Системе всего несколько человек имеют золотой пояс абсолютного чемпиона по тайбо. Чтобы овладеть таким поясом, надо чуть ли не со дня рождения заниматься борьбой и не прекращать тренировки ни на один день.

– Серьезный парень! Что у него за школа по тайбо, узнал?

– Школа «скорпиона».

М-да, есть чему позавидовать! Школа «скорпиона» родилась в Южном Китае более двух тысяч лет назад и была наиболее сложной и секретной. Ни одна из школ тайбо – самообороны без оружия – не могла соперничать с ней по количеству приемов и знанию нервных узлов человеческого тела, даже школа «тигра», навыки которой освоил я. Где же он проходил обучение? Может быть, и в живых он остался благодаря своим способностям?

– Продолжай.

– Собственно, это все, что мне удалось узнать. Данные паспорта… личное дело… характеристика… Он не женат, родителей нет…

– Как это – нет? Он что же, в пробирке родился?

– Ну, не знаю… нет, и все… я не интересовался. Разве это важно?

– Может быть. А друзья у него есть?

– Близких, кажется, ни одного.

– Кажется или точно нет?

Сосновский молчал так долго, что я невольно засмеялся, представив, как он мучается.

– Так что же ты все-таки узнал? Личное дело и характеристику можно было изучить потом.

– Еще информация о лечении Зо Ли…

– Это другой разговор, но запомни: в таком поиске, как наш, нет мелочей, и анализировать события надо со всех, даже самых неожиданных сторон. С кем ты разговаривал о Зо Ли?

– Только с заместителем начальника американского «Аида» Ларри Хэмпстером. Те, кто его знал лично, сейчас в командировках.

– И что сказал Ларри?

Сосновский вздохнул.

– Он его мало знал. Сказал только, что кадровики готовили Зо Ли начальником группы, но Гриффитс назначил Шерстова, хотя в резерве стоял именно Зо Ли…

– Интересно. Зо Ли был обижен тем, что вместо него назначили другого?

– Не знаю, но Гриффитс дважды отклонял кандидатуру Зо Ли.

– Чем же он руководствовался? Впрочем, это я у него выясню сам. Итак, где же наш подопечный?

– Он две недели находился на лечении в клинике «Скорой помощи» в Мексикан-Хате, потом в Симуширском центре нервных заболеваний, однако, пролежав там пять дней, таинственно исчез из палаты, не оставив никаких объяснений. Я побывал у его лечащего врача, привез все, что дали: диагноз, методы терапии, мнение врачей.

– Странное поведение, странное… Исчезает из лечебницы, чтобы появиться в Сааремаа… Помнишь на сааремском пляже спокойного незнакомца? Это был Зо Ли.

На крохотной панели управления триера загорелся желтый огонек, означающий конец курсограммы, аппарат плавно притормозил.

– Мы почти у цели. Километров через сорок за рекой Сан-Хуан и начинается Ховенвип. Я сяду за управление, а ты понаблюдай за пустыней внизу.

Через несколько минут я выбрал место и посадил триер на дно неглубокого ущелья, заросшего молодыми елями, пихтами и папоротником. Под козырьком одной из стен ущелья струился ручей, вода в нем была необычайного темно-орехового цвета.

– Порядок, – сказал я, пробуя готовность мышц к мгновенному напряжению, – можно выступать. Пойдем так: впереди я, метрах в двадцати сзади – ты. Сначала просто обойдем местность вокруг пещеры, потом вернемся за снаряжением. Вопросы?

– Разве здесь надо кого-то бояться?

Я внимательно присмотрелся к лицу Витольда.

– Привыкай ходить в разведку, стажер. Бояться не надо, мы на Земле, но у меня неопределенное предчувствие… короче, пойдем так, как я сказал.

У меня и в самом деле появилось знакомое ощущение скрытого наблюдения, и хотя я внимательнейшим образом осмотрел местность вокруг триера и ничего не заметил, тем не менее в интуицию свою верил и спокойным поэтому быть не мог.

Прыгая с валуна на валун, я выбрался на длинную каменистую насыпь, прошел по ней до поворота, и вдруг под ногами тускло блеснула металлическая полоска. Присев на корточки, я разгреб щебень и присвистнул. Полоса оказалась… старым рельсом, непонятным образом сохранившимся в эпоху безрельсового транспорта в таком виде, будто им пользовались вчера.

О рельсах в докладной записке экспертной комиссии не было ни слова. Или мне невероятно повезло, и это след «Суперхомо», или я просто набрел на древнюю дорогу к какому-нибудь не менее древнему карьеру или руднику, и тогда это след ложный.

Рельсы, утонувшие в щебенчатой подсыпке, тянулись почти на километр, следуя изгибам ущелья, а потом нырнули в отвесную скалу, казавшуюся настоящей. Без техники делать здесь было нечего. И все же совпадение настораживало: «легальных» технических сооружений на Ховенвипе быть не могло, а все «нелегальные» так или иначе были связаны с военными организациями прошлого. Что ж, рельсовый путь, насчитывающий, по крайней мере, полтора столетия – именно столько лет назад перестали эксплуатироваться железные дороги, – появился в этой глуши неспроста.

Махнув рукой точно соблюдавшему дистанцию Сосновскому, я вскарабкался по склону ущелья наверх и попал совсем в другой мир. Надо мной нависли величественные вековые дубы, образующие сплошной тенистый полог. Подлеска в этом лесу не было совсем, под ногой зашуршал толстый пружинящий слой опавших листьев, сквозь который с трудом пробивалась трава; листья сменились ковром из мхов. С самых громадных деревьев свисали толстые ползучие кольца ядовитого сумаха и плети дикого винограда.

Через несколько сот метров лес внезапно кончился, и я оказался на длинном скалистом обрыве, на котором бледными копнами обосновалось несколько папоротников и росли крохотные голубоватые лесные цветы.

Под обрывом влево открылось волнистое пространство низких холмов до горизонта, поросших редкими куртинами полыни, а справа тянулся стеноподобный уступ алого с пурпурным оттенком цвета, усеянный выемками, выпуклостями, вертикальными рытвинами колоссальных размеров. Рытвины порой складывались в сложные узоры ниш и пещер. Между обрывом, на котором я стоял, и уступом располагались странные конусы зеленоватой пыли и щебня, будто ссыпанные сюда из огромных бункеров, и веяло оттуда, несмотря на вечернее время, зноем и раскаленной духотой, как из жаровни.

За уступом, высоту которого я определил метров в двести, шел хаос стенок, барьеров, башен и других замысловатых скальных образований всех оттенков красного цвета.

– Преисподняя! – сказал над плечом незаметно приблизившийся Сосновский. – Смотри, нам, кажется, сюда.

Место гибели группы было помечено металлическим шестом с флагом УАСС. Шест стоял на краю воронки, выбросившей из недр язык каменного крошева. До него было с километр, не больше.

Я нашел более или менее пригодный для спуска склон и сбежал на знойную равнину, стажер без особого труда преодолел этот путь следом.

Вход в пещеру со складом бактериологического оружия находился почти под тем самым местом, где мы вышли к обрыву из леса. Он был взорван, и груда каменных обломков большим языком лизала отверстие еще одной пещеры, почти скрытой от взора несколькими особенно большими блоками.

Мы в молчании осмотрели место высадки десанта Шерстова, поднимая облачка зеленой пыли. Я обратил внимание на то, что эта пыль лежала везде и покрывала даже обломки скал и валуны. Стена обрыва, камни и холмы были изъедены необычной коррозией, отчего стали пористыми, как пемза.

Делать здесь без аппаратуры было нечего, и я уже решил было поворачивать назад – эксперты следственной комиссии, работавшей полгода назад, наверняка все перерыли, – как вдруг снова почувствовал наблюдение. Оценить, откуда пришло ощущение взгляда, было трудно, но все же мне показалось, что наблюдали из ближайшей пещеры, той самой, полускрытой обломками весом в несколько тонн каждый.

Я зашел за один из обломков, сделал вид, что исследую его поверхность, и тихо сказал появившемуся стажеру:

– Оставайся здесь. Следи за ближайшими пещерами, да и по сторонам поглядывай, но особенно не высовывайся, уяснил?

Витольд смотрел на меня округлившимися глазами, в которых теснилось многоточие, но я не дал ему возможности выплеснуть это многоточие на язык.

– Главное, следи за мной. Мне почему-то кажется, что мы тут не одни.

Оставив стажера за камнем, я с беспечным видом направился ко входу в пещеру, посвистывая, перепрыгивая через трещины и груды более мелких камней, а сам зорко следил за тем, чтобы между мной и черным, непросматривающимся оком пещеры непременно находилось какое-нибудь препятствие.

Подъем к пещере был некрут, но мешали языки мелких и острых обломков, ступать по которым приходилось осторожно и с опаской. И чем ближе я подходил к мрачному зеву, тем меньше мне хотелось туда идти. Я остановился, всей кожей ощущая на себе чей-то внимательный взгляд, посвистел, делая вид, что заинтересовался камешком, и высунулся из-за ребристой глыбы, последней из самых крупных, упавших совсем недавно с вершины уступа.

Меня спасло мгновенное чувство опасности, возникающее остро и отчетливо. Увидеть в глубине пещеры я ничего не успел, но тут же, повинуясь инстинкту, рывком бросил тело обратно за скалу.

Вслед из-под свода пещеры гулко прогрохотала короткая автоматная очередь. Пули, сшибая ребра с глыбы и выбивая в ней борозды, легли впритирку к голове.

«Дьявол! – подумал я, ожидая новой очереди. – Да это же «дракон»! Автоматический ракетный карабин! Откуда он здесь?! И кто это нас так встречает?!»

Тишина наступила чудовищная, и я невольно взмолился, чтобы не психанул стажер, не выскочил из-за укрытия. Тогда мне придется переть на рожон, не имея ни одного шанса на успех, – без оружия против «дракона» не спасет ни реакция, ни физические данные, ни даже выучка безопасника.

Тишина не нарушалась ни одним звуком, и я решил попытаться обойти осыпь слева. Однако, едва я только метнулся за соседний камень, из пещеры снова ударила короткая – в пять выстрелов – очередь. Пули веером прошлись над спиной, я, холодея, почувствовал их прицельную, злую мощь.

Дьявол тебя задери! Стреляет, как снайпер! Эдак он, чего доброго, не даст нам никаких шансов довести расследование до конца. Надо уходить, пока не сорвался стажер. Тогда конец!

Я осторожно отполз назад, прижимаясь к острой каменной крошке, впивающейся в тело.

Карабин ударил на звук: пули, гудя и звеня, низким рикошетом ушли в небо.

Не похоже, чтобы он шутил – стрелок высокого класса. Только непонятно, почему он не сменит позицию и не расстреляет нас в упор. Боится, что мы вооружены? Или это не входит в его планы?

– Игнат! – раздался невдалеке приглушенный возглас Витольда.

– Жив! Сиди и не двигайся! – быстро крикнул я. – Держи пещеру на прицеле, не давай ему высовываться!

Оружия у нас не было, но я надеялся на психологический сбой неведомого противника, дающий нам шанс уйти, и не ошибся. Из пещеры никто не появился, лишь спустя минуту карабин щелкнул дважды одиночными выстрелами и замолчал совсем.

Мне удалось пробраться к Сосновскому, бледному и возбужденному, и я жестом показал, что надо делать, когда по тебе стреляют, а ты без оружия.

Витольд, старательно вжимаясь в горячий бок скалы, пополз прочь от негостеприимной пещеры. Я пополз следом, ожидая новой очереди. Но все было тихо, словно и не было здесь никого, кроме нас двоих, словно не гремели только что выстрелы, выстрелы по человеку в начале двадцать третьего века! Выстрелы, не звучавшие на Земле более века!

– Хорош сюрприз! – пробормотал я, с сожалением разглядывая свой безнадежно исполосованный о камни костюм, когда мы взобрались на знакомый скалистый обрыв. – Но ты молодец, варяг, выдержка у тебя есть.

Сосновский, все еще возбужденный и довольный похвалой, молча протянул мне тяжелый, черный, косо срезанный цилиндрик величиной с палец.

Я подкинул цилиндр в руке: это была неразорвавшаяся ракетная пуля «дракона», так называемая «инфрапуля», способная прожигать сорокамиллиметровую броню.

– Вошла прямо под камень сзади меня, – гордо сказал Витольд.

«Значит, последние выстрелы были по нему!» – сообразил я и вдруг отчетливо осознал, как близко от гибели мы побывали. Холодный ручеек страха протек у меня по пищеводу. Мать Витольда никогда не простила бы мне этого, и Дениз, и отец… не отец юноши, а мой собственный отец, Филипп Ромашин, доверивший жизнь Витольда мне. Хотя сам я и не был ни в чем виноват…

– Надо было взять кое-что из снаряжения сразу, – сказал я, посмотрев на часы. – Бинокли, рации, пробойники… Учись, стажер, не делать ошибок. Пошли отсюда, ждать нечего. Нас не очень вежливо выдворили с занятой территории, и теперь необходимо подкрепление. Но едва ли мы обнаружим стрелка.

По-моему, стрелять мог только больной человек. Единственное, что оставалось по-настоящему загадочным, где стрелок достал карабин, снятый с вооружения полтора века назад. Вместе с остальным вооружением. И еще было непонятно, почему стрелок не сменил вид боя. Начни он с ракет более крупного калибра – остались бы от нас рожки да ножки!

– Значит, у него не было ракет, – резонно заметил Сосновский.

Я кивнул. Мыслил стажер логично. Достать боеприпасы к «дракону» сложнее, чем раздобыть сам карабин.

Настороженность, привычная в косморазведке, вернулась ко мне, и хотя ни глаз, ни интуиция ничего подозрительного не отмечали, я не позволил себе расслабиться.

Стрелок задал нам такую задачу своей стрельбой, что факт этот весил больше всех известных мне загадок по обстоятельствам гибели группы «Аида»…

За деревьями показался нос триера. Мы спустились в ущелье.

– Вызвать патруль? – спросил Витольд, залезая в кабину.

– Нет смысла. Придется повторить поход в полном боевом, хотя, думаю, оружие не понадобится.

Спецключом я вскрыл бронированный кубик сейфа под задним сиденьем триера и достал оттуда пистолет.

Через пять минут мы повторили поход, но пещера была пуста. Она уходила в глубь скального массива на многие десятки метров, вычищенная ассенизаторами до блеска, местами узкая, петлистая, переходящая в просторные залы.

Мы облазили только часть ее до первого зала, обнаружив три боковых ответвления, два из которых были погребены под обвалами. Дальнейшие поиски были бесполезны, здесь требовалась целая армия поискеров с соответствующей аппаратурой типа хомодетекторов, и мы решили не тратить времени зря.

Я постоял в том месте, где прятался стрелок, поддал ногой разорванный фруст-пакет – упаковку патронов к «дракону», и опустил пистолет.

Позиция была выбрана удачно, склон осыпи, ведущей к пещере, просматривался отлично, и тот камень, за которым прятался я, не мог служить мне хорошим укрытием. Стрелок должен был снять меня первыми же выстрелами, стрелять он умел. Но… не сделал этого. Значит, просто отпугнул, и все. Потом спокойно сделал свое дело, ради которого явился, и ушел, даже не потрудившись уничтожить фруст-пакет…

– Мы ему чем-то помешали, – пробормотал я, измеряя на глаз расстояние до первых круглых каменных глыб. – Явись мы на полчаса позже – никого бы не встретили.

– Надо здесь все обыскать, – сказал Витольд, – причем с помощью больших исследовательских комплексов типа БИИМ, которыми оснащаются экспедиции Даль-разведки на другие планеты… Дай разок пальнуть, Игнат! – вдруг взмолился он.

Я поколебался, взвесил в руке «универсал», поставил планку на разряд-факел и протянул Витольду. Сосновский осторожно принял пистолет с благоговением юнца, никогда не державшего в руках оружия, прицелился и нажал на спуск. Ахнуло длинное кружево разряда, ближайшие камни разлетелись в пыль, дальние сдуло прямо к задымившимся конусам пыли. Когда пыль осела, на ставшей ровной, как стол, осыпи показались две блестящие нитки рельсов…